Глава 1
Дерево так и оставили лежать поперек набережной. Лиру Орфея Ольга взяла с собой, хоть и не знала, зачем. Скорее всего — просто потому, что любила отца. Он бы не простил ей, брось она уникальный инструмент валяться под ногами портовых рабочих. Борис не хотел прикасаться к мозгу Комнина, но в последний момент передумал.
— Я почему-то чувствую, что он нам пригодится. Может, конечно, это Блидинг на меня так влияет…
— Возьми, — согласился Василий, — я чувствую… Не знаю. Не в чувствах дело. Но железка связана с сервером. А вдруг получится как-то ее раскрутить — и не напороться. Мы не можем пренебречь…
Василий вовсе не был уверен в своей правоте. Борис ему помог.
— Беру, беру. Пошли.
Они снова остановились в том же самом «Хилтоне». Теперь, правда, Ольге не пришлось переодеваться. На ней была форма гвардейского архонта, по выражению Бориса — «вполне стильная». Василий снова отказался расстаться со своими голубыми шароварами и безрукавкой, а на груди Хафизуллы все еще висели яркие кружочки нелепых жетонов — они ему понравились.
Борис быстро собрал команду, тех же самых людей, с которыми плавал обычно. Только на этот раз вместо катера он использовал специально оборудованную яхту, тоже на подводных крыльях, достаточно большую, чтобы укрыть на палубе шлем Искандера.
В море вышли под вечер. Берег остался на горизонте — еле заметная туманная неровность, нарушающая идеальную прямую границу между гладким, почти глянцевым небом и столь же гладкой зеленоватой водой.
Юсуф возился на глубине в громоздком водолазном костюме. Его поднимали на поверхность, он отрицательно мотал головой, отдыхал и нырял снова. Два раза поменяли место. Наконец, Юсуф вынырнул довольный.
— Нашел я ваш клад с рогами. Что, капитан, по слитку на брата? Не обманешь?
— Не обману, — сказал Борис, — давайте вытаскивать.
Мощный кран с шумом отобрал у моря странную добычу. Борис подождал, пока вода вытечет из открытого входного отверстия, и повернул рычаг. Шлем Искандера, лязгнув металлическим дном, встал на палубу.
Бахтияр тронул Бориса за локоть.
— Хозяин. Катер.
Борис прищурился.
— Бинокль дай.
Минут пять он рассматривал через бинокль неизвестный катер.
— Стоит, сволочь… Ладно. Мы уже им всем показали морской бой. И еще покажем, если полезут.
Бой действительно предстоял. Но вовсе не тот, о котором думал Борис. Когда он оторвался, наконец, от бинокля, вся команда собралась на палубе. Вперед вышел Юсуф. Склонил лохматую голову набок, пошевелил челюстями. И выпалил:
— Маловато, капитан.
— Чего маловато?
— По слитку на человека. Мы там огромные сундуки нашли…
— Ну и что? — холодно спросил Борис.
— И решили, что поровну, считая гостей. Как раз.
Борис выстрелил, не вынимая пистолета из кармана. Пуля сделала две дырки — одну в белой материи, другую у Юсуфа в животе. Но матросы не испугались — тут было, ради чего рисковать чьей угодно жизнью, даже своей. Тело Юсуфа не успело коснуться палубы, когда они все вместе бросились на своего хозяина.
Борис успел сделать еще несколько выстрелов, кого-то убил или ранил, но остальные его повалили. Хафизулла, стоявший на мостике, сориентировался сразу и, перескочив через низкое ограждение, прыгнул сверху в самую свалку. Василий через секунду последовал за ним.
Ольга была в каюте и, наверное, ничего не слышала.
Василий наносил простые удары — в этой куче было не до искусства боя. Хрустели кости, гремела ругань. Василий боялся пустить в ход бластер, чтобы не задеть Бориса. Хотя, наверное, он уже мертв…
Неожиданно все стихло. На палубе, измазанной кровью, лежали тела. Одно тело пошевелилось…
— Борис!
Василий бросился к нему. Хафизулла тоже уже стоял рядом. Они помогли Борису подняться на ноги. Кровь сочилась из многочисленных порезов, но в целом — ничего серьезного.
Некоторые матросы тоже начали шевелиться и стонать.
— Образумились? — спросил Хафизулла.
Борис что-то промычал и замотал головой. Потом подошел по очереди к каждому матросу и выстрелил в голову.
— Грузы тащить, хозяин?
Бахтияр сидел в сторонке на красной стальной бочке. Борис усмехнулся.
— А ты, старый шайтан, ждал, кто победит?
Бахтияр пожал плечами.
— Победили вы, хозяин. Грузы тащить?
— Тащи. И палубу вымой. Да почище. Если все сойдет, яхта твоя будет.
Бахтияр встал с бочки, но все не шел за грузами, переминался с ноги на ногу.
— Так вот еще что. Вы как рассчитали? По слитку на человека, или пятнадцать слитков команде?
Борис расхохотался.
— Ну ты — шайтан! Да, дорогой, получишь все пятнадцать. На пенсию уйдешь, почетную.
Бахтияр кивнул и, не спеша, пошел за грузами.
Мертвецов покидали в море, связав по двое и закрепив на ногах балластные болванки. Потом Бахтияр с Борисом принайтовали к палубе ценный груз и укрыли сверху большим серым чехлом.
Бахтияр остался мыть палубу. Борис, Василий и Хафизулла поднялись в рубку.
— Хорошая яхта. В одиночку можно управлять. Вот только если воевать… Хаф, иди на корму к пушке. Там вроде как такой ящик принайтован. Этот ящик — без дна: откинешь его, а под ним та пушка и есть. Вась, а ты в каюте Ольгу проведай, там кровать есть здоровая. Матрац подними, вынь базуку. Бахтияр тебе поможет, тащите мины вон туда, вперед, на верхнюю палубу, где бортик внутрь загибается. Бортик — броня. Все сложите, да, пусть Бахтияр и себе базуку возьмет. Так. Ох, забыл. У Оли осталась ведь эта штука, которая корабли режет!
Василий кивнул. Борис щелкнул тумблером. Заработала лебедка, вытягивая якорь.
— Буди ее. Ну что, сыграем в морской бой, если кто захочет.
Яхта набрала скорость и, приподнявшись на крыльях, взяла курс на северо-восток.
Морского боя, которого ожидал Борис, так и не случилось. Пограничники тоже не беспокоили — с одними Борис договорился заранее, других обошел.
Поздно ночью яхта пришвартовалась к темному боку огромного крейсера. Со шлема Искандера содрали чехол, сверху опустились тросы с крюками. Прежде, чем скомандовать подъем, Борис залез в один сундук, набрал пятнадцать золотых слитков. Свалил их в холщовый рюкзак, вручил Бахтияру.
— Держи. Гарем заведешь. Работать больше не надо.
Старик усмехнулся.
— Гарем заведу. Но работать с тобой хорошо, хозяин.
— Это верно, — вздохнул Борис, — только я уже все. Отработался. Один работай, если хочешь. Вадик будет иметь с тобой дело, я уверен.
— Нет. Тогда — только гарем.
Они обнялись. Уже на трапе Борис вдруг вспомнил:
— Я добазарился с погранцами на третьем маршруте, но тот катер… У погранцов может любопытство взыграть. Странно, что они сейчас к нам не сунулись. Иди назад десяткой…
— Ты кого учишь, щенок? — вдруг рассердился Бахтияр, — кто тебя-то самого учил, забыл?!
И Бахтияр расхохотался хриплым гортанным смехом.
На этот раз крейсер шел не в Крым. Борис зафрахтовал грузовой самолет на военном аэродроме под Новороссийском. Жирное розовое солнце уже вынырнуло из воды, когда крейсер встал на рейд. Капитан, все тот же Вадик, напряженно разглядывал берег в мощный бинокль. Потом выругался и передал бинокль Борису.
Набережную и пристань наводнили солдаты. К крейсеру шли два торпедных катера. Борис тоже выругался и отдал бинокль Василию.
— Посмотри, Вась, на нашу смерть. Я, кажется, знаю, чей катерок за нами шпионил.
Василий сразу оценил ситуацию.
— Вадим, у вас должно хватить…
— Чего хватить?
— Два залпа по тем… Потом оба катера. Вообще, я уверен, один такой крейсер, как ваш, может снести один такой город.
Вадик всплеснул руками.
— Ты свихнулся, парень! Снести я могу что угодно. Но потом мне снесут яйца. Ты не понимаешь? Ни в какой Аргентине, ни в самой поганой Африке я потом не укроюсь, хоть даже все ваше золото на это потрать. Что делать, что делать… Ну, Борька, ты меня и подставил!
Борис задумчиво пожевал губами.
— Ладно, Вадик. Оформляй по-быстрому наш арест.
Рыбьи трубки, ольгину и те, которые оставались в шлеме Искандера, спрятал на себе Хафизулла. Трубки были достаточно маленькие. Бластеры, наоборот, сложили внутри шлема на видном месте. Сойдут за диковинку, наряду со всем остальным.
Вадик радировал на берег — о задержании «нарушителей». После этого он принялся лихорадочно названивать всем своим знакомым, выстраивать защиту. Почти треть золота осталась на крейсере — этого Вадику должно было хватить и для успешной защиты, и для почетной пенсии.
Остальное лежало в шлеме Искандера.
— Для них это — инопланетный аппарат…
— Это и есть инопланетный аппарат, — сказал Василий.
— Да, инопланетный аппарат. Неопознанный. Они сами ничего руками трогать не станут. Если все будет удачно, нас повезут вместе с этой штукой. Жалко, с нами Пурдзана нет. Тогда был бы не арест, а встреча дорогого гостя.
