Александр Шлапак, в 2002–2004 годах — заместитель председателя правления Национального банка, куратор банковского надзора

О кризисе и его преодолении

В ноябре 2004 года определенные патриотические сайты начали призывать вкладчиков забирать свои деньги из банков, так или иначе связанных с лицами из противоположного лагеря. В отличие от октября, когда предпринималась целенаправленная атака против банка «Мрия», на этот раз в перечень попали уже системные учреждения. В результате информационных атак из них начали уходить вкладчики. Ситуация была серьезной, потому что «падение» одного из них могло сказаться на стабильности всей финансовой системы.

В Украине люди не привыкли доверять власти. После инфляции в 10 тыс. процентов в год, после падения курса гривны вдвое всего за месяц народ очень чутко реагирует на кризисные явления во власти. Как только население видит сложную ситуацию в политике или экономике, сразу же начинает забирать вклады из банков.

Первыми в тот год отреагировали юридические лица. Уже в сентябре банки впервые не получили притока гривны за счет эмиссии НБУ Это случилось потому, что предприятия начали задерживать поступление валютной выручки.

Потом активизировалось население. С октября началось изъятие вкладов, которое ближе к декабрю приобрело характер геометрической прогрессии. В последние дни ноября деньги с депозитов снимались массово. Как обычно, первыми сориентировались крупные вкладчики, которые составляют около 5 % от общего числа. Эти люди читают газеты, наблюдают за ситуацией и буквально нюхом чуют неприятности. Затем в банки потянулись мелкие вкладчики.

Ситуация ухудшалась неравномерно. Меньше других пострадали государственные учреждения — Ощадбанк и Укрэксимбанк. Зато остальные банки первой десятки тогда потрепало достаточно серьезно. В основном, были задеты учреждения, которые, так или иначе, попали в центр политических дискуссий. Например, банки группы «ТАС», принадлежавшие руководителю «бело-синего» штаба Сергею Тигипко. Как ни странно, призывы «оранжевых» сайтов сработали, и люди действительно забирали из банков деньги по политическим причинам.

Дальше — хуже. «ТАС» — банк небольшой. Однако «топить» упоминавшиеся на тех же сайтах Проминвестбанк и «Аваль» — значит угрожать всей финансовой системе. Потенциальная «дыра», которую мы увидели в балансе «Аваля» всего за неделю, составила около 500 млн. грн. Она появилась не случайно — в банке долгое время накапливались проблемы. У менеджмента было явное желание не отставать по показателям развития от «Привата», поэтому они активно работали на «коротких» ресурсах. Это была стратегическая ошибка, хотя они четко соизмеряли все варианты и рассчитывали на деньги населения. Однако с началом предвыборной кампании произошел отток депозитов, и системный банк первым попал под «обстрел». Потом еще и Кабмин выступил с инициативой вывести из «Аваля» счета Таможни и Пенсионного фонда. Все это совпало во времени, и у банка возникла достаточно серьезная проблема.

Укрсоцбанк в тех условиях выручили только деньги для покупки «Криворожстали» — около 4 млрд. грн. Хотя, нужно признать, глава учреждения Борис Тимонькин как один из разумнейших банкиров прекрасно понимал системность кризиса, поэтому он был одним из самых активных участников разработки постановления № 576.

По инициативе самих банков сначала раз в неделю, а потом чуть ли не ежедневно правление НБУ собиралось с руководителями крупнейших учреждений и обсуждало ситуацию. Каждый банкир приходил со своим балансом и откровенно говорил обо всех проблемах. Благодаря такой открытости мы вовремя обнаруживали наиболее опасные тенденции, которые складывались в системе.

Еще в середине октября Национальный банк считал, что кризис можно погасить точечными «ударами». Мы прекрасно понимали, что макроэкономических предпосылок для возникновения ажиотажа не существовало. На улицах был недостаток валюты, потому что экспортеры придерживали за рубежом выручку, а работающие внутри страны предприятия под различными предлогами выводили капитал из страны. Искусственный характер кризиса был очевиден, и его вполне можно было сбить простым усилением контроля над операциями банков.

Однако в ноябре, когда политическое противостояние достигло пика и люди вышли на Майдан, ситуация изменилась. Макроэкономических угроз попрежнему не было, но системный кризис надвигался по совершенно иным причинам. Причем половинчатые меры ситуацию уже не спасали — требовались радикальные решения. Мы констатировали резкое падение доверия людей к банковскому сектору. Заявления политиков стали последней иск-рой, которая подожгла ситуацию.

Именно тогда, после долгих дебатов, появилось на свет постановление № 576. Став результатом совместной работы банкиров и регулятора, оно доказало свою эффективность. При разработке документа мы пытались учесть все разумные предложения.

Естественно, были и несогласные. Сергей Буряк, тогда народный депутат и член Совета Нацбанка, внимательно следил за дискуссией, однако в его замечаниях было больше сомнений, чем поддержки. В полночь 28 ноября, когда постановление № 576 было сформулировано, Буряк позвонил мне. По его словам, он посовещался с Владимиром Стельмахом, и тот выступил против введения таких ограничений. Я попросил передать ему трубку, и Владимир Семенович стал долго вычитывать меня, говоря, что так делать нельзя. На мой вопрос, что он предлагает, Стельмах произнес удивительные слова: «Банки сами виноваты — сами пусть и выбираются».

На следующее утро в здании Нацбанка мы встретились с Арсением Яценюком, чтобы просмотреть уже вычитанный юристами текст постановления № 576. Я попросил его перезвонить Стельмаху — возможно, он смог бы понять экс-председателя НБУ Арсений Петрович набрал Владимира Семеновича, и тот повторил в точности то же самое, что рассказывал мне. Мы поняли, что конструктивных предложений от Стельмаха не будет. После этого все члены правления Нацбанка завизировали постановление.

Оперативность принятия решения была такой, что не произошло даже малейшей утечки информации. Оно было принято в один вечер, а со следующего утра уже вступило в силу. Никто не успел воспользоваться слухами, побежать и снять деньги.

Постановление № 576 получилось жестким, но в кризисных условиях мы не могли играть в либерализм. Именно драконовские меры спасли банковскую систему от развала. Одним из ключевых направлений работы стал контроль над работой валютного рынка, в частности, скрупулезная проверка внешнеэкономических контрактов украинских предприятий и контроль над операциями с наличными.

В декабре регулятор «срезал» очень много заявок на покупку безналичной валюты. Например, во время кризиса в два-три раза выросла оплата импорта нефти. Наши специалисты проанализировали эти данные и поняли: что-то не в порядке. Нацбанк мгновенно разослал заявки на все шесть нефтеперерабатывающих заводов с просьбой перечислить компании, которые поставляют им сырье. НПЗ шли нам навстречу, потому что сами хотели избавиться от тех фирм, которые под видом ввоза сырья выводили капитал за рубеж. В итоге только по нефтепродуктам и по сырой нефти НБУ «срезал» почти половину контрактов. Делалось это не по принципу «тому дали, тому нет», а на основе объективного анализа. Например, от самих контрагентов мы требовали справки с НПЗ о том, что поставки действительно происходят. Как правило, ответа не было. Также регулятор приглашал банкиров, которые давали пояснения, почему проводилась операция, что за клиент, почему они покупали валюту для организаций, которые, по нашим данным, не закрыли предыдущие контракты на огромные суммы.

НБУ достаточно жестко относился к банкам, клиенты которых задерживали валютную выручку. Мы требовали, чтобы учреждения выполняли функции агентов валютного контроля. Регулятор очень активно использовал статью 37 Закона «О внешнеэкономической деятельности», согласно которой против недобросовестных предприятий вводятся санкции, если те нарушают правило 90 дней.

Когда регулятор стал завозить в страну и продавать наличную валюту, агентами по ее распространению пожелали стать почти все банки. Нашей целью было удержать цену долларов в пределах двух процентов в обе стороны от официального курса. Чтобы контролировать выполнение требований регулятора, были созданы специальные команды, которые ездили по областям. Мера оказалась эффективной. Около двух десятков банков НБУ отлучил от сессий по продаже наличных, потому что их агенты торговали валютой дороже, чем мы требовали.

Например, в Житомире обнаружилось, что в обменном пункте одного уважаемого банка за три минуты было продано все, что предназначалось на день. Регулятор реализовал банку огромную сумму стабилизационной валюты, а учреждение решило не продавать более ста долларов в одни руки. Однако сразу же после получения денег провело большое число однотипных операций на одно имя. Мы предъявили претензии, а банк ответил: «Больше ста долларов не продавали? Не продавали! Кого волнует, что продали 250 раз?». На такие заявления Нацбанк реагировал жестко. Может, мы иногда перегибали палку, но все должны были понять серьез-ность намерений регулятора. Иногда даже крупные банки лишались права участвовать в покупке наличной валюты у НБУ.

Смысл действий регулятора сводился к одному. Мы достаточно смело пошли на эти не очень популярные шаги только потому, что понимали искусственный характер кризиса. Мы отдавали себе отчет, что рано или поздно выборы закончатся, и банковская система ни в коем случае не должна пострадать. Национальный банк обратился тогда с письмами к Леониду Кучме и Виктору Ющенко. Кабинет министров мы попросили всего лишь об одном — оставить в покое банковскую систему и не использовать ее как аргумент в политических состязаниях.

На промежуточную стабилизацию рынка ушел месяц, еще один — чтобы ликвидировать кризис целиком. В декабре уже стало понятно, что какими бы ни были результаты третьего тура президентских выборов, их никто не будет оспаривать. После наших обращений политики, наконец, прекратили говорить о развале финансовой системы. Со своей стороны, НБУ и банки по максимуму работали с прессой. Грамотно и часто выступал в СМИ руководитель «Аваля» Александр Деркач. С телевизионных экранов не сходили председатели Приватбанка Александр Дубилет и Укрсоцбанка Борис Тимонь-кин. Исполняющий обязанности руководителя Нацбанка Арсений Яценюк практически жил в студиях и при этом смотрелся спокойно и уверенно. Всегда очень важно, чтобы первый руководитель не прятался от населения, особенно в такой сложной ситуации. Хотя, безусловно, в целом деньги любят тишину.

