Прием по случаю счастливого возвращения проходил в новом здании императорского дворца — гигантской подкове из стеклокаменных блоков, ласково обхватившей с трех сторон храм Святой Софии. На фоне этой громадины храм выглядел изящной старой игрушкой в неловких руках младенца-олигофрена. Комнин, впрочем, во всем теперь был готов усмотреть признаки деградации.

Прием начался с торжественной панихиды в храме. Император стоял, беспокойно стреляя глазами то в любимую дочь, то в министра войны Темуджина Есугея. Плоское лицо министра, всегда непроницаемое, сегодня просто напоминало ровное дно медного тазика. Ольга в глухой малиновой тунике и белом длинном хитоне, с волосами, убранными в аккуратную косу, была само послушание. Иногда она спокойно встречалась глазами с отцом — и тогда угловатое лицо императора начинало подрагивать.

Панихиду проводил митрополит Кирилл. Его жидковатый, вроде бы, голос проникал в самые дальние закуты храма. Изнутри храм все еще был большим. Большим, темным и неуютным. А может быть, это митрополит распространял вокруг себя такое настроение. Тяжелый пронзительный взгляд, тяжелые космы спадают на покатые плечи. Очень влиятельный религиозный фанатик.

Панихида происходила в присутствии всей константинопольской знати. Министры, их жены, любовники жен и любовницы любовников, Префект Центра, заместители Префектов Африки и Гипербореи, их жены и взрослые дети. Первый стратиг Государственной Стражи Димитрий Дук стоял, не стесняясь, в обнимку с Клио, своей новой супругой. Провинциальная гетера Клио была, разумеется, очень горда своим новым положением. Комнин, представлявший Тайную Службу, был без Пенелопы — нечего ей здесь делать, пусть сразу приходит во дворец.

После панихиды высокие гости проследовали во дворец по специальному коридору, соединявшему храм с Розовым Фойе резидентции Императора. Митрополит шел рядом с Императором, что-то говорил ему тихо. Император Константин прятал глаза, но слушал, не перебивая. Зреют государственные решения. Комнин понял, что должен перехватить митрополита сразу после Императора.

В фойе мужчины скинули на руки слуг черные накидки, оставшись в цветных одеждах. Цвета хитонов, правда, были довольно однообразны — либо золотая парча иконопочитателей, либо голубой хлопок иконоборцев. Хитон Императора был белый, хитон Первого стратига Госстражи выделялся ярко-красным цветом. Беспартийность Императора диктовалась его неприязнью не только к политическим партиям, но и к политике как таковой. Зато беспартийность Димитрия Дука возникла в результате ссоры с митрополитом. Митрополит был в черной рясе, но на груди, помимо креста, носил голубой значок иконоборца. Фактически именно он руководил партией, а вовсе не александрийский промышленник Флорес, которого даже не пригласили на прием. Митрополит осудил последний брак Дука, объявив его "узами плоти, но не души", и даже распорядился прогнать из лона Церкви священника, венчавшего Дука с бывшей гетерой. Дук, конечно же, покинул партию, заявив, что еще не известно, кто кого и откуда прогнал. Заявление это не было лишено оснований: министр войны Есугей — иконопочитатель, министр финансов Александр Маймон — тоже иконопочитатель, а обязательная беспартийность Тайной Службы подчеркивалась черным хитоном, в котором был Комнин.

С митрополитом оставалась только Гвардия и банкиры. Это, конечно, тоже немало. Комнин следовал за митрополитом и Императором, выдерживая безопасную дистанцию. Хорошо бы услышать, о чем они говорят, но еще лучше — чтобы никому не пришло в голову, будто Комнина это интересует.

Широкая лестница, выложенная каракским мрамором, вела в Зал Симпосионов. Обнаженные флейтистки уже выдували тихую меллодию, усиленную аккустикой зала — Император, не будучи искушен в политике, был большим знатоком музыки и ненавидел электронное усиление звука. Ложа стояли полукругом, еда уже дымилась на столе. Юные виночерпии — курсанты гвардейского училища — стояли наготове с глиняными кувшинами, чтобы наполнить чаши херсонесской «Тамарой» урожая 1936 года. Византийский Император Константин Двадцать Второй любил северные вина — не только вина Тавриды (это еще куда ни шло), но даже похожие на уксус вина старой Турции, сделанные из винограда, растущего возле Равенны. "Вклад в укрепление дружбы между двумя космическими державами," — отшучивался обычно Император. А гостям приходилось это пить.

