Впервые за много лет Валя чувствует себя относительно свободной. Дети как-то пристроены: Степан в рейсе, а московская жизнь Ирины как-то стабилизировалась. Нет, дочке, конечно, ежемесячно надо посылать деньги, но Валя обходится для этого своей пенсией. Обрадованная подобным ходом вещей, она выпрашивает у начальства месяц отпуска и едет в Мариуполь навестить тетю Полю. По дороге Валя хочет на пару дней остановиться погостить у дочери. Но Ирина совсем не в восторге от подобной перспективы.

– Мать, ты лучше палтус привези, – дает она Вале указания по телефону. – И окуней. Ладно? Только не жмотничай, возьми нормальную рыбу. Чтобы не шкура да кости. И не на рынке. На рынке палтус не бери – они его там маслом натирают, чтобы плесень ушла. А он старый у них. Поищи, где посвежее. И окушка. Он тут хорошо под пивко пойдет. А насчет погостить, то это ни к чему. Тут тебе смотреть не на что. Ты что, в Третьяковку пойдешь?

– Может, я Ленина хочу в мавзолее посмотреть, – язвит Валя.

– Да в бичевнике, где ты убираешься, жмуров, наверное, каждый день находят, – фыркает дочка. – Не насмотрелась еще?

– А тебя проведать? – обижается Валя.

– Я к тебе сама приеду весной. Или летом, – отмахивается дочка. – А сейчас на вокзале встречу, рыбу передашь. И езжай себе в свой Мариуполь.

– А может, и ты бы со мной махнула? – неожиданно предлагает Валя.

– Чего? – фыркает дочка.

– Взяла бы пару неделек, а? – бормочет Валя.

– Ага, щас! – огрызается Ирина. – И буду там сидеть в двухкомнатной хрущевке с двумя старухами. Радость какая. Не блажи, мать, вези палтус с окунем и отдыхай сама.

– Ну, как скажешь, дочка, – бурчит Валя.

На этом разговор заканчивается. Ирина встречает Валю на Ленинградском вокзале, забирает пакет с рыбой и тараторит:

– Все, мать, бегу. Некогда. На Курский сама переберешься. Тут рядом. На метро. Не заблудишься. Рада была тебя видеть.

Валя даже не успевает толком рассмотреть дочь, а та уже исчезает, растворившись в толпе пассажиров. Проехав еще сутки в грязном и облезлом украинском поезде, Валя прибывает на родину. На вокзале она долго ждет троллейбус. А потом пытается заплатить в нем российскими рублями.

– Ты чего, бабка, мне суешь? – возмущается кондукторша. – Гривны у нас.

– А где же я их возьму? – теряется Валя.

– Поменять надо было гроши, – сочувственно говорит ей устроившийся на соседнем сиденье пожилой дядька.

Валя вздыхает и встает, чтобы выйти на следующей остановке.

– Ты куда, мать? – окликает ее дядька.

– Деньги менять, – бурчит Валя.

– Брось, мать, садись, – машет рукой дядька и поворачивается к кондукторше, протягивая ей деньги: – На, доча, я заплачу за женщину.

– Зачем, не надо, – отнекивается Валя.

Но дядька только отмахивается:

– Поезжай, мать, куда собралась.

Валя благодарит доброго дядьку и снова садится на свое место. Приехав по знакомому адресу, Валя с трудом узнает тетю Полю. Как она постарела! Спина горбом. И палка в узловатой руке. Кто бы мог подумать! Впрочем, тетка, кажется, тоже не ожидала увидеть Валю в таком виде.

– М-да, – скрипит она, – мы с тобой, Валюха, теперь две старые грымзы.

– Все не молодеют, – обижается Валя.

– Да не скажи, – скрипит тетя Поля. – Вот посмотришь на Таньку, подругу твою ненаглядную. Она так и живет здесь, в родительской квартире. Морда круглая, ни морщинки тебе. И волосы! Косу еще заплетает. А у тебя лицо стало, как моченое яблоко. И две волосины в три ряда.

– Да хватит уже! – огрызается Валя. – Раскомплиментилась тут!

– Ох, Валюха, все равно ведь рада я тебя видеть, – скрипит в ответ тетя Поля.