Александр Шлапак. Об уходе из Нацбанка

Владимир Стельмах — классический руководитель советской эпохи, склонный к авторитарному управлению банковской системой в «ручном» режиме. Основной принцип такого администратора — не иметь подчиненных, которые были бы умнее тебя. Все важные решения председатель правления в таком случае принимает самостоятельно. А руководитель нужного департамента вызывается «на ковер», и ему в соответствующих выражениях доносится, кто он такой и что должен делать. Поэтому вполне естественно, что ни Арсений Яценюк, ни я не смогли сработаться со Стельмахом.

В свое время Сергей Тигипко заставлял Нацбанк каждое важное решение обсуждать с банкирами. Нам это не очень нравилось, но председатель правления требовал, чтобы документы принимались публично, особенно если это касалось конфликтных ситуаций. Иногда Тигипко устраивал диспут между НБУ и Ассоциацией украинских банков, а по его итогам заставлял нас искать иное компромиссное решение, потому что ни одна из сторон не выглядела убедительнее другой. При Стельмахе контакты с АУБ и другими объединениями были разорваны. Всего раз он собирал совместное совещание с крупными банками, и то для того, чтобы подвести итоги работы.

Трудно даже представить, чтобы при Тигипко могла случиться ревальвация 21 апреля 2005 года. Правление НБУ никогда не пошло бы на такой шаг. Однако после нашего ухода Стельмах больше года не собирал правление и руководил Нацбанком единолично. Ревальвация стала закономерным следствием авторитаризма Стельмаха.

После прихода Владимира Семеновича в Нацбанк я предполагал, что мы сумеем с ним сработаться. И даже положительно настраивал Арсения Яценюка, который крайне скептически оценивал перспективу такого сотрудничества. Время показало, что он был прав.

В первые дни Стельмах с нами вообще не общался и по-своему входил в курс дел. На заседаниях и селекторах, которые проводил Яценюк, он лишь молча слушал. Во время случайных встреч вел себя доброжелательно, хотя и сдержанно. Текущими вопросами и преодолением кризиса по-прежнему занимались зампреды. Когда наступил конец декабря и пришло время готовить замену постановлению № 576, Стельмах на несколько дней уехал из страны, оставив банковскую систему на нас. Пришлось Яценюку опять выступить в роли исполняющего обязанности главы правления и подписывать постановление № 692. Худшие опасения не подтвердились, и вскоре Стельмах с легкой душой отменил действие этого документа. В середине января стало очевидно, что кризис закончился.

Примерно в то же время произошел конфликт вокруг черниговского банка, который еще с 2004 года преследовался надзором за отмывочные операции. Выяснилось, что к председателю правления НБУ приходил председатель правления этой «моечной». Каким-то образом он убедил Стельмаха, что претензии Нацбанка необоснованны. Владимир Семенович вызвал меня и спросил, почему надзор преследует честное учреждение. «Почему вы не пригласили меня, когда у вас на приеме был черниговский банкир?» — поинтересовался я и показал папки с доказательствами проведения отмывочных операций. Я предложил в качестве компромисса послать в банк очередную проверку, чтобы по ее итогам принимать окончательное решение. Стельмах согласился, однако через несколько дней я с удивлением выяснил, что он лично отозвал комиссию по телефону. В итоге обвинения с банка были сняты, а еще через три месяца учреждение наградили медалью за отличные показатели.

Это был не единственный неприятный эпизод. Еще в декабре в кабинет Стельмаха стали захаживать люди, которые во время кризиса вели себя крайне недостойно. В начале января, когда стало ясно, что худшее позади, Стельмах лишил Яценюка и меня полномочий и передал управление Нацбанком другим заместителям. В нашем распоряжении остались водители и секретарши. Владимир Семенович избегал общения и со мной, и с Арсением Петровичем, а при встречах говорил, что претензий к нам не имеет. Однако при этом тщательно собирал на нас компромат. Очевидно, поиски закончились ничем, поэтому примерно через неделю Стельмах пригласил нас в отдельный кабинет и в резкой форме заявил: мы должны уйти из Нацбанка, ибо не вписываемся в его видение дальнейшего развития банковской системы.

Вскоре после этого Стельмах упразднил Генеральный департамент банковского надзора, который я до этого курировал. Вадима Пушкарева, главу этого подразделения, он также уволил.

Я считаю, что на самом деле Стельмах руководствовался не профессиональными, а исключительно личными мотивами. Его целью было избавиться от всех людей из команды своего предшественника и применить в надзоре методы «ручного» управления. Именно поэтому был упразднен Генеральный департамент, который тогда работал как хорошо отлаженная система. Именно поэтому в Национальный банк вместо открытости по-тигипковски, креативности по-яценюковски вернулись закрытость и безмолвие по-стельмаховски.

 

Александр Деркач, в 2004 году — совладелец и председатель правления банка «Аваль»

Пик кризиса наступил в субботу, 27 ноября, хотя начался он гораздо раньше. В конце августа — начале сентября у банковской системы появились проблемы с притоком ресурсов.

До этого все банки, особенно с большой сетью, привыкли к мысли, что на рынке можно купить ровно столько ресурсов, сколько необходимо. Фактически «Аваль» и Приватбанк диктовали цены на рынке. Если нужно было привлечь дополнительный миллиард, мы поднимали процентные ставки на полпроцента, и за месяц-полтора баланс восстанавливался. Однако примерно с сентября мы почувствовали нехватку. Отчасти «Аваль» тогда немного ошибся со ставками — может быть, излишне их понизил. Однако не было такого, что в других банках объем депозитов продолжал расти, а у нас — нет. Тогда я понял: это проблема не только «Аваля».

Потом стартовала кампания по выборам Президента. Нервозность в обществе нарастала, люди стали задумываться о завтрашнем дне. В октябре — начале ноября, когда начались огромные социальные выплаты, резко возрос спрос на наличную валюту. Люди массово снимали с депозитов гривну и конвертировали ее в валюту.

12 октября у меня состоялся разговор с первым зампредом НБУ Арсением Яценюком. Я спросил его, что происходит на рынке. Он заверил, что ничего страшного — Нацбанк выбросит миллиард долларов и покроет выросший спрос. Я возразил, что, по ощущениям, миллиарда не хватит — нужно быть готовым выбросить и два, и три. Хотя тогда ни я, ни он не могли представить себе масштабы кризиса.

Вскоре Нацбанк начал завозить и распределять наличные доллары, но проблемы это не сняло. Напротив, чем больше вбрасывалось валюты, тем сильнее нагнеталась истерия в обществе. Банки были заняты удержанием гривны любыми путями.

К началу ноября стало понятно, что все держится «на честном слове».

Собственно, кризис начался 27 ноября. После второго тура выборов был очевиден политический раскол страны. В пятницу Донецкий областной совет проголосовал за образование федерации, а в субботу-воскресенье состоялся съезд в Северодо-нецке. Активные политические события разворачивались по всей стране.

В субботу по традиции я поехал на книжный рынок. Из Донецка мне позвонил директор филиала Николай Ткаченко и рассказал, что у всех банков в городе проблемы. «По-моему, началось то, чего мы боялись», — сказал он. Возле всех банков стояли толпы народа и снимали деньги. Сопровождалось это криками, а в некоторых отделениях — битьем окон и переворачиванием банкоматов. В этот же день ажиотаж перекинулся на остальную часть страны.

Всю субботу я обзванивал директоров в регионах и начальников управлений Нацбанка. Переговорил с Арсением Яценюком и Александром Шлапаком. Последний звонок пришелся примерно на 19.00. Я пытался получить ответы на два вопроса. Первый: деньги забирают только у нас или в других банках тоже. И второй: происходит это только в Донецке и Луганске или во всех областях. Оказалось, что самая острая ситуация была в Донецке, Луганске, Киеве и, как ни странно, во Львове. В Житомире, Одессе и Харькове мы практически не ощутили резких потрясений. В этом процессе, наверное, играли роль какие-то региональные факторы. Также было важно, какую политику вели наши люди на местах.

В субботу и воскресенье в Киеве наблюдалась истерия. Кризис усугублялся тем, что в выходные некому подкрепить банкоматы наличностью. Наш процессинговый центр работал — сотрудники приехали в офис, чтобы наблюдать за ситуацией. Они обнаружили примерно триста простаивающих банкоматов. Потом вышла инкассация. Стояли очереди по 15–20 человек к банкоматам всех учреждений. Людей было много — у них не было возможности дополнительно снять деньги через кассу банков, как в будние дни. Кроме того, сама процедура обналичивания в банкомате занимала какое-то время.

Правление НБУ и сами банки знали, что кризис не спровоцирован проблемами внутри системы. В «Авале» был нормальный платежный календарь, мы работали в обычном режиме. Ситуация получалась парадоксальная. С одной стороны, чем больше банк, тем больше в него вливается денег. С другой — чем больше у него сеть, тем быстрее из него уходят деньги. За выходные и понедельник мы потеряли 500 млн. грн. В то время у нас во всех кассах было примерно 600–700 млн. грн. и столько же на корсчете. Стало понятно: если снятие продолжится, денег хватит максимум на день, а потом все начнет рушиться. Даже в режиме ограничений. Самые большие опасения вызывали наши VIP-клиенты. В «Авале» держали свои вклады все выдающиеся люди страны. Самое главное, что некоторые из них начали бить тревогу изначально, а другие хранили спокойствие даже тогда, когда все закончилось. Это очень показательно. Не буду называть фамилии, но я для себя сделал совершенно неожиданные открытия.

