Седой толком не спал, проваливался в тёплый влажный дурман. Всякий раз просыпался, но вокруг по-прежнему чернильная мгла. После ухода кавказца приперся сопляк, Седой с Атеистом огребли несколько смачных пинков, потом тот устало сопя, вышел и вырубил свет.
— Сучонок! Если выберусь — я ему яйца отрежу и в пасть запихаю.
— Не стремно за чужие яйца хвататься, Седой? — Атеист шумно выдохнул и с натугой засмеялся.
— Ты прав… тогда уши.
Седой открыл глаза. Сквозь щель в забитом досками окне проступила полоска светлеющего неба. Рассвет. Последний…
Звякнул замок, дверь, протяжно скрипнув, распахнулась. Утренняя прохлада плеснула внутрь, как вода, Седой кожей почувствовал, как свежеет спертый воздух, задышал чаще, словно только что выбрался из дыма. Вчерашний сопляк на пороге, за спиной высятся два амбалища, оба страшные, как гориллы. Сопляк самодовольно ухмыльнулся, кивнул спутникам. Те, не сговариваясь, синхронно подхватили пленников за ноги и поволокли на улицу.
— Эй, эй, че делаете?! Сами пойдем!
— Пасть заткни!
Атеист вырвал ногу и лягнул качка, такое ощущение, что пнул по обхватистому дубу. Амбал лишь чуть качнулся, подскочивший сопляк с размаху ткнул прикладом в ребра. Мерзко хрустнуло, весь бок охватило огнём, Атеист зашипел от боли, дышать трудно. Все плывет перед глазами — мерзкая рожа сопляка, довольные ухмылки бойцов Дизеля, гогочут как гуси, темное пятно вместо заросшей рожи Ахмеда. Стиснув зубы, прохрипел:
— Суууки, чтоб вы сдохли!
— Ну-ка, Гвоздь, вмажь ему ещё.
Сопляк с готовностью подскочил, добавил тяжёлым ботинком. Атеисту показалось, словно что-то лопнуло внутри, ожгло огнём, он жадно хватил воздух, как рыба на берегу. «Нет, Седой, этому козлу уши и яйца отрежу я!»
Наконец появился Дизель, хмурый, опухший, явно с похмелья. Мутные глаза со злобой прошлись по распростертым на земле пленникам.
— Чего разлеглись? Ну-ка встали! Встали, я сказал!
Седой медленно заворочался, но вставать явно не спешил. Атеист вообще балансировал на грани сознания, он и не расслышал даже. Один из амбалов вздернул на ноги Седого, потом таким же рывком поставил Атеиста. Парень чуть не сошёл с ума от дикой боли, как сдержал крик и к тому же остался на ногах — одному богу известно. Если, конечно, он здесь есть…
Бойцы стоят полукругом, косятся на Седого с интересом, надо же — из-за простого рейдера столько шуму. Седой посчитал — с Дизелем четырнадцать харь, все сытые, крепкие, от многих разит перегаром. Дисциплина явно хромает на обе ноги, сброд — он и есть сброд. Седой огорченно вздохнул — сейчас бы пару-тройку стоящих бойцов, раскатали бы этих партизан в три секунды.
— Так. На сборы десять минут. Мясо, — Дизель ткнул ботинком в Седого, — грузите в Камаз. И поживее, поживее.
Пленников закинули в кузов, не особо осторожничая, Седой опять разбил начавший подживать нос, Атеист от боли вообще поплыл, глаза мутные, как у сомлевшей рыбы. Бойцы загомонили, полезли следом, наспех сколоченные лавки вдоль бортов заскрипели. Тяжёлый грузовик затарахтел, медленно пополз, оставляя за бортом унылые бараки Тошниловки. Впереди, также медленно, плетется обшитый броней пикапчик, с пулеметом в кузове, хорошее средство от ковыляющих на шум зараженных. Позади грузовика пристроилась «Нива», размалеванная под камуфляж, где на заднем сидении вальяжно развалился Дизель. Таким порядком успели отъехать километров тридцать, Атеист проклял все на свете, стонет в голос от дикой боли, всё равно в грохочущем грузовике никто ничего не слышит. Один из бойцов как раз пихнул парня ботинком, проверяя — жив ли, и в этот момент впереди раздался грохот взрыва. Водила вильнул влево, объезжая заполыхавший пикап, Атеист расслышал отчаянную ругань и тут же грохнуло снова, уже сзади. Парень приподнялся глянуть через задний борт, благо — бойцам Дизеля не до него. Вместо «Нивы» огромный, чадящий чёрным дымом костёр. Бойцы загомонили, повскакивали с мест, кто-то рванулся спрыгнуть. Седой вдруг рявкнул, как ужаленный:
— Ляжь!
Атеист повалился назад без раздумий, и как раз вовремя — длинная очередь несколько раз прочертила грузовик по горизонтали. На парня повалились уже мертвецы, изорванные буквально в клочья, он с трудом вывернулся из-под тел, одежда намокла и отяжелела от чужой крови.
— Седой, ты жив?
— Не знаю. Вроде да.
— Что это вообще?
— Тихо! Сюда идут. Прикинься мертвым.
Атеист замер, гулко бухающее сердце не дало прислушаться, притвориться мертвым нетрудно — весь измазан кровью. Одиночный выстрел совсем рядом, там, где кабина. Водилу добили… Сквозь треск догорающих машин отчетливые шаги… Атеист зажмурил глаза, даже задержал дыхание, почувствовал, как грузовик слегка качнулся — кто-то запрыгнул в кузов. Он буквально ощутил пристальный взгляд, внутри похолодело… Клацнул затвор, в звенящей тишине звук вышел оглушительным, Атеист невольно чуть вздрогнул и тут же проклял себя. Ясно же — выдал себя… Страшно, очень страшно… Атеиста заколотило, он собрался с духом — смерти нужно смотреть в глаза… Прожил бестолковую жизнь, так хоть уйти достойно. Атеист выдохнул тлеющий в лёгких воздух, и открыл глаза. Хорошо, что лежит, челюсть бы не то, что отвисла, а грохнулась со свистом об пол. Седой, судя по изумленному выдоху и застрявшему в зубах матерку, удивлён не менее.
— Ты?! Но ты же… погиб! Я ж видел, в груди дыра, можно руку насквозь просунуть.
Молчун усмехнулся:
— А мож я призрак?
— Призраки не шмаляют из пулемета.
Молчун ловким взмахом перехватил слипшийся скотч, Атеист с удовольствием потер затекшие ладони, чуть не плача от дикой боли в боку. Молчун освободил Седого от пут, тот потянулся за автоматом одного из мертвецов. Атеист последовал примеру, подхватил «Калаш», вдобавок разжился пистолетом, с трудом поднялся и доковылял к заднему борту. Седой с Молчуном уже спрыгнули, а вот Атеисту пришлось изрядно попотеть и помучиться, прежде чем ноги наконец-то коснулись земли. Перед глазами расходятся огненно-красные круги, он с трудом оглядел побоище. Медленно доплелся до кабины грузовика, ведь осталось одно важное дельце. Отложив автомат и проверив пистолет, дернул пассажирскую дверцу на себя. Резкое движение отозвалось шипящей болью в сломанных ребрах, как до сих пор на ногах — непонятно. Так и есть — Гвоздь, сучонок! Сдернул сопляка с сидения, тот грохнулся на землю, подняв облако пыли. Атеист разочарованно выдохнул и от всей души пнул скрюченное тело. Сопляк дернулся… и застонал. Перевернул Гвоздя на спину, ресницы сопляка дрогнули, он медленно-медленно раскрыл глаза.
— Узнаешь, падла?
Сопляк дернулся, мелькнувший в глазах страх растаял без следа, вместо него вспыхнули злобные огоньки, как у волка, попавшего в капкан. Закашлялся, на потрескавшихся губах запузырилась алая пена. С ненавистью выдохнув, сопляк прохрипел, как задушенный:
— Зря я тебя не прибил, сука!