Комнин поморщился, пригубив приторную густую «Тамару». Ему, как и многим, был больше по нраву золотистый «Лимассол» или хотя бы простенький, но освежающий палестинский "Крестоносец".

Но если не считать вин, все было превосходно. Кальмар в апельсиновом соусе не заставлял кровь отливать от головы к желудку, тихая музыка не мешала краем уха слушать чужие разговоры, а скупые движения танцовщиц не отвлекали от мыслей. Сейчас, прежде, чем наседать на митрополита, надо прикинуть всю обстановку. Во-первых, о чем это митрополит так напряженно беседует с Императором? Митрополит Кирилл, иконоборец до мозга костей, не склонен к светскому трепу, да и вообще — к светскому времяпрепровождению. Если уж он вообще пришел во дворец сам, а не прислал вместо себя какого-нибудь развратного епископа, значит, у него есть, о чем поговорить всерьез. Едва ли он пытается склонить Императора на сторону иконоборчества — это прямой путь поссориться с монархом.

Комнин положил в рот кусочек кальмара и по привычке потянулся было за чашей, но вовремя отдернул руку. Запил холодной водой из хрустального стаканчика. Две танцовщицы раскачивались в центре круга, возле флейтисток, а третья медленно двигалась вдоль стола. Тело ее мелко дрожало, заставляя свет неярких ламп многократно отражаться от ожерелья из золотых монеток и рубина, укрепленного в пупке. Босые ноги ступали мерными короткими шагами, а руки извивались, как змеи. Когда танцовщица прошла мимо Комнина, он заметил, что глаза ее совершенно пусты.

"Наверное, ее накачали отваром спорыньи," — подумал Комнин с легкой брезгливостью. Танцовщицы его больше не интересовали. Ладно, митрополит пришел сюда не миссионерством заниматься. А чем? Проблем у Церкви — таких, чтобы специально беседовать с Императором — на сегодняшний день нет. Комнин перед визитом во дворец специально проверил все доступные данные. Может быть, митрополит копает под Дука? Скорее всего. Но как подкопаться под главного цента Империи? Император уверен в его полной лояльности, и не зря. Остается обвинение в некомпетентности. Теперь второй вопрос: каким образом поп может обвинить цента в некомпетентности? Последние лет десять Церковь не страдала от преступников. Об этом Третий стратиг Тайной Службы знал достоверно, поскольку лично был знаком с основными преступниками Империи — как одиночками, так и главарями групп. Сергий Коростенский, организатор убийств, как ни странно, очень набожный человек. Сторонник иконоборчества, кстати. Петепра Хаппи? Он поставляет африканских девок в "веселые бани" на Севере Империи и в некоторые сады развлечений Конфедерации. Но Афинский Собор запретил Церкви влиять на нравственность верующих с помощью государственного принуждения, и Кирилл неоднократно доказывал, что искренне согласен с этим запретом. Радзанган-Козел? Контрабанда. Ну, уж если его интересы пересекаются с интересами Церкви… Чушь. А если речь идет о каких-то конфедератских гастролерах? Тогда у митрополита должны были появиться претензии не к Госстраже, а к Тайной Службе. К тому же в Конфедерации практически отсутствует серьезная преступность.

Может, Кирилл сам выдумал какое-то страшное преступление? Ни за что. Если уж митрополит начинает под кого-то копать, то не на пустом месте.

Комнин снова отпил воды, поискал глазами Пенелопу. Ух ты, какая шустрая! Уже вовсю болтает с принцессой, руками размахивает. И та, вроде, не против. Рассказывает что-то Пенелопе — наверное, про свои приключения с ужасными и таинственными «призраками»… Ага! Вот оно!

От радости Комнин даже, зажмурившись, сделал большой глоток вина, о чем тут же пожалел. Положил в рот сразу два кусочка кальмара и апельсиновую дольку. Запил водой. Чуть не шлепнул танцовщицу по крепкой попке. Точно! Где облажался Дук? Там же, где и все: с «призраками»! Разумеется, «призраки» — тема не для Стражи, а для Службы. Службе это ясно, но формально дело еще не дозрело до окончательной передачи Тайной Службе. Пока еще считается, что делом должна заниматься Стража. Лопух-император, конечно, не понимает таких тонкостей. И митрополит решил влезть. А как он может влезть? Только предложив свои услуги. Крестовый поход! Митрополит затеял крестовый поход на «призраков»! «Крестоносцами», конечно, будут офицеры Гвардии и… И вот тут-то надо подловить митрополита и предложить ему услуги Тайной Службы. Но предложить таким образом, чтобы, во-первых, не поссорить Службу со Стражей, а во-вторых — выполнить не волю безумного Феофана, а решение Пяти Философов. Одним из которых является он, Феодосий Комнин.

