ГЛАВА 1

— Один раз в год сады цветут… — проникновенно тянули стройные ряды выпускниц сада, — всего один лишь только раз цветут цветы в головах у нас. Один лишь раз, один лишь раз…

Алмис чуть не прослезилась. Почему-то эта песня растрогала ее больше, чем покорно наклоненная головка Фроке и потупленные глазки других выпускниц группы. Сейчас девочки получат свидетельство об окончании сада и отправятся в свой последний год — Срок Зрелости. Стройные шеренги-грядки (девочкам по традиции полагалось стоять в аккуратных горшочках) словно замерли с последним словом, улетевшим под недосягаемый потолок-купол.

— Теперь, дорогие выпускницы, — затянула речь Брундильгнеда, — разрешите от имени нашего дружного коллектива, в котором вы росли все эти долгие годы, коллектива, заменившего вам матерей, пожелать вам стать достойными своего народа — стать почетными матерями, дать жизнь следующим поколениям. Дорогие мои, вы вступаете в нелегкую пору зрелости и плодоношения…

Дальше Алмис уже не слушала. Погрузившись в свои мысли, она разглядывала девочек, искусно замаскировавших яркий макияж для праздника — дешевые блестки, купленные втихаря у рабынь-сестер, разводы фосфоресцирующей краски, граненые стекляшки, налепленные по всему телу в разнообразнейших геометрических узорах, — все это было ловко припрятано под салатовыми балахонами и замаскировано ботвой. «М-да, у людей так же, — грустно покачала головой Алмис, — сколько лет мечтают о взрослой жизни, а свобода-то всего на несколько дней!»

Алмис слышала, что осемененных атсанок с признаками плодов, а их после каждого праздника оказывается где-то около четверти, отлавливают потом в городе специальные бригады старжниц и отправляют на дозревание в закрытые дома-лаборатории. Слухи об этих отрядах и домах ходили самые противоречивые, но подробнее разузнать ничего не удалось.

— Кассинясаки, — Брундильгнеда уже вызывала девочек на помост для торжественной процедуры «раскрытия бутона», — за успешное окончание курса низшего и среднего растениеводства тебе вручается символическое волокно птицемора! Вместо аплодисментов раздалось дружное позвякивание горшочков.

На помост начинали вызывать лучших, остаться последней считалось позором. Атсанка, чье имя выкликала Брундильгнеда, не торопясь отряхивала корешки и покидала свой горшочек навсегда. Стражница трожественно разбивала горшочек за спиной будущей «почетной матери». Поднявшись на помост, выпускница опускалась перед заведующей на четвереньки. Брундильгнеда брала ее бутон и демонстрировала стражницам-попечительницам. Те проверяли сохранность лепестков. Когда процедура была закончена, Брундильгнеда ловко надрезала соединение лепестков на кончике, и бутон сам молниеносно раскрывался. Выпускницы только слабо ойкали и радостно топали ножками. Затем на рыльце пестика одна из попечительниц ватным тампоном наносила тонкий слой пыльцы, а Брундильгнеда прыскала пару раз аэрозолем-фиксатором, чтобы пыльцу нельзя было смыть втихаря в гидропонной. Все попытки предотвратить неизбежное опыление пресекались самым строжайшим образом.

Алмис даже пожалела несчастных виновато сучивших листьями девчонок, пытавшихся предохраниться с помощью защитных пленочек или просто накапавших что-либо себе в бутон. Их грубо высмеивали, обман раскрывали и осеменяли общим порядком. Напоследок Брундильгнеда так разъярилась, что сорвала с одной из уличенных выпускниц балахон и потребовала публично стереть с тела все стеклышки и краски. Спустившиеся с помоста выпускницы гордо несли яркие лепестки своих цветков, часто превышавших размерами сами головы — поэтому некоторые помогали себе руками. Теперь они становились полноправными членами общества и могли больше не строиться рядами по группам, а свободно кучковаться по пять-десять подруг. Они были больше похожи на изящные орхидеи, чем на грубую мандрагору. И Алмис их стало жалко. Из толпы выпускниц к Алмис подбежала Фроке.

Алмис заботливо спросила: — Ну, как? — Спасибо, — от смущения юная атсанка чуть не выронила свои нежные фиолетовые лепестки, — спасибо за все, наверное, ты была права… Фроке быстренько спряталась за спины стражниц. С удивлением Алмис отметила, что головы стражниц тоже украшены уже раскрытыми или только готовыми к раскрытию бутонами. По сравнению с цветками выпускниц они казались мелкими и блеклыми: жесткие треугольные лепестки обрамляли толстенький короткий пестик.

— Ну что, лаборант, — Алмис почувствовала на плече мощную руку Саскис. — Пойдем, прогуляемся? Бал окончен, банкет продолжается… О-о-ооо-дин раз в год… И-эх! Один раз живем!!! Алмис протянула ей фляжку строфарии, специально припрятанную в просторном кармане праздничного желтого сарафана.

Стражница в два глотка опорожнила фляжку наполовину, довольно чмокнула губными складками и легонько подпрыгнула от удовольствия: — Держись со мной, сейчас гуляния будут. Я тебе все покажу. — Следующим глотком Саскис добила фляжку. — Сегодня самый лучший день, сегодня битва с мужиками! Сладко поежившись, она почесала между листьями ботвы, рядом со своим бледно-желтым бутоном: — Была-не была! Все тебе покажу…

Город кишел, бурлил, роился и толкался. Невольно Алмис растерялась и, не помоги ей Саскис, наверняка перестала бы бороться с хаотическим потоком атсанов, людей, козлоногов и других тварей, норовившим подхватить, увлечь — и утопить. Саскис была буксиром и якорем одновременно. Как маленькая девочка, Алмис вцепилась в ее руку. Неприятное ожидание чего-то висело в спертом воздухе: никогда раньше Алмис не замечала специфического запаха атсанов, сейчас же он стал ей противен.

— Расслабься, — Саскис, сбив с ног пьяного козлонога в высоком бумажном колпаке, потянула девушку к низким дверям. За дверьми несколько ступенек вели вниз, в прокуренный подвал кабака с тяжелыми столами и такими же тяжелыми скамьями вдоль них. Алмис примостилась неподалеку от двери, у края стола, а Саскис, раздавая тумаки вольным рыцарям, эквапырям в выходных комбинезонах и голым по пояс козлоногам, двинулась к стойке — заказать чего-нибудь покушать.

— Я не хочу… — попыталась возразить Алмис, но Саскис уже возвращалась с плетеным подносом. На подносе, окруженные тарелками с сисопьим рагу, выстроились по росту три сосуда — маленькая фляжка «Драконей крови», обычная бутылка строфарии и гигантский кувшин грибного пива.

— Потом не успеешь, — придавив мощным задом зазевавшегося кимора, Саскис села рядом с девушкой, потянулась и расправила ботву. Алмис отметила, что тело стражницы тоже расписано и обклеено разными блестками, но не так аляповато, как у выпускниц. «Атсан-боди-арт!» — Ешь, пока тычинки не созрели! — Саскис придвинула к Алмис тарелку, а сама присосалась к строфарии, — твое пойло лучше!

Помолчали. Алмис нехотя принялась ковырять в тарелке непонятную бурду — здесь не Аркона, рагу из сисопа делать никто не умеет. Интересно, в мире Дмитрия умеют, или там вообще сисопы не водятся? Алмис была в этом мире несколько раз, но никогда не заходила дальше радиорынка — дядя Клай велел торчать там и ждать рыцаря. Впервые Клай Бонифаций явился к Алмис, обычной дочери обычного кабатчика, когда она от нечего делать шарила с домашнего пьютера по общедоступным сетям. Квадратик с двумя хомячьими головами внутри появился среди бессмысленных строчек конференции по спиртным напиткам.

— Брось эту муру, — сказала одна голова, а вторая прибавила: — Делом займись. — Папа мне то же самое талдычит, — парировала Алмис. — Я тебе именно дело предлагаю, — ответили головы хором, — а не мелкое жульничество, которым пробавляется твой папаша. Ты хоть знаешь, кто я? — Клай Бонифаций, полковник арконской гвардии, если верить Кацу и Хуману…

— Да, — кивнули головы, — их «Каталог иконок» весьма неполон, но меня там просто не может не быть. Дело, предложенное полковником, оказалось обычным, но весьма интересным: ходить по рынкам в разных мирах и толкать пробные программы. Так Алмис начала путешествовать. На пяти разных рынках в мире пиявок она продавала боевой вирус «Тортилла», на центральном рынке Тирании Добра Алмис договорилась с дирекцией о поставке партии То Ма Го — тренажера для ящеров, готовящихся к хирургической пересадке молочных желез. И вдруг — мир говорящих обезьян, Митинский рынок и один-единственный диск, который требовалось вручить одному-единственному покупателю. Алмис поняла, что дело здесь не в деньгах.

Она так прямо и спросила полковника: — Дядя Клай, это что, политика?

Клай Бонифаций ответил странно: — Это мифология. Благодать Высшей Злобы должна течь не где попало, а по проложенному руслу. Русло проложу я.

— Зачем тебе это нужно?

— Мне? — Хомячьи лица в квадратике тоненько захихикали, — мне? Ты что, всерьез думаешь, что я хочу умереть? Иди и продавай диск вот ему, — рядом с иконкой полковника появилось неподвижное изображение парня лет двадцати семи: длинные прямые волосы, глуповатая ухмылка и внимательные холодные глаза. Очень похож на техника из Арконы, который передавал Алмис товар и деньги от полковника, только бороды нет. Так Алмис и оказалась на Мининском рынке, а после — во всем этом дерьме. Клай Бонифаций велел быть подле парня, которого назвал «рыцарем Бытия». Интересно, какая связь между рыцарством, Бытием и Высшей Злобой? Классическая книжка Каца и Хумана «Измерение нормы жизни» туманно определяла Высшую злобу как «возможность легально обойти божественные заповеди». Алмис, тем не менее, согласилась участвовать в мифологической афере полковника и до сих пор не знала, почему.

— От Арконы до Бильреста Пестик в лодочке плывет,

Тычинка в лаковых ботинках По бережку идет…

И-эх, — внезапно запела стражница, прервав размышления Алмис. — План, значит, такой! — внезапно она перешла на громкий шепот, — слушай сюда. Меня Бруня за тобой присматривать просила. Ну, чтоб чего плохого не вышло. Мужики, они, знаешь, — народ скользкий! Тут держи ухо востро, глаз да глаз нужен, — она снова почесала в основании бутона. Алмис сдержанно кивнула в ответ. Помолчали.

— У нас тут все по дням расписано, — продолжила атсанка. Алмис поняла, что та просто смущается, и ободряюще похлопала ее по зеленой руке: — Что у нас на всю жизнь, вам на неделю?

— Почти. Пока пыльца у мужиков не созрела, — глянув искоса на прошедшего мимо атсана, Саскис продолжила, — пойдем, я тебе конкурс поэтов покажу, потом балет будет, а дальше… — Она снова хлебнула строфарии, — я, короче, тебя оставлю, а ты уж меня не сдавай. Постарайся не попадать в глупые разборки, в городе не ночуй, а вообще — не пугайся. У мужиков каждый год новый шухер, у нас — все будь спокойна! В случае чего, обращайся к любой стражнице. Как стемнеет, встречаемся здесь или у входа. Скажешь, что от меня, помогут. Хахаля своего встретишь, не грусти! Мир узок, как брюхо у Ру-Бьек.

Алмис приняла к сведению, но переспросила: — Разве тычинки еще не созрели? Саскис затрясла ботвой: — Сама не видишь?! Пока девок выпустят, пока те разойдутся… Мужик, он дозреть должен. Вот на конкурс все соберутся, я тебя в ложу отведу, Арена Тромпа, лучшие места. Потом девки танцевать начнут, тут у них тычинки и лопнут. Тогда держись!!! — Мелко задрожав, Саскис вновь пригубила строфарии.

— И что? — Не поняла Алмис.

— Что-что? — удивилась ее тупости атсанка. — Дальше что будет?

— Праздник! — отрезала Саскис, — сама поймешь. Пошли!

Выбравшись из подвала, они двинулись по узкой улочке к большой площади, в центре которой высилась громада арены. Внешние стены Арены Томпа были абсолютно глухими, только фронтон над входом украшал барельеф на тему дедки и репки, как показалось Алмис. Но Саскис объяснила ей, что барельеф изображает пришествие Тромпа к атсанам и его дар — философию Хор-Ти. Согласно этой философии, атсаны — самые высокомерные существа по обе стороны Бильреста, не считая, конечно, Ру-Бьек, Ма-Мин и Строителей. Ну, еще существует Клай Бонифаций, но арконский полковник появился на свет случайно, искусственным образом, и может поступать, как ему вздумается. Атсаны же обременены ответственностью за всех жителей Вселенной, а в первую очередь — за самих себя. Поэтому жизнь атсанов должна проходить по науке. Особенно это относится к вопросам продолжения рода…

Утонув в мягком кресле, Алмис рассеянно слушала болтовню стражницы и рассматривала зрителей. Здесь, казалось, собрались все обитатели подземелья. На представление не пустили только шахтеров. Лаборанты, жардинеры, рыцари, торговцы, атсаны, атсаны, снова атсаны… На секунду Алмис показалось, что она видит Дмитрия в обществе какого-то важного козлонога. Алмис привстала с кресла, прищурилась, вглядываясь в пеструю толпу, но Саскис железной хваткой вцепилась в девушку и велела сесть на место.

— Ш-шшш! Действие пропустишь!

На круглую арену выбирались самые смелые атсаны. Почему-то это были, в основном, старики, побитые жизнью, с обвислыми худыми бутонами, плохо прикрывавшими зеленые тычинки.

— Молодой козлоног из Арконы Нарушал регулярно законы, — прокричал первый атсан, толстый и неуклюжий. Второй, худой и кособокий, подхватил:

— И на празднике спьяну Отдался атсану…

После чего оба поэта закончили свою импровизацию хором: — Этот глупый козел из Арконы.

Теперь начинал второй: — Как-то раз жардинер Бармалей Получил от урлы…

Последнего слова Алмис не расслышала — оно потонуло в возмущенных воплях зрителей. Первому поэту тоже не понравилось такое начало, и он кинулся на коллегу с кулаками, что-то визгливо выкрикивая. Постепенно Алмис перестала следить за прениями на арене и принялась разглядывать людей внизу. Ей нужен был Дмитрий, а не этот глупый праздник. Заметив, наконец, как рыцарь о чем-то, не торопясь, разговаривает с козлоногом, она собралась покинуть стражницу. Та, затаив дыхание, слушала спор атсанов-поэтов. В ложбинке ее жирного белого пестика скопилась ароматная влага. Влага подтекла к краю бутона и принялась капать на перила ограждения, потом вниз, на головы атсанов. На это никто не реагировал… Пора!

Но пока Алмис пробиралась мимо атсанки, Дмитрий кивнул козлоногу и исчез. Расстроенная, Алмис села обратно на свое место и уставилась на арену. Мужчин сменили дамы, точнее — юные атсанки. Они сверкали своими красками и стекляшками, позвякивали прикрученной прямо к коже бижутерией. Алмис невольно поежилась, представив такой наряд на себе. Начались танцы: одни атсанки отбивали глухой ритм ногами, другие руками, шелестя распущенной ботвой. Узнав фиолетовый цветок Фроке, Алмис стала внимательнее перебирать лица и фигуры. Точно, там были ее девчонки! Лихо махая цветками направо и налево, все кружились в одном хороводе, завлекая полезжих на арену из первых рядов мужчин-атсанов. По залу пробежал тихий шелест. Воздух наполнился жгучей пылью. С треском принялись лопаться длинные мужские бутоны, выбрасывая наружу тонкие стебельки прорезавшихся тычинок.

— Бьек! — выругалась про себя Алмис, заметив, что Саскис больше с ней нет. Та уже успела сбежать вниз и теперь весело кружилась в одном скопище со всеми на гигантской арене — старжницы, юные девы-орхидеи, старые атсаны и молодые…

— Ксилему тебе во флоэму!!! — Алмис поняла, что начался беспредел, и теперь Дмитрия уже будет невозможно найти. Она рванулась к выходу, рассчитывая перехватить рыцаря возле дверей. Но чтобы добраться до арки, ведущей на свободу, ей пришлось миновать арену…

Больше не было ни арены, ни трибун. Все смешалось в общем танце. «О! Алеле, алеле телебомба!» — Орал над самым ухом девушки старик, кажется — один из поэтов. Ритм пугал своей животной бессмысленностью. В общее шевеление оказались втянутыми не только атсаны, но и эквапыри, десяток козлоногов… Алмис успела заметить извивающуюся в обнимку с пятью молодыми атсанами Крильду. Ее огромные груди колыхались справа налево и одновременно вверх-вниз. Невольно у Алмис зарябило в глазах. Она остановилась и зажмурилась. И тотчас же оказалась подхваченной этим безумным хороводом. В нее вцепилось шестеро атсанов. Их глаза были зажмурены. «О! Алеле, — вновь послышалось над ухом, — телебомба!!!» Алмис оглянулась, пытаясь отыскать Крильду. Один за другим лопались зеленые коконы, высвобождая снопы ярких тычинок. С пестиков атсанок капала вязкая жидкость. Пытаясь стряхнуть ее с себя, Алмис невольно размазала эту слизь по сарафану… И сечас же атсаны принялись тереться об ее ноги своими отростками.

