Но она, конечно, его прощает. Пашки нет дома три дня. Наверное, он ночует у каких-нибудь знакомых моряков в ДМО. Заявившись на четвертый день вечером, он притаскивает Вале цветы и слезно просит у нее прощения. Валина припухшая губа придает ей надменный вид. Она выслушивает Пашкины излияния и, ничего не сказав, показывает ему рукой на дверь. Но Пашка не сдается. С неожиданным красноречием он клянется, что больше никогда не поднимет на жену руку.

– Христом-богом клянусь, – повторяет он, размахивая при этом правой рукой так, словно отгоняет от себя комаров. – Вот тебе истинный крест.

Но Валя все равно его выгоняет. Он приходит на следующее утро, когда его и прощают.

Увидев Валино разбитое лицо, Зинаида Петровна только качает головой.

– Он поклялся, что больше меня пальцем не тронет, – объясняет ей Валя, когда рассказывает о возвращении Пашки в лоно семьи.

– Зарекался козел капусту в огороде есть, – хмыкает Зинаида.

– Он поклялся, – повторяет Валя. – Я ему верю. Он человек неплохой.

– Тебе с ним жить, – разводит руками Зинаида.

Скептический тон начальницы не оставляет сомнений в том, что Зинаида не верит Пашкиным клятвам. Вале обидно до слез. Поэтому она под каким-то предлогом выскакивает из кабинета Зинаиды и убегает к себе, где начинает рыдать уже без всякого стеснения.

Но Пашка, похоже, действительно берется за ум. Он меньше пьет. И даже пробегает по знакомым, чтобы похлопотать насчет рейса. Однако с быстрым выходом в море ничего не получается.

И вдруг Пашке везет. Его старый приятель и земляк обещает устроить его на судно. Но оно сейчас в ремонте и должно выйти в рейс только весной. На дворе еще стоит октябрь, но Пашка рад даже такой отдаленной перспективе. Он прибегает домой и радостно сообщает обо всем жене. Валя делает радостное лицо, хотя на душе у нее скребут кошки. Ее зарплата в ЖЭУ едва позволяет семье сводить концы с концами. Но Пашка радуется, как ребенок, и строит планы на будущее.

– Выкарабкаемся, – думает Валя. – Как-нибудь. Нам не привыкать.

Трезвый и полный решимости, Пашка вновь отправляется в отдел кадров флота, где его направляют из резерва на стройку. Ближайшие полгода он усердно таскает строительный мусор и исправно приносит Вале заработанные деньги.

– Вишь, как получилось, – хмыкает Пашка, отдавая жене зарплату. – Теперь я в семье строитель. А ты говорила, что я ни на что не гожусь.

Валя ничего такого не говорила, но новый Пашка однозначно нравится ей гораздо больше, чем прежний. Он лишь по пятницам позволяет себе, что называется, пропустить стаканчик. Но и во хмелю больше ни разу не позволяет себе грубости.

Весной Пашке действительно звонит его знакомый, который обещал устроить его в море. Все складывается просто отлично, и радостный Пашка отправляется в поликлинику проходить медкомиссию.

– Насмотрелся я на море с берега, – повторяет он, засовывая в полиэтиленовый пакет паспорт и другие документы, – пора посмотреть на берег с моря.

Валя в ответ радостно кивает. Однако возникают неожиданные осложнения. На комиссии Пашку тормозят и направляют проверить печень. Он возвращается домой ошарашенный и с виноватым видом обо всем докладывает жене.

– Когда у тебя отход? – видя, что муж вот-вот совсем расклеится, берет инициативу в свои руки Валя.

– Через две недели, – мямлит Пашка.

– Мы все успеем сделать, – властно произносит Валя. – Завтра же в поликлинику на прием. Пройдешь все анализы. Потом за результатом. Главное, не тяни. Все будет хорошо.

– У меня печень проспиртована, – хорохорится Пашка. – Что с ней может быть? Я быстренько: к врачу, от врача и в море.

«Быстренько», однако, не получается. Проспиртованная печень гастроэнтерологу совсем не нравится. И Пашку кладут в больницу. Поставленный диагноз напугал бы кого угодно: запущенный цирроз. Когда Пашка растерянно сообщает об этом пришедшей его навестить жене, Валя старается его успокоить. Придя домой, она плачет.