Атеист присел, дуло пистолета ткнулось в живот Гвоздя, медленно поползло вниз. С каждым миллиметром ненависть в глазах сопляка менялась на дикий животный ужас, такими глазами смотрит овца на рвущих глотку волков. Гвоздь задергался, как червяк, и Атеист нажал на спуск. Жал снова и снова, пока не кончилась обойма, сопляк, заскулив, как щенок, дернулся в последний раз и затих. Атеист брезгливо откинул пистолет в сторону, вытер испачканную кровью руку об одежду мертвеца. Он и не заметил Седого за спиной, вздрогнул от голоса, раздавшегося над головой:
— А ты злопамятный, Атеист. Вообще-то я обещался ему уши отрезать…
— Извини, Седой, у меня к нему тоже накопились претензии — не удержался. Если оживет, как Молчун — без проблем — он твой.
Седой хмыкнул, пошарил по карманам убитого. В нагрудных пусто, а вот в боковом отыскалась фляжка с живчиком и кисет со споранами.
— Неплохо! Надо бы и остальных прошмонать.
Подошедший Молчун угрюмо прогудел:
— Уходить надо. Жадность фраера погубит. Тут до блокпоста внешников рукой подать. Кстати, знакомьтесь! — Молчун развернулся к выросшим за спиной как из-под земли бойцам. Трое молодых мужчин, заросшими колючей щетиной лицами удивительно похожи друг на друга, как братья, взгляды волчьи, одно неосторожное движение и вцепятся в глотку без раздумий. — Это вот Кастет, это Тайсон, а это — Шпала. Из группы Черепа, тоже в неплохой замес попали…
— Я Седой, а это крестник мой — Атеист. Спасибо за помощь, пацаны.
Шпала угрюмо кивнул, остальные так и стоят, как истуканы. Молчун приложил ладонь козырьком ко лбу, на лице проскользнула тревога.
— Твою ж мать!
— Что? — все разом обернулись в ту же сторону. Далеко на горизонте медленно поднималось облако пыли.
— Внешники сюда спешат, валим.
Атеист, не разобравшись:
— Их?
Шпала хмыкнул:
— Отсюда валим! Там не меньше двадцати харь.
Кастет метнулся за руль грузовика, секунды три спустя двигатель чихнув, затарахтел, стронг махнул рукой из кабины. Шпала с Тайсоном с разбегу влетели в кузов, Молчун дернулся следом, но обернулся на Седого с Атеистом.
— А вы чего? Особого приглашения ждете?
— На этом драбадане далеко не уйдем. И шуму много. Пешочком надежнее.
Кастет удивленно выглянул из кабины, Молчун отрицательно покрутил головой, потряс сжатыми ладонями в знак благодарности. Кастет ответил кивком и нажал на газ. Тяжёлый грузовик с грохотом выскочил на дорогу, облако пыли скрыло от глаз хлопающий разодранным в клочья тентом кузов.
Солнце уже спряталось за горизонт, лишь тонкая багровая полоса стремительно таяла на западной стороне. Атеист устало загребает ногами, бежали долго, пару раз пришлось отбиваться от зараженных, хорошо хоть бегуны попались, если б что серьёзное — точно хана. Даже просто бежать мучительно — адская боль без утиху жгет отбитую бочину, ощущение, словно зажат в гигантские тиски. Наконец Седой разрешил перейти на шаг, вроде погони не слышно. Больше всего Атеисту хотелось лечь, плевать, что прямо в пыль, и отрубиться. А лучше… лучше вообще сдохнуть. Чтоб весь этот кошмар закончился. Но вот не привык сдаваться раньше времени, когда кончаются силы, в дело идёт врожденное упрямство похлеще ослиного. Седой вдруг замер, поднял правый кулак, Молчун с Атеистом застыли, как статуи. Тишина, казалось, абсолютная, до звона в ушах, но Атеист вдруг различил очень тихие непонятные звуки. Потянул встречный ветер, слабый, но звуки донеслись громче, парень понял, что это речь, но слов не разобрать. Седой с Молчуном переглянулись, Молчун кивнул и двинулся правее. Седой махнул Атеисту рукой, приложил палец у губам, но это лишнее — парень давно понял, что шумные здесь долго не живут. Медленно, как два призрака, рейдеры пробирались на звук, что становился все громче, складываясь в слова.
— Я ж тебе говорила, бестолочь — вправо езжай, там дома какие-то были. Спросили бы у кого дорогу.
— Да там развалины одни, кого ты там спрашивать собираешься?
— Ну и что дальше будем делать?! Так и будем по этим колдобинам кататься?
— Бензин уже на нуле. Подождем, может кто проедет.
— Ага, как бы до пенсии ждать не пришлось. Стемнело уже.
— Значит, здесь переночуем!
— Здесь?!
Неизвестно, чем бы закончилась перепалка, Седой, а следом и Атеист вышли к машине, Седой вежливо покашлял, привлекая внимание. У машины двое — невысокого роста сутулый мужичок и внушительных объёмов мадам, лиц в темноте не разобрать, но явно не молодожёны. Мужик вздрогнул, клацнул металлическими зубами, женщина испуганно ойкнула.
— Простите, если напугал. Вы так мило щебетали, неудобно прям вас отвлекать, но я тут краем уха услышал разговор, вы что-то говорили про развалины?
Мужик испуганно покосился на супругу, та медленно медленно, словно сонная, рассказала:
— Ну там с дороги поворот был, а вдалеке какие-то дома стояли.
— Далеко отсюда?
В разговор вступил мужик, с опаской покосившись на автомат в руках Седого:
— Где-то километров пять отсюда. На запад. — Мужик махнул рукой назад. — Там одни пустые коробки стоят, вряд ли кто живой есть.
Молчун медленно вынырнул из темноты, перепугав до смерти тетку.
— Седой, все тихо, эти одни тут.
Тётка, немного оправившись от испуга, поинтересовалась:
— Ребята, что здесь за чертовщина? Мы ж всегда по этой дороге ездили, и никогда ничего… А тут заблудились на ровном месте…
— А перед тем, как заблудиться, наверное, через туман ехали?
— Да, густой был туман, как молоко, и запах ещё мерзкий кругом, кислятиной химической воняло.
Седой усмехнулся, но в голосе Атеист различил грустные нотки:
— Тогда добро пожаловать в Стикс. Рассказывать долго, да и не поверите все равно. Двигайте на запад, там попроще выжить, посёлки встречаются чаще. Старайтесь не шуметь, не привлекайте внимания. Повезёт — поживете подольше.
Мужик озадаченно потер лоб, нахмурился, соображая над словами Седого. Наконец, покосившись на жену, спросил:
— А может проводите? У меня немного денег есть, я заплачу!
Рейдеры дружно рассмеялись.
— Можешь эти фантики оставить на память о прежней жизни. Давай так — докинешь нас до тех развалин, переночуете под нашей охраной, а завтра, по свету, решим, куда путь держать.
Мужик назвался Сергеем, мадам кокетливо представилась: «Элла». Сергей уселся за руль старенького «Мерседеса», завёл двигатель. Седой посоветовал:
— Выключи свет.
— А как ехать? — мужик удивленно уставился на Седого, что сел рядом на пассажирское. — Не видать же ни хрена!
— Давай я поведу!
Седой вышел, обогнул машину спереди, Сергей медленно вылез из-за руля, спросил неуверенно:
— А ты что — прям в темноте видишь?
— Вижу, не боись!
Атеист сел справа от тетки, слева мадам уперлась в могучее плечо Молчуна. Тесновато втроём, да ещё от женского тела идёт такое тепло и приятный аромат духов, неспокойно стало как то… на душе… Смешно сказать, но Атеисту неловко за свой оборванческий вид, выглядит похуже бомжа, да и еще назойливый запашок от нестиранных носков и немытого тела. Он осторожно поднял левую руку поскребсти заросший колючей щетиной подбородок, тот неистово зудит, словно облили кислотой. Локоть случайно проскользил по груди Эллы, почти не касаясь. Женщина покосилась на Атеиста, тот заскреб щетину с удвоенной силой, покраснел как рак, хорошо хоть в салоне темно.
Седой жал на газ, заставляя мужика бледнеть и охать, тот с ужасом ждал, что сейчас из темноты вынырнет какой-нибудь столб или дерево. Не доехали совсем чуть-чуть — метров двести. Двигатель вдруг зачихал, заработал с перебоями и вскоре затих вовсе.
