Не было ни одной причины, по которой я мог взять его с собой, не нарушая норм и инструкций, составляющих правила поведения в космосе. Тем не менее, я не мог его не взять…
Лукич разменял шестой десяток где-то за орбитой Нептуна три года назад. Там же он получил свой последний приказ об увольнении, в связи с выходом на пенсию. Как я понял из пояснений Климова, начальника накопителя Юпитер-3, Лукич эти три года на месте не сидел: подолгу задерживаясь на каждой из станций, что имела несчастье оказаться у него на пути, он и в самом деле двигался в сторону Земли. Только очень медленно. Эту неторопливость можно было понять: там его ждали синее небо, зелёная трава, сытая обеспеченная старость и потрясающее одиночество. Не он первый…
Каждый из нас, по слухам, уходя на пенсию, уже через несколько лет прислушивался к своим воспоминаниям, как к зыбкому сну, который приснился кому-то другому.
Когда я прибыл за рудой на Юпитер-3, обитаемый космос уже тихо выл, наблюдая за борьбой Лукича с неизбежным. Подобно броуновской частице он хаотически перемещался с базы на базу, оставаясь при этом всегда за орбитой Юпитера.
Поэтому ничего удивительного, что Климов, загрузив меня двумя тысячами тонн палладиевой руды, с невероятной учтивостью попросил взять с собой в качестве пассажира уважаемого пенсионера.
Должен отметить, что "просящий" начальник космической станции — явление, мало изученное наукой. А "учтиво просящий" и вовсе какой-то артефакт. Я не смог ему отказать. На каждую мою попытку объяснить, что переход займёт полтора года, что у меня всё рассчитано под завязку, что работа над диссертацией в разгаре и времени развлекать пассажира не будет, он молча доставал очередную радиограмму с одной из космических станций, где Лукич уже побывал. К концу беседы на столе лежал ворох бумажек, и мне не было нужды читать их. Все об одном и том же: "заберите его отсюда"!
Восстанавливать против себя станции, которые обеспечивали меня работой? Немыслимо! Прикройся я инструкциями, они нашли бы возможность или грузить меня в последнюю очередь, или не грузить вовсе, придравшись к какой-нибудь неисправности на моём буксире.
Это был шантаж. И я согласился.
Надо отдать должное Климову: меня обеспечили дополнительным воздухом и питанием так, будто я брал с собой не сухонького жилистого пенсионера, а десяток юнцов, которые не думают о пище, только когда едят.
Я взял его. Взял…
— Лукич, — сказал я ему после первой фазы разгона. — При всём уважении к вашему славному боевому прошлому, прошу выслушать правила нашего общежития, которые могут дополниться, но не отмениться.
Он подобрался, демонстрируя полное внимание.
— Зовут меня Игорь Коган, и я капитан корабля.
Он кивнул.
— В нашем общем распоряжении спальня, спортзал, кают-компания, санузел и кухня. Кабина управления только для капитана. Пока всё ясно?
Он вновь кивнул, выказывая полное одобрение. Я вздохнул:
— Прекрасно. До самого прибытия к порту выгрузки — станция Луна-грузовая, — с разговорами ко мне не приставать, от дел не отвлекать. К вашим услугам корабельная библиотека, видео, игровой компьютер. Всё.
Потом я отправился в рубку — разгоняться следовало осторожно, чтобы не повредить сцепку с баржой, а он в кают-компанию — к корабельной библиотеке, видео и игровому компьютеру… Мне казалось, что всё улажено.
Кто может знать, что его ждёт завтра?
Спустя три месяца он меня спросил:
— Капитан, что вам известно о Шакти?
О "шакти" мне не было известно ничего. Я даже не знал, что этот набор букв составляет осмысленное слово. Я не видел причин скрывать это, и потому ответил просто:
— Ничего.
— Шакти — это бог энтузиастов.
Наверное, замешательство слишком явно читалось на моём лице, потому что он поспешил уточнить:
— Это бог тех, кто отдаёт своей работе всё, что у него есть.
"Вот оно что!" — подумал я и сказал:
— Лукич, пришло время немного расширить наши правила.
— Да-да?
— Никогда больше не говорите мне о Шакти. Я не хочу слышать этот бред. Я вам объяснял…
Вопреки всякой субординации он ушёл без разрешения. Но я не стал настаивать на таких тонкостях. Всё-таки пожилой человек…
Ещё через месяц он обратился ко мне с просьбой:
— Командир, мне нужен доступ к передатчику.
— Это ещё зачем?
— Чтобы попытаться наладить связь с богом.
Я был настолько шокирован этой идеей, что вместо решительного отказа спросил:
— Как это?
— Хочу проецировать в пространство ЭФГ своего мозга.
Насколько я помнил, нечто такое уже было: энцефалограмма головного мозга в виде радиосигналов отправлялась в космос, как визитная карточка человечества. Но мне казалось, что этими детскими забавами люди давно переболели…
— Что за ерунда?
— Это не ерунда! — гордо возразил Лукич. — Здесь, вдали от помех работы коллективного разума, в окружающем меня интеллектуальном вакууме Шакти может меня услышать, понять и исполнить мою просьбу.
Немного подумав, я решил не обижаться на "интеллектуальный вакуум". Наверное, он просто не совсем удачно выразился.
— И как вы это себе представляете?
— Кресло пилота, шлём с датчиками, ЭФГ-приёмник, преобразователь-декодер и корабельный передатчик. Всё. Что может быть проще?
Тут мне пришло в голову, что судьба посылает единственно-возможный способ тактично избавиться от старика до самого конца рейса. Это была гениальная идея! А он ещё намекает на "интеллектуальный вакуум"!..
