— Смотри, Санек, какой-то козел твою девчонку лапает.

— Да она вроде не моя…

— Нет? Значит, сейчас будет! А ну пойдем! Раздался грубый смех, и с десяток бритоголовых молодых людей, одетых в спортивные костюмы, ринулись к сидевшей на лавочке сквера паре. Когда перед ними появились молодчики, девушка испуганно прижалась к парню. От окруживших их людей исходил густой запах спиртного. Парень спросил, стараясь говорить как можно тверже:

— В чем дело, ребята? Ищете кого-нибудь?

Один из бритых хмыкнул:

— Тебя. Вернее, твою биксу. Пошел вон отсюда! А ее оставь.

Все заржали. Парень вскочил:

— Что ты сказал?! А ну повтори!

Его сразу же ударили сбоку. Он ответил обидчику, и тот отлетел в кусты. Девушка закричала. Бритые кинулись в атаку, и парень, несмотря на яростное сопротивление, через несколько секунд уже лежал на земле. Со всех сторон его азартно и беспощадно избивали тяжелыми башмаками.

— На! Получи, сука! Крутой, да?! На! Бабу держи! Дай ей!

Попытавшуюся побежать за помощью девушку догнали и, схватив за волосы, опрокинули на асфальт. От удара носком ботинка в живот она согнулась. Ее лицо исказила гримаса боли. Тяжелые удары посыпались на нее.

Обоих били немилосердно. Наконец, устав от расправы, со смехом отступили от не подававших признаков жизни несчастных и закурили, делясь впечатлениями.

— Здоровый кабан! Как он Санька примочил!

— Ничего, теперь всю жизнь на лекарства работать будет.

— Пацаны, я ему, кажись, ребра на хрен переломал! Вот умора! Бью, а у него бочина трещит!

— По кумполу надо было! Чтобы память отшибло!

— Эй, братва! Может, телку его оприходуем? Чего она без дела валяется?

— Давай! Тащи ее сюда! Она хоть живая? Я жмуриков не трахаю!

— Да ну ее! В кровище перемажемся. Валим отсюда!

— Я пива, хочу!

— И я! Где тут ларек?

Редкие прохожие шарахались от них. Пацаны перешли на другую аллею, топча по пути клумбы с цветами. Казалось, они не были сколько-нибудь озабочены тем, что их будет искать милиция. Лишь когда где-то вдалеке послышался пронзительный вой сирены, злорадно засмеялись:

— Очухались, голубчики!

— Как в кино! Менты всегда появляются вовремя!

— Ну да, надо же кому-то трупы по моргам развозить!

Выделявшийся из этой толпы ростом парень лет восемнадцати и бывший, судя по всему, их лидером, один не разделял общего веселья. Взгляд его серых глаз был внимателен и насторожен. Он жестом подозвал к себе парня помоложе, очень похожего на него, и озабоченно сказал:

— Леха, нужно ребят уводить отсюда. Мусора запросто могут весь парк обшмонать!

— Ваня, так рано еще по домам, только веселиться начали! — Младший брат поднес ко рту разбитую кисть руки и не без гордости, хотя и с показной небрежностью, лизнул ободранные костяшки кулака.

— Рано, — согласился высокий. — Айда к общаге! Кого-нибудь да поймаем!

Не дожидаясь одобрения брата, он поднял руку, требуя тишины. Вся стая замолчала, глядя на своего предводителя.

— Братва, поехали ниггеров мочить! У их общаги!

Предложение было встречено восторженным ревом. Через несколько минут молодые люди устремились к остановке. В ожидании автобуса взяли крепкого пива.

Вокруг бритых парней сразу же возникла зона отчуждения. От них исходила энергия агрессии и тупой, неконтролируемой жестокости. Как бы подтверждая это, один из них запустил опорожненной бутылкой в витрину того самого ларька, где она была куплена только что.

— Получи сдачу! — со смехом прокомментировал он свой поступок.