Правление «Аваля» собралось на следующий день. В воскресенье ситуация была уже понятна, и все чувствовали тревогу. Примерно в 9.30 мы с Федором Шпигом сидели в его кабинете и по телефону разговаривали с Арсением Яценюком. Потом я поговорил с Борисом Тимонькиным и другими коллегами. Все настаивали, чтобы встретиться еще в воскресенье, но Нацбанку было не до того. Правление НБУ точно собиралось в тот день, однако на это совещание банки не пригласили. Примерно в 16.00 мы уже четко знали, что они предлагают. Нам по телефону начитывали, и мы соглашались или нет.

В понедельник ситуация вышла из-под контроля. Насколько я знаю, Яценюк попытался переговорить и с одной, и с другой сторонами предвыборной кампании, но никто не стал вмешиваться. Я не уверен, что это помогло бы, но почему было не попробовать.

На 18.00 в понедельник была назначена встреча с правлением НБУ Собрались представители самых больших банков. Состоялся очень серьезный разговор, сидели мы практически до 20.30. Мы сделали предложенный Нацбанком текст более радикальным. Нам удалось убедить Яценюка в том, что или должны быть самые радикальные меры, или ничего не остановишь. Практически постановление было принято с листа, на слух. Введение моратория на снятие наличных, по-моему, было главной мерой, позволившей спасти банковскую систему.

Нам было понятно, что правовая позиция этих ограничений уязвима, но мы стремились спасти банковскую систему. А сделать это можно было только вместе. Мы убеждали Национальный банк и встретили поддержку. Главная заслуга того состава правления НБУ в том, что они имели смелость принять решение. Представим, что постановление не сработало, а система развалилась. В тюрьму сели бы те, кто готовил и подписывал документ.

Нацбанк принял очень хорошее решение по рефинансированию. Не в обиду Яценюку, Шлапаку и их коллегам, но я уверен: классический банкир в тех условиях не смог бы ввести мораторий на снятие вкладов. Для этого нужно было видеть ситуацию шире.

Когда я в понедельник вернулся из Нацбанка, члены правления сидели, пили водку и думали, куда идти работать завтра. Легче было уже оттого, что стало понятно, куда нужно двигаться. Я сам начал считать, сколько же у меня наличных, и не смог. Один из моих заместителей рассказал, что у него на всю жизнь осталось 24 тыс. грн. Все остальное было в банке. Фактически мы стали заложниками ситуации. Все, что мы имели, находилось в нашем банке. Допускаю, что пережитое в те дни способствовало продаже нами банка в 2005 году.

На кону стояла не только моя личная судьба. В руках правления находились судьбы 18 тысяч сотрудников и миллионов клиентов. Мы несли огромную ответственность. В этом случае мало просто бить себя кулаком в грудь.

Во вторник утром я ехал на работу, и растерянности уже не было. Я планировал, кому буду звонить, что говорить, кто куда должен бежать, как собирать систему. Тогда мы ежедневно проводили селекторные совещания со всей системой. Нам следовало удерживать внутреннюю стабильность. Люди на местах должны были чувствовать уверенность правления.

Многое выяснилось в тех обстоятельствах. Всегда интересно смотреть, кто побежит первым. Это оказались самые крупные клиенты, которые получили самые большие кредиты. Пришлось звонить им и напоминать, что займы все еще не возвращены. Грубо говоря, палкой загонять обратно в банк. Хотя, надо отдать им должное, все быстренько засуетились и вернулись. Система сработала.

Очень трудно было получить стабилизационный кредит, но нам удалось. Это был пример едва ли не круглосуточной работы Нацбанка с нами и с нашими кредитными делами на протяжении десяти дней. Остановку оттока мы почувствовали примерно на десятый день после введения ограничений. Сначала это был робкий ноль, еще через неделю мы сняли ограничения по выдаче денег через банкоматы, а также с текущих и валютных счетов. Люди начали понемногу верить, что банки не развалятся. Когда я 2 января ехал кататься на лыжах, еще не было полной уверенности в победе над кризисом. Однако я никогда бы не поехал, если бы не чувствовал: худшее осталось позади.

Руководители банков прошли хорошую школу, когда на протяжении месяца чуть ли не в ежедневном режиме общались друг с другом. На время мы забыли, кто кому конкурент. Раз-два в неделю НБУ проводил селекторные совещания с крупными банками. Это было очень правильно. Если бы кто-то начал использовать ситуацию с выгодой для себя, ни 100, ни 200, ни 300 млн. никого бы не спасли. Счет шел на миллиарды долларов.

Я очень благодарен Яценюку. Это не дежурная фраза. Мы тогда с коллегами обменивались мнениями и сошлись на том, что выжили благодаря ему и сотрудникам Национального банка. Если бы Нацбанк начал читать лекции и обвинять в том, что сами виноваты, все бы пропало. Анализируя ситуацию на рынке, я тогда не видел глобальных просчетов с нашей стороны. Факторы, которые работали, по своему объему были за пределами нашего влияния. Я мог управлять колебаниями в пределах 100200 млн. грн. в день, но когда идут колебания на миллиард гривен, ими управлять не получится, будь у тебя хоть два Гарварда и десять иностранных языков.

 

Камен Захариев, в 2004 году — глава украинского представительства Европейского банка реконструкции и развития

Напряженные недели и месяцы президентских выборов 2004 года и Оранжевая революция запомнились мне навсегда. Это были очень неспокойные времена. Тогда наш банк — крупнейший финансовый инвестор в Украине — готовил различные стратегии, которые должны были помочь достойно встретить потенциальные разрушения. Возможно, даже хаос и насилие. Мы должны были написать экстренные планы по защите своих людей, инвестиций и клиентов. Я помню, как были образованы оперативные группы по мониторингу финансового состояния наших клиентов, чтобы обнаруживать у них ранние признаки проблем с ликвидностью. Точно так же мы поступили в отношении наших главных партнеров среди украинских банков. Менеджеры ЕБРР в Лондоне получили хороший опыт во время финансовых кризисов в других восточноевропейских странах.

Один из самых значительных рисков, который мы сразу же определили, — риск коллапса банковской системы и резкой девальвации гривны. Жесткие и своевременные меры, принятые Национальным банком Украины, были одним из самых сильных стабилизирующих факторов в то время. Они предотвратили сползание в финансовый, экономический и политический хаос, дав стране возможность выстоять и выйти из кризиса с окрепшими демократией, финансовой и банковской системами.

 

Борис Тимонькин, осенью 2004 года — председатель правления Укрсоцбанка

О кризисе

Отток денег из банковской системы начался еще в сентябре. Этот процесс не был односторонним: часть клиентов забирала деньги, а часть — приносила. Но в целом по системе упал показатель прироста остатков на депозитах. Грубо говоря, мы привыкли в месяц привлекать у населения по 150 млн. грн., а в сентябре цифра упала до 30 млн. С октября прирост стал отрицательным. Особенно критичной была ситуация в последнюю неделю ноября, когда деньги просто выметались из банков. В масштабах страны отток составлял миллиарды гривен, в Укр-соцбанке — примерно 50 млн. грн. ежедневно.

В среднем по банковской системе ликвидная часть активов поддерживается на уровне 15 % баланса. Буквально за неделю банки потеряли половину этой суммы, и запас ликвидности перешел в район 5–8%. Можно было говорить о неминуемом кризисе. Если бы так продолжалось еще неделю, ликвидность упала бы до нуля. Это означало бы банкротство всей системы.

В подобных ситуациях жизненно важна поддержка собственников. В последние пять лет банки гибли исключительно из-за некорректного отношения акционеров. В 1990-е годы, напротив, банкротства были вызваны ошибками и злоупотреблениями менеджеров.

Укрсоцбанк осенью 2004 года чувствовал себя сравнительно неплохо. Предприятия группы «Ин-терпайп» увеличили остатки на своих счетах с обычных 100–200 млн. грн. примерно до 700 млн. Благодаря деньгам акционеров, Укрсоцбанк до введения постановления № 576 не стал ограничивать выдачу вкладов. Мы повысили ставки по депозитам, а персонал активно убеждал людей оставить деньги в банке. Бывали ситуации, когда человек снимал вклад и переносил его в персональную ячейку. Потом, через месяц-полтора, деньги оттуда возвращались на депозит. Другим клиентам был важен сам факт, что вклады выдают. Они снимали деньги и тут же их вкладывали.

Безусловно, политические события добавляли негатива. Укрсоцбанк работал на всей территории Украины, и среди наших сотрудников было много сторонников как «оранжевых», так и «бело-синих». Однажды даже возникла ситуация, когда на уровне персонала саботировалось перечисление денег из одного региона страны в другой. Однако это и другие проявления политического противостояния мы жестко пресекали. Приходилось доказывать сотрудникам, что мы инфраструктурная часть экономики и в рабочее время не имеем права на политическую позицию. Так же, как не может врач спрашивать у больного, из какой он партии. В итоге банк работал как часы. Конечно же, персонал наслушался от клиентов всякого, но в целом люди вели себя достойно.

Акционеры не могли решить все наши проблемы, но их помощь придавала уверенности. На совещаниях в Нацбанке я чувствовал себя намного спокойнее, чем большинство коллег. Наверное, спокоен был также Александр Дубилет, руководитель Приватбанка.

Напротив, в особенно тяжелом положении оказались банки, ориентированные на розницу и не входящие в состав финансово-промышленных групп. В ситуации, когда население досрочно изымало депозиты, банки было некому поддержать деньгами. Показательна история «Аваля». Его владельцы — на тот момент они же и менеджеры — люди не бедные. Однако они не могли найти сотни миллионов гривен, чтобы заткнуть дыру в пассивах. Это пример того, как сильная сторона прекрасного банка буквально в течение трех недель стала его главным недостатком. Через огромную филиальную сеть и банкоматы деньги утекали, словно через сито. Трудно представить, сколько нервов это стоило менеджерам. Думаю, кризис 2004 года укрепил их готовность продать банк в 2005-м. Стало очевидно, что дело всей жизни может быть потеряно в течение месяца.