— Нет, — сказал я. — О рубке управления не может быть и речи. Но в целом… на проведение экспериментов я выделяю вам спальный отсек. ЭФГ-приёмник, декодер и кабель к передатчику отбуксируете туда. Вместо кресла используете койку. Частоты я вам выделю под честное слово, что из своего диапазона выходить не будете… — он энергично закивал головой. — Только одно условие! — он продемонстрировал готовность согласиться с любым моим условием, — выглядело забавно. — Связь с богом будете поддерживать только в ночные часы по бортовому времени. Я переберусь в кают-компанию, а вам на весь срок проведения экспериментов предоставляется спальня. Идёт?
— Идёт! — с восторгом согласился Лукич. — Игорь, какой же вы всё-таки молодец. Спасибо!
Я почувствовал сильнейший приступ угрызений совести. Мне показалось, что, насмехаясь над стариком, я плюю в лицо собственному будущему. Но, чёрт возьми! — мне надо работать. Если люди не будут делать то, за что им платят деньги, мир рухнет. Тогда и в самом деле придётся натянуть на голову шлём с датчиками и возить за собой тележку с ЭФГ-приёмником и УКВ-передатчиком. Чтоб, значит, кто-нибудь помог…
Этот договор решил множество проблем. Если и раньше мы с Лукичём не часто сталкивались, то теперь я почти забыл, что на судне кроме меня есть кто-то ещё. Изредка мы встречались на кухне, но теперь мои тёплые приветствия были искренними — всё-таки ещё одна живая душа на десять миллионов километров в шаре.
Я ошибался. Как выяснилось, в этом секторе пространства мы были не одни.
***
Тревога в космосе — событие неординарное. Это нечто такое, о чём потом долго шепчутся в кают-компаниях обитаемых миров, разбросанных по всей Солнечной Системе, а потом находит своё место на страничке Руководства по борьбе за живучесть, или в каком-нибудь другом подобном, не самом скучном документе.
Тревога в космосе — это либо отказ системы, либо разгерметизация, либо сближение. Все остальные неприятности, как правило, всего лишь комбинации этих трёх. Соответственно, и сигналов тревоги три. Чтоб, значит, пока экипаж мчится к своим местам согласно аварийному расписанию, каждый мог на ходу прикидывать, что бы это могло значить и к чему следует готовиться.
В моём случае сигнал тревоги — чередование короткого и длинного — означал "сближение". Буксир шёл, как обычно, по дуге вне плоскости эклиптики, но, тем не менее, был уже достаточно близко к метеоритному поясу. Поэтому тревога на "сближение" меня не особенно удивила.
Я устроился в кресле пилота, пристегнулся и потребовал от компьютера пояснений. Они не заставили себя ждать: радар сообщил о неопознанном объекте, который на приличном торможении нацелился в ту точку пространства, в которой моя сцепка окажется через несколько минут.
Торможение, как и разгон — это всегда искусственное тело. Вот только кому придёт в голову расходовать топливо, чтобы поздороваться с пилотом рейсового грузовика? Тем более что для этого есть радио?
Радио?
Я включил приёмник и получил картинку с речевым сигналом: с экрана на меня грозно смотрел широколицый скуластый человек, с волевым квадратным подбородком и короткой стрижкой. Человек был не молод, хотя и старым я бы его не назвал. Он важно свёл брови и что-то попытался мне объяснить.
Что он мне говорил и по поводу чего насупился, было не ясно — его речь состояла из щелчков, скрипов и свистов. Если бы я такое услышал по радио, то решил бы, что просто не докрутил ручку настройки до несущей частоты.
Я с минуту разглядывал его, потом включил ответную трансляцию и запись переговоров, так, на всякий случай.
Он замолчал, и перевёл взгляд куда-то в сторону, наверняка, на экран своего ТВ. Я представил себе, что он видит, и почувствовал себя неуютно. Уже не помню, когда брился. Да и майка у меня… рабочая, в общем, у меня майка такая… да…
Человек опять о чём-то просвистел-прощёлкал.
— Не понимаю, — сказал я по-русски. — Я, капитан Коган, пилотирую буксир "Пилигрим-18", следую с грузом к станции "Луна-грузовая". Своим маневрированием вы создаёте угрозу свободному космоплаванию.
Он нахмурился ещё больше, — секунду назад я был уверен, что такое невозможно, — и переключил своё внимание куда-то на свой пульт.
На самом деле, никакой угрозы уже не было. Его судно лихо притормозило и как-то сразу легло на кривую, параллельную траектории движения моей сцепки.
— Кто вы такой? — спросил я через минуту. — Что вам нужно?
И тут он мне ответил:
— Капитан Коган, вы арестованы. Следуйте за мной.
В первое мгновение я почувствовал облегчение — всё-таки русский, и только потом до меня "дошёл" смысл сказанного.
— Не понял! — признался я. — В каком смысле "следуйте"?
Но он отключился, и компьютерная развёртка радара показала стремительный манёвр по расхождению его судна с моим грузовиком. Я смотрел на карту радара, видел, как он удаляется, и пытался понять, что бы это всё значило. А белая точка, соответствующая положению его корабля, уже разворачивалась и вновь шла на сближение: неслась к центру экрана, в перекрестии прицела которого, с точки зрения моего компьютера, находился я.
Вновь включилось изображение.
То же лицо, только перекошенное от ярости:
— Капитан Коган, вы не выполнили приказ! Объявите тревогу и прикажите экипажу надеть скафандры. Вынужден вас атаковать.