Пример оказался заразительным, и вскоре остальные тоже начали швырять бутылками в ларек. Зазвенели бьющиеся стекла. Кто-то кинул пустую бутылку в проезжавшую мимо машину.

— Вы что же делаете? — закричал немолодой, хорошо одетый мужчина.

— Чего? Тебе жить надоело?! А ну иди сюда!

Смельчаку пришлось бы плохо, если бы в этот момент один из бритоголовых не заорал:

— Пацаны, наш «сарай»! Поехали, а то еще полчаса тут торчать!

Они с гоготом стали заскакивать в подошедший автобус. Никто из стоявших на остановке не решился составить им компанию, предпочитая подождать следующего.

В салоне они демонстративно закурили, вызвав недовольство пассажиров. Обматерили подошедшего контролера. Тот счел за благо не связываться и, ворча что-то себе под нос, удалился в другой конец автобуса.

На нужной остановке компания вывалилась также шумно, как и вошла. Потом высокий, которого остальные уважительно называли Кнутом, навел среди своих не в меру разошедшихся приятелей какое-то подобие дисциплины.

— Пацаны, дело сейчас будет серьезное. Ниггеров мочить нужно наглухо. Ясно? Предстоит работа на вынос тел.

Все притихли. Кое-кто смотрел на Кнута с сомнением, но большинство — с радостью. Жадно вдыхая табачный дым, бритые парни сгрудились вокруг своего вожака. Кнут достал из кармана нож. Ловко складывая и раскладывая рукоятки «бабочки», парень спросил:

— Кто еще вооружен? Доставайте!

Еще у двоих в карманах нашлись складные ножи. Остальные с завистью и уважением смотрели на своих запасливых товарищей.

— Отлично, — продолжал командовать Кнут. — Значит, так. Ты, Юрик, и ты, Салман, работаете перьями. Я, естественно, тоже. Все прочие — на шухере.

Без обиды, братва, в следующий раз и вам «вражеского мяса» достанется. Никого не жалеть. И чтобы без ки-пеша — мы не на дискотеке. Спокойно подходим, режем черномазых и делаем ноги. Никому не орать, не светиться, никаких лозунгов не выкрикивать. Понятно? Вперед!

Жаждавшей крови компании долго стоить без дела возле общежития для иностранных студентов не пришлось. Минут через десять из дверей общаги вышли двое чернокожих и заторопились к остановке метро. Кнут подал команду, и двое парней двинулись вслед за ними.

Студенты заметили угрожавшую им опасность слишком поздно. Налетевший на африканца первым Кнут криво улыбнулся и, не говоря ни слова, ударил ближайшего ножом в живот. Юрик и Салман тут же налетели на второго.

— Получи! — заорал Кнут, выдергивая нож из тела и вонзая его повторно.

Негр захрипел и осел на колени. Лицо его скривилось, изо рта хлынула кровь. Кнут еще раз ударил его, метя в сердце, но лезвие, порезав джинсовую куртку, лишь скользнуло по ребрам. Следующий удар он нанес с таким остервенением, что нож, пропоров тело несчастного, вылетел из руки.

Кнут отскочил на шаг и с размаху ударил раненого ногой в лицо. Тот повалился на асфальт. Пнув его еще пару раз, Кнут наклонился и стал искать оброненную «бабочку». Оставлять ментам свои отпечатки пальцев он не собирался. Обнаружив скользкий от крови нож неподалеку, он подхватил его и распрямился.

В этот момент Кнут услышал гортанный вопль. Салман и Юрик никак не могли свалить с ног свою жертву. Негр был очень высок ростом и яростно отбивался. Нападавшие били его ножами не переставая, но никак не могли нанести решающий удар. Сказывался недостаток опыта.

— Чего вы копаетесь?! — прошипел Кнут, в тревоге посматривая на общежитие. То тут, то там из окон выглядывали привлеченные криками студенты. Если вся эта орава сейчас вывалит, им придется несладко…

Кнут заскочил не перестававшему звать на помощь негру за спину и воткнул нож ему в поясницу. Студент упал, согнувшись от боли. Все трое сразу же принялись пинать его ногами.

