Впервые за всю жизнь, оказавшись в родном поселке, Женя не испытала привычных чувств. Не было волнующего трепета, сладковатый, пряный запах детства не обволакивал со всех сторон, как обычно, стоило лишь попасть на узкие, такие знакомые улочки. Даже солнце, неожиданно выглянувшее после ночного ненастья, не радовало – кроме страха не осталось никаких других ощущений.
– Мама в больнице, так что поезжай сразу туда, – указала дорогу к одноэтажному зданию почти на окраине. Только сейчас с ужасающей ясностью увидела, какое оно маленькое: всего несколько отделений, старые окна палат, затянутые белой тканью. Почти ничего не изменилось с тех самых пор, когда лежала здесь еще девчонкой. Как лечат в таких условиях, в которых время словно остановилось?
За два месяца с момента последнего приезда мать постарела на годы. Узнать самого близкого человека в этой сгорбленной бледной женщине, почти старушке с распухшими покрасневшими глазами, было тяжело, и Женя закусила губу, чтобы самой не расплакаться вновь.
– Мамочка!
Уткнулась в плечо, задыхаясь от накатившей горьковатой нежности. Всегда находила утешение в этих объятьях, а сейчас было неизвестно, кому из них сильнее нужна помощь.
– Детка? Откуда ты взялась? Сегодня ведь нет автобуса…
Женя не стала сообщать о приезде заранее, чтобы не заставлять маму переживать еще и по поводу ее ночного путешествия.
– Меня подвезли, – указала в сторону Антона, представляя его матери.
Тот кивнул в ответ на обращенное к нему приветствие и поспешил куда-то, оставив женщин наедине.
– Спасибо, что приехала, родная… – даже голос, казалось, постарел, приобретя вместо ласковой мелодичности сухие, поскрипывающие нотки. – Папа недавно уснул, так что зайдешь к нему попозже.
Женя растерялась.
– Разве он не в реанимации?
Мать лишь сокрушенно вздохнула:
– В реанимации, только какая она тут, Женечка? Сама знаешь… Мало чем отличается от обычной палаты…
Ее сильная, знающая ответы на все вопросы мама превратилась в незнакомого человека, потерянного и опустошенного, и у Жени не было ни слов утешения, ни аргументов даже для самой себя. Все, что она могла – лишь прижаться к груди, целуя морщинистую щеку, спрятать лицо в растрепавшихся волосах, где, казалось, даже седины стало больше, и застыть в ожидании… только чего?
Антон появился так же неожиданно, как ушел, протягивая женщинам два бумажных стаканчика с кофе.
– Вкус неважный, но это лучше, чем ничего. Женя, нам нужно поговорить.
Потянул за собой к дальнему окну, подальше от посторонних глаз. Она вцепилась руками в широкий подоконник, снова возвращаясь в памяти к собственному детству. У такого же окна ждала когда-то родителей, приходящих ее навестить. Сквозь старую деревянную раму с облупившейся краской слишком сильно сквозило, а от порывов ветра треснувшее, заклеенное скотчем стекло жалобно позванивало. От этого тонкого писка стало совсем тоскливо.
– Жень, я разговаривал с врачом твоего отца, – слова Антона донеслись откуда-то издалека. – Все на самом деле невесело, но в этих условиях и не может быть иначе. – Мужчина оглянулся по сторонам почти с отвращением. – Я даже не знал, что в наше время ТАКОЕ где-то еще бывает.
Слова неожиданно вызвали раздражение. Еще бы, можно себе представить, какое впечатление на него произвела окружающая обстановка, если сама Женя почти в шоке от увиденного. Но она привыкла к подобному и ничего лучшего не ожидала, а понимать, как все воспринимается Антоном оказалось больно и обидно, словно обустройство больницы зависело лично от нее.
– Не у всех есть такие возможности, как у некоторых. И если ты надеялся на что-то образцово-показательное, прости, что пришлось разочаровать…
Мужчина нахмурился.
– При чем здесь то, на что я надеялся? Ты о чем говоришь сейчас?
– Неважно… – она отвернулась к окну, наблюдая за неспешными движениями прогуливающихся больных и посетителей. Тишина казалась угнетающей, словно предваряя какую-то беду. Женя тряхнула головой, отгоняя пугающие мысли.
– Спасибо, что привез меня сюда. Но разговаривать о чем-то подобном я сейчас не хочу, да и не готова…
Антон обхватил ее за подбородок, заставив взглянуть на него.
– Мы теряем время. Ты способна молча меня выслушать и не нести всякую чушь? – и, не дожидаясь ее ответа, продолжил: – Врач сказал, что шансов почти нет, – опустил ладонь на ее губы, не позволяя перебить. – Но твой отец сильный мужчина и в других условиях все могло бы быть иначе. В республиканском клиническом центре условия намного лучше, как и возможности. И они согласны его принять.
