ЭТО в очередной раз пронеслось над головой, едва не зацепив волосы. Поднялось вверх, развернувшись в опасной близости от люстры, описав большую дугу, спланировало в районе дивана. Женя вновь подумала о том, что радость от отсутствия в конструкции звука оказалась преждевременной. Мишка с лихвой компенсировал недоработку: восторженный визг не стихал уже который час. Второй день.
Она и не подозревала, что от игрушек может быть СТОЛЬКО шума. Или от играющих. Никогда прежде ее мирный спокойный ребенок не вел себя как маленький ураган, носящийся по комнатам с непередаваемой скоростью. И еще никогда рядом не было еще одного, только уже большого урагана.
– Ты симулянт, – сообщила Антону, когда он в очередной раз промчался мимо, сжимая в руках пульт от вертолета. – С больной спиной и ушибленными ребрами нельзя ТАК носиться. Еще и за детской игрушкой… – выдохнула с возмущением, когда мужчина сдвинул ее в сторону, мимолетно чмокнув в лоб и сообщив, что она мешает обзору. – Тебе сколько лет?!
– Тридцать два, – он рассмеялся и, не выпуская из рук пульта, другой рукой взъерошил ей волосы. – Женька, не ворчи. На коробке написано: с десяти лет, так что я вполне попадаю в эту категорию.
– А Миша? Ему пять, если ты забыл.
Мужчина стал серьезным на одно мгновенье, прижимаясь к ее щеке своей.
– Я не забыл. Только благодаря такой замечательной маме он очень умный и вполне способен справиться с этой штукой, не дожидаясь, пока ему стукнет десять. Хочешь попробовать? – уточнил абсолютно искренне, протягивая пульт.
Она помотала головой, прикусив губу и сдерживая смех. Ну вот что скажешь на это? И представить было сложно, что Антон умеет быть таким: задорным, трогательным почти до слез. Сглотнула, вмиг утрачивая веселость, замечая, как он уверенным движением подхватил споткнувшегося сына, не позволяя ему упасть. Поймал над самым полом. Мишка не обратил внимания, увлеченный игрой, а у нее заныло сердце.
Эти ощущения тяжело давались, теребя еще не остывшим чувством вины и другим, в котором признаваться не хотелось даже себе. Было опасно сейчас, днем, когда переполненный эмоциями ребенок не отходил от него ни на шаг. Оставалось только ждать и как-то попытаться справиться с собственными эмоциями, терзавшими со вчерашнего дня, доводя почти до изнеможения. Вместе с внезапно нахлынувшим счастьем и снизошедшим в сердце покоем, переполняло… желание.
В квартире, где столько лет кроме них с Мишей не было никого, находился МУЖЧИНА. Самый лучший на свете. Любимый. Нереально привлекательный, несмотря на болезнь и недавно пережитую аварию.
Женя прикрыла глаза, вспоминая прошлый вечер. От избытка впечатлений малыш уснул, не добравшись до постели, а Антон засобирался домой. И это его заявление будто выбило почву из-под ног. Не хотела, чтобы он уходил: слишком сильно нравилось видеть любимого в собственном доме. Нравился запах его присутствия, ставший осязаемым даже на подсознательном уровне. Не удержалась: прильнула к спине, пытаясь добраться до тепла сквозь тонкую ткань рубашки.
– Не уходи…
В глазах мужчины мелькнуло отчаянно подавляемое стремление остаться. Что его смущает? Предрассудки? Чьи-то пустые разговоры? С их-то «багажом» уж точно нет смысла обращать на все это внимание!
Антон как-то слишком смущенно отвел глаза.
– Малыш, я лекарства с собой не взял… Не смогу уснуть без них…
По скулам заходили желваки, а Женя невольно улыбнулась: как тяжело признаваться в своих слабостях. Именно поэтому никуда и не отпустит его, тем более что решить такую проблему как раз под силу.
Мужчина смирился, подчиняясь движению тонких пальцев, удерживающих его от того, чтобы забрать куртку с вешалки. Сколько уже ночей провел без сна? Переживет и еще одну, раз ЕЙ будет лучше, если он останется.
Сгреб в объятья, прижимая к себе с такой силой, что Женя охнула, испытывая при этом какое-то непривычное удовольствие. Из-за усталости и боли тело почти не отзывалось, но никогда еще не было так хорошо просто от ее присутствия рядом, от запаха волос, окутавшего невидимой дымкой, от ощущения на коже теплого дыхания.
Сделал шаг назад, чтобы почувствовать за спиной опору, и замер, вместе с Женей удерживая мгновенья, приобретшие вдруг особую ценность. Именно такие минуты, в которые не нужны иные слова, когда достаточно просто чувствовать рядом любимую женщину, слыша, как бьется ее сердце где-то рядом.