Вообще-то я не всегда такой "тормозной". Но согласитесь, на моём месте любой бы растерялся. Только сейчас я понял, что незнакомец был абсолютно уверен, что я запущу двигатели и в соответствии с его петлёй сойду со своего курса. Ага! С двумя тысячами тонн руды?!
— Что за бред? — возмутился я. — Это что, шутка?
Нет. Он не шутил. Не знаю, чем он там по мне пальнул, но тряхнуло здорово. Из кресла я не вылетел только потому, что был привязан. Консоль диагностики и анализа расцвела гирляндами огней — один страшнее другого, и одного взгляда хватило, чтобы понять: я потерял баржу.
В глазах потемнело. Кажется, я завыл.
— А-ах ты… крысёныш! — сказал я. — Ты что, гад, делаешь?
Он что-то ответил, но мне уже было не до него. Две тысячи тонн палладиевой руды — это год работы нескольких космических станций. Это зарплата трёх сотен человек, их воздух и пища. Это, в конце концов, моя работа, — взяв баржу на буксир, я принял на себя ответственность за сохранность груза.
Я ещё раз проверил сигналы датчиков. Всё верно — сцепки не было. Тогда я вышел на аварийную частоту: тревожный сигнал осиротевшей баржи прослушивался чётко. Компьютер уже отметил у себя в памяти её стартовые координаты и теперь, по моей команде, занимался расчётами элементов её новой орбиты. К сожалению, первые приближения не были обнадёживающими: через двое суток баржа вернётся в плоскость эклиптики и войдёт в метеоритный пояс. И тогда…
Я был в бешенстве:
— И в чём тут героизм, милейший? — человек на экране всё ещё хмурился, а я очень надеялся, что в моём голосе было достаточно яду, чтобы он умер. Вот так — на расстоянии. — Ты расстрелял мой буксир, а я тебя даже протаранить не могу…
— Вы не подчинились приказу следовать за мной, — невозмутимо ответил незнакомец.
— Я физически не могу выполнить такой приказ, — прохрипел я. От злости перехватило дыхание. — В моих баках нет ни капли топлива. Может, заглянешь ко мне? Лично, так сказать. Потолкуем? Без этих "пиф-паф"…
— Как же вы собирались тормозить в пункте назначения?
— На подходе меня встречают буксиры порта разгрузки. Они принимают баржу, а меня заправляют, и я лечу за следующим грузом. А как теперь быть, я пока не знаю. Может, подскажешь? В личной беседе…
— То есть вы терпите бедствие?
— Нет, я испытываю счастье! — закричал я.
Вообще-то я не считаю себя скандалистом. Для склоки нужен темперамент, амбиции и, возможно, что-то ещё… но все эти качества не позволили бы мне стать пилотом буксира.
Моя работа — это долгие месяцы полного одиночества. Тихая меланхолия, занятия йогой, борьба с обучающими программами, наблюдение за звёздами, научные и популярные статьи по понятным и близким мне темам. Это тёплые встречи с родителями, которым всегда рад; с приятелями, которым никогда не смогу надоесть. Это легкомыслие женщин, которые точно знают, что встреча со мной никак не изменит их жизнь…
Но, господи Боже мой, как же мне хотелось вцепиться в горло этому мерзавцу!
— Подтвердите, что терпите бедствие! — настаивал незнакомец.
— Что тебе нужно? — зло спросил я. — Ты уже всё сделал. Лучше бы ты в меня попал…
— У вас на борту заложник-военнопленный. Я не мог стрелять в отсеки жизнеобеспечения…
— Ты сумасшедший! — уверенно заявил я. — Тебе лечиться надо, придурок! Какой военнопленный? Уже сто лет никто не воюет. А вас, бездельников-солдафонов…
— Не грубите должностному лицу, капитан Коган, — перебил он. — Не осложняйте своего положения. С борта вашего судна поступил сигнал о бесчеловечном отношении экипажа к военнопленному. Слушайте сами…
Он чуть сдвинул плечами, что-то переключил у себя на пульте, и я услышал знакомое чередование свиста и хрипа.
— Сигнал немного искажён, — извинился незнакомец. — Но в целом смысл ясен, не так ли?
— Ясен? И на основании этого шума ты стрелял в меня?
— Это не шум, — он покачал головой. — И прошу впредь обращаться ко мне, как к старшему надзора.
— Да мне плевать на твои просьбы и звания!.. — и тут я что-то заподозрил. — Стоп. Ещё раз прокрутите запись, пожалуйста.
Потом я включил громкую связь:
— Иван Лукич, — нежно позвал я. — Будьте добры в пилотскую…
— Нас на буксире двое, — сказал я Старшему. — Своими датчиками вы можете убедиться в правдивости моих слов?
— Да, — подтвердил Старший. — Вас на судне двое
Дверь отъехала в сторону, и в рубку втянулся Лукич, как всегда выбритый и отутюженный.
— А вот и ваш военнопленный, — ласково сказал я Старшему. — Заходи, Лукич, за тобой пришли…
Старший надзора немедленно защёлкал и засвистел. Лукич заинтересованно посмотрел на него.
— Вы посылали сигнал с просьбой о помощи? — минуту спустя расстроено спросил Старший уже по-русски.
— Нет, а кто вы?
— Меня зовут… — он задумался. — Меня зовут Шахтияр…
— Шакти! — почти закричал Лукич. — Шакти, ты пришёл за мной?
Мне стало интересно, как он в условиях невесомости бухнется на колени перед своим богом. Но, оказывается, всё было продумано: обвив ногами поручень, Лукич делал сложные пассы руками. Мы с Шахтияром молча наблюдали. Первым не выдержал Старший:
— И что это значит?
