ГЛАВА 1

Путь в детскую лежал через мастерские и рабочую столовую. Дмитрий понимал, что эта география отнюдь не случайна: рабочие ненавидели как лаборантов, так и жардинеров, а самих рабочих сторожили атсаны. В детскую, таким образом, мог проникнуть далеко не каждый.

Разрешение Дмитрий выпросил у Брукса еще в первые дни плена. Брукс чуть-чуть поворчал насчет «идиотских методов размножения», но потом выдал Дмитрию аккуратный квадратик бересты со своей подписью:

— На, поглядишь, заодно, как размножаются цивилизованные существа.

Поэтому с атсанским кордоном проблем не было. Но оставались мастерские и рабочая столовая. Брукс настрого предупредил, чтобы Дмитрий не убивал рабочих. А вот рабочих предупреждай-не предупреждай — им терять нечего. Дмитрий не слишком часто пользовался разрешением Брукса: каждый раз получались стычки, потом объяснения, выговоры и отсрочка с производством в жардинеры. Лучше уж наладить связь с пьютером в детской, на котором работала Алмис. После «думских» хитростей Дмитрия это будет легко.

Но сейчас надо было обязательно оказаться в детской самому. С утра в комнату Дмитрия ввалились Толик и Лакатош. Длинный голый хвост Лакатоша, высовываясь из-под подола белой лаборантской рубахи, нервно стучал кончиком по кафельному полу, усы вокруг черного носика мелко дрожали. Ничего хорошего. Толик тоже нервничал, дергал себя за отвороты синего халата. Где он добыл у атсанов синий халат — уму непостижимо. Видимо, атсаны Толика очень ценили: отдельный кабинет, свободный выбор темы, лучший пьютер затащили в этот кабинет из парка, дали синий халат и неограниченный запас дорогих арконских сигар.

Дмитрий потянулся, встал. Пару раз взмахнул руками, потом, закинув ноги на резной табурет, отжался от пола. Мясистый лист мышебоя, служивший ложем, свернулся аккуратным рулончиком. Поговаривали, что иногда мышебой начинал бунтовать, вспоминал о своей хищной природе и съедал того, кто в нем спал. Так лаборанты пугали новичков. Алмис рассказывала, что точно так же работницы детской пугали новеньких, будто по ночам осиновые корни насилуют девственниц. В первую неделю разыграть не удалось одного лишь Толика — наверное, потому что он абсолютно не считал себя пленником и, кажется, не совсем понимал, чем лаборатория в подземелье атсанов отличается от лаборатории в подземельях Института Нефти. Нет, отличия были довольно существенными: в Институте Нефти у Толика не ладилось решительно ни одно дело, а здесь, наоборот, получалось решительно все. Но Толик не видел в этом ничего странного, искренне считая, что ему просто-напросто наконец поперло. Когда Лакатош, знакомя нового алхимика с оборудованием, попытался у него под носом в порядке демонстрации смешать две бесцветных жидкости, не имевших ни вкуса, ни запаха — русалочьи слезы и божью росу, Толик вдруг схватил его за шерстистую серую лапку и серьезно спросил:

— Ты что делаешь? У тебя, может, насморк, а мне здесь работать!

Лакатош, конечно, знал, что божья роса в смеси с русалочьими слезами на свету дают молоко Шивы, детский страх и аммиак — вещества не шибко опасные, но очень вонючие. Но как об этом узнал Толик? Лакатош еще раз попытал счастья — эквапыри очень упорны, когда речь идет о том, чтобы кому-то поднасолить. Он подвел Толика к шкафу в дальнем углу кабинета и ткнул коготком в пузатую колбу, одиноко стоявшую на полке. В колбе пузырилась густая зеленоватая жидкость:

— А вот это трогать нельзя.

— Почему? — удивился Толик.

Лакатош придал своей длинной крысиной мордашке самое суровое выражение:

— Яд трупного слизня, экспериментальный образец.

— Ну-ка, ну-ка… — Толик поднес колбу к носу, помахал ладошкой над горлышком, а потом вдруг отхлебнул добрую половину и со стуком вернул колбу на место:

— Скажи слизню, чтобы нацедил еще пару литров. Этого нам и на сегодня не хватит.

Лакатошу ничего не оставалось, как расхохотаться и допить грибную настойку. Больше Толика не пытались разыграть. Зато Дмитрия в первый день разыграли по всей масти: и хищной койкой попугали, и подсунули вместо пьютера цветок-мухоловку, известный тем, что питается навозными мухами и, чтобы приманить еду, издает соответствующий аромат. Дмитрий только улыбался и демонстративно чесал затылок, но потом отвел одного самого веселого лаборанта, козлонога Кабриона, в сторону и ласково предложил поменять ему местами рога и гениталии. Кабрион не испугался, но так удивился, что Дмитрий понял: ребята просто шутят, и ставить себя здесь надо не грубо, а по-доброму. Похлопав Кабриона по горбатой спине, Дмитрий поволок его в буфет и напоил в счет будущего жалования. Буфетчик, старый атсан Флокс, купился на покровительственный вид Дмитрия и наливал щедро. Лишь потом Кабрион узнал, что формально Дмитрий считается рабом и поэтому не получает жалования, а значит, цену выпивки сдерут с него, Кабриона.

Дмитрий на этом не успокоился и на следующий день, отыскав у себя в пьютере «Думу», связал первые два этажа с рабочими интерфейсами коллег, напустив в эти интерфейсы ментов, террористов, секьюрити и секретарш. Получился отличный скандал. Именно тогда Дмитрий впервые столкнулся с Куном, точнее, Кун впервые столкнулся носом с кулаком Дмитрия. Этой стычки никто не видел, и Кун затаил злобу.

— Вы что бледные такие? — Спросил Дмитрий, кончив отжиматься. Теперь он сидел на полу в прямом шпагате и отрабатывал удары. — Кун завалил Брукса, а Фейерабий стал атсаном?

— Хуже, Дим… — Толик переминался с ноги на ногу.

— Говори, говори, — подбодрил Толика Дмитрий, ловко переходя со шпагата в низкую стойку.

— Кун… — Начал Толик и замолк.

— Ага, все-таки, Кун. — Дмитрий прыжком встал на ноги, потом, выгнувшись назад, сделал сальто и вновь оказался в прямом шпагате.

— Кун, Кун, — продолжил за Толика Лакатош, — в детскую повадился, вот что.

Дмитрий подтянул ноги и остался сидеть на корточках:

— А рабочие? Люлей ему не навешают?

— В том-то и дело, — Лакатош поскреб мохнатую верхнюю губу, — он с ними договорился как-то. Ты не думай, он не дурак. А вчера в буфете настойки перебрал и Флоксу похвалялся, мол, девку приметил, знаешь где? В детской! Знаешь, какую? Молодую, которая там на пьютере сидит…

— Алмис?! — Дмитрий вскочил на ноги и принялся быстро одеваться. Лаборантскую рубаху ему позволяли носить поверх обычной одежды и даже выдали для смены удобный боевой камзол — трофейный, снятый с княжеского «рогача». Этот камзол Дмитрий и натянул, потом хотел взять мечи, висевшие на стене, но Толик покачал головой:

— Кун не столько к твоей Алмис подбирается, Дим, сколько к твоим ножикам. Ты их сейчас возьмешь, запорешь кого, и тебя уже Брюква не отмажет.

— Точно, — подтвердил Лакатош.

— Точно, — согласился Дмитрий и, уже одетый, повторно отработал все удары. Бриджи чуток жали в промежности, зато длинные полы со вшитыми свинцовыми шариками при правильном повороте выписывали великолепные восьмерки. Толик и Лакатош испуганно попятились к двери — занавеска из осиновых корней услужливо раздвинулась.

— Ты, Дим, даже если фалдами кого зашибешь до смерти, все равно не отмажешься.

— Зашибу только одного. И не до смерти, — мрачно улыбнулся Дмитрий, сунул в карман берестяной пропуск и, легонько отстранив друзей, побежал по галерее, протянувшейся над пьютерным парком. Капли на паутине горели в полнакала — рабочий день в лабораториях еще не начался. Но в детской уже работают, там начинают рано.

Галлерея переходила в винтовую лестницу, рядом с которой безвольно протянулись корни грузового транспортера. Дмитрий, ухватившись за корень, поплыл вниз — так быстрее. Проплывая мимо открывшейся в стене светлой арки буфета, Дмитрий приветливо кивнул Флоксу, который старательно обматывал паутиной бутылки с «вековой» строфарией.

— Далеко ли собрался, рыцарь? — спросил атсан, не отрываясь от своего сомнительного занятия, — может, хлебнешь за счет Кабриона?

— В детскую, — честно ответил Дмитрий, — подружку проведать.

Флокс неодобрительно подпрыгнул на своем месте за стойкой, но сказать ничего не успел — Дмитрий уже проплыл мимо буфетной галереи. Теперь началась галерея жардинеров. Свет нигде не горел, жардинеры встают лишь чуть пораньше, чем лаборанты. Ну вот, посадка. Дмитрий отпустил корень и побежал вдоль стены, отсчитывая шаги. Казеные сапоги приятно обхватывали ногу, добавляя уверенной тяжести. Такими сапогами хорошо месить носатую рожу носатого выскочки, деревенщины, посмевшего встать на пути у рыцаря короны…

Дмитрий поймал себя на чужих мыслях, но не стал останавливать: сейчас эти мысли пригодятся в самый раз. Итак, Кун хочет его подставить. Интриган он тот еще, все его ходы очевидны даже для Толика. То, что Кун договорился с рабочими, создает проблему, конечно, но в еще большей степени это годится как прикрытие… В конце-концов, Дмитрий тоже может договориться с рабочими, если не будет себя с ними вести, как рыцарь короны.

В полумраке замерли пьютеры, упрятав бутоны под листья. Над люком, ведущим к серверу, поднимается прозрачный сноп уютного золотистого света — техники уже на местах, следят, сволочи. С техниками Дмитрий так и не смог договориться за два месяца: для них он был рыцарем короны — той самой, из-под власти которой они бежали под землю.

Ну вот, тридцать восемь шагов. Повернувшись к стене, Дмитрий пнул кафель и ринулся вверх по открывшемуся наклонному ходу. Наклон становился все круче. Наконец, под ногами появились истертые ступеньки. Лестница выводила на очередную галерею, справа и слева терявшуюся в полумраке. Почти над самой головой тускло блестели осветительные капли — город еще не проснулся. Он лежал далеко внизу угловатыми кучами деловых зданий, аккуратными полусферами богатых особняков и гигантскими пирамидами общественных спален. Город ждал утреннего часа, когда ярко вспыхнут небесные капли, транспортные корни понесут во все стороны корзины с грузом, эквапыри и люди в серых униформах бюрократов деловито побегут по пешеходным дорожкам, киморы потянут свои пестрые тележки-лотки, а торговцы оружием, беглые рыцари и богатые атсаны начнут потягиваться в просторных спальнях на верхних этажах своих особняков. Атсанов в городе было не так уж и много: в основном они предпочитали жить по старинке, в норах. Город же был выстроен для всех, кто решил уйти в подполье. Город готовился к штурму Руники.

Дмитрий несколько секунд любовался видом этого гигантского благоустроенного подполья, потом зашел в нишу возле выхода на галерею и тронул за плечо толстенного атсана, спавшего в плетеном кресле.

— Торкве, всавать пора.

— Хрен тебе тертый, а не пора, — лениво ответил Торкве. Глаза его оставались закрытыми.

Дмитрий запустил руку в карман, добыл оттуда мелкую колбу, сорвал зубами затычку и поднес колбу к мясистому носу атсана. Атсан глубоко вдохнул:

— Ага, вставать, значит.

Открыв глаза, он схватил колбу и вылил содержимое в рот.

— Хороша? — Спросил Дмитрий.

— Лучше нет будильника, чем пивко из холодильника, — ответил атсан, возвращая пустую колбу, — Толик твой постарался?

Дмитрий кивнул:

— Кстати о хрене. Это из него, родимого, и сделано как раз.

— По мне хоть из мандрагоры. Толик твой — величайший мастер. Свинец, там, в золото, или черное дерево в красное — это все чушь. Он настоящий алхимик. Он из всего может сделать пиво.

— Может и водку, да тебе, я знаю, нельзя… Ладно, ты меня к детской подкинешь, чтобы мимо гадюшника?

Атсан, кряхтя, поднялся с кресла и пошел туда, где из стены выходили толстые основания транспортных корней.

— Совсем мимо не получится, не протянули еще. Мимо мастерских. А через столовку уж как-нибудь сам, рыцарь.

Дмитрий встал рядом с атсаном. Атсан прикрыл глаза и принялся отдавать корням команды. Тонкие жгуты оплели тело Дмитрия, оставив на свободе руки и голову, кокон оторвался от пола галереи и медленно двинулся над спящим городом.

— Наваляй им там, чтоб не ленились! — Крикнул в догонку атсан.

— Будь спок, — ухмыльнулся Дмитрий и добавил про себя:

«За этим и еду».

Купола и пирамиды кончились, под ногами плыли правильные пятиугольники тренировочных комплексов, окружавшие Арену Тромпа. Кто такой этот Тромп? И курган ему, и арену посвятили, а никто толком не отвечает. Едва ли Брюква такой темнила, чтобы невинного корчить и разводить руками только из соображений секретности. Скорее всего, он и правда не знает, что это за Тромп. Ладно, сейчас важнее другое. Кун выслужился из рабов, значит формально он будет считаться неблагонадежным, пока не получит хортикультуртрегера или техника. Техника он точно не получит, мозгами не вышел. А до хортикультуртрегера ему месяца три, не меньше. Может, и больше: надо быть полным кретином, чтобы накануне повышения затевать скандал с рыцарем короны, любимчиком атсанов. Видимо, приспичило парню: неужели он и впрямь запал на Алмис?

Так или иначе, пришло время намутить воды среди рабочих. А случись какая бяка, все можно свалить на Куна.

Корни свернули в сторону, к стене. Вон впереди виднеется темная дыра грузового тоннеля. Дмитрий бросил последний взгляд на город. Кое-где уже светились окна. Надо успеть начать и закончить разборку побыстрее, чтобы не опоздать на работу. Но подгонять грузовой транспортер — без толку, это не боевая осина, а самая простая, глупая.