Бедолаги-виночерпии стояли с полными кувшинами — чаши все не пустели. Зато кальмары исчезли, так же, как и десерт, легчайшие голубые "пальчики сарихада", привезенные с Крезидхи специальным кораблем. Еда и музыка — вот в чем разбирается Император. Раньше он разбирался еще и в женщинах, но после смерти последней любовницы, матери Ольги, Император целиком отдался еде, музыке и отвратительным северным винам. Хотя, возможно, теперь его заинтересуют еще и религиозные войны.

Гости поднялись со своих лож, некоторые удалились для приватных бесед в кабинеты-курильни (еще один "вклад в сотрудничество между двумя космическими державами"), остальные разделились на компании. Ольга продолжала трепаться с Пенелопой, к ним присоединилось несколько дам. В центре зала одиноко стоял Первый стратиг Госстражи Димитрий Дук, в своем хитоне похожий на красный фонарь. Он высматривал супругу — но ее нигде не было.

Митрополит продолжал развивать перед Императором планы Крестового похода. Что ж, решил Комнин, прежде, чем помогать митрополиту, надо бы помешать Феофану. И он направился к компании дам.

Ольга действительно рассказывала о «призраках». Ее рассказ больше, чем дамскую болтовню, напоминал хвастовство пьяного гвардейца, или даже новгородского десятника. Если бы Комнин не знал, что Ольга основную часть времени проводит в военных лагерях Гвардии, он был бы шокирован.

— Ваше высочество, спешу поздравить вас с победой.

Комнин обнял Пенелопу за плечи.

— Вас не утомила моя секретарша?

— Нет, стратиг, она прекрасная слушательница. Да и рассказчица, — принцесса весело подмигнула.

— Та-ак, — Комнин поглядел на Пенелопу, — и о чем же ты такая прекрасная рассказчица? О каких-таких подробностях моей работы, а? Ладно, — он оставил Пенелопу и поглядел прямо в глаза принцессе, — Ваше высочество, я бы хотел испросить у вас аудиентции.

— Боюсь, в ближайшее время это невозможно, стратиг, — Ольга пожала плечами, — рано утром я улетаю на Землю Иоанна.

— Продолжить тренировки? Для новой акции?

— Вот именно.

Ольга не смутилась. Комнин и не ждал, что она смутится. Он повторил за ней со значением:

— Вот именно. У меня к вам исключительно срочное дело. Мы можем переговорить прямо сейчас?

— Ну что ж… Сударыни, извините меня.

Дамы, улыбаясь, покинули принцессу. Пенелопа хотела остаться, но Комнин ее отослал почти грубо. Ольга показала на ближайшую занавеску:

— В кабинете?

— Пожалуй.

За занавеской скрывалось небольшое полутемное овальное помещение с низким потолком, на котором был изображен Прометей с факелом, убегающий от Зевса. В глубине стояла мраморная статуя Пана, у которого во рту вместо традиционной флейты была ацтекская курительная трубка. В центре возвышался кальян римской работы, кругом раскиданы подушки. Принцесса присела на одну из них, стратигу предложила сесть на соседнюю.

— Вы не курите, стратиг?

— Нет, — соврал Комнин.

— Я тоже. Может, попробовать?

— Только не сейчас, ваше высочество.

— Хорошо. Итак?

Принцесса оперла тонкий подбородок на миниатюрные кулачки. Кто бы знал, подумал Комнин, что таким кулачком она с одного удара пробивает бетонный блок толщиной в треть локтя!

— Итак, ваше высочество. У вас, как известно, было столкновение с «призраками». Вы от них отбились. Милые дамы уже в курсе подробностей, теперь с подробностями хотелось бы ознакомиться и мне.

— С какими именно?

