ВСТРЕЧА

Ланьо Герт, бывший мастер по сборке компьютеров, познакомился с клоуном Пиплом при весьма удивительных обстоятельствах. Случилось это много лет назад. Был поздний вечер. Разноцветная река элмобилей спешила в гаражи. Метро заглатывало последние толпы пассажиров. Город сонно моргал рекламными огнями, отдаляя от себя небо в скромных светлячках звезд.

В переулке Алгоритма Ланьо обратил внимание на новый музыкальный автомат, вокруг которого толпилась молодежь. Юноши и девушки один за другим опускали мелочь в прорезь, похожую на рот с ехидной усмешкой, и автомат выдавал музыку. Большинство нажимали клавиши с надписями «Энергичная» и «Бодрящая» в надежде стряхнуть с себя столь обычную для сондарийцев дремоту. Но то, что звучало, лишь на пятнадцать минут освежало и взбадривало.

Ланьо в тот вечер был двадцатилетним, поэтому не устоял перед соблазном заставить автомат сочинить музыку лично для него. Он встал в очередь и вскоре оказался первым.

— Ну, чего застрял? — подтолкнул его парень со взглядом сонной мухи.

Немного поразмыслив, Ланьо притронулся к клавишу «Дающая надежду». Из автомата полилась флегматичная и даже убаюкивающая мелодия со словами:

«А ведь приятно», — мелькнуло в сознании Ланьо. — Только почему-то не взбадривает, а наоборот…».

Тело отяжелело, налилось теплом, и он сонно провалился в мягкую мерцающую пустоту. Неизвестно, сколько прошло времени, когда вдруг почувствовал, что кто-то поднимает его, встряхивает и отводит в сторону.

— пропел ему кто-то прямо в ухо, и сон мгновенно улетучился. Он открыл глаза. Перед ним стояли двое. В одном Ланьо узнал молодого клоуна Пипла, чье лицо хорошо было знакомо ему по выцветшей афише в заводской проходной. Другой же, тот, что склонился над ним и негромко пел над ним, был неизвестен.

— Вы расшибли локоть, когда упали, — сказал клоун.

Только тут Ланьо ощутил сильную боль в руке. Куртка была измазана кровью.

— Вот что значит быть сонным, — незнакомец достал из пиджака ярко-голубой, непривычной, крамольной расцветки пластырь и заклеил рану Ланьо. — Через четыре минуты затянется.

Клоун скептически улыбнулся:

— Чудодейственный бальзам? Вы что, врач?

— Нет, — сказал человек. — А кто вы? — обратился он сразу к обоим.

— Странная манера знакомиться, — хмыкнул Ланьо. — Если угодно – слуга «Электрины», машины машин.

— Прекрасно, — сказал незнакомец, — выходит, я угадал.

— Цирковой шут, — представился Пипл, насмешливо склонив рыжую голову.

— Тоже недурно. — Человек взял Ланьо и Пипла под руки. — Я сразу заметил: у вас честные лица, поэтому буду откровенен. Зовут меня Майк Томпи.

— Неужели в этом – вся ваша откровенность? — усмехнулся Ланьо.

— Бьюсь об заклад, что вы не сондариец, — сказал Пипл. — Вы слишком твердо выговариваете «эль».

— Благодарю, — кивнул незнакомец уже без малейшего акцента. — Теперь понимаю, отчего продавцы смотрят на меня, как на человека с физическим недостатком… И все-таки я сондариец. — Он снизил голос. — Но дело в том, что я долгое время жил в Трамонтане…

Пипл и Ланьо переглянулись. Трамонтана… Непонятное, пугающе прекрасное слово.

— Это что? Страна? — почти одновременно спросили они. — Где же она?

— Там, — Майк Томпи махнул рукой в сторону, откуда каждое утро в мареве пыли и дыма всходило бледное сондарийское солнце.

— Но ведь… — начал было Ланьо. Однако незнакомец мягко перебил его.

— Там нет никакой Пустыни. Впрочем, поговорим об этом в другом месте.

Они условились о встрече.

У Ланьо собрались тогда еще совсем юные Поэт, Художник, Скрипач, Пипл, Эльза Кнэп и два синеглазых друга с завода компьютеров – Биль и Виль. Это были те, кому изредка сквозь ночную дрему слышался гул морского прибоя, кто любил по ночам бродить под звездным небом и мечтать о неизвестных далеких мирах…

Расстелив на полу ковер, они уселись в кружок, недоверчиво поглядывая снизу вверх на незнакомца, расхаживающего по комнате. Вошел Ланьо с подносом, заставленным бокалами прохладного фрутти. К нему со всех сторон потянулись руки, но на полпути замерли, потому что Майк Томпи внезапно остановился и сказал:

— В Сондарии есть море.

В воздухе повисла тишина.

— Да-да, не только в сказках из запрещенных книг, но и в самой Сондарии есть море, — повторил он улыбнувшись. — Но с тех пор, как изобрели сонограф, оно исчезло.

— Не может быть! — вырвалось у Эльзы.

— Неплохой сюжет для легенды, — скривил губы Поэт.

— Море испарилось от наведенных на него сонографов? — хмыкнул Художник.

Майк успокаивающе поднял руку и еще более загадочно произнес:

— Море на прежнем месте. И в то же время его нет.

— Нельзя ли точнее? — попросил Биль.

— Для того и пришел. — Майк на минуту смолк и внимательно оглядел собравшихся. — Этой истории много лет – начал он, присаживаясь на пол. — В Трамонтане рассказывают, будто все было так.

ПРАВДА О МОРЕ

На другой день после смерти Умноликого VI молодой наследник, валяясь на диване в своем кабинете, вызвал Первого Эрудита. Тот не замедлил явиться и увидел: новый Умноликий глубокомысленно разглядывает в бинокль заоконный пейзаж. Там, километрах в двух от Дворца, плескалось море. Необузданная стихия, бесконечная, опасная для глаза огромность пространства… Белые нарядные корабли с флагами республики Трамонтаны проплывали по горизонту, будоража сондарийцев и порождая тоску по какой-то иной, лучшей жизни.

— А что, в этой Трамонтане, много ветров? — не отрываясь от бинокля, процедил новый правитель.

— Так точно-с, ваше умнейшество, — вытянул руки по швам Первый Эрудит. — Само название «Трамонтана» означает ветер небывалой силы, после которого наступает хорошая погода.

— Ну да? — Умноликий обернулся и заморгал. С минуту он пристально изучал оробевшего Эрудита, затем опять прикрыл глаза биноклем. — А кто, собственно, обитает в этом государстве? — невинно спросил он.

От такого невежества брови Эрудита взлетели на лоб, но он тут же взял себя в руки. Чему удивляться, все знают: повеса и гуляка, молодой правитель не изучил ни одну науку, увлекаясь придворными забавами да прелестными сондарийками.

— Живут в Трамонтане разные люди. — Эрудит запнулся и кашлянул, обдумывая, как бы яснее и короче рассказать о соседнем государстве.

— Какие люди? — капризно дрыгнул ногой Умноликий. Эрудит оглянулся на дверь и почему-то шепотом повторил:

— Разные. Совсем разные.

— Что-то загибаешь ты, старикан!

— Никак нет, ваше умнейшество, — развел руками Эрудит: — И мужчины, и женщины, и даже дети – все разные.

— Совсем-совсем? — У правителя перехватило дыхание. — Там что, нет образцов, на которые надо равняться?

— Кое-какие образцы есть, но там считают, что на них не обязательно равняться. Каждый должен быть личностью.

— А это еще что такое – личность?

— Это значит, что у человека свое, собственное лицо, а не лицо с журнальной картинки или рекламы.

— Но ведь это ужасно! Ведь это же будет много лиц! Как же в таком случае ими управлять? А, понял! — он хлопнул себя по лбу, и тот загудел медным звоном. — Понял, — повторил он. — Ими руководит машина.

— Вовсе нет, — покачал головой Эрудит. — Каждый трамонтанец подчиняется собственному разуму. Так как убежден, что его разум – частичка разума Самого Высокого.

— А кто у них Самый Высокий? Разве есть еще кто-то самый-самый, кроме меня?

— Должен вас огорчить – есть. Это тот, кто сотворил Солнце и Землю, всю вселенную.

— Какая чепуха! Разве им неизвестно, что всё сотворилось само собой, в результате кошмарного вселенского взрыва?

— Как раз вот это они и считают чепухой, милитаристской философией. По их мнению, взрывы порождают только войны и хаос. Поэтому у трамонтанцев нет военных конфликтов. Взрывай хоть миллиарды лет, говорят они, не появится ни одна живая клеточка, ни одна спираль ДНК.

Молодой наследник с опаской глянул в окно.

— Нет, если так, то это просто ужасно. Нужно немедленно прекратить всякие связи с этой страной. Черт возьми моего папашу!

— Уже взял – его умнейшество на том свете…

— Ах, да… Он, конечно, знал обо всем? И не принимал никаких мер?

— Нет.

— Глупец. Можно было подорвать эту страну изнутри.

— Трамонтана настолько сильная держава, что всякое вмешательство в ее внутренние дела чревато…

— Мда… — Умноликий вскочил с дивана и яростно поскреб макушку. — Да ты садись, садись, — спохватился он, придвигая Эрудиту кресло.

Польщенный вниманием, Первый Эрудит робко уселся и стал следить за правителем, стараясь вовремя отразить на своем лице малейший оттенок его настроения.

Умноликий расстегнул ворот рубахи, распахнул окно, но тут же осторожно прикрыл.

— И все-таки, как это папаша терпел такое соседство? Чем однако сильна Трамонтана? Что там, наука умнее нашей?

— Глубже. И наука, и техника. Но главное не в этом.

— А в чем же?

— Я вам уже говорил… — замялся Эрудит. — Там люди другие.

— Тьфу, опять за свое.

— Все не так безобидно, как вам кажется, — тонко улыбнулся Эрудит. — Трамонтанцы не знают слов «скука», «обман». А синеглазым и задирающим голову к небу живется не хуже, чем людям с другим цветом глаз и тем, кто не видит ни в небе, ни в море ничего привлекательного..

— Безобразие! — надулся Умноликий.

— Их поэты говорят, — вкрадчиво продолжал Эрудит, — что трамонтанцы чисты как снег в горах, свободны как ветер и щедры как лучи солнца.

— Так у них и поэты есть?

— Да, но, в отличие от наших, они не только слагают прекрасные стихи и песни, но и, как ученые, пишут трактаты.

— Какова же их философия?

— Звездное небо для них – прекрасный шатер, созданный Самым Высоким для защиты людей от неблагоприятных космических вторжений. И в то же время это – бездонная вселенная со множеством таинственных миров, а кроме того – изумительная ткань, из которой они шьют платья своим девушкам.

— Как? Из неба? Ткань? Они что, с приветом?

— Все это, конечно, иносказательно.

— А что по этому поводу говорят у нас? — нахмурился Умноликий.

— Для наших ученых небо – черная дыра, решиться лезть в которую можно только в дурном сне. А по мнению поэтов, «звезды – это пыль, только пыль, космическая пыль…»

— Так, — наследник задумался, сведя к переносице бесцветные глазки. — Значит, у них нет скуки? Почему?

— Потому что у них есть цель.

— Это еще что?

— Цель жизни каждого трамонтанца – общение, контакт с Самым Высоким. Ходят слухи, что они получают от этого непередаваемую радость.

— И что это даёт им?

— Трамонтанцам легко приходят в голову замечательные идеи. Там почти не болеют, так как Самый Высокий питает людей своей энергией. Но главное не это.

— Ты еще скажи, что они там не умирают.

— Почти это я и хотел сказать. Не все, но многие живут очень и очень много лет. А есть и такие, которые утверждают, что они родились еще в те века, когда по земле бродили мамонты.

Умноликий хмыкнул, фыркнул, прыснул, затрясся в беззвучном смехе, а затем громко расхохотался. И так долго, так оглушительно хохотал, что в конце концов стал сипеть, потом посинел и не на шутку перепугал Эрудита. Тот бросился к нему:

— Что с вами? Чем вам помочь?

— Ну, и уморил меня! — правитель вытер лицо платком и вновь строго уставился на Эрудита. — А ты, однако, подробно изучил нашу соседку, — подозрительно произнес он.

— Такова моя должность, — смутился Эрудит.

— Небось, и мораль у них иная?

— Да. Они проповедуют уважение и любовь друг к другу. Поскольку…

— Довольно!.. — правитель навел бинокль на Эрудита и процедил: — Блоха под микроскопом!

Эрудит вскочил. Губы его свернулись в пятачок, ноги задрожали, и он опять плюхнулся в кресло.

— Ну-ну, — хлопнул его по плечу Умноликий. — Не трясись, старикан, я знаю, ты здесь ни при чем. Итак, — он властно сверкнул близко поставленными к переносице глазками, — приказываю: ЗАПРЕТИТЬ!

— Что именно? — не понял Эрудит, пытаясь приподнять с кресла свое громоздкое тело.