Лукич проигнорировал его вопрос. Наверное, эзотерия его учения не предусматривала прямого диалога с богом. Поэтому отвечать пришлось мне:
— Кажется, это он так с вами здоровается.
— Со мной? Зачем?
— Он полагает вас своим богом Шакти. Шахтияр — Шакти, созвучно. А сигналы, которые вы приняли за просьбу о помощи, — это УКВ-аналог энцефалограммы его мозга…
— Зачем?
— Старик таким образом жаловался Космосу на свою жизнь. Вернее, на её остаток…
— Познание и мир едины! — твёрдо сказал Лукич.
— Его надо показать врачу! — очень серьёзно заметил Шахтияр. — У вас большие проблемы…
— Это у ТЕБЯ большие проблемы, — мстительно заметил я. — Не думаю, что твоё начальство будет в восторге от этой истории. Ты расстрелял баржу с палладиевой рудой. Космач не выдержал потери груза и свихнулся. Сам видишь…
— Очень сожалею.
— Это ты своему генералу скажешь, — посоветовал я. — Кстати, тебе для доклада: палладия было две тысячи тонн, груз застрахован, и твоему генералу придётся иметь дело не со мной, и не с жёнами космачей, а со страховой компанией. А этих бандитов не интересует величина и число звёзд на ваших долбаных погонах…
— Подтвердите, что терпите бедствие, — перебил меня Шахтияр.
— О, великий Шакти!.. — напомнил о себе Лукич.
Я почувствовал себя в сумасшедшем доме и почему-то сразу успокоился — ещё бы: говорят, в дурдоме и стены помогают…
— Разумеется! — согласился я. — Мы терпим бедствие…
— В таком случае займите свои места и пристегнитесь, — как-то сразу повеселел Шахтияр. У него даже брови разгладились. — Сейчас я пришвартую вас к своему борту и отбуксирую на Базу. Вам только нужно пояснить, где у вас корма, чтобы пол и потолок имели правильную ориентацию…
***
— Куда он нас тащит?
— Привет! А я думал, что это вы мне скажете…
— Не надо шутить, Игорь, — с укором сказал Лукич. — Ты можешь определить точку, в которой мы сейчас находимся, а сутки спустя точку, в которой окажемся. Зная время и координаты…
— А вы не учите меня навигации. Этот парень движется с постоянным ускорением, чуть меньше одного g. Он может изменить курс, и все наши расчёты не будут стоить бумаги, на которой мы их запишем. И меня это пугает. До сегодняшнего дня я и не знал, что такие корабли существуют.
— Подумаешь, — фыркнул Лукич. — У военных может быть всё что угодно. В мои времена ходило немало слухов…
— Лукич, — остановил я его. — Не надо о слухах. Мы где-то неподалеку от астероидного пояса. Откуда здесь взялся этот чёртов спасатель? Он идёт с постоянным ускорением, и, когда отдавал мне приказ, у него и в мыслях не было, что я не изменю курс, и не полечу вслед за ним. Но самое жуткое не это.
— А что же?
— Величина ускорения. Не дотягивает она до родных 9,8!
— Решил поберечь наше здоровье, — настаивал неизвестно на чём Лукич. — Не хотел нас травмировать, вот и сбросил…
— Не вполовину и не на одну треть! Сбросил до 9,1? Черти бы его побрали с такой "заботой"! Перед тем как спуститься на Землю, мы месяц проходим рекондицию на Луне, потом ещё столько же в госпитале "Кольцо", от половины земной силы тяжести до двух третей. А этот ненормальный как грузит?
— Так, может, его попросить…
— Попросим! — перебил я Лукича. — Но кое-что другое…
Я протянул руку к блоку связи и вызвал Шахтияра:
— У нас на борту отказало радио, — пожаловался я ему. — Нельзя ли подключиться к вашему?
— У вас очень древняя конструкция, капитан Коган, — ответил Шахтияр. — Уверен, что разъём на моём корпусе не подойдёт к вашему. Кроме того, у нас наверняка различные вольтамперные параметры входных-выходных сигналов…
— Понимаю, — согласился я. — Тогда разрешите воспользоваться вашей антенной, один вход-выход, вольтаж определяется приходящим сигналом, а не внутренним устройством обслуживающих цепей…
— Понял вас, капитан Коган. Через минуту доложу о готовности.
И в самом деле, не прошло и минуты, как он сам вышел на связь и пояснил, где у нас на корпусе и к какому контакту он подсоединил свою антенну.
Обнаружив указанную Шахтияром медную жилу, я почувствовал возбуждение: проводник, который я держал в руках, уходил под корпус внутрь корабля чужака.
Подсоединив контакт к компьютеру, я тщательно изучил его потенциалы. Ничего необычного: только чувствительность примерно в тысячу раз выше, чем у наших антенных устройств. С помощью этой штуки можно было наладить связь с Землёй, которая в это время находилась по ту сторону Солнца. Но к чему мне связь с Землёй? Чтобы пожаловаться, что какой-то идиот расстрелял мою баржу и она вот-вот войдёт в метеоритный пояс? Нет. У меня были другие намерения…
Я отправил пробный набор импульсов и вскоре почувствовал, что "клюёт". С помощью антенного кабеля мне удалось "нащупать" какое-то исполнительное оборудование на борту Шахтияра. Ещё два часа понадобилось, чтобы установить связь с устройством, которое по характеристикам напоминало микрофон. Ещё час, и я к нему подключился.
Ничего нового — свисты, хрипы, пощёлкивания… зато теперь я слышал не то, что мне позволяли, а то, что я хотел. Теперь я слышал, что делалось на судне Шахтияра.