– Кто согласен?! – она не удержала злых слез. – Ты понимаешь, что несешь? Отец умирает, о какой перевозке может идти речь? Он просто не вынесет переезда!
– Кто тебе такое сказал?
– А кто тебе сказал другое?! – Женя готова была закричать, и лишь понимание того, где они находятся, позволило немного сдержаться.
– Ты слышишь, о чем я говорю? – мужчина оставался спокойным, и ее кольнуло чувство вины: злиться точно не имело смысла. – Врач согласился с моим мнением. Твоего отца можно перевезти в областной центр. На реанимобиле это практически безопасно. В любом случае не хуже, чем оставаться здесь. Же-ня! Ну соберись же! – легонько встряхнул ее за плечи. – Поговори с мамой, с отцом, когда он проснется. Нужно его согласие. Машина готова выехать в любой момент и будет здесь всего через несколько часов.
Все-таки она совсем не знала его. Опять, как несколько дней назад в больнице при проведении процедур с ее поврежденной рукой, увидела перед собой абсолютно незнакомого человека. Сама, едва оказалась возле матери, погрузилась в отчаянье вместе с ней. Узнать о возможностях и перспективах даже в голову не пришло. Антон же сделал это за считанные минуты, и его слова имели вес, а не были пустой болтовней или жалобами на трагичность судьбы.
– Это правда? – прошептала неслышно для себя самой, но он угадал ее вопрос.
– Правда… – притянул к себе, крепко сжимая плечи всего на одно мгновенье. – Солнышко, все будет хорошо. Иди, поговори с мамой.
* * *
Сумма, запрошенная за перевозку отца, оказалась достаточно высокой, и Женя в очередной раз отругала себя за непредусмотрительность. Ну чего стоило взять с собой больше денег? Так спешила собраться, что о подобном вообще не подумала.
– Я все тебе верну, – перехватила задумчивый взгляд мужчины и уточнила: – У меня есть деньги, Антон. Только дома.
Все прежние мечты и намерения стали неважными. Не нужен никакой салон, если она упустит возможность спасти отца. Теперь отложенные средства казались каким-то спасительным якорем, о котором не подозревала прежде. Даже говорить было страшно. И думать… Робкая надежда, затеплившаяся в сердце, казалась такой хрупкой, что хотелось удержать ее любой ценой. Как хорошо, что годы работы и бесконечное ограничение себя во всем оказалось не напрасным!
– Мы потом все обсудим, – Антон взглянул на часы. – Машина уже в пути. Доктор только что говорил с твоим отцом, ты можешь его навестить, пока есть время.
Видеть родного человека бледным и беспомощным, оплетенным бесчисленными проводами, оказалось тяжело. Женя осторожно присела на край постели, встречаясь с внимательным взглядом.
– Привет… Ты нас здорово напугал…
Бескровные губы тронула улыбка.
– Принцесса, ты же у меня такая сильная. Почему я вижу заплаканные глаза?
Она не сдержала слез, прижимаясь щекой к широкой ладони, распластанной на пропахшей лекарствами простыне.
– Папочка… Я так тебя люблю…
– И я люблю тебя, малышка. И пока не собираюсь умирать, так что прекращай реветь. Еще хочу погулять на твоей свадьбе…
Женя вздохнула, вытирая слезы: отец умудрялся шутить даже в сложившейся ситуации. Как это было похоже на него! Всегда изумлял ее мудростью и уравновешенностью, каким-то здравым спокойствием, которому она так и не научилась.
– Расскажи мне про Мишутку, мы с мамой соскучились по нему.
Улыбнулась: говорить о сыне не уставала никогда. Мальчик и сам с нетерпением ждал лета, когда можно будет приехать в гости. Общаясь с ним по телефону этим утром, не смогла признаться, что случилось с его обожаемым дедушкой.
– Хочешь, позвоним ему? Он тоже скучает, теперь еще и по мне.
Разговор затянулся. Женя тихонько прильнула к отцовскому плечу, вслушиваясь в звуки родного голоска. Мишка умудрялся рассказывать обо всем, что видел: о новой игрушке, о каше, которая у тети Светы получается совсем не такой вкусной, как у мамы, о том, что он накопил уже много денег на будущую поездку к дедушке и собирается привезти собственноручно сделанный подарок…
Рассмеялась, представив очередную поделку сынишки. Их было уже множество: разнообразных рисунков, пластилиновых фигурок, угадать смысл которых даже ей иногда удавалось с трудом. Но они не становились от этого менее ценными, и Женя была уверена, что и отец считал также.
Звонок пришлось прервать после прихода врача, сообщившего о готовности к переезду. Вместе с ним в палату вошла мама, и от ее потерянного, переполненного тревогой взгляда сердце опять заныло.
