– Ну и что, стал братишка умнее? – ядовито интересуется у матери Ирина, комментируя покупку аттестата.

– Он теперь возьмется за учебу, – настаивает Валя.

– Ага, – хмыкает дочь, – смотри, чтобы зрение не посадил за чтением. Зачем ты тратилась на этот аттестат? Что бисер-то перед свиньями метать?

Валя не совсем понимает, кто в данном случае подразумевается под свиньей, и тон дочери ее обижает.

– Я тебе, Ира, разве мало помогаю? – огрызается она. – Должна я сына поддержать?

– Да лучше бы он эти деньги пропил, – хмыкает Ирина. – Хоть бы какая-то польза была. Зачем ему аттестат? Не будет он учиться.

– Его по весне в армию возьмут, – беспокоится Валя. – Он сказал, что теперь сержантом станет, раз полное среднее образование имеет.

– Пушечным мясом он станет в Чечне, – фыркает Ирина.

– Типун тебе на язык! – возмущается Валя. – Как можно так о брате?

– Ой, ладно, мам, хватит сантиментов! – гнусавит Ирина. – Можно подумать, что он лучше обо мне отзывается.

– И все же, – настаивает на своем Валя. – Времена нынче какие! Как свою кровиночку в солдаты отправлять?

– А придется, – фыркает Ирина. – Небось не пропадет. Такие, как он, не тонут.

– Да хватит уже, – обрывает дочь Валя. – Может, его комиссуют еще. Он тут гирю тягал, так мышцу потянул на ноге.

– Он ее ногой, что ли «тягал»? – хихикает Ирина.

– От нагрузки свело ногу, – неопределенно уточняет далекая от силовых видов спорта Валя.

– Разведет. С этим в армию берут, – злобно констатирует дочь и вешает трубку.

Избегнуть армии Степану действительно не удается. Впрочем, все последние месяцы перед призывом он строит из себя героя и сам рвется на службу.

– Я в Чечню пойду, добровольцем! – говорит он матери каждый раз, когда она отказывается дать ему денег на пиво.

– Не надо, – умоляет Валя.

– Пойду, – настаивает Степан. – Чем здесь так жить, лучше в горах погибнуть.

И тогда Валя дает ему денег на выпивку, сигареты и цветы для подруг, ни одну из которых она никогда толком не видела. Два или три раза она, правда, случайно встречала сына на улице в компании то одной, то другой девушки. Но Степан при этом бросал на мать свирепый взгляд, давая понять, что не хочет их знакомить.

– Ты что, стесняешься меня, сынок? – интересуется она у него после одной из таких встреч.

– Не лезь в мою личную жизнь, – огрызается Степан. – Меня, может, через полгода уже убьют в Чечне.

– Господи, да что же ты говоришь? – стонет Валя.

– Завтра в военкомат иду. Сообщат, когда отправка, – сурово добавляет Степан.

Отправка назначена на начало июня. Степан все оставшееся время твердит о Чечне. Так что Валя звонит Ирине и просит ее приехать.

– Чего я будут с работы срываться? – хмыкает дочь.

– С братом простишься, – дрожащим голосом настаивает мать. – Мало ли чего может случиться.

– Ты про Чечню? – догадывается Ирина. – Так его туда как раз через Москву и повезут. Я ему платочком помашу с перрона. Или лифчиком.

Валя начинает плакать. И Ирина говорит в трубку примирительно:

– А дорогу оплатишь? А то Мурманск, знаешь, не ближний свет. У меня лишних денег нет.

– Оплачу, оплачу, – с готовностью соглашается Валя сквозь слезы. – Давай соберемся вместе всей семьей, к отцу на могилку съездим, посидим тихо перед Степиной дорожкой.

На деле все получается совсем не так умиротворенно. Поезд Ирины прибывает вечером накануне отправки Степана. Так что ехать к Пашке на кладбище некогда. Да об этом уже никто и не вспоминает.

– У меня один знакомый мужик в военкомате работает, – еще на вокзале заявляет Ирина матери. – Он говорит, что если так поздно забирают, то пойдет он в «подводники».

– Боже мой! – пугается Валя. – Это же страх и ужас!

– Да это они стройбат так называют, – уточняет Ирина. – От слова «подвода». Кого в Чечню хотели забрать, уже забрали. Теперь подбирают дураков.

– Ой, не сглазь! – машет руками Валя.

