Мягкий вечерний сумрак окутал Кри-Кри. После винного запаха подвала хорошо было вдыхать майский свежий воздух. Кри-Кри остановился на пороге подвала. Ему казалось, что целая вечность отделяет его от того момента, когда он в последний раз видел дядю Жозефа, Мари, Люсьена… Вспомнив о Люсьене, Кри-Кри вздрогнул.

— Дрожишь, малый? — неожиданно участливо спросил капрал. — Ну, приготовься.

— Я сумею умереть за Коммуну, — проговорил Кри-Кри.

Мысль его лихорадочно работала: «Как предупредить дядю Жозефа? Пытаться бежать?»

Кри-Кри бросил взгляд на своего конвоира. Лицо его по сравнению с дышащим злобой лицом Анрио и жестокими чертами Таро показалось мальчику приятным.

Большой рубец на щеке, очевидно оставленный сабельным ударом, и белые, торчавшие книзу усы придавали лицу капрала строгое, почти суровое выражение. Кри-Кри заметил, что из-под нависших бровей на него с интересом смотрят слегка насмешливые, но не злые глаза.

— Идем! — снова сказал капрал.

Кри-Кри послушно пошел за ним. Мальчик старался себе представить, как его расстреляют. «Будет ли при этом еще кто-нибудь, кроме капрала? У него доброе лицо, должно быть славный старик. Только бы Анрио не вздумал притти смотреть, как я корчусь от страданий! Как сделать так, чтобы не застонать, не выдать свою боль перед палачами… Если надо мной будет небо, я буду смотреть в него и думать о Мари. Тогда мне не будет страшно», — решил мальчик.

В это время капрал тронул его за плечо:

— Ну, мы пришли.

Так вот, значит, в каком месте ему суждено расстаться с жизнью! Брр, как здесь противно! Вдобавок этот ужасный, тошнотворный запах, подымающийся откуда-то снизу. Уж не от гниющих ли трупов он исходит?.. Кри-Кри почувствовал, как волосы зашевелились на его голове, но он быстро овладел собой настолько, что решил осмотреться кругом. «Может быть, есть еще возможность бежать?» — снова подумал он.

Капрал привел мальчика в заброшенный, грязный, зловонный угол двора, отгороженный большой стеной. «Вот, наверное, та стена, где погиб Гастон!»

Размышления его были прерваны капралом, который потянул Кри-Кри за рукав.

— Ну-ка, отодвинься в сторону на два шага, вот так.

Капрал вытащил из-под самых ног Кри-Кри крышку, прикрывавшую глубокий темный колодец. «Вот откуда идет этот противный запах», — успел подумать Кри-Кри.

Капрал наклонился над колодцем и заглянул в него.

— Полезай-ка туда! — сказал он.

— Неужели меня похоронят заживо? — пробормотал чуть слышно Кри-Кри.

Это была самая страшная мысль, и он, готовившийся безропотно отдать жизнь за Коммуну, вдруг почувствовал, как у него подогнулись колени.

А капрал ласково говорил, и слова его доносились до Кри-Кри сквозь какую-то пелену:

— Эх ты, колодца испугался… Полезай-ка, да попроворней.

Кри-Кри отпрянул от колодца и заговорил громко, он почти кричал:

— Я не полезу в эту зловонную яму. Убейте меня здесь!

Капрал взял мальчика за руку и тихо сказал:

— Не шуми, сынок. Я хочу тебе помочь выбраться на волю, отпустить тебя. Понял?

— Нет, не понял, — откровенно сознался Кри-Кри. Слова капрала показались ему настолько неправдоподобными, что он никак не мог принять их всерьез.

Капрал усмехнулся:

— Ты спустишься в этот колодец, откуда берут начало две водосточные трубы; там темню, ничего не видать, но я дам тебе фонарик. Ты влезешь в широкую трубу: она такая большая, что ты в ней свободно поместишься. Будешь итти все прямо по трубе, не обращая внимания на грязь, на неприятный запах, пока не попадешь в точно такой же колодец. Ну, а он выходит в район, которым пока еще владеют коммунары… Наши разведчики часто пользуются этим путем.

Возможность спасения зажгла сердце Кри-Кри радостью. Но кто этот таинственный спаситель? Можно ли ему доверять?

И, словно в ответ на его сомнения, капрал сказал:

— Торопись, Шарло! Как бы нас здесь с тобой не накрыли!

— Но кто вы такой? Почему спасаете меня? — взволнованно спросил Кри-Кри, готовясь прыгнуть в открытую перед ним бездну. — Неужели вы тайный друг Коммуны?

— Я солдат, — твердо сказал капрал, — я привык слушаться своего начальника. Но я человек и отец. У меня самого такой сын, как ты. Я видел, как умирал твой друг Гастон. Этот малый вел себя, как настоящий мужчина. Я сказал ему: «Скажи мне твою последнюю волю, я ее исполню». Я думал, у малого, наверное, есть родные, а может, и невеста. Но он ответил: «Спаси жизнь моему другу Шарлю Бантару, который попал к вам в лапы. Хоть он мал, но на его шее целая семья: больная мать, инвалид-отец, маленькая сестренка…»

Кри-Кри с удивлением слушал о том, что у него имелась целая семья: он был круглым сиротой, не помнил ни отца, ни матери. Так вот на какие выдумки пустился Гастон, чтобы спасти его! Слезы выступили на глазах Кри-Кри.