— Мо-ре, — отчеканил правитель. Эрудит снова тяжело осел.

— Как? — пробормотал он. — Это невозможно. Оно такое огромное… И вообще… Словом, никак нельзя.

— Можно! — сказал Умноликий, и Эрудит отшатнулся от тяжелого взгляда его маленьких глаз. — Можно, — с ненавистью прошипел правитель. — Чтобы никаких волн, никакого ветра!

— Будет сделано, — пролепетал Эрудит.

— С тех пор уже много лет, — закончил рассказ Майк, — с помощью кадров длительностью в одну сотую секунды, кадров, вмонтированных в обычные фильмосны, сондарийцам подсознательно внушают, что моря нет. Но этого мало. Море отделено от вас силовым и иллюзионным полями. Вы идете по проспекту Фонтанов, смотрите сквозь слепящие огни и вместо волн видите бесплодную Пустыню, затянутую маревом ядовитого тумана. А на самом деле там – море. Там – ветер, но даже его потоки направляют в сторону от Сондарии, чтобы ни у кого не закрадывалось никаких подозрений.

— Проклятье! — Пипл вскочил. — Я давно чувствовал – что-то здесь не так….

— Доказательства!? — бросил Виль.

— А вы никогда не задумывались, откуда у сондарийцев врожденное представление о морском пространстве? Ведь ни в одной книге, ни в одном фильме нет описания моря и даже упоминания о нем. Однако все знают, пусть смутно, но все же знают, что это такое.

— Помилуйте, но для чего и кому понадобилась эта авантюра? — наивно пробормотал Скрипач.

— Я, кажется, объяснил больше, чем надо, — сказал Майк, разочарованный тем, что его не поняли до конца, и вновь стал рассказывать о Трамонтане – стране, где люди свободны как ветер, чисты как снег в горах, щедры как лучи солнца.

Через неделю Майк Томпи исчез, оставив после себя беспокойство, желание что-то делать. А еще оставил книгу о приключениях Отважного Шкипера и вазу, на глиняном боку которой была изображена зеленая рыбина.

— Ваза однажды заговорит, — сказал он на прощанье.

Ланьо счел это за шутку. Но вышло, что Майк Томпи предвидел ход дальнейших событий.

Книгу о храбром мореходе читали внимательно, долго. А потом вместе с вазой отдали на хранение Эльзе, самой аккуратной и бережливой из них.

Встреча с Майком Томпи придала жизни Ланьо иной смысл. Теперь, даже скитаясь без работы, Ланьо знал, что делать. Он изобретал «ключи от моря».

Нужны были деньги. Много денег. На книги и очень сложную аппаратуру. Поэт, Художник, Скрипач и Биль с Вилем отдавали Ланьо долю своего скудного заработка и помогали, чем могли. Первым же его помощником стал клоун. Он выполнял посильную черновую работу: паял, копировал чертежи. А в день зарплаты приходил и шутливо говорил другу:

— Я опять нашел клад. Только не воображай, что получишь его целиком – мне ведь нужно хоть изредка есть и пить, да и в правом носке завелась дырка. Вот тебе половина.

Ланьо благодарно улыбался. А однажды был поражен, когда Пипл, освоив электронную магию, придумал между делом фонохрон, способный слышать голоса предметов.

— Тебе не кажется, что теперь ты можешь постичь тайный смысл вещей? — обнял Ланьо друга. — Ведь любой предмет – чья-то мечта, к которой можно прикоснуться.

Каково же было разочарование, когда они обнаружили, что вещи, окружающие их, мертвы. Каждая – лишь тысячекратно отштампованная копия другой. И только в Музее Красоты удалось найти предметы, одухотворенные человеческим теплом.

Тот, кто не знал Ланьо, считал его скупым и жестоким. Подумать только: и дочь и сын то и дело ищут, где бы подработать. А он покусывал губы и напевал старинную песенку о двух лягушатах, попавших в банку со сметаной. Первый лягушонок опустил лапки и сразу же пошел ко дну. Зато второй решил не сдаваться. Он прыгал, бился, пытаясь выбраться наружу. И от этих, казалось, бессмысленных, попыток сметана в конце концов превратилась в ком масла, по которому лягушонок выкарабкался из банки.

В день премьеры на душе у Ланьо было неспокойно. В щелочку занавеса он следил за выступлением Пипла. Когда же, разрушив усилия гипнотизеров, на арену с криком «Люблю!» выбежала Рикки, он напрягся и приготовился к худшему. Его ожидания оправдались. Вокруг Пипла сгущалась опасность.

И тогда Ланьо на пару минут включил свою аппаратуру, чтобы зрители хотя бы миг почуяли море.

«ВСЕ ХОРОШО, И ЛУЧШЕ БЫТЬ НЕ МОЖЕТ!»

Когда минуты через две свет опять вспыхнул, клоуна и след простыл.

— Чего расселись? — неожиданно грубо сказал Чарли.

Оглушенные увиденным, растерянные, Альт и Тэйка не сразу сообразили, что пора уходить. Но вот толпа подхватила их и понесла к выходу.

— Пилюли уже действуют, — Тэйка заметила недобрую тень в глазах Чарли. — Бедняжка! — шепнула она Альту и, как заклинание, проговорила: — Только бы Пиплу удалось бежать!

— Как ты думаешь, свет погас случайно или кто-то выключил его? — спросил Альт. На слова Тэйки о Чарли он не обратил внимания.

— Думаю, не случайно! — в голосе Тэйки прозвучали горделивые нотки. Она хотела сказать еще что-то, но смолкла, поймав на себе пристальный взгляд типа с оттопыренными ушами. Альт увидел, как, скривясь от боли, девочка зажала зубами язычок. — Я болтливая, — тихо призналась она. — И ничего не могу с собой поделать. Папа говорит, это мой главный недостаток. Мне всегда хочется с кем-нибудь поделиться какой-нибудь новостью. Если заметишь, что говорю лишнее, скажи – и я прикушу язык!

— Хорошо, — охотно согласился Альт.

— И присматривай за Чарли, — сказала она так тревожно, будто Чарли тяжко заболел.

У выхода их поджидала тетушка Кнэп.

А дома, как и предсказал Рок-Фок, было шумное объяснение с родителями, во время которого Рауль Дитри вышагивал по гостиной, поглаживая острый подбородок, затем схватил со стула кухонное полотенце и больно шлепнул Альта по плечу.

Чарли расхохотался.

— А я знаю, почему ты ударил его, а не меня, — неожиданно подмигнул он отцу.

Дитри опешил. Тут же полотенце взметнулось вновь и прошлось уже по спине Чарли. Он съежился, отскочил в угол. Диковато поглядывая бегающими глазками, сказал:

— Дурак ты, Альт. И все вы олухи. — Пригнул голову, рысцой пробежал к двери и скрылся, оставив родителей в смятении.

Тетушка вопросительно свистнула.

— Чарли наглотался пилюль счастья, — виновато объяснил Альт, и она в отчаянии всплеснула руками.

— Всего-то? — облегченно вздохнула миссис Эла. Дитри закурил.

— Рано или поздно это случается с каждым. Что же ты отстаешь, а? — Он прищурился, разгоняя ладонью дым, и стал похож на Джима Неприкасаемого из популярного кинобоевика.

— Что же теперь делать? — сокрушалась тетушка.

— Я пойду? — Альт вопросительно взглянул на родителей.

— Иди-иди, — закивала миссис Эла, и уже за дверью он услышал беспокойное и непонятное: — Мне кажется, Чарли что-то подозревает…

Когда Альт вошел в спальню, брат уже посапывал. На подушке валялся смятый клочок бумаги с неровными, корявыми буквами: «Несчастный, глупый Альт!»

Всю ночь Альту снились полицейские с бакенбардами-интегралами. Они выстраивались в шеренги и под барабанную дробь четко маршировали по площади. А потом площадь оказалась усеянной сплошь интегральными значками. Откуда-то из их гущи вынырнуло блестящее животное с большими выразительными глазами. Он узнал зеленого дельфина, который неожиданно сказал Тэйкиным голосом: «Бедняжка Чарли! Надо присматривать за ним!».

Утром следующего дня Альт долго лежал в постели не в силах сбросить сонное оцепенение. В дверь кто-то скребся. Неужели Усан? Нет, котенок не может сорваться с привязи. Наконец с трудом разлепил глаза, повернул голову – кровать Чарли была пуста. За матовым стеклом мелькнула чья-то тень, царапанье стихло. Снова откинулся на подушку. Ну, конечно, это Чарли. Встал спозаранок и решил развлечься, будто ничего не случилось.

Полежал еще немного. Затейливым фильмом прокрутились в памяти события вчерашнего дня. Один кадр был удивительней другого. Люди принимали облик зверей. Пипл с волшебной палочкой. Рикки Джонглей. Поющая ваза и плеск волн…

Альт приподнялся, тревожно осмотрел детскую. Что-то изменилось в ней, Как будто все на месте: так же рядом, друг против друга, стоят у стен кровати с плавающими матрасами – их купили братьям в прошлом году на день рождения. На окнах – занавески с ягодами, которые в темноте превращаются в зеленых светлячков. Мягкий, цвета луга, ковер под ногами.

Кровать. Вот что стало другим. Чарли застелил ее не розовым покрывалом, а каким-то сизым, в мелкую крапинку. Впрочем, нет – покрывало лежало на стуле. Кровать не была застелена вовсе.

Он откинул свою простыню и впервые заметил цвет матраса – точно такой, как у Чарли. Это развеселило его. Он даже подпрыгнул от удовольствия и с гиком выбежал в коридор. Там было пусто. Вредный Чарли успел смыться. Ничего, он еще надерет ему уши! Странно, куда все подевались?

Альт умылся, прошел на кухню, выпил стакан витаминизированного ацидофилина. Порылся на полках. Достал неглубокую плошку и немного ацидофилина отлил в нее. Для Усана.

Тетушку Кнэп он нашел в саду, в беседке Тайн. Она сидела задумавшись и тихонько посвистывала. Котенок, выгнув спину, важно прохаживался у ее ног.

— Наверное, уже завтракал? — Альт поставил перед ним плошку.

— Конечно, — тетушка кивнула, думая о чем-то своем.

Усан ткнулся мордочкой в ацидофилин. Лизнул и отвернулся. Потом стал играть веревкой, один конец которой был привязан к ошейнику, а другой намотан на тетушкин палец.

Тетушка посадила котенка на скамейку, поставила перед ним ладонь ребром и свистнула:

— Фьють, фьють.

Усан пригнулся, шерстка вздыбилась, он коротко мяукнул и перепрыгнул через ладонь. Затем повернулся и прыгнул назад.

Альт рассмеялся. А тетушка показывала уже другой номер. Она вытянула руки в стороны. Усан влез на правую руку, важно прошел с одного плеча на другое; так же степенно прошагал назад и спрыгнул на землю.

Перехватив у тетушки веревку, Альт стал играть с ним. Котенок пустился по дорожке, с разбегу вскарабкался на ель, но не удержался на гладком синтетическом стволе, соскользнул и шлепнулся на жесткую траву из пластмассы.

— Вот глупыш, — Альт подхватил его на руки. Тетушка сидела на скамейке, уставясь глазами в одну точку.

— Чарли еще спит? — не оборачиваясь, спросила она.

— Нет, он где-то в саду. — Альт посмотрел в сторону глянцевых искусственных зарослей – ему показалось, там что-то зашуршало. — Как ты думаешь, где сейчас Пипл?

— Наверное, в надежном месте. Потому что мне спокойно, — улыбнулась тетушка.

— А раньше ты знала, что твоя ваза умеет петь?

— Нет, — покачала она головой, — но догадывалась, что это не простая ваза.

— Скажи, тот человек, что чаще других слышит море, — Пипл?

— Пипл, — кивнула она.

— Выходит, и вправду есть зеленый дельфин?

— Если где-то есть море, значит, есть и дельфин.

— А может, его придумал Поэт?

— Может. Но поэты обычно придумывают то, что когда-нибудь случается на самом деле. — Тетушка вздрогнула: — Все мне кажется, будто кто-то сидит вон там в кустах.

Альт оставил котенка и пошел к зарослям.

— Чарли, вылезай! Я вижу, это ты. Хватит дурачиться! — Он обшарил кусты, никого не нашел и вернулся. Сел рядом с тетушкой и вынул из тайника под скамейкой книжку. Ветхие страницы зашуршали под пальцами.

«— Если ты никогда не видел моря, мне жаль тебя, малыш, — сказал Шкипер, почесывая за ухом. — Впрочем, не горюй. Дело в том, что море плещет в каждом. Только со временем одни превращают его в стоячее болото, другие – в неглубокое озеро, а третьи – в бескрайний океан».

— Ты знаешь, я все время думаю о том, что случилось вчера, — сказал Альт.

— Я тоже, мой мальчик, — сказала тетушка. — Вчера произошло важное событие: Пипл подарил сондарийцам мечту.

Стукнула калитка.