На следующее утро Валя идет гулять по городу. На дворе конец сентября. Когда четыре дня назад она уезжала из Мурманска, там уже порхал снежок. А в Мариуполе стоит теплая, почти летняя погода. Впрочем, под ногами шуршит желтая листва. И пахнет осенью. Валя не может сказать точно, чем пахнет осень. Но эту неуловимую, почти неосязаемую легкость воздуха, из которого ушла августовская жара, ни с чем не спутаешь. Валя гуляет в парке, спускается к морю, дышит воздухом на пирсе. Последний раз она была в родном городе в восемьдесят втором году.

– Страшно подумать – двадцать пять лет прошло, – поражается она. – Четверть века! Даже не верится. Дети тогда были совсем еще маленькими. Пашка был жив. Кошелек свой потерял. Со всеми деньгами. Дебил.

Валя вздыхает. Ей трудно поверить в то, что время летит так быстро. Внутри нее как будто ничего не изменилось. Только дорога до моря заняла уже не десять минут, как когда-то в юности, а добрых полчаса. И это под горку, с проспекта Нахимова. А обратно придется топать на подъем. Валя думает о подобной перспективе с явным опасением. Нет, лучше уж она потратит деньги, но выедет в город на троллейбусе или маршрутке. Немного денег она уже успела поменять. Гривны оказались дорогими. И тратить их Вале жалко. Так что лучше она поедет на троллейбусе – дешевле выйдет. Только ходят рогатые нынче уж очень редко. Это она успела заметить, когда добиралась вчера с вокзала. Но она ведь никуда, слава богу, и не торопится. Так что подождет.

Она проходит по песку к волнорезам. Они все такие же, как были в ее детстве. Камень время не берет. По крайней мере, то время, что отмерено на человеческую жизнь. И волны все также с шипением наседают на покосившиеся бетонные блоки, зеленоватые от водорослей. И все те же мальчишки сидят с удочками и ловят бычка.

– Стоп, – думает Валя, – мальчишки уж точно другие. Внуки тех, с которыми она когда-то ходила в школу и бегала по двору.

Она едет в город на троллейбусе. Кто бы мог подумать, что вернуться в детство и юность будет так грустно. Печальнее всего даже не произошедшие перемены – с ними еще можно было бы как-то справиться. Печальнее всего то, что ничего в городе не изменилось. Те же дома, те же волнорезы, даже, наверное, те же деревья вдоль дороги. И принадлежат они уже другим людям – молодым и красивым. А ее жизнь прошла. Домой Валя возвращается совсем разбитая.

– Что случилось? – скрипит тетя Поля. – Словно привидение встретила. Танька звонила. Хотела тебя повидать.

– Успеет еще, повидаемся, – бормочет Валя. – Я же только приехала.

Танька приходит в гости через пару дней. Тетя Поля не врала: Валина подруга действительно прекрасно выглядит.

– Не изменилась ничуть, как волнорез, – думает Валя.

Танька, что называется, твердо стоит на ногах. Вырастила сына, который пять лет назад женился. Молодые живут у родителей жены на Левом берегу. Но сын во всем помогает матери с отцом.

– Если что-то надо, всегда приедет, – поясняет Танька. – Отцу с машиной подсобить или ремонт в квартире сделать, мебель собрать.

– Молодец, – кивает Валя.

– Я тоже так говорю, – хвастается Танька, – хороший сын. И на невестку пожаловаться не могу.

– Внуки есть? – интересуется Валя.

– Конечно, – подхватывает Танька, – двое. Оба парни.

– Мужское царство, – бормочет Валя.

А Танька тем временем продолжает и продолжает рассказывать о своей жизни. Каждое лето они с мужем ездят на машине отдыхать в Крым. Останавливаются в разных местах. Так что уже весь полуостров осмотрели, знают его, как свои пять пальцев. Родители Таньки умерли. Так что сама она живет сейчас в их квартире. А до этого лет двадцать прожила с родителями мужа. У них дом в Новоселовке. Дом, конечно, не квартира – просторнее, вольготнее. Но все же свою собственную крышу над головой, пусть даже и в хрущевке, иметь куда лучше. Да и квартира ведь не чужая, а родительская, знакомая еще с детства. И тете Поле с Танькиным возвращением тоже повезло. Теперь Танька за ней ухаживает. Помогает. А то старушке тяжело уже одной. А Танька и в магазин сходит, и за квартиру заплатит.

– Спасибо тебе, – бормочет Валя.

– А как иначе? – громко восклицает Танька. – Мы же практически родные люди. Сколько лет друг друга знаем. Ты сама сюда надолго, мурманчанка?

– На месяц, – сообщает Валя.