Мог бы простоять так еще долго, игнорируя неудобства, но Женя вдруг встрепенулась, потянув за собой в комнату. Высвободилась из объятий, вкладывая в руки вместо себя пушистое полотенце.
– Предлагаю нырнуть в теплую ванну. Мышцы расслабятся – и станет намного легче.
Слово «легче» в отношении собственного состояния давно стало какой-то запредельной высотой, казалось, что добиться облегчения невозможно, раз даже лекарства помогали весьма условно. Но на предложение Жени согласился даже не в ожидании помощи, а просто следуя тому, что она сказала.
А боль действительно стихала, каким-то немыслимым образом растворяясь в пушистой пене при касаниях умелых рук. Он и забыл эти ощущения: почти легкости в задеревеневшем позвоночнике. Впитывал, словно губка, танец пальцев на теле.
– Ты волшебница? – спросил уже позже, на постели, осознавая, что умудрился лечь, не задыхаясь от боли.
Женя рассмеялась в ответ:
– Конечно. Только сейчас понял?
Попытался потянуть ее на себя, но сил не было. Вообще не было. Лишь какой-то сонный туман, сгущающийся все сильнее под нежными движениями.
– Женечка…
Сознание не успевало за легкими прикосновениями. Виски, затылок, лоб, скулы, ключицы, уши…Ее губы были совсем близко, а он не мог дотянуться, проваливаясь в блаженную, спасительную темноту и уже сквозь сон различая слабый шепот:
– Спи, милый… Спи … хороший мой…
А утром разбудили осторожные шаги детских ножек. Где-то совсем близко. Настолько близко, что он услышал сопение, а, раскрыв глаза, столкнулся с внимательным взглядом маленького мальчика. Грудь сдавило, но не той болью, которая мучила все предыдущие дни, – защемило от того, что увидел в Мишкиных глазах. Существовало лишь одно название этому, единственное объяснение. Ошибиться было невозможно, а поверить – еще сложнее. Миша ждал и радовался тому, что видит его здесь.
– Привет… – шепот мальчика вышел таким громким, что Антон улыбнулся. Не удержался, потянулся к нему, сжимая плечики в кратком объятии.
– Привет.
– А мама не разрешает без тебя запускать вертолет…
– А еще мама не разрешала будить папу… – Женя появилась в комнате, укоризненно глядя на сына. – Мишань, мы же договаривались…
Тот сделал изумленные глаза.
– А я не будил. Он сам проснулся.
– Еще бы он не проснулся, после того как ты практически залез ему на голову!
Малыш насупился, однако совсем не из-за строгой отповеди: никак не мог понять, отчего Антон до сих пор не встает. Глаза выдавали нетерпение, да и сам мальчик почти пританцовывал на месте, теребя в руках новую игрушку. Заметив это, Женя усмехнулась.
– Попал ты, Антош. Аргументы здесь бесполезны. Придется вставать.
Мужчина улыбнулся в ответ, даже не собираясь спорить. Перспектива провести предстоящий день, играя с сыном, казалась более чем приятной.
– Как спина?
Он прислушался к собственным ощущениям. Боль была, но далеко не такой жгучей, как накануне, да и в ребрах заметно ослабла.
– Я же сказал, что ты волшебница…
Женя снова улыбнулась, но лишь губами. Глаза остались серьезными, тая в своей глубине такой откровенный голод, что Антон с трудом сдержался, чтобы не привлечь ее к себе. Он знал цену таким желаниям и хорошо понимал, как непросто их скрывать, как мучительно удерживать в себе. Если бы остаться с ней хоть на несколько минут…
* * *
Но этих минут не было, и, теряясь в собственных ощущениях, Женя старалась хотя бы поменьше смотреть в его сторону. Как будто подобное возможно, когда он внезапно занял собой все пространство. Наполнил своим смехом, запахом, вниманием к Мишке и лукавыми, понимающими взглядами, бросаемыми ей самой. Словно видел насквозь, какое действие оказывает. Смешно вроде бы и нелепо, и не была она уже глупой, неуправляемой девчонкой. Но соскучилась до физической боли, до иступленной жажды ощутить на себе его руки, впиться в рот, урвав хоть каплю ласки. Сознание с непростительной щедростью подкидывало воспоминания о прошедшем вечере, пушистой пене на его коже, игре мышц под руками и дрожащих во сне ресницах на усталом лице. Все это вкупе давало такой сгусток ощущений, что к середине дня Женя не выдержала, набрав номер подруги. И едва не застонала в голос, узнав, что дома та будет лишь поздним вечером. Хорошо, что в этот момент Антона не было рядом: вертолет делал двухсот первый заход в Мишкиной комнате. Она заскочила в ванную, прижимаясь лбом к прохладному кафелю на стене. Это нисколько не охладило, но хотя бы никто не увидит ее пылающее лицо. Включила воду и, наблюдая за убегающей в раковину тонкой струйкой, всерьез разозлилась на себя. Нельзя вести себя так… Антон здесь, рядом, живой и свободный, она верит в его чувства, а сын вообще просто счастлив. Ну как можно в такой ситуации думать про…
Сзади щелкнул замок, и сильные руки сомкнулись на талии. Он прикусил кожу на шее, легонько, но достаточно, чтобы вызвать стон.