Грузовой тоннель кончился быстро, в лицо пахнуло металлическим перегаром. Работа в мастерских уже кипела во всю. Рабочие, звеня кандалами, шуровались вокруг станков, подносили на шестах мясо жрутерам, заливали из ведер питательный состав в пьютерные поилки. Жалко, что всю кербову кровь Брюква пустил в общий котел. Быстродействие выросло вдвое, и это всего от нескольких бутылей на весь парк! А если пьютер чистяком залить, тогда, наверное, что-то грандиозное получится… Только где ее еще добыть-то, крови этой? Дмитрий мог, конечно, рискнуть и отправиться в поход за новым кербом, но Брюква не позволит. Брюква, наверное, хочет самым крутым здесь стать, выращивает себе соратника. Почему бы и нет? Но сначала надо решить свои проблемы, а потом уже Брюквины, коли очередь дойдет.

Вдоль галерей стоят стражники-атсаны, направив самострелы на рабочих. Кто-то из стражников, узнав Дмитрия, помахал ему. Дмитрий помахал в ответ. Снова тоннель. Теперь необходимо приготовиться. Хватка кокона ослабла, и когда тоннель закончился, кокон распался, оставив Дмитрия на верхней ступеньке стальной лестницы. Лестница вела вниз, в гулкий зал рабочей столовой, где как раз собиралась жрать вторая смена.

Выход из столовой темнел слева от раздаточной стойки, узкий, круглый. Вся левая стена была прорезана квадратами проходов в жилые отсеки. Из этих проходов валили понурые невыспавшиеся мужики. Кандалов на них не было — кандалы надевают только на пропускном пункте в мастерские. Пункт сторожат атсаны на боевых корнях, но стража не полезет в столовку, даже если вспыхнет драка… Особенно, если вспыхнет драка. Убитых рабочих быстро заменят. Скорее всего, запрет лаборантам и жардинерам убивать рабочих (да и вообще кого-либо) имеет какой-то дисциплинарный смысл. Сами рабочие могут друг с другом делать, что хотят. Они обычно и делают.

Пока, правда, все было тихо. Рабочие не глядели вверх и не видели Дмитрия. Дмитрий попытался отыскать взглядом кого-нибудь из знакомых, но не смог. Видать, братва так и осталась в шахтах. Значит, бузит. Это славно… Нет, одно знакомое лицо Дмитрий, все-таки, углядел: мятое и носатое. Кун спокойно сидел за алюминиевым столиком в компании работяг и жестикулировал глиняной кружкой браги из хрена. Дмитрий знал, что работяги так и зовут эту брагу: «хренофария». Кун, в отличие от рабочих, частенько поглядывал наверх. Вот он поднял глаза в очередной раз — и наткнулся на взгляд Дмитрия. Дмитрий приветливо кивнул, начал спускаться. Кун смотрел на Дмитрия, не отрываясь, но пока ничего не предпринимал. Дмитрий спускался все ниже и ниже.

Обычно посетители детской норовили пробраться вдоль глухой правой стены, чтобы меньше мозолить глаза рабочим. Но хитрые атсаны не зря вход в детскую сделали слева от стойки. Посетителю все равно пришлось бы пройтись у всех на виду. Дмитрий никогда не терял лица, шел сразу вдоль левой стены, поперек движения. После первых нескольких стычек рабочие его запомнили и больше не задирали. Но сейчас здесь был Кун, и был он по его, Дмитрия, душу. Может, Кун действительно положил глаз на Алмис, но на Дмитрия он явно положил еще более тяжелый, злобный и влажный глазище. Ну что ж, дверь между столовой и детской — это, на самом деле, граница между обычной дракой и серьезным преступлением. Эх, Кун, Кун, бедолага…

Дмитрий уже почти достиг заветнго круглого хода, когда почувствовал на плече чью-то лапу. Остановившись, он медленно повернул голову, удивленно вскинув брови… И уперся взглядом в мохнатый пупок. Алмаст! Здоровенный, голый по пояс, метра под три ростом! И где Кун его прятал? Кстати, интересно: ведь алмасты все в шахтах, для станков они туповаты. Значит, Кун не поленился, протащил этого из шахт специально.

— Тебе чего? — Спокойно спросил Дмитрий, но не улыбнулся. Алмасты легко путают улыбку и оскал. Длинная верхняя губа на обезьяньем лице приподнялась, обнажая клыки, стальные пальцы сжались на плече Дмитрия. Вторую руку зверь занес для удара, а третьей и четвертой попытался ухватить Дмитрия за горло, но тот увернулся и что есть силы пнул алмаста промеж ног. Алмаст ухватился за ушибленные причиндалы всеми четырьмя руками и зарычал. Ноги зверя, обутые в тяжелые шахтерские башмаки, звонко затопали по кафелю. Народ начал собираться. Рабочие ждали, чем кончится, хотя для многих было ясно: одной силы явно недостаточно в драке с рыцарем короны.

Но тут сквозь толпу протолкался Кун:

— Картофельный любимчик… — Процедил жардинер, — зачем ты ударил Чича? Хороший парень, ребята, — обернулся Кун к рабочим, — глупый, но хороший, хотел просто спросить, кто идет и зачем. Мы-то понимаем, зачем этот козел в детскую намылился, а Чичу тоже хочется понять!

Дмитрий улыбнулся Куну в лицо и с расстановкой ответил:

— Соси редьку, говнюк.

— Ах, падла! — И Кун бросился на Дмитрия с кулаками. Дмитрий выставил локоть, хоть и был уверен, что Кун в последний момент свернет в сторону. Но Кун не свернул, налетел на локоть носом. Брызнула кровь.

— Кровь! — Завопил Кун. Этого простые рабочие души уже не могли вынести, и толпа, сердито урча, поперла вперед. Чич остался на месте, что не удивило Дмитрия: он знал, что у алмастов принято драться до первой боли. Зато у рабочих — начиная с первой крови. Кун, конечно, хитрюга… На своем уровне. Теперь пришла пора надеть этого хитрюгу на палец.

Продемонстрировав толпе кровь, Кун хотел было ретироваться, но Дмитрий вовремя ухватил его за шиворот, развернул к себе спиной и ребром ладони рубанул по почкам. Длинное тело жардинера обвисло в руке у Дмитрия и позволило использовать себя в качестве щита: сразу несколько тяжелых кулаков, метивших Дмитрию в лицо, попали по Куну. Развернувшись, Дмитрий швырнул Куна об стену, а сам, продолжив круговое движение, заехал кому-то ногой по челюсти, потом упал в низкую стойку и снова крутанулся, мощной подсечкой сбив с ног сразу троих. Задние наседали, спотыкались о тех, кто упал, началась свалка. Нанеся несколько прямых ударов ногами, Дмитрий снова схватил Куна и, взвалив на спину, повернулся ко входу в детскую. Пнул еще кого-то, пробежал несколько шагов до круглой двери, чувствуя спиной удары, которые доставались жардинеру. Потом, удерживая Куна одной рукой, другой выхватил из кармана берестяной пропуск и приложил к красному квадратику на черной полированной поверхности. Пока дверь отпирали, Дмитрий успел развернуться и, отпустив Куна, нанести пару ударов кулаком наотмашь по чьим-то рожам. Кун, к удовольствию Дмитрия, остался стоять на ногах и даже попытался что-то сделать, но тут дверь отворилась, и Дмитрий ввалился в детскую, незаметно потянув за собой жардинера. Удар Куна пришелся прямо по картофельному брюху стражницы. Засвистели стрелы, послышались вопли рабочих, дверь захлопнулась. Могучие лапы подняли Дмитрия и Куна, поставили на ноги.

— А теперь, млекопитающие, потрудитесь объяснить, как вы здесь оказались вдвоем по одному пропуску.

Дмитрий легонько поклонился стражнице:

— Пропуск мой, бона. Выписан боном Бруксмелхисторинпиктом для разрешенного свидания с техник-сестрой Алмис.

Самки атсанов во всем походили на самцов, кроме размера: размерами они походили скорее на алмастов. Стражница, толстенная громадина, увенчанная пучком жесткой ботвы, плавно присела. Это означало довольную улыбку: Дмитрий, назвав Брюкву по полному имени, показал чудеса учтивости. Кун же, не успевший толком прийти в себя, снова вяло махнул кулаком.

— Возьми, — стражница протянула Дмитрию пропуск, одновременно хлопнув тяжелой ладонью Куна по макушке, — а это кто?

— Жардинер Кун, бона.

— Вы шли вдвоем — и не смогли отбиться от толпы болванов? Ввалились сюда, девочкам пришлось стрелять… — Стражница сделала попытку подпрыгнуть, но была для этого слишком тяжела, и лишь резко дернулась всей тушей. «Девочки», две стражницы таких же размеров, вооруженные самострелами, тоже одновременно дернулись.

— Ни в коем случае, бона. Я, признаться, был сильно удивлен, застав его в столовой.

— И что же он там делал, если не шел сюда?

Дмитрий наивно пожал плечами:

— Пил хренофарию с рабочими, говорил с ними о чем-то. Я прошел к двери, тут все и началось… Ну, ты же меня помнишь, бона, ко мне уже давно никто не лезет. А тут… И жардинер оказался рядом. Я знаешь, что подумал…

— Не желаю знать, лаборант. Иди куда шел, а мы с девочками разберемся, какого Ру-Бьека этот жардинер-хердинер…

И, коротко буркнув что-то «девочкам» на своем языке, стражница поволокла Куна в караульную нишу.

— Прости, бона…

— Чего еще? — Недовольно обернулась стражница.

— Слово и дело. Вообще-то, этот жардинер меня ударил.

— Серьезно?

— Я его тоже серьезно приложил…

— Нет, — стражница чуть заметно дернулась, — я спрашиваю, ты серьезно хочешь заявить ябеду?

— Да, я хочу заявить официальную ябеду.

— Мне?

— Почему нет? Тебе. Я имею право?

— Но твой статус…

— Раб-лаборант.

— А он — жардинер. Тебе что, жить надоело? Давай, я его выпущу в столовку, тебя — к нему, и отметель его, как хочешь. Просто прибей. Я потом все на рабочих свалю…

Дмитрий покачал головой:

— Я желаю официального поединка.

— Жаль. Алмис будет по тебе горевать.

— Я — рыцарь короны, — хмуро ответил Дмитрий.

— Ты дурак. Иди. О времени поединка тебе сообщат за час до начала.

— Я знаю правила, бона. — Дмитрий отвесил еще один легкий поклон и пошел к грядкам.

Атсанская молодежь торчала стройными рядами в гидропонных ваннах. Те, кто постарше, галдели, почесывая брюшки, совсем как взрослые, а малыши молча пялили бессмысленные круглые глазенки. Пьютер Алмис стоял возле бака с минеральным раствором. Алмис как раз слезала с кадки, радостно размахивая руками. Дмитрий побежал навстречу девушке, широко улыбаясь. Обнял, поцеловал сперва в темечко, потом в лобик, потом в щечку и, не переставая улыбаться, шепнул ей на ухо:

— Упроси своих картошек, чтобы отпустили тебя в город на праздники, хорошо?

Несмотря на улыбку, голос у Дмитрия был серьезный и даже чуть-чуть зловещий. Алмис сразу все поняла, поэтому улыбнулась еще шире и шепотом ответила:

— На всю неделю не отпустят.

— На один день. Первый.

— Именно первый?

— Да, он самый веселый.

Дмитрий не стал объяснять Алмис, что поединок могут назначить на вечер первого дня Недели Приплода. До праздника у атсанов идет Неделя Ожидания, сейчас — Третий день Ожидания, никаких поединков. А с вечера первого праздничного дня атсаны начинают беситься, особенно самки: ведь для многих атсанских дам Неделя Приплода станет последней неделей в жизни, и провести ее надо так, чтобы не было мучительно стыдно на том свете.

Впрочем, эта неделя вполне могла стать последней и в жизни Дмитрия.

 

ГЛАВА 2

Общедоступная часть картотеки представляла собой бесконечную кучу полной ерунды, но Дмитрий верил в рациональность атсанов: они не собирают ничего лишнего. Сведения, хранящиеся в открытом доступе, должны казаться ерундой тому, для кого закрыты специальные пути. Но взламывать защиту Дмитрий не торопился, хотя времени уже почти не осталось: четыре дня — и начнутся праздники.

Ряды ящиков тянулись во все стороны, заполняя интерфейс пьютера. Перед носом Дмитрия висела в пустоте гладкая берестяная табличка, над которой парило блестящее стило. Взяв стило, Дмитрий написал на табличке: «Аркона». Ряды ящиков принялись смещаться в разные стороны, перемешиваясь, словно игральные карты в чьей-то невидимой руке, и вдруг замерли. Возле Дмитрия оказался ящик «Арканзас-Арктика», но к Арконе в этом ящике имел отношение лишь один мелкий текстовый файл:

«Наиболее престижная работа с точки зрения рядового арконца — техник по борьбе с насекомыми. И не зря: ведь даже самое маленькое арконское насекомое, железнодорожная тютелька, по величине и весу как раз совпадает с паровозом, но, в отличие от последнего, питается вовсе не углем…»

Дмитрий не сомневался, что найдет в открытом доступе море информации по арконским насекомым, но его интересовала другая живность. Снова перед глазами замелькали ящики. Дракон, дракон… Ага:

И все? Нет, вот еще чуть-чуть:

«ДРАКОН, бар. Расположен в северных предместьях Ермунграда. Возник во времена Тромпа одновременно с Черным Замком и транспортной компанией «Авторун». Приличные люди, независимо от своих политических и эстетических предпочтений, в это место стараются не ходить.»

Про Тромпа — ни слова, про Черный Замок — нечто невнятное: внутри Замка, если верить картотеке, побывала лишь группа рыцарей короны во главе с Ланцом Банником. Живым вернулся один командир, да и того родные узнали только благодаря мечу.

«Сам же рыцарь Ланц, по свидетельству своих родственников, сделался телом извилист, а умом слаб, за что и подвергся изгнанию в предместья,» — сообщил файл. Что ж, надо добраться до братвы и порасспросить. Илион, небось, в курсе.

Про «Авторун» картотека коротко сообщала, что это компания международных перевозок, специализирующаяся по особо ценным грузам. Интересно, между какими народами курсируют «ценные грузы»? Дмитрий сразу вспомнил о вагонах платины, отправленных «Мерлином» в Рунику. Но статьи «Мерлин» в открытом доступе, разумеется, не существовало.

Ладно, и так неплохо. Внезапно Дмитрий почувствовал, что кто-то настойчиво хлопает его по спине. Содрав с головы бутон, он спрыгнул на пол. Перед ним стоял Брюква.