— Кина не будет — электричество кончилось. Всё, выгружаемся, дальше пешочком.
Седой пошёл первым, настороженно вглядываясь в мёртвые коробки домов. Атеист следом, глаза немного привыкли, и луна подсвечивает из-за спины. Хоть и смутно, но видит напряженный силуэт Седого, тот движется бесшумно, словно бестелесный дух. Новичков поначалу взяли с собой, но Сергей то и дело спотыкался, глухо матерясь, не вести ж его за руку. Потому отправили обратно к машине, оставив для охраны Молчуна.
Домов в этом посёлке, или скорее хуторке, от силы десятка два, вытянулись длинной цепочкой в один ряд, идти пришлось по старым огородам, буйно заросшим бурьяном. Забора давно нет, лишь поваленные пролёты штакетника догнивают, рассыпаются в прах под ногой. Седой направился к домам, что стоят посередке.
— Мне кажется, или там кто-то прячется? — прошептал Атеист, пристальнее вглядываясь в слепые окна крайнего справа дома.
— Где?
— На правом краю последний дом. Видишь? Там точно кто-то! Вон опять мелькнул!
Седой замер на месте, прищуренные глаза скользили по окраине посёлка, даже задержал дыхание, чтоб чего не пропустить. Наконец, выдохнул чуть слышно:
— Вижу! Кажись, опять бегун. О, ещё один. Да точно бегуны — стоят, качаются с пятки на носок.
— Чего делать-то будем? Завалим?
Седой оскалился, в полумраке блеснул белоснежный ряд зубов:
— Шустрый ты какой! А может они не одни здесь? Мож в свите какой-нибудь твари покрупнее? Тут недалеко кластер обновился, новички совсем свежие, туда сейчас со всей округи недобитые твари спешат. Странно, что эти тут торчат. Нашумим — жди гостей.
— Уходим?
— Понаблюдаем, если больше точно никого нет, вернёмся за Молчуном — загасим их по-тихому.
Минут пятнадцать Седой неотрывно следил за поселком, Атеист вначале тоже, но луна с разбегу нырнула в пухлое белесое облако, что нескончаемо тянулось до самого горизонта.
— Ну чего там?
— Да никого вроде. Дуй за Молчуном.
Атеист поспешил за товарищем, спотыкаясь не хуже Сергея. «Чертовщина какая-то — сюда ж нормально шли, а сейчас одни колдоеб… хм… колдобины на дороге!» Несмотря на все трудности до машины доковылял почти целым, с трудом перевёл дух, словно после долгого забега.
— Ну чего там? — спросил Молчун нетерпеливо. — Вы чем там с Седым занимались наедине?
- Звездным небом любовались! — Атеист поправил ремень автомата, покосившись на новичков, процедил сквозь зубы тихо, — зараженные там!
— Много?
— Седой парочку разглядел, но не факт. Хочет зачистить по-тихому, так что ты нужен.
Молчун пробурчал:
— А за каким… нам вообще в этот посёлок лезть?
Атеист лишь развел плечами, сам не задумывался, слепо перся вслед за Седым всё это время.
— Ну… пошли тогда. — Молчун легонько подтолкнул Атеиста могучей ладонью, парня качнуло.
— А мы как же? — Элла спросила жалостливым голосом.
— Подождите немного, я за вами вернусь, — Атеист почувствовал, что снова краснеет, уточнил, — за вами с Сергеем. — Он повернулся и поспешил за Молчуном, тот растворился во тьме без следа и звука.
Бегунов оказалось больше. Третьего зараженного Седой заметил в последний момент, когда уже подошли Атеист с Молчуном.
— Три бегуна, дохленькие какие-то. Видать, давно не кушали.
Молчун вытянул из-за пояса клюв, махнул пару раз, привыкая к оружию.
— Один между двумя домами, его надо валить первым, подберемся тихонько со стороны огородов, двое толкутся на входе крайнего дома. Молчун, ты у нас главная ударная сила, мы если что — прикладами подмогнем. Диспозиция ясна?
— Их точно трое?
— Да точно, я немножко прогулялся к левому краю — тишина кругом.
— Ну смотри, Седой…
Шли тихо, крались друг за другом след в след, как волки. Протертая облаком луна заблестела ярче, Атеист с облегчением выдохнул — переться в абсолютной темноте навстречу зараженным, мягко скажем, тревожно.
С первым противником Молчун расправился легко — тяжёлый боевой нож, чуть слышно свистнув, вонзился точно в левый глаз бегуна. Мертвяк рухнул, как подрубленный, завалился на какие-то ведра, те с грохотом раскатились. Седой зашипел, как рассерженный кот:
— Тише не мог!
Молчун виновато развел руками. Из-за угла пулей выскочили двое бегунов, Атеист разглядел лишь чёрные силуэты. Молчун с хаканьем всадил острие клюва в голову подскочившего первым. Утробное урчание сменилось на кратковременный поросячий визг, зараженный медленно осел на землю и неуклюже завалился на бок. Седой коротким резким тычком в зубы прикладом охладил воинственный пыл второго бегуна, тот отшатнулся на пару шагов назад, разочарованно зашипел, зажимая ладонью с длинными окостеневшими ногтями развороченную хлеборезку. Мгновение спустя Молчун упокоил и этого. Всё затихло, рейдеры замерли, уши напряженно шарили в ночной тишине — не спешит ли ещё кто-нибудь, радостно урча? Но нет — тихо, как в гробу, лишь где-то вдалеке чуть слышно потрескивают выстрелы — кто-то кого-то явно невзлюбил и теперь лупит из автомата почем зря… Седой перевернул ближайший труп, разочаровано вздохнул:
— Девка была… Симпатичная, и сиськи смотри какие!
Молчун сердито сплюнул:
— Ты чего, Седой, некрофилией увлекаешься?
— Гляди какие умные слова-то знает. А с виду — дурак-дураком. Я говорю, что до обращения девка это была. Жаль, что не иммунная…
— На баб потянуло? Там у машины осталась одна… или даже две. Вторая усатая, правда, и хрен в штанах…
— Нет уж, оставь этот милый гарем себе. Кстати, не мешало бы их позвать, надо на ночлег располагаться.
Атеист вызвался сходить, Седой кивнул, а когда шаги стихли, рассмеявшись, толкнул Молчуна в бок:
— А паренек-то наш заботливый. Кажись, приглянулась ему бабенка.
— Это которая Сережа?
— Да не дай бог, как же тогда в бою к нему спиной повернешься…
Атеист сделал пару кругов вокруг запертой машины и негромко позвал:
- Элла! Сергей! Где вы?