— Эй, кто дома? Все ко мне! — донесся веселый голос миссис Элы.

Альт нехотя спрятал книжку, впихнул Усана в коробку и побежал на зов. Тетушка пошла следом.

Миссис Эла была в приподнятом настроении. Она только что вернулась с воскресного обхода магазинов и сейчас, раскрыв доверху набитый саквояж, любовалась его содержимым. Фосфоресцирующие платья, звенящие браслеты, пустяковые безделушки и тюбики с косметикой – все осматривалось, ощупывалось, обнюхивалось с тщательностью, достойной знаменитого криминалиста Томаса Грога. В гостиной сразу же стало тесно от вороха ароматных тканей, ярких платьев, туфель и шляпок, которые тут же примерялись. Саквояж казался бездонным. Оттуда извлекались всевозможные шкатулочки, коробочки, кулечки, флакончики. Миссис Эла порхала от стола к зеркалу и назад, упиваясь каждой вещичкой, и лицо ее светилось счастьем. Она так увлеклась своими покупками, что не заметила отсутствия Чарли.

«Господи! — тетушка замерла на пороге. — Да ведь она убогая!»

И ее пронзила острая жалость к этой красивой женщине, даже более острая, чем если бы у той на голове выросли рожки.

— Вы звали? — напомнила она о своем присутствии.

Миссис Эла обернулась. — Да, я все же хочу узнать, где вы были с мальчиками вчера? В магазинах только и разговору, что о вчерашнем представлении в цирке. Что-то случилось там такое, отчего всполошился весь город. Чарли, смотри, какая прелесть, — она протянула на свет стеклянный шар, внутри которого клубились фантастические фигуры из подсвеченного газа.

— Я не Чарли, — досадливо проговорил Альт. Миссис Эла удивленно обернулась и рассмеялась:

— Ах, не все ли равно!

И тут вошел Чарли.

— Где ты пропадаешь? — подскочил к нему Альт.

— Мы ждем тебя все утро, — сказала тетушка. — Я кое-что приготовила вам. Идемте. — Она повела мальчиков в игровую.

Миссис Эла не сразу заметила, что комната опустела. Вдоволь налюбовавшись покупками, она устало села в кресло, обнаружила, что рядом никого нет, и опять рассмеялась. Внимание ее привлекла желтая тетрадка на столе. Забыта или нарочно оставлена кем-то? Она полистала тетрадку. Похоже, что это дневник мальчишек. Однако любопытно поворошиться в мире маленьких дурачков. Записи о настоящих событиях перемежаются с какими-то глупыми фантазиями. Что это, например, за «Полет на планету Солнечных Зайцев»? Скажите на милость, они там встретили человека, на голове которого вместо волос росла травка, а из босоножек торчали не пальцы, а желтые цветочки. А вот «Рассказы о нашей милой тетушке Кнэп». Надо же, какой удостоилась чести! Мгм… Тут, кажется, и про нас. «На днях опять были гости. Когда они ушли, мама сказала:

— И зачем нам эти Кракусы? Какой от них прок? Мы, понятно, им нужны.

— Может, когда-нибудь и понадобятся, — ответил отец.

— Выходит, приятелей выбирают из выгоды? — возмутились мы.

Отец вскочил:

— Вы что, с неба свалились? Неужели с вами никогда не говорили об этом?

— Говорили. Но почему бы не дружить просто так?

Он нехорошо рассмеялся.

— Еще неизвестно, просто так или не просто так вы дружите. И потом, откуда выдрали вы это допотопное слово «дружить»? Джентльмены не дружат, джентльмены заводят знакомство.

— Ты что-нибудь ждешь от меня, Альт? — испуганно спросил я.

— Ну что ты, — замотал головой Альт. — А ты?

— И я нет. Просто мне с тобой не скучно и интересно.

Мы подумали и так решили записать: ДРУЖБА – ЭТО КОГДА ДРУГ С ДРУГОМ ИНТЕРЕСНО. И ОДИН НЕ МОЖЕТ БЕЗ ДРУГОГО»».

Миссис Эла усмехнулась. Глупые мальчишки! Погодите, рано или поздно, жизнь ответит на ваш вопрос, что такое дружба. Она захлопнула тетрадь, зевнула и пошла в игровую.

Альт и Чарли сидели на полу в белом ворсе пушистого ковра и смотрели в угол, где из кресел была сооружена маленькая сцена с цветастым занавесом на проволоке. «Шторы с окон», — мелькнуло у миссис Элы. Из-за спинок кресел появлялись и исчезали какие-то крохотные существа. Они смешно дергались, танцевали и пели разными голосами, в которых все же можно было узнать голос тетушки Кнэп.

Вот выбежал длинноносый мальчик в яркой курточке и полосатом колпачке. «Из кухонного полотенца и салфетки», — раздраженно отметила миссис Эла.

— Какой уродливый, бедняжка! — воскликнули близнецы, — Кто ты?

— И вовсе я не уродливый, — обиделся мальчик. — Просто я очень любопытный, оттого и нос у меня длинный. Я – мальчик из дерева. Но у меня живая душа.

Близнецы рассмеялись.

— Разве мальчики бывают из дерева? — дружно спросили они.

— Очень даже бывают, — человечек взволнованно забегал по сцене. — И не только из дерева, но и из шоколада и леденцов.

— Враки! — возразил Чарли. — Живой организм состоит из жиров, белков и углеводов. А если деревянному мальчишке оторвать голову, ведь не потечет кровь!

Из-за кресел показались два хвостика с розовыми бантиками.

— Что ты такое говоришь, — испуганно сказала тетушка. — Зачем же этому симпатяге отрывать голову?

— Да я не собираюсь, — ответил Чарли. — Но во вчерашнем фильме супермен Боб Мерисон продырявил лазерным пистолетом сразу двадцать голов.

— Я ведь не раз объясняла, — устало сказала тетушка, — в сказках происходят самые невероятные вещи. Люди превращаются в птиц и зверей, а звери и птицы думают и разговаривают, как люди.

— Хорошенькое дело, — не выдержала миссис Эла, и близнецы от неожиданности подскочили. — Вы что, нарочно придумываете эти глупые истории, чтобы подкупить моих детей? — Ноздри ее трепетали от гнева, пальцы теребили тетрадку в желтом переплете.

Тетушка побледнела и, спотыкаясь, вышла из-за кресел.

— Неправда, — с трудом проговорила она, прижимая к груди длинноносую куклу. — Неправда! Никого я не подкупаю! Просто я возвращаю сказки.

Чарли фыркнул. Тетушка грустно взглянула на него и понуро вышла. Альт ринулся было следом, но тут заметил у матери дневник.

По тому, что миссис Эла не проявила особого интереса к тетрадке, безразлично швырнув ее на ковер, он понял, что она не прочитала главного: зачем они бегали на улицу Жареных Уток. Но как дневник оказался у нее? Неужели Чарли?..

Со двора донесся длинный звонок: кто-то чужой открыл калитку. Мальчики, оставив миссис Элу одну, вылетели из игровой.

На аллее стояла Тэйка.

— Ты сегодня похожа на волшебного мотылька, о котором нам рассказывала тетушка Кнэп! — воскликнул Альт.

— Чепуха! Ты, как всегда, похожа на образец, — сердито бросил запыхавшийся Чарли.

— Не слушай его, ты совсем как цветок тетушки Кнэп!

— Как глупый Усан.

— Он теперь все время говорит ерунду, — виновато сказал Альт. — А ты сегодня и вправду совсем другая. Эти два банта, как два крыла.

— Потому… Потому что… Это не он, это пилюли… — растерялась Тэйка, а затем выпалила. — Пипл цел и невредим!

— Убежал! — Альт схватил ее за руку и обмер: в глазах девочки радужно светились две маленьких звёздочки.

Злой смех Чарли заставил обоих сконфуженно отпрянуть друг от друга.

— Не верю! — крикнул Чарли, демонстративно сбрасывая сандалии и зашвыривая их в кусты. — Как ты докажешь, что Пипл не в тюрьме или не на электрическом стуле?

— Что ты! — Тэйка притронулась к его плечу. — Ну, хочешь, пойдем к нам домой и увидишь… — Она осеклась, но потом упрямо тряхнула бантами: — Пошли! Только сами понимаете – все это под секретом. — И вздохнула: — Никак не могу хранить тайны.

— Погоди, мы познакомим тебя с нашим Усаном, — остановил ее Альт.

— Кто это? — Тэйка с любопытством оглянулась по сторонам.

— Родственник тигра.

Чарли хихикнул. Альт искоса взглянул на него и только сейчас заметил, что брат зачем-то вырядился в серый костюм, подаренный миссис Кракус, и тем самым нарушил слово, которое они когда-то дали друг другу: одеваться всегда одинаково.

Альт даже покраснел от возмущения. И тогда Тэйка тоже заметила перемену в близнецах.

— Вы сегодня какие-то разные, — недоуменно сказала она. Альт подошел к Чарли, заглянул ему в глаза и поежился. Там было пусто и холодно. Лучше промолчать – брат и в самом деле болен. Грустно.

Они пошли к беседке. Тэйка с интересом осматривала сад. Здесь росли самые разнообразные деревья. Не то, что у нее во дворе – всего две сосенки. Впрочем, это только говорили так – «росли». На самом деле деревья были воткнуты в асфальтовую корку – земля уже давно не кормила своими соками. Да это и не требовалось растениям, ветви которых не плодоносили, листья не желтели и не опадали, чтобы возродиться вновь, а вечно зеленели своей поддельной синтетической красотой.

— Какой у вас большой сад! А кто это поет? — Тэйка прислушалась к трелям магнитофонного соловья.

Чарли подбежал к высокой березке и постучал по пятнистому стволу. Пустой изнутри, он гулко загудел, и тут же вверху отворилось дупло, как в старинных часах. Оттуда выглянула кукушка и трижды прокуковала своим металлическим голосом.

— А вы читали – раньше деревья были совсем другими, — сказала девочка.

— Тебе что, не нравится наш сад? — нахмурился Чарли.

— Нет, почему же! У вас очень забавно, — поспешно сказала Тэйка и замолчала, потому что Альт внезапно остановился.

— Что это? — он присел на корточки и поднял клочок ваты. — Вот еще и еще…

Асфальтовая дорожка была усеяна ватными хлопьями. Он метнулся к беседке. Вот и веревка. Где же Усан? Коробка из-под сонографа перевернута.

— Кис-кис, — позвал он. — Пропал куда-то. — Альт растерянно подбежал к Тэйке. — Это котенок. Такой маленький, пушистый и совсем беззащитный, — торопливо объяснил он. И опять заметался: — Кис-кис-кис!

Чарли стоял поодаль, насмешливо щурил глаза.

— Ха-ха! Усан-кусан! Не трать время, — криво улыбнулся он. Альт никогда не видел у него такой улыбки, похожей на прорезь расстегнутого портфеля, в котором затаилось нечто ужасное. Даже на миг зажмурился.

— Я вышвырнул его на улицу, — жестко сказал Чарли. — А он, дурак, поспешил угодить под первый же элмобиль. И правильно сделал. Нечего разводить всякую заразу, — закончил он тоном мистера Рауля.

Альт молча подошел к нему. Губы его дрожали. Руки сжимались в кулаки. Что же это такое? Вот сейчас дать бы брату по уху… Но он опять сдержался и только прерывисто вздохнул.

— Ты болен, — тихо сказал он. — Тебе надо к врачу.

— Это еще нужно проверить, кто из нас болен. И вообще неизвестно, кто есть кто, — ухмыльнулся Чарли.

— Что ты имеешь в виду? — не понял Альт.

— Да так, — засмеялся Чарли, — как-нибудь объясню. — На миг ему стало неловко своей болтовни и безжалостной расправы с котенком. — Что-то со мной неладно, — пробормотал он, потирая переносицу.

––

Мастерская находилась в подвале. Вход в нее закрывала плита, которая легко отодвигалась. Для маскировки она обычно была прикрыта мусором. И все же Ланьо беспокоился.

С раннего утра они сидели в этой потайной комнате, которую Ланьо называл своим личным цехом. Впрочем, Пипл здесь и ночевал. Ланьо поставил ему раскладушку и велел, пока все ни утихнет, не высовывать наружу свой знаменитый нос. Мистер Вэг, конечно, догадывается, кто выключил свет и наделал в цирке переполох. И сейчас, скорей всего, вычисляет, где может скрываться Пипл. Однако найти эту берлогу не так уж и легко.

— Твоя Эльза удивительная женщина, — сказал Ланьо.

— Я всегда говорил, равной ей нет во вселенной, — озарился улыбкой Пипл. — Думаешь, все эти годы мы были в разлуке? Нет. Мы каждый день встречались.

Ланьо недоверчиво взглянул на клоуна.

— Да-да, — кивнул Пипл. — Во сне. Потому что и я и она спим без наушников от сонографа.

