Алексей коротко кивнул дежурному, стремясь как можно скорее оказаться в своем кабинете. Подальше от всех. Кинул на спинку стула куртку, которая под собственным весом медленно сползла на пол. Мужчина даже не попытался ее поднять.

«Вот она, вся твоя жизнь. На полу, в грязи. Должности, достижения… Насколько все ничтожно и бессмысленно. И именно ты сам — причина этого. Даже обижаться не на кого, кроме себя…»

Что ж, так даже лучше. Во всяком случае, он больше не будет терзаться пустыми надеждами. Нелепо полагать, что у Ольги действительно остались к нему какие-то чувства.

Он стукнул кулаком по столу. Поврежденные связки на руке противно заныли. Не зря его не хотели отпускать из больницы. За пять недель рана на плече так и не затянулась до конца и причиняла боль при каждом движении. Только находиться в четырех стенах палаты было уже невыносимо. Да и зачем? Жизни ничего не угрожало, а просто так терпеть все эти процедуры он не видел смысла. Все и без того заживет, раньше или позже. Не в первый раз… В отличие от раны в душе, возникшей по его собственной глупости.

В том мире, где ему «повезло» родиться и вырасти, хранить верность в семье было не модно. Мальчишке нередко приходилось видеть дорогую машину с затемненными стеклами, подвозившую мать домой. Отец почти не придавал этому значения, тем более, что и он сам довольно часто возвращался далеко за полночь, объясняя свое отсутствие важными делами и совещаниями. Но Лешка слишком хорошо знал, что все офисы в его компании закрывались в восемь часов вечера. И матери это тоже было известно. Однако родители не ссорились. Не выясняли отношений. Они просто жили рядом, вроде бы вместе, но при этом далеко друг от друга. Так же, как большинство людей «их круга». Появлялись вдвоем на важных приемах в компании отца, на вечеринках, где должна была присутствовать мать. Красивые, успешные, всем довольные, они вызывали восхищение и даже зависть окружающих. И упивались такими чувствами. А спальни уже много лет были раздельными. Хотя ему иногда случалось видеть их спящими в одной постели, это являлось скорее исключением, чем правилом.

Считал ли он нормой подобные отношения? Задумывался ли о том, какой хотел бы видеть свою собственную жизнь и семью? Кроме того, что у него все должно быть иначе? Не так, как в ненавистном детстве, которого толком-то и не было? После армии, случайно встретив в городе старшего брата, он заметил рядом с ним девушку, слишком сильно отличающуюся от той, которая совсем недавно блистала на свадебных фотографиях Николая. Значит, это все-таки было верным, если его идеальный во всех отношениях брат выбрал стратегию поведения родителей? Имея красавицу-жену, стал искать кого-то еще?

Но подсознательно Алексей не верил в такие «нормы». Это было грязно, мерзко, словно кто-то вытер перепачканные руки о белоснежное, только что выстиранное полотенце. И девочка, появившаяся в его жизни, не заслуживала такой судьбы. Он не хотел делить ее с другими. И себя самого разменивать тоже не собирался. Только… все сложилось с точностью до наоборот. И он, всеми фибрами души ненавидящий образ жизни своих родственников, оказался их копией. Еще и усиленной почти до гротеска.

Эйфория первой любви прошла довольно быстро, а реальность оказалась совсем не радужной. Ольга его почему-то не понимала. То, что он считал серьезным и важным, для нее не имело значения. Она постоянно ждала от него слов, которые он так и не научился произносить.

Тогда мужчина никак не мог осознать, зачем ей нужны эти нелепые признания о любви. Ведь все и так было очевидно. Он любил ее с самого первого дня знакомства. И очень хотел сделать самой счастливой. Но на поверку его отношение к ней оказалась всего лишь жалкой пародией настоящего чувства.

И дело было даже не в работе, превратившейся для его жены в вечную соперницу. Гораздо сильнее, чем Ольгу, он любил себя самого, свои амбиции и желания. И ждал от нее того, чего не мог дать сам.

В тот злополучный день он злился на жену. На ее нелепую истерику, на то, что она никак не хотела его хотя бы просто выслушать. Ему ведь действительно нельзя было не поехать на вызов. Полиция наконец-то обнаружила десятилетних девчонок, пропавших в городе около месяца назад. Одна из них была единственной дочкой его старого знакомого. Об этом даже вспоминать было страшно. Целых три недели все надеялись, что девчонки просто гуляют, боятся вернуться домой и встретить родительский гнев. Прочесывали подвалы, гаражи, подворотни, кладбища, все возможные и невозможные места притонов в поисках хоть каких-то следов. Ни усилия полиции, ни помощь десятков добровольцев ни к чему ни привели. Исчезнув совершенно неожиданно, словно в воду канув, девочки также неожиданно нашлись. Вернее, их тела. На свалке, которую прочесывали множество раз.

Из отдела вызвали тогда почти всех: слишком резонансным было произошедшее. Алексей, повидавший за годы службы многое, все-таки оказался неготовым. Ни к виду изувеченных детских тел, ни к истерике родителей. Ни к тому, что во всей этой истории не оказалось ни единой зацепки. Ничего, что позволило бы хоть как-то выйти на след преступника.