В ответ тишина, в душе ворохнулось недоброе, Атеист стянул с плеча автомат, предохранитель сухо щелкнул. Под ноги попалось что-то мягкое, словно наступил на кошку, рейдер поспешно отдернул ногу и склонился глянуть. Это и спасло. Огромная голова мелькнула над ним, острые, похожие на кинжал, зубы оглушительно клацнули над самой поясницей. Атеист грохнулся наземь и ужом скользнул за машину. Перевернулся на спину, вскинул автомат и застыл от ужаса. Два немигающих желтых глаза на огромной, размером с внушительную бочку, голове светятся в темноте. Из приоткрытой пасти, нервно подрагивая высунулся раздвоенный язык. Змей поднялся метра на три, внимательно изучая распростертую на земле жертву. Дрожащим пальцем Атеист нажал на спусковой крючок, автомат дернулся в руках, харкнул огнём в рожу мерзкой твари. Но толку мало — пули срикошетили в звездное небо от словно бронированной морды, все тело твари покрыто костяными чешуйками размером с тарелку, даже на вид тверже камня. Автомат тут бесполезен, Атеист вскочил и бросился бежать в сторону посёлка. Тварь ринулась следом, играючи отшвырнув машину с дороги. Атеист мчался со всех ног, никогда в жизни ещё так не бегал, но звук шуршащей по сухой земле чешуи всё нарастал. Парень не оглядывался, нельзя тратить даже мгновения напрасно. В два длинных прыжка долетел до ближайшего дома, пулей влетел внутрь. Проваливавшаяся крыша перегородила и без того тесную хибару напополам. Атеист скользнул меж торчащих веером досок, забился в угол. Тварь поднялась над стеной, из распахнутой пасти вырвалось хриплое урчание. Сразу два автомата застрекотали рядом, Атеист с перепугу совсем забыл о товарищах. Змей недовольно хрюкнул, костяная башка исчезла за стеной. Атеист выбрался на улицу, тварь как раз нырнула за соседний дом, через три дальше тот самый крайний, что зачищали. Пули не причиняют особого вреда, нужно что-нибудь посерьезнее, но где ж его тут найдешь? Раздумывал уже на бегу, надо выручать товарищей, но как? Как? Есть ли у этой твари уязвимое место? Седой сообразил быстрее, длинная прицельная очередь погасила левый глаз твари, змей зашипел от боли, хвост хлестнул по тому месту, где миг назад был Седой. Тварь крутила башкой, разыскивая обидчика, и Молчун высадив один магазин впустую, лишь опустошив второй рожок ослепил змея. Змей зашипел, словно проткнули огромное колесо, длинное, метров пятнадцать, тело изворачивалось как на сковороде, хвост, увенчанный костяным набалдашником, со свистом вышибал куски бетона и кирпичной кладки. Рейдеры поспешили убраться подальше, даже слепой этот змей чрезвычайно опасен. Вернулись к перевернутой машине, Атеист наконец разобрал на что он наступил — человеческая нога, оторванная по колено. Вроде бы ботинок похож на обувь Сергея, хотя Атеист не приглядывался к ножкам мужика при жизни. А что стало с Эллой? Атеист заложил круг по шире… и нашёл ее. Истерзанное тело превратилась в груду кровавого мяса и костей, с трудом опознал по клочкам одежды. Тварь, видимо не голодна, убивает просто ради забавы. Потому то Атеист и успел добежать до дома, змей просто игрался, даже ослепший, он сейчас двигался намного быстрее и резче.
— Сваливать надо! Хрен знает какая у него регенерация, может через полчаса моргалки заново вырастут.
— А он нас не почует? — Атеист боязливо посматривал в сторону посёлка, где свирепствовал змей, круша и ломая все подряд. Кирпичные стены разлетались как спичечные домики — с одного удара тяжеленного хвоста. Змей издали похож на взбесившийся кусок теплотрассы, Седой пристально вглядывался, наконец сплюнул и пробурчал:
— Да вроде нет. Иначе бы уже полз по следу.
Словно услышав, тварь замерла на несколько секунд, лишь раздвоенный язык нервно трепещет, как флажок на ветру. Из оскаленный пасти раздалось обрадованное урчание, змей повернулся к машине, и Атеист с ужасом разглядел вновь загоревшиеся злым огнём жёлтые глаза. Тварь понеслась, как стрела, словно и не касаясь земли.
— Звездец! — Седой вскинул автомат, пальнул, пули отскочили от оскаленной морды не причинив и малейшего вреда. Молчун дернулся бежать, но смысл — вокруг ровная, как стол, степь, не уйти…
— Прощайте, парни… — голос Седого прозвучал хрипло и чуть слышно. Атеист вдруг скакнул на перевёрнутую набок машину, вскинул автомат, до твари оставалось метров тридцать, длинная очередь пришлась по блестящим от лунного света клыкам, последние пули били практически в упор. Змей впился глазами в нахального человечишку, посмевшего сопротивляться до конца, нежели, подобно кролику добровольно отправиться в пасть. Тварь зашипела, хищная морду камнем метнулась вперёд, Атеист скакнул назад, грохнулся спиной обземь, сбив дыхание. Змей разогнавшись стиснул в клыках машину, и без того измятый кузов перекорежило и… клыки увязли в металле. Тварь дернулась, затрясла башкой в разные стороны, машина хлопает полуоторванными дверцами, из распахнутого багажника со звоном разлетелись инструменты, запасное колесо улетело вдаль, бешено вращаясь. Тварь билась об землю, каталась, как колбаса, извернувшись, ковыряла несгибающимся от пластин брони хвостом, но все тщетно — сминаемая машина лишь сильнее раздирала пасть. Оставив попытки освободиться, змей взялся колошматить хвостом, целясь по рейдерам. Те бросились врассыпную, тварь хлещет, как кнутом, оставляя в земле глубокие вмятины. Жёлтые глаза злобно сузились, змей бросился за Атеистом, со всех ног улепетывающим к поселку. В прошлый раз тварь ползла не спеша, сейчас же неслась как бронепоезд. Атеист с ужасом осознал — до уцелевших домов он не успеет. Хотя и там не спастись, тварь помощнее бульдозера — сравняла с землёй полпоселка. Под ногами крошево кирпичей, бетона, в лунном свете трудно на бегу разглядеть, что под ногами, Атеист скакал через препятствия, как заяц. Торчащий прут арматуры схватил за щиколотку, рейдер полетел вперёд, хватаясь руками за воздух, шлепнулся на обломки кирпичей. Притупившаяся на время боль в отбитом боку вспыхнула свежим огнём, Атеист зашипел не хуже змея, с трудом перевернулся на спину. Тварь замерла над ним, здоровенная, как водонапорная башня, сквозь оскаленные зубы, стиснувшие мёртвой хваткой искореженный автомобиль, капала вязкая слюна. Хвост медленно поднялся, словно змей раздумывал, как поступить — размазать одним ударом или поочередно переломать руки и ноги, и уж потом прибить ненавистного человека. Тварь подалась вперёд, Атеист зажмурился, закрылся руками. Даже сквозь плотно сжатые веки по глазам резанула яркая вспышка, а в ушах оглушительно грохнуло и зазвенело. Атеист дернулся, с опаской открыл глаза, прямо на него совершенно беззвучно, как подгнившее дерево, падает туша змея. Рейдер резко крутанулся вправо, и на то место, где он только что был грохнулась бездыханная тварь, от оскаленной морды остались лишь кровавые лоскуты. Ничего не соображая, Атеист отполз подальше, мало ли, но тварь лежала без движения, огромная туша наполовину погрузилась в землю. Через пару мгновений, почти одномоментно появились запыхавшиеся Молчун и Седой.
— Живой?
— Да вроде! Что это было?
— Удав-переросток.
— Да я про взрыв!
— Кто-то заморил червячка с гранатомета. Оттуда били, — Седой указал на крайний дом возле которого толклись бегуны, — я вспышку заметил.
Молчун поудобнее перехватил автомат:
— Проверим?
— Подождем до рассвета. Атеист вон носом клюет, да и мне уже че-то хреново. Не вижу ни черта. — Седой потер глаза, устало опустился на землю, с нескрываемым удовольствием вытянул ноги. — Убегался я чего-то — туда-сюда, туда-сюда. А этот гранатометчик против нас не попрет, раз бегунов мочить не стал, знать без патронов сидит. Вот и пусть сидит до утра.
— Так ты тут собрался ночевать?!
— Ну а чего?! Гостиничных нумеров здесь нет.
Молчун пробурчал негромко:
— Отдыхайте тогда, я посторожу.
Седой откинулся спиной на поверженного змея, покрутился, устраиваясь поудобнее, и через полминуты Атеист с большим удивлением услышал отчаянный храп. Молчун усмехнулся, кивнул на Седого:
— Храпит на всю округу. Сейчас сюда все мертвяки соберутся.
Атеист невольно поежился, пошарил в полумраке, пальцы коснулись прохладного металла автомата. Пристроив оружие на коленях, он устроился по примеру Седого. Однако к нему сон не спешил, внутри до сих пор колотит, пальцы дрожат, как у старого алкаша. Молчун неслышно растворился в ночи, лишь изредка доносились осторожные шаги — рейдер не спеша кружил вокруг лагеря. Шаги раздражали — Атеист казалось, что кто-то подкрадывается, сердце сжималось в ожидании броска очередной твари. Да ещё этот непонятный гранатометчик, нет, за то что спас — огромное спасибо, но почему, когда замочили бегунов — не пошёл на контакт? Голова распухла от думок, кровь шумно стучит в висках, в ушах пронзительно звенит, словно одолели комары. Атеист пытался понять, где сейчас бродит Молчун, старательно вслушивался сквозь звон… так и уснул незаметно.