— Крильда-а-аа!!! — позвала Алмис. Но прижатая к стенке Крильда, раскинув в стороны жирные руки, наслаждалась грубыми ласками атсанов: те терлись тычинками по ее груди, бедрам, оставляя коричневатый след от пыльцы и женских выделений. «Матерь кербов! — С ужасом подумала Алмис, — что я здесь делаю?!» И она принялась отбиваться от назойливых кочерыжек. Чей-то шершавый пестик попал ей в рот. Откусив сладковатую массу, она выплюнула коричневатый сгусток в ближайшее лицо. Лицо принадлежало Дмитрию. Алмис не могла его сразу узнать, так он был перепачкан.

— Пойдем, — Дмитрий отпихнул беснующихся атсанов и поволок Алмис куда-то в сторону. Алмис расплакалась… а потом принялась смеяться. Дмитрий не понял — он был просто зол. Наверное, с кем-то не договорился… Или договорился, но не так… А может, это и есть та самая Высшая Злоба? — Пойдем куда-нибудь, — он провел рукой по волосам Девушки, — тебе надо вымыться.

— Димочка, родненький, — то плача, то смеясь, завывала Алмис, — эти сволочи там Крильду насилуют!

— Они там всех насилуют, — огрызнулся Дмитрий, пытаясь отыскать нужный переулок, — а ей это, между прочим, нравится!

— О-она нн-не пони-иимает! Она добрая, доверчивая… — пояснила Алмис, — все мужики с ней так!

— Сама виновата. Не отставай! — Дмитрий, наконец нашел нужную дверь и протолкнул Алмис вперед. В коридоре четверо атсанов самозабвенно терлись тычинками по одному пестику. Пестик принадлежал толстой стражнице. Атсаны пытались добраться до изящной выпускницы, точнее, до ее алого огромного цветка. Но стражница вместо тонкого хрупкого стебля умело подставляла свой — маленький и корявый. Наконец, пятый атсан, самый ловкий, обошел ее сзади. И ловко пристроился к вожделенному цветку. Пыль роилась над этой группой алыми клубами.

«Странно, — подумала Алмис, — почему пыльца на тычинках темно-коричневая, а в воздухе красная?» Тут Дмитрий грубо поволок девушку дальше, к служебному выходу. Площадь перед ареной была полна почти так же, как сама арена. Козлоноги плясали, словно они тут самые главные атсаны, хватали всех подряд, похотливо вертя длинными языками. Киморы радостно подпрыгивали вверх, похожие на меховые черные мячики. Какие-то пары, не только атсанские, но и самые невообразимые — рыцарь и козлоножиха, седой эквапырь и солидная техник-лаборантка средних лет — пытались заняться любовью прямо на брусчатке, под ногами у танцующих. Дмитрий пер через площадь, наступая на ноги, на руки и на головы, раздавая тумаки и волоча за собой заплаканную Алмис. Наконец он остановился перед обитой стальными пластинами дверью. Чугунные заклепки скрепляли пластины наподобие затейливой вязи. На месте дверной ручки пестрели кнопки кодового замка. Дмитрий чуть замешкался, подбирая нужный код.

— Куда мы идем? — неуверенно осведомилась Алмис.

— В «Аквариум».

— Ку-да?

— В баню. — Распахнув дверь, Дмитрий остановился в тамбуре входного шлюза.

— Куда? — опять переспросила Алмис.

— Куда надо, туда и идем! — огрызнулся Дмитрий, — дверь прикрой, а то не пропустит. Вторая дверь была деревянной, но, вроде, не менее прочной, чем первая. Над дверью свисал овальный динамик. Приятно загудели кондиционеры, очищая воздух от сладковатой примеси пыльцы, налипшей на волосах и одежде.

— Примите, пожалуйста, душ… — нежно проворковал голос из динамика. — Наш салон готов предоставить…

— Заткнись, — прервал Дмитрий, — код «Двойные копыта». — Введи цифровую часть кода, — по-деловому скомандовал голос. С низкого розового потолка опустился стебель, на конце которого, в обрамлении прямоугольных бежевых лепестков, висела клавиатура. Дмитрий отстучал на клавиатуре код.

— Спасибо, щедрый бон. Не желаешь ли воспользоваться золотой карточкой «Аквариума»?

— Желаю. Давай. Клавиатура сморщилась, пошла складками, и из глубины складок выполз золотистый прямоугольник. Как только Дмитрий подхватил карточку, дверь отворилась.

— Долгих тебе наслаждений, щедрый бон, — проворковал вслед голос. Алмис сразу догадалась, что свою «щедрость» Дмитрий у кого-то спер, но спросила на всякий случай: — Ты разбогател?

— Можно сказать, что разбогател. Я теперь владею всем этим подвальчиком.

— Купил «Аквариум»?!

— Нет, нет, — Дмитрий ухмыльнулся, — устроил небольшой сеанс хакинга, взломал кое-какие файлы… Теперь я, можно сказать, владею всем подземельем кочерыжек. Аквариум, фигариум, строфариум… Пошли наслаждаться.

 

ГЛАВА 2

Длинные ряды общественных кабинок остались внизу, как и бассейн, в котором резвились мускулистые козлоноги. Они перекидывали друг другу визгливого кимора и радостно блеяли. «Наверное, ребята Силена готовятся к большому делу,» — подумал Дмитрий. Скорее всего, это действительно были ребята Силена, самого влиятельного в Рунике торговца оружием.

Силен постоянно жил где-то в Гельвении, но на Неделю Приплода приезжал, разумеется, в город атсанов — не потому, что праздник у атсанов проходил веселее, чем в других городах по эту сторону Бильреста. Просто после праздника атсанские мужчины испытывали взрыв деловой активности и охотно скупали у Силена мощные автоматические стручки, лемуров, стреляющих глазами, и прочие штуки, необходимые, по их мнению, для победы надо всем миром. Дмитрий так и не понял сути той революции, которую вот уже который год готовили атсаны. Впрочем, если дело выгорит, революция будет в очередной раз отложена.

Силен во время праздника веселился вместе со всеми. Дмитрий, порывшись в архивах, знал об этом старом козле все, что необходимо, включая личный коммерческий код для получения суточной золотой карточки «Аквариума». Сейчас Силен едва ли решит наведаться в этот дворец здоровых наслаждений: выловив Силена среди зрителей на конкурсе поэтов, Дмитрий рассказал торговцу о раскольнике. Такой куш Силен не упустит. Сейчас он, очевидно, сидит у себя, в доме, украшенном гербом в виде головы эрлика.

Силену предстоит хорошенько обдумать операцию. Впрочем, Дмитрий уже все обдумал заранее и вкратце изложил торговцу. В главную деталь операции, однако, Силен посвящен не был, точнее, в две детали. Первая деталь состояла в том, что Дмитрий представился торговцу жардинером по имени Кун. Теперь, начни козел трепаться, все концы сойдутся на жардинере, которого Дмитрий решил не убивать на поединке. Нет, носатого кретина надо просто вырубить и спрятать где-нибудь в заброшенных шахтах. А вторая деталь, главная, узнай о ней Силен, повергла бы козлонога в бешенство: Дмитрий решил отобрать у него раскольник.

Таким образом, Дмитрий прятал концы дважды: если врагом мироздания не станет Кун, значит таковым будут считать Силена. А вот митрию такой имидж был бы очень неудобен. Собственно, именно ради этой конспирации Дмитрий и впутал Силена: физически отобрать раскольник у Толика было проще простого. Ладно, дела начнутся в Последний День. А сегодня, в Первый День, все тело зудит от пыльцы похотливых кочерыжек. Поднявшись над буфетом, где рыцари, накачавшись строфарии, лапали хихикавших секретарш и вольных девок, Дмитрий остановился перед небольшой зеленой дверцей и сунул карточку в щель. Дверь сморщилась, открывая проход в рай, рассчитанный на двоих персон.

— Сюда!

— А… что…? — Алмис слегка поскользнулась на влажном полу.

— Раздевайся! — приказал Дмитрий.

— За-зачем?! — тихо взвизгнула Алмис, зажав в кулачке обрывки желтого праздничного сарафана.

— Мыться будем, — пояснил Дмитрий, выковыривая из ушей слипшуюся массу пыльцы.

— Гадость-то какая! — А-ааа, — протянула Алмис, разглядывая мощные витые колонны из увлапонского синего мрамора, между которыми стелились розовые мясистые лепестки огромных душевых кабин, — мы пришли, так?

— Ага, — Дмитрий положил золотую карточку возле массивного кальяна на резной черный столик и быстренько скинул шмотки в пасть модифицированного жрутера-прачки. — Давай сюда одежду! В детской таких уродов нет?

— Нет, — призналась Алмис.

— А в Арконе, я слыхал, молодых жрутеров знаешь, как используют? В качестве унитазов! Пока у них зубы не прорезались. И называют метко, одну букву в начале меняют — с «ж» на «с».

Алмис хмыкнула и начала стаскивать с себя остатки сарафана. Потом спохватилась: — Отвернись! Но Дмитрий уже скрылся за листьями растения-душа. Ощутив тяжесть человека на нижнем листе, растение перевернуло бутон и окатило Дмитрия тепловатой водой. Алмис осторожно шагнула на лист самого маленького душика. Сбоку набух розовый мыльный отросток.

— Рыцарь, — осторожно позвала Алмис.

— Ну, — Дмитрий раздвинул стенки душа.

— Ты не смотри, — попросила Алмис, не зная, чем прикрыться и надо ли. — Я просто спросить хотела… Про твою благодать…

— Какую? — Ну, на тебя ведь что-то снизошло… Ты не всегда был рыцарем, я уверена.

— А я не уверен! — Важно ответил Дмитрий. Рожу из отверстия между листьями он убирать не спешил.

— Негодяй! — Алмис плеснула ему в лицо холодной водой.

— Ах так! — Дмитрий на минуту исчез, а на Алмис хлынул поток воды из всех раскрытых соцветий. Взвизгнув, Алмис выскочила из кабинки. Дмитрий уже стоял снаружи, босиком на мраморном кафеле, и почесывал низ живота.

— Иди в сушилку, — он кивнул головой в сторону странного переплетения сухих веток, усеянных острыми шипами.

— Издеваешься? — протянула Алмис. Дмитрий храбро шагнул в самый центр переплетения ветвей — и сейчас же на него со всех сторон обрушился поток горячего воздуха.

— Это пустнынный шиподуй, — улыбнулся Дмитрий, — обрезанный вариант, привитый к банному дереву.

Алмис пробралась в середку и с удовольствием подставила под воздушную струю свои густые каштановые волосы: — Рыцарь!

— Ну, — Дмитрий, не стесняясь, принялся разглядывать девушку.

— А куда мы теперь пойдем? Дмитрий пожал плечами: — Я могу проводить тебя до детской…

Алмис обиженно надулась: — Мне дали отпуск на весь праздник! Задумавшись, Дмитрий почесал щетину на подбородке.

— Я хочу куда-нибудь!!! — Продолжала зудеть Алмис, — у меня есть новости.

— Какие? — Информацию за информацию, — хитро прищурилась девушка. — Я тебе нравлюсь?

Дмитрий покраснел: — Тебе именно эта информация нужна?

— Ну, если это все, что ты можешь мне сообщить…

— Ладно, пойдем, я тебе «Аквариум» покажу, самые приятные уголки.

— Зачем? — Не поняла Алмис.

Дмитрий рассверепел: — Кто из нас хотел развлечься?! Ты или я?

— Я, — робко кивнула Алмис, — я хотела тебе про тоннели рассказать.

— Ну вот, — Дмитрий вышел из сушилки, открыл узкий деревянный шкафчик, увенчанный лакированными башенками, и достал пару простыней, — там и расскажешь. Возьмем строфарии, поплаваем.

Закутавшись в алую простыню с ног до головы, Алмис послушно пошла за Дмитрием. Дмитрий прикрыл только ноги, чтоб не видно было пояса с короткими ножнами, который он прицепил прямо на голое тело. Из ножен торчала рукоятка кинжала. Широкий ярко освещенный коридор привел к арке, завешанной бархатной портьерой. Дмитрий отодвинул портьеру. В уютном круглом помещении на мягких диванах развалились беглые рыцари короны. Они о чем-то беседовали, тихо посмеиваясь и иногда прикладываясь к тяжелым золотым кубкам.

Сбоку примостилась стойка, за которой похабно оскалился старый лысый козлоног: — Чем могу быть полезен, щедрый бон… И бона?

— Строфарией с тремя семерками и шестым кабинетом, — процедил сквозь зубы Дмитрий.

— Для боны ничего не желаете? — Козлоног сделал запись в огромном гроссбухе и выставил на стойку пыльную бутыль. Дмитрий двумя пальцами вытащил пробку, понюхал:

— Милейший, — обратился он к козлоногу, — для боны я желаю три семерки, а не три шестерки! Все так же улыбаясь, козлоног выставил другую бутыль. Дмитрий понюхал и удовлетворенно кивнул.

Козлоног выпростал из-под стойки бутон со щелью в сердцевинке: — Вам на час или два?

— На ночь, — буркнул Дмитрий и сунул в щель свою золотую карточку. Потом подхватил бутылку в одну руку, а Алмис в другую. — Пошли!

Козлоног за его спиной восхищенно цыкнул. Стены «шестого кабинета» были обиты шелковыми обоями цвета морской волны и увешаны картинами в тяжелых платиновых рамах: Далил с Бильреста, «Сорок пять обнаженных стражей порядка, изготовившихся для пассивной формы любви»; Петр Карась с Земли, «Сусанна и поляки»; еще раз Карась, бытовая сценка «Сватовство атсана», стиллистика «Передвижников». Подлинники. Венчало коллекцию огромное полотно Якута из Ермунграда — «Смерть перед Рождеством». Все картины были выполнены в багровых, серых и коричневых тонах.

— Ничего себе местечко, — поежилась Алмис.

— Сейчас, — Дмитрий пошарил за каждой из картин, потом заглянул под широкую странно изогнутую кушетку. Вылез он оттуда, зажав в кулаке несколько стебельков «кербова уха»: — Вот, теперь можно разговаривать. А то клопов понавешали… Смотри, тайный ход. — Дмитрий подошел к картине Далила с Бильреста, отсчитал слева девять обнаженных стражей порядка и надавил десятому на глаз. Стена напротив кушетки плавно ушла в пол.

— Пра-ашу! Интимные покои Силена, неизвестные даже ему. Сокрушив конкурентов, Силен не смог сокрушить их секреты!

— Ого! — Алмис с восторгом разглядывала потолок, выложенный мозаикой из полудрагоценных кабашонов, потом перевела взгляд на фонтан: изо рта миниатюрной платиновой рыбки стекала розоватая жидкость, попадая в сложенные пригоршней ладони, тоже платиновые. Ладони торчали из мраморной плиты, напоминавшей надгробие, только без надписи. Просачиваясь между блестящих пальцев, жидкость достигала выемки в полу. Выемка выглядела одновременно знакомо и парадоксально… Через мгновение Алмис поняла: эта выемка — отпечаток живота беременной женщины! Жидкость, распространяя ласковое журчание и запах пейотля, исчезала в дырочке пупка. Вокруг фонтана по полу были живописно раскиданы желтые шелковые подушки, у стены под картиной стоял резной кривоногий столик, покрытый инкрустацией — три дракона яростно вцепились друг другу в хвосты. А картина, как сразу определил Дмитрий, принадлежала кисти Низорала из Арконы. Называлась она «Опять перхоть»: обнаженный красавец стоит на голубом кафельном полу, позади — листья душевой кабины, точно такие же, как те, среди котрых отмывались от пыльцы Дмитрий и Алмис. Справа от мужчины стоит женщина в черном деловом костюме и глухой белой блузке. Лица мужчины и женщины отрешенно смотрят в разные стороны.

— Умели жить, — Дмитрий откупорил бутылку и поставил ее на столик, прямо на трех драконов. — Правда, это не в моем вкусе…

— Да? — Алмис, ласково жмурясь, развалилась на подушках и принялась разглядывать тяжелые гобелены, украшавшие остальные стены.

На гобеленах были вышиты подвиги Тромпа, но какие-то странные: вот Тромп длинным мечом убивает красивую белую лошадь, а вот он ведет куда-то за собой вереницу мелких зверьков. Трехголовые зверьки во всем, кроме размеров, похожи на кербов. Дмитрий потянулся к картине и ткнул нарисованного мужчину пальцем в правый сосок. Противоположная стена сморщилась и исчезла. За ней находился роскошный бассейн, выложенный нефритом. Бассейн медленно наполнялся голубоватой водой.

— Иди сюда, — позвал Дмитрий, — и бутылку прихвати.

— Мы что, будем плавать вместе? — Удивилась Алмис.

— Нет, мы будем обмениваться информацией! — Дмитрий оттолкнулся от края бассейна и поплыл.

— Ныряй! Здесь можно.

Алмис взяла с подноса, лежавшего под столиком, высокие шестиграные бокалы и разлила строфарии. Она осторожно пригубила из своего бокала — строфария оказалась непривычно терпкой и приятной на вкус.

— Я нашла тоннели, — Алмис присела на край бассейна, осторожно болтая ножками в теплой воде. — Старые тоннели, совсем старые…

— Ну и что? — удивился Дмитрий.

