1

Талмуд охотно свидетельствует о себе, всегда довольно лестно. Вот так, например: «Всевышний заключил союз с Израилем исключительно ради Устной Торы» (Вавилонский Талмуд, трактат Гитин 606). То есть, в переводе с талмудического на обычный язык, — без Талмуда не было бы ничего. Израиль, а следовательно, и мир существуют только ради Талмуда.

Осмысление природы и характера иудейской ортодоксии невозможно без ясного осознания радикального религиозного и культурного переворота, происшедшего в еврейском мире в конце эпохи Второго Храма и в последующие столетия. Общины, юридическим и моральным кодексом которых была Библия, постепенно превратились в сообщества, всецело опирающиеся на раввинистическое учение — Талмуд. Талмуд стал, по существу, «Новым Заветом», заключенным во вполне исторические времена между Богом и Израилем. Роль Бога сыграли, разумеется, мудрецы Талмуда.

От Библии — к Талмуду

В эпоху Талмуда (или даже чуть ранее) Библия превратилась из основополагающего текста в довольно жалкое орудие, необходимое «новому иудаизму» лишь для укрепления своего авторитета. К тому же она была написана в основном на древнееврейском языке, ставшем к тому времени фактически мертвым.

Новый талмудический завет был в буквальном смысле навязан иудаизму историей — культурной и политической. Оставшиеся без независимого государства, без политической автономии, без культового центра, разбросанные по бесчисленным эллинистическим странам иудеи остро нуждались в «Новом Завете».

Но каким образом сумели религиозные лидеры тех времен создать этот «Новый Завет» без того, чтобы у широких иудейских масс возникло ощущение отхода от старой традиции? Как смогли они остаться продолжателями и хранителями старой библейской религии, религии Ветхого Завета?

Им помог удачно изобретенный, кстати сказать, чисто эллинистический миф.

Согласно этому мифу, в ходе Синайского откровения еврейский народ получил не одну, а две Торы — Письменную и Устную. Письменная Тора — это хорошо знакомое иудеям Пятикнижие, точно записанное Моисеем под диктовку самого Господа Бога. Устная Тора — это добавления, комментарии и разъяснения к Пятикнижию, также данные Богом Моисею — но только тайно и изустно. Моисей якобы передал Устную Тору Иисусу Навину, тот — старейшинам своего поколения; секретное Устное учение передавалось от учителя ученику, из поколения в поколение, пока сами поколения не измельчали. Тогда, из опасения, что великое и святое Устное учение забудется, было решено его аккуратно формализовать, а позднее и записать. Разумеется, именно тогда, когда в этом возникла политическая и организационная необходимость.

Результатом этой формализации и стали Мишна и Талмуд (собственно Гемара [4]Техническое именование талмудическоrо текста.
). А если посмотреть шире — талмудический иудаизм. Иудаизм «Нового Завета».

Согласно традиции, ставшей основой нового иудаизма, мудрецы, составившие и (позднее) записавшие Мишну и Талмуд, собрали воедино в письменном виде слова самого Бога, давшего единственно верную интерпретацию Пятикнижия. Этот свод, утверждали они, включает в себя всю мудрость мира.

Следует признать, мудрецы были хоть и не вполне последовательны, но весьма рациональны: они включили в свой кодекс рассуждения, относящиеся к более поздним, чем библейские, иногда — новейшим явлениям и событиям. Эти явления они обсуждали без прямой опоры на древнюю традицию — так, как им хотелось.

Разумеется, право на «нововведения» также было дано мудрецам прямо на горе Синай, то есть самим Богом в Письменной Торе, где сказано: «И поступи по слову, какое они скажут тебе с того места, которое изберет Господь, и бережно исполняй все, как они укажут тебе, по закону (в оригинале — по Торе), которому научат они тебя, и по суждению, которое они изрекут тебе, поступи; не уклоняйся от слова, которое они скажут тебе, ни вправо, ни влево» (Второзаконие 17, 10–11).