За ночь огромная туша окончательно остыла, итак тварь хладнокровная, а к рассвету стала совсем ледяная. Спина заныла от холода, Атеист сполз на бок, не просыпаясь, подтянул к животу колени, отпихнув в сторону автомат. Проснулся от жуткого голода, кишки сворачивались в клубок, гудели, как провода в ветер. Кое-как продрав глаза, Атеист приподнялся на локте, заспанное лицо отчаянно хмурилось от необычно яркого рассвета. Небо чистое, как совесть ангела, ни облачка, солнце сверкает начищенной монетой, золотые лучи проникают в каждый уголок, заставляя тень пятиться и таять. Огляделся вокруг, при свете руины посёлка выглядят ещё эпичнее — словно кучка пьяных великанов станцевала джигу-дрыгу. Дохлая змеюка вытянулась рядом, как магистральный трубопровод, костяные чешуйки поблескивают тускло. Атеист цапнул автомат и с тревогой поднялся. Седой с Молчуном куда-то исчезли, нет, бросить не могли… хотя… В этом мире всегда нужно держать ухо востро. Может пошли проверить что там за гранатометчик? Атеист медленно, словно раздумывая — идти-не идти, двинулся к нужному дому. А быстрее шагать и не выйдет — под ноги без конца бросаются кирпичи и куски бетона, ежели не следить за дорогой — недолго и грохнуться. Кирпичная коробка потихоньку приближалась, Атеист все крепче сжимал автомат. От мысли, что сейчас может быть за ним кто-то наблюдает через прицел, стало жарко, спина разом взмокла, изображать из себя мишень — дело не особо приятное. Нервное дельце…
До темневшего полумраком дверного проёма осталось шагов пять, и тут на пороге, как по волшебству возник Седой. Атеист вздрогнул, руки дернули автомат кверху, палец нервно дернулся на спусковом крючке и лишь чудом Седой не отхватил очередь в пузо. Атеист шумно выдохнул, рявкнул от испуга и ярости:
— Седой, твою мать! Я ж тебя чуть не замочил!
— И тебе с добрым утром!
— Вы чего меня бросили?
Седой усмехнулся, устроил ремень автомата на плече поудобнее.
— Да ты так сладко дрых, что Молчун постеснялся будить. Решили сами проверить, я думал успею, пока спишь. Вот за тобой шёл, а ты уже тут как тут. Ещё и автоматом в меня тычешь…
Атеист покосился за спину Седого, там как раз раздалось звяканье металла. Рейдер отступил на шаг, махнул рукой, приглашая Атеиста следовать за ним. Парень шагнул внутрь, могучая спина Седого удалялась по длинному коридору, Атеист пошёл, гулко шлепая башмаками по выложенному потертым бледно-коричневым кафелем полу. Седой свернул направо, Атеист поспешил следом, косясь на серые стены, расписанные матерными словами и похабными рисунками. За углом — ступени вниз, Атеист удивился столь странной планировкой для деревенского дома, скользнул, согнувшись в три погибели под бетонную палку, тёмно и сыро, пахнет плесенью. Помалу привыкнув к темноте, разглядел громадную железную дверь, как в банковском хранилище, из дверного проёма донеслись голоса Седого и Молчуна… и кого-то третьего. Атеист вошёл в тесную каморку, Седой с Молчуном стояли закрывая спинами лежащего прямо на полу, на ворохе измазанного запекшейся кровью тряпья. Молчун обернулся, отступил чуть в сторону и Атеист наконец разглядел своего спасителя. Видок у него правда не ахти — свалявшиеся колтуном волосы, больные воспаленные глаза, торчащая как у кабана щетина, от камуфляжной куртки и штанов жалкие лохмотья, неизвестно, как эти лоскуты держатся вместе. Правое бедро разодрано, раздулось как барабан, из гноящихся ран медленно сочится сукровица. Незнакомец натужно улыбнулся, кивнул Атеисту. Рейдер поклонился в ответ, голос прозвучал непривычно громко, но это от тесноты помещения.
— Спасибо! Ты спас мне жизнь!
— Да забудь, у меня с этим червяком свои счеты были.
Незнакомец с трудом приподнялся, уселся на лежанке, стараясь не тревожить израненную ногу. От маленького окошка под самым потолком, забранного массивной решеткой, света мало, но Атеист разглядел мелкие бисеринки пота, проступившие на лбу рассказчика, а ведь в подвале совсем не жарко. Незнакомец тяжело вздохнул, словно одолел крутой подъём.
— Меня Калькулятором кличут. Чёрт понес нас в этот посёлок… Троих червяк сразу убил, не церемонясь, мы с Кактусом успели рвануть в разные стороны. Змеюка за Кактусом собралась, и я ей в загривок бахнул из гранатомета. А она как почуяла, дернулась в сторону, только выстрел зря сжег. А эта сука потом хвостом как хряснула, я полпосёлка пролетел, думал костей не соберу, но обошлось. Подскочил я значит, и бежать, а змеюка за мной, уже сюда внутрь влетал, когда тварь за ногу цапнула. Чуть выше — остался бы без задницы. Только чую, у твари этой какая-то гадость вроде яда, не заживает ни хрена. Пятый день здесь валяюсь, и все хуже и хуже. В первый день ещё ходил, хромая, гранатомет только и нашёл целый, фляжку с живчиком да два автомата изжеванных — всё, что от пацанов осталось… Бегуны увязались, так и паслись все эти дни поблизости. А змеюка куда-то уползала, вчера только вернулась.
— Лучше б вообще не возвращалась. — Седой присел на корточки, внимательно разглядывая распухшую ногу. — Да уж, выглядит — звездец! Что ж делать-то с тобой?
— Хрен его знает. Ни разу с таким не сталкивался, обычно от живчика затягивало, как на собаке. А тут гниет и гниет! И трясет похлеще, чем с конкретного бодуна. Чую, ещё два-три дня, и всё…
Молчун присел рядом, брови хмуро сошлись на переносице.
— Я, конечно, не доктор. Но тут явно только ампутация поможет. И чем раньше, тем лучше.
Калькулятор побледнел, спросил дрогнувшим голосом:
— Может добьешь лучше?
— Уверен? Это же Стикс! Тут всё заново отрастает. У Грача тогда обе ноги по колено оторвало, и ничего — через три месяца уже бегал.
— То по колено, а тут по самую жопу отчекрыжить придётся. И как я три месяца тут протяну?
Седой задумчиво поскреб щетину, покосился на спутников.
— Вот что, друг. Ты нашего товарища, считай, от верной гибели спас… да и нас тоже. Так что и мы тебя не бросим. Дотащим до более-менее приличного стаба, там — выходят.
Калькулятор хмыкнул недоверчиво:
— Чет не разу не слышал, чтоб кого-то бесплатно лечили…
— Чего-нибудь придумаем… Вот где, блин, наркоз брать. А то крякнешь от болевого шока.
Калькулятор вымучено улыбнулся, дрожащей рукой скользнул за пазуху. Вытянул небольшую коробочку, туго замотанную целлофаном. Попробовал распотрошить, но непослушные пальцы подвели. Атеист взялся помочь, и вскоре извлек маленький шприц с мутно-зеленой жидкостью.
— Че это?
Раненый вымученно улыбнулся:
— «Антифриз». Дурь похлеще спека, это у северных «внешников» типа промедола. Дорогая вещь, но убойная. Один дохлый мур одолжил…
— Чет не слышал про такое.
— Ну так в свободной продаже не найти. Только трофейное. Я сейчас вмажусь и почти сутки буду в отключке. Вы уж не бросайте, пацаны.
Седой потрепал раненого по плечу:
— Не боись, спи спокойно.
— Типун тебе…
Калькулятор повернулся набок, скрипнул зубами от боли, дрожащими пальцами, задержав дыхание, всадил иглу в бедро. Поршень пошёл вниз, загоняя в кровь зеленую жидкость, раненый выдохнул с облегчением, лоб покрылся испариной.
— А что у тебя погоняло такое странное?
— Не повезло с даром Улья…
Веки мелко задрожали, Калькулятор задергался, как эпилептик, дыхание участилось. Измазанные подсохшей кровью пальцы судорожно сжались в кулаки, раненый захрипел, Седой не выдержал — осторожно потряс бойца за плечо:
— Э-э-э, ты чего?