— Они оплетают город, атсаны ими не пользуются. Там только белые черви. Атсаны могли бы перекрыть или разрушить, чтобы черви не лезли. Но ничего не делают.

— Может быть, кербы? — Дмитрий вспомил Святую Ма-Мин и поежился.

— Нет, кербы копают небрежно, без облицовки, их тоннели бысто рушатся… — Алмис прикончила первый бокал и налила себе следующий. — Их творения не имеют четкой планировки. А эти выстроены по какому-то плану. Я восстановила чертеж. Но его кто-то стер с моего пьютера. Вроде, Бруня стерла, заведующая наша…

— Хм, — Дмитрий подплыл к Алмис, взял у нее бутылку и отхлебнул прямо из горлышка, — ну и что? — Что-что?! — обиделась Алмис, — судя по плану, ходы не были завершены, для полной симметрии не хватает кольца под ареной, там всего шесть ходов, а должно быть двенадцать…

— Ты так все хорошо рассмотрела? — Дмитрий допил строфарию и зашвырнул бутылку в центр бассейна. Образовавшийся водоворот утащил ее куда-то вниз. С тихим звяканьем в стене открылась ниша, в которой появилась еще одна такая же зеленовато-бурая бутыль.

— У меня хорошая память, — пожала плечами Алмис.

— А что ты хотела узнать от меня? — спросил Дмитрий.

— Кто ты, рыцарь?

— Я — вот! — Дмитрий лениво выставил из воды все свое тело, — какой есть. Алмис слегка смутилась и оглядела его тело с ног до головы сквозь строфарию в стакане:

— И все?

— А которая часть тебя интересует больше? Алмис тихонько прыснула в кулачок:

— Ты несерьезен, рыцарь!

— А ты, моя красавица? — Дмитрий шутя схватил Алмис за ногу и стащил в воду.

— Негодяй! — Алмис вывернулась и отплыла подальше, — я с тобой о важных делах говорю! Ее красная простыня поплыла вслед за ней, извиваясь, словно хищная змея. Дмитрий выбросил простыню на нефритовый берег и поплыл вслед за девушкой.

— Я?! Ты хочешь знать, кто я?! Я — Тромп, великий и ужасный!!! Я победил Строителей и засунул их хвосты к ним в задницы!!! Берегись! Тебе не уйти от меня! Алмис весело взвизгнула, выскочила из бассейна и принялась удирать во все лопатки, прячась среди гобеленов и подушек.

— Ты — Тромп? — весело кричала девушка, — не смеши меня, я сечас лопну от смеха! Ты — великий победитель, создавший мир? Ты — гадкий мальчишка, и мерность у тебя не больше десятки!

— Нет, я помню строителей и их нелепые дрязги, — Дмитрий наконец чуть не поймал ее, но Алмис увернулась. — Я помню их дела и жалкие потуги… Я — память. Я — его жизнь!

— Фу, дурак! — Алмис запуталась в своей мокрой простыне. Сгробастав девушку в охапку, Дмитрий хотел прижать ее к стене за гобеленом. Но гобелен затрещал, они кубарем провалились в черное отверстие и выбили хлипкую дверь, ведущую в соседнее помещение.

— Какого…? — Дмитрий выпутался из под алой простыни и уставился на двух голых мужиков, сидевщих за грубым столом. Между мужиками стояла початая бутылка зеленого цвета с надписью «Портвейн». У Дмитрия от тоски защемило под ложечкой:

— Мужики, вы кто?

— Я — Кац, философ-мокрокосмист… — представился первый, бородатый толстяк.

— Ефим Хуман, — коротко представился второй, усатый карлик с кривыми мохнатыми ножками, — а вы чего такой шум подняли?

Алмис отобрала у Дмитрия простыню и с писком сиганула назад, к голубой воде и нефритовому кафелю. Дмитрий остался один на один с мужиками. Присел за стол.

— Портвею?.. — Предложил Кац, уважительно косясь на пояс с ножнами.

— Угу, — Дмитрий принял у толстяка граненый стакан, до краев наполненный приторной отравой, знакомой до боли. Опрокинул залпом. Хуман подлил еще:

— Давно не пили соков Родины, сударь?

Дмитрий кивнул.

— Вот так, — Хуман повернулся к Кацу, — возрастание мерности не убивает старых привычек. Я же говорил вам, коллега, что мерность — это не более, чем внешняя характеристика.

— Ни фига, — возразил Кац, наливая себе полный стакан, — мерность — характеристика сущностная, но не столько для субъекта, сколько для мира в целом. Любой скачок мерности повышает общую энтропию. Глупые поступки оказываются чудесами героизма, а недавняя история оборачивается мифом. Хуже того: даже новейшая история! Многие, например, всерьез уверены, что атсанские хортикультуртреггеры только тем и занимаются, что выносят за жрутерами дерьмо. Или пожалуйста, послушать, хотя бы, старого пердуна с его мечом…

— Ланселота, — усмехнулся Хуман, — он, как вы правильно заметили, старый пердун, да еще и маразматик, поэтому не может служить корректным примером…

— Какой Ланселот? — Вмешался Дмитрий в ученую беседу.

— Ланс Банник, — хором ответили Кац и Хуман. Кац ткнул жирным пальцем куда-то в сторону:

— Вон он, нашел друзей и вешает им лапшу про Черный Замок.

— Где?! — Дмитрий вскочил из-за стола.

— Да вон же, вон! Действительно, за соседним столом собралась компания, центром которой был не кто иной, как старичок из бара «Дракон». Старичок опирался, словно на клюку, на свой здоровенный меч. И как ему позволили протащить сюда это чудище? Наверное, в пылу праздника действительно приняли за клюку. Накачанные мужики, судя по гербовым татуировкам на бицепсах — беглые рыцари короны, внимательно слушали, как старик, зажмурившись, монотонно проговаривает какой-то текст.

Дмитрий подошел поближе, прислушался…

— Перед нами стала расти громада Черного Замка, — вещал старик. — Чем ближе мы приближались, тем больший трепет внушало это богомерзкое строение. Оно заставляло сжиматься сердца храбрейших. Оно заставляло опорожняться их кишечники. Оно заставляло смеживать веки, дабы не мог коснуться глаз его омерзительных линий. Пусть этот замок вечно снится стражникам тюремного форта в их гнусных подземельях! Ненавижу их! Ненавижу! Выкрикнув это, старик открыл глаза и увидел Дмитрия:

— Как… Спаситель!

Беглые рыцари короны дружно обернулись к Дмитрию.

— Это спаситель, почтеннейшие, — представил Дмитрия старик, — Рыцарь Предместий Дима Фленджер, победитель тридцати рогачей и одного керба.

— Чушь, — один из рыцарей короны, высокий дородный блондин, усмехнулся. Остальные повторили его усмешку.

— Чушь, — повторил первый, — мы, Ланс, с тобою дружим и готовы тебя слушать. Но чтобы шваль предместная победила керба… Да и тридцать рогачей — многовато для такого глиста. Чушь.

Дмитрий только пожал плечами. Он не собирался настаивать на лаврах победителя. Но Ланс ему был сейчас нужен для разговора. Такая удача! Не придется лезть в шахты, старик все передаст братве!

— Почтеннейшие, — Дмитрий отвесил собравшимся легкий поклон, — мне нужен рыцарь Ланс Банник на пару слов. Это не отнимет…

— Вали отсюда, вали! — Рыцари замахали руками, — вали, пока пинка не получил…

Дмитрий не двинулся с места. — Кто там сказал насчет пинка? — Тихо процедил он, не глядя ни на кого в отдельности.

— Ну, я, — блондин ухмыльнулся, поглаживая усы, лохматым белесым потоком струившиеся из самых ноздрей.

Дмитрий тоже ухмыльнулся. Потом, в один прыжок оказавшись на столе, со всей силы пнул блондина в нос. Белый поток смешался с красным. Не опуская ноги, Дмитрий добавил еще два раза в лоб. Рыцарь повалился с лавки. Дмитрий, перескочив через чью-то вытянутую руку, спыгнул на пол, точнее, прямо на блондина, не успевшего откатиться в сторону. Кулак Дмитрия вонзился блондину в кадык.

Рыцари короны, наконец, поняли, что их товарища вырубили. Они кинулись на Дмитрия гурьбой, опрокинув стол. Дмитрий выхватил из ножен кинжал, полоснул кого-то по лицу, еще у кого-то отхватил ухо. Несколько ударов ногами, прыжок через опрокинутый стол. Рыцари уже пришли в себя — все, кроме троих. Трое валялись на полу, измазанные в крови. Гладко выбритый крепыш схватил стол, поднял над головой — наверное, решил метнуть в Дмитрия. Дмитрий молниеносно подкатился к крепышу, ухватил под колени и дернул на себя. Крепыш неловко дернулся, выронив стол на товарищей. Дмитрий нанес несколько ударов в мощный торс, потом обеими руками поставил блоки на удары коротких рук крепыша и хлопнул его ладонями по ушам. Крепыш со стоном осел. Из его ушей текла кровь двумя тонкими струйками.

Перескочив через стол, Дмитрий слету отключил ударом ноги в висок еще одного рыцаря. Осталось только двое. Они были пьяны и на удары Дмитрия не реагировали никак — ни ответными ударами, ни отключкой. Кажется, драться они полезли чисто инстинктивно. Дмитрий поднял с пола свой кинжал, вытер о чье-то полотенце. Потом повернулся к Лансу. Тот все так же сидел на лавке, опираясь на меч.

— Ланс, — проговорил Дмитрий, придав голосу как можно больше значительности, — пойдем, уничтожим Черный Замок?

— Истинно так, спаситель, — прошамкал старик, — прямо сейчас.

— Нет, — Дмитрий ласково положил ему руку на плечо, — в Седьмой День, запомнил?

— В Седьмой День, — повторил старик. — Передай остальным, как вернешься в шахту. Вечером Седьмого Дня, скажи, Фленджер велел собраться и ждать. Именно эти слова. Передашь?

— Передам, — Ланс серьезно кивнул. Дмитрий, хоть и знал, что старик пребывает в глубоком маразме, не сомневался: Ланс выполнит поручение. Еще раз легонько хлопнув старика по хилому плечику, Дмитрий направился к выбитой двери, болтавшейся на одной петле. Кац и Хуман продолжали спокойно пить портвейн. Две пустые бутылки уже катались под их столом, а третья была пуста наполовину.

— Дайте хлебнуть, — попросил Дмитрий.

— Попка слипнется… — сказал Кац, но Хуман налил Дмитрию полстакана.

— Спасибо, мужики, — Дмитрий вернул пустой стакан, вытер губы тыльной стороной ладони, — пойду я…

— Подождите, сударь, — остановил его Хуман, — рассудите наш спор с коллегой. Кац утверждает, что раскольником достаточно плеснуть на дракона, чтобы тот исчез, а мне кажется, что надо не только плеснуть, но еще спеть песенку про бабку. Вы как считаете?

Дмитрий вздрогнул. Потом взял себя в руки:- Какой рассольник, мужики? Я не знаю…

— Ну что ж, — Хуман приветливо улыбнулся, — в таком случае, просим извинения. Однако, коллега, — он обернулся к Кацу, — если бы раскольник действовал от соприкосновения, его было бы невозможно хранить. Ведь в любом неживом или живом предмете с ненулевой степенью присутствия содержится частичка того или иного дракона. Кац хлопнул себя по лбу:- Точно! Ты прав, Фима. Наливай.

Дмитрий вернулся к бассейну с голубоватой водой. Алмис мрачно валялась на подушках.

— Опять ты кого-то бил? — Мрачно спросила она.

— Пошли, — бросил ей вместо ответа Дмитрий. — Но здесь неплохо…

— Пошли, я передумал. Надо готовиться к Седьмому Дню. Прости, душа не лежит отдыхать. Вот сделаю дела, тогда…

— Сволочь! — Алмис вскочила на ноги, — скотина! Вали отсюда, я остаюсь!

— Тебя не выпустят без моей карточки, — мягко ответил Дмитрий. — Давай, там уже вещички, небось, выстирались. А в Седьмой День приходи на арену вечером, я буду Куна мочить. Оттуда мы сбежим, кочерыжкам напоследок какую-нибудь гадость устроим…

— Чем тебе не угодили атсаны?

Дмитрий задумался. Действительно, чем?

— Не знаю, — честно ответил он, — но память Тромпа стучит в мое сердце. — Тромп никогда ничего не имел против атсанов.

Дмитрий и Алмис торопливо прошли через опустевший бар в душевую. Их одежда, аккуратно сложенная, лежала возле кадки со жрутером-прачкой. Дмитрий немедленно принялся одеваться. Алмис подошла к нему вплотную и встала, коснувшись твердым соском его груди:- Рыцарь, так скажи, я тебе нравлюсь?

— Да, да, милая, но сейчас… Вот в Седьмой День приходи, я там покуролесю чуток, а после…

— Не прийду! Ты с ума сошел: чтоб я после этого с тобой… Ты просто кретин! — И Алмис натянула через голову желтый сарафан.

Дмитрий опоясался ножнами поверх камзола, сунул в карман золотую карточку. Почесал щетину на подбородке. Может, и к лучшему, что девчонка не придет? Да, наверное, к лучшему. Хоть и жаль.

 

ГЛАВА 3

Кабинет председателя Дмитрий переделал под штаб. Вся переделка состояла в том, чтобы увеличить монитор до размеров стены и поставить еще одно кресло для Бурта. Бурт постарался на славу: теперь на мониторе можно было видеть любой участок атсанской сети.

— Детская, — приказал Дмитрий.

— Это не главное… — попытался возразить Бурт, но Дмитрий положил руку на его сухую лапку: — Буртик, извини, но…

— Ладно, ладно, нам, бесполым, не понять.

На мониторе возникло лицо Алмис. Дмитрий облегченно вздохнул, потом улыбнулся: — Привет, милая. Алмис надула губки и молча глядела изподлобья.

— Ты меня слышишь? — Спросил Дмитий.

— Да, — коротко ответила Алмис.

— На поединке будешь? Очень важно, чтобы ты была.

— Не хочу.

Дмитрий приложил гигантское усилие, чтобы сохранить на лице улыбку: — Алмис, деточка, мы же договорились!..

— Тебе не жаль атсанов?

Атсанов Дмитрию было жаль. Он так и ответил: — Жаль. Но у меня планы…

— Это не твои планы! — Вдруг закричала Алмис, — ты что, ты — Тромп? Ты просто поймал его память, да и то — не всю! Ты…

Дмитрий медленно покачал головой: — Дело не в Тромпе. И не в его планах. Мне наплевать на рыцарство, на корону, вообще на весь этот бардак. Я хочу домой.

— А я хочу остаться здесь. На меня тебе тоже наплевать?

— Нет! Тромп не стал бы с тобой связываться, для него все женщины были, как одна. А я — не Тромп. Я хочу с тобой… Тебя… Я, короче, хочу взять тебя с собой. Пойдешь?

Алмис молчала. Дмитрий выключил связь. Бурт подпрыгнул на своем кресле: — Что ты гонишь, хозяин? Да ведь Тромп… Он всю жизнь любил одну и ту же даму, Дульчис из Коростени. Об этом ты не словил никакого воспоминания? Нет? Странно…

Дмитрий ухмыльнулся: — Наверное, словил. Видишь ли, Буртик, это для меня самого, если честно, до сих пор девки все существовали от туфелек до шеи, не выше. Я на лицо вообще не смотрел, трахал, кого попало. Меня даже иногда не Фленджером звали, а Факером. А теперь вдруг… Мне тоже странно. Как ты сейчас рассказал про эту, как ее, Дулю с кистенем…

— Дульчис из Коростени.

— Не важно. В общем, я на Алмис подсел, полностью. Ты, хоть и бесполый, должен понимать.

— Понимаю, понимаю, — грустно ответил Бурт, — это как «Дума». Некоторые кретины играют только в нее, все остальное их не волнует. Дойдут до верхнего уровня и начинают по новой… Кстати, о «Думе». Пора снаряжать твоих гвардейцев.

— Пора, — согласился Дмитрий и вывел на монитор третий этаж. Третий этаж «Думы» состоял из лабиринта коридоров, сходившихся к центральному залу, почти целиком занятому бассейном с кислотой. Посреди бассейна возвышалась платформа, до которой игроку требовалось допрыгнуть, используя реактивный ранец. Когда-то на этой платформе лежал бесценный приз — вечная базука.

— Убрать бассейн, — приказал Дмитрий. Бассейн исчез. Теперь вокруг платформы стелился желтоватый линолеум. — Десять реактивных ранцев, девять ментов, сто секьюрити — в зал. Строиться, ждать меня.

Когда Дмитрий и Бурт спустились на третий этаж, отряд уже ждал. Вдоль одной стены шеренгой по четыре замерли секьюрити. При виде своего председателя секьюрити вытянулись по стойке «смирно», сложив кожистые крылья за широкими спинами. Менты держались от секьюрити поодаль и даже не удостоили Дмитрия взглядом, но он знал, что менты будут работать не хуже крылатых идиотов. Ранцы валялись грудой возле противоположной стены. Рядом с ними такой же грудой были свалены вечные базуки, притащенные сюда еще в прошлый раз из архива.

— Ментам надеть ранцы, — приказал Дмитрий. Менты разобрали ранцы.

Последний ранец натянул на себя Бурт, шипя под нос: — Тоже мне, нашел мента!