Следующий этап был немного сложнее, но я был уверен в своих силах. Вернее, в возможностях своего компьютера. В конце концов, у меня были записи голоса Шахтияра на его птичьем языке и параллельный текст на русском. Ещё была ЭФГ Лукича и её примерный "перевод" на язык Шахтияра.
Оба этих "розетских" камня я "скормил" компьютеру, а сам отправился на кухню. Благодаря новому знакомому, питаться мы теперь могли, как нормальные люди: сидя за столом и пользуясь обычными столовыми приборами. Лукич, взявший на себя обязанности кока, приготовил рисовую кашу, малиновый пудинг и чай.
— А как насчёт жареной картошки? — поинтересовался я.
— Есть и менее болезненные способы отправиться на тот свет, — как-то чересчур рассудительно ответил Лукич. — Или подзабыл диету лунной рекондиции?
Разумеется, не забыл. Уже и пошутить нельзя… Впрочем, меню Лукича оказалось "на высоте". Я и не заметил, как всё съел.
— Здорово! — искренне восхитился я. — Спасибо. Вкусно.
— На здоровье, — вежливо ответил Лукич. — Что будем делать дальше, капитан? Как думаешь?
— Думаю я медленно и редко, — признался я. — Но если вы о нашей ситуации, то самое время вернуться в рубку и послушать, что скажет компьютерный переводчик. — Я взглянул на часы. — Кроме того, он уже полчаса "слушает", что там, у Шахтияра на корабле делается…
Мы с Лукичом убрали на кухне и вернулись в рубку. Я с облегчением вытянулся в пилотском кресле, а Лукич пристроился на комингсе в дверном проёме. Мне стоило больших усилий, чтобы сдержаться и не предложить ему поменяться местами. Как он там может сидеть?
Комп и в самом деле дешифровку закончил, но толку к нашей ситуации это нисколько не прибавило.
На корабле-захватчике, кроме Шахтияра, была женщина. Вот эта парочка и составляла весь экипаж наших обидчиков. Причём, какая парочка! О нас — ни слова! Женщину звали Лин. И все их разговоры сводились к темам: что и сколько будет Шахтияр кушать на обед, ужин и завтрак. Как Шахтияру спалось, и нет ли у него претензий к тому, как уложены у Лин волосы. Какой именно массаж выберет сегодня Шахтияр, и, наконец, какую именно позу предпочтёт Шахтияр в любовных ежевечерних состязаниях со своей возлюбленной Лин…
Я немедленно не выключил воспроизведение только из-за понятного ступора, в который попал после первых же слов. Потом я пришёл в себя, украдкой взглянул на Лукича и всё-таки выключил…
— О, великий Шакти! — прошептал Лукич в наступившей тишине.
— Только этого не хватало! — сказал я. — Нас остановил самовлюблённый кретин!
— У неё ангельский характер, — заметил Лукич.
Я собрался с духом и включил вновь:
— …ванна с лепестками роз, мой повелитель. Надеюсь температура воды…
— Лин, хватит, — обрывает сладкие речи мужественный Шахтияр. — Ты отремонтировала кремальеру замка хозотсека? Сколько раз повторять…
— Конечно, мой возлюбленный. Ты просто по привычке не в ту сторону откручивал…
— Так что, сложно было сделать так, как я привык?..
— Я переделаю…
Я вновь выключил. Вырисовывалась невесёлая картинка: деспот-солдафон Шахтияр и юная рабыня, с которой обращаются по-скотски. Кроме того, невольница работает на полставки бортинженером, которого, невзирая на блестящую работу, унижают мелкими придирками. Я не выдержал и опять включил:
— Ладно, заткнись! Я буду спать… — кратко изложил свою версию галантности мужественный Шахтияр.
— Да, мой господин, — откликнулась Лин.
Я выключил.
— Может, ещё послушаем? — забеспокоился Лукич. — Вдруг они именно сейчас скажут что-то важное?
— В постели? — с сомнением переспросил я. — Думаю, будет лучше идти спать. А завтра… завтра, конечно, послушаем. Быть такого не может, чтобы эта парочка не обсудила между собой нашу дальнейшую судьбу…
Мы разошлись. Он — в спальню. Я — в кают-компанию.
***
Не спалось. Болели мышцы, израненные гравитацией; болела голова от избытка впечатлений; болело сердце от потери баржи. Кругом я видел только проблемы. Заурядный рейс превратился в какой-то фильм ужасов с весьма вероятным летальным исходом. И не было выхода. Если корабль Шахтияра и в самом деле какое-то секретное оружие военных, нас могут задержать надолго. А с учётом стоимости руды… зачем им вообще оставлять свидетелей? Сбросить на Юпитер и концы в воду… Или что там? В водород…
Примерно через час я сдался. Лёгкой победы в борьбе с бессонницей не получилось, и я отправился на кухню. Сварил кофе, добавил пакетик сухого молока, прихватил тюбик со сгущёнкой и направился в рубку, чтобы немного "погонять" компьютер — поупражняться в земной полилингвистике.
Дойдя до пилотской, я остановился — за дверью кто-то разговаривал. Вот дела! Я только собирался поискать среди языков Земли что-то общее с речью Шахтияра, а старик уже нашёл общий язык с его подружкой! Напряжение этого весьма хлопотного дня вылилось в очередной приступ ярости и злобы.
Я был в бешенстве.
Дед вошёл в рубку без разрешения!
Этот старый дурак сидит в МОЁМ кресле!