– Допился, – констатирует Ирина, когда, Валя, всхлипывая, рассказывает ей о диагнозе отца.

– Он же ни на что не жаловался, – стонет Валя.

– Так он пьяный все время был, – хмыкает дочь. – Чего ему жаловаться?

– Да не пил он почти! – вскрикивает Валя и, сама поняв, что подобное смелое утверждение нуждается в некоторой конкретизации, добавляет сквозь слезы: – В последние месяцы.

– Так цирроз у него от трезвости, что ли? – злорадно интересуется Ирина.

– Не смей так об отце! Бездушная! – взвизгивает Валя и вновь разражается рыданиями.

О море, естественно, приходится забыть. Пашка лежит в больнице больше месяца. Потом его выписывают домой, но оставляют на больничном. Пашка пить перестает вовсе. Целыми днями он просиживает на диване перед телевизором. Когда дети возвращаются из школы, он встает и начинает выяснять, чем они занимались на уроках, какие оценки получили и что им задали на дом. Степан и Ирина стараются быстрее от него отделаться, но Пашка цепляется к детям и требует, чтобы вечером те показали ему выполненные домашние задания.

– А что ты поймешь-то в них? – огрызается Ирина.

– Я отец твой! – рявкает Пашка.

– Так это не профессия, если ты не понял, – шипит Ирина.

Ей уже пятнадцать. И она хочет пойти с подружками на дискотеку. Пашка вздыхает и отмахивается от дочери.

– Вырастил змейку на свою шейку, – бурчит он. –  Ладно, иди отсюда на свои гульки.

Ирина победно фыркает и покидает комнату с гордо поднятой головой. Отношения с сыном у Пашки тоже не ладятся. Он пытается подружиться со Степаном, но тот боится отца и при общении с ним всегда напряжен.

– Жили у мужика тараканы в доме, – рассказывает Пашка сыну анекдот. – Чем он их только ни травил: и дихлофосом, и специальным мелком, и крысиным ядом. Тапкой их бил, когда ловил. Ничего не помогало. И тут один знакомый ему посоветовал: обойди, говорит, перед сном все углы в доме и в каждом скажи, что, мол, есть нечего. Мужик так и сделал. Ночью просыпается от того, что его кто-то в бок толкает. Открывает глаза, а там стоит толпа тараканов. И самый главный из них говорит: «Слушай, брат,  не чужой ты нам все-таки. В общем, мы тут тебе поесть принесли».

Тут Пашка громко смеется.

– Так они лучше него, значит? – спрашивает, немного подумав, Степан.

– Кто? – не понимает Пашка.

– Тараканы. Лучше того мужика. Он их обижал и убивал, а они ему в трудную минуту покушать собрали.

– Не было там трудной минуты. Он им соврал, что жрать нечего, – углубляется в детали Пашка, все еще стараясь спасти анекдот от анализа сына.

– Так тем более тогда, – хмыкает Степан.

– Что «тем более»? – рычит Пашка.

– Тем более, тараканы лучше, – съежившись, бормочет Степан. – Мужик их обманул, а они, как люди с ним…

– Они тараканы! – снова рычит Пашка. – Иди отсюда, идиот!

Степан с готовностью убегает.

– Дебил, – бурчит Пашка и, повернувшись к Вале, добавляет: – Как прикажешь с ним общаться?

– Я не знаю, – пожимает плечами Валя. – Но не надо сына дебилом обзывать.

После этого Пашка окончательно обижается на весь белый свет и замолкает.

Незаметно приходит лето. В этот год оно оказывается на редкость теплым для Севера. Пашке нравится выносить из дома кухонный табурет и сидеть на нем возле крыльца.

– Как на родине, – говорит он проходящим мимо соседям, – на лавочке, возле подъезда. Старушек только не хватает.

Тем, кто останавливается перекинуться с ним словечком, он радостно сообщает:

– В море я больше не ходок. Тяжело без семьи месяцами болтаться по миру. Дети выросли, а я и не заметил. Когда выпишут, пойду в портофлот работать. По заливу ползать на буксире. Утром на работу, вечером домой. Как все нормальные люди. Дай только выздоровею.