Ланьо Герт, бывший мастер по сборке компьютеров, познакомился с клоуном Пиплом при весьма удивительных обстоятельствах. Случилось это много лет назад. Был поздний вечер. Разноцветная река элмобилей спешила в гаражи. Метро заглатывало последние толпы пассажиров. Город сонно моргал рекламными огнями, отдаляя от себя небо в скромных светлячках звезд.

В переулке Алгоритма Ланьо обратил внимание на новый музыкальный автомат, вокруг которого толпилась молодежь. Юноши и девушки один за другим опускали мелочь в прорезь, похожую на рот с ехидной усмешкой, и автомат выдавал музыку. Большинство нажимали клавиши с надписями «Энергичная» и «Бодрящая» в надежде стряхнуть с себя столь обычную для сондарийцев дремоту. Но то, что звучало, лишь на пятнадцать минут освежало и взбадривало.

Ланьо в тот вечер был двадцатилетним, поэтому не устоял перед соблазном заставить автомат сочинить музыку лично для него. Он встал в очередь и вскоре оказался первым.

- Ну, чего застрял? - подтолкнул его парень со взглядом сонной мухи.

Немного поразмыслив, Ланьо притронулся к клавишу «Дающая надежду». Из автомата полилась флегматичная и даже убаюкивающая мелодия со словами:

«До чего приятно», - мелькнуло в сознании Ланьо. - Только почему-то не взбадривает, а наоборот…».

Тело отяжелело, налилось теплом, и он сонно провалился в мягкую мерцающую пустоту. Неизвестно, сколько прошло времени, когда вдруг почувствовал, что кто-то поднимает его, встряхивает и отводит в сторону.

услышал он чей-то голос, и сон мгновенно улетучился. Он открыл глаза. Перед ним стояли двое. В одном Ланьо узнал молодого клоуна Пипла, чье лицо хорошо было знакомо ему по выцветшей афише в заводской проходной. Другой же, тот, что склонился над ним и негромко пел над ним, был неизвестен.

- Вы расшибли локоть, когда упали, - сказал клоун.

Только тут Ланьо ощутил сильную боль в руке. Куртка была измазана кровью.

- Вот что значит быть сонным, - незнакомец достал из пиджака ярко-голубой, непривычной, крамольной расцветки пластырь и заклеил рану Ланьо. - Через четыре минуты затянется.

Клоун скептически улыбнулся:

- Чудодейственный бальзам? Вы что, врач?

- Нет, - сказал человек. - А кто вы? - обратился он сразу к обоим.

- Странная манера знакомиться, - хмыкнул Ланьо. - Если угодно - слуга «Электрины», машины машин.

- Прекрасно, - сказал незнакомец, - выходит, я угадал.

- Цирковой шут, - представился Пипл, насмешливо склонив рыжую голову.

- Тоже недурно. - Человек взял Ланьо и Пипла под руки. - Я сразу заметил: у вас честные лица, поэтому буду откровенен. Зовут меня Майк Томпи.

- Неужели в этом - вся ваша откровенность? - усмехнулся Ланьо.

- Бьюсь об заклад, что вы не сондариец, - сказал Пипл. - Вы слишком твердо выговариваете «эль».

- Благодарю, - кивнул незнакомец уже без малейшего акцента. - Теперь понимаю, отчего продавцы смотрят на меня, как на человека с физическим недостатком… И все-таки я сондариец. - Он снизил голос. - Но дело в том, что я долгое время жил в Трамонтане…

Пипл и Ланьо переглянулись. Трамонтана… Непонятное, пугающе прекрасное слово.

- Это что? Страна? - почти одновременно спросили они. - Где же она?

- Там, - Майк Томпи махнул рукой в сторону, откуда каждое утро в мареве пыли и дыма всходило бледное сондарийское солнце.

- Но ведь… - начал было Ланьо. Однако незнакомец мягко перебил его.

- Там нет никакой Пустыни. Впрочем, поговорим об этом в другом месте.

Они условились о встрече.

У Ланьо собрались тогда еще совсем юные Поэт, Художник, Скрипач, Пипл, Эльза Кнэп и два синеглазых друга с завода компьютеров - Биль и Виль. Это были те, кому изредка сквозь ночную дрему слышался гул морского прибоя, кто любил по ночам бродить под звездным небом и мечтать о неизвестных далеких мирах…

Расстелив на полу ковер, они уселись в кружок, недоверчиво поглядывая снизу вверх на незнакомца, расхаживающего по комнате. Вошел Ланьо с подносом, заставленным бокалами прохладного фрутти. К нему со всех сторон потянулись руки, но на полпути замерли, потому что Майк Томпи внезапно остановился и сказал:

- В Сондарии есть море.