Иными словами, мудрецы утверждали, что имеют право толковать и интерпретировать «божественные указания» и устанавливать религиозные законы по своему усмотрению. Более того, власть мудрецов была объявлена столь же абсолютной, как власть божества, ибо даже если в их решении содержится очевидная ошибка, оно все же обязательно для исполнения: «Утверждение «не отклоняйся от слова, которое они скажут тебе, ни вправо, ни влево» следует понимать в том смысле, что даже если они называют правое левым, а левое правым, ты должен им подчиняться». Так учит древний комментарий «Сифрей» к книге Второзакония (параграф 154). Величайший из средневековых комментаторов Торы и Талмуда, Раши, приводит этот тезис в своем комментарии к Пятикнижию.

Раввинистическое учение (оно же, с некоторыми допущениями, — Галаха) оттеснило Библию на второй и третий планы, основываясь на следующих постулатах:

(а) Галаха по существу своему — божественная интерпретация библейского текста; авторитет этой интерпретации выше авторитета самого божественного текста;

(б) Бог уполномочил мудрецов устанавливать законы и интерпретации, противоречащие его собственной воле. Таким образом, как это ни парадоксально, мудрецы имеют право отменять божественные установления.

Как мы уже понимаем, мудрецы осуществили религиозную революцию (так называемый раввинистический переворот). С библейской оси иудаизм был «пересажен» на ось талмудическую, причем новая религия волевым образом объявила себя непосредственной продолжательницей старой. Как ни странно, она мало изменилась за последнюю тысячу лет.

2

К вящей выгоде для современной иудейской ортодоксии, характер и содержание Талмуда малоизвестны в большом мире, изобилующем, впрочем, слухами о нем. Поэтому всякий, кого всерьез интересует современная иудейская религия, обязан познакомиться с Вавилонским Талмудом — ее непременной «осью» со средневековых времен.

Всякий, кто начнет изучать Талмуд, будет глубоко потрясен абсурдностью и пестротой его содержания и навязчивой мелочностью его авторов, живших в IV–VI веках н. э. в Суре, Пумбедите, Нагардее, Махузе и других городках, находившихся между Тигром и Евфратом, на территории нынешнего Ирака.

В ходе работы над этой книгой передо мной стояла нелегкая задача: разрушить миф о Талмуде, искоренить давно сложившиеся превратные, отчасти романтические представления о нем. Я решил, что самым правильным будет просто раскрыть Талмуд перед читателем: дать ему ясное, объемное представление о книге — без лишних комментариев, без всякой односторонности, без нападок, но и без традиционной апологетики. В этой книге Талмуд предстает таким, какой он есть. Я опасаюсь только одного — что читатель, столкнувшись с неимоверным количеством талмудического абсурда, мне не поверит.

При сколько-то пристальном знакомстве репутация Талмуда как мудрой книги, а его соавторов-мудрецов — как величайших гениев всех времен не просто не выдерживает испытания смехотворными фактами (вернее — смехотворными текстами) — она непоправимо разваливается. Надеюсь, у читателя хватит терпения осмыслить предлагаемую ему масштабную панораму Талмуда и сделать самостоятельные выводы. В любом случае эта панорама представляет Талмуд в натуральную величину и без каких бы то ни было искажений.

Перед тем как перейти к сути дела, то есть рассказать, чем я руководствовался, выбирая талмудические дискурсы для своей книги, попробую объяснить само решение развеять сложившиеся превратные представления о Талмуде. Иными словами: какое нам дело до того, чем занимаются и каких взглядов придерживаются ортодоксальные евреи? Или, еще проще: чем мешают нам старинные предрассудки и представления?

Ответ прост: эти мифы активно и весьма успешно противостоят концепциям просвещения, свободы и гуманизма.

Ортодоксальный иудаизм активно противится просвещению и прогрессу. Его основным мотивом является верность традиции, то есть реалиям «старого мира» — поздней античности и раннего средневековья.

В Израиле эта традиция является нешуточной социальной угрозой, усугубляемой тем, что общество относится к Талмуду как к священному тексту, который не может быть подвергнут критическому разбору и предписаниям которого следует безоговорочно подчиняться. Ортодоксальная часть общества создала политические партии, основная задача которых — навязать всему государству исполнение талмудических законов. Огромный ортодоксальный сектор презирает прогресс, смеется над наукой и, разумеется, воспитывает своих детей исключительно на Талмуде и его законах. Это становится возможным в столь развитом государстве, как Израиль, лишь потому, что большинство его населения разделяет миф о Талмуде как о вершине мудрости — человеческой и небесной. Несомненно, опасный миф о мудрости Талмуда распространен и в других странах.

