Проходят три года. Как бы ни плох был Пашка, но без него Валина жизнь становится еще хуже. Растущие дети окончательно отбиваются от рук. Закончив школу, Ирина пытается поступить в педагогический институт на иняз, но с треском проваливает вступительные экзамены.

– Тупая! – дразнит ее Степан, когда сестра возвращается с очередным «трояком» и начинает реветь на диване.

– Заткнись! – визжит Ирина, давясь слезами, и вскакивает на ноги. – Гаденыш! Мелкий гаденыш! Я тебя сейчас убью!

Степан с радостным криком бросается прочь и запирается в туалете.

– Только выйди! – грозит ему сестра. – Я тебе покажу, кто тут тупой!

– Тупая, тупая! – продолжает дразниться Степан, чувствуя себя в безопасности.

Ирина в бессильной ярости молотит кулаками по двери, за которой прячется брат. Валя пытается успокоить дочь, но Иринин гнев переходит в истерику. И сквозь неразборчивую брань слышится только:

– Убью гада!

– Работать пойдешь, – злорадствует из туалета Степан.

От этих слов Ирина начинает реветь с новой силой.

Все это было год назад. Но работать Ирина так и не пошла. Она сидит дома и выходит на улицу только для того, чтобы купить себе сигареты.

– Ирка курит в подъезде, – доносит Вале Степан.

– Я знаю, – вздыхает Валя. – Я с ней поговорю. Обязательно.

Она действительно несколько раз пытается вразумить дочь, но та давно уже в грош ее не ставит. Когда Валя требует, чтобы Ирина пошла работать или хотя бы села за учебники, чтобы подготовиться к поступлению в следующем году, та лишь лениво качает головой, как медведь, у которого болят уши.

– Мам, – растягивая слова, произносит дочь, – не учи меня жить.

– А кто же тебя учить будет? – возмущается Валя.

– Я тебя умоляю, – закатывает глаза Ирина, – ты бы сама сначала хоть чему-то научилась.

– Да как ты смеешь? – вспыхивает Валя.

– Мне что, тоже в ЖЭК пойти? – бурчит Ирина.

– Тебя не возьмут, – огрызается Валя, – у тебя образования нет.

– А я дворником, – фыркает Ирина.

– Тебя и туда не возьмут, – хихикает Степан.

– Заткнись, недоросток, – рявкает Ирина брату.

– Уймитесь оба, – бормочет Валя.

На этом разговор заканчивается. Так же безрезультатно, как и все другие попытки нравоучительных Валиных бесед. Соседи постоянно жалуются ей на то, что у них целыми днями грохочет музыка. Валя пытается поговорить с дочерью и насчет этого. Но и здесь ничего не может добиться.

– Не буду же я сидеть тут, как в гробу? – возмущается Ирина.

– Так ты хоть тише включай музыку свою, – просит Валя. – Об этом только речь и идет.

– Ладно, – небрежно кивает Ирина.

Но соседские жалобы не прекращаются. Так что, когда, открыв дверь, Валя в очередной раз видит за ней соседку снизу, она устало произносит заготовленную заранее фразу:

– Простите, пожалуйста, я с ней поговорю. Это в последний раз. Я вам обещаю. Она будет включать тише. Чтобы вам не мешало. Я все понимаю.

– А я не по поводу музыки, – хмыкает соседка. – Я насчет нашей двери.

– Чего? – теряется Валя. – Какой двери?

– Пойдемте, я вам покажу, – снова хмыкает соседка, жестом приглашая Валю следовать за собой.

Они спускаются на этаж ниже, где глазам Вали предстает обитая дерматином соседская дверь. Еще недавно она была разделена на ровные ромбы нейлоновыми нитями, прихваченными декоративными гвоздиками. Теперь ее обивка вздулась, напоминая взбитую умелыми руками перину. А нити в беспорядке свисают с нее спутанной рыбачьей сетью.

– Ваш… – соседка делает явное усилие, подбирая определение, которое не слишком бы травмировало материнские чувства Вали, – ваш младший ребенок выковырял гвозди из двери. Можете полюбоваться.

– Я… – начинает было Валя.

– Ваш, ваш! – поспешно перебивает ее соседка. – Застала его на месте преступления. Да только он у меня вырвался. Поверьте мне, это был он.

– Я не об этом, – выдыхает Валя. – Я вам верю. И хотела сказать, что все оплачу. Простите нас, пожалуйста.

– Ох, тяжело вам с ними, – качает головой соседка, выбитая из колеи Валиной покорностью. – Мой муж  сам все починит. Сколько там эти гвозди стоят. Но вы уж с сыном поговорите. Разве так можно? Мы же соседи.

– Обязательно поговорю, – кивает Валя. – Простите еще раз.

– Зачем тебе гвозди? – допытывается она у Степана, когда часа через два он заявляется домой.

– Мы с пацанами самокат делали, – огрызается Степан, который даже не отрицает свою причастность к порче соседской двери.

– Ты в восьмом классе уже, дылда! Какой еще самокат? – рявкает Валя.