Он сидел напротив за столом, на котором громоздилась горка деталей, и с улыбкой наблюдал за другом. Словно живое существо, Ланьо поглаживал и похлопывал свое детище – укрепленный на штативе миниатюрный ящичек в пористой металлической обшивке. Это было изобретение, которому он посвятил значительную часть своей жизни. Сотни подобных приборов, под разными углами нацеленные на силовое и иллюзионное поля, должны были в скором времени сорвать с моря завесу. И час этот приближался.

— Меня, конечно, ищут, — сказал клоун. — Я бы не хотел тебя подводить.

— Подумаешь, важная персона, — хмыкнул Ланьо. — Пускай побесятся! А сюда заглянуть, надеюсь, никому не придет в голову.

Опровергая его слова, плита в потолке отодвинулась, в проеме показались две одинаковые белобрысые челки и четыре коричневых глаза.

— Ну, лезьте же, — послышался голос Тэйки.

По шаткой лесенке в подвал спустились близнецы. Пипл вскочил.

— Ах, разбойники, и здесь нашли меня! — Он подхватил мальчишек на руки.

Ланьо строго посмотрел на Тэйку.

— Чарли не верил, что Пипл жив, — смутилась девочка. — Честное слово, они хорошие!

— Ладно, ладно, — нахмурился Ланьо, разглядывая близнецов. — Сам виноват – так и не научил тебя хранить тайны.

— Жив? Ну и хорошо, — Чарли отстранился от клоуна.

Пипл вопросительно обернулся к Тэйке.

— Я же тебе говорила, — тихо сказала она.

— Ах да, — клоун схватился за голову, подошел к Чарли и обнял. — Угораздило же тебя проглотить эти горошины. Ну ничего, пройдет. Только прошу – пожалуйста, не превратись в хрюшку. У нас в цирке есть такая.

Чарли надменно сбросил руки клоуна с плеч.

— Что это вы смотрите на меня, как на больного. Если хотите знать, я еще никогда так отлично не чувствовал себя. У меня даже голова кружится – так хорошо мне, так счастливо! Вот только… — он скривил губы и осмотрелся, — не нравится мне здесь. И весь дом не нравится. В таких обычно живут звездочёты и синеглазые, — небрежно сказал он Ланьо и задержал на нем взгляд.

Альт тоже смотрел на Ланьо во все глаза. Да, это был тот самый веснушчатый электрик, которого Пипл представил им в цирке как своего лучшего друга. Это его они видели ночью в окне одного из домов на улице Жареных Уток. А та девчонка, похожая на Тэйку… Неужели это была сама Тэйка?

— Ты здесь живешь? — обернулся Альт к девочке.

— Здесь, на улице Жареных Уток? — презрительно добавил Чарли.

Она не стала объяснять, что живет у тетки Бетси, но когда Чарли спросил: «А этот конопатый, уж не твой ли отец?», — гордо выпрямилась:

— Мой.

Чарли хихикнул.

— Выходит, уличный мальчишка Бамби – твой родной брат! Охо-хо, — Чарли расхохотался. — Ну и принцессу же мы выбрали с тобой, братец!

— Чарли, — чуть слышно прошептал Альт. Для него тоже было неожиданностью, что Тэйка – дочь голубоглазого электронщика. Но Чарли вел себя так отвратительно, что он готов был сквозь землю провалиться. — Что ты болтаешь, Чарли! — Он схватил его за руку и потащил наверх. Чарли рванулся. Близнецы вцепились друг в друга, упали и покатились по полу. Клоун и Ланьо бросились разнимать их. Свирепо взглянув друг на друга, мальчики встали, одинаковым жестом пригладили вихры, повернулись и полезли наружу.

Чуть не плача, Тэйка смотрела им вслед.

«Неужели он и впрямь настолько счастлив, что не замечает, как делает другим больно? — думал Альт, шагая за братом. — Видно, не зря всполошилась Тэйка, когда он проглотил эти пилюли – они приносят беду. Надо же, идет и спокойно насвистывает сквозь зубы, словно ничего не случилось. Может, в том и состоит его счастье, что он не видит, как другим бывает плохо?..»

— А мне чихать на все, — вдруг обернулся Чарли. — И на Тэйку, и на ваше море, и на дельфина.

— Но ведь мы поклялись… — опешил Альт, на миг забыв о болезни брата.

— И без того жить отлично. Напридумывали какой-то ерунды. А все эта старуха Кнэп.

— Как ты смеешь! — вскипел Альт. Но тут же остыл и взглянул на брата с сочувствием и жалостью. Лицо Чарли расплылось в самодовольной улыбке. Казалось, она растекается по всему его телу.

Внезапно братья остановились. С фасада фирмы «Образец» на них смотрел Пипл. Огромный красочный плакат кричал:

РАЗЫСКИВАЕТСЯ КЛОУН ПИПЛ, ВЫСОКОГО РОСТА, РЫЖЕВОЛОСЫЙ, ФОКУСНИК И ФАНТАЗЕР. ТОТ, КТО УКАЖЕТ ЕГО МЕСТОНАХОЖДЕНИЕ, БУДЕТ НАГРАЖДЕН ИСПОЛНЕНИЕМ ТРЕХ ЖЕЛАНИЙ!

Близнецы переглянулись и медленно зашагали дальше. Войдя в метро, они смешались с толпой поджидающих электричку. Но когда поезд подошел к платформе, Альт с испугом обнаружил, что Чарли рядом нет.

СЧАСТЛИВЫЙ

Он юркнул в толпу и очутился на ползущем вверх эскалаторе. Решение зрело исподволь, коварно, как болезнь, и в ту минуту он еще не знал, зачем сбежал от Альта. Неведомое до сих пор чувство свободы понесло, как на крыльях: Вот он идет, и никто не пристает к нему с глупыми фантазиями, никто не трется о его бок, и можно спокойно, думать о своем. Но откуда это дурацкое ощущение, будто рядом пустота? Черная зияющая пустота. Она тенью следует за ним, и никак не уйти от нее.

Выйдя из метро, Чарли наткнулся на афишную тумбу, с которой на него вновь глянула веселая физиономия Пипла. Рыжие волосы клоуна пламенели, поддразнивая и искушая.

Остановился. Заново, леденцом смакуя каждое слово, перечитал объявление. Вот и зеваки сбежались. Уже стоят не только рядом, но и позади. Кто-то нахально лезет вперед. Лица, какие странные лица! Мерещится или на самом деле – у многих одинаково блестят глаза? В них – тайное сожаление о том, что награда суждена неизвестному счастливчику.

«А чего бы я хотел?» – спросил себя Чарли и растерялся. Неожиданная мыслишка о возможности удовлетворить любое желание застигла врасплох, хотя и родилась в тот миг, когда он впервые узнал о розыске клоуна. Даже разозлился – ведь должен он хоть что-то хотеть! Сегодня все может волшебно исполниться! Нет, в голове лишь скука да пустота. Навострил уши – чего желают люди вокруг? Вот слева о чем-то бормочут две тощие старушки с негнущимися ногами.

— И чего бы ты попросила? — спрашивает одна.

— Кружевной пуфик, как у госпожи Кабомбы, и занавески-паутинки, — благостно улыбаясь, шамкает другая.

— Я тоже, я тоже!

— Жекки! Нет, ты только подумай! Любые желания! — на плечо очкастого мужчины склонилась дама с башней волос. — Мебельный гарнитур из радужного стекла – раз, самый дорогой пеньюар и колье, как у жены Умноликого, — два.

— Малолитражку на воздушной подушке, чтоб сосед лопнул от зависти, — мечтательно добавил мужчина и потащил свою спутницу от афиши. — Пошли, а то можно спятить.

Энергично работая локтями, к тумбе пробрался мальчишка в мятой кепочке и линялых шортах. Он пробежал глазами объявление, коротко свистнул и сдвинул кепочку на лоб.

— Вот это да!

— А чего бы ты хотел? — Чарли тронул его за плечо.

— Я? — мальчишка обернулся, и Чарли узнал Бамби. — А это не хочешь? — Бамби сунул ему под нос кукиш. — Никого никогда не предавал!

Чарли отскочил в сторону.

— А вот я знаю, где клоун! — вызывающе крикнул он. — Сейчас пойду и заявлю!

— Ты, медицинский сыночек! — протянул Бамби, лишь сейчас распознав в Чарли одного из близнецов. — Только попробуй!

— А вот и попробую! — Ладони Чарли зло сжались в кулаки.

Его стали окружать любопытные. Они напряженно заглядывали ему в рот, надеясь, что оттуда случайно вылетит признание.

— Неужели и вправду знает? — тоскливо сказал мужчина в очках.

— Уверен, у него и потребности-то микроскопические, — пробасил гигант двухметрового роста.

Толпа вдруг заволновалась. Каждый представил себя на месте Чарли, и он неожиданно услышал уйму пожеланий, которые, однако, при всем разнообразии были удивительно схожи. Будто на ярмарке или аукционе, в толпе выкрикивали:

— Костюм из чистой шерсти!

— Голограф с экраном в два метра!

— Шубку в горошек!

— Туфли с платиновыми пряжками!

— Хрустальную люстру!

— Диван на колесиках!

— Плавающий матрас!

И только чей-то негромкий голос робко пожелал:

— Пусть выздоровеет моя сестренка.

Чарли прикрыл голову руками, будто на него и впрямь обрушился водопад вещей, и попытался прорваться сквозь кольцо собравшихся. Но не тут-то было. Его не отпускали, а кто-то потянул за руку, вытягивая из толпы.

— Хватит! — заорал он, вырываясь из цепких рук. — Хва-тит! — и тут же растянулся на асфальте от подставленной кем-то подножки.

— Признавайся, что тебе известно? — прошипел на ухо Бамби, тыча его носом в землю.

— Пусти! А-а-а! Спасите!

Подбежал какой-то мужчина в робе и оттащил Бамби в сторону. Чарли вскочил, отряхнулся и бросился в подоспевший элебус.

А дальше все произошло помимо его воли. На следующей остановке Чарли вышел, и ноги сами понесли его к первому полицейскому, который попался на глаза.

— Скажите, где Управление полиции? — как бы со стороны услышал Чарли свой голос.

— Квартал прямо и налево, — буркнул постовой.

«Ты делаешь подлость! Ты предаешь своего друга! — возмущенно стучало сердце. — Остановись, пока не поздно!». Но что-то темное, обволакивающее мозг, злобно хихикало: «Чепуха. На свете столько замечательных вещей, а у твоего отца, хотя он и не бедняк, возможности отнюдь не безграничны. Сегодня ты можешь стать одним из счастливейших сондарийцев! Смелее! Заткнешь за пояс папашу! А как будут завидовать Альт, эта неудавшаяся принцесса Тэйка и ее драчливый брат! Да что там, весь класс сойдет с ума от зависти».

В полиции его сразу же повели в кабинет начальника.

— Кто такой? — глянул на него Кас Баридж сквозь щелки заплывших от жира глаз.

— Чарли, сын доктора Дитри, — ответил Чарли и торопливо изложил причину своего появления.

— Значит, в доме Ланьо Герта? — сверкнули щелки глаз. — Тэкс, тэкс… Ну что ж, подожди с полчасика. Если клоун и впрямь окажется там, поздравлю. — Кас потянулся к телефону с трубкой в форме изящной дамы в купальнике, хищно схватил ее за талию и притянул к уху.

Ровно через тридцать минут начальник полиции уважительно и, как показалось Чарли, даже завистливо пожал ему руку. Кабинетные двери распахнулись, вбежали невесть откуда взявшиеся репортеры в полосатых галстуках, похожих на ошейники. Защелкали, зажужжали камеры. Румяный от удовольствия Чарли едва успевал поворачиваться, стараясь не пропустить ни одного объектива.

— А когда можно будет увидеть себя на экране? — важно поинтересовался он.

— Сначала скажите ваше первое желание, — склонил голову в поклоне человек, так плотно затянутый в мундир, точно родился в нем. Это был полковник Пигус, один из первых помощников Каса Бариджа. Камеры замерли в ожидании.

— В универмаг, — небрежно бросил Чарли и с превосходством оглянулся на репортеров. Камеры зажужжали еще энергичней.

У выхода ждал длинный белый элмобиль. Кроме Чарли, в него уселись Пигус, два полицейских и три репортера.

Пять запруженных машинами улиц – и они возле универмага. Витрина, как обычно, дразнила обилием товаров, ослепляла блеском реклам и притягивала новизной последних моделей. Здесь можно было купить все: от зубной электрощетки до стеклянной россыпи для потолочной мозаики.

Странная процессия была замечена сразу. Мальчишка с презрительной миной на лице, окруженный свитой полицейских и репортеров, переходил из одного отдела в другой и самозабвенно рылся на стойках и полках. Он пускал по рельсам крохотные поезда, стрелял в полицейских из блестящих игрушечных автоматов и револьверов, примеривал шубы, костюмы, шляпы и время от времени бросал контролерам: «Отложите!». Те вначале недоуменно таращились, но тут же торопливо выполняли его приказы. Полицейские едва успевали уносить тюк за тюком и грузить их в специально поданный контейнер.