Эта реакция была настолько непривычна для моих поведенческих рефлексов, что меня на несколько минут будто парализовало. Я не мог сдвинуться с места!
Это было ещё одно звено в цепи случайностей, которая, в конечном итоге, перевернуло наш мир. Ко времени, когда я вновь обрёл способность двигаться, до меня начал доходить смысл беседы, невольно подслушанной у дверей собственной рубки.
— …Это, по меньшей мере, странно! — басил Лукич.
— Только так, — мелодично откликался на его недоверие нежный девичий голос. — Мужчина — хищник, охотник. Он упорядочивает окружающий мир. Приводит его к состоянию, при котором женщина и потомство могут без опаски выходить из пещеры. Женщина — хранительница очага и мира внутри жизненного пространства, объём которого обеспечивает мужчина. С этой точки зрения, мужчина — лишь инструмент женщины. Инструмент, о котором нужно заботиться…
— Но эти отношения не могут не развиваться. Где пещеры, а где мы? — упрямился Лукич. — "Хорошее" для троглодитов, не может быть "хорошим" для цивилизованного общества. Свобода — это здравый смысл, совесть и равноправие сторон. Женщина и мужчина — это, прежде всего люди…
Ещё минута, — и я тяжело опустился на пластик пола перед дверью. Присел и привалился спиной к переборке. Там, за дверью, старик витийствовал, обольщая юную деву. Временами она весьма пикантно хихикала, а он вторил ей солидным, уверенным смехом. Беседа шла о чём угодно: о равенстве полов и половом шовинизме, о цветах и пчёлах, о дожде и радуге…
Весь этот бред почему-то вносил в душу спокойствие и умиротворение. Я допил свой кофе с молоком, отставил в сторону чашку, расслабился, задремал, а спустя какое-то время заснул…
***
В восемь тридцать по бортовому времени мы завтракали.
Лукич сиял, но многословием не баловал. У меня ныло и болело тело. Тошнило. Кружилась голова. Я понимал, что это последствия резкого перехода от длительной невесомости к земному тяготению. Но облегчения это понимание не приносило. Кроме того, поражала стойкость старшего товарища. Лукич никак не выдавал собственной слабости, зато всячески поддерживал меня в моей немощи.
Он опять хозяйничал на камбузе. Я не возражал. Надо отметить, что моя стряпня, безусловно, и беднее по ассортименту, и хуже по качеству. Сегодня было картофельное пюре, тонкие ломтики отварной говядины, обжаренные в арахисовом масле, фруктовое желе и сок.
— Как спалось? — чуть насмешливо спросил Лукич.
Я так и не решил, стоит поднимать скандал из-за его вторжения в рубку или нет. Поэтому доел, выпил свой сок и только потом осторожно ответил:
— Это зависит от того, что вам удалось выведать у подружки Шахтияра.
Он усмехнулся, но ответил замысловато:
— А вы на что-то надеялись, капитан?
Ответ мне не понравился. Помимо уклончивости в нём ясно слышалась агрессия и превосходство.
— Я надеялся, что мы в одной команде, Лукич, — сказал я. — Если мне не изменяет память, нас вчера обстреляли, баржа с рудой вот-вот войдёт в метеоритный пояс, а нас, вдобавок, буксируют в неизвестном направлении.
— Давайте не будем горячиться, капитан Коган, — остановил меня Лукич. — Ситуация не простая, но перспективная.
— Перспективная?
— Конечно. К примеру, что бы вы хотели от жизни?
— Ха! — это был очень простой вопрос. — Вернуть баржу и получить такой вектор ускорения, чтобы вернуться на утверждённую траекторию …
— Будет, — легко согласился Лукич. — Может, ещё что? Подумай.
— Это вы у своего Шакти попросите? — не удержался я.
— Всё, о чём я просил, Шакти мне уже дал, — спокойно сказал Лукич. — Теперь речь идёт о тебе. Что выберешь: нижайше попросить или остаться ни с чем, но гордым?
Я вздохнул. Путалки со стариком здорово отвлекали от проблем и головной боли.
— Свой корабль хочу, — сказал я. — Такой, как у нашего сердитого друга. Дайте, пожалуйста. Хочу корабль, как у Шахтияра.
— Будет, — ещё раз повторил Лукич.
— "Будет, будет…" — передразнил я его. — Ладно. С психотерапией покончили. Как прошла беседа с девицей?
— Это не "девица", — возразил Лукич. — Это компьютерная программа, специально разработанная для "дальнобойщиков". Чтоб не свихнулись в дальнем одиночном полёте.
— Программа? Но они же… — я чуть было не брякнул, что думал, и, кажется, покраснел. — Но как же?..
— Корабль Шахтияра управляется компьютером с женским сознанием. Она заботится о своём пилоте и готова расшибиться в лепёшку, только чтобы он не заскучал. Чтобы пилот не тосковал по дому, Лин даёт ему полную иллюзию, что его корабль — и есть дом. Множество исполнительных механизмов прекрасно имитируют женское тепло и заботу: от стряпни и стирки, до массажа и специальных процедур, исключающих спермотоксикоз…
***
После завтрака я уговорил Лукича отправиться спать, а сам прошёл в рубку. Теперь, конечно, брюзжание Шахтияра и покорность Лин не вызывали у меня вчерашнего протеста. Я более хладнокровно воспринимал её жизнерадостный щебет и его полную недовольства и колкостей речь.
Но что-то меня настораживало. Что-то все равно было не так. Театрализованность, фальшивость. Только через несколько часов прослушивания я понял, что не было естественных шумов: звука шагов, шороха одежды, дыхания… ничего этого не было! Была речь мужчины и женщины: она — мечта романтика и поэта, он — страх и ужас родни невесты.
