Начальник сказал, что дело будет простое, но Слава не поверил. Брать поехали вдесятером, на двух машинах. Громить вдесятером обычный притон, где всякие бритые или, наоборот, волосатые юнцы колются самодельной дрянью…
На такое только милиция горазда, но никак не спецотряд. Да и вообще — спецотряд не занимается обычными притонами. Но начальник сказал, что предстоит совершить облаву именно на притон, и несколько раз повторил, что дело — простое. Слишком настойчиво он это повторял.
К дому, обычной «хрущевке» где-то в Кунцево, подъехали с двух сторон. Первая пятерка осталась стеречь под окнами, а та, в которой был Слава, должна была ворваться в квартиру. Начальник тоже был во второй пятерке, бежал по лестнице впереди всех, сам вышиб сапогом хлипкую дверь.
Слава ворвался в квартиру следом за начальником. Тусклый свет, сигаретный дым… Мечутся чьи-то безликие тела. Слава так и не разглядел, волосатые это юнцы или бритые. Единственное, что он успел заметить, это отблеск света на клинке.
Но было поздно. Здоровенный парень с ножом выскочил из темной ванной. Кто-то закричал, потом еще раз. Рухнуло тело — Слава понял, что ранило кого-то из его товарищей. Даже двоих. Парень рванулся в прихожую. Начальник разбирался в соседней комнате, еще один боец был с ним. А Слава бросился на парня. Черная кожаная куртка, волосы стоят жестким гребнем… Знакомо, очень знакомо.
Оттолкнувшись от пола, Слава с прыжка ударил парня в спину обеими ногами — и упал. Но парень тоже упал. Его глаза встретились с глазами Славы.
— А, студент из Крыма! — парень хрипло хохотнул, — выучился, значит. Привет передай брату.
И парень, не вставая, метнул нож. Славе вдруг показалось, что время стало медленным и вязким. Вот пальцы парня разжались, вот нож, изящная финка с рукояткой в виде орлиной головы, поплыл по воздуху, медленно разворачиваясь лезвием в сторону Славы…
Было очень тяжело двигать отяжелевшей и такой неповоротливой рукой — но Слава напрягся, как мог. Его рука, неловко покачиваясь, поднялась, успела — к той самой единственно правильной точке, сбоку от траектории ножа. Теперь надо сомкнуть непослушные пальцы, причем вовремя, не раньше и не позже. Лезвие все ближе к лицу, мимо пальцев уже проплывает рукоятка. Сомкнуть! Сомкнуть!..
Нож был у Славы в руке. Слава смотрел на него, как тогда, в Крыму, на каменистом склоне, среди руин генуэзской крепости, и опять не знал, что с этим ножом делать.
Парень тоже смотрел на нож — удивленно пялился. Потом перевел свой удивленный взгляд на Славу.
И вдруг, вскочив на четвереньки, быстро пополз к двери. Слава попытался ухватиться за ногу в высоком ботинке, но не успел. Парень поднялся на ноги и скрылся за дверью. По лестнице застучали его кованые подошвы.
— Стой, гнида!!!
— Зарайский! Отставить!
Слава замер на пороге. В комнате стоял начальник, а рядом, с заломленными за спину руками, коренастый гладко выбритый человек средних лет, в белой рубашке и синих блестящих тренировочных штанах.
— Упустил, Зарайский?
Слава кивнул.
— Да. Человек Рыбака. Двоих наших порезал, вот этим.
Слава протянул начальнику нож. Тот нахмурился.
— Человек Рыбака? Ты уверен? На самом деле, этого не может быть. Дай сюда тесак.
Начальник, к удивлению Славы, не стал разглядывать финку — просто сунул ее в набедренный карман. Потом обратился к арестованному человеку.
— Самвел, откуда у тебя здесь рыбачья шпана?
Самвел пожал плечами.
— В самом деле, Сергеич, откуда?
— Все может быть, — пробормотал начальник, — ты-то здесь оказался, среди этих, гниленьких… Но от меня хрен скроешься, Самвел. Ладно, — начальник снова посмотрем на Славу, — кого надо, мы взяли. Остальные… — он оглянулся, — Петров, что с остальными?
Из задней комнаты появился боец, худой скуластый Тимур Петров.
— Отдыхают.
— А что это в углу копошится? Зарайский, свет включи верхний, а то этот торшер только тьмы напускает.
Слава нашарил выключатель. Вспыхнула люстра с кособоким пластмассовым абажурам.
Около стены, в ворохе тряпья, действительно кто-то был. Слава подошел поближе…
Из-под замусоленного ватного одеяла торчали в разные стороны тоненькие ручки-ножки. Слава рывком сдернул одеяло, собираясь спихнуть жалкое существо на пол, но остановился: из-под полуприкрытых век сквозь него смотрели знакомые темно-синие глаза, почти неживые, из под натянутой на каркас ребер коричневой кожи было видно как стучит сердце, при каждом вдохе и выдохе резко и неритмично дергался живот. За спиной Зарайского один из раненых бойцов, придерживая бок, присвистнул:
— Дистрофия! По натуре, ребята, глядите!