Попутно я борюсь за достижение другой важной цели — помогаю израильскому (и вообще еврейскому) обществу освободиться от фундаменталистской религии. Религиозный фундаментализм активно эксплуатирует естественный страх, живущий в человеческой душе. Освобождение от этого страха в немалой степени и есть освобождение от фундаментализма. Его непременное условие — «освоение» источников религии, позволяющее убедиться в том, что она лишена иных инструментов воздействия, кроме манипуляции страхом. Иными словами, освобождение от фундаменталистской религии избавляет общество от немалой части страхов, которыми оно себя опутало.

3

Теперь мы обязаны спросить: в чем секрет успеха Талмуда? Каким образом он сумел остаться живым и активным текстом в течение столь долгого времени?

Талмуд преуспел, как это ни парадоксально, прежде всего благодаря своему невнятному языку, своей несистематичности и, самое главное, из-за того, что люди, его изучающие, привыкли относиться к нему с невероятным пиететом — как к мудрому и священному тексту.

Человек обладает недюжинной способностью вдохнуть жизнь или идею в кусок камня; куда как проще вообразить бредовый текст мудрым и священным. Весь мир — физический и духовный — лишь материал для лепки, непрестанно осуществляемой могущественным человеческим сознанием. Наше воображение не знает границ. Оно порождает собственные определения, смыслы и содержание. Поэтому тот, кто подступает к Талмуду с «правильным» настроем, заранее установив, что эта книга создана сверхчеловеками, да еще под диктовку божества, без особого труда произведет любую ее оговорку в ранг высшей мудрости. В каком-то смысле именно эта задача и стоит перед каждым, кто берется изучать Талмуд: доказать, прежде всего себе, что пресный, незначащий текст является глубоким и тонким.

Я продемонстрирую в этой книге на сотнях содержательных примеров, детально изложив множество талмудических дискурсов, что Талмуд — не более чем смесь нелепых предрассудков, наивных верований и примитивных юридических конструкций.

Несколько слов о самом Талмуде.

Талмуд — собрание десятков отдельных книг, далее именуемых «трактатами». Их общий объем — около двух тысяч страниц. Это собрание не имеет персонального автора. Как ни поразительно, оно разрабатывалось в течение многих столетий в примитивной устной форме, прежде чем обрело письменную.

Вот что писал прославленный израильский исследователь Талмуда профессор Яаков Зусман о формировании Талмуда как изначально устного произведения:

«Вопрос о времени и методе создания талмудического текста является центральным для понимания характера деятельности «академий» таннаев и амораев [6]То есть еврейских мудрецов времен Мишны и Талмуда соответственно.
, равно как и интеллектуального мира этих мудрецов. Их культура была устной, прежде чем превратилась в письменную. Это необходимо иметь в виду при изучении любого аспекта их мира — истории, филологии, искусства, мировоззрения и частных мнений. Все мудрецы без исключения — даже знаменитейшие таннаи и амораи, чье основательное знакомство, по крайней мере, с Мишной не вызывает сомнения, — учились и преподавали в устной форме. Объем их знаний, разумеется, был весьма различным, однако все они были обязаны знать (и понимать!) не только таннаические источники, но и традиции амораев предшествующих поколений. Количество передаваемой и изучаемой информации росло из поколения к поколению, причем огромный накопленный материал усваивался с огромным трудом, в ходе интенсивного обучения и бесчисленных повторений. Невозможно описать усердие, с которым ученики погружались в интенсивнейшую учебу, трудно переоценить постоянное интеллектуальное напряжение, в котором они находились. Учеба составляла весь их мир, все их существо. Амораи и их ученики, по крайней мере их подавляющее большинство, в буквальном смысле исполняли заповедь «Изучайте ее (Тору) днем и ночью». Всю свою жизнь, с детства до старости, они занимались одной только учебой — днем и ночью, в дороге и дома. Они не говорили и не размышляли ни о чем другом. Все это — не имея перед глазами записанного текста, в условиях, когда выученный наизусть материал заменял книгу Эта «академическая» ситуация бесписьменной школы неизбежно порождала ощущение опасности — угрозы, что накопленная информация пропадет и «Израиль забудет Тору». Экзистенциональный страх утраты Торы — лишь благодаря которой существуют небо и земля — переставал быть индивидуальным и превращался в космический. При отсутствии записанных книг всякий раз, когда возникало галахическое разногласие, у алюраев не было иного выхода, кроме как обратиться к мудрецам — носителям устной традиции; они никогда не обращались к текстам, никогда не выдвигали крамольное предложение: «Давайте откроем книгу и посмотрим, что там написано».

