От составителя:

Стеклянный сосуд определенной формы и вместимости с наглухо запечатанным горлышком есть предмет бдительного внимания авторов этой антологии. Разные по манере письма, по своим взглядам, они, разумеется, по-разному и решают проблему бутылки. Однако есть и то, что их объединяет. Внимательный читатель заметит, что во всех произведениях антологии герои, в какие бы фантастические ситуации они ни попадали, никогда не оставляли бутылку нераспечатанной.

Но пора нам уже перейти от обсуждения общих проблем к конкретному рассмотрению предложенных произведений.

Открывается антология рассказом известного фантаста Р. Шекли «Соглашение». Это небольшое по объему произведение — еще одна из многочисленных вариаций темы маленького человека, затурканного жизнью одиночки. Бутылка здесь лишь повод для наполненного сплошным подтекстом, который в значительной мере перевешивает текст, разговора. В образе черта Мефа читатель без трудности найдет хищные черты пройдохи-дельца, готового во имя сумасшедших сверхприбылей вытянуть душу из рядового потребителя. И поэтому мы не можем не симпатизировать мистеру Махлину, который одержал тяжелую победу в неравной схватке.

Грозным предупреждением наполнена новелла Р. Бредбери «Июль 2001. Пятая экспедиция». Читатель так и не возьмет в толк, кто же выпил бутылку? Да и не это важно для него, ибо сам факт опорожнения сосуда не интересует автора.

Он поставил перед собой цель отобразить, как в мрачном мире чистогана человек человеку не только волк, а еще и змея подколодная, стервятник, птеродактиль, безмозглая древняя черепаха, мастодонт и даже тиранозавр-рекс.

Совершенно иные, светлые и радостные картины будущего находим мы в рассказе братьев Стругацких «Утро вечера мудренее». Опытные мастера фантазии исследуют классический случай — одна на троих. Но сколько неисчерпаемой выдумки демонстрируют при этом писатели!

Без сомнения, читателя заставит глубоко задуматься пессимистическое пророчество Д. Дюрренматта, поразит нежным лиризмом новелла И. Талло и захватит парадоксальная ситуация С. Лема.

Завершает нашу антологию тонко написанная миниатюра И. Росоховатского «Следы во времени». Углубляя тему бутылки, автор концентрирует внимание читателя на волнующей минуте великого открытия. Бутылка для него не самоцель, а повод для широких философских обобщений.

Итак, перед нами еще одна антология. Давайте же углубимся в чарующий фантастический мир бутылки.

 

Роберт Шекли. СОГЛАШЕНИЕ

Мистер Махлин сидел один-одинешенек в опустевшем баре. Бармен пропал где-то во внутренних комнатушках.

Мистер Махлин протянул руку, чтобы взять бутылку со стола, и вдруг замер. Что-то его остановило. Наверное, в бутылке не осталось ни капли. Но такое не раз случалось и в прошлом, его никогда не волновали такие мелочи. И все же удивительное ощущение не проходило. Будто перед тобой не бутылка, а что-то такое, чего ты обязательно должен опасаться.

Мистер Махлин был человеком не робкого десятка. Он решительно потянулся к бутылке. За ее темно-зеленым стеклом что-то неслышно ворошилось.

— Господи, черт! — ужаснулся мистер Махлин. Он поднес бутылку к своим близоруким глазам и убежденно добавил: — Пусть меня заездит Эндорская ведьма, если это не черт.

Тем временем бес в бутылке подскочил, ухватился за края широкого горлышка и, подтянувшись, вытащил до пояса свое натренированное тело. Потом, удобно умостившись, перекинул ногу за ногу. Его хвост подрагивал от возбуждения.

— Позвольте отрекомендоваться, — вежливо проговорил он. — Меня зовут Меф. Я работаю в отделе пропащих душ, подотдел коммивояжеров-душегубов.

Мистер Махлин ахнул и заморгал.

— Естественно, наша встреча кажется вам неестественной. Но ничего удивительного тут нет. Вы же сами видели, как я выбрался из вашей бутылки.

— Да, — пробормотал Махлин. — Думаю, вы и действительно выкарабкались, если на то воля ваша. Но почему именно из моей?