Чарли победно поглядывал по сторонам и, казалось, не думал останавливаться.

— Радиозапонки! Башмаки с теплоизоляцией! Микрошкатулку!

— Рауль Дитри, конечно, богат, но, как видно, не очень балует сына, — негромко сказал полковник полицейскому.

— Игрушечный дворец из шоколада! Камин на цветном газе! Портфель из кожи последнего крокодила!

Критически осмотрев нелепый диван на колесиках, он внезапно зевнул и пробормотал:

— Надоело!

— Ваше второе желание? — подскочил полковник. Чарли осоловело взглянул на него, но тут же взбодрился.

— Во дворец Умноликого!

Полицейские переглянулись. Репортеры присели на корточки, фотографируя счастливчика в минуту столь дерзкой мечты.

— Что ж, поехали, — сказал полковник после некоторого замешательства. Они вновь сели в элмобиль и помчали через всю Сондарию.

Город, будто в люльке, качали убаюкивающие мелодии, идущие из электрофонов, прикрепленных к столбам на перекрестках. Небо заслоняли высотные дома. Не было ни клочка земли, не залитой асфальтом, никто уже и не помнил, какого она цвета. И хотя заводы и фабрики были вынесены на окраину, даже в центре слышны были лязг, скрежет и какое-то жужжание. Впрочем, эти странные звуки доносились со стороны Пустыни.

Дворец Умноликого стоял на возвышенности в конце Проспекта Фонтанов. Его огораживала высокая серая стена. Внизу стыло сиреневое марево иллюзионного и силового полей..

Элмобиль подъехал к воротам старинной конструкции. Сквозь тяжелый ажур чугуна просвечивала искусственная зелень парка.

Чарли был здесь впервые и с интересом оглядывался. Почему Умноликие избрали для себя именно это место? На краю страшной Пустыни? Однако – Чарли заметил это сразу – воздух здесь удивительно чист и легок. Его можно пить, как ароматный коктейль. Дышится глубоко, с удовольствием.

Прислушался. Со стороны Пустыни донесся шум, рокот. Что-то огромное ворочалось там и вздыхало. На миг закрыв глаза, он увидел округлый бок волны с веселым кружевом пены на гребне. Вздрогнул. Волна была странного цвета. Она была синеглазой…

— Что с вами? — склонился к нему Пигус.

— Нет-нет, ничего, — пробормотал Чарли и забеспокоился: — Почему не отворяют?

Наконец ворота распахнулись. Элмобиль въехал на территорию, где испокон веков проживали только Умноликие и Эрудиты.

— Идемте. — К Чарли и Пигусу подошли два чиновника.

Вот они, владения самого умного, самого красивого, самого из самых. Четкая геометрия аллей и зданий говорит о том, что он любит дисциплину и порядок. Квадратный плац. По нему, как хорошо налаженные заводные игрушки, маршируют солдаты.

Чарли старался запомнить каждую мелочь, чтобы потом рассказать одноклассникам. Подумать только: ни один из них не был здесь! И никогда не будет!

А это что за чудаки? Сидят на лужайке в шезлонгах, все в одинаковых позах – подперев кулаками подбородки.

— Наши мыслители, Эрудиты, — шепнул ему на ухо чиновник. — Тес… Они думают.

— О чем?

— Обо всем. И там тоже они, — кивнул он в сторону небольшого бассейна, где собралась группа людей с бритыми головами и широкими подбородками. Посреди бассейна на гипсовом пьедестале восседал полуголый человек с пышной шевелюрой. Узкий лоб его так густо зарос волосами, что, казалось, его нет и вовсе. Выбросив вперед руку, человек уставился на вытянутый указательный палец. Тонкие губы были сомкнуты, скулы окаменели, а глаза от напряжения чуть не вылезли на лоб. Присутствующие пристально наблюдали за ним.

— Кто это и что он делает?! — воскликнул Чарли. — Он так похож на…

— Тише, — зашипели чиновники. — Это и есть Умноликий. Он пробует войти в собственный палец.

— Как? — не понял Чарли и вздрогнул от радостного вопля: «Вошел!».

Присутствующие бурно зааплодировали. Чиновники толкнули остолбеневшего мальчика, и он тоже захлопал.

— Тренировка души, — объяснили чиновники. — Смотрите!

Все, кто стоял у бассейна, присели на корточки и, вытянув руки точно так же, как минуту назад Умноликий, принялись созерцать свои пальцы.

— Но для чего это? — поразился Чарли.

— Чтобы изгнать остатки эмоций, — пояснил Пигус, осведомленный в придворном образе жизни.

Тем временем Умноликий оделся и уставился на Эрудитов. Как только он взглянул на часы, Эрудиты дружно рявкнули: «Вошли!».

Умноликий удовлетворенно кивнул.

Чиновники подвели гостей к Первому Эрудиту. Тот выслушал их и замялся.

— Не знаю, как его умнейшество расценит весь этот вздор, — сказал он, вытер платком бритый череп и направился к Умноликому.

— Значит, ты хотел видеть меня? — Умноликий подошел и в упор взглянул на Чарли. У того подогнулись коленки. — Ну, вот я, смотри. — Правитель тряхнул шевелюрой и самодовольно подбоченился. — Каково же твое третье желание, прелестный малыш?

— Э-э-э, — запнулся Чарли и тут же выпалил: — Хочу увидеть самое интересное во Дворце.

Правитель нахмурился:

— Скверный мальчишка! Ты слишком прожорлив. Не пора ли умерить аппетит? — Но тут же изменил тон: — Впрочем, молодец! Я давно мечтал заполучить этого рыжего клоуна. Как его там… Кажется, Пипл зовут? Ты помог мне, поэтому буду к тебе милостив. — И после некоторого раздумья предложил Первому Эрудиту: — Может, показать юному гостю мою Живую Библиотеку? Правда, она еще очень мала. Но со временем пополнится, чтобы однажды исчезнуть навсегда, — добавил он и осклабился.

Первый Эрудит, в замешательстве кашлянув, попытался возразить:

— Думаю, пока не стоит. Там еще не было посторонних.

— Веди! — взревел правитель.

— Есть! — подпрыгнул на месте Эрудит и помчался выполнять приказание. Чарли с Пигусом поспешили за ним. Пройдя ряд двухэтажных, ничем не примечательных зданий, они очутились перед невысоким строением удлиненной, почти цилиндрической формы. У входа стояла охрана.

— Наверное, здесь очень редкостные издания? — спросил Чарли, вспомнив слова тетушки о ценности книг.

— О да, редкостнее быть не может, — ухмыльнулся Эрудит.

Длинный темный коридор был наполнен странными звуками. Справа и слева что-то гудело, ухало, звякало, грохотало. За плотно прикрытыми дверями работали невидимые станки, приборы, аппараты.

В конце коридора Первый Эрудит остановился.

— Много лет назад, — начал он тоном экскурсовода, — на главной площади Сондарии были сожжены книги, неугодные его умнейшеству, деду нынешнего правителя. Но одному блаженному старику удалось сохранить несколько фолиантов. Их обнаружили после его смерти и немедленно доставили отцу нынешнего Умноликого. Тот поначалу рассвирепел и хотел распорядиться о новом публичном костре на площади. Но в эту минуту в голову Первого Эрудита, моего отца, — Эрудит скромно улыбнулся, — пришла мысль, в гениальности которой вы сейчас убедитесь.

Он хлопнул в ладоши, и стена, перед которой они стояли, неожиданно поползла в сторону. Эрудит переступил порог. Потолок вспыхнул неоном, освещая небольшую комнату, перегороженную на шесть секции. В трех из них сидели люди. Чарли еще никогда не видел людей за решетками и невольно прижался к Пигусу. Полковник тоже смотрел во все глаза и так напрягся, что его мундир, казалось, вот-вот лопнет по швам. Среди высшего состава полиции поговаривали о чудо-библиотеке Умноликого, но никто не бывал в ней. Пока еще Пигусу не было ясно, что это такое, однако рот его уже растягивался в улыбке – он предвкушал, как ошарашит своих сослуживцев необычным рассказом, сам Кас Баридж крякнет!

— Так вот, — продолжал Первый Эрудит, останавливаясь напротив клетки, в которой сидел изможденный костлявый человек с бородкой клинышком, в странном одеянии: бархатные штаны, полукафтан, бархатные туфли, а на голове шлем. — Мой отец сказал Умноликому: «Сжечь книги не так впечатляюще, как спалить на костре живую идею». Правитель не понял, что тот задумал. Тогда отец разъяснил: «Надо материализовать героев книг, а затем публично осмеять и уничтожить».

— Не хотите ли вы сказать, что это… — Пигус запнулся и испуганно взглянул на Эрудита.

— Вот именно. Перед вами персонажи трех запрещенных книг. Наши ученые, тщательно изучив структуру этих произведений, во плоти и крови создали их героев. Вот знаменитый Дон Ких. Он был ужасно неблагоразумным, лез туда, куда его не звали, защищал всяких голодранцев и распутных женщин. Вдобавок ко всему сражался с ветряными мельницами и общественным мнением.

— Ха-ха-ха, — заржал Пигус, но встретился с умным, печальным взглядом Дон Киха и прикрыл рот ладонью.

— Прелестная парочка, не правда ли? — сказал Эрудит, подходя ко второй клетке. Прислонившись к холодным прутьям решетки, на них сурово смотрел красивый юноша с бледным лицом. Успокаивающим жестом он гладил волосы прильнувшей к нему девушки.

— Ром и Джулия, — представил их Эрудит.

— Совсем как Рикки и Ленни! — вырвалось у Чарли.

Эрудит нахмурился.

— Чем же прославилась эта пара? — полюбопытствовал Пигус.

Эрудит с пренебрежением ответил:

— Между ними чувство, называемое amor. Знаете, что это такое – аmоr? — насмешливо спросил он.

— Надо посмотреть в словаре, — сконфузился Пигус.

— А что это? — Чарли подошел к третьей клетке. За решеткой, гордо выпрямившись, стоял человек с вызывающим разлетом бровей и пышными усами. Что-то очень знакомое почудилось Чарли в его лице. Где-то он видел эти смелые глаза, эти лихие усы.

— Путешественник, — коротко представил Эрудит.

— Отважный Шкипер, — уточнил узник, и Чарли вспыхнул.

— Нас ждут ураганы? — словно пароль, пробормотал мальчик, не веря своим глазам. Пигус остро взглянул на Чарли:

— Вы знакомы?

— Да-да, — обрадовался Чарли и тут же спохватился: — Впрочем, нет. Я ошибся. Копия воришки Крага из вчерашнего фильмосна.

Такое сходство показалось Отважному Шкиперу оскорбительным.

— Триста молний в печень! — проворчал он, и Чарли убедился в том, что это действительно Шкипер. Так вот он какой, отважный капитан, укротивший сорок ветров и ураганов!

Чарли стоял перед решеткой и не мог двинуться с места. Глаза морехода смотрели насмешливо и пронзительно. Они заглядывали прямо в душу и, казалось, знали, как он попал сюда.

— Мне здесь не нравится, — капризно надул губы мальчик, с тру-дом отрывая от Шкипера взгляд.

— Идемте, — заторопился Первый Эрудит. — Шкипер любит мечтать и потому опасен.

Все, что они увидели после, было уже неинтересно. Так, по пути к выходу встретился человек, который, размахивая руками, громко рассуждал, почему Умноликий начал сегодняшний день с чашки ацидофилина, а не кейля.

— Теперь напишет на эту тему диссертацию, — ухмыльнулся Эрудит и строго откашлялся.

А Шкипер все не исчезал. Усмехаясь, он стоял перед глазами Чарли, и это было невыносимо.

— Я устал, — мальчик потер ладонью виски. — Я хочу домой!

Вновь его окружили репортеры. Но Чарли успел заметить, что куда-то исчезли их восторг и почтение к нему, Камеры все реже поворачивались в его сторону. И, когда он садился в элмобиль, никто не распахнул перед ним дверцу, не помог сесть. Он понял, что стал не нужен, как исписанный стержень шариковой ручки.

«Вот, кажется, и все», — устало и удивленно подумал он.

АРЕСТ

После стычки у афишной тумбы Бамби примчался домой, но никого не застал. Вероятно, отец находится в мастерской, решил мальчик и побежал туда. Здесь, за столом с чашками дымящегося чая, рядом с Ланьо сидели Пипл и Тэйка.

Бамби был разгорячен и взволнован. Запинаясь и размахивая руками, он рассказал о встрече с Чарли.

— Я точно знаю, он предаст тебя, Пипл, — Бамби устало опустился на стул и шмыгнул носом.

— Нельзя впадать в уныние от того, что еще не случилось. — Пипл ободряюще потрепал Бамби за челку.