Естественно спросить: когда ситуация изменилась, когда мудрецы перешли от устных занятий к изучению книг? Мы толком не знаем, когда это произошло — в неизвестный момент в долгую и туманную эру между «классической эпохой мудрецов» и «классической эпохой гаонов», то есть между V и VIII веками новой эры, в период, о котором у нас практически нет сведений — ни в том, что касается истории евреев, ни в том, что касается жизни людей, изучавших Тору.

Культура мудрецов Талмуда — это типичная устная культура, едва ли имеющая адекватные аналоги. Среди мудрецов нет ни одного, кто написал бы какую-либо книгу. Мудрецы создали целую литературу — галахическую, агадическую и юридическую, не говоря уже о толковании Библии, — не прибегая к индивидуальному авторству. Вся она — плод анонимного коллективного творчества, коллективной работы и анонимной компоновки.

В тексте Талмуда нет философских рассуждений, нет поэзии, нет ни малейшего интереса к изучению чего-либо, выходящего за пределы мира Торы».

Повторим основной вывод проф. Зусмана: мудрецы создали целую устную литературу — галахическую и агадическую, юридическую и герменевтическую, в том числе, религиозную и социальную догматику; она была записана где-то произошло между V и VIII веками новой эры; интереса к «внешним» темам эта литература не проявила.

Что же можно сказать о содержании этой литературы?

Талмуд в основном посвящен следующим темам:

1) толкованию Мишны;

2) интерпретации противоречий внутри Мишпы;

3) расшифровке собственных текстов, дошедших в искаженной форме;

4) галахическим дискурсам;

5) мифологическим историям;

6) интерпретации библейских текстов.

Чтобы сделать приведенный список более ясным и конкретным, приведу примеры, соответствующие данной классификации — и одновременно демонстрирующие вздорность талмудической литературы.

Расшифровка искаженных текстов

Как я уже отмечал, изучение Талмуда по сей день принято считать высокоинтеллектуальным занятием. Разумеется, это результат индоктринации, которой подвергается большинство израильтян (и не только они) с детского возраста. Им внушается, что речь идет об изучении божественной мудрости. Это не так уж сложно. В самом деле: при желании человек может приписать святость любому камню — что уж говорить о книге.

Однако дело не только в этом. Сложность талмудического толкования проистекает не из мудрости и нетривиальности талмудических пассажей, а из их исключительной невнятности. Талмудический текст, лишенный, среди прочего, знаков препинания, обычно вообще не может быть ясно прочитан! Да его и не пытаются прочитать исторически достоверно, то есть восстановить исходное содержание текста. Кроме того, ортодоксальное толкование (радикально отличающееся от научного) исходит из нетривиальной аксиомы, утверждающей, что мудрецы Талмуда никогда себе не противоречат. При таких условиях изучение Талмуда превращается в филологическую, отчасти юридическую игру с твердо определенными правилами — и почти совершенно лишается содержания.

Приведу пример, демонстрирующий, каким образом невнятность текста (в данном случае — еще и неопределенность, вызванная отсутствием в нем знаков препинания) порождает, с одной стороны, бессодержательные разногласия, а с другой — забавные толкования, вполне способные обеспечить субъективное интеллектуальное удовлетворение. Этот пример является типичным и характерным.

