Следующим летом они действительно едут отдыхать в Жданов. Дети превращают путешествие в сущую пытку. Валя изматывается уже по пути в Москву. Семилетний Степан всю дорогу носится по вагону с криками и топотом обутых в новенькие сандалии ног. Ирина капризничает. Ей то хочется есть, то пить, то выйти на улицу на ближайшей станции, чтобы подышать воздухом. Слава богу, что Пашка ведет себя хорошо. Валя съеживается каждый раз, когда по коридору с грохотом катит свою тележку буфетчица из вагона-ресторана, оглашая поезд зычными призывами:

– Пиво! Кому пиво? Холодное пиво!

На полустанках к поезду подходят бабки, торгующие водкой. Поэтому Валя старается по возможности не выпускать мужа из вагона. Когда Ирина в очередной раз закатывает истерику, требуя свежего воздуха, и Пашка собирается вывести ее погулять на следующей остановке, Валя поспешно говорит мужу:

– Ты не беспокойся. Не надо. Я сама выйду. Мы пройдемся. Ты отдыхай.

– Да уж вторые сутки отдыхаем, – хмыкает разморенный вагонной духотой Пашка. – Устал уже от этого.

Впрочем, он даже не глядит на проносимое мимо пиво. Так что Валя почти успокаивается, когда они высаживаются на Ленинградском вокзале в Москве.

Вторая часть поездки оказывается еще более мучительной. Стоящая за окном жара превращает вагон в раскаленную консервную банку.

– Вот поэтому я и ушел с завода, – хмыкает Пашка. – Постой вот так возле печки смену за сменой.

Валя, ожесточенно обмахиваясь купленным в Москве журналом, устало смотрит на него, но ничего не говорит в ответ. Детей окончательно разморило. Одуревшая от духоты Ирина привязывает ломтик плавящегося на жаре шоколада к найденной где-то бечевке. Другой ее конец она закрепляет на торчащей из верхней полки скобе, заставляя брата есть шоколад, не трогая его руками. Неравнодушный к сладкому Степан старательно пытается поймать шоколадку ртом. Но от тряски поезда та отчаянно пляшет в воздухе, так что укусить ее практически невозможно. Рот и щеки Степана перепачканы растаявшим шоколадом, но он не сдается.

– Ты что делаешь, Ирина? – возмущается Валя, заметив баловство. – Прекрати немедленно! Отдай брату шоколад.

– Пусть сам поймает, – огрызается дочка.

Вале приходится самой отвязывать шоколадку. Перепачкавшись, она скармливает изрядно растаявшую сладость довольному Степану, а потом вытирает ему лицо. Когда она занимается своими перепачканными руками, Степана начинает тошнить. И Вале приходится срочно тащить его в туалет.

– А не надо столько шоколада жрать, – замечает им вслед Ирина.

Валя злобно оглядывается на дочь, но ничего не говорит. Когда она возвращается в купе, Ирина сидит мрачная и тупо смотрит в окно. Очевидно, Пашка провел с дочерью разъяснительную беседу. Валя плюхается на полку и смотрит на мужа с благодарностью.

– Скоро приедем уже, крепись, – понимающе хмыкает Пашка.

И вот, окончательно измотанные дорогой, они высаживаются из поезда на Ждановском вокзале. Их встречают тетя Поля и Пашкины родители, так что приходится нанимать две машины такси. Тетя Поля, у которой они останавливаются, расстаралась, приготовив к их приезду борщ, мясо и еще кучу всего. Пашкины родители нарадоваться не могут на внуков.

– Подождите хвалить, – улыбается Пашка. – Вы их еще не знаете.

– Да что же тут знать? – возмущается Пашкина мать. – Родные кровиночки. Значит, лучше не бывает.

Впрочем, Степан и Ирина уже так устали в дороге, что ведут себя образцово.

