Carere morte: Лишённые смерти

Якимова Ирина Валерьевна

Carere morte — что это? Это значит: быть бессмертным, отказавшимся от смерти, лишённым смерти… Вампиром. Carere morte — господа Земли Страха, страны, возникшей и существующей, благодаря проклятию вампиризма. Её смертные жители свыклись с таким положением дел, даже охотники на вампиров не верят в возможность полного избавления от владычества carere morte. Мир Земли Страха кажется незыблемым, но появляется человек, обладающий странным Даром исцелять вампиров, — и всё меняется. Споры о Даре раскалывают и вампирскую цитадель, и оплот Ордена охотников. У Избранного — обладателя Дара, появляется защитница — вампирша, а его главной противницей оказывается ревностная охотница. Прежние противники объединяются в союзы, отчаявшиеся бросаются за помощью к злейшим врагам. Но Владыка вампиров уверен, что победа, как всегда, достанется ему…

Исправленный и окончательный вариант (по крайней мере, окончательный на ближайшие годы). По 1-му 2-му тому есть новые сцены.

 

 

Пролог

В саду перед домом она остановилась.

"Безумие! — ещё противился рассудок. — Тебя обманули. Ты не нужна им. Они убьют тебя, бедную наивную дурочку. Ну, куда ты идёшь?!"

Она закрыла глаза, и ей мгновенно явился образ юноши — тонкий профиль, тёмные волосы до плеч…

— Если я ошибаюсь, — усмехнулась она, — если я не разглядела его ложь, то так мне и надо.

То ли из-за вечернего холода, то ли от страха улыбнуться не получилось. Лицо словно застыло.

"Безумие! — предпринял новую атаку рассудок. — Безумие и грех! Воротись домой!"

— Я обещала ему, что приду! — попробовала спорить она…

"А кто он, ты помнишь?"

Она оставила этот довод без ответа. Слишком страшно. Ответы замёрзли, как и этот осенний, голый сад, как и эти выступившие на небе ледяные искорки звёзд… как и она сама.

"Что мне делать?" — спросила она ночь вокруг, и, словно ей в ответ, чёрное небо озарилось яркой вспышкой. Огромная звезда прокатилась над крышей дома и растаяла, не долетев до земли. Что это, как не знак судьбы? Сама Ночь указывает ей путь.

"Ты совсем заигралась, девочка!" — предупредил рассудок. Но она привычно послала здравый смысл к чёрту.

Семь ступеней вверх она летела, сердце билось в пустоте, звонко отдавалось в ушах. И вот она у двери с ручкой в виде головы льва. Его правый глаз пуст, слеп, но сохранившийся камень в левом тревожно горит, переливается зелёным, холодным, мертвенным светом, приглашая войти, чтобы позже выйти… преобразившейся.

Она сжала руку в кулак. Решительно постучала трижды. Ожидание было недолгим.

— Ты всё-таки вернулась! — тот самый юноша, что являлся ей, стоило закрыть глаза, улыбнулся и широко распахнул дверь. — Ты решилась?

— Да… — дальнейшие её слова поглотил скрип затворяющейся двери.

Тихо беседуя, юноша и девушка вышли на летнюю террасу, не застеклённую и открытую ветру. Палая листва, принесённая сюда вихрем, металась под ногами, шурша, как дамы на балу кринолинами.

— Не говори "вампир", — учил юноша. — Говори "carere morte", отрёкшийся от смерти.

— Разве эти слова не обозначают одно и то же?

— Нет! Вампир — мифическое существо, жалкое ночное создание, паразит, питающийся кровью, а carere morte — это наша история, действительная история! Carere morte — победивший старость и смерть, вечноживущий, бессмертный. Владыка северных земель. Бог.

— Так "отрёкшийся" или "победивший"?

Юноша коснулся пальцем её губ, заставляя замолчать.

— Ничего не говори. Слушай тишину, слушай ночь. Если ты не слышишь её шёпота, значит, ты узнала только половину мира. Этого так мало для существа, созданного по образу и подобию Бога! Взгляни на небо. Эти звёзды видели рождение нашего мира, они же будут освещать его агонию. Среди них, бессмертных, есть твоя тёзка. Спроси её, каково это, жить вечно.

— Моя тёзка?

— Вон она, над самым домом. Мира, Удивительная. Хочешь стать, как она?

Девушка молчала.

— Мы не делимся проклятием, Мира. Это ложь завистников. Мы дарим вечность.

Приняв продолжающееся молчание спутницы за согласие, юноша подошёл к ней ближе, взял за руку.

— Знаешь, откуда пришло это слово: carere morte? Это значит: быть лишённым смерти. Сумасшедший алхимик Атер так озаглавил свой трактат, посвящённый исцелению смерти.

— Исцелению… смерти?

— Да. Хочешь стать исцелённой?

Нижние улицы спрятались, укрывшись тьмой, как одеялом. Верхние, полукольцом подбирающиеся к северным горам, расползлись в улыбке, обнажив острые белые зубы — дома. Старый город, сердце страны, спал и улыбался во сне — таинственно, мудро, хищно.

— Ты чувствуешь суть этого города, цитадели carere morte? Она открылась тебе? Ты вернулась домой, сестрёнка. Останься со мной. Будешь моей звёздочкой, моим ночным бриллиантом… Вечность тебе понравится.

Вместо ответа девушка потянулась и расстегнула тонкую серебряную цепочку на шее. Недолго подержав в руках, она бросила её за перила, в сад. Маленький крестик сверкнул в темноте и исчез, беззвучно провалившись в пустоту. Юноша сжал её теперь совсем безвольную руку в ладонях.

— Моя невеста, — сказал он. Его глаза смеялись, но лёд в них не таял.

— Только поцелуй меня сначала, — попросила она и закрыла глаза…

Видение тает, и я остаюсь в темноте. И я думаю об этом таинственном сочетании, которое так приятно катать на языке: carere morte. Быть бессмертным, отказавшимся от смерти, не знающим смерть, отрицающим смерть. Лишённым смерти… Немногие сейчас признают это, но наша проклятая страна — Земля Страха, возникла и просуществовала полтысячелетия только благодаря carere morte и тому страху, который они вселяли в души смертных. Carere morte были мёртвым сердцем нашей земли. Они были легендарным ужасом и великим соблазном… — Я шепчу это, и новое видение завладевает мной. И заученные с детства слова эхом раздаются в голове…

"Бессмертные, они называют себя богами, которым ведома вечность. Они будут звать вас за собой… Не верьте! Они будут шептать, что смерть есть слабость, и назначение смертных в этом мире — быть пищей бессмертных богов. Они будут говорить, что люди слабы, жалки, их мысли тяжелы как камни, а мечты стелются по земле и не способны от неё оторваться. Они будут говорить, что им известны все ваши страхи и все ваши желания. Они будут говорить, что знают вас… до волоска, как всех, как всю жизнь, давно прочитанную ими скучную книгу… Не верьте! Они не бессмертные, но carere morte — лишённые смерти. Лишённые смерти — и, от века, лишённые жизни. Их проклятая участь — питаться крохами с чужого стола, каплями чужой жизни, которую они могут лишь попробовать на вкус, но не познать. Они как черви, в их телах нет чувствительных струн, одно несытое чрево. Не боги пред вами — нижайшие из тварей, знающие лишь голод, подобно зверям, но не богам не ведающие о смерти. Рассмейтесь же им в лицо…"

Далеко к югу от древней вампирской столицы отец читает дочери поучение из старой книги. Он говорит чётко, размеренно, точно диктует. Низкий, приятный голос передаёт каждый знак и каждую паузу в тексте. А дочка, рыжеволосая зеленоглазая девочка лет десяти, слушает вполуха и, таясь, рисует что-то карандашом на альбомном листе, сложенном пополам. Странный рисунок: люди с драконьими крыльями летят по небу, но сети над ними затягивают весь поднебесный мир паутиной, укрывают, точно куполом. Замкнутость, обречённость, несвобода. Carere morte — кривая подпись под рисунком, "е" не получились совсем и похожи на клубки спутанных ниток.

— Почему их зовут то лишёнными смерти, то лишёнными жизни? — робко подаёт голос девчушка, когда отец заканчивает. В её глазах вспыхивают золотом огоньки. — Как будет правильно?

Он задумывается, откладывает книгу в сторону.

— Смерть и жизнь — родные сестры. Одна — бездонная пропасть, другая — бескрайняя звёздная чаша. Они смотрят друг в друга, как в зеркала. Если убрать одно, останется ли его отражение? Вампиры, оказываясь от смерти, отказываются и от жизни, поэтому верны оба названия.

Мама отдыхает в кресле у камина. Её лицо в обрамлении огненных волос кажется белее мела, глаза неподвижны — она глядит на пламя, но мыслями находится далеко. Её руки быстро двигаются, перебирая какую-то большую блестящую паутину. Девочка не выказывает ни малейшего любопытства, она уже знает, что это такое: ловчая сеть.

— Вот это да! — ахает женщина, найдя прореху, и оборачивается к мужу. — Он прорвал сеть, посмотри: здесь… и здесь. Должно быть, крыльями.

Девочка вздрагивает при последних словах, она испуганно всматривается в лица родителей, будто ищет что-то и не находит.

— Удрать от нас этому вампиру всё же не удалось, — успокаивает её отец.

Девочка кивает. Ведьминский огонёк, вспыхнувший было в кошачье-зелёных глазах, тает, тухнет. Взгляд становится сонным, равнодушным.

Отец достаёт из жилетного кармана часы и, поглядев на них, возглашает:

— Час до рейда, Марта. Собирайся, — на последнем слове он достаёт из верхнего ящика бюро короткие арбалетные стрелы в связке и берёт со стола большой арбалет, отлаживанием которого занимался весь день. Пара ловких отработанных движений, и арбалет сложен — так он будет незаметен под плащом охотника.

Женщина немного нехотя покидает уютное кресло. Отец уходит следом, не забыв поцеловать дочку на прощание. Девочка едва замечает эту ласку. Она рисует новый рисунок прямо на обороте старого: крылатый человек, опутанный паутиной-сетью, с кинжалом в сердце. И двое охотников в масках держат его…

Я выбрасываю пришедшую пару картин на писчий лист, вынимаю пару игл-воспоминаний из своей несчастной головы — и становится чуть легче. Я закрываю глаза и откидываюсь на спинку кресла. Я снова грежу.

Конец моей дороги близок. Неизведанная даль, что была в начале пути, вся осталась позади. Я вижу, где суждено окончиться моей дороге, вижу, где место, в котором для меня закончится мир. Прямо передо мной небо звёздным водопадом стекает на чёрную жирную землю и оплодотворяет её. Это место рождения мечты, всех идей и всех фантазий, место рождения всех судеб нового мира. Но я протягиваю руку, и встречаю гладкую, холодную, прозрачную стену. Я в плену стеклянного купола и мне не покинуть его. Там, за пределом, не мой будущий мир, не моя война, не моя мечта и не моя судьба.

Тогда я оглядываюсь. Позади, насколько хватает глаз, простирается пустошь. Облака быстро бегут по небу, и по пустоши скользят их тени. Они черны и стремительны и словно живут собственной жизнью. Иногда мне кажется, что я знаю их: это тени людей, ушедших прежде меня. Их много, много… Я вздрагиваю, когда узнаю среди них и собственные отражения. Это те мои "Я", что сгорели в годы потерь. Они прячут лицо и пробегают мимо. Я шепчу: "Постойте!", но тени исчезают, не отвечая на мою мольбу. Они исчезают и оставляют иголку-воспоминание в мозгу, уже похожем на ежа…

Я вижу дорогу, которая привела меня сюда. Отсюда, с края пустоши, она вся расстилается передо мной. Я удивляюсь её причудливым изгибам. Она вьётся — по полям и между скал, она перечёркивает мостами бурные реки, она качается паутинкой над пропастью. Однако отсюда я не вижу начала дороги. Где оно? Да и моё ли начало было у этой дороги? Через все скалы и пропасти меня тащила одна история, одна легенда, но она была и прежде меня…

И она была не только моей.

Ветер, гонящий над пустошью облака, доносит далёкий голос. Пожалуй, я прислушаюсь к нему:

"Эта история из тех историй без начала и конца, что начинаются "давным-давно", так давно, что начала их не вспомнить и тянутся, тянутся… так долго, что конца их не разглядеть. А, поскольку рассказывают её уже очень-очень давно и всякий раз по-разному, правду, пожалуй, никто и не знает. Кроме Луны и Солнца. Они видели, как всё было, они рассказали эту историю мне, я расскажу сейчас тебе, а ты ещё кому-то… И, может быть, когда весь мир наконец-то узнает правду, эта история завершится, и тогда люди смогут рассказывать её от самого настоящего начала до самого правдивого конца".

Захлебнувшись растаявшим воском, шипит и тухнет свеча. Внезапно обрушившаяся тьма возвращает меня в реальность. Я освобождаю фитилёк и снова зажигаю свечу, вновь гляжу на лист бумаги передо мной.

Мне нужно подобрать название для первой из будущих книг. Я молчу, сосредоточено грызу стальное перо. Я всё думаю о странном сочетании: carere morte… Может, мне следует пустить заглавием его?

Да, вот так. Теперь же пора вытащить новые иглы-воспоминания из своей несчастной головы. Пора начать рассказ о Земле Страха — земле carere morte, ныне канувшей в вечность вместе с её бессмертными обитателями. И эта история, началась, разумеется, в Карде — главном городе северного края и бывшей столице: испокон веков там начинались все вампирские истории. Ведь Карда с начала отсчёта времени бессмертных была цитаделью вампиров…

 

Часть 1

 

Глава 1 Осколки

Зимний дом Калькаров стоял в самом конце длинной, прямой как луч света улицы. Приземистый, с глубоко нахлобученной крышей, он затаился в стороне от дороги — хищник, стерегущий добычу. Жилище владетельных князей Карды было некрасивым, как его хозяева, и как его хозяева крепко сбитым. Издали, в вечерней полутьме, дом напоминал большого паука. Многочисленные тёмные пристройки казались лапками чудовища, узкие жёлтые окна — россыпью маленьких паучьих глазок.

Гости начали съезжаться днём, и к вечеру их экипажи полностью перегородили улицу. Здесь были и богато украшенные тёплые кареты с гербами владетельных Домов древней столицы, и безымянные наёмные экипажи с одинаковыми значками вокзала Карды, и безликие чёрные повозки без окон, похожие на огромные сундуки. Гости собрались в доме. Они образовали две колонны по сторонам большого зала, так что центр остался пуст. По залу словно шла невидимая стена, разделяющая людей, не пускающая одних на половину других. И можно было заметить, что собравшиеся ничуть не огорчены этим обстоятельством.

Вечер был скучен. Голоса хозяев вечера совсем потерялись в сонме голосов гостей. Даже свечи в люстрах светили сонно, вяло. Их свет создавал золотистый туман, обладающий усыпляющим свойством, и беседы в обеих половинах зала текли медленно и лениво. Пёстрый цветник нарядов тускнел, увядал на глазах.

А для главных виновников сегодняшнего торжества вечер, как и день накануне, был полон суматошных приготовлений. Брат и сестра не успели перемолвиться ни словом. Лишь сейчас, причёсанные и надушенные, в новом платье, они сошлись наверху лестницы и смогли обменяться взглядами. Снизу из зала доносился негромкий гул голосов.

— Пора, — обронила девушка. Нервная улыбка тронула её губы и угасла. Она стеснялась своего очень открытого белого платья и делала беспрестанные попытки прикрыть плечи газовой накидкой. Высокий начёс панцирем сковал тонкие светлые волосы.

Хиам постарался улыбнуться ей:

— Наш выход, Марис.

Ободрить сестру не получилось. Она поморщилась от грубоватых слов.

— Хочешь конфету? — проговорил он тогда.

Оба не ели ничего три дня, готовясь к сегодняшнему вечеру. Голова кружилась, все движения стали порхающими, слабыми. Девушка и вовсе казалась прозрачной, и Хиам с тревогой смотрел на нее: а ну как Марис хлопнется в обморок перед ужасной тётушкой Сесилией? Впрочем, это соображение он оставил при себе. Проговорил только:

— Насладись вкусом.

Марис знакомо вспыхнула улыбкой-усмешкой, но конфету взяла. Съела, по-детски зажала липкую от шоколада обёртку в ладони.

— Не бойся, — прошептал Хиам. — Это наши тётя и дядя… Они не желают нам зла. Никто там не желает нам зла.

Марис, против его ожиданий, не заспорила: "Я ничего не боюсь!", и теперь испугался он сам. Бой часов возвестил час до полуночи, и с последним ударом побледневшая девушка первой ступила на лестницу, решительно закусив губу. Хиам последовал за ней. Из раскрытых дверей зала струился золотистый свет, обволакивал дремотным туманом конец лестницы. Рука юноши привычно потянулась поправить жёсткий крахмальный воротничок и, не найдя ничего, замерла. Его новая рубашка была без ворота.

"Как у казнимого", — подумалось вдруг.

— Днём отец убеждал меня: если я сумею отринуть главный страх — страх смерти сегодня, то стану непобедимой, — сказала Марис.

— Он говорил то же и мне.

— Я думаю, он не прав. Это не победа, а бегство от страха.

— Мы должны, Марис. Нарушение этой традиции — гибель для всего рода.

— Я знаю.

Больше она ничего не говорила. Пять размеренных быстрых шагов, пять ударов сердца, последние пять ступеней… Конец лестницы — облако света. Судорожный громкий вздох Марис…

Зал приёма.

Бой часов возвестил час до полуночи, и почётные гости вечера вышли к собравшимся. Они появились неслышно, из двух смежных комнат. Магнус и Сесилия Калькары, родоначальники. Брат и сестра были похожи: немолодые, некрасивые, в одеждах старинного фасона на жёстком корсете. На бледных лицах выделялись полные тёмные губы. Магнус повелительно взмахнул рукой, и в зал пролилась тишина и растеклась как масло во все углы. Обе половины замерли. Сейчас они казались одинаковыми, зеркальным отражением друг друга.

— Ты чувствуешь, Леонард? Ещё секунду назад тоску, что царила здесь, невозможно было выразить словами, разве что попробовать её вылепить, и вот уже — молчание… Напряжение такое, что я, кажется, слышу треск электрических разрядов, — растягивая гласные, прокомментировал произошедшее высокий худощавый человек лет тридцати в светлом длиннополом сюртуке, бывший с собеседником в правой половине зала — той, что без окон.

— Ожидание… — заметил Леонард, темноволосый бледный молодой человек. Он часто бросал взгляды на другую сторону залы.

— Вкусный момент. Ради него не жаль пропустить начало Бала Карды, — светловолосый оборвал фразу. В главные двери зала вошли двое — юноша и девушка. Бледные и некрасивые, с почти белыми волосами, в светлых одеждах, они казались призраками.

— Ага, вот и виновники торжества! Теперь я засекаю полчаса на все ритуальные формулы Магнуса, — вновь прошептал светловолосый и картинно извлёк серебряные часы луковицей из жилетного кармана.

Старший из Калькаров начал высокопарную речь. Юноша, представленный как Хиам, легко парировал ему мягким тихим голосом.

— Адам, хватит дурачиться, — чуть выступив из тени, Леонард разыграл на остроносом худом лице великолепную скуку. — Лучше расскажи, что за дело было в Меторе у вас с Хеленой.

Светловолосый усмехнулся, ничего не сказал. Неподалёку от них две девушки тихонько смеялись, прикрывшись веерами. Блондинка в бледно-голубом и брюнетка в изумрудно-зелёном. Огромные кринолины их бальных платьев занимали, казалось, добрую четверть зала.

— Здесь невесело, — темноволосая скуластая зеленоглазая девушка наигранно скучающим взглядом окинула зал. — А я так ждала праздника!

— Это же Калькары! — с охотой отозвалась подруга, тоненькая высокая девушка с большими, печальными глазами и длинными, прямыми, светлыми волосами. — Праздник сегодня у Вальде, принимающих Бал Карды. Ты получила приглашение?

— Нет, а ты?

— Разумеется. Фамилия Ингенс в списке Тридцати.

— Адам говорил, идти к Вальде опасно. По слухам, Хозяин Бала заручился поддержкой Ордена.

Ингенс хитро улыбнулась:

— Алиса, ты становишься скучной. Я всё равно пойду. Здесь не весело! И Владыка не явился… Идём со мной, — вдруг предложила она. — Нас никто не хватится.

— Нельзя. Владыка не поощряет такие авантюры!

Неубеждённая Ингенс красиво засмеялась:

— Этот Бал проводится редко — раз в пятнадцать лет! Ты же так ждала…

Алиса отвернулась, занялась рассматриванием двоих, стоявших перед Сесилией и Магнусом — некрасивой, тихой девушки и юноши, наверное, её брата. Увидев их окаменевшие от волнения лица, она ободряюще улыбнулась им из толпы. Подруга, напротив, поморщилась почти комичной серьёзности этих двоих.

— О, я придумала! — вновь зазвенел её смехом. — Я знаю, как тебя убедить…

Ингенс схватила свою бальную книжечку, листнула крохотные странички и из кармашка на задней стороне достала маленькую, отливающую серебром монетку.

— Вот. Аверс — ты идёшь со мной, реверс — остаёшься. Согласна?

Вопреки ожиданиям Адама, Магнус не стал затягивать речь. Очень скоро в затихшем зале прозвучала последняя ритуальная формула. Хиам взял Марис за руку, и они сделали последние три шага, приблизившись к Магнусу и Сесилии почти вплотную.

Тишина в зале резала слух, её не нарушало ничьё дыхание. Гости замерли как статуи, остались жить только их глаза. Взглядами собравшиеся пожирали странную группу из двух юных и двух пожилых. Хиам по-прежнему не отпускал руку сестры. Магнус глядел непроницаемо, а Сесилия опустила долу властный взгляд, скрывая от всех момент своего выбора.

Мгновение словно застыло, но его вечность продлилась недолго. Внезапно Сесилия ринулась к Хиаму, стоявшему напротив Магнуса. Молнией сверкнул кинжал во взметнувшейся руке. Сесилия обхватила голову не пытающего сопротивляться юноши, пугающе чётким, равнодушным движением вонзила кинжал ему в шею сбоку и тут же выдернула. Ни одна капля крови не успела упасть на пол. Вампирша приникла губами к ране и шумно глотала изливающуюся из неё жизнь.

Магнусу досталась Марис. Вампир не был столь стремителен и жесток, как его сестра. Он бережно, как хрупкую статуэтку, привлёк девушку к себе. Марис не шевельнулась, когда увидела кинжал в его руке. Когда вампир коснулся её волос, она сама повернула голову в сторону, чтобы ему удобнее было нанести удар.

В зале не раздалось криков ужаса при виде этой страшной сцены. Люди не повалили толпой к выходу. Они жадно ловили каждое движение вампиров и каждый слабый вздох их жертв. Хозяева дома и родители Хиама и Марис одинаковыми натянутыми улыбками выражали своё восхищение необыкновенным зрелищем. Теперь стало заметно различие между двумя половинами зала: в левой половине любопытство в глазах людей мешалось со страхом, а глаза собравшихся напротив вдруг утратили живые искры, сделались пустыми, сонными. В левой половине зала собрались смертные, а в правой прислушивались к биению их сердец бессмертные. Вампиры.

— Ого! — не удержался Леонард. — Калькары всегда так трапезничают, на виду у всех? Может, я сплю?

— Триста лет назад родоначальники, Магнус и Сесилия Калькары, потребовали отдавать им двоих из каждого поколения, но не в качестве обеда, а для обращения в carere morte, — засмеялся Адам. — Это посвящение очередной двойки.

Трапеза длилась менее двух минут. Вампиры быстро насытились, а их ослабевшие жертвы тряпичными куклами сползли на пол. Вампирша подхватила юношу. Она быстро надрезала свою ладонь, зажала рану юноши, так чтобы кровь смертного и бессмертной смешалась. Потом Сесилия небрежным ударом вспорола себе левое запястье, — манжеты её, расшитого золотом, платья были заблаговременно расстёгнуты, — и дала струйке своей крови стечь в открытый рот Хиама. Обращаемый в вампира цепко схватил руку Сесилии, прижался к ней, жадно ловя каждую каплю вечности.

Через пять минут посвящение было окончено. Хиам поднялся, и по залу прошелестели аплодисменты. Аплодировала правая половина зала… Левая безмолвствовала.

Марис не поднялась. Побледневшая ещё больше, хотя это казалось невозможным, девушка лежала неподвижно. Магнус влил несколько капель крови в рану на её шее. Потом, не найдя в обращаемой отклика, он попытался напоить её своей кровью, но и это не помогло.

— Девушка выбрала смерть, — прокомментировал Адам. В светлых, спокойных глазах вампира не отразилось никаких чувств. — Что ж, такое бывает, хоть и редко. Подлинно бесстрашные люди отвергают нашу вечность — замену смерти. Впрочем, юноша тоже не пробудет бессмертным долго. Фамилию Калькар преследует злой рок: ещё ни один из обращённых Магнусом и Сесилией не дожил до столетия. Да что я говорю! Хотя бы до пятидесятилетия! Всякий раз Магнус и Сесилия остаются единственными бессмертными Калькарами.

— Хиам кажется достаточно сильным, — усомнился друг.

— Что ж, я отмерю ему… лет тридцать — тридцать пять. А ты, Леонард, подумываешь о том, чтобы окончательно перейти на нашу сторону? Вижу, сегодня ты выбрал половину бессмертных…

Леонард вновь быстро глянул на "смертную" половину зала.

— Я ещё не уверен. А сколько бессмертных лет ты мне отмеришь?

Вампир задумался:

— Ты — лакомый кусок для Бездны. Если быстро поставишь Ей барьер, проживешь столетия, если же нет… лет пять, — поняв, что сказал лишнее, Адам спохватился: — Но я помогу тебе поставить барьер!

Лицо смертного не отразило его огорчения, но руку, стиснутую в кулак, он спрятал за спину: — Благодарю за честность, Митто. Теперь всё-таки расскажи про тот меторский случай…

— Так и быть, расскажу, — согласился Адам, обрадованный сменой темы. — В Меторе была одна очень странная смерть, и мы с Хэлли отправились её разведать. Скандальное происшествие! В местном музее искусств проходила выставка древностей, и один из посетителей был найден обращённым в её экспонат. В мумию. Тело нашли около пустующих служебных комнат. Хэлли стояла за то, что это шутка какого-нибудь больного сотрудника или же акция для привлечения внимания к музею. Она проспорила мне. В мумию был обращён вампир, отправившийся на выставку поохотиться.

— Поохотиться? Что обратило его в мумию? Какой-то ритуал Ордена?

— Нет. У Ордена нет таких ритуалов. Похоже, это с ним сотворила чья-то кровь. Я не буду останавливаться на том, чего мне стоило разузнать подробности… — Адам сделал эффектную паузу. — В конце концов, Хелена нашла несостоявшуюся жертву вампира. Кровь этого человека действительно способна вызывать такой странный эффект. Хэлли попробовала каплю и мгновенно ослабела, будто после перелёта отсюда в Дону и обратно. И ещё. Этот человек, его зовут Фредерик Фидес, способен различать carere morte среди людей. Всех — и Высших, и Низших. И он делает это не так, как охотники, угадывая паузы в дыхании или по стеклянному взгляду. Ему вовсе не обязательно встречаться с carere morte лицом к лицу, он чувствует нас на расстоянии, он способен безошибочно определить нас в толпе, — вампир перешёл на почти неслышный шёпот. — Когда я рассказал это Владыке, он ничего не сказал, но я всё прочитал в его глазах! История повторяется — через двести лет… Тогда жил такой же, как Фидес, и ты, конечно же, знаешь, какие легенды сейчас слагают о нём. Грядут перемены, Леонард. Большие перемены! Возможно, не так уж неправы те, кто ожидает скорого конца света!

— Загадывай, Алиса. Ты идёшь со мной, если выпадет…

— Оставь меня! — прошипела брюнетка из-за веера.

— Аверс или…

— Аверс — и я иду, — сдалась Алиса.

Ингенс подбросила монетку. Серебряный кружочек подлетел невысоко, сверкнул, будто рыбка чешуёй, и нырнул вниз. Хозяйка не успела подхватить его. Монетка звонко стукнулась о паркет и подкатилась к юбке Алисы. Не замечая возмущённых взглядов окружающих, Алиса быстро подобрала монетку и показала её подруге. Это оказалась гербовая сторона, с дерущимися львом и быком в окружении гроздьев рябины.

— "Зверушки". Это аверс или реверс, Селена?

Ингенс вздохнула.

— Реверс, — она выхватила монетку у Алисы и повернула её другой стороной, с портретом короля. — Аверс — это "голова".

Она привстала на цыпочки, разглядывая Калькаров в конце зала. Марис лежала неподвижно, и в толпе начинало подниматься волнение. Хиам задумчиво глядел на бледную спокойную сестру. Его губы чуть шевелились.

"Ты победила", — разобрал бы тот, кто попробовал прочитать по губам: "Победила… а я проиграл".

— Пора уходить! — шепнула Селена. — Прощай, Алиса.

Та тряхнула чёрными локонами, её глаза блеснули озорством:

— Пропади она пропадом, твоя монетка, Селена. Я иду с тобой.

Две вампирши гордо, но излишне быстро прошествовали к выходу из зала. У самых дверей они столкнулись с опоздавшей белокурой леди в платье глубокого синего цвета. Дама не обратила внимания на беглянок, и развеселившиеся авантюристки покинули дом Калькаров.

Опоздавшую леди совсем не интересовало посвящение в вампиры. Она отыскала среди гостей Адама и, поймав его взгляд, сделала лёгкий приветственный жест рукой. Адам заулыбался. Светловолосая вампирша Хелена уже пятнадцать лет была его постоянной спутницей.

— Валерий Конор здесь, — тихо проговорила Хелена, приблизившись. — Он требует встречи с Владыкой.

"Валерий Конор" она произнесла едва ли не со страхом, но Адам остался спокоен. Он шутливо развёл руками.

— Дэви здесь нет.

— Конор говорит: срочно. Дело касается Фидеса.

Улыбка словно приклеилась к устам Адама.

— Разве я сторож Владыке? Если б дела Фидеса требовали присутствия Дэви, он поторопился бы к нам сегодня, уж поверь мне!

Хелена нахмурилась, и от этого стала ещё милее.

— Что я ему скажу? Он требует Дэви!

— Скажи, что я поговорю с ним на Балу. Хэлли… — вампирша уже повернулась, чтобы уйти. Адам погрозил ей:

— Ты попадалась охотникам сегодня, не так ли?

Вампирша обернулась.

— Да. Я проверяла, свободна ли дорога до Вальде. Орден занял все подходы к дому Бала. Будь осторожен там, Адди. Но как ты понял?

— У тебя до сих пор глаза дикие, напуганный зверёк. Не шали так больше. Встретимся через два часа.

Хелена послала ему воздушный поцелуй и легким шагом покинула затихший зал. Сесилия увела Хиама к родителям. Магнус поднял Марис и унёс её в одну из тёмных смежных комнат.

Тем временем не раз упомянутый у Калькаров Владыка вампиров, Александр Дэви, грезил в своём жилище.

Замок герцогов Дэви у подножия одиноко стоящей высокой горы не преграждал путь тьме и ветру. Вечером окна и двери его распахнулись в ожидании гостей, и те не заставили себя ждать. Первым явился ветер, он потушил немногие свечи, скупо освещавшие внутренность людского жилища и, расшалившись, начал носиться по коридорам, хлопая дверями и окнами. За ветром в дом вошла царица-ночь, и тьма съела богатую обстановку, Красный, Голубой и Зелёный залы покрасила в одинаковый серый цвет.

Владыка был в галерее, носящей название Зеркальной, между двумя центральными башнями. Это был широкий длинный коридор с окнами, заостренными кверху как копья. Название было дано галерее недаром: её стены сплошь покрывали зеркала, большей частью разбитые, и даже звонкий каменный пол был усыпан осколками, в ночной тьме похожими на бездонные колодцы. Здесь никогда не зажигали света — ни лампады, ни свечи. Днём пустую галерею заливало солнце, ночью звёзды и царица-луна гляделись в её зеркала.

Слуга появился неожиданно. Словно соткавшийся из черноты ночи безликий вампир в серой ливрее почтительно поклонился и произнёс:

— Владыка, прибыла леди Мира Вако.

— Проси…

Владыка почувствовал недовольство. Это было странное ощущение какого-то внутреннего смятения. Он попытался усилием воли подавить его, но стало только хуже. Его покой нарушился полгода назад, когда он впервые услышал о странном самозваном Владыке Низших — Коноре. Сразу же вслед за этим последовало сообщение о ещё более странном Фидесе. Чаши весов, держащие в расновесии мир Земли Страха зашатались, и безупречно гладкая, как зеркальное озеро, вечность Владыки вампиров пошла трещинами.

Спустя мгновение "леди Мира Вако" стояла перед ним. Это была девушка, маленькая и стройная, с копной вьющихся светлых волос. Тонко выписанное, легко выражающее малейшие оттенки эмоций лицо портила ведьминская резкость в чертах.

Он не поторопился выйти из тени навстречу гостье. Он даже прикрыл веки, чтобы глаза не сверкали в темноте. Его взгляд пугал юных carere morte. Он стоял так, что не отражался ни в одном зеркале галереи, девушка же с опаской и любопытством смотрела на него сразу из трёх. По этим трём портретам легко можно было читать все тайны гостьи.

— Сколько тебе лет? — был первый вопрос Владыки.

— Шесть лет, Господин.

— Зачем ты здесь?

— Мне нужно новое занятие, Господин. Я полагаю, что способна на большее, чем… — она запуталась, не договорила. — Я хочу служить вам.

Взгляд девушки метался от одного зеркала к другому. Смешавшись, она опустила глаза и вздрогнула, найдя те же осколки себя на полу. Зеркала галереи в разные времена были разбиты бессмертными гостями Владыки. Чары carere morte не давали смертным видеть истинный облик вампиров, но зеркала не лгали. Они отражали чудовищ, иссохших полумертвецов. Стекло, не выдерживая силы мёртвого взгляда, лопалось, и на серебряной пыли по ту сторону зеркала оставался навечно запечатленным чудовищный образ бессмертного. Эти тени встречали всех, входящих в галерею, злыми взглядами из осколков, и немногие carere morte могли вынести столь ужасное соседство. Вот и Мира Вако дрожала от ужаса… И Владыка, пожалев её, повёл разговор в несвойственной ему мягкой, почти дружелюбной манере.

— Когда тебя обратили, сколько тебе было смертных лет?

— Мне исполнилось двадцать, Господин, — промолвила она. Этот ответ дался ей легко, может, потому что он сменил тон, а может потому, что она была обращена по закону Владыки, назначившему наименьшим возрастом инициации именно двадцать лет, и не страшилась этого вопроса.

— Тот, кто обратил тебя, заботился о тебе?

— Да, Господин.

— И вы были любовниками…

— Это не запрещено, Господин, — осмелела вампирша.

— Всё почти по моим законам, верно? — Дэви чуть подался вперёд, теперь давая ей увидеть блеск его глаз. Его тон вновь изменился: в бархате показались тонкие, острые иглы. — Это не запрещено, но запрещено другое. Верно ли, что эти шесть лет вы жили на улицах столицы с группой дикарей, подобно зверям, а не бессмертным богам? — Владыка легонько коснулся ближайшего зеркала и большой его осколок с громким звоном, взрезавшим слух, упал на пол.

Девушка молчала, собираясь с мыслями. Дэви поймал своё отражение в упавшем осколке. Оно было холодным и тёмным, словно зимняя ночь, но неясное внутреннее беспокойство бурлило и исходило паром, как котёл на огне. Он, досадуя, потёр висок и испугался этой давно забытой вместе со смертной жизнью привычке.

— Сколько раз в неделю вы охотились?

— Каждую ночь, Господин. Когда много времени проводишь в крылатом обличии, уходит много сил.

— Когда вы добывали пищу, вы разделяли одну жизнь на всю группу?

— Редко, Господин. Только в неудачные дни. Мы старались, чтоб у каждого из нас была добыча.

— Кого вы предпочитали — бродяг или высший свет Доны? Мужчин или женщин? Пожилых или юных?

— Мы убивали без разбора, Господин.

— И вы делились проклятием со смертными? Вы обращали вампирами?

Вампирша не замечала его непокоя, и это было хорошо. Он видел, что она хочет, но боится солгать. Владыка монотонно захохотал, и она залилась румянцем, как смертная девушка.

— Обращали, Господин. И мы не заботились о созданиях своей крови.

— Зачем же тогда обращать?

Губы вампирши искривились в усмешке, усиленной тремя изломанными отражениями:

— На спор, Господин.

— Ты дикарка, — презрительно бросил Владыка. — Твой друг плохо учил тебя. Зачем ты пришла ко мне? Ты знаешь, что здесь, в Карде, то, что вы творили, под запретом?

Тьма, заполняющая комнату, была почти осязаемой.

— Да, Господин. Я готова. Тот, кто обратил меня, обещал мне вечность carere morte, и я мечтала о ней все эти годы. Сейчас он умер, его убили охотники, и я хочу служить вам.

Дэви усмехнулся. Самонадеянная вампирша! Неужели она не знает, что Бессмертный не жалует столичных дикарей? Их назначение — быть добычей Ордена, и не более!

— Почему же ты полагаешь, что способна мне послужить, дикарка Вако? За шесть лет ты не научилась владеть силой своей крови.

Вампирша вдруг мудро улыбнулась, напомнив ему о его тревоге.

— Недавно я нападала на охотников, и мне удалось победить. Нападение было не спонтанным. Я почувствовала свою силу и…

Владыка молчал. Юная Вако всё-таки сумела узнать свою силу. Придётся ему забрать эту дикарку, пока она не стала слишком сильна… Он подошёл к вампирше, холодно, властно приподнял её голову, заставляя взглянуть ему в глаза:

— Значит, тебе удалось убить служителей Ордена… Что это было для тебя? Месть тем, кто погубил твою любовь?

— Месть?! — Нет! — её лицо пылало искренним негодованием, она говорила, не подбирая слова. — Месть — это слишком примитивный мотив! Я узнавала свою силу… И, кроме того, жизнь дикарей… просто наскучила мне, Господин!

— Хорошо, — отпустив её, он вновь скрылся во тьме. — Ты мне нужна — без твоего прошлого. И ты мне послужишь. Начнёшь с того, что перестанешь убивать в таких количествах. Мне не нужны на моих землях ищейки Ордена. Не более одной жизни в месяц, на десять лет, начиная с этой ночи. Вначале это покажется невозможным, но все истинно бессмертные приучают себя к такой диете. Все эти годы Бездна владела тобой, теперь же ты должна овладеть Ею. Помни об этом, выходя на охоту. Ещё — запрет на обращения до достижения тобой возраста двадцати бессмертных лет. И продолжай знакомство с силой carere morte, — он позволил своей улыбке отразиться в зеркале. — А, коли тебе скучно, развлекись сегодня на Балу.

— Да, Господин! — прошептала вампирша, и он разрешил:

— Иди.

Не решившись оглянуться, Мира тихо ушла. Владыка проводил тоненькую фигурку рассеянным взглядом.

"Она похожа на прабабку", — запоздало вспомнил он. Но вампирша исчезла, зеркала на стенах и полу галереи вновь чернели дырами, до краёв полными пустотой. Дэви отвернулся к окну. За пределами замка бушевал ветер. Тяжёлые тучи, полные снега, прорвались, и белые хлопья закружились в вихре.

 

Глава 2 Большой бал Карды

Во внутреннем дворе замка Миру ожидала большая карета с гербом Грата — одного из влиятельных семейств Короны. Увидев вампиршу, хозяин отворил ей дверцу.

Мира нескоро решилась выглянуть в окно. Перед глазами плясал страшный коридор, полный разбитых зеркал. Тени в зеркалах, каждая — её собственное искажённое отражение, гримасничали и хохотали, и из их мёртвых пустых глаз как из замочных скважин смотрела Бездна… Они отъехали довольно далеко, когда девушка осмелилась приподнять занавесь и поглядеть назад. Замок ещё был виден. Мириады снежинок вились вокруг него, подобно звёздам. Сложенное из тёмного камня, жилище Владыки вампиров казалось куском ночного неба.

Клеменс Грата, ментор юной вампирши, был холоден, спокоен и чуть насмешлив, как всегда. Ночь преобразила его, растушевала черты лица, облагородив, приукрасив, и всё же то было лицо не человека, но зверя. Зверь в элегантном костюме… В глазах вампира сияла отнятая чужая жизнь.

— Владыка принял тебя? — спросил он.

Вампирша провела рукой по лицу, словно снимала пелену.

— Я ничего не помню, но, кажется, да.

— Что он сказал?

Мира нахмурилась, вспоминая:

— Он запретил мне убивать чаще, чем раз в месяц. Это же так редко! Я не смогу летать, у меня не хватит сил!

Клеменс приподнял бровь:

— И запрет на инициации, не так ли? Всё верно. Могу сказать, что ты легко отделалась, дикарка. Тебя спасла твоя фамилия.

Роль наставника не подходила этому вампиру с почти мальчишеской внешностью. Потупив взор, Мире удалось скрыть насмешливые глаза, но не улыбку. Тем временем замок Дэви окончательно скрылся в снежной мгле, и вампирша глубоко вздохнула, будто избавясь от тяжести.

— Чему ты улыбаешься?

— Он принял меня в коридоре между башен, увешанном зеркалами. Страшное место!

— Там он испытывает всех, — спутник вдруг прищурился, рассматривая её. — Что это на тебе надето, Вако? Ну-ка, распахни пальто.

Мира неохотно подчинилась, представив реакцию аристократа. Её новое платье было слишком вычурным. Слишком много лент и кружев, и вызывающий чёрный основным цветом. Она не ошиблась, Клеменс возвёл глаза к небу.

— Отвратительно. Мне нужно было проверить это раньше. Ты понимаешь, в каком ты обществе сейчас, уличная дикарка?

Вампирша потупила глаза. Конечно, она понимала. В её гардеробе были более скромные и подобающие случаю наряды, но надеть на встречу с Владыкой какой-либо из них значило бы для неё признать победу мнения пока чуждого ей общества высших из Высших…

Тихо, она спросила:

— Куда мы едем? На Бал Карды?

Вампир оскалился:

— Я да, а ты вряд ли. Это платье…

— Я раздобуду что-нибудь.

— Только помни о запрете на убийства.

Мира скорчила недовольную гримаску: сытый вампир ещё поучает её! Но вместо вспышки согласилась:

— Да, конечно.

Последний поворот, и Карда, древняя цитадель вампиров, открылась им. Высокие дома Короны зубцами вздымались в небо, с севера ограждая город, дремлющий в глубокой чаше.

— Этой традиции больше двухсот лет, — прилежно повторяла Алиса по дороге к дому Вальде. — Раз в пятнадцать лет в ночь с тринадцатое на четырнадцатое декабря Большой Бал Карды открывает неделю нежити. Его по очереди принимают Тридцать Домов Короны. Эти Балы придумал Макта Вастус…

— Макта Вастус, прозванный "Вампиром", — заметила Селена. Она быстрыми, небрежными движениями собирала пряди тонких непослушных волос и скрепляла их заколками.