Меф усмехнулся:

— Скажем так: у меня не было выбора. Ведь вы в баре один-оденешенек… Так что, хозяин, может быть, сладим дельце, а? Выполнение заказов гарантируется в срок, обусловленный обязательствами. По рукам? Кстати, упомянутая вами Эндорская ведьма нагадала, что вы охотно согласитесь загубить свою бессмертную душу.

Безутешная печаль охватила мистера Махлина. Он был глубоко одинок. Он был беззащитен перед извечным врагом рода человеческого.

— Что вы можете предложить? — спросил он, лишь бы оттянуть фатальную минуту.

— О! У нас чудесный и совершенно доступный прейскурант. Остаток ваших дней вы можете провести в роли промышленного короля или финансового магната. Мы можем превратить вас в звезду экрана или, если вы желаете, в папу…

— В того самого? — ужаснулся мистер Махлин.

Меф самодовольно ухмыльнулся.

— А нет ли у вас чего-нибудь… попроще? — нерешительно спросил Махлин. — Ну, скажем, живая вода или эликсир молодости…

— Хотите схитрить? Договориться на определенное время, а затем помолодеть? Пожалуйста, хитрите. Мы терпеливы. Девиз нашей фирмы — клиент всегда прав. У нас широкий выбор не только живой воды или эликсира молодости. Мы имеем ковры-самолеты, сапоги-быстроходы, шапку-невидимку, дудочку-самограйку… Выбирайте любой товар и выдвигайте любые условия: мы не ловим клиентов на крючок рабских контрактов. Клиент сам решает свою судьбу…

Мистер Махлин задумался.

— Ну-ну, смелее, — подзадоривал его Меф. — Не так страшен черт, как его малюют. К тому же пекло — это совершенно не то, о чем вы привыкли думать. Более законченного творения по ту сторону хаоса вам не найти. Пространственные феномены, морально-этические эффекты, удачное решение проблемы красного смещения…

— А есть у вас неразменный доллар? — издевательски прервал его мистер Махлин.

На стол перед ним мягко легла зеленая купюра.

— Этот?

— Да.

Мистер Махлин немедленно накрыл кредитку бывалой во всяких делах шляпой.

— Так вот мое условие, — сказал он, — вы получите мою грешную душу, когда я пропью этот неразменный доллар.

Черт с тихим вскриком отчаянья свалился в бутылку.

Мистер Махлин надвинул шляпу на голову и уверенно позвал:

— Эй, бармен!

У него была причина выпить. Он имел основательный повод надраться до чертиков. Ведь он подписал сделку на бессмертие.

 

А. Стругацкий, Б. Стругацкий. УТРО ВЕЧЕРА МУДРЕНЕЕ

Парни стояли на карачках и сосредоточенно глядели в воду.

— А все-таки это бутылка, — сказал, почти касаясь набежавшей волны своим смуглым, горбоносым лицом, Роман Ойра-Ойра.

— Охлажденная, — сообщил я, когда по локоть погрузил руку в ледяную воду.

— Врежем по банке! — заорал грубый Витька Корнеев. — Сашка, снимай штаны!

Солнце садилось уже которые сутки, низко повиснув над полярным кругом. Еще несколько суток, и на целых полгода наступит ночь.

— Светит, а не греет, — сказал я, еще раз погружая свежемороженую руку.

— Лезь, тебе говорят! — совершенно озверел нетерпеливый Корнеев. Закаляйся как сталь!

— Ну-ну, ребята. Вытянем бутылку суком…

Разумник наш Роман!

Вытащить бутылку суком решил Витька.

— Это же как в сказке! — с идиотским глубокомыслием орал он. — Одна банка на троих! Классика! Раздавим, дернем, то есть примем! Сашка, какие синонимы ты еще знаешь?

— Нарежемся, налижемся, надеремся, насосемся, набухаемся…

— Ух, алкаш! — с восторгом выкрикнул грубый Корнеев. — Полиглот, а не филолог!

Штопора ни у кого не нашлось. Витька вцепился в бутылочную пробку большими, словно у вурдалака, зубами. От натуги он покраснел, на лбу у него начала медленно набухать венозная жилка.

— Вот так солидные люди зарабатывают инфаркт, — тихонько заметил Ойра-Ойра.

Вдруг с сухим пистолетным выстрелом пробка вылетела, и бутылка начала с пожарным воем фонтанировать. Дымом без пламени. Витька с отвращением наблюдал за этой неожиданной вулканической деятельностью.

