— Осинин! Приготовиться на выход. — В открытую кормушку прозвучал сиплый голос высокого и худого, словно жердь, вертухая.
— Адвокат подландал, — резюмировал Макинтош, которого Виктор взял в свою семью кентом.
Осинин быстро оделся, и через минуту его выпустили из камеры. Он прошел тюремный коридор, вымощенный коричневой плиткой.
— Сто-ять! — скомандовал контролер. — Сюда, — показал он рукой в приоткрытую дверь.
За столом сидел Светленький и что-то сосредоточенно писал.
— А, Виктор? — добродушно улыбаясь, проговорил Аркадий Сергеевич. Он, чуть сгорбившись, вышел из-за стола и протянул ему свою пухлую руку. — Вы свободны, — вежливо, но строго бросил он надзирателю.
Виктор почтительно пожал ему руку и спросил:
— Чем меня порадуете?
— Судебная система — вещь каверзная. Никогда не узнаешь, где подстелить, чтобы упасть. Будем посмотреть, — имитируя кавказский акцент, произнес Аркадий Сергеевич. — Но я тебя тем не менее порадую. — И он вытащил из-под стола дипломат, а затем, когда замки дружно взлетели, взору Виктора предстала захватывающая для зэка картина: две палки холодного копчения сервилата, две банки красной и две паюсной икры, несколько лимонов и пять плиток шоколада. При виде такой снеди Виктор обалдел.
— А вот тебе записка, — протянул он Осинину вчетверо сложенный листок.
Виктор нетерпеливо развернул бумажку и прочел. «Милый Витек! Я приехала в С. вчера вечером с мамой, отыскала Аркадия Сергеевича, и обо всем договорились. Не падай духом, держись! Я верю в тебя, ты невиновен. Данильчик уже начал ходить, он очень забавно смеется, а мама и Мариночка передают тебе большой привет. Марина очень скучает по тебе, все спрашивает, где папа. Крепко тебя целуем и ждем. Твоя навеки Тоня».
Осинин еле проглотил подкативший к горлу ком.
— А почему она сигарет не передала? — постарался переключить он свое внимание, чтобы подавить чувства.
— Но ведь ты же не куришь?
— Да, но зато мои кенты курят.
— Вот возьми мои.
— Да вы что, Аркадий Сергеевич, ведь это же «Филипп Моррис».
— Бери, бери, говорю.
— А как же я всю эту хаванину пронесу? Меня же прошмонают.
— Не мне тебя учить, растасуй по карманам, а немного здесь поешь.
— У нас так не принято.
— Согласен. Напиши ответ Тоне. Она ждет меня у проходной. Завтра будет суд.
— Завтра? Я совершенно не подготовился.
— Извини, Виктор, так получилось. В следующем месяце я ложусь на операцию.
— А что с вами?
— Почки. Но это не твои проблемы, — мягко произнес Светленький. — Давай перейдем к твоему делу. Я изучил его внимательно и пришел к выводу, что дело твое выигрышное, но все будет зависеть от того, какого прокурора и судью сниспошлет нам судьба.
— Понятно. Се лявуха. Но ведь у меня же явная самозащита, пусть даже я допускаю превышение пределов необходимой самообороны.
— Дорогой Витек, — похлопал его по плечу Светленький, — не забывай, где мы живем. В общем, завтра ты должен говорить спокойно, без эмоций, постарайся хорошо выспаться, много не говори, судьи этого не любят. В последнем слове также будь как можно более краток. Да, вот еще неплохо было бы сообщить на суде все данные про ту деву, которая скрылась с места происшествия. Ведь она фактически спровоцировала драку. Может быть, ты сейчас мне все расскажешь?
— Не стоит, Аркадий Сергеевич. Я сам во всем виноват.
— Ну, смотри, — вздохнул Светленький, — хозяин-барин.
Не успел Осинин войти в камеру, как его обступили со всех сторон и с нетерпением закидали вопросами:
— Ну, как дела?
— Где был?
— Кто вызывал?
— Как там на свободе?
Виктор едва успевал отвечать. Он понимал нетерпеливость людей, лишенных свободы. Это было вполне объяснимо.
Каждый раз, когда кто-нибудь приходил после вызова в камеру, подвергался подобной «атаке».
Но когда он вытащил из-за пазухи гостинцы, камера взревела.
— Вот это да! — вскричал один босяк, — я даже на воле подобное не хавал.
Но больше всего восторга вызвали сигареты.
Осинин раздал всем по одной, а остальные отдал своим кентам.
До позднего вечера сидел он над записями по своему делу, которые вел после его закрытия.
Он детально расписал все варианты вопросов, которые могут ему задавать на процессе судья и прокурор.
«Что же будет завтра, как сложится моя судьба?»
До глубокой ночи Осинин ворочался в постели, вздыхал и прокручивал в голове все нюансы.
Отключился он неожиданно, а когда проснулся, было уже около восьми.
Ребята не стали его будить на подъем. На столе стоял завтрак, но он к нему не прикоснулся, а быстро собрал свои вещи и стал ждать вызова.