— Да. Вастус, Четвёртый Владыка Карды, в начале позапрошлого века решил устроить праздник для своих верных сторонников… — Алиса замолчала.

Селена недовольно поморщилась: волосы всё не желали укладываться в причёску.

— Макта Вастус — Первый вампир, Старейший из бессмертных, — она кивком указала на своё приглашение, лежавшее рядом с перчатками. — Мои предки ему служили.

Любопытная Алиса тут же схватила маленькую белую карточку. Надпись в затейливой рамке гласила:

"Приветствуем!

Позвольте Вас лично пригласить на традиционный Большой Бал, как и в прошлые времена проводимый раз в пятнадцать лет в Карде, (Термина). Семнадцатый Бал Карды состоится в поместье герцогов Вальде в восточной Короне в ночь на четырнадцатое декабря сего года.

Мы ждём именно Вас".

— После этих балов, наверное, много жертв?

— Да, пожалуй. Бал затевался Мактой, как весёлая игра. Маскарад нежити. И, начиная со Второго Бала, в игру вступили охотники на вампиров. Но цепочка не оборвалась, и до сих пор игра идёт по правилам: и Владыке, и Ордену нужны эти балы.

— Ах, те правила! А я думала, ты шутила…

— Так повторим ещё раз, — вздохнула Селена. Алиса была недавно обращённой вампиршей, которую Дэви вовремя удалось отнять у группы столичных дикарей. Ингенс было поручено обучать новенькую законам бессмертной жизни, и это занятие начинало ее утомлять.

— Запрещается приходить на Бал голодным, иначе опытные охотники легко опознают в тебе вампира, — монотонно начала она. — В течение бала запрещается убивать людей, на слуг Ордена данное условие не распространяется. Цель Бала Карды — инициации. Но ты пока не мечтай об этом! Право обращать в вампиров тебе подарят на твоё двадцатилетие, если ничем себя не запятнаешь. Этот Бал принимает герцог Вальде. Хозяина Дома, его семейство и всех домочадцев не трогать.

Большой закрытый экипаж, в котором они ехали, чуть покачивался, убаюкивая. Позади змеилась улица Виндекса, длиннейшая в Короне, северном районе Карды. Конец улицы терялся в ночной тьме.

— Охота на нас, возможно, уже начата, — заметила Селена. В скупом свете единственного светильника, освещающего внутренность кареты, блеснули её светлые, обманчиво безразличные ко всему глаза.

Алиса испуганно трепыхнулась.

— Почему ты так решила? За нами следят? Охотники?!

Селена улыбнулась одними губами:

— Возница. В столице подобным образом часто ловили дикарей: садишься в карету и получаешь серебряный кинжал в сердце.

— Мы проехали большую часть пути, а ты вспомнила о столичных маскарадах Ордена только сейчас?!

Охотников девушки боялись недаром. Служители Ордена могли тенями следовать за вампирами, оставаясь незамеченными, всегда появлялись внезапно и почти никогда не просчитывались с атакой. Кроме того, вампирам они были не по зубам: невидимая защита, окружала каждого, принёсшего Ордену клятву, и пересечь её границу удавалось редкому бессмертному. В поединке охотник всегда оказывался быстрее, сильнее и ловчее вампира и никакое оружие в руках carere morte не причиняло ему вреда — все удары проходили вскользь, пули пролетали мимо. В Доне, столице, охотники истребляли вампиров-дикарей десятками в месяц и сотнями в год.

Однако девушки развеселились вновь и, когда вдали показался дом Бала, откололи фокус. Дверца кареты распахнулась, и оттуда вырвались два чёрных вихря, скрывающие чудовищных тварей. Одна за другой твари расправили перепончатые крылья летучей мыши, сотканные из клубящегося тумана, и вспорхнули в небо. Всё было проделано так ловко и быстро, что возница не заметил исчезновения своих пассажирок. Ему показалось, что дверца распахнулась от тряски, и ветер парусом раздул тёмную занавесь.

Вампирши опустились в саду, у беседки. В доме рядом готовился великий Бал. Окна большой залы сияли светом тысяч свечей, по ступеням в резиденцию Вальде, принимающих Семнадцатый Бал Карды, поднимались всё новые и новые гости.

"Какой бал!" — глаза Алисы засветились восторгом. Селена же окинула мизансцену довольно равнодушным взглядом: да, размах был, но после балов столицы не сражал наповал. Она оценивающе оглядела спутницу.

— Хозяину приглашения помимо своей семьи дозволяется привести одного любого гостя. Хочешь быть моей гостьей, Алиса?

— Конечно!

Алиса приспустила плечики платья, взбила волосы, сделавшись похожа на картинку из модного журнала. Селена вздохнула:

— Ты красива. К сожалению, пока это всё… Что ж, потренируешься в искусстве чар.

Хозяева Бала — Сильвестр и Лаура Вальде встречали гостей лично. Селена оставила приглашение на мраморном столике у входа в зал, и девушки надели приготовленные для гостей Бала одинаковые маски. Вампирши оказались одними из последних гостей. Когда все приглашения вернулись на столик, входную дверь заперли.

Начинался великий Бал. Ослеплял светом тысяч свечей. Крохотные огоньки отражались в тысячах тысяч хрустальных подвесок тяжелых люстр. Яркие пятна пышных, с огромными кринолинами, бальных платьев, блеск украшений и мерцание глаз — карусель начинала кружиться в ритме медленного вальса, и, пока она не остановится под утро — не сойдёшь. Магия вальса, простая магия бала…

Человек в светлом маскарадном костюме взялся из ниоткуда. Алиса вскрикнула, когда он появился перед ними. Он держался странно: неловко, непрямо.

— Ингенс? Тэрре?

— Да?

— Герман Гелер, — быстро бросил он. — Здесь сегодня люди Ордена, и среди них человек, способный отличать вампиров от смертных. Будьте осторожны. Я видел, вы добрались сюда по воздуху — за это первое порицание.

Селена виновато улыбнулась.

— Мы испугались, что наш возница — подсадной, — тихо сказала Алиса, но человек, ничего не ответив, вновь растворился в толпе гостей.

Селена расхохоталась, радуясь возможности уязвить подругу:

— Алиса! Гелер — вампир-хозяин! Ты знаешь, что это такое? Он способен поднимать мёртвых проклятием своей крови и использовать их, как свои отражения. Перед нами сейчас была его марионетка, а ты приняла её за Гелера? Больше не отвечай ей — хозяин может обидеться.

— Откуда мне знать, как выглядит Гелер? Нас не знакомили.

— Мира! — вдруг вскрикнула Селена. Она бросилась к какой-то маленькой даме в светло-голубом с белыми цветами платье и маске, обтянутой той же тканью. Та удивлённо обернулась на возглас и почему-то сделала шаг назад.

— Думаешь, я не узнаю тебя под маской, сестрёнка? — нежно сказала Селена, подойдя. — Здравствуй, Мира, — она обернулась к Алисе и пояснила. — Это Мира Вако, моя сестра. У нас с ней одна бессмертная кровь.

Последовали спешные и фальшиво радостные объятия. Мира не сумела скрыть огорчения, выразившегося в опущенных углах рта — зеркальном подобии улыбки. "Сёстры" не были дружны, больше — они ненавидели друг друга.

— Красивое платье, — заметила Алиса. Мира, не любившая лесть, только равнодушно повела плечом. Платье это она купила перед балом у юной княжны Хаста за каплю бессмертной крови.

В зале потушили свет для первого танца — "танца со свечами". Этот старинный степенный танец открывал ещё Первый Бал Карды. В темноте гости один за другим брали свечи и снимали маски — это был единственный танец Бала с открытыми лицами.

Получив маленькие свечки, три девушки двинулась в обход зала в толпе дам (первая часть: дамы ищут кавалеров). Лицо Алисы в неверном свете свечи казалось одухотворённо-прекрасным, как у богини, а Мира внезапно подурнела и сделалась похожей на ведьму, Селена играла привычную роль тихой послушной девочки… Танец закончился с боем часов. Полночь! Маскарад нежити был официально объявлен открытым.

— Давно ты в Карде, Селена?

Светильники в зале вновь были зажжены, и девушки продолжили прерванную беседу.

— Полгода. Клеменс Грата представил меня Владыке. Дэви принял меня хорошо, — девушка с едва заметной ехидцей улыбнулась. — Я-то не нарушила ни один из его законов… А как здесь очутилась ты, Мира?

Та не ответила. Давно забывшая правила этикета, привыкшая к быстрым, кратким охотам, на Балу Карды Мира чувствовала себя чужой и дикой. Это следовало исправить! Она гневно размахивала веером, как кинжалом.

— Алиса, я прочитала твой веер, ты только что назначила свидание? — звонко спросила она.

— Да. В саду.

Мира кивнула:

— Он охотник, определённо. Это ловушка Ордена. Они попадутся в свой же капкан!

— Ты предлагаешь напасть на них? Нас всего трое! — всполошилась Алиса.

— Достаточно и одного вампира, если он не будет бояться. Попробуйте… не бояться.

— А тебе разрешены убийства? — тихо спросила Селена. Её глаза опасно сверкнули и тут же исчезли за длинными ресницами.

— На охотников запрет Владыки не распространяется, — отрезала Мира.

Назначивший Алисе свидание молодой человек выступил из тени сада. Он был одет в чёрный маскарадный костюм, лицо скрывала полумаска — один из сотни гостей дома Вальде. Ничто не выдавало в нём убийцу бессмертных, и Алиса, почти забыв о словах Миры, кокетливо улыбнулась ему и смело пошла навстречу, скоро подала ему руку. Вместе они сошли с освещённой тропы в тень сада, тьма поглотила их. И здесь в руке юноши сверкнул серебристыми линиями маленький охотничий кинжал… Нанести удар он не успел. Две крылатые тени ринулись на него из-под свода деревьев: ждавшие в засаде Мира и Селена. Тогда обнаружили себя и остальные охотники — с двух сторон в вампирш полетели стрелы. Алиса струхнула, обратившись чудовищем, улетела, прорвав крыльями в тонких ветвях крон основательную дыру. Селена удачно увернулась от пары арбалетных стрел, третья пробила окутывавшую её тень сбоку и запуталась в кринолине платья. Вампирша поднялась за пределы досягаемости тяжёлых стрел охотников и продолжила дразнить служителей Ордена.

Мира выбрала себе противника — главу группы, того самого, с кинжалом. Взгляды охотника и вампирши словно связала невидимая нить. Мира бросилась на него, и даже Селена, не любившая молодую Вако, не удержавшись, охнула. Она представила, как вампирша ударится сейчас о невидимую защиту, окружающую каждого служителя Ордена, рухнет на землю и получит серебряный кинжал в сердце… Но глава группы метнул кинжал в приближающуюся вампиршу и — удивительно! — промахнулся. Мира подхватила охотника легко, будто у того не было никакой защиты, подняла повыше и, свернув ему шею, бросила тело на землю.

"Приберётесь", — бросила она оставшимся охотникам. Тень, окутывавшая фигуру вампирши плотным покровом, превратила это слово в звериный рык.

Девушки вновь поспешили в дом Бала. Они веселились, изображали беззаботных детей, но выглядело это неестественно и скоро веселье пропало, почти истерический смех стих.

— Почему он промахнулся? И как ты прошла его защиту? — спросила Селена в холле.

Мира печально вздохнула, остановившись перед зеркалом. Зеркало по традиции Бала было завешено тканью. После превращений с полётами волосы вампирши встали ведьминской гривой, и вернуть причёске пристойный вид, не видя своего отражения, было непростой задачей.

— Я отыскала в нём страх. Когда они боятся нас — они лишаются и своей сверхъестественной ловкости, и защиты.

— Ты убивала так в столице? — спросила Алиса, и Мира глухо отозвалась:

— Да.

Бал летел вперёд. Лица людей скрыты под масками… Людей ли? Сколько среди них бессмертных? Маски шепчутся.

В вихре танца мелькает чей-то звериный оскал… Кто рискнёт проверить, бутафорские ли клыки? Вот Мелисса Лакус — зеленоглазая красавица в роскошном платье — наверное, эта вечно юная графиня в очередной раз будет выбрана бесспорной Королевой Бала… А кто из гостей прячет за спиной серебряный кинжал?.. — Маски смеются! Вот посланник Ордена — главный охотник бала: мужчина лет тридцати; ослепительно белый костюм, белые перчатки, белая смеющаяся маска. Герб на костюме — кинжальчик, солнце и девиз: "Argento soleque"…

А кто до сих пор полагает, что вампиры — глупая сказка, одна из многих сказок старой Карды?..

Адам закончил танец. Он неохотно отпустил Хелену и направился в холл, оттуда в сад. Там его ждал Валерий Конор.

Сад вокруг был сер и тих. Белоснежные статуи без оправы изумрудно-зелёной листвы, казалось, дрожали от холода. В доме, совсем рядом, веселились люди, там сияли, переливаясь, их жизни. Здесь же была только тьма, и за ней, как за ширмой, пряталась пустота…

— Владыка намеренно избегает встречи со мной? — пошутил Конор. Это был невысокий плотный мужчина, круглолицый и носящий усы и бородку. Мода на них не была распространена в Карде, вампирской цитадели: бессмертным непросто вырастить на гладких молодых лицах растительность, и Низший в этом подражал смертным Доны, столицы. С лица Конора — лица усталого сорокалетнего человека никогда не сходила вежливо-доброжелательная улыбка, но взгляд ярких голубых глаз был обжигающе-холодным: этих ледяных озёр боялся даже Дэви.

— Мне неизвестны мотивы Владыки. — Адам держал себя очень осторожно. Валерий Конор был владыкой Низших вампиров, а Низшие, не умеющие обращаться зверем, но при этом не боящиеся солнца, испокон веков занимали промежуточное положение между смертными и Высшими вампирами. Низшими становились люди, получившие только каплю вампирской крови при инициации. Они обладали бессмертием, наиболее приближенным к человеческому существованию и, к сожалению, недолговечным. Проклятие в их крови медленно, но неуклонно набирало силу и постепенно превращало их в Высших. Но до этого времени Низшие не желали признавать Бездну — вечный страх и недостижимый идеал Высших. Большинство вело тихую тайную жизнь и не присягало Дэви, многие были осведомителями Ордена. Конору, первому самозванному владыке, удалось сплотить их, и за последние полгода Низшие превратились в грозную силу, которая пугала даже старейших.

Адам беспокоился, хоть и умело скрывал это. Он развёл руками, как бы сокрушаясь бессмысленности беседы, но Конор решил не отступать:

— Владыка, едва познакомившись со мной, попросил меня подготовить некоего Фредерика Фидеса для обращения. Скоро я понял, какой он странный человек, этот Фидес. Недавно мне удалось выяснить подробности меторского случая, Адам…

Адам сумел выдержать взгляд ледяных пытливых глаз Низшего.

— Кто он, скажи мне? — крикнул Конор. — Я же знаю… Это Тот! Зачем он Дэви?! Орден не отдаст нам его без боя! Владыка погубит наш мир!

— Тише, Валерий, тише. Да, у Фидеса есть Дар, — вампир прервался: ему привиделось движение за деревьями.

Конор, получив ответ на свой вопрос, сделался холоден и чуть отстранён.

— Ты подготовил Фидеса для обращения, как указал Владыка? — не повышая голоса, спросил Адам.

— Да. Я тяну из него силы понемногу уже полгода. По приказу Дэви я проник в его мысли. Недавно я дал Фидесу цель, которую указал Владыка. Это великая цель… — Конор усмехнулся, — стать бессмертным.

— Какой словесный ориентир ты поставил перед ним на пути к цели?

— Боги античности, — коротко ответил Низший. — Только я не думаю, что он сдастся Дэви в ближайшее время. В нём уже не сильна жизнь, но ещё сильно неприятие вечности. Я хотел бы спросить тебя, Адам…

Адам выдержал новый пронзительный взгляд.

— Скажи, Адам, верно ли, что Дэви сам собирается инициировать Фидеса?

— Да, — небрежно бросил он, и Валерий повёл дальше. Осторожно, очень осторожно. — В нём, смертном, слишком много пустоты. Его пустоты хватит на двоих. Инициация Фидеса… убьёт Владыку!

— Да, — снова бросил Адам и поперхнулся. Глаза Низшего сейчас были отражением его собственных глаз. В них читалось восхищение мужеством Владыки и… пожелание ему скорейшей смерти.

Конор отвернулся, и мимолётное ощущение ушло.

— Интересно, — промолвил он. — Этот Фидес… Он слишком обыкновенный для такого человека. Признаться, когда я понял, кто передо мной, то был разочарован. Маленький, неприметный… Я ожидал совсем другой фигуры.

Адам кивнул, соглашаясь. В зале объявили кадриль и он, извинившись, поспешил на Бал. Зайдя в дом, он бросился к первому попавшемуся зеркалу и, забыв о традиции, сдёрнул с него ткань. Его отражение мгновенно разбилось на сотню осколков, запуталось в паутине трещин. Оно было бледным как дневная тень и таким же тонким.

— Проклятый Низший! — сквозь зубы прошептал вампир. — Паразит…

По традиции праздник закончился за час до рассвета. Три вампирши прятались в толпе гостей, когда Сильвестр Вальде объявил: "Пришла пора узнать, кто примет следующий Бал через пятнадцать лет!" В зал внесли изящную шкатулку, заполненную свёрнутыми в трубочки бумажками.

— Раньше вносили большой резной ларец, — заметила Селена. — Теперь хватает шкатулки: Домов в Карде, которые могли бы принять Бал, осталось совсем немного. Половина семей в столице; мрачные Корвусы где-то на востоке, обиженные Ларгусы — на западе, особняки Митто, Алитеров давно пустуют, замок Дэви таится в горах… А Меллисы, Вако, Меренсы обеднели настолько, что им просто не разрешат взяться за организацию такого праздника.

"Дом Реддо!" — Хозяин Бала огласил результат. Немолодой герцог, Себастиан Реддо, с довольной улыбкой раскланялся, а Мира в этот момент почувствовала на себе чей-то взгляд. Странный взгляд, словно прожигающий насквозь, до самой сути, до самой черноты. Она была нанизана на него, как бусина на нить.

Вампирша обернулась. В нескольких шагах от неё, прислонившись к колонне, стоял какой-то человек. Невысокий, немолодой, в обыкновеннейшем фраке.

— Не ваша ли это брошь, леди? — он вертел что-то в пальцах… — какие тонкие, слабые пальцы! — кажется, это вы обронили.

Мира проверила платье: да, точно, камея откололась. Она шагнула к нему, протянула руку, приняла брошь, и — что это? — словно тысячи маленьких иголочек колют кожу руки там, где он коснулся её пальцами! Мира шевельнула запястьем, но странное ощущение не прошло, и уже не иглы — молния! — точно прошила её насквозь.

— Будьте осторожны, юная carere morte, — покачал головой странный смертный. Взглядом он всё также пронизывал её, нанизывал на свою нить, совершенно не прилагая к этому усилий, может быть, вовсе не желая этого. — За вами сейчас следят убийцы вампиров.

Вампирша выронила брошь. Предупреждая его движение, сама наклонилась за ней, приколола злосчастную камею на место.

— Carere morte — значит, лишённая смерти, вампир. Откуда вы узнали, что я…

— …Что вы нежить? Я вижу ваше сердце, прелестная carere morte, — в его глазах была печаль, но странный взгляд ничуть не утратил от этого силы. — Раньше его чернота пугала меня, но в последние полгода я пригляделся, и вы заворожили меня. Вы имеете силы стоять в потоке жизни, несущемся в пропасть, не позволяя ему увлечь вас за собой. Величественная неизменность, прекраснейшая неизменность! Вы читаете историю человечества как увлекательную книгу, вы способны объять Вселенную своим разумом. Глядя на вас, бессмертных, я вспоминаю начала, — этот слабый, больной человек усмехнулся, неожиданно резко, — мудрецов античности. И её же богов…

В задумчивости Мира возвратилась к подругам.

— Кто это такой? — полюбопытствовала Алиса.

— Не знаю, — Мира невольно обернулась, но странного человека уже не было у колонны. — Он не представился.

— Фредерик Фидес, писатель-философ из Метора, — тут же сообщила Селена. — О нём много говорил Митто в последнее время. Что он спрашивал у тебя?

Мира нахмурилась, решая, делиться ли с подругами.

— Он узнал во мне carere morte, — всё же призналась она.

— Охотник?! — всполошилась Алиса.

— Нет, не охотник, — Мира всматривалась в белую пустоту колонны. — Он какой-то другой…

Они покинули дом Бала и ненадолго остановились в саду.

— Завтра будет весёлая ночь! Будем учить новообращённых охотиться, — сказала Селена. — Мира, ты придёшь?

— Да, конечно, — улыбнулась та. Расстались они почти дружески.

— Вы сёстры? Значит, обращены одним carere morte? — спросила Алиса Селену, когда они разошлись с Мирой. — А кто он?

— Симпатичный молодой вампир, — Селена мечтательно улыбнулась. — Он посвятил меня на Январском Балу Сатура в пятьдесят четвёртом. Потом он учил меня… Оказалось, он знает так много вампирских сказок! — она засмеялась. — Но Мира, его подруга, взревновала. Вполне справедливо — он уже проводил со мной больше времени, чем с ней. Я уступила старшей, покинула их компанию.

— Жаль, что всё так кончилось.

Тихо беседуя, они перешли улицу и скоро растворились в ночи, став её тенями.

Дэви по-прежнему стоял на галерее и следил за быстрыми перемещениями туч, а за пределами замка бушевала настоящая зимняя буря. Вот снежный вихрь оторвал клочок от тучи, проносящейся над горой. Причудливо рваные очертания клока навевали ассоциацию с какой-то крылатой тварью. Чёрное облачко двигалось странно: неровно, ломко, против ветра… и гораздо быстрее ветра. Скоро угловатая крылатая тень скользнула в открытое окно зеркальной галереи.

Клара-пророчица, нежданная, но приятная гостья, чуть наклонила голову в знак приветствия, как всегда скрывшись за длинными, тёмными, дождём спадающими волосами. Владыка жестом пригласил её пройти во внутренние комнаты замка, но она отрицательно качнула головой.

— Люблю это место. Давайте останемся в галерее, Господин.

— Что привело тебя, Клара? — с некоторой тревогой спросил Дэви.

— Кларисса, Господин, — поправила гостья, смиренно не поднимая глаз. — Прошу простить меня за то, что не оповестила вас загодя о визите, Владыка. Мне пришёл ответ на незаданный ещё вопрос, и я хочу услышать этот вопрос от вас.

— Вопрос?

— Задайте мне его — и услышите ответ.

— Что ж, — обронил Дэви и замолчал надолго. Он поднёс сложенные ладони к губам, словно собирался помолиться. Владыка собирался с мыслями. Фигура со склонённой головой отразилась в десятках треснувших зеркал.

— Я не люблю долгое ожидание, Владыка, — напомнила Кларисса.

Дэви улыбнулся. За века он привык к странной манере общения бессмертной пророчицы.

— Расскажи мне легенду о Даре, Пророчица, как рассказывают её люди.

Она не удивилась:

— В тот час, когда первый человек вкусил крови и стал вампиром, к людям пришёл великий и страшный Дар. Он выбирал лишь одного из многих и сопровождал всю жизнь, а после его смерти находил себе нового владельца, чтобы цепь не прерывалась. Человек, получавший Дар, мог видеть, кто из окружающих уже породнился с вампирами, те же во все времена боялись обладателей Дара и не могли к ним подступиться: солнечная кровь забирала их силы. Но однажды, когда очередной, избранный Даром, пожелал присоединиться к бессмертным, миру был явлен Великий вампир, сильнейший из всех. Он принёс в мир много Тьмы. Сейчас Дар вновь свободен. Среди людей вновь ходит один, избранный опасной силой, не догадываясь о своём Даре…

— Да, именно так. Теперь слушай. Недавно в Меторе был случай: вампир отправился пообедать и обратился в высохший труп. У Ордена нет таких ритуалов. Но кто-то вытянул из бессмертного все силы. Очередной Избранный выдал себя! Адам нашёл его. Он здесь, он веселится сейчас на Балу у Вальде…

— Вы хотите обратить его вампиром, Господин?

— Да. И он согласен. Обратив Избранного, я получу Великого вампира, сильнейшего из всех.

Кларисса подняла голову. Она смотрела в тусклые глаза его изломанного, страшного отражения:

— Инициация Избранного убьёт того вампира, который будет её осуществлять. Ценой чьей вечности Великий достанется вам?

Чёрные глаза Дэви недобро блеснули:

— Я буду инициировать его, Клара.

— Вы, Господин?

— Так ты видишь загадку без ответа… Я разочарован. Где твоя прозорливость, Кларисса? — оскалился Дэви. — Увы, я вижу: твои глаза поблёкли. Ты слепнешь, Пророчица.

Клара вновь склонила голову, соглашаясь. В тишине ветер звенел осколками зеркал.

— Вы не задали мне вопрос, Господин, — напомнила она через минуту. Владыка повернулся к ней:

— Ты всё ещё полагаешь, что твой туманный ответ будет полезен мне?

— Прежде я не ошибалась, Господин. Спросите меня… или прогоните.

Дэви отвернулся. Неподвижно глядя в ночь за окнами, он сумел спросить:

— Взять ли мне Дар Избранного сейчас… или подождать?

Он почувствовал, как в ожидании её ответа трепыхнулось сердце. Это было неприятное чувство. Недо-пустота. Недо-вечность. Недо-бессмертие… Уязвимость.

— Я узнаю тебя, Воланс, — тихо проговорила Кларисса, и он снова дрогнул… и вцепился пальцами в раму зеркала. А вампирша буднично, заученно сообщила. — Вы боитесь, Господин, и ваш страх оправдан. Избранный — слово из старой сказки, а сказке должно оставаться на страницах книги. Тот, кто приведёт сказку в наш мир, погубит и её, и себя. Избранный — не только наша легенда, и его Дар не зря называют опасной силой, ведь она может быть обращена и к тьме, и к свету. В Ордене верят, что посвящение Избранного в охотники позволит им уничтожить Бездну, мать вампиров. Вы и охотники раздерёте сказку на части, и она умрёт. Но прежде погубит нас всех! Не пытайтесь подчинить Дар себе! Сказка расскажет себя сама.

— Отпустить Дар? Исключено. Это подарок, от которого не отказываются. Я вижу волю Бездны в том, что имя Избранного стало известно нам. Впервые за два столетия!

— Вижу, мне не убедить тебя, Воланс. Что ж, тогда бери Дар сейчас. Пока эта старая игра не завлекла тебя в ловушку. И пока другие участники не вступили в неё…

Она ушла, больше ничего не промолвив, не попрощавшись — вполне в своём духе. А Дэви продолжал глядеть в хмурое небо и когда тонкая, ломкая тень его гостьи растворились в грязно-серых облаках. Владыка сердился.

Последним, перед самым рассветом, в галерее появился Адам Митто.

— Конор узнал о меторском происшествии, — доложил молодой carere morte. — Я сказал ему, что Фидес — Избранный, как вы хотели. Каковы будут ваши дальнейшие распоряжения, Владыка?

Не в первый раз Дэви почудилось ехидство в его голосе…

— Сейчас Фидес не готов присоединиться к бессмертным. Я не стану подавлять его волю. Мы подождём. Впереди вечность.

Ветер разыгрался не на шутку. Выл, хлестал стены, ударял в окна, заставляя стёкла жалобно дребезжать. Он взметал снежные тучи, стирая границы между небом и землёй, пряча мир в белой мути.

— Конор боится, что новый Избранный погубит наш мир, — заметил Адам.

— Мы во все времена этого боялись! — огрызнулся Дэви. — Низшие завладели столицей, не за горами очередное пришествие Макты. Нам нужна сила, нам нужен Великий! — почти крикнул он и вдруг успокоился: — Я ждал, что Леонард Претер придёт сегодня за обращением… Где он, Адам?

— Он… он ещё раздумывает, Господин.

— Ясно, — равнодушно сказал Дэви и сделал вампиру знак: "Уходи".

Владыка злился. Кто, как не он, высший из Высших, понимает, что новая битва с Орденом приведёт к нарушению хрупкого, с таким трудом установленного равновесия? Кому, как не ему, Владыке вампиров, известно, какую цену придётся заплатить за игры с неизвестной силой? Кого, как не его, бессмертного, в случае проигрыша осудит и обречёт на гибель Бездна? Кто, как не он, бог, приказывает своим адептам забыть о сомнениях и мечтах смертных?

Но он молчал. Он слушал молчание мира… Он простоял на галерее до рассвета, созерцая ночь и пробуя на вкус разные воспоминания. Когда Некто смыл с неба густую чёрную краску, возвратив ему дневную больную бледность, а о зеркала ударились первые лучи солнца, Дэви покинул галерею. Хлопнула дверь, ведущая в правую из двух главных башен замка. Ночной мир погружался в сон.

 

Глава 3 Возвращение домой

Селена и Алиса направились к особняку Ингенс, а Мира решила скоротать тревожный день у себя дома. Ведь здесь, в Карде, стоял и её дом, доставшийся по наследству от отца — белый особняк в западной Короне, близ пересечения Карнавальной улицы и древней дороги Виндекса, недалеко от домов Митто и Вальде.

Она зашла поглубже в сад, чтобы преобразиться и улететь незаметно для окружающих, но вспомнила о запрете Владыки. Одна жертва в месяц означала: никаких дополнительных прогулок в небе. Недавней игрой с охотниками Мира израсходовала лимит превращений на неделю вперёд. Уже забыв, какой великой удачей было признание Владыкой маленькой уличной дикарки, разозлившаяся вампирша топнула ногой и призвала на голову Дэви громы и молнии… И всё-таки пошла пешком.

Она шла, размышляя, и мысли её были невесёлыми. Она представляла грядущую жизнь — с постоянным чувством голода и утомительными подсчётами каждой потраченной капли силы — и тяжело вздыхала, сквозь зубы поругивая упрямого Владыку и глупую себя, променявшую свободную жизнь на золотую клетку.

Ещё полгода назад Мира расхохоталась бы в лицо тому, кто предложил ей службу у Владыки. Она не променяла бы улицы ночной столицы и весёлую компанию старых друзей на все сокровища мира. Всё изменилось после успешного нападения на охотников. Вампирша почувствовала свою силу, и узкие рамки мира дикарей стали ей тесны. Она выросла из него, как из детского костюма. Друзей — сейчас с горечью отмечала она, та ночь убийства трёх служителей Ордена изменила также. Ника совсем стихла и отдалилась, Эрик загорелся местью и объявил охотникам вечную вендетту. А вскоре после того Мира познакомилась с Клеменсом Грата, и эта встреча стала последним толчком. Этот carere morte владел истинными силой, знанием, красотой и отличался от её друзей-дикарей, как бог отличается от зверя. Бессмертный, он обладал бесстрашием стихии, и скоро тщеславие вампирши победило: ей нравилось красоваться. Мира возмечтала также заслужить право называться Бессмертной и стала ждать и жаждать случая показать себя.

Поэтому она продолжала подсчёты. Но примириться с положением, несмотря на все старания, у вампирши не получалось. Полуголодное существование, предстоящее ей, вызывало у неё всё больше опасений.

Вечная юность, физическая сила втрое больше человеческой и вдесятеро больше — в крылатом обличье, великолепное владение телом, детальная память о каждом оставленном позади дне — всё это звучит прекрасно, но всё это — лишь за счёт чужой жизни. Чужая кровь в полном смысле является жизнью для вампиров, только благодаря ей они сохраняют подобие разумного и чувствующего существа. Голодающий больше недели зимой и более суток летом вампир превращается в уродливого зверя, не помнящего вчера, не знающего завтра, ведомого голодом. Пугающие, а не чарующие своей внешностью, неспособные к простейшим логическим действиям, такие carere morte становились лёгкой добычей Ордена… Счастье, что Мира не помнила себя в голодные летние дни!

Она прошла квартал вверх и свернула на улицу, шедшую параллельно той, на которой стоял дом Вальде. Сейчас улица была пуста, словно дочиста вылизана — ни людей, ни экипажей. Чёрные тени залегли в глубоких четырёхугольных глазницах домов. Один ветер шалил, подкидывал вверх крупу снежинок и вновь бросал на мостовую.

Каблучки быстро, глухо постукивали. Девушка шла легко, скоро, гордо вскинув голову, не страшась темноты и не прислушиваясь к шорохам ночи. Но, когда набравший силу ветер швырнул снегом в жестяную вывеску лавки, Мира испугалась. Ей почудились охотники у себя за спиной, и столбики цифр — подсчётов мгновенно стёрлись из памяти. Девушка метнулась в проулок. Она глубоко вдохнула, выдохнула — и ночная тень заклубилась вокруг неё, скрывая фигуру. Соткавшаяся из чёрного тумана чудовищная тварь расправила крылья летучей мыши. Преображение заняло мгновение — привычка, навязанная жизнью в столице, где от скорости вампирши часто зависела её жизнь.

Печалиться о нарушенном обете "не превращаться" было поздно. Вампирша взмыла вверх и скрылась в серых тучах.

Она поймала поток воздуха и поплыла на нём над городом. Вся Карда лежала как на ладони: белело полукружье Короны, жмущейся к горам; по левую руку покрытые тёмным лесом холмы Сальтуса, по правую — Пустошь, и где-то там, за горизонтом — развалины старого города. Загадочно блестела под луной река Несс, пересекаемая двумя чёрточками — Верхним и Нижним мостами. Город не спал, как не спал ни в одну из ночей декабрьской недели нежити: тревожно ждал окончания праздника бессмертных.

Мира навестила руины старого города за Пустошью. Побродила в яблоневом саду, посаженном на месте дворца Макты, осторожно балансируя, прошлась по остаткам крепостной стены. Она покружила над крестом церкви Микаэля, стоящей на границе восточного района города, подобно стражу. Она забралась далеко от дома — всё оттягивала момент встречи. Карда открылась ей вновь: доверчиво, бесстрашно — как в далёкую первую бессмертную ночь… но что сейчас шепчет ветер?

"Никогда…"

Как тяжело возвращаться! Старый город оказался полон воспоминаний, горьких, горьких. Навеки потерянная любовь… Мира бежала от них из Доны, столицы, но они настигли её здесь — в городе, где началась её бессмертная жизнь.

Она вновь пролетела над рекой и опустилась на Верхнем мосту. Концы крыльев чиркнули по холодным каменным перилам, оставив два тонких, как от бритвы, пореза.

"Где твой вечный спутник? Где Алан?" — всё спрашивала старая Карда.

"Увы, вернулась только я".

Холодной ладонью Мира провела по перилам, потом перевесилась через них. Тёмная вода реки казалась густой, плотной, вязкой как болото. Снежинки долетали до неё, и она поглощала их без следа, без звука. Вампирша попробовала на вкус здешний воздух, затхлый и пахнущий грязью, и рассмеялась, вдруг вспомнив, что именно здесь — место её первой трапезы. Но — странно! — сейчас она не могла вспомнить, чья жизнь подарила ей вечность, кто это был: мужчина? женщина? ребёнок? Досадуя на свою забывчивость, она хмурила брови, тёрла лоб… Всё было напрасно. Она помнила только поток сладкой жизни, бьющий ей в горло, и своё новое отражение в расширенных от ужаса глазах. У этого отражения была грива ведьмы и злые звериные глаза. Она помнила и своего спутника… — Мира поморщилась, глядясь в чёрную воду реки. Последнее, чрезмерно сладкое воспоминание оставило горький привкус.

…Она не отпускает жертву и когда застывающую в сосудах кровь приходится тянуть с усилием. Холод осенней ночи забыт. Тепло растекается по жилам и, кажется, она заново узнаёт сейчас своё тело — каждую его клеточку. Она вновь рождается сейчас…

— Довольно! — Алан невежливо оттащил её от добычи. Вампирша поднялась. С удивлением она ощупала свой живот. Ей казалось, он должен был вздуться барабанчиком, ведь она сейчас этакий сосуд крови, как до предела насытившаяся пиявка или комар. Но ленты корсета не распустились, и платье ничуть не жмёт. Талия, пожалуй, даже тоньше, чем прежде. Чужая жизнь просто стала её собственной.

— Тебе понравилось? — Глаза Алана сыто блестели, в юном лице проступили хищные звериные черты, и сейчас Мира не узнавала своего друга. Неужели это тот милый мальчик, что час назад целовал ей руки? Неужели это ему она склоняла голову на колени, когда они отдыхали у камина в гостиной? Неужели это он с улыбкой обещал подарить ей вечность?

На мгновение подступил страх, но Мира отогнала его. Она улыбнулась и провела языком по ровной кромке зубов.

— А клыки? — по-детски капризно воскликнула она.

— Что ты! Ещё рано, подожди. Эти выпадут, а новые, острые вырастут через месяц. На самом деле… — он ласково обнял её за плечи, — на самом деле пользы от клыков немного. Человеческие челюсти всё же устроены хуже звериных. Проще, точнее и безопаснее действовать ножом или толстой иглой. Ты видела, как я убил сегодня. Сама не побоишься?

— Нет, — звонко уронила Мира.

— Я был в этом уверен, — тихо сказал Алан, щурясь на небо. — Все Вако — прирождённые вампиры.

Мира резким движением откинула назад голову, отбросила волосы. Засмеялась, не стесняясь бесстыдной широкой улыбки. А вокруг творилось что-то новое… а, может, вечное — просто раньше оно было скрыто от её глаз. За привычными очертаниями моста, реки, домов, деревьев она замечала Это. Оно просвечивало из-под тонкой ткани мироздания, оно заполняло промежутки между нитями её…

— Что это? Я вижу…

Алан не ответил. Он вскочил на перила моста и прохаживался. Смеялся…

— Теперь прими от меня подарок, — вдруг сказал он и соскочил к ней.

— Какой?

Мира мечтательно улыбнулась. Она ждала поцелуя, но вампир взметнул руки, тень окутала, одела их и от пальцев лучами потянулась в небо — выше, выше… Ещё взмах! — Да это же…

— Крылья?! — потрясённо прошептала девушка.

— Подойди ко мне. Не бойся.

Тень разрослась вокруг него, одела всё тело, лицо скрылось под чудовищной маской. Крылья, когда он полностью расправил их, заняли полмоста. Чёрный туман клокотал, клубился, тянулся к ней.

Мира сделала шаг к вампиру, и тьма обняла её. Её прикосновения не ощущались кожей, но будили что-то глубоко внутри. Что-то тёмное и огромное. Частицу Бездны.

Туманная тень подобралась к лицу, и Мира закрыла глаза.

— Вдохни её, — прошептал Алан. — Не бойся, так надо.

Она послушалась. Тень вошла в неё и соприкоснулась с её пустотой, и связалась с ней крепкими узлами.

Алан выпустил девушку, снова вскочил на перила.

— Теперь летим! — позвал он. Тень неузнаваемо искажала его голос, он превратился в какой-то трубный вой. Мира скорее угадывала, чем разбирала слова.

Она запрыгнула на перила моста вслед за ним и почувствовала, как за спиной широко распахиваются её новые крылья. Утренний туман, окутавший реку, уменьшал расстояние до чёрной воды.

И она легко, как во сне, шагнула вниз…

Мира взобралась на перила. Она взмахнула правой рукой, будто проверяя воспоминание, и чёрный туман немедленно обхватил её, от пальцев протянулся лучами в стороны. Тонкая полупрозрачная перепонка между лучами чуть искажала очертания города, смещала пропорции, делая его похожим на неумелый рисунок грифелем.

"Третье превращение за ночь. Скоро проснётся голод. Ай-яй-яй…"

Она полетела над рекой к северу, против течения. Мыслями же вновь была далеко — в своей первой бессмертной ночи. И ей казалось, что чёрную зимнюю реку вновь окутывает туман, в котором они тогда плыли-летели двумя большими птицами.

…Они гонялись друг за другом, и смех их был похож на лай собак и уханье сов. Потом в городе они поймали ещё одного смертного и вдвоём осушили его, как солнце мокрый песок. Они выпили всю жизнь до капли за пару секунд, не выйдя из звериного обличия, и их рты были воронками, затягивающими в пустоту…

Мира спешила к дому, прячущемуся за зданием банка близ перекрёстка двух улиц. Это был небольшой и не самый богатый на улице двухэтажный особняк в классическом стиле, явно знававший лучшие времена. Двери главного входа были заперты, а ступени, ведущие к нему, скрылись под опавшей листвой. Вампирша опустилась рядом, в запущенном яблоневом саду. На голых замёрзших ветках растаяли клочья чёрного тумана, а девушка уверенно пошла по дорожке, ведущей к скромному боковому входу.

В трёх шагах от крыльца она остановилась, изумлённо поглядела назад, на дорожку. Дорожка была чисто выметена.

Лёгкое шуршание ветвей… Мира вздёрнула голову, поглядела на угловое окно второго этажа — единственное незастеклённое, с массивными резными ставнями. Дом был тих, темны все окна, но что-то не так. "В доме кто-то есть, — поняла Мира, — особняк Вако не пустует!" Открытие было ошеломляющим: кому здесь жить, кроме неё?

Она взошла на крыльцо, погладила знакомого разноглазого льва… Потом сжала холодную руку в кулак и постучала трижды.

Дверь долго не открывали, и ей пришлось постучать вновь — громко, требовательно. Наконец послышались чьи-то шаги, щелкнул замок. Дверь отворила служанка, женщина лет тридцати. Отворила — и отшатнулась. С ужасом смотрела она на вампиршу… Её лицо показалось Мире знакомым.

— Ты знаешь, кто я?

— Госпожа Мира Вако, — служанка избегала смотреть ей в глаза.

— Кто у меня дома? — вампирша улыбнулась. Получилось зловеще, как всегда.

— Г-госпожа Линтер, — привычно учтивый тон.

— Агата?! — изумилась Мира.

Старшая сестра. Смертная. Они не виделись шесть лет, с тех пор как Мира уехала в Карду, якобы решать вопрос наследования этого самого дома, а на деле — сбежала из-под опёки Агаты. Теперь всё разъяснилось. Отворившая ей женщина служила Агате ещё в столице — вот почему её лицо показалось знакомым! Возвращение к событиям и людям прежней, довампирской жизни ошеломило Миру. Она всё не могла решить, что ей делать теперь: уйти? Войти в дом?

— Ясно, — после паузы кивнула она, делая шаг вперёд, а не назад. — Любопытство? — может быть. И сила привычки: маленькая девочка возвращается домой, к старшей сестре… Служанка прижалась к стене, пропуская её. Она нервно теребила фартук.

— Ну-ну, — усмехнулась вампирша. Испуг смертной не удивил её: должно быть, среди черни об их с Аланом похождениях в Карде ходят легенды! — Что ты так боишься? Это же я, маленькая Мира. Я не причиню тебе зла.

Она ошеломлённо озиралась по сторонам. Обстановка в доме изменилась так же мало, как его вид снаружи. Та же тёмная мебель, даже в зимнем утреннем мраке отливающие красным ковры. И треснувшее зеркало висело на прежнем месте: в дальнем конце холла, у лестницы вверх. Теперь её возвращение было почти полным.