— Вольно, взять базуки!

Менты и секьюрити вооружились базуками. Бурт от базуки презрительно отказался.

— Монитор, — Дмитрий пнул сапогом стену, — общий план.

Монитор, возникший на стене, показал план атсанской сети. Разбив секьюрити по отделениям, Дмитрий во главе девяти отделений поставил ментов. Десятым должен был командовать Бурт.

— Внимание на схему, — Дмитрий прошелся вдоль экрана и ткнул в правый нажний угол, — вот «Дума», для ориентации. Точки операций помечены цифрами, от одного до девяти. Задачи у отделений с первого по девятое сходные. Уничтожить защиту, перекрыть все каналы доступа. Менты переводят каждую из дверей в открытое положение, после чего виртуальные объекты должны быть разрушены. Доложить о выполнении и остаться возле объектов. Пресекать любую попытку восстановления. Максимальное время выполнения — десять минут. Задача ясна?

— Так точно! — Хором гаркнули секьюрити. Менты молча кивнули. Дмитрий подошел к Бурту:

— А ты действуешь, как договаривались.

— Ага, — подтвердил Бурт, — главный лифт настраиваю на тебя, отсекаю каналы, оставляю дуболомов охранять и возвращаюсь на диск.

— Да. Если что не так — все равно возвращайся. Жертвуй только дуболомами, сам под огонь не лезь…

— Какой здесь огонь? Сеть мерностью двадцать, развлечение для слабоумных.

— Все равно. Удачи. — Дмитрий бросил взгляд на потолок: серо-голубой квадрат висел строго над платформой.

— Выход с платформы через окно. Первое отделение, марш! Второе, марш! Третье…

Загудели ранцы, зашелестели черные крылья. Отделения строились колоннами и вылетали сквозь квадрат окна. Последним отправлялся Бурт. Дмитрий повторил:

— Удачи тебе.

— Ты, главное, на девчонку не отвлекайся, следи, — сказал на прощание Бурт и повел своих дуболомов в атаку на главный лифт подземелья. Дмитрий хотел подняться в кабинет, но передумал, остался в пустом зале. Линолеум гасил звук шагов, схема ровно светилась на мониторе. Почему Алмис дуется? Что ей в этих картошках? Дмитрий не мог разобраться в чувствах Алмис, зато прекрасно разбирался в своих собственных, точнее — в чувствах Тромпа. Сам Дмитрий никогда бы не смог испытывать подобных чувств. Это не любовь, точно. И даже не дружба. Это — холодное знание: Алмис должна быть рядом. Алмис нужна. Для чего нужна — вопрос, но Дмитрий был уверен, что вопрос решаемый. Хорошо бы сейчас снова вызвать детскую… На схеме загорелась голубая единица, сразу за ней — двойка и четверка. Остальные цифры зажглись практически одновременно. Двери открыты. А как там Бурт? Бурт молчал… И тут весь экран заняла мохнатая испуганная мордашка: — Хозяин! Тут такое!..

— Быстро назад!

— Не могу!

— Минут пять продержишься?

— Может, десять. Не больше.

— Я сейчас. — Дмитрий бросился к лестнице на второй этаж. Новый вирус, полностью готовый, лежал на своем помосте.

— Двадцать секьюрити! — рявкнул Дмитрий. Секьюрии возникли с грохотом, уже построенные шеренгой вдоль стены, увешанной полками. Вооружены они были обычными базуками, но мотать в архив за вечными времени не было. — В колонну по два, двигаться за вирусом. Помехи уничтожать.

Прыгнув на сидение, Дмитрий опустил колпак и вывел схему сети на небольшой монитор посреди приборной доски. Теперь надо отключить хвост: это риск, но иначе секьюрити не смогут видеть вирус. Синий квадрат находился там, где полагается, посреди потолка, увеличенный еще с прошлого раза. Дмитрий рванул рычаг, и вирус, пронзив окно, вылетел в пустоту. Интерфейс слежки был восстановлен еле-еле, никаких перегородок, только открытые всем ветрам площадки. На площадках никого — народ бузит в городе. Все правильно. Проведя пальцем по монитору, Дмитрий отметил путь от площадки до контроля главного лифта. Палец оставлял на мониторе зеленый светящийся след.

— Запомнить, — приказал Дмитрий вирусу и дал по газам.

Вирус следовал по проложенному маршруту. На экране заднего обзора виднелись постные рожи секьюрити — дуболомы не отставали, старательно работая крыльями. Со всех сторон мелькали ошметки полупрозрачной пленки, покореженные лестницы, ведущие в никуда, временные канатные мосты. Пару раз вирус нырял в тоннели, расчищенные среди завалов. Дмитрий вновь подивился мощности бомбы. По одному из канатных мостов двигалась белая фигура — какой-то техник решил, видно, поработать. Дмитрий не хотел тратить на него время, но секьюрити, не сбавляя скорости, дружно прицелились и дали залп. Мост вместе с фигурой исчез в облаке пламени. Наверное, сейчас этот техник катается по полу, схватившись за башку, если вообще жив остался. Лететь еще две минуты. Дмитрий понял, что успеет кое с кем связаться. Силен, как и договорились, торчал в игровой директории своего пьютера и раскладывал пасьянсы.

— Ну? — Спросил он, вскинув белесые брови.

— Рога гну, — ответил Дмитрий, — вперед. Бабки не забудь приготовить.

— Святое дело! — осклабился Силен, показав неровные розовые зубы.

Дмитрий отключился. В динамиках прокатился мелодичный звон — вирус подлетал к цели. Балкон контроля за главным лифтом, как ни странно, почти не пострадал при взрыве, даже перила остались целы. Но на балконе творилось неладное. Дмитрий ожидал увидеть толпы защитных чудовищ, но вместо чудовищ балкон был забит туманными бесформенными телами, похожими то ли на сугробы, то ли на огромные комки манной каши. Трое секьюрити защищали от них Бурта, который съежился возле вскрытого пульта контроля.

Секьюрити, следовавшие за вирусом, рассыпались цепью и, не дожидаясь команды, открыли огонь. «Сугробы» сморщились и потеряли подвижность, но было ясно, что это не надолго: как только огонь ослабевал, «сугробы» начинали приходить в себя. А ведь скоро в базуках кончатся заряды. С вечными же базуками было только трое дуболомов… Нет, уже двое. Вытянув ложноножку, «сугроб» прихлопнул ею одного из секьюрити, защищавших Бурта. Заложив вираж, Дмитрий вмыл над «сугробами» и, перелетев их, опустил вирус возле Бурта. Откинул колпак… И тут услыхал конское ржание. На миг в глазах потемнело, руки отказывались двигаться. Бурт был уже рядом, тормошил Дмитрия:

— Быстрее, хозяин, рвем отсюда! Это Мамаша, у нее мерность сто пять, быстрее! — и он сам задвинул колпак.

— Ма-Мин… — прошептал Дмитрий.

— С какой стати, — начал Бурт и тут замолчал, уставившись Дмитрию в глаза. Дмитрий медленно кивнул. Потом поднял вирус. Экран заднего обзора побелел — «сугробы» сорвались с балкона и бросились в погоню.

— Вниз, вниз, хозяин! И хвост вруби.

Вдвоем в кабине было тесно, Дмитрий с трудом дотянулся до кнопки управления хвостом. Включив, наконец, хвост, он резко вильнул в сторону. Сугробы, облепленные со всех сторон дуболомами, некоторое время двигались по прежней траектории, но потом все разом свернули и продолжили преследование.

— Они нас видят! — Процедил Дмитрий.

— Не нас, а тебя, — поправил его Бурт, — ты, оказывается, керб. И не отнекивайся…

Дмитрий не отнекивался.

— Ладно, хозяин, раз ты керб, у нас есть выход. Правда, если б ты крови не пил, то и выхода искать не пришлось бы… Направо сейчас. Дмитрий нырнул в темный тоннель. За стеклом колпака ничего не было видно, но путь высвечивался на экране.

— Ты хоть разбавлял? — Спросил Бурт.

— Нет.

- Пишите письма. Кобыла не уймется, пока не сделает из тебя примерного папочки… Сворачивай!

Узкое ответвление скоро кончилось, вокруг была пустота, замусоренная плавающими в невесомости обломками.

— Вон видишь, вниз налево, светится, — показал Бурт, — туда. Дмитрий сверился со схемой:

— Сервер жрутерного парка.

— Точно.

Влетая под освещенную арку, Дмитрий бросил взгляд на задний экран. Из черного отверстия тоннеля одно за другим вылетали белые облачка. Секьюрити исчезли.

— Догоняют, — Дмитрий поджал губы.

— Не ссы, хозяин. Я знаю место, куда их не пустят.

— А нас?

— Должны, вроде…

Справа и слева мелькали двери. А спереди обозначился тупик с крохотной дверцей.

— Куда теперь? Заблудились?

— Ни фига. Долби стену пушкой.

На передней турели вируса, как и в прошлый раз, была установлена вечная базука. Дмитрий вдавил пальцем кнопку гашетки. После пятого выстрела стена рассыпалась. Впереди раскинулся сад…

— Карточные деревья! — Удивился Дмитрий.

— Я же говорил, побродим еще здесь.

— Это сюда, что ли, Ма-Мин не пускают?

— Нет, нет, жми на газ.

Так… Ручеек, мостик… Позади появились «сугробы» — почти рядом. — Наверх, резко! Вирус взмыл к низким облакам. Над облаками было небо, твердое и блестящее. А в небе — широкий люк. Вирус нырнул в люк, сбив носом крышку, и снова оказался в полной темноте. Бросив взгляд на экран монитора, Дмитрий с ужасом обнаружил, что экран пуст.

— Жми, хозяин, жми. Монитор работает, просто мы это место не рисовали.

— А почему?

— Потому что это уже не атсанская сеть. Видишь, справа синенькое? Туда.

Вблизи «синенькое» оказалось гигантским прямоугольником, расчерченным белыми строчками. Дмитрию этот прямоугольник показался смутно знакомым, но он не успел ничего разглядеть — вирус проскочил сквозь прямоугольник и вновь оказался в черной пустоте. Справа и слева тянулись, изгибаясь под прямыми углами, светящиеся линии.

— Вдоль той, зеленой, — показал Бурт.

Вирус проносился мимо каких-то массивов, хожих на сложные висящие без всякой опоры небоскребы. Зеленая линия подходила к одному из небоскребов и терялась в темной квадратной пасти входа. Позади опять возникли «сугробы». Дмитрию казалось, что он слышит ржание… Нет, вовсе не казалось: ржание доносилось из динамиков!

— Нравишься ты старой кобыле, — усмехнулся Бурт, — сейчас осторожно, третий поворот налево, по желтой ветке. Не промахнись.

Но Дмитрий, несмотря на предупреждение, чуть не промахнулся. Желтая ветка возникла неожиданно и пошла от зеленой влево под прямым углом. Вирус занесло на повороте и кабина наполнилась мускусной вонью. Эту вонь Дмитрий не мог не узнать.

— Дракон!

— Да! Да! — Заверещал Бурт, — сворачивай, козел!

Дмитрий выровнял ход вируса, вонь исчезла.

— Мы что, — тяжело дыша, спросил Дмитрий, — мы залезли в сеть какого-то дракона?

У Бурта на тонких губах появилась странная улыбка:

— А ты не узнал, хозяин? Мы же в «Мерлине»! Жми, давай, скоро оторвемся! Дмитрий поперхнулся:

— Это ты… Ах ты, ушанка с говном! Ты меня к Нуфниру…

— Заткнись и веди машину. Скоро выход, оттуда сразу вниз.

Небоскреб «Мерлина» кончился неожиданно, Дмитрий сразу вошел в пике. И снова поперхнулся:

— Так мы уже… — Не на Рунике, — охотно подтвердил Бурт, — ты жми, давай, скоро еще круче будет. Впереди видишь, всякая дрянь копошится?

Далеко внизу двигались, наползая друг на друга, ровные белые линии.

— Ныряй в эту кучу и выравнивайся.

— Разобьемся…

— Нет, нет. Покрушим тут чуток — да не жалко. Треп бестолковый…

Дмитрий не понял, о чем толкует Бурт, но решил во всем его слушаться. Вирус врезался в белую толчею, словно раскаленная пуля в куль сахарной ваты.

— Выравнивай, выравнивай… Вот так, теперь жми.

Белые линии не оказывали вирусу никакого сопротивления. Приглядевшись, Дмитрий понял, что линии представляют собой строчки текста: «Какой для вас идеал члена? Толстый-тонкий, длинный-коpоткий…» — спрашивала ближайшая строчка. На нее наползала другая: «Да они все пpимеpно одинаковые.» Первая не унималась: «…мягкий, твеpдый, упругий, хрупкий…» «Hу мягкий-твеpдый — это зависит от возpаста и от желания.» — Отвечала вторая. Ее пересекала третья: «От чьего возpаста? Мужчины, женщины или члена?» Первая строчка гнула свое: «Так вот и ответьте мне, какой он должен быть, член?» Тут на нее кинулись остальные: «Длинный член — короткaя жизнь.» «Обpатное веpно?» «Да, чем больше живешь — тем короче член.» «Тогда женщины все бессмеpтны.»

Дмитрий понял, что уже где-то это все читал. Совсем недавно. Бурт перехватил его взгляд:

— Не отвлекайся. Через «Фидо» идем…

— Верно! — Обрадовался Дмитрий, — сеть «Фидо», конференция по сексу! Старая, кстати… Бурт рассердился:

— Так и что глазеешь тогда? Личинка на хвосте! «Сугробы» кувыркались далеко позади — вирус, как выяснилось, куда легче резал острым носом дурацкие строчки конференции. Вот перед самым колпаком проплыла очередная — и разбилась. Но Дмитрий, все-таки, успел прочесть: «Педик Рипал — лучший корм для Вашего друга.»

— Давай выше, — мрачно скомандовал Бурт.

Дмитрий забрал круто вверх, строчки за стеклом колпака встали стоймя, но Дмитрий, выгнув шею, умудрялся читать: «Гадость ваш оpальный секс! Мы ж этими штуками, пpостите, писаем…» «А ты посмотри с другой стороны, — отвечала соседняя строчка, — тьфу, какая гадость это ваше писанье! Мы же этими штуками, простите, трахаемся. А потом после этого еще и писать!» Строчки были перевиты третьей: «Терпеть не могу. Противно и кисло. Это вон Боруздина с Рухлинской давятся, но глотают. А меня хрен заставишь, не поддаюсь. Давай лучше об анальном поговорим?» Дмитрий сам не заметил, как снизил скорость. Отрезвило его тихое ржание из динамиков, сразу заглушенное визгом Бурта:

— Газу! Газу! Извращенец двуполый! Тебе что, секса мало в жизни? Ща попадешь к личинке — будет тебе секса выше крыши, по самые помидоры! Бурт суетливо размахивал ручонками, пару раз даже заехал Дмитрию по лицу. Дмитрий утопил педаль газа, но через несколько секунд снова притормозил:

— Погоди, этого я еще не видел.

Строчка вилась красивой спиралью: «Меня тоже возбуждают поверхности воторго порядка! Hо далеко не все…» С ней чувственно переплеталась другая: «Сексологи утверждают, что женщин возбуждает, когда их обзывают матом. А мужчин, почему-то, нет.»

— Газу!!! — Бурт взвизгнул так, что у Дмитрия заложило уши.

Ржание в динамиках утихло — «сугробы» увязли в дискуссии по оральному сексу. Но Дмитрий решил, что, действительно, слишком увлекся. Пора отсюда выметаться. У выхода из конференции висел в пустоте огромный плакат:

«МУЖЧИНЫ, НАСТОЙЧИВО ОВЛАДЕВАЙТЕ ЖЕНЩИНАМИ!»

Дмитрий прошил его насквозь.

— Куда теперь? Вирус летел на полной скорости. Темнота начала понемногу редеть.

— Пятно видишь слева? Красное такое… Туда.

Сперва Дмитрий решил, что опять оказался внутри жрутера, но сразу вспомнил, что жрутеры на Земле не растут. Да и обстановка вокруг была совсем другая: какие-то клочья свисают тут и там, беспорядочные прозрачные трубы, по которым течет густая жидкость… В багровом свете все это выглядело отвратительно.

— Мембрана впереди, — предупредил Бурт, — стреляй.

Впереди виднелась круглая оранжевая мембрана. Дмитрий сделал всего один выстрел — мембрана лопнула, открывая путь в новое странное место. Теперь все вокруг было оранжевым: деревья, извилистая река, даже трава.

— Вдоль реки, — Бурт, наконец, успокоился, голос его звучал ровно. — Там беседка на берегу, над ней бери вверх.

Река сделала крутой поворот. В излучине на самом берегу действительно стояла круглая беседка, окруженная оранжевыми кустами. Дмитрий потянул на себя рычаг и направил вирус вертикально вверх, к оранжевому небу, посреди которого была налеплена круглая желтая мембрана.

— Пли, — коротко процедил Бурт.

Желтая мембрана разлетелась, как и предыдущая, от первого же выстрела. Дмитрий провел вирус через отверстие — и чуть не потерял управление: в желтом мире бушевал ураган. Вирус повело в сторону, Дмитрий еле избежал столкновения с желтой стеной какого-то странного здания без окон.