А капрал между тем продолжал, как бы, говоря сам с собой:

— Я стар и быстро приближаюсь к могиле… А твоя жизнь вся впереди… О том, что я тебя спас, никто не узнает… Если спохватятся, я принесу в доказательство куртку одного из твоих сверстников… Их здесь убито немало… Не знаю, есть ли где высшая справедливость, или ее нет, только не думаю, чтоб было правильно убивать таких вот безоружных детей, как ты… Ну, скорей, марш в колодец! Я заговорился с тобой…

— Спасибо, — сказал Кри-Кри. — Я никогда не забуду, что вы для меня сделали.

— Ну, счастливого пути! Торопись! Вот фонарик! Прыгай!

Кри-Кри понял, что дальше медлить нельзя. Крепко пожав руку старому капралу, он полез вниз.

Позади него раздался голос капрала:

— Ступеньки скользкие, держись за скобы… Крыс не бойся.

Очутившись на дне колодца, мальчик снова почувствовал себя прежним Кри-Кри.

Глаза его ничего не различали в темноте, грудь сжимало от едкого, противного запаха.

Но впереди была жизнь, свобода, возможность спасения баррикады и дяди Жозефа.

Очутившись на дне трубы, Кри-Кри попробовал выпрямиться. Это ему удалось только наполовину. Жидкое месиво грязи доходило ему почти до щиколоток. Дно трубы было скользкое, и Кри-Кри с трудом сохранял равновесие.

Теперь ему пригодились его ловкость и сноровка.

Фонарик еле-еле освещал путь, но глаза Кри-Кри постепенно привыкли к темноте. Он шел согнувшись, ощупывая рукой скользкие стенки трубы. От запаха он скоро перестал страдать: его обоняние свыклось с тяжелым воздухом.

Вдруг в темноте что-то странно зашуршало, задвигалось. На мгновение мальчику стало страшно, но он быстро сообразил, что это, должно быть, одна из тех крыс, о которых говорил капрал.

Затаив дыхание, он продолжал двигаться, вернее — скользить в темноте. Шорох продолжался. Кри-Кри догадался, а воображение дорисовало ему, что крыса следует за ним. Теперь уже совсем близко слышалось ее сопение. Чтобы не поддаться страху, Кри-Кри стал вспоминать, как бывало подтрунивал он над теткой Дидье, которая до смерти боялась крыс и каждого невинного серого мышонка принимала за врага. От мысли о тетушке Дидье Кри-Кри перешел к дяде Жозефу. Как-то у них там дела на баррикаде? Неужели он не успеет сообщить правду о Люсьене! Сколько времени он уже ползет тут, во тьме и зловонии, без надежды выбраться!

Вдруг Кри-Кри почувствовал, что чьи-то острые зубы вонзились ему в правую икру. «Ах, чорт побери, так эти мерзкие животные и впрямь кусаются!» Вспомнив о перочинном ноже, он полез в карман и не без труда вытащил оттуда нож. Другой рукой он держался за стенку. Кри-Кри изловчился, открыл нож и бросил его лезвием вниз прямо в крысу. Крыса пискнула и высвободила ногу мальчика.

Почти тотчас же ему показалось, что в трубе стало светлее. Еще несколько движений, и мальчик понял, что действительно приближается к выходу. У него и мысли не было, что капрал мог подшутить над ним или послать его вновь к врагам-версальцам. Поэтому он заторопился к выходу и без дальнейших приключений добрался до отверстая трубы, выходившей в такой же точно колодец, в какой он недавно спустился.

Крышка была тяжелая…

Крышка колодца была, повидимому умышленно, неплотно прикрыта. Упираясь ногами в ступеньки лестницы, Кри-Кри стал подталкивать крышку обеими руками. Крышка была тяжелая, она плохо поддавалась. Мальчику пришлось затратить немало усилий, пока наконец она уступила и сдвинулась вбок настолько, что он мог пролезть в образовавшееся отверстие.

Очутившись в каком-то заброшенном дворе, Кри-Кри расправил онемевшее тело и вздохнул наконец полной грудью.

«Интересно, на какую улицу я попаду», — подумал он.

Здесь, во дворе, казалось, вымерла всякая жизнь, но зато с улицы доносился такой шум, что Кри-Кри сразу догадался о больших переменах, которые произошли, пока он был в плену.

Он выбежал из ворот, и первое, что бросилось ему в глаза, — это горевший трехэтажный дом и освещенное пожарищем здание мэрии предместья Бельвиля. Мэрия находилась как раз напротив горевшего дома, и Кри-Кри на мгновение даже остановился, изумленный необычным видом здания, которое он хорошо знал, в котором так много раз встречался с дядей Жозефом. Вместо окон по фасаду здания теперь, казалось, были расположены пылающие камины.

