Деньги таяли с катастрофической скоростью. При том, что Катя старалась экономить даже на мелочах, она прекрасно понимала, что без подработки целый месяц ей просто не протянуть. Не поможет ни игнорирование общественного транспорта, ни отказ от обеда в институте. После покупки куртки от сбережений остались практически копейки.

А найти работу никак не получалось. Брать человека без прописки еще и всего на несколько недель никто не хотел. Даже уборщицей. Устав от бесконечных разочарований, Катя не плакала. Хотелось смеяться. Почти. Не от того, что происходило в ее жизни, – от собственной наивности.

Девушка ведь действительно раньше не имела понятия, как зарабатываются деньги. Они просто всегда были. Ей стоило только захотеть что-то и сказать об этом отцу. Нет, он не сорил деньгами и нередко отказывал дочери, если полагал, что какая-то покупка не вписывается в его планы или настроение. Но у Кати все равно имелось самое необходимое. И даже больше. Много больше. Другой жизни она просто не знала, и оказалась совершенно не готовой столкнуться с ней лицом к лицу.

Спустя два года было по-прежнему тяжело. Не от того, что пришлось урезать себя практически во всем. Для нормальной жизни вполне хватало того небольшого количества одежды, которым она теперь владела. Без дорогих ресторанов тоже можно было обходиться. И без других вещей, которыми она привыкла пользоваться. Только обида никуда не делась. Никак не получалось справиться с этим противным, липким чувством, заполонившим мозг, пропитавшим насквозь все ее мысли. Катя была вынуждена зашивать распустившийся шов на блузке или пустившие стрелку колготки, в то время как раньше, не задумываясь бы, выкинула их в мусорное ведро. Теперь при одной мысли о том, сколько придется заплатить за новые, она почти вскипала, вспоминая ломящийся от одежды шкаф в своей бывшей комнате. И изо всех старалась не поддаться терзающим ее чувствам.

Сама ведь сделала такой выбор. Предпочла обветшалый деревенский дом изысканной квартире, выбранной Антоном. Катя была там всего однажды и не успела как следует всего рассмотреть, но не заметить бросающуюся в глаза роскошь не могла. Сама отказалась от обещанных подарков и радужных перспектив, выбрал почти нищету в обмен на собственную свободу. Решение точно было правильным. Только даже понимание этого не помогало справиться с сожалениями, не спасало от уколов зависти, которые она ощущала, глядя, как заходят в дорогие бутики красивые, ухоженные женщины. Когда впивалась глазами в сильные руки мужчин, поддерживающих своих спутниц и открывающих перед ними двери сначала в блестящей новенькой машине, а потом – в ресторане, из которого доносились слишком привлекательные ароматы.

Для нее теперь все это стало недосягаемо. Даже учеба в любимом институте уже не приносила такого удовлетворения, как раньше. Катя слушала лекции, но при этом чаще всего думала совсем о другом. О том, сколько денег лежит в ее кошельке. О том, как бы успеть после пар на ходящий раз в час троллейбус, чтобы сэкономить на дороге. О том, что еды в крохотном стареньком холодильнике съемного жилья осталось всего на два дня, а потом снова придется ехать на рынок. Опять что-то покупать. Ломать голову, как пополнить свои нехитрые запасы. Подобное поведение вызывало отвращение к самой себе за то, что девушка не могла отвлечься даже на время занятий. Все чаще вспоминались ехидные, резкие слова отца, сказанные в самом начале учебы о том, что ей просто незнакома реальная жизнь. Теперь Катя эту жизнь узнала, но при встрече с ней почти сломалась.

Выход представился совсем неожиданно, когда девушка уже перестала надеяться найти какой-то способ заработать. Она случайно подслушала разговор одногруппников, сокрушающихся по поводу несостоявшийся покупки курсовой работы. Сдача была уже совсем близко, а у предложившего помощь человека неожиданно поменялись планы, и нерадивые студенты оказались без работы и даже без возможности заказать ее где-то в другом месте: времени на это просто не осталось.

Подобного Катя никогда не понимала. Ей нравилось выполнять самой все задания, вникать в сложные, не поддающиеся с первого взгляда вопросы. Даже теперь она почти все свободное время проводила в библиотеке, находя забвение на страницах книг. Доверить выполнение собственных работ кому-то другому казалось чем-то нереальным и совершенно неправильным. Но вслушиваясь в тоскливые жалобы студентов, внезапно поняла, что как раз в их неготовности писать самостоятельно и кроется ее спасение.