В воздухе повисла тишина.

- Да-да, не только в сказках из запрещенных книг, но и в самой Сондарии есть море, - повторил он улыбнувшись. - Но с тех пор, как изобрели сонограф, оно исчезло.

- Не может быть! - вырвалось у Эльзы.

- Неплохой сюжет для легенды, - скривил губы Поэт.

- Море испарилось от наведенных на него сонографов? - хмыкнул Художник.

Майк успокаивающе поднял руку и еще более загадочно произнес:

- Море на прежнем месте. И в то же время его нет.

- Нельзя ли точнее? - попросил Биль.

- Для того и пришел. - Майк на минуту смолк и внимательно оглядел собравшихся. - Этой истории много лет - начал он, присаживаясь на пол. - В Трамонтане рассказывают, будто все было так.

Рассказ Майка

На другой день после смерти Умноликого VI молодой наследник, валяясь на диване в своем кабинете, вызвал Первого Эрудита. Тот не замедлил явиться и увидел: новый Умноликий глубокомысленно разглядывает в бинокль заоконный пейзаж. Там, километрах в двух от Дворца, плескалось море. Необузданная стихия, бесконечная, опасная для глаза огромность пространства… Белые нарядные корабли с флагами республики Трамонтаны проплывали по горизонту, будоража сондарийцев и порождая тоску по какой-то иной, лучшей жизни.

- А что, в этой Трамонтане, много ветров? - не отрываясь от бинокля, процедил новый правитель.

- Так точно-с, ваше умнейшество, - вытянул руки по швам Первый Эрудит. - Само название «Трамонтана» означает ветер небывалой силы, после которого наступает хорошая погода.

- Ну да? - Умноликий обернулся и заморгал. С минуту он пристально изучал оробевшего Эрудита, затем опять прикрыл глаза биноклем. - А кто, собственно, обитает в этом государстве? - невинно спросил он.

От такого невежества брови Эрудита взлетели на лоб, но он тут же взял себя в руки. Чему удивляться, все знают: повеса и гуляка, молодой правитель не изучил ни одну науку, увлекаясь придворными забавами да прелестными сондарийками.

- Живут в Трамонтане разные люди. - Эрудит запнулся и кашлянул, обдумывая, как бы яснее и короче рассказать о соседнем государстве.

- Какие люди? - капризно дрыгнул ногой Умноликий. Эрудит оглянулся на дверь и почему-то шепотом повторил:

- Разные. Совсем разные.

- Что-то загибаешь ты, старикан!

- Никак нет, ваше умнейшество, - развел руками Эрудит: - И мужчины, и женщины, и даже дети - все разные.

- Совсем-совсем? - У правителя перехватило дыхание. - Там что, нет образцов, на которые надо равняться?

- Кое-какие образцы есть, но там считают, что на них не обязательно равняться. Каждый должен быть личностью.

- А это еще что такое - личность?

- Это значит, что у человека свое, собственное лицо, а не лицо с журнальной картинки или рекламы.

- Но ведь это ужасно! Ведь это же будет много лиц! Как же в таком случае ими управлять? А, понял! - он хлопнул себя по лбу, и тот загудел медным звоном. - Понял, - повторил он. - Ими руководит машина.

- Вовсе нет, - покачал головой Эрудит. - Каждый трамонтанец подчиняется собственному разуму. Так как убежден, что его разум - частичка разума Самого Высокого.

- А кто у них Самый Высокий? Разве есть еще кто-то самый-самый, кроме меня?

- Должен вас огорчить - есть. Это тот, кто сотворил Солнце и Землю, всю вселенную.

- Какая чепуха! Разве им неизвестно, что всё сотворилось само собой, в результате кошмарного вселенского взрыва?

- Как раз вот это они и считают чепухой, милитаристской философией. По их мнению, взрывы порождают только войны и хаос. Поэтому у трамонтанцев нет военных конфликтов. Взрывай хоть миллиарды лет, говорят они, не появится ни одна живая клеточка, ни одна спираль ДНК.

Молодой наследник с опаской глянул в окно.

- Нет, если так, то это просто ужасно. Нужно немедленно прекратить всякие связи с этой страной. Черт возьми моего папашу!