— Выше! Выше! — Заверещал Бурт. Движок оглушительно взвыл и закашлялся. Кругом в опасной близости тянулись глухие стены. Слава Богу, стены были не сплошные. Когда очередное столкновение казалось неминуемым, стена оборвалась и ураган понес вирус вдоь прямой улицы.

— Выше! — Опять взвизгнул Бурт.

Кругом потемнело. Дмитрий скосил глаза: улица терялась в какой-то темной дыре с рваными краями.

— Выше! — молил Бурт, — только не туда! Этот хмырь воскрешает мертвеца, колдун хренов! Вирус неумолимо сносило к дыре. — Рыцарь, ты же керб! Сделай что-нибудь!

— Что?! — В отчаянии крикнул Дмитрий, — движок сдает!

— Представь себя кербом!

И Дмитрий представил себя кербом, тяжелым, чешуйчатым, правда — всего с одной головой… Ураган сразу утих, а мир потерял свой цвет, превратившись в графическую схему. Рядом с Дмитрием, нелепо открыв рот, замер Бурт. По идее, вирус тоже должен был замереть — шум движка, действительно, перешел в ровное тиканье. Но, против ожидания, скорость вируса не уменьшилась. Вирус ровно пошел вверх, к желтому небу, на котором, словно некое жуткое светило, висела зеленая мембрана. Эта мембрана сдалась после третьего выстрела. Вирус вынырнул из круглого люка в мраморном полу огромного собора. Схема исчезла из глаз Дмитрия, сменившись обычным видом… Если, конечно, есть что-либо обычное в массивных зеленых колоннах, поднимающихся к такому же зеленому сводчатому куполу. Колонны были невероятных размеров — каждая в обхвате не менее ста метров. Бурт ожил:

— Кербом! — Пискнул он, и сразу улыбнулся, — во, получилось. К куполу правь.

Купол сходился к мембране небесно-голубого цвета. Когда до мембраны оставалось совсем чуть-чуть, из динамиков вновь послышалось ржание. Далеко внизу «сугробы» один за другим выскакивали из люка. Дмитрий надавил на гашетку. Первый выстрел, второй, третий… Ржание все громче, «сугробы» все ближе… Четвертый выстрел, пятый… Неожиданно мембрана лопнула, и на вирус обрушился поток воды. Движок взвыл, и вирус, преодолевая поток, влетел в толщу голубого моря. Когда круглое отверстие в песчаном дне осталось далеко позади, двигаться стало легче: сигарообразное тело вируса все быстрее скользило сквозь чистую воду к поверхности. Поверхность была темно-синей.

Дмитрий палил, не отпуская гашетки. «Сугробы» уже появились на экране заднего вида, но двигались медленно — казалось, вода всеми силами сопротивляется их движению. Но синяя поверхность не поддавалась. Ржание в динамиках звучало все громче… Наконец, поверхность пересекли трещины. Огромный кусок, оторвавшись от синей плоскости, начал медленно падать прямо на вирус — Дмитрий едва успел вильнуть в сторону.

Образовавшееся отверстие оказалось достаточно широким. А за ним начиналась синяя пустота. Пустоту эту бороздили по всем направлниям строчки текста — такие же, как в похабной фидошной конференции, только абсолютно непонятные. Дмитрий даже не пытался их читать, он несся вверх, к едва заметному на синем фоне фиолетовому кругляшу. Эта мембрана оказалась такой же хлипкой, как и первые — после первого выстрела она исчезла, не оставив даже клочков. Вирус стремительно поднимался по прямой фиолетовой шахте, в конце которой что-то ослепительно сверкало.

— Сбавь ход, — приказал Бурт. — Но… — Сбавь, говорю. Дальше надо вежливо. И убери палец с гашетки.

— Но как…

— Вежливо, вежливо. Последняя дырка, самая трудная. Так… Еще медленнее… Стоп.

Дмитрий завис возле столба огня, бившего прямо из стены шахты. За столбом виднелась последняя мембрана, похожая на золотой цветок с семью лепестками.

— Но как… — снова начал Дмитрий. Бурт его перебил:

— Как повезет.

— Кому? Ржание в динамиках нарастало. Зловещие комки манной каши подбирались все ближе, на лету выпуская ложноножки.

— Нам, надеюсь, — вздохнул Бурт, — ждем.

Сугробы надвигались. Ржание стало нестерпимым, оно победно гремело — не только из динамиков, но и вообще со всех сторон. Огненный столб чуть накренился… Аккуратно обогнув вирус, столб уперся в ближайший «сугроб». Ржание перешло в хрип — и стихло. Сугроб обуглился, потом рассыпался облачком пепла. Остальные «сугробы» полетели вниз, похожие теперь не столько на сугробы, сколько на глыбы сероватого камня. Огненный столб вернулся на место. Бурт хмыкнул:

— Нас пропускают, их — нет. Как и обещано. Давай, малым ходом… Да не трогай гашетку, идиот!

Вирус проплыл сквозь золотую мембрану свободно, будто ее и вовсе не было. За мембраной начиналось чистое небо.

— Аккуратнее, — приговаривал Бурт, — не сбей никого…

Дмитрий обогнул овальное облачко, оглянулся… и обомлел: на облачке стоял аккуратный коттедж, крытый черепицей.

— Выше, выше… Вот так, — Бурт облегченно вздохнул, — все, выше некуда. Выравнивай.

Вирус принял горизонтальное положение. Дмитрий огляделся. Внизу расстилалось бескрайнее поле облаков. Поле это было довольно густо застроено: коттежди, богатые кирпичные особняки, уютные бревенчатые хибарки. Вдалеке виднелась роща.

— К деревьям лети… Не торопись, расслабься. Любуйся видом — не скоро еще сюда попадешь.

Вирус неторопливо шел над разноцветными крышами. Но умиротворяющий пейзаж не радовал Дмитрия: что-то свербило внутри, какое-то странное воспоминание — или вопрос… Наконец, вопрос оформился:

— Слышь, Буртик…

— Слышу, — Бурт откинулся на спинку и, лениво прищурившись, глядел куда-то вперед, — эх, здорово тут!

— Слышь, погоди. Что ты там говорил насчет колдуна? Я не колдун… Да ты ведь и не про меня, вроде, говорил… Бурт почесал свой нос-ключик:

— А, да, это когда мы манипуру пролетали…

— Что?..

— Чакра такая. Манипура называется. Чакра власти. Дмитрий поморщился:

— Да плевать мне, как она называется. Кого ты колдуном называл?

— Ну, хмыря того. Сквозь которого мы летели. Он колдуном оказался, мертвеца пытался оживить. Тут мы ему под хвост и… Короче, если бы нас в трупец засосало, то так бы мы там и остались. Мертвеца оживить еще никто не сумел, тем более — мы колдуну все чакры перемесили вирусом твоим… Хороший, кстати, вирус: у колдуна мерность — полтинник, не меньше, а ты его прошил, как осиновым колом. Молодец…

Дмитрий и раньше догадывался, в чем дело, но никак не хотел в это верить:

— То есть, мы уже не в киберспейсе?

— Да уж давненько.

— Постой. Ты хочешь сказать, что мы сейчас в живом человеке? Бурт рассмеялся:

— Рыцарь, ты даешь! Да мы же выскочили из него только что!

— А куда? — Оторопело спросил Дмитрий, хотя уже знал, куда.

— Вниз погляди, сам поймешь, — сквозь смех ответил Бурт.

Теперь вирус летел над рощей. Среди деревьев по облакам гуляли люди в белых балахонах, похожих на лаборантские рубахи. Некоторые, увидев вирус, принимались радостно размахивать розовыми ладошками. В кустах, не обращая на людей внимания, лежал огромный лев и флегматично наблюдал за пасущимся неподалеку оленем. Дмитрий сделал несколько глубоких вдохов и выдохов.

— Не веришь — не надо, — Бурт весело хлопнул Дмитрия по плечу, — забирай чуть правее, к зеленым облакам.

Вскоре облака действительно приобрели зеленоватый оттенок. По этим облакам тоже кто-то гулял… Дмитрий присмотрелся повнимательнее:

— Атсаны!

— Верно, — согласился Бурт, — почти у цели. Ищи брешь в облаках.

Брешь обнаружилась минут через десять — темная, зловещая.

— Давай туда.

Дмитрий направил вирус к бреши. Брешь вела в бурую шахту. По мере снижения стенки шахты становились все темнее, а сама шахта — все шире. Никаких мембран на пути не было.

— М-да, — философски заметил Бурт, — как всегда: туда тяжело, а обратно — проще простого.

Шахта незаметно исчезла, кругом зияла пустота, в которой кувыркался какой-то мусор… Какой-то? Очень даже знакомый мусор! Дмитрий узнал интерфейс, порушенный бомбой.

— Приплыли, — подтвердил Бурт, — тормози. Дальше я сам.

Вирус повис среди обломков и полупрозрачных хлопьев. Бурт откинул колпак:

— Значит, так. Не тяни. Личинка сейчас, думаю, еще кувыркается по твоей любимой конферюге, но через какое-то время опять будет здесь. Я пошел к диску, а ты вирус утопи, а сам — через катапульту.

Дмитрий кивнул. Бурт перескочил через бортик и врубил реактивный ранец. Повисел немного возле вируса, подмигнул Дмитрию и, развернувшись, полетел к громоздившимся в темноте завалам. Дмитрий опустил колпак и направил вирус вертикально вниз. Там, внизу, дно. Чудовища, рыбы… Не дожидаясь, пока рыбы всплывут его встречать, Дмитрий нажал кнопку катапульты.

На этот раз катапультирование прошло спокойно. Только мелькнули перед глазами кербы, на которых сидели верхом все те же Капитан с Боцманом — но сидели молча и смотрели не на Дмитрия, а прямо перед собой. А потом кербы с бандитами исчезли, уступив место благоухающей пустоте. Входной интерфейс. Дмитрий аккуратно снял с головы бутон. Из стебля пьютера торчал язычок дисковода, на котором серебрился диск. Значит, Бурт тоже добрался нормально.

 

ГЛАВА 4

Входные корни виселибезвольными плетьми — менты и секьюрити поработали на славу. Дмитрий пронесся мимо испытательного стенда, даже не бросив взгляда на копошащихся у верстака лаборантов. Лаборантам плевать, как висят двери. Техникам, может, и не плевать: техники сейчас, небось, сражаются с бравыми ребятами из «Думы». Зато атсаны все в городе. Атсаны сегодня дурные. Последний день Недели Приплода, самый веселый.

Но Дмитрий все равно решил не рисковать: ни одна душа не должна связывать похищение раскольника с его именем. А где же похитители? Ребят Силена что-то не было видно. Ладно, в конце-концов, не получится так не получится. Главное — самому сделать ноги. И прихватить своих. Толик, мурлыкая под нос песенку без меллодии и слов, осторожно переливал темно-бурую дымящуюся жидкость из пузатой колбы в другую такую же колбу, заполненную алой вязкой массой. Соединяясь друг с другом, масса и жидкость исчезали.

Дмитрий подождал, пока колбы в руках у Толика не опустеют окончательно, потом сказал: — Пора.

Толик поднял сияющие глаза: — Получилось! Смотри: эфирное тело врожденного маньяка я раствормл в стандартной жидкой плоти, соединил с гневом богов — и они исчезли! Вместе с плотью, вот что! Тут вся плюха в том, как растворять гнев богов…

— Пора, — повторил Дмитрий.

Взгляд Толика потускнел. На Дмитрии не было лаборантской рубахи. Камзол стражника без знаков отличия, под камзолом — куртка на голое тело. Вместо удобных рейтуз Дмитрий натянул джинсы. Из-за спины торчат рукоятки мечей.

— Ты уверен… — начал Толик и запнулся.

— Я уверен, что пора.

— А получится?

Дмитрий кивнул. Толик тоже кивнул:

— Да. Но…

— Но он никуда не пойдет. Ты тоже.

Дмитрий медленно обернулся. У входа в закуток Толика стоял Лакатош, держа обеими лапками боевой стручок. Дуло стручка смотрело Дмитрию прямо в лоб. Лакатош держал стручок твердо, стоял, чуть расставив ноги и упираясь в пол кончиком сильного хвоста. Вместо лаборантской рубахи на эквапыре сейчас был надет серый комбинезон хортикультуртрегера. Дмитрий улыбнулся:

— А я думал, что хорты только говно за жрутерами выносят. Лакатош тоже улыбнулся:

— Удобная байка, не правда ли, рыцарь?

— Твоя правда, крысенок, — согласился Дмитрий и, не дожидаясь приказа, поднял руки. Но Лакатош сразу догадался, зачем Дмитрий это сделал:

— Лучше опусти, — он слегка повел стручком вверх-вниз, — а то еще случайно выхватишь тесаки да и порежешь кого… Вот так. А теперь скажи, каковы твои отношения с Куном.

Дмитрий пожал плечами, стараясь не выпустить на лицо хищную ухмылку:

— Сегодня я его убью.

— А если он тебя? — Подал сзади голос Толик.

Лакатош покачал головой, шмыгнул черным носиком:

— На этот счет я бы не стал беспокоиться. Разбавленная кровь керба действует слабее, чем чистая, да и тренирован ты чуток получше… рыцарь. Ты убьешь Куна, чтобы никто не узнал, какое ты давал ему поручение.

Дмитрий притворно нахмурился:

— Кун дурак. Я бы с ним ни за что…

— Вот именно, — перебил Лакатош, — дурак. Он не ведает, что творит и чем это для него кончится. Он не знает, кто такой Силен. И в то же время идет к нему с неким предложением…

Дмитрий нахмурился еще сильнее: — А кто такой Силен?

— Ты знаешь.

Дмитрий поджал губы, склонил голову на бок.

— Знаешь, знаешь. И сейчас…

Локатош не успел закончить. Снизу послышались крики, хлопки стручков, звон стрел. И цоканье многочисленных копыт по кафелю. Ребята Силена пришли за своим сокровищем. Брови Лакатоша поползли вверх, руки, сжимавшие стручок, дрогнули: — Так ведь… Ох!..

— Что?! — Дмитрий изобразил самый искренний испуг.

— Бьек! Не может быть! — Лакатош на секунду отвлекся, бросил взгляд вниз. Бравые козлоноги, обвешанные стручками и самострелами, гортанно блея, переворачивали лабораторию вверх дном. Лаборанты сопротивлялись слабо. На помощь лаборантам подоспели техники. Эти были покруче… Но козлоноги были еще покруче. На Силена работают настоящие профи.

— Раскольник! — Пискнул Лакатош. — Гнида!

Смертоносная очередь семян, вылетев из дула стручка, разнесла вдребезги несколько колб и банок на столе Толика. Самая большая банка взорвалась, словно бомба: из брызг зеленой слизи, перемешанных с осколками стекла, выпал пузатый гомункулус и с визгом заскользил по полу в направлении камина. Толик чудом остался цел — семена прошли в нескольких сантиметрах от его плеча. Дмитрий тоже остался цел: когда Лакатош выстрелил, он был уже в воздухе — развернувшись в прыжке, ударил эквапыря в грудь каблуками обоих сапог. Следующая очередь прошила потолок, на пол посыпалась каменная крошка. Приземлившись в низкой стойке, Дмитрий сделал подсечку. Лакатош упал на спину, попытался нанести удар хвостом — но промахнулся. Рука Дмитрия, извиваясь, словно змея, проникла к горлу эквапыря, пальцы сомкнулись на тонкой серой шейке. Другая рука уже держала стручок.

— Бьек!.. Рас… — пробормотал Лакатош, теряя сознание.

— Кольник, — закончил за него Дмитрий и обернулся к замершему Толику, — Оппенгеймер хренов! Ты хоть знаешь, что ты сварил для кочерыжек, а?

Толик сорвал с носа очки и принялся их протирать полой халата. Дмитрий подскочил к выходу, глянул вниз. Лаборанты уже были перебиты. Техники не сдавались, но дрались так себе: половину козлоноги уже перестреляли, другая половина, пять человек, сгрудилась за верстаком и вела огонь из самострелов. Сверху было видно, что пока четверо козлоногов демонстративно уворачиваются от стрел, еще четверо тихонько обходят верстак, держа наизготовку стручки. Надо торопиться. Дмитрий проверил пульс Лакатоша: пульс был ровный, но слабый. Авось, головорезы Силена не станут добивать полудохлую крысу. Но Толика надо вытаскивать. И обеспечить козлам доступ к «сокровищу». Снизу раздались хлопки стручков. Осталось минуты две, не больше. Лишь бы Толик не уперся рогом. Дмитрий встал, подошел к Толику вплотную, взял за воротник:

— Ты хочешь, чтобы твое варево попало к этим?

— Атсаны… — начал Толик.

— Потсаны! — передразнил Дмитрий, — я не про них! Козлы в лаборатории! Понял?

Толик снова водрузил очки на место. Значит, пришел в себя. Но еще не до конца. Этим надо пользоваться. Дмитрий снова тряхнул приятеля: — Где?

Толик кивнул на камин. Потом аккуратно высвободил воротник халата из руки Дмитрия, подошел к камину, сделанному в форме страшной рожи, и запустил палец роже в правый глаз. Низкий чугунный лоб рожи поехал в сторону, открывая небольшое углубление, в котором тускло блестела запаянная реторта:

— Вот.