Почти все темы работ ей были хорошо известны. Прежний опыт быстрой печати оказался как нельзя кстати, чтобы набрать за пару дней тексты для сразу трех курсовых. И наконец-то появилась возможность ненадолго отвлечься от мыслей о пустом кошельке. Хотя бы на ЕГО лекциях.

Об этической стороне вопроса девушка старалась не думать. Они ведь все равно купят эти курсовые, если не у нее, так в другом месте. Почему бы не воспользоваться прямо в руки спускающейся удаче? Тем более, что и особых усилий для этого не требовалось: всего лишь две бессонные ночи и несколько лишних часов в библиотеке. И она получит сумму, почти равную месячной зарплате.

Катя успела. На этот раз не подвел старенький ноутбук, частенько выходивший из строя в Петербурге и требующий дополнительных затрат. У нее все получилось, и это не могло не радовать. Когда закончатся лекции, она даже позволит себе небольшой праздник. Осталось только придумать, какой именно.

Но радость улетучилась так же быстро, как и появилась, когда Катя поняла, что впервые за полторы недели занятий Кирилл слишком пристально рассматривает ее. Ничего хорошего в этом не виделось: его глаза отражали совершенно разные чувства, но среди них не было ни намека на симпатию или хотя бы какой-то интерес. На лице – ни тени улыбки. Плотно сжатые губы, во взгляде – какая-то незнакомая жесткость и… оценка? Ему не понравилось, как она выглядит? Слишком просто? Ощутимо беднее всех остальных студентов? Катя и сама это понимала, но ощущать, что подобные мысли приходят в голову окружающих людей, было неприятно. Тем более, если так думал ОН. Хотя вряд ли бы мужчина позволил себе настолько откровенно рассматривать ее лишь из-за одежды. Случилось что-то еще, и понимание этого лишало девушку шаткого, едва обретенного покоя. А когда после пары Рейнер попросил ее подняться в деканат вместе с ним, стало совсем невыносимо. Страшно. У нее ведь почти получилось не рассматривать его. Не краснеть, заходя в аудиторию. Не заикаться, отвечая на вопросы, и не прятать при этом глаза. Но встреча наедине… На это Катя не рассчитывала. И совершенно правильно не ожидала от нее ничего хорошего.

Кирилл прошел в кабинет, на ходу отодвигая стул для двигающейся следом девушки.

– Садитесь.

Достал с полки несколько папок, по обложкам которых Катя без труда узнала курсовые работы своей группы. Отобрав три штуки, опустил их на стол, прямо перед ней.

– Что это такое?!

От собственной глупости захотелось рассмеяться. Как она могла быть такой наивной? Ведь даже в голову не пришло, что он вычислит все в два счета. Только как? Неужели ее мысли настолько очевидны и незабываемы, что Кирилл даже спустя два года без труда узнал их в чужих курсовых?

Мужчина тут же ответил на неозвученный вопрос.

– Катя, Вы в самом деле считаете, что к четвертому курсу я не научился отличать работы каждого из студентов? Если Вам пришла в голову подобная безумная идея, надо было хотя бы изменить собственный стиль…

Девушка молчала. Лгать, доказывая, что она здесь ни при чем, не хотелось, а оправдываться не было смысла. Своей вины Катя не ощущала. Ведь всего лишь сделала то, что могла, нуждаясь в этих работах гораздо сильнее, чем те, для которых их написала, но объяснять это Кириллу не собиралась.

– ЗАЧЕМ. ВЫ. ЭТО. СДЕЛАЛИ????

Подобный тон – негодующий и резкий – в свой адрес от него она тоже слышала впервые. Даже не знала, что мужчина может быть таким, и осознание этого только добавило боли.

– Вам стало скучно? Захотелось чем-то развлечься в перерывах между лекциями?

Она подняла глаза, встречаясь с его рассерженным взглядом. Разве могла представить когда-то, что он может ТАК говорить с ней. Старалась не обижаться. Хотя бы на НЕГО. Проговорила тихо, но абсолютно уверенно, не размышляя о возможных последствиях: стало не важно, как он отреагирует.

– Не смейте разговаривать со мной в таком тоне. Вы мне не отец. И не муж.