— Ты сволочь, — начал Брюква без предисловий, — ты глупая и наглая княжья сволочь! Твоя честь…

— Прости, бон Брукс, — ответил Дмитрий, напустив на лицо каменное выражение, — но моя честь…

— Удобрение. Испорченное. Заткнись. Пошли.

Брюква резко развернулся и засеменил между кадками. Дмитрий за ним еле поспевал. Лаборанты молча сидели на своих местах, но многие из них, сняв бутоны, пялились на Дмитрия. Быстро же расходятся слухи.

Зайдя в нишу стражы, Брукс рявкнул на трех жардинеров:

— Брысь, гадье!

Потом обернулся к Дмитрию:

— Садись.

Дмитрий присел на краешек табурета. В отличие от остальных помещений подземелья, ниша не была залеплена кафелем. Отштукатуренные стены покрывала сложная роспись — драконы, переплетенные с кербами и еще какими-то тварями, а сверху надо всеми, раскинув мантию, словно крылья, парит рыцарь в длинной белой рубахе, похожей на лаборантскую. В одной руке рыцарь сжимает меч, а вдругой — желтый цветок.

— Подвиги Тромпа, — пояснил Брукс, увидев, что Дмитрий разглядывает роспись, — тебе придется совершить нечто сходное. Только противником твоим будет не дракон и не керб, а сраный жардинер. Я-то надеялся…

— На что ты надеялся, бон Брукс?

— А вот сейчас скажу, чтоб тебе, кретину, обидно стало перед смертью. Ты, вообще, знаешь, кто правит у нас?

— У вас? Атсаны…

Брукс вскочил со своего табурета и несколько раз высоко подпрыгнул, чуть не задев головой низкий потолок ниши.

— Атсаны! — Сокрушенно повторил он, — потсаны! Круассаны! Зассаны! Так вот, обезьяна, здесь правят пестики! Не понял?

Дмитрий нахмурился, помотал головой. Брукс сел на место и продолжил спокойно:

— Бабы здесь правят, если по-вашему выражаться, по-обезьяньи. А теперь слушай внимательно, я буду говорить тихо. — Он склонился к уху Дмитрия и зашептал, — я хотел все изменить, рыцарь. С твоей помощью. Тебе отсюда никак нельзя, ты же кровь керба пил, так?

Дмитрий кивнул, поджав губы.

— Значит, — продолжал атсан, — всюду, кроме как здесь, тебя ждет личинка. Ржет, как кобыла, извивается и все мечтает, пока ты при ее дыре кувшинчиком станешь. У тебя, я понимаю, планы там были, ты в Аркону зачем-то шел с толпой ублюдков, кровь керба нес. Где ты ее достал, кстати? Ладно. Забудь. Личинка тебе не по зубам. Все по зубам, только не она. Ты и сам знаешь.

— Но ведь я…

— Ты теперь — жрутерный корм. Сейчас объясню, почему. Ты думаешь, хлебнул крови, так теперь самым крутым стал? Почти угадал. Почти. Сегодня с утра Кун, твой приятель, ходил инспектировать поливочный резервуар. Оступился случайно — да и бултых туда! Минерального раствора наглотался, пронесет его, бедолагу. Но в растворе том не только соли, да и упал Кун неспроста. Понял?

Дмитрий понял. Но не мог поверить:

— Кровь?

— Она самая. Мало ее там, но ему хватит, как и тебе хватило. Ее много ли надо? В общем, Кун теперь тебе ровня. такой же керб, как и ты. Только ты будешь гол, как та личинка, а он при сбруе и с самострелом. А планы мои — и твои — накрылись горшком. Вот так.

Дмитрий потер подбородок. Мрачно посмотрел на Брукса. Кивнул:

— Спасибо, бон Бруксмелхисторинпикт. Спасибо. Но еще не все потеряно, вообще-то. Знаешь, как я достал кровь керба?

— А плевать мне, у кого ты ее купил…

— Купил… — презрительно повторил Дмитрий, — все-таки ты дурак, бон Брукс. Но я тебе помогу, как помог себе. — И, положив атсану руку на покатое плечико, Дмитрий сказал с кривой улыбкой, — кровь керба я добыл, убив керба. Как и полагается рыцарю короны.

Атсан не стал стряхивать руку Дмитрия. На «дурака» он тоже, судя по всему, не обидился.

— Истинно так?

— Истинно так. Про личинку не скажу, а самца керба я могу убить, как выяснилось. Но все равно, спасибо за информацию. — Дмитрий встал, намереваясь вернуться к своему пьютеру.

— Подожди, — удержал его атсан, — ты, я знаю, сейчас в картотеке роешься. Это разрешено, никто супротив слова не скажет. Но ты неверно ищешь. Возьми файл «Медицина, общие сведения», там кое-что про кербову кровь. Отдельного файла по ней в открытом доступе не создано, а в «Медицине» есть… Удачи, рыцарь.

Брукс остался сидеть в нише, сгорбившись, а Дмитрий заспешил к себе мимо кадок. Лаборанты провожали его пристальными взглядами — кто с жалостью, кто со злорадством, но больше — просто с любопытством. Многие, многие из коллег будут проситься в город на Неделю Приплода. Всем хочется увидеть, как атсанского любимчика пристрелит простой деревенский парень или, что еще интереснее, как рыцарь короны голыми руками до смерти заломает вооруженного жардинера.

Уже надевая на голову бутон, Дмитрий замер. Он так привык считать себя рыцарем короны, что уже почти не задавался вопросом, чьи воспоминания влезли к нему в башку. Как звали этого рыцаря, в смысле — настоящего рыцаря короны? «Рыцарь короны Дима Фленджер» звучит глупо, а «рыцарь короны Дмитрий Горев» — еще глупее. Надо поискать что-нибудь по этим самым рыцарям короны. Но сперва, конечно, «Медицина, общие сведения».

«После введения медицинской вилки в вульву ягодичные мышцы пережимают каллопиеву трубу, что позволяет произвести препарирование нижнего гипоталамуса медицинским топором…» Не то, не то.

«С учетом внешней формы, структуры и характера развития кости подразделяют на трубчатые, губчатые, попчатые и леворадикальные. С последними дело обстоит особенно туго: стоит мужской особи заснуть, как из этих костей начинают толпами образовываться женщины, которых следует своевременно удалить мокрой тряпочкой…» Никуда не годится. Впрочем, само по себе это, конечно, забавно. Другой мир, другая медицина. А люди — такие же.

«Родовспоможение у швабов. Чтобы произвести слесарево сечение…» Чушь, чушь… Нет, кажется, нашел:

«Края родовой пробоины можно увлажнить кровью керба, что приводит к быстрому заживлению. Кровь действует при любом разведении, но использование неразведенной крови категорически не рекомендуется, поскольку неразведенная кровь керба, смешиваясь с кровью шваба, превращает последнюю в себя, благодаря чему шваб, не изменяя фенотипа, внутренне превращается в керба и теряет управление.» Дмитрий так быстро сорвал с себя бутон, что чуть не остался без головы. Неужели… Или это действует только на швабов? Но тогда бы Брукс не присоветовал копаться в этом информационном дерьме. И темнить Бруксу нечего: он уже наговорил на цистерну пестицида.

Дмитрий бежал вверх по широкой прямой лестнице, перескакивая через три ступеньки. Эквапыри с папками документов, жардинеры, лаборанты — все шарахались у него из-под ног. Стены расступались перед Дмитрием еще до того, как он успевал их пнуть. С потолка упало несколько осветительных капель. Проносясь через зал испытаний, Дмитрий успел заметить, как лаборанты разложили на верстаке переднюю часть шваба и шепчут над ней заклинания, одновременно копаясь внутри своими отвертками. Некогда, некогда…

За следующей расступившейся стеной висел тяжелый ядовитый туман. Лаборатория алхимии. Кабинет Толика — наверху, в нише. Дмитрий схватился за транспортный корень, дернул хорошенько и через несколько секунд уже стоял перед Толиком.

— Пивка? — Сразу спросил Толик.

На длинном столе перед великим алхимиком выстроились разнокалиберные реторты, в каждой из которых шевелилась какая-то гадость. Одну из таких реторт Толик держал щипцами над горелкой, внимательно наблюдая, как гадость мечется, пытаясь спастись от жары.

— Нет, нет, но мне — срочно…

— Водки?!

— Анализ крови.

— Опаньки! А нафига?

— Сейчас узнаешь. Если я угадал, конечно.

— Ладно. Все равно этот пехотинец вялый вышел, — Толик метко швырнул реторту в камин, выполненный в виде головы с разинутой пастью. Дмитрий узнал голову: та самая, из «Думы». Реторта сразу лопнула и исчезла в яркой вспышке. Толик подскочил к шкафу черного дерева, вытащил с верхней полки колбу, наполненную зеленой жидкостью, хлебнул, поставил на место и взял с той же полки другую колбу, жидкость в которой была бесцветной. Потом пошуровал в ящике стола и подал Дмитрию тибетскую медицинскую иголку с серебряным набалдашничком.

— Кровь твоя, как я понял.

Дмитрий кивнул, нервно сглотнув.

— Коли палец, цеди в колбу.

Проколов палец иголкой, Дмитрий выдавил в колбу крупную бардовую каплю.

— Так-так, — Толик чуть поболтал колбой, разглядывая ее то на свету горелки, то на свету камина, — так-так.

Видимо, в Толика незаметно тоже влезла чья-то чужая память. Дмитрий уже не удивлялся тому, что Толик может проводить химический анализ на глаз поточнее любого прибора. Коллеги по лаборатории, правда, никак не могли к этому привыкнуть.

— Так-так… Наперекосяк… — У Толика отвалилась челюсть, а пальцы, сжимавшие колбу, чуть не разжались. Дмитрий вовремя выхватил колбу из ослабевшей руки Толика.

— Ну, что? Я прав?

— С…смотря в…в чем… — Промямлил Толик. — Болезней у тебя нет. Практически. Трипак леченый, в детстве — гепатит… Но… А это твоя кровь?

— Моя. Ты же сам видел, как я цедил.

— Нет. Не твоя. — Толик оперся руками о стол и вперился в Дмитрия круглыми глазами. — Это кровь керба.

— Значит, я прав, — спокойно подытожил Дмитрий. — Что у тебя было в колбе?

— Физиологический раствор.

— Сойдет. Я заберу.

— Нет… Это же открытие!

— Открытие сие до тебя уже давно открыто. А ты помалкивай. Выбраться отсюда хочешь?

Толик потупился. Дмитрий ухмыльнулся:

— А если и не хочешь, все одно — помалкивай. Прошу.

— Хорошо… — ответил Толик в спину убегавшего Дмитрия.

Дмитрий возвращался быстрым шагом, пряча драгоценную колбу за пазухой камзола. Драгоценную? Да этой крови в нем — все пять литров. А тут и одной капли достаточно, чтобы превратить его пьютер из «двушки» в «юникс»… Если выражаться, пользуясь земными метафорами. Что ж, теперь можно начинать игру.

Снова проходя через зал испытаний, Дмитрий чуть замедлил шаг. Лаборанты (все, определил Дмитрий, вольнонаемные) продолжали копаться в швабе. Звучала какая-то веселая музычка, кажется — знакомая…

— Проходи, давай! — Заорал на Дмитрия стражник-атсан.

— Прости, бон, — ответил Дмитрий и прибавил шагу. Видимо, атсан нервничает. Обычно атсаны на Дмитрия не орали. Значит, что-то важное здесь делается, а Дмитрий вошел в критический момент. Что ж, скоро все разнюхаем.

Но добравшись до пьютера, Дмитрий понял, что апгрейд делать рановато. Сперва надо закончить войну с самим пьютером — и незачем его перед этим кормить. Натянув бутон, Дмитрий загрузил «Думу».

Рожа все так же бестолково таращилась и рычала. На закрытой двери все также горела надпись

«ПРЕДСЕДАТЕЛЬ».

Дмитрий ударил по двери сапогом. Дверь дрогнула, но осталась на своем месте. Ладно. Дмитрий сделал несколько шагов назад. За спиной предупреждающе свистнул обрезанный язык монстра. Дмитрий оглянулся: в запасе было еще три шага. Что ж, раз, два, три. Пли!

Вскинув базуку, Дмитрий выпустил заряд по двери. Дверь затрещала, но выдержала. Тогда Дмитрий выпустил пять зарядов подряд. Дверь разлетелась на кусочки, которые, замерцав, растаяли.

Кабинет был пуст, если не считать обширного письменного стола, тоже пустого. А за столом сидел Председатель. Дмитрий никогда бы не поверил, что существуют такие председатели: круглая туша разделена на две половинки глубокой бороздой, справа и слева извиваются щупальца, и на конце каждого — оскаленная обезьянья голова в темных очках. Рискуя сам пострадать от взрыва, Дмитрий выпустил по Председателю заряд… Председатель этого даже не заметил. Поднявшись в воздух над своим креслом, он медленно поплыл к Дмитрию. Обезьяньи головы угрожающе визжали, щелкая острыми клыками. Дмитрий попробовал лазерным резаком, но тоже без толку. Все остальное оружие, так хорошо себя показавшее на других уровнях, здесь, наверняка, тоже бессильно… Все? Нет, был еще меч, подобранный на первом этаже у входа, сразу за бюро пропусков. Меч так до сих пор и не пригодился. Может, он как раз под Председателя заточен?

Дмитрий выхватил из заплечных ножен длинный вороненый меч с извилистым лезвием. Председатель был уже совсем близко. Дмитрий рубанул наугад… Одна голова слетела со своего щупальца и растаяла в облачке блестящих искр. Работает! Но теперь Председатель начал двигаться быстрее. Второй удар Дмитрия прошел мимо, третий тоже. Тут из-под туши Председателя показались новые щупальца. Эти щупальца были черными и оканчивались аккуратными белыми манжетами, из которых торчали крепкие кисти рук. Каждая рука сжимала кривую саблю.

Туша ринулась в атаку. Дмитрий высоко подпрыгнул, перелетел через Председателя и оказался на столе. Что-то странное мелькнуло со стороны потолка… Дмитрий поднял глаза и увидел на бежевом фоне потолка серо-голубой квадрат. Окно наблюдения! Оно потеряло проницаемость, но продолжает перемещаться вслед за игроком! Мало того, с этой стороны его легко можно прошибить. И Дмитрий снова прыгнул, делая на лету сальто. Подошвы сапог ударились в серо-голубую мишень и прошли насквозь. Дмитрий повис, уцепившись ногами за края окошка, потом подтянулся и вытолкнул себя на площадку.