— Не столько с батальными, сколько с организационными. Батальные подробности мне более-менее известны. Вы находились на Императорской Триере. «Призраки» использовали для нападения истребители неизвестной конструкции, но со стандартными абордажными приспособлениями. Конец одного абордажного стебля раскрылся в вашей каюте, вы спрятались в платяном шкафу…

— Не совсем так. Я спряталась не в шкафу, а за ним, в специальном потайном отделении. Вся эта толпа пробежала сквозь каюту, только двое остались пошарить, я их и застрелила.

— Потом вы проникли по абордажному стеблю внутрь вражеского истребителя, освоились с управлением…

— Сначала я убила пилота. Потом — да. За мной погнались, но вовремя подоспела гвардейская галера. Она шла на сигнал Императорской Триеры…

— Но Триера взорвалась. А после, как мне известно, вас доставили к папеньке, а истребитель — в лабораторию Технической Школы Гвардии, что на Земле Иоанна.

— Но… — попыталась возразить принцесса.

— Никаких «но», это официальные сведения, полученные по каналам Службы. Только… Ваше высочество, не подумайте, что у Службы к вам есть какие-то претензии. Или могут быть. Никаких и никогда.

— Вы уверены?

— Абсолютно. Я бы хотел это подчеркнуть. Прежде чем предложить вам кое-что, я должен оговориться, что мое предложение никоим образом не подкрепляется шантажом и угрозами.

— Посмотрела бы я на вас…

Принцесса замолчала. Она поняла, что и шантаж, и угрозы возможны в ее адрес. Конечно, Служба не может предъявить ей никаких обвинений. Но Служба может помешать в очень важном деле. В деле, важном не только для нее и не только для Империи. Мраморный Пан с ацтекской трубкой смотрел на принцессу насмешливыми нефритовыми глазами. Казалось, он говорит: "Успокойся. Покури. Разве ты не знала? Они все равно до тебя доберутся и все испортят." Но Комнин не собирался ничего портить.

— Ваше высочество. Мне кажется, только вы и ваши друзья в Гвардии понимаете, что «призраки» — больше, чем тема для светской болтовни. И больше, чем тема для рапортов Государственной Стражи.

— Стратиг, они даже больше, чем тема для рапортов вашей Службы.

Комнин выдержал паузу, а потом ответил тихо, но с нажимом:

— Совершенно верно.

Принцесса вскочила с подушек. Снова села. Снова вскочила. Наконец, села, скрестив ноги и уперев руки в пол.

— Да, стратиг. Что вы предлагаете? Передать это дело Службе?

— Нет. Передать это дело вам и Гвардии. Официально.

— Не верю. Чтобы Служба…

— Правильно. Служба — понятие растяжимое. Одну минуту…

Комнин встал, подошел к занавеске и выглянул наружу. Рядом никого не было. То, что кабинет прослушивается, он знал наверняка. Но он также знал, что именно этот кабинет прослушивают его люди, которые едва ли станут стучать Феофану. Да Феофан их и не спросит ни о чем: для него «призраки» — лишь повод для объявления в Империи предвоенного положения, а принцесса — не более, чем пустая геометрическая фигура, глупая девчонка, существование которой позволит ему сосредоточить в своих руках всю реальную власть, не опасаясь Четвертого пункта решения Киевского Собора. Другое дело, если Ольга официально примет командование над отрядом. Тогда, согласно тому же Четвертому пункту, она теряет власть наследницы престола — на то время, пока командует отрядом. И Феофан…

Да что Феофан? Комнин вдруг понял, что создание этого отряда необходимо совсем по другой причине. Необходимо по сути.

— Ну? — нетерпеливо напомнила о себе принцесса.

— Ну вот, ваше высочество, — Комнин вернулся, сел, кряхтя, на подушку. Большой живот мешал устроиться поудобнее на этом "вкладе в сотрудничество".

— Вот, ваше высочество, — повторил Комнин, — не желаете ли вместо курсантов Технической Школы взять под свое начало полноценных гвардейцев? Я ведь знаю, с чего начались ваши последние приключения. Вы на Приапе потеряли всех людей. И не перебивайте меня.

Ольга не собиралась перебивать. Она слушала очень внимательно. Комнин встал, прошелся вглубь комнаты, положил руку на голову мраморному курящему Пану.