— По башке, по башке бей! — хрипел Кнут, стараясь попасть израненному студенту по голове.

Когда из дверей общаги стали выскакивать люди, Салман остановился и толкнул вошедшего в раж Кнута в плечо:

— Ваня, сваливать нужно! Сейчас обезьяны сбегутся.

Кнут, тяжело дыша и смахивая со лба струившийся пот, оглянулся. Наподдав последний раз уже лежавшему без сознания окровавленному человеку, скомандовал:

— Все, уходим! Быстро!

Преследовать их никто не решился. Забежав за угол дома, где ждали остальные, Кнут на ходу выкрикнул:

— Валим, пацаны! Сейчас тут мусора будут!

* * *

Все дружно устремились вслед за вожаком. Минут через пять Иван перешел с бега на шаг. Начинались более или менее оживленные улицы, и вид улепетывавших со всех ног парней не мог не вызвать подозрений. Менты уже наверняка спешили к месту поножовщины.

Возле станции метро Кнут попрощался за руку со своими приятелями и договорился о следующей встрече. Потом они вдвоем с братом поехали домой.

Они вышли на конечной. По мере того как братья приближались к дому, их настроение портилось. Радостное возбуждение и сознание собственной значимости уступало место апатии и тоске. Иван начал понимать, почему он, да и остальные пацаны так любят эти кровавые «акции». Во время налетов на зажиревших обывателей они превращались в бесстрашных воинов, настоящих городских хищников, перед которыми трепетали в страхе травоядные. Избивая всех подряд, они не только сравнивались с успешными людьми, но и становились в своих глазах намного выше них. Вот у тебя квартира в центре города, машина и много денег, а у меня ничего нет. И, ломая тебе ребра, я просто восстанавливаю справедливость. Почему ты должен быть счастливее меня? По какому праву?

Примерно так рассуждал Иван по кличке Кнут каждый раз, когда в его душе начинала говорить беспокойная совесть. С каждым разом оправдываться перед самим собой становилось все легче. Особенно после знакомства с Толиком. Ваня с радостью понял, что он и подобные ему не одиноки, что кое-какие люди, умные и серьезные, много повидавшие в жизни и кое-чего добившиеся в ней, не только думают точно так же, как он, но и готовы активно поддерживать их.

Подходя к дому и поглядывая на горевшие на восьмом этаже окна, Леха вздохнул:

— Батя, наверное, опять бухой. Задолбал уже своей пьянкой!

Иван только стиснул зубы. Открывая дверь в подъезд, посторонился, давая пройти вперед младшему брату. В нос ударил запах мочи. Последний раз подъезд и двор убирали месяца три назад. Мусоропровод, как обычно, был забит до отказа.

— Лампочку, падлы, опять выкрутили, — выругался Иван, шаря в карманах в поисках зажигалки.

Братья молча добрались до лифта. Нажав на оплавленную кнопку вызова, шагнули в заплеванную и разрисованную кабину. Путь на восьмой этаж сопровождался угрожающим раскачиванием, дерганьем и душераздирающим скрежетом. Иван уже, наверное, в тысячный раз от нечего делать разгадывал надписи на стенах — угрозы, похабщину, футбольные и фашистские лозунги. Вот эту свастику, например, он сам и намалевал. Когда же это было? Лет пять назад. Ваня тогда со скинхедами терся.

На лестничной площадке света тоже не было. Подойдя к своей двери, Кнут несколько раз сильно стукнул по ней кулаком. Из квартиры сразу же послышались пьяные вопли отца:

— Кто там? Кого черт принес?! Валите отсюда!

Леха хмыкнул:

— Что я говорил? Точно бухой… С утра еще, наверное.

Кнут снова двинул по двери и язвительно заметил:

— Нетрудно догадаться. Когда ты его трезвым-то последний раз видел?

Наконец раздались шаркающие шаги и щелкнул отбываемый замок. Отворилась дверь. На пороге стояла пожилая женщина.