Невозмутимый Роман толкнул меня в бок:

— Смотри, сейчас будет интересно…

Завихренные клубы дыма плотнели, конденсируясь в материальный образ. Через минуту перед нами торчал полудикий джинн с поношенной повязкой на бедрах. Едва закончилась материализация, как он шлепнулся на колени и начал просить:

— О звезды души моей! О властители моих мыслей! Чего вы хотите? Ваш преданный раб Абдул-ибн-Хамид исполнит любое ваше желание!

Всем стало тоскливо, как в бюро добрых услуг.

— Пусть лезет назад в бутылку, — сказал Ойра-Ойра.

— Иди ты! — злобно дернулся грубый Корнеев, а джинну приказал: — Встань на ноги, дурень! А ну, воздвигни общежитие на два корпуса — один корпус мужской, другой — женский.

— А женский зачем? — спросил Роман.

— Я жениться хочу! — прорычал Витька.

— Неплохая идейка…

— Я с плохими не возникаю.

Джинн ударил челом об землю и ответил:

— Слушаю и повинуюсь, о мой господин!

Мгновенно прямо из-под земли вырос шикарный, будто из народной сказки, косо срубленный и крепко сбитый терем. Со всякими резными штучками.

— Ты что сотворил? — нахмурился грубый Корнеев. — Издеваешься? Кто тут станет жить без сантехники? Нам что, по вечерам лучины жечь? Тараканов щелчками сбивать?

От Витькиной критики Абдул-ибн-Хамид весь позеленел. Резной, хорошей ручной работы терем провалился сквозь землю. В воздухе мелькнули роскошные варварские гаремы, староримские луперналии и даже Версальский дворец в эпоху разложения феодализма.

Грубый Корнеев всю эту древнюю старину обплевал и облаял:

— Типичное не то!

— Да не кричи ты на Абдулку, — поморщился Роман.

— Он сам Хамид! — осатанел Витька.

— Да брось ты… Загони его в бутылку.

— А ну, марш в бутылку! — заорал Витька.

Абдул-ибн-Хамид трясся как осиновый лист, бился лбом о землю, печально посыпал смоляные кудри золой и пеплом, но лезть в бутылку не желал.

— Стоило бы все-таки загнать его в бутылку. Вить, ты какие заклинания знаешь?

— Все! Но черта с два его проймешь заклинаниями, если он не имеет даже представления о железобетонных конструкциях. Темнота! Сапог! Чугун! Неуч допотопный! Бракодел несчастный!

Абдул-ибн-Хамид испуганно сжался, от чего значительно уменьшился в размерах. Конечно, Роман это немедленно заметил, хотя глядел совсем в другую сторону.

— А впрочем, все может случиться, — задумчиво пробормотал он. — Ребята, а что, если врезать по терминологии?

Он лег на живот, оперся локтями на песок и, внимательно глядя в глаза джинну, тихо промолвил:

— Панель.

Абдул-ибн-Хамид понурился, как сачок на экзамене по сопротивлению материалов.

— Шлакоблок. Стабилизатор. Квартсекция. Паркет. Раскладушка. Канализация. Лифт. Звонок…

Несчастный Абдулка-ибн-Хамидка таял буквально на глазах. Современные знания развеивали его, как древний миф.

— Туалет! — радостно заревел грубый Корнеев. — Унитаз! Эврика!

Загнали-таки Абдулку в бутылку. Упрятали под колпачок болезного. Витька поплевал на мозоли и зашвырнул колдовской сосуд далеко в синее море.

Некоторое время мы тупо взирали на пустынные волны, куда только что шлепнулась бутылка. Неожиданно бездонные волны разверзлись, и со дна морского шуганул дым без огня. В воздухе мелькнули и сразу же растаяли резные терема, варварские шатры, многоэтажные пагоды, античная строительная классика и даже Версальский и Букингемский дворцы эпохи упадка.

— Вот жаль, разбилась! — злобно процедил добряк Корнеев.

Я уже понял, что грубость у него — это внешнее, несерьезное. То есть типичное не то.

— Ой, хлопцы! — тихонько охнул Роман Ойра-Ойра. — Да ведь бутылку открыли антиподы из Атлантиды!

Мы (Витька и я) обалдели.