Добавлю, что изучение любого древнего текста всегда связано с интерпретацией неоднозначностей в его прочтении, что, однако, не указывает ни на его святость или мудрость, ни даже на его сложность; нетривиальность истолкования обычно связана с его концептуальной удаленностью от нас и с языковыми проблемами. Это наша беда, а не заслуга текста! Вспомним, сколько усилий отняла у исследователей расшифровка египетских или вавилонских надписей! Сходным образом, ребенок, обучающийся чтению, далеко не сразу справляется с простейшими текстами! Увы, далеко не все древние тексты (тем более — буквари) обладают сколько-то нетривиальным содержанием.

Перед нами — типичный фрагмент талмудического текста (источник: трактат Шаббат 34б), имеющий дело с неясным утверждением таннаев, которое амораи пытаются истолковать. Этот фрагмент посвящен определению времени начала и конца еврейских солнечных суток и, прежде всего, установлению момента начала субботы:

«Что такое сумерки от захода солнца все время пока лицо востока красно посеребрилось снизу но не посеребрилось сверху сумерки посеребрилось сверху и стало как снизу это ночь по словам рабби Йехуды».

Этот текст, несомненно, требует расшифровки.

Прежде всего, что такое «заход солнца»?

Что значит «лицо востока красно»?

Что такое «посеребрилось»?

Однако даже если мы ответим на эти вопросы, легче нам не станет.

Действительно, мы не знаем, одинаковы ли обозначенные выше промежутки времени: «пока лицо востока красно» и «посеребрилось снизу но не посеребрилось сверху». Если они различны, текст порождает принципиальную неопределенность в центральном вопросе: когда именно завершаются сумерки (и начинается ночь, а с нею — новый день).

Все эти проблемы порождены скудостью и неаккуратностью исходного таннаического текста (барайты).

Отметим, что в самом по себе определении момента начала субботы нет ничего мудрого и нетривиального. Однако дешифровка загадочного старинного текста, использующего непонятные сегодня термины, безусловно, может оказаться увлекательной — особенно с учетом его скудости и неаккуратности.

Неаккуратность текста породила, среди прочих, следующие разногласия.

1. В том, что касается определения времени «захода солнца»: некоторые мудрецы утверждали, что «заход солнца» — это, как принято считать сегодня, момент, когда солнечный диск скрывается за горизонтом; другие полагали (вслед за рабейну Тамом эту точку зрения одобрил и автор Шульхан-Аруха Йосеф Каро), что речь идет о моменте, когда солнце выходит наружу из толщи мифической стены небосвода; этот момент, по их расчетам, наступает примерно на час позже — уже в полной темноте.

2. В том, что до определения срока, когда «лицо востока красно»: по мнению мудреца Абайе, после захода солнца действительно следует смотреть на восток и проверять, покраснели ли небеса на востоке; но по мнению его оппонента Равы, следует смотреть в противоположном направлении — на запад; Рава интерпретирует слова барайты следующим фантастическим образом: «лицо [запада делает] восток красным»; таким образом можно переиначить любой текст на любой лад.

3. Едва ли корректно определить цвет неба во время заката как «серебряный». Понимая это, Раши прокомментировал термин «посеребриться» как «почернеть» — не объясняя, откуда взялся исходный термин.

Однако даже если отвлечься от цветовой гаммы, с текстом барайты далеко не все ясно. В частности, в том, что касается ситуации «посеребрилось снизу, но не посеребрилось сверху»: по мнению Равы, сумерками считается промежуток времени между заходом солнца и моментом, когда «посеребренной» (согласно филологической интерпретации Раши — почерневшей) оказывается нижняя часть небосвода; по мнению рава Йосефа, промежуток времени между заходом солнца и «покраснением востока» должен считаться днем, а сумерки начинаются лишь с момента «посеребрения нижней части небосвода». То есть — с момента, когда небо становится совсем черным!

Согласитесь, конструкция несколько путаная! На самом деле она еще и фактически странная, ибо, согласно упомянутой выше галахической системе, опирающейся на рабейну Тама, Шульхан-Арух и мифологическую космологию и не имеющей никакого физического смысла, пятница заканчивается, а суббота начинается не с заходом солнца или около того, а уже ночью — в полной темноте.

