Валя приезжает в Мариуполь после обеда. Она сходит с поезда в удушающую сорокаградусную жару.

– Парилка, – бормочет отвыкшая от подобного пекла Валя.

Памятуя о конфузе в троллейбусе в свой предыдущий приезд, она прямо на вокзале меняет рубли на гривны и отправляется по знакомому адресу. У нее нет ключей от тетиной квартиры. Поэтому она идет к Таньке. Благо, что та, как и прежде, живет в соседнем подъезде. Однако попасть туда оказывается непросто. Старые деревянные двери давно заменены на стальные, на которых установлен домофон. Валя теряется. Она не помнит номера Танькиной квартиры. Третий этаж, налево. Но вот какой это номер? Валя начинает считать, сбивается, начинает считать снова. В ее голове все еще стучат вагонные колеса. И она никак не может сосредоточиться.

– Дура, – говорит сама себе Валя, – какая же ты стала дура.

Наконец она просчитывает номер Танькиной квартиры и набирает вызов в домофоне.

– Да? – слышит она в динамике знакомый голос.

– Таня, это я, Валя, – говорит она и добавляет для полной ясности: – Из Мурманска.

– Валька! – охает домофон, и дверь подъезда открывается.

Валя с трудом втаскивает сумки на третий этаж. В дверях квартиры ее встречает Танька. Валя даже теряется. Не берут подругу годы!

– От хорошей жизни, наверное, – думает Валя.

Зато Танька, похоже, едва ее узнает. По крайней мере, смотрит с испугом.

– Что, изменилась? – хмыкает Валя. – Все мы не молодеем.

– Эх, Валька! – выдыхает подруга. – Проходи уже.

– Мне бы ключи от тетиной квартиры, – бормочет Валя.

– Ты проходи, проходи, подруга, – повторяет Танька.

– Я бы тебя не стесняла, я бы сразу к тете Поле, – снова начинает Валя.

– Тети Поли больше нет, – напоминает ей Танька.

– В квартиру ее, – поправляется Валя.

Но Танька почти силой затаскивает ее вместе с сумками к себе в прихожую.

– А Толик где? – интересуется Валя, когда спустя четверть часа они пьют чай на кухне.

– На работе, – поясняет Танька, – он у меня еще трудится. Не на заводе, правда. Как «горячий» стаж заработал, вышел на пенсию. Устроился вахтером в бизнес-центр.

– Понятно, – кивает Валя.

– А ты что же не позвонила, не предупредила, нагрянула, как снег на голову? – спрашивает Танька.

– Так получилось, – извиняющимся тоном говорит Валя, – срочно пришлось приехать.

– Особой-то срочности уже нет, – фыркает Танька. – Срочность была, когда тетю Полю парализовало. Когда надо было за ней утку выносить.

Танька, конечно, права. Валя лишь покорно кивает в знак согласия. А Танька с напором рассказывает, как она ухаживала за тетей Полей все последние годы. Она распаляется все больше. Но Валя замечает, что в глазах подруги мелькает не победный, а скорее извиняющийся огонек.

– Денег хочет! – охает про себя Валя. – Чтобы я ей заплатила за труды. Черта с два! Хотя нет, она, конечно, молодец. Дам ей немного. Потом, постепенно, с пенсии. Начну экономить и рассчитаюсь.

– Еще чаю? – предлагает Танька.

– Я бы того, я бы пошла к себе, – настаивает Валя, вставая из-за стола.

– Подожди, присядь, – усаживает ее Танька и рубит уже без всяких политесов: – Ты уж не обессудь, но свою квартиру тетя Поля мне завещала.

– Что? – теряется Валя, опускаясь обратно на табуретку.

– Мне завещала, в обмен на уход, – говорит Танька.

– Не понимаю, – бормочет Валя.

– А чего тут понимать? – хмыкает Танька. – Я тебе, когда инсульт у нее случился, звонила? Говорила: приезжай? Бабка одинокая, смотреть за ней некому. Сама знаешь. Так ведь?

– Так, – безропотно кивает Валя, – не смогла я.

– Ты не смогла, – фыркает Танька. – А мне что было делать? Я вот тоже не смогла. Не смогла бросить старуху погибать в хосписе. Там бы ее за месяц в гроб уложили. А под моим присмотром она больше двух лет протянула. И похоронили достойно. Без роскоши, но достойно. Не как безродную.

– И что же теперь? – безжизненным голосом интересуется Валя.

– Теперь там сын мой живет с семьей, – с вызовом произносит Танька. – Заселила его в апреле. Как все документы оформили, вступили в права собственностью, так и заселила. Сколько ему в примаках жить у свекрови? Пятый десяток мужику. Да и мы с мужем не молодеем. Хорошо, когда сын с невесткой будут рядом, под боком. Они и так, конечно, помогали. Молодцы. Только скажи. Но в соседних подъездах жить – совсем здорово. Это не с Левого берега мотаться. Так что квартира эта теперь наша.

– Как же ты можешь? – качает головой Валя. – Мы же выросли вместе. Подругами были.

– А что делать? – отвечает Танька. – Я тебе сочувствую. Но ведь не ты два года тете Поле подгузники меняла, подмывала ее, выносила летом подышать на балкон. Что ж ты не приехала, когда я тебе звонила в твой Мурманск?

– Дети, – бормочет Валя.

– Какие дети? – хмыкает Танька. – Им обоим под сороковник уже. Или больше. Это они тебя должны кормить, а не ты их.

– Не получается, – вздыхает Валя и добавляет растерянно: – Так что же мне теперь-то делать, Танька?

– А я тебе вот что посоветую, – наклоняется к ней поближе Танька. – Отправляйся-ка ты восвояси в свой Мурманск. И живи дальше, как жила. Пару ночей можешь у меня переночевать. Приютим. А потом – домой.

– Так некуда мне, – цокает языком Валя, – продала я мурманскую квартиру.

– Значит, купишь здесь за эти деньги, – хмыкает Танька. – А с теткиной квартиры тебе ничего уже не отколется. Так и знай. Я ее за два года отработала на совесть.

– Эх, – машет рукой Валя.

Она не знает, что еще сказать. Пускаться в объяснения того, как она оказалась в Мариуполе без квартиры и без денег, ей не хочется. Толку никакого. Не поймет ее Танька. Не пожалеет. Да и то верно, за что ее жалеть? Сама все профукала. Везде. Но и оставаться у Таньки она больше не может. Душно ей. Хоть и работает в квартире кондиционер, а воздуха Вале не хватает. Прижав правую руку к груди, она идет к выходу.

– Ты куда? – пытается остановить ее Танька. – Я же сказала: поживешь несколько дней у нас.

Но Валя не обращает внимания на ее слова. Шум вагонных колес в ее голове нарастает, почти заглушая все остальные звуки. Танька пытается ее остановить, хватает за руку. Валя вырывается, выскакивает на лестничную площадку и начинает спускаться вниз.

– Подожди! Валя! – кричит ей вслед Танька.

С усилием открыв дверь подъезда, Валя выскакивает на улицу. Тяжелая дверь с грохотом захлопывается сзади, отрезав ее, словно гильотиной, от Танькиного голоса.