— Так, — где-то за нашими спинами отозвался вежливый голос директора нашего НИИ двуликого Януса. — Баклуши бьете? Интересно, о чем я с вами вчера беседовал?

Мы пытались придумать, что же ответить ему. Решили отвечать рано поутру, ведь утро вечера мудренее. Придется двуликому полгода ждать ответа. Ну, да это совсем-совсем другое дело…

 

Рэй Брэдбери. ИЮЛЬ 2001. ПЯТАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ

Позади остались неимоверные ускорения в ярких сполохах неслышного пламени, пронзительные неугасающие глаза жутких галактик, острый холод постоянно сдерживающего ужаса — шестьдесят миллионов миль черно-цветовой космической бездны. Перед ними были первая, вторая, третья и четвертая экспедиции, но судьба их предшественников не была им известна. От Земли до Марса сквозь бескрайнюю звездную пустыню протянулась пятая, такая же слабенькая, зеленая ниточка жизни.

Тройка землян — капитан Уайтхолл, штурман Чатауэй и врач Гиббонски прошли мрачную невесомую пустоту и теперь снова привыкали к удивительному чувству планеты.

— Было бы неплохо раздавить бутылку и немного развеяться, — хмуро выразил общую тайную мысль Сэм Чатауэй.

Врач Гиббонски немедленно достал литровую посудину с бешеным девяностовосьмиградусным напитком. Но Джефф Уайтхолл запретил пить.

— Если нам хочется выпить, то пить ни в коем случае нежелательно, пояснил капитан. — Неизвестно, что случилось на этой планете с нашими предшественниками.

Они вышли из ракеты и замерли, ошеломленные. Несказанно чарующий мир чужой планеты встретил их шелковыми касаниями мягкой красной травы, ласковым теплым дыханием спящей ночи и незнакомыми, едва уловимыми, но совсем-совсем нестрашными шорохами.

Разряженная пьянящая атмосфера кружила голову. Капитану Уайтхоллу неожиданно захотелось раскинуть руки и после плавного разбега легко воспарить к большим, как жемчужины, звездам. Невероятно, но он был убежден, что и на самом деле способен летать.

Нет, здесь все-таки чудесная, очаровывающая атмосфера. Она щекочет ноздри, как неслышно взрывающиеся пузырьки шампанского. В нем слились воедино редкостные, дефицитные даже на земле запахи: сладкий аромат греческого коньяка «Метакса», тонкого, благородного «Мартеля», в нем словно растворились молекулы шотландского виски и венгерского токая. Но надо всем доминировал победоносный запах импортной «Московской». Джефф Уайтхолл с радостью ощутил, как из его взволнованной груди вырывается пылающее алкогольное дыхание. Сладкие, хмельные испарения чужой планеты растворились в крови землян, как мастерски приготовленные коктейли, и темным сумраком туманили голову.

И вдруг какое-то незнакомое ему раньше ощущение заставило его насторожиться. Он тревожно оглянулся и с испугом увидел, что с Сэмом Чатауэем происходит что-то непонятное. Штурман менялся на глазах. В его взгляде проступали черты ночных хищников. Капитан Уайтхолл невольно попятился назад и заскреб по кобуре непослушными пальцами, пытаясь выхватить плазменный мордер.

В то же мгновенье Чатауэй исчез. Капитан Уайтхолл увидел, что к нему со злым шипеньем ползет уже не штурман, а подколодная змея. Джефф не успел понять, как это случилось, и никогда потом не мог ничего объяснить. Он так подпрыгнул, что взлетел к самым звездам. Он уже был не капитаном межпланетного корабля, он был могучим орлом, который готовился стремительно ринуться вниз, безжалостно вонзить свои когти в скользкое тело змеи, чтобы потом со страшной высоты обрушить ее на острые камни.

Однако в последний момент змея обернулась омерзительным страшилищем. Перед орлом мелькнули огромные перепончатые крылья и хищно раскрытые когти, полутораметровый клюв, усеянный крупными и острыми зубами, блеснули налитые кровью и безумной злобой глаза. Последовавшие этапы невиданного поединка менялись, как в калейдоскопе.