Нацбанк в кризисной ситуации проявил себя с наилучшей стороны. Он выполнял главную функцию — гаранта стабильности. Руководители НБУ очень много выступали, обещая людям удержать курс гривны. Безусловно, заявления политиков сильно ударили по финансовой системе. Это была основная причина кризиса осени 2004 года. Нацбанк невольно попал в центр политического розыгрыша, но сумел с достоинством из него выйти.

С практической точки зрения, одна из главных причин кризиса — это великая несправедливость закона. Нормы Гражданского кодекса позволяют досрочно изымать депозиты. Получается, что небольшая группа людей — несколько процентов от общего числа вкладчиков — ставит под угрозу благосостояние всех остальных.

В среднем примерно 40 % пассивов банка — это депозиты физических лиц. Если половина этих денег уйдет в короткий срок, банк станет банкротом. Владельцы больших депозитов во все времена были нервными. При малейшем намеке на опасность они мгновенно забирают свои сбережения, а это огромные суммы. В проигрыше остается большая часть клиентов-физлиц, а также юрлица, которые не имеют права обналичить свои счета без обоснования. Банки же не могут досрочно вернуть кредиты, чтобы поддержать свою ликвидность. Получается, вся легальная часть экономики страны является заложницей группы нервных людей, на стороне которых закон.

Борис Тимонькин. О заседании в Нацбанке

Постановление № 576 появилось не на пустом месте. Задолго до вечера 29 ноября руководители крупнейших банков не раз собирались в НБУ и подробно обсуждали сложившуюся ситуацию. Каждый из нас по пять минут говорил о состоянии своих активов и пассивов, об угрозах и предпринимаемых мерах. Попутно докладчику задавались уточняющие вопросы. Затем Арсений Яценюк подводил итог, и мы начинали советоваться, что делать дальше.

Естественно, каждый из топ-менеджеров после такой встречи приходил в свой банк и собирал руководителей. В итоге круг людей, вовлеченных в решение проблемы, был очень широким. В Укрсоц-банке практически через день заседал комитет по управлению активами и пассивами — это примерно пять членов, плюс секретарь и подчиненные каждого из нас. Ситуацию было невозможно скрыть. Тем не менее, утечки информации мы не боялись. Никто не стал бы делать резких движений в условиях, когда все стоят на краю пропасти. К тому же, мы заранее обсудили, что говорить прессе.

Решающее заседание проходило в вечер перед принятием постановления № 576. Это был настоящий мозговой штурм. Было видно, что люди пришли выработать четкое решения. Нужно отдать должное банкирам — атмосфера на заседаниях была конструктивной и доброжелательной. Очень легко было общаться с Национальным банком. И Арсений Яценюк, и Александр Шлапак слышали собеседников и не пытались навязывать свою точку зрения. Предложения озвучивались, тут же они обсуждались — каждый мог высказать свои соображения. Уже к моменту принятия постановления вырисовывался пакет мер, главной из которых стала приостановка выдачи депозитов.

Работали не на себя, а на дело. Никто даже не пытался преследовать собственные интересы — к этому не располагала атмосфера. Она очень напоминала стиль работы саморегулирующихся организаций — Ассоциации украинских банков, ПФТС. Совершенно исключено, чтобы профессиональные люди высокого уровня тянули одеяло на себя. Если такое происходит, наглеца тут же высмеивают, а шансов на принятие такого решения у него изначально нет. Я не раз обращал внимание, что в профессиональной среде все игры сразу уходят. Прессы и зрителей нет, и некому рассказывать, какой ты бедный. Все улыбнутся, а потом ты и сам над собой посмеешься.

Все были довольно активны: Александр Дубилет, Сергей Мишта, Игорь Гиленко, Игорь Францкевич. Александр Сорокин держался немного в стороне — он сильный администратор и мощный аппаратчик, но не полемист. Владимир Матвиенко ни разу не появился на заседаниях — вместо него от Проминвестбанка приходила Тамара Шульженко.

Очень достойно вел себя председатель правления «Аваля» Александр Деркач. Он уже тогда проходил процедуру получения стабилизационного кредита и узнал о себе «много нового». Проблема была в том, что Нацбанк операционно не готов к ситуациям, когда системный банк приносит тонны документации. Специалисты за короткий срок должны были оценить юридическую чистоту проектов, под которые выдавалось рефинансирование. В банках есть кредитные менеджеры, специалисты по анализу проектов и работе с клиентами. У НБУ этих технологий не было, и ему пришлось оперативно создавать рабочие структуры. Это огромная работа. При этом сотрудники Нацбанка — государственные служащие. Еще свежи были воспоминания о делах «ИНКО» и банка «Украина». Подставлять себя никому не хотелось. На следующий день к ним мог прийти прокурор и задать вопрос, куда делись государственные деньги.

Безусловно, все банки были разные, каждый имел особую структуру баланса. Регулятор старался не утверждать ни одного пункта в постановлении № 576 без согласования с учреждениями. В итоге даже если чьи-то интересы ущемлялись, было понятно, что в критической ситуации это оптимальное решение. В свою очередь, Нацбанку было легче от того, что по всем ключевым вопросам его поддерживала банковская система.

Когда все участники заседания разошлись, специалисты НБУ продолжили готовить документ. Естественно, при этом анализировались юридические риски. Все мы понимали, что постановление мог отменить суд. Могла быть спровоцирована масштабная юридическая атака, в результате которой сотни судов одновременно заблокировали бы действие документы. Тем не менее, этого не произошло. Отчасти благодаря тому, что была найдена неплохая юридическая конструкция. Статьи Закона «О Национальном банке» позволяли приостанавливать операции, несущие риск для банков. Но гораздо важнее было то, что и суды, и вкладчики вняли нашим аргументам.

Сразу же после вступления постановления в силу была проведена интенсивная пиар-кампания, для чего крупнейшие банки сформировали общий бюджет. Кроме того, каждый из нас общался со СМИ, опираясь на собственные ресурсы и связи. Основными ораторами стали Арсений Яценюк, Игорь Ги-ленко, я и Александр Дубилет. Несколько недель через все средства массовой информации мы вели разъяснительную работу. Никому не приходилось рассказывать, что именно говорить. Все были профессиональны, понимали ситуацию и имели сильную мотивацию. Журналисты с сочувствием относились к проблемам банков и не пытались искать двойное дно в наших словах. Просто приходили, спрашивали, снимали.

Параллельно каждый руководитель банка проводил ежедневные селекторные совещания. Мы буквально заставляли сотрудников выходить к людям и объяснять им суть проблемы.

Наше население всегда было очень сложно обмануть. Жители Украины прошли хорошую советскую школу «слово говорю — два в уме» и инстинктивно чувствуют неправду. Однако в тех условиях не приходилось врать. Все меры, прописанные в постановлении № 576, были понятны и прозрачны. Когда нет подлости, то нет и интриги.

Панику удалось сбить буквально за три дня после вступления в силу постановления № 576. Исчезли очереди, а с ними — и нервозность. Ведь основное напряжение вызывал сам факт присутствия очередей. Человек идет мимо банка, видит толпу у входа и на всякий случай становится в хвост.

Было много технических проблем, которые пришлось решать едва ли не весь оставшийся месяц. Один из основных моментов — сдерживание паники на наличном валютном рынке. Укрсоцбанк тогда ввел высокую комиссию за покупку долларов. Поначалу она доходила до 3–5% суммы сделки. Мы внимательно проштудировали юридические документы и поняли, что выиграем любой суд. Нацбанк может ограничивать курсовые колебания, но размер комиссии остается прерогативой банка.

Благодаря комиссионным мы держали ситуацию под контролем. Из банка перестали выносить деньги. Тогда этот процесс обычно возглавляли структуры, занятые теневыми операциями. С утра они на микроавтобусах объезжали банки и скупали почти всю валюту. В итоге, грубо говоря, на пятом человеке все доллары заканчивались, и население начинало нервничать.

Комиссия ударила по самому страшному элементу любого дефицита — панической уверенности в том, что завтра вообще ничего не будет. Страх заставляет людей делать глупости. Именно из-за этого в восточных регионах курс подскакивал до 7 грн./долл. Комиссия в корне меняла ситуацию. Когда человеку была остро нужна валюта, он покупал ее даже с дополнительным сбором. При комиссии в 10 % доллар стоил примерно 5,7 грн. Однако миллион долларов этим способом из кассы вынуть было нельзя. В итоге, когда люди видели, что доллары, хотя и дорого, но продавались, они откладывали покупку. По мере сокращения объемов продаж валюты размер комиссии плавно уменьшался. В течение месяца он снизился сначала до 1 %, а потом и до десятых долей процента.

Естественно, Укрсоцбанк практически полностью остановил кредитование, даже по уже утвержденным лимитам. Мы использовали любой повод, чтобы не дать деньги, но особых конфликтов по этому поводу не было. Предприятия сами снизили спрос на финансы. В критической ситуации они вели себя прямо противоположно населению, которое стремилось снять деньги и купить квартиры, соль и спички. Компании зажимали все расходы и входили в кризис подготовленными. Они приостанавливали инвестиционные программы и откладывали начало крупных проектов. Было заметно, что остатки на счетах предприятий выросли! Поэтому можно с уверенностью сказать, что банковскую систему спасли юридические лица. Да, в целом по системе были те, кто стремился вывести деньги за рубеж. Однако департамент надзора НБУ четко знал банки, через которые проводились подобные операции. Ему быстро удалось ограничить вывод валюты и свести к минимуму отток капиталов.

В целом эмоциональная атмосфера осенью-зимой 2004 года была достаточно позитивной. Это было время командной борьбы и постановки четких целей. О критических ситуациях всегда остаются ярки воспоминания.

Был получен уникальный опыт. В мировой истории большинство банковских кризисов заканчивалось развалом финансовой системы и ее многолетним восстановлением. Мы же сумели самостоятельно выбраться из кризиса. Позже события того времени всплывали в разговорах с рейтинговыми агентствами. Они рассказывали про потенциальные риски, а мы отвечали, что наш банк уже пережил не один кризис. Сумели выстоять в 1998 году, когда курс доллара вырос почти в три раза. Преодолели кризис 2004-го, когда шансы на выживание были очень низкими. Это конкретное свидетельство того, что и экономика, и банковская система Украины имеют сильный иммунитет.