Мимо дома, заполняя тротуар и мостовую, несся стремительный поток людей, не обращавших внимания на пожар. Здесь были и женщины с детьми на руках и старики, тянущие из последних сил тележки с домашним скарбом. Тут же шагали усталые, с закопченными лицами воины Коммуны; они шли туда, где еще была надежда задержать врага. Кри-Кри увидел маркитантку с окровавленной головой, обвязанной носовым платком, часть отряда «Мстителей Флуранса» во главе с начальником, который старался, несмотря на рану в плече, сидеть в седле прямо.

Кри-Кри лишь на одну минуту задержался, пораженный развернувшейся перед ним картиной. Он тотчас вспомнил, что ему надо торопиться к Жозефу. «Кто знает, — мелькнуло в голове мальчика, — жив ли он еще?»

От здания мэрии до улицы Рампоно было не больше полутора километров, и в обычное время Кри-Кри, который прекрасно знал все улицы и переулки предместья Бельвиля, мог такое расстояние пробежать в четверть часа, а если воспользоваться проходными дворами, то и еще скорее. Но сейчас добраться до улицы Рампоно оказалось нелегко.

Пораздумав мгновение, Кри-Кри сообразил, что ему надо выбрать то же направление, которому следовал весь поток людей, двигавшийся по Бельвильской улице в сторону Парижской. Все торопились на Фобург-дю-Тампль, где были сооружены фундаментальные баррикады, которые еще держались, отражая яростные атаки версальцев.

Поток подхватил Кри-Кри, и некоторое время он двигался, не имея возможности ускорить свой шаг, так как его вплотную окружали люди. Тогда Кри-Кри решился на обходный маневр, удлинявший путь, но все же дававший выигрыш во времени. Он задержался, дал пройти вперед толпе и затем, повернув в обратную сторону, добежал до ближайшего угла и уже хотел было свернуть на Ангулемскую улицу. Но тут он вспомнил, что еще никому не сказал о тайном подземном ходе, которым воспользовались предатели. Увидев бежавшего навстречу ему федерата с закопченным лицом и в разорванной куртке, Кри-Кри бросился к нему:

— Гражданин коммунар! Я был в плену у версальцев, я бежал оттуда… через трубу. Я покажу вам этот ход. Им пользуются версальцы, и его необходимо закрыть сейчас же, немедленно…

Федерат остановился, посмотрел на мальчика как бы в полусне. Казалось, он только наполовину понимал смысл его слов.

— Видно, ты долго засиделся у версальцев и ничего не знаешь… Поздно! — И федерат побежал дальше.

— Разве наши дела так плохи? — растерянно спросил Кри-Кри, но федерат был уже далеко. Его вопрос услышал встречный парнишка, по всей вероятности однолетка Кри-Кри.

— Ты что, не в своем уме, что ли? Вот дурак-то, спрашивает! А сам не знаешь?

В это время появилась небольшая группа людей с простым деревянным гробом на плечах.

— Кого же это хоронят? — вырвалось у Кри-Кри.

— Я говорил, что ты дурак! Ведь это хоронят Домбровского.

— Как, Домбровский убит?! — вскричал Кри-Кри.

Ему стало страшно. Теперь и он понял, что Коммуна раздавлена, и все виденное им только что на Бельвильской улице представилось ему теперь в ином свете…

Сзади всех провожавших гроб шел гигантского роста гарибальдиец и нес огромное красное знамя. Он тихо напевал грустную мелодию.

— Как странно, — прошептала какая-то девушка, оказавшаяся рядом с Кри-Кри, — слышать на похоронах поляка во Франции итальянскую похоронную песню…

Спутник девушки не дал ей договорить.

— Разве ты не знаешь, что перед лицом капитала все пролетарии равны, будь то поляк, англичанин, итальянец или француз. Разве не в наших рядах русские Дмитриева, Корвин-Круковская, итальянец Ла-Сесилия, поляки Домбровский и Вроблевский…

С минуту Кри-Кри смотрел, как движется печальный кортеж; ему хотелось вместе с другими отдать последние почести славному полководцу Коммуны. Но долг повелевал ему быть рядом с Жозефом.

Кри-Кри свернул на Ангулемскую улицу и, все убыстряя бег, добрался до Бельвильского бульвара. Он хорошо знал, что если итти прямо по бульвару, можно в несколько минут добраться до улицы Рампоно, которая соединяла Бельвильскую улицу с улицей Сен-Мор. Правда, Бельвильский бульвар обстреливался версальскими орудиями, установленными на кладбище Пер-Лашез, и безопасней было бы дойти до улицы Сен-Мор и там свернуть прямо к баррикаде дяди Жозефа, но для этого пришлось бы сделать небольшой крюк, и к тому же бульвар был заманчив тем, что кругом не было ни души, бежать можно было свободно, а гранаты, падавшие здесь каждую минуту, только помогали забыть про усталость. Так размышлял Кри-Кри, несясь что было сил по Бельвильскому бульвару. Каждая секунда могла быть решающей для жизни защитников баррикады.