Дмитрий замер. В его планы вовсе не входило спасать раскольник от козлов. Теперь надо протянуть время… Но тянуть не пришлось. От двери послышалось довольное блеянье. Здоровенный козлоног целился в Толика из стручка. Дмитрий пальнул в козлонога из стручка, отобранного у Лакатоша: целиться времени не было, пришлось стрелять с бедра. Попал. Козлоног, вопя, покатился вниз по лестнице. Дмитрий еле поборол искушение схватить реторту. Вот она, высшая сила!.. Нет, нельзя. Если хоть кто-то догадается, что Дмитрий к этому причастен, за ним начнется такая охота, что спастись можно будет, только устроив конец света. Подхватив Толика под локоть, Дмитрий поволок его к выходу.

— А как же… — Не понял Толик.

— Черт с ним! Валим отсюда!

По леснице поднимались еще два козла. Дмитрий срезал их из стручка, потом ухватился за грузовой корень, крикнул Толику: — Держись!

Толик вцепился в мохнатую веревку корня, чувствуя, что именно в этом его спасение. Дмитрий дернул корень со всех сил, одновременно оттолкнувшись ногами от стены. Корень пошел вверх. Еще несколько толчков ногами — корень начал раскачиваться. Козлоноги, бранясь, открыли пальбу, но никак не могли попасть по качающейся мишени. Внезапно снизу раздался радостный хохот: «сокровище» найдено! Пальба сразу прекратилась. Достигнув верхней технической галереи, приятели устремились бегом вдоль периметра зала. Козлоноги не обращали на них внимания: они получили то, зачем пришли, и теперь покидали зал через все еще бездействующие двери.

Нырнув в темный узкий коридор, Дмитрий поволок Толика вниз по кафельным ступенькам, потом долго тащил его через заброшенный тоннель, перескакивая через шпалы, пока не наткнулся на вагонетку.

— Садись.

Толик послушно перелез через бортик и скрючился на куче гнилой травы. Дмитрий, уцепившись за специальные рукоятки, встал на подножку и надавил на тормозную педаль. Вагонетка, скрипя, покатилась под уклон. Из стен осыпалась земля. Торчали какие-то корни — судя по всему, не движущиеся, а самые обычные. Светящаяся паутина на потолке озаряла лишь самое себя, не давая возможности разглядеть даже то, что творилось под носом. Дмитрий боялся, что не заметит того места, где рельсы рассыпались от времени… Нет, разглядел, затормозил вовремя.

— Вылазь.

Снова бег по шпалам, потом вверх по земляным ступеням, вниз по ступеням кафельным, коридоры, повороты… Свет. Последний коридор вывел на галерею, тянувшуюся над праздничным городом.

— Понял! — Обрадовался Толик, — я здесь уже был! Но…

— Но с другой стороны, — закончил Дмитрий.

Толик кивнул — и смущенно замолчал. Снова сорвал очки, хотел протирать, но Дмитрий положил ему руку на плечо:

— Ты, конечно, не пойдешь со мной.

Толик молчал.

— Отвечай вслух! — Дмитрию нужно было, чтобы Толик собрался с мыслями. И четко ответил: да, мол, хочу остаться с кочерыжками. Толик не подозревал, насколько Дмитрию сейчас нужен именно такой ответ… Или не Дмитрию, а Тромпу? Но ведь Толик в некотором смысле и сам — Тромп. Он может взбрыкнуть, ответить что угодно.

Но Толик не подвел:

— Да, знаешь…

— Знаю, — облегченно ответил Дмитрий, — знаю.

Они обнялись.

— На поединок заглянешь?

Толик брезгливо поморщился. Дмитрий улыбнулся:

— Тогда прощай.

— Совсем?

— Нет, еще увидимся. И… в общем, не вари ты эту гадость больше. Даже для кочерыжек. Видишь, что получилось? Вари лучше пиво.

— Ты прав, — Толик серьезно кивнул, — пиво лучше. Ох! Бьек! Мне же надо…

— Да, беги на хортипост, скажи, козлы сперли раскольник. Это серьезно.

— Еще бы! Ну, я пошел, вроде…

Дмитрий мягко развернул Толика в правую сторону и подтолкнул в спину:

— Давай быстрее, ближайший спуск как раз к посту. А я тоже пошел.

— Дим…

— Дуй быстрее! Увидимся, не боись.

И они разбежались в разные стороны. Дмитрий знал, что Торкве сейчас бузит в городе, лезет к девкам со своими старческими тычинками, ломкими и кривыми от постоянного пьянства. Придется пешком. Подошвы сапог легко стучали по кафелю, мечи укреплены в ножнах, диск с Буртом лежит на дне кармана. Дмитрий бежал к ближайшему вертикальному корню, который опустит его в город. Итак, надо залезть в шахты и вывести оттуда братву — если эти остолопы послушались и не пошли в город. Иначе их хрен сыщешь. Ладно, предположим, все сойдет нормально. Тогда уже с братвой — к Силену, якобы за деньгами. Силена придется убить: он может разболтаться. Разумеется, Силен уверен, что имеет дело с неким Куном… Но ведь никто не поверит, что Кун воскрес из мертвых.

М-да, из мертвых. Прежде чем лезть в шахты, надо уладить еще один небольшой вопрос. Победить голыми руками вооруженного ублюдка, обожравшегося кербовой крови.

 

ГЛАВА 5

Дмитрий встретился глазами с Алмис. Улыбнулся. Алмис тоже попыталась улыбнуться, но тут кто-то сильно толкнул ее. Издали не было слышно, что крикнула Алмис, но судя по ее лицу, крикнула что-то забористое. Толпа запрудила галереи Арены Тромпа. Сама арена была уставлена кадками, из которых, скаля пасти, торчали жрутеры. В основном это были списанные жрутеры, годные только на то, чтобы жрать. И они немедленно сожрут любого, кто упадет к ним. Этим «любым» должен стать Кун.

Противники стояли на узкой крепкой балке, перекинутой через арену почти над самыми жрутерами, на уровне третьего этажа. Два нижних этажа заполнили атсаны, им жрутеры не страшны. Остальная публика — люди, киморы, козлоноги — толпилась на верхних этажах арены, поднимавшихся почти к самым небесам подземного города.

Дмитрий с опаской поискал среди козлоногов ребят Силена, но рассчет оказался верным: сейчас они слишком заняты, чтобы торчать на народных гуляниях. Даже исход поединка едва ли волнует торговца: Дмитрий запросил так мало, что Силен с удовольствием заплатит — и еще столько же пропьет на радостях. Так что, Силену наплевать, явится к нему жардинер или сгинет в пасти жрутера. Дмитрий облегченно вздохнул и вдруг снова увидел Алмис. Она прижимала к груди объемистый сверток — камзол, джинсовка, мечи и, главное, диск. Улыбнулась, наконец! Дмитрий издал хищный рык, высоко подпрыгнул и, сделав двойное сальто, упал в косой шпагат, вытянув ноги вдоль балки. Потом, не помогая себе руками, втал прямо. Публика завыла от восторга: Дмитрий знал, что в большинстве своем зрители ему сочувствуют, хоть и поставили на Куна.

И тут Кун, оскалившись, тоже подпрыгнул, сделал сальто, но опустился не на ноги, а на руки. Качнулся в сторону, перебирая руками, пролетел под балкой, чуть не угодив ногой в потянувшегося к нему жрутера, снова оказался на руках — и, согнувшись пополам, аккуратно встал на ноги. Распрямился, усмехнулся… Публика снова взвыла: Кун начинал ей нравиться. Меч торчал у Куна из-за спины, самострел и колчан были надежно прикреплены к широкому кожаному поясу.

Дмитрию предстояло сразиться без оружия. Он стоял, голый по пояс, джинсы заправлены в сапоги. Перед боем Кабрион, исполнявший роль судьи, придирчиво осмотрел все, что осталось на Дмитрии: джинсы, сапоги, чуть в трусы не полез — но застеснялся. А зря: именно в трусах Дмитрий кое-что припрятал. Риска тут особого не было: если бы Кабрион обнаружил заначку, то просто изъял бы ее и, погрозив пальцем, напомнил, что нечестная победа карается смертью. Но Кабрион проморгал. А если вдруг припрет, то все угрозы можно послать куда подальше: лучше победить нечестно и потом спасаться от стражи, чем честно полететь в пасть жрутера.

Теперь, после Куновского кульбита, Дмитрий понял, что заначка может пригодиться. Кровь керба, хоть и разбавленная, явно пошла жардинеру на пользу.

Со стороны судейской ложи протянулся гибкий корень с плетеной корзинкой на конце. В корзинке сидел Кабрион. Он размахивал руками, тряс бородой и вещал громким басом, перекрывая гомон публики:

— Два героя! Два героя! Один — раб, другой — жардинер. Раб против жардинера! Раб — рыцарь, жардинер — деревенщина!..

При последних словах Кабриона Кун нахмурился. Кабрион явно симпатизировал Дмитрию и убивал этими словами двух зайцев: подбадривал рыцаря и злил жардинера, надеясь, что тот со злости совершит какую-нибудь ошибку. Но Дмитрий понимал, что козлоног старается зря.

Кабрион достал со дна корзинки овальный медный гонг и колотушку из черного дерева. Бом-м-м!.. Первый удар. Корзинка взмыла к верхним этажам, бас козлонога донесся с небес:

— Последние ставки! Кто поставит на рыцаря? Благородство против здравого смысла! Я сам поставил на деревенщину! Стрела пробьет любую кожу, даже самую белую! Меч пустит любую кровь, даже самую голубую!

Бом-м-м!.. Второй удар. Корзинка пронеслась на бреющем полете над разинутыми ртами списанных жрутеров.

— Ставки сделаны! — Провозгласил Кабрион. — Поставили все! Все, кроме наших милых цветочков! Цветочки в любом случае будут сегодня сыты. А теперь…

Корзинка плавно подплыла к судейской ложе, Кабрион поднялся во весь рост:

— Теперь посмотрим, чего стоит наш здравый смысл, — сказал он нормальным голосом.

Публика замерла. Слова Кабриона, вроде бы негромкие, прокатились вдоль переполненных галерей, унеслись к бутафорским небесам и, отразившись от них, вернулись обратно отчетливым эхом. Подняв руки с гонгом и колотушкой над головой, козлоног свел их вместе последний раз.

Бом-м-м!..К затухающему звону примешался резкий свист — Кун выпустил первую стрелу. Стрел Дмитрий мог не опасаться: с последним ударом он превратился в керба. Публика этого не заметила, зато Дмитрий прекрасно видел, как сквозь пестрые краски проступает схематический чертеж — зеленым по ядовито-желтому. И через неподвижное пространство чертежа медленно плывет стрела. Чуть посторонившись, Дмитрий вытянул руку и поймал стрелу. Кун не торопился выпускать следующую стрелу. По его спокойной улыбке Дмитрий понял, что жардинер не надеется на самострел. Но согласно правилам, сперва надо расстрелять весь запас стрел, а уже потом браться за меч.

Ухватив стрелу, Дмитрий размахнулся и метнул ее назад. И тут Кун выпустил вторую стрелу — навстречу первой. Стрелы столкнулись. Дмитрий услыхал тихий щелчок на фоне низкого гула. Кувыркаясь, стрелы медленно полетели к жрутерам. Ничего, переварят.

Третью, последнюю, стрелу Кун пустил вверх. Не дожидаясь, пока стрела завершит свой бессмысленный полет, он отшвырнул самострел и выхватил меч. Двигался жардинер быстрее собственной стрелы, но при этом не слишком ловко. Дмитрий подпрыгнул, пропуская Куна под собой, и поймал на лету возвращавшуюся стрелу. Правила позволяют отнимать у противника оружие — так пусть этим оружием будет стрела. Опустившись на балку за спиной Куна, Дмитрий позволил тому развернуться. Низкий гул нарастал, становился все громче. Сперва Дмитрий думал, что это шумит толпа, но теперь засомневался: сквозь гул доносилось еле слышное конское ржание. Неужели…

Кун вновь бросился в атаку. На этот раз Дмитрий низко присел, надеясь, что жардинер об него споткнется — впрочем, надеясь не слишком сильно. Кун прыгнул, выставив перед собой меч, словно жало. Меч чуть не воткнулся Дмитрию в плечо — помогла выставленная вовремя стрела. Меч скользнул в сторону по гладкому древку… И тут древко не выдержало, обломалось. Дмитрий, выпустив обломок стрелы, еле успел спрыгнуть с балки, пропуская Куна. Повис на руках, несколько раз перехватил балку, стремясь отодвинуться от противника подальше, потом закинул на балку ноги и через мгновение уже был сверху. Кун тоже только что поднялся.

— Что, — спокойно спросил он, — ты, я вижу, успел хлебнуть из поливалки. Давно ли?

— Сегодня утром, — ответил Дмитий, напустив на лицо гордую гримасу.

Кун ухмыльнулся: А ты в курсе, что от этого не только реакция возрастает?

Кун, хоть он и быдло, вполне может знать про Ма-Мин… Но Кун имел в виду совсем другое: Сейчас у тебя днище пробьет — будь здоров! А я подожду.

Дмитрий с озабоченным видом запустил руку себе в штаны и нащупал заначку — тяжелый чугунный шарик, который раньше был вшит в его комзол. Кун, разумеется, понял этот жест по-своему:

— Думаешь закидать меня дерьмом? Я на хуторе у отца столько дерьма перевидел — тебе за всю жизнь не навалить…

— Такого ты еще не видел, — Дмитрий вытащил из штанов руку с зажатым в кулаке шариком.

Для публики и судей — пустых зеленых фигурок на желтом ватмане мира — все это происходило настолько быстро, что едва ли кто-нибудь смог хоть что-то разглядеть. Но Кун тоже пока ни о чем не догадался. Он спокойно ждал, пока Дмитрий кинет в него свой снаряд. Дмитрий сделал два шага вперед — Кун не двинулся с места. Дмитрий начал медленно замахиваться, но не доведя замах до конца, резко метнул шарик противнику в голову. Кун слишком поздно понял, что за «дерьмо» в него летит. Он подпрыгнул и спас голову, но шарик все равно достиг цели, влепившись жардинеру в солнечное сплетение. От боли Кун потерял ориентацию и не заметил, как Дмитрий прыгнул вслед за шариком, разворачиваясь на лету.

Кованая подошва сапога ударила жардинера в лоб. Пролетая мимо балки, Кун вытянул руки, пытаясь уцепиться, но удар Дмитрия был слишком силен. Длинное тело, вращаясь, поплыло к разинутым пастям прожорливых цветов. Внезапно жрутеры устремились к своей жертве, все разом… Точнее, устремилась сама арена. Гул перешел в рев — теперь Дмитрий точно знал, что дело не в толпе. Кун еще не закончил полета, но под ним уже не было ни жрутеров, ни самой арены: на месте арены зияла рваная дыра, в котрой клубился серый туман. Конское ржание отчетливо звенело у Дмитрия в ушах. Никаких сомнений: Кун, пивший кровь керба, летел прямиком в объятия чудовищной невесты.

Кругом кувыркались осколки кадок и оранжевые клочья жрутеров, разорванных взрывом. Оранжевые? Да, контуры «чертежа» стали меркнуть, осколки и клочья двигались все быстрее. Дмитий понял, что «завод» кончается. Где же Алмис?..

Алмис стояла у поручней возле того места, где балка крепилась концом к галерее. Девушку больше никто не толкал — зрители, отпрянув от поручней, давили друг друга возле немногочисленных выходов. Некоторые пытались лезть по головам, но срывались, падали вниз. На других галереях творилось то же самое. Судейская ложа опустела. Перескочив через поручни, Дмитрий оказался возле девушки, выхватил у нее из рук свою одежду и мечи. Когда он защелкнул последнюю пряжку портупеи, время уже текло с обычной скоростью. Алмис вздрогнула:

— Ты?

— Я, я, — успокоил ее Дмитрий.

— Ты мне чуть руки не оторвал! — Прокричала Алмис Дмитрию в ухо.

Кругом стоял дикий ор, вопли людей мешались с писком киморов и истошным блеяньем козлоногов, атсаны на нижних галереях одновременно пытались давать друг другу отрывистые команды. Может, из-за всего этого гвалта Дмитрий не слышал больше конского ржания… Нет, это ржание невозможно заглушить. Глянув вниз, Дмитрий не увидел никакого серого тумана — Ма-Мин, получив жертву, исчезла. Зато вместо мамаши появились детки: из дыры на оставшуюся часть арены, усыпанную выпавшими с галерей зрителями, карабкались два самца. Толпа у выхода, казалось, не становится меньше. Новые и новые неудачники срывались вниз. Кто-то из них уже попал кербам на зубок — а может, не кербам, а уцелевшим жрутерам. Вопли становились все громче и все отчаяннее. Дмитрий еще раз выглянул за поручни…

И понял, что этот мир без его стараний, сам собой, катится черт знает, куда: на кербах сидели всадники. Серебристые камзолы, высокие ботфорты и отсутствие на приплюснутых макушках вечных фетровых кепок не сбило Дмитрия с толку. Он узнал этих всадников — хоть и не желал верить собственным глазам: верхом на кербах сидели Капитан и Боцман!

На секунду Дмитрий подумиал, что все еще находится в виртуалке, катапультируется и видит глюки… Нет. Все слишком реально, хоть и невероятно.