Капитан Уайтхолл, спасаясь от пикирующего чудовища, забронировал свое тело в доспехи гигантской вымершей черепахи, вооружился мощным хвостом-булавой со страшными ороговевшими шипами. Тогда Сэм Чатауэй навис над ним циклопической тушей мастодонта, чтобы умоститься на черепахе и всей своей неимоверной массой раздавить ее. С диким животным ревом Уайтхолл вырвался из-под необъятного чрева Сэма-мастодонта, но уже не в виде неповоротливой доисторической черепахи с волокушей-булавой, а в самом страшном облике могучего хищника всех геологических эпох тиранозавра-рекса.

Для Сэма-мастодонта игра была окончена. Сэм решительно сбросил с себя сотни тонн немыслимой тяжести и снова обернулся обычным штурманом Чатауэем. Жалкой тенью шмыгнул он в раскрытый люк под защиту непобедимого космического корабля. Капитан Уайтхолл, на ходу скребя кобуру мордера, ринулся вслед за ним…

…Медленный кроваво-черный рассвет вставал над Марсом. Капитан Уайтхолл раскрыл глаза. Он полулежал в своем командорском кресле. Каждая клеточка его тела болезненно ныла, в голове был туман. Он вспомнил о бутылке врача Гиббонски, которую вчера запретил распивать, и едва поднялся. Все плыло у него перед глазами. Он протянул руку и взял со стола бутылку.

Странное дело — литровая посудина была абсолютно пустой.

 

Ф. Дюрренматт. РОЗНИЦА

Хотя он сидел уже довольно долго, маленькими глотками потягивая вермут «чинцано», в большущей бутылке еще оставалось на два пальца вина, а перед ним все еще лежали нетронутые аппетитные кусочки сыра и сочные кружочки лимона. Все было желтым, как измена, — вино, сыр, лимоны. В то мгновенье, когда он кинул в узкий кратер бокала кусочек мелко наколотого льда и начал сосредоточенно следить за прихотливой диффузией зимних протуберанцев, в его жизнь вошла Молодая женщина.

— Извините, я вам не помешаю?

Женщина была стройной, имела в меру округлые формы, одета скромно, со вкусом. А он уже находился в том блаженном состоянии, когда все люди начинают нравиться.

— Прошу вас! — засуетился он, почему-то немного волнуясь. Легкая краска залила его тщательно выбритое лицо, довольно приятное, но какое-то безвольное, как у взрослого человека, который до сих пор живет на средства родителей. — Возможно, вы составите мне компанию? — боязливо предложил он.

Женщина согласилась на его неумелое предложение с такой милой, очаровательной покорностью, что это и ему самому придало смелости. Он протянул ей меню и через минуту с удивлением заметил, что весь стол уставлен сардинами, крабами, салатами, огурцами, помидорами, горошком, майонезом, холодными закусками, курятиной и лососиной. Чтобы скрыть свое возбуждение, он один за одним выпил полный бокал ледяного «чинцано» и сразу же зажег сигарету «Ормонд Бразиль-10».

— Начнем с лигерцкого вина? — скромно подсказала ему Молодая женщина, деловито намазывая на белый хлеб под толстым слоем сливочного масла черную зернистую икру.

— Начнем с лигерцкого, — растерянно согласился он.

Они выпили по бокалу, и он положил в рот жалкий кусочек лимона, все удивленнее наблюдая, как она жадно поедает большие порции. Со стола неумолимо быстро исчезали сардины, красное мясо раков, зелень салатов и огурцов, помидоры, горошек, круто сваренные яйца, увенчанные листиками петрушки, холодные блюда, курятина и лососина. Тем временем он в одиночку допил лигерцкое.

Неожиданно он заметил, что за его столом сидит не одна, а две молодые женщины, похожие друг на друга, как две изумрудные капли шартреза.

— Как, разве вас двое? — поразился он.

— Да, — стыдливо ответили они в один голос.

— Но почему… две?

Они мило, но и как бы извиняясь, усмехнулись и поторопились объяснить:

— Она — это тоже я, но я со следующего дня. Видите ли, я даже не припомню, когда в последний раз наедалась досыта. Меня редко так щедро угощают…

Он пропустил момент, когда на столе появилась дичь, холодная печень и паштеты, уйма паштетов, нашпигованных гусиной печенкой, свининой и трюфелями. За столом сидели уже четыре молодые женщины, похожие друг на друга, как сестры, и наливали в бокалы красное нойенбургское вино. Он смог вежливо поинтересоваться, все ли они из будущих голодных дней, и, услышав утвердительный ответ, с одержимостью осушил четыре бокала подряд за здоровье каждой из них.