— Лина? — голос Агаты — сколько лет она его не слышала! — с верхнего этажа. — Лина? Кто пришёл?

Служанка взбежала на второй этаж. "Приехала ваша сестра", — доложила она, тревожно косясь на Миру.

Возглас Агаты: "Мира! Не может быть!". Вампирша сделала шаг к двери, но удрать не успела — сестра уже бежала навстречу. Лина поспешила ретироваться.

— Почему ты не предупредила, что приедешь? — спросила Агата, наконец выпустив её из объятий.

— Я… прошу прощения за столь ранний визит, — Мира пыталась нащупать верную дорожку, но слова находились с трудом. — Я полагала, этот дом в Карде пустует…

— Где ты пропадала? Почему перестала писать? Никаких вестей от тебя не было уже…

— Да, долго, — отрывисто сказала Мира, не давая ей сосчитать, сколько же точно прошло лет.

— Пойдём в дом, сестра. Сейчас всё расскажешь.

Окончательно сбитая с толку, Мира последовала за сестрой. Зачем она не ушла сразу?

И Мира, и её сестра родились в Карде, но покинули старый город в столь раннем возрасте, что не успели его узнать. Их мать умерла при родах, а отец, едва минуло три месяца со дня её смерти, женился вновь. Сестёр воспитывала бабушка, Сильвия Лавендер, и жили они в северном районе столицы. Вампирша ещё помнила бабушку — властную строгую даму, в свои восемьдесят лет не выглядящую дряхлой. Её Мира во всём слушалась… ровно до восемнадцати лет, когда, вообразив себя окончательно взрослой, она осмелилась, вопреки воле старушки, сначала прочитать запрещённую книгу (чувственная поэзия Мэйзи), затем наотрез отказалась надеть на вечер у Баккетов "нелепое" розовое платье и явилась на праздник в другом, чёрном, загадочного фасона, вызвавшем у окружающих лёгкое недоумение (ничего, они ещё оценят некоторые её находки). Кульминацией борьбы за свободу и независимость стало посещение Мирой медицинских курсов. Потом госпожа Сильвия умерла, оставив взбалмошным внучкам дом в северном районе столицы и вполне приличную ренту. Агата отдалилась от сестры, выйдя замуж, и скоро предпочла нянчиться с маленькой дочкой, Кристиной, а не с младшей сестричкой. Война Миры была выиграна, поскольку противник утратил к ней интерес… Скоро пришла весть о смерти отца и его последнем завещании, по которому он оставил большой дом в Карде своим детям: двум дочерям от первого брака и сыну от второго, и Мира вызвалась решить вопрос этого наследства, соблазнённая перспективой очутиться в незнакомой Карде в полном одиночестве.

Мира ещё помнила ту себя. Странная девушка, дичившаяся родственников и друзей семьи, любившая быть одна. Она всё искала тогда чего-то… Чего? — она и сама затруднялась в определении. Иногда это "что-то" мелькало между строчек книг, в глазах случайного прохожего, бредущего неизвестно куда, в недосказанных кусочках фраз её собеседников, но ей всё не удавалось ухватить "это" за хвост.

И, кроме всего, ей было скучно.

Предложение покушать Мира отвергла, но от чая отказаться не удалось. Она смотрела на свою чашку — горячий чай исходил паром — и тщетно пыталась сочинить приемлемую историю. Время было: сначала рассказывала Агата.

Скоро Мира узнала всё, что можно было узнать. Последние шесть лет стали временем перемен и потерь и для её сестры.

— Мы с сыном переехали сюда после смерти мужа, — сообщила Агата.

"Я многое пропустила", — только и подумала Мира: — Виктор умер? Как? От чего?

— Он долго болел, дорогая! Диагноз ни один врач не смог поставить. Он умер четыре года назад, и почти вслед за ним ушла Кристина.

— О боже!

— Тяжелая пневмония. Ей было всего два года. Несчастное дитя… — Агата замолчала.

— Но зачем ты приехала сюда?! — не сдержалась сестра. — "В Карду! Цитадель вампиров!"

— Я была в отчаянии, дорогая! Смерть мужа и дочери… Долги, долги, долги! Дом в столице пришлось продать — обходился слишком дорого. Я писала тебе, но никто не отвечал; когда приехала сюда, оказалось, в этом доме давно никто не живёт! И мы с сынишкой остались здесь.

Мира обвела пальцем край своей чашки.

— Ты сказала: "с сынишкой"?

— Да, Винсент. В феврале ему уже пять, — Агата грустно улыбнулась. — Ты и не знаешь о нём… Я расспрашивала о тебе здешних соседей. Они сказали, дом пустует несколько лет. Куда ты уехала отсюда? И — с кем? — недоумённый вопрос. Мира вздохнула. Настала её очередь.

Она подняла глаза от чашки с оставшимся нетронутым чаем, взглянула на Агату… Старшая сестра. Они совсем не похожи. Агата выше ростом, смуглая, и волосы почти чёрные — в маму. Сколько ей сейчас должно быть лет? Тридцать один… нет, тридцать два. Волосы поблёкли, тело пополнело, только руки всё те же, очень ухоженные, её страсть.

— Мы с друзьями… Помнишь, я тебе писала? — начала вампирша, — уехали отсюда пять лет назад. Путешествовать…

— А наш брат?

— Она уехал ещё раньше. На юг, в Прэсто. Сейчас, я слышала, его уже нет в живых. Он умер от чахотки, — выпалила она на одном вдохе и после этой лжи осмелела настолько, что, не подумав, сообщила:

— А ещё я вышла замуж.

Агата, казалось, не поверила:

— Кто же он, твой муж?

"Да кто тянул меня за язык! Замуж! Что я сейчас скажу?!"

Выдумать связной истории не получалось. Мира взяла длинную паузу, заглянула в озорной чёрный глаз сказочной птицы, нарисованной на фарфоре, и, наконец, сообщила сестре единственное, что пришло на ум:

— Его зовут… звали Эрик Бруэт. — она назвала одного из старых знакомых. — Он… погиб… два года назад.

"О, чёрт! Нужно было придумать что угодно, только не смерть! Я совсем не похожа на вдову!" — поздно поняла она; поджала губы, обиженно поставила чашку на место.

Агата не потребовала подробностей.

— Бедная моя, — она погладила младшую сестру по волосам, приобняла. — Ты ведь останешься здесь?

— Милая, — быстро сказала Мира, — извини, но…

Она не закончила, заметив в дверях мальчика, сына Агаты. Должно быть, он уже давно изучал странную гостью. Встретившись взглядом с вампиршей, он хитро улыбнулся. А Мира долго, бесконечно долго всматривалась в его лицо, такое знакомое, хотя она видела этого малыша впервые, отмечала очень светлые, пронзительные глаза и красивый, чуть капризный изгиб бровей.

— Твой сын? — наконец обронила она и не узнала свой голос.

— Да, — спохватилась Агата. — Винсент, подойди, познакомься с тётей.

— Он не похож на тебя, — задумчиво сказала Мира.

— Да, он похож на отца.

— На Виктора? Разве?

— Нет, на нашего отца, сестра.

Едва заметно, пряча клыки, вампирша улыбнулась малышу, и он ужасно смутился.

— Он маленький актёр, — засмеялась сестра, — не обращай внимания.

— Я останусь ненадолго, — тихо сказала тогда Мира, по-прежнему пожирая мальчика взглядом. — Может быть, на пару дней… Я очень устала после бала, сестрица, — она снова очертила пальцем край чашки. — Я поднимусь наверх, отдохну. Угловая комната в левом крыле свободна?

Агата рассеянно, но чуть тревожно глядела на неё.

— Конечно. Ты не носишь обручального кольца?

— Оно… сломалось, — смело заявила сестра.

— Мира, — взгляд Агаты скользнул по её шее, — где мамин крестик?

— Я его выбросила, — холодно сказала вампирша.

Мира поднялась в свою старую комнату на втором этаже и здесь схватилась за голову. Она не узнавала себя… Что за нелепая беседа! Её ещё можно было бы свести в шутку, но потом… этот мальчик!

Она долго перебирала в уме сказанное сестре. Верно ли она поступила, сочинив замужество? Зачем отдала роль Алана Эрику, к которому никогда не испытывала сердечного чувства? Но как же иначе? Назвать Алана? Нет, пусть он останется её тайной. Ни к чему сестре лишний раз слышать это имя из уст Миры! Ведь Алан Вако — их сводный брат, сын отца от второго брака… И пусть они увидели друг друга впервые, уже будучи совершеннолетними. Пусть при первой судьбоносной встрече они знали друг о друге не более чем о случайном попутчике. Они были чужими по духу, родными лишь по крови. Они могли бы влюбиться, не зная о родственной связи между ними… Но! Все эти доводы не подействуют на смертную, живущую в зашоренном мире строгих правил. Вампирша вздохнула. По правде сказать, она и сама не была уверена в своих доводах. Незнакомый брат — всё же родная кровь. Всё равно грех, инцест!

Холодная комната вдруг показалась ей душной и тесной. Вампирша прогнала Лину, пришедшую помочь новой хозяйке раздеться. Она принялась сама стягивать платье и от волнения и спешки порезалась о застёжку. Порез мгновенно затянулся кожей, исчез. Встрёпанная вампирша небрежно кинула чужое, не ставшее своим за ночь платье на пол. Ослабив ленты корсета, она подошла к единственному окну, чтобы запереть ставни, но рука замерла, коснувшись защёлки. Она застыла так на мгновение с нелепо поднятой рукой. Её вспомнилась первая ночь её бессмертной жизни.

…В это окно они влетели тогда. Юные счастливые, влюблённые… Рассвет приближался. Солнечные лучи проникли вслед за ними, детьми Ночи, в их дневное убежище, и Мира вскрикнула от новой, нестерпимой рези в глазах. Тогда Алан, смеясь, притянул её к себе ближе, и другой рукой захлопнул распахнутую ветром створку. Щёлкнула задвижка, а брат и сестра вновь слились в грешном поцелуе…

Мира проверила ставни и возвратилась к постели. Она избавилась и от корсета, и, упав на спину на кровать, долго созерцала пыльный полог.

…Здесь, в этой комнате, она отдала своё тело тому, кто прежде взял её душу. Голодные, они не насытились друг другом и к следующему вечеру…

Мира поморщилась. Как же она устала! Это недоедание тому виной? Её мысли сейчас должны быть заняты Владыкой и его грядущими заданиями, но вместо утомительного угадывания мозг занялся наилегчайшим занятием — перебором воспоминаний. Её отводилась пассивная роль созерцателя.

Она закрыла глаза и заставила себя думать о будущем. Но в голове зашумел недавний бал. Медленный вальс укачивал, уносил её. Мира засыпала. "Этот мальчик, Винсент… Да признайся же себе! Похож на Алана. На Алана, каким он мог быть в детстве… — была последняя, единственная чёткая мысль на границе дрёмы. — Те же глаза, готова поклясться, те же повадки! Волосы светлее, но, может быть, они ещё потемнеют. Это он вернулся ко мне… Алан".

В конце концов, она заснула. Сон был тревожным, тёмным, но полным непонятного шума, будто от множества голосов, словно она была не одна, словно вокруг были люди, много людей. И вампирша боялась открыть глаза, потому что точно знала: открыв глаза, увидит солнце, а на него нельзя, нельзя смотреть…

 

Глава 4 Игры Луны

На следующий после Бала Карды вечер пятеро молодых carere morte собралась на крыше дома Ингенс. Здесь была сама хозяйка дома, Селена, Алиса Тэрре, темноволосый молодой человек — Патрик Фульге и двое новообращенных — Хиам Калькар и Анна Литус, бледная и пухленькая девочка, на вид лет шестнадцати.

Площадка с низеньким ажурным ограждением, защищённая от посторонних глаз фасадом дома, казалось, была спроектирована специально для carere morte, желающих отдохнуть между ночными приключениями. Собравшиеся веселились. Иногда их шелестящий, похожий на шепот облетевшей листвы смех долетал до улицы.

— Крылья не появляются вместе с клыками или чувством голода, — говорил Патрик, самозвано объявивший себя учителем новичков. — Ими с юным carere morte должен поделиться его создатель. Это традиция. Первый вампир, Макта Вастус, дарил крылья всем, кого обращал, и те поступали потом также. Если крылья не даст тебе твой создатель, ими может поделиться любой carere morte, сильнее и старше тебя. Обрести крылья самостоятельно невозможно.

— Получается, все carere morte летают на крыльях Первого вампира, — проговорил Хиам. — Интересно, а откуда их получил Макта?

— Крылатое обличье можно снять с противника, — не слыша его, продолжил Патрик. — Есть несколько приёмов…

— Все они сводятся к тому, что ты хватаешь крылья соперника в области плеч и резко дёргаешь на себя. И вампир вываливается из своего крылатого обличья, как из мешка, — заметила Селена.

Она ступила на ограждение одной ногой, раскинула руки в стороны, будто собиралась взлететь. Вампирша залюбовалась ночью, наконец вступившей в права. Луна, чуть недобравшая веса до полнолуния, куталась в тонкую шаль облаков. Внизу немногие краски зимы размазались грязно-серым пятном, голоса зазвенели колокольчиками в чистом морозном воздухе. Оживлённое уличное движение стихло. Жители старой Карды трусливо попрятались в дома, за крепкие засовы, за невидимые купола защиты…

— Время охоты, — прошептала она. — И мы теряем это время.

Селену не услышали, и в ней немедленно поднялась злость.

— Делиться крыльями — это больно для того, кто их дарит? — спросила Анна и тут же сама предположила. — Наверное, это отнимает силы.

— Вовсе нет, — уверенно сказал Патрик, сам недавно получивший крылья и ещё не делившийся ими ни с кем. — Это не труднее, чем поделиться пищей или одеждой. Макта раздаривал свою тень без счёта. Силы у carere morte отнимает только нахождение в крылатом обличье. Гектор говорил, во время превращения ты становишься частью Бездны, и Она забирает твои силы.

Селена резко опустила руки, грубо разрушив иллюзию полёта. Она обернулась к гостям, но не сказала ничего. Она тихо изучала Патрика из-под полуприкрытых ресниц.

Патрик был моложе её на год и на три, если считать по годам смертной жизни. По слухам, он прежде был в группе столичных дикарей. Но это были только слухи…

"Как же узнать? — терзалась Селена. — Если б найти доказательства! Владыка выгнал бы его".

— Кто этот Гектор, на которого ты столько раз ссылался? — нежно, чтобы не спугнуть, пропела она.

— Мой знакомый по столице, — Патрик поглядел тревожно, почуяв подвох. — Он — carere morte.

— Вот как? Я слышала об одном Гекторе, — прошептала Селена. — Вампир из Доны. Он опасный дикарь, якшается с Низшими, с какими-то бандитами… Говорят, его родители Низшие и он сам начинал, как Низший. Это тот, о ком ты говоришь?

Патрик оторопело кивнул и тут же вступился за друга:

— Он не дикарь! Он присягал Владыке. Дэви принял его, значит, его происхождение и прежние занятия не важны!

— Ясно, — тускло сказала Селена.

— Я уже очень голоден, — вмешался Хиам, с интересом наблюдавший за их противостоянием. — Пора на охоту.

Скоро пятёрка покинула крышу. Селена, Патрик и Алиса взлетели с места, а неопытным новичкам пришлось сделать шаг с крыши. Неловко планируя, качаясь на потоках воздуха, они постепенно нагнали изящных старших собратьев. Затем все пятеро взмыли вверх и скрылись от человеческого взора.

Город казался пустым, словно жители оставили его — обычное дело для недели нежити. Вампиры перелетели Карду с востока на запад и не нашли на улицах ни одного прохожего. Через несколько минут трое ведущих опустились на крышу вокзала и оттуда перебрались на парапет самой высокой башенки в готическом стиле. Спрятавшись за высокими и тонкими зубцами, они озирали площадь вокзала и сходящиеся к ней дороги.

Двое по-прежнему кружили в небе. Патрик махнул им рукой и проворчал:

— Новички… Они выдадут наше местонахождение!

Первым спуститься осмелился Хиам. Не уменьшая скорости, он снизился, у самой крыши отпустил крылатую тень и, не удержавшись на ногах, покатился кубарем. Анна опустилась следом за ним, плавно и осторожно, не сняв крылатого обличья. Ей даже поаплодировали, но скоро выяснилось, что девушка просто не знает, как превратиться обратно. Патрик учил её, Алиса уговаривала не волноваться. Селена, заскучав на башенке в одиночестве, спустилась к ним и сразу же приняла единственно верное решение. Подойдя к вампирше сзади, она обхватила её крылья и дёрнула их на себя с неженской силой.

Чудовищная маска сползла как чулок, открыв истерически рыдающую Анну.

— Тень нужно выдохнуть. Вытолкнуть… — понимаешь? — ещё продолжал объяснение Патрик.

— Я в первый раз тоже, как Хиам, при приземлении не рассчитала скорость и застряла в ветвях дерева, — попыталась развеселить Анну Алиса. — Запуталась накрепко! А дерево это росло не где-нибудь, а на площади Ратуши. Патрули Ордена бывают там каждые семь минут! Доставал меня оттуда Адам Митто. Рискну заметить, когда он в бешенстве, он теряет всё своё обаяние…

Впятером они вновь поднялись на башенку. Патрик объявил:

— Улицы пусты. Если и встретим кого-то, это будет либо охотник, либо смертный, жаждущий обращения. Первое очень опасно, второе очень скучно. Я предлагаю избрать местом охоты недорогую гостиницу на Западной. Это недалеко.

— А почему не "Зимний сон"? — разочаровано спросила Алиса.

Фешенебельная гостиница "Зимний сон" была видна отсюда. Украшенная готическими башенками, с огромными окнами, сейчас полыхавшими жёлтым, она была ярким драгоценным камнем в ожерелье серых домов.

Патрик снисходительно улыбнулся. Его замечание о личинах случайных прохожих понравилось всем, он всё больше входил в роль признанного гуру.

— Орден всегда бывает в Карде на недели нежити! И они всегда привозят с собой из Доны частицу Покрова. Покров — единственная непреодолимая для carere morte преграда, — пояснил он новичкам. — Этим Покровом они окружают здесь некоторые здания, в том числе и "Зимний сон". Да и может ли быть иначе? В эту гостиницу селится вся знать, приехавшая посмотреть Кардинскую неделю нежити, и аристократы хотят спокойных ночей. Они покупают частицу Покрова и защиту охотников на всю неделю. Так что нам остаётся гостиница на Западной улице, — длинная речь утомила его. Патрик умолк и довольно кивнул головой, как бы в подтверждение своих слов.

— И в недорогой гостинице будут охотники, наверняка, — заметил Хиам, — так что охотиться там тоже опасно. Мне претит прокрадываться в дома к спящим и тихо тянуть их жизнь! — внезапно сознался он. — Охота должна быть честной. Останемся на улицах. К полуночи близ Пустоши соберётся немало любителей опасных развлечений.

Селена улыбнулась, показав острые зубки:

— А почему ты не с тётушкой, обратившей тебя, Хиам?

Хиам не ответил.

— Наверное, госпожа Калькар решила, что ему полезно будет пообщаться с такими же юными carere morte, — немного обиженно бросил Патрик и угадал. Резкая тень легла на лицо Хиама, и он произнёс:

— Верно. Это часть её игры.

Повисло тягостное молчание. Селена извлекла из кармана мелкую монетку. Она долго вертела её в пальцах, немного досадуя, что металлический диск от этого нисколько не нагревается.

— Так куда мы летим? — нарушила молчание Алиса. — Селена, может быть, ты кинешь монетку?

Та послушно подбросила монетку и поймала в ладонь. Через мгновение бросила:

— Гостиница на Западной улице.

— Что ещё за монетка? — возмутился Патрик. — Решаем мы сообща, а не монетка!

Селена сжала металлический диск посильнее, и почувствовала, что он начал согреваться.

— А ещё я умею предсказывать будущее. Мои предсказания всегда сбываются. Кто желает рискнуть?

— Я! — сразу же вызвалась Алиса, а Патрик поморщился и хмуро бросил:

— После. Сейчас летим охотиться.

Громкий смех Селены достиг луны и, отразившись от неё, зазвенел серебряными монетками.

Они отправились в путь. Группу возглавлял Патрик. Селена осталась замыкающей и летела не торопясь, даже чуть отстав, и наслаждалась мнимым одиночеством.

Когда они пролетали над "Зимним сном", любопытная Алиса снизилась, чтобы разглядеть, что творится в комнатах верхнего этажа. Через пару мгновений, будто наткнувшись на что-то, она дёрнулась и забилась в воздухе, испуганно хлопая крыльями. Хиам вовремя пришёл ей на помощь, подхватил, потащил за собой. Они опустились в саду у дома, стоявшего напротив здания гостиницы на Западной, на этот раз, все — на диво слаженно и точно.

Селена, прищурившись, оглядывала здание гостиницы. Сейчас оно было для неё оркестром, она чутко прислушивалась к многоголосию его звуков. Люди, живые: где они? Сколько их? Что они делают?

Анна, оказавшаяся рядом с Алисой, едва сняв чудовищную маску, спросила:

— Ты натолкнулась на Покров? Поделишься впечатлениями?

— Я думала, это должна быть стена. Но это хуже! Не стена — трясина…

— Теперь ты убедилась? — разозлился Патрик, вообразивший себя ответственным за всю компанию. — Ещё мгновение — и она затянула бы тебя. Ты упала бы бесчувственной прямо в руки врагов!

— Был один случай… — подала голос Селена, отвлёкшись от созерцания гостиницы — Александр Дэви однажды прошёл этот барьер, и за ним — целая армия. И скоро Орден был изгнан из Карды, Цитадели…

Патрик присвистнул:

— Так он — Владыка!

В ответ вампирша приложила палец к губам: "Тихо! Кто-то идёт".

Двое появились внезапно. Никто из внимательно следивших за домом carere morte не мог бы сказать, откуда они пришли: со стороны улицы или от здания вокзала. Это были молодой мужчина и девушка, почти ребёнок. При виде их друзья замерли. Никто не проронил ни слова. Только Анна чуть подалась вперёд, её юбка с тишайшим шорохом скользнула по стволу дерева, и девушка получила четыре уничижительных взгляда.

А двое, кратко переговорившись, разошлись. Девушка скрылась в гостинице, зайдя через чёрный вход, мужчина отправился в обход здания.

— Охотники, — прошептал Патрик. — Их всегда трое в группе, значит, где-то ещё один.

— Может быть, здесь несколько групп, — пожала плечами Селена. — И другие следят за нами.

Патрик нахмурился, перебирая в уме варианты действий. Предстоящая охота была действительно опасной.

— Здание не под Покровом, но не лишено защиты, как и любой дом. Защиту придётся разбивать. Это больно, — предупредил он новичков. — Проникнуть в этот дом лучше через окна, двери, вероятно, охраняются. Разделимся на две группы. Я — с Хиамом и Анной, Алиса с Селеной… Селена?!

Вампирша, вовсе не слушавшая его, всё это время следила за домом. Её тело было напряжено и едва заметно подрагивало. Она напоминала охотничью собаку, вставшую в стойку. Вдруг тело дрогнуло — пружина распрямилась. Вампирша завертелась в чёрном вихре, расправляя крылья. Она ринулась к зданию гостиницы, и Алиса отскочила в сторону, уходя с её дороги. Селена за два взмаха крыльев долетела до цели — окна на третьем этаже. Раздался звон стекла.

Ещё волоча за собой клочья крылатой тени, вампирша ворвалась в коридор. Защита здания была пройдена, осталась боль, но Селена прогнала её, глубоко вдохнув и медленно выдохнув.

В запасе были секунды.

Она огляделась. Коридор, одинаково длинный в обе стороны, был пуст. Бледные обои на стенах, бледные без солнечного света растения зимнего сада… Многие номера по коридору — она ощущала это — были пусты, в некоторых бился пульс чужой жизни, но вампирша не кинулась к ним. Она помчалась по левому коридору мимо зимнего сада, и, когда достигла его середины, впереди показался человек, поднявшийся по лестнице.

Знакомая девушка-охотница!

Селена призвала на помощь всю свою ненависть и страх, кинулась на неё, схватила — и охотница обмякла в её руках, лишившись чувств. Не веря, что серьёзная добыча сдалась так легко, Селена всматривалась в лицо девушки, прислушивалась к дыханию: "Да, без сознания".

Снизу послышался шум. Пора уходить.

Вновь обратившись чудовищным зверем, вампирша разбила дверь пустого номера, скакнула к окну и, прежде чем в коридоре показались люди, исчезла в небе с добычей.

Вновь пятёрка отдыхала на площадке дома Ингенс. Девушка-охотница лежала перед ними, всё ещё без сознания. Все бесстрашно и беззастенчиво разглядывали её. Рыжевато-каштановые волосы оттеняли мягкий, детский овал лица. Тело, непристойно обрисованное простым платьем без корсета, было угловатым худым телом подростка. Мягкая белая рука неподвижно лежала на поясной сумочке с незатейливой вышивкой.

— Когда она очнётся? — спрашивала нетерпеливая Анна и, тем не менее, с опаской, как на дикого зверя в клетке, глядела на охотницу.

— Ты её ещё палкой ткни, чтобы разбудить, — усмехнулся Патрик. — Может быть, никогда. Селена разбила её защиту. Часто это их убивает, особенно, таких юных.

— Ты очень смелая, Селена, — признал Хиам. — Но почему ты выбрала именно её? Вокруг была и менее опасная добыча.

— Ты скоро поймёшь, почему я выбрала именно охотницу.

— Это вендетта?

— Нет, вовсе нет. Я не Мира Вако.

Весёлая беседа продолжилась. Селена с Алисой вспоминали вчерашний Бал Карды, потом Анна спросила об обращении Селены, и та вновь начала свою романтическую историю. Патрик и Хиам разбирали недавний подвиг вампирши. И наступил момент, когда каждый подумал, что за охотницей смотрит кто-то другой, и выпустил её из виду.

Охотница, притворявшаяся уже долгое время, вскочила. В её руке был серебром сверкающий кинжал. Она ударила Хиама в правый бок, но маленькое узкое лезвие задержала одежда, и оно прошло вскользь, только глубоко поцарапав кожу.

Патрик попытался схватить девушку. Она увернулась, отскочила, но не попробовала убежать. Её взгляд был ясным, стальным. Она держала маленький кинжал обеими руками перед собой, угрожающе направляя его на противников. Внезапный испуг, на мгновение лишивший её защиты, прошёл. Теперь она была готова к битве.

— Какого чёрта?! Селена, я думал, ты следишь за ней! — проорал Патрик.

— А я думала, это ты следишь за ней. Успокойся, начинается самое интересное! — пропела Селена.

Carere morte окружили охотницу, но прорваться сквозь её защиту ни у кого не получилось. Девушка легко уходила от их ударов и пару раз умудрилась поразить вампиров кинжалом.

— Сейчас она ещё и арбалет достанет, — мрачно предрёк Патрик, и в глазах девушки промелькнуло сожаление об отсутствующем арбалете.

Игра затягивалась, всё более напоминая игру кошек с мышкой. Охотницу постепенно оттесняли к краю крыши, но она не сдавалась. Вот Анна в очередной раз не успела увернуться от кинжала…

— За что ты ненавидишь нас? — её обиженный крик прорвал плотину молчания. На охотницу со всех сторон посыпались реплики:

— Это не ненависть, это страх…

— Не страх, а омерзение: гадость! Не дотрагивайся до меня!

— Не омерзение, а благородный гнев…

— О да, "благородный"! Спросите её, скольких дикарей Орден простил в обмен на ценные сведения о старейших!

— Всё равно она ослабеет и сдастся…

— Только б, сдавшись, не умерла на месте от огорчения. Хочется живой крови! — засмеялась Селена.

Охотница поворачивалась к говорящим, металась от одного к другому — от удара к новому удару. Она устала, теперь это было заметно.

— Carere morte, будьте прокляты, — выговорила она, и, отчаявшись, закрыла глаза. Селена тут же подхватила её.

— Я так не играю! Рано! — и скомандовала всем: — Продолжим в саду.

В саду она как следует встряхнула охотницу, влепила ей пощёчину и прошипела:

— Сражайся!

Девушка отступила к дереву и прислонилась к нему спиной.

— Будьте прокляты, — повторила она. В глазах уже блестели слёзы.

— Что проклятым ещё одно проклятие! — оскалилась вампирша. — Может быть, ты устала? Отдохнём, поговорим… Как тебя зовут? — довольная, она расхохоталась.

— Отпусти её! — раздался голос от группы carere morte.

— Что?! — Селена обернулась. Теперь она осознала, что после прибытия в сад друзья странно притихли и более не поддерживали её. Хиам выступил вперёд. Отодвинув вампиршу в сторону, он заслонил собой девушку и повторил:

— Поиграла и хватит, Селена. Отпусти её.

— Верно, Хиам. Твоя игра, Селена — это мерзко, — неожиданно поддержал его Патрик. — Кто так охотится?!

Хиам повернулся к охотнице:

— Беги, — но та только смотрела на него расширенными от страха глазами.

— Не бойся. Как тебя зовут, скажи?

— Марина, — прошептала она, вдруг поверив ему. В лице вампира ничего не поменялось, только взгляд как будто потеплел:

— Не бойся, Марина, она больше не тронет тебя. Беги!

— Но мы ведь ещё поохотимся сегодня? — с надеждой спросила Анна: — Тогда пусть уходит.

Селена была вынуждена отступить. Без сожаления она смотрела вслед быстро удаляющейся фигурке: вампирша считала, что её игра завершилась весьма удачно. Друзья же занялись осмотром ран, полученных в бою. Самой серьёзной единогласно признали царапину Хиама.

— Удары в область подвздоха опасны, пусть не так, как в сердце или в голову, — сказал Патрик. — Если б кинжал прошёл глубже, ты мог бы истечь кровью и…

— И умереть? — усмехнулся Хиам. Он с некоторой печалью рассматривал испорченную одежду.

— И был бы очень ослаблен, и проклятие взяло бы над тобой верх, — серьёзно закончил Патрик. — Один мой друг в Доне получил стрелу под рёбра. Кровотечение из раны не останавливалось три дня, он стал походить на высохшую мумию. Его голод не утихал ни на минуту и скоро он сошёл с ума от этого. Он рисковал охотиться даже днём. Всего через две недели после ранения он был убит охотниками.

— Когда мы полетим охотиться? — закапризничала Анна.

— Сейчас. Летим на Пустошь.

Охотница выбралась на улицу и бежала куда-то в сторону моста. Селена облизнула пересохшие губы.

— Я вас догоню позже, — бросила она. — Нужно за ней… — она кивнула в сторону девушки, — проследить. Она наверняка спешит к своим. Узнаем, где в Карде временное логово Ордена.

— Я пойду с тобой, — вызвался Хиам. Вампирша равнодушно кивнула.

Они летели быстро, но луна была ещё быстрее. Она плыла — над ними и впереди их и дразнила, маня за собой. Селена нарочно подставляла лицо голубому свету. Вампирша верила, что он омолаживает её. Она была самой старшей в группе: её обратили в двадцать три года, тогда как все остальные едва сумели дождаться своего двадцатилетия.

"Эти бесполезные три года навечно останутся чёрным пятном на моей дороге к вечности", — подумала она и неслышно и горестно вздохнула.

Они пересекли верхний, нарядный мост через реку. Охотница не замечала их. Девушка ни разу не решилась оглянуться. Она не замедляла бег, хотя дыхание уже сбивалось.

Марина остановилась у дома князей Хаста. Своим ключом она отворила неприметную дверь в ограде, и скользнула внутрь. Carere morte опустились неподалёку.

— Дом князей Хаста! Я бы никогда не подумал, что они в Ордене! — прошептал Хиам.

— Не они, — лицо Селены внезапно посерело, поскучнело: её догадка не подтвердилась и, значит, новой игре не бывать. — Не они, а она! Охотница просто вернулась домой. Это самая юная из княжон, Марина Хаста. А я думала, откуда мне знакомо её лицо? Её сестра была на балу…

Хиам молчал, и своим молчанием злил её. Селена прикрыла глаза, скрывая их нехороший блеск.

— Возвращаемся к группе, — сонно промолвила она.

Они повернули назад. Хиам ещё не умел взлетать с места, поэтому до Верхнего моста вампиры решили не преображаться. Селена повела нескучный разговор:

— Почему ты за неё вступился? Она напомнила тебе Марис?

— Я узнал имя охотницы уже после, — отбивался Хиам.

— Теперь ты бессмертный. У тебя два возможных выбора: жить каждым новым днём, как первым, или тянуть за собой длинную вереницу всех дней своей вечности.

— Я не понимаю тебя.

— Забудь Марис, совсем. Или придётся страдать всю вечность.

Дом Хаста остался позади. Из ночной тени выступил следующий — знакомое белое поместье Вальде, принимавшее вчера Бал Карды.

— Я слышал, ты рассказывала историю своего обращения… — в отместку начал Хиам.

— Да?

— А как всё было на самом деле?

Селена опустила луной сияющие глаза. Он понял её ложь!

Однако она рассудила, что вопрос был задан без тени ехидства, и внезапно решила довериться юноше. Он не был похож на болтуна. Ночь. Луна. Спящий загадочный город. Два одиночества, бредущие одной дорогой… Время для откровенности!

— Это было на Январском Балу Сатура. Мне было уже двадцать три года, и смертная жизнь казалось мне смертельно скучной и ничего не значащей. Друг Миры обратил меня. И бросил. Так принято у дикарей, но я этого не знала. Я думала, он возьмёт меня с собой, бегала за ним собачкой… А он через день не вспомнил моего имени. Оказалось, они просто играли тогда: кто за вечер Бала уговорит обессмертиться большее число дурачков.

Она замолчала и принялась за старую детскую игру — наступать только на самые крупные камни мостовой.

— И кто из них победил тогда? — спросил Хиам через минуту.

— Он победил, — вздохнула Селена, — благодаря моему обращению. А Мира, с которой он спорил, проиграла. Может, поэтому Вако меня так ненавидит? Сегодня она не явилась, хотя я приглашала её.

— Спасибо за рассказ, — серьёзно сказал Хиам. — Я начинаю понимать тебя, Селена. А я… — он прервался и резко повернулся к дому Вальде, мимо которого они проходили. — Посмотри туда! Кто это?

В саду, в трёх шагах от дома, стояла странная тёмная фигура, напоминающая человека. Селена вглядывалась в неё не менее минуты, и она не шелохнулась.

— Может, это статуя?

Они всё-таки подкрались поближе. Это был человек! Бледный молодой господин в тёмном пальто и шляпе. Он неподвижно, пристально смотрел куда-то в окна второго этажа. Привстав на цыпочки, Селене удалось разглядеть, что в одном из окон по стенам скачут жёлтые блики от зажжённой свечи… и понимание происходящего пришло к ней:

— Это не смертный, — быстро зашептала она. — Это Низший! Владыка Дэви недавно дал Низшим приказ следить за каким-то Фидесом. Фидес, я слышала, после Бала остался погостить у Вальде, — она замолчала и с триумфом поглядела на Хиама, ожидая восхищения её умом и наблюдательностью. Но тот только нахмурился:

— Что значит "следить"? Разве этому научены одни Низшие?

— Я неправильно выразилась. Не следить! Низшие умеют внушать некоторым слабым смертным свои мысли, идеи, направлять их по нужному бессмертным пути. Фидес зачем-то нужен Господину, и он приказал владыке Низших Конору подготовить его для обращения. Ничего интересного. Пойдём.

Хиам долго молчал. Он разомкнул губы лишь у самой реки, когда пора было обращаться чудовищем:

— Это же бесчестно. Бессмертие должно быть добровольным выбором человека!

— Не забивай себе голову интригами бессмертных, новообращённый, не то наши каменные боги раздавят тебя, — Селена легко вскочила на перила моста. Она протянула руки к небу, обнимая луну, и чуть пошатнулась. Хиам удержал её. Их руки на мгновение сплелись, будто в фигуре танца.

— Не забивай голову… Хочешь, я научу тебя танцевать в небе? — пропела вампирша. — Летим!

Меж тем в саду у дома Вальде появилась ещё одна фигура. Это был человек лет сорока, невысокий и плотный, улыбчивый и довольный, но с обжигающе-ледяными голубыми глазами. Владыка Низших, Валерий Конор.

Молодой не поклонился ему. Он всё так же стоял статуей, будто боясь, что малейшее его движение разрушит тихий мир зимней ночи.

— Владыка, — прошептал он одними губами.

— Как идут дела?

— Он в комнате. Не двигается, но бодрствует. Он что-то пишет: горит свеча.

— Так. Тогда зачем ты звал меня?

— Господин, Фидес болен. Моё присутствие ослабляет его. Я боюсь, новый приступ его убьёт, и виной тому будет моё воздействие.

— Как скоро может быть приступ?

— Сложно сказать, Владыка. Может быть, очень скоро. Сегодня…

— Так, — повторил Конор. Улыбка сошла с его лица, он играл желваками. — От… Отлично. Продолжай.

— Господин?!

— Продолжай. Пусть Фидес умрёт, — он со злостью втыкал свою трость в землю садовой дорожки на каждой точке. — Дэви не узнает о твоём участии, обещаю. Продолжай!

— Да, Владыка.

Конор быстро ушёл. Его лицо вновь было улыбчивым и довольным, только озёра-глаза потускнели, словно затянулись льдом. У дальнего перекрёстка его ожидал экипаж, и, садясь в него, он задумчиво промолвил:

— Мне нужен другой Избранный.

Это эхо его мыслей прозвучало как оправдание. Поморщившись, Конор плотно сомкнул губы и не проговорил более ничего. Молодой Низший истуканом простоял в пустом тёмном саду почти всю ночь. Он ушёл за час до рассвета, не замеченный никем. Скоро вслед за этим в комнате на втором этаже затрепетал огонёк свечи, начавший тонуть в лужице воска. Дрожащий свет освещал лист бумаги, лежавший на столе. На листе дрожащей, неверной рукой было написано несколько фраз: "Перед Избранным два пути. Первый из них ведёт в бессмертие, и сейчас он представляется мне наилучшим. Второй же путь — целительство — кажется слишком зыбким. Старая сказка — опасная сказка! Мы произносим: "Избранный", "Дар" — и дверь в сокровищницу отворяется. Но золото ли блестит во тьме пещеры или это — чешуя дракона; драгоценные каменья то — или слепые глаза древнего ужаса? Полно, какая сокровищница? — мы в логове чудовища! Дар — великая, страшная сила, и не мне выпускать её в мир. Нет, нет. Избранный не тот, кто выбран Даром, а тот, кто владеет Даром. Может быть, будь я моложе, я б не побоялся взять эту ношу. Но сейчас я скорее предпочту отказаться от звания Избранного-целителя…".

Огонёк в последний раз слабо прошипел проклятие и погас. Комнату и слова отречения на листе скрыл предутренний мрак.

 

Глава 5 Ночь упавшей звезды

Не просыпаясь, Мира почувствовала, что день сменился ночью. Паутина лучей солнца, оплетавшая мир, растворилась, белый шар обманчиво слабого зимой светила прыгнул за горизонт. На землю опустилась тень. Все крики тысячи тысяч заявляющих о себе тварей затихли, остался лишь один шум, вечный и неизменный — голос их тысячи тысяч жизней. Свет и тепло покинули всё: и камни, и деревья и живые глаза, остались свет и тепло единой жизни — вечной и неизменной. Настала ночь — время вечности, когда сквозь узор облаков на землю глядят бессмертные звёзды. Время carere morte…

Из снов вампирши ушла тревога. В доме, который она помнила до мелочей, который был её истинным Домом, в городе, где она знала каждый вздох, ей явился сон-воспоминание. Один из первых вечеров её бессмертной жизни…

…Они отдыхали после удачной охоты. В гостиной был разожжён камин — огненная рана на теле тьмы.

Алан удобно устроился в кресле. Вампир дремал. Его глаза были закрыты, губы мечтательно улыбались. Мира сидела у его ног и глядела на пламя очага. Она любовалась танцем огненных язычков, а в голове звучала только что сочинённая музыка, которую девушка назвала "танцем Огня". В этой музыке пронзительно кричали скрипки и протяжно выли флейты, звенели маленькие колокольчики. И дикарке мерещилось, что и она сама танцует сейчас там, в пламени.

— Расскажи что-нибудь, — внезапно попросила она.

— Что-нибудь? — насмешливо обронил Алан, не открывая глаз.

— Когда появились вампиры? Откуда мы?

— Разве ты сама не знаешь этой истории?

— Чётвёртого Владыку Карды Макту называли "Вампиром". В вампирских сказках он выступает как Первый бессмертный, но я не верю…

— В то, что он был вампиром?

— В то, что он был Первым, — Мира вытянула руки перед собой, наслаждаясь тем, как удивительное тепло недавно отнятой жизни разбегается по телу, растекается до кончиков пальцев, вдруг обретающих необычайную чувствительность. — Макта жил всего триста лет назад, а я думаю, вампиризм древнее. Он из тех времён, когда не было солнца, когда была только тьма, тьма…

— Нет, Макта, действительно, был Первым, — равнодушно возразил Алан. Его рука скользнула по её волосам, и Мира как кошка потёрлась о ладонь. — Только жил он за столетие до той даты, которую принято считать датой его рождения. Он современник Основателя, Лазара Арденса, и обрёл вечность, благодаря ему. Наш Светлый Король Арденс мечтал о бессмертии, но по ошибке чародея оно досталось его заклятому другу, Тёмному Макте. И наша земля вместе с суверенностью получила проклятие вампиризма.

"Каким образом Макта стал вампиром?" — Этот вопрос она не успела задать вслух. Пальцы Алана переместились к завиткам тонких светлых волос на затылке, оттуда скользнули по шее вниз, и вопрос был вовсе забыт. Отзываясь на ласку, Мира выгнулась как большая кошка, склонила голову, вцепившись в пушистый ковёр. Пламя очага просвечивало сквозь её волосы, создавая иллюзию огненно-желтой гривы…

Час спустя огонь в камине погас. Холод из приоткрытого окна расползся по комнате. Вампирша улеглась в большое кресло, укрывшись халатом друга, как одеялом. Теперь Алан сидел на ковре, склонив голову ей на грудь, и девушка перебирала его тёмные длинные волосы.

— Ты не жалеешь о том, что пошла за мной? — вдруг спросил он. Эти слова, ещё тёплые от дыхания, согрели её лицо и грудь. Мира отрицательно мотнула головой в ответ и вновь вытянула руку перед собой. Тепло жизни ушло из кончиков пальцев, они были нечувствительными и холодными, как пепел в потухшем очаге. Сердце, просыпающееся во время любовной игры, опять затихало, засыпая. Воздух снова становился безвкусным, нужным только для речи, но не для жизни, и где-то глубоко внутри вновь поднимала крик голодная пустота.

— Почему мы с тобой словно снова становимся смертными во время близости?

— Я не знаю.