На площадке, слава Богу, никого не было. Краем глаза Дмитрий заметил вдали какое-то движение… Так и есть, техник плывет по одной из полупрозрачных труб. Присмотревшись внимательнее, Дмитрий понял, что это его собственная труба. Надо торопиться. Председатель внизу успокоился и вновь заполз в кресло — он не предполагал такого безобразия, как атака из соседнего интерфейса. Выставив меч перед собой, Дмитрий рыбкой нырнул в кабинет. Меч вошел в председательскую тушу, почти не встретив сопротивления. Все обезьяньи головы разом взвыли — и кресло опустело. Меч торчал из блестящей обивки. Дмитрий сидел на пустом столе. Выдернул меч из кресла, отправил обратно в ножны. Соскользнул со стола на пол, перебрался через мясистый подлокотник, плюхнулся на место председателя. Бросил быстрый взгляд на потолок.

Серо-голубой квадрат остался на месте. Прекрасно. Теперь можно пошарить в столе, оставшемся без хозяина. Верхний ящик…

Бомба!

— Остановись! — Приказал Дмитрий, но бомба продолжала отсчитывать секунды: 9, 8, 7…

Дмитрий вдруг понял, что от этой бомбы просто так не убежишь: если бы он программировал «стрелялку», то обязательно бы на финише установил заряд помощнее, чтобы разнес начисто пару этажей. Но выход обязан существовать. Наверное, бомбу полагается швырнуть в пасть коридорной головы — Дмитрий видел голову сквозь пустой дверной проем. А если не получится? Добежать до головы по коридору с бомбой под мышкой Дмитрий явно не успеет. Он совершил ошибку: надо было сначала обыскать стол, а уже потом забираться в удобное кресло!

Дмитрий дернул ящик на себя. Бомба помещалась в удобной прозрачной коробочке. На вес она была не то, чтобы очень тяжелой. 5, 4, 3… Оставалось одно. Схватив бомбу обеими руками, Дмитрий с силой швырнул ее в потолок, целясь по серо-голубому квадрату. Бомба ударилась в самую середину квадрата — и исчезла. Интересно, что там сейчас творится у техников? Явно, полный бардак.

Дмитрий перевел дух и открыл средний ящик, надеясь, что там не окажется вторая бомба. Нет, бутылка. «Вечная строфария». Виртуальное бессмертие — это здорово. Почти так же здорово, как настоящее.

В третьем ящике лежало прошение об отставке, из-под которого выглядывал краешек другого документа. Прикасаться к прошению нельзя. Вытащить нижний документ легко, но если это еще одно прошение об отставке, то все пропало. Дмитрий решил рискнуть и аккуратно поддел ногтем нижнюю бумажку. Ничего не произошло? Нет, произошло: голова в коридоре перестала рычать.

Дмитрий пригляделся к вытащенному на свет документу. Гол! Назначение Председателем Думы!

 

ГЛАВА 3

Откинувшись на высокую спинку, Дмитрий снова перевел дух. Вот он и стал хозяином тошнотворно-бежевого мира. Что ж, проверим, как это действует.

— Монитор, — скомандовал Дмитрий.

И перед ним сам собой появился широкий монитор.

— Вестибюль.

На мониторе возник вид вестибюля. Среди трупно-сизого мрамора слонялся одинокий недобитый мент.

— Двести секретарш ко входу.

У входа выстроились две сотни готовых к бою секретарш. Если теперь кто-нибудь попытается загрузить этот вариант «Думы», то не сможет сделать даже первого шага.

Дмитрий отдал команду сохраниться и вывел на монитор второй этаж. Просторный зал, высокие потолки, двое летучих секьюрити. Добить их? Нет, пусть живут:

— Этих — тоже в вестибюль.

Секьюрити отправились в вестибюль.

Пора приступать к апгрейду. Еще раз сохранившись, Дмитрий снял с головы бутон. По пьютерному парку разносились испуганные матюги. Возле люка техников собралась толпа, атсаны размахивали лапками, жардинеры орали на всех подряд и даже на атсанов. Сквозь толпу продрались две массивных стражницы с носилками и понесли кого-то прочь — наверное, того техника.

Аккуратно вытащив из-за пазухи колбу, Дмитрий спрыгнул с кадки и вылил раствор своей — кербовой — крови в поддон. Пьютер встрепенулся, лепестки бутона тронула чувственная рябь. В общей беготне никто не заметил манипуляций Дмитрия.

Но теперь предстояло произвести еще одну манипуляцию, посложнее. Изображая на лице праздное любопытство, Дмитрий пошел к люку техников. Навстречу ему выскочил Брукс:

— Твоя работа?

— Где?

— У керба в гнезде. Не твое дело. Иди, работай. Иди, делай, что хочешь. Тут такое…

— А что случилось? — Спросил Дмитрий.

— Пьютеры повяли вокруг сервера. Все, напрочь. Хорошо хоть, сам сервер не накрылся. Зато техник накрылся. Ладно, некогда мне… Произвести тебя, что ли, в техники, ты бы, небось, исправил… Нет, не разрешат, бабы жирные. Не разрешат. Все, иди, пока.

Дмитрий подавил ухмылку. Ромашки скрючились, повяли пьютеры… Теперь весь день можно, как это здесь называют, чинить воровство. Буробить по полной. Главное — успеть. Подскочив к грузовому корню, Дмитрий поднялся в буфет. Там уже было полно лаборантов, все пили строфарию из обмотанных паутиной бутылок, размахивали руками, лапами, копытами, спорили… Флокс хмуро наливал стопку за стопкой.

— Мне плеснешь? — Спросил Дмитрий.

— Как всегда, в счет жалования после повышения? — Флокс переступил с ноги на ногу и легонько подпрыгнул, что Дмитрий сразу перевел как кривую усмешку.

— Понимаю, ты не веришь, что я переживу праздники. Тогда налей за так.

— Рыцарь короны честен, как полагается. Слыхал я, осень наступила, цветочки вянут…

— Да, — Дмитрий, не торопясь, тянул строфарию, выдувая через нос луковый дух, — не пойму, черви, что ли, завелись?

— Тля тебе на язык, рыцарь. Червей мы повывели еще прошлым годом, а вирусы все в ангарах, уже проверено. Что стряслось — никто не знает. И ты, я вижу, как все.

— Это уж точно, — Дмитрий опрокинул в глотку остатки строфарии, — спасибо тебе.

Флокс в ответ что-то пробурчал — он был занят. Дмитрий аккуратно вытянул из-за пазухи пустую колбу и опустил в мусорное ведро, потом протиснулся от стойки к галерее и стал спокойно подниматься по лестнице к себе на этаж. Вошел в спальню, снял камзол, натянул джинсовку на голое тело — он так ходил довольно часто. Наконец, достал из сумки лазерный диск, тот самый, купленный давным-давно и совсем в другом мире. Купленный на Митинском рынке у смешливой девчонки. У Алмис. Диск с программой «Медвежатник Бурт», которую написал разумный арконский жрутер.

Если кто и обыскивал сумку Дмитрия, то не обратил на диск внимания: специально, чтобы пресечь несанкционированный ввод крупных файлов, пьютеры в парке, да и вообще везде, были лишены дисководов. Дисководы полагались жрутерам. Атсаны думали, что для безопасности этого достаточно — и были почти правы. Почти. Дмитрий как-то в буфете подслушал болтовню техников, из которой узнал, что конфигурацию пьютера можно менять программно: не надо ничего привинчивать, ничего подсаживать в кадку, ни в какого Мичурина играть не надо. Достаточно добраться до системного нерва, навести там шухер — и пьютер сам отрастит все необходимое. Техники говорили, что на это требуется два дня…

У Дмитрия не было двух дней: завтра увядшие пьютеры заменят, и продолжится слежка. Но у Дмитрия была зато кровь керба — не только в жилах, но и в капиллярах пьютера. Бомба-сюрприз оказалась очень кстати, Дмитрий на такое и не рассчитывал — боялся, придется копать самому.

Но поначалу действительно надо копать вручную. Забравшись в кадку, Дмитрий медленно, с опаской, приладил бутон. Пустота чуть изменилась: стала глубже и пахла гуще. Интересно, потянет пьютер после апгрейда сразу две больших программы?

Дмитрий вызвал «Думу», спустился на второй этаж. Шаги каблуков по мрамору звучали скрипучими щелчками. Пусто, просторно. Вольно. Может, забить на все и устроить тут гарем из секретарш? Крылья, там, да лишние руки пообрывать им, ядовитые ногти — тоже… Только едва ли у секретарш есть то главное, без чего женщина, собственно, и превращается в секретаршу. «Девичья честь,» — ухмыльнулся Дмитрий и, обернувшись к северной стене, вытянул руки вперед ладонями.

— Мастерская.

Неужели сорвется?

Нет, апгрейд помог. Почти мгновенно исчезла северная стена. Мрамор оборвался сталью, холодный свет думских помещений смешался с жарким светом рабочих ламп. Перед Дмитрием была его мастерская. Инструменты на полках, стрела подъемника протянулась через весь потолок, а в центре на специальном помосте — сигарообразное мощное тело боевого вируса.

— Мастерскую копировать, — скомандовал Дмитрий. Черты предметов дрогнули, чуть размылись, но быстро вернулись в норму. Пьютер работал замечательно. Дмитрий повернулся к мастерской спиной и развел руки в стороны.

— Мастерскую вклеить.

Мрамор исчез под сталью, вдоль стен протянулись все те же полки, потолок перечеркнула жирная линия стрелы, в центре вырос помост с водруженным на него вирусом. Теперь мастерских стало две, тайная и явная. Явную можно закрыть.

— Закрыть, — скомандовал Дмитрий, ткнув пальцем за спину. За спиной выросла стена. Итак, вот она, собственная мастерская. Отсюда, со второго этажа побежденной «Думы», будет сделан первый ход в настоящей игре. А может, первым ходом была та бомба? Начинать с бомбы несколько вульгарно: соображения чести…

Дмитрий тряхнул головой: рыцарские «тараканы» ему сейчас были ни к чему. Здесь, в мастерской, он почти не чувствовал себя рыцарем короны. Тот, настоящий рыцарь, не знал, наверное, за какой конец брать паяльник.

Длинный острый хвост вируса лежал полностью готовый на верстаке. Дмитрий подцепил хвост крюком подъемника, переместил к основному корпусу и принялся не торопясь закреплять. Соединил все кабели, запустил руку в кабину, пошевелил рычагами. Хвост работал замечательно, при каждом движении оставляя след благоухающей пустоты. Нос, такой же длинный, острый и гибкий, уже был установлен. Теперь пришло время наладить движок. Движок примитивный, но надежный, а главное — автономный. Дмитрий использовал древнюю игрушку под названием «Жизнь»: глупые квадратики, реагируя друг на друга и на пустые поля, образуют неустойчивые конструкции, иногда переходящие в устойчивые — «пульсары». Если теперь взять такой «пульсар» и слегка изменить правила взаимодействия с пустыми полями, то от пульсара бесконечной чередой пойдут волны. Характер изменений задавался при помощи педали газа и рулевого рычага. Отдельный движок, управлявшийся от гашетки, питал орудия. Для орудий Дмитрий взял несколько думовских базук, причем на турели носового орудия укрепил самую ценную базуку — с неиссякаемым зарядом. Но главную прелесть вируса составляли пятипалые манипуляторы, превращавшие вирус из тупой машины разрушения в инструмент изощренных диверсий.

Нацепив защитные перчатки, Дмитрий по локоть запустил руки в двигательный отсек и наощупь отыскал замковый квадратик. Теперь просунуть палец в пустое поле, щелчок…

Квадратик сместился на одно деление, Дмитрий еле успел выдернуть руки. Движок заурчал. По направляющему желобу двинулась волна жизни. Через несколько секунд она достигла орудийного движка и сместила на одно деление точно такой же замковый квадратик. Урчание стало более глубоким. Вирус ожил, зажглись приборные панели.

Одним прыжком Дмитрий забрался в кабину, опустил защитный колпак. Щелкнул тумблером ручного управления, взялся за рычаг, чуть утопил педаль газа. Вирус поднялся с помоста и завис над полом мастерской. Дмитрий сделал два пробных круга. Вирус прекрасно слушался руля. Тогда Дмитрий вернул управление в автоматический режим. Вирус продолжал выписывать медленные круги, ни на один бит не смещаясь со своей траектории. Дмитрий продел руки в перчатки манипуляторов, пошевелил пальцами. Манипуляторы слушались идеально. А защиту можно проверить только в деле. Выстрел из базуки или укол стандартным хакерским долотом броня держит, а там уж, как решит Ру-Бьек.

Серо-голубой квадрат налип на потолке. Окошко, понял Дмитрий, всегда нацелено на него, но сейчас развернуто в другую сторону. Подведя вирус вплотную к потолку, он расширил квадрат при помощи манипуляторов. Поплевал через левое плечо. И, задрав острый нос, выплыл наружу.

Вирус повело в сторону — на месте площадки зияла пустота, но не такая, как во входном интерфейсе пьютера. Это была опасная пустота, по которой хаотические вихри носили обломки жестких конструкций и полупрозрачные хлопья, оставшиеся от эластичных проводных труб. Но автономный вечный движок продолжал работать ровно, а автоматика сразу выровняла движение машины. Дмитрий двинул вирус малым ходом вдоль внешней границы «Думы». Граница отсюда выглядела сферической и уходила вниз. Вот этот устойчивый вихрь наверняка остался от соединения «Думы» с мастерской. А там, за пульсирующей дымкой, громоздится и сама мастерская. Издали мастерская напоминала огромный глаз, стоящий на стебельке собственного нерва. Наверняка у «Думы» есть такой же стебелек. Да, вот и он. Дмитрий опускался все ниже, следуя плавным изгибам стебля. Пустота вокруг становилась все менее зловещей и, наконец, приобрела ровный оттенок входного интерфейса. На границе видимости маячила еще какая-то программа. Чем-то эта программа привлекла внимание Дмитрия — настолько, что он даже остановился и решил рассмотреть ее повнимательнее. Программа, кажется, не имела стебля… Странно… Своими очертаниями она напоминала человеческое лицо, причем очень знакомое.

