Наконец-то настало время, когда вы можете считать вполне законченной первоначальную натаску вашей молодой собаки; наконец-то, вы дождались этого дня.
Завтра уже будет не то, завтра предстоит совсем другое дело; ваш ученик превосходно уже слушается каждого вашего требования, отчетливо и быстро исполняет любое из ваших приказаний и работает ни чуть не хуже многопольной, безукоризненно выдержанной собаки… Завтра вы впервые в это лето возьметесь за ваше любимое, давно уже лежащее без дела ружье и впервые начнете охоту из-под вашего молодого воспитанника.
Вы еще накануне приготовили все необходимое для предстоящей охоты. Вы и патронов наделали больше, чем нужно, и ружье свое протерли; высокие болотные сапоги стоят уже смазанными в вашей комнате; тут же сбоку, на стуле, лежит и костюм, который вы обыкновенно надеваете летом на охоту; все уже уложено, приготовлено у вас.
Еще до солнца вы выехали на охоту. На этот раз вы выбрали большое, обыкновенно, очень обильное дичью болото. Теперь смело можно показать ему побольше дичи, да и вам после такого долгого ожидания тоже можно безбоязненно поохотиться в волю. Вы даже и мысли не допускаете, чтобы ваш ученик мог сделать что-нибудь не так, как нужно. Ведь вы, по крайней мере, две последние недели водили его так только для практики, две недели тому назад вы уже смело могли начать стрелять из-под стоек вашего питомца, но вы все оттягивали и оттягивали начинать с ним охоту, желая еще более укрепить, поставить тверже эту работу, довести ее до полной безукоризненности, до идеала. Вы опасались преждевременной стрельбой из-под вашей молодой собаки разгорячить, ее, испортить так хорошо начатое дело, и вы были совершенно правы, тысячу раз правы… Сегодня, наконец, вы получите самую ценную, самую желаемую для вас награду за ваш труд, за все терпение ваше…
Вы даже почти не волнуетесь сегодня; вы много спокойней, уверенней, чем в тот памятный для вас день, когда вы впервые вели вашего ученика в натаску по дичи. Тогда вы еще не знали его, не знали его достоинств, почти первоклассных, не знали, что он даст вам такое счастье, такое наслаждение; а теперь не то. Теперь вы отлично знаете воспитанника, знаете цену ему, знаете его работу, его превосходные полевые качества, и вы спокойно сидите в экипаже, любуясь все шире и шире развернувшимися перед вашими глазами, такими знакомыми, дорогими окрестностями.
Все ближе и ближе подвигаетесь вы к цели вашей поездки. Уже совсем недалеко, уже виднеется вдали это любимое ваше болото, точно призрачной дымкой, легким туманом подернутое. Вот и все оно перед вами широко раскинулось, со своими озеринами заросшими, с речонкой узенькой, прорезывающей его во всю длину. Каждая кочка почти знакома вам на том обширном болоте, а какая масса местечек есть на нем таких заманчивых для вас, таких дорогих вам по воспоминаниям.
Вот вы доехали до намеченного для привала места. Вы легко и быстро выскакиваете, из экипажа; ваш воспитанник прыгает следом за вами и ложится тут же около, нервно вздрагивая поминутно и глядя, не переставая, на вас. Вы еще даже и не успели приказать ему лежать до тех пор, пока вы соберете ружье и облачитесь в прочие доспехи, как ваш достойный ученик уже сам, не ожидая на то вашего приказания, проделал это. Вы любуетесь на него, гордитесь его выдержкой и, сторонясь невольно, достаете футляр с ружьем; складываете последнее, надеваете на себя патронташ и ягдташ и, сопутствуемые, пока еще у ноги, вашей молодой собакой, направляетесь к такой заманчивой, дорогой вам по воспоминаниям болотной площади.
Едва переступая с ноги на ноги, не помышляя, хотя немного выдвинуться вперед, выступает за ногой ваша собака. Пора начинать, решаете вы, и посылаете вперед на поиск вашего питомца. Как лучшая скаковая лошадь со старта, несколькими огромными прыжками отделяется от вас ваша собака и на полном карьере, то описывая круги, то приближаясь к вам, то снова удаляясь, носится она по чистому болоту, разыскивая затаившуюся дичь.
Вы довольны пока вашим учеником, он ищет совершенно правильно, никогда но роясь, не убегает от вас на слишком большое расстояние и не оставляет без внимания ни одного местечка на болоте, где могла бы затаиться дичь; а что самое главное, так это то, что вы видите, чувствуете, наконец, что он все время, как бы далеко ни ушел на поиске, внимательно и неотступно следит за вами, за своим хозяином, работает не только лишь для себя, но и для вас. Вы медленно, с ноги на ногу, подвигаетесь вперед, ступая по мягкой шелковистой, пока еще такой влажной от обильной утренней росы траве болота и, глаз не спуская, следите за вашей собакой.