Но Пурдзана не было. Был арест. Всех обыскали, отобрали кинжалы и пулевое оружие. Хафизулла расстался с арбалетом и с большим ножом, который специально подвесил к поясу на самом видном месте. Мальчики в черных беретах так и не отыскали ни одного измаилитского кинжала и ни одной рыбьей трубки.
Арестованных и груз приняли у Вадика под расписку. Когда арестованных вывели из трюма катера на причал, Борис заметил среди людей в форме одного человека в черной коже.
— Вась, глянь.
— Вижу.
— Хаф, ты тоже глянь.
— Я уже глянул, Идин-ага. Не утонул он тогда, шайтан.
Машины медленно двигались по горной дороге. Впереди шел здоровенный четырехосный тягач, он тащил платформу, на которой был укреплен шлем Искандера. Борис оказался прав — внутрь шлема никто даже не заглянул. Боялись.
За платформой, почти впритык, урчал фургон с арестованными. Пятеро автоматчиков расселись на платформе вокруг шлема. Еще пятеро были в фургоне, вместе с Василием, Борисом, Ольгой, Хафизуллой и седым кривоногим полковником.
Когда арестованных вывели с причала на набережную, полковник оценивающе оглядел их и понял, что стукач, посланный Рыбаком, зря порол горячку. Не нужно столько солдат для этих четверых. Первый, в шортах, конечно, волк. А остальные — так, фраера, тем более — девка.
— Первый взвод, первое отделение — охранять арестованных, второе — к грузу. Гиреев! Лейтенант!
Подбежал лейтенант. Чем-то его лицо было Василию знакомо: овальное, гладкое, с густой черной щеточкой усов под прямым узким носом. А если бы это была не щеточка, а ниточка… Свиные уши!
— Васька, — скомандовал полковник лейтенанту, — уводи остальных. Я с конвоем поеду.
Лейтенант отдал честь и отправился выполнять приказ. Василий перевел дух. Двойник! Славно, что он — не гражданский. Тоже лейтенант. И славно, что он остается здесь, в Новороссийске. Значит, не придется воевать с самим собой.
Эта сцена, это лицо, его собственное лицо под черной лепешкой берета, все еще стояли перед глазами. Борис тихонько толкнул своим коленом колено Василия. Машины взбирались на очередной перевал.
— Идем к третьему. Узнаю места. Хаф…
— Не разговаривать по-турецки! — рявкнул полковник.
— А по-русски? — спросил Борис.
Полковник ухмыльнулся. Стянул с головы берет, вытер им потное лицо.
— Ну, скажи что-нибудь. А то потом фээсбэшникам тебя сдам, хрен чего узнаю.
Борис положил ногу на ногу, почесал ухо, звякнув наручниками.
— Значит, так. Я обнаружил на дне Босфора страшное оружие. Вы, полковник, думаете, что это — та штука с рогами.
Борис неожиданно привстал, ткнув пальцем в узкое окошко под самой крышей фургона. Автоматчики встрепенулись. Полковник сказал спокойно:
— Сядь. Хочешь мне баки залить? Ну, залей. Тоже интересно.
Борис опустился на место, но продолжал активно жестикулировать, привлекая к себе внимание автоматчиков.
— Так вот, самое лучшее оружие — это люди. Их-то я и нашел. Прекрасные люди! Хаф…
— «Хаф» — это что, ругательство турецкое?
Но полковник так и не получил ответа. Голубой луч мигнул почти незаметно. В горле первого автоматчика образовалось дымящееся отверстие, маленькая черная черточка. Такое же отверстие возникло за его спиной в борту фургона, и еще одно — в кривом стволе дерева, стоявшего у самой обочины.
Остальные автоматчики так и не поняли, в чем дело.
— Хаф, стой!
Хафизулла замер, держа наготове рыбью трубку. Автоматчики были мертвы. Полковник тоже замер с пистолетом, наполовину вытащенным из кобуры.
— Полкаш нам нужен, — сказал Борис, — живой. Но, — он повернулся к полковнику, — не обязательно здоровый. Хаф, браслеты разрежь.
Наручники были аккуратно перепилены лучом. При этом в потолке фургона возникло несколько вытянутых отверстий. Василий, Ольга и Борис взяли каждый по трубке. Все кинжалы Хафизулла оставил при себе.
Борис, встав на цыпочки, выглянул в переднее окошко. Автоматчики спокойно курили, сидя на платформе. Водитель в кабине фургона тоже, кажется, ни о чем не подозревал — Хафизулла все сделал быстро и тихо.
Полковник сидел молча и думал о том, как сильно он лажанулся, не послушав стукача — лысого детины в кожаной куртке. А теперь уж чего? Теперь придется делать, что прикажет этот бандюга. Или — шпион? Полковник, впрочем, решил, что это все равно.
Убрать автоматчиков с платформы, не повредив груз, было труднее. Борис ждал чего-то, поглядывая в окно.
— Так… Вот. Хаф, через гору надо быстро пробежать и снять водилу с тягача. Серпантин идет вниз, а ты прямиком. Оль, стереги полкаша. Вася, делаем дыру, выскакиваем направо. Хаф — налево и вниз, ждать тягач. Раз, два, пошли!
Круговое движение трубкой — и часть борта грузовика выпала на дорогу. Водитель затормозил, высунулся в окошко.
— Ребят, что…
И был убит.
— Хаф, вперед, Вась, назад! — скомандовал Борис, запрыгивая обратно в фургон.
Хафизулла, перескочив через обочину, скрылся в пыльных зарослях на склоне горы. Ему вслед застучали автоматные очереди. Тягач остановился.
— Товарищ полковник! Эй!..
Командир отделения, невысокий белобрысый сержант, махнул рукой остальным автоматчикам, и они стали осторожно приближаться к фургону. Борис заломил полковнику руку за спину и вытолкал его наружу.
— Не стреляйте, ребят. Поговорим.
Автоматчики, все пятеро, обернулись к Борису, который выставил между ними и собой полковника.
— И молчи, сука, — шепнул он полковнику.
Полковник покорно молчал. Борис выходил вдоль обочины, так, чтобы выстрелом из трубки не задеть тягач с грузом. Трубку он пока держал за спиной полковника. Солдаты думали, что там — обычный пистолет.
— О чем поговорим? — спросил сержант, — о тебе? Так с нас голову снимут, полковник и снимет, ежели жив останется.
Но сержант не торопился командовать «огонь». Он чувствовал, что ему предлагают нечто большее, чем жизнь никому не нужного полковника.
— О золоте поговорим, — ответил Борис, — много золота. Полкаша пристрелите, скажете — я автомат вырвал, застрелил его. А золото — вам. На пятерых хватит, до самой смерти.
— Так-таки до самой смерти?
— И еще останется.
Пока длился разговор, Борис успел незаметно выйти на позицию. Лучом оплавило часть радиатора фургона и угол платформы. Разрезанные пополам тела автоматчиков рухнули на дорогу. Полковник тяжело задышал.
— Да, забыл сказать, — снова шепнул ему Борис, — помимо людей, я еще кое-какое оружие нашел. Хорошо работает, правда?
Водитель тягача опомнился и дал по газам. Тягач с платформой рванулся вперед. Ольга и Василий выскочили из фургона и побежали вниз по склону, наперерез тягачу. Борис, не отпуская полковника, спокойно двинулся за ними.
Тягач стоял там, где его поджидал Хафизулла. Сам Хафизулла уже сидел за рулем, Василий и Ольга — рядом. Тело водителя валялось на обочине.
— Что дальше? — спросил Василий.
— Сбегайте наверх, солдатиков разденьте. Сделаем маскарад. Вообще, нам повезло, несмотря ни на что. Я зафрахтовал самолет как раз на том аэродроме, куда нас везли. Спасибо, полковник. Интересно, сойдем мы за ваших подчиненных?
Тягач с платформой медленно въезжал на территорию военного аэродрома, спрятанного в долине среди невысоких гор. В рядок выстроились истребители. Глядя на них, Василий вспомнил гигантских насекомых, вмороженных в ледяную планету, которая висит где-то в Буферах среди звездных рек и бешеных разноцветных лун.
Василий с Хафизуллой в неудобной форме убитых солдат стояли на платформе, изображая охранников. Борис и Ольга остались в кабине тягача — Ольга за рулем, а Борис при полковнике.
На дальнем конце аэродрома громоздились пузатые транспортные «Антошки». Борис сразу узнал свой, зафрахтованный. А на другом их, видимо, собирался везти полковник.
Погрузка прошла легко — с полковником на аэродроме никто не собирался спорить. Другой самолет — так другой, он все равно не занят. Арестованные остались в Новороссийске — пожалуйста. Полковник врал исправно: Борис пообещал ему не только жизнь, но и богатство.
Но Борис обманул. Через полчаса после взлета он зашел к пилотам.
— Петр Иванович, сейчас надо скинуть кой-чего. Люк задний приоткрой.
Петр Иванович только кивнул, он давно уже знал Бориса.
Пасть заднего люка стала медленно раззеваться. Борис поднял пистолет полковника и приставил к его виску.
— Не надо, — тихо сказал полковник, — я сам прыгну.
Но Борис, помня случай с Освальдом, все-таки, выстрелил. Вслед за трупом он выкинул в люк и пистолет, предварительно протерев его шелковым носовым платком.
Глава 2
Трубку взяли сразу.
— Приходите.
Четкий мужской голос назвал Борису адрес — недалеко от Казанской Консерватории. Голос этот Борису не понравился.
К двухэтажному зданию в центре Казани Борис подошел пешком. И прошел мимо, стараясь глядеть в другую сторону: за углом ждали милицейские джипы. Бультерьер подставить не мог. Просто Александра Ильича за что-то взяли.
Борис вернулся в гостиницу, где ждали остальные.
— Не знаю, что делать. Обложили. Даже ко мне домой опасно идти, коли уж Освальд взялся на меня стучать.
— А свой «Буфет» есть в этом городе? — спросил Василий.