- Уже взял - его умнейшество на том свете…

- Ах, да… Он, конечно, знал обо всем? И не принимал никаких мер?

- Нет.

- Глупец. Можно было подорвать эту страну изнутри.

- Трамонтана настолько сильная держава, что всякое вмешательство в ее внутренние дела чревато…

- Мда… - Умноликий вскочил с дивана и яростно поскреб макушку. - Да ты садись, садись, - спохватился он, придвигая Эрудиту кресло.

Польщенный вниманием, Первый Эрудит робко уселся и стал следить за правителем, стараясь вовремя отразить на своем лице малейший оттенок его настроения.

Умноликий расстегнул ворот рубахи, распахнул окно, но тут же осторожно прикрыл.

- И все-таки, как это папаша терпел такое соседство? Чем однако сильна Трамонтана? Что там, наука умнее нашей?

- Глубже. И наука, и техника. Но главное не в этом.

- А в чем же?

- Я вам уже говорил… - замялся Эрудит. - Там люди другие.

- Тьфу, опять за свое.

- Все не так безобидно, как вам кажется, - тонко улыбнулся Эрудит. - Трамонтанцы не знают слов «скука», «обман». А синеглазым и задирающим голову к небу живется не хуже, чем людям с другим цветом глаз и тем, кто не видит ни в небе, ни в море ничего привлекательного…

- Безобразие! - надулся Умноликий.

- Их поэты говорят, - вкрадчиво продолжал Эрудит, - что трамонтанцы чисты как снег в горах, свободны как ветер и щедры как лучи солнца.

- Так у них и поэты есть?

- Да, но, в отличие от наших, они не только слагают прекрасные стихи и песни, но и, как ученые, пишут трактаты.

- Какова же их философия?

- Звездное небо для них - прекрасный шатер, созданный Самым Высоким для защиты людей от неблагоприятных космических вторжений. И в то же время это - бездонная вселенная со множеством таинственных миров, а кроме того - изумительная ткань, из которой они шьют платья своим девушкам.

- Как? Из неба? Ткань? Они что, с приветом?

- Все это, конечно, иносказательно.

- А что по этому поводу говорят у нас? - нахмурился Умноликий.

- Для наших ученых небо - черная дыра, решиться лезть в которую можно только в дурном сне. А по мнению поэтов, «звезды - это пыль, только пыль, космическая пыль…»

- Так, - наследник задумался, сведя к переносице бесцветные глазки. - Значит, у них нет скуки? Почему?

- Потому что у них есть цель.

- Это еще что?

- Цель жизни каждого трамонтанца - общение, контакт с Самым Высоким. Ходят слухи, что они получают от этого непередаваемую радость.

- И что это даёт им?

- Трамонтанцам легко приходят в голову замечательные идеи. Там почти не болеют, так как Самый Высокий питает людей своей энергией. Но главное не это.

- Ты еще скажи, что они там не умирают.

- Почти это я и хотел сказать. Не все, но многие живут очень и очень много лет. А есть и такие, которые утверждают, что они родились еще в те века, когда по земле бродили мамонты.

Умноликий хмыкнул, фыркнул, прыснул, затрясся в беззвучном смехе, а затем громко расхохотался. И так долго, так оглушительно хохотал, что в конце концов стал сипеть, потом посинел и не на шутку перепугал Эрудита. Тот бросился к нему:

- Что с вами? Чем вам помочь?

- Ну, и уморил меня! - правитель вытер лицо платком и вновь строго уставился на Эрудита. - А ты, однако, подробно изучил нашу соседку, - подозрительно произнес он.

- Такова моя должность, - смутился Эрудит.

- Небось, и мораль у них иная?

- Да. Они проповедуют уважение и любовь друг к другу. Поскольку…

- Довольно!… - правитель навел бинокль на Эрудита и процедил: - Блоха под микроскопом!

Эрудит вскочил. Губы его свернулись в пятачок, ноги задрожали, и он опять плюхнулся в кресло.

- Ну-ну, - хлопнул его по плечу Умноликий. - Не трясись, старикан, я знаю, ты здесь ни при чем. Итак, - он властно сверкнул близко поставленными к переносице глазками, - приказываю: ЗАПРЕТИТЬ!

- Что именно? - не понял Эрудит, пытаясь приподнять с кресла свое громоздкое тело.

- Мо-ре, - отчеканил правитель. Эрудит снова тяжело осел.

- Как? - пробормотал он. - Это невозможно. Оно такое огромное… И вообще… Словом, никак нельзя.