– На подшибниках, – хмыкает Степан.

– Подшипниках, – машинально поправляет Валя. – Почему не попросил гвозди у меня?

– У тебя таких нет, – поясняет Степан.

– А мы бы купили, – фыркает Валя. –  И почему именно ты, а не «пацаны», обдирал дверь?

– Потому, что он идиот, – вставляет свое веское слово стоящая за Валиной спиной Ирина.

– Они забоялись, – не обращая внимания на слова сестры, поясняет Степан.

– А ты оказался смелый? – хмыкает Валя.

– Ну, – кивает Степан.

– Разве можно ломать чужое? – качает головой Валя.

На это Степан ничего не отвечает. Он опускает голову и устало, совсем, как мать порой, вздыхает.

– Надо его ремнем отстегать, – предлагает Ирина.

– Заткнись! – огрызается в ответ Степан. – Я тебя сейчас саму отстегаю, коза драная!

– Перестаньте оба! – говорит Валя. – Зачем вы меня мучаете? Неужели вы не можете быть нормальными детьми?

– Ну, как хочешь, – пожимает плечами Ирина и уходит в свою комнату.

– Мам, я есть хочу, – ноет Степан.

Валя ведет его на кухню.

– Пообещай, что больше не будешь делать таких гадостей, – строго приказывает она сыну, наливая ему в тарелку борщ.

– Угу, – бурчит Степан.

– Не «угу», а нормально пообещай, – настаивает Валя.

– Не буду, – снова бурчит Степан, пододвигая к себе тарелку с борщом.

– Что не будешь?

– Не буду делать гадостей, – со вздохом тянет Степан, сам, вероятно, не веря своим словам.

Валя прекрасно понимает, что сына надо наказать. Но она абсолютно не знает, как это сделать. Не бить же его на самом деле ремнем, как предлагает Ирина? Уже взрослый парень. Кричать? Но Валя даже в бытность свою мастером на стройке никогда и ни на кого не кричала. Неужели она сорвется на собственного ребенка? Закатит истерику? Как это отвратительно.

Впрочем, истерику вскоре закатывает сам Степан. На новогодних каникулах он требует от матери купить ему модный портфель-«дипломат». Он намекает на этот подарок еще перед Новым годом. Но Валя делает вид, что не понимает его намеков. И вот теперь Степана прорывает.

– Я всех вас ненавижу! – орет он, багровея от злобы и безуспешно стараясь выжать из своих сухих глаз хоть слезинку. – Ненавижу! Чтоб вы сдохли все!

– Если будешь хорошо учиться, я куплю тебе «дипломат» на следующий год, – пытается урезонить его Валя.

– Я в школу больше не пойду! – орет Степан пуще прежнего, и от напряжения у него на лбу бисером выступает пот. – Ты меня не любишь. Ты только Ирке все покупаешь.

– Что «все»? – тут же интересуется Ирина. – А ну давай подробнее, мелкий урод.

– Ирина, – стыдит Валя дочку, – зачем ты? Ты же видишь, что брат психует.

– Нет, нет, пусть расскажет, как его все обделяют, а меня засыпают подарками, – огрызается Ирина.

– Вас обоих никто не обделяет, – стонет Валя. – Я делаю для вас, что могу. Неужели нельзя это понять?

– Зачем ты меня рожала? – орет Степан. – Я уйду из дома!

– Катись, скатертью дорожка, – фыркает Ирина. – Но, правда, мать, зачем ты нас рожала, если не можешь ничего нам дать? От папаши в этом смысле хоть какой-то прок был. Пока он, конечно, в море ходил.

– Он бы мне «дипломат» купил! Он бы купил! – заходится новыми воплями Степан.

– Перестаньте, – стонет Валя и выскакивает из комнаты, чтобы успокоиться и не сорваться на детей.

Никакие увещевания не помогают. Сын изо дня в день мотает ей нервы, требуя купить ему этот чертов новомодный портфель. Валя уже сама готова сбежать из дома. Ей не столько жалко денег, сколько хочется сохранить перед детьми хоть какое-то лицо, доказать себе самой, что ее мнение что-то для них значит. Но она все больше убеждается в обратном.

Каникулы заканчиваются. Валя утром будит Степана, но тот отказывается идти в школу. Он даже вставать с постели не думает. Валя стаскивает с него одеяло, начинает говорить что-то насчет его неблагодарности, но никакого действия это не имеет.

Тогда она впервые делает то, чего еще никогда в жизни не делала. Она с размаху отпускает сыну смачную оплеуху. Степан, непривыкший к такому обращению, завывает от боли и начинает реветь. На этот раз прикидываться ему не приходится. Слезы текут по его пухлым щекам ручьями. Валя выглядит растерянной. Она всегда считала, что бить детей нельзя, это не метод воспитания. Ей стыдно за свое поведение. И она пытается успокоить сына.

Но Степан, чувствуя, что победа близка, продолжает стенать и охать, все больше вгоняя мать в ступор. Выход из создавшегося положения только один. После работы Валя ведет Степана в магазин и покупает ему заветный портфель.