— Буфет?..
— Типа того, где мы были в Москве.
— Что, колы захотелось?.. Да. Авось, там меня брать не будут. Хотя, риск велик. Ладно, поехали в Банк-клуб. Только… Вась, Хаф, Оль, ты тоже. Придется переодеться, все-таки. В Банк-клуб без галстука не войдешь.
Золотистый свет растекался от плафонов и дробился на части в бокалах. На сцене играли музыканты. Василий поморщился.
— Что, Вась, джаз не любишь?
— Калюка Припегаллы — и та приятнее звучит. Тише.
— Янычар привык к музыке войны. Ладно, поищем столик.
Ольга прищурилась. Нахмурилась.
— По-моему, нас зовут. И я даже знаю, кто.
Хафизулла проследил за ее взглядом — и расцвел.
— Девчонки! Все три! Живые! Эмир…
Но Василий тоже заметил трех девушек из Буферов. На них были длинные полупрозрачные платья, напоминавшие накидки женщин с исчезнувшей планеты Колаксай.
Девушки чуть ли не визжали и хлопали в ладоши. Хафизулла первым добежал до них. Гюльчачай кинулась к нему на шею.
Два столика сдвинули вместе. Перекрикивая музыкантов, Василий рассказывал о том, что было с ним после бегства из Москвы. Девушки тоже рассказали свою историю — довольно короткую. Пулей из автомата Гуле ранило руку — рыбья трубка выпала и куда-то закатилась. Наверное, до сих пор валяется в доме Карловацкого, в пыли, на лестничной клетке.
Люди Рыбака ворвались к Михаилу Гавриловичу, он на них наорал. Они успокоились. Оказывается, многие из них ходили к нему лечиться. Карловацкий сказал бандитам, что те, кого они ищут, были здесь, но ушли еще до восхода. Во дворе, правда, осталась машина Бориса. Но Михаил Гаврилович объяснил, что Борис решил бросить машину, по которой его легко вычислить.
Девушек бандиты забрали с собой, обращались с ними, по словам Гули, сносно, а главное — не принимали их всерьез. Отвезли на какую-то квартиру, оставили троих парней охранять. Парни, конечно, стали клеиться, хоть и не слишком навязчиво. Девушки сделали вид, что они — не прочь…
В квартире, таким образом, осталось три трупа, а девушки обзавелись мотоциклами. И удрали в Казань.
— Здесь не то, что у нас, — закончила Гуля, — у нас-то Казань — столица. Но тоже ничего. Ребята хорошие. Вот, я еще не познакомила. Володя и Тимур.
Спутники девушек, два тихих молодых человека, вежливо кивнули. Из всего разговора они поняли только одно: девушки повстречали своих старых знакомых, причем — крутых.
Борис подсел поближе к Володе, принялся осторожно расспрашивать об Александре Ильиче.
— Взяли его, — просто ответил Володя, — за какие-то бомбы.
— Вот бомбы-то меня и волнуют, — мягко улыбнулся Борис.
Оказалось, Тимур и Володя не хуже Александра Ильича могут помочь с вертолетным заводом. Когда Борис упомянул о золоте и платине, Тимур задумался. Протер очки. Потом кивнул.
— Попытаемся.
Насколько Борис разбирался в людях, эти двое не мололи чепухи.
Из Банк-клуба девушки уехали с Тимуром, а Володя отвез гостей к себе домой. Борис сразу узнал свой собственный стиль: в глубине неопрятного двора, за проволочной изгородью, прячется покосившаяся халупа. Все окна плотно заколочены, перед узким дощатым крыльцом валяется остов голубого мотороллера.
А внутри, за простой прихожей, начинаются настоящие хоромы.
— Окна я заколотил, чтобы снаружи народ не глазел. Но воздух чистый, тут всюду кондиционеры. Так. В этой комнате можно спать…
Посреди чистой комнаты стояла одинокая кушетка с торшером. Остальное пространство заполняли блестящие черными боками мотоциклы.
— У меня тут коллекция. Вот «Харлей» довоенный. Так, это «Судзуки», я по малолетству на нем катался. А здесь, смотри: «Бээмвушка» сорок второго года. Мне он больше всего нравится — тем, что такой маленький.
В следующей комнате стояла большая кровать, в углу — письменный стол с компьютером.
Василий осмотрел компьютер.
— М-да, на таком чертежи делать…
— Чертежи вам придется чертить.
— Как?
— А как чертят? Карандашом, тушью… Вот.
И Володя вытащил из-под кровати допотопные чертежные принадлежности — несколько толстых рулонов ватмана, доску с деревянной рейсшиной и готовальню. Ольга раскрыла готовальню, почесала лоб.
— Ничего. Я в монастыре училась этим пользоваться.
— Это в каком же монастыре чертить учат?
Борис поспешно ответил за Ольгу:
— Она так свой институт называет. Она в МЭИ училась.
— Энергетический?! — удивился Володя, — монастырь? Да большего борделя… Ладно. Вот здесь на кровати двое поместятся. И еще следующая комната, поглядите…
В следующей комнате стояли стол, кресла, у стены возвышалась стойка бара. Комнату освещали веселенькие пестрые фонарики.
— Тут вроде гостиной, — пояснил Володя, — но с той стороны стойки есть диван. Еще один человек заснет. Как раз. Да, белье в первой комнате, на кушетке, под покрывалом сложено. Еда — вон дверь, там кухня. Удобства — возле прихожей. Располагайтесь. А сколько вам надо, чтобы чертежи сделать? Недели хватит?
Василий нахмурился.
— Ольга, сколько нам надо? Поплавок и движок. Как у шлюпки, каботажный. Или сделаем прыжковый, как у фелуки?
— Нет. Прыжковый — долго. Как у шлюпки. Оружие…
— Местным обойдемся.
— Тогда три дня. Кстати, Владимир, как у вас тут с плутонием?
Володя даже чуть присел от удивления.
— Вы что? Нет, бомбу мы делать не станем!..
Ольга тоже удивилась.
— Ядерное оружие? Дикари, — добавила она по-гречески. Потом ответила Володе:
— Это не для бомбы.
— Все равно, — Володя помотал головой, — плутоний достать не смогу.
Ольга пожала плечами.
— Ладно. Поплавок, движок — без бака и ходовой аккумулятор. Три дня.
Володя проверил, течет ли вода из крана.
— Через три дня вернусь. Ваши вещи заберу из гостиницы сам. На телефон не реагируйте, дверь никому не открывайте. Я вас запру. Еды хватит.
И ушел.
Трое суток слились в одну бесконечную ночь — сквозь заколоченные окна не проникало ни капли дневного света. Назойливо жужжал кондиционер.
На чертежи деталей для поплавка ушли сутки. Но потом работа двинулась быстрее. К концу вторых суток Василий и Ольга сами себе напоминали блидов — двигались автоматически, говорили бесцветными голосами. Хафизулла и Борис готовили еду, приносили, уходили на цыпочках. Хафизулла спал на кушетке в комнате с мотоциклами, Борис — на диване за стойкой.
Но еда оставалась нетронутой, так же, как и большая кровать. Василий и Ольга забыли обо всем, думали только о чертежах, даже перешли на «вы».
— Принцесса, вы чертите боковую стенку накопителя.
— Верно, лейтенант.
— Вы предлагаете аккумулятор, разработанный в Институте Марса. Я бы предложил аримановский вариант. Вот так.
И Василий показал кончиком карандаша.
— Вот такой формы. Тогда движение ионов создаст магнитное поле, которое усилит поле соленоида… Можно и вовсе обойтись без соленоида. Сэкономим в весе — в три раза.
— Спасибо, лейтенант. Вы сделали работу за наших разведчиков.
Сказав это, принцесса даже не улыбнулась.
Улыбнулась она, когда работа была закончена. Посмотрела на чертежи издали, словно на произведения живописи.
Потом выпустила ватман из рук, подошла к кровати, упала на нее ничком и тихо рассмеялась. Василий не удивился. Он упал рядом и тоже тихо рассмеялся.
Не удивился он и тогда, когда Хафизулла принес белье.
— Привстаньте-ка, эмир. И вы, принцесса.
Постелив постель, Хафизулла погасил свет и вышел из комнаты.
Ольга разделась и легла, продолжая смеяться. Это тоже не удивило Василия. Он отодрал от горла глупую тряпку под названием «галстук», скинул отвратительную местную одежду, серую, как туники блидов.
И забрался под одеяло.
Ольга придвинулась к нему вплотную. Несмотря на три дня непрерывной работы от ее тела пахло чем-то очень свежим… Василий не знал, какое придумать сравнение. Пахло свежим женским телом, прекрасным и сильным.
Ольга обвила его шею руками и поцеловала в губы.
— Только ты не удивляйся… — прошептала она, — я все еще девственница.
— Как!.. — начал Василий, но осекся. Наверное, Ольга была тогда в шоке и все забыла.
«Только ты сама не удивляйся,» — грустно подумал он и вспомнил те ужасные минуты, когда в последний раз видел Ольгу обнаженной. Сам он стоял, опутанный колючей проволокой, в каюте на тюремном корабле Мин-хана. А обнаженная Ольга лежала на койке. Она была без сознания.
Глава 3
Испытания переоборудованного шлема Искандера проходили в том же старом ангаре, где все это время хранился шлем. Времени ушло много — три недели на изготовление и еще столько же — на зарядку аккумулятора. Василий и Ольга каждый день подгоняли Володю, вроде даже — злились, но на самом деле были рады своему счастью.
Но вот настал тот самый день, когда снаружи на шлеме Искандера укрепили последнюю ракетную установку, а внутри, в специальный паз, устроенный возле кушетки, вставили заряженный аккумулятор.
Ольга встала за пульт и пробежалась пальцами по клавиатуре компьютера. Силами Бориса простенький местный компьютер удалось приспособить для управления самодельной шлюпкой.