Калькулятор посмотрел на Седого, но взгляд уже бессмысленный, мутный, он попытался что-то сказать — лишь промычал тихо, пуская пузыри. Глаза устало закрылись, раненый блаженно улыбнулся и затих.
— Он точно живой?
Седой протянул руку, пальцы нащупали на шее слабый пульс.
— Живой. Что с ногой будем делать?
Молчун опустился на корточки, ловкими движениями распорол заскорузлую от крови и гноя штанину.
— Ты хрен ему не отхвати тесаком своим, хер… ург.
— Помоги лучше его на бок перевернуть.
Вдвоём аккуратно уложили «пациента» на бок, на полу остался кровавый отпечаток задницы. Молчун разрезал штаны на боку до пояса, чтоб распались на две половинки, бережно потянул присохшую к ране ткань, но та приклеилась капитально. Уперся левой рукой, а правой резко рванул на себя. Треснуло, ткань поддалась, отлепилась наконец, края раны расползлись, но вместо крови, хлынул поток масляно-жёлтого гноя. Атеист сморщился, запах в подвале и до этого стоял тяжёлый, сейчас же вообще понесло гнилым мясом. Осторожно, чтоб не стошнило, пробурчал:
— Я пойду — гляну, чего там на улице. Мало ли…
— Иди, иди, а то ещё тебя откачивать придётся, зелёный, как Шрек.
Атеист пулей выскочил на улицу, задышал часто-часто, словно вынырнул из топкого болота. Отплевавшись как следует, проверил автомат и медленно побрел к поверженному змею. Хоть и страшно до сих пор, но захотелось при свете дня взглянуть на мерзкую тварь, что чуть не отправила на тот свет.
Молчун хладнокровно, словно потрошил рыбешку, сделал глубокий разрез вдоль раны почти до самой кости. Хлынула кровь вперемешку с гноем, рейдер быстро отсек потемневшие куски плоти, пораженные ядом, промокнув рану оглядел — не осталось ли ещё где, пока та снова не заполнилась кровью. Седой рядом с иглой в руках, по кивку Молчуна принялся зашивать распоротую ногу. Управился быстро, поднаторел уже и на себе, и на других…
— Ну вот и всё. Если не поможет, тогда и вправду придётся ногу отпилить.
Седой поднялся, размял затекшие ноги. В животе оглушительно забурчало, рейдер потер пузо, лицо сразу погрустнело.
— Жрать охота. Надо что-то решать, скоро и живчик кончится.
Молчун тоже встал, обтер испачканные пальцы о пыльную тряпку, только хуже размазал, выругался сквозь зубы. Потом обмотав руку этой же тряпкой собрал подсохшие «обрезки», брезгливо вышвырнул в окно.
— Есть одна идейка, пошли с Атеистом обсудим.
На улице оба задышали полной грудью, Седой махнул Атеисту, медленно расхаживающему вокруг дохлой змеюки. Тот прибежал, бряцая автоматом, глаза настороженно оглядели спутников.
— Что случилось?
— Да все нормально. Операция, так сказать, прошла успешно. — Седой уселся на кусок бетона размером с тумбу, прилетевшим ещё вчера, тот наполовину зарылся в землю, рыхлый полукруг опоясал серый обломок. — Тут Молчун имеет что сказать.
— А чего тут говорить. Без жратвы и споранов далеко не уйдем, ежу понятно. Тут неподалёку кластер обновился, новички вчерашние тому подтверждение. А где свежачок, там и жрачка, зараженные, ну и транспорт. Рисково, конечно, но иначе не дотянем. До ближайшего нормального стаба минимум километров сто на северо-запад. Пешком заколебаемся пилить, даже если… — Молчун кивнул на выход из подвала, — прирежем, чтоб с собой не тащить.
— Нет, раненого по-любому мочить нельзя, чем мы тогда лучше муров? Но и всем в поиск идти тоже не стоит, всякое может случиться… Атеист, без обид, но… останешься?
Атеист хмуро покосился сначала на одного, потом на другого, пробурчал недовольно:
— Останусь, куда деваться. Живчику только оставьте, а то совсем мало. Да и раненому тоже надо.
Молчун протянул фляжку, Атеист подержал в руке, судя по весу — почти полная, кивнул благодарно.
— Ну тогда не будем тянуть кота за… хвост! Погнали! Атеист… если до рассвета не вернёмся… не жди. — Седой хлопнул по плечу, вроде улыбается, а глаза тоскливые, как у бездомной собаки. Атеист лишь посильнее нахмурился, защипало где-то внутри, немного неловко обнялся с Седым, похлопал по спине, подняв облачко пыли, также попрощался с Молчуном. Друзья, он теперь мог с полной уверенностью так их назвать, без лишней суеты отправились к проступившим далеко на горизонте очертаниям многоэтажек. Атеист долго смотрел вслед, могучие фигуры медленно уменьшались, таяли, как свечи. Он спустился в подвал, раненый тихо сопит, по щеке медленно сползла струйка слюней. Атеист усмехнулся, накинул на лежащего грязную куртку, а то в подвале прохладно. Зачем-то пощупал пульс, хотя раз сопит — значит жив. Зацвирикал сверчок, Атеист посидел немного, в голове шумит от голода, в животе вообще Хиросима. Сиди-не сиди, а жрачка сама не появится… И ещё кое-что нужно сделать.
Смотреть страшно. Нет, на трупы он уже достаточно насмотрелся, но тут вообще жесть. Лопатой с обломанным черенком наскоро выкопал могилу, хотел поглубже, но через полметра наткнулся на сплошную каменную подушку. Подчистил яму, железо зубодробительно скрябало. В одном из уцелевших домов на другом краю посёлка, там же где и разжился огрызком лопаты, нашёлся большой кусок полиэтилена. Сошёл вместо савана, Атеист аккуратно запеленал истерзанное тело, зелёные жирные мухи недовольно жужат, лезут нагло в лицо.
Бережно опустил в могилу, надо бы, наверное, молитву прочесть, но не зря же Атеистом зовут. Не знает он молитв, не знает. Проклятые мухи назойливо кружат, засыпал поскорее, холмик вырос на глазах. Прихлопал бока лопатой, подровнял, из двух кусков арматуры поровнее и куска проволоки смастерил подобие креста. От Сергея осталась лишь нога, Атеист схоронил и ее. Медленно побрел обратно, уже полдень, самое время для обеда, только где ж его взять? Задумчиво оглядел вытянувшегося монстра, в Китае, говорят, змей очень даже едят… Пропороть костяную броню он и не надеялся — даже пули из автомата не берут, потому присмотрелся к развороченной голове. С виду — мясо как мясо. Кровь давно подсохла, но вроде не протухло ещё — ночь была прохладная, да и сейчас не скажешь, что жарко. Напластал ломтей мяса, старался резать потоньше, чтоб прожарилось как следует. Торопливо развел костёр, деревяшек вокруг хватает. Пламя занялось, багровые языки жадно лизали закостеневшие от времени щепки, горят почти без дыма, что и к лучшему — лишнее внимание чаще всего приводит к лишним проблемам… Насадил куски мяса на проволоку, соорудил из кирпичей подобие мангала и вскоре ноздри защекотал манящий запах жареного мяса, аж слюнки потекли. Атеист нетерпеливо елозил задницей в ожидании запоздалого обеда, не раз посещали мысли закончить готовку досрочно, черт с ним — горячее сырым не бывает! Но дотерпел. Конечно, на вкус — так себе, что-то среднее между жареной портянкой и резиной, но голод — не тётка, с трудом прожевав один, Атеист протянул руку за следующим куском. За спиной тихо звякнуло, парень подскочил, как чёрт из шкатулки, в руках уже привычный автомат.
— Тьфу ты, мать твою! — Атеист с шумом выдохнул, щелкнул предохранителем. Огромный чёрный ворон хмуро покосился жёлтым глазом на человека, нахально пошагал к огню, смешно вытягивая покрытые морщинистой серой кожей когтистые лапы. Снова покосился, нерешительно клюнул кусок мяса.
— Чего, пернатый? Жрать захотел?