– Да полный дурак, – словно не понимая смысл материных слов, хихикает Ирина. – Тут никак не сглазишь.

– Я про Чечню, – не принимая дочкину шутку, бормочет Валя. – Только б минула нас чаша сия.

– Ты что, мать, оцерковилась? – хмыкает Ирина. – Ты же комсомолкой была.

– Иконку купила, – серьезно говорит Валя. – Теперь еще свечку поставлю, чтобы все было хорошо.

– Понятно, – разводит руками Ирина.

Она наотрез отказывается ехать на троллейбусе, и Вале приходится взять такси. Посидеть в тихом семейном кругу, как планировала Валя, не получается. Дома их ждет буйное застолье. Накануне Степан выцыганил у матери определенную сумму денег «на проводы» и накупил дешевой колбасы, сыра, огурцов в банках, прочей нехитрой снеди и два ящика водки.

– Куда же столько выпить? – ужаснулась Валя.

– Вот за это ты не беспокойся, – заверил ее Степан. – Водка пойдет.

Когда Валя собиралась на вокзал, гостей еще не было. Вернувшись домой вместе с Ириной, она обнаруживает, что вся квартира уже забита пьяными дружками Степана. Причем Ирина больше совсем их не чурается. Дочь с готовностью принимает налитую ей кем-то рюмку водки, ловко выпивает ее одним глотком и закусывает колбасой. Валя тихо садится на свободный стул в углу комнаты и устало смотрит на веселье.

– Возьми, мать, легче будет, – какой-то незнакомый парень участливо протягивает ей стопку. – Выпей. Честное слово, оттаешь сердцем и душой.

Валя пытается отказаться, но парень не отстает. Он уже изрядно выпил, но кажется дружелюбным.

– Ладно, сынок, – вздыхает Валя, – наверное, ты прав.

И она выпивает стопку.

– Огурчиком закуси, – продолжает ухаживать за ней незнакомый парень.

Валя чувствует, как горячая жидкость распространяется по ее телу. Она смахивает с глаз навернувшиеся слезы и просит парня налить ей еще.

– Я же говорил, что сразу полегчает, – радуется парень, вновь наполняя Валину стопку.

От выпитой водки, усталости и вконец истрепанных за последние дни нервов Валя сразу пьянеет. Она погружается в полузабытье. И комната со слившимися в один нестройный гул голосами начинает медленно кружиться у нее перед глазами. В какой-то момент она замечает Ирину, целующуюся на диване с кем-то из приятелей Степана. Парень крепко обнимает Ирину за талию и прижимает к себе. Валя хочет одернуть дочь, призвать ее к соблюдению приличий, но не находит в себе сил.

– Она через три дня уедет, – думает Валя. – И когда я ее еще увижу.

Она тут же понимает, что между этим фактом и дочкиным неприличным поведением нет решительно никакой логической связи.

– Ну и что? – думает Валя. – Что с того? Она уже взрослая. В Москве живет. Пусть делает, что хочет.

Проходит еще какое-то время. Час? А может, два или три. Валя давно потеряла счет времени. И у нее нет сил поднять руку, чтобы посмотреть на часы. Она слышит крики и видит, как Степан хватает за грудки какого-то парня. Возможно, даже того самого, который предложил Вале выпить. Теперь она его не узнает. Слышны крики. Дерущихся разнимают. Парня с трудом усаживают на диван, туда, где раньше сидела Ирина. А Степана выталкивают за дверь. Потом, видать, спохватываются, что он и есть виновник торжества. Его возвращают из коридора. Степан пьян до безумия. Он кричит что-то нечленораздельное, и слюна вспенивается у него в уголках рта. Валя может разобрать только одно слово – Чечня.

– Заберут бедолагу, – думает она. – Дочь уедет, а сына заберут. Останусь я одна. Как же мне жить дальше?

Степан продолжает кричать. Он все время порывается броситься с кулаками на своего обидчика. Валя внезапно вспоминает свою свадьбу. Пашка тогда тоже напился и буянил. Так что его пришлось вязать полотенцами. Она думает о муже с неожиданной теплотой. Сколько лет уже его нет? Семь или восемь? Он умер в восемьдесят седьмом, а нынче девяносто пятый. Получается, что восемь. Да, осенью будет восемь. Господи, как быстро летит время.

– Сынок-то весь в него, – с умилением думает Валя.

А комната продолжает кружиться у нее перед глазами, как будто танцует вальс.