— У всех carere morte так? А мы действительно становимся на эти мгновения смертными, уязвимыми? У нас… могут быть дети?!

— Нет! — Алан был чем-то раздражён. Молодое лицо исказилось, будто он надел злую маску. — Ты навсегда теперь вампир. Бессмертная. И бесплодная. То, что ты чувствуешь, лишь твоя иллюзия. И забудь эту смертную привычку! — он шутливо сдёрнул с неё халат. — Ни одежда, ни тёплый плед не согреют тебя! — он засмеялся, но Мира всё яснее видела его злобу.

Больше чем злобу. Ненависть. Но на что или кого она обращена?

Девушка стыдливо прикрыла обнажившуюся грудь, подтянула колени к животу.

— Ты больше не говоришь "carere morte", — заметила она.

Алан неожиданно успокоился. Резкая усмешка смягчилась. В ледяных светло-серых глазах заплескалась прозрачная талая вода.

— Потому что я вампир. Таких называют дикарями. Бессмертные боги, сестрёнка, обитают выше, в горах за Короной!

Он взял её руку и долго гладил, мял, игрался, не замечая того. Мира отвернулась и долго изучала зеркало в холле, видимое в открытом дверном проёме. Огромное старое потемневшее зеркало в узорчатой раме было покрыто паутиной трещин.

— Зачем в доме разбитое зеркало? Говорят, они приносят несчастья…

— Это знаменитое зеркало Регины Вако.

— Моей прабабки?

— Да. И за ним тайник. Что там, знала одна Регина Вако. По условию её завещания дом принадлежит нашей фамилии, пока на месте это зеркало, вот его и не снимают уже чуть не сотню лет! Увы, жадность побеждает любопытство. Мира…

Она поощряющее сжала его руку.

— Ты не жалеешь о том, что осталась со мной?

Вампирша отвернулась от него, подбородком упёрлась в подлокотник кресла. В ушах снова загремел "танец Огня". Она разволновалась и разрумянилась как простая смертная девушка.

Но Алан ждал её слов. Мира глубоко вдохнула, будто готовилась к прыжку в воду.

— Я не искала бессмертных, — просто сказала она. — Мне всё равно, как меня будут звать, дикаркой ли, богиней ли. Я буду, кем ты захочешь, — и, всё на одном выдохе, — я люблю тебя…

Мира проснулась за час до полуночи и долго ленилась вставать. Вампирша лежала в холодной постели и вглядывалась в темноту, пока на глазах не показались слёзы. Тогда она закрыла лицо руками… Жестокий сон! Она смирилась с вечной пустотой внутри. Она почти полюбила своё одиночество. Зачем же возвращается во снах навеки потерянное прошлое? Его никогда не вернуть, никогда…

"Никогда", — прошептала она. У слёз, по-детски размазанных по лицу, был горький полынный вкус. О, это ненавистное слово, которое ей приходится повторять после каждого такого сна! Иначе можно сойти с ума, потеряться в сладком ушедшем времени. "Никогда, никогда…" — Это слово — тяжелый молот, разбивающий тебя снова и снова на тысячи тысяч осколков — не собрать, не восстановить. Ветер, ледяное дыхание Бездны, развеет эту пыль — "Никогда"…

"Алан… Алан! Ты, погубивший меня, зачем ты оставил меня?!"

…Жизнь в Карде была самым счастливым временем для двух юных carere morte. Их прошлое умерло, а будущее не интересовало даже их самих. Им, как всем влюблённым, была открыта вся вечность, и в этой вечности они видели, знали, любили только друг друга. Окружающий мир был блёклым фоном. Мира скоро перестала писать сестре, Алан расстался со всеми друзьями.

Муравейник — дневной мир остался далеко позади, а новый мир, открытый ими, был удивителен: воплощённая в реальность утопия, рай на земле — никакой иерархии, никакой вежливой лжи, никаких условностей, никаких предрассудков. Они воображали себя первыми людьми в раю, только в их рай никогда не заглядывало солнце. Он был полон призрачных лунных теней.

Они охотились каждую ночь. Мира также страстно увлеклась этой игрой, как её создатель, и также как он возненавидела голод, ощущение сосущей пустоты внутри — этого вечного спутника вампиров. Им так нравилось быть юными, сильными, счастливыми, возрождаться вновь и вновь, получая чужую жизнь! И, завладев толикой света, они тут же растрачивали её, летая, играя, любя — без остатка.

Их мечты были неясными туманными, расплывчатыми, но завораживающими уже в набросках. Древняя мудрая Карда, Несс, полный кровью — не водой, горы из мёртвых тел там, за Короной, сражения, похожие на великие битвы древности, и двое влюблённых, родом из вечности. Вели они войска, шли вслед за воинами или бесстрастно взирали с небес на игрушечных солдатиков — они были вместе, рука об руку: бессмертные боги, жестокие дети, смеющиеся в лицо всем земным страхам.

Они мчались вперёд и вперёд, не останавливаясь, не смея ни свернуть, ни повернуть назад — в холод, в непроглядную тьму: это Бездна шла за ними…

"Довольно!" — Мира отняла ладони от лица. Слёзы уже засохли на коже солёной корочкой.

Она неожиданно успокоилась, села в постели, занялась спутанной шевелюрой. Она перебирала пряди волос и перебирала вчерашние события. Разговор с Владыкой, Бал и встреча с сестрой — всё казалось странным и зыбким, как ещё один сон. Мира засмеялась, вспомнив, что вчера вообразила, будто сын Агаты похож на Алана, и сразу же резко замолчала: послышался тихий стук в дверь.

— Мира, ты не спишь? — позвала Агата.

— Нет! — окончательно проснувшись, вампирша поспешно вскочила с кровати. — Я как раз собираюсь спускаться.

— Впусти меня…

Мира открыла дверь. Агата внесла в комнату горящий подсвечник. "Вот, — она бросила на кровать светлое вышитое платье, — один из нарядов, забытых тобой шесть лет назад. Оно должно подойти. Ты ничуть не изменилась за годы".

— Спасибо, — замкнуто сказала Мира, приглаживая волосы. — Я оденусь сама.

— Хорошо. Потом спускайся вниз, ужин тебя ждёт.

Агата хотела сказать ещё что-то, но под вопросительным, ожидающим взглядом сестры почему-то не решилась. Когда она тихо ушла, Мира открыла окно. Поток холодного, наполненного морозом воздуха ворвался в комнату. Небо над цепью гор очистилось, были видны звёзды. Вампирша слышала, как они шепчутся, таинственно перемигиваясь: "Сегодня великая ночь, Королева всех ночей!"

"Уходить сейчас нельзя, — холодно рассудила она. — Владыка пришлёт за мной сюда, в этот дом. Если я покину его, неизвестно, чем это кончится для Агаты. Пока, останусь…"

Агата, к великому сожалению Миры, ждала её в столовой. Вампирше предстояло как-то справляться с несъедобным с её точки зрения ужином на глазах смертной.

Что же делать! Мира вздохнула и заметила, глядя мимо своей тарелки:

— Ты сама решила накормить меня… А где Лина?

— Она сегодня попросила расчёта.

— Вот как? — неудачно изобразила удивление сестра.

— Не понимаю, почему…

— Куда же она пойдёт? — с фальшивым участием добавила вампирша.

— Лина сказала, что ей необходимо уехать домой. Но было видно, что она лжёт. Очень странно. Она служила мне ещё в Доне!

С лица вампирши не сходила приветливая, безмятежная улыбка:

— Ну, ничего. Найдутся другие слуги. Наверное, она поняла, что здесь ей не справиться с работой — дом огромный!

Агата потерянно молчала, и Мира отвернулась от неё. Она долго разглядывала большие окна столовой: если остаться в этом доме на несколько дней, нужно продумать, как избегать солнца… Признаться сестре в том, что она — carere morte, Мира и помыслить не могла.

— Вчера ты рассказала очень мало, Мира, — промолвила Агата, — но я думала о твоих словах. Эрик Бруэт — он не из столичных ли Бруэтов?

— Ну… — протянула Мира, горько жалея о вчерашних откровениях.

— Они в пятьдесят шестом потеряли шестнадцатилетнюю дочь, я слышала. Кажется, её звали Донна.

— Эрик был её старшим братом, — созналась вампирша.

Пришлось снова заняться сочинительством. Лживая история замужества расцвела новыми подробностями. Родители Эрика не приняли её, и они уехали в Прэсто. Часто бывали за границей… Вместе играли в любительском театре… Детей у них не было, Мира обратилась к доктору и узнала страшное: ей никогда не стать мамой, — Мира сбилась, только когда речь зашла о смерти мужа. Но быстро нашлась:

— Был поздний вечер. Мы возвращались из гостей. Кто-то напал в саду, я не разглядела, кто… Меня ударили, я потеряла сознание. Когда очнулась, Эрик был мёртв. Ему перерезали горло. Мне повезло: убийца промахнулся.

Она стянула платье с плеча, показала старый шрам от стрелы охотника, чуть ниже ключицы. Сестра потрясённо охнула.

— Грабители проникли в дом в наше отсутствие, а когда уходили — столкнулись с нами. А может быть, это были не просто грабители, — окончательно осмелев, зловещим шёпотом добавила она. — Врач сказал, в теле Эрика не осталось ни капли крови, да и я потеряла слишком много крови для такого небольшого ранения. Так что теперь я верю в сказки Карды. Я верю в carere morte! Я не рассказала это вчера, потому что…

— Я всё понимаю, — Агата коснулась её плеч, поправила платье. В её глазах была непонятная жалость, как будто совсем не относящаяся к рассказу Миры. — Если б я знала! Я напрасно попросила продолжение рассказа!

— Поговорим потом, — холодновато согласилась Мира и смело отодвинула нетронутый ужин. — Прости, я ничего не могу сейчас съесть. Я пойду спать, — молвила она и, доигрывая роль, удалилась со страдальческим выражением лица.

…Где она гуляла шесть лет? Соседи по улице успокоено вздохнули, когда двое юных вампиров покинули Карду, и постарались забыть их, как страшный сон. Они не бывали в Прэсто. За вторую зиму Мира и Алан облетели Термину — Северный край. Помня, что хозяйничают на чужих земля: вся Термина была поделена между Тридцатью Домами Карды, влюблённые задерживались в каждом селении не более чем на две ночи. Отринув мир смертных, так и не подружившись ни с кем из бессмертных, они одичали окончательно. Прибавив в силе, они перестали охотиться только на улицах и бесстрашно входили в людские дома, разбивая их защиту. Насытившись, они имитировали ограбление. Они никогда не оставляли следов укуса — пользовались для нападения не клыками, а кинжалами. Вампиры подумывали податься за границу, но потом решили обосноваться в столице. Дона принадлежала Ордену, но опасность только раззадоривала юных бессмертных…

Ночью, когда сестра легла спать, Мира поднялась в детскую. Это было глупо, но непонятная сила тянула вампиршу сюда. Она быстро прошла мимо кроватки мальчика, напугалась большого игрушечного медведя, сидевшего на стуле, и подошла к окну.

Эта комната днём была самой светлой в доме: окно выходило на восток. Отсюда были видны горы за Короной, в которых таился замок Владыки вампиров. Миру охватила дрожь, когда она вспомнила страшную Зеркальную галерею… Но замок хорошо прятался во тьме, и скоро она успокоилась.

Над чёрной изломанной линией гор рассыпаны бриллианты звёзд. Весь мир затих в ожидании. Чего ждёт это небо? Чего ждёт эта земля? Какую тайну хранят древние горы? О чём ветер шепчется с ветвями деревьев?

И почему она замерла в нетерпении, точно до предела натянутая струна, словно в ожидании решающего шага, решающей битвы? Словно это её судьба решается сейчас… "Сегодня случится что-то, — вернулось предчувствие. — Настала великая ночь, королева всех ночей!"

Против воли, словно ведомая чужой мыслью, Мира быстро, воровато глянула на кроватку и тут же снова отвернулась к окну.

"Ещё размытые, неясные черты, но: о, однажды они обретут чёткость", — безмятежно спящий, этот мальчик был ещё больше похож на Алана.

"Другое имя, другая жизнь, но это — Он. Через десять, пятнадцать лет ты вновь обретёшь свою "навеки потерянную" любовь! — опять мистические предчувствие. Мира отогнала его. Винсенту почти пять лет. А Алан погиб чуть больше двух лет назад…

"Это случайное сходство. Какая глупая шутка, судьба! Ты разучилась шутить!"

Она усмехнулась. Холодные звёзды мерцали, перемигиваясь. Да, сегодня великая ночь, королева всех ночей! Карда вступает в неделю нежити, впереди ночи веселья… Почему же ей сейчас так тревожно?

"Никогда", — шептала ты недавно, проснувшись в слезах. Как ты ошибалась! Как смеётся сейчас судьба: на, получай! Этот мальчик так похож на того — смотри, любуйся, жди: он подрастёт, и ты приведёшь его в свою вечность. О, ему понравится! Но почему ты так боишься хотя бы обернуться: вновь посмотреть на него, вновь вспомнить черты любимого лица? Ты что, боишься этого ребёнка?! Почему ты боишься его?

Ответ был в прошлом.

Мира лбом прижалась к стеклу, вглядываясь в горы на горизонте. Стёкла чуть дрожали — снаружи дул сильный ветер.

…Первое лето её бессмертной жизни. Длинные светлые дни — солнечный мир, мир смертных, мир живых… Он наступал на тёмное убежище вампиров со всех сторон. Лучи солнца пробивались сквозь ветхие шторы, сквозь щели в крыше на чердаке. Сияющая смерть ждала их за порогом дома. Под этим солнцем они были тенями, не более… Мира и Алан охотились теперь гораздо больше и чаще, крали всю жизнь без остатка, но и этого было мало! Охота больше не была развлечением, она стала необходимостью. И всё равно днём сил хватало лишь на то, чтобы открыть свой новенький гроб, лечь в него и захлопнуть крышку. Обретя бессмертие, Мира отдала свою жизнь — одну, всего одну, но эта небольшая утрата стала камешком, породившим лавину. Иногда ей представлялась какая-то огромная воронка на месте потерянной жизни: один конец её уходил в небеса, другой терялся в нижнем мире. Она чувствовала себя волшебным пустым сосудом: всё, что в него проваливалось — исчезало, и эта пустота внутри требовала, молила, гулко кричала: Ещё! Ещё! О, как голодна Она до чужой жизни! От зеркал Мира бежала в страхе. Её отражение было… мёртвым, и ужасное чудовище пристально глядело со дна тёмных, казавшихся пустыми, глазниц. Она не могла постичь облика этого огромного, голодного зверя: чудовище было слишком страшным. Однажды вампирша почти поймала этот образ в новом гладком зеркале, и оно разбилось, узнав силу её мёртвого взгляда. Чудовищная тень навеки поселилась в нём, и Мира отправила зеркало на чердак, к старому хламу. Отныне она смотрелась только в треснувшие, убитые другими зеркала.

Днём она лежала в своей маленькой пещерке без сна, уставившись в темноту искусственной ночи широко открытыми глазами. Она боялась уснуть. Во сне вампирше являлась её суть — тень с той стороны зеркала, и видеть это вновь и вновь было свыше её сил. Мира была готова к преображению, так ей казалось, она упивалась своей новой силой, свободой, красотой, ведь часто ещё в смертной жизни, глядя в звёздную ночь, она грезила Падением. Но та бездна её фантазий была полна ярких, завораживающих огоньков, она не была Пустой.

"Нет ни жизни, ни смерти, только пустота везде, — шептала вампирша, — и Она поглотит меня однажды. Бездна — вечный страх вампиров… Кто мы, бессмертные боги, дети Ночи? Лишь тонкие, хрупкие оболочки, невесомые как тень: пустота вовне, неназываемая тьма внутри… Это и есть моя вечность?!" — Однажды, думая так, она закричала. Кричала в темноте долго, отчаянно, безнадёжно, пока Алан не откинул крышку её гроба.

Она вскочила, потянулась к нему, рыдая, мечтая об одном: спрятаться у него на груди, но отпрянула, увидев тот же ужас в его глазах. Что-то слишком страшное, чтобы назвать, чтобы дать ему облик.

— Прекрати немедленно! — приказал он, но жалобно, точно это была просьба. — Что ты?!

— Я? Да… — Мира глубоко вздохнула, унимая всхлип. — Я… просто устала. И хочу есть.

— Не кричи так больше! Никогда! — его глаза были стеклянными, странными. Глаза самоубийцы! — Не смей так кричать!

И уже Мира обняла его, успокаивая: "Тебе страшно? Хорошо, я не буду", — она не осмелилась говорить это словами. Озвучить свой страх, значит, выпустить на волю невообразимое чудовище. У кого достанет сил загнать его обратно в клетку?

Но Алан услышал это "страшно". Они давно знали мысли друг друга, как свои.

— В первое лето тяжело, — зашептал он, отвечая на её порыв, — но ты привыкнешь. А осенью мы оставим дом и вдоволь погуляем по Северному Княжеству! Пока Владыка не возвратился, вся Термина нам открыта! Здесь мне скучно, а тебе?

— Да… — призналась Мира.

"Здесь везде… Пустота".

— Потом можно отправиться в столицу, — радостно блестели глаза вампира. — Вот, где мы повеселимся!

— В Дону?! — опешила Мира.

— Здесь на нас скоро объявят охоту. Не смертные, так бессмертные. Мы давно многократно превысили установленный Владыкой предел убийств, — Алан засмеялся. — Только в Дону!

Мира долго молчала, вглядываясь во тьму на дне его глаз. Всё же спросила:

— Скажи, верно ли, что мы губим свою душу, когда обретаем бессмертие carere morte?

— Разве ты больше не чувствуешь её?

— Не знаю.

— Ты говорила, что любишь. Разве можно любить, не имея души?

Мира покачала головой:

— Теперь — не знаю…

В темноте и тишине пустого дома, кажущегося огромным, как ночь, они прижимались друг к другу, но больше не могли согреться. Два потерянных ребёнка, напуганные отчаянием в глазах напротив, напрасно ищущие спасения… О, эта дьяволом внушенная любовь! Алан выдумывал самые изощрённые способы охоты. Он убивал просто для удовольствия. Он мог бросить жертву умирать, едва попробовав её кровь, если эта кровь ему не нравилась, и искал дальше, перебирая ещё многих, пока не находил "свой любимый вкус". Иногда он пил "стерильную" кровь детей, уверяя, что она придаёт живой, розовый оттенок коже.

Алан был её безумцем. Часто его взгляд пугал её…

Мира поняла свою тревогу. Этот мальчик, Винсент, был чист, невинен. Он, наверняка, был добр. Она мечтала увидеть его взрослым и в то же время боялась узнать в нём чудовище, каким был его погибший двойник.

Тревожно мерцали звёзды. Тревожно молчали горы. Молчала вся земля, ожидая чуда… Время почти остановилось, секунды превратились в часы. Мира закрыла глаза, считая удары чужого сердца, слушая текущую рядом жизнь. Каждый удар странно, больно отзывался внутри. Она едва досчитала до сотни, как сердце мальчика словно сбилось, и настала оглушительная тишина. И в это обернувшееся вечностью мгновение тихое ночное небо поразила стрела молнии. Яркая быстрая полоса перечеркнула созвездия, разделив небо пополам, и исчезла, оставив дымный след. Звезда скатилась с небосвода, вспышкой полоснув по закрытым глазам, и Мира прикрыла глаза рукой. А сердце рядом уже забилось вновь — она и не успела испугаться, и снова зазвенела пустота внутри под этими ударами. И время возобновило бег.

Мира потёрла плечи, разгоняя остатки чужой жизни по жилам: эта кровь больше не согревала, знакомый холод расползался по телу. Тревога ушла, исчезла, будто её и не было. За окном смеялась обычная ночь-простушка, отнюдь не королевских кровей.

Скоро вампирша покинула дом: остался лишь час до рассвета, и голод нужно было утолить. Помня о запрете Владыки, она не убила, лишь обессилила человека. Остаток ночи Мира провела в саду близ своего дома, гуляя по главной дорожке. Когда каменный город промёрз до основания, впитав весь холод ночи, и небо начало светлеть, она поднялась в свою келью, чтобы затаиться здесь до вечера, но уединиться вампирше не удалось. В гости пришла Агата и засветила лампаду, желая развлечь сестру беседой.

Агата вновь и вновь говорила о сыне, о себе, вспоминала мужа. Она принесла с собой рукоделие, и другую вышивку попыталась навязать Мире: "Займись, дорогая, это отвлечёт от тяжёлых мыслей". Мира равнодушно кивала, поддакивала, когда это требовалось. Не насытившаяся жалкими каплями жизни, она ощущала себя тонкой и слабой, оторвавшейся нитью паутины.

— Я видела, как ты гуляешь в саду. У тебя бессонница?

— Нет. Но иногда бывают тяжелые сны, — отвернувшись, проговорила Мира. Она боялась, что от неё пахнет кровью, и сестра может это заметить.

— Мира, — нежно сказала Агата, и вампирша, вздрогнув, подняла глаза: так на её памяти Агата говорила прежде только со своей дочерью, увы ушедшей маленькой Кристиной, — это был голос матери. — Мира, ты и этот… Эрик Бруэт, — вы ведь не были женаты… официально?

Агата ласково, спокойно глядела на сестру. Укора не слышалось в её голосе, только забота и… жалость. Мира мгновенно поняла мысли Агаты и, корчась внутренне, сообщила то, что требовалось:

— Да, это так.

— Этот Эрик, если, конечно, это его настоящее имя, скоро оставил тебя?

— Да…

— Где же ты гуляла целых шесть лет, Мира?

— Я много путешествовала. Когда я осталась одна, другой человек принял во мне участие. Я его сопровождала. Прости за ложь, но сказать правду я не могла, — с неподдельным чувством повела она. — Я не искала вас. Я боялась вернуться к вам! Перестала писать тебе. Мне было стыдно, страшно… Прости!

— А откуда… — лицо сестры исказилось, — откуда этот ужасный шрам?

— Шрам?

Мира замялась. Может, сказать правду?

"Вдруг Агата поймёт?"

…Мир ждал весну. Зимние созвездия рухнули за горизонт, и поднимутся вновь только следующей осенью. Тёплый ветер нёс вести с юга, где уже распускалась листва. Только ночи были ещё по-зимнему темны, и невидимые во тьме вампиры неслышно скользили над столицей на широких крыльях. Их пятеро — компания друзей.

Разумеется, это вечно сующий нос куда не надо Сайрус указал Мире молодую женщину в качестве добычи! Зачем она его послушала? Звук шагов смертной был едва слышен, дамочка осторожно кралась, иногда озираясь по сторонам, должно быть, возвращалась домой, задержавшись у подруги или любовника, тёмное, невнятно серого цвета платье и чёрный жакет были едва различимы в густом весеннем сумраке. И за хорошей добычей Мира и Сайрус ринулись наперегонки. Мира достигла цели первой, её тень уже протягивала лапы к жертве. Но дама сама развернулась к вампирше, и та, опешив, остановилась, точно натолкнувшись на невидимую стену. В глазах будущей жертвы не было страха! "Ты не тронешь меня, исчадие тьмы", — прочитала Мира. Она взмахнула крылом, привычно целя в голову, чтобы оглушить, но молодая женщина волшебным образом исхитрилась увернуться.

— Мира, назад! — издалека прокричал Алан. Вампирша бросилась вверх и только тогда заметила ещё одну непонятно откуда взявшуюся тёмную личность у себя за спиной! — Охотник? В подтверждение этой догадки, стрела с серебряным наконечником вонзилась ей в плечо.

Резкая боль. Вампирше показалось, что в рану льют раскалённый металл. Чудовищное обличье растаяло, и оставшаяся без крыльев Мира едва успела ухватиться за жестяную вывеску аптеки, выдающуюся далеко на тротуар. Она упала на неё животом, вывеска закачалась, и вампирша вцепилась в жестяную змею руками и даже зубами. Зачем, зачем она послушала Сайруса? Алан и остальные были уже далеко. Никто не собирался помогать ей…

Мужчина-охотник вскинул большой арбалет, стреляющий ловчими сетями. Мира, изловчившись, перескочила к окну второго этажа, на фальшивый лепной балкончик, зашаталась на высоких каблуках и поклялась себе никогда больше не надевать на охоту эти сапоги. Ударила руками стекло…

Стекла тут не было! Запутавшись в тяжёлом покрывале, которым оказалось закрыто окно, вампирша упала на пол. Над головой просвистела стрела номер два, и Мира, не поднимаясь с колен, осторожно отползла в угол.

Комната пахла бедностью и кошками. Вампиршу встретил хорошо спетый, возмущённый кошачий хор. В маленькой комнате было с десяток кошек, хозяев Мира не заметила.

В ране всё ещё кипел металл. Присоединившись к хору кошек, подвывая от жалости к себе, вампирша дёрнула за древко и вытащила стрелу без наконечника. Серебро по-прежнему жгло изнутри. В таком состоянии ей нечего было и думать о возвращении крыльев.

Сердце забилось в испуге, отсчитывая последние отмеренные секунды. Охотник, наверняка, ищет её по дому, а его помощница ждёт под окном, с арбалетом наизготовку! Тихо выругавшись, Мира разорвала блузу посильнее, чтобы открыть рану, и достала кинжал.

Действовать левой рукой было неудобно. Вампирша криво надрезала рану и попыталась лезвием достать застрявший наконечник. Шевельнув его, она заскрипела зубами от боли.

Кошки первыми услышали далёкие шаги на лестнице. Животные с испуганными воплями бросились к двери навстречу спасителю, и вампирша со злостью сильно ковырнула кинжалом наконечник. Он поднялся ближе к коже, и Мира вытащила его. Серебряный комочек скатился ей в горсть. Металл почернел. Кровь вампирши проедала в нём дыры.

Изъязвлённое серебро жгло ладонь. Мира отбросила наконечник. Боли больше не было, она могла действовать.

Девушка рванулась к двери и увидела, как она распахивается. Старушка-хозяйка с комичным изумлением уставилась на странную гостью, а за её спиной возникла высокая тень. Охотник!

Вампирша отступила обратно к окну, подхватила покрывало, бросила его на улицу и ринулась следом.

Серебряная стрела номер три, как Мира и ожидала, досталась покрывалу. Сеть скользнула по ногам, но не успела закрепиться. Преобразившаяся вампирша легко скинула её. Друзья догнали Миру только через три квартала…

— Шрам? Несчастный случай. Во время прогулки верхом я поранилась веткой, — уверенно объявила Мира. Агата не поверила, но кивнула. Она воображала десятки страшных историй обретения этого шрама, одинаково далёкие от реальности, но пока не решалась их озвучивать.

— И ты прости, сестра, — уж не слёзы ли блестят в её глазах? — Я была невнимательна к тебе.

Они помолчали, вспоминая прошлое. Мира бесцельно вертела в руках так и не начатую вышивку, содрогаясь: столько лжи, столько лжи!

— Но время идёт, Мира, — иголка в пальцах Агаты вновь запорхала над тканью. — Тебе нужно выходить. Забудь прошлое, оставь его. Не переживай больше…

— Я не могу, — резко сказала Мира, — не могу его забыть!

— Значит, мы забудем его вместе. Куда ты собралась уезжать? Я не хочу снова потерять тебя. Останься с нами.

— Да, сестра, — покорно согласилась Мира, не решившись спорить.

Она полежала на кровати ещё немного, наблюдая за быстрыми движениями иглы в тёплом свете лампады: нырок в ткань — прыжок вверх… потом, уснула.

 

Глава 6 Задание Владыки

На закате дня Владыка вампиров Александр Дэви принял окончательное решение.

Тогда он поднялся и вышел из спальни, в которой бывал крайне редко. Сон ушёл от него окончательно два столетия назад, когда он объявил себя Владыкой, и с тех пор дни вампир проводил в библиотеке или зале развлечений, а в первые годы вечности — и в комнате очередной фаворитки. Спальню, больше похожую на одиночную камеру заключения, он посещал, когда ему нужно было время и одиночество для сложного выбора.

Зеркальная галерея, через которую проходила кратчайшая дорога, была полна красного закатного солнца и сверкала как огромный рубин. Поэтому Дэви спустился вниз, в коридор между двумя центральными башнями, и скоро очутился в старейшей, полуразрушенной части замка.

Далее он шёл только вниз. Он прошёл спальни, убежища, кладовые и вступил в пещеры, над которыми был выстроен замок.

Мерно колыхалась вода подземной речки, высокопарно прозванной кем-то из его гостей Стигием. Дэви шёл вверх по течению, пока в стене пещеры не показался проход, вымытый водой. В этот коридор мог протиснуться только один человек, и — худощавого сложения.

Через несколько минут проход открылся в большую камеру. В ней, как и на всём протяжении узкого коридора, не было светильников, поэтому даже carere morte, обладающий обострённым сумеречным зрением, был здесь слеп.

Впрочем, смертного вампир нашёл бы в этой тьме — по биению сердца, но вокруг было тихо. В камере не ощущалось ничьего присутствия, хотя эта пещера более столетия была обиталищем Оскара Мерго, вампира-кукловода и хозяина всех слуг замка Дэви.

— Оскар! — негромко сказал Владыка в темноту. — Оповести Гелера, Митто с его вампиршей, старших Калькаров. Отправь гонцов к юным: Мире Вако, Селене Ингенс, Патрику Фульге и Алисе Тэрре. Встреча сегодня, в два пополуночи. Малый зал западной башни.

Тьма зашевелилась. Дэви прекрасно помнил облик Оскара — самого молодого из хозяев, обращённого в возрасте двенадцати лет. Но воображение, преувеличивающее самый малый страх, если он невидим, немедленно нарисовало в этой тьме образ огромного чудовища, ворочающего щупальцами толщиной в тело питона.

— Да, Господин, — тихий, хриплый, какой-то замусоренный голос существа, давно отвыкшего пользоваться собственными голосовыми связками. В голосе слышалась обида — этот carere morte предпочитал общение через кукол.

Дэви развернулся на каблуках и быстрым шагом покинул пещеры. Он поднялся в зал будущей встречи и отсюда увидел, как в опустившихся сумерках шесть серых теней вылетели из распахнутых окон Зеркальной галереи и поспешили в далёкий город.

Город не спал. Сегодня была последняя ночь недели нежити — ночь Большого карнавала Карды. Шествие собирало несколько тысяч участников — это была единственная ночь недели нежити, когда горожане выходили на улицы. Домой возвращались не все. Хоть убийства смертных были запрещены, многие обескровленные замерзали насмерть, а некоторые присоединялись к вампирам. Карнавала не было лишь однажды за всю историю Карды — в год Девятого Бала, и гнев бессмертных, оставшихся без роскошного угощения, был страшен. С тех пор Карда не осмеливалась нарушать традицию. Шествие начиналось от южного конца улицы, естественно носящей название Карнавальной, и заканчивалось далеко за пределами города. Маски начинали свой пусть от домов Патенса и заканчивали его за Пустошью, на развалинах старого города, бывшего сердцем страны во времена Короля-Вампира и покинутого после исчезновения Макты.

Достигнув западного предела города, крылатые тени, летевшие единой линией, разделились. Одна ушла вниз и влево — к Калькарам. Двое рванули направо, к домам Митто и Вако. Двое, резко прибавив скорости, устремились вперёд и скоро опередили толпу. Они торопились к Ингенс и Фульге, обитавшим в дальних районах города. Последний же заскользил над толпой. Изредка он снижался, умело избегая попадать в свет факелов, и искал кого-то среди звериных масок.

Вот в низком полёте над толпой пронеслась другая крылатая тень, и ищущий резко изменил направление, бросился за ней. Его крылья мелькнули в свете факела, напугав масок: двух львов и одну лисичку. А посланник нагнал вампира и сделал ему знак остановиться.

Они опустились в переулке, образованном слепыми стенами домов. Два вампира, оба — рабы кукловодов, были похожи. У молодого человека, посланника Владыки, и старика, куклы Гелера, черты лица были словно смазаны, стёрты. Родственники не узнали бы их. Проклятие хозяев обезличивало лучше, чем маски. Обе куклы, созданные из давно умерших людей, выглядели пристойно, но были одеты просто, что указывало на ещё одно сходство их хозяев — оба кукловода заботились о сохранности тел рабов, но не тешились с ними, как с игрушками.

— Уже охотишься, Герман? — без эмоций заметил Оскар голосом куклы. — Я знал, что искать тебя дома поздно.

Теперь обнаружилось главное различие между двумя хозяевами: Оскар предпочитал общение через кукол личному, Герман Гелер брезговал этим.

— Каковы распоряжения Владыки? — не желая продолжать беседу, очень холодно спросил он.

— Явись на встречу сегодня. Два пополуночи, Малый зал западной башни "Тени Стража".

— Да.

— Явись лично, — прекрасно зная, что по-иному не может быть, Оскар не удержался от злобного замечания.

Кукла Гелера кивнула, и они разошлись.

Обоих Калькаров посланник нашёл на самом нижнем ярусе фамильного склепа, бывшего дневным убежищем carere morte. Вход в подземный зал стерегли два раба Сесилии. Эта хозяйка не умела скрывать свои эмоции. Сейчас она была чем-то очень довольна, и в глазах кукол отражался её триумф.

— Послание от Владыки, — негромко сообщила левому кукла Оскара, на этот раз, миловидная девушка. Её, пропавшую без вести десять лет назад, родители ещё надеялись увидеть живой.

Раб молча отступил от двери, узнав Оскара. Гордые Калькары не принимали посланий через кукол. Их необходимо было пригласить лично.

В зале, скупо освещённом двумя свечами, были все бессмертные представители древнего рода. Магнус собирался на карнавал Карды, он уже надел знаменитую железную маску с искажёнными будто в крике чертами, эта личина наводила ужас на многие, многие поколения смертных. Светившаяся радостью Сесилия поучала младшего, Хиама. В ушах бессмертной переливались гранатовые серьги, а полные губы того же цвета то и дело растягивались в довольной улыбке. Оскар вспомнил причину чрезвычайного довольства бессмертной — недавно Хиам объявил ей о своём желании как можно скорее овладеть способностями кукловода. Юный Калькар-хозяин мог упрочить положение старинного рода, пошатнувшееся, когда в игры бессмертных вступили молодые и скорые на мысль Митто и Гелер.

Оскар сообщил им о встрече и ретировался. Тем временем другой его посланник достиг дома Митто.

Как он и ожидал, Адам с Хеленой ещё не начинали собираться на карнавал, хотя шествие уже миновало их дом. Маски — волчья и лисья, валялись в креслах вперемешку с богатыми мехами костюмов.

— Встреча? Сегодня? Малый зал? — сообщение Оскара почему-то очень удивило Адама. Но, не добившись от верного слуги Владыки подробностей, он сухо закончил: "Мы будем".

Селена и гостившая у неё Алиса, узнав о приглашении, обрадовались и захлопали в ладоши. Патрик, которого Оскар застал выходящим из дома, разволновался. Одна Мира недовольно скривилась, увидев тень в серой ливрее в саду у дома Вако.

— В следующий раз оставайся на улице, нежить, — приказала она. — Я увижу из окна и выйду к тебе сама.

Дверь дома захлопнулась за ней, а Оскар всё, глазами куклы, рассматривал старый особняк. В этом доме сейчас, несомненно, находились смертные. Их сердца не заходились в страхе, значит, то была не добыча вампирши.

Увлёкшись изучением окон верхнего этажа, Оскар пропустил момент, когда внизу появился наблюдатель. Заметив его, carere morte вздрогнул в далёком подземном убежище. Мальчик лет пяти, светловолосый и красивый как ангел, встал у тёмного окна комнаты на первом этаже. Внимательно, с недетской серьёзностью он глядел прямо в пустые глаза куклы, и Оскару на миг показалось, что этот ребёнок видит и вампира-раба, слившегося с тенями сада, и, на другом конце нити, его хозяина — маленького, жалкого, сдавленного громадой замка-горы над ним…

В комнате показалась Мира. Она прогнала мальчика от окна и торопливо задёрнула шторы. Оскар неохотно отступил. Последняя его кукла поспешила в замок Дэви.

Первыми явились Калькары, за ними Гелер — темноволосый и излишне худой, вечно усмехающийся и никогда не глядящий в глаза любитель одиночества. Он — редкость среди тех, кто обрёл бессмертие в последнее столетие — выглядел значительно старше тридцати лет и казался старшим братом Дэви. За ними почти одновременно появились все юные. Они заняли свои места у стен зала в креслах и застыли, ожидая слова Владыки. Глаза троих радостно блестели, Мира же скрывала свои эмоции. Она выглядела уставшей: почти треть пути ей, ослабевшей от недоедания, пришлось проделать пешком. Последними, славно повеселившись на карнавале, явились Адам с Хеленой. Сегодня Хелена скинула обычную маску милой, но глупенькой девочки. К бессмертным вышла благородная волчица в пепельно-серебристых мехах. А сопровождавший её хитрый лис Адам не изменил себе.

Зал, в котором собрались carere morte, предназначался для богатой коллекции холодного оружия. Острые тонкие линии мечей, кинжалов, секир загорались всполохами огня, когда на них падал свет вносимых в зал свечей.

Спрятавшись в глубоком кресле в темной части зала, вдали от суеты и света, Владыка изучал собравшихся, как живописное полотно. Фигуры, выхваченные светом из кромешной тьмы, лица, сияющие отражённым жёлто-красным пламенем светильников — да, его гости напоминали сейчас картину. Губы Дэви шевелились — он зачем-то пересчитал собравшихся. Все девятеро… — Уже?! Что ж, пора начинать.

Владыка поднялся из кресла и вышел в пересечение кругов света от двух светильников — центр знака бесконечности. Собрание началось.

— История, о которой пойдёт речь, тянется с самого начала… вампиризма, — негромко сказал он. — Древняя быль за века покрылась пылью, стала для людей и большинства молодых carere morte легендой, сказкой…

Год Седьмого Бала Карды. Владыка, наш Господин Улисс Алитер погибает. Не слуги Ордена, не солнце отняли его вечность — инициация одного молодого человека забрала все силы. Получив всё бессмертие Алитера до капли, этот юноша стал Великим вампиром — так его называют сейчас людские сказки. Великого вампира не могли убить слуги Ордена, святой водой он умывался без вреда для себя, никакая защита охотников не была ему преградой. Великий вампир — сильнейший из когда-либо существовавших, и все, обращённые им в рабов, обладали его неуязвимостью. К сожалению… или к счастью? — скоро он был уничтожен. Впрочем, вы все знаете эту историю… — Дэви сделал паузу, с некоторой насмешкой оглядывая собравшихся. Старшие бессмертные выглядели безразличными: история Великого вампира была им известна. Калькары и вовсе были старше Великого на столетие. Юные же удивлённо переглядывались, не понимая, какое отношение старая сказка имеет к нынешнему времени.

— Великим вампиром не мог бы стать обычный человек, — продолжил Владыка, — для этого нужно обладать некоторыми особенными характеристиками, Даром, если хотите. Быть Избранным.

Мира недоверчиво хмурилась. Великолепный экземпляр человека сомневающегося! Владыка поймал её робкий взгляд и продолжил, следя за изменениями лица юной вампирши:

— Избранный — обладатель особого Дара. Избранный может видеть вампиров среди людей. Кровь Избранных горька на вкус вампира и отнимает силы у того, кто пытается её пить. Изначальное предназначение Дара — борьба с нежитью, но после Великого вампира он проклят. Теперь Дар вряд ли способен послужить людям… Дар сопровождает человека, которого выбрал, всю жизнь, после смерти покидает тело и находит нового — следующего Избранного. После первого и единственного Великого вампира Дар был потерян, новые звенья этой цепочки не были известны никому. И вот, год назад произошел странный случай в Меторе: один вампир отправился поужинать и обратился в истлевший труп. У Ордена нет таких ритуалов. Но кто-то вытянул из бессмертного все силы. Адам принимал самое деятельное участие в расследовании этой истории… — Митто вновь надел хитрую маску с узкими прорезями лисьих глаз и шутливо поклонился собравшимся. — Он выяснил, кто эта несостоявшаяся жертва вампира. Это Фредерик Фидес, писатель. Недавно он впервые посетил Бал Карды. Я предложил ему вечность, и он согласился… почти. К сожалению, накануне инициации он умер.

Первой молчание нарушила Сесилия Калькар:

— Вы хотели дать нам нового Великого, Господин?

— Да, — краткий ответ. Дэви заметил, как вдруг при этом слове загорелись глаза Магнуса Калькара.

— Великий вампир освободил бы Дону от охотников, — задумчиво сказал Герман Гелер. — Жаль, что Избранный не дожил до обращения. Как он умер?

— Он гостил у Вальде и умер в их доме в ночь после Бала. Смерть посчитали естественной.

— Господин! — встрепенулась прежде тихая Селена. Старшие поглядели на неё с изумлением и недовольством, но девушка, хоть и запинаясь, продолжила:

— Я и Хиам Калькар охотились близ дома Вальде в ночь после Бала. Мы заметили в саду Низшего. Он стоял и неподвижно смотрел на дом.

— Он выполнял моё задание. Конор, владыка Низших, согласно моему приказу должен был подготовить Фидеса к инициации. Это обычная практика для таких необычных случаев, как этот, с Избранным.

Селена торжествующе улыбнулась:

— В конце ночи я ещё раз возвращалась к Вальде. Одна. Низший всё ещё был там. Он ушёл за час до рассвета, и через полчаса после его ухода в доме поднялась суета. Хозяева обнаружили, что их гость мёртв.

Адам обеспокоенно взглянул на Дэви, но Владыка взглядом приказал ему не волноваться.

— Ты обвиняешь в смерти Фидеса Низшего… или, может быть, его хозяина, Конора? — спросил он вампиршу, и Селена смешалась:

— Нет! Я не знаю… Говорят, Низшие способны на это, Господин!

Дэви вновь обратил внимание на Миру. Вампирша, видимо, вспоминала известную всем детям Карды "легенду о Даре". Её губы кривились: она сдерживалась, чтобы не расхохотаться.

— Почему тебе весело, Вако?

Мира непокорно тряхнула спутанными локонами:

— "В тот час, когда первый человек вкусил крови и стал вампиром, на землю был послан Дар. Сей Дар был дан праведному человеку, который должен был уничтожить это зло, исцелив проклятие". Я не верю в чудеса, Господин. Разве для нас возможно исцеление? Что за сила была бы способна исцелить нас… Бог?

Даже Хелена улыбнулась глупости юной вампирши. Один Дэви сохранил серьёзность:

— Что для тебя вампиризм?

— Я не знаю, Господин, — струхнула Мира.

— Кто дал тебе вечную юность? Кто подарил тебе маску и крылья чудовищного зверя? Почему тебя легко можно убить святой водой? Что не пускает тебя на территорию Ордена? Почему в лучах солнца ты рассыплешься прахом, не успев вскрикнуть? Что твоё бессмертие — награда? Проклятие? Болезнь? Ты искала ответы на эти вопросы? Как? Безрассудно нападая на охотников? Ты думаешь, что знаешь свою силу? Ты боишься её!