И тут Дмитрия передернуло. Он узнал это лицо. Свое собственное лицо! Глаза закрыты, губы вытянулись в напряженную ниточку, щеки бледны до синевы. Но ведь это значит…

Ладно, сейчас не время для спонтанных исследований. Дмитрий, чуть прищурившись, кивнул сам себе. Голова ответила, не открывая глаз и лишь приподняв уголки губ в намеке на улыбку.

Стебель, по мере приближения к корням, становился все толще, шел все более крутыми изгибами. Пустота давно утеряла свой гостеприимный оттенок. Теперь она была серо-коричневой и угрожающе подрагивала. Движок уже не гудел тихонько, а мощно выл, но пока без перебоев. Дмитрий крепко держал рычаг обеими руками. В ушах могучим маршем отстукивали барабаны, вой движка напоминал одновременно гитару Ангуса Янга и голос Бона Скотта. «Ха-а-айвэй ту Хэлл!» — начал про себя подпевать Дмитрий. И сразу загрустил: могучий человек был Бон Скотт, а умер глупо, потому только, что заснул по пьяни, лежа на спине, и не успел проснуться, когда виски с пивом, не поделив желудок, рванули через горло наружу…

От таких мыслей расхотелось петь. Но барабаны остались. От каждого удара корпус вируса дрожал. Дмитрий понял, что это вовсе не барабаны. Резко утопив газ, он пустил вирус в пике, потом, вывернув рычаг и отпустив газ, развернулся. И встретился глазами с чудовищем. Аморфная туша цеплялась за корни длинными тонкими задними лапами, передние же лапы, чуть покороче, напоминали формой колотушки. Впрочем, где у чудовища перед, а где зад, можно было решить лишь условно: ни пасти, ни ноздрей, ни вообще головы — только глаза растут на стебельках из центра туши. Глаза эти глядели умно и злобно.

Новый удар. Видимо, сзади подвалило еще одно чудовище. Пьютер начал защищаться. Дмитрий сместил вирус в сторону, уводя из-под очередного удара, и, нацелив базуку на первое чудовище, вдавил пальцем кнопку гашетки. От выстрела чудовище разлетелось в клочья. Описав дугу, Дмитрий вернул вирус на прежний курс и уже приготовился расстрелять второе чудовище…

Чудовище было не одно. Сплошная упругая масса из склеенных тел, ощетинившаяся глазами и лапами. Толпа чудовищ колыхалась и двигалась, пытаясь взять вирус в подкову. Дмитрий дал еще несколько залпов, но дыры быстро заполнялись новыми защитниками. В пустоте кружились темные ошметки тел. Масса приближалась. Дмитрий рванул в сторону и чуть вверх, сшиб из базуки край огромной подковы и двинулся на максимальной скорости вертикально вниз. Здесь чудовища не могли его достать, но стебель, изгибаясь, уходил вправо. Казалось, стебель дышит: он был весь усеян чудовищами. Пустота стала намного гуще, движок выл с надрывом, иногда кашляя. И тут появились рыбы. «Рыбами» Дмитрий их окрестил второпях: глаз у них не было, как и жабр, а острые носы по форме совпадали с хвостами. Это были вирусы — собственые вирусы пьютера. Две рыбы остались баражировать впереди, а две другие устремились прямо к Дмитрию, норовя носами проткнуть обшивку. Вильнув, Дмитрий избежал одного удара, но вторая рыба повредила хвост вируса. Приборы показывали падение эффективности в три раза. Теперь отступать некуда — вирус начал оставлять след, по которому сейчас пойдут новые и новые рыбы. С ними не управиться никак: только убежать.

Ловко проскочив между двумя следующими рыбами, Дмитрий дал полный газ, рискуя взорвать движок. Индикатор утечки зашкалило. Дмитрий молился Ру-Бьеку, Бону Скотту и просто абстрактному Боженьке, чтобы движок не рвануло раньше времени: иначе прощай не только пьютер, но и жизнь. Взбесившийся пьютер может запросто отхватить башку — так, во всяком случае, говорили лаборанты и, кажется, не шутили.

Снизу быстро надвигалась темнота. Дно. Но Дмитрию нужно было не дно как таковое, а общее основание всех стеблей. Он надеялся, что цель близка и что нос его вируса может ее почуять. Левой ногой Дмитрий нажал на педаль компаса. Теперь на сигнал компаса ринется вся свора, вся ужасная живность, которую пьютер растил специально для подобного случая.

Нос дрогнул и нацелился чуть вправо. Дмитрий перевел управление на автомат и целиком сосредоточился на гашетках. Боковые базуки, уничтожив еще несколько поднявшихся со дна рыб, замолкли, израсходовав свой заряд. Вечная базука палила без остановки. Теперь рычаг управлял не вирусом, а передней орудийной турелью. Движок кашлял все чаще, но тянул. Вот нос выровнялся в струнку — вирус лег на окончательный курс. Впереди переползали друг по другу чудовища. Дмитрий огнем базуки выстриг в их массе глубокую воронку, но все равно недостаточно глубокую, чтобы добраться до системного нерва пьютера. Вирус врезался в упругую массу, Дмитрий чуть не разбился о приборную доску. На пару секунд он потерял сознание, но не снял ногу с газа. Корпус сотрясали удары. Хвост окончательно вышел из строя, движок нагрелся так, что это чувствовалось в кабине. Дмитрий пришел в себя от жара и от тряски. И еще — от отвратительного запаха. Смесь гнили и гари витала в тесной кабине. Видимо, обшивка не выдержала, и пустота начала просачиваться внутрь. Дмитрий прорубал себе дорогу выстрелами, понимая, что уже не успеет, что придется все начинать сначала — даже если удастся выбраться живым.

Внезапно сквозь грохот ударов проступил мелодичный звон. Звон шел из внутренних динамиков. Неужели… Да! Нос воткнулся в системный нерв и выпустил розочку. Сделав еще несколько выстрелов, Дмитрий локтем нажал на нужный тумблер, объединяя ходовой и орудийный движки в один. Газ — и пустота сменилась тьмой. Вирус погрузился в мякоть нерва. Стоп. Выпустить распорки. Теперь никто не сможет вытянуть вирус из его логова. Удары по корме ощущались как слабенькие толчки: на кормовую броню кабины ушла чуть ли не половина всего обшивочного материала. Приборная доска снова светилась спокойным зеленым светом. Дмитрий заглушил движок и продел руки в перчатки манипуляторов. По переднему окошку поползли светящиеся прекции схем. Вот ложные сигналы, их легко определить: прямые и никуда не ведут. Вот поперечные линии. Выделив их, Дмитрий на пару секунд врубил движок, пустив поток квадратиков по каналам манипуляторов. Поперечники сперва потускнели, а потом и вовсе исчезли. Удары в корму сразу же прекратились: пьютер перестал замечать Дмитрия.

А вот и главное: две продольные линии. Подцепив наугад одну из них манипулятором, Дмитрий включил контакт — и увидел себя стоящим посреди опустевшей мастерской. Не то. Отключив контакт, Дмитрий вернул линию на место. Это внешняя. Значит, вторая — внутренняя. Потянув за нее обоими манипуляторами, Дмитрий сделал аккуратную петельку, которую ввел в контактное гнездо…

Гниль и гарь исчезли, сменившись благоуханием — почти нестерпимым. Теперь Дмитрий общался непосредственно с пьютером.

— Дисковод, — скомандовал Дмитрий.

Благоухание на миг исчезло, потом появилось вновь. Розы, полынь и, кажется, чуть-чуть жженого сахара. Это вопрос? А может, согласие? Скорее, вопрос. Дмитрий представил себе обычный сидюк, четырех… ладно, хрен с ним, двухскоростной. Полынь исчезла, появились астры, роз стало больше, жженого сахара чуть меньше. Посреди экрана вспыхнул голубой кружок: пьютер приступил к исполнению.

И тут возле голубого кружка вспыхнул красный. Как так?

— Отторжение, — подтвердил мертвый голос из внутреннего динамика.

— Отторжение задачи? — испуганно спросил Дмитрий.

— Отторжение объекта.

Сигналы и схемы стали меркнуть, розы, астры и жженый сахар растворились в спертом воздкхе кабины. Отторжение… Наверное, часть нерва с перерубленными поперечниками автоматически отторгается. Значит, пора. Дмитрий вытащил руки из манипуляторных перчаток и вмазал кулаком по красной грибовидной кнопке в углу приборной доски. Катапульта.

Корни, чудища, рыбы, сигналы — все завязалось в путаный узел и бросилось плясать по спирали. Мелькнула мастерская, пронеслось мимо пузо атсанской стражницы, переходившее с одной стороны в голову Алмис, а с другой — в оскалившееся рыло керба. Но вскоре всю эту кутерьму пожрали вальсирующие жрутеры, верхом на которых сидели Капитан и Боцман.

— Ну что, рыцарь, доигрался? — Ехидно пропищал Капитан.

С каких это пор Капитан зовет Дмитрия рыцарем? И почему он пищит?

— Тебя что, кастрировали? — Спросил Дмитрий. И добавил, — ты не думай, я не против. Просто скажи…

— Кто это меня кастрирует? — Обиделся Капитан, — меня нельзя кастрировать. У меня ничего такого нет, чтобы кастрировать. Тупая обезьяна…

Голос Капитана становился все тише и тише. Дмитрий открыл глаза и увидел густую шерсть на спине удаляющегося Фейерабия. Кругом продолжалась паника, но уже в полнакала: рабочий день шел к концу. Дмитрий сидел на полу, привалившись к своей кадке. Встав на ноги, он потянулся, потом упал на шпагат, снова вскочил… Получилось или нет? Оглядываться было боязно, но, все-таки, пришлось.

Из густого пучка листьев торчал язычек лазерного дисковода. Наверное, получилось… Или это одна видимость?

Дмитрий снова взгромоздился на кадку. Опасливо оглянулся. Кажется, все спокойно. Народ занят, Фейерабий ушел. Тихонько вынув из кармана диск, Дмитрий положил его на язычек. Язычек с приятным урчанием заполз внутрь стебля. Что ж…

Надев на голову бутон, Дмитрий столкнулся нос к носу со странным существом. Точнее, столкнулся своим носом с твердой бородкой золотого ключика.

— Не надо так резко, — сказало странное существо, — лепестки порвешь, если так резко будешь натягивать.

— Что? — Не понял Дмитрий.

— Бутон, — ответило существо.

— Нет, я в смысле — что ты такое?

Существо почесало тонким длинным пальцем нос… То есть, не совсем нос, а отливавший золотом ключ, торчавший вместо носа посреди сморщенного личика. Хлопнуло здоровенными, как у чебурашки, ушами, вильнуло коротким мясистым хвостиком.

— Дурацкий вопрос, хозяин. Я — Медвежатник Бурт. Ну, что тебе тут сломать?

 

ГЛАВА 4

Пролистав еще раз для верности отчет о выпускной диплоидной группе, Алмис сверила показатели хемотропизма и результаты теста Люшера-Мушеринга. Все в норме. Гаплоидная группа икс-хромосомных носителей направлялась на достойное осеменение в Первый день Недели Приплода, а остальные, с искривленными хромосомами (кривунки, как называли их стражницы-атсанки) пошли учиться дальше — до полного пыльцевого созревания.

Алмис волновалась: это был ее первый отчет на Культурном Собрании. Если все пройдет удачно, ее могут повысить из техник-сестер в вольнонаемные техник-жардинеры. Она даже потеребила синие нашивки на халате и осторожно коснулась чуть подвядших лепестков пьютера. Прощай, рабство!

На пульте загорелся сигнал срочного вызова из второй палаты четвертого отсека. Там досиживают свое выпускницы диплоидного отделения, сейчас у них нервы не в порядке, могут отчебучить что угодно. Передав сигнал на пост стражи, Алмис побежала вдоль грядок рассады ко входу в четвертый отсек. Стражницы приветливо кивали ей, малыши радостно гукали. Рыцаря атсаны тоже любят, а вот он их — не очень. Замышляет что-то… И ведь у него получится! Дядя Клай говорил, что у этого рыцаря все получится, еще тогда говорил, когда Алмис и знать не знала никакого рыцаря. Придется бежать отсюда вместе с рыцарем: и Клай велел его из виду не выпускать, да и самой Алмис хотелось быть возле этого парнишки — простого и добродушного, но, помимо собственной воли, овеянного сомнительной благодатью Высшей Злобы. Алмис не совсем понимала, что это за благодать такая, но верила дяде Клаю.

И еще она хотела остаться здесь, в детской. На первом разводе два месяца назад Алмис здорово оробела перед стражницей с суровым именем Брундильгнеда, заведующей садом второго уровня. Стражница не скрывала, что мечтает добиться для своего сада статуса Оранжереи — хоть и рисковала заслужить неприязнь коллег. Грозно прикрикнув на выстроенный в шеренгу взвод сестер, она провела ознакомительную экскурсию по саду, инструктаж по правилам асептики и антисептики в семенном и рассадном отделениях. После, определив новеньких по местам, она удалилась к себе в кабинет.

Алмис для начала оказалась на прополке — она проводила экспресс-анализы рассады, промывала ботву и следила за гигиеническими показателями гидропонных растворов. Брундильгнеда зачитала ей короткую инструкцию о возрастной и половой категориях диплоидных особей: оказывается, диплоидные атсанки, то есть особи с двойным набором стандартных хромосом, существовали исключительно ради следующих поколений: созрев, семена разрывали оболочку матери. Поэтому так важен был уход и своевременная сегрегация особей на тех, кто дает простые диплоидные семена, и тех, кто способен дать полиплоидные семена. Из полиплоидных семян потом вырастут новые стражницы.

В саду у Брундильгнеды полный жизненный курс проходили только простые дети, выраставшие в мужиков и матерей. Девочек, способных выносить полиплоидные семена, у Брундильгнеды отбирали и переводили в оранжереи. А в оранжереях растили «теток» — стражниц, суровых и толстых. Как-то вечером, когда дети уже спали, стражницы пустили Алмис в свою компанию. На плетеном столе в кабинете Брундильгнеды выстроились пыльные бутыли вековой строфарии; за решеткой камина, стилизованного под морду керба, пылал огонь, отражаясь в розовом кафеле стен. Стражницы налили Алмис полный бокал, подивились ее стойкости — Алмис, выросшая при баре, опрокинула бокал единым махом. Сами атсанки захмелели довольно быстро и принялись жаловаться на судьбу: им больше всего на свете хотелось растить себе подобных. Алмис с удивлением узнала, что разумными, в конечном смысле этого слова, толстые атсанки считают исключительно себя.