— Мальчишка решил подразнить и припугнуть тебя, — успокоил сына Ланьо. Однако сам встревожился не на шутку. Надутый, ехидный Чарли сразу не понравился ему. Что с того, что у него точно такая же, как у брата, белокурая челка, такие же пухлые губы и коричневые глаза? Особенно глаза. Цвет одинаков, а свет, идущий изнутри, у Чарли совсем иной: недобрый, холодный. Оно и понятно – еще ни одного человека пилюли счастья не сделали лучше. Довольным – это да. Но от довольства, самоуспокоения лицо обычно расплывается, становится равнодушным. У Чарли же в глазах злость, и она искажает его физиономию. Беда, если злость овладеет им целиком.

— Видно, Чарли, как вороненок, привык без разбору глотать все, что блестит, вот и результат. — Пипл звонко размешал ложечкой сахар в чашке. — Эти пилюли счастья и рассчитаны на таких, как он. Хорошо, что Альт не клюнул на эту гадость.

Мало кто знал, что братья и раньше были разными, правда, не все это замечали. Так, когда им давали прививочные таблетки, Чарли обычно морщился, бурчал под нос «Отрава!» и все же глотал. Зато Альт придумывал какую-нибудь ерунду, вроде: «Спорим, они в животе у меня заквакают!», швырял незаметно таблетки под стол и делал вид, что запивает их водой. Брат прикладывал к его животу ухо и блаженно улыбался: там и впрямь что-то если не квакало, то урчало!

— А все ты со своим длинным языком! — Бамби досадливо взглянул на Тэйку, наливающую в его чашку заварку.

— Разве я виновата, что уродилась такой болтливой? — девочка поставила чайник на стол, подошла к Пиплу и, всхлипнув, уткнулась носом ему в рукав:

— Прости меня.

— Мокрые глаза не красят девочек. Успокойся, глупышка. Все будет так, как должно быть. И ты тут ни при чем.

Ланьо сердито молчал.

— А в следующий раз, — посоветовал Пипл, — когда очень хочется сказать то, что нельзя, повесь на язык прищепочку.

— Лучше гирю, — буркнул Бамби, дернув Тэйку за косичку. Он любил сестренку, но ее неумение хранить тайны порой приводило его в отчаяние и вызывало некоторую гордость за себя – уж он-то никогда не сболтнет лишнего!

Темная тревога все больше охватывала Ланьо. Он обвел взглядом мастерскую, Пипла, детей и засобирался.

— Я скоро вернусь, — сказал он, надевая куртку и берет.

— Только без паники, — клоун обнял друга за плечи. — Скажи, куда мне идти, и я уйду. Но с каким удовольствием я бы остался в этой норке. — Он вздохнул, подошел к раскладушке и растянулся на ней, заложив руки за голову. — Мой знаменитый учитель Алямс говорил: «Какой дурак придумал, что самое страшное на свете – смерть? Самое страшное, это когда у тебя чешется пятка, а тебе лень дотянуться до нее и почесать».

Дети рассмеялись. Но Ланьо было не до шуток. Он решил сегодня же найти Пиплу другое убежище. Для этого нужно было срочно встретиться с Билем и Вилем.

— Сиди здесь, пока ни приду, — сказал он клоуну, поднимаясь по лесенке к выходу. — А вы, — обернулся он к детям, — пошли бы, купили что-нибудь на ужин. Деньги в вазочке на полке. Я скоро вернусь. Да не забудьте присыпать вход мусором, когда вылезете отсюда. — И ушел.

— Зачем вам где-то болтаться, если можно весело провести время со мной? — сказал Пипл. — Потом, когда немного остынем от чая, пройдемся вместе – как раз уже стемнеет и мне будет менее опасно высовывать свой клоунский нос наружу.

Бамби засиял сразу всеми веснушками и полез к выходу. Плотно пригнал плиту с асфальтовым покрытием к проему, укрепил деревянную створку железным крюком и полный веселого ожидания спустился вниз.

— Мои давние друзья, Бамби-чумазая рожица и Тэйка-пушистая коса! — несколько торжественно начал Пипл. — Запомните место, где сидите сейчас рядом с клоуном, по чьим следам уже пущены полицейские ищейки. Здесь, в этой каморке, ваш отец Ланьо Герт провел не одну бессонную ночь. Желудок его был пуст, зато голова полна идей и мечтаний о том времени, когда его детям не нужно будет скрывать, что они брат и сестра, стесняясь того, что у отца в кармане хоть шаром покати. Если прищуриться, то сквозь ресницы можно увидеть, как в этом воздухе до сих пор летают его мечты всех цветов и оттенков радуги: голубые, розовые, зеленые, белые… Если же совсем закрыть глаза, отсюда хорошо слышен плеск волн и крик чаек, которые он слушал каждую ночь. Вслед ему летели издевки, у него отбирали работу, гнали с одного места на другое, и только здесь, в этой комнатушке, он находил отдых. Уже совсем близок час, когда Ланьо Герт и его друзья сдернут с моря пелену ядовитого тумана, и оно засверкает во всем своем великолепии. И тогда Бамби-чумазая рожица перестанет рыскать в поисках случайного заработка и засядет за умные книги. А Тэйка-пушистая коса обрадуется, что у ее брата такие красивые глаза – цвета моря.

— А что будет с Альтом и Чарли? — спросила Тэйка.

— Чарли очнется от пилюль и станет прежним, похожим на Альта. А вот их отцу, звезде отечественной медицины Раулю Дитри, придется решать, что делать с этой фантастически ужасной клиникой «Эксперимент», которая штампует одинаковых человечков, как машины штампуют предметы ширпотреба.

— «Где-то рядом плещется море, где-то бродит зеленый дельфин», — тоненько пропела Тэйка и смутилась, поймав взгляд улыбающегося во весь рот Пипла. — А бывает море без дельфина?

— Наверное, — кивнул Пипл. — Только лучше, если дельфин все же есть. Потому что, как сказал Отважный Шкипер, если перестаешь верить в то, что однажды сверкнет в волнах изумрудный хвост, глаза начинают тускнеть, смыкаться, а душа обрастает мхом…

— Расскажи про своего учителя, фокусника Алямса, — попросил Бамби, влезая на раскладушку с ногами и поудобней пристраиваясь в уголке.

— Об Алямсе я рассказывал вам сто и два раза.

— Расскажи в сто третий!

— В сто третий раз, — начал Пипл, — я видел Алямса на берегу реки Фазы. Собралось уйма народу, чтобы посмотреть его коронный номер. Алямсу стянули руки и ноги крепкими веревками, затем сунули его в мешок, привязали к мешку камень и опустили на дно реки.

— Как? Без водолазного костюма? — не поверил Бамби.

— Это, наверное, был его последний номер, — грустно сказала Тэйка.

— Вовсе нет, — Пипл хитро сощурился. — В том-то и дело, что этот номер он потом повторил еще тридцать три раза. И довольно успешно. Через полчаса его каждый раз вытаскивали со дна речки живым и невредимым.

— Но как это – полчаса без воздуха, да еще в воде? Не может такого быть!

— Все может, мой мальчик, если умеешь управлять своим умом и сердцем! Кстати, один из его фокусов могу показать прямо сейчас.

Дети обрадовано заерзали – что могло быть интересней! Здесь, в этой землянке, неровно освещенной мигающим огоньком электрической свечи, самый простой фокус выглядел бы чудесным таинством. Да где же еще и показывать фокусы, как ни здесь! Ни один уличный звук не залетал сюда, и казалось, они находятся где-то далеко, за много верст от города с его сонными мелодиями, с полицейскими на каждом тридцатом шагу и робкими фигурами звездочётов и синеглазых.

Пипл встал, подошел к столу, отвинтил электрическую свечу от подставки и поднял над головой. Освобожденная от проводов свеча продолжала гореть. И, как показалось детям, — ярче прежнего. Они во все глаза смотрели на клоуна.

— Правду говоря, это вовсе и не фокус, — сказал он. — Алямс утверждал, что каждый, в ком бьется горячее сердце, способен зажигать не только лампы, но и звезды. Попробуем? — он вопросительно взглянул на Бамби и Тэйку.

— Попробуем! — вскочил Бамби.

— Осторожней, не обожгись. — Пипл вложил свечу в ладонь мальчика.

— Светится!..

Потом лампу взяла Тэйка. Желтовато-красный огонек мерцал по-прежнему ярко.

— Ну и чудеса! — дети были восхищены так, что еще некоторое время передавали электросвечу друг другу, пока наконец она ни погасла.

Пипл приготовился было к новому фокусу, когда над их головами что-то зашуршало, послышались шаги, голоса. Клоун замер. Дети испуганно притихли.

Раздались глухие удары, будто землю долбили ломом.

— Жаль, что они так быстро нашли меня, — вздохнул клоун так спокойно, будто там, снаружи, его ждали, чтобы доложить о репетиции в цирке. Взгляд Пипла упал на талассоид. — Бамби, — негромко сказал он. — Возьми этот предмет, накрой полотенцем и, что бы ни случилось, спокойно отнеси его в дом, запри в платяной шкаф и беги разыскивать отца.

— Но они могут отобрать… — Глаза Бамби были полны страха: неужели многолетний труд отца в одну минуту будет уничтожен?

— Не бойся, я сделаю так, что им померещится, будто у тебя в руках дырявая калоша. Иди не оглядываясь. И тебя, Тэйка, они тоже не тронут.

Над ними ходуном заходил потолок. Дети вскочили, прижались к клоуну. Он обнял их.

— Спокойно, малыши, спокойно. У нас есть одно преимущество перед теми, кто там, наверху, обнюхивает каждый сантиметр асфальта. Мы любим гулять под звездным небом, а когда оно покрыто тучами, то умеем и сами зажигать светила. Им же этого не дано, потому что тот, кто сотворил мир…

— Самый Высокий? — перебили его Тэйка и Бамби.

— Да, — кивнул Пипл, — Самый Высокий не подарил им ни одну звезду!

Едва он произнес это, как снаружи кто-то с силой дернул деревянную створку и сорвал ее с крюка.

ДВОЙНИКИ?

Миссис Эла была в панике. Она бродила по дому, заламывая руки. Бросалась к телефону и на полпути падала в кресло. Закрыв глаза, сидела недвижно. Ей мерещились самые невероятные ужасы, какие могли приключиться с Чарли. Стараясь успокоить себя, она рассуждала вслух:

— Он достаточно осторожен и под элмобиль не попадет. Не мог же он заблудиться? Скорее всего обиделся на Альта и решил самостоятельно прогуляться. Да-да, он просто где-то гуляет. Мальчик настолько умен и рассудителен, что с ним не может случиться ничего страшного. Я верно говорю? — обернулась она к мужу за поддержкой.

Рауль Дитри, зажав в зубах неизменную сигару, молча вышагивал из угла в угол, тем самым выдавая свое беспокойство. В самом деле, куда пропал негодник? Звонить в полицию не хотелось – вечерние газеты тут же поднимут шум. Хватит, уже был переполох, когда мальчишки два дня пропадали на улице Жареных Уток. Так, чего доброго, фамилия Дитри полюбится газетным сплетникам. Надо ждать.

Альт сидел в детской и уныло смотрел в окно. Рядом примостилась тетушка Кнэп.

— Чарли слишком уверен в себе, чтобы с ним могло случиться что-нибудь плохое, — убежденно сказала она. — Особенно теперь, когда он наглотался этих пилюль, ему ничего не страшно. — Но тут же лицо ее омрачилось: — Впрочем, это и может сыграть с ним плохую шутку. Ай-яй-яй, надо же, — покачала она пегими кудряшками. — Совсем испортился. — Тень тревоги мелькнула в круглых глазах, и Альт не мог этого не заметить. — Хоть бы чего-нибудь не натворил. — И она перевела разговор на другое: — Значит, говоришь, Пипл жив-здоров? Как это чудесно. Ты даже не представляешь, мой мальчик, до чего хорошо, когда самый дорогой для тебя человек – жив.

— Клоун не может быть самым дорогим, — печально возразил Альт. — Я недавно читал, что нынче в самую большую сумму оцениваются те, кто умеет в короткий срок нажить приличный капитал.

Тетушка даже покраснела от возмущения.

— Разве я не говорила – самый дорогой тот, без кого жить не можешь, с кем постоянно разговариваешь, даже когда его нет рядом?!

— Да? — удивился Альт. — Тогда у меня тоже есть такой человек.

— И я догадываюсь кто, — улыбнулась она. — Чарли? — Альт кивнул и смутился, пораженный собственным открытием.

Он долго молчал, удивленно прислушиваясь к себе, а потом сказал:

— Помнишь наш день рождения? Мы тогда упали с мопеда, и Чарли разбил колено. Я тут же почувствовал такую боль, что у меня на ноге вскочил синяк. Чарли знает все, что знаю я. А иногда мне кажется, будто у нас на двоих одно сердце, хотя Чарли и хмурится, когда проигрывает в бадминтон, а меня при этом разбирает смех. Но в последнее время что-то встало между нами. — Глаза Альта погрустнели. — Мы больше не слышим друг друга. Я кричу: «Чарли, мне плохо!», а он слизывает с пальцев шоколад и говорит: «Не правда ли, вкусные трюфели?».