Шлем оторвался от пола ангара и, задев один раз рогом за стену, сделал круг. Чуть повисел и медленно опустился.
Володя присвистнул. Тимур протер очки. И тоже присвистнул.
— Мы, честно говоря, не верили. Работяги и вовсе решили, что вы — психи. А оно — летает!
Ольга еще несколько раз поднимала неловкий аппарат, проверяла скорость разворотов на месте. Наконец, она решила, что для самоделки — вполне нормально.
— Чертежи вернули?
Тимур сходил к своей машине и принес чертежи. Ольга скомкала их, сложила на полу.
— Огня дайте.
— Но… Ладно.
Володя поднес к чертежам зажигалку.
— И если копии остались, советую найти и уничтожить, — сказал Борис, — вам, ребята, это так и так не достанется. Наскочит всякая шушера, вояки с ментами, жить не дадут. Вот золото — оно у кого в сундуке хранится, тому и принадлежит. Ладно. Пора грузиться… Девчонки, вы так прямо в этом и полетите?
Три девушки стояли, потупившись. На них была местная одежда — короткие узкие черные платьица.
Татьяна молча помотала головой.
— Мы здесь… Можно? Здесь хорошо… — сказала Резеда.
Хафизулла подбежал к ним. Лицо его было грустным и удивленным.
— Вы… Не с нами?
— Хаф. Прости, — ответила Гюльчачай и поцеловала Хафизуллу в щеку. В другую щеку его поцеловала Татьяна, а низенькая Резеда встала на цыпочки и поцеловала в губы.
Тут раздался крик Ольги:
— Сюда! Василий, Борис! Глядите.
Ольга стояла у входа в аппарат, у нее в руках была Лира Орфея.
— Кто-нибудь, войдите внутрь, поглядите на стены.
Василий вошел.
— Рыбки на стенах, как обычно.
— Не совсем.
Ольга, не выпуская Лиры из рук, тоже вошла внутрь.
И рыбки поползли! Сначала казалось, что рыбки движутся беспорядочно, но вскоре все они выстроились в прямую линию, точнее — в круг, опоясывающий все внутреннее пространство аппарата.
— Лира, — уверенно сказала Ольга.
Вошел Борис. Ему Ольга тоже продемонстрировала странный эффект. Борис попросил повторить. Несколько раз Ольга выходила и заходила. Когда она снова хотела выйти, Борис ее остановил.
— У меня банальная идея. Просто так. Поднеси балалайку к алтарю.
Ольга поднесла. И рыбки наползли друг на друга, сжались… Теперь вдоль стены тянулась тонкая черная полоса.
— Покажи.
Борис взял Лиру из рук Ольги. Осмотрел со всех сторон. Потом провел ладонью по пазам на верхней части клетки, укрепленной на алтаре.
И вдруг установил Лиру в эти пазы!
— Смотри! Подошло. Только что это?
— Не знаю. Я даже не разглядывала папину игрушку как следует. Может, на ней что-нибудь мелко написано, нарисовано…
Ольга склонилась над Лирой.
— Нет, гладкая.
— Наклонись еще раз… — пробормотал Борис.
— Зачем?..
— Наклонись!
Ольга наклонилась, прикоснувшись лбом к одному из щупалец медного кальмара.
— Есть! — Борис даже засмеялся, — Есть! Так. Думай о родине. Ладно, думай о любом месте, только не о том, где мы сейчас… Думаешь?
— Я…
— Вижу. Думаешь. Вась, ты видишь?
И Василий увидел. Снова рыбки поползли по стенам аппарата, складываясь в какую-то картину. Замерли…
— О другом месте думай… Хорошо.
Рыбки поменяли положение, сложившись в другую картину.
— Все, Оль, спасибо. Мы с Васей теперь знаем, как этой шапкой управлять. Суешь башку в кальмара, думаешь, куда хочешь попасть. И жми на газ. Почти как вручную. Приложил лоб к улитке — и вперед.
— А зачем тогда вся эта механика? — спросила Ольга, но сразу поняла, зачем.
— Да, улитку-то при этом с собой прихватить хочется. Что ж, это рычажки. На стене, из рыбок — карта. Но мы не умеем ее читать.
Борис пожал плечами.
— Поступай как просто с улиткой… Ага!
И он внезапно выскочил наружу.
Василий задумчиво потер подбородок.
— Как просто с улиткой не выйдет. Нам надо в Блидинг. Никто из нас там раньше не был…
Тут вернулся Борис. В руках у него было что-то блестящее, круглое…
Мозг Комнина.
— Вот он! — Борис криво улыбнулся, — он не только был в Блидинге. Он и сейчас там.
Снаружи послышались быстрые шаги. Появилось испуганное лицо Тимура.
— Поднимайте свою бандуру и улетайте! Живо! Там на улице — менты с солдатами, все сюда бегут.
Борис длинно выругался.
— Поймали, суки! Вась, зови Хафа, хватит ему там со своим гаремом прощаться.
Василий хотел что-то сказать на прощанье Тимуру с Володей, но те только замахали руками:
— Некогда! Некогда! Мы сейчас откроем ворота, а вы…
— Не надо ничего открывать, — ответил Василий.
Борис поднес мозг стратига к медным щупальцам. Рыбки поползли — и замерли, образовав картину, от которой по спине Бориса поползли мурашки. Да, он эту картину узнал. Именно такая картина, вроде бы абстрактная, а на самом деле — очень конкретная и жуткая, виделась ему, когда он, сидя в вычислительном центре Казанского Авиационного Института, писал свою злосчастную программу.
— Пора, — прошептал Борис. Язык его почти не слушался.
— Улитка, — рычал Василий, — где… Вот.
Жилетка Пурдзана завалилась за сундуки. В ней лежали золотые улитки.
Снаружи уже слышались далекие команды. Василий взял одну улитку, аккуратно положил ее на дно клетки. Усмехнулся, вспомнив, как возился с фонариком. Теперь все проще.
— Держишь башку?
Борис кивнул. Хафизулла выглянул в последний раз — чтобы встретиться взглядом с Гулей.
— Едем.
И Василий передвинул тумблер.
Нарастающие крики смолкли — закрылась дверца. За окошками поплыл розовый туман, тот самый.
Володя хмурился. Тимур протирал очки. Такого они не ожидали: рогатая бандура вдруг взяла и исчезла. Надо съездить домой, где оставили золото, подумал Володя. А то вдруг оно тоже исчезло?
Но сразу бежать нельзя — сейчас здесь будут солдаты. Надо состроить невинные лица.
Солдаты ворвались в ангар.
— Где они?! — заорал молодой лейтенантик.
— Кто? — спокойно спросил Володя. Это спокойствие далось ему дорого: при виде лейтенанта у Володи перед глазами все поплыло. Он уже не мог ни во что верить — и одновременно готов был верить во все, что угодно.
Старший лейтенант внутренних войск Василий Гиреев с большим трудом упросил начальство послать его в Казань. Но он хотел во что бы то ни стало довести дело до конца.
И еще лейтенант хотел отомстить за убитых ребят — убитых зверски, не по-человечески. За ребят, разрезанных пополам.
Но в ангаре никого не было, только какие-то левые мужики с телками.
— Где они?! — орал лейтенант, срывая бессильную злобу.
— Где?!
Глава 4
Василий держал палец на тумблере.
— Когда отпускать?
— Не знаю, — ответил Борис, но сразу поправился, — знаю. На стены гляди. На карту.
Рыбки покинули свои места, разрушив ужасную картину, и снова стянулись в тонкую линию.
— Давай!
Василий отключил ток. Розовый туман пропал. За окнами было небо. И деревья. И трава. Дверь отошла в сторону. Воздух оказался очень чистым, куда чище, чем в Казани.
Разумеется, ведь это была не Казань. Широкий заросший луг простирался во все стороны. Вдали, около небольшой рощицы, белела каменная беседка.
— Ольга, давай туда, для начала.
Ольга встала за пульт, ввела режим. И взялась за штурвал. Аппарат приподнялся над травой и поплыл к беседке.
Беседка была наполовину разрушена и почти вся заросла плющом.
— Красиво, — тихо сказал Хафизулла, — а кто…
Внутри беседки, на мраморной скамье, кто-то сидел.
Хафизулла, Василий и Борис спрыгнули на землю, держа оружие наготове. Ольга, повернув рычажок, нацелила на беседку мелкокалиберную авиационную пушку.
Поперек скамьи шла большая трещина. Человек сидел возле самой трещины. Он был одет в выцветшую тогу, когда-то — ярко-синюю.
— Блид? — предположил Василий.
— Не блид, — ответил Борис. Ответил очень тихо и очень грустно.
— Не блид. Я его узнал. Или нет… Но те были такие же.
— Узнаешь тут… Смотрите, как высох.
Хафизулла подошел вплотную к сидящей фигуре. Старик. Седые редкие волосы. Ввалившиеся тусклые глаза. Кожа туго обтягивает череп. Руки, лежащие на коленях, больше похожи на руки скелета. Действительно, скелет, обтянутый кожей.
Но он дышал! Правда, ни на что не реагировал.
Борис хотел прикоснуться — но отдернул руку.
— Все-таки, блид. Не боевой. Просто. Думаю, крайняя фаза.
Хафизулла навел бластер на старика. Опустил.
— Здесь что, все такие?
— Проверим.
Борис обошел беседку, заглянул в рощу.
— Ты куда? — забеспокоился Василий.
Но Борис быстро вернулся. Его печаль почти прошла.
— Птицы. Они есть, поют. Слышите?
Действительно, в роще чирикали какие-то птицы, стучал дятел.
— Все-таки, не все. Не все уничтожено. Ну да, конечно. Птицы на компьютерах не работают. И трава.