Говоря это, Дэви впервые за вечер ощущал покой. Тревоги и суетные заботы об Избранном — новое наполнение вечности Владыки вампиров, были забыты. Его голос сделался мягким, мечтательным, молодым:

— Все главные истины скрыты в простых детских сказках. Легенда о Даре объясняет суть вампиризма, она — и ничто более. Всё не можешь поверить в чудо? Анализируй факты, — он мудро улыбнулся. — Ты, вампир, сама чудовище из древней сказки. Скоро ты увидишь Дар — и поверишь. Ведь Дар — то задание, которое я дам вам, малыши, — он оглядел всех четверых. — Фидес умер, но его Дар не ушёл далеко. Я чувствую, что он до сих пор рядом. И он по-прежнему нужен мне. Один из жителей Карды — новый Избранный, и я хочу, чтобы вы нашли его.

Мира облизнула губы. Вампирша была поражена. Она оглянулась на старших, но те были изумлены не меньше её.

— Как нам искать его, Господин?

— Обратитесь к легенде.

Селена и Патрик переглянулись.

— Вы не шутите, Господин? — уточнила вампирша.

— Нет, юная Ингенс. Если угодно, считайте это задание вашей проверкой. Оно покажет, достойны ли вы причисления к сонму Бессмертных.

Немедленно освоившийся Патрик кивнул.

— Если вам всё ясно, уходите. Последнее… Не буду скрывать, хотя Дар — великая и опасная сила, которая подчинится лишь сильнейшему из бессмертных, всё же для некоторых из вас она может стать великим искушением. Но помните: играющие против Владыки — проигрывают.

Четвёрка встала одновременно. Мира почти кинулась к выходу, Алиса наоборот задержала реверанс, насколько это было возможно. Патрик замялся у двери и решился спросить:

— А кто будет главным в нашей группе, Господин?

— Решите между собой.

— Можно пригласить в помощь ещё одного вамп… carere morte? Гектора Долуса.

— Долуса? — Владыка задумался, но скоро махнул рукой. — Да, пусть Гектор присоединится к вам.

Патрик неловко, дёргано поклонился и вышел. Он догнал девушек во внутреннем дворе замка.

— Может, это сон? — шутила Селена. — Это задание… странное!

— Оно похоже на те, которые злые чародеи из сказок задают своим ученикам, — заметила Мира. — Отделить светлые зёрна от тёмных, соткать ковёр из лунного луча за одну ночь…

— Хорошо, что Владыка не указал нам сроки! — то ли притворно, то ли серьёзно вздохнула Алиса.

— Задание слишком странное, — вмешался Патрик. — Но, думаю, когда к нашей компании присоединится пятый, он нам всё объяснит. Он нас и возглавит. А пока его нет, думаю, что я…

Мира фыркнула:

— Будешь руководить поисками? Думаешь, я подчинюсь тебе, младшему, только потому, что ты мужчина?! Ну уж нет.

— Она злая, потому что голодная, — оскалилась в улыбке Селена. — Не обращай внимания, Патрик.

Трое преобразились и взлетели. Мира провожала крылатых сородичей печальным взглядом, а те, развеселившись, сделали общий сложный пируэт над сторожевой башней замка и скрылись в небе. Вампирша вздохнула и отвернулась. Серый слуга, терпеливо ждавший её взгляда, поклонился и произнёс:

— Видя вашу усталость, Владыка велел указать вам краткий путь из замка. Следуйте за мной.

Мира подчинилась. Двое скрылись за неприметной дверью в крепостной стене, и внутренний двор опустел. Лишь лунный свет свободно лился в его глубокую чашу, как в пустой колодец.

Постепенно небо посветлело. Звёзды ушли, остался лишь драгоценный камень Венеры. Тьма отползала за горы, за холмы Сальтуса… А бессмертные гости Владыки оставались в зале, хотя Хелена уже начала с беспокойством поглядывать на розовеющий восточный горизонт.

— Если мы обретём Избранного, Дона станет нашей, как это было с Кардой, Владыка, — всё больше воодушевлялся Магнус Калькар. Тёмное пламя было в его глазах, полные губы раздвинулись в хищной улыбке. — Я помню Великого, как и вы. Он взглядом разбивал защиту охотников, вместе с жизнью. Орден в Карде в мгновение ока стал слабее тени в полдень.

Дэви кивнул, улыбаясь своим воспоминаниям. Чувства Калькаров были ему ясны — Сатур, место нынешней столицы, в прежние времена был их вотчиной. Когда же Орден раскинул над ним сеть, бессмертным пришлось уйти со своей земли, покинуть дом. Они, разумеется, первыми поддержали идею создания нового Великого.

— Знаете, что о новом Великом говорит Конор, Господин? — заметил Адам Митто. — После Великого вампира, впрочем, существовавшего недолго, Орден в Карде так и не оправился. Но случайное ли совпадение, что тогда же, на перекрёстке веков, новая Королева, Анна из рода Рете, распорядилась перенести столицу из Карды в Сатур, будущую Дону — к Источнику, к будущей Цитадели Ордена? Старая Карда оказалась в изоляции, как чумной квартал. Мы победили охотников на севере, но они ушли южнее и перенесли центр страны в Дону. Так был ли Великий вампир нашей победой, Господин? "Орден есть Орден, — говорит владыка Низших. — Равновесие сил всё равно будет восстановлено. Зачем нарушать его сейчас?"

Адама не поддержали.

— Ты молод, — бросила Сесилия. — Ты не знал, не видел масштабов этой силы, этого Дара. Орден будет уничтожен.

Митто усмехнулся. Но непонятно было, кому предназначался этот злобный оскал: Дэви или Калькарам.

— Алитер погиб при инициации, Владыка, — заметил тихий Гелер. — Неужели сейчас найдётся carere morte, который, зная об этом, будет готов пожертвовать своим бессмертием?

— Осторожнее, Герман! — недобро блеснули глаза Дэви. — Вдруг этим carere morte будешь ты?

В воцарившейся тишине смешок Хелены прозвучал неожиданно громко. Надев привычную маску, она держала руку Адама ладонью вверх, водя по ней пальчиком.

— Глупая кукла! — прошипел Магнус Калькар.

— И не более того, — пожал плечами Адам. — И это её главное достоинство. В отличие от всех, здесь присутствующих, Хэлли совершенно не опасна.

— Как вы думаете, Господин, Конор действительно помог Фидесу умереть, чтобы Дар Избранного не достался вам? — спросила Сесилия.

— Он мог, — несколько неопределённо сказал Адам. Его светлые, спокойные глаза затуманилась. — Конор дорожит своим покоем. У него налажены связи с охотниками, Низшие вампиры, собранные им, через год-два станут грозной силой. Ему совсем не нужна война за Дону.

Солнце уже встало, все они чувствовали это. Сюда не проникало ни единого луча, но присутствие его света ощущалось во всём. Солнце было сейчас где-то там, над ними — может быть, всё дело в этом: полуденное солнце — моментальная смерть для Высших. Силы бессмертных исчезали, пред этим светом они были тенями, не более… Тускнела кожа, таяли голоса, а глазницы углублялись — ямы, на дне которых пустота. Вот уже Хелена откинула голову, ставшую непомерно тяжёлой, на спинку кресла: лежать так, не шевелясь, обратившись в статую, не тратя ни капли жизни больше — до вечера. Ночь поможет ей, вампирша выползет на улицу, найдёт и выпьет чью-то жизнь, и забудется сосущая тьма внутри… Днём всем им можно только спать, тихо спать в гробу, воображая, что вовсе нет никакого солнца, никакой смерти!

— Если верно то, что рассказывала юная Ингенс, этим поступком Конор бросил вам вызов, Господин, — сказал Гелер.

— Вы знаете, что Леонард Претер предпочёл каплю крови Конора вашей? — встрепенулся и Адам. — И Претер не единственный… Многие теперь предпочитают Низших, а не Высших!

— Скоро рассвет, — ровно заметил Владыка, — спустимся вниз и продолжим беседу.

Он увёл гостей в трапезную и, прогнав слуг, сам открыл клетку, в которой томилась полуживая пища вампиров. Он одарил пищей всех гостей, и carere morte, такие слабые, страдающие от своей пустоты, приняли его дар, как величайшую милость. Себе же Владыка не взял ничего, дабы они восхищались и преклонялись пред его силой.

Его расточительность могла показаться безрассудной — каждый его гость получил по целой смертной жизни. Но щедрость Владыки была как всегда расчетлива: в его дальнейших действиях ему была необходима поддержка этих бессмертных.

 

Глава 7 Сказка о Даре

Теперь Мира точно знала, куда от солнца прячется ночь, с приближением весны всё более и более сдающая позиции: она уходит в чёрный замок Владыки вампиров у подножья одиноко стоящей высокой горы — Стража. Здесь царство Тьмы и логово Ночи. Темны и холодны все залы дворца: хозяин замка равнодушен к любимому людям свету и необходимому людям теплу. Владыка знает лишь одни тепло и свет — тепло и свет чужих жизней. Даже днём, когда солнце расцвечивает горы и леса вокруг яркими красками, древний замок остаётся чёрным пятном, тенью у подножия горы…

Сейчас Тьма царила и в замке, и за его пределами. Все окна в Зеркальной галерее были открыты, и вечерние звёзды заглядывали в жилище Владыки вампиров, отражались в бесчисленных зеркалах на стенах и осколках зеркал, которыми был усеян пол. Дэви стоял за спиной Миры, и она не видела его. Но оба отражались в десятках треснувших зеркал и сотнях осколков — искажённые, сломанные фигуры. Бездна смотрела из зеркал тысячами глаз, и Мира, холодно-спокойная внешне, внутри кричала от ужаса. Зачем Владыка захотел выслушать её доклад именно здесь, в страшной Зеркальной галерее? Или это начало пытки?!

— Мира, как ведутся поиски Избранного? — голос Владыки звучал, казалось, отовсюду.

— Мы проверили весь запад Короны, Господин. До сих пор нет никаких результатов. Никаких слухов, никаких подозрительных сообщений.

— Прежде чем Дар обретёт силу у нового владельца, может пройти много времени, — Мира опустила глаза к полу, но зеркала и взгляд Бездны были и там. — Вряд ли появятся какие-то слухи в ближайшее время. Но Избранный здесь. Обладатель Дара нужен мне, и нужен до того, как он поймёт, кто он есть, и какая сила ему служит. Продолжайте поиски.

— Да, Господин.

— Хорошо, — небрежно заметил Дэви. — Теперь поговорим о тебе, — новый его тон не сулил ничего хорошего, тёмные глаза блеснули ярче звёзд, отражавшихся в том же зеркале. — Почему ты до сих пор не вернула себе свой дом?

— Я… не понимаю, Господин? — переспросила Мира, хотя она уже прекрасно поняла, о чём пойдёт речь.

— Дом Вако сейчас принадлежит не тебе, точнее, не одной тебе. Ты живёшь там с людьми, смертными, с сестрой и её сыном, скрывая от них свою сущность. Это должно быть нелегко. Во имя чего такие жертвы? Убей их и верни себе дом знаменитых предков, — ровный, лишённый модуляций голос, и тон его не допускает возражений…

"Как трудно!"

— Прошу прощения, Господин. Когда я приехала в Карду, я ожидала найти дом пустым, и, встретив сестру, растерялась. Но обмануть Агату оказалось так легко… Я сама не ожидала, что…

— Я принял бы ответ, что ты не захотела проливать родную кровь, — холодная усмешка Владыки отразилась в десятках зеркал и сотнях осколков. — Многие бессмертные веками поддерживают свои дома и охраняют семьи родичей от вампиров-дикарей. Так carere morte приобщаются к вечности смертных, отражённой в детях, потомстве. Но тобою движет не привязанность к семье, не так ли? Я убью тебя, если ты солжёшь. Отвечай.

— Прошу прощения, Господин. Я жду, когда мальчик подрастёт. Я хочу инициировать его, когда он станет достаточно взрослым.

— Ингенс рассказала мне о необычайном внешнем сходстве этого мальчика с твоим первым любовником ещё вчера, — тихо перебил её вампир. Ярость только послышалась Мире в его шёпоте? — И ты, конечно же, помнишь, что мне нужна — без твоего прошлого?

Мира смело глянула в зеркало прямо перед собой. Тусклую поверхность его давно затянула паутина трещин: какой-то вампир в нём однажды увидел своё чудовищное отражение, и, не выдержав силы мёртвого взгляда, гладкое стекло разбилось. Теперь зеркало могло отражать лишь мозаичные силуэты, собранные из осколков. Но где-то там, на тонкой плёнке в зеркальных глубинах, навеки остался тот последний образ. Чудовищный зверь. Вампирша видела эту тень за спиной отражения Дэви.

— Разве новый carere morte не будет угоден Бездне, Господин? — дрожащим, слабым голосом вопросила она. — Если он или сестра раскроют мою тайну раньше времени, я убью их.

Владыка молчал. Зеркала вдруг потемнели, теперь они отражали только ночь и остроглазые колючие звёзды. Когда тишина стала невыносимой, Мира обернулась. Поворачиваясь, она неосторожно задела зеркало краем платья, и лёгкого касания ему оказалось достаточно: осколки с печальным шелестом пролились на пол.

За её спиной не было никого. В Зеркальной галерее она была одна. Когда Дэви успел уйти? — или его и не было здесь, и Мира клялась сейчас Ночи, звёздам, своему отражению?

"Пустоте. Бездне…"

Один из бесчисленных, безмолвных слуг Владыки проводил её знакомым тайным ходом. Длинный тоннель, начинающийся у основания западной стены выходил далеко за пределы "Тени Стража". Отсюда замок действительно казался чёрным пятном, тенью у подножия горы. И это была опасная тень! Она таилась за спиной неприступного Стража, выжидая. Однажды, когда солнце навсегда скатится с небосвода, она разрастётся, поглотит и Стража, своего хозяина, и всё северное кольцо гор, а потом — и весь мир…

Скоро она была дома.

Мира плотно закрыла входную дверь, прижалась к ней спиной и стояла так минут пять, ожидая, когда прекратится дрожь. Страх не отпускал её всё время беседы с Владыкой. Это он, вечный страх вампиров, стоял за её спиной, следил из зеркал тысячами глаз…

"Понимаешь ли ты, дура, что была на волосок от смерти? О чём ты только думала! Неужели ты надеялась, что Владыка не узнает? Первый же гонец Оскара доложил Дэви, что дом Вако не пустует! А Селена? Ох уж эта Селена!"

Мерно тикали часы. Тускло светила лампада, и ещё одна — в зеркале… Опять зеркало! Мира взглянула на этот маленький огонёк — отражение, и унявшаяся было дрожь вернулась. Бездна была и здесь. Мира привела её с собой из замка Дэви.

"Если Винсент или Агата раскроют мою тайну раньше времени, я убью их", — помни об этом, carere morte! Ты поклялась в этом Бездне. Эту клятву ты обязана будешь выполнить, — зачем она вновь и вновь повторяет себе это? Словно убеждает, словно сомневается… Что такое странное блеснуло в дальнем зеркале галереи, когда она говорила эти слова? Надежда: "Пусть мне не придётся выполнить эту клятву?". Что за странный захлёбывающийся шёпот послышался ей в шорохе пыли и осколков под ногами: — "Пусть они останутся слепы?"

"Потому что я не смогу их убить".

— Ты вернулась, — ласковый голос Агаты вернул её в реальность. — Я как раз собиралась тебя попросить…

Мира отступила от двери. Она робко, одними губами улыбнулась и тут же потупилась, изображая печальную и больную от раскаяния девушку.

Агата спустилась со второго этажа. Она куталась в шаль — в доме было холодно, но, рассмотрев сестру, такую маленькую, грустную и бледную, обняла её и набросила тёплую шаль ей на плечи.

— Ты опять выходила без пальто, — пожурила она. — Тебе нельзя простужаться, помнишь? Ты всегда плохо переносила жар.

— О чём ты хотела меня попросить? — торопливо прервала её Мира.

— Будь добра, поднимись наверх, расскажи племяннику сказку. Винсент не желает засыпать, пока не услышит от тебя новую историю.

— Да, дети меня любят, — иронически заметила Мира.

"Интересно, что ты придумаешь, когда наступит лето, и ты по двадцать часов в сутки будешь просиживать в своей душной келье с закрытыми ставнями? Или попросишь заказать тебе новый гроб?"

Мальчик не спал, ждал её. Сидя в кровати, сам пытался читать какую-то книжку, хмурил брови, водил пальцем по строчкам, тихонько шептал слова.

— Добрый вечер, солнышко, — поздоровалась Мира. — Давай сюда книжку, в ней шрифт мелкий…

— Я уже хорошо читаю? — спросил мальчик, и, как обычно, Мира опустила глаза, едва встретившись с ним взглядом.

— Да, хвастунишка! — она отобрала у него книгу, перелистав её, нахмурилась. — Но где ты стащил эту? Внизу, в библиотеке? Тебе мало твоих книжек?

— Они неинтересные, — пожаловался Винсент и обезоруживающе улыбнулся. В который раз Мира поймала себя на мысли: "Они с Агатой слишком балуют ребёнка", в который раз пообещала себе быть с мальчиком построже, в который раз тут же забыла это обещание.

— Мама мне сказала, ты не хочешь ложиться спать. В чём дело? — строгий голос ей не удавался. Может быть, потому, что Мира знала причину ежевечернего непослушания: её племянник очень боялся вампиров — чудовищ из древних сказок. С тех пор, как нянька напугала его рассказом о том, что всех, кто не засыпает до полуночи, съедают злобные чудовища-вампиры, мальчик боялся засыпать один и тем больше нервничал, чем больше стрелки часов стремились наверх. Засыпало балованное дитя, только слушая очередную сказку. Когда у Агаты, по её собственному признанию, запас сказок закончился, настал черёд Миры.

И ей не было в тягость это занятие. Она быстро подружилась с Винсентом. Очаровательный малыш! Они играли в прятки в огромном старом доме с множеством пустующих комнат, днём, если только ночь не выдавалась особенно утомительной и вампирша была сыта, она учила его читать, и её сказки нравились Винсенту больше, чем мамины…

— Рассказать тебе сказку? — улыбнулась Мира, глядя в ночь за окном: грядущая охота, поиски Дара были где-то в неизмеримой дали.

— Сегодня я не хочу сказку, — заявил племянник, не глядя на неё, зарывшись головой в подушку — он стеснялся недостойного единственного мужчины в семье страха. — Все сказки — неправда.

Выдержав театральную паузу, вампирша заявила:

— Хорошо. Есть одна история… Некоторые верят, что это — самая правдивая правда и никакая не сказка. Но ты должен закрыть глаза. Я прослежу, чтобы никто чужой сюда не пришёл.

И она начала, тихонько посмеиваясь про себя, когда вспоминала серьёзного Владыку:

— Эта история из тех историй без начала и конца, что начинаются давным-давно, так давно, что и начала их не вспомнить и тянутся, тянутся… так долго, что и конца их не разглядеть. А, поскольку рассказывают её уже очень-очень давно и всякий раз по-разному, правду, пожалуй, никто и не знает. Кроме Луны и Солнца. Они видели, как всё было, они рассказали эту историю мне, я расскажу сейчас тебе, ты потом ещё кому-то, а те другим… И, может быть, когда весь мир наконец-то узнает правду, эта история завершится, и тогда люди станут рассказывать её от самого настоящего начала до самого правдивого конца.

Длинное вступление Винсента не смутило. Закрывать глаза и засыпать он и не подумал. Мальчик внимательно слушал, уже околдованный сказкой, уже живущий ею, в ней.

Мира сделала ещё одну долгую паузу. Правдивая история! Может, рассказав, она сама поверит в эту чушь?

— Учти, это история про вампиров, — сообщила она мальчику, — если боишься, я не буду рассказывать.

— Нет, говори, — тихо, но требовательно сказал Винсент, уже не улыбаясь. Он отчаянно боялся.

— Итак… Давным-давно один смертный человек возмечтал о вечности, и его мечта открыла Бездне дорогу в мир. Чёрный колдун вознамерился помочь ему, но своими чарами лишь призвал в мир великое зло — первого вампира, лишённого смерти. Сердца и души людей стали любимой пищей вампира, он пожирал одно сердце за другим, одну душу за другой — и не насыщался. Чужие жизни дарили ему бессмертие и возможность разговаривать с вечностью. Он убивал без жалости одних и обращал вампирами других, тех, к чьему сердцу чувствовал сродство. Так страшное проклятие расползалось по свету.

Говорят, что первым вампиром был Макта Вастус, Четвёртый Владыка Карды…

"Четвёртый Владыка Карды Макта Вастус получил прозвище "Вампир" — вспомнила она первую справку об этом странном господине, которую получила в детстве из "Исторических очерков" Деворо. — Этот мудрый правитель был великим провидцем, и его законотворческая деятельность снискала ему славу, которая не померкнет в веках… Но ужасны иные деяния этого Господина над господами: жестокое подавление малейшего инакомыслия, "Суд по крови", — выдумка исключительно изощрённого в злодействах ума, наконец, необъяснимое с позиции здравого рассудка истребление — иного слова не подобрать — многих знатнейших фамилий древней столицы: многие ветви древа Арденсов пресеклись в правление Макты… — Всё это дало обильную пищу для нелепых, но леденящих кровь сравнений Вастуса с зубастым чудовищем из сказки…".

Он, Старейший из вампиров, ходил когда-то теми же улицами, где сейчас бегаешь ты, — продолжила Мира, увлечённо. — Улица Прэсто, самая широкая, где театр и бульвар, древняя дорога Виндекса, близ которой стоит наш дом — они берут начало оттуда, из старого города, где три века назад безраздельно властвовал Он. Впрочем, ненасытная Бездна владела тогда не всеми его подданными, и кое-кто из людей нашёл в себе силы встать у Неё на пути. Эти отважные герои стали первыми охотниками на вампиров. Они уничтожали вампиров без страха, но чувствовали то же отчаяние, что и все жители Карды: победить проклятие, изгнать всю тьму, накрывшую их край, они не могли. Но ты не бойся: это проклятие не вечно, и количество добра в мире равно количеству зла.

Она исподтишка глянула на племянника: "Нет, не спит. Всматривается в ночь широко открытыми глазами…"

— В тот час, когда первый человек вкусил крови и стал вампиром, к людям пришёл великий дар. Сей Дар бы дан лишь одному человеку, Избранному. И он один должен был остановить это проклятие, победить это зло и закрыть Бездне дорогу в мир…

Эти слова зазвенели, эхом отдаваясь в голове. Память вновь уносила её через короткий тёмный тоннель — в прошлое. И это прошлое казалось ярче, материальнее тусклой, тонкой как паутинка действительности.

…Мира затворила дверь, весёлые голоса и смех друзей в гостиной сразу же отдалились. Она сняла шерстяное домашнее платье и, оставшись в одной сорочке, распустила волосы.

Алан не спал. Он сидел на ковре у камина и неотрывно глядел на пламя. Что ж, и Мира устроилась рядом, склонила голову ему на плечо.

— Селена Ингенс считает меня сестрой, — поделилась она. — Она только что сказала, что у нас с ней одна бессмертная кровь. Ты обратил её?

— Не помню, — Алан едва повёл плечами, следя за трепещущими зубцами пламени. — Прошлый Январский бал? Да, наверное… Впрочем, не знаю!

Вампирша содрогнулась:

— Мне не нравится эта Ингенс.

— Мне тоже, — бесстрастно сказал Алан. — Ходит за мной хвостиком, словно рабыня. Но я ей — не хозяин!

Мира улыбнулась:

— А Кларисса сегодня сказала мне, что однажды я стану хозяйкой, представляешь? — Это не развеяло странной апатии друга, но она продолжила. — Да, пройдёт лет тридцать, и у меня достанет сил. Сделаю себе рабов, сотню-другую: убью, выпью всю жизнь, а потом подниму проклятием своей крови. Будет целая армия одинаковых кукол. Они пойдут, куда я прикажу, сделают, что я прикажу, скажут, что я прошепчу за них. Я смогу смотреть их глазами и слышать их ушами! Стану сильнейшей, войду в число старейших…

— Ты была у Клариссы? — Алан вёл рукой над пламенем, кончиками пальцев повторяя все движения его ярких язычков. — У Пророчицы? Что ещё она говорила?

— Это неважно, — вдруг сникла Мира.

— Скажи…

— Не скажу!

— Тогда я прочитаю сам, — также равнодушно.

— Я спросила про Бездну, про вечность, про то, возможен ли для нас обратный путь… — Мира оборвалась.

"И про… нас с тобой".

— Что она сказала?

— Какая-то чушь, — Мира натянуто засмеялась и протянула руку к огню. — Услышав об "обратном пути" пророчица посоветовала мне войти в сказку.

— Ага, — обронил Алан и замолчал, загадочно глядя на пламя. И теперь подруга не удержалась, начала его тормошить:

— Ты не удивился? Ты знаешь, о какой сказке она говорила?

— Сказка о Даре.

— Расскажи…

— Тётя? — недовольно протянул Винсент.

Она нехотя вынырнула в реальность, но тут же успокоилась, увидев знакомые (те же самые!) серые глаза.

— Вот, я уже заснула, — она улыбнулась через силу, — а ты не спишь… Избранный обладатель чудесной силы должен был уничтожить проклятие, исцелив Первого вампира, вернув ему его потерянную жизнь.

Ей вдруг представился Фредерик Фидес: взгляд, пронзающий насквозь, высвечивающий самую суть, прикосновение, подобное удару молнии — чуждая, странная сила, невиданная мощь…

— Дар позволил ему видеть, кто из окружающих его породнился с вампирами, — сухо, морщась от той давней боли, сообщила вампирша. — Но, увидев это, Избранный не захотел принять своей миссии. Ужаснувшись разгулу тьмы, он отдалился от дел и прожил всю жизнь отшельником, не пользуясь чудесным Даром.

— Почему?

— Ну… Наверное, он испугался вампиров. Их ведь многие боятся… Когда же Избранный умер, Дар покинул его и начал своё путешествие по свету. Он выбирал одного смертного из многих и сопровождал всю жизнь. Но ни один из Избранных им не понял своей великой миссии и не исполнил великой мечты людей Карды, цитадели вампиров.

— Все они, увидев проклятие, отворачивались?

— Что? — Мира вздрогнула от нового, неожиданно заданного вопроса. — Да, должно быть, так и было. Дар продолжал путешествовать. Вампиры же во все времена боялись людей, избранных Даром, и не могли к ним подступиться: солнечная кровь не возвращала им жизнь, лишь забирала их силы.

— Как это: "возвращала жизнь"? — вновь звонкий голос.

"Он и не думает засыпать!"

— Для вампиров нет смерти, малыш. Их так и называют: сarere morte — лишённые смерти. Но для них нет и жизни… Отказываясь от одного, они лишаются и другого. Поэтому никогда не отказывайся от завтрака, даже от нелюбимой каши — вдруг ты не получишь вкусного обеда? Останешься голодным… очень голодным!

— Я видел: ты ночью гуляешь по крышам, как кошка…

"Как "мышка"! Нужно быть осторожней…"

— Это тебе приснилось. И ещё приснится… Засыпай, закрывай глазки… Скоро полночь! — Мира позволила себе это напоминание, хотя нервному ребёнку напоминать об этом строго запрещалось. В конце концов, группа уже полчаса ожидает её!

— Я сплю, — кристально честно, как все дети, сказал Винсент, пропустив мимо ушей близость полуночи, — ты только рассказывай дальше.

— А сказка уже почти кончилась. Путешествия Дара продолжались до тех пор, пока очередной его обладатель не пожелал стать вампиром, одним из детей и рабов Бездны. Сам Владыка вампиров посвятил его, отдав ему всю свою силу. Так родился Великий вампир, и великий Дар стал проклятым. Много тьмы принёс в мир Великий вампир, но однажды с первым лучом солнца он рассыпался в прах, и Дар вновь стал свободен. Он гуляет по свету, носимый ветром, до сих пор. За столетия он устал и почти погас. Если б нашёлся человек, способный пробудить его! Позволив Дару разгореться, он смог бы победить проклятие. Его Дар закрыл бы Бездне двери в этот мир, а все вампиры исцелились и получили свои души назад. Только до сих пор Дар не находит истинного своего владельца, и нет перевеса ни на стороне охотников, ни на стороне вампиров. И среди нас сейчас ходит один, избранный древней силой, вовсе не догадываясь о своём Даре… — Мира замолчала.

— Я давно знаю эту сказку, — задумчиво сказал Винсент, по-прежнему глядя в темноту широко открытыми глазами. — Я видел её во сне…

— …До сих пор Дар не находит истинного своего владельца, и нет перевеса ни на стороне охотников, ни на стороне вампиров. И, может быть, среди нас сейчас ходит один, избранный древней силой, вовсе не догадываясь о своём Даре… Вот и вся сказка, — закончил Алан. — Красивая легенда. Несбыточная мечта carere morte! Думаю, это её имела в виду Кларисса.

— А ты веришь в эту сказку?

— Я не знаю.

— Ты обижен.

— Ничуть. Что Кларисса сказала про нас с тобой?

Мира вздохнула. Невозможно! Он читает её мысли.

— Кларисса предрекла тебе скорую смерть. Но не обращай внимания на её слова! Просто она тебя не любит.

— От чего же я умру?

— Она сказала, ты, как все дикари, сам ищешь смерти.

— А ты?

Мира светло улыбнулась.

— Я сказала: если мы погибнем, то погибнем вместе. У нас одна на двоих вечность.

— Правда? Ты так и сказала? — равнодушно обронил Алан и замолчал надолго. Притихла и Мира, ласково поглаживая его волосы. В соседней комнате Эрик выпроваживал гостей с востока столицы, и баронесса Ингенс заливисто смеялась, не подчиняясь ему.

Рука Алана вдруг скользнула в самое пламя…

— Ты что?! — испугалась подруга.

— Не больно, — неестественно спокойно сказал вампир и испытующе поглядел на неё. — Иди сюда, ко мне.

И Мира вложила свою ладонь в его. Действительно, вовсе не больно… Пламя потрескивало, лаская кожу.

— Довольно, пожалуй, — решил Алан через минуту. Его взгляд потух, огонь очага отражался в светло-серых глазах, как в стекле. Вампир долго, со странным, каким-то рассеянным изумлением рассматривал свою ладонь, пальцы без следов ожога. — Скучно. Завтра развлечёмся. В Сатуре…

Вампирша неподвижно сидела на кровати, дожидаясь. Наконец, светлые, пронзительные глаза мальчика закрылись. "Взглянет он на меня лет через пятнадцать, и я вновь пойду за ним на край света", — подумала Мира. Дыхание ребёнка стало ровным и глубоким.

Она задула свечу, уже взялась за ручку двери, чтобы выйти из комнаты, когда услышала всё тот же звонкий голос:

— А как пробудить этот Дар? Что сделать, чтобы он проснулся?

Мира обернулась.

— Я не знаю точно, солнышко. Первый Избранный не захотел воспользоваться Даром, и это позволило проклятию распространиться по свету. Наверное, новому Избранному надо просто захотеть. Говорят, посвящение в охотники также может пробудить его. И ещё… Знаешь, есть одно заклинание. Правда, оно из другой сказки, но, я думаю, подойдёт.

— Расскажи!

Вампирша улыбнулась, скользнула обратно.

— Пройди по тонкому лучу, — напевала она. — Потом — по светлому мечу. Умойся звёздным дождём… Оденься грозным огнём! — мальчик закрыл глаза, и она тихонько поправила его одеяло, хотя в этом не было необходимости. — Там, на мосту, над рекой, текущей вспять… Я буду тебя ждать.

Она вновь отступила к двери, и Винсент тут же попросил, не открывая глаз:

— Расскажи ещё сказку…

"Нет уж, всему есть предел! Несносный ребёнок, балованное дитя!"

— Не бойся, сегодня вампиры не придут, — пообещала Мира, вглядываясь в ночь за окном: где там злая, уставшая "группа поиска Дара"? — Я их не пущу.

— Я не боюсь вампиров, — еле слышно, он наконец-то засыпал. — А где сейчас этот Дар?

— Этого я тоже не знаю, солнышко. Спи до утра.

Ровно в полночь вампирша вышла из дома. Настало время её первой, главной, вечной жизни.

Все пятеро бросились выполнять задание Владыки с похвальным рвением. Поначалу на правах старшей Мира взяла руководство группой на себя. Алиса Тэрре подчинилась легко, Селена возненавидела, но подчинилась. Но скоро Гектор Долус — последний пятый член их группы, прибывший из столицы, начал оспаривать её лидерство. Избранный между тем оставался невидимкой, и паникер Патрик Фульге уже задавался вопросом, как их накажет Владыка, если Дар не будет найден.

Они проверяли людскую кровь на цвет и вкус, ночью входя в дома к спящим. Несколько раз вампиры, сделав один глоток, не сдерживались и, выпивали жизнь, приятную на вкус, полностью… Тогда обеспокоенный Владыка приказал им ограничиться проверкой одной капли крови — и лишь на цвет.

Сегодня они стояли перед большим трёхэтажным многоквартирным домом на западной окраине Короны, сдающимся внаём. Селена оценивающе оглядывала громаду здания.

— Люблю такие дома, — улыбаясь, сказала она, — никто им не хозяин, и нам можно легко входить без приглашения.

— Последний дом на этой улице, — удовлетворённо сказал Гектор.

— Отлично, — без эмоций отметила Мира и обратилась к Селене, — ваш черёд, баронесса!

— Да, сам чёрт не разберёт, кто хозяин этого дома, — сказал Патрик. — Но что мы будем делать, когда доберёмся до особняков, Мира?

— Защиту дома можно обойти. Если у тебя достаточно силы, барьер проходим, — фыркнула вампирша. — Это не Покров Ордена! А с ним я в Карде не сталкивалась ни разу.

— Церковь Микаэля, — напомнил Гектор.

— Покров церкви Микаэля была снят однажды, — закрывшись длинными, почти белыми волосами, Селена загадочно улыбалась. — Владыкой вампиров.

— Советую начать, Ингенс, — скучающе заметил Гектор.

Селена, неслышно преобразившись, взлетела к верхнему этажу дома, где Алиса уже открывала ей окно.

— Мне неясно, — снова начал Патрик, — Владыка говорил, что Фидес желал стать бессмертным. Но кто согласится осуществить эту инициацию?

Мира равнодушно пожала плечами, а Гектор заинтересовался:

— К чему ты клонишь?

— Седьмой Бал вампиров! Владыка вампиров, Улисс Алитер, инициировал тогда обладающего этим Даром. И тот забрал всё бессмертие Алитера до капли! Владыка погиб! Кто сейчас был бы согласен пожертвовать своим бессмертием?

— А ты разве не готов? — хохотнул Гектор.

— Пара ночей в Зеркальной галерее, наедине с Бездной, и ты будешь согласен на что угодно, — себе под нос пробормотала Мира.

Патрик помолчал, но скоро опять встревожился:

— А мы успеем до рассвета?

— Если ты поможешь дамам, — проворчала утомленная вампирша.

Патрик оскалился в ответ. Звериная хищная ухмылка на миг придала чёткость, определённость, резкость ещё неясным чертам совсем юного лица, и через пару секунд крылатая тень проскользнула в открытое окно.

— Ты не голодна? — спросил Гектор. — Такие дома дают лёгкую добычу.

— Я предпочитаю добычу, за которой нужно побегать.

— Предпочитаешь страх в качестве аперитива?

— Да… — протянула она. — Впрочем, как и многие.

— Теперь я понимаю, почему Владыка так ценит фамилию Вако! — Мира скромно приняла этот комплимент. — Кстати, ты уже проверила своё "родовое гнездо"?

— Разумеется, — сухо сказала вампирша.

Они неспешно прогуливались по улице, между светлых пятен фонарей. Заметно погрустневшая Мира исподтишка поглядывала на Гектора. Немногословный вампир и через два месяца знакомства оставался для неё полнейшей загадкой, хотя своей серьёзностью молодой человек понравился ей с первого взгляда. В его густую каштановую гриву волос Мире порой хотелось зарыться пальцами, но всякий раз, взглянув в лживые, неприятного желтоватого цвета глаза вампира, она отступала.

Мира знала, что Гектор был обращён приблизительно в одно время с нею. По слухам он не брезговал делами со смертными и Низшими и был своим для многих банд Карды. Дэви хорошо принял его: молодому вампиру много раз удавалось расправляться со слугами Ордена, а для Владыки это служило знаком пробуждения истинной силы бессмертного. Гектор Долус не был похож на carere morte. И после обращения природная смуглость осталась при нём, а крупные черты лица не приобрели завлекающую мягкость. Маленькая Мира едва доставала ему до груди. Она совсем терялась и казалась смешно суетливой на фоне этого обманчиво медлительного атлета.

— Как ты думаешь, зачем Владыке так нужен Дар? — тихо спросил Долус, наклонившись к ней с высоты своего немалого роста. — Зачем эти нелепые поиски?

Мира улыбнулась:

— Обзаведясь новым Великим, Дэви и столицу отвоюет у Ордена. Калькары этого ждут. Великому не страшны ни серебро, ни святая вода, ни ритуалы охотников.

— Тогда что же он не искал Дар прежде?

— Дар сам выдал себя. Дэви говорил, Фидесом кто-то хотел пообедать и обратился в истлевший труп. Владыка просто решил воспользоваться случаем.

— Ему вовсе не нужна столица. Я не знаю, зачем ему был нужен Фидес… Но вижу, что сейчас он торопится, — Гектор прищурился, оценивая, стоит ли говорить дальше, но продолжил, — Владыка торопится, потому что боится…

— Кого же?

— Конора, я полагаю…

— Конор всего лишь Низший.

— Им, Низшим, через полвека будет принадлежать мир, — резко сказал Гектор. — Им — не нам!

— Владыке не понравились бы эти твои слова, Долус.

— Владыке? Великому Александру Дэви! Только благодаря Конору ему удалось заполучить Фидеса… Низшие умеют лишать человека сил, не выпивая его кровь, вовсе не прикасаясь к нему, если человек слаб и позволяет делать это. Это Конор по приказу Владыки обессилил Фидеса! Несчастный вообразил, что он при смерти, осталось только направить его мысль в нужном направлении. А ты думала, Фидес сам пришёл к нему?

— Откуда ты так хорошо знаешь Низших?

— Мои родители — Низшие, — Гектор резко развернулся, и Мира была вынуждена столь же быстро последовать за ним. — Низшим мог бы до сих пор быть и я, но… я не сумел удержаться на грани.

— Вот как… А Владыка знает?

— Это неважно. Мы говорим не об этом! Сейчас Дэви боится Конора. Я думаю, Конор надеется увести наше сокровище из-под носа у Владыки. Поэтому Дэви и торопит нас, чтобы мы нашли Дар первыми.

— Увести? Больше похоже на "уничтожить". Селена обвиняла Конора в том, что он помог умереть последнему Избранному.

— Тот Избранный принадлежал Дэви, а Конору нужен собственный. И Дэви ему уступит… Высшие давно уступают! Будущее принадлежит Низшим.

— Сильные чары, слабая чувствительность к солнцу… — старая песня о преимуществе Низших. Их преимущества недолговечны. Все Низшие раньше или позже поднимутся до Высших. Вечность на всех одна и Бездна на всех одна.

Гектор не казался убеждённым:

— Даже это название: "Низшие"! Кто его придумал? Владыка! Я сам был Низшим и помню, как меня задевало это определение. Но потом я понял: в нём не презрение, в нём страх… Дэви пытается сделать из Низших рабов, но у него вот уже несколько десятилетий ничего не выходит. Время слишком изменилось. Новое время — время Низших, свободных от проклятия Бездны.

— Низшие не свободны, они… смешны. Они кичатся незнанием проклятия carere morte, как будто так будет всегда. Но незнание проклятия от проклятия не освобождает!

— Есть единицы среди Высших, обладающие действительно могучей силой: Владыка, старейшие… Но кто мы с тобой? Мы с тобой быстро уступим Низшим если нужно будет, допустим, подчинить себе улицу, — всё также уверенно парировал Гектор. — Почему ты уводишь разговор в сторону?

— Я не считаю этот разговор нужным, — мягко сказала Мира. — Но, напоследок: зачем ты завёл его со мной? Не боишься, что я расскажу Владыке о твоих соображениях?

— Ты не расскажешь, — он улыбнулся. — Зачем тебе это? Я нужен тебе как компаньон. Считай мои слова дружеским предостережением: пришла пора задуматься, с кем придётся проводить вечность.

— Играющие против Господина проигрывают. Гектор, ты играешь с огнём. Не зли его.

— Ты тоже.

Мира словно натолкнулась на невидимую стену; они остановились.

— О чём ты? — три слова — три кусочка льда повисли в звенящем морозном воздухе.

— Ты соврала насчёт проверки своих любимых смертных, — усмехнулся Гектор. — Ты не умеешь лгать. Учись — это ещё одно дружеское предостережение.

Вскоре Алиса и Селена закончили работу. С ними дом покинул и Патрик. Все трое, сытые и довольные, устроили в небе некий импровизированный танец. Ещё одна ночь поисков Дара подходила к концу.

— Родители уехали на юг на две недели. Мой дом в столице пустует. Могу я отлучиться в Дону на это время? — попросила Селена.

— Отдыхай, — милостиво разрешила Мира.

— У тебя такой хорошенький племянник! — продолжала ластиться та. — Я недавно пролетала мимо и заглянула к вам в окошко… И я, пожалуй, загляну в гости лет через пятнадцать!

— Даже не думай, — отрезала вампирша. — Он мой.

Девушки захихикали, тонко и мерзко, а Гектор повторил: "Вот почему Владыка так ценит фамилию Вако!"

— Я достаточно ясно выразилась, Селена? — холодно спросила Мира.

Селена первой отвела глаза. Общий смех стих, точно по мановению палочки дирижёра.

— Гектор, повторить для тебя? — поинтересовалась Мира в наступившей тишине, и вампир отвёл глаза.

— Пора спать, детишки, — резюмировал он, удачно пародируя Митто.

Она сидела в кресле в гостиной и делала вид, что читает книгу. Винсент играл с котёнком.

"Зачем ты лжешь? — недоумевал рассудок. — Обычно лгут, когда боятся… Чего сейчас боишься ты?"

Мальчик вздумал заматывать котёнка в портьеру, тщательно задёрнутую Мирой по случаю на редкость солнечного дня. Судьба несчастного животного мало волновала вампиршу, но появляющаяся между шторами щель, хоть она и задвинула предусмотрительно своё кресло в самый тёмный угол комнаты, вселила в неё настоящий ужас.

— Эй! — вскричала она. — Что ты делаешь?! Прекрати сейчас же!

Тот послушался немедленно. Крик всегда доброй и спокойной тётушки напугал его.

— Отпусти котёнка, — мягче сказала Мира, стараясь унять дрожь в голосе. — Дай его мне, — и сама тут же выдворила животное прочь, — и задёрни штору обратно… солнышко.

Винсент старательно уложил портьеру на место. На секунду он встал в луче, прорвавшемся в тёмный дом с улицы, и его светлые локоны заблестели как золото. Нет, сильнее — как солнце.

Мира прикрыла рукой мгновенно начавшие слезиться глаза. Этого впечатления вампирше хватило, чтобы ослепнуть на минуту.