Шум «фолпи», воздушного такси, заглушил его слова. Вертолет дважды облетел дом, и неожиданно оранжевый корпус появился у детской. Альт вскочил, распахнул окно. Из машины вылез Чарли, шагнул прямо на подоконник и спрыгнул в комнату. Такси улетело.

Тетушка обняла беглеца.

— Вот еще. — Чарли оттолкнул ее и брезгливо вытер щеку, которую она успела поцеловать.

На шум прибежали родители. Чарли выставил вперед руки и отступил к окну.

— Не прикасайтесь ко мне, — предупредил он. — Я переполнен впечатлениями и еще кое-чем.

Он вывернул карманы куртки. На пол посыпались круглые черные шарики. Миссис Эла подняла один, внимательно рассмотрела, и глаза ее вспыхнули.

— Жемчуг, черный жемчуг? — Она опустилась на четвереньки и стала лихорадочно сгребать драгоценные бусины.

Чарли гордо выпрямился:

— Сегодня я видел то, что хотел, ел все, что душе угодно, был там, где вам и не снилось.

— Каким образом? — сказал Дитри.

— Неважно. — Чарли шаркнул ногой по полу. — Кстати, где контейнер?

— Какой еще контейнер? — притронулась к его лбу тетушка.

— Неужели надули? — взвился Чарли. Альт с ужасом смотрел на брата. Он догадался, в чем дело.

— Чего уставился? — усмехнулся Чарли. — Надеюсь, я не превратился ни в волка, ни в пантеру? — Он опустился в кресло и закрыл глаза. Опять на какой-то миг все, что случилось, показалось мучительно стыдным. Но уже в следующую минуту он похвастался: — Я два часа провел в универмаге и еще два во Дворце Умноликого! Вот!

— Ты предал Пипла! — воскликнул Альт, сжимая кулаки. — Предатель! Как ты мог!.. — Он бросился к тетушке и уткнулся носом в ее плечо. Эльза Кнэп обомлело смотрела на Чарли, шевелила губами, но слова увязали в горле.

В комнате стало тихо. Потом раздался короткий смешок. Чарли не спеша поднялся и подошел к Альту.

— Эй ты, кусок моей пятки! — насмешливо сказал он, и Альт вздрогнул. — Соматик несчастный, мой двойник, выращенный в колбе папочкой Дитри!

Тетушка глухо охнула.

Альт беспомощно взглянул на родителей… Его тонкая фигурка съежилась, он стоял покачиваясь, и казалось, вот-вот рухнет.

— Да-да, я давно подозревал, что мы не братья, а двойники. Папочка смастерил тебя лишь для того, чтобы в случае поломки моего организма снабжать его запасными частями. Ох, что-то закололо справа! — делано скривился Чарли. — Смотри, тебе в любую минуту могут распороть живот. И печень, почку или сердце отдать мне, единственному наследнику доктора Дитри… Ха-ха, да у тебя шок!

— Ты… Кто вдолбил тебе в башку эту чушь? — Дитри подскочил к сыну. — Чтобы я… чтобы этих разговоров я больше не слышал! — его голос сорвался до визга. Дрожащей рукой он провел по лбу. Миссис Эла обернулась к мужу.

— Я всегда знала, что кончится именно этим. — В голосе ее прозвучали холод и ненависть. Она подошла к Альту, притянула к себе, другой рукой обняла Чарли. — Бедные мои мальчики. Подобную глупость вам не раз придется услышать от многих, если ваш отец не сменит место работы. Будьте хоть сами благоразумны.

Вечером, укладываясь спать, Чарли надел наушники сонографа, к которому давно уже не прикасался. Заказал себе сон. И всю ночь смотрел продолжение своих хождений по сондарийским магазинам, вертелся перед телекамерами, давал интервью журналистам.

На следующий день мальчики шли в колледж порознь, на расстоянии друг от друга. Альт уныло посматривал на Чарли и нарочно отставал.

«Какой первый урок?» – хотел он по обыкновению спросить у брата, но только судорожно вздохнул.

Чарли беззаботно шагал впереди, забавляясь тем, что пригоршнями швырял под колеса элмобилей взрывные пистоны. Но вот одна из машин остановилась. Чарли трусливо шмыгнул в ворота колледжа. Из элмобиля выскочил водитель, в три прыжка догнал Альта и больно схватил за ухо. Мальчик скривился от боли и обиды. Всегда так – Чарли нашкодит, а за уши таскают его!

Водитель наградил Альта подзатыльником, выругался и вернулся к машине.

Сирена оповестила о начале занятий.

— Опаздываем! — крикнули на бегу два вихрастых подростка из параллельного класса и удивленно оглянулись: — А брата где посеял?

Всегда и везде близнецов Дитри видели вместе. Поэтому Альт без Чарли выглядел так же странно, как если бы по улице шагал человек с головой, отделившейся от туловища.

Альт понял, что ему не хочется в колледж. Кто знает, что теперь будет болтать Чарли. Да и сам он всю ночь проворочался, обдумывая случившееся.

И вдруг его пронзила четкая мысль: Чарли прав! Стоит лишь вспомнить, как родители всегда дрожали над братом…

Сердце бешено заколотилось. Он глотнул воздух. В горле пересохло. Второй сигнал. Надо идти. Пригнул голову, точно тараня невидимого врага, и ринулся вперед.

Последний сигнал настиг его на центральной аллее, но пока он взбежал на третий этаж, уроки уже начались.

Ученики сидели за партами и, вытянув шеи, смотрели на мисс Жэфи. Вернее, их взгляды были направлены чуть в сторону. Доска! Вот что приковало их внимание. Альт повернул голову и с ужасом ощутил, что не может шевельнуться. Обыкновенная серая доска на стене оглушила больней, чем минуту назад крепкая рука водителя. Доска ехидно щерилась крупными острыми буквами, аккуратно выведенными оранжевым маркером: «Альт – двойник Чарли».

Он шагнул назад, к двери. Но опоздал: все обернулись и молча уставились на него, будто увидели впервые. В глазах каждого притаилось настороженное любопытство. Мисс Жэфи тоже смотрела то на него, то на Чарли, который вызывающе вертел головой по сторонам.

И вдруг класс взорвался оглушительным ревом. Выстрелами захлопали крышки парт. С гиком и свистом дети бросились к Альту, оттеснили от двери и стали бесцеремонно разглядывать. Его трогали за плечи, дергали за щеки, хватали за нос. Даже застенчивые Зилда и Герда осмелились ущипнуть его, но тут же отступили разочарованные:

— Да ведь он совсем, как мы!

— Совсем, да не совсем, — многозначительно возразил Джуд Левенпул. — Вон какой румяный!

— Но Чарли тоже… — начал было Альт и осекся, встретив глаза брата, полные высокомерия.

Хотя бы один сочувствующий взгляд! Нет, лишь насмешливые, испуганные и любопытные лица…

— Но ведь тетушка Кнэп говорила… — растерялся Альт. Все на миг притихли. — Даже если я и вправду двойник… Тетушка говорила, что главное в человеке не происхождение, а количество тепла, которое он излучает.

— Ты что же, таскаешь с собой калориметр? — съехидничал Джуд, и все прыснули.

— Альт – двойник Чарли, — прогнусавил тонкогубый Денни Франк, и класс вновь завизжал, засвистел, а потом стал хором скандировать: — Двой-ник! Двой-ник!

«Какой безобразный шум!» – Мисс Жэфи потянулась к пульту на внутренней планке стола, чтобы включить звукобич, который вмиг заткнул бы глотку самому горластому. Но потом раздумала и хитро улыбнулась: пусть побесятся, даже если привлекут внимание директора.

Чутье подсказывало ей – скверный класс отныне станет тише воды, ниже травы. Наконец-то близнецы, давно сидевшие у нее в печенках, рассорились. Их удивительная дружба, дошедшая до неприличного постоянства, — заразительный пример для всего класса – сегодня рухнула. Теперь можно крепко держать всех в узде…

— Двой-ник! Двой-ник! — ревел класс. Альт с размаху швырнул в кричащие рты портфель, заткнул уши пальцами и выбежал вон.

МУЗЕЙ КРАСОТЫ

Бывает ли небо днем таким черным, словно его обмакнули в реку с нефтяными отбросами? А бывают взгляды людей подобны безжалостным ударам регбиста по мячу?..

Альт брел по городу, и ему трудно было дышать. Точно он нес в груди камень. Украдкой заглядывал в лица встречным и натыкался на холодное равнодушие.

Но порой ему чудилось, что люди подмигивают друг другу: «Смотрите, это не настоящий мальчик!». И задевают его нарочно, желая проверить: а не разобьется, не рассыплется ли он вдребезги, если вдруг шлепнется на асфальт?

Сегодня его не мог заманить ни один магазин, ни одна паршивая лавчонка. Вдруг перестали существовать все развлечения: кинотеатры, аттракционы, комнаты смеха. И все же он куда-то брел и брел.

Временами замедлял шаг и незаметно осматривал себя в зеркалах витрин. Прислушивался к биению сердца и чуточку успокоенный шел дальше. Как бы там ни было, все равно в нем течет живая кровь, он дышит, моргает, думает.

Незаметно Альт очутился на улице Длинной. Как две капли воды похожая на другие, эта улица начиналась стеклянным кубом с образцами. Альт мельком взглянул на куб и хотел уже пройти мимо, как вдруг девочка за стеклом повернулась, и он узнал Тэйку.

Был канун воскресенья, она демонстрировала выходной наряд, в каком подобало отдыхать ученицам: белое кружевное платьице, белые туфельки и белую шляпку. Девочка так четко приседала, раскланивалась, садилась, кружилась на стульчике и снова вставала, что он усомнился: не манекен ли это? Но вот Тэйка чуть заметно повела бровями и моргнула.

— Ты меня слышишь? — неуверенно спросил Альт.

Девочка снова моргнула длинными ресницами.

— Тэйка… — Он запнулся и опустил голову.

— Браво, малыш! — хлопнул его по плечу толстощекий парень. — Не правда ли, манекенные девчонки не хуже настоящих? — Толстощекий загоготал.

— Ну, ты, — насупился Альт.

Парень отступил и загоготал еще громче, тыча в него пальцем и хватаясь за живот. Когда он наконец ушел, Альт прислонился головой к прохладному стеклу.

— Тэйка, — повторил и оглянулся. Рядом никого не было. Не в силах больше нести в себе тяжкий груз свалившейся на него беды, он горячо заговорил: — Тэйка, болтают, что я не брат Чарли… Что я двойник… Выходит, не как все? Но смотри: вот я ущипнул себя за руку. Мне больно. Когда я смотрю в твои глаза, мне спокойно. Нет, я вовсе не робот. Разве роботу бывает грустно? Почему они набросились на меня – весь класс, даже девчонки? Они готовы были съесть меня. Как теперь быть, скажи? Мне очень тоскливо, Тэйка… На меня смотрели так, словно я синеглазый. Нет, меня презирали даже больше, чем синеглазых и звездочётов.

Он и не заметил, как вокруг него собралась толпа, привлеченная его сбивчивым монологом, обращенным к манекену.

— Говорит о каком-то двойнике, — удивился человек в военной форме.

— Спятил, — заключил прыщавый студент и швырнул в Альта куском липкого пектина.

Дамы опасливо переглянулись. Кто-то хохотнул. Альт оглянулся, словно искал у Тэйки защиты, и прижался крепче к стеклу.

— Молчишь? — с трудом выговорил он. — Почему молчишь? Или для тебя я тоже не человек?

Он отчаянно забарабанил по стеклу. Но Тэйка с автоматической точностью продолжала вставать, кланяться, садиться на стульчик, кружиться, опять вставать, улыбаться… Только подумать, она по-прежнему улыбалась – весело и беспечно!

— Ты просто бездушная кукла! — Альт опустился на асфальт и закрыл лицо руками. И тут раздался чей-то возглас:

— Смотрите, смотрите! Образец-то живой! По щекам текут слезы!

Толпа колыхнулась, загудела:

— Где?.. Неужели?.. И правда, плачет.

Слезы в Сондарии были такой же редкостью, как стакан чистой родниковой воды. Слезы считались слабостью, недостойной приличного сондарийца. Поэтому неудивительно, что все пришли в смятение и, забыв о мальчишке, впились взглядами в Тэйку.

Услышав удивленный ропот, Альт вскочил.

— Ты плачешь? — поразился он, чуть помедлил и с размаху саданул кулаком по прозрачной стенке куба.

Звонко рассыпалось стекло. Толпа шарахнулась. Не замечая крови на пальцах, Альт бросился к Тэйке, схватил за руку и под изумленными взглядами зевак вывел из стеклянной коробки.

Девочка оглянулась, жалобно обронила:

— Куда я в таком наряде? Воскресенье ведь только завтра…

Где-то совсем рядом заверещал свисток постового, завыла сирена полицейской машины.