— Ты понимаешь, — встряхивая ботвой, говорила Саскис, младшая начальница стражи, — мужики с этими своими тычинками — все говно, удобрения! Их мерность на двадцать единиц ниже нашей. Почти как у вас, обезьян. Вот они на жрутеров и молятся.

— А у вас? — подливала ей новой строфарии Алмис. — У вас-то мерность какая?

Строфарию гнал Толик. Дмитрий говорил, что на людей эта строфария действует, как обычная, зато атсанов валит с ног и делает болтливыми.

— Восемьдесят, девяносто, и это самое маленькое, а случается и весь стольник, — проворочала языком Саскис. Потом понизила голос до пронзительного шепота, — Говорят, в оранжерее у Сафонды вырастили тетку на двести пятьдесят!

— Ну, уж это ты, сестренка, того… — Чуть не протрезвела Брундильгнеда, — выше, чем у Ру-Бьек, мерность не бывает.

— Значит, вам не нужны ни пьютеры, на жрутеры, — не унималась Алмис.

— Не-а.

— А зачем…? — не успела задать вопрос Алмис.

— А затем, — Саскис обвела помещение широким жестом, — ты в самом, по-вашему говоря, сердце работаешь, в самом главном месте! Мы имеем много хромосом, но никто из нас не хочет жертвовать собой на удобрение для семян, пойми ты. Вы — млекопитающие, рожаете себе и рожаете просто так. И умираете просто так. А мы бессмертны! Главное — правильная организация жизни: дурочки-диплоидные семена дают, жизни радуются, мужики диплоидные — пыльцу, ну и еще шебуршат там себе, чтоб не скучали. Вот, Рунику завоевать хотят. Кретины.

— Да ну? — Алмис подлила еще строфарии. — А вы что же?

— А для нас главное — Порядок! Порядок во всем! Ты, как женщина, сама поинмать должна… — Саскис опустила палец в стакан и поболтала там, чтоб пузырьки вышли.

— А мужики полиплоидные бывают? — неожиданно пришло на ум Алмис.

— Бывают. Размером с пятерых кербов. Безмозглая туша. Хромосомы-то неполноценные, мелкие и кривые. Пыльцы много, а так — одно удобрение. Из них порошок для гидропоники гонят. А эти хмыри, — ткнула отростком в сторону двери Саскис, — все свою революцию хотят сделать, патриархат, мол, как у вас, у млекопитающих, им покою не дает. А в природе только матриархат и бывает! Кто тетка — тот и прав! Власть — это размножение, держись с нами, не пропадешь!

Первую группу, которую доверили Алмис вести до выпуска, составляли тридцать девочек-атсанок. Их почти оформившиеся бутоны кокетливо свисали на листья ботвы. Девочки весело шушукались и обсуждали свои планы на «после выпуска», самые смелые находили способы пробираться в палаты к мальчикам и там смущали их своими шутками и вопросами. Впрочем, никто из отряда Алмис так и не попался старшим сестрам и стражницам, поэтому она смотрела на эту возню сквозь пальцы. И даже застукав пару раз в палате юного атсана из другого сада, не придала этому случаю большого значения.

А зря. Весь четвертый отсек стоял на ушах. Без толку носилась туда-сюда толстая Крильда, «фея из бара». Мрачно матерились стражницы, раздавая тумаки сестрам. Сестры не замечали тумаков и носились по всему отделению в точности, как Крильда. Посреди второй палаты возвышалась внесенная сюда из запасника гидропонная ванна. В ванне лежали двое — юная атсанка с набухшим бутоном и ее воздыхатель, сорвиголова, у которого еще не прорезались тычинки. На полу валялись разорванная ботва, клочья нежно-зеленой коры и кусок кабеля. Вокруг ванны, стоя кружком, тихонько завывали девчонки. Им вторила иногда пробегавшая мимо Крильда.

— Наша Фрока! Они отравились!

— О Ру-Бьек, прими их души! — Громче других прокричала красавица Бертрасса, запустив длинные пальцы себе в ботву.

— Горе-то, горе! — Ввернула Крильда, и унеслась по своим несуществующим делам.

Алмис мгновенно оценила ситуацию:

— Всем по койкам! Отбой уже был. Нарушителей очищу, огрызка не останется. Марш, ну!.. Объясняться будете у самой тетки Брундильгнеды!

Упоминание тетки подействовало — девчонок как ветром сдуло. Алмис взяла пробу воды и тканей. Обработала ожоги у корней и на месте сорванной ботвы. Омыла и перетащила тела в соседние ванны, наполнив их физраствором. В помещение, лениво почесываясь, зашла Саскис:

— Ну, что тут у тебя?

Алмис показала на бассейн и два тела.

— А, опять потравились?

— И часто они так? — ошеломленно спросила Алмис.

— Ну, на выпуск раза по два-три. У тебя первый раз? Ах, ну да… — Саскис принялась почесываться о косяк двери, — Вот, ходила в город, тлей, что ли, подцепила. Не посмотришь?

Алмис обработала толстую щкуру стражницы фиолетовой жидкостью.

— Хорошо! — удовлетворенно хрюкнула стражница, — Только зря ты этих отхаживаешь. Они, видишь, бутоны попортили. Их теперь на удобрения только. Лучше уж, чтоб не мучились! Сразу.

— Рапорт писать? — испугалась Алмис. Перспектива свободы сразу стала меркнуть.

— Да нет, кинь их кусками в толоконку, пока в себя не пришли. Все одно, на червей спишут. Вон, в соседнем саду эпидемия, скоро и до нас дойдет. Их выводи-не выводи, а поросль подчистую съедят.

Алмис поежилась:

— А пестициды?

— Тля тебе на язык! — стражница возмущенно подпрыгнула. — Строфарии у тебя не найдется, этот твой заходил?

Порывшись в шкафчике с реактивами, Алмис отыскала наконец нужную колбу и протянула стражнице:

— Вот, попробуй.

Саскис подобрела:

— Что не веселая? Из-за этих? Брось!..

— Да вот, в город бы. Праздник у вас, посмотреть хочу, — ответила Алмис. На самом-то деле, невеселой она была именно потому, что надо идти в город. Если бы рыцарь просто так пригласил… Но он просто так ничего не делает, даже когда хочет. Против Высшей Злобы не попрешь.

— А-а-а-ааа! — Саскис замахала ботвой, — ну-ну, знаю! А чего, составь прошение, после ритуала опыления все твои разбегутся, и ты с ними! Чего зря в заперти сидеть — пестик морозить! Давай, я сама у Бруни подпишу, мы с ней еще в саду в одной кадке сидели. Она мне не откажет!

— Ой, правда? — выдавила улыбку Алмис.

— А то у твоего скоро вся пыльца увянет, что будешь делать?! — стражница весело замахала всеми отростками, радуясь остроумной шутке.

Прихватив колбу, Саскис удалилась в свои покои. Алмис проверила состояние обоих атсанов — раны на удивление быстро заживали. Она провела сканер-обследование — полная регенерация! «Молодец, Толик! Не подвел, надо его поцеловать, — подумала Алмис, — с живой водой у него все получилось. Эти субчики к завтрашнему утру станут как новенькие, а мне премия полагается за исследования в области витальных технологий.» Теперь можно было спокойно вернуться на свой пост и нырнуть головой в бутон пьютера. Пора разобраться с червями. Стражницы недавно сболтнули (как обычно, за стаканчиком Толиковой строфарии), что под городом проходят какие-то священные тоннели. Саскис их назвала, кажется, «Ходами Старшего» или «Ходами Главного»… Не важно. Засыпать их, так или иначе, нельзя, раз они священные. Но вот перегородить — другое дело. Стражницы на это пойдут, если будут точно знать, где перегораживать. В том-то и состояла проблема: расположение тоннелей оказалось почти напрочь всеми забыто. Напрягать память или искать наугад стражницы ленились… Или делали вид, что ленились.

Но во втором случае план тоннелей оказывается тайной, нужной рыцарю. Алмис не хотела себе признаваться в том, что не знает, почему ее так интересуют тоннели. Борьба с червями? Сами атсанки, вроде, на червей не шибко жаловались. Во время каждого нашествия бегали вдоль грядок с медными щипцами наперевес и собирали червей с ботвы своих отпрысков. Странно, что так вот бегать им вовсе не лень. То, что атсаны категорически против пестицидов, еще можно понять: яд — он и есть яд. Но почему предложение перегородить тоннели спускают на тормозах? Не отбрасывают, а именно тормозят? Наверное, решила Алмис, с тоннелями связано что-то постыдное, что-то такое, о чем атсанки не хотят думать. Может, они правы — у них мернось высокая…

Но и в низкой мерности есть своя прелесть. Алмис решила, что интересуется тоннелями, потому что хочет помочь атсанам против червей. И еще потому что хочет помочь рыцарю против атсанов. Противоречие? А наплевать: пусть противоречия волнуют умников, у которых мерности выше головы.

Сперва Алмис запросила статистику нашествий червей. Перед глазами замелькали мелкие строчки. Выведя в пространство интерфейса свой аккуратный верстачок, Алмис уложила эти строчки на гладкую поверхность. Потом, не отпуская статистику, вызвала из открытого доступа сведения по тоннелям. Сведения были на редкость скудные и противоречивые. Уложив эти сведения поверх статистики, Алмис вздохнула и запустила свою программку. Программку эту она ваяла целый месяц.

Строчки обоих файлов засветились зеленоватым светом и начали перетекать друг в друга. То и дело вспыхивали красные пятна — это уничтожались данные по тоннелям, противоречившие данным по червям. Алмис знала точно, что черви ползают только по тоннелям. Через несколько минут красных пятен стало меньше… Вот они исчезли совсем, а на верстаке из зеленого мессива возникла стройная картина. Алмис гордо улыбнулась: перед ней был план тоннелей. Теперь надо все сохранить…

Но как только Алмис отдала команду на сохранение, в правом верхнем углу интерфейса замелькал сигнал срочной почты. Верстак, не выдержав перегрузки, начал разваливаться. Алмис с ужасом смотрела, как смешиваются строгие линии, вновь обращаясь в месиво, а потом пропадают — вместе с верстаком и программой, результатом месячного труда.

План тоннелей и верстак растворились, оставив в нижней части интерфейса противную зеленую лужицу. Зато в центре интерфейса победно блестела розовая дуля, плод странного остроумия Брундильгнеды: все свои сообщения заведующая сопровождала этим знаком.

Под дулей бегущей строкой шел приказ о переводе Алмис в техник-лаборанты (вместо жардинеров!). Приказ сопровождался дозволением недельного отпуска — «в связи с величайшим праздником года». Это, очевидно, был отлуп, практически полный. Еще год рабства — как минимум. Разница между техник-сестрой и техник-лаборантом состояла лишь в том, что лаборант имел право работы на пьютере… А ведь у Алмис неофициально и так уже было это право!

Девушка хотела яростно сорвать бутон с головы, но розовая дуля вдруг сморщилась и пропала с легким хлопком, а на ее месте появилось… лицо рыцаря! Надо успокоиться, решила Алмис, а то уже от злости глюки пошли. Но лицо не желало исчезать. Мало того, оно заговорило голосом рыцаря:

— Привет. Подожди, не отключайся. И не злись, ладно?

Алмис машинально кивнула.

— Хорошо, — продолжал рыцарь, — ты не беспокойся, что они тебя прокатили с повышением. Это ерунда. Мы тут с Буртом всю картофельную сеть изнасиловали…

Рядом с лицом рыцаря вынырнула из пустоты странная мохнатая мордашка с ключом, весело торчавшим вместо носа.

— Бурт — это я. Медвежатник Бурт, если полностью. Приветик. Сделали мы эту сетку, как солдат вдовушку.

— Не мешай, Буртик, — прервал рыцарь Медвежатника, — а ты слушай внимательно, милая. Отпуск тебе дали на неделю, это хорошо. Главное для нас — быть вместе в Последний день. До этого у меня дела в городе…

Алмис не стала дослушивать, сорвала с головы бутон так резко, что один лепесток чуть не остался в руке. Пьютер протестующе задрожал.

Вот скотина! Мало ей унижения от жирных картошек, еще и этот гад решил от нее отделаться. Последний день! А остальные шесть — гуляй сама? Ну уж хрен морковный! Алмис решила, что всю неделю будет висеть на рыцаре, как приклеенная. Из принципа.

Прийдя в себя, Алмис услыхала тихие голоса. Разговаривали молодые атсаны. Так и есть: опять шашни. Хватит, набегались! Запахнув халат, она решительно направилась к нарушителям тишины.

— Морковь, морковь, Ты правишь миром!

Питает нас морковный сок, Как над полуденным эфиром Алеет яростный восток…

Юный атсан уже сидел на краю ванной и, размашисто жестикулируя, читал стихи своей возлюбленной, которая плавала в растворе, свесив на пол готовый раскрыться бутон.

— Это что такое? — как можно строже спросила Алмис.

— Ой, — атсанка подобрала бутон с пола.

— Я тебя спрашиваю, молодой э-э… — Алмис слегка запнулась, — молодой бон!

— Я читал стихи своей возлюбленной, цветку Вселенной, прекраснейшей Фроке! — атсан даже не посчитал нужным погрузиться обратно в ванну.

— Про морковь? — удивленно переспросила Алмис.

— Это сложный аллегорический символ древних, — ответил атсан.

— Ты нарушил дисциплину…

— Я готов понести дисциплинарное наказание вплоть до лишения тычинок! — юноша гордо вскинул голову, из макушки которой торчал реденьким пучком драгоценный атрибут самца.

— О-ооо! — жалобно простонала из своей кюветы Фроке.

— Владычица моих тычинок, Хозяйка дивного песта, Моя пыльца дорогой длинной К тебе стремится без конца! — немедленно продикламировал ей атсан.

— Равным Ру-Бьеку кажется мне по мерности Существо, которое так близко-близко Пред тобой растет, твой звучащий нежно Слушает голос, вдыхая твою пыльцу.

У меня при этом Пересохли бы капилляры… — продекламировала в ответ Фроке.

Алмис поняла, что нужно срочно спасать положение, и произнесла строгим голосом:

— Дико прыгает букашка С беспредельной высоты, Разбивает лоб, бедняжка, Разобьешь его и ты!

Ребята смущенно смолкли.

— Все понятно?

— Я не могу допустить, чтобы моя любовь была осквернена безымянной пыльцой в угоду нелепым традициям! Сама эта идея… — Атсан вылез из ванной и встал перед Алмис, едва дотягиваясь ей до груди.