— А дети? — спросил Хафизулла. Борис снова стал печальным.
— Старички мои… Они хвастались. Они говорили, что и в школах, и даже в яслях, всюду у них — компьютеры. Они так хвалили свои чудесные компьютеры! Ну вот им… Последний отдых в романтической беседке!..
— Не надо. Не кричи.
Василий попытался успокоить Бориса. Борис взял себя в руки.
— Да. Надо лететь. Я там за рощей дорогу видал, и, кажется, нам вдоль нее.
Ольга подняла аппарат над деревьями. Сверху хорошо была видна дорога, мощеная большими каменными плитами. Борис то выглядывал из открытого дверного проема вниз, то, смотрел прищурившись, в окно. Прикидывал в уме, что-то бормотал. Снова смотрел в окно.
А впереди показались строения — явно заброшенные, но все еще величественные. Портики опирались на крашеные мраморные колонны. Краска облупилась, по мрамору тут и там шли трещины. Улицы, мощеные теми же плитами, что и дорога. Дома с уютными двориками. В некоторых двориках — сухие фонтаны. И люди. Точнее…
Их, конечно, нельзя было назвать людьми. Но и блидами их тоже называть не хотелось. Они не вызывали ненависти. Они вызывали только жалость и скорбь.
Одинокие неподвижные фигуры сидели на скамейках во двориках или у ворот своих домов. Обтянутые кожей черепа. Выцветшая одежда. Несколько раз Ольга снижалась, чтобы приглядеться получше. Борис отворачивался от окна. Он представлял себе детей, высохших в колыбелях, раскачиваемых электронными няньками; компьютеризированные больницы, полные высохших тел… Даже домашние собаки и кошки, которым насыпает пищу в мисочки кухонный комбайн, подключенный к домашней компьютерной сети!
Борис зажмурился, снова открыл глаза. Попытался сосредоточиться на дороге…
— Вон! Точно! Подними повыше.
Ольга подняла аппарат. И Борис увидел крутой спуск, по дну которого проходит самая тихая улица Казани — улица Низенькая. Здесь по дну тоже проходила улица, а по ее сторонам громоздились корпуса, облицованные зеленым гранитом. Институт Сенеки.
Минут пятнадцать летали над институтом, выискивая тот самый двор, куда однажды вышли два мирных болтливых старичка, чтобы испытать свое изобретение — прибор для перемещения между мирами. Наконец, Борис узнал место.
Шлем Искандера приземлился на мраморные плиты, между пышным сухим фонтаном и узкой дверью. Выходя из аппарата, Борис прихватил с собой мозг Комнина.
— Зачем? — спросила Ольга.
— А нам он зачем? Понимаешь, Оль, мне кажется… Ему место там. Он должен встретиться со своим Хозяином. И что-то произойдет.
— Это уж точно, — прошептал Василий.
Чувствовал он себя отвратительно. Ему было страшно. А может, не страшно, а противно. Наверное, это от тишины. В той роще пели птицы… Вообще, если бы не беседка с высохшим стариком, то луг и роща просто казались настоящим раем.
А здесь, через несколько миль, был ад — не жаркий ад, где звучат стоны и где ифриты мучают грешников, а тихий, холодный, как мрамор, компьютерный ад. Ад, в который попали не только грешники. Ад, в который попали ВСЕ.
Внутри здания у дверей сидела одинокая фигура в черной тоге. Наверное, привратник. Такая же, как у всех, прямая спина, такие же обтянутые кожей кости, такие же тусклые глаза. Борис старался не смотреть в сторону привратника.
Где же могли обитать старички? Явно не далеко от этой двери: машинка у них была тяжелая, на колесиках. А с другой стороны, они же хотели отнести компьютер в музей…
Внезапно Борис почувствовал, что мозг Комнина в его руках стал теплее. Внутри стального черепа что-то тихонько щелкало.
Борис понес череп вперед, к мраморной лестнице, широким полукругом уходившей на второй этаж. Щелканье прекратилось, мозг Комнина начал остывать.
Так… Борис вернулся к двери.
— Что с тобой? — испуганно спросила Ольга.
— Все нормально. Комнин ищет дорогу.
Борис обошел привратника и направился к другой лестнице, узкой, уводившей вниз. Череп снова защелкал и начал греться.
— За мной, — коротко скомандовал Борис.
Лестница окончилась в небольшой квадратной комнатке, освещенной единственным тусклым плафоном. По периметру вдоль стен тянулась широкая полка, уставленная какими-то полуразобранными приборами. Нет, не какими-то, а совершенно определенными.
Борис догадался, что это компьютеры.
И среди этих компьютеров один был включен.
Борис сразу его узнал. Бежевый корпус, вон даже царапина от балки, упавшей во время пожара.
На полу под полкой громоздился еще один знакомый Борису прибор — тяжелый ящик на колесиках. И тоже работал.
— Он?
Рядом стояла Ольга. Борис положил на пол череп Комнина.
— Он. Спасибо вашему толстяку. Привел.
— А что там на мониторе?
— Нет!!!
Борис обогнал Ольгу и встал перед ней, загораживая мерцающий монитор.
— Не гляди. И вы не глядите, ясно? Это смерть. К клавиатуре тоже не прикасайтесь.
Василий и Хафизулла кивнули. Ольга сложила руки на груди.
— Хорошо. Что теперь делать?
— Как что?
Василий поднял бластер, поставил разряд на максимум.
— Борис, отойди. Я сейчас…
Но Борис остался на месте.
— Подожди. Меня мучает один вопрос. Точнее, много вопросов. Но звучат все, как один. Каким образом? Как она это делала?
— Кто?
Борис все еще держал бластер в вытянутой руке.
— Программа. Я в нее ничего такого не вкладывал… Отчасти я уже догадался, как это произошло. Я же делал вирус. Для уничтожения сети. Программа восприняла саму себя как часть сети. И переписала себя — в себя же!..
Ольга пожала плечами. Василий замотал головой.
— Ну и…
— Она сама себя деформировала. И не раз. Я думаю, она постоянно делает одно и то же — и постоянно меняется. Мне интересно, что с ней стало. Просто так посмотреть ее невозможно, конечно, но, может, мне удасться…
— Ах ты, гнида! Свиные уши! Ты сюда что пришел, наукой заниматься?!
Василий направил бластер Борису в грудь.
— Отойди. Я и тебя спалю сейчас вместе с этой дрянью. Отойди, прошу…
На лице Василия заиграли желваки.
— Приказываю. Раз, два…
— Постой.
Между Василием и Борисом встала Ольга.
— Все не так просто. Ты помнишь, что творится у нас дома. Нужно навести порядок. Нужно оружие. А это…
— Помню! Помню! — заорал Василий, — а ты что, не помнишь? А из-за чего все? Отойдите! Оба! Ольга… Умоляю.
Внезапно глаза Ольги широко раскрылись. За спиной Василий услыхал какое-то мягкое шуршание, мелькнула черная тень…
Хафизулла, сделав в воздухе сальто, приземлился на корточки за спиной Бориса, вкатился под полки. Никто не успел пошевелиться, а Хафизулла уже спокойно стоял сбоку и прятал назад свой кинжал.
Ольга первая поняла, что он сделал.
— Хаф, ты…
Хафизулла улыбнулся.
— Простите, Идин-ага. Ханум… Эмир прав. Но я не только из-за эмира. Я, все-таки, должен выполнять волю Ордена. Вот, я там провода все перерезал. Смотрите, оно больше не работает.
Борис и Ольга оглянулись. Действительно, монитор погас, погасла и зеленая лампочка на бежевом поцарапанном боку угловатого корпуса.
Провода, шедшие к прибору на колесиках, тоже были перерезаны.
— Тише! — Борис поднял руку, — что гудит?
Гудела валявшаяся на полу стальная сфера — мозг Комнина. И не только гудела. Некоторые части сферы светились темно-розовым светом.
— Она раскаляется… — прошептала Ольга, — почему?
Борис с силой толкнул ее в спину.
— Бежим! Скорее! Все! Сейчас рванет! Ну, Хаф, кретин, чемпион по геймоверу!..
Взрыв произошел, когда до внешней двери осталось несколько шагов. Борис ожидал большего. Он думал, рухнет все здание. Но здание не рухнуло.
Послышалось несколько резких хлопков, запахло паленой изоляцией. И ничего больше… Ничего?
Тело привратника неловко склонилось вперед и мягко упало на мраморный пол. Василий подскочил к нему, остановился, не решаясь притронуться. Потом, все-таки, проверил. Да.
— Не дышит. Умер.
Хафизулла остановился рядом.
— По-настоящему?
— Да. Самый обыкновенный мертвец. Не блид. Спасибо, Хаф, мы там препирались, а ты все сделал.
— Подождите. Заглянем, все ли.
Борис развернулся и побежал вниз по лестнице. В квадратной комнате стоял смрад. Но было тихо, больше ничто не гудело. Весь пол усеивали детальки из развороченного комнинского черепа. Прибор на колесиках тоже взорвался, внутри у него что-то догорало. И еще взорвался монитор. Он лежал на боку, придавив клавиатуру. Рядом на полке валялось несколько выпавших клавиш.
А корпус компьютера был цел. Тихий бежевый сундучок, с виду совершенно невинный. Но внутри… Стоит ли смотреть, что там внутри? Борис подумал о мертвом привратнике. Наверное, точно так же умер весь город. Успокоились высохшие старики на скамейках, умерли дети в колыбелях. Домохозяйки, тупо сидевшие возле своих кухонных комбайнов, ученые, застывшие перед мониторами…
Все эти сидячие полумертвецы получили долгожданный покой. И ходячие мертвецы в серых туниках, наверное, тоже.
Василий стоял рядом.
— Ну что, Вась, стреляй. Не буду я в нем копаться. Не хочу.