— Капитан Коган, — внезапно ожила связь. — Приготовьтесь, скоро будем на месте.
И опять было чему удивляться: я слышал голос по связи, но моя "прослушка" молчала. Сказанные только что слова Шахтияра не звучали внутри его корабля!
Я выполз из своего кресла и на подгибающихся ногах доковылял до спальни: Лукич спал, не забыв надёжно закрепиться ремнями безопасности. Я не стал его будить. Он пробыл в космосе дольше, чем я в этом мире. Глупо тревожить сон пожилого космача из-за таких пустяков…
Я вернулся в рубку, забрался на своё кресло и пристегнулся. Потом включил радар: судя по масштабу экрана, мы подлетали к чему-то невообразимо огромному. Тело было неправильной формы, всё в углах и выступах, а его размеры не уступали размерам Цереры! Картинка дрогнула и вновь заставила сжаться желудок: на мой взгляд, мы приближались к этой штуке слишком быстро.
Я запустил программу определения позиции. Занятно, за сутки перехода мы оказались в глубине пояса астероидов, сместившись на три с половиной градуса по их орбите. Выходило, что за это время мы прошли дистанцию в тридцать четыре миллиона километров!
"А что же ты хотел? — спросил я себя. — Он же двигался с постоянным ускорением!.. С постоянным ускорением? — только ремни безопасности не позволили мне подпрыгнуть в кресле. — Да как такое возможно?"
— Капитан Шахтияр?
— Слушаю вас, капитан Коган, — немедленно отозвался он.
— Вы отличный пилот, сэр! Я не почувствовал разворот на торможение. Когда вы провели этот манёвр?
— Конструкция моих двигателей позволяет выполнить манёвр торможения без разворота. Акселерация производится под любым углом из любого положения…
— Но в таком случае… — теперь я чувствовал страх. — В таком случае, почему не изменилась моя ориентация? У меня-то пол по-прежнему под ногами!
— Для вашего удобства я включил инвертор тяготения. А сейчас, прошу меня извинить, швартовка исключает возможность эксплуатации генератора для искусственной силы тяжести…
"Ну, спасибо! — подумал я. — Вот это объяснил! Теперь, конечно, всё понятно". Я изо всех сил пытался легкомысленно отнестись к своему положению, но на самом деле мне опять было страшно. "Генератор искусственного тяготения? Ну-ну…" Потом пришло блаженство — невесомость избавила от боли, но ненадолго. Через минуту вернулся вес, и опять тело заныло, сопротивляясь непрошеной нагрузке.
— Шахтияр? — позвал я.
Ответа не было.
— Шахтияр, какие будут указания?
Он молчал.
Радар отсвечивал равномерным серым фоном. Компьютер интерпретировал его сигнал как отсутствие всяких подвижных объектов в зоне, доступной для наблюдения. На альтиметре был ноль, а панель контроля окружающей среды сообщала о нормальных условиях за бортом.
— Похоже, приехали, — сказал я себе вслух.
Я обесточил оборудование и отстегнулся. Осторожно ступая по полу, добрался до спальни: Лукич, уже сидя, деловито сбрасывал с себя ремни. Я кивнул ему и прошёл к дверям шлюза. Миновав их, сделал ещё несколько шагов. Теперь я стоял около наружного выходного люка. Жидкокристаллический дисплей жизнерадостно рапортовал зелёными огнями о том, что за бортом нормальное давление (998 гПа), нормальная температура (19RС), нормальный газовый состав (азот, кислород, углекислый газ, норма, норма, норма…)…
Я просто взялся за стопорный рычаг, отодвинул его от кремальеры, а потом, открутив колесо до упора против часовой стрелки, разгерметизировал буксир.
Воздух зашипел, уравнивая давления, я толкнул дверь вперёд и вышел.
***
— Лукич, — я сделал ещё одну попытку прояснить ситуацию. — Ведь эта штука сделана не на Земле?..
— Разумеется, мой друг, разумеется…
Мы стояли в огромном ангаре. Где-то далеко вверху виднелся светящийся купол. Внизу, метрах в десяти под нами, покоилась поверхность, на которой ровными рядами уходили вдаль какие-то сооружения, очень похожие на космические корабли. Во всяком случае, они были одинаковыми, большими и неотличимыми от той штуковины, к которой Шахтияр намертво приварил мой буксир.
Корабль Шахтияра, как и другие корабли, застыл в коконе из сплетённых труб. К открытому люку вела лёгкая ажурная лесенка. Точно такая же, как и та, что вела к площадке перед моим шлюзом.
Пока я пытался оглядеться, Лукич обошёл меня и стал спускаться вниз.
— Лукич! — окликнул я его. — Далеко собрался?
Он не ответил. Было похоже, что в его беседе с Лин я проспал что-то самое важное.
— Лукич! — закричал я и, кряхтя, двинулся следом.
Куда там! Я едва осилил половину спуска, когда он уже входил в дверь транспорта Шахтияра.
Когда я осторожно заглянул внутрь, меня поразила необычайная роскошь. За отсечной дверью тамбура-шлюза, в котором в специальных нишах стояли скафандры, располагался огромный холл, в центре которого вверх и вниз вела широкая спиральная лестница. Из самого холла на этом уровне радиально отходило четыре коридора…
— Капитан Коган! — вполне буднично произнёс девичий голос. — Поднимитесь, пожалуйста, по центральному трапу в кабину управления. Вас ждёт капитан Данилов.
"Капитан Данилов"? Мне понадобилось некоторое время, чтобы сообразить, о ком идёт речь.