— Мы создаем отряд по борьбе с призраками. Вы — командир отряда и, что, по-моему, более существенно, реальный эксперт по «призракам». Отряд небольшой, задачи пока чисто разведывательные. Вы, кстати, уже начали их выполнять, доставив на Землю Иоанна вражеский истребитель. Вот здесь как раз пускай работают ваши курсанты. И если они действительно научились как-то вычислять, где в следующий раз появятся «призраки» — это тоже здорово. А отряд мы сформируем из отборных гвардейцев, дадим им дополнительные навыки в учебном центре Службы. Так, что еще? Ах, да. Вы согласны хоть?

Принцесса энергично закивала.

— Вот и славно, ваше высочество. Вам тоже предлагаю у нас потренироваться. Боевые искусства вы знаете неплохо, но курс психологии лидерства вам не повредит. Плюс навыки шпионажа и всякое такое.

— Да, — согласилась принцесса, — и в боевых искусствах не мешает еще поднакачаться. А то… — она смутилась, но закончила, — а то меня на Приапе один янычар запросто отметелил.

— Янычар? Там же, вроде, только сатиры. И монахи.

— А сатирами командовал янычар.

— Хо-хо. Это интересно… Впрочем, на фоне того, что мы обсуждаем, это уже вовсе не интересно. Вашему отряду предстоит сотрудничать с Конфедерацией.

— Как?!

— Как? Как людям с людьми — против общего врага. Против, я бы сказал, "врага рода человеческого". Можно и без кавычек. Я, конечно, не особенно религиозен, но при мысли о «призраках» я почему-то чувствую потрясающую общность взглядов с митрополитом Кириллом. А вы?

— Д-да… — сказала задумчиво принцесса и добавила твердо, — Да.

— Вы утром летите на Землю Иоанна?

— Наверное, теперь уже…

— Летите, летите. И будьте там. Я вас найду.

— Хорошо.

Комнин и Ольга вышли из кабинета как раз вовремя: митрополит только что закончил агитировать Императора за Крестовый поход и собирался покинуть дворец. Комнин догнал митрополита и тронул его за рукав — но внезапно с другого конца зала раздался крик. Все замерли, обернувшись в ту сторону.

Занавеска одного из кабинетов была сорвана и валялась на полу. Возле входа в кабинет, ногами прямо на занавеске, стояли Есугей, Дук и его жена. Кричал Дук — сначала нечленораздельно, размахивая кулаками. Потом он опустил кулаки и явственно произнес в лицо Есугею:

— Желтое говно! Монгольский выскочка!

Есугей молча потянулся к мечу, но его остановила жена Дука:

— Постойте! Постойте! Я ему все объясню!.. Хоть я сама не понимаю…

— Не понимаешь?! Срань! — теперь Дук орал на жену. — Дырка с ушами! Я тебя из навоза вытащил, из коростенской бани! Я из-за тебя, сволочь, с митрополитом разосрался! А ты — с этой мартышкой!..

Снова Есугей потянулся за мечом, и снова Клио его остановила:

— Но мы ничего не делали!

— Не успели!

— Не собирались! Вот, смотри! — она ткнула мужу в лицо клочок бумаги, — его письмо. Нам следует обсудить государственное дело, там написано. Понимаешь? Государственное, — Клио сорвалась на плач, — де-ло!

— Ах, дело! — осклабился Дук. Клио протянула ему вторую бумажку:

— А вот мое письмо. Страсть моя сильнее, чем у Пречистой Девы к Господу — но я этого не писала! Не писала! А он другого письма не писал!

— А Иуда денег не получал! — съязвил Первый стратиг Госстражи, — а у монголов греческий профиль!..

И тут, наконец, Есугей выхватил свой меч.

Дук ждал этого и отскочил в сторону, выхватывая левой рукой меч из ножен на поясе, а правой рукой из-за пазухи — кинжал.

— Мне сказали. Я не поверил. Даже грязная девка из бани не станет трахаться с мартышкой…

Есугей перехватил свой греческий меч по-дунгански, лезвием вниз, выписал мечом в воздухе несколько стремительных восьмерок и бросился на Дука. Дук повторил обеими руками движение меча Есугея — восьмерки с лязгом сомкнулись и противники резко остановились. Меч Есугея был пойман в тиски между мечом и кинжалом Дука. Несколько мгновений министр войны и Первый стратиг Госстражи глядели друг на друга. Дук низко рычал, Есугей молчал. Неожиданно он присел, вытянув руку так, что его меч остался на месте. Нога Есугея описала стремительный круг, и Дук повалился на спину. Но, перекатившись через голову, он остался в низкой стойке, выставив навстречу Есугею острия меча и кинжала.