"Я проверю его завтра, завтра, завтра!" — Зачем ты лжешь? Ты не обманешь доверие ребёнка. Ты никогда не причинишь ему боль.

Она сидела в своём старом кресле в тёмном углу комнаты, сгорбившись, словно большой паук. Паук-призрак… Днём — лишь тень, тающая на солнце. За два полуденных часа вампирша растеряла всю свою мощь. Отдав остатки сил думам, она больше не имитировала дыхание и позволила потусторонней бледности захватить лицо и тело.

"Я хочу инициировать его, когда он станет достаточно взрослым. Он мой", — это ещё одна ложь. Туманная мечта, неясная фантазия, парившая высоко в небе, упала и разбилась, когда ты облекла её в слова. На самом деле ты не хочешь этого, ты никогда не сделаешь его вампиром…

Она рассеянно следила за Винсентом. Слабые пальцы гладили обложку книги, рисовали замысловатый узор.

"Я знаю таких как ты, малыш: слабые, хрупкие создания. Дети и в двадцать лет, и в пятьдесят — вечные дети, жестокие дети! Вы не терпите одиночества, вы бежите от него, поэтому вы так много говорите. Ваши чувства поверхностны, их не напишешь с заглавной буквы, ваши желания сиюминутны: рябь на воде, ваши мечты легки — вы видите только небо. В небе вы парите, не касаясь земли, всю жизнь — дети воздуха, солнца, ветра, безжалостные и очаровательные… Что вы для Бездны? Она глотает вас, не замечая; мгновение — и вас уж нет. Вы малы для Бездны, вечность велика для вас. Бессмертное ничто — слишком тяжкое бремя для тех, кто был ничем при жизни. Вы погибаете быстро, закрыв глаза и безумно хохоча. Страшно…"

…Сад у казино Магнум сразу показался Мире каким-то странным. Она несколько раз пыталась ухватить неясное предчувствие за хвост, но то юлило, не давалось. Заметив друзей, вампирша снизилась и, скинув чудовищную маску, ступила на землю. Друзья трапезничали на центральной аллее, буквально в двух шагах от казино.

"Вот, бесстрашные! Повезло им, что сад пустует! Странно… Обычно здесь всегда можно встретить запоздалого прохожего".

Что-то грозное было в последней мысли: сад пустует, странно пустует! Но Мира не стала её додумывать, она была слишком голодна.

— Мира, ты чуть не опоздала! — крикнул Эрик. Тут Белла, давно ждавшая своей очереди, оттолкнула его и впилась зубами в шею его жертвы — девушки.

— У-у, прожорливое чудовище! — возмутился он, но сыто, благодушно. — Не убивай её, оставь Донне.

— Ты уже выпил весь страх, — огорчилась Мира, подходя к брату.

— Я оставил тебе его жизнь, — промолвил Алан, с привычной элегантностью поправляя воротничок. — Будь благодарна мне! Это самое…

"Вкусное".

Он не договорил. Вдруг упал лицом вниз, безвольно раскинув руки. Короткая арбалетная стрела торчала в его спине.

Бешено быстро, Мира обернулась. Сеть летела в Эрика, но тот увернулся, преобразился, взлетел.

Охотники здесь! Теперь вампирша замечала быстрые тени за деревьями, деревьям не принадлежащие… Следующая сеть полетела в неё, Мира кинулась в сторону, прочь от опасности… и от Алана, недвижно лежащего на земле, преобразилась, взлетела — одновременно с Беллой. Очередная стрела просвистела совсем рядом, но целились не в неё. Серебряный наконечник пронзил Белле голову, и вампирша, мгновенно потеряв звериное обличье, замертво свалилась на землю.

Резкие взмахи крыльев, обманные пируэты, повороты — так она прежде не танцевала! Страх опережал рассудок, Мира летела вверх, не думая. Наконец остановилась. Эрик кружил недалеко от неё.

Охотники вышли из-под свода деревьев. Две тройки — отряд. Лица были закрыты масками, простая удобная одежда сливалась по цвету с сумерками. Арбалеты, кинжалы, мечи, вода из Источника — против вампиров сегодня был обращен весь арсенал средств.

— In nominae Patris, et Filii, et Spiritus Sancti, — услышала Мира.

Один охотник склонился над Беллой. Мира слышала об этом ритуале, но видеть действо её не доводилось. Охотник вонзил серебряный кинжал Белле в сердце. Слабо шевелившееся до сих пор тело замерло, и он сбрызнул вампиршу святой водой. Последовавшая за этими каплями реакция была ужасной: тело сгорало изнутри, пожираемое собственным проклятием. Через мгновение от великолепной вампирши осталась кучка пепла.

Побелевшая, с огромными, казавшимися чёрными, глазами, Донна, Низшая, медленно отступала по центральной дорожке, разведя руки, точно балансировала на канате. Она боялась повернуться к врагам спиной, боялась стрелы в спину… Двое подхватили её под руки, и она не сопротивлялась.

— Легче, она не похожа на carere morte! — крикнул кто-то из охотников.

— Сейчас проверим, — улыбнулся один из тех, кто держал Донну и плеснул святую воду девушке на платье. Донна завизжала, раздирая мокрую, просевшую в тело ткань ногтями, и кожа на пальцах лопалась, сползала как перчатка.

— Вампир, — резюмировал охотник. — Ты ошибся, Аспер.

Эрик сделал движение, словно хотел броситься вниз, но те, кто стерёг взлетевших, немедленно отреагировали. Вампир едва увернулся от сети. Сделав ещё один отчаянный круг, он умчался прочь. А Мира продолжала бестолково метаться.

"Алан!"

Он уже пришёл в себя. Двое схватили его и держали за руки. С ритуалом слуги Ордена на сей раз не спешили. Один из охотников всё спрашивал вампира о чём-то. Алан молчал. Его взгляд, улыбка были рассеянными, а брови сведены, точно он силился что-то вспомнить или…

"Проснуться?"

— Нет! — жалобный, совсем детский крик Донны. — Эрик?! Нет, нет, нет! — И охотник, читавший молитву, остановился. Но другой хмуро указал на тело несчастной жертвы вампиров, ещё живой, около которой хлопотала какая-то охотница, и ритуал продолжился.

— Нет! Нет! — отчаянно, не веря. Этот слабый крик не способен отогнать смерть, он теряется, затихает в пустоте. Вот серебряный кинжал пригвоздил Донну к дереву, и крик оборвался. Завидев в руке другого охотника кинжал, который был направлен Алану в сердце, вампирша взвыла и, забыв об осторожности, ринулась вниз. Тут же её накрыла сеть. Мира рухнула прямо под ноги охотнику, пленившему её.

Сеть держала некрепко, но вытягивала силы. Мира замерла. Одно движение — и её убьют, как Беллу… Она затихла, склонив голову, из последних сил цепляясь за чудовищное обличье. Отпустить его означало конец.

— Безрассудно, — промолвил охотник над ней. — Похоже, это её хозяин, — и обратился к тому, с кинжалом. — Заканчивай скорее ритуал.

Мира встретилась взглядом с Аланом, увидела лишь пустоту в его глазах, и её начала охватывать паника. Слова молитвы звучали и для неё, каждое — острый нож. Она вздрагивала как от ударов.

"Не боятся! Думать! Думать!" — "Алан! Алан!" — Она тяжело глотала воздух. Гулко стучало впервые за три года по-настоящему проснувшееся сердце.

Алан пытался вырваться, но безуспешно. Вот он рванулся в последний раз, но, видимо поняв, что уйти от удара кинжалом не удастся, перестал сопротивляться, расслабленно закрыл глаза, чуть приподнял голову и… захохотал.

Вот она, Бездна! Этот безумный смех куда больнее слов молитвы… Но скоро — очень скоро! — он оборвался, и новая незнакомая боль пронзила сердце вампирши тонкой холодной иглой. Мира рванулась к Алану отчаянно, уже безнадёжно: охотник плеснул святую воду в его лицо, оскаленный в улыбке безумца рот, и — о чудо! — ей удалось скинуть сеть, не потеряв своих крыльев. Она оттолкнула опешившего охотника. Наверное, то сила любви несла её.

Кинжал в руке охотника, только что бывший у вампира в сердце, вновь сиял нетускнеющим серебром. Алана больше не было. Его сожрало Ничто, лишь пригоршня пыли сверкнула в лунных лучах и пропала. Мира отпрянула и рванулась вверх под общий вопль: "Держи!", помчалась прочь. Она задыхалась, не видя ни земли, ни неба. Это и её убили только что…

Ей думалось, что она удирает от Бездны.

— Лети-лети! — кричал ей вслед кто-то из охотников. — В следующий раз побеседуем!

Мира устало поднялась и побрела к себе наверх. На Винсента она больше не обернулась, но образ маленькой фигурки, пылающей солнцем, стоял перед глазами. Ушли все думы, все сомнения. Она разобралась, зачем лжёт и чего боится. Но вернулась знакомая тревога, поселившаяся в ней с великой ночи, Королевы всех ночей — ночи смерти Избранного и потери Дара.

"Мне уже безразлично, заслужу ли я право называться Бессмертной, и вовсе не важно, как близко к трону Владыки я подберусь! Сияющая кровь, отнимающая силы вампира — вот признак Дара, но я боюсь проверить тебя, малыш. Я отворачиваюсь, когда вижу хоть крохотную царапину на твоей тонкой горячей коже. Я боюсь узнать в тебе Избранного. Я не желаю тебе судьбы Великого. Ты не узнаешь нашего проклятия. Ты не погибнешь, как тот, на кого ты так похож. Ты не сгинешь в Бездне".

 

Глава 8 Либитина

Минуло пять лет, а загадочный Избранный оставался невидимкой. Вся Карда была проверена дважды, самый многолюдный и перспективный Патенс даже трижды. Никаких слухов, никаких следов! Но Владыка был вполне доволен группой, рассыпая сентенции, вроде: "Подходящий нам Избранный объявится сам", и "У нас всё ещё есть вечность на его поиски".

Третий тщательнейший обход Патенса был начат на излёте осени и должен был закончиться весной. Время ночи постепенно сокращалось и также медленно, но неуклонно, таяла неизученная территория города. Друзья медлили, как могли, понимая, что скоро им придётся огласить неутешительный итог, и всё же к майским грозам им осталось пройти последний отрезок последней улицы Патенса.

Пятёрка carere morte спешила домой. Они забрались высоко: тучи, собирающиеся пролиться дождём перед рассветом, были далеко внизу. Мира летела впереди всех. Сегодня она не жалела сил и словно задалась целью опередить грозу. Гектор замыкал группу. Он не сводил глаз с маленькой фигурки впереди. Точно кукла, ведомая тем же кукловодом, он повторял все её пируэты: и страшные, как во сне, падения и лёгкие, будто на одном вдохе, взлёты. Патрик, заметивший странную синхронность двоих, усмехался под маской чудовища.

Почуяв реку, вампиры нырнули в тучи и полетели над ней, разрезая тёмную воду концами крыльев. Они остановились под широкой аркой Нижнего моста.

— Здесь расстаёмся, — скомандовал Гектор. — Завтра расходимся по квадратам. Патрик, помнишь свой?

— Двадцать девять — и до конца улицы.

— Селена?

— То же самое, только в зеркальном отражении. Другая сторона улицы…

— Когда закончим улицу, предлагаю ещё раз проверить монастырь в южном Патенсе, — быстро сказала Мира и, не дав Гектору возразить, вызвалась. — Я пробью дыру в защите здания, а вы за мной. Как в прошлый раз.

Вако опять возомнила себя главной. Гектор нахмурился, ничего не сказал. В последние месяцы поисков их отношения в группе неуклонно ухудшались: он язвил — она дерзила в ответ, они не сходились ни в одном мнении, ни в одном плане и подвергали жёсткой критике идеи друг друга. При этом и он, и она старались максимально использовать своё влияние в группе, и бедные Патрик, Селена, Алиса вынуждены были подобно флюгерам вертеться то в одну, то в другую сторону. Каждое утро, когда группа расходилась по домам, они радовались избавлению друг от друга…

Так было и на этот раз. Скупо попрощавшись со всеми и едва кивнув недругу, Вако первой скрылась в верхних районах города. Умчались домой Селена и Алиса, Патрик отправился на охоту. Гектор же вначале свернул к Пустоши, где в фундаменте бывшего дворца Макты было дневное убежище бездомного вампира. Но у церкви Микаэля на границе живого и мёртвого города он, убедившись в отсутствии слежки, резко повернул на север.

Теперь он летел низко, рискуя быть замеченным. Отыскав Карнавальную улицу, вампир полетел вдоль неё, пока внизу не показалось здание банка. Здесь он свернул направо и в три взмаха широких крыльев достиг дома Вако.

Под ещё вежливым рокотом начинающейся весенней грозы белый особняк безмятежно спал. Окно в спальню вампирши было затворено, в детской на противоположной стороне дома плотные шторы были тщательно задёрнуты. Но Гектор всё равно простоял у чужого дома почти до самого рассвета.

Привычно отрешившись мыслями от ожидания, он перебирал в памяти все возможные ответы на главный для него вопрос: "Какая тайна связывает Избранного и Дэви?"

Гектор был уверен: Владыка чего-то не договаривал каждый раз, когда рассуждал об Избранном. Сначала он думал, что дело в страхе перед Низшим, Конором, потом поднял самого себя на смех: глупец! Мира права, Дэви ничего и никого не боится. Но что он скрывает, если не страх?

Узнать это было важнее всего. Владыкой вампиров будет тот, кто даст carere morte нового Великого — эта мысль сверкнула молнией ещё пять лет назад, когда Гектор узнал о поисках. И следующая мысль: "То есть Владыкой может быть и не Александр Дэви…" Но, во внезапном приступе подозрительности, Гектор постановил не предпринимать никаких действий, пока он не узнает тайну Владыки, и занялся конструированием плана.

Гроза началась. Вспышки света поочерёдно выхватывали деревья сада. А Гектор всё вглядывался в темные окна дома Вако. Он оставил размышления о тайнах Владыки и обратился к самому слабому месту своего плана.

Даже, если он подчинит себе Великого и свергнет Дэви, сметёт всё его гнилое окружение — ничто не защитит самопровозглашённого Владыку от грозной силы, что томится в столице, что распирает Дону изнутри…

Эта сила — Низшие.

Его собратья Высшие презирали их, "паразитов дневного мира", Гектору же за этим презрением давно мерещился страх. Да, Низшие слабее физически и не способны принимать облик крылатого зверя, но у них его преимущество. Огромное преимущество.

Разум, свободный от Бездны.

Ветер хлестал город плетями из струй воды. Холодный, какой-то осенний дождь обрушился на Карду. А за вечно незапертыми воротами дома Вако остановился экипаж, темноволосый молодой человек в элегантном дорогом костюме вышел из него и, невзирая на дождь, двинулся к Гектору. Леонард Претер. За его обращение недавно боролись владыки бессмертных: Конор и Дэви. Победил Конор — Леонард предпочёл Низших.

— Назначить встречу в чужом саду — это так по-дикарски! — Леонард смеялся, немного нервно. Гектор повернулся к нему, окинул дружеским взглядом. Он ещё помнил время, когда сам был таким же свободным Низшим.

— Низшие, как и дикари, не различают границ чужих территорий, — произнёс он. — Но, Леонард… Дэви сейчас наверняка скрипит зубами от злости: потерять такого кандидата — сына оружейного магната! Скажи, Претер, ты намеренно злил Владыку, водя его за нос обещанием принять именно его кровь?

Такого вопроса Леонард не ожидал. Молодой Низший нахмурился:

— Что, Дэви так зол на меня? Недостатка в кандидатах он не испытывает…

Гектор улыбнулся:

— Не бойся, Леонард. Может быть, моими и Конора стараниями через десять- двадцать лет в мире вовсе не останется ни Владыки, ни его Высших… Я найду Избранного и отдам его не Дэви — Конору. А кто владеет Даром, тот диктует условия миру carere morte.

И он начал говорить. Он впервые облёк свою мечту в слова, и они звучали удивительно ясно и уверенно. Он рассказывал Леонарду о новом мире, где будут сосуществовать смертные и Низшие. Где не будет Высших и Бездны, которую они тащат за собой. А Низшие, понимающие, что они слишком приблизились к черте, отделяющей их от чудовища Высшего, будут добровольно уходить из жизни…

"Идеалист! — он словно услышал усталый голос вампирши Вако. — Кто из бессмертных, пусть Низших, в здравом уме откажется от жизни?"

"Мои родители, — уж привычно возразил Гектор внутреннему спорщику, не впервые вещающему голосом Миры. — Они приняли каплю бессмертия тридцатилетними, вскоре после моего рождения. Через двадцать лет им пришлось оставить все свои занятия и знакомства: слишком заметна стала их молодость, осенью не бывает весны. Последние десять лет они прожили в уединении. Первое разбитое зеркало стало им сигналом. Они умерли в один день, как в доброй сказке".

Леонард слушал с неослабевающим вниманием. Гектор видел — с каждой его новой уверенной фразой та же идея закрепляется в голове юного Низшего. И ему всё больше нравилось, как эта мечта сияет, отражаясь в чужих глазах — глазах первого из его сторонников.

За грозой вампиры едва не пропустили рассвет. Дом Вако по-прежнему был тих. Леонард уехал, и Гектор заторопился на Пустошь. Он знал, что вернётся сюда завтра. И послезавтра…

Следующим вечером группа разбрелась по Патенсу в поисках неуловимого Избранного, лишь Гектор не появился на назначенной ему улице. Пока друзья дегустировали кровь возможных Избранных, вампир с безмятежной полуулыбкой гулял по центральной площади Карды. Когда пробило одиннадцать, он направился к театру, отделённому от площади небольшим сквером.

Последнее представление закончилось, и к зданию начинали съезжаться экипажи. Гектор занял удобный наблюдательный пост на ступенях и внимательно изучал всех, покидающих театр.

Он искал одного. Сarere morte, наводящего ужас на весь север. Люди знали его под именем Нефандус. Или Либитина.

Одно имя мужское, другое женское…Странность объяснялась просто: этот вампир был хозяином. И он был из тех хозяев, что предпочитают скрывать своё истинное лицо за личинами кукол. На севере, далеко за Кардой, в лесах у подножья гор было его убежище-лабиринт. Немногие знали, как он выглядит — вампир не покидал лабиринта, хотя его куклы часто наведывались в самый большой город Термины — Карду.

Нефандус прежде служил Дэви. Он управлял замком Владыки, как сейчас Оскар. Потом был изгнан. Причина изгнания за сотню лет потерялась, а сам Дэви хранил презрительное молчание. Но Нефандус, как и Кларисса-пророчица, знал ответы на все вопросы. Его архив наблюдений, собранный за полтора столетия, занимал несколько комнат.

Помимо сбора сплетен Нефандус увлекался театром. Особым театром… Ненавидящие считали его помешанным, безразличные называли чудаком. Нефандус прославился своим кукольным театром, где он был и сценаристом, и режиссёром, и кукловодом, и зрителем, для которого разыгрывалось представление.

Гектор пропускал одиноких людей, он останавливал своё внимание на парах и группах. В отношении любого из старейших-хозяев это выглядело бы странным, но только не в отношении Нефандуса. Безумный кукловод разыгрывал свои странные пьесы прямо на улицах города и всегда со многими участниками. Сейчас Гектор уже заметил двух — чёрную птицу, притулившуюся под крышей театра, и серую трущобную кошку, жмущуюся к дверям служебного входа — да-да, Нефандус не брезговал и животными. Определить, что зверь и птица не принадлежат миру живых было довольно сложно — перфекционист Нефандус не забывал про дыхание и влажный блеск глаз, но черты хозяина, обладающего разумом, проступали в звериных мордах, и бессмертные могли это заметить. Было холодящее ощущение присутствия чужой воли в мелких созданиях…

По ступеням спустились трое — невысокий господин с такой же маленькой женой, и дама, подруга семьи. Они тепло, хоть и быстро попрощались и разошлись. Все трое были куклы Нефандуса, Гектор ясно видел на них печать одного страшного хозяина. Нефандус был мастером своего дела и не допускал промахов, как Сесилия, чьи куклы отражали её эмоции, или Гелер, который, хоть и стремился к полной обезличенности своих созданий, всё же неосознанно наделял их одинаковыми резкими, тонкими чертами — один и тот же карандашный набросок на белой бумаге… И всё же в этих трёх чувствовался один. Кукловод огромной тенью нависал над ними.

"Един в трёх лицах", — съязвил Гектор.

Он выбрал подругу семьи, эффектную леди лет тридцати. Было заметно, что эта кукла изготовлена очень давно: чудесная фарфоровая кожа при внимательном рассмотрении более напоминала тонкий слой эмали. Тело, обряженное в дорогое платье, было жёлтым телом мумии.

Дама взяла извозчика и укатила. Возница — отметил Гектор — был случайным смертным. Птица снялась с места и полетела за экипажем. Тогда вампир, не теряя времени, отступил в тень колонн и преобразился.

Выходящие из театра его всё же заметили. Раздались не испуганные, скорее удивлённые возгласы… А вампир был уже далеко. С высоты он следил за игрушечным экипажем. Похоже, дама спешила не домой, в лесное убежище, — её целью был юг города, оживленный район. Гектору следовало действовать быстро.

В уме он тысячу раз покручивал варианты первого разговора с Нефандусом. Желающие получить сведения приходили к его убежищу и застревали в лабиринте, предваряющем вход. За столетие лишь нескольким счастливчикам удалось вырвать у хозяина нужные сплетни. Гектор же сразу отринул лабиринт. Он не рассматривал варианты, грозившие проигрышем.

Вампир, резко сложив крылья, упал на дорогу перед экипажем, где скинул чудовищную маску. В обличье человека он вскочил к вознице и свистящим шёпотом приказал: "Слазь!"

Гектор подкрепил свои слова пистолетом, приставив его к голове возницы. Человек предпочёл послушаться.

Дама, барабанила в окна и кричала, но попыток выбраться не делала. Оставшись за извозчика, вампир едва сумел удержать вожжи. Лошадь, уже растревоженная странной пассажиркой, окончательно взбесилась от усилившегося запаха неживого, понесла.

Укротив животное, вампир обернулся и задвинул створку окошка между возницей и пассажиром. Кукла затихла и с похвальным для старейшего любопытством глядела на наглого смертного, осмелившегося сорвать представление. Нефандус не терпел, когда в его пьесу вмешивались посторонние, но иного способа завладеть его вниманием Гектор не видел. Грохоча и покачиваясь, повозка понеслась по разбитым мостовым.

Он остановился за церковью Микаэля на Пустоши. Здесь кончался живой город и начинался мёртвый: невдалеке белел фундамент какого-то здания, разрушенного триста лет назад, а слева за частоколом деревьев просматривалось городское кладбище.

Дама в карете молчала. Быть может, хозяин всё же оставил куклу? Гектор отрицательно покачал головой, убеждая сам себя: нет-нет. Птицу или мышь он бы оставил, но холёное, красивое тело? Шелк и бриллианты — слишком дорогая игрушка.

Дама молчала, и тишина начинала раздражать вампира. Гектор потянулся, чтобы отворить окно. Он сжал створку и вложил в ничтожное усилие столько злости, что дерево хрустнуло, сломалось. Вампир чертыхнулся. Дурная, не приличествующая бессмертному порывистость принесла ему немало бед в юности.

Дама вжалась в угол сидения. Тёмные глаза лихорадочно блестели в темноте.

— Этот безнадёжный Эдвард решил меня украсть! Что ж… Сообщите ему, что я не выйду из кареты, — надменно произнесла она, отлично играя голосом и лицом… Увы, играя!

"Она продолжает пьесу", — отметил Гектор и снова выругался про себя. Мало украсть куклу! Её нужно ещё разговорить, выбить из образа, утверждённого для неё хозяином на эту ночь!

— Платье и камешки мне — и брысь отсюда, — мрачно повёл не свою роль вампир, и кукла задохнулась от возмущения: такая реплика в пьесе Нефандуса не значилась. Неприятный поворот событий!

Остался один способ заставить пассажирку снять маску — сыграть на чувстве голода хозяина, утомляемого содержанием многих рабов. На таком расстоянии от лабиринта, полуслепой Нефандус вполне мог принять бессмертного за смертного, тем более что сердце Гектора сейчас так и заходилось от волнения. И вампир нарочно повернулся к даме боком. Потом, прилежно играя добычу carere morte, он вовсе отвернулся, якобы случайным движением приоткрыл беззащитную шею.

Дама странно затихла, и на мгновение Гектор испугался, что Нефандус всё-таки решил оставить это тело. Но женщина рванулась вперёд. Руки мертвеца пробили стекло, цепко схватили человека. Гектор ощутил краткое холодное прикосновение острых клыков к шее… и кукла отпрянула и забилась, удерживаемая за запястья сильными руками.

— Либитина… Властительница мёртвых, — задыхаясь от неподдельного, ненаигранного восторга зашептал вампир. — Не фиглярствуй… Недостойно королевы мёртвых… Откройся мне!

В глазах куклы полыхнула ненависть, сравнимая по испепеляющей силе с солнцем:

— Кто ты такой, чтобы я…

— Богиня! Я отниму лишь мгновение.

— Ты умрёшь сегодня, бессмертный!

— Не торопись! Я могу дать тебе, Либитина, много-много великолепного м-м… материала.

Дама, казалось, успокоилась, и Гектор отпустил её.

— Я не от Дэви. Я ему враг. Ты знаешь о поисках Избранного, что ведёт Владыка? Я из группы его ищеек.

— Ты в группе ищеек Дэви и ты не от Дэви? — на губах куклы отразилась усмешка хозяина.

— Я ему враг, — вновь повторил Гектор.

— Мечтаешь забрать Избранного себе? — кукла широко, плотоядно улыбнулась, показав высохшие мёртвые дёсны и желтые оголившиеся зубы, провела язычком по кромке зубов. В глаза вампиру неприятно бросились её клыки — размером не больше человеческих, но острые, похоже, подпиленные каким-то инструментом.

"Ах-да, у кукол не растут клыки. Можно залатать раны, но мёртвое тело не заставишь вырастить недостающий орган, — запоздало понял Гектор и тут же вспомнил о странном обычае людей севера: они хоронили своих покойников с вырезанными глазами и сердцем. — Видимо, чтобы их мертвецами не смог воспользоваться Нефандус".

— Что тебе нужно от меня? — дама прищурилась.

— Сведения. Мне нужна истинная история Великого вампира. Я знаю, что ты знаешь её, богиня. Взамен… — Гектор перевёл участившееся дыхание и невозможным усилием воли заставил замолчать бешено бьющееся сердце. — Взамен я подарю тебе всю Карду. Каждого жителя. Лучшие будущие экземпляры твоей коллекции кукол! Подробное описание внешности. Особенности защиты дома. Пути проникновения в жилище для carere morte. Вкус крови… Эти сведения я собирал пять лет.

— Сведения точные? — в глазах дамы вспыхнула заинтересованность.

— Да. Мы перепроверяли всё дважды. Расскажи мне историю Великого и получишь подробную э-э… персональную карту Карды.

— Карта у тебя с собой?

Гектор усмехнулся.

— Нет, королева. У меня в убежище. Это недалеко, я укажу путь. Прикажи своему рабу — он доставит. Только сперва расскажи…

Кукла сверкнула глазами:

— А ты всё продумал…

— Гектор.

— Гектор. Но если я солгу?

— Я умею различать ложь.

Минута прошла в молчании. Собеседники изучали друг друга. Краем глаза Гектор заметил знакомую птицу — чёрный силуэт на верхушке дерева на краю кладбища. Но вот кукла устроилась поудобнее на сидении и начала:

— Что я могу рассказать о Великом? Это случилось во времена, когда вампирами правил некто Улисс Алитер. К Владыке пришёл юноша и попросил бессмертия. Было это незадолго до Бала вампиров — ночи инициаций, и Алитер согласился. Он пожелал обратить его в ночь Бала, и бал обернулся трагедией. Инициация смертного убила Владыку. Его тело иссохло, будто века провело в земле, юноша же стал Великим вампиром, сильнейшим из всех. Лишь Дэви сумел укротить его. Дэви и Великий развязали войну за Карду. Орден был изгнан. Охотники ушли в Дону, и вампиры праздновали победу. Только Великий пробыл с ними недолго: его голод и жажда убийств были неутолимы. Он ненавидел своё существование и однажды вышел на солнце, пренебрегая законом. Говорят, всё потому, что тот Великий был обращён против воли… В последний момент тот юноша, Избранный, отказался от предлагаемого бессмертия, и тогда Алитер заставил его силой. Владыка напрасно отверг старое правило: инициация должна быть добровольной.

— Это известно всем, — нетерпеливо сказал Гектор. — Мне нужно другое.

— Что?

Вампир обескуражено молчал. Действительно, что? Как чётким вопросом очертить контуры своего расплывчатого, туманного недоумения? Какую тайну скрывает Владыка?

— Владыка никогда не говорил, кто будет инициировать Избранного, — нашёлся он. — Мои юные друзья уверены, что он заставит кого-то силой. А что думаешь ты, Либитина?

Вампирша облизнулась как кошка:

— Не гляди на меня с таким страхом, милый, смешной Гектор. Лучше бойся Зеркальной галереи Дэви! Просто я очень люблю кукол. Ты видишь, как я берегу их. Либитина думает… думает, что Владыка желает сам осуществить эту инициацию.

— Что?!

Лёгкий, полушутливый вопрос, нацеленный лишь на то, чтобы разговорить собеседника, внезапно обернулся крушением всех представлений об Избранном, Даре, целях Владыки. Это было какое-то безумие.

— Какое-то безумие… — пробормотал Гектор.

— Никакого безумия! Алитер не погиб при инициации, Гектор. Его тело разрушилось, но дух накрепко связался с Даром, перешёл в него. Ты задумывался, почему Дар часто называют проклятым? Проклятие Избранного — частица Алитера, она до сих пор в Даре, она теперь подлинно вечна.

— Наш Владыка безумен.

— Только лишь умён. И горд. Ему давно мало бессмертия carere morte! Он мечтает о другом — подлинно вечном, неуязвимом. Ему стала мала оболочка языческого бога — она слишком телесна. Дэви надеется стать богом другой, не юной — зрелой религии. Властительным духом…

Нефандус прервался. Вновь облизнулся и вдруг спросил:

— Ты мне веришь?

— Да, — прошептал Гектор. — Да, теперь я всё вижу ясно.

Быстрым движением он достал из неприметного кармана сюртука конверт, протянул даме в разбитое окно.

— Твоя карта. Она была у меня при себе, я обманул. Зачем тебе знать, где моё убежище?

Не дав Нефандусу опомниться, он преобразился и немедля взлетел. Птица последовала было за ним, но скоро отстала, потерялась.

Кружным путём Гектор возвратился в своё убежище. Это была небольшая прямоугольная камера, в которой едва помещались постель, один стул, книжные полки и простой светильник. Постель представляла собой узкую яму глубиной и длиной в рост человека, выстланную тонкой тканью и наполовину закрытую сверху каменной плитой. Вампир пользовался для сна ямой, а не гробом по привычке, доставшейся от родителей-Низших: считалось, что холодная постель продлевает молодость и позволяет дольше оставаться сытым.

Вампир снял сюртук и улёгся. Он вглядывался в грязно-серую пустоту потолка камеры и размышлял. То, что он узнал от Нефандуса, растревожило, взволновало его.

Бессмертный дух взамен бессмертного тела? В отличие от Дэви, он испытывал отвращение к такому исходу инициации Избранного. Он отпустил на волю воображение и попытался представить, кому он доверит эту роль, когда придёт время. Да, такое пожелать способен разве что кто-то из старейших, уставший от мира и тела, но всё же цепляющийся за жалкое подобие жизни с отчаянностью старика! Ибо не было в этой вариации бестелесной вечности ничего, близкого любой из религий. Один больной, безумный страх перед конечностью существования!

"Дух вампира, управляющий телом Избранного — это напоминает отношения кукловода и куклы, — Гектор усмехнулся. — Может, Либитина, Владычица мёртвых, пожелает этой доли, когда придёт время?"

На мгновение он отвлёкся, попытавшись представить истинное обличье своего интересного собеседника. Кто таится там, за лабиринтом? Старый, выживший из ума кукольник? Непризнанный драматург? Дитя, не наигравшееся в куклы?..

Гектор поморщился, представив все эти фигуры, и вернулся к оставленным мыслям.

"Владыка устал от власти, от ответственности. Он готов уйти, бросить всё, стать духом, пролетающим мир насквозь, не касающимся материи"…

"Тем лучше, — холодное заключение. — Тем легче Дэви сдастся мне".

"Сдастся мне", — впервые он проговорил это про себя. Фраза понравилась вампиру. Это была не грёза, не мечта — зримое воплощение вполне реальной надежды.

"Владыка Низших, мой будущий союзник, появится в Карде перед Весенним балом, — уже совсем спокойно рассудил он. — Но к Валерию Конору нельзя идти, не имея козырей в кармане. Значит, до его прибытия мне нужно разыскать Избранного…"

Смелый план был вполне осуществимым: кандидат в Избранные был только один.

Он едва дождался следующих кратких весенних сумерек и отправился в город. Он летел хорошо знакомым путём — к дому Вако.

Племянник Миры оставался единственным жителем Карды, чью кровь Гектор не попробовал на вкус. В первую проверку Мира соврала, во вторую отправила сестру с сыном погостить куда-то в столицу. И часто в сумерках или хмурым зимним утром следивший за домом Гектор ловил на себе не по-детски внимательный, пронзительный взгляд десятилетнего ребёнка, хотя ни один смертный не мог бы различить carere morte среди теней сада. Похоже, Вако действительно было, что скрывать!

Дом не спал. Жёлтым, нервным цветом мерцали окна гостиной. Гектор заметил в комнате двоих: Миру и её маленького племянника. Устроившись в большом кресле у камина, они вместе читали книжку. Их головы соприкасались, волосы, одинаково золотящиеся в отблесках пламени, смешались. Лицо Миры, освещённое тихим пламенем очага, казалось прекрасным и неприлично, отвратительно живым для carere morte. Гектор смотрел на неё и чувствовал, что внутри поднимается холодная, тяжёлая волна ненависти…

…Ревности?

Он давно видел в вампирше отличную будущую компаньонку, и их постоянные ссоры только раззадоривали его. Ему даже грезилось, что их пара способна затмить Адама Митто и Хелену… Гектор был осведомлён об истории любви Миры Вако, но сначала легкомысленно посчитал, что ему не помешает её увлечение. "Ему вовсе не нужна послушная кукла, все мысли которой заняты лишь им одним", — убеждал он себя. И всё же сейчас… ревновал?

Ему было знакомо это чувство. Несколько лет назад оно уже приводило его на край пропасти. Ослепший от злости, он совершил деяние, сделавшее его Высшим, и его смертная пассия, немедленно покинула его, сгинула, растворилась где-то среди ярких красок дневного мира. Он поклялся не допустить повторения ошибки. "Страсти смертных губят бессмертных", — часто повторял он случайно услышанную от одного из друзей отца фразу. Что же сейчас?

Мира, улыбнувшись чему-то, начала неслышный рассказ. "Глупо! — оборвал себя Гектор. — Очень глупо! К кому ты ревнуешь? К десятилетнему ребёнку? Посмотри: он ей как сын. Мира играет в мамочку, и всё. Это другая любовь. Мальчишка — дитя её души и тебе не соперник".

"А мальчишка быстро растёт, — тут же отметил предательский внутренний голос. — Ты уже ясно представляешь его взрослым, не так ли? И кем тогда будет ему она? Матерью? Другом? А если… любовницей?"

Сейчас Гектор был готов сам инициировать мальчишку-Избранного, заместить его душу своей, только бы досадить Мире.

Он чуть подался вперёд и почувствовал сопротивление уплотнившегося воздуха. Защита дома! Вампир снял перчатку и коснулся её ладонью, потом надавил. Невидимая стена колыхнулась, будто занавесь, но не исчезла. И Гектор, выведенный этим происшествием из глупого мечтательно-рассеянного состояния, отбросил грызущие мысли о связи двоих, невинно смеющихся над какой-то книжной историей.

"В этот дом сложно будет проникнуть, — отметил он. — Попробую поймать мальчишку где-нибудь на улице".

Вампирша бросила взгляд на часы и спешно прервала милую беседу. Оставив несколько расстроенного мальчика в одиночестве, она легко взбежала наверх. Несколько минут Гектор следил за трепещущим пламенем свечи в комнате, где Мира переодевалась в дорожное платье. Потом покинул сад и быстрым шагом дошёл до здания банка на перекрёстке улиц. Здесь он развернулся и, выждав минуту, уже неторопливо пошёл обратно.

Мира шла навстречу. Поравнявшись с вампиршей, Гектор вежливо поклонился, и она, будучи в прекрасном расположении духа, впервые за несколько лет доброжелательно улыбнулась:

— Что ты хмуришься, Долус? Я даже не опоздала.

— Вчера закончили Патенс. Всё пусто.

— Да… — девушка вздохнула. — Может быть, сегодня пошалим в монастыре, как я предлагала?

В глазах Миры мелькнула любимая им чертовщинка, и Гектор сдался:

— Что ж, веди. Это будет достойное завершение поисков.

На перекрёстке они соединились с группой из трёх теней и, махнув единым крылом, скрылись в ночи.

 

Глава 9 Вызов

Ночь за ночью, то короткие, то длинные — время летело вперёд. В Карде годы проходили незаметно: немногое менялось. Мира отметила своё двенадцатилетие… Казалось, ничто не обещает перемен.

Наступало лето. Солнце нехотя скрывалось за горизонтом, ненадолго уступая царство светлой летней ночи. Тёмно-синее небо едва успевало почернеть, едва успевали засветить яркие летние маячки звезд, как великолепие ночи начинало растворяться в жёлтой полосе восхода… И приходил новый день.

Дом Миры пустовал. Агата уже неделю гостила в столице у Линтеров, родственников по мужу. Слуги же никогда надолго не задерживались в доме Вако: опять, едва хозяйка уехала в Дону, все, должно быть, сговорившись, попросили расчета. Вампирша только улыбалась.

Дожидаясь, пока Винсент вернётся из лицея, Мира затеяла приборку, но осилила лишь пару комнат. Однако она добралась до большого зала, предназначенного для приёмов и балов и давно заброшенного, и покружилась там, подняв облако пыли, готовясь к грядущему балу в замке Дэви.

Уже за полдень из лицея возвратился Винсент. Как и полагалось, зашвырнул книги на шкаф, но сегодня как-то невесело… Мрачное настроение племянника не укрылось от Миры ещё утром, поэтому она спросила:

— Что-то случилось?

— Ничего, — обернувшись, он привычно легкомысленно и рассеянно улыбнулся ей, точно всё действительно было в порядке. Вот только взгляд какой-то потерянный… — Просто сегодня был последний экзамен. Вот и всё.

Он ушёл, преувеличенно беззаботно насвистывая. Высокий для своих лет, — чёрная форменная курточка вновь была коротковата, — и худенький, светлые волосы длинны для мальчика, но на эти локоны рука не поднималась ни у Агаты, ни у Миры. Руки, — вампирша заметила, — мальчик держал в карманах, сжатыми в кулаки.

Взрослея, Винсент становился всё более замкнутым, и попытки пробиться сквозь его отрешённость наталкивались на такое сопротивление, что и Мира, и Агата быстро отступали. Поэтому Мира не стала расспрашивать, но напряжение, непонятная тревога племянника передались ей. До вечера она бесцельно бродила по дому, начиная и тут же бросая одно занятие за другим. Когда густые синие сумерки затопили улицы и листва деревьев зашептала о приближении ночи, вампирша закрылась в своей комнате и отворила ставни. Сегодня она ждала гостью.

Вот в темнеющем небе показалась фигура: большая птица? Летучая мышь? Мира узнала эту манеру. Взмахи крыльев казались слабыми, робкими, словно летящий вовсе не знал своей силы, но, если приглядеться, становилось понятно: не слабость — небрежность, за которой виден тонкий расчёт, и совсем небольшая — усталость.

С божественным изяществом, приходящим на вторую сотню лет, вампирша преобразилась и легко соскочила на пол с подоконника.

— Кларисса! — широко улыбнулась Мира. Этой гостье она была действительно рада. — Здравствуй, подруга! Как давно мы не виделись!

— Доброй ночи, Мира, — голос Клариссы казался, как и её полёт, слабым. Он был хрупким, словно стеклянным, но слова она бросала резко, не боясь, что они разобьются на тысячи осколков. — Доброй ночи, подруга — сегодня радостная ночь!

— Я редко видела тебя в столь хорошем расположении духа! — с готовностью изумилась Мира. Она всё ещё была рада встрече.

— Здесь, в Карде, я действительно дома, — всегда туманные серые глаза старейшей сейчас были ясны.

— Ты надолго остановилась в цитадели?

— Нет, увы… Только пара ночей, — вздохнула Кларисса. Она прошла в комнату, зажгла все свечи в подсвечнике — вампирша любила эти живые огоньки. — Ну, что же, рассказывай, Мира, — тихо сказала она. Серые глаза блеснули в последний раз и вновь заволоклись туманом.

Они познакомились на третий год бессмертной жизни Миры. Кларисса, старейшая, заметила юную дикарку на столичном балу и сама завела с ней беседу, а в конце бала помогла уйти от охотников. С тех пор они навещали друг друга, впрочем, нечасто, и подолгу говорили. Это были типичные отношения наставницы и ученицы: Мира преклонялась перед мудростью Клариссы, а та, одинокая — слишком одинокая! — была рада благодарной слушательнице.

Свечи сгорели почти на четверть, а Мира всё ещё не кончила рассказ:

— Особенно тяжело весной и летом. В первый год было страшно: солнце, солнце, солнце! — за тонкой перегородкой из ткани! На второй год я успокоилась, а к четвёртому полюбила рисковать. Обманывать смертных вовсе не сложно, главное рассчитать всё, каждую мелочь, и ничего не пропустить. К счастью я ещё помню, как это — быть человеком… Сейчас я несчастная девушка с навеки разбитым сердцем. Сестра уже три года навязывает мне то одно, то другое знакомство, она ещё надеется выдать меня замуж, но я всем отвечаю отказом. Зато меня обожают все бездомные собаки Карды: я кормлю их своим ужином. А когда Агате вздумывается устроить приём, я беру на себя организацию и весь вечер потчую других… Правда, пищи для поддержания сил мне теперь требуется немало, да ещё — запрет Владыки! Мне разрешено одно убийство в месяц. Каждое первое число я пирую — и до следующего питаюсь какими-то каплями, уподобляюсь Низшим. Сначала я боялась, что голод сведёт меня с ума, но Бездна дремлет. Я сильно ослабла, но это всё ещё я, — вампирша вздохнула. — И ещё я почти забыла, как это: летать! Хорошо, что в Карде можно не опасаться Ордена.

— Ты веселишься, Мира, — Кларисса никогда не улыбалась, и эта фраза могла показаться обвинением, но Мира хорошо знала подругу, — совсем как в старые времена… — её голос вновь вызвал ассоциацию с тонким, невесомым, искусно сделанным стеклянным украшением.