Шум за соседним столиком привлек его внимание. Он оглянулся и замер еще четыре двойника его гостьи с завидным аппетитом уминали роскошные дары земной флоры и фауны, запивая их водопадами красного нойенбургского вина. «Через минуту их будет шестнадцать», — хмуро подумал он и не ошибся.

Когда их стало тридцать две, во дворе ресторана потекла кровь — резали телят для грандиозного заказа отбивных из телятины. Шестьдесят четыре женщины пухлыми алыми устами глотали, чтобы разжечь аппетит, устрицы, вымоченные в остром горчичном соусе, и глядели на него благодарными зелеными глазами.

На столах появились телячьи отбивные, рис, жареная картошка, зеленый салат и охлажденное шампанское. Его спина покрылась липким, холодным потом. Он осознал, что Судьба отнеслась к нему подло. Он попал в какую-то жуткую ловушку, и дверцы за ним захлопнулись, отрезав дорогу в обычный мир. Спасения не было, ибо это фантастическое пиршество женщин грозило продолжаться бесконечно.

Зеленоокий оригинал, а с нею и его двадцать семь копий положили себе на тарелку рис, обильно полили его жирным свиным бульоном и сверху придавили огромными отбивными, из которых притягательно торчало по мозговой косточке.

Едва он подумал, хватит ли ему денег, как помещение ресторана заполнила крикливая, голодная толпа из двухсот пятидесяти шести молодых женщин, а на столах уже высилась для них вместительная посуда с сыром, редиской, солеными огурцами и мелким луком.

Во дворе пронзительно верещали под ножами свиньи.

Кровь текла ручьями.

«Она уплетает уже в счет второго полугодия», — хмуро подсчитал он.

И все же от этой нескончаемой, безумной оргии, когда Смерть гуляла с окровавленным ножом во дворе, от этого дикого, неслыханного, фантасмагорического пиршества, от этой вакханалии откровенного служения утробе он ощущал какое-то дьявольское наслаждение.

На столах появились дымные супы и бульоны — бульоны с гренками, почками, рисом и маленькими горячими пирожками, супы овощные, с гусиными и куриными пупками. А на него с еще невысказанной благодарностью взирало созвездье уже из тысячи двадцати четырех сияющих от неподдельного счастья зеленоватых глаз.

— Хватит! — неожиданно прохрипел он, отыскивая в этой слепящей галактике ту пару глаз, которая в этот вечер первая заворожила его. Хватит! Я предлагаю вам немедленно убираться отсюда! Вместе со мною. Мы пойдем в мэрию, а потом под венец. С этого вечера я буду кормить вас досыта, но в розницу — каждый божий календарный день. Вы согласны?

 

Йозеф Талло. ЭКЗАМЕН

Профессор давал студентам одно и то же задание:

— До старта остается ровно шестьдесят секунд. За это время вы можете купить бутылку. Но распить ее уже не успеете. На борту космического корабля выпивать сурово запрещено. Ваше решение?

Профессор клал перед собой кобальтовые часы с заводом на тысячу лет и внимательно следил за секундной стрелкой.

Студенты входили и выходили, а решения не было. Профессору стало казаться, что он безрезультатно просидит все тысячелетие.

Последний из экзаменующихся ответил в первые же секунды. Наверное, подготовился заранее.

— Куплю бутылку и оставлю друзьям. Пусть выпьют за мое здоровье.

Профессор и его отпустил:

— Ваше решение эгоистичное. Вы позаботились о своем здоровье, но не подумали о здоровье ваших друзей.

В коридоре лихорадочно анализировали различные варианты. Некоторые обосновывали необходимость отложить старт. Была высказана еретическая мысль не покупать бутылку, но она не нашла поддержки, и над ее автором сообща издевались. Несколько человек тихо отправились в буфет.

Наконец вошла юная девушка. Почти девочка. Совсем еще ребенок. Она испуганно глядела на профессора и дрожала.

Профессор был уверен в еще одной непоправимой утрате для космоса и, чтобы сократить тягостную минуту, начал повторять:

— До старта осталось ровно шестьдесят секунд…

«Разумеется, она купит бутылку и выпьет ее, едва оторвавшись от Земли, — с едким сарказмом подумал он. — Ведь это будет бутылка молока!»