 

Андрей Пышный, в 2004 году — первый заместитель председателя правления Ощадбанка

Я рад, что у нас был уникальный опыт 2004 года. Уверен, что мои коллеги разделят это убеждение. Радость объясняется тем, что кризис был успешно локализован. Если бы не были предприняты жесткие, своевременные и даже харизматичные меры, мой оптимизм сейчас не был бы таким ярким.

Перед осенне-зимними проблемами состоялась генеральная репетиция. Летом 2004 года в России случился банковский кризис, который имел отголоски в Украине. Пострадали наши банки, которые держали большие остатки на корсчетах в рублях. Национальный банк в тех условиях принял ряд упреждающих мер. Благодаря россиянам было создано некое подобие учебника по преодолению критических ситуаций. К тому же, мы получили соответствующий психологический настрой.

В Украине кризисные явления развивались не одномоментно. Сначала осенью 2004 года возникла проблема с валютой. Часть ликвидности должна была уходить на покупку наличных долларов, чтобы обеспечить стабильность курса. Политическое напряжение возрастало, и банки стали постепенно сворачивать активные операции. В первую очередь, это вылилось в ограничение лимитов по работе друг с другом. Позже сократились объемы кредитования клиентов. В конце ноября некоторые наши клиенты жаловались на неплатежи в банке «Аваль».

Это произошло еще до пика кризиса, который наступил в ноябре. Формировалась критическая масса факторов, детонированная съездом в Северодо-нецке, выступлениями Президента и лидеров политических партий, которые вместо урегулирования ситуации и поддержки банков решили заняться взаимной критикой.

Началось все с Луганской и Донецкой областей. Постепенно кризис распространился на западные регионы, с той разницей, что там обошлось без истерии. Это было в четверг-пятницу, незадолго до съезда в Северодонецке. Начальник Луганского регионального управления Ощадбанка позвонил мне и доложил, что у них идет стратегический отток наличности через сеть банкоматов. Приходилось инкассировать банкоматы два-три раза в день. В субботу мне позвонил Арсений Яценюк и спросил, что у нас в Луганске. Я связался с начальником регионального управления. Он ответил, что проблема только усугубилась — выплаты по платежным карточкам через сеть банкоматов прекратили Пра-вэкс-Банк, «Аваль» и Приватбанк. Естественно, весь поток клиентов хлынул в банкоматы Ощадбанка.

Параллельно в пятницу-субботу начали выстраиваться очереди в наших отделениях. Постепенно банк столкнулся с тем, что наша пропускная способность не позволяла обслуживать всех желающих. Начался истерический лавинообразный процесс.

Позиция Ощадбанка была такова: не допустить повторения ситуации, когда перестали выплачивать вклады граждан в Сбербанке СССР. Мы помнили, что именно этот факт нанес наибольший урон нашей репутации. Любой негатив имел бы синергетический эффект — недовольство поднялось бы из самой души наших вкладчиков: «Вот, опять!»

К тому же, Ощадбанк имеет статус государственного банка. Поэтому было принято решение — выплачивать все и инкассировать в банкоматы ровно столько наличных, сколько необходимо. Нельзя было останавливать процесс, иначе ажиотаж и нервозность нарастали бы. Нужно принимать во внимание специфику нашей клиентуры. Если в Приватбанк, «Аваль» или Правэкс-Банк бежали за своими деньгами достаточно состоятельные люди, то к нам шли пенсионеры, которые объективно ощущали страх повторно потерять нажитое. Впоследствии некоторые из них даже начали возвращать деньги на депозиты. Пенсионеры осознавали государственную гарантию и видели, что банк проводит выплаты без лишней помпы. Специально для них был придуман конверсионный вклад: во избежание курсового риска мы предлагали на месте конвертировать гривну в валюту и оставлять деньги в банке.

Ощадбанк находился в нетипичной ситуации, поскольку имел нестандартную структуру пассивов. В отличие от других учреждений, у нас не было проблем с ликвидностью.

Во-первых, у Ощадбанка был и до сих пор имеется значительный вторичный резерв ликвидных активов — облигаций внутреннего госзайма. Мы могли в любой момент преобразовать их в ликвидные активы через рефинансирование НБУ Наши коллеги были вынуждены получать стабилизационные займы под кредитные портфели — неудобный и громоздкий инструмент, который предусматривает очень сложные процедуры проверки сотрудниками Нацбанка. Это затягивало процесс получения ими денег. Не хвастаясь, могу сказать, что мы не обращались за стабилизационным кредитом. Единственное, о чем мы попросили Национальный банк, — досрочно погасить депозитные сертификаты, которые мы купили до этого в связи с избыточной ликвидностью.

Во-вторых, более 75 % вкладов населения в Ощадбанке — до востребования, тогда как у всех остальных банков такова доля срочных депозитов. Нестандартная пропорция и по юридическим лицам. У всей банковской системы срочные депозиты компаний составляют около 40 %, у нас — 60 %. В условиях кризиса эти соотношения работали на нас.

В-третьих, у Ощадбанка очень большой объем сформированной кассы. На тот момент мы дополнительно увеличили лимиты кассы и старались удовлетворить всех желающих: выплачивали пенсии, компенсации по обесценившимся вкладам в Сбербанке СССР, выдавали заработную плату и возвращали депозиты. Безусловно, чтобы не провоцировать массированный отток средств, еще до вступления в силу постановления № 576 мы дали распоряжение всеми возможными способами тормозить процесс досрочной выплаты депозитов. Например, оформлять дополнительные документы, долго заказывать деньги. При этом мы все же увеличили лимиты кассы.

Шел нормальный управленческий процесс, который позволил Ощадбанку достойно выйти из этой ситуации. Еженедельно мы проводили селекторные совещания с начальниками региональных управлений и управляли ликвидностью в «ручном» режиме. Ежедневно сводили платежный календарь в разрезе регионов и требовали от начальников территориальных управлений формировать и согласовывать с правлением свои платежные календари.

Ощадбанк — системный банк, мы работаем во всех частях страны. Было интересно наблюдать, как произошла поляризация наших коллег в связи с политическими событиями. Те или иные замечания в адрес восточных регионов — Харькова, Донецка, Луганска — люди воспринимали с обидой. Было обостренное чувство справедливости. Кто-то считал, что Киев предвзято трактует возникшую в регионах проблему. Вдруг начали обижаться, что с ними говорят на украинском языке, хотя раньше не обращали на это внимание. Приходилось искать тонкий баланс, потому что мы понимали — политическая ситуация не могла не отразиться на коллективе.

Нацбанк регулярно приглашал руководителей крупнейших учреждений для консультаций. В конце ноября было созвано заседание для обсуждения будущего постановления № 576. За одним столом сидели Борис Тимонькин, Александр Дубилет, Игорь Гиленко, Александр Шлапак, Арсений Яценюк, Сергей Мишта, Игорь Францкевич. От имени остальных банков присутствовали представители АУБ — Александр Сугоняко или Антонина Паламарчук. На какие-то совещания от Ощадбанка ходил Николай Сугоняка, но потом их посещал уже я как исполняющий обязанности председателя правления. Так сложилось, что Арсений Яценюк отстранил Николая Сугоняку от исполнения обязанностей главы Ощадбанка.

Режим секретности соблюдать не приходилось. Не было ничего сверхъестественного в том, что руководители первой десятки банков собираются для обсуждения непростой финансовой ситуации. Тем более что по телевидению об этом сказали политики. Каждый приезжал на своем автомобиле, заходил в здание.

Все собравшиеся вели очень жесткую конкурентную борьбу, регулярно сталкиваясь на одних и тех же сегментах рынка. Однако страх потери своего бизнеса объединяет. Одновременно ко всем пришло осознание возможных негативных последствий. Все понимали: больше других пострадают системные банки. Они напоминают решето: множество точек, через которые идет отток вкладов. Самый большой плюс в той ситуации сыграл против нас. Вмиг перекрыть все каналы было невозможно. Если вопрос с банкоматами решался сравнительно просто, то закрыть филиальную сеть означало спровоцировать еще большее напряжение. Я хорошо понимаю председателя правления банка «Аваль» Александра Деркача, который говорил, что каждый день теряет по 100–200 млн. грн. «Для меня это катастрофа», — говорил он.

Был разработан план мероприятий. Он включал в себя пиар-кампанию, подготовку антикризисного постановления, вопросы поддержания ликвидности и выдачи стабилизационных кредитов. Все обсуждалось в комплексе, потому что отдельные меры не дали бы нужного эффекта.

Чтобы решить проблему, нужно признать ее существование. Это было сделано. Вопрос обсуждался не с каждым отдельно, а под эгидой Нацбанка в кабинете Арсения Яценюка. Неважно, кем предлагался какой пункт постановления № 576. Это было коллективное авторство. Самое главное достоинство НБУ в том, что он не стал пытаться самостоятельно исправлять ситуацию.

Уникальность ситуации была также в отсутствии официоза. Состоялся нормальный мужской разговор. Выглядело это так: сняли пиджаки и, не стесняясь в выражениях, что-то доказывали друг другу. Простым доходчивым языком без купюр. Очень правильную и конструктивную позицию занял Борис Тимонькин. Он жестко и однозначно формулировал возникавшие проблемы.

Говорили о том, что риск-менеджмент в банках несовершенный и не выдерживает напряжения в условиях системного кризиса. Вспоминали, что законодательство неэффективно и нужны изменения в Гражданский кодекс, чтобы ограничить досрочное снятие вкладов. Банкиры предлагали максимально лоббировать эти изменения — у каждого был свой народный депутат, который мог вынести на обсуждение нужный законопроект.

Сработала совокупность факторов: страх коммерческих банков за судьбу учреждений, воля и способность Нацбанка идти на нестандартные решения, творческий подход и умение объединиться ради достижения цели. Нужно понимать, что все руководители банков — талантливые люди. Национальному банку удалось, не задевая амбиций, взять у каждого участника процесса самое важное и создать постановление № 576.

