Два года спустя

Из-за серых, косматых облаков ночное небо казалось совсем близким, будто полет не закончился. Ее укачало так сильно, что продолжало мутить даже на земле. Но проливной дождь, которым негостеприимно встречал родной край, принес облегчение. Катя не стала доставать зонт – подставила лицо под ледяные струи, смывающие усталость и остатки сна: надо было прийти в себя, чтобы выдержать еще и двухчасовую дорогу до города. С некоторым сожалением глянула в сторону такси: заманчиво, но сейчас это непозволительная роскошь. Ближайшая зарплата будет не скоро, а ей надо как-то прожить два месяца. И не факт, что удастся совместить сессию с какой-нибудь подработкой.

Автобус был уже полон, но девушка решила не ждать следующего целых сорок минут. Пробралась в конец салона, где присела на собственную сумку. И неожиданно рассмеялась. Она возвращается. Все-таки едет назад, в некогда любимый город, который так старалась забыть последние два года. Обещала самой себе больше никогда не появляться в нем.

Еще неделю назад и представить не могла подобного. Что угодно, только не это. Но начальнику удалось в считанные минуты изменить все ее планы и намерения. Предложенная должность выглядела слишком привлекательной, устраивала во всех отношениях: Кате даже пообещали однокомнатную квартиру в новом доме, если она успешно справится со своими обязанностями. Значит, можно будет наконец-то съехать из съемной коммуналки, избавиться от вечно пьяных соседей и неутихающей ругани. Заняться тем, что ей действительно нравилось, перестав выполнять в компании роль девочки на побегушках. И требовалось для этого всего ничего: диплом о законченном высшем образовании, том самом, которое она так и не получила два года назад.

Что ж, значит, настала пора исправлять ошибки. Лишь несколько сессий на заочном отделении – и она привезет начальнику необходимый документ, а потом приступит к любимому делу.

Вопрос о восстановлении удалось решить по телефону; она даже успевала к началу сессии. Оставалось лишь уже на месте оформить нужные бумаги и договориться об экстернате.

Это будет лучше всего: максимально сократить свое пребывание там. У нее давно другая жизнь. Другие дела занимают сознание. Другие мечты. И люди рядом – совсем другие. Ничем не напоминающие то, что было когда-то. Да и было ли?

Катя прижалась щекой к прохладному поручню, всматриваясь в темноту дороги через залитое дождем дверное стекло. Раньше никогда не приходилось возвращаться в город вот так: на обычном рейсовом автобусе. Ее всегда привозил водитель. Или сам отец.

Она зажмурилась, отбрасывая в сторону непрошенные воспоминания. Тепла и свободы сейчас существовало куда больше, чем в прошлом, несмотря на окружающий ее тогда комфорт и имеющиеся в избытке деньги. Но теперь ее жизнь была настоящей, не только потому, что каждый новый день требовал слишком много сил, для того, чтобы просто выжить. Катю ценили, в ней нуждались, и ни одной минуты в этой напряженной череде событий она не жалела, что сделала подобный выбор.

Снова привиделся приютивший ее дом, где в старой печи вместе с полыхающими поленьями сгорало прошлое. Исписанные страницы дневника таяли в жадном пламени, унося с собою отчаянье. Не отрывая глаз от этого огня, она пыталась согреться, завернувшись в бабушкино покрывало, которое почти не грело, истончившись за долгие годы, но обволакивало воспоминаниями. Все это будоражило сердце, заставляя сжечь не только свои наивные мечты, но и обиду, распустившую щупальца глубоко внутри.

После того, что девушка узнала, обращенная к ней ярость отца показалась детской шалостью. Новое откровение заполонило рассудок, лишая и без того шаткой опоры под ногами. Катя впервые почувствовала вкус ненависти, липкий, саднящий, отдающий тупой болью в каждой клеточке тела. В те минуты больше всего хотелось умереть, превратившись в пыль на деревенском кладбище, рядом с могилами дорогих ей людей. Но какая-то неведомая сила не отпускала, смеялась, цепляя когтистыми лапами, будто сдирая кожу. Вновь и вновь заставляла открывать глаза по утрам, шевелиться, стряхивая с себя оцепенение, глотать какую-то пищу, принесенную сердобольной соседкой. И жить. Сначала без смысла, просто потому что никак не удавалось прервать дыхание, а потом…

Потом Катя вспомнила бабушкин наказ, звенящие, пропитанные слезами слова о прощении, и увидела клетку, в которую загнала сама себя. Кто дал ей право судить, если даже мать не сделала этого? Отец уже получил наказание, лишившись ребенка и любимой женщины. И сердца. Пленник собственных ошибок, раб страсти, он, несмотря на все свое богатство, оказался ничтожен и нищ, пуст и холоден, как дом, в котором теперь остался совсем один.

Осознав это, девушка перестала ждать его звонков. Многие месяцы молчащий телефон – последнее осязаемое напоминание о прошлом – сослужил ей хорошую службу: на вырученные от его продажи деньги удалось купить билет до Петербурга и продержаться там до первой зарплаты.