Ворон скромно промолчал, но с упорством дятла взялся терзать жесткое мясо. Атеист усмехнулся, такого добра не жалко, вон ещё целая туша. А чего ж сырое-то не стал клевать? Парень продолжил трапезу, теперь уже в компании с пернатым, того совсем не смущало присутствие человека. Наглотавшись вдоволь неразжеванных кусков, Атеист отвалился от огня, звучно отрыгнув. Настроение сразу поднялось, ещё бы выпить чего веселящего, а то мясо без водки едят только собаки. Атеист с усмешкой покосился на прожорливую птицу, тот раздербанил уже второй кусок.
— Ты не лопнешь, пернатый? Уже вон — как шарик с крыльями.
— Да иди ты в жопу! Дай пожрать спокойно!
Глаза полезли на лоб, Атеист, конечно, всякое тут повидал, трудно чем удивить, но птице удалось… Пальцы судорожно цапнули автомат, парень рывком вскочил, взяв на прицел разговорчивую ворону. Пернатый предостерегающе вскинул крыло:
— Э! Э! Ты чего, придурок? Успокойся!
— Ты… ты… правда… разговариваешь?
Тут уж пришёл черед удивляться ворону:
— А ты что — понимаешь, что я говорю?!
Атеист медленно опустил оружие, вряд ли пернатый прячет за пазухой ствол.
— Ну понимаю, как видишь…
— Офигеть! Неужели хоть кто-то меня здесь слышит?! — ворон радостно запрыгал на месте, захлопал крыльями, как ребёнок ладошками.
— Хорош скакать! Кто ты… вообще такой?
— Ворон я… как видишь… А был рейдером, как ты. Пока в плен к внешникам не попал. Покалеченный был сильно, не жилец, в отключке меня и взяли. Очухался малость, думал на органы пустят, а меня в какую-то лабораторию отправили. Чего-то ковырялись, ковырялись, хреновины всякие подключали, ну и пересадили сознание в эту милую птичку.
— Да ну нафиг?!
— Как видишь!
— А как же ты на свободе оказался?
— На лабораторию напали, там такая долбежка была, рядом как жахнуло, клетки в куски разлетелись, как уцелел не знаю… Пока раненых добивали, я свалил по-тихому. Слушай, братан, у тебя живчик есть?
— Немного. Так тебе чего — все равно живчик требуется?
— Меньше, конечно, чем человеку, но… требуется.
Атеист отвинтил крышку на фляжке, налил немного. Ворон не сводил жадных глаз, как ребёнок со сладостей.
— Благодарю!
С шумом выхлебал, жёлтые глазки засветились как янтарные бусины на свету, ворон жизнерадостно хрюкнул.
— Ну как? Полегчало?
— Ага. А то башка совсем раскалывалась…
Шаркающие шаги за спиной, Атеист вздрогнул, рука сама собой дернулась к оружию, но замерла на полпути.
— Калькулятор! Фу, напугал!
— Извини.
— Ты чего встал? Сам же говорил, эта дрянь на сутки вырубает.
Калькулятор медленно опустился на землю, распоротые штаны еле держались на потрепанном шнуре, рука потянулась за куском мяса. Выглядел раненый очень неважно — глаза провалились в глубь черепа на добрую ладонь, скулы хищно выступили, туго обтянутые желтой, как у покойника кожей, краше в гроб кладут. Атеист подтянул разложенные на более-менее чистом куске полиэтилена поджаренные ломти мяса, боец отказываться не стал, не смотря на замученный вид взялся бодро уплетать нехитрую снедь за обе щеки. Ворон, всё это время удивленно молчавший, выдавил с хрипом:
— Нашёл о ком заботиться…
— Эти?
— Да вроде похожи!
Несколько минут, дожидаясь вожака с сенсом, муры изучали карманы убитых и мешки. Новенький «Крузак», в нем погибшие ехали с нового кластера, медленно догорал, опрокинутый на бок.
— А не слабо ребята прибарахлились! Одной жратвы сколько. Оголодали видать.
— Или третьего хотели накормить.
— Думаешь, его тоже искать нужно?
— Его-то и надо было взять, а этих… так — бонусом. Во, Череп едет… Сейчас начнётся — нахрен замочили…
Из подъехавшего джипа медленно, с мрачным достоинством выбрался невысокого роста плотный мужчина в камуфляже, на широких плечах — чёрный местами потертый плащ, бритая голова блестит как билярдный шар. Злобно прищурился, колючий взгляд прошелся по мурам, те сразу сникли, опустив очи в землю. Наконец, один набрался смелости:
— Череп, мы правда хотели живыми, но они не растерялись, как давай поливать с автоматов… Пришлось на поражение…
Череп шагнул мимо застывших по струнке бойцов к убитым. Хмурое лицо чуть просветлело, улыбнулся уголками губ.
— Давно не виделись, Седой! Так, а… третий где?!
— Так их двое было…
Череп взбесился, заорал во всю глотку:
— А какого хрена вы их замочили? Я же сказал новичок нужен, новичок, Атеист или как его там? Где теперь искать?
— Ну у нас же сенс есть.
Череп уже тише, дрожащим от злости голосом пробурчал:
— Эти наверняка знали, а сенс… сенс и ошибиться может. Идиоты, ни черта нормально сделать не можете! Монах! Монах! Иди, тут эти дебилы тебе работку подкинули…
С заднего сидения выбрался грузный мужик в чёрном балахоне, капюшон закрывает лицо почти до подбородка, как дорогу под ногами видит — неясно, видимо и вправду неплохой сенс. Муры косились на Монаха со злобой, но и с опаской. Повезло же с даром, теперь ходит — пузо таскает, бормочет что-то под нос. Когда в цвет скажет, когда такую ахинею несёт, что хоть стой, хоть падай. Сенс медленно поводил ладонью над убитыми, пухлые пальцы, похожие на сосиски, нервно подрагивают, наконец жирные толстые губы расползлись как поссорившиеся гусеницы, из утробы донесся хриплый густой бас:
— Спешили к другу своему, потому и нарвались на засаду глупо. Друг ждёт их там, — Монах вытянул руку, — но он не один.
— Далеко?
— Три часа езды. Быстрой езды…
— По машинам, быстро!
— Ну-ка кыш, пшёл отсюда! — Калькулятор махнул рукой. Ворон даже не шелохнулся, острый клюв остервенело долбит кусок мяса, а жёлтые глаза с ненавистью буравят раненого.
— Да ладно пусть жрет, змеятины, вон, ещё до хрена.
— А где твои товарищи?
— Тут свежий кластер неподалёку, хотят транспортом разжиться и жратвой. — Атеист покосился на обгорелый кусок в руке, тяжело вздохнул. — Нормальной жратвой.
— Опасно это. — Калькулятор уже не глотал как удав, жевал неторопливо. Наконец обтер пальцы об уцелевшую штанину, тыльной стороной ладони вытер губы. — Там сейчас со всей округи зараженные собрались… Че-то твой пернатый друг на меня недобро косится. Ждёт когда сдохну? Чтоб мясца вдоволь поклевать? Хрен тебе!
Ворон перелетел на плечо к Атеисту, обиженно засопев, потоптался когтистыми лапами.
— Послушай, парень. Ты конечно вряд ли поверишь первому встречному… ворону, но этот твой дружок мягко скажем, конченный урод. Умником кличут, за его башку даже награда объявлена.
— Гонишь!
Калькулятор удивленно вскинул брови:
— Ты чего это — с птицей общаешься?! Или это… ударился сильно, — раненый покрутил пальцем у виска.
Атеист смущенно улыбнулся:
— Да я это… задумался просто… вот и сказал вслух.
— Ну-ну. Ты только автомат подальше убери, а то видал я таких, сначала с птичками да всякими жучками-паучками беседуют, а потом хвать калаш, и давай мочить всех подряд направо-налево.
Ворон зло зашипел:
— Держи автомат под рукой, и не вздумай спиной повернуться к этому козлу.