Когда она ответила, голос ее прерывался от волнения:

— Я куплю самую дорогую бутылку и возьму ее с собой.

Профессора словно разбудили от спячки.

— Зачем? Ведь вы, наверное…

— Никогда! — покраснела она, подтверждая его невысказанную гипотезу. Но я могу встретить инопланетную цивилизацию. А я не люблю являться в гости с пустыми руками!..

Профессор поднялся. Глаза его предательски увлажнились.

— Прекрасно! — взволнованно сказал он юной девушке, почти девочке, совсем еще ребенку.

Профессор обмакнул перо в чернильницу и красными чернилами поставил студентке «отлично» по всем дисциплинам: астрофизике, астрохимии, астроботанике, астрописанию, астрорисованию и астрономии…

Когда она собиралась покинуть аудиторию, он растроганно сказал ей:

— Кстати, загляните вечерком ко мне в гости. Заранее признателен!

 

Станислав Лем. ПУТЕШЕСТВИЕ ЮБИЛЕЙНОЕ

После юбилейного банкета, устроенного благодаря бескорыстной помощи профессора Тарантоги, который неутомимо носил из моей ракеты канистры с водкой польской выборовой, некоторые завистники распустили пакостные слухи, будто я заядлый любитель крепких напитков и путешествую лишь для того, чтобы на чужих планетах, подальше от бдительного контроля общественности, предаваться своему постыдному пороку. Как это ни удивительно, но развеять такой бессмысленный наговор всегда труднее, нежели самую мудрую теорию. Впрочем, я попробую все-таки изложить действительный ход событий, хотя злые языки и игнорируют правдивые факты.

Свое юбилейное путешествие я совершил на планету Тару в системе Водолея. Ясное дело, здесь повсюду был введен сухой закон, хотя ни единого дела нельзя было выполнить без бутылки, от чего особенно страдали командированные.

Планета была такой крохотной, что мне пришлось рассматривать ее в мощнейший микроскоп. Разумеется, из-за своей мизерной массы Тара имела такую никчемную атмосферу оболочки, что в ней могла испепелиться разве что космическая пыль. Все остальные предметы, которые по своим размерам превышали головку самой меньшей шпильки, без всяких трудностей достигали ее поверхности. Нужно ли пояснять, что в связи с этими уникальными природными условиями планета ежесекундно подвергалась ужасным метеоритным бомбардировкам! Разрушения были страшными, жертвы бесчисленными, но никто из аборигенов и не думал горевать. Дело в том, что какая-то страховая компания снимала со всего живого молекулярные матрицы, по которым мгновенно восстанавливали, казалось бы, невосполнимые потери. Каждый из таранцев без какого-либо ущерба для здоровья погибал самым умопомрачительным способом раз сто в сутки.

Теперь вам будет понятно, какое надо иметь непоколебимое мужество, чтобы отказаться от матрикации на время пребывания на этой космической камнедробилке. И все-таки смельчаки нашлись. Это были пятеро моих соотечественников, командированных на Тару, которые в интересах дела во время матрикации вместо себя подсунули по бутылке контрабандной горилки. Отныне они имели неограниченные запасы алкоголя, поскольку по мере уничтожения питье в бутылках немедленно восстанавливалось.

— Пан Тихий, — корректно обратились ко мне герои, когда мы устроились в местном отеле, — нех пан уважит общество. Компания наша небольшая, але бардзо повонжна. Нех пан сделает честь!

Я не нашел достойных причин для отказа моим бесстрашным соотечественникам.

Эфемерно выглядела наша компания, когда мы собрались за столом. Герои тонули в подушках, ватных одеялах, перинах и матрасах, которые защищали их от обломков осколочных метеоритов. Должен отметить, что ни один из них даже и не подумал упрятаться в надежный космический скафандр, который был способен защитить хотя бы от прострелов небесными телами величиной с фасоль: в скафандре нельзя было выпивать.

Но какой-то пан красовался в полном снаряжении средневекового рыцаря. Ржавые доспехи противно скрежетали и гремели при малейшем движении. Не хватало тут еще костюма водолаза-глубоководника!