На следующее утро вся семья отправляется на пляж. Чтобы дети не обгорели, Вале приходится то и дело прикрывать их спины полотенцами, которые они тут же сбрасывают, чтобы пойти купаться. Пашка ругает детей, бегает в ближайший магазин за мороженым и ситро – в общем, помогает Вале всем, чем только может. Из очередного похода он притаскивает белобрысого парня в синих плавках.

– Дружок мой, – сообщает Пашка и добавляет, поймав удивленный Валин взгляд: – С завода, вместе у печки стояли, ты его не знаешь.

– Виктор, – говорит парень.

– Так вот, Витек, – очевидно, продолжает начатый разговор Пашка, – там жизнь совсем другая, на Севере. Деньги не ваши.

– Доволен, значит? – заискивающе улыбается парень.

– Не у печки стоять, – заявляет Пашка, растягивая слова. – По-другому на мир смотрю. Мне ваш завод теперь и даром не нужен. Я с моря прихожу – чувствую себя человеком. Копейки, как вы тут, не считаю.

– Да уж, – извиняющимся тоном протягивает парень. – А устроиться тяжело?

– Сразу не возьмут никуда, – поясняет Пашка. – Там шантрапы вроде тебя съезжается столько, что не перечесть.

– А ты-то как пристроился? – наивно интересуется парень.

– Я-то пришел туда уже с опытом, – подбоченивается Пашка. – Ходил тут, руду возил.

– Я помню, – кивает парень.

– Такие, как я, там нарасхват, – продолжает Пашка.

Валя вспоминает о своем походе к Натану, когда пристраивала Пашку в первый рейс, но ничего не говорит. Мужчине нужно самоуважение. Это она прекрасно понимает. Пусть пофорсит перед прежними друзьями. Лишь бы не пил.

– Может, по пивку? – предлагает парень, и Валя чувствует, что самые страшные ее кошмары обретают плоть. – Возле волнорезов ларек есть.

Валя вздрагивает и бросает на мужа измученный взгляд.

– Нет, не хочу, – бурчит Пашка. – Я же с детьми тут.

– Ладно. Рад был повидать, – хмыкает парень и уходит вдоль по пляжу.

Валя вздыхает с облегчением. Следующие два дня Пашка также ведет себя безукоризненно. Поэтому, когда на третий день он заявляет, что хочет пойти встретиться со старыми друзьями, Валя относится к этому достаточно спокойно. В конце концов, она не собирается затягивать петлю на мужниной шее. И Пашка имеет полное право немного расслабиться во время собственного отпуска.

Возвращается Пашка поздно и пьяным до неузнаваемости. Бормоча что-то маловразумительное, он с грехом пополам стаскивает с себя одежду и плюхается спать на постеленный на полу матрас. Валя ничего не говорит. В любом случае Пашка не в том состоянии, чтобы что-нибудь понять. И Валя откладывает душеспасительную беседу до утра.

Однако утром о беседе приходится забыть. Проснувшись, Пашка минут сорок роется в своих вещах, чертыхаясь все громче.

– Не могу найти, – в конце концов, бурчит он мрачно и садится на диван.

– Что не можешь найти? – спрашивает Валя.

– Кошелек свой.

– И где же он?

– Откуда я знаю? – рявкает Пашка. – Я же говорю, что не могу его найти. Потерял, наверное. Или украли. Почем мне знать.

– И сколько там было денег? – почуяв недоброе, интересуется Валя.

Пашка ничего не отвечает, а лишь мотает головой из стороны в сторону, как отбивающаяся от мошкары лошадь, и продолжает искать.

– Сколько? – упавшим голосом повторяет Валя.

– Сколько, сколько, – огрызается Пашка. – Да считай, что все наши деньги и были.

– Что значит «считай»? – стонет Валя. – Сколько ты взял? Сколько у тебя осталось? Не молчи!

– Ничего не осталось, – бурчит Пашка.

Вале кажется, что пол уходит у нее из-под ног. Она бессильно опускается в кресло. Зачем она отдала мужу свои отпускные? Почему понадеялась на его благоразумие? Почему еще в Мурманске оставила себе лишь небольшую сумму на текущие расходы?