Но для студента ешивы этим дело не кончается. Путаные рассуждения амораев с неизбежностью влекут за собой целые тома, вернее сказать, целую пирамиду томов более поздних комментариев. Все это — чтобы договориться о старинных терминах, позволяющих, наконец, установить время наступления субботы во времена таннаев. Особой мудростью тут и не пахнет! Впрочем, мы уже констатировали, что хотя расшифровщикам древних текстов нередко приходится поломать над ними голову, расшифрованные опусы чаще всего оказываются весьма обыденными.

Галахические дискурсы

Галахическая тематика представлена в Талмуде пестрым набором схоластических тем и характерна пристрастием к трудно вообразимым деталям. Классический пример — фундаментальный разбор важнейшего вопроса о том, можно ли есть яйцо, снесенное курицей в субботу или в праздник. Этот разбор занимает в трактате «Бейца» («Яйцо») Вавилонского Талмуда 12 полных страниц и изучается в ешивах в течение нескольких месяцев.

Устранение противоречий внутри Мишны

Как мы уже отмечали, в талмудическом мире существует следующая аксиома: если в тексте Талмуда некоему мудрецу Мишны (таннаю) приписываются противоречащие друг другу утверждения, содержащееся в них противоречие является мнимым и должно быть устранено.

Вот подходящий пример.

Рабби Йехуда утверждал, что разрешается строить крышу сукки (ритуальный шалаш) исключительно из ветвей четырех видов растений (этрога, декеля, гадаса и аравы, как принято считать сегодня, цитрона, пальмы, мирта и ивы соответственно). Однако в другом месте указывается, что он разрешал строить крышу сукки и из ветвей эреза (речь идет, несомненно, о кедре — на то масса указаний в библейском и таннаических текстах).

Для того чтобы устранить это противоречие, амораи выдвинули (без объяснений) потрясающее предположение, что эрезом (кедром) рабби Йехуда называл гадас (мирт), используя параллельно и основное название растения. Так схоластическая аксиома превратила величественное дерево в невзрачный куст.

Этот пример поучителен еще и тем, что он демонстрирует степень авторитета таннаев, заведомо не способных выдвигать противоречивые мнения. Чтобы избежать таких противоречий, Талмуд готов практически на все — даже на явно искусственную подмену терминов.

Толкование Мишны

Ачораи не имеют права противоречить Мишне. Если аморай все-таки высказывает мнение, противоречащее мнению Мишны, необходимо найти способ примирить это мнение с Мишной. Нередко предлагаемое «примирение» оказывается несколько натянутым.

Вот интересный пример.

В Мишне сказано: «Некто читал Тору и пришло время чтения — если имел намерение — исполнил заповедь». Речь о том, что когда человек, читающий Тору подряд, дошел до отрывка, включающего молитву Шма Исраэль, как раз в то время, когда данная молитва должна быть произнесена, то если он прочтет слова молитвы с осознанным намерением исполнить заповедь (а не просто прочесть отрывок Торы), заповедь будет считаться исполненной.

Отсюда следует заключить, что исполнение заповеди требует осознанного намерения; простого осуществления предписанного законом действия для этого недостаточно. Иными словами: исполнение заповеди не является техническим актом; напротив, исполняющий заповедь должен сознавать, что он делает.

Однако, по мнению аморая Равы (высказанному в трактате Вавилонского Талмуда Рош а-Шана 28б и, кстати, соответствующему Галахе), исполнение заповедей не требует осознанного намерения. Следовательно, тот, кто читал текст Торы без специальной цели и прочитал в установленное время отрывок, содержащий молитву Шма Исраэль, выполнил заповедь произнесения молитвы, хотя в этот момент даже не думал о ней. Таким образом, мнение Равы прямо противоречит мнению, высказанному в Мишне.

Каким образом можно ликвидировать это противоречие?