Я подошёл к лестнице и поднялся наверх. Помещение, в котором я очутился, казалось раз в пять шире и на полметра выше моей рубки. По периметру комнаты шло кольцо пульта управления с множеством экранов, индикаторов, кнопок, рукояток… Рядом с пультом стояло несколько лёгких стульев, в одном из них Лукич… впрочем, нет — капитан Данилов.
— Разрешите подняться на борт, сэр?
— Ты уже сделал это, сынок, — благосклонно кивнул Лукич. — Более того, тебя пригласили…
— Могу я видеть капитана Шахтияра? — попытался я вернуть старика с небес на землю.
— Разумеется, парень, можешь, — Лукич указал пальцем. — Третье кресло, как раз за ограждением трапа. Только руки он тебе не подаст, не надейся…
Я чуть вытянул голову и пригляделся.
Потом обошёл ограждение проёма лестницы и приблизился к указанному креслу. Что я могу сказать? Груда тряпья, обтянутый серой кожей череп, жидкие космы волос седыми длинными прядями тактично скрывают то, что когда-то было лицом…
— Сгорел в пламени любви… — брякнул я, возвращаясь к Лукичу и присаживаясь рядом.
— Очень смешно, — сказал Лукич и обманул: не было в его голосе смеха. — Давай сюда, Игорь. Втроём всё обсудим и к делам. Ты не забыл, что тебе ещё баржу догонять?
— Втроём? — меня бесило, что я опять оказался на несколько шагов позади обстоятельств.
— Конечно, втроём, — а вот Лукича ситуация, похоже, совсем не "напрягала". — Лин, присоединяйся…
Снизу по лестнице поднялась девушка. Короткое летнее платье, крепкие загорелые ноги. Голубые глаза, длинные чёрные волосы… Она уселась рядом так, будто мы были давно знакомы.
Не поднимаясь с места, я протянул к ней руку.
— А вот этого не стоит делать, Игорь, — притормозил меня Лукич. — Голограмма лишь для визуализации. Для лучшего восприятия беседы. Тактильные ощущения тебя ждут двумя этажами ниже. Верно, Лин?
— Разумеется, капитан Данилов, — с улыбкой согласилась Лин. — Но с капитаном Коганом мы ещё не знакомы…
— Ещё познакомишься, — усмехнулся Лукич. — А теперь к делу…
— Нет, — остановил я его. — Пока мне не объяснят, что случилось с капитаном Шахтияром, никаких дел обсуждать мы не будем…
— Капитан Шахтияр умер восемь тысяч лет назад… — сказала Лин. — Он был моим последним хозяином.
— Чёрта с два! Я разговаривал с ним полчаса назад.
— Возьми себя в руки, Игорь, — осадил меня Лукич. — Ты беседовал со своим монитором связи, на который проецировала изображение Лин…
— Но зачем?
— Мне было одиноко, — она мило повела плечиком. — Почему нет?
— Действительно, — согласился я. — И что теперь?
— Вот! — Лукич поднял указательный палец. — О том и речь! Ты не забыл о своих желаниях?
— А вы сегодня работаете Санта Клаусом?
— Что-то вроде этого, — весело согласился Лукич. — Давай, парень, не тяни. Вот тебе корабль нашего сердитого друга. К корпусу жёстко пришвартован твой скворечник. На нём остатки захвата для сцепки с баржой. Твоя задача: догнать баржу, отремонтировать сцепку, разогнать и вернуть руду на прежний вектор движения. Мощности у тебя на миллион таких операций. Так что проблем не будет. С расчётами и управлением Лин поможет. Верно, Лин?
— Само собой, капитан Данилов…
Она энергично кивнула. Платье в соответствующих местах дрогнуло. Я мог поклясться, что лифчика под ним не было. И, честное слово, мне уже было всё равно, машина она или нет…
— Что-то я не понял, Лукич, — издалека, будто из другого мира донёсся до меня мой собственный голос. — Вы что же, отдаёте мне Лин и корабль. А сами?..
— Мой юный друг, — усмехнулся Лукич. — По дороге к этому дворцу ты не заметил, случаем, сколько там кораблей стоит? Но за заботу спасибо. Не часто обо мне кто-то беспокоится…
— Понятно, — сказал я. И обманул: на самом деле, я ничего не понимал. — Разрешите откланяться?
— Откланяться? — изумился Лукич. — Очнись, человече! Ты у себя дома. Это я, ребята, у вас что-то засиделся…
Он встал со стула и двинулся к лестнице.
Я поднялся и пошёл за ним.
— Капитан Данилов, — обратился я к нему уже в шлюзе. — А что мне делать дальше? После того, как я разгоню баржу с рудой?
— Да что хочешь, то и делай! — он пожал плечами. — На то и свобода. Но мне бы хотелось, чтоб ты сюда вернулся. Как разгонишь сцепку — отстреливай буксир и возвращайся. Буксиру-то ещё около года до Луны лететь. А мы тут с тобой за это время, что-нибудь придумаем…
— Например?
— Например… — он призадумался. — Например, откроем прокат подержанных космолётов инопланетян. Кстати, а ты вообще куда собрался? Меня не обязательно так далеко провожать…
Мы уже успели спуститься к самому низу лестницы.
— Да так… — я махнул в сторону буксира. — Хочу кое-что забрать со своего "Пилигрима"…
— Вот как? — удивился Лукич. — И что же там ценного?
— Да вот… — я был так смущён, что даже не пытался этого скрыть. — Шлём, ЭФГ-приёмник, декодер… Мало ли? Вдруг придёт такой день, что мне понадобится помощь…