Василий направил бластер на бежевый корпус и нажал на спуск. Задымилась и вспыхнула пластмасса, раскалился и начал плавиться металл. Корпус развалился, раскрылся, словно цветок — зловонный цветок, выросший на помоях. Скручивались спиральками провода, обугливались и рассыпались черным порошком; трещали платы, текло олово. Покоробился и раскололся жесткий диск. Осколки тоже начали плавиться. А Василий все жал и жал на спуск, пока на месте корпуса не осталась только пышущая жаром кипящая масса.
— Ну вот. Хватит, Вась. Блидинг выполнил задачу.
Василий поднял на Бориса испуганные глаза, и тот пояснил:
— Блидинг самоуничтожился.
К шлему Искандера возвращались молча. Уже забираясь внутрь, Василий устало спросил:
— Назад-то мы как? Проблема…
— Не проблема, — ответила Ольга, тоже усталым голосом. — Я вспомнила этот спуск. И улицу. Я здесь была. Тут есть какой-то город, название не помню… Паризия? Или Аресия. В честь древнего героя. Не важно. Главное, именно на этой самой улице — филиал Института Марса. Я была в архиве: прилетела, бегом в архив. Ничего вокруг не видела. Но помню двор, и улицу тоже помню.
— Не ошибешься? Хотя, теперь — плевать.
Василию и в самом деле было плевать. Ему казалось, что он свою жизнь уже прожил, и прожил не напрасно.
— Нет, не ошибусь. Мы сейчас к этому месту подлетали, я как раз думала, что место знакомое. Но тогда мне было не до того. Залазьте, поехали.
Василий уже был внутри. Хафизулла забрался в аппарат и присел на кушетку. А Борис медлил. Хафизулла поманил его рукой.
— Идин-ага, давай сначала к нам, потом мы тебя одного домой отправим…
Борис покачал головой.
— На самом деле, задача еще не выполнена.
— Идин-ага, не психуй. Я начал, эмир закончил. Готово.
— Нет, Хаф. Есть еще одно место, где живет Блидинг.
И Борис постучал пальцем по своему лбу. Остальные уставились на Бориса. Молчали, наверное, минуты три. Наконец, Василий сказал:
— Нет. Тебя я убивать не стану. И Хаф не станет. И Ольга. А сам ты…
Борис снова покачал головой.
— И я не стану. Уж рискну… Но я буду жить здесь.
— На этом кладбище?
Василия передернуло от одной мысли о городе, полном трупов. Конечно, трупы — не блиды, но все равно гадко.
— Нет, Вась, я где-нибудь на природе. Ты же видел, здесь хорошо. За городом. Я не хочу к вам, понимаешь? У вас всюду компьютеры, у вас всюду политика. И домой не хочу. Дома — одни бандиты, братва эта гнусная. Я их ненавижу.
— Но ты же сам…
— Я ненавидел компьютеры. И стал крутым программистом. Я ненавидел братву в тюбетейках. И тоже стал крутым… Гляди, что из этого вышло! Два единственных хороших человека, которых я встретил — два старичка. Из Института Сенеки. И я им подарил… Вы тоже хорошие. Прощайте.
Борис развернулся, обошел фонтан. Открыл калитку, ведущую на улицу. Оглянулся — но ничего больше не сказал.
Ольга вздохнула. И приложила лоб к щупальцам медного кальмара — Лиры Орфея.
— Василий. Нажми на кнопочку.
Глава 5
Новгород встретил осень праздником — чего раньше не бывало. Горожане гадали: то ли Князь Волх Третий решил всенародно праздновать Осеннего Ярилу, праздник, всегда считавшийся у новгородцев семейным; то ли произошло какое-то событие государственной важности.
О самом празднике Князь объявил за неделю. А причину назвал только за день до начала. Победа. Новгородцы остались в недоумении: над кем победа-то? Разве ж была война?
Но война, судя по всему, была, хоть и не в Новгородском Княжестве. И победа тоже была. В день праздника Новгород наполнился гостями. Толпы людей, треухов, сатиров, удильщиков… Почему-то не было ни одного циклопа, но кому до них дело?
На лобном месте подняли колесо на шесте, зажгли. В небе плыли тягучие огни фейерверков, полуголые девицы раздавали кружки со знаменитой новгородской медовухой и льнули ко всем парням без разбору.
Толпа собралась на площади перед Приемными Палатами и ждала. Вот на верхний балкон Приемных Палат вышел Волх Третий, в длинном красном кафтане и в высокой шапке. Поднял руки.
Из ворот на площадь вывалили стрельцы с длинными парадными пиками. Оттеснили толпу, встали под балкон в несколько рядов, выставили кверху острия пик.
Князь взял микрофон.
— Кого требуете, стрельцы? — загремел над площадью голос Князя, пронесшись от одних мощных динамиков и отразившись в других электронным эхом.
— Приз-рак! Приз-рак! — дружно гаркнули стрельцы, а потом заорали вразнобой:
— Призрака давай! На пики призрака! На пики его! На-пи-ки! На-пи-ки! На-пи-ки!
Стрельцы повторяли это, пока толпа не догадалась, чего от нее ждут и не начала повторять за стрельцами:
— На-пи-ки! На-пи-ки!
Голос праздничной толпы сотрясал Новгород, девицы визжали, медовуха лилась рекой.
Двое опричников появились на балконе возле князя и подали ему тело — не чучело, а самое настоящее мертвое человеческое тело, в серой тунике, серебристых сапогах и в черном стальном шлеме, пристегнутом ремешком к болтающейся голове.
Князь поднял тело над головой и швырнул вперед. Описав дугу, тело рухнуло на пики, повисло на них, словно осенний листок, застрявший среди жестких сухих травинок.
Грянула новая порция фейерверков. Толпа радостно взвыла.
Радовались, конечно, гости. А новгородцы не могли понять, чего же тут веселого? Слишком уж жестоко — человека на пики, даже мертвого. Впрочем, князю, конечно, лучше знать.
Князь Волх Третий постоял еще несколько секунд на балконе, потом вернулся в зал. Скинул тяжелый кафтан и шапку на руки опричникам и остался в синем комбинезоне, в котором всегда ходил.
В глубине зала стояли два мягких кожаных кресла, между креслами — низкий резной столик восточнотурецкой работы. Одно из кресел занимал высокий негр в черной форме опричного тысяцкого. В другое плюхнулся Князь.
Тут же подскочил десятник из личной охраны и поставил на столик два жбана с медовухой.
— Спасибо, Славик. Ступай.
Десятник вышел, притворив дверь. Князь отхлебнул медовухи. Негр к своему жбану не притронулся.
— Вы бы повременили пить, государь. Голову потеряете, а она вам в ближайшие полчаса очень нужна — дело-то серьезное.
— Да.
Князь вернул жбан на столик.
— Ты всегда прав, Лопушка, всегда. Но тяжелый же был, гад…
— Зато народу понравилось. Славное я действо придумал.
— Славное, Лопушка. Но ты пришел не медовуху со мной пить — вон, ты и не пьешь. Ты говорить пришел.
Лопу Мвари привычно подергал себя за рукава.
— Да, государь. О Византии.
— Ох! Премерзкая тема, — Князь нервно почесал бородку, — премерзкая. Там сейчас такое творится… Ты представляешь, какая скоро оттуда попрет зараза — бывшие тайные, бывшая Гвардия, все бывшие. Хорошо, если к Гедиминасу попрут.
— Скорее, просто в разбой, — хмыкнул Мвари.
— Да. Это мне населения не хватит, из всех придется стрельцов делать, даже из психов…
— А также детей, вольных девок и старушек, — закончил Мвари невеселую мысль.
Князь, все-таки, взял свой жбан и сделал большой глоток.
— Извини, Лопушка. Тут только и делать, что спиться.
Мвари пристально посмотрел Князю в глаза. И произнес, чеканя слова:
— Или стать Императором.
Князь не поперхнулся медовухой, не вздрогнул. Он медленно кивнул.
— Да, тысяцкий, это дешевле.
— Я не шучу.
— И я не шучу. Я уже прикинул, как с Гедиминасом расплачиваться…
Мвари всплеснул руками.
— Не надо. Чтобы Новгород присоединил Империю… Да вас просто народ не поймет, ни чей, ваш собственный, в том числе.
Князь молчал. Он держал жбан в обеих руках, но глядел сквозь него — и сквозь толстый персидский ковер на полу, сквозь бетон и декоративные бревна Приемных Палат, сквозь все свое маленькое уютное княжество. Он пытался увидеть Землю и всю обитаемую Вселенную — но не мог. Отдельные кусочки не складывались в общую картину, отталкивались друг от друга острыми краями, а то и вовсе исчезали.
— Как же поступить? — угрюмо спросил Князь.
— Наоборот! Вы просите Императрицу о присоединении — Княжества к Империи.
— Да зачем?! — удивился Князь, — к чему я там буду присоединяться?
— Подождите. Это только первый шаг. Потом Императрица отрекается от престола в вашу пользу. А вы переносите на Империю свои структуры. Не надо Гвардии, Госстражи, Тайной Службы — их все равно больше нет. Значит, будет Тайный Приказ, Стрелецкий Приказ…
— М-да, после того, как у всего руководства Тайной Службы взорвались головы… Авторитет их резко упал.
Князь усмехнулся. Потом снова помрачнел.
— А что армия? Гедиминаса нанимать?
— Хороший вопрос. Где найти таких козлов, чтобы служили почти бесплатно, за одну честь. Но ответ содержится в самом вопросе. У нас полный Приап этих козлов.
— Сатиры?
Князь еще глотнул медовухи. Мвари не выдержал и тоже сделал маленький глоток из своего жбана. Медовуха чем-то напоминала Цир-Цир — только, к сожалению, не делала человека богом.
Князь размышлял.
— Сатиры… Они честны. Во всех отношениях. Но они не умеют, леший их задери, воевать строем! Что за армия без дисциплины?