— Да, наверное, — скупо сказала Мира. — Как же ещё, помилуй, мне развлекаться? Поиски Дара — синекура, безусловно, но из-за своей бессмысленности на редкость утомительная! Позавчера мы отчитались Дэви об итогах: ни-че-го! Я боялась гнева Владыки, но он остался равнодушен. Теперь я недоумеваю: были ли эти поиски ему вообще нужны?

— Задание Владыки могло показаться бессмысленным, но это не так. Александр Дэви всегда славился умением так рассчитать единственный удар меча, что он разрубает все — и видимые, и невидимые узлы, — сказала Кларисса. Её голос резко оборвался — вычурная безделушка упала на пол. Мира поймала себя на том, что ждёт звона осколков.

— Я боюсь его, — призналась она. — Он как… машина.

— Он — один из старейших вампиров, — огоньки свечей, отражающиеся в стекле, поблёскивали в глазах старейшей: отражения отражений. — Один из наших богов.

— В таком случае, нам ли рассуждать о божественных планах!

— История Дара — это история становления carere morte. Разве тебе это не будоражит воображение?

Вампирша пожала плечами.

— Владыка прав, с годами я стала видеть хуже, — печально заметила Кларисса. — Слишком много дорог, слишком много имён… Так значит, светловолосый мальчик, которого я заметила в гостиной, подлетая, сын твоей сестры?

— Да, Винсент, — Мира неприязненно ожидала следующего возгласа: "Он же просто копия Алана! Что ты задумала, подруга?" Но Кларисса молчала, и она продолжила иронически, злобно:

— Все вокруг воображают, что я хочу его инициировать, что я вижу в нём Алана! То, что они похожи, даёт мне лишний повод сделать всё, чтобы Винсент не узнал нашего проклятия. Я люблю его, как сына.

— Он не твой сын. Ты вновь опасно развлекаешься, — вздохнула Кларисса. Она рассеянно следила взглядом за отражениями огоньков в стекле, и отражения отражений в её туманных глазах плясали в том же ритме. Мира затихла, ожидая пророческих слов старейшей.

— Помнишь наш последний разговор в Доне? Помнишь, что я говорила тебе тогда? — промолвила Кларисса. — Не все вампиры способны вынести вечность. Многие и многие сходят с ума, боясь дать этому название, ищут свою смерть и находят. И Бездна поглощает их, — её голос зазвенел не как треснувший бокал — как струна. — Ты же достаточно сильна и холодна, ты будешь жить долго, очень долго, однажды ты станешь хозяйкой. Но в своей вечности ты должна быть одна. Ты ещё полюбишь своё одиночество. Ты — разрушительница, Хаос любит тебя. Никто не задержится рядом с тобой. Все они сгинут — смертные ли, бессмертные: это земля рушится вокруг тебя… Я говорила тогда и повторю сейчас: не привязывайся! Беги из этого дома, пока не погубила дорогих тебе людей.

Мира опустила голову, закрылась волосами, чтобы подруга не увидела её слёз.

— Алана погубила не я. То, что ты говоришь, жестоко. Я не делала зла никому из друзей.

Улыбались лишь глаза Пророчицы, но не губы, как всегда:

— Для тебя ещё не настало время платить. Но когда оно придёт, ты вспомнишь мои слова. И знаешь…

— Что? — не зная, чего ждать, ощетинилась вампирша.

— Я могу сказать, когда придёт время платить, Мира. И это будет очень скоро по меркам бессмертных! Ты знаешь, есть люди, способные различать вампиров среди людей? Глаза твоего племянника так пронзительны! Несомненно, у него есть этот дар.

— Дар?

— Лет через пять он научится им пользоваться, и ты больше не сможешь скрывать свою суть.

— Но сейчас он…

— Не видит в тебе вампира. Он ещё мал и не понимает своей силы. Пять лет, Мира.

Вампирша долго молчала, потом засмеялась:

— Вот, опять. Кларисса, ты золото. Ты опять говоришь золотые слова. Чем мне отблагодарить тебя, подруга?

— Не стоит, — первый раз Мира видела её улыбку. — Интересная история! Сколько нитей сплетено здесь, в цитадели! Дар, планы Владыки, твои планы — компоненты взрывчатой смеси… Прощай, подруга, — она скользнула к окну, сжала на прощание в холодных узких ладонях ладонь Миры, — я замечталась здесь с тобой… Карда ждёт!

— Да, Карда, — растерянно повторила за ней Мира. — Я чем-то обидела тебя?

— Нет, — серые глаза совсем потухли, в них больше не плясали отражения огоньков свечей.

— Тогда лети, — легко разрешила Мира. — Встретимся ещё, когда-нибудь.

— Последнее: защита твоего дома хороша, но недостаточна, когда хранишь в нём такое сокровище. Займись этим.

— Хорошо…

Кларисса преобразилась, серебристые рукава платья скрылись под серыми мягкими крыльями. Бесшумный взмах — и она растаяла в ночи. Старейшая, добровольная затворница, быстро уставала от разговоров.

Мира вышла в сад. Белели дорожки, устланные… нет, не снегом — лепестками: яблони отцветали. Подул ветер, и новая порция их, похожая на конфетти, закружилась в воздухе.

— Тётушка, у тебя опять бессонница?

Мира обернулась, недовольная тем, что племяннику удалось подобраться к ней незаметно, и ещё больше — смелым вопросом:

— Что ты здесь делаешь? Иди в дом, сейчас же!

— Сейчас пойду, — покорно согласился Винсент, но не уходил.

— Ну что ты, солнышко? — Мира наклонилась к нему, чуть улыбнулась, пряча клыки. — Всё-таки, что случилось?

— Только не пугайся. Что нужно сделать, чтобы стать вампиром?

— Что за странный вопрос?

— Мы поспорили с Тони Дэртоном о сказках, — последовал быстрый, точный ответ. — Так что нужно? Достаточно, чтобы вампир выпил твоей крови?

— Нет, — Мира отчаянно желала, чтобы её смех звучал искренне, слова выговаривались с трудом. — Для этого человек должен принять каплю бессмертной крови, если верить сказкам.

Вампирша с ужасом смотрела на ребёнка.

— Значит, я выиграл, — беззаботно улыбнулся Винсент. — Спокойной ночи, тётушка.

Мира только усмехнулась: совсем никого не боится, маленькое чудовище!

"Глупый детский спор, успокойся, — и, глядя, как он уходит по тропке к дому, — пять лет, Мира. Ещё пять лет…".

Следующей ночью она танцевала на балу у Дэви. В логове Ночи собрались бессмертные со всей Термины, древнего Северного Княжества.

После гранд-марша началась первая часть танцевальной программы. Эти старинные танцы вампирша больше любила наблюдать со стороны, чем танцевать, тем более, что фигуры знала очень плохо… как и большинство присутствующих: танцующих было немного.

Мира прогулялась в коридорах близ главного зала, нашла Алису Тэрре и Селену Ингенс и завела с ними беседу. Алиса была грустна. Она равнодушно подавала реплики, то и дело бросая печальные томные взгляды в сторону балкона. Там в одиночестве скучал Владыка. Мира поглядела на Дэви и вздрогнула, вспомнив Зеркальную галерею.

— Неужели ты совсем-совсем не боишься его? — не удержавшись, спросила она вампиршу. Алиса на секунду смешалась, но ответила резво:

— Господина боится тот, кто боится своей сути. Сути Тьмы… — путано объяснила она и поглядела с превосходством. Её причёску венчала не то диадема, не то тиара, алое платье с пышной юбкой оказалось самым ярким на этом балу. В глубоком вырезе лифа притаился паук из драгоценных каменьев.

"Фанатичка", — печально подумала Мира.

— Надеешься стать его фавориткой? — засмеялась она вслух. Непонятно почему, захотелось уязвить Дэви, пусть он и не услышит. — Все старейшие бесполы. На третьей сотне лет забываешь о влечении полов. Тебе не стать его любовницей, Алиса.

Девушка непобеждено усмехнулась, и Мира оставила ее. Скоро она добралась до Владыки. Дэви уже был не один. Рядом Мира заметила Валерия Конора.

— Разве о многом мы просим? — это говорил Конор. — День, только день, всё равно вам, Высшим, он не принадлежит. Согласитесь с владычеством Низших днём, а ночь… Ночь мы оставим вам! — его голос набрал силу, неожиданную для Низшего. Он почти перекрыл грохот оркестра…

Дэви не ответил. Облокотившись о перила балкона, он смотрел в зал, где танцующие пары — мужчины в чёрном, женщины в красном составляли один узор за другим, картину за картиной. То сложные круги, то пёстрые цепи, то диковинные красно-чёрные цветы… Древний, забытый людьми танец, который давно танцуют лишь бессмертные.

Вальсовую часть бала Мира танцевала с Гектором Долусом. Сегодня он был вежлив и молчалив, она — покорна и мягка, и старые разногласия были забыты. Они кружились в танце, долго молчали, с удивлением понимая, что всегда нравились друг другу.

Темп ускорялся, обещая скорый переход к полькам.

— А что, Мира, — спросил Гектор во время особенно быстрого променада. — Не пора ли нам бросить воевать и подписать перемирие? Скрепить будущий союз можно в Доне, — очередной фигурой танца он воспользовался, чтобы привлечь её к себе поближе, и вампирша вовсе не была против. — Вы давно не были в столице, леди, как и я. А Орден по нам скучает… Поиски завершены, Владыке мы пока не нужны, так возвратимся в Дону и покажем наглым Низшим, кому принадлежит власть над миром Ночи.

— Вернуться в Дону? — слабо спросила Мира. — Нет, мне хорошо здесь. Можно отдохнуть в столице пару месяцев, но только, если ты прекратишь язвить, Гектор. Хотя бы язвить! — она лукаво улыбнулась помимо своей воли.

— Миледи, — он смеялся, — я обожаю вашу манеру общения! Мы составим, — прошептал он ей в ухо, — прекрасную пару…

— Как ты скор!

— Мне жаль тратить вечность на пустые разговоры! — отрезал вампир. — Ну же, Мира…

Мира поглядела ему в глаза, и в пустых дырах его зрачков ей померещилось бурление огромного моря. Вампирша струхнула и отвела взгляд.

— Любовь отнимает так много сил, Долус! — с сожалением проговорила она.

— Разве?

— Да…

— Разве речь о любви?

Она рассмеялась и ничего не ответила. Померещилось… Звонкий смех, задорная улыбка, дразнящий и манящий взгляд — вот всё, что сейчас от неё требуется.

На следующий длиннейший котильон Мира сбежала от Гектора к Митто. Алиса Тэрре оставила ведущего её на танец Патрика и бросилась навстречу соблаговолившему снизойти до гостей Дэви. Вновь заиграла музыка и вновь закружились чёрно-красные пары… Праздник не закончился и под утро. "Веселиться здесь вы можете хоть всю вечность!" — разрешил Владыка, но Мира после этой фразы со вздохом засобиралась домой. "Двойная жизнь имеет свои недостатки", — с сожалением пояснила она Гектору, пошедшему её провожать, и одарила Долуса на прощание озорной улыбкой: пожалуй, она действительно не прочь отдохнуть. И именно в столице. И именно в компании.

Краткий тайный путь из замка Мире показал Оскар Мерго, хозяин всех слуг "Тени Стража". Дорога проходила через пещеры, над которыми стоял замок Дэви.

Чтобы добраться сюда, нужно пройти три яруса: спальни, убежища, кладовые и после спускаться по узкой лесенке, прорезанной в камне. Нижние её ступени обглоданы временем так, что почти не отличаются от простых камней. В пещеру все входят, обязательно оступившись на последней.

Здесь бесчисленные бусы паутины свешиваются с потолка. В дырах, которыми испещрены каменные глыбы, образующие потолок, стены, пол гнездятся отвратительные твари, самыми приятными из которых кажутся летучие мыши. Эти пещеры — обиталище ночных зверей, низших детей Ночи, издавна. Меж холодных камней несёт свои чёрные воды Стигий — сонная подземная река: можно сесть в лодку и плыть по течению, можно прогуляться берегом.

Мира неспешно прогуливалась. Под землёй, в самом сердце древнего камня, торопиться куда-то казалось нелепым и бессмысленным. Шуршание платья, стук каблуков, ленивые, медленные переливы Стигия, неумолчная капель воды — звуки убаюкивали. Мира засмеялась, представив, как смешно она выглядит сейчас со стороны: дама в красном бальном платье и спавших перчатках, пробирающаяся скользкими тропками в безымянной пещере, путающаяся в мокрых тяжёлых юбках, но странно прозвучал её смех в этом подземном зале. Он отразился от стен, и эхо ответило десятками голосов — неуверенных, слабых… лживых.

Ей вновь было тревожно.

— …Не место для подобных разговоров! — загремел голос совсем близко. Мира вжалась в выступ стены, испуганно озираясь в поисках источника.

Никого. В пещере она была одна.

— Он подслушает, — мягче продолжал меж тем невидимка. — Этот замок как решето. Здесь целая сеть хитроумных труб, — и, тише, — может, наш разговор уже слушают в бальной зале!

"Знакомый голос. Валерий Конор?"

— Окошко в бальную залу, в спальню Владыки, на нижние ярусы, к убежищу я только что закрыл, — уверенно заявил невидимый собеседник Конора… "Гектор?" — Мы можем говорить спокойно. Я хочу говорить с тобой сейчас, Валерий!

Теперь Мира поняла, в чём дело. Странный замок Дэви был пронизан сетью тоннелей, многие из которых, благодаря своему особенному строению, способны были передавать голоса на порядочные расстояния. Видимо, затворяя "окна" в пределах замка, Гектор, сам того не подозревая, привёл в действие механизм, открывший тоннель, что соединял "Тень Стража" с пещерами под ним. Вампирша установила и источник звука — окошко отворилось в потолке пещеры в двух шагах позади. Она возвратилась и замерла прямо под огромным чёрным провалом, воронкой уходящим вглубь камня; затихла, вслушиваясь.

…Плеск тёмной воды Стигия, бесконечная капель, хлопанье крыльев, шорох тысяч ножек мерзких тварей, что во сто крат отвратительней пауков, и — голоса:

— Что же за срочный разговор может быть у ищейки Дэви ко мне? — растягивая слова, произнес Конор. — Позволь, я догадаюсь. Ты нашёл Его?

— Да.

— Владыка не знает?

— Разумеется, он не знает! За дурака меня держишь, Низший? Никто не знает, кроме меня.

Долгая пауза. Голос Конора:

— Что ты хочешь в обмен на имя Избранного?

— Сначала я хочу знать, что ты сделаешь, когда услышишь его. Убьёшь этого Избранного, как предыдущего?

Ещё более долгая пауза. Голос Конора:

— Да, если не смогу его подчинить. Чего ты хочешь, Гектор?

— Немногого, — Мира представила его улыбку. — Я дам тебе Избранного, и вампиры признают тебя Владыкой. С помощью его Дара мы перестроим мир так, что в нём не останется места для Высших. А сейчас — сущая малость! — я требую обряда. Обмена кровью! Чтобы я мог доверять тебе, Валерий.

Молчание было долгим. Конор размышлял. "Обмен кровью" — Мира знала, что это: вкусившие крови друг у друга вампиры не могут лгать друг другу. Оба читают мысли друг друга как свои. "Обмен кровью" значит полное и безграничное доверие. Умно, Долус!

— Соглашайтесь, Владыка, — это сказал другой голос, тоже знакомый: Леонард Претер? — Долус Высший, но мыслит как Низший. Обмен кровью — это не так обременительно, как кажется. Мы с Верой обменялись кровью недавно, и это лишь упрочило наши отношения.

— Влюбленные — другое дело, — Конор хохотнул. Неуверенность чувствовалась в его голосе.

— Ты хочешь узнать имя Избранного, или нет? — засмеялся и Гектор. — Нет, стой, "Владыка", сначала я…

Наступила тишина. "Тот, кто подслушивает, ничего хорошего не услышит!" — издевательски гримасничала её тень — отражение в чёрной воде подземной речки. Но Мира осталась: она должна была услышать это имя.

"Она услышит его, и уйдёт тревога. Избранный — не её идея, не её война, не её судьба! Ничто не угрожает её тихому мирку ещё пять лет. Никакому злу не проникнуть в их дом. Дар… Избранный…

Чужая, глупая сказка, ничего в ней нет!"

"Я давно знаю эту сказку. Я видел её… во сне…"

Мира, сдавшись, вновь подняла голову вверх, к таинственной норе, уводящей в тёмные недра "Тени Стража". Она ожидала так недолго.

— Кто он, Гектор?! — снова потребовал Валерий Конор.

— Мы проверили всю Корону, и не нашли его. Но в одном смертном я давно сомневался и на днях решил проверить ещё раз, — Долус снова еле слышно засмеялся. — Вот он, "обмен кровью"! — ты уже понял, о ком пойдёт речь. Да, запутанная история! Конечно, пройти мимо этого дома я не мог. Его мы пропустили ещё шесть лет назад, из-за Вако…

Конор молчал.

— Когда она доложила о безрезультатной проверке, я сразу понял, что она врёт! Или она его не проверяла, или это — Он! Так или иначе, группа, в поисках, прошла дальше. Этот мальчик, её сокровище, остался незамеченным.

— Так Вако знает, что Дар выбрал его?

Теперь долго размышлял Гектор:

— Хм-м… Это не важно. Она не сообщит об этом Дэви, тогда её давняя ложь насчёт проверки вскроется, и ей не поздоровится. Я прослежу за ней. Она ещё станет нашей союзницей.

— Как ты думаешь, почему она солгала?

— Она никому не хочет его отдавать, даже Владыке.

— Но… Гектор, ты точно уверен, что перед тобой был Дар?

— Да, — Мира вновь почувствовала его улыбку. — Я хотел поймать мальчишку в городе, но он уходил от меня, будто чувствовал приближение тени. Пришлось ломать защиту дома. Я проник в дом ночью, когда младшая Вако охотилась. И старшая сестра уехала в столицу — мне повезло. Избранный… — Гектор засмеялся, — прятался от меня под кроватью…

Мира охнула и испуганно зажала рот ладонью, будто кто-то мог её услышать.

— Его кровь светится, горька на вкус и отнимает силы — да, он, несомненно, Избранный, — суше продолжил Гектор. — Это ни с чем не спутаешь, Валерий. Хочешь проверить сам? Пожалуй, больше не стоит так пугать ребёнка. И учти, проникнуть в этот дом непросто: ты растратишь все силы, пока пройдёшь его барьер.

— Отлично, — прошептал Низший. — Избранный ещё очень молод… Великолепно! Мы успеем сделать его таким, какой нужен нам. Главное, чтобы это имя не стало вдруг известно Дэви.

— Ты хочешь ждать до его двадцатилетия?

— Да. Старый запрет на обращение до этого срока мудр. Слишком юные не справляются с вечностью. Не беспокойся, он никуда не уйдёт от нас. Частица проклятия Великого вампира до сих пор есть в Даре, и она стремится к нам. Избранный им может сопротивляться, но не бесконечно. Когда он истощит себя, он станет нашим, я же позабочусь, чтобы он быстро растерял свои силы. Как Фидес… Подожди. Мечта о мире без Высших никуда не уйдёт от нас.

— Мир без Высших — эту цель я вижу всё реальней…

— Да…

Мира оторвалась от стены: всё, ей достаточно! Вполне достаточно! Поминутно оскальзываясь, она направилась дальше по течению Стигия к выходу из пещер.

Её мальчик, её Винсент — Избранный. Она не была удивлена, она давно знала эту свою тревогу.

"Главное — успокоиться, — убеждала она себя. — Счастье, что ты оказалась здесь, счастье, что ты это услышала".

Чёрная вода Стигия казалась бездонной пропастью, провалом… в Бездну.

"Скольким, оказывается, нужен Дар! Не Дэви — так Конор…"

Она поскользнулась в очередной раз и упала, услышав треск рвущегося на спине по шву платья.

"Жалкий же у тебя сейчас вид! И жалкое положение!"

Вот вдали показался свет. Бледное туманное утро. Выскочив из-под земли, Стигий волшебным образом преобразился — светлая, звонкая, весёлая речка, шаловливая как ребёнок.

"Дэви или Конор — участь Винсента решена: Великий вампир", — это была последняя, страшная, невозможная мысль.

Вампирша преобразилась: не время беречь силы — солнце не ждёт.

Её полёт был неровным: резкие, сильные взмахи. Она понапрасну тратила силы, бросаясь то вверх — но тогда ощущала лишь злость, то вниз — и тогда чувствовала лишь отчаяние.

Винсент уже проснулся и завтракал. Мира, переодевшись, наскоро приведя себя в надлежащий вид, спустилась в столовую.

Стук чужого сердца рядом, совсем рядом, был громом.

— Доброе утро, солнышко, — поздоровалась Мира.

Один внимательный, почти равнодушный взгляд — она уже знала, что искать:

— Что у тебя с рукой, Винсент? — поинтересовалась она удивительно тонким, слабым голосом. Голосом тени. Не дожидаясь ответа, шагнула к нему, грубо дёрнула за правую руку.

Манжет рукава рубашки странно топорщился. Мальчик неумело забинтовал себе запястье.

— Ничего особенного, — с готовностью доложил племянник, — я порезался, случайно.

— Ну, конечно! — прошептала она почти беззвучно. — Показывай!

Винсент насупился:

— Нет!

Он выдернул руку, её острый коготь оцарапал ему кисть. Выступившая капля крови источала сияние. В ней плясали серебряные искорки.

Вампирша закрыла глаза. И пока она пребывала во тьме, мир рухнул. Рассыпался в пыль, как carere morte от удара охотника. Сгинул. Когда она открыла глаза, вокруг был новый мир. Солнце истины сияло в каждой его пылинке, как древний Дар в крови Избранного. Миру пугал и притягивал этот свет. Она долго стояла, тихо изучая нового Избранного из-под полуприкрытых ресниц, но вот Винсент, соскучившись по настоящему солнцу, потянулся, чтобы отдёрнуть занавеску. Увидев это движение, вампирша очнулась, поспешно ретировалась в коридор.

"Защита дома хороша, но недостаточна, когда хранишь в нём такое сокровище…" — ты всё время забываешь о защите, поскольку не чувствуешь её над этим домом, как одна из хозяек. А, между тем, Долус навестил вас совсем недавно, зло проникло сюда… Ты ничего не заметила! Его привела твоя старая ложь. Ложь не исчезает без следа. Ложь — это тоже слова, единственное, что остаётся в вечности. Что же ты будешь делать дальше, Мира? Не Дэви, так Конор! Многих увлекла старая сказка. И тебя, ничтожество перед двумя Владыками…

…Как это: "Ты не уступишь им?"

— Избежать таких ранений легко, — хрипло сказала Мира, не глядя на Винсента. — Любой человек может просто не пустить в свой дом того, кто способен нанести их. Нужен определённый настрой. Я научу тебя.

— Ты знаешь о них?! — испуганно-удивлённый шёпот.

— О "них"! Знаю, — усмехнулась вампирша и тут же смягчилась. — Впрочем, ты прав. Не будем называть их истинным именем, иначе сложно будет потом обратить разговоры о "них" в шутку…

Вечером Гектор встретил её близ Пустоши.

— Что ты решила насчёт возвращения в столицу? — резковато спросил он, едва закончился обмен приветствиями.

"Ты задумал увезти меня от него, Гектор?"

Мира вскинула голову, чтобы поймать его взгляд. Она сжала кулаки, и ногти больно вонзились в кожу ладоней, как когти хищной птицы. Более всего ей хотелось разодрать лицо желтоглазого вампира в клочья этими когтями.

— Владыка разрешил мне всего двенадцать жизней в год. Я слаба и медлительна. Где мне тягаться с охотниками! Останемся в Карде. Право, здесь тоже можно неплохо развлечься!

— Ты считаешь?

Гектор хмурился, но сдавался.

— Сегодня я поведу тебя на экскурсию по Вастусу, — Мира засмеялась. — Сегодня ты поймёшь, как мало узнал этот город за пять лет!

Их улыбки, обращённые друг другу, были хищными оскалами. Ложь навсегда встала между ними — тонкой, прозрачной, но неразрушимой стеной.

"Старейшие не откажутся от Дара. Тебе не справиться со всеми бессмертными, Мира".

"Я не отдам его Бездне, Гектор. Значит, все бессмертные обречены проиграть".

 

Глава 1 °Cтаршая сестра

План Миры был прост. Конор стремится к добровольной инициации Избранного. Значит, нужно воспитать Избранного так, чтобы он никогда не пожелал обратиться в вампира.

Сначала это было легко. Они посадили вокруг дома розовые кусты, а у ворот — огромный колючий чертополох. В столовой и гостиной поселились сухие веточки вербены, а над всеми окнами и дверьми Винсент нарисовал круги — символы солнца. Всё это, конечно же, не защищало дом от carere morte, но мальчик почувствовал себя увереннее, и Мира начала конструирование настоящей защиты:

— Есть дома без хозяев: сдаваемые внаём, гостиницы. Проникнуть в такие незваным гостям легче всего — там слабая защита, либо же её вовсе нет. Дома-особняки защищены лучше. Эта защита ощущается незваными гостями как купол из стекла — невидимый и прочный. Но он может истончаться, его разрушают ссоры или уход обитателей, а смерть хозяина может вовсе разбить защиту дома. Есть ещё защита Ордена — Покров. Если обычную защиту может пробить сильный ночной гость, то Покров не по зубам и бессмертным владыкам.

Кто создаёт защиту дома? Его хозяин и только он. Тебе достаточно представить купол защиты, и он появится. Но ты должен действительно любить то место, которое собрался оградить. И, создав защиту, ты не должен совершать злых поступков, допускать злых мыслей и ни в коем случае не сомневаться в своей способности творить волшебство.

— А почему я? Разве только я хозяин? А ты?

Вампирша вздохнула:

— В ней будет моя часть! Но дети создают самую сильную защиту. Просто взрослые видели слишком много зла.

— А можно сделать купол защиты над всей землёй?

Мира улыбнулась:

— Может быть, Избранному это по силам…

А однажды Винсент спросил:

— Защита бывает над домами. А что мне делать, если я встречу врага вне её? Можно как-то защититься самому?

— Охотники это умеют.

— Мне нужно стать охотником?

— Боюсь, что да, — вампирша загрустила. — А пока этого не произошло, посоветую одно: бежать!

Мальчик долго молчал, обдумывая что-то.

— Но и охотники могут пострадать от врагов? — спросил он. Глаза хитро блестели. — В сказках бывало такое. Они могут быть ранены… или убиты?

— Да, если враг силён. Допустим, старейший или хозяин, — Мира хмурилась, чувствуя, что этот разговор не так-то прост.

— А если охотника сильно ранит его враг, то охотник может стать, как он?

— Не понимаю…

— Охотник может стать наполовину вампиром? Например, бояться солнца?

Солнце в данный момент жгло спинку кресла, в котором сидела вампирша. Мира удивлённо подняла брови: так он вообразил, что она — пострадавшая от вампиров охотница?!

— Да, такое возможно, — выдавила она и поспешила уйти к себе в комнату. Всё же на лестнице вампирша, не удержавшись, закрыла лицо ладонями и расхохоталась.

Несмотря на всю ложь, это было лучшее время. Время светлой дружбы и безусловной детской любви. Вспоминая его потом, Мира признавала, что никогда их отношения не были столь близкими, когда они просто могли идти рядом, и чтобы она держала его ещё детскую руку. Отринув призраков прошлого, не страшась будущего, не соблюдая обязательную дистанцию… Она была ему старшей сестрой. Счастливое время…

Скоро всё изменилось. Мальчик вырос, и ей стало тесно с ним новым. Хохоча и гримасничая, вырвался из заточения старый призрак.

Винсенту исполнилось пятнадцать. Он вырос, уже теперь был выше Миры. Лицо было ещё по-детски мягким, подбородок, скулы не выделялись рельефно, но голос потерял детскую звонкость.

Голос Алана — вот первое, что вернулось к Мире из прошлого, когда мальчик повзрослел: тот же тембр голоса, тот же смех, та же манера говорить — небрежно, рассеянно, беззаботно. Он возвращался. Мира узнавала его вновь и по-новому: походка, жесты, улыбка…

Иногда Мира ждала, что почувствует старое волнение. Она начала путать имена: "Винсент"? "Алан"?! Поэтому старалась чаще глядеть племяннику в глаза: тот же голос, манеры, походка, привычки — словно отражение в зеркале, но это зеркало, отражающее давно ушедшего, но не забытого разбивалось, когда Мира встречалась с Винсентом взглядом. Это были не те глаза. Не серый лёд — прозрачный ручей…

Зеркало разбивалось, и она понимала, что присутствие тени Алана — лишь её иллюзия. Нет. У Винсента не та улыбка и вовсе не такой же смех. Она вспоминала лицо Алана, нервное, одинаково страшно искажающееся от смеха или крика, тёмное, несмотря на вампирскую бледность — то была тень отчаяния, тень безумия, и понимала, что оно совсем не похоже на это новое, тонкое лицо актёра, на котором и радость, и отчаяние кажутся одинаково прекрасными.

Тогда, она думала: "Пусть Винсент никогда не будет зеркалом, отражающим того, пусть он никогда не станет вампиром!"

Мысли вампирши наполнились новой тревогой за судьбу Избранного.

"Что же делать?!" — один и тот же вопрос, как в дурном, повторяющемся из ночи в ночь сне.

"Беги… Бегите! Пока ещё не поздно", — планы побега она строила каждую неделю, но ни один не претворила в реальность: "Конор узнает, Конор найдёт, Конор заберёт его днём, когда ты бессильна. А что подумает Владыка? Что, если в суматохе бегства, его причина станет известна Дэви? Можно ли убежать от него… от Бездны? Она смотрит из всех зеркал!"

Вампирша искала слабое звено в цепи приближённых Владыка: хитрый, ненавидящий своего наставника и господина Адам Митто, поглощённый новыми способностями хозяина Герман Гелер, Калькары, чьей вотчиной была Дона, не в последнюю очередь по вине Дэви ушедшая Ордену… Нет, нет: нечего и думать просить у кого-либо из них защиты. Она может лишь стравить их, но тогда маленькая, слабая, первой и погибнет на их клыках.

Решения иного, кроме "ждать", она не находила. Возвратившись с ночной охоты, вампирша кружила по своей крохотной комнатке, пока хватало сил. Три шага от окна до кровати, ещё три до двери — и обратно, по кругу. В конце концов, она падала на кровать и засыпала, но "что же делать?!" — было последней мыслью перед тем, как погрузиться в сон, и первой вечером, после пробуждения. Хуже всего было то, что Избранный, кажется, начал раздумывать, какую чашу весов, качающих его Дар, предпочесть! Мира замечала, что Винсента порой тревожит красивая несчастная тётушка и кляла про себя очарование всех carere morte — бесчестную красоту цветка, скрывающего яд.

Вечер. Ещё не пробило одиннадцать, а Агата уже скрылась в своей комнате. Они опять остались вдвоём. В последнее время Мира начала бояться таких вечеров… Она схватила книжку и, прочитав две главы, даже всерьёз заинтересовалась содержанием.

— У нас новый учитель истории, — сообщил Винсент. Он один не желал принимать вечерней скуки и тишины.

— Ты говорил об этом вчера, — заметила Мира, пресекая попытку на корню.

— Тётушка устала и злится, — обиделся он. — А от чего устала, если целый день спала?

— Не дерзи, — обиделась Мира, — и я не спала. И если б ты действительно понимал, насколько плохи наши дела, ты бы не стал спрашивать, отчего это я злюсь!

— Скучно… — сказал Винсент. Мира впервые за вечер осмелилась посмотреть на него.

Мальчик водил правой ладонью над свечой, близко к огню, и тот же огонь плясал в его казавшихся безучастными глазах.

— Ты так можешь обжечься, — голос предательски дрогнул на последнем слове. Сейчас её племянник был вновь слишком похож на Алана… Мира закрыла глаза: это слишком для её рассудка!

— Мне кажется, я схожу с ума, — сказал Винсент после долгого молчания, очень тихо, на этот раз, не рассчитывая быть услышанным.

— Знаешь, в твоём возрасте я тоже думала, что схожу с ума, — заметила вампирша. Голос звенел, как ледяной колокольчик.

— Тогда ты не жила здесь. Мерзкий город! Больной, ужасный, пустой. От страха он словно только тень себя…

— От… страха?

— От страха перед ними. Раньше я не видел их, только чувствовал холод. Они испускают холод, как живые — тепло. Раньше я думал, что они чудовища. А теперь я вижу их! Они здесь везде. Они отражаются в людях, как в зеркалах. У них мёртвые глаза, но они не мертвы. И, что самое ужасное, они не чудовища! Если б они были чудовищами, всё было бы намного проще… Лучше б я не видел, не знал их!

Вампирша неубедительно засмеялась:

— Мы же давно говорим о них. Ты ещё не привык?

— Это не всё, — он опустил ладонь ещё ниже, позволяя пламени лизать пальцы. — Они… зовут меня. Это чары Высших?

— Пожалуй, нет. Чары Высших сильны, способны подчинить любого, но недолговечны. Разумный быстро распознаёт их и ставит барьер. А вот Низшие… Если чары Высших подобны цепям, то чары Низших — паутинкам. Смертные не замечают их и могут следовать внушённым им идеям долгие годы. Но Низшие "зовут" лишь того, кто способен их услышать, кто слаб, кто сомневается, кто боится, кто чем-то опечален… Что с тобой?

— Если б я знал!

— Что это за зов? Как ты его ощущаешь?

Винсент задумался. Он даже оставил свечку.

— Как будто внутри меня есть частица, которая тянется к ним. Как железо к магниту. Но чужеродная это частица или часть меня? Не могу понять!

Вампирша кивнула. Проклятый Дар! "Частица проклятия, Великого вампира, стремится к carere morte".

— Что бы это ни было, не поддавайся. Это шаг в бездну.

Избранный поморщился.

— Это я знаю, — он резко, недовольно взмахнул рукой. — Но ты не понимаешь! Они некрасивы, странны, но притягательны. Когда я чувствую их рядом, меня кидает в жар, мысли путаются, и я… — он взглянул на неё и вдруг оборвал фразу. Покраснел… Мира поняла, о каком влечении речь. О, и она сама когда-то поддалась тёмному обаянию юного бессмертного!

— Их привлекательность — только иллюзия, — тихо заметила она. — То, что кажется лекарством для внезапно заболевшего тела, может стать ядом для души.

Но от нового взгляда племянника её бросило в жар: то был вполне взрослый, мужской, бесстыдный взгляд! И Мира опять бежала наверх… На лестнице она остановилась, закрыла лицо ладонями. Щёки горели.

Что же это? Дар Избранного просыпается? Или это Низшие, слуги Конора, туманят его разум?

И что же теперь делать ей, carere morte?

В эту ночь её сопровождал Гектор. Вместе вампиры навестили Сальтус и прошли его насквозь. Они неслись, подобно теням облаков. Мира часто поворачивала лицо к спутнику, заглядывала в глаза, силилась прочитать ответ в чётких линиях профиля.

Они остановились отдохнуть за городом, в небольшом лесочке по пути в соседнее селение. Отсюда был хорошо виден Лысый холм — место страшной казни вампиров, и Гектор всё не отводил от него глаз.

— Однажды мы можем оказаться там, — пошутила Мира.

— Только ты. Потому что живёшь на виду…

Мира усмехнулась: "Это мы ещё посмотрим!". Вампир заслонял от неё пейзаж, и она вытянула шею, пытаясь разглядеть мягкий округлый силуэт холма на фоне черного неба.

— Тот мальчик на первой же улице Сальтуса, лёгкая добыча, — медленно сказал Гектор, вспоминая недавнюю охоту. — Почему ты не взяла его?

— Кто? О ком ты? Я не запомнила.

— Я запомнил. На вид ему было лет пятнадцать. Сначала ты не трогала детей, теперь обходишь стороной и подростков. Интересно, правда? Почему? Жалеешь их, как племянника? Или стыдишься перед ним?

— Не говори чуши.

Наступила долгая, давящая тишина. В молчании вампира сквозила обида, и Мира пожалела о необдуманно брошенной фразе. Ведь ей сегодня ещё нужно выяснить у Гектора, есть ли чары Низших над Винсентом…

— Когда мы охотились, я вдруг подумала: что, если наша добыча окажется Низшим? Смешная ошибка! — торопливо заговорила она, ещё толком не зная, как подведёт к нужной теме. — Внешне их не отличить от смертных, и сердце у них бьётся также часто.

— Просто, ты недостаточно чутка. Я легко отличу Низшего от смертного.

Мира не обиделась. Обоюдные язвительные замечания были булавками, скрепляющими их очень свободные отношения.

— Интересно, сколько в Карде сейчас Низших? Они так незаметны… Интересно, есть ли они в моём районе? Агата часто жалуется на мигрень… Не они ли тому причиной? — повела она дальше, все ещё слабо представляя себе финальный вопрос, который даст ей единственно нужный ответ.

Гектор ухмыльнулся.

— Низших сейчас вовсе нет в Карде, — безо всякого перехода огорошил он. — Ещё осенью Дэви потребовал у Конора очистить вотчину Высших от "всякого сброда". Низших нет в Карде уже почти полгода.

— Это точно?

— Определённо точно, — она ожидала увидеть смешок в его жёлтых глазах, но Гектор остался равнодушно-безучастным. — Видимо Владыка собирается скоро отбыть в очередное путешествие, вот и не желает оставлять Карду "всякому сброду".

— Тебя это определение сильно задевает.

— Ты знаешь мою историю, — он поднялся. — Ты достаточно сыта?

Мира сладко потянулась. Ей было тепло на промозглом ветру, хотя ощущения наполненности, сытости, как в юности, она не испытывала.

— Сыта ли я? Не голодна, но экономна. Что ты хочешь мне предложить?

— Танец в небе, — он протянул ей руку. — Ты можешь остаться в человеческом обличье, если хочешь.

— Чтобы ты вертел меня, как куклу? Ну уж нет.

Была ли в их близости хоть капля любви? Нет. Ни любви, ни простого инстинкта продолжения рода, довлеющего над всем живым и не оставляющего даже carere morte. Это была разведка; поиск слабых и болевых точек противника. Это была война; они обменивались ласками, как ударами. Они оставались закрытыми, каждый в своей крепости, и когда все одежды были сброшены. И когда два крылатых воина сшибались, играя в небе, казалось, слышится лязг их доспехов…

Мира возвратилась домой за полчаса до рассвета. Неслышно отворила дверь и проскользнула в свою комнатёнку наверху.

"Низших нет в Карде! Значит, странные мысли Винсента вызваны не их чарами, — вампирша опять кружила по комнате, не замечая того. — Значит, виной тому пробуждающийся Дар Избранного и… его чертов возраст!"

Она остановилась, отчётливо представив себя и его, их последний разговор. Две фигурки, кружимые смерчем, сопротивляющиеся, цепляющиеся за стены воронки… Напрасная борьба! Они неизбежно встретятся, соединятся на дне бури!

Чёртов возраст! Сейчас, когда его детская решимость и вера в добро ускользают туманными призраками, когда он легко может подпасть под чужое влияние… сейчас — ей придётся оставить его.

— Мне пора уезжать отсюда, — тихо проговорила Мира. — Мне пора уезжать!"

Уснуть она не смогла. Покружив несколько часов, вампирша вышла из комнаты.

Был полдень — время самого жаркого солнца. Осторожно обходя пятна света на полу, Мира пробралась в гостиную, где были Агата и Винсент. Не дойдя двух шагов до порога, вампирша замерла: в гостиной были открыты все окна, и в комнату щедро лилось солнце. Тогда она метнулась в спасительную темноту библиотеки, но Винсент заметил её. На его лице появилось заговорщическое выражение, он задёрнул все шторы и позвал тётушку. Мира вернулась. Скромная и тихая, вампирша заняла своё место в кресле в самом тёмном углу комнаты.

Агата, впервые за долгое время решилась сесть за рояль и заиграла — сначала неуверенно, медленно. Она сильно била по клавишам, забывая приглушать левую руку, закрывала глаза, вспоминая сложные места, недовольно щурила глаза за новыми очками, когда ошибалась. Взгляд вампирши надолго задержался на этих очках: она размышляла, не обзавестись ли подобными, добавляющими возраст, поскольку прежние ухищрения — тёмные платья, гладкие причёски — помогали ей мало.

"Ведь по людским меркам ей уже тридцать пять!"

— Мира, ты позавтракала? — спросила Агата, оторвавшись от клавиш.

— Да, — привычно откликнулась сестра. Завтрак, принесённый два часа назад и немедленно упакованный в бумагу, ждал своей ежевечерней участи — быть отправленным на помойку.

Винсент сначала схватил свой альбом и начал делать карандашный набросок мамы за роялем. Когда же из-под рук Агаты полились звуки весёлого вальса, он отложил рисунок и вскочил. С обречённым видом вампирша следила, как он подходит к ней, чтобы пригласить на танец… Всё же она ответила согласием и, неловко ступая, вышла в центр комнаты вслед за партнёром.

Они закружились и закружились пылинки, всполошённые её широкой юбкой… Винсент смущался. Он полагал, что будет болтать без умолку, но голос ему не повиновался. Мира с радостью приняла его молчание. Она сдалась после нескольких тактов, закрыла глаза. Сейчас её возвращение к прошлому было полным: она вспоминала и узнавала партнёра не глазами, ушами, как прежде — кожей, и это воспоминание-узнавание было, пожалуй, самым сильным. Где она? Какой год за окном? Не на балу ли Доны гремит этот вальс?

Только почему так горячи ладони её друга-вампира?

Они разошлись на очередную фигуру танца, а в следующее мгновение их руки снова сплелись. Мира всё не открывала глаз. Ей было довольно нити взгляда и стука близкого сердца, чтобы отыскать партнёра и вслепую.

Балансе… Поворот… — вместо одного Мира по старой привычке сделала два, и Винсент, смеясь, подхватил её, помогая устоять на ногах — совсем как прежде Алан. Они остановились и стояли, покачиваясь от мелодии, продолжающей кружить вихри. Теперь они были близко, слишком близко, вампирша чувствовала слабость и истому. "Беги сейчас!" — шепнул внутренний голос, но она в оцепенении позволила Винсенту понести её руку к губам. Он поцеловал её пальцы… Нежно и страстно, не так, как целуют руку матери. Мира почувствовала, как дрогнули его губы — он удивился неожиданному теплу её кожи.

Музыка оборвалась. Грохот крышки рояля довершил разрушение магии танца. Мира обернулась к Агате. Сестра поднялась, очень медленно, очень бледная, с решительно сжатыми губами, и вампирша поспешно и поздно отпрянула от своего партнёра.

Винсент удалось сохранить больше хладнокровия.

— Пожалуй, я снова займусь рисунком. Мама, продолжай, — промолвил он.

Мира вновь спряталась в своей комнате.

Её больше не хватало сил бегать из угла в угол, как зверю в клетке. Она пластом лежала на кровати. Губы шевелились. Она повторяла снова и снова:

— Мне пора уезжать! Пора уезжать!