— Привет, мам. — Кнут нагнулся, целуя мать, и резко отшатнулся, почувствовав сивушный запах.

— Ты что, пила? — брезгливо спросил он женщину и, не слушая ее бормотаний, шагнул в коридор.

Мать махнула рукой и, зябко кутаясь в потертый до дыр платок, побрела в комнату. Несмотря на то что женщине не было еще и сорока, на вид ей уверенно можно было дать под шестьдесят. В последнее время мать сильно сдала и все чаще на пару с отцом прикладывалась к бутылке.

Обстановка в квартире производила мрачное впечатление. Ободранные обои и потрескавшийся потолок подчеркивали ее убогость. Дощатый пол прогибался и противно скрипел под ногами. Братья прошли в свою комнату. Едва Кнут включил свет, Леха присвистнул:

— Ваня, у тебя шмотка в кровище!

— Где? — Кнут подошел к замызганному зеркалу с отколотым углом и начал пристально вглядываться в свое отражение.

— Да вот, на штанах, смотри! И на куртке! Давай снимай! Пусть матушка застирает.

Кнут, сбрасывая с себя одежду, проговорил:

— Да ну ее… Начнет причитать опять. Что да где… Я сейчас сам замочу. Ты-то как? Не испачкался?.

— Нет вроде. Ниггеров же вы без меня мочили. — В голосе младшего брата прозвучала обида.

Кнут усмехнулся. Он стоял посреди комнаты в одних трусах и разглядывал в зеркало свое тело. Мышцы его округлились и налились силой, исчезла еще недавно бросавшаяся в глаза подростковая костлявость. Перемены радовали.

«Ничего, — злобно подумал парень, — мы еще этим тварям покажем!»

Кому именно и что он собирается показывать, Иван сказать не мог. Конкретных врагов вроде не было, и в то же время враждебен был весь окружающий мир.

Захватив одежду, он вышел в коридор и направился в ванную. Из комнаты доносились звуки телевизора. Прежде чем открыть дверь в ванную, парень заглянул на кухню. Вдрызг пьяный отец сидел, опершись локтями на стол, и смотрел в его сторону. Ивана передернуло от омерзения. Зайдя в ванную, он достал железный тазик и, набрав в него теплой воды, замочил окровавленную одежду. Глядя на то, как темнели намокавшие брюки, он вспомнил крики своих жертв, их мольбы о пощаде. Перед глазами всплывал вонзаемый раз за разом в тело нож, зажатый в его руке, тяжелый ботинок, с хрустом ломающий кости, безумный от боли взгляд человека, который понимает, что его убивают…

Внезапно Ивану стало страшно. Накатило ощущение какой-то ошибки, которую уже невозможно исправить. Ноги его стали ватными, голова закружилась. Он присел на краешек ванны и закрыл глаза. Нужно сосредоточиться…

Прогоняя слабость, Иван встряхнул головой и, насыпав в таз с одеждой порошок, размешал его в воде. Потом вышел и, шлепая босыми ногами по полу, отправился на кухню и открыл холодильник. Иван ничего не ел с самого утра.

— Чего смотришь? — пьяно коверкая слова, выдавил из себя отец.

— Пожрать чего-нибудь, — холодно, стараясь поскорее отвязаться от родителя, ответил сын.

Отец стукнул кулаком по столу так, что пустая бутылка из-под водки упала на пол.

— Конечно! — заорал он. — По холодильникам лазить вы все мастера! А как что-нибудь туда положить — так тут один отец шустрить должен! Почему, сволочь, не работаешь?!

Кнут поморщился от его криков и, не найдя в холодильнике ничего подходящего, с раздражением хлопнул дверцей.

— Я с кем разговариваю? — продолжал бушевать родитель, которого всегда тянуло на скандалы, едва у него заканчивалась водка. В такие минуты он ненавидел весь мир и пытался сорвать зло на домашних.

— Рот закрой, — спокойно посоветовал ему Кнут и, заглянув в хлебницу, вытащил оттуда половинку уже начинавшей черстветь буханки.