Кризис дал возможность проявиться таким людям, как Арсений Яценюк. Как-то в те дни мы с ним вышли из здания Национального банка и спустились на Майдан. По пути люди кричали ему: «Арсений, держи гривну!» То есть Яценюка идентифицировали как человека, который влияет на процесс, а не просто констатирует проблему. Публичность, открытость, молодое лице со здоровым румянцем, отсутствие паники и трясущихся рук, доступность — все вместе дало свой эффект. Он контрастировал с общей ситуацией, говорил очень уверенно. Люди жали Арсению руку, с ним хотели сфотографироваться. Его воспринимали как человека, который реально способен повлиять на ситуацию.

Мы понимали, что документ с юридической точки зрения не выдерживал критики. Поэтому Игорь Гиленко по просьбе НБУ добился судебного решения, в котором было написано примерно следующее: «Национальному банку предписывается ввести в действие постановление, которым ограничивается право физического лица на досрочное изъятие вклада». Были адвокаты, которые пытались торпедировать постановление. Они добивались заключений о нарушении законодательства, но все четко понимали, что победителей не судят.

Была разработана стратегия пиар-кампании. Распорядителем денег выбрали «Приват-консалтинг», руководителем проекта — Александра Дуби-лета. Председатели правлений банков появлялись на экранах телевизоров и говорили, как все замечательно. Чаще всего выступали руководители НБУ, Приватбанка, Укрсоцбанка, Укрэксимбанка и Ощадбанка.

Помимо публичной части работали еще и внутренние механизмы, направленные на выполнение постановления № 576. Они не могли озвучиваться по определению. Например, было указание проверять все внешнеэкономические контракты, по которым предусматривались платежи за границу. Мы установили внутренние механизмы, по которым часть контрактов по выводу денег за границу отсеивалась еще до анализа их Национальным банком.

Между банками было достигнуто джентльменское соглашение — своеобразное конкурентное перемирие. Это была принципиальная договоренность, и она соблюдалась, хотя не всеми и не всегда. Например, постановлением № 576 было предписано проводить платежи с отсрочкой в один день. По этому поводу на следующих встречах звучали взаимные обвинения. Например, Игорь Францкевич имел претензии к Александру Дубилету за то, что Приватбанк проводил платежи день в день. Аналогичные обвинения звучали со стороны «Аваля».

В нашей позиции тоже было определенное лукавство. Оно состояло в том, что мы выплачивали деньги гражданам, которые сильно скандалили. Это было негласное правило. Стандартно, досрочной выдачи депозита не было, но если вкладчик начинал будоражить персонал банка и клиентов, управляющий отделением имел право пригласить дебошира к себе в кабинет и удовлетворить его требования. Однако таких случаев было немного.

Больше всего запомнился такой эпизод. Однажды вечером я общался с Арсением Яценюком и рассказывал ему о текущей ситуации. В итоге возникла замечательная идея — использовать политику для того, чтобы деньги не уходили, а возвращались в банки. В качестве шутки я предложил внедрить вклад «Оранжевый» со сроком погашения до полной победы революции. По ходу разговора возникла также идея ввести «Бело-синий» вклад, чтобы уже в полной мере использовать поляризацию. При этом динамику остатков по этим вкладам сделать доступной для общественности: показать, например, что по вкладу «Оранжевому» за день остатки в Ощадбанке выросли на столько, а по «Бело-синему» — на столько. Была даже идея показывать это соотношение на большом экране на Майдане Незалежности. Любое колебание воспринималось бы как своеобразный проигрыш. И в том, и в другом лагере были достаточно состоятельные люди, которые захотели бы изменить баланс в свою сторону. А нам это на руку. Хотите политического противостояния — давайте направим его в конструктивное русло.

В развитие идеи возникла мысль под каждый депозитный счет эмитировать платежную карточку с соответствующей символикой. Например, «Тому що» и «Так!». И выдавать их лишь в том случае, если у вкладчика на счете не менее тысячи гривен. Первые карточки обеих эмиссий должны были презентоваться лидерам партий. Прозвучала даже идея вручить Виктору Андреевичу бело-синюю, а Виктору Федоровичу — оранжевую карточку. Это стало бы консолидирующим моментом. Нужно сказать, что внедрить такую программу мог только государственный банк, учитывая государственную гарантию и нейтральность.

Мы написали в штабы письма, но идея не была поддержана, а кризис постепенно начал угасать. Жаль, что проект не удалось реализовать. Думаю, это был бы яркий эпизод в борьбе за стабильность финансовой системы. Каждому было бы сейчас приятно открыть портмоне и увидеть оранжевую или бело-синюю карточку. Я общался с коллегами, и они говорили, что даже для истории положили бы деньги на депозит.

 

Роман Жуковский, осенью 2004 года — заместитель управляющего Киевского областного филиала Укрсоцбанка

Опыт осени 2004 года актуален даже сегодня. На рассмотрении парламента находится законопроект, согласно которому Национальный банк может получить право вводить мораторий на выплату вкладов. В частности, это может произойти в случае, если на протяжении недели из банков изымут более 5 % вкладов. У предложения много противников. Я лично общался с чиновниками, которые считают, что пять процентов — это ерунда. Такие заявления звучат, конечно, от непонимания сути вопроса.

Осенью 2004 года в одном из филиалов Укрсоцбанка за три дня изъяли почти 10 % вкладов. Возникла реальная проблема с проведением платежей. Безусловно, она еще не стояла настолько остро, чтобы вообще не перечислять деньги, но регулирование уже проводилось в «ручном» режиме. Мы сообщали, кому будем платить в первую очередь, а кому — с задержкой. И если бы Национальный банк не остановил процесс оттока вкладов, очень скоро наступил бы коллапс. Люди настолько быстро вынимали свои деньги, что мы не успевали остановить поток.

Некоторые вещи сейчас воспринимаются с юмором, но тогда они вообще не казались смешными. И в этом нельзя никого обвинять, потому что каждый действовал, исходя из имевшейся у него информации.

Филиалы банка, например, начали вводить ограничения по выдаче денег и продаже наличной валюты. Кто-то не возвращал вклады вообще, кроме особо критических случаев, а кто-то руководствовался жесткими лимитами. Например, еще до вступления в силу постановления № 576 правление Укрсоцбанка утвердило, что в одни руки можно продавать не более тысячи долларов. По Киевской области эта сумма составляла полторы тысячи.

Какое-то время мы предлагали продавать доллары без ограничений, если клиент конвертировал свой гривневый вклад в валюту и клал ее на депозит. Это был один из способов приостановить утечку вкладов. Однако очень скоро он перестал работать.

В конце ноября два дня банк прожил без постановления, не выдавая вклады. В первый день мы были уверены, что нас побьют, и очень серьезно обсуждали, чтобы на следующий день оставлять машины дома — их могли элементарно сжечь. В банк были вызваны дополнительные наряды милиции для защиты хранилища. Сейчас трудно передать тот накал. Мы готовились к штурму банка.

Вкладчики демонстрировали откровенную агрессию. Все, что говорилось раньше о доверии к банковской системе, о ее развитости по сравнению с остальной экономикой, — забылось в один момент. Особенно тяжело стало в последние дни ноября, когда мы приостановили выдачу вкладов.

У людей были психологические срывы. Приходила бабушка, которая говорила, что у нее в голове металлическая пластина, которую нужно срочно заменить, иначе она прямо сейчас откроет череп и положит свой мозг нам на стол. В тот момент стала широко распространенной практика торговли справками онкологического диспансера. В этом учреждении за пятьдесят долларов выдавали свидетельство, что у клиента терминальная степень рака и ему срочно нужны средства на химиотерапию. Думаю, что статистика по онкобольным осенью 2004 года резко ухудшилась.

В одном из наших филиалов был случай, когда дедушка пришел в банк и попросил отдать ему вклад. Оказалось, что он копил деньги всю жизнь и в Укрсоцбанк положил их только потому, что считал его государственным. Потом он от кого-то услышал, что вклады не выдают и приехал в банк проверить. Слухи подтвердились. Тогда он попросил переговорить с управляющим. Едва дедушка зашел в кабинет, как сразу же облил себя бензином, взял зажигалку и заявил, что если ему не отдадут вклад, он себя сожжет на глазах у управляющего. Конечно же, ему отдали деньги, но в момент, когда он их получил, у него случился инфаркт. Дедушку забрала скорая помощь.

Топ-менеджеры филиала старались не выходить из своих кабинетов. Приемные были полностью забиты людьми. Их запускали по одному, иначе выдержать напряжение было невозможно. О впечатлениях сотрудников, которые непосредственно общались с людьми, и говорить не приходится. Жизнь из окна служебного кабинета выглядела куда более спокойно. Мало того, что они услышали о себе много нового. На их глазах по отделению ходили деды и палками били по стеклам. Все это сопровождалось криками: «Воры! Бандиты!» Стекла не бились только потому, что сверху на них была наклеена защитная пленка.

С милицией была проблема. Несмотря на усиление нарядов, и у них, и у нас была одна установка: ни в коем случае не усиливать конфронтацию. Они вмешались бы только в случае прямого нападения на банк. Да и то, если бы начался реальный штурм здания, эти четыре человека не играли бы особой роли. Сомневаюсь, что они стреляли бы в людей. Таким образом, милиция просто создавала иллюзию силы.

Когда мы узнали, что Национальный банк постановлением запретил досрочно выдавать вклады, то готовы были открывать шампанское. Было настоящее веселье. Обстановка разрядилась моментально — за два-три дня. Мы уже могли объяснять людям, что есть постановление, его появление вызвано очевидными факторами, и как только разрешится ситуация, сразу же возобновятся выплаты. До этого в принципе сказать было нечего.