— Друг мой, — подала свой жалобный голосок Фроке, — клянусь, ни одна чужая пылинка не коснутся моего пестика. Я лучше умру, чем подчинусь суровому закону! Сохрани память о своей Фроке!..

— Мо-олчать! — взорвалась Алмис, — Немедленно покинуть гидропонную, вернуться по своим местам! И спать! Все…

Она еще постояла в дверях, глядя вслед двум удаляющимся по коридору фигурам. Они шли, сплетясь отросшей заново ботвой, и терлись неоформившимися зачатками тычинок по нераскрывшемуся бутону с пестиком… Что-то глухо защемило у Алмис в груди, она почувствовала, как на глаза вновь накатили слезы.

— Все погибнет, все исчезнет…

— От дракона до червя… — рядом стояла Саскис, помахивая пустой колбой из-под строфарии, — М-да, увольнительную получила?

Алмис кивнула:

— Спасибо.

— Да, ладно. Надо выпить! Где же кружка?! Сердцу будет веселей…

Алмис полезла за второй колбой. Они со стражницей сидели на жестких табуретах возле опустевшей ванны и молча пили строфарию. Алмис не знала, чего ей сейчас больше хочется: умереть или наоборот, стать бессмертной. Она всех ненавидела. И, в то же время, ей было всех-всех-всех ужасно жаль.

Строфария пенилась, наполняя палату ароматами зеленого лука и полыни.

 

ГЛАВА 5

Архив сервера походил на сокровищницу пиратов. Ненужные до поры программы-исполнители валялись на земляном полу кучами, под ногами шелестели текстовые файлы, а посреди этого бедлама, озаренный идущим от сталагмитов желтым светом, возвышался огромный сундук, в котором, судя по всему, хранилось главное.

Сперва Дмитрий завел Бурта в мастерскую и предложил соорудить новый боевой вирус, но Бурт скорчил такую гримасу, что его и без того сморщенное личико окончательно приобрело вид кукиша:

— Так пройдем, хозяин.

Бурт долго обстукивал стены носом, прикладывал к ним то одно ухо, то другое, потом вдруг ринулся на верхний этаж. Один раз на лестничной площадке им встретился секьюрити. Вытянувшись в струнку перед Дмитрием, секьюрити отдал честь.

— Много у тебя таких ребят? — Через плечо спросил Бурт.

— Сколько захочу.

— Пригодятся. Позже… Ага.

Они были на верхнем этаже. С одной стороны зиял дверной проем, за которым громоздился стол председателя, а с другой стороны молчаливо разевала пасть голова. Бурт подошел к голове вплотную, заглянул в глотку.

— Здесь, кажись. — Он присел на корточки возле правой щеки, провел лапками вдоль соединения щеки и пола, приложил ухо сначала к стене, потом к полу, потом к щеке, опять к стене и вдруг, расковыряв в щеке дырку, запустил туда свой нос-ключик. Повертел головой, выдернул нос, снова приложил ухо к полу. Выпрямился:

— Готово, хозяин. Пошли.

— Куда? — Испуганно спросил Дмитрий, надеясь, что его догадка не верна. Но Бурт уже уверенно прошагал в пасть. Дмитрию пришлось семенить следом.

Ковровая дорожка висела в жаркой багровой пустоте, извивалась, огибая отсеки ада — Дмитрий с ужасом глядел на сцены, которые могли возникнуть только в воображении садиста-маньяка. Банальные черти, замершие со своими вилами возле котлов, кончились еще в самом начале этого путешествия. Дальше шли похмельные зубные врачи с дрожащими руками, шестеренки для перемалывания костей, электрические стулья, толпы китайцев, вооруженных пыточными иглами и пожилая дама в очках, вооруженная мегафоном. Потом дорожка провела Бурта и Дмитрия над интерьером обычной квартиры. В углу стоял телевизор, перед ним — кресло, тоже самое обычное, но с ремнями для рук и ног. А по телевизору шла реклама жевательной резинки.

— Спускаемся, — сказал Бурт и прыгнул вниз. Дмитрий последовал за ним. Из комнаты с телевизором один выход вел на кухню, где возле плиты замерла женщина с квадратной фигурой и злобным лицом. Женщина жарила на обугленной сковородке что-то отвратительное. Облако чада висело как раз на уровне лица. Рот женщины был открыт — видимо, если бы ад действовал, женщина бурчала бы себе под нос всякие гадости о своем муже и о семейной жизни вообще. Но ад не действовал. Вонючее облако, да и все остальное, оставалось без движения.

Бурт пошарил на кухне, заглянул в буфет, полный тараканов, потом покачал головой и отправился через комнату к другому выходу. Дмитрий чуть задержался у пыточного кресла. На тумбочке рядом с креслом стояла открытая бутылка пива, около нее валялись пачка сигарет, зажигалка, стопка неоплаченных счетов за телефон и телевизионная программа. Программа была замечательная: по первому каналу — сплошные боевики, по второму с утра до вечера шло ток-шоу «Про это самое» с участием порнозвезд мировой величины, по третьему гоняли комедии, а по четвертому — турецкий сериал «У богатых тоже есть вторая мама». Телевизор, естественно, был включен на четвертый канал, а до пульта (как, впрочем, и до пива с сигаретами) невозможно дотянуться, когда руки привязаны ремнями к подлокотникам. Дмитрий содрогнулся, представив, что бы произошло, попадись он в пасть.

— Хозяин, телевизор смотришь? — Позвал Бурт из соседней комнаты. — Не стоит, там одни сериалы.

Посреди соседней комнаты замерла в воздухе подушка. Подушку, судя по всему, кинул мальчик лет шести, целясь в голову девочке лет восьми. Засаленные пижамы висели на детях криво, словно на гвоздиках. Или на скелетиках. Пол устилали обломки дешевых китайских игрушек.

— Здесь я уже пошуровал. Голяк. — Бурт прошагал к двери в чулан и отворил ее. За дверью не было решительно ничего. Темнота. Бурт долго принюхивался, шарил лапками, тыкался в темноту носом и, наконец, разочарованно обернулся к Дмитрию:

— Пытка темнотой. Пусто. Но ход — где-то рядом… Постой, а что тебя дернуло к телевизору-то?

— Не знаю, — Дмитрий пожал плечами, — любопытно…

— Любобытство не порок, а средство передвижения. Ну-ка, я тоже…

Бурт проскочил мимо Дмитрия назад в комнату с телевизором и принялся шарить вокруг кресла. Заглянул за телевизор, приподнял с тумбочки бутылку пива (пиво в ней замерло, как и все вокруг, поэтому не желало выливаться). И вдруг распахнул дверцу тумбочки:

— Нашел!

Тумбочка была пуста, если не считать тараканов. Бурт принялся внимательно перебирать тараканов одного за другим. Дмитрия чуть не вырвало, пока он на это смотрел. Но вот Бурт поднял одно насекомое двумя пальцами, а остальных, чтобы не мешали, небрежно выгреб из тумбочки на пол:

— Есть! — Пояснил Бурт, — одноразовый проход для ремонтников. Пошли, — и он, приложив таракана к задней стенке тумбочки, с хрустом его раздавил. Стенка, замерцав, исчезла, открывая узкий лаз. Бурт первым юркнул в тумбочку и пополз. Дмитрий не был уверен, что протиснется в узкое отверстие, но, все-таки, попробовал. Получилось. Метра через три лаз сделался шире, а еще через пару метров и вовсе достиг таких размеров, что можно было идти, лишь слегка пригнувшись.

— Держись правой стенки, — предупредил Бурт, — левая прохудилась.

На взгляд Дмитрия, обе стенки были одинаково крепки. Но Бурт, понимая, видимо, что Дмитрий не верит, специально подошел к левой стенке и ткнул в нее пальцем. Стенка покрылась трещинами и обрушилась. Дмитрия чуть не сбил с ног порыв ветра. Обломки каких-то конструкций свисают сверху, полупрозрачные хлопья кружатся, уносимые хаотичными потоками… Да ведь Дмитрий здесь уже летал на вирусе!

— Наворотила твоя бомба, — подтвердил догадку Бурт, — но наш ход, вроде, цел.

Скоро опасный путь кончился. Впереди была лестница. От ступеней исходил жар.

— Жрутер, — определил Бурт. — Какой тут жрутер ближе всех?

— Сервер.

— Значит, нам туда. Следи внимательно: после лестницы тяжести не будет. Хотя, не знаю…

Лестница вывела на площадку, окруженную дверьми. Все двери, кроме одной, были заперты. Сила тяжести оставалась прежней.

— Комфорт, комфорт, — ухмыльнулся Бурт, — все для удобства лохов. Только память лишнюю жрет тяжесть эта…

За открытой дверью находилась средних размеров комната, пустая, всю заднюю стену которой занимало лицо атсана. Глаза, каждый — метра два в диаметре, удивленно уставились на пришельцев.

— На сервере кто-то… Я сейчас, — Бурт разбежался и, подпрыгнув, ловко заполз атсану в ноздрю. Атсан выругался на своем языке, лицо покрылось рябью и начало исчезать, но вдруг появилось снова. Глаза его были закрыты.

Бурт выбрался из ноздри, упруго соскочил на пол и подошел вразвалочку к ошалевшему Дмитрию:

— Все, — сказал он, — больше этот хрен картофельный нас не замечает.

— Так ты…

— А что тут такого?

— Ты можешь вскрывать мозги?!

— А что тут такого? — Повторил Бурт, — у атсанов мозги мерностью не выше шестидесяти, я вскрываю сети до ста одного. Легко!

— И у меня можешь вскрыть?

— Элементарно. У людей мерность в среднем — тридцатник, а если ты шибко умный, то у тебя — сороковник. Пошли.

Дмитрий обиделся:

— А у тебя сколько?

Бурт почесал за мохнатым ухом:

— Меня делал полковник Бонифаций, у него — сто двадцать шесть. Червонец на амортизацию, еще пятак на жуки-пуки… Выходит, у меня мерность сто одиннадцать. Ну правильно! Отними десять, получится как раз сто один, мой рабочий потолок. Пошли, говорю. Куда ты здесь хочешь забраться-то?

Дмитрий для начала хотел в архив. Архив они отыскали не сразу: за первой дверью была такая же комната, только совсем пустая, без лица. Наверное, еще один входной интерфейс. От других дверей вели совершенно одинаковые коридоры. За самой маленькой дверцей пестрел уютный сад. Не зеленел, а именно пестрел: вместо листьев на деревьях росли разноцветные игральные карты.

— Здесь мы еще погуляем, — хмыкнул Бурт.

Архив обнаружился рядом — огромная пещера с земляным полом. С потолка свисают желтые светящиеся сталагмиты, а пол завален всякой всячиной. Дмитрий поднял ближайший текстовый файл:

«Яким Вороб, ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА ОККАМА. Роман.

Глава первая: МЕДИЦИДЫ — МСТИТЕЛИ В ЧЕРНЫХ ХАЛАТАХ…»

— На полу нечего ловить, — бросил Бурт, — давай сундук вскроем.

С сундуком он возился довольно долго. Пытался жать пальцами на резные загогулины, прищурившись, глядел в замочную скважину, облапил все стенки своими ушами. Потом привалился к сундуку спиной, нахмурился:

— Ясно одно: в замок нос совать нельзя, там замка-то нет, зато сигнализация. И нос отхватит, и вообще нас с тобой зажопят сразу. Вообще, давай кругом поищем. — И он нырнул в кучу хлама. Не было Бурта минут двадцать, а прибежал он совсем с другой стороны, таща под мышкой два свитка:

— Вот ключевые файлы, но их всего два, а нужен еще третий… Постой, а ты ведь мусолил какую-то бумажку. Куда дел?

— Выкинул.

— Куда выкинул? А, вот, вижу, — и Бурт поднял с пола роман Якима Вороба, — точно, она! Ну и нюх у тебя, хозяин! Мозгов нет, зато нюх, как у керба!

Дмитрий промолчал. Он начинал бояться этого чебурашку с ключом вместо носа. Бурт водил своим носом-ключом вдоль мелких строчек, потом вдруг скомкал файл и выкинул:

— Больше не нужен. Все понятно, подожди, я сейчас, — и опять скрылся за кучей. Но вернулся почти сразу, таща два черных рабочих халата. — Держи, они там висят, отсюда не видно. Надевай.

Халат был тесным, рассчитанным, наверное, на атсана. Бурту его халат пришелся в самый раз.

— Вот, читай, — Бурт развернул перед Дмитрием второй ключевой файл. Это было что-то из области биологии:

«Разница между двумя популяциями одного вида может заключаться только в одном жесте — например, самцы крылатых бабуинов для жеста, выражающего несогласие, используют левую переднюю конечность, поддерживая ее правой, а самцы плавучих бабуинов используют для того же жеста задние конечности, поскольку вместо передних у них — плавники.»

— Ты понимаешь, о чем речь-то?

— Понимаю, — и Дмитрий, повернувшись к сундуку, продемонстрировал этот самый жест, известный, как выяснилось, не только у людей.

Сундук скрипнул, задрожал, но не открылся.

— Ну-ка, еще разок покажи… Только на меня не направляй, чудило! Это же боевая магия!

Дмитрий снова продемонстрировал жест сундуку. Бурт повторил движения Дмитрия.

— Да, — сказал он, — все верно. Но теперь нужно заклинаньице. А оно, я понимаю, здесь.

На третьем файле стоял гриф:

«Сакральная скатология. Опасно для жизни мерностью ниже 90.» Проглядев шедший ниже текст, Дмитрий всплеснул руками:

— Это же «Чердак офицера», я их знаю! Я им даже альбом помогал писать, вот эту самую песню.

— То есть, ты и мотив знаешь?

— Ну да! — Дмитрий напел мотив… И вдруг замер. Именно такой мотив звучал тогда, в зале испытаний, откуда Дмитрия прогнал атсан. Неспроста, ох, неспроста!

— Что стоишь, хозяин? Сон увидел? — Тормошил Дмитрия Бурт.

— Погоди. Эту песню, мою же запись, точно… Они ее крутили, когда свинчивали какую-то хрень из передка шваба.

Бурт присвистнул:

— Точно?

— Точно.

Бурт снова присвистнул. Потоптался на месте, промямлил:

— М-да… Конец всему.

— А что такое? — испугался Дмитрий.

Бурт посмотрел ему в глаза и тихо ответил:

— Атсаны поют универсальную открывалку и развинчивают шваба… Значит, они тоже доперли. Полковник раньше изобрел такую штуку, но решил молчать. Атсаны молчать не будут…

— Ты объяснишь мне, или нет?