"Он совсем юн, он не понимает, что творит. Но ты! Что ты делаешь?

Кого ты любишь? Того? Или этого? Кого из них ты хочешь?"

Мира села на постели, закрыла лицо ладонями. О, слишком часто в последнее время ей приходится скрывать пылающие стыдом щёки!

"Это воспоминание свело меня с ума. Значит, Алана. Алана я всё ещё люблю", — поняла она. — "Но совсем скоро его может заместить новый… Винсент! Что ж, знаю одно: пора уходить. Пока можно просто ещё раз убить старую любовь. Пока не нужно вырывать из сердца нового. Избранного…"

Решив, что на этом с невесёлыми думами покончено, Мира попыталась улыбнуться себе. Она встала, огладила смятое платье и, чтобы быстрее развеять грусть от неизбежности расставания со всем прежним укладом, зажгла лампаду на столике.

"Кого ты обманываешь? — немедленно подала голос её тень на стене. — Ты — carere morte. О, смешной вампир, пытающийся жить как смертный! Давным-давно, приняв бессмертие, ты отреклась от всего человеческого. Ты нарушила все моральные законы! И не один раз… Что же сейчас изображаешь чистюлю: "Ах, он для меня слишком молод! Ах, это невозможно: он — мой племянник, родная кровь!" Ты бессмертная. Богиня! А боги могут делать, что им хочется".

— Но ведь он не любит меня, — совсем тихо возразила Мира и почувствовала, что её глаза увлажняются. — Его тянет ко мне проклятие, а он боится признать врага в старшей сестре, вот и решил, что причина в другом. Да, мне пора уходить.

Однако с того дня минула неделя, а она всё ещё оставалась на месте. Мира планировала отъезд на конец весны, когда Владыка вампиров должен был отбыть из Карды со всей свитой. С Винсентом она старалась не встречаться. Мира понимала, что таким поведением только усугубит ситуацию, но не решалась на объяснение: "Может, он уже запретил себе это чувство, а тут приду я… со своими сомнениями". К тому же бдительная Агата теперь пресекала их общение. Один случайный вальс разрушил всю семью.

Дни вампирша коротала в библиотеке. Она отыскала книжку старых сказок Карды и перечитывала печальные вампирские легенды. Мира помнила, когда она читала эту книгу прежде, ей больше всего понравилась безысходно-грустная история Эрвина и Лелии, теперь же её тронула другая сказка. Она несколько раз перечитала историю молодой герцогини, вызволявшей мужа из плена Владыки вампиров.

"История похожа на мою, — грустно подумала вампирша. — Пройти семь дорог, победить семь чудовищ… А что придётся сделать мне ради Избранного?"

Сказка, к её огорчению, обрывалась на самом интересном месте. Герцогиня добыла снадобье, избавляющее от чар carere morte, но вот удалось ли ей дать его супругу и жили ли они после "долго и счастливо", осталось неизвестным.

"Все вампирские сказки обречены на страшный конец. Чем кончится моя война? — заныло сердце от дурных предчувствий. — Чем кончится наша сказка?"

Она поднялась, чтобы убрать книгу на полку и поняла, что больше не одна в комнате. Такой чуткий слух вампирши был бессилен распознать только одного. Избранного…

— Винсент, — она удивилась, как ровно, хрустально прозвучал голос. — Ты меня ищешь?

— Нет. Я только возьму книгу, — также звонко отозвался он. После его выходки с поцелуем Агата чрезвычайно озаботилась грядущими в лицее экзаменами, и теперь Винсент проводил за зубрёжкой большую часть дня.

Мира кожей ощущала приближающуюся волну тепла — идущего к ней живого человека. Она бесцельно перебирала корешки книг и не двигалась с места. Книга, которую искал Винсент, оказалось, стояла на полке над её головой.

Забрав книгу, племянник не поторопился уйти. Чуть помедлив, он осторожно, нежно обнял вампиршу за плечи, вдыхая запах её волос. Мира склонила голову, и Винсент, приняв это за знак покорности, обрадовано зашептал что-то. Ей послышалось: "Люблю тебя…" Мира закрыла глаза, но призрак погибшего возлюбленного не возвратился. Тьма упрямо показывала другой образ — малыша, которому она читала на ночь сказки. Вампирша вновь вскинула голову, потянулась к свече на столике и равнодушно, не поморщившись, затушила её пальцами.

— Нельзя, — также ровно. — Я не могу, ты мне как сын. Нам нельзя. Запомни это: никогда.

Она легко освободилась и тихим быстрым шагом покинула библиотеку.

Вечером, дождавшись, чтобы дом погрузился в сон, Мира покинула комнату. Карда ждала вампиршу… Она прошла до самого холла, когда её окликнула Агата:

— Мира!

Вампирша нехотя обернулась. Сестра, в одном халате поверх ночной сорочки, стояла наверху лестницы.

— Зайди ко мне, нам нужно поговорить.

Мира неохотно подчинилась.

Старшая сестра. В тусклом свете двух свечей лицо Агаты казалось очень старым. Хмурая складка пролегла между бровями, ещё две печально кривили рот.

— Ты как бабушка… — прошептала Мира.

— Послушай, — холодно произнесла Агата. Если она и волновалась, то это было совсем незаметно. — Я хочу серьёзно поговорить с тобой.

— Я слушаю тебя.

— Прошло уже десять лет с тех пор, как ты вернулась к нам. Тогда ты была грустна, бледна, теперь же вновь лучишься красотой. Я вижу, ты вполне исцелена от своей печали. Я думаю, теперь ты могла бы согласиться на предложение руки и сердца. Почему ты до сих пор с таким упорством отвергаешь выгодные партии? Поверь, никто здесь не презирает тебя за твои деяния в юности.

Присмиревшая в ожидание порицания, Мира улыбнулась:

— Ты опять вздумала выдать меня замуж, сестричка? За кого на этот раз?

— Томас Алиен, фабрикант из Доны.

— Ого!

— Это отличная партия.

— Представляю, — Мира тихонько отступила к двери. — Но я…

— На этот раз ты не сбежишь! — выпалила Агата. Удивительно резво она бросилась к двери, захлопнула и прислонилась к ней спиной. — Скажи, в чём причина очередного отказа? Твоё сердце всё ещё занято тем, первым?

И глаза, и дрожащие губы выдавали тревогу Агаты… Мира замерла. Она вдруг поняла: Агата знает про них с Аланом!

"Она знает про нас с Аланом! Давно знает! И соседи наверняка не раз говорили ей об удивительном сходстве её сына с нашим сводным братом… Боже!" — и Мира долго не решалась ответить, боясь, что получится неискренне и неубедительно.

— Нет, моё сердце свободно, — наконец заверила она сестру. Получилось надтреснуто и фальшиво. Но Агата не обратила внимания на тон голоса: ей были нужны только слова.

— Очень хорошо, — быстро сказала она. Повисло долгое молчание. Собираясь с мыслями, Агата обошла Миру и вновь вернулась к двери: привычка в замешательстве кружить по комнате была одинаковой у сестёр.

Мира ждала, как осуждённый ждёт слов приговора.

— Я желаю тебе никогда не оказаться перед таким выбором, — со вздохом сказала Агата, — перед выбором между двумя самыми родными людьми. Прости меня, но иначе нельзя. Тебе нужно уехать. Тебе больше нельзя жить здесь.

— Я понимаю! — торопливо согласилась Мира, и Агата с изумлением взглянула на вампиршу — так неуместно звонко прозвучала эта фраза.

— Очень хорошо, что ты меня понимаешь, — еле выговорила она и отвернулась. — Тебе придётся уехать, и замужество было бы лучшим решением. Подумай.

— Да, наверное.

В комнате словно внезапно похолодало. Агата подошла к замёрзшей сестре, чуть приобняла её.

— Мира, ты сейчас подобна нашкодившему школяру перед директрисой, — уже смягчившись, заметила она. — Ты знаешь, как мы стеснены в средствах. Бабушкина рента, увы, подошла к концу. Ты часто говоришь, что бьёшься над тем, как помочь семье. Выйдя замуж, ты могла бы помогать нам значительно больше… чем делаешь это сейчас. — Агата обняла сестру крепче, прижалась лбом к ледяной щеке вампирши, зашептала что-то. Мире послышалось: "Прости меня…"

— Ну что ты, сестра, — вымолвила она. — Я и сама собиралась уехать. В конце месяца…

 

Глава 11 Еx ungue leonem

[1]

Замок Владыки вампиров снаружи казался средоточием покоя, внутри же был полон суетой. Слуги в одинаковых серых ливреях носились по коридорам и залам, готовя "Тень Стража" к прибытию гостей, и Дэви, раздражённый этим мельтешением, с вечера заперся в Зеркальной галерее.

Владыка не заметил, как во дворе замка, появились первые экипажи. Сегодня ночь наполнила тьмой всегда тусклые глаза. Вампир снова и снова смаковал одно воспоминание. Когда оно явилось меж ночных грёз, он и удивился, и восхитился, на миг ощутив вкус прошлого. Давно, очень давно он не вспоминал то минувшее и без сожаления рвал нить каждого прошедшего дня, чтобы та не опутала его.

…Люди танцуют, и по стенам скудно освещённой залы пляшут их тени. Они то раздуваются, касаясь поблёкшими пальцами узких окон, то съёживаются и наливаются чернотой. Объявлен первый весёлый танец Бала, и музыканты расстарались — дико воют флейты, струны хищно лязгают. Незатейливая песенка звенит, ударяясь о закопчённый потолок, и возвращается вниз, оглушая танцующих. Звуки тонут лишь в глубокой нише балкона, откуда мельтешащие яркие платья внизу кажутся рассыпавшейся мозаикой.

Владыка вампиров, Улисс Алитер — румяный человек с ёжиком серебристых волос и повадками волка встревожен, его глаза буравят юношу, стоящего перед ним:

— Ты посмеешь отказаться? — он смеётся. А молодой Дэви отворачивается от них, неловко пытаясь скрыть любопытство: что же теперь предпримет Владыка?

"Бессмертные бесстрастны".

— Владыка, я не заслуживаю вечности, — смиренно отвечает юноша, а Дэви гадает, в чём же причина — любовь?

"Одна Бездна вечна".

Но Владыку не интересует причина. Алитер поднимается из кресла — выныривает из темноты, и в тот же миг несчастный, не пожелавший бессмертия, оказывается прижат к колонне балкона. Он замирает под взглядом Владыки и слабеет, теряя волю.

Дэви морщится: инициация должна быть добровольной. Владыка получит неуправляемого безумца, одержимого голодом и боящегося слабого луча солнца.

"Только Бессмертные свободны".

Владыка взмахивает рукой, острым когтем перстня вспарывает горло юноше, командует Дэви:

— Чашу!

Вампир подаёт ему чашу и замирает, видя странную кровь, льющуюся в неё. Она переливается то серебром, то золотом — источник света, источник жизни.

— Владыка, вы не выпьете его?

— Нет! — отрывисто бросает тот. И, мягче: — Попробуй, если хочешь.

"Должно быть, особенная кровь!"

Дэви осторожно пробует светящуюся субстанцию из чаши. Странно… Ничего — ни вкуса, ни ощущения тепла! Его голод, вечно ждущую пустоту внутри, не утолить этим.

"Бездна всегда голодна".

Осмелев, он делает глоток побольше и, крича от боли, выплёвывает его, отбрасывает чашу. Эта кровь жжёт! Хуже святой воды… Алитер меж тем, вздёрнув рукав одеяния, перерезает себе вены на предплечье. Он вливает немного в рану на шее юноши, затем даёт ему выпить бессмертной крови. Будущий вампир жадно припадает к порезу, и его рана перестаёт кровоточить. Но Владыке плохо, — с ужасом видит Дэви, — он сгибается, словно ломается пополам, падает…

— Владыка, довольно!

Алитер молчит. Ввалившиеся глаза сосредоточены, как у умирающего. Дэви подаётся вперёд, но останавливается, не сделав ни шага. Бездна пожирает Владыку изнутри — ему ли, рабу, мешать Госпоже?

"Возможно, ему, рабу, быть новым богом carere morte!"

Инициация окончена. Алитер обратился жёлтой мумией. Его одеяние распласталось пёстрым ковром, Владыка вампиров в нём кажется не больше ребёнка. С груди Алитера на Дэви смотрит красный лев с собачьим хвостом. "Ex ungue leonem", — гласит девиз на гербе…

Гости собрались в зале приёмов. Сегодня старейшие должны были решить судьбу грядущей Большой Охоты.

Владыка и большинство старейших не жило в Карде постоянно. Carere morte посещали свою цитадель во время Бала Карды и оставались ещё на год или несколько. Когда число жертв бессмертных во всей Термине переходило за десять сотен, вампиры покидали северный край. Из Карды тьма расползалась на весь мир, протягивала щупальца в иные города и страны.

Своё время в цитадели вампиры завершали Большой Охотой. На одну ночь жёсткие законы Владыки переставали действовать, и эту ночь carere morte не скрывались за человеческими масками. Широкой чёрной волной они проходили по северному краю, убивая без разбора. Владыка вампиров возглавлял рейд. За одну ночь старейшие насыщали свою пустоту на несколько лет вперёд.

В этот раз бессмертные задержались в Карде много дольше обычного. Последний Бал вампиров отгремел десять лет назад, а Владыка всё ещё оставался в своём замке. Многие бессмертные полагали, что причина затянувшегося визита — поиски Избранного. Немногие шептались, что дело в зарвавшемся Низшем, Коноре, не подавив которого Дэви не может оставить свой край. Сам Владыка хранил молчание. Между тем число жертв вампиров давно превысило привычную тысячу и, по слухам, Орден готовил свою Большую Охоту в древней вампирской цитадели. Сегодня старейшие должны были решить, отправляться ли на традиционную Охоту или покинуть Карду тихо, без заключительных представлений.

Но прежде Сесилия Калькар представила собранию нового бессмертного. "За десять лет, прошедших со времени обращения, Хиам Калькар добился немалых успехов, как кукловод", — здесь тень промелькнула по лицу говорившей: новый кукловод Калькар предпочитал использовать животных.

— Ты выбрал сложный путь и чуждые живые механизмы для управления, — приветливо сказал Владыка. — В чём причина?

Хиам вежливо отстранил Сесилию, собравшуюся что-то ответить. Для carere morte он сильно изменился за прошедшие годы. Резче стали черты как будто похудевшего лица, светлые глаза осторожно, по-звериному глядели из-под вечно нахмуренных густых бровей. Владыка ожидал, и младший Калькар вежливо улыбнулся:

— Я слышал, хороший хозяин зверей давно нужен вам, Господин.

Дэви расхохотался.

— Да, ты прав! Сегодня получишь первое задание.

Далее началось обсуждение Охоты. Упрямый Магнус Калькар не хотел отказываться от традиции, хоть бы весь Орден противостоял ему. Осторожная Мелисса, узнав цифры смертельных случаев в Карде за последние годы, наоборот, пришла в ужас и звала немедленно покинуть цитадель… Владыка взял слово, и все затихли.

— Вспомним девиз с герба Первого вампира: Ex ungue leonem — льва узнаем по когтям. Останемся же теми, кто мы есть, друзья, и завершим очередной сезон в Карде Большой Охотой!

Одобрительные возгласы… Его carere morte обрадовались не столько вести о заключительном вампирском празднике, сколько окончанию собрания. Пустота, изливающаяся из глаз Владыки заполнила весь огромный зал, долгое нахождение в нём было им мукой. А Дэви глядел сквозь знакомые лица бессмертных, и ему мерещился другой зал и ещё не иссушенные вечностью другие лица тех же людей…

…Мелодия танца оборвалась на резкой высокой ноте. После мгновения тишины в зале развилась суета, скоро перешедшая в панику. Кто-то вообразил, что Орден направил сюда все силы, и сейчас головы carere morte полетят с плеч; смертные стоят испуганным стадом, бросают по сторонам быстрые, тревожные взгляды: они не знают, кто из масок друзья им, а кто враги…

Дэви спускается с галереи. Ему навстречу бегут. Любопытная Сесилия впереди всех, вытянула шею — пытается разглядеть, что творится вверху. "Где Владыка?" — тихо спрашивает Дэви Александр Митто, хотя по лицу собрата вампир уже понял, что произошло страшное. Всё ещё заплаканы глаза у Мелиссы — очередной её смертный любовник не пережил инициацию, эта вампирша не знает меры, когда берёт чужую кровь, но рыщет взглядом графиня уже осторожно и внимательно: ищет служителей Ордена, ищет безопасные выходы из дома Бала…

Дэви выходит в зал. Едва оглядев собравшихся, бросает:

— Бал окончен. Хозяин Дома мёртв.

Возгласы: "Как?!" и "Невозможно!" Действительно, главное правило Бала нарушено: Хозяин Дома мёртв. Но нет убийцы! Люди растерянно мечутся. Что-то уверено объясняет толпе Бенедикт Гесси, глава охотников. Пусть! Сейчас задача у врагов одна: не допустить появления вредных слухов. Ситуация должна быть обрисована чётко, точно, и выглядеть правдиво. Одновременно с этим Дэви замечает нескольких, поднимающихся на галерею по правой лестнице… Охотники!

В два прыжка он взлетает обратно на галерею, и всё же опаздывает. Carere morte застыли, распластавшись по стенам. На другом конце галереи, с той стороны, откуда поднимались охотники, Дэви видит несколько тел. Несомненно, мёртвые, хотя без малейших ран, люди.

— Он убил их, не касаясь, одним взглядом, — задыхаясь, шепчет Сесилия. Её остекленевшие от ужаса глаза находят Дэви. — На что ещё он способен?!

Посреди галереи стоит юный вампир, созданный кровью Алитера. После гибели Владыки прошло уже с полчаса, но только теперь Дэви впервые по-настоящему заинтересован его последним творением. С одного взгляда видно, что этот carere morte необычен. Он — средоточие Бездны, почти как Первый вампир. Пустота хлещет из его глаз, в пяти шагах от него бессмертные замирают, а смертные валятся на землю мёртвыми. Он заставляет кровь вязнуть, останавливаться в жилах. Дэви отшатывается, увидев его лицо. Прежние черты стёрты, словно кто-то одним взмахом смазал ещё не высохший рисунок, резкие складки с глубокими тенями пролегли от углов рта. И когда этот новообращённый улыбается, Дэви вдруг понимает:

— Владыка Алитер?! — шепчет он, потрясённый.

Алитер не погиб при инициации. Он лишь избавился от сковывающей собственной телесности, стал неизвестной силой, что пряталась в крови обращаемого. Этому нет логичного объяснения, но это так. Теперь Алитер в полной мере бессмертен, в полной мере бог. Дэви глядит на собравшихся: кто, кроме него, понимает это?

Сесилия. Александр. Магнус. Они, как и Дэви видят Алитера в новообращённом — но это не успокаивает их… Тот, чьё тело — новая клетка Алитера, безумен и едва ли управляем Владыкой. Пустота разрывает его, он воет от ужаса!

"Кто подчинит его, тот и будет Владыкой вампиров", — понимает Дэви.

Этот поединок краток, как бросок хищного зверя за жертвой. Время останавливается, пространство уплотняется, сжимается, оставляя лишь узкий коридор, по которому вы несётесь. В одно мгновение, показавшееся остальным бессмертным вечностью, в незримом мире Дэви выстроил клетку вокруг пустоты нового вампира. В мгновение ока клокочущая бездна стала гладким озером чёрного льда. Сейчас Дэви не интересовало, есть ли дно у этого озера… Он придал чёрному льду приятные глазу очертания и отступил.

…Дэви отступает к лестнице, и юный вампир послушно, как прирученный зверь, трогается следом. Дав форму чужой пустоте, вампир подчинил себе и её сосуд. Подобное доступно немногим бессмертным, кроме него. И никому — из собравшихся здесь.

— Не бойтесь, carere morte, — слышит он звонкий голос незаметно подошедшего Гедеона Вако, одного из первых бессмертных. — Перед вами Великий вампир, — Гедеон взмахивает рукой, указывая на новообращённого. Ещё взмах, и Дэви чувствует на лице холодный ветерок от широкого рукава его свободного одеяния. Старейший указывает на него. — И новый Владыка carere morte, Александр Дэви!

Собрание закончилось, и вампиры покинули замок. Остались только Адам Митто и Хиам Калькар, ожидающие личной аудиенции. А у Владыки был новый гость.

Плотный, невысокий, светлоглазый человек вошёл в центральную галерею. Едва перетупив порог, он легко, как на шарнирах, поклонился и равнодушно произнёс:

— Владыка, я прибыл.

— Валерий Конор…

— Полгода назад вы приказали мне и моим собратьям покинуть Карду. Мы выполнили приказ. Зачем вы позвали меня вновь, Владыка?

Дэви усмехнулся. Он стоял у окна, следя за отражением владыки Низших сразу в пяти зеркалах.

— Какие вести из столицы ты везёшь мне, Конор?

Вопрос удивил вампира, но он вежливо ответил:

— Низшие живут тихо, Господин. Нас не трогают ночные бури. Орден до рассвета сражается с ордами дикарей — всё как обычно. Центр Доны под контролем Ордена, скоро охотникам отойдёт и Север. Диосы там особенно усердствуют… Вы ведь знаете Диосов, Господин?

— И лучше, чем ты! — фыркнул Дэви. — Фанатики. Пятнадцатое поколение на службе Ордена! Чего ещё от них ждать? Но… Валерий! Что ты стоишь на пороге? Входи.

Конор осмотрелся и сделал два шага вперёд. Теперь от выхода его отделяло четыре зеркала с каждой стороны коридора. Бледное, круглое как луна лицо отразилось в пяти зеркалах Дэви. На лице лежала тень страха.

— Ночь омолодила тебя, Валерий, — заметил Дэви.

— Я слышал, вы покидаете Карду, Владыка. Куда вы направитесь?

— На север.

— Надолго? — Конор улыбнулся. — У меня зашёл спор с Гратой, возвратитесь ли вы к следующему Балу Карды. До него осталось только пять лет.

— Возможно. Если Дар позовёт меня.

Конор не показал своего сомнения, но Дэви почувствовал его. Очевидно, Низший сомневался в способности Владыки как-либо чувствовать таинственный Дар.

— Подойди ближе, Валерий. У меня есть подарок для тебя.

Он пожалел, что рядом нет фотографа, который мог бы запечатлеть выражение великого изумления, появившееся на лице Низшего… Конор сделал ещё шаг.

— Ты выполнил мой последний приказ точно и быстро, — ровно продолжил Дэви. — Ты ничем не показал своей обиды, хотя имел на неё полное право. Ты не попытался меня обмануть, оставив здесь пару агентов-пастухов, пестующих нужных тебе смертных. Ты действительно заслуживаешь поощрения! Я знаю, ты ищешь сведений, подтверждающих некоторые старые легенды. Я также слышал, что ты обращался к Нефандусу… Зачем же унижать себя, господин вампиров, разговором с презренным мусорщиком? Вот ключ от моей библиотеки, — вампир повертел в пальцах серебристый ключик. — Он твой на весь день, что придёт на смену этой тьмы. Долгий, равновеликий ночи день. Подойди.

Валерий послушался. Он несмело принял ключ и поторопился поклониться. Промолвил:

— Наконец-то я убедился, как велика может быть щедрость нашего Господина! Благодарю, Владыка.

Он ушёл через другую дверь, ведшую в сторону библиотеки. Низшему пришлось пройти весь зеркальный коридор, и от Дэви не укрылась крошечная трещинка, оставленная взглядом вампира на одном из срединных, самых больших зеркал.

От Владыки не укрылась и ложь Конора. Пустота Низшего дрогнула, когда Дэви сказал об обмане и агентах-пастухах. Пустота дрогнула… и ударила фонтаном скрываемых мыслей и образов. Владыка не успел запечатлеть в памяти их все, но ухватил некоторые обрывки. Этого оказалось достаточно! Дэви хлопнул в ладоши, вызывая слугу и одновременно аплодируя себе, и сообщил подошедшей кукле в серой ливрее:

— Пригласи сюда Адама.

Последний из Митто явился через несколько минут.

— Адам, Конор готов, — тихо сказал ему Дэви. — Он более не опасен. Он, наконец, принял Бездну, начал своё служение ей. Он на пороге превращения в Высшего. Он сейчас разбил зеркало…

Вампир кивнул.

— Теперь я хорошо вижу его пустоту! Я выловил образы из этого колодца: обмен кровью и договор с Высшим, особая подготовка агентов-Низших…

Адам кивал, как заведённый. Дэви улыбнулся и закончил:

— Всё из-за одного: Избранного.

— Вы полагаете, Конор нашёл его? Кто он?

— Это скрыто. Имя и внешность ограждены защитой Высшего, с которым у Конора договор. Я не могу разбить её незаметно для заговорщиков.

Адам недоумённо молчал.

— Я не стану этого делать, Адам. Конор требует отдать ему, ни много ни мало, половину мира: мир дня! Низший бросил мне вызов — что ж, я принял его. Ex ungue leonem — пусть сокровище достанется сильнейшему! Избранный погубит Конора, как во все века создателей убивали их творения. Когда Бездна пожрёт Низшего, я получу Дар… А Она скоро пожрёт его!

Кривая усмешка на мгновение исказила молодое лицо вампира, в голосе появились знакомые ноты несогласия:

— Вы решили не торопиться, Господин…

Краткая усмешка Дэви была зеркальным отражением усмешки Митто.

— Да, Адам. Низший зарвался и должен пасть. То, что Конор творит сейчас в столице, сойдёт за объявление войны. Число Низших уже в несколько раз превышает установленный мною предел, а дикари Доны с радостью отдают каплю своей крови новым кандидатам. Я мог бы сейчас же убить его, дневного паразита смертных, но это не уничтожит сплетённую им сеть. Пусть владыку Низших погубит собственное творение! Я же тем временем посмотрю, как далеко простёрлись его интересы.

Владыка остановился перед большим срединным зеркалом, тронул рукой трещину, оставленную взглядом Низшего. Оказалось, она змеится до нижней рамы. Дэви присвистнул:

— Ого! Голод уже заставил его убить… и не один раз.

— А кто этот Высший, с которым Конор связал себя договором?

— Ставлю на Гектора Долуса. Адам, можешь идти. Оставьте меня все, — велел он слуге, когда молодой вампир ушёл.

— Господин, Хиам Калькар ожидает аудиенции.

— Не сейчас. Скажи ему, что он получит своё задание в ночь Большой Охоты.

Дэви остался один.

Он вновь был неспокоен. Столетие за столетием Владыка наблюдал, как все интриги его бессмертных противников оборачиваются против них самих. Дэви же делал лишь то, что было угодно Бездне… и побеждал. Играющие против него: глупые, смешные, играли против Бездны и в Ней в конце концов исчезали. Но сейчас Бездна молчала. Она не поощряла его и не возражала ему.

Он колебался. Немногие знали, что будет потом, чем станет инициация Избранного для Владыки. Дэви ревниво оберегал эту тайну столетия, и сейчас она была известна лишь нескольким, бывшим в доме Седьмого Бала Карды. Их не стоило бояться. Кто из них, рабов Бездны, осмелился бы бросить вызов Владыке? Однажды он как Алитер войдёт в Дар, переродится… Так будет.

Только сам Владыка не чувствовал себя готовым. И теперь он понимал, что не был готов десять лет назад… и не будет готов никогда. Двухсотлетний бессмертный всё ещё был слишком человеком. Сейчас следовало остаться в Карде, вновь собрать группу и установить личность Избранного, но вместо этого Дэви объявил Большую Охоту и готовился к дальнему путешествию!

Он вновь в постыдной слабости отпустил воспоминания и вернулся в ночь гибели Алитера…

…"Александр Дэви — Владыка carere morte!" — Дэви кажется, эта фраза всё ещё звенит в опустевшем зале.

Седьмой Бал Карды завершён. В доме Алитера остались бессмертные. Смертные все ушли, а вот служителям Ордена в большинстве своем уйти не удалось, и новое оружие вампиров — Великий насыщается сейчас их кровью. А новому Владыке уже грезится, что завтра carere morte очистят от охотников Корону, а послезавтра Карду, смахнут свой главный страх — быть убитыми, — как метла паутину…

И вновь незаметно подошедший Гедеон Вако отвлекает Дэви.

— Я назвал вас Владыкой, милорд, перед гостями Бала, но только завтра объявлю это старейшим, — молвит он.

— Почему не сейчас? Время до рассвета есть. Завтра я хочу заняться очисткой Короны.

— Не торопитесь, Господин. Впереди вечность. К тому же вам ещё предстоит испытание, которое покажет старейшим, достойны ли вы быть Владыкой вампиров.

— Что за испытание?

— Не могу сказать, милорд. Я поклялся. Но вы узнаете скоро. Сегодня.

Тогда Дэви возвращается домой.

Он входит в замок своих родителей и проходит в свои покои. Его с супругой комнаты расположены в левой из двух центральных башен, куда утром заглядывает солнце, и все окна сейчас закрыты женой в ожидании своего бессмертного господина.

Спит ли она? Дверь в её спальню призывно отворена на полпальца, но света в комнате нет. Вампир прислушивается и улавливает быстрый стук сердца бодрствующего человека. Вампир прислушивается ещё… — Слишком быстрый стук! Она взволнована… напугана? Кто обидел её?

Не переодевшись, в том же бальном костюме, он заходит в спальню супруги и теперь понимает, что ошибся. Жена, сидящая на постели спиной к нему, поворачивается, и он видит спящее у неё на руках обряженное в кружева крохотное дитя. Их четырёхмесячный сын. Стук его сердца Дэви слышал в коридоре.

Тёмные волосы женщины распущены, гладкой волной они спускаются ниже талии — последняя её краса. Лицо и тело страшно исхудали, глаза обвела кругами бессонница. Тонкие губы обветрены, будто она блуждала где-то под холодным ветром.

Краткий вежливый поцелуй. Они не виделись почти неделю и могли бы позволить себе более тёплые ласки, если б смертная не сторонилась поцелуев лишённого смерти.

— Бал окончен? — спрашивает жена, едва он отстраняется. — Город волнуется, я чувствую.

— Хозяин Дома Бала погиб.

Она не ахает потрясённо, он напрасно ищет признаки хотя бы удивления на её лице. Когда она облеклась в доспех этого страшного равнодушия?

— Алитера убили охотники? — переспрашивает она. — Орден празднует победу?

— Нет.

Он тихо рассказывает, что произошло. Говорит об инициации и странной крови инициируемого, о гибели Алитера, о Великом вампире, способном убить охотника, даже не коснувшись. Жена внимательно слушает, но её лицо не меняется. Каменная маска! Из них двоих она сейчас больше напоминает carere morte.

— Алитер мёртв, — без выражения говорит она, когда муж заканчивает. — Что ж, это очень хорошо.

Малыш вдруг всхлипывает и заливается плачем. Жена вскакивает. Она кружится по комнате, вновь убаюкивая сына, а вампир провожает их неприязненным взглядом. Этот ребёнок, зачатый в последний месяц его смертной жизни, родная ему кровь, — тревожит его. Он — бьющаяся точка света, разрастающаяся с каждой пульсацией. В нём почти нет пустоты, на вкус он должен быть настоящим эликсиром жизни, слишком крепким даже для carere morte. Это дитя — родная кровь! — совсем чуждо Дэви и страшит бессмертного.

— Позовите няньку, — предлагает он. — Три ждут очереди под дверями покоев. Спустите его с рук хоть на пару часов, Вам нужен сон.

— Не отдам! — сверкает глазами она и добавляет, совсем тихо. — Никому в этом доме!

Молчание. Дэви разглядывает её лицо, обращённое к сыну. Сейчас оно кажется ему некрасивым. Простовато, даже грубовато. Раньше оно не выдавало так её…

…Происхождение. Младшему сыну герцога Дэви прочили в жёны прекраснейшую Мелиссу, дочь графа Лакуса, но он женился на простой девушке и тем восстановил против себя всю семью. Лишь после вмешательства Алитера, советника Короля, они благословили их брак. Но каждую ночь в чужом огромном замке молодая жена разражалась слезами и твердила, что её здесь ненавидят и хотят сжить со свету. Когда она узнала о своей беременности, её страх перекинулся на ребёнка, и скоро Дэви понял, что этот страх не беспочвенен. Тогда ему пришлось вновь обраться к Алитеру и на сей раз заплатить своей душой…

Малыш уснул. Жена бережно кладёт свою ношу в колыбель, поставленную у их постели. Вдруг убегает, взметнув вихрь волос, и возвращается с простой фляжкой в руке.

— Что это? — он принимает фляжку, откупоривает. Внутри жидкость без запаха, похожа на обычную воду.

— Выпейте, милорд, — её голос вдруг зазвенел, напряжённо. Он поднимает глаза… Как изменилось её лицо! Оно вдохновенно и открыто, оно ясно и юно. Оно прекрасно!

— Что там? — он даже шутит. — Сегодня я попробовал кровь Великого. Чем Вы хотите удивить меня?

— Воланс, выпей. Это снадобье, которое вернёт тебе жизнь.

Вновь молчание. В тишине слышно дыхание спящего ребёнка. Рот вампир кривится…

— Моя госпожа. Возлюбленная моя… Такого снадобья не существует!

— Все легенды carere morte когда-то были историей. Я была у старейшего. У Гедеона Вако. Он дал мне его!

— О, эти легенды carere morte! Что он дал Вам? Слёзы семи старейших? Варево из крови семи кукловодов? Что?

— Воду. Воду из Источника.

— Из источника Донума?

— Да.

Вампир усмехается.

— Полей мне на ладонь. Только немного!

Жена слушается. Она быстро бормочет заклинание из сказки — о луче, мече и звездопаде, но скоро обрывается и вскрикивает, отбрасывает фляжку. Смертная хватает руку вампира, рукавом платья осушает упавшие из горлышка фляги капли. На его коже там, куда попала вода, чернеют глубокие язвы.

— Воланс… Больно?

— Немного. Видишь, эта вода разрушает меня. Ею можно исцелить только новообращённых.

— Гедеон говорил, она исцелит тебя, если ты захочешь, если усмиришь хоть на миг свою пустоту… Невозможное станет возможным.

Вода выливается из упавшей фляжки, лужица разрастается и стекает ему под ноги. Вампир отступает, а женщина, теперь вспомнив о фляге, падает на колени, пытается собрать воду обратно.

— Гедеон Вако мечтает о том, чтобы моя вечность завершилась. Вы едва не стали его орудием, моя госпожа!

— Нет же, Воланс! Ты и сам знаешь, что лжёшь. Это волшебная вода! Не отвергай исцеление, прошу тебя! Нужно попробовать ещё раз.

Он опускается рядом, обнимает, радостно изумляясь теплоте её кожи.

— Это не спасёт тебя, моё сокровище. Я не хочу бежать, не хочу, чтобы наш сын был презираем Короной. Завтра Вако объявит меня Владыкой перед старейшими. Скоро мои carere morte вернут власть над Кардой. Тогда мы перестанем скрываться. Мы будем править этой землёй! Я буду владыкой ночного мира, ты — королевой дневного…

— Это смешно, — она задумывается и через секунду качает головой. — Так не будет никогда. Прошу тебя, вернись ко мне… к солнцу!

Она ждёт его слов, но он молчит. Там, в незримом мире, перед ним расстилается новый путь. Бесконечный, как небо… Завтра начнётся война за Карду. Скоро, ведомые новым Владыкой, carere morte вернут свою цитадель! Или царственный лев напрасно изображён на гербе первого из бессмертных?

— Воланс?

Жена хочет сказать что-то, но не решается. Она отходит к окну, печально трогает створку из плотно пригнанных досок и, только отвернувшись, шепчет:

— Я не умею любить того, кем ты стал…

Они вернули Карду, северные земли были поделены между carere morte Тридцати Домов Короны, как век назад при Макте. Орден бежал, вампиры ликовали, славили первый город-где-можно-не бояться и его тёмного Владыку. Но скоро Карду наводнили новички, дикари — дети хаоса, и его новый мир оказался на грани разрушения. Они вынуждены были опять уйти в тень, зваться легендой, а не былью Карды. Он ввёл строгие ограничения на количество жертв carere morte и оставил право обращать бессмертными только за самыми старшими. Опасная дорога увлекла его, вести из дома он узнавал с большим опозданием…

Младенец вскоре умер, его жена исчезла. Тот разговор с супругой оказался последним, те её слова о невозможности любви — последними, обращёнными к нему.

Боль от утрат ушла скоро, её смыл поток новой — от новых потерь: в первые десятилетия carere morte бывают очень увлечены эмоциями и мечтами смертных! Но едкий вкус последних слов жены, вкус яда, сохранился через века. Сначала они жгли как вода из Источника, сейчас их прикосновения были подобны пламени крохотной свечки…

"Бессмертные забывают. Лишь Бездна помнит всё".

"Однажды пламя погаснет", — Дэви с грустью подумал о временах, когда это воспоминание станет безвкусным. Несмотря на всю боль, которую оно несло, Владыка не хотел с ним расставаться.

"Инициация Избранного отнимет у меня его вкус, — отметил он. — Для эмоций смертного не будет места в вечности нового бога бессмертных".

— Я не буду торопиться, — сказал Дэви сам себе. — Пусть Избранный ходит неузнанным. Пусть Конор вьётся вокруг него. Пусть он вьётся, пока не свалится в пропасть! Дар — добыча, достойная львиных когтей, но сейчас никто из бессмертных не обладает подобными. Я же хочу еще немного побыть собой…Трусость? Даже лев на гербе Макты виляет собачьим хвостом.

Он покинул галерею, зная, что грядущим днём воспоминания вновь заменят ему все иные занятия.

 

Глава 12 Большая весенняя охота

Наряженная в старое, но всё ещё красивое голубое платье, Мира сидела в любимом глубоком кресле в гостиной. На её коленях лежала раскрытая книга, вампирша не читала, но и не поднимала глаз от мелких чёрных строчек. Племянник устроился в нескольких шагах от неё с альбомом и остро заточенными карандашами: узнав о скором отъезде тётушки, он вознамерился сделать её портрет. На память.

Теперь они общались ровно, спокойно. Они держались так, словно недавних глупостей — танца, сцены в библиотеке — не было в помине. Винсент перешёл на вежливый, чуть официальный тон, Мира — на шутливый, словно перед ней был всё ещё ребёнок.

Сейчас она сидела вполоборота к Избранному и порой бросала на него краткие осторожные взгляды. Она изучала извечно знакомое и меняющееся каждый день лицо и улыбалась про себя, когда он хмурил брови. Обещанный портрет Винсенту не удавался. Это был уже четвёртый их сеанс.

Изредка они переговаривались, пользуясь отсутствием Агаты. В последнее время племянник задавал много вопросов о carere morte, и вампирша всё больше увязала в собственной лжи. Она чувствовала — она готова была в этом поклясться! — что Дар Избранного просыпается. Взгляд Винсента порой становился цепким, глаза пронзительными — как у прежнего, Фидеса. Тогда Мире казалось, что Избранному известна её суть.

— Сегодня у них будет Большая Охота.

— Сегодня?

— Ночью над замком Дэви взвилось знамя с гербом Первого — значит, Владыка готов оставить Карду. Знамя поднимают, когда он возвращается в свой дом или покидает его. Для охоты Владыка выбирает всего одну какую-то область Термины. В этот раз Дэви хочет поохотиться в самой Карде. Последняя Большая Охота здесь была давно, почти столетие назад.

— А люди узнают?

— Нет. Пока туча крылатых теней не заклубится над их головами.

— Я предупрежу, кого смогу.

— Не вздумай! Если слуги Дэви узнают, в ночь Большой Охоты Владыка пожелает расправиться с тобой лично.

— Тогда что мне делать?

— Не высовывать нос из дома, — вздохнула Мира. — И держать защиту дома, несмотря на всё, что будет твориться вокруг. В эту ночь они нарушают все законы и правила охоты.

— А вы где будете, тётя?

Вампирша с досадой уткнулась в книгу. Она чувствовала, скоро, совсем скоро громоздкая махина её лжи рухнет.

— В рейде.

— Вы будете рисковать жизнью, а мне сидеть дома?!

— Да. Не то мне придётся спасать ещё и тебя, — пробурчала вампирша. — "Он всерьёз воображает её охотницей!".

Винсент совсем скрылся за альбомом.

— Но я умею то, чего не могут другие, — признался он. — Я хорошо умею замечать их. Я могу помочь.

Мира оставила это замечание без ответа. Ей вновь стало страшно. Избранный уже способен замечать вампиров… Почему же он смотрит, но не видит её?! И что он скажет, когда поймёт…

— Кстати, что с портретом?

Винсент поморщился, со злостью захлопнул альбом.

— Вот с этим я как раз дурачусь. Не получается! Не могу понять. Что-то не то. Чего-то не хватает…

— Больше света?

— Нет, — он покачал головой, увлёкшись творчеством и забыв тему "их". — О, я понял! Нет взгляда! Не хватает глаз. Вы можете смотреть прямо, на меня?

Мира горько пожалела, что спросила про портрет. Она постаралась смотреть сквозь племянника — на каминную полку, а Винсент наконец всерьёз занялся наброском. Он настойчиво вглядывался то в её лицо, то в получавшийся рисунок, и Мира каждый раз вздрагивала от его взгляда. Он жёг её сердце, как серебро клинка охотника.

— Мама, разумеется, будет против, — не выдержав растущего напряжения, легкомысленно начала она через несколько минут, — но я всё же не советовала бы тебе учиться в Первой Королевской Академии, как желает она. Сейчас ты великолепно изображаешь гения за работой… Такой актёр сгинет на юридическом факультете!

— Я буду превращать в спектакли заседания суда, — проворчал племянник.

— Всё-таки подумай о театре. Я слышала, что ты рассказывал Тони Дэртону о шраме на правом запястье… Чудесная романтическая история о трагической безответной любви к младшенькой Меренс!

— Не получается, — грустно сказал Винсент. Он ничуть не смутился, и, казалось, искренне огорчался неудаче с картиной.

— Знаешь, в чём дело? Ты склонен к идеализации образа. Я ещё вчера тебе говорила: больше реализма!

Он не ответил, но, казалось, принял к сведению этот совет.

— Жаль, я не знаю, в чём ты намедни уверял не менее прелестную старшенькую, Софию, — вздохнула Мира, — но, наверное, и её впечатлила твоя история?

— Я сочиняю истории, — признал племянник, всё переводя растерянный взгляд с нового наброска на неё. — Подожди… Что это?! — прошептал он вдруг. Взгляд Избранного стал острым, пронизывающим, он просто пригвоздил её: не пошевелиться, не отвести мёртвых, так уставших от десятилетней лжи глаз.

Сколько прошло так — минута, час… год? Тиканья часов не слышно: успел кончиться завод, или это был лишь миг между двумя "тиками"? Лицо Винсента побелело, зрачки расширились, но он не отвёл взгляда. Соскочив со стула, он встал на колени перед ней, взял вампиршу за руку: всё не сознавая, что делает, слушаясь неведомого зова. Избранный сжал её ладонь в своих, и Мира вновь почувствовала