- Можно! - сказал Умноликий, и Эрудит отшатнулся от тяжелого взгляда его маленьких глаз. - Можно, - с ненавистью прошипел правитель. - Чтобы никаких волн, никакого ветра!

- Будет сделано, - пролепетал Эрудит.

- С тех пор уже много лет, - закончил рассказ Майк, - с помощью кадров длительностью в одну сотую секунды, кадров, вмонтированных в обычные фильмосны, сондарийцам подсознательно внушают, что моря нет. Но этого мало. Море отделено от вас силовым и иллюзионным полями. Вы идете по проспекту Фонтанов, смотрите сквозь слепящие огни и вместо волн видите бесплодную Пустыню, затянутую маревом ядовитого тумана. А на самом деле там - море. Там - ветер, но даже его потоки направляют в сторону от Сондарии, чтобы ни у кого не закрадывалось никаких подозрений.

- Проклятье! - Пипл вскочил. - Я давно чувствовал - что-то здесь не так…

- Доказательства!? - бросил Виль.

- А вы никогда не задумывались, откуда у сондарийцев врожденное представление о морском пространстве? Ведь ни в одной книге, ни в одном фильме нет описания моря и даже упоминания о нем. Однако все знают, пусть смутно, но все же знают, что это такое.

- Помилуйте, но для чего и кому понадобилась эта авантюра? - наивно пробормотал Скрипач.

- Я, кажется, объяснил больше, чем надо, - сказал Майк, разочарованный тем, что его не поняли до конца, и вновь стал рассказывать о Трамонтане - стране, где люди свободны как ветер, чисты как снег в горах, щедры как лучи солнца.

Через неделю Майк Томпи исчез, оставив после себя беспокойство, желание что-то делать. А еще оставил книгу о приключениях Отважного Шкипера и вазу, на глиняном боку которой была изображена зеленая рыбина.

- Ваза однажды заговорит, - сказал он на прощанье.

Ланьо счел это за шутку. Но вышло, что Майк Томпи предвидел ход дальнейших событий.

Книгу о храбром мореходе читали внимательно, долго. А потом вместе с вазой отдали на хранение Эльзе, самой аккуратной и бережливой из них.

Встреча с Майком Томпи придала жизни Ланьо иной смысл. Теперь, даже скитаясь без работы, Ланьо знал, что делать. Он изобретал «ключи от моря».

Нужны были деньги. Много денег. На книги и очень сложную аппаратуру. Поэт, Художник, Скрипач и Биль с Вилем отдавали Ланьо долю своего скудного заработка и помогали, чем могли. Первым же его помощником стал клоун. Он выполнял посильную черновую работу: паял, копировал чертежи. А в день зарплаты приходил и шутливо говорил другу:

- Я опять нашел клад. Только не воображай, что получишь его целиком - мне ведь нужно хоть изредка есть и пить, да и в правом носке завелась дырка. Вот тебе половина.

Ланьо благодарно улыбался. А однажды был поражен, когда Пипл, освоив электронную магию, придумал между делом фонохрон, способный слышать голоса предметов.

- Тебе не кажется, что теперь ты можешь постичь тайный смысл вещей? - обнял Ланьо друга. - Ведь любой предмет - чья-то мечта, к которой можно прикоснуться.

Каково же было разочарование, когда они обнаружили, что вещи, окружающие их, мертвы. Каждая - лишь тысячекратно отштампованная копия другой. И только в Музее Красоты удалось найти предметы, одухотворенные человеческим теплом.

Тот, кто не знал Ланьо, считал его скупым и жестоким. Подумать только: и дочь и сын то и дело ищут, где бы подработать. А он покусывал губы и напевал старинную песенку о двух лягушатах, попавших в банку со сметаной. Первый лягушонок опустил лапки и сразу же пошел ко дну. Зато второй решил не сдаваться. Он прыгал, бился, пытаясь выбраться наружу. И от этих, казалось, бессмысленных, попыток сметана в конце концов превратилась в ком масла, по которому лягушонок выкарабкался из банки.

В день премьеры на душе у Ланьо было неспокойно. В щелочку занавеса он следил за выступлением Пипла. Когда же, разрушив усилия гипнотизеров, на арену с криком «Люблю!» выбежала Рикки, он напрягся и приготовился к худшему. Его ожидания оправдались. Вокруг Пипла сгущалась опасность.

И тогда Ланьо на пару минут включил свою аппаратуру, чтобы зрители хотя бы миг почуяли море.