Личико Бурта стало злым:

— Кочерыжки варят раскольник… Да ты, я смотрю, не падаешь в обморок. Правильно говорил один из ваших, Платоном звать. Он говорил, что невежды подобны богам: и те, и другие не стремятся к совершенству — правда, по противоположным прчинам. Ты, обезьяна, торчишь здесь уже Ру-Бьек знает, сколько времени, а до сих пор не слышал про раскольник?

Дмитрий ошалело помотал головой. Бурт вздохнул:

— Навар с яиц шваба. Не с тех, о которых ты подумал. С самых обычных. Шваб должен снести яйцо…

— Подожди, — перебил Дмитрий, — я читал о швабах кое-что. Они ведь живородящие.

— В том-то и дело. Про василиска ты хоть знаешь? Петух сносит яйцо, ну и так далее.

— Знаю…

— Так это чушь мандрагорья. Петух не может снести яйцо, а шваб может. Ежели постараться. Песенку спеть. Усек?

Дмитрий молча кивнул.

— Яйцо варят специальным образом, по-хитрому, — продолжал Бурт. — Единственное, что меня успокаивает: у атсанов всегда было туго с алхимией.

— Пусть тебя это не успокаивает, — мрачно ответил Дмитрий, — теперь на них пашет величайший алхимик всех времен и народов.

— Не обезьяна, надеюсь?

— Человек… Но можно сказать, что и обезьяна. Если подумать.

— Бьек! Витая Хора! Едрена Тара! Тьфу! — Бурт аж присел от злости, — получается, мандрагоры сварят раскольник!

— Да что это за раскольник, мать твою? — Не вытерпел Дмитрий.

Бурт поднялся с пола, отряхнул халат и просто ответил:

— Оружие массового поражения, по-обезьяньи выражаясь. Атомную бомбу представляешь себе? Так она — четырехмерная. Всего-то! А мерность раскольника — двести! Двести сраных единиц! Это дракон! Дракона можно пришибить этой штукой! И весь мир. Останется одно Ру-Бьек, оно, вроде, на двести двадцать потянет. Вот и будет блевать в одиночестве. В полном, надо заметить. Ладно, давай песенку петь, хозяин.

Дмитрий обернулся лицом к сундуку и принялся было петь знакомую песенку, но Бурт остановил его:

— Подожди. Авторов надо объявить, заголовок…

— Но авторы другие… Эти, которые тут, вообще не авторы. Просто шутка.

— Кому шутка, а кому — универсальная открывалка, — оборвал Дмитрия Бурт.

— Кому и калькулятор — «пентиум», — проворчал Дмитрий.

Встав перед сундуком, они начали декламировать хором:

— Музыка Александры Шестакофьевой, слова Николая Толстоевского. Песня про подвиг Раскольникова.

Как приятно золотистой рыбке Резвиться в чистой воде!

Павлину в сапфировом небе, А пахарю в борозде!

Мир тонет в пряных цветах по плечи, Лишь ты один в дерьме до сих пор. О, храбрый рыцарь, где же твой меч? Раскольников, где твой топор? Ну, как там бабка? Все еще жива! Ты скоро сдохнешь, А бабка жива! Мы скоро сдохнем, Все скоро сдохнут, Мир скоро рухнет, Бог навернется, А бабка — жива, ать, два! Сундук озарился голубым внутренним светом, резные украшения потеряли твердость и поплыли, словно были вылеплены из тающего шоколада.

— Жест, быстро! — Скомандовал Бурт.

Они показали сундуку обезьяний жест несогласия. Украшения стекли на пол, скрип перешел в оглушительное тарахтение, свет ярко вспыхнул — и померк. Тяжелая крышка медленно пошла вверх и вдруг резко откинулась. Свет, шедший от сундука, исчез полностью, уступив место желтым лучам сталагмитов. Бурт подскочил к сундуку, попытался достать лапками до верхнего края, но не сумел.

— Подсади, хозяин.

Дмитрий подсадил Бурта, потом вскарабкался сам. У сундука не было дна. Далеко внизу светился аккуратный прямоугольник — шахта выводила в какое-то помещение. Туда спускалась веревочная лестница. Бурт полез вниз, быстро перебирая лапками и для равновесия помогая себе хвостом. Дмитрий, ухватившись за перекладины, тоже стал спускаться. Лестница свисала до самого пола. Проход, мощеный нефритовыми плитами, тянулся в обе стороны до бесконечности. Одну стену занимали ящики каталога — только это уже явно не был каталог открытого доступа. А вдоль другой стены шли полки, по которым были аккуратно разложены всякие предметы. Прямо напротив Дмитрия, например, лежала вечная базука, точно такая же, какую он нашел в «Думе». Но каталог, разумеется, был важнее бирюлек. Бурт ринулся искать все, что известно атсанам про раскольник, а Дмитрий решил не отходить от своего плана. Статья про бар «Дракон» нашлась в ящике «Базука-Безмазонки». Она мало отличалась от той, которую Дмитрий обнаружил в открытом доступе:

«БАР «ДРАКОН», возник во времена Тромпа наряду с Черным замком и транспортной компанией «Авторун». Причина возникновения — битва строителей. Эксперты (Крекс, Пекс, Крибве) полагают, что изначально бар служил местом переговоров воюющих сторон, и лишь позже стал воровским притоном. Другие эксперты (Крабве, Бумве, Фекс и отчасти Фекис) возражают, что бар появился не во время военных действий, а сразу после них, поэтому не мог служить местом переговоров. Клай Бонифаций (Аркона) добавляет к этому свое особое мнение, согласно которому бар создан Тромпом с целью доставить неприятности одному из строителей, но Фекс и Фекис возражают на это, приводя нижеследующие аргументы…»

Аргументы были путаные и не несли никакой информации. Ладно, теперь надо разобраться с «Авторуном» и Черным замком. Черный замок, как выяснилось, тоже создал Тромп, чтобы кому-то насолить, но, в отличие от бара, создал тяп-ляп и насолить толком не смог. «Авторун» же был организован «младшим строителем». Среди грузов, которыми занималась компания, перечислялись платина, бриллианты и «артефакты, имеющие значение для новой, новейшей и прогнозируемой истории». Дмитрий вспомнил про меч, отправленный «Мерлином» в Аркону. «Мерлин», кстати, тоже упоминался в статье, причем курсивом. Значит, по «Мерлину» есть отдельная информация.

Статья, посвященная «Мерлину», была короткой:

«МЕРЛИН-ПРЕСС, многоцелевая компания, созданная одним из строителей за пределами княжества Руника. Эксперты (Зимеля, Дюргве, Тонс и Вебс) утверждают, что место регистрации компании — мир говорящих обезьян. Клай Бонифаций возражает, считая, что компания зарегистрирована в мире немых механизмов. Помимо этого Клай Бонифаций уверен, что создателем и владельцем компании является средний строитель, но, как обычно, уверенность Бонифация не подкрепляется никакими аргументами. Аргументы же Зимели и Вебса состоят в том, что…»Дальше Дмитрий не стал читать. Ему не терпелось узнать, кто такие «строители» и кто такой Тромп. Файл, посвященный битве строителей, лежал между «Бирмой» и «Бифитером»:

«БИТВА СТРОИТЕЛЕЙ, произошла во времена Тромпа в результате спора между тремя братьями. Согласно арконским хроникам, суть спора состояла в сравнении качеств построек, возведенных братьями. Но это мнение следует считать недостаточным, как и любое другое мнение, составленное существами, постигательная мерность которых ниже 150. Именно такое число называет Клай Бонифаций (Аркона), характеризуя строителей. Другие эксперты (Кирк из Егарда, Якобем с Бильреста, Симеон из Полони) утверждают, что мерность строителей превышала 220, но это утверждение — явно фантастическое. Клай Бонифаций, ссылаясь на труд Мартына Хайдебубера «Вопросы проблематики», показывает, что постижение мира более глубокое, чем у Ру-Бьек, невозможно. Впрочем, значение, названное самим Бонифацием, взято явно с потолка. Тем не менее, является очевидным: мерность строителей слишком высока для того, чтобы нормальное разумное существо могло постичь суть их поступков. Ход битвы арконские хроники описывают так: сперва младший брат возвел свою постройку, которая была легкой и передвижной; затем средний брат возвел свою постройку, которая была тяжелой и помещалась на поверхности земли; наконец, старший брат возвел постройку, основная часть которой помещалась под землей. Для суда было выбрано существо мерностью 40, обладавшее специфическими качествами. Арконские хроники утверждают, что данным существом был Тромп, но описываемый ход событий позволяет в этом усомниться. Средний брат осуществил подкуп существа и выиграл спор. Старший и младший братья, не согласившись с исходом спора, также подкупили существо с тем, чтобы то уничтожило среднего брата. Затем младший брат, еще раз подкупив существо, натравил оное на брата старшего. О конкретном результате битвы хроники умалчивают, указывая лишь, что битва окончена не полностью. По этому поводу Хайдебубер пишет, что…»

Дмитрий пихнул файл на место. Все оказалось завязано на этого Тромпа. Значит, надо о нем прочесть…Но ящик с файлом Тромпа пропал. Не отсутствовал, не был упрятан в какой-нибудь спецхран, а именно пропал! Вот ящик «Траливания-Троеженство», вот другой — «Трон святого Луки-Туберожа». А между ними зияет пустое место, ящик из которого кто-то просто выкрал! Ужас! Дмитрий уныло брел по бесконечному проходу, сбивая на пол какие-то экзешники с полок, пиная ящики, и сдавленно чертыхался. — Эй, больно же! Дмитрий и не заметил, как пнул под зад Бурта. Бурт повалился мордочкой на огромный файл, расстеленный на полу. — Прости, Буртик, случайно. Я тут самое главное проворонил. Украли.

— Ящик-то? Бывает, — Бурт встал, потирая ушибленный хвост, — я тоже наткнулся на пару дырок. Но главное — вот. Весь план подполья, все ходы. Шахты, трахты, хренахты… Да, я и про раскольник нашел, все верно. И про тебя, кстати.

— Что про меня?

— Глянь, — Бурт поднес к носу Дмитрия файл, вырванный с мясом из ящика. — Расписание Недели Приплода. Ты бьешься с каким-то хмырем вечером Последнего дня, голыми руками против самострела. Хмырь — керб. Ты знаешь об этом?

Дмитрий присел на корточки, обхватил голову руками:

— Да, да… Про то, что в Последний день — нет, а остальное знаю.

— И опять не падаешь в обморок? Платон тебе в бок! Ведь если парень хлебнул…

— Знаю! — Гаркнул Дмитрий. — Плевать!

Бурт понимающе кивнул: — Думаешь свалить отсюда раньше. Может, и свалишь. Действительно. А что тебя так прибило-то?

— Тромп.

— Тромп? Да его, небось, давно уж кербы пожрали, Тромпа. Одна добрая память от него осталась. Как он мог тебя прибить?

Дмитрий уселся на нефритовый пол, поджав ноги, и поглядел снизу вверх на Бурта:

— Сведения по Тромпу украдены. Вместе с ящиком.

— Так я тебе все расскажу! — Бурт хлопнул Дмитрия по спине легонькой лапкой, — подумаешь, Тромп! Был такой парень, алхимик. Сначала на ворье работал, даже кличка у него была — Волчек из Предместий. Но потом перешел к князю, получил даже «рыцаря короны» за свою алхимию… Ну, правда, и драться умел, воры научили. Крутой парень, короче. И, главное, драконов чуял по запаху, до сих пор никто этого не умеет.

— Постой! — Дмитрий вскочил, потом присел на корточки и положил обе руки Бурту на плечи. — Я тоже чую. Мне об этом Нифнир сказал…

Бурт обомлел:- Ты что, ты имеешь в виду…

— Да, я их чую.

— Я не о том. Ты имеешь в виду, что говорил, вот так, как со мной, с младшим строителем?

Дмитрий нахмурился:- Не знаю, что он там построил. Он грузовик водит, и рожа у него наполовину рыжая, наполовину…

— Зеленая, — закончил Бурт, — все верно. Он. Дракон Нифнир, компания «Авторун». Ты про битву-то прочитал? — Да, но…

— Там все должно быть из хроник передрано, больше нигде о битве не говорится.

— Так и есть.

— Истинно так. У братьев мерность какая?

— Сто пятьдесят, вроде…

— Вроде дяди Володи! — передразнил Бурт, — сто пятьдесят и есть. Это мерность дракона. Значит, с тобой Нифнир возится… Так-так…

— А еще я в «Мерлине» работал… — неуверенно добавил Дмитрий. — У Нуфнира! Круто! Так за кого же ты?

На этот вопрос у Дмитрия был четкий ответ:

— За себя, очевидно.

— Правильно. Волчек из Предместий, как всегда, за себя.

— Причем тут… — Начал Дмитрий, но осекся.

— Притом, — усмехнулся Бурт, — драконов, говоришь, чуять можешь? По запаху? Добрая память, хозяин, она хуже чумы. Словил — не отвяжешься. Как у тебя с алхимией?

— Полный ноль, — признался Дмитрий, — зато, вон, Толик вдруг стал светилом.

— Толик?

— Да, мы с ним вместе. Он сейчас тут, у атсанов, я же говорил. Бурт помрачнел:

— Точно, кранты! Сам Тромп варит раскольник для кочерыжек.

— А я?

— И ты. Вы на пару словили память Тромпа. Хрен тертый!.. Ладно, он пока варит, а ты пока воровство чини. Смотри на план. Видишь? В шахтах два жрутера, к ним можно подключиться через детскую…

— Подожди. А третий где?

— Кто?

— Строитель.

— В баре, где же еще?

Дмитрий представил себе бармена. Отец Алмис — дракон? Быть не может. Алмис еще туда-сюда, умная, но жадина-бармен едва наберет двадцатник по этой идиотской шкале.

— Слушай, — нахмурился Дмитрий, — я бы, в конце-концов, почуял… Бармен не может быть драконом.

— Как бы ты его почуял, дурила? Нафнир заархивирован… Заговорен, то есть. Ты его и заговорил, кстати. Бармен… — Бурт хохотнул, — не бармен, а бар!

— Бар?

— Ну да, сам бар. Бар «Дракон» — он и есть дракон. Нафнир. Ладно, кончай болтать, на план смотри. Вот шахты, вот детская, а вот главный узел — под ареной имени тебя.