Очередей не стало, потому что никому ничего не давали. Деньги выплачивались только на проведение похорон, а также в случае срочной операции. Любые документы, которые подавали люди, проверяла наша служба безопасности. Только после ее заключения мы принимали решение. Какое-то время люди ходили по этажам, сидели в приемной и общались с сотрудниками. Их было много в первые дни после принятия постановления № 576, однако уже не наблюдалось массовой истерии. Люди просили выдать деньги — мы им аргументировано отказывали.

Конечно, вкладчики были недовольны, но чувствовалось, что напряжение спадает. То ли у Нацбанка был высокий авторитет среди населения, то ли сработал универсальный закон. Он гласит, что каждое явление имеет свои стадии жизни. При этом существуют точки невозвращения: если в определенный момент на штурм не пошли — уже не пойдут.

Лучше всех постановление № 576 воспринималось самими банками, поскольку документ был направлен на их защиту. Они сами старались соблюдать правила, установленные регулятором. Показательным был пример с продажей наличных долларов не более тысячи в одни руки. У каждого топ-менеджера банка есть пять-десять клиентов, которые считаются своими и для которых хочется сделать все как можно лучше. Однако даже им приходилось отказывать в конвертации больших сумм. Если бы каждый из топ-менеджеров сделал услугу своим лучшим клиентам, ситуация вышла бы из-под контроля. Они, конечно, обижались, но зато мы пережили кризис.

 

Джеффри Р. Фрэнкс, бывший старший постоянный представитель МВФ в Украине

История вопроса

В начале 2004 года Украина переживала экономический подъем. После катастрофического падения уровня ВВП в 1990-х годах, финансового кризиса и гиперинфляции в 2000 году рост украинской экономики все-таки удалось восстановить. Уже к концу 2003-го его уровень составил 10 %. В качестве дальнейших гарантий экономической стабильности правительство Виктора Януковича провело переговоры с экспертами МВФ о заключении соглашения «Упреждающий стенд-бай» на период 12 месяцев. Данная программа, утвержденная в марте 2004 года, была создана для обеспечения надежной макроэкономической политики, поощрения структурных реформ и сохранения стабильного уровня развития. Другим побудительным мотивом для согласия со стороны МВФ, вероятно, стало желание Украины заручиться определенной поддержкой извне в управлении экономикой в предвыборный год. В ином случае, преемственность политики можно было ставить под сомнение.

Устойчивый рост начала 2004 года завуалировал хрупкость восстановительного процесса, оставив экономику уязвимой перед лицом негативных потрясений. Резервы центрального банка — каркас для поддержания обменного курса и банковской системы в целом — возросли с 1 млрд. долл. в 19981999 годах во время финансового кризиса до более 6 млрд. долл. к концу 2003-го. Однако эти показатели были все еще низкими по отношению к мировым стандартам для страны с режимом фиксированного обменного курса, подверженной волатильности в экономической и политической средах. Хотя после финансового кризиса банковская система и была восстановлена, уровень доверия населения к банкам оставался очень слабым. Рост экономики зависел от экспорта нескольких ключевых секторов — стали, продуктов химической промышленности и зерна, что привело к резкому скачку инфляции.

Вероятно, самой слабой стороной украинской экономики 2004 года была политическая обстановка в стране. Завершая свое второе пятилетнее пребывание на посту Президента, Леонид Кучма был очень непопулярен среди населения, большая часть которого была разочарована автократией и коррупцией, царившими в государственном секторе. В октябре 2004 года, в разгар первого тура президентских выборов, проправительственные политические силы были сконцентрированы вокруг премьер-министра Виктора Януковича, а оппозиция объединилась вокруг бывшего премьер-министра и экс-главы Национального банка Украины Виктора Ющенко. Уже к середине года политическая кампания приобрела ожесточенный и напряженный характер.

В такой политической ситуации программа «Упреждающий «стенд-бай» была обречена. В июле, после проверки МВФ, стало ясно, что проект отклонился от намеченного курса. Ввиду политической раздробленности в парламенте и падения бюджетных доходов, оказалось невозможным провести некоторые обещанные в договоре структурные реформы. Тем не менее, МВФ не ликвидировал программу, а лишь приостановил ее.

Сентябрьские события еще больше обострили ситуацию. Лидер оппозиции Виктор Ющенко стал жертвой отравления смертельно опасным диоксином, что увеличило страхи в отношении использования криминальных манипуляций во время предвыборной гонки. Премьер-министр Виктор Янукович неожиданно объявил о значительном повышении пенсий за счет выплат из бюджета. Это решение, очевидно, принятое без консультации даже с главными правительственными экономистами, привело к падению почти уравновешенного бюджета первых восьми месяцев до 4 % дефицита бюджета от уровня ВВП к концу года.

Экономическое руководство также было ослаблено. Глава НБУ Сергей Тигипко ушел в отпуск, чтобы возглавить президентскую кампанию премьер-министра Виктора Януковича. Свои обязанности Тигипко поручил исполнять своему первому заместителю молодому Арсению Яценюку. Сам премьер также был поглощен предвыборной гонкой.

31 октября по официальным результатам первого тура победу с незначительным перевесом голосов одержал Виктор Ющенко. Поскольку ни один из кандидатов не набрал абсолютного большинства, 21 ноября состоялся второй тур выборов. Согласно официальным результатам, его выиграл Виктор Янукович. Однако появились заявления о масштабных фальсификациях, подтвержденные результатами экзит-полов, которые единогласно пророчили убедительную победу Виктору Ющенко. Это вызвало массовые протесты, переросшие в Оранжевую революцию. Ее результатом стали перевыборы — в этот раз победил Виктор Ющенко. 21 января 2005 года он приступил к исполнению президентских обязанностей.

Начало финансового кризиса

Имея в виду, что оптимистические заголовки в экономических новостях скрывали серьезные недостатки, эксперты МВФ, представители НБУ и технические специалисты правительства тщательно следили за событиями осени 2004-го. Первые признаки кризиса проявились в резервах центрального банка и на рынках иностранной валюты. За первые восемь месяцев 2004 года величина валовых резервов практически удвоились, однако, начиная с 13 сентября, стала стремительно падать. К концу сентября этот показатель понизился на 250 млн. долл. Разница между официальным обменным курсом НБУ и фактическим курсом, по которому принимали доллар в частном секторе, увеличивалась, отображая тем самым повышенный спрос на доллары в виде страховки от экономических и политических рисков.

С приближением первого тура выборов отток средств из золотовалютного резерва увеличился. За один месяц НБУ потерял 1,48 млрд. долл., что составило почти 12 % от общего объема резервов.

Поскольку центральный банк стремительно продавал доллары для поддержания курса валют, резервы сокращались в среднем на 73 млн. долл. в день. В то время как валютный курс значительно не изменился, отклонение между коммерческими рынками и официальным курсом продолжало увеличиваться.

Казалось, первый тур выборов на время ослабил давление на экономику. Поскольку на протяжении первых трех недель ноября центральный банк почти не вмешивался в рынок иностранной валюты, резервы истощились всего лишь на 212 млн. долл., или на 12 млн. долл. в день.

Разгар кризиса. Реакция властей

После второго тура выборов политический кризис достиг апогея, усугубив финансовые трудности. За последние десять дней ноября резервы НБУ сократились больше чем на 500 млн. долл., или на 90 млн. долл. в день. Самым страшным для банковской системы стал отток депозитов. Сначала он происходил из госсектора, финансирующего возрастающий дефицит бюджета, и тем самым истощая эти депозиты. Вскоре частные вклады в гривне также стали уменьшаться, что отображало убывающее доверие людей к способности регулятора удержать обменный курс. Долларовые депозиты продолжали расти, что наводило на мысль о возможной уверенности в банковской системе, по крайней мере, в этом секторе.

В конце ноября и в начале декабря улицы Киева, заполненные «оранжевыми» протестующими, усилили опасения относительно состояния экономики. 29–30 ноября потери резервов Нацбанка превышали 200 млн. долл. в день, а общая сумма потерь с сентября составила 2,5 млрд. долл., или более 20 %.

3 декабря Верховный Суд Украины обязал Центральную избирательную комиссию провести повторный тур выборов, однако экономический кризис продолжался. В первой половине декабря резервы сократились еще на 600 млн. долл. Также возрос отток депозитов. К середине месяца около 7 млрд. грн. на депозитах в местной валюте были утрачены, что составило 12 % чистых гривневых депозитов. Массовое изъятие вкладов привело к серьезному дефициту ликвидности у многих банков. Несколько чиновников, включая Президента Леонида Кучму, еще больше сгущали краски, утверждая, что Оранжевая революция привела к кризису банковской системы и создала опасность для обменного курса.

В таких тяжелых условиях НБУ предпринял чрезвычайные меры для борьбы с недостатком ликвидности. Для замедления кризиса в банковской системе он ввел ряд ограничений на изъятие вкладов населением. Регулятор также предоставил финансирование банкам, которые испытывали нехватку наличных средств. Хотя представители МВФ выступали за более гибкий обменный курс, они согласились с доводами Арсения Яценюка, что свободное колебание курса во время кризиса только усилит панику, и поддержали решение продолжать использовать резервы для защиты обменного курса. Тем не менее, началось планирование на случай необходимости отпустить курс, если объем резервов упадет слишком низко. Чтобы успокоить общественность, Арсений Яценюк занял активную публичную позицию, в то время как заместитель главы НБУ Александр Шлапак непосредственно работал с банками, координируя необходимые мероприятия.

К счастью, меры, предпринятые Нацбанком, улучшили ситуацию. Население было недовольно запретом на получение вкладов, однако по мере нормализации положения на рынке интенсивность протестов падала. 16 декабря резервы НБУ достигли самого низкого уровня с начала кризиса — 3,1 млрд. долл. Отток депозитов достиг максимальной отметки 17 декабря, после чего банковская система начала приходить в себя. К 26 декабря, даты третьего тура выборов, резервы удалось пополнить на 200 млн. долл., а депозиты в банках выросли на 450 млн. грн.