Но вот, точно замялся ваш воспитанник на секунду, другую, точно что-то вдруг властно задержало его быстрый бег; проходит несколько секунд, и он, весь преобразившись сразу, повел по прихваченной им птице; да ведь как повел-то… Точно что-то быстро вспыхнуло, разгорелось вдруг там, внутри вашей груди; вы глаз оторвать от вашего любимца не можете; вы напряженно, с восторгом, охватившим вас всего, любуетесь на полную энергии и непобедимой страсти, его потяжку… «Как он станет далеко!… Какое у него превосходное, дивное чутье!…» — проносится в вашей голове.
Мертвая и в то же время идеально красивая стойка. Еще более замедляя шаги, не спеша, подходите вы к собаке в то время, когда вам просто к ней хочется бежать, когда страсть бурно, без удержу, клокочет в вашей груди.
«Отозвать его от стойки или не отзывать?» — невольно задаете вы себе вопрос. Да, конечно же, отзовите, посоветую я, уложив еще, предварительно, его на стойке: одним словом, повторите все те приемы, которые вы проделывали во время его натаски: лишняя практика никогда не мешает и, кроме пользы, ничего не принесет вашему воспитаннику. Вы уложили его, затем отозвали на свисток от стойки, продержали некоторое время у своих ног и, приласкавши, похваливши вашего покорного ученика, снова послали его вперед к дичи. Опять привел к ней ваш питомец и опять вытянулся в картинной стойке.
Теперь и стрелять можно. Вы еще подходите к вашей собаке и посылаете ее вперед стронуть птицу. Все так же медленно, как и во время потяжки, ни в коем случае не бросками, подвигается к птице ваш питомец. Но вот впереди его с характерным шумом крыльев, покрехтывая, поднимается жирный дупель. Вы уже рот раскрыли, чтобы приказать лежать вашей собаке после вылета птицы; но ваш воспитанник предупреждает вас, он уже сам лег моментально, не дожидаясь даже вашего приказания. Он отлично знает, что вместе с вылетом птицы он, так или иначе обязан лечь на землю и лежать там до тех пор, пока вы не позволите ему встать; так почему же ему и не исполнить этого, заранее предупреждая ваше приказание? Вы быстро вскидываете ружье вслед уже отлетевшему, благодаря вашему замедлению, достаточно далеко дупелю и нажимаете гашетку. Настигнутый снарядом мелкой дроби дупель камушком падает на зеленую траву луга. Вы опасливо поглядываете на вашу молодую собаку; но напрасно вы опасаетесь чего-либо, ваш ученик уже настолько выдержан, что даже и не помышляет встать на ноги после вашего выстрела. Ведь вы раньше несколько дней потратили на то, чтобы приучить его падать на землю, вместе со звуком выстрела, спокойно относиться к этому звуку, так чего же боитесь вы, чего опасаетесь?…
Не спеша, вынимаете вы стрелянную гильзу, заменяете ее новой, хвалите и ласкаете вашего любимца и разрешаете ему, наконец, встать а места и направиться отыскивать убитого вами дупеля. Вот он скоро прихватил его запах, повел вас к нему и остановился около убитой дичи, лежащей в траве. Вы опять укладываете над убитой птицей вашу собаку, нагибаетесь, поднимаете дичь, кладете ее в сетку ягдташа и посылаете вашего любимца снова на поиск.
Находились вы достаточно; уже вон как высоко поднялось солнышко; день разыгрался такой жаркий. Вы и постреляли в волю и набили дичи достаточно, налюбовались на вашего покорного воспитанника, ходившего так безукоризненно. Пора и честь знать! Вы выходите из болота на сухое место, посылаете к ноге вашу собаку и хотя и усталый, но страшно довольный, направляетесь к привалу.
Еще больше наслаждения, больше радостей получаете вы в это вечернее поле. Дичи вы находите не мало; еще лучше, еще осмысленней работает ваша молодая собака. И вы, счастливый, довольный возвращаетесь домой, когда уже солнце скрылось за горизонтом и повеяло вечерней прохладой.
Я только что описал вашу первую охоту с молодой собакой, прошедшую при самых благоприятных условиях, но далеко не всегда так случается. Бывает сплошь и рядом, что ваш ученик закапризничает, если можно так выразиться, и после второй, третей хорошо сработанной птицы, начнет дурить, ни с того, ни с сего, например, не ляжет после вылета птицы или выстрела, начтер продвигаться к убитой вами дичи, не ожидая на это вашего разрешения, и т. д. Тогда совсем другое дело, тогда вам остается немедленно же прекратить всякую охоту, забросить ружье за спину, пристегнуть к ошейнику вашего упрямца сворку, и, в крайнем случае, надеть на него далее и парфорс и, вооружившись вместо ружья плетью, серьезно и строго заняться сейчас же исправлением этого обнаруженного вашей собакой недостатка, и только, когда она исправится окончательно, снова взяться за ружье.