Не успели мы налить по одной, как стену проломил ужасный болид и уложил на землю двоих. Вторым был я. Но, поскольку я был издавна заматрикован, моя собственная гибель прошла для меня безболезненно, будто я сначала отключился, а потом снова включился. Я оглядел общество. К сожалению, рыцарь, гремевший несмазанными доспехами, был жив-здоров, зато вместо соседа слева торчало какое-то подобие каменного надгробия. Все бутылки были целы. Компания смелых земляков уже веселилась.

Не успел я долить себе первую, как несколько раз подряд отключался и включался, к счастью без фатальных последствий для других сотрапезников.

Потолок обрушился в тот момент, когда доблестный рыцарь произносил путаный, как лабиринт, тост, пытаясь перекричать скрежет, скрип и лязг своих доспехов. Под жуткими обломками оказалось двое. Вторым был я. Когда я включился, неуязвимый рыцарь все еще боролся со своими доспехами, пытаясь выбраться из путаных периодов своего тоста.

Нас сидело лишь трое, когда рухнули стены. Я отключился. Когда я снова возник на краю стола, этот подонок-рыцарь мерзким голосом орал непристойные песни, оглушительно барабаня по своим не очень помятым доспехам. К счастью, пение длилось недолго, так как под нами разверзлась бездна, и через минуту я очутился один на один с пятью полнехонькими бутылками.

Было бы неразумно с моей стороны не воспользоваться такой редкой возможностью. Я подогнал свою ракету к руинам отеля и стал наполнять горилкой многочисленные канистры для горючего. Бутылки служили мне неисчерпаемым источником. В тот момент, когда я опорожнял пятую, первая уже снова была наполненной до горлышка.

Вот, собственно, и все события, которые вызвали безосновательные нарекания, пересуды и просто клевету. Меня обвинили даже в том, что, когда я вернулся на Землю, большинство канистр оказались пустыми. Но не стоит забывать, что я носил их на борт Через сплошной метеоритный град, а у меня ведь всего десять пальцев, чтобы закрывать пробоины. Кроме того, я очень спешил, ибо путешествие с Тары в Солнечную систему длится почти десять относительных лет. Но о том, чем я занимался на протяжении десятилетнего пребывания в ракете, я расскажу как-нибудь в другой раз…

 

И. Росоховатский. СЛЕДЫ ВО ВРЕМЕНИ

Казалось, кровавая жидкость вот-вот разорвет молекулярное натяжение выпуклого мениска и польется через высокие края бокала. Поллитровая бутылка агонизировала, испуская последний винный дух. С интервалом в десять — двенадцать секунд из нее капали медленные рубиновые слезы.

А он стоял и с веселым видом оглядывался вокруг. Он искал, куда упрятать мертвую и уже ненужную стеклотару. Он был исследователем, и его всегда захватывало пьянящее ощущение рискованного поиска.

…Прошло тридцать пять лет. Он снова был в этом месте и в этом доме. Далекое, неясное воспоминание шевельнулось в извилинах его мозга. И вдруг, протягивая вперед руки, словно покоряясь какой-то неведомой магнетической силе, он словно лунатик двинулся к длинному ряду спаренных секций батарей парового отопления.

Память рук сработала совершенно автономно. Рукам не надо было посылать из нейронного лабиринта мозга сигналы-воспоминания. Они сами осторожно пошарили за батареей и вытянули из тайника старую, окутанную пушистым слоем многолетней пыли бутылку. Там, где поверхности бутылки касались его нервные пальцы, пыль исчезала. Бутылка заблестела, заискрилась солнечными лучами, словно радужный, полный жизни оазис среди мертвой пустыни.

Он держал в руках бутылку, возмужавший и закаленный в горниле жизни.

Неожиданная догадка вспыхнула ослепительным светом: за тридцать пять лет кирпич рассыпался бы порохом, коррозия пожрала бы металл. А бутылка была как новая, готовая к долгой жизни на благо человечества!

Впрочем, ее все же следует исследовать, всесторонне проверить гипотезу, подвергнуть точному анализу. Он напряг память, силясь припомнить, где бы здесь это можно было сделать. И, наконец, вспомнил. Потом заботливо завернул бутылку во вчерашнюю газету и пошел сдавать ее в гастроном. От спокойной уверенности в полном торжестве научной мысли на сердце было необычайно легко.