– Девочки мои дорогие, вы целое море решили вдвоем наплакать? – рука мужчины сжала ладонь жены, поправила выбившуюся из прически прядь. – Улыбка идет тебе гораздо больше, чем слезы.
Он улыбнулся, превозмогая слишком заметную боль.
– Пока меня не будет, постарайся выспросить у Женьки все про ее загадочного спутника. Я это сделать не успел.
– Пап… нечего рассказывать…
Еще бы незнакомый человек укрылся от внимания родителей! Отец и в таком состоянии все замечал.
– Вот и объяснишь маме, что именно нечего… А потом мне, когда вернусь.
Он неожиданно стал серьезным и подтвердил:
– Я вернусь. И буду сильно ругаться, если узнаю, что вы опять рыдали.
Женя тихо рассмеялась, вторя несмелому материнскому смеху.
* * *
Они поехали следом за реанимобилем, хотя в этом в общем-то не было смысла. Их присутствие не играло особой роли. Деньги на счет клиники уже поступили, новую встречу с отцом врач посоветовал отложить, чтобы не беспокоить больного после переезда. Но Жене все равно хотелось находиться где-то недалеко.
– Здесь есть палаты для родственников, – сообщил Антон, опять узнавший обо всем гораздо быстрее. – Или гостиница на соседней улице. Вы ведь не собираетесь домой, пока он будет здесь?
Женя покачала головой. Это лишние расходы, но маме будет спокойнее рядом, да и проезжать каждый день по триста километров в один конец совсем не просто.
– А ты? Поедешь назад?
Мужчина кивнул.
– Утром… Надо поспать немного. Жень, я бы остался, но в офисе все словно превращаются в маленьких беспомощным детей, стоит их оставить хотя бы на день. Уже телефон оборвали, рассказывая о внезапно свалившихся проблемах.
Улыбнулась.
– У тебя хорошо получается их решать…
К горлу подступил комок, перекрывший дыхание. Она не знала, как правильно назвать чувство, переполнявшее сейчас сердце. Это была не благодарность, что-то гораздо большее, заставляющее на слишком многие вещи взглянуть иначе. Прежние обиды, горечь, годами взращиваемая внутри, теперь казались мелкими и бессмысленными. Нет, она ничего не забыла, и обида по-прежнему жгла душу, но и не восхищаться им не могла. Если бы не Антон, они с мамой наверняка бы до сих пор тихо плакали в старом больничном коридорчике, готовясь услышать от врача самые страшные новости.
– Я провожу тебя до гостиницы…
Ей хотелось немного продлить это время, пока он находился рядом. Ощущение энергии, какой-то несгибаемой силы было почти незнакомым, но слишком желанным. И в этом чувстве хотелось утонуть, забыться, согреться в его присутствии хотя бы на короткое время. Ведь в жизни ничего не изменилось, и их разные миры все также далеки от пересечения, но почему бы не воспользоваться неожиданным и таким заманчивым подарком?
Антон равнодушно оглядел небольшой номер, выдавливая из себя усталую улыбку.
– Возвращайся в больницу. Тебе тоже надо отдохнуть.
Оказывается, она помнила, как темнеют глаза, когда находятся так близко. И хотела увидеть эту черноту, погрузиться в нее, отрешаясь от окружающего мира. Провела рукой по щеке, уловила пальцами биение пульса над ключицей. Неповторимое ощущение его кожи на губах. Даже напряженность прошедших суток отступила куда-то прочь…
Он отдернул ее руки от себя так стремительно, что Женя не успела опомниться. Замерла, прижатая к стене, почти обездвиженная его мощью. Глаза на самом деле почернели, только в них виделось не желание, а злость.
– Позволь уточнить: это что сейчас было такое?
Сложно отвернуться, когда мужчина стоит вплотную, вот так прожигая взглядом. И как только пришло в голову, что она может представлять для него интерес сейчас, вот такая: измученная, бесцветная…
– Стоп…
Кажется, рассердился еще сильнее. Только на что? Перехватил здоровое запястье и неожиданно прижал к своей груди, врезаясь в ее ладонь ударами сердца. Тут же потянул руку вниз, заставляя почувствовать его возбуждение.
– Это на тот случай, если тебе вздумается сомневаться в том, чего мне сейчас хочется…
И в тот же миг, не позволяя сделать ни движения, запрокинул уже обе руки за голову, пригвождая к стене. Склонился к ее рту, почти вжался в губы, при этом не дотрагиваясь до них.
– В качестве благодарности достаточно просто сказать «спасибо»… А в постели мы окажемся только тогда, когда ты будешь хотеть этого так же сильно, как я…
Уже поздно ночью, ворочаясь на незнакомой кровати, Женя поняла, что так сильно смутило ее в последней фразе мужчины: он сказал «когда», а не «если».