– Тише, малыш… У нас есть три минуты…
– Для чего? – с недоумением наблюдала, как мужчина повернул кран, включая воду сильнее.
– Для тебя…
Прежде чем она успела возразить, скользнул рукой вниз, под одежду, безошибочно угадывая стянувшую живот тяжесть. И еще ниже, заставляя задохнуться всхлипом. Другой рукой прихватил короткие волосы на затылке, вынуждая запрокинуть голову. Заглушил любые звуки, накрывая губы собственным ртом.
Женя попыталась вырваться, с ужасом представляя, что будет, если их отсутствие заметит Мишка.
– Он пытается провести вертолет между шторой и дверцей шкафа, не зацепив ни то, ни другое. Вряд ли это займет дольше трех минут, но хоть что-то…
Знал ведь все лучше ее самой. Видел насквозь, угадывая желание, которое она так старалась спрятать. Несмотря на нахлынувшую неловкость, не смогла ему противиться: слишком уверенным был каждый жест, каждое движение умелых пальцев. Резко, сильно и так откровенно, что щеки обожгло, хотя она и без того была пунцовой.
– Женечка, это куда удобней холодного душа… Просто расслабься, малыш… Девочка моя сладкая…
Так и не поняла, что стало последней каплей: нежные слова или дерзкие, бесстыжие ласки, но ничтожных трех минут хватило для того, чтобы утонуть в сокрушительном удовольствии. В его глазах, где смешалась целая гамма чувств. Насладиться единственным мужчиной, подарившим незабываемые мгновенья, при этом оставшись одетым. И сохранившим ту же невозмутимость, что была до этого, после, когда Женя, едва отдышавшись, осмелилась вернуться в кухню. Что-то отвечала в ответ на восторженные возгласы сына, ощущая, как по-прежнему дрожат колени. И ничуть не меньше – сердце, выстукивая без слов понятные признания. Ему.
Как же хотелось теперь дождаться вечера. Не для того только, чтобы вернуть ласку, которую он так и не получил. Мечтала оказаться вдвоем. Уснуть у его груди.
Прошлой ночью легла спать с Мишкой, чтобы случайно не потревожить мужчину во сне, а сегодня уже бы не смогла совершить подобное. И почему-то была уверена, что и Антон мыслит также.
Закрыла дверь в комнату уснувшего малыша и, обернувшись, нырнула в желанные объятья, отзываясь на трепет губ и неспешные касания.
– Продолжим, милая? То, на чем остановились днем?
У нее даже хватило сил рассмеяться, прежде чем вновь раствориться в его жаре.
* * *
Антон притянул ее к себе, прижимаясь губами к плечу.
– Как такое может быть? Ты похудела, а грудь стала больше…
Женя рассмеялась.
– Тебе привиделось.
Руки сжали сильнее, при этом каким-то немыслимым образом оставаясь нежными, а сорвавшийся с губ смешок легкой щекоткой зацепил кожу на шее.
– Тогда уж прищупалось, только это совершенно исключено. Я слишком хорошо помню свои ощущения… и твои формы.
Желание спать развеялось, противореча такой очевидной закономерности об утрате сил после близости. Даже боль в спине притупилась от наслаждения, растекшегося по телу подобно густому, свежему меду, сладкому и тягучему. А руки продолжали изучать то, что и так знал досконально, помня, как выглядит каждая впадинка, каждая родинка на бархатной коже. Хотелось удержать эти мгновенья, держа любимую женщину в объятьях хоть до самого утра, чувствовать, как расслабляются ее мышцы и стихает дыхание.
Но Женя почему-то не расслаблялась. Наоборот, Антон почти осязал, как после этих слов она напряглась и словно замкнулась в себе.
– Солнышко? Женечка, что случилось? Я неудачно пошутил? Ты обиделась?
– Этого… не может быть…
Дернулась, высвобождаясь из его рук.