— Идеальная дисциплина была у «призраков». Кто их бил? Сатиры. Да, экспедиция удалась, все «призраки» вдруг разом подохли. А если бы нет? Короче, тут и выбирать не приходится.
— Ладно, не приходится, — согласился Князь, — но дело за малым. Осталось уговорить принцессу… То есть, разумеется, Императрицу.
— Читайте, государь.
Мвари вытянул из рукава документ, свернутый в трубочку, и развернул его перед глазами Князя.
В этом документе, подписанном Императрицей Ольгой и заверенном тремя Высшими Печатями Византийской Империи, значилось, что Ольга отрекается от престола в пользу Волха из рода Всеславичей, наместника византийской провинции Новгород. Место для даты было свободным.
Князь перечитал документ несколько раз. И вдруг рассмеялся. Смеялся он неприятно — Мвари вспомнил похожий смех. Так смеялся перед смертью сошедший с ума Комнин.
Но смех Князя быстро прекратился. Осталась только улыбка.
— Ну, Лопушка… Теперь мне только и осталось, что гадать, кто же кого перехитрил — я Ольгу, Ольга меня, или ты нас обоих.
Мвари кинул на столик еще два документа.
— Вот, государь, разрешение Ольги на присоединение Новгородского Княжества к Империи, а вот — ваше прошение. Подпишите прошение, а потом можете думать, сколько влезет.
Мвари вел себя почти грубо. Он уже давно опаздывал на встречу, которая была для него куда важнее, чем беседа с новгородским Князем.
Князю, впрочем, было плевать на этикет. Он развернул оба документа, пробежал глазами.
— Хорошо, Лопушка. Вот прошение, вот у меня вечное перо. И вот я подписываю.
Князь поставил на прошении свою мелкую подпись. Спрятал перо в карман комбинезона, из другого кармана вытащил маленький ларчик. В ларчике хранилась Новгородская Печать — кругляшок с фигурной золотой ручкой, украшенной изумрудом.
Подышав на Печать, Князь скрепил ею прошение. Улыбнулся еще шире.
— Доволен, тысяцкий? Вот. С собой заберешь?
Мвари вскочил с кресла.
— Нет, государь. Расставьте даты, как хотите. А я, с вашего разрешения…
— Ну, ступай.
За окнами продолжала веселиться толпа. Небо мигало разноцветными фейерверками. Князь остался один, улыбка медленно сползла с его лица, уступив место тоске и злобе.
Кончилась спокойная жизнь — от Масленицы до Масленицы. Гадкий негр заставил на старости лет заняться делами.
А Мвари спешил вниз по скрипучим деревянным лестницам, мимо опричников, отдававших честь, мимо пьяных стрельцов, размахивавших пиками, потом — мимо еще более пьяной толпы. Путь его лежал недалеко, всего лишь через площадь, к старому дому с вывеской, намалеванной на доске: «Аптека Бар-Кохбы».
Дом совсем недавно отстроили после пожара, но старик Кротов распорядился сделать все так же, как было: даже краску специально соскоблили в некоторых местах. «Я хочу жить в своем старом добром особняке, — ворчал Кротов, — а не в игрушке, похожей на свежий кусок мыла!» Но появилось в этом доме и кое-что новенькое. Мвари набрал код на входном замке и приложил к квадратному окошечку большой палец. Замок щелкнул, и Мвари вошел внутрь. Следующий замок пропустил его в коридор, обитый красным бархатом. Когда-то, совсем недавно, Мвари проламывался сквозь эти двери во главе отряда стрельцов с идиотской целью — арестовать легендарных Старцев.
Сегодня он шел совсем с другой целью — и в другом качестве. Последний замок отворил перед ним дверь-диафрагму, за которой находилась комната с пятиконечной звездой на полу. По концам звезды стояли кресла.
В первом кресле сидел Велимир Кротов — единственный из прежних Старцев, оставшийся в живых. И, наверное, единственный из них, кто по-настоящему знал свое дело — управлять Вселенной.
Во втором кресле сидел Пурдзан. Он чувствовал себя неуютно. Кротов тоже был не слишком уверен в Пурдзане — но, с другой стороны, ни за одного сатира нельзя ни в чем до конца поручиться. А в сложившейся ситуации один из старцев должен отвечать за Приап, и только за Приап.
В третьем кресле сидел самый молодой Старец. Ему было смешно называть себя старцем. Но и компьютер, и интуиция однозначно подсказали Кротову, что Хафизулла Раббан идеально подходит в качестве представителя Ордена Измаилитов — одной из самых стабильных организаций в обитаемой Вселенной.
А четвертое кресло занимала Ольга. Когда компьютер выдал рекомендацию взять в Старцы принцессу, Кротов опешил. Ни разу прежде среди Старцев не было женщин. Но после беседы с принцессой он понял, что Ольга — не женщина. Когда она услыхала, что Старцам не полагается вступать в брак, то лишь пожала плечами. И это вовсе не было дамским кокетством или девичьим максимализмом. Аримановский компьютер Кротова, проанализировав содержание беседы, выдал однозначный ответ: принцесса лишена женских качеств, зато в полной мере обладает мужскими.
Сама Ольга с усмешкой вспоминала ту ночь в Казани, когда сказала Василию, что она — девственница. Бедный янычар, наверное, удивился. Ведь он должен был помнить, как ее насиловали пираты. Но Ольга имела в виду совсем другое: свою неспособность любить. Дружить, воевать бок о бок, даже заниматься любовью — пожалуйста. Но любить по-настоящему принцесса не могла. И не хотела.
Однако она не стала ничего объяснять Василию. Со своим удивлением он справился легко, а вот со своим горем не справился бы никогда.
Последнее, пятое кресло было свободным. Его занял бывший гражданин Сообщества Мономотапа, опричный тысяцкий Лопу Мвари.
Пологие холмы вокруг аэродрома отливали красным. Восход красив на любой планете, особенно — на Земле Полифема. «Лето в лесу настало, пора собираться на пир, но некому готовить веселый наш Цир-Цир» — слова килкамжарской песенки почему-то всплыли в голове сразу, как Василий увидел эти холмы. Он не любил сочетание зеленого и красного цветов, но зеленые холмы в красных отблесках выглядели так нежно, так… женственно. Василий потянулся, случайно задев рукой борт самолета.
Хорошее настроение сразу исчезло. Опять придется лететь на местном дерьме. Хитрюга Волх не может, видите-ли, открыто использовать силы Империи в этом конфликте. Надо рядиться под циклопов.
Свиные уши! «Волк позорный!» — вспомнил Василий одно из выражений Бориса. Интересно, как он там, среди своих мертвяков? А как я здесь, среди своих козлов? Не известно, что лучше.
Дым от костра поднимался к рассветному небу, черный на фоне сизо-розовых облаков. Прекрасный сигнал для всех желающих: вот он, аэродром! Палите по нему из дальнобойных пушек, шлите ракеты, милости просим. Сатиры снова выкопали из земли какую-то гадость и пекли себе на завтрак. Вон, сгрудились вокруг костра, веселые, без портупей, шапки набекрень.
Василий поправил собственную шапку. Сатиров, вообще-то, можно понять. Фески были куда удобнее. Хотя на их рогах и фески не сидели как следует.
Уже три года Василий занимался мелкими провокациями на Земле Полифема: получить летающие гробы, размалеванные знаками одной партии, разбомбить что-нибудь на территории, где заправляет другая партия, вернуться на базу, гробы сжечь — а самим переодеться в штатское и разойтись.
С переодеванием в штатское Василий разобрался легко: скидывал стрелецкий кафтан и натягивал любимую старую янычарскую форму. С тех пор, как не стало Янычарского Корпуса, эта форма не считается формой. Пусть так. Василий-то знал, какова на самом деле цена этой форме, а какова — новой.
Новым солдатам Василий тоже знал цену — она была невысока. Настоящие вояки остались только у Гедиминаса. Но хуже, чем сейчас, просто быть не могло: сатиры!
Небо потеряло розовый оттенок, стало молочно-белым. Красные отблески исчезли с холмов. Василий поглядел на часы. Еще пять минут, можно покурить… Нет. Замешкаются, рогатые дурни, задержат вылет.
Тихо подкравшись к сидевшим у костра сатирам, Василий заорал во всю глотку:
— Пятерка! Стройсь!!!
Сатиры, конечно, вместо того, чтобы строиться, кинулись затаптывать костер. Потом поняли, что занимаются ерундой, встали кое-как, вытянулись. С двоих при этом попадали шапки.
Василий прошелся вдоль своей пятерки. Вздохнул.
— Задача. Летим в квадрат Юс-5-14 уезда Парцаба. Бомбим хозяйственные объекты. Возвращаемся, уничтожаем самолеты. Потом расходимся. Вон там, — он махнул рукой в сторону, — под дерном спрятаны три мотоцикла и джип. Ванзан и Дарган берут по мотоциклу, едут один на север, другой на запад. Ваздор, Аскер и Каздарган — на джипе, направление — юг. Я тоже уеду на мотоцикле. Понятно? По машинам! — скомандовал Василий и на всякий случай прибавил:
— По самолетам.
Холмы проносились снизу, сливаясь в серо-зеленую рябь. Самолеты шли ровным клином на бреющем полете. Машины четко держали строй — пилоты и водилы из сатиров отличные. И драчуны. Вот солдаты…
Впереди на волнистой поверхности показалась лепешка черной грязи. Василий щелкнул тумблером связи.
— Всем машинам! Выходим на квадрат! Ванзан и Ваздор заходят с юго-запада, Дарган и Аскер — с северо-запада, Каздарган — со мной. Бомбить по моей команде. К маневру приступить — марш!