Его брови резко сошлись к переносице, скулы дернулись, удерживая непонятные девушке эмоции. Он оказался слишком близко: на расстоянии вытянутой руки. Только Катя ни за что не позволила бы себе сейчас эту руку протянуть, хоть и желала этого больше всего на свете.

– Я преподаватель… – проговорил отчетливо, но уже гораздо тише. – И декан. Вполне достаточно, чтобы требовать объяснения Вашему поступку.

– Мне нечего Вам сказать.

Мужчина опешил. Это так отчетливо читалось на его лице, что Катя не смогла сдержать улыбку.

– Кирилл Александрович, неужели Вы и правда считаете, что все студенты пишут работы самостоятельно? И случившееся для Вас, как гром среди ясного неба? Такое неожиданное откровение?

Он опять нахмурился.

– Катя, я прекрасно знаю, кто и как учится. И о покупках работ мне тоже все известно. Но я не ожидал ничего такого от ВАС. Представить не мог, что Вы способны заниматься подобным.

Девушка попыталась изобразить веселье.

– Это оказалось не трудно. Мои способности меня не подвели. Я только одного не учла: что Вы так быстро догадаетесь.

– То есть Вас смущает только то, что я догадался? – Кирилл, казалось, не мог ей поверить. – Остальное в порядке?

Катя кивнула.

– Вполне. Я воспользовалась ситуацией в свою пользу, только и всего.

– ЗАЧЕМ???

Сложно было это объяснять. Неприятно. Особенно ЕМУ. Раньше девушка непременно рассказала бы все, доверилась человеку, которого ценила и уважала, к которому продолжала испытывать чувства, скрываемые даже от самой себя. Раньше – да. Но не теперь. Сейчас она ни за что не признается, как мечтает забыть о том, что одна в целом свете. Что ее жизнь зависит от собственной экономии и от этих дурацких курсовых… Но и совсем без объяснений обойтись нельзя. И она сказала, с легкой усмешкой пожимая плечами:

– Я хотела заработать. Курсовые стоят денег, и, как оказалось, немалых.

– Денег? – озадаченно переспросил Кирилл. – Катя, это даже не смешно. Вы же не станете утверждать, что нуждаетесь в деньгах?

Девушка и не собиралась смеяться. Не чувствовала даже малейшего повода для улыбки. Он в самом деле был о ней такого мнения? Считал избалованной куклой, которая понятия не имеет о том, каким образом зарабатываются деньги?

Хотя… у него были все основания так думать. Он ведь не знает ничего о ее жизни, о том, что уже давно никто не оплачивает любые нужды и пожелания. Последних вообще осталось совсем немного…

Так некстати вспомнились его сладкие подарки. Пушистые, почти неосязаемые нити сахарной ваты. Обжигающие прикосновения губ на перепачканных пальцах… Прозрачный глянец леденца… и первый поцелуй со вкусом карамели… Неповторимые лакомства в красивейшей коробке… и ладони… в волосах, на шее, неведомые и чарующие прикосновения…

Катя очень давно не позволяла себе роскоши попробовать что-то сладкое. Не было повода. И свободных денег для этого – тоже. И почему-то любая конфета теперь слишком безжалостно напоминала… о том, о чем нужно было забыть, являясь едва ли не самым главным поводом, чтобы отказаться от любых лакомств. Вообще. Девушка убеждала саму себя, что так будет только лучше: зубы останутся целее, фигура не испортится… и у сердца не останется повода болеть, терзаясь ненужными воспоминаниями.

Она перевела глаза на его серьезное, все еще раздраженное лицо. Ответила медленно и очень тихо, опасаясь, что любая лишняя эмоция уже не позволит ей сдержаться. А уже надо уходить, пора, потому что с каждым мгновеньем это становится сложнее. Все больше хочется остаться, сказать совсем другое, выкрикнуть, выплеснуть наболевшее, опрокинуть на него кипящую в сердце обиду.

– Я Вам ни разу в жизни не лгала…

Не глядя на мужчину, направилась к двери, но услышала позади себя слегка растерянный голос:

– Катя, я Вас еще не отпускал.

Было уже абсолютно все равно, что он скажет или сделает дальше – лишь бы сдержаться самой. Девушка ответила, не оборачиваясь:

– Я не Ваша собственность, господин декан. У Вас нет права ни удерживать, ни отпускать меня… – и, не дожидаясь его реакции на свои слова, вышла за дверь.