Она вряд ли смогла бы кому-то объяснить, почему выбрала для новой жизни именно это место. Нет, Катя не рассчитывала на неожиданную встречу с Кириллом. Вероятность обнаружить среди миллионов людей одного-единственного равнялась нулю. Но именно там, хотя и не сразу и не всегда искренне, она вновь научилась улыбаться. И в пришедших буднях не надо было прятать распухшие от слез глаза под темными очками. Город жил, развивая свою уникальную судьбу, многократно воспетую поэтами и описанную в творениях великих прозаиков, и девушка стала на время его частью. Она бродила по застывшим в глубоком сне улицам, вглядываясь в бездонную прохладу рек, вслушивалась в тишину, нарушаемую лишь песней ветра в кронах царственных лип, в шепот белых ночей, и как будто пробуждалась от сна. Сердечные раны затягивались, постепенно перестав кровоточить. Сохранились едва заметные шрамы, которые лишь изредка напоминали о себе. Во всяком случае, во все это очень хотелось верить…

* * *

Усталость брала свое: Кате удалось задремать в автобусе, несмотря на неудобную позу. Очнулась уже на месте, разбуженная движением других пассажиров. На улице было прохладно, даже слишком для ранней осени. Значит, все-таки придется поторопиться с покупкой куртки: в тонком плаще вряд ли удастся долго продержаться. Эта мысль не порадовала: денег было мало, и тратить их на одежду совсем не хотелось. Оставалось лишь надеяться, что на недорогих рынках найдется что-то подходящее.

Девушка шагнула в сторону столпившихся на выходе из автовокзала старушек, предлагающих съемные квартиры, но уже несколько минут спустя разочарованно опустилась на мокрую от дождя скамейку. Цены были просто заоблачными. Ее жалких запасов не хватало и на неделю проживания. А при мысли о еде и вещах становилось совсем тоскливо. Но она ведь справится. Должна. Только бы придумать что-то с жильем…

В небольшом кафе недалеко от вокзала Катя оказалась первой посетительницей. Она по-прежнему не любила кофе, но сейчас было необходимо взбодриться и собраться с мыслями. Требовалось решить дела в институте, а потом вновь заняться поисками квартиры. Правда, даже представить не получалось, с какой стороны подходить к этому вопросу. Но пусть все идет своим чередом…

Девушка переоделась и привела в порядок прическу в туалетной комнате, оказавшейся на удивление чистой. Вернувшись на вокзал, оставила вещи в камере хранения. Маршрутки были переполнены спешащими на работу людьми, и она решила пройтись пешком. Сейчас слишком рано и в деканате, скорее всего, никого нет.

Город изменился. Казался свежее, а белокаменные стены домов притягивали взгляд. Воздух был пропитан морем, как будто штормовые волны разнесли по улицам густой пенный аромат. На клумбах еще пестрели цветы. А может быть, Катя просто соскучилась и оттого все вокруг кажется неповторимо прекрасным? Она сглотнула напряженный комок в горле и торопливо отвела глаза от широкого проезда между домами. Дорога так и осталась идеальной: отец всегда слишком тщательно следил за этим. Ее отделяло от родной улицы всего несколько метров. И два года пустоты. Непреодолимая пропасть между их жизнями…

Перед входом в институт уже толпились студенты, так знакомо, что девушка невольно улыбнулась: впервые за утро ей стало немного спокойнее. Она была здесь счастлива. Очень недолго, но эти драгоценные минуты никто не в состоянии отнять или заставить забыть. Несмотря ни на что.

Не стала пользоваться лифтом. Поднялась по лестнице, будто невзначай касаясь рукой стершейся краски на перилах. Легкий, почти ничего не значащий жест. Сколько раз прежде приходилось пробегать эти ступеньки, спеша на лекции. Кто бы мог подумать, что все вернется! Она уж точно не представляла, что еще когда-нибудь переступит порог своего института, и снова как студентка.

У дверей кафедры литературы задержалась… всего на мгновенье, прислушиваясь к собственному сердцу. Время и вправду лечит. Боль не ушла совсем, но перестала рвать душу на части. Оказывается, без НЕГО вполне можно жить. Дышать, не боясь, что не хватит воздуха. Дни не превратились в нестерпимую муку, а ночи не утонули в тоске. И слезы высохли давно, в стенах старого деревенского дома. Удалось найти немало поводов для радости. Появилась цель, ждущая впереди и люди, зависящие от ее решений. Так что… прочь мечты. Долой старые сказки. Если ОН вернулся и им вновь придется встретиться, неужели не хватит сил выдержать это сейчас? Ведь сложнее, чем было, уже все равно не окажется.

Девушка в деканате долго рассматривала ее документы. Спросила недоуменно:

– Радневская? Екатерина Николаевна, а когда Вы учились у нас? Никак не могу найти в списках.

– Простите, забыла уточнить: я училась как Сташенко. Вот документы о смене фамилии.

Секретарь понимающе кивнула.

– Тогда все в порядке. Проходите к декану, именно он решает вопрос об индивидуальных планах обучения. И поздравляю Вас с возвращением.

Уже у самого входа в кабинет Катя поняла, что не помнит ни имени, ни отчества декана. Ей стоило вернуться и уточнить это в приемной или хотя бы прочитать на табличке, но девушка не успела. Дверь распахнулась, и торопливо вышедшие студенты уступили проход. Всего один шаг – и она уже оказалась внутри, прямо напротив сидевшего за огромным столом мужчины.

Сердце пустилось вскачь. Рванулось загнанной птицей, пытаясь пробить грудную клетку. Катя искренне порадовалась, что надела длинную юбку: в ней было не видно, как задрожали колени. Руки изо всех сил вцепились в сумку, чтобы унять такую же дрожь. Только лицо не изменилось. Девушка улыбнулась той самой улыбкой, которую так тщательно репетировала столько времени.

– Здравствуй…те, Кирилл… Александрович.