А дома… дома ждала любимая жена с очередными претензиями. Желания спорить или что-то доказывать у него просто не оказалось. Еще и эти дурацкие цветы, которые его угораздило купить на последние деньги. Чувствовал ведь, что не примет Ольга никаких подарков, потому что ждет совсем другого. А у него на другое не осталось никаких сил…

Только оправдаться не получилось. Никак. Ни усталость, ни сумасшедший стресс, ни внезапно навалившаяся апатия ко всему не могли стать достаточной причиной для того, что он сделал. Или допустил. Была ли хоть какая-то разница?

Татьяна давно искала его расположения. Не могла поверить, что ему все это не интересно. Ее ухищрения, заигрывания, какое-то нелепое кокетство. Он привык вообще не обращать на нее внимание. А она просто дождалась удобного момента, когда ему будет наплевать абсолютно на все. Даже на чужие руки, шарящие по телу.

И чем же он лучше своего отца? матери? брата? Почему тело с такой готовностью откликнулось на запретные ласки? Он ведь прекрасно знал, что ничего не сможет скрыть от жены. Не захочет лгать ей. Не сумеет убедить, что случившееся не имеет никакого значения.

Еще как имеет… Он мог бы остановить Татьяну, вышвырнуть ее прочь из кабинета… Но почему-то этого не сделал. Сам, своими руками уничтожил такую хрупкую любовь, которая была в его жизни. Первая и последняя. То, что другой не будет, он тоже знал. С самого начала. Знал, когда умолял Ольгу о прощении в письмах, которые она, скорее всего, даже не читала. Когда целыми ночами простаивал под ее окнами, под закрытой дверью квартиры, в которой она сразу же сменила замки. Тщетно пытаясь поговорить. Объясниться. Только что было объяснять, если и так все оказалось предельно простым и понятным? Он — предатель. Негодяй, для которого нет ничего святого. Похотливый самец, бегущий к чужой юбке вместо того, чтобы решать проблемы в семье. Все обвинения справедливы и ни одного аргумента для защиты.

Ольга подала на развод две недели спустя, так и не согласившись выслушать ни одного его объяснения. Она вообще заговорила с ним впервые с того дня только в зале суда. Произнесла одно-единственное слово: «Ненавижу!». И в тот же день съехала из квартиры.

Он мог бы ее найти. Только имело ли это какой-то смысл? Сказать о любви, которую сам же растоптал? Попытаться что-то исправить? Не было у него машины времени. И в сказки перестал верить очень давно. Когда услышал от родной матери слова о том, что ничего хорошего в его жизни никогда не будет, потому что ему вообще не следовало рождаться на свет…

А спустя три бесконечных года судьба зачем-то снова столкнула его с женщиной, продолжавшей приходить к нему во сне. Единственной, с которой успокаивалось не только тело, но и сердце. Которая была все так же ему дорога и которую он не смог ни понять, ни вернуть.

Никаким другом этот Арсентьев для нее не был: не дружат женщины с такими мужиками. Давняя история из прошлого Мирона, о которой Ольга просила узнать, скорее всего, только добавила ему привлекательности в ее глазах. А в настоящем он был именно тем, о котором она всегда мечтала: успешным, надежным, внимательным.

Справки навести не составило труда. Ольга работала с этим мужчиной не первый год, и их близкие отношения для всех в компании были очевидны. И она не выглядела ни расстроенной, ни тоскующей. Любила и была любима. А теперь еще и ребенок…

Алексей зажмурился, не замечая, как лопнул стакан, который он сжимал в руке. Даже не почувствовал боли от впившегося в кожу стекла. Арсентьев сказал, что она станет самой лучшей мамой. Он тоже был в этом уверен. Ее ребенок никогда не испытает того, с чем пришлось столкнуться ему. Ольга этого просто не допустит, потому что в отличие от него умеет любить…

Он потянулся к взорвавшемуся пронзительной трелью телефону и только тогда заметил окровавленную ладонь. Машинально зажал порез салфеткой, вслушиваясь в такую обычную информацию. Его больше ничего не удивляло. Ничего не шокировало. Слишком дорого стоили любые ощущения, затрагивающие сердце.

Несколько минут спустя он уже отдавал приказания. Поджог на одном из крупнейших складов города. Ему нужно было всего лишь отправить туда дежурную машину. Но взгляд внезапно зацепился за лицо молодого прапорщика, спешащего приступить к выполнению задания.

— Голубев! Стоять! — Парень замер, не понимая, чем мог вызвать внимание начальника.

— У тебя сын, кажется, недавно родился?

— Да… На прошлой неделе…

— Вот и отправляйся… нянчить сына. Свободен.

Мальчишка продолжал стоять, не понимая странного распоряжения.

— Я тебе сказал: домой! Почему ты еще здесь?

— Но ведь эта смена моя…

Алексей устало вздохнул. Подобная недогадливость начинала злить.

— Дурень, там площадь пожара три тысячи квадратных метров. А если с тобой что-то случится? Хочешь, чтобы твоя жена стала вдовой? — и, видя, как тот начал испуганно ловить ртом воздух, усмехнулся: — Так-то. Выходной у тебя сегодня. Внеочередной. Должен мне будешь. Я сам поеду.

Парень смутился.

— Но как же… Вы… если это, правда, опасно?

— А мне терять нечего. Давай, дуй к жене. Нечего ее нервировать, про пожар ведь уже точно полгорода знает.