В слипшихся волосах Милы копошились насекомые.
— Зарайский, оставь это. Так, — начальник нашел телефон, набрал «03», — сейчас «скорая» будет, Гордеенко и Стеклова отправим… Зарайский, я кому приказал?!
Но Слава поднял невесомое тело и понес к выходу.
Подъехавшая «скорая» брать Милу отказалась, увезли двух раненых и еще троих бойцов, захотевших проводить товарищей. Стараясь держаться подальше, сердитый и усталый фельдшер буркнул Славе, чтоб таких, если приспичило, возили сами. Начальник, Петр Сергеевич, попытался было покачать права, но вызывать другую «скорую» не стал — кинул Славе ключи от служебной машины:
— Только в салоне потом вымой,— брезгливо поморщился.
Слава вяло смотрел, как санитарка, напялив резиновые перчатки, фартук и косынку, ворочает по желтой клеенке безвольное тело, сбривая волосы тупой, скребущей бритвой. Кое-где появлялись царапины, но у крови просто не было сил течь, и она безвольно застывала густыми капельками.
— Ну, чо уставился? — бросила санитарка,— помогай!
Они переложили Милу на каталку, санитарка, стукнув каталкой о дверь, удалилась вместе с ней по коридору в сторону лифта. Слава растерянно посмотрел на врача, заполнявшего карту.
— Имя?
— Людмила.
— Дальше?
Слава пожал плечами:
— Доктор, она жить будет?
— Ее утром осмотрят врачи, сделают заключение… Фамилия, отчество?
— Я не знаю, наверное — Евгеньевна, но я точно не знаю…
— Вы родственник? — поднял от бумаги покрасневшие глаза доктор.
— Нет, — Слава предьявил удостоверение, — просто знакомая.
— А, — доктор озадаченно почесал под шапочкой макушку, — Родные? Адрес?
— Я не знаю.
— Что ж, как бомжа оформлять что-ли? — возмущенно посмотрел в глаза Славе доктор. — Привезли с дистрофией наркоманку, она же сдохнет тут…
— Доктор, можно я побуду с ней?
— Вы же не родственник!
— Я охранять должен, особое задание, — начал врать Слава.
— Как вас зовут? — устало потер заспанные глаза врач.
— Слава.
— Вы понимаете, Слава, наша больница не располагает специальным оборудованием для таких больних, и гарантировать, что она доживет хотя бы до утра, я не могу. — теперь доктор принялся теребить ручку, — Мест в реанимации нет, вам отказали уже в трех местах, короче, вы можете там находиться до утра. Но только пожалуйста, не шумите! Мы сделаем все, что в наших силах. — Он кивнул вернувшейся санитарке, — дайте ему халат и проводите на третий этаж.
Рядом с койкой уже стояла капельница. Слава поглядел на удерживаемую скотчем бутылочку на штативе, прозрачную жидкость, стекаюшую по трубочке к ключице. Осмотрелся кругом — в коридоре было пусто и голо, только еще две незастеленные койки в другом конце. Сесть было больше не на что, и он, подвернув медицинский халат, который ему был безнадежно мал, осторожно присел на краешек милиной кровати.
— Слава? — неожиданно Мила пришла в себя, — Я умираю? — она попыталась облизать запекшиеся губы, — Но я не… хочу, не хочу… — она попыталась схватить его за руку, но не дотянулась, тело выгнулось дугой, она стала метаться, рваться куда-то, глядя бессмысленными глазами в потолок.
Слава попытался ее остановить, прижать к постели, но не смог, игла пропорола тонкую кожу, сначала ушла куда-то вглубь, потом вынырнула и повислла рядом на оторвавшемся кусочке пластыря. Взмахом руки Мила опрокинула штатив, бутылочка соскочила и ударила ее по лицу. Капельница, окончательно освободившись, рухнула на пол. Мила перестала биться, по груди текла слабеющая струйка крови. Слава заметил пену, стекающую с угла губ на подушку и побежал на пост. Там никого не оказалось, он кинулся к лифту, спустился на первый этаж и стал искать премное отделение, но заблудился, заметался и каким-то образом оказался в подвале, снова нашел лифт, решил вернуться.
Лифт почему-то ехал долго. Слава, пока ждал, успел обкусать ногти на правой руке — дурацкая привычка осталась с детства…
Наконец дверь открылась, лифт оказался грузовым. Молодой санитар прокатил мимо каталку, на ней лежало что-то небольшое, прикрытое небрежно дырявой простыней. От вида пятен крови у Славы тревожно засосало под ложечкой.
— Пассажирские — следующий поворот направо, — бросил санитар.
— Спасибо.
Поднявшись на третий этаж, Слава решил было, что ошибся, кровати в коридоре больше не было, те две стояли, а вот милиной не было. Увидев у столика дежурной сестры санитарку, обрабатывавшую Милу в приемном покое, Слава бросился к ней:
— Где она?!