Вместе с неоспоримой победой Виктора Ющенко и потеплением политической атмосферы в стране улучшилась и обстановка на финансовых рынках.

К 1 февраля — вскоре после инаугурации — банковской системе удалось восстановить все потери депозитов. Хотя к середине апреля 2005 года резервы центрального банка не были полностью восстановлены до предыдущего уровня, с конца декабря начался поступательный устойчивый рост.

Заключение

Финансовые проблемы 2004 года были вызваны главным политическим испытанием для молодой украинской демократии. Основополагающие экономические показатели оставались в норме, но страна была еще уязвима, поскольку население мало верило в способность властей эффективно управлять экономикой. В частности, это объяснялось воспоминаниями о тяжелой экономической ситуации, которую страна переживала в 1990-х годах.

Опасения людей могли усилить неспособность властей выполнить требования МВФ по программе «Упреждающий стенд-бай», резкое увеличение бюджетных расходов на пенсии, а также подстрекательские комментарии некоторых политиков о системе «ручного» управления Оранжевой революцией. К тому же, жесткость обменного курса увеличила количество трудностей, стоящих перед НБУ так как предохранительные меры в виде свободного курса гривны относительно доллара были недоступны.

Несмотря на шаткость данной политики, точные и эффективные меры, предпринятые Нацбанком, успешно предотвратили больший кризис. Ни одно учреждение не обанкротилось, а массовое изъятие вкладов быстро прекратилось. Несмотря на то, что доступ к депозитам был временно ограничен, вкладчики не потеряли свои деньги. Удалось избежать принудительной девальвации. В конце концов, после прояснения политической ситуации экономические показатели очень быстро нормализовались, обеспечивая непрерывный экономический подъем.

Несмотря на политическую неопределенность, продолжительный период стабильности в экономике, начиная с 2004 года, был результатом успешной борьбы с кризисом. Вера населения в возможности финансовой системы противостоять политическим бурям и способности властей управлять ею сильно возросла. Во время хаотического старта парламентских выборов 2006 года произошел гораздо больший отток резервов, но он не привел к сокращению депозитов банковской системы, хотя их рост и уменьшился. После выборов резервы быстро восполнились, хотя в правительстве продолжались пререкания по поводу формирования нового правительства.

Политическая конфронтация 2007 года, когда начались уличные демонстрации и велась острая полемика вокруг указа Президента Виктора Ющенко о роспуске парламента, не вызвала никакого значимого влияния на резервы, банковскую систему или экономический рост.

Хотя украинская экономика и стала более устойчивой к постоянным политическим перипетиям, она все еще уязвима перед лицом будущих финансовых потрясений. Политические проблемы сильно замедлили реформы, оставляя страну наедине с экономической и юридической инфраструктурой, лишь частично адаптированной к требованиям полностью рыночной экономики. Если преобразования не будут возобновлены, способность страны противостоять будущей турбулентности вызывает сомнение. Более того, продолжающаяся зависимость от фиксированного обменного курса парализует способность реагировать на новые кризисы и в конечном итоге может стать источником нестабильности. В этой связи необходима осторожная кредитно-валютная политика при гибком обменном курсе, низкий дефицит бюджета и гибкая политика касательно рынков продуктов, капитала и труда. Только такое сочетание структурных реформ позволит украинской экономике раскрыть весь свой потенциал.

 

Юрий Якуша, заместитель исполнительного директора МВФ от группы стран во главе с Голландией и Украиной

Кризис, которого не было

Мне трудно оценивать события, происходившие в Киеве в октябре — декабре 2004 года. К тому же, сотрудники системы ООН не должны комментировать такие ситуации. Впрочем, идея анализа недавнего успешного опыта преодоления финансового кризиса является полезной.

В то время я работал в Вашингтоне в Совете директоров Международного валютного фонда. МВФ предоставлял специалистам Национального банка Украины методологию стресс-тестирования банковских систем. Она должна была помочь ответить на вопрос, с каким явлением столкнулась страна: с кризисом ликвидности или с проблемой валютной платежеспособности.

Разница между этими понятиями очень тонкая, но важная — преодолевать кризис платежеспособности или доверия к валюте дополнительной ликвидностью — это все равно, что тушить пожар бензином: пользы не будет. К сожалению, тогда не удалось убедить специалистов, которые не отвечали за сотрудничество с Украиной, однако владели соответствующей методологией, сделать это оперативно, на протяжении выходных. Как оказалось, НБУ в те критические дни правильно оценил ситуацию, пользуясь преимущественно собственными методиками.

Насколько я помню телефонные разговоры того времени, в том числе между Арсением Яценюком и Майклом Депплером, директором Европейского департамента МВФ, фонд не очень понимал, что происходит в Украине, и предоставил советы, которые, как ни странно, были более радикальными, чем мероприятия, успешно введенные Нацбанком.

В апреле 2005 года я вместе с группой исполнительных директоров МВФ от Франции, Великобритании, Италии и Голландии был в Одессе. Мы собственными глазами видели простых граждан, которые просто на улице подходили к Арсению Яценюку, в то время заместителю руководителя областной власти, и благодарили его за спасение Нацбанком их сбережений во время политического кризиса. Для иностранных гостей это было более весомым символом успешного выхода из непростой ситуации, чем даже статистические данные о возвращении банковской системы к нормальному развитию. С точки зрения экономической истории современных банковских финансов, Украина в 2004 году показала себя лучше, чем много развитых стран в 2007-м, поскольку отделение рисков ликвидности от рисков неплатежеспособности во время кредитного кризиса 2007 года проходит довольно трудно.

Каковы же предпосылки украинского успеха? Я вижу несколько факторов.

Первое. В НБУ знали, что на самом деле происходит в банковской системе, поскольку тогда уже существовала система мониторинга ликвидности банковской системы в режиме реального времени. То есть то, что было неизвестным для МВФ или других посторонних наблюдателей, для регулятора не было тайной: банковская система не имела проблем с валютной платежеспособностью.

Второе. За годы, предшествовавшие политическому кризису 2004 года, существенно усилилась исполнительская дисциплина относительно соблюдения различных нормативов и резервных требований. Доля безнадежных кредитов уменьшилась, а объемы долгосрочных вложений выросли. Это отмечали все независимые аналитики, об этом шла речь в исследованиях финансового сектора Украины, проведенных Фондом и Всемирным банком. Более того, мои требования сравнить статистику сомнительных ссуд Украины с другими государствами, которые на бумаге имели лучшие показатели, привели к тому, что специалисты МВФ признали невозможность такого сравнения. Оказалось, что в Украине были более жесткие требования к классификации кредитов, чем в других странах. В случае появления угрозы кризиса неприятная правда оказалась бы намного более полезной, чем приятный самообман.

Третье. После валютно-финансового кризиса 1998–1999 годов и до начала обострения избирательной кампании во второй половине 2004-го украинское руководство пыталось ослабить зависимость финансовой системы страны от внешних факторов, а также чрезвычайно осторожно относилось к некоторым непрозрачным финансовым инструментам и к наращиванию долгов вообще. «Помогала» и политическая нестабильность: время от времени ведущие западные газеты печатали репортажи о политических протестах в Украине, отпугивая не только иностранных инвесторов, но и тормозя движение потенциально опасного спекулятивного капитала.

Четвертое. Нацбанк аккумулировал существенные — относительно краткосрочного валютного долга — валютные резервы, а фискальная политика на протяжении 1999–2003 годов была чрезвычайно осторожной и порою даже консервативной в части политики заимствований. За несколько месяцев до политического кризиса НБУ внедрил новые повышенные нормативы адекватности банковского капитала — непопулярная мера, которая уменьшила прибыли банков, но укрепила сами учреждения. Внешняя конъюнктура и условия торговли также оставались благоприятными для Украины. Таким образом, внешнего толчка к превращению кризиса взаимного доверия банков в валютный кризис в таких условиях не было — в отличие от 1998 года, когда рынок оставляли нерезиденты, подталкивая к бегству и отечественный капитал.

Пятое. Банковская система Украины одной из первых на постсоветском пространстве начала применять современные бухгалтерские стандарты. Это позволило систематически проводить внешние независимые аудиты системных банков, поэтому их владельцы и акционеры не имели оснований для паники из-за недоверия к информации о состоянии системы. Украина также первой из стран СНГ перешла на передовые статистические нормы предоставления макроэкономической информации — так называемый специальный стандарт распространения статистических данных МВФ, разработанный для развитых стран. Соответственно, внешний мир и отечественные инвесторы прямо из сайтов Госкомстата и НБУ получали оперативную и понятную картину украинской макроэкономики, которую можно было легко сравнить с данными других стран.

Наконец, в то время Ассоциация украинских банков аккумулировала значительный опыт, чтобы стать участником диалога с надзорной системой и регулятором, облегчая коммуникации между учреждениями, а также между банками и НБУ СМИ, особенно телевидение, обеспечили Нацбанку хорошую трибуну для общения с населением и мелким бизнесом, однако, по моим наблюдениям, журналисты не всегда профессионально освещали течение финансового кризиса.

В то же время, были институционные факторы, которые осложняли его преодоление. В частности, речь идет о недостаточном юридическом урегулировании многих вопросов, например, полномочий НБУ и правительственных структур на случай финансовой волатильности. Международная практика показывает, что расширение полномочий ведомств во время кризисов должно быть детально прописано законами и подзаконными актами. Международная практика позволяет центробанку или правительственным органам не просто вводить временные ограничения, но и административно переводить депозиты из одних финансовых институтов в другие, оказывать адресную поддержку ликвидностью при определенных жестких правилах, чтобы сделать невозможным злоупотребление доверием, а также осуществлять другие временные мероприятия во избежание системных угроз. Низкие общие стабильность и предсказуемость политики в Украине должны побудить законодателя совершенствовать нормативную базу. К сожалению, модернизация законодательства происходила слишком медленно.

Откровенно говоря, в таких условиях нужна была не просто профессиональная осведомленность и решительность, но и мужество для принятия решений в «сером» юридическом пространстве.