Самолеты стали расходиться в стороны, чтобы потом, ревя и разбрасывая бомбы, со всех сторон обрушиться… На что, кстати? Василий сам не знал, что скрывается под обозначением «хозяйственные объекты». Брошенный коровник, наверное. Ведь неважно, что бомбить. Главное — поссорить две сраных партии, чтобы они не объединились.
Лепешка впереди увеличилась, разбилась на отдельные строения. Едва ли это коровник: четкий периметр ограды, ангары, приземистый административный корпус, тарелка радара…
Шайтанье дерьмо! Свиные уши! Бог насекомых! База! Настоящая авиабаза, а может — еще похуже. Вон и посадочная площадка. А на ней…
Василий похолодел. Фелуки! Отличные аримановские фелуки, готовые к взлету!
Кто-то там облажался наверху. Тут не гробы нужны, а шлюпки хотя бы.
Но поворачивать поздно — догонят в два счета, расстреляют в спину. Василий заорал в микрофон, срывая голос:
— Бомбить!!! Фелуки бомбить!!!
Каздарган сориентировался сразу. Его бомбы полетели рядом с бомбами Василия — и две фелуки загорелись, так и не поднявшись с площадки. Ванзан промазал и стал разворачиваться для нового удара. Ваздор и Аскер тоже промазали, их бомбы попали в ангар. Но это еще ничего… С другой стороны, плевать на ангар, главное сейчас — выжить. А для этого необходимо разбомбить фелуки.
Дарган полетел прочь. Василий даже не стал ему ничего кричать — без толку. Он уже труп. Три оставшиеся фелуки начали подниматься. У фелук тяжелый разгон, это надо использовать. Василий выпустил ракету. Еще одна фелука загорелась и обрушилась на площадку.
А две другие были уже в воздухе. Лучом разрезало пополам машину Аскера. Она вспыхнула, как праздничная шутиха, и обрушилась на ангары. Вот вернулся Каздарган, тоже выпустил ракету…
Нет, по летящей фелуке ему тяжело. Каздарган делал мертвую петлю, фелука шла наперерез. Авось не заметит. Василий начал подбираться сбоку, поймал фелуку в прицел. Дернул гашетку. Ракета повредила поплавок и вывела из строя двигатель. Фелука рухнула. Не взорвалась… Шайтан с ней.
Осталась последняя. Где она?
Вдали полыхнул взрыв. Фелука спалила Даргана и теперь возвращалась. Василий еле ушел от луча — пролетел так низко, что четь не задел радар… А Ванзан задел.
Теперь полыхала вся база. Носились фигурки людей… Да, это были не циклопы, а люди. Чья база? Почему она здесь?
Фелука спалила Ваздора. Сейчас она к Василию хвостом… Свиные уши! Ведь на фелуках есть кормовое орудие.
В наушниках послышался крик — кричал Каздарган.
— Курпа-а-ан! Аллах акбар!!!
Василий понял замысел Каздаргана только тогда, когда он начал его осуществлять. Машина сатира неслась прямо на фелуку. Фелука начала разворачиваться — и это спасло Василия: луч из кормового орудия прошел мимо.
Зато Каздарган не успел свернуть, да, видно, и не собирался. Его машину и фелуку укрыл общий, один на двоих, шар огня.
— Каздарган… — шепнул Василий в ненужный микрофон, — Каз. Свиные уши!
На аэродром Василий возвратился один. Спокойно вылез из самолета, стянул стрелецкий кафтан, кинул в кабину вместе с шапкой. Включил часовой механизм. Через пятнадцать минут не будет ни шапки, ни кафтана, ни самолета. Подкатил к самолету мотоциклы. Переоделся в свою янычарскую форму. Завел джип.
Ну, кому-то он устроит. Кому только?
Василий чувствовал себя так же плохо, как тогда, три года назад, сразу после возвращения из Блидинга. Сначала все было, как полагается: рапорт, радостные крики и спокойный сон. Четыре дня Василий отсыпался.
А когда проснулся, Мвари зашел к нему в комнату, потеребил рукава, улыбнулся и сообщил:
— Съезжаем, Гирей-ага. Окончен наш джихад. Ты больше не эмир, я больше не шейх. Орден нам не мать родная, а благодарный работодатель. Проси, что душе угодно.
Василий задумался. А потом рассвирепел.
— Что душе?.. Знаешь, что моей душе угодно?
Он приблизил свое оскаленное лицо к спокойному лицу Мвари.
— Знаешь?
— Знаю, — ответил Мвари, — нового джихада. Но ты, Гирей-ага… Нет, пусть лучше они объяснят.
— Кто?
Мвари больше ничего не сказал, широкими шагами вышел из комнаты. А вместо него вошли Хафизулла и Пурдзан.
— Пур!
— Курпан… То есть, прости, Гирей-ага. Мне Хаф уже рассказал все. Как ты на Восьмируком прокатился! Я от смеха чуть себе горло не перерезал!
Пурдзан захохотал, тряся бородой и мелко топоча копытами по пластиковому полу.
— Подожди, Пур.
Хафизулла присел на койку рядом с Василием.
— Понимаете, эмир… Для меня и для многих наших вы всегда эмир. Но теперь… Джихад меча окончен. Начинается джихад трона. А вы ведь в интригах не очень.
Василий растерялся.
— А я что, должен быть силен?
— Нет. Просто вы сейчас оказались в… Где мы были все. В «омеге». Почему-то Мвари решил, что я лучше вам объясню, чем он. Просто он вас сердить не хочет. Я тоже не хочу…
Василий потерял терпение.
— Говори ж ты, наконец.
— Конфедерации нет, вы знаете. Вчера, пока вы спали, визирь Тронье официально объявил, что Янычарского Корпуса больше не существует, а любые формирования с таким названием незаконны. Мамелюков распустили, пока мы громили тот компьютер. Армии нет. Что вам остается? Вы — курпан дир-зигунов. Вас это устроит?
Василий молча помотал головой.
Хафизулла развел руками и тоже вышел. Еще неделю Василий мог жить на Новой Аравии, но потом должен был определиться. В отставку? На Приап? К Гедиминасу?
Все это была ерунда. На исходе недели Пурдзан принес письмо от Ольги. Письмо оказалось не слишком нежным — скорее, сухим и деловым. Ольга просила поздравить ее с коронацией и предлагала Василию место…
Василий вспомнил Казань. Три бессонных ночи, чертежи, широкую кровать. Тихий смех Ольги.
И согласился.
— Так ты согласен? — переспрашивал Пурдзан уже в четвертый раз.
— Да, Пур, голубчик. Ну не в наемники же идти!
— Так ты…
— Я, Пур, я, — Василий рассмеялся.
Пурдзан выглядел жалко. Даже голубоватые загнутые рожки чуть потускнели.
— Смеешься, Гирей-ага. Самое смешное, что если ты согласен, то знаешь, кто твой командир?
— Кто?
— Я! — выпалил Пурдзан.
Василий перестал смеяться. Но не потому, что эта новость его огорчила. Просто у него появился командир, а значит — и задание.
Василий спокойно встал, одернул безрукавку.
— Хорошо. Это хорошо, Пур. Тебе ясно? Командуй.
Пурдзан продолжал смущаться.
— Я и командую, Гирей-ага. Понимаешь, циклопы эти, Мекрджал им под хвост…
Так Василий и попал в «гробовщики». Нет, думал он, давя до упора на газ, Пур тут ни при чем. А кто? Я во всем виноват, я сам, наверное. Только со мной такое случается. Тогда, на Приапе, вроде почти победил, а всех солдат потерял. Сейчас — то же самое. И с Ольгой. И с Блидингом. Победили Блидинг, шайтанье дерьмо! Вернулись — и ничего. Одни кретины. Конфедерации нет, вместо Императора — сраный князек!.. Это я, это мой мир. Надо было с Борисом остаться.
Джип взлетал на холмы, проскакивал низины, в туче брызг пересекал мелкие ручьи. Василий все давил на газ и громко ругался.
Вот и поселок Цоре-14. Официальная база Империи. У въезда стрельцы стоят, ноги растопырили, бластеры блестят. Вояки, свиные уши!
Пурдзан ждал в просторном доме, снаружи похожем на крестьянский. Внутри пылилась убогая деревянная мебель циклопов, какие-то плохо обструганные столы, стулья, сундуки. Василий сдвинул с места самый большой сундук и по гремящей стальной лесенке сбежал в подземелье, в тесную каморку, забитую аппаратурой связи. Там ждал Пурдзан.
— Пур! — заорал Василий с порога, — меня подставили! Ты слышишь?!
Но Пурдзан молчал. Он завороженно пялился на один из экранов.
Василий подошел сзади и заглянул Пурдзану через плечо. На экране был Борис!
— Как…
Пурдзан не ответил. Василий понял, что это — запись. Изображение рябило, звук иногда пропадал. Через каждые полминуты запись повторялась.
Борис выглядел очень встревоженно. Отдышавшись, Василий смог, наконец, разобрать слова:
«Всем членам Отряда Омега! Вась, Пур, Хаф, Оля — надеюсь, вы меня слышите. Я докопался до способа перемещения. Но пока перемещаю только сигналы. Мне есть, что сказать. Я обнаружил новый Блидинг! Та же структура. Но я не знаю, в каком это мире. Василий, надеюсь, ты это слышишь. Всем членам Отряда Омега…» Изображение вдруг ярко вспыхнуло — и исчезло. Пурдзан обернулся к Василию.
— Джихад близок, курпан-баши.
— Прости, Пур… Ты не забыл, что ты — мой командир, а не наоборот?
— Это ты не забудь, курпан-баши. Аллах знает, кто над кем командир. И если что не так — то напомнит. Вот и напомнил. Новый джихад близок. Ты на Аллаха надейся. А все будут надеяться на тебя, как и раньше. Ты, курпан-баши — последняя надежда. Ты сам, получается, и есть этот «Отряд Омега».