Интересно, вдруг подумал Комнин, а что, если бы во дворец не запрещалось проносить огнестрельное оружие? Или наоборот, запрещалось бы проносить любое. Как бы они тут друг друга тузили!

Есугей ходил кругами вокруг Дука. Дук не нападал, ждал, пока Есугей сам нападет и откроется. Но Есугей тоже не нападал. Сделав третий круг, он остановился. Улыбнулся Дуку. И сказал:

— У тебя плохая жена. Все хочет — ничего не может.

— Но ведь…

Клио удивленно вылупила глаза. Очевидно, она хотела крикнуть: "Он лжет!" — но поняла, что Есугей специально так рассчитал свои слова, что любой крик Клио окажется признанием. И еще она поняла, зачем Есугей произнес эти слова. Но было поздно. Дук завопил во всю глотку и понесся на Есугея. Есугей высоко подпрыгнул и Дук пронесся под ним. Еще не успев приземлиться, монгол нанес противнику двойной удар ногой. Хрустнули кости — так громко, что хруст эхом отдался от высоких стен зала. Со стены над злополучным кабинетом за битвой ласково наблюдала Дева Мария работы Михаила Ангела.

Но Есугею показалось мало. Мягко приземлившись, он рубанул мечом. Голова Дука гулко скатилась на пол. Тело еще стояло на ногах целую секунду — кровь, хлеставшая из обрубка шеи, исчезала на фоне ярко-красного хитона.

Потом тело упало рядом с головой. Есугей нагнулся, вытер свой меч о хитон Дука и вложил в ножны. Выпрямился. Поджал губы. Лицо его ничего не выражало, как обычно.

По мрамору лестницы стучали чьи-то каблуки. Комнин вспомнил, что должен переговорить с митрополитом, обернулся. Митрополита рядом не было — видимо, он не стал ждать конца поединка и ушел. Император тоже куда-то удалился.

А по лестнице торопливо поднимались стражники. Среди красных туник центов мелькало несколько черных хитонов. Тайная Служба… Комнин сразу все понял.

Центы окружили Есугея. Министр не собирался сопротивляться. Он медленно вытащил меч из ножен, положил у своих ног. Выпрямился, поднял руки. К нему подошел архонт Тайной Службы, судя по лицу — не из Константинополя. Вообще не грек: алан или скиф. Феофан всегда окружал себя людьми из далеких провинций.

— Ваше превосходительство, — обратился архонт к Есугею, — вы подозреваетесь в убийстве Первого стратига Государственной Стражи Византийской Империи Димитрия Дука. Поскольку Димитрий Дук был одним из основных официальных лиц в государстве, ваше дело также считается государственным и подлежит расследованию Тайной Службой Византийской Империи. Пойдете ли вы со мной добровольно?

Есугей тяжело кивнул.

Комнин улыбнулся в бороду. Густая борода позволяет скрывать выражение лица, и это очень удобно, если ты — византийский политик. Да. Мышиная возня Феофана с самого начала приобрела слоновьи размеры. Одним махом — сразу двоих!.. Что ж, пускай узурпирует трон. Судя по тихому отбытию митрополита и Императора, феофановы делишки творятся с их ведома. Может, они вовсе не Крестовый поход обсуждали?

Пускай, решил Комнин. Греция знала много тиранов, и некоторые из них были вполне достойными людьми. Писистрат, Солон… Феофан? Плевать, на самом-то деле, достойным он окажется тираном, или нет. При нынешних обстоятельствах это совершенно не важно.

И тут Комнина словно ударило от ужасной мысли. Он сел прямо там, где стоял, на ступени лестницы из каракского мрамора. Неужели…

Комнин ощупал руками свою голову — будто в первый раз. Лысый череп. Позади макушки кожа кончается и начинается металл. А под металлом — компьютер, соединенный теперь со всеми сетями Империи, включая и бытовую. Один из основных серверов которой, "Олег Первый", недавно подвергся необъяснимому, на первый взгляд, нападению "призраков".

И точно так же выглядит голова у всех руководителей Тайной Службы.

Может статься, что глупая возня Феофана куда важнее, чем считает сам Феофан.

Важнее, чем сумеет себе представить кто-либо в обитаемой Вселенной.