– Я… сейчас вернусь…
Ему не понравился приглушенный, какой-то задавленный шепот. Не таким должен был быть голос счастливой, насыщенной женщины. Все ведь было хорошо… до того, как он позволил себе слишком вольную оценку. Но ведь в словах не звучало ни грубости, ни насмешки, – ничего, что могло бы причинить боль… Метнулся следом, нагоняя Женю у входа в ванную.
– Милая. Что не так?
Она отвела глаза, почему-то залившись краской.
– Мне нужно…
Мужчина машинально проследил за ее неслышными шагами. Дверь закрылась также бесшумно, и, глядя на гладкую белую поверхность, Антон не просто растерялся – ощутил, как его охватывает холод, смешанный со страхом. Что-то определенно было не так, но неспособность понять это задевала до глубины души, заглушая даже физическую боль.
Из ванной донесся шум воды, какой-то непонятный шорох? Шелест? Хоть бы какой-то звук от нее, слово или объяснение… Но разве можно говорить сквозь закрытую дверь?
Он прижался лбом к деревянной поверхности, внезапно подумав о цене этой двери, мебели, других предметов в квартире, выбираемых Женей с явной любовью. Столько лет, одна, она пыталась создать уютный мир для его сына, не рассчитывая ни на кого. А теперь…
По вискам липкими каплями потекло понимание. Собственные слова открыли секрет, который Женя не смогла (или не захотела?) озвучить, и мужчина вдруг с ужасающей отчетливостью понял, как много сейчас зависит от его следующего шага. Едва ли не все в будущей жизни. ИХ жизни.
– Малыш, открой дверь.
Тишина. Даже шум воды стих. Тонкая деревянная преграда всего лишь в несколько сантиметров показалась неподъемной глыбой. Для НЕЕ.
– Женечка. Пожалуйста. Открой.
Ничего не стоило выбить этот замок. Всего лишь два-три толчка – и он получит желаемое, только вряд ли потом можно надеяться на благополучный исход их разговора. «Сама. Милая. Открой. Ну же, девочка».
Женя все-таки подчинилась, но открыла лишь внешнюю дверь, а до ее сердца пролегла стена. Застыла, не глядя на него, бледная, с влажными дорожками слез на щеках, напряженная и перепуганная, будто не было ни тепла, ни нежности всего несколько минут назад. Горькая закономерность, которую он сам взрастил годами подпитываемыми ошибками. Накрыл рукой дрожащие пальцы, теребящие…
Никогда не видел этого прежде, но почему-то сразу понял, что означает тоненькая бумажная ленточка, на которой отчетливо виднелись две линии.
Показалось, будто в окно уютной квартиры ворвался зимний ветер. Безумно хотелось, чтобы она улыбнулась. Просто улыбнулась, а не превращалась на его глазах в кусочек льда. Потянул на себя, прижимаясь губами к виску.
– Почему тебе плохо? Не хочешь? Боишься? Не веришь мне? Женя!
Вздрогнула, будто пробуждаясь от сна.
– Я не готова…
Мужчина заставил себя улыбнуться, отчаянно пряча рвущийся наружу страх.
– И я не готов. Но время ведь еще есть… приготовиться.
Женя ответила, по-прежнему не поднимая головы.
– Подумать не могла, что такое возможно…
А он вдруг понял причину ее смятения. Не заслуживал ни внимания, ни любви, ни слез, переполнявших родные глаза. Ни тем более этого чуда, опять пришедшего слишком внезапно. Но все это было, расцветая в его жизни неповторимыми красками, чарующими оттенками, для которых не хватало описаний. Была ОНА – его подарок, его свет, действительно солнце, представить жизнь без которого уже казалось немыслимым.
– Милая, когда два человека забывают обо всем на свете кроме друг друга на целую ночь… Тебе не кажется, что последствия вполне предсказуемы?
Женя не поверила своим ушам. Он в самом деле шутил? Сейчас? Подняла растерянный взгляд – и задохнулась нежностью в его глазах. Он помолчал, а потом заговорил уже без грамма веселья.
– Если бы я мог вернуть то время и удержать тебя. Не терять множество лет и мгновений, которые никогда не повторятся…Вряд ли кто-то мог придумать более суровое наказание, чем то, что я сам себе назначил.
– Ты хочешь еще ребенка? Он ведь не будет таким, как Мишка, – сознательным и уже готовым запускать вертолетики…
– Я легко отделался, да? – подступившее к сердцу облегчение граничило с горечью.
А она, наконец, улыбнулась.
– Ты вообще не отделался. И теперь уже не отделаешься, даже если захочешь. Твой сын заявил, что никому тебя не отдаст.
Зарывшись лицом в ее волосы, прошептал:
– Хорошо, что мой сын умнее меня…