— Бежим! — Они схватились за руки, нырнули в толпу и вмиг растворились в ней. А в следующую минуту уже садились в отходящий элебус.

Несколько остановок проехали молча, ошеломленные случившимся. Потом взглянули друг на друга и улыбнулись.

— У тебя на лбу во-от такой шишак! Будто ты разбивал стекло не кулаком, а головой, — сквозь смех проговорила Тэйка.

— А ты… — Он робко прикоснулся к ее щеке. — Ты плакала…

— Покажи-ка пальцы.

— Вот. Кровь еще течет. Значит, я – настоящий?

Она осторожно потрогала его ладонь.

— Легкая и теплая, — прошептала девочка. — Ну конечно, ты настоящий!

— Проспект Линейной Перспективы, — объявил автокондуктор.

Не сговариваясь, они пошли к выходу, потому что рядом находилась улица Жареных Уток, — единственное место, где им не угрожала опасность.

Элебус остановился. Они вышли и зашагали по проспекту, стараясь быстрее проскочить мимо полицейских, телеграфными столбами застывших в тридцати шагах друг от друга.

— Покупайте лотерею и надежду вместе с нею! — раздался совсем рядом озорной мальчишеский голос.

Тут же сильный удар в плечо сбил Альта с ног. Он упал на тротуар и увидел над собой гневное лицо Бамби. Мальчишка больно дернул его за челку, потом стал трясти, приговаривая сквозь зубы:

— Наконец нашел тебя! Вот тебе, вот! Дрянь продажная!

Альт мотал головой, открывал и закрывал рот, хлопая глазами, а Бамби усердно его колотил.

Тэйка было опешила, а потом вцепилась в волосы брата.

— Ты с ума сошел! — закричала она. — Это же Альт, а не Чарли! — Но Бамби рьяно тузил Альта. — Пипла предал Чарли! — Она царапнула брата по щеке. — Прекрати! Ты забыл, что они близнецы!

Бамби на секунду замер, мельком взглянул на Тэйку.

— А хоть бы и не Чарли, все одно!

И тут над ним черной тучей нависла мощная фигура полицейского. Бамби ловко увернулся, шмыгнул в сторону.

— Пройдемте? — Правая рука полицейского схватила Альта за шиворот, подняла с тротуара, а левая цепко поймала Тэйку. — Пройдемте, — с вежливой улыбкой повторил полицейский, и его бакенбарды-интегралы угрожающе заострились.

Страж порядка держал их безнадежно крепко. Понурив головы, они поплелись за ним.

В это время Бамби осторожно выглядывал из подъезда фирмы «Фильмосон». «Не хватало, чтобы из-за этого рохли Тэйка попала в полицию, — с тревогой подумал он. — Нет, этого допустить нельзя! Надо что-то делать. Но что? Что?».

— Покупайте лотерею и надежду вместе с нею! — отчаянно закричал Бамби, доставая из-за пазухи пачку лотерейных билетов.

Выбежав из подъезда, он пулей метнулся наперерез полицейскому, взмахнул пачкой билетов над головой и, словно невзначай, уронил ее на асфальт.

На каждом билете красовались розовыми лысинами Эрудиты. Было бы кощунственно, если бы их топтали ногами, и полицейский, позабыв о своих пленниках, бросился собирать рассыпанную пачку. Когда же опомнился, детей уже и след простыл.

— Уф, сердце чуть не выскочило!

Запыхавшись, Тэйка присела на ступеньки парадного. Альт оглянулся – они были на улице Жареных Уток, их никто не преследовал.

— Очень испугалась?

— Очень, — призналась она. — Мой Бамби вечно набедокурит, а потом куда-нибудь смоется. — Ну вот, а теперь давай договоримся: ты все тот же и не сомневаешься в этом. Хорошо? — Она кивнула на дверь парадного. — Когда-нибудь был там?

Только тут Альт заметил на дверях табличку «Музей Красоты».

— Нет. Но заглядывал однажды в окно. А что?

— Пошли.

Они поднялись по ступенькам и вошли в вестибюль.

То, что увидел Альт, было неожиданно и странно, хотя, как и любого сондарийца, его трудно было чем-то удивить. Он, например, часто ходил с Чарли в «Зеркальный зал». В обыкновенном зеркале там можно было увидеть себя в образе какого-нибудь любимого героя из триллера или боевика. Еще мальчики любили объемный иллюзион «Над бездной», где, словно наяву, переживаешь бешеную погоню на элмобиле, где в тебя почти по-настоящему стреляют, и по-настоящему кружится голова, когда летишь в обманную пропасть. А в небольшой кабине аттракциона «Скорость», не сходя с места, катались в сверхзвуковом поезде, гоночном автомобиле или на допотопном велосипеде.

Здесь же Альт увидел другое.

Из угла сурово смотрел бронзовый рыцарь с мечом в руке.

— Он настоящий, этот человек? — шепотом спросил мальчик.

— И да, и нет, — загадочно ответила Тэйка. — Одной ногой он во вчера, а другой в сегодня.

Альт с недоумением вглядывался в обступившие его со всех сторон фигуры. Гипс и камень, бронза и медь, одухотворенные рукой мастера, говорили на странно знакомом, но как будто забытом языке.

— Смотри, она поет! — воскликнул он.

Полуоткрытый в легкой улыбке рот, сияющие глаза, руки, протянутые к солнцу… Запрокинув голову с тяжелой россыпью волос, у окна стояла девушка из розового мрамора.

Альт подошел и осторожно прикоснулся к ней.

— Она из камня?

— Нет, из будущего, — по-взрослому сказала Тэйка и улыбнулась.

Они прошли в зал, где под стеклянными колпаками лежали удивительные предметы: статуэтки, вазы, шкатулки, игрушки.

Балерины из слоновой кости готовились взлететь в легком танце. Величественно вздыбился деревянный конь цвета огня. Вскинул лук мраморный юноша. Кружились в хороводе деревянные матрешки. Играл на скрипке человечек из радужного стекла. В каждом творении неслышно звучали дыхание чувств, тепло сердец, изумление разума.

— Здесь нет ни одной вещи, отштампованной машиной, — объяснила Тэйка. — Все это сделано руками человека.

— Неужели? — он и представить себе не мог, что вещи способны появляться как-то по-иному – не только из стальных пастей машин. — Она! — вдруг радостно воскликнул мальчик.

Тэйка улыбнулась. Под стеклом, целая и невредимая, будто никто и не разбивал ее, стояла тетушкина ваза. Поющая ваза с зеленым дельфином. Правда, уже без кактуса.

— Ее спас мой отец, — сказала девочка. — Подобрал и склеил. Идем, там еще интересней.

Он прощально взглянул на тетушкину реликвию и пошел за Тэйкой. Вдруг родилась уверенность, что когда-нибудь вот так же неожиданно, как эту вазу, он встретит и Пипла. И что Чарли станет прежним. Стало легко и спокойно, будто ничего плохого не случилось.

Они переступили порог второго зала и зажмурились – комната купалась в солнечном свете. Его было очень много, больше, чем на улице. Это было тем удивительней, что единственное окно закрывала черная штора. Откуда же столько света? Альт присмотрелся. Сияние исходило от картин. Каждый мазок высвечен будто изнутри и сам излучает свет. Казалось, что люди, травы, звери, деревья, — все пронизано живым трепетным солнцем.

Но особое сияние исходило от картин, где главным был человек. Он страдал, любил, боролся и мечтал, рвался из безрадостной тьмы веков к солнечному свету. Его убивали, распинали на крестах, сжигали на кострах, но он упрямо шел к какой-то далёкой и прекрасной цели.

Время, необъятное и бесповоротное, словно остановилось в этих стенах. Вечное мужество. Вечная песня. Вечные надежды.

— Ты знаешь, кто эти люди? — спросил Альт. — Те, что смотрят на нас с картин?

— Мой отец говорит – это тени давно умерших. А Художник всегда спорит с ним. Нет, говорит он, это те, кто карабкается из темного колодца вверх, к солнцу, к свету.

— Где же этот колодец? Не вижу.

— Если по— честному, я тоже ни разу не видела его, ни на одной картине. Но Художник уверяет, будто он есть.

Тэйка нажала на стене клавишу, и сверху опустился прозрачный округлый звон, словно чьи-то легкие пальцы пробежали по солнечным лучам, как по струнам. Она положила руку на плечо мальчика.

— Знаешь, для чего все это? — сказала она задумчиво.

Альт замер. Как это он раньше не замечал, что слова имеют цвет, запах, форму? Они то рассыпаются яркими горошинами, то сливаются в единый блестящий шар, то вспыхивают бунтующим огнем. А перекликаясь созвучиями в конце строк, сшибаются и высекают пронзительную искру неведомого ранее чувства.

— Что это?… — он вопросительно взглянул на девочку.

Тэйка улыбнулась и промолчала. Там, под полом, расположены магнитные слои – усилители звуков. Вовсе не громкости, нет! Усилители превращают звуки в биотоки, которые растекаются по телу, вызывая новые ощущения. Однако лучше не раскрывать секретов. Пусть сегодня для Альта все будет таким же волшебным, как это было для нее, когда она впервые переступила порог этого Музея.

— Гляди, Лючия! — узнал Альт девушку с белокурыми волосами. — Нет, Рикки. Рикки-Лючия. Где она теперь?

— Не знаю. И никто не знает, — погрустнела Тэйка.

— А почему здесь так пустынно?

— Сондарийцы предпочитают проводить свободное время, подключившись к сонографам, чем ходить в подобные места. Но бывают дни… — глаза ее блеснули, — бывают дни, когда в этих залах вовсе не пусто. Здесь звучат стихи, вспыхивают новые краски, льется музыка… Хочешь, покажу тебе лес?

— Лес – это, кажется, много-много деревьев?

— Да. И не простых деревьев, а настоящих.

— Как тополя на улице Жареных Уток?

— Ну да, они ведь не из пластмассы. Вот. — Тэйка остановилась у одной из картин. — Видишь, пахнут травы и цветы, шелестят листья и бегают солнечные зайчики? — Девочка даже зажмурилась от восторга. — Вот что я скажу тебе, — вдруг зашептала она. — Только по секрету, чтоб никому… На улице Жареных Уток мне порой так ясно видится этот лес, — вроде я собираю в нем грибы и ягоды, и хрустят под ногами ветки, а из-под кустов выглядывают зайцы. Чудно, правда?

— Да! — оживился Альт. — Со мной ведь тоже на этой улице всякое приключается: вдруг померещится, будто лезу через какой-то забор прямо в яблоневый сад. И так хорошо вокруг, а я лезу, рву яблоки и прячу их за пазуху.

— Я всегда говорила, что эта улица не простая, — кивнула Тэйка. — А здесь живет мой друг, — она подвела Альта к другой стене.

С небольшого полотна на них преданно смотрел лохматый остроухий щенок. Альту почудилось, что он тихонько тявкнул.

— Слышал? — рассмеялась девочка. — Он всегда так приветствует меня. Но иди-ка сюда, — подбежала она к соседнему полотну. — Нет, лучше встань вот здесь, — она отступила назад. — Смотри…

Альт стал рядом. Удивительно знакомой показалась эта картина. И в то же время он готов был поклясться, что видит ее впервые. Прищурился.

— Море! Ведь это море! — наконец узнал он.

Высокое солнце висело над сине-зелеными волнами, и они отливали звонким серебряным блеском. Волны с плеском разбивались о берег, певуче шуршали, превращаясь в тонкое кружево пены.

Неожиданное чувство простора и свободы обрушилось на Альта. Непривычные оттенки синего цвета наполнили такой радостью, словно он сделал открытие. Усталый, измученный, в синяках и шишках, мальчик почувствовал, как тело наливается крепостью и силой.

— Мне кажется, я теперь ничего не боюсь, — сказал он.

— Правда? — обрадовалась Тэйка. — Так бывает, когда рядом настоящее. А видишь вон там, на горизонте?..

— Полоска суши?

— Далекая страна…

— Трамонтана? — неуверенно сказал Альт.

— Ты знаешь?! — удивилась девочка.

— Да. Там живут люди, свободные как ветер, чистые как снег в горах и щедрые как лучи солнца. Когда-то мы с Чарли поклялись, что отыщем и море, и эту страну.

— С Чарли?

Альт грустно отвел глаза.

— Ну да. Он же не всегда был таким, как сейчас.

Они замолчали. Некоторое время стояли, вглядываясь в далекий, подернутый туманом берег. Руки их стали медленно сближаться, пока, наконец, ни встретились.

— Тебе попадет? — прошептал Альт, боясь шевельнуться.

— С чего ты взял?

— Куб-то разбит.

— Ничего, пойду в контору фирмы и все объясню.

— Не нужно, — покачала она головой.

— Почему?

— Так… Все равно я бы там простояла недолго. Скоро – может, завтра, а может, через месяц… вот-вот что-то должно случиться… Опять болтаю! — Вдруг рассмеялась: — Ну разве ты искусственный, если у тебя уши краснеют! Ты очень даже настоящий.