Гемара (трактат Берахот 13а) отвечает на этот вопрос, переиначивая текст Мишны с тем, чтобы он соответствовал мнению Равы: слова «если имел намерение» следует понимать в смысле «имел намерение читать Тору», а не «имел намерение исполнить заповедь». Последовало естественное возражение: как вообще можно читать текст, не имея такого намерения? Гемара изобретательно парировала: речь идет о случае, когда Тору читает корректор! Раши пояснил, что речь в Мишне идет о специфическом случае, когда свиток Торы читает корректор, проверяющий, нет ли в нем орфографических ошибок. У него априори нет намерения читать библейский текст. Однако если ко времени, когда следует читать молитву, у него появилось намерение почитать Библию и он прочитал соответствующий отрывок уже не как корректор, а как обычный читатель, не имея, однако, намерения исполнить заповедь, — она все же считается исполненной.

Мифологические истории и притчи

Прежде всего, следует иметь в виду, что агадот (от агада — сказка, история или притча) в Талмуде — это тексты, не имеющие юридического (проще говоря, галахического) содержания; при этом отнюдь не предполагается, что их содержание является вымыслом. С талмудической точки зрения, агада — это чистейшая правда, только не несущая в себе юридических истин. Поэтому в Талмуде и в позднейшей раввинистической литературе нередко разворачиваются сложные дискуссии вокруг агадических историй. Назначение этих дискуссий — разъяснить «истинный смысл» агады, а иногда и ее косвенную связь с Галахой.

Вот характерный пример (см. также гл. 217).

Мудрецы разошлись во мнениях по важному «историческому» вопросу, связанному со «всемирным потопом»: была ли затоплена потопом Страна Израиля (Палестина)? Мудрец по имени Реш Лакиш полагал, что воды потопа затопили Страну Израиля; другой мудрец (постоянный оппонент Реш Лакиша) рабби Йоханан полагал, что Страна Израиля во время потопа не пострадала. Оба мудрецы и их ученики приводили поучительные аргументы в поддержку своего мнения.

Многие из этих аргументов связаны с историей выживания во время потопа мифологического зверя под названием реем. Это животное, существование и выживание которого полагались бесспорными, ибо их засвидетельствовали мудрецы, было настолько велико, что никоим образом не могло войти в Ноев ковчег. Поневоле приходилось предположить, что оно выжило, оставшись на время потопа в незатопленной (в соответствии с мнением рабби Йоханана) области — в Стране Израиля. Однако это лишь полдела: необходимо объяснить факт выживания реема и в рамках системы Реш Лакиша, считавшего, что Страна Израиля была затоплена.

Один мудрец предположил, что, по мнению Реш Лакиша, Ной разместил в ковчеге не взрослого реема, а его новорожденного детеныша. Увы, выяснилось, что существует свидетельство мудреца по имени Раба бар рав Хана, утверждавшего, что и новорожденный реем — животное величиной с гору, имеющее шею длиной в три километра, которое никак не могло войти в ковчег. Как же мог реем спастись во время потопа? Видимо, Ной поместил в ковчег не всего реема, а одну только его голову (туловище животного оставалось в воде). Однако нашлось свидетельство, что даже голова реема не поместилась бы в ковчеге, ибо ее длина составляла более километра.

Другой мудрец предположил, что Ной поместил в ковчеге только нос реема. Мудрецы возразили: если в ковчеге находился только нос животного, отчего он не выскользнул оттуда, когда судно трепали волны? Им ответили: оттого, что Ной привязал к ковчегу рога реема.

На этом трудности не закончились. Согласно мнению рава Хисды, воды потопа были очень горячими, так что реем, один только нос которого находился в ковчеге, непременно сварился бы. Следовательно, у нас все еще нет ответа на вопрос о том, каким образом реем пережил потоп в рамках системы Реш Лакиша, считавшего, что потоп не сделал исключения для Страны Израиля.

Мудрецы пришли к выводу, что рационального ответа на этот вопрос не существует, так что Реш Лакиш, видимо, приписывал спасение реема чуду. Какому именно чуду? Оказывается, вода вокруг ковчега чудесным образом оставалась холодной, так что реем, спрятавший нос в ковчеге и привязанный к нему за рога, не сварился. В пользу этой модели говорит следующее важное обстоятельство: если бы вода вокруг ковчега была горячей, она растопила бы смолу, которой он был обмазан, и судно бы затонуло. Следовательно, речь идет о совершенно необходимом (не только реему) чуде.

Так рассудил Вавилонский Талмуд в трактате Зевахим 113б.