— Да ты что? — та отстранилась, — не ори, здесь люди спят. Больные. Тихо говори. Чего тебе?
— Девушка, та, что я привез. Где она? — холодок неприятно зашевелился в груди и стал спускаться ниже. — У нее капельница свалилась, я за вами пошел…
— Так это ее, наверное, сейчас вниз спускали: Олежек кого-то повез? — она посмотрела на пожилую сестру, просматривающую записи.
— Да нет, никого не увозили, — она внимательно просмотрела регистрационную книгу, покачала головой.
— Она у вас в коридоре лежала, — почти умоляюще Слава заглядывал в подведенные черным карандашом глаза.
— В коридоре? — удивилась сестра, — так это может на втором или на четвертом. У нас новых вообще не отмечено. Спуститесь к дежурному врачу, пожалуйста.
Она сочувственно улыбнулась.
— Пойдем, пойдем, — потянула санитарка, — у него спросишь…
— Молодой человек, — устало и тускло смотрел доктор, — приходите лучше завтра, узнайте фамилию, и вам все скажут… Идите домой, идите. Вы на машине?
— Да.
— Ну, вот и поезжайте, выспитесь, отдохните. А завтра позвоните и вам все скажут… Идите-идите. До свидания.
— До свидания…
Слава включил мигалку и гнал черный приземистый «сааб» через ухабы узких улиц, проскакивал перекрестки, не обращая внимания на светофоры, обходил всех подряд…
Куда он так спешил? Домой, в пустую квартиру? С тех пор, как брат поселился у жены, Слава жил один — уже почти целый год. Сам поддерживал дома идеальный порядок: драил пол, драил посуду, стирал белье. Никто ему не помогал — Славу просто мутило от мысли, что в этой квартире может жить кто-то чужой, пусть даже — любимая женщина.
Впрочем, у Славы не было никаких любимых женщин и вообще — никаких женщин. Днем он учился, ходил на лекции, шутил с кем-то в курилке, просил списать какие-то конспекты — и старался относиться к этому серьезно. Начальство на работе настаивало, чтобы Слава закончил юрфак, причем не вечерний, для корочки, а дневной. Почему-то из него хотели сделать настоящего юриста.
А пока что он был оперативником, и ему казалось, что это куда лучше, чем ворошить бумажки. Часто ему было абсолютно не интересно, кого и зачем едут брать. Интерес представлял сам процесс задержания. Уже пару раз за этот год Славу ранило, правда — не серьезно.
Однако сегодняшнее дело — совсем не такое, как другие. Мила! Вот, наверное, единственный человек, которого Слава пустил бы к себе жить. Ну, и брата, конечно…
Слава вырвал из гнезда телефонную трубку и стал лихорадочно тыкать пальцем в светящиеся клавиши.
Брат не спал — и это было странно. Хотя, сегодня все было странно.
— Вячеслав? — откликнулся Савватий, — ты уже дома?
— Нет, я из машины… Постой, ты почему решил, что я могу быть не дома? Откуда ты…
— От верблюда. Есть у меня несколько верблюдов, в кожаных куртках ходят. Очень болтливые. Я им за болтовню как раз деньги и плачу. Ты сейчас едешь из больницы, так?
— Так… — промямлил Слава.
— Сбавь скорость, не гони. Домой едешь?
— Да.
— Значит, спешить некуда.
Слава сбавил скорость. Но мигалку не выключил.
— Мигалку не выключай, — посоветовал Савватий.
— Я и…
— Вот и умница. Твою любовь черножопую у Скамвела нашли, при смерти.
— Она пропала!
— Ни хрена она не пропала. Все нормально. Она для дела нужна, живая и здоровая. Откормят ее, в порядок приведут…
Слава от злости снова дал по газам.
— Для какого еще дела?! Зачем она вам всем? Отец ее погиб, оба отца погибли! Кому она…
— Я знаю, кому. А ты обойдешься. Успокойся. Самвела этого, ублюдка, за все хорошее опустят, глубже не бывает. Считай, что и за девку твою тоже ему достанется… Сбавь скорость, я сказал. И не переживай. Езжай домой, выспись. Утром тебе учиться, вечером — работать. Мне тоже работать завтра. Я твоего звонка ждал, не спал, а мне вставать рано. Тебе — тоже. Пока.
— Пока. Пока…
Слава ехал домой. Он представил, что дома его ждет Мила с горячим ужином. На ней — чистый голубой халатик. Они вместе поужинают, потом посмотрят видео. Мила постелит постель…
Какая, к черту, постель?! Мила ведь маленькая совсем! Ну, вместе поужинать это не помешает. И видео посмотреть…
Да. Дома, на самом-то деле, пусто, нет никого. Но еще не все потеряно! Милка жива! Жива!
Слава улыбнулся. Желтые уличные фонари бросали сквозь ветровое стекло уютные блики на славино улыбающееся лицо и убегали назад. Вдали отдельные огоньки фонарей сливались воедино и были похожи на праздничную иллюминацию.