Иллюстрируя, так сказать, подобное явление, я не могу не привести здесь одного случая из моей практики. Я натаскивал как-то суку пойнтера «Мод», происходящую от знаменитого «Спорта IX» и «Мисс» собак А. А. Ланского. Мод пошла на славу с первого же выхода в поле и обнаружила, как подружейная собака, массу достоинств. Я уже стрелял из-под нее, и вот после одной удачной охоты, когда я решил, что могу считать Мод вполне готовой подружейной собакой, я пешком возвращался домой болотом густо заросшим деревьями и кустами. Мод шла у ног, вдруг ее не стало. Я оглянулся назад и увидел мою собаку, замершую у куста в картинной, как всегда, стойке. В полной уверенности, что там в кусте сидит затаившийся старый, еще не вылинявший черныш, я вернулся к собаке и послал ее вперед. Мод подвинулась; из-под куста выскочил заяц и ударился бежать опушкой болота; вздрогнула моя собака и кинулась за ним. Я и руку поднял, и крикнул ей «лежать»; да где тут было — моя Мод, как добрая борзая, со всех ног, бросилась в догонку за улепетывающим косым. Я и кричал, и свистел, желая вернуть погнавшуюся собаку, ничего не помогало, и Мод умчалась за зайцем в места неведомые. Мне оставалось одно: присесть, закурить папиросу и ждать мою ученицу, пока она соблаговолит вернуться ко мне. Я так и сделал. Почти что около получаса пропадала Мод, а затем и появилась с виноватым видом, поджавши прутик. Постой же, думаю, так этого оставить нельзя; зайцев-то возле болота достаточно!… Надел я на Мод парфорс и повел ее специально по зайцам. Косого не пришлось искать долго; вот она причуяла его, подвела и стала. Подожди же ты, голубушка, думаю! Подошел я к Мод вплотную, взял в руки сворку и вооружился плетью. Командую ей: «вперед». Выпрыгнул заяц из куста; а я и плети поднять не успел, как уже Мод легла, вся вытянувшись. Другого зайца нашли, третьего — ложится моя Мод безукоризненно. Это так, думаю, просто недоразумение какое-то случилось при первом зайце. Снял я с собаки парфорс и пустил ее на свободе. Снова заяц и снова моя Мод унеслась за ним вдогонку и пропала надолго. Вот тебе и совершенно готовая подружейная собака!… Забросил я после этого совершенно охоту и целую неделю почти натаскивал Мод, исключительно по зайцам, пока не добился таки того, что Мод, где бы не увидела бегущего зайца, ложилась моментально. После этого случая я каждую молодую собаку, в известное время ее натаски, считаю необходимым познакомить не только с пернатой дичью, по и с зайцами.
Никогда не посоветую, охотясь с первопольной собакой, ходить по болоту в компании с другими охотниками, при других собаках. Я, по крайней мере, стараюсь всеми силами избегать таких компанейских охот в течение первого поля моего воспитанника. Согласитесь сами, что в числе других собак всегда легко может попасться такая, которая своим примером, кроме вреда, ничего не принесет вашему питомцу.
Ведь у вас еще молодая собака, только что начавшая свою полевую работу; у ней практики еще так мало было на этом поприще; а вы, вдруг, ведете ее в компании с другими собаками, зачастую, быть может, и не достаточно выдержанными, да даже если они все безусловно и хороши, то и тогда они будут развлекать вашего молодого ученика и отвлекать его от точной и правильной работы. Зачем же я стану делать это; зачем буду портить его? Неужели вы столько времени потратили на его воспитание, дрессировку и натаску только затем, чтобы не докончивши, как следует, первого поля, снова начать возиться над исправлением вашего питомца, вами же испорченного?
Я понимаю, вам доставит большое удовольствие, если ваши товарищи-охотники увидят безукоризненную работу вашего питомца и придут от нее в восторг. Так, кто же вам мешает сделать это? Выберите среди ваших товарищей дельного, не горячего охотника и пригласите его с собой на охоту при том непременном условии, чтобы он ни в каком случае не брал своей собаки, стрелял из-под вашей.
Этот ваш товарищ, стреляя из-под вашей молодой собаки, легко может во время охоты оказать вам большую услугу. Попросите его отойти на время от вас подальше на болоте и выстрелить по какой-либо дичи, поднятой им без помощи собаки (например, по переместившемуся дупелю). Если ваш питомец в этом случае кинется на чужой выстрел, попросите вашего товарища подозвать его к себе и, не жалея, наказать плетью. Этим он окажет вам ту большую услугу, что ваша молодая собака никогда больше не пожадничает и не пойдет на чужой выстрел, даже близко не подойдет на охоте к постороннему человеку; и это более чем необходимо для всех при дальнейших охотах с вашей собакой, в компании.
Если вы хотите, чтобы ваша собака шла одинаково хорошо, то не забывайте того главного правила, что, по крайней мере, и первое поле, всегда следует стрелять дичь только из-под ее стойки и, ни в коем случае, не стрелять случайно попавшуюся или же мимо летящую.