Всадники сердито погоняли кербов пятками, но кербы, обнаружив море свежего корма, не желали думать ни о чем, кроме трапезы. Зрители все сыпались и сыпались — корма было много. Дыра в центре арены, как теперь видел Дмитрий, была не слишком глубокой. На ее дне виднелись чуть колышащиеся оранжевые бока полудохлых провалившихся жрутеров… А собственно, откуда взялась эта дыра?

— Тоннели!

Алмис сразу все поняла: — Да, священные тоннели.

— Ты помнишь схему? Постарайся!

— Зачем…

— Быстрее, дура!

Алмис не обиделась — не тот случай. Она чуть нахмурилась, прочертила в воздухе пальцем непонятную фигуру…

— Все не помню. Но если идти отсюда туда, — она махнула в сторону судейской ложи, — то попадем прямо в шахты.

«Ага, — улыбнулся про себя Дмитрий, — дверь номер четыре. Мы с думцами ее тоже на всякий пожарный обслужили.»

— Пошли, — он перелез через поручни на балку и протянул руку Алмис. Девушка отпрянула, но тут же снова была прижата к поручням взбесившейся толпой. Дмитрий, выхватив меч, рубанул им пару раз. Толпа чуть отступила. Алмис кивнула и перелезла к Дмитрию. Дмитрий сунул меч обратно в ножны и, осторожно переступая по узкой балке, повел Алмис к самой середине.

Никому не было до них дела: толпа спасалась, кербы самозабвенно работали челюстями. Только Капитан поднял голову:

— Вон он! Вон! — Заорал Капитан и выхватил из-за пазухи какой-то блестящий предмет. Керб не обращал внимания на крики своего всадника, но так не могло продолжаться до бесконечности.

Внизу, на дне ямы, громоздились дохлые жрутеры… Не совсем дохлые: по некоторым оранжевым тушам пробегала дрожь последней агонии. Все равно:

— Прыгаем!

Алмис кивнула.

И они прыгнули. Жрутер мягко спружинил под ногами. Следующий жрутер вяло чмокнул жирными лепестками. А вот и твердая земля. Сверху, из дыры, перекрывая вопли, явственно слыщался хруст костей, перемалываемых мощными челюстями. Кербы продолжали трапезу.

— Туда! — Алмис потянула Дмитрия за собой.

Когда они отбежали в темноту шагов на двадцать, позади раздался мощный взрыв. Наверное, Капитан пальнул из своей штуки. Тоннель начал осыпаться. Беглецы неслись во весь дух, а за их спинами обрушивались земляные своды. Через некоторое время своды перестали рушиться, кругом была полная темнота. Тоннель полого уходил вниз. Дмитрий надеялся, что Алмис ничего не перепутала. Земля под ногами становилась все более сухой и твердой, в воздухе чувствовался запах каменной крошки. Так пахнет в шахтах. Впереди возникла тусклая световая точка. Дмитрий резко остановился, прислушался… Нет, ржания не слышно. Вперед!..

Свет проникал сквозь завесу мертвых корней. Дверь номер четыре. Раздвинув корни, беглецы оказались в широком коридоре, вдоль потолка которого тянулась цепочка осветительных капель. Алмис облегченно вздохнула:- Шахты.

Слева коридор кончался тупиком, в котором были кучей свалены кирки, а справа изгибался пологим поворотом. Дмитрий двигался медленно, держа мечи наготове. Алмис бесшумно ступала следом. За поворотом открывалась широкая низкая зала. По низкому потолку, поддержанному деревянными «быками», беспорядочно наляпаны капли. Вдоль дальней стены тянется узкоколейка, на рельсах сгрудились неподвижные вагонетки. Возле вагонеток сидят какие-то люди, скорее всего — шахтеры. Охраны нигде не было.

Дмитрий пихнул мечи в ножны. Некоторые шахтеры лениво обернулись на тихий лязг, но никто не вскочил. Тем более, никто не собирался угрожать. Среди людей Дмитрий разглядел гигантскую фигуру алмаста… Впрочем, наплевать: алмасты не злопамятны.

Дмитрий и Алмис подошли к шахтерам поближе. Шахтеры внимательно слушали старичка — того самого!

— Ланс! — Обрадовался Дмитрий. Шахтеры зашикали:- Не мешай, мужик. Тут такая телега!..

Старый Ланс сидел, поджав ноги, на краю вагонетки, словно петух на насесте. Сходство с петухом усиливали длинный крючковатый нос Ланса и руки, которыми он нелепо размахивал.

Шахтеры вновь обернулись к Лансу, но тот замолчал. Алмаст, недовольно урча, начал чесать себе спину всеми четырьмя руками.

— Забыл? — Участливо спросил молодой парень. Парень развалился в пыли, прислонясь к колесу вагонетки. — Ничего, давай сначала.

Дмитрий понял, что пока Ланс не доскажет свою байку, его не отпустят. Драться с шахтерами он не хотел — и незачем, вроде, да и усталость давала себя знать: ноги казались слепленными из ломкой тяжелой глины, по всему телу бегали жгучие мурашки. Примостившись возле паренька, Дмитрий закрыл глаза.

— Ах, почтеннейшие, — завел свою шарманку старый Ланс, — любой задрипанный менестрель, любой пономарь отставной споет об этом лучше меня в сотни раз…

— Давай, давай, не тяни, — загалдели шахтеры.

Ланс тоненько кашлянул, почмокал губами: — Извольте. — Сказал он тихо и вдруг взвизгнул: — Сорок нас было! Сорок!

Шахтеры затаили дыхание, только алмаст, было слышно, сопит с тяжелым бульканьем, да капает где-то вдалеке вода.

— Сорок, без меня… — Продолжил старик. — Я собрал под своим стягом лучших из лучших! Вот их имена: Сэр Громыжек Будейовицкий, его меч по прозвищу Душегуб и его шваб по имени Тигр. Сэр Пистадон, его меч Неистовый Рубака и его самоходная колесница Летучий Титан. Сэр Тевтон Ахеронский с мечом Баламут…

Пока старик перечислял имена всей своей армии, Дмитрий приоткрыл глаза и украдкой взглянул на Алмис. Девушка улыбалась. Наверное, она слушала эту историю в тысячный раз.

— …Сэр Брандус Подколодный с мечом Парабел и я… — Ланс закончил перечисление и перевел дух.

Кто-то передал старику бутыль со строфарией. Приложившись к горлышку, старик сделал затяжной глоток. Пустую бутыль он швырнул за спину. Шахтеры, понял Дмитрий, готовы простить старому маразматику что угодно. — Мы выступили на рассвете. Солнце переливалось в каплях росы на зарослях лапотника и второцвета. Петухи встречали нашу армию задорным: «Ко-ко-ко!». Буренки салютовали нам своими хвостами и пускали в нашу честь длинные струи мочи. И вся эта пастораль не допускала и мысли о грядущем поражении.

— И вот, — в голосе Ланса исчезла старческая дрожь, сменившись торжественной бархатной глубиной, — перед нами стала расти громада Черного Замка. Чем ближе мы приближались, тем больший трепет внушало это богомерзкое строение. Оно заставляло сжиматься сердца храбрейших. Оно заставляло опорожняться их кишечники. Оно заставляло смеживать веки, дабы не мог коснуться глаз его омерзительных линий. Пусть этот замок вечно снится стражникам тюремного форта в их гнусных подземельях! Ненавижу их! Ненавижу! — Ланс плаксиво закашлялся.

Парнишка, сидевший рядом с Дмитрием, проворно вскочил и звонко хлопнул старика по сутулой спине. Тот продолжил: — Но мы бестрепетно продвигались вперед! Под копытами наших коней хрустели черепа полегших армий. Доспехи величайших богатырей прошлого рассыпались в пыль при одном нашем приближении. Бесчисленные кости белели на шипах бесокрутки. И вот, Черный Замок своей громадой скрыл солнце! Мы оказались в промозглой тени вражеской твердыни. Еще не поздно было отступить. Но ни один из храбрейших не сделал этого! — Когда мы приблизились на расстояние, равное полету стрелы, то увидели, что ворота Замка распахнуты настежь. Мы пришпорили наших скакунов и ринулись штурмовать обитель ужаса. Наши мечи неистово сверкали в лучах солнца, разгоняя пронизывающий мрак!

Дмитрий сразу заметил несоответствие. Как мечи могли сверкать, если рыцари въехали в тень? Но эта неувязка не смущала ни рассказчика, ни слушателей.

— На полном скаку моя армия влетела во двор Черного Замка. О, как наивны мы были тогда! Никто не мог и предположить, что отверстые ворота являются ловушкой для достойнейших рыцарей! В тот же миг мы увидели множество окруживших нас всадников в рыцарских доспехах. Но армия моя остановилась, ибо гнусный морок представил врагов в образах моих же рыцарей! «Вперед!» — Крикнул тогда я. — «Не посрамим чести нашей! Руби супостата! Кроши его в тушеную капусту!»

Старик опять раскашлялся и, справившись с приступом, промочил горло глотком строфарии — у шахтеров, видимо, было ее вдоволь. А Дмитрий представил себе любимое блюдо сэра Ланселота: «Супостат рубленый в тушеной капусте». Выглядело аппетитно, но надо было постоянно следить, чтобы не сломать зубы о твердые кусочки лат.

— И вся моя рать кинулась на врага! Но в момент истаяло вражье войско, рассыпавшись стеклянными осколками. Тогда ринулись мои рыцари вперед, по лестнице в сам гнусный замок. Но как только первые и отважнейшие из рыцарей вступили в соседнюю залу, упала кованая решетка, и пол вместе с дюжиной воинов опустился во мрак преисподней. Долго слышали мы их прощальные крики. Но никто не просил пощады у Черного Замка! На миг склонили мы головы, почтя память павших секундой молчания. Но подвиг ждал нас! Великий подвиг! -

Голос старика опять сорвался на визгливый фальцет.

— И увидели оставшиеся в живых, что по стенам залы змеятся толстые жилы. Прислушались мы и поняли, что по жилам сиим струится сама нечистая кровь Черного Замка. В тот же миг все мы стали рубить эти отвратительные сосуды. В несколько взмахов мы отворили их. И тут началось самое страшное…

Ланс трагически затих, выжидая весьма театральную паузу. В наступившей тишине было слышно, как тяжело задышали слушатели в предвкушении развязки.

— Враг понял наш замысел и совершил подлую подмену! Как только лопнули жилы замка, из них на моих доблестных рыцарей хлынули потоки жидкого дерьма! Да-да, дерьма! И пусть я буду гадом из Запольских болот, пусть я буду беременной бродячей сукой, если вру! Старик опять замолчал и тихо, как бы вскользь, добавил: — Никто не выжил после такого позора… Никто…

— Да… — Проговорил парнишка, вернувшийся на свое место. — Жуткая история…

Дмитрий поднялся на ноги, потянулся с хрустом:

— Теперь я заберу его, мужики. Дела у нас.

— Погоди, — седой кривоногий детина тоже поднялся, сжимая в руках увесистую кирку, — ты кто такой, вообще?

Ланс оглядел шахтеров подслеповатыми глазками, потом соскочил с вагонетки и резво засеменил к Дмитрию. Встал рядом:

— Это рыцарь Фленджер. Он поклялся сокрушить Черный Замок. Пошли, рыцарь, армия ждет тебя.

Шахтеры посторонились, пропуская великих воинов. «Отдых закончен,» — с грустью подумал Дмитрий. Впереди ждали дела. Не Черный Замок, разумеется. Оружейная, Силен, раскольник и свобода… Если все срастется.

 

ГЛАВА 6

Алмис была права: боевые начинания кочерыжек мало чего стоили. Нет, арсенал у нах оказался великолепный — только его никто не охранял. «Все мозги ушли в пыльцу,» — про себя усмехнулся Дмитрий. Дверь в оружейную висела так же безвольно, как и остальные двери, отключенные думскими отрядами. А за дверью тянулись вдаль бесконечные стеллажи.

Илион, крякая от удовольствия, разглядывал стручки. Наконец, он выбрал себе самый тяжелый, с двумя магазинами (в одном простые семена, в другом — разрывные) и навинченным до кучи самострелом. Отыскав промежуток между стеллажами, Илион поставил стручок на разрывные и дал с бедра короткую очередь в стену. Красивая черно-розовая фреска, изображавшая Тромпа перед каким-то ажурным строением, исчезла в туче пыли и каменных осколков. Старый Ланс тут же шмыгнул в пролом, и через секунду из темноты раздался его радостный визг:

— Мэлорина! Мэлориночка! Ох… — старик вернулся, волоча за собой свой эспадон.

— Незачем было дырку делать. Проход рядом, — Добужин вооружился двумя мечами, как Дмитрий, но добавил еще легкий стручок и пару засапожных метательных ножей. Бармен ограничился одними ножами, зато не двумя, а, наверное, целой сотней — рассовал их, куда только мог. Теофил выбрал самострел, кривую саблю и нахлобучил на голову шлем-шишак. Красная шелковая рубаха, изрядно потрепанная и перепачканная, все еще была на арконском рыцаре. Зато остальные переоделись. Дмитрий велел всем взять длинные бурые плащи — плащами был завален целый шкаф. Илион раздобыл панцирь из шкуры керба Такой панцирь нашелся один на весь арсенал и подходил Илиону в самый раз.

— «Брюхо Тромпа», я точно знаю, это оно. Только Тромп мог победить керба… — Илион удивленно осекся, — и еще — рыцарь Фленджер. Слава Фленджеру, рыцарю Предместий! — Ура! Фленджер, рыцарь Предместий! — Подхватили остальные и чуть не начали качать Дмитрия, но он отбился, сердито подумав, что «рыцарь короны» звучит куда красивее. Ланс вскарабкался на шкаф с плащами, скинув сверху ногами несколько самострелов, и, поднатужившись, взмахнул над головой своим тяжеленным мечом:- Теперь вперед, благородные рыцари! Черный замок будет наш, братва! Я долго ждал этой мазы… Этого волнующего момента! Я…

Илион аккуратно снял старика со шкафа:

— Заткнись, падла, — он повернулся к Дмитрию, — куда теперь, рыцарь?

Дмитрий помолчал, ожидая, пока все успокоятся. Одна лишь Алмис не проявляла бурной радости. И ничем не вооружилась. — Наверх, — сказала она твердо.

Дмитрий покачал головой:

— Нет, девочка. Сперва в город. У нас там одно дельце…

— Верно, сделаем кочерыжек, — подхватил Добужин, но Дмитрий опять покачал головой:

— Не кочерыжек. Силена. Знаете такого?

— Силен в городе! — Оживился бармен, — у Силена много чего можно взять, мужики. Только… А у нас получится?

— Должно, — ответил Дмитрий. — Главное, при нем не называйте меня по имени. Точнее, называйте Куном, ясно?

— Не ясно, — начал Теофил, но Илион перебил его:

— Делай, что говорят, разбогатеешь.

Теофил кивнул. Губы Алмис чуть дрогнули:

— Рыцарь… Зачем…

— Молчи, дочка, — оборвал ее бармен.

Дмитрий ничего не стал к этому добавлять. Он молча пошел вдоль стеллажей ко второму выходу из оружейной. Дальше, если верить плану, начиналась лестница, которая выводила к кварталу техников. Дверь не подкачала, как и все прочие двери. План тоже не подкачал — широкая лестница, мощеная синим гранитом, действительно поднималась к городу. Наверху, в светлом проеме арки, маячили какие-то фигуры. Дмитрий поднял руку. Все замерли, потом начали подниматься вслед за Дмитрием — тихо, на цыпочках.

Лестницу охраняли люди. Дмитрий понял: пока атсаны невменяемы, техники сами стерегут вход в оружейную. Правда, они не ожидают нападения сзади…

Тут Илион не выдержал, вскинул свой стручок-переросток и дал из него по спинам техников очередь. Хорошо хоть, обычными семенами, не разрывными. Трупы покатились вниз, техники так и не успели понять, что произошло. Дмитрий понесся навстречу катящимся трупам, перепрыгивая через ступеньки. Остальные не отставали. Так и есть. Техники — люди серьезные, на праздник не пошли, остались дома. У верхней ступеньки Дмитрий столкнулся нос к носу со здоровенным детиной. Детина был вооружен коротким тесаком. Дмитрий взмахнул своими мечами — рука и голова техника, срезанные одновременно, упали на гранитную мостовую. Сверху на них тяжело плюхнулось тело. Но на помощь охране бежали другие техники. Они прятались за углами аккуратных одинаковых коттеджей и пускали стрелы. Одна стрела просвистела возле плеча Дмитрия и звонко стукнулась о шишак Теофила. Илион зарычал и дал пару очередей разрывными семенами по ближайшим коттеджам. Стены коттеджей обрушились, обнажив чистые комнатки с лиловыми диванчиками и журнальными столиками на витых ножках. Дмитрий побежал вперед. Рядом, нога в ногу, несся Теофил, метко стреляя одиночными по всему, что двигалось справа и слева. С крыши разрушенного коттеджа кто-то прыгнул с яростным криком, но бармен взмахнул рукой — на мостовую приземлился труп, из горла которого торчала рукоятка метательного ножа. Мелькнуло еще несколько фасадов, квартал техников закончился. Двое попытались скрыться среди хозяйственных построек без окон, но Теофил, неторопливо прицелившись, уложил беглецов.

Дмитрий остановился:

— Остальные сидят по домам. Но могут поднять шухер. Пока мы будем возиться с Силеном…

— Может, сразу наверх? — Предложила Алмис.