Интерпретация библейских текстов

Сразу подчеркну: мудрецы Талмуда вовсе не имели в виду исследовать библейский текст с тем, чтобы глубже его понять. У них была совсем другая, чисто апологетическая задача — продемонстрировать, что этот текст «одного с ними мнения», то есть является законным фундаментом раввинистического иудаизма. Решая эту задачу, они без малейшего смущения приспосабливали библейский текст к своим капризам и не останавливались даже перед прямым его извращением. Их деятельность правильно было бы назвать не комментированием или интерпретацией, а попросту тенденциозным толкованием Библии.

В этих целях мудрецы сформулировали «принципы толкования» Библии, начисто лишенные рациональной опоры. Кроме того, они позволяли себе изменять прочтение некоторых слов — если это представлялось им полезным.

В 201 главе этой книги подробно рассказывается, как мудрецы препарировали священный текст Пятикнижия, пытаясь доказать, что ритуальное умерщвление животного посредством перерезания горла предписано самой Торой, а не является раввинистическим изобретением.

На протяжении столетий Талмуд и сопутствующая литература были единственным дозволенным чтением для живших тесными общинами евреев. Всякий, кто раскрывал «внешнюю» книгу, отлучался от общины. В Российской империи первой половины XIX века по еврею, изучившему русский язык, община официально справляла траур — как по покойнику.

Талмудическая культура продолжала ограничивать культурный горизонт подавляющего большинства евреев вплоть до Нового времени. Еще в XVII–XVIII веках выдающиеся раввины отвергали существование Америки: в самом деле, непогрешимый Талмуд, подробно описавший вселенскую географию, Америку почему-то не упомянул. Еще в век Просвещения раввинистическая литература единодушно отвергала не только Коперникову гелиоцентрическую систему, но и скромную теорию шарообразной Земли, бывшую всеобщим достоянием с античных времен, в пользу плоской талмудической модели. И. Башевис-Зингер с ужасом описывал безнадежную косность талмудического еврейства, которому не позволялось ни на миллиметр свернуть в сторону от единственно правильного мировоззрения. Иначе — инквизиция. Настоящая инквизиция, накладывавшая суровейшие наказания, действовавшая в самых разных странах, причем весьма эффективно! Напомню, что в Испании иудейская инквизиция (для внутреннего пользования, разумеется) была создана — с королевского разрешения — намного раньше католической.

Лишь в конце XVIII века ситуация начала медленно меняться.

Быть может, первым евреем, порвавшим талмудические путы, но не утратившим связи со своим народом, стал выдающийся философ Соломон Маймон (1753–1800). Блестящий знаток Талмуда, он отверг уготованное ему светлое будущее и порвал с раввинским миром.

Вот что писал Маймон в своей автобиографии:

«В кабинете моего отца стоял большой книжный шкаф, однако отец запрещал мне читать иные книги, кроме Талмуда. Я нарушил этот запрет… Сухая трескотня Талмуда, странные фантазии раввинов, пустые изыскания ни о чем обсуждаются в его многочисленных томах в мельчайших деталях — и с величайшим усердием. Например: сколько белых волосков забраковывают «красную телицу»? Можно ли убить вошь или клопа в субботу? Как резать животное — с горла или с хвоста?.. Сравните эти интеллектуальные деликатесы, которыми пичкают молодых людей, пока они не начинают испытывать к ним отвращение, с историческими сочинениями, мудро и последовательно описывающими реальные события, или естественнонаучной книгой, расширяющей наши представления о природе, — и, можете не сомневаться, вы одобрите мой выбор».

Несколько слов — в заключение.

Ортодоксальный и близкий к ортодоксии еврейский мир относится к Талмуду как к священному и бесконечно мудрому тексту, который необходимо изучать всю жизнь. Что ж, пусть читатель судит сам. Чтобы дать ему такую возможность, я собрал в этой книгу сотни представительных фрагментов самого разного характера — с весьма сходным результатом. Я легко мог удвоить и утроить их число — ничто бы не изменилось.

Ничего не поделаешь — весь огромный Талмуд именно таков. Пожалуй, даже немного обидно…

Ярон Ядан