В ходе дальнейших расспросов выясняется, что Пашка, уходя вчера на встречу с друзьями, сунул кошелек в задний карман брюк. А в кошельке были все их деньги. И вот сегодня утром кошелька он найти не может. Потерял? Украли? Остается лишь строить предположения. Впрочем, толку от них все равно мало.

– Как же ты мог? – причитает Валя. – Как ты мог?

– Неужели я с друзьями не могу выпить? – огрызается муж.

– Да зачем же ты все деньги-то с собой потащил? – уже не сдерживая слез, орет Валя.

Но вместо раскаяния Пашка неожиданно приходит в ярость. Он начинает орать на Валю, не стесняясь в выражениях.

– Это не двое дело! – орет Пашка, щедро пересыпая свою речь матерщиной. – Там и мои деньги тоже были! И я их заработал руками, а не другим местом, как ты у своего Натана!

Дети в испуге бросаются на кухню, к тете Поле. А Валя словно немеет. Она молча смотрит на мужа, не в силах ничего ему возразить, и лишь чувствует, как слезы текут у нее по щекам.

Справившись кое-как со слезами и переломив отвращение, которое она испытывает к мужу после его слов, Валя пытается хоть что-то сделать. Они с Пашкой проходят несколько раз по тому маршруту, которым он возвращался домой. Но, как и следовало ожидать, кошелька нигде нет. Разговаривать с приятелями, с которыми он гулял в ресторане, Пашка отказывается из гордости. Но Валя выясняет их имена. Многих из них она знает. В Жданове у них с Пашкой много общих знакомых. Одним она звонит, к другим идет домой. Все говорят, что Пашка тряс свой кошелек и швырялся деньгами, угощая всех выпивкой. Но дальнейшую судьбу его мошны никто назвать не может. Все предсказуемо. Потерял ли ее благоверный кошелек или его кто-то стащил, выяснить теперь  абсолютно невозможно.

У Вали в кошельке всего несколько рублей. А самое страшное, что у них нет даже обратных билетов. Тетя Поля цокает языком и предлагает остаться, но Валя твердо решает ехать домой.

– Ладно, – кусая губы от волнения и горя, объясняет она тете Поле, – прокормить ты нас, говоришь, прокормишь. Хотя и это непросто. Нас четверо ртов. Но билеты. Ты не потянешь все это. На билеты я у тебя деньги и попрошу. Больше не у кого. Своим родителям Пашка ничего даже говорить не хочет. И черт с ним. Не хочу даже ругаться. Будь они все прокляты. А я тебе отдам осенью. Ладно? Раньше не смогу. Сейчас надо на что-то жить. А как пойду работать, выкарабкаемся.

– Не надо отдавать, – обнимает ее тетя Поля. – Много ли мне надо? Я сниму с книжки, у меня припасено. А сама еще накоплю.

– Отдам, отдам, – не хочет ничего слушать Валя.

– Это же я тебя Пашкой-то «наградила» в Мурманске, – усмехается тетя Поля. – Не буду врать, так и рассчитывала, что у вас что-то сладится. Он тут такой хмурый ходил. А теперь думаю: может, и не надо было этого всего. Тебе бы лучше было.

– У меня своя голова на плечах, – бормочет Валя, – мне и расхлебывать. Не вини себя.

На следующее утро Валя отправляется покупать обратные билеты на ближайшее число. И через три дня они уже снова грузятся в поезд.

– Что же вы так быстро-то? – недоумевает Пашкина мать. – И недельки не побыли.

– Ну, мать, дела, – неопределенно машет рукой Пашка, бросив подозрительный взгляд на Валю.

Но Валя ничего не говорит. Ей противно, жалко детей и стыдно перед тетей Полей.

– Держись, – говорит тетя Поля, обняв Валю на прощание.

– Да, – бормочет Валя, сглотнув ком в горле, – обязательно.