Атеист с усмешкой покосился на всклокоченную птицу, в глазах — сомнение. «Может действительно уже крыша едет. Вон, в башке шумит, как с тяжёлого похмелья, надо живчику хлебнуть.» Атеист достал фляжку, что подарил Молчун, на миг задержал руку, подумав о друге, и тут перед глазами всё потеменело, замерцало, как в грозовой туче. На миг разъяснилось, Атеист увидел два бездвижных силуэта. Что-то знакомое, где-то на задворках сознания мелькнула страшная догадка, он прогнал ее прочь. Напрягся, старательно вглядываясь, и… силуэты стали ближе. Атеист дернулся, узнав Молчуна, в голове зазвенело, как от удара чем тяжёлым, дыхание оборвалось. Парень перевёл взгляд на бездвижный силуэт рядом, он уже знал кто это… И тут пальцы Молчуна дернулись, сжались в огромный кулак, больше похожий на здоровую кувалду. Застывшее лицо дрогнуло, веки медленно приподнялись, и тут же рухнули, как нож гильотины. Атеист вздрогнул, кто-то отчаянно тряс, парень словно вынырнул из мутной воды, с удивлением посмотрел на Калькулятора. Тот все ещё цепко держался за плечо, с виду вроде дохляк, а хватка как у бульдога.
— Эй, парень, ты чего? То с вороной болтает, то бормочет под нос что-то! Ты точно в порядке?
— Я… кажется… видел, что Седого убили, а Молчун… Молчун еще жив. Надо найти их, и чем быстрее, тем лучше! — Атеист с удивлением слышал собственный голос, внутри хрипело, словно после долгого бега. — Я видел их…
Калькулятор шлепнулся на задницу, скривился от резкой боли, что ожгла ногу огнём, в глазах на миг промелькнул страх, так по крайней мере показалось Атеисту.
— Так ты сенс?
— Не знаю, в первый раз такое со мной.
Калькулятор опасливо огляделся, Атеист заметил, что собеседник побледнел. Ещё бы разобраться как этот дар работает. «Неужели Калькулятор и вправду мур, Умник или как его там?» Атеист все ещё вертел фляжку в руках. Фляжку Молчуна. Так. Точно…
Атеист поднялся, с задумчивым видом побрел внутрь дома. А вот и гранатомет. Повертел в руках, в голове гудело, как в топке паровоза — за пользование даром приходится платить здоровьем. Сосредоточился, чувствуя, как снова погружается в блеклую муть, вдохнул глубже. Перед глазами вновь замерцало, проступила сгорбленная фигура, Атеист без труда узнал Калькулятора. Снова жрет, куда только лезет, а Ворон настороженно следит, застыл на месте как чучело. «Как бы глянуть в прошлое Калькулятора?» Мысли еле ворочаются, в глазах мерцает все сильнее… И тут все прояснилось, Атеист увидел маленькую девочку лет восьми. Белое платьице испачкано в грязи, на лице грязные разводы от слез. Девочка всхлипывала и пряталась в невысоких кустиках, что тянули корявые ветки к пыльной дороге. Он почувствовал, что кто-то есть ещё. Кто-то ужасный, он чувствовал волны страха, идущие от ребёнка. Атеист напрягся, стараясь разглядеть хоть что-то, разглядел на дороге яркое красное пятно, что кровавым плевком выделялось на пыльной зелени вокруг. Пару долгих мгновений, и Атеист увидел машину, дверцы распахнуты. Немного приноровившись с даром, парень сумел приблизить картинку, как на видео. Задние колёса явно прострелены, покрышки в клочья. Рядом с водительской дверцей, лежит труп мужчины. Одет в легкую рубашку и ярко-зеленые шорты, явно новичок. Вместо лица — кровавое мессиво, кто-то всадил очередь в упор, вокруг на траве и на машине потемневшие брызги крови. Спереди машины какое-то шевеление, Атеист перенес туда «объектив» и… выругался в голос. Два подонка с поганой ухмылкой держали распластанную на земле плачущую женщину, та истошно кричала: «Лиза, беги! Беги!», пыталась вырваться. Но третий из ублюдков навалился сверху, задирая подол платья. Женщина отчаянно сопротивлялась, один из мерзавцов врезал жертве кулаком по виску, голова дернулась и истошный крик прервался. Навалившийся сверху, уже сосредоточенно двигал голой задницей, Атеист заскрипел зубами. И тут насильник остановился, смачно выругавшись.
— Ну и нахрен ты ее вырубил? Теперь как будто с бревном. Неее, такое мне не по кайфу.
— Тогда слазь, Умник, и жди, пока очухается. А мы с Кактусом не привередливые.
— А у нас же ещё Лизонька есть! — Насильник не спеша поднялся, жилистая рука сорвала с шеи женщины цепочку с медальоном, спрятал в нагрудный карман, и лишь затем натянул штаны. Его место тут же занял другой. Мерзавец наконец обернулся, но Атеист уже знал кто это… Умник, он же Калькулятор, медленно побрел к кустам, где пряталась маленькая девочка, светлое платье предательски белеет сквозь редкие ветки…
Атеист выскочил на улицу, как ошпаренный, клацнул затвором. Умник вскочил, вытаращил глаза, что-то пытался сказать, но губы не слушались. С трудом выдавил: «Я тебе жизнь спас!». Атеист угрюмо засопел, но оружие не опустил.
— Что у тебя в правом кармане? Нет, на груди!
— Ничего. Слушай, Атеист, — Умник уже вполне овладел собой, — не знаю, чего там тебе померещилось, но лучше б убрал автомат. — Он выставил обе ладони вперёд и вымученно улыбнулся.
— Руки! Руки держи, чтоб я видел! — Атеист шагнул вперёд, держа правой автомат, левой рукой рванул за нагрудный карман. Тот с треском оторвался, цепочка сверкнула блестящей змейкой. Та самая… Умник всё понял, в глазах Атеиста без труда прочёл приговор. Дернулся вправо, одновременно отталкивая дуло автомата в другую сторону. Атеист запоздало нажал на спуск, лишь одна пуля хватанула острым клыком за бочину Умника, остальные ушли мимо, подняв полоску пыли у того за спиной. Умник ухватился за автомат как клещ, рванул на себя, Атеист вцепился мёртвой хваткой, невольно шагнул вперёд. И тут Умник выпустил автомат, резкий тычок локтем и Атеист, клацнув зубами, отшатнулся. Удар выдержал, но в глазах потемнело, а челюсть заныла, рот быстро наполнился кровью. Умник снова дернул автомат на себя, тот выскользнул из немеющих пальцев Атеиста, парень не растерялся — прыгнул на противника, не давая развернуть оружие. Грохнулись обземь, оба злобно сопят, Атеист сумел добраться до спускового крючка, высадил оставшиеся патроны. Умник выпустил ставший бесполезным автомат, потные пальцы сдавили шею Атеиста, тот захрипел, тоже вцепился в глотку в ответ. В глазах темнело, держался из последних сил, но они не бесконечны. Все темнее и темнее, только оскаленные зубы Умника блестят. И тут по щеке шлепнуло крылом, Атеист вздрогнул от неожиданности, а Ворон сделал два резких тычка клювом и перебрался к парню на плечо. Умник заверещал, как недорезанный поросенок, ладони закрыли разодранные глазницы, сквозь пальцы запузырилась ярко-алая кровь. Ворон брезгливо сплюнул, обтер крылом клюв.
— Ну и гадость эта ваша заливная рыба!
Атеист тяжело поднялся, с трудом восстанавливая дыхание, поверженный противник катался по земле, как пес перед бурей, истошно вопил, дрыгал ногами, как маленький ребёнок. Ворон нетерпеливо проворчал:
— Да добей ты уже эту падаль! Я б сам, да неохота об дерьмо снова клюв марать.
Сменил магазин, затвор оглушительно лязгнул, Умник тут же заткнулся, настороженно прислушиваясь.
- Атеист! Не надо! Не надо!
Атеист сплюнул, во рту до сих пор солёно от крови, вскинул автомат и молча разрядил полрожка в подонка. Развороченная грудь вспухла алыми буграми, ладони безвольно соскользнули с обезображенного лица. Атеист отступил на шаг, под ногою блеснуло, он поднял цепочку с медальоном. Осторожно раскрыл, две маленьких фотографии — светловолосого мужчины и ангельское личико маленькой девочки. Внутри прожгло холодом, сердце дрогнуло, на глазах невольно блеснули слёзы.
— Блядство какое-то… — стиснул зубы до скрежета. Наконец, выдохнул: — Пошли, птица, задержались мы что-то здесь…