— Нет.

Бармен мрачно кивнул.

— Без проблем, — Илион снова вскинул свой страшный стручок.

— За что? — В глазах Алмис блеснули слезинки.

— Эти суки пашут на кочерыжек. Живут на теплых хазах, пока мы в шахтах паримся, — процедил Илион и нажал на спусковой лист стручка.

Стручок с легкими хлопками выплевывал порции смерти. Один магазин с разрывными семенами опустел, но Илион быстро прикрепил следующий — у него за широким поясом было заткнуто не меньше десятка таких же магазинов. Домики рушились один за другим. Всех, кто оставался жив, добивали Теофил и Добужин. Оскаленные рожи головорезов светились радостью мести. Вскоре от квартала техников остались руины. Над каменными грудами там и тут торчали изящные торшеры, по мостовой были разбросаны обгорелые книги.

Бармен, Теофил и Добужин вприпрыжку пробежались вдоль разрушенного квартала. Пару раз хлопнул стручок Теофила, кто-то застонал — но стон сразу оборвался. Алмис плакала, что-то повторяя шепотом. Дмитрий прислушался:

— Высшая Злоба…

— Какая злоба, ты что? — Удивился он, — я просто делаю дело.

Дмитрий попытался погладить девушку по голове, но Алмис отскочила в сторону:

— Не прикасайся! Ты не рыцарь! Ты просто… Волчок из Предместий!

Дмитрий серьезно кивнул:- Так и есть.

Илион, кряхтя, прищелкивал к своему стручку новый магазин. Два воина и бармен вернулись, слегка запыхавшись. Руки бармена были в крови:

— Едрена Хора, — ухмыльнулся он, — вытаскиваю нож из одного хмыря, а мне прямо в рожу — струя! Вот ведь, сволочи…

— Все нормально? — Спросил Дмитрий.

— Все, — хором ответили Теофил и Добужин. — Тогда пошли… И оружие спрячьте под плащами, незачем зря светить.

Узкая улица петляла среди высоких глухих стен. Дмитрий вспомнил план: склады. Сейчас еще один поворот налево, потом арка…

За аркой бушевал праздник. Маленький отряд чуть не сбила толпа веселых атсанов, измазанных с ног до головы собственной пыльцой. В обнимку с атсанами выплясывали такие же чумазые козлоноги. Илион сразу дал кому-то в морду тяжелым кулаком, но эта выходка осталась без последствий — даже серьезные эквапыри не замечали ничего вокруг. После инцидента с Лакатошом Дмитрий стал иначе относиться к этим безобидным с виду крысятам-бюрократам, поэтому стукнул Илиона ладонью по плечу:- Не бесись. — Ага, — согласился Илион, но в следующий момент не утерпел и снова выписал кому-то в глаз.

На площади перед ареной Тромпа настроение праздника было несколько иным:

— Победа! — Орали одни.

— Кербы! — Орали другие. Кербы, судя по всему, продолжали трапезу. Сквозь толпу, объятую одновременно весельем и паникой, к главному входу продирались стражницы-атсанки, вооруженные такими же стручками, как у Илиона. Несмотря на опасность, стражницы не могли удержаться и приплясывали на ходу.

Внезапно крики стихли, по толпе пробежала волна радостного гомона, все головы — человеческие, козлиные, крысиные, атсанские — обернулись в одну сторону.

— Победитель! — Взвизгнул кто-то.

Дмитрий рванул в узкий переулок, свалил ударом кулака какого-то эквапыря, снова свернул, пробежался по темному тоннелю, остановился. Из отряда никто не пропал. Над головами, перекрещиваясь, тянулись от одного здания к другому длинные веревки с мокрым бельем. Стены зданий, смотревшие во двор, были увешаны красивыми деревянными балкончиками… Все, кроме одной. Эта стена была почти целиком глухая, только под самой крышей блестело широкое круглое окно, похожее на иллюминатор. А под окном на серой штукатурке было намалевано тоже что-то круглое…Череп с восемью глазницами, голова эрлика! Бурт много чего рассказал об этой голове: герб Силена! Неужели…

Зажмурившись, Дмитрий представил себе все повороты своего пути. Вспомнил план. Так и есть: совершенно случайно он оказался у самой цели. Догадку подтвердил бармен:- Мертвоход нарисован, глянь, рыцарь. Кажись, пришли. Дмитрий молча подошел к ближайшей стене с балконами и, цепляясь за многочисленные карнизы, добрался до самого нижнего балкона. Махнул рукой. Остальные полезли следом. Второй балкон, третий… Теперь самое сложное. Узкий карниз тянулся мимо стрельчатых окошек, загибался под прямым углом, переходя на глухую стену, и вел дальше, к иллюминатору. Дмитрий, осторожно переступая, двинулся по карнизу. Илион, не долго думая, тоже встал на карниз, прижавшись брюхом к стене. Все молчали, понимая, что им необходимо проделать то же самое. За стрельчатыми окнами открывался шикарный вид: дорогая громоздкая мебель, кровати под балдахинами. В одной комнате стоял, хищно скалясь, персональный жрутер. Наверное, здесь живет богатый атсан. Хозяева празднуют, никого нет дома.

Но тут круглое окно распахнулось. Дмитрий, обернувшись на звук, увидел пегого козлонога, который целился в него из длинного стручка. Илион, Добужин и Теофил стояли на карнизе, распластанные вдоль стены. Только бармен и Алмис оставались на балконе…

Бармен успел. Нож вонзился козлоногу в глаз. Выронив стручок, мертвый козлоног свесился из открытого окна. В помещении за окном было пусто: только кресло, полка с бутылками, круглый столик с коробкой арконских сигар. И в углу штабелями сложены стручки. Козлоног, наверное, стерег очередную партию товара. Илион ввалился в комнату сразу за Дмитрием, тут же подхватил труп охранника и выбросил во двор — чтобы не мешал. Бармен чуть не сорвался, но вовремя вонзил нож в круглую деревянную раму окна. Последней впорхнула Алмис. Из комнаты вниз вела деревянная лестница, по которой навстречу отряду спешили три огромных козлонога, таких же пегих, как и первый. Наверное, услыхали шум. Дмитрий, не останавливаясь, подпрыгнул и полетел на козлоногов, выставив каблук сапога. От удара сапогом козлоног повалился, увлекая товарищей. Дмитрий перескочил через них и услыхал за спиной три выстрела. Теофил догнал Дмитрия:

— Все в порядке. Лестница окончилась резными двустворчатыми дверьми.

Дмитрий распахнул их пинком и оказался в овальной гостинной, заваленной коврами и подушками. Утонув в самой пузатой подушке, посреди гостиной сидел сам хозяин. Силен спокойно курил длинную сигару, стряхивая пепел прямо на ковер. Тяжелый дым медленно вился вокруг люстры, сделанной из высушенного птицемора, и впитывался в бардовые гардины.

— А Кун… — Силен нагнулся и запустил длинную руку под соседнюю подушку. Илион и Теофил предупреждающе подняли стручки.

— Отставить, — скомандовал Дмитрий. Он правильно угадал — Силен тянулся вовсе не за оружием. Из-под подушки показался край кожаного кошеля. Силен взгромоздил кошель на острые колени, развязал тесемки. Кошель был полон платиновых квадратиков. — Как и договаривались, тысяча княжеских лепров… Но не полная, если ты не возражаешь, — козлоног вытащил из кошеля два квадратика и отложил в сторону. — Это за Аргона. Еще три квадратика отправились к первым двум. Это за Швана, Вана и Хвариона.

Силен затянул тесемки и кинул кошель Дмитрию. Поймав кошель, Дмитрий передал его бармену. — Пересчитать бы, ры… э… Кун, — шепнул бармен.

— Ни за что! — Дмитрий улыбнулся, — Силен выиграл раз в двести больше, чем потратил. Верно, бон Силен?

— Истинно так, — Силен почесал длинную бороду, — но какого Ру-Бьека, скажи, ты полез через окно?

— Глупая история, — пожал плечами Дмитрий, — лучше ты покажи мне свой выигрыш.

— Зачем это? — Нахмурился Силен, — я все взял, спасибо тебе. И проваливай со своей шпаной…

— Это не шпана, — голос Дмитрия перешел в зловещий свист, — это рыцари Предместий. Они хотят удостовериться, что Жидкая Судьба больше не принадлежит кочерыжкам.

При словах «Жидкая Судьба» Илион испуганно охнул, но Дмитрий наступил ему на ногу. Остальные члены отряда умело сдержали изумление. Силен не двигался с места:

— Бон Кун, с чего ты решил, что я не продам раскольник кочерыжкам?

— Договор прошлого года, меяц Второго Урожая. Подписан тобой по настоянию некоего Клая Бонифация. Припоминаешь?

Козлоног резко выпрямился. — Но откуда…

— Цветы нашептали, — усмехнулся Дмитрий. Силен, конечно же, понял эту фразу по-своему, решив, что «бон Кун» действует по прямому указанию всемогущего жрутера. На самом-то деле Дмитрий просто внимательно покопался в секретных файлах торговца — и обнаружил, что любое оружие мерностью выше пятидесяти тот должен продавать в Аркону и только в Аркону.

— Ладно, пусть полковник не беспокоится. Сейчас покажу. — Силен поднялся, наконец, со своей подушки, подошел к невысокой круглой тумбочке и надавил пальцами на замысловатый узор, покрывавший полированную поверхность. Часть покатого бока сложилась гармошкой. Силен вытащил из тумбочки заваренную реторту с бесцветной жидкостью, показал реторту Дмитрию: — Вот.

Дмитрий, как учил его Бурт, сложил руки в обезьяньем жесте и произнес: — Ну как там бабка?

Жидкость слегка помутнела и вспенилась. — Ты что! — Испугался Силен, — сдетонирует…

— Ставь на пол, — приказал Дмитрий.

— Но…

— Все еще жива? — Осведомился Дмитрий у реторты. Жидкость закипела активнее. Силен поспешно поставил реторту на пол у ног Дмитрия. Выпрямился, поглядел ему в глаза.

— Отойди, — Дмитрий поднял реторту. Жидкость остывала, снова становясь прозрачной. Дмитрий медленно сунул реторту в карман джинсовки, к диску с Буртом. Потом оглянулся на своих бойцов:- Чего вы ждете?

Илион, поняв, что разговор окончен, поднял стручок и причмокнул от удовольствия. Но Силен оказался быстрее: швырнув подушку в Илиона, он быстро передвинул на полу какой-то рычаг. Подушка взорвалась облаком пуха под градом семян, остальные семена прошили гардину. Силен исчез. На полу с лязгом сомкнулись створки люка.

— Ушел, шашлык, — Илион сплюнул на ковер.

— И мы уходим. — Дмитрий сдернул на пол ту самую гардину, по которой Илион выпустил только что бесполезную очередь. Легонько пнул голую стену носком сапога. Часть стены сморщилась, открывая проход. Из гостинной Силена, помнил Дмитрий, существует два выхода. Один, которым воспользовался хозяин, ведет на нижние этажи, в картинную галерею, оттуда в мастерскую, и лишь из мастерской — к лифту. Удачно. Второй выход, открывшийся перед Дмитрием и его отрядом, вел к лифту сразу. Винтовая лестница, коридор, опять лестница, снова коридор — широкий, вымощенный желтоватым камнем. Ага, вот поворот к мастерской. Двери в мастерскую были закрыты, из-за них слышались отрывистые команды — Силен снаряжал погоню.

Отряд пронесся мимо дверей в темноту. Теперь надо преодолеть метров двести… Лишь бы лифт был готов. Дмитрий очень надеялся на своих виртуальных ребят — ментов и секьюрити. До сих пор они не подвели ни разу. Темнота стала менее густой. Впереди, за поворотом, горел ровный свет. Лифт. Дмитрий остановился у самого поворота, поднял руку. Потом указал пальцем на Илиона и махнул рукой вперед. Илион вышел на свет.

Сразу же четыре стрелы ударились о «брюхо Тромпа» и отскочили. Илион хотел открыть пальбу, но Дмитрий крикнул:

— Не смей! Повредишь лифт!

Стрелы больше не летели. Из-за поворота раздался низкий чистый голос:- Ты не Кун.

— Я не Кун, — согласился Илион.

— Пусть выйдет Кун.

Дмитрий встал рядом с Илионом. Лифт охраняло два рыцаря, молодой и постарше. Они были очень похожи: у обоих носы картошкой, мощные челюсти. Наверное, отец и сын. Оба носили белые шелковые рубахи, перетянутые портупеями, и синие рейтузы, заправленные в высокие блестящие сапоги серой кожи. В каждой руке у обоих было по самострелу.

Увидев, что Дмитрий вооружен только мечами, рыцари отшвырнули самострелы и вытянули из заплечных ножен одинаковые мечи с чуть изогнутыми лезвиями. Возле самого лифта возился третий человек, лохматый коротышка в просторном балахоне — техник. Ни на кого не обращая внимания, техник пытался починить механизм, но у него явно не получалось. Дмитрий еще раз похвалил про себя ментов и секьюрити. Жаль, что здесь их нет…

Отстранив Илиона, он пошел к рыцарям, вынимая на ходу мечи. Первый выпад сделал сын. Отбив удар левым мечом, Дмитрий присел, пропуская над головой меч отца, потом перекатился на спину и нанес сыну сапогом удар в пах. Отец ловко ушел от такого же удара, высоко подпрыгнув. Дмитрий снова быстро перекатился, спасаясь от каблуков старого рыцаря и сразу попытался сделать подсечку молодому. Но молодой изогнулся в обратном сальто, так что нога Дмитрия пролетела в пустоте, а сам Дмитрий чуть не потерял равновесия. Отец, между тем, развернулся и рубанул мечом сверху вниз. Дмитрий еле успел подставить свой клинок. Сын все еще стоял на руках. Дмитрий, расставив ноги пошире, потянулся всем телом и вонзил острие второго клинка в загривок молодого рыцаря. Молодой повалился на пол мешком. Старый рыцарь не изменился в лице. Он снова занес свой меч, но вместо того, чтобы опустить его, ушел в сторону, разворачиваясь всем корпусом, поэтому удар Дмитрия не достиг цели. Зато удар старого рыцаря оказался точным: Дмитрий чуть не потерял сознание от боли в животе — блестящий каблук рыцаря был подбит сталью. Хорошо, что рыцарь не попал чуть выше. Реторта с раскольником, вроде, цела. Боль исчезла внезапно, но Дмитрий продолжал сидеть, скорчившись, и сдавленно материться.

Откуда-то из темноты раздался испуганный возглас Алмис. Этот возглас окончательно убедил старого рыцаря в скорой победе. Перехватив меч обеими руками, старик широко размахнулся… И тут Дмитрий свел на его теле свои клинки, словно лезвия огромных ножниц. Старик не успел издать ни звука — две половинки его тела упали рядом, залив кровью весь пол.

Дмитрий встал, подошел к технику. Тот продолжал работать, скручивал какие-то стебельки. Когда стебельки были надежно скручены, Дмитрий заколол техника одним точным ударом. Техник упал на спину. Он был слеп — вместо глаз на его лице торчали какие-то мерзкие прыщики. Может, он был еще и глух? Теперь уже невозможно ответить на этот вопрос.

Раздвинув омертвевшие корни, Дмитрий вошел в кабину лифта. Посреди кабины стояла кадка с мелким жрутером-мутантом. У техника, не исключено, кое-что получилось… Но существует только один способ это проверить. Дмитрий запустил руку в пасть цветка. Рука осталась цела. Мягкие лепестки обхватили кисть, жрутер довольно заурчал. Лифт все еще был настроен на Дмитрия. Можно ехать.

Платформа стремительно уносила маленький отряд все выше и выше. Мимо мелькали этажи царства атсанов. Большинство обитателей этого мира так ни о чем и не узнали, занятые идиотским праздником. Что там Брюква говорил о способах размножения?..

Дмитрий весело расхохотался. Алмис и бармен удивленно посмотрели на него. Илион спросил:

— Вспомнил чего?

— Анекдот, — ответил Дмитрий.

— Так расскажи…

— Нет, при Алмис не могу. Он неприличный.

Этажи кончились. Со всех сторон вниз убегала плотная земля. Вот мелькнули корешки — самые обычные. Платформа замедлила ход и остановилась. С четырех сторон были досчатые стены, сквозь щели которых…

Дмитрий вздохнул. Сквозь щели пробивался яркий солнечный свет. Два месяца без солнца… И как этот кретин Брюква мог подумать, что Дмитрий согласится променять солнце на победу в бессмысленной мужской революции кочерыжек? Скрипучая дверь распахнулась, выпуская людей на свежий воздух. Досчатое строение, из которого они вышли, больше всего напоминало деревенский сортир. Кругом тянулись заброшенные огороды, упираясь в розовую ленту шоссе. А на шоссе, прямо напротив сортира, неподвижно замерла потрепанная фура. Та самая «Колхида»! Из окошка показалась довольная рожа водителя. Солнце сверкало в рыжей шевелюре и такой же рыжей бороде, покрывавших лишь одну половину головы. Вторая половина отливала зеленым.

Последние сомнения пропали, когда к запаху сырой земли примешалась отвратительная мускусная вонь. Вонь дракона. Не стесняясь Алмис, Дмитрий длинно и грубо выругался — так он не ругался, наверное, еще со времен учебы в МИРЭА.