— Что? Ах ты… — выругался отец и сделал попытку привстать. — Мать! Мать, иди сюда! Послушай, как твой сынок со мной разговаривает!

Ваня отломил кусок хлеба и, взяв с плиты чайник, стал пить прямо из носика.

Папаша встал, уперев руки в бока. Вскоре ему пришлось ухватиться за край стола.

— Я в твои годы уже на заводе горбатился! А ты все ходишь, баклуши бьешь!

Ваня как бы случайно толкнул отца плечом. Тот, потеряв равновесие, грузно завалился на спину, опрокидывая табуретки. Не слушая брань разгоряченного родителя, Кнут отправился в комнату.

— Ма, пожрать есть что-нибудь? — ворчливо спросил он лежавшую на диване женщину.

Та приподняла голову:

— В кладовке пакетики есть. Сварите суп. И пусть Леша поест.

Он почесал бритый затылок. Есть хотелось, но опять идти на кухню и общаться с пьяным отцом — не очень. Иван махнул рукой и вернулся к себе в комнату. Брат дымил сигаретой, развалившись в кресле.

— Окно открой, — буркнул Иван, — дышать нечем.

Он протянул Леше хлеб:

— На, погрызи. Один хрен больше ничего нет. Суп, правда, сварить можно. Но там батя бухой. Морали читает.

— Ерунда. — Младший брат встал и, повозившись со шпингалетами, распахнул окно. В комнату, разгоняя клубы табачного дыма, ворвалась струя свежего воздуха.

Иван лег на кровать и закусил губу. И что это за жизнь у них такая? Почему все идет наперекосяк? Ни денег нет, ничего… Работать идти? Куда? За пять тысяч где-нибудь грузчиком вкалывать? Или на рынке торговать? Что же это за гадство-то такое? Самое обидное, что и выхода из этого тупика не предвидится. Перспектив никаких…

Тут зазвонил Лехин сотовый телефон. Мобилу эту они отобрали с месяц назад у каких-то навороченных парней. Леха с важным видом достал трубку и, откинув крышку, уставился на высветившийся номер. Возбужденно воскликнул:

— Это Толик! Сам возьмешь?

Ну нет! Оказывается, не все так пакостно в этом мире — есть еще хорошие люди! Иван соскочил с кровати и схватил протянутый ему телефон.

— Да? Слушаю!

Голос на другом конце был, как всегда, бодр и весел:

— Привет, Ваня! Как дела? Не спишь еще?

Кнут слегка замялся. Потом, откашлявшись, ответил:

— Нет, Толик. Еще нет. — Инструктор требовал называть его просто по имени, без всяких церемоний.

— А зря. Режим нужно соблюдать. Завтра в шесть утра я за вами заеду.

— Завтра? — переспросил Кнут. От радости у него застучало в висках.

— Ага. Все бойцы собираются. Соревнования будут.

— Класс! А какие именно?

Собеседник засмеялся:

— Много будешь знать — скоро состаришься. Шучу. Ты же знаешь, Ваня, у меня от ребят секретов нет. Просто… — Толик сделал паузу и многозначительно добавил: — Это не телефонный разговор. Понимаешь, о чем я?

— Конечно, — поспешил заверить инструктора Иван. — Я все понимаю. Леха тоже поедет?

— Конечно. Пусть учится. Ну, все, ребята. Сейчас немедленно ложитесь спать. И никакого пива, завтра придется побегать. Стране нужны железные бойцы, а не мокрые курицы с коротким дыханием. Усвоил?

— Так точно! — заулыбался Иван. — Ложимся.

— Ну, все. В шесть утра оба у подъезда. Отбой.

Ваня выключил телефон и некоторое время задумчиво смотрел в открытое окно. Леха подошел к нему и нетерпеливо спросил:

— Вань, ну как там? Что Толик сказал?

Кнут насупился:

— Много будешь знать — скоро состаришься. Шутка. Давай ложись. Завтра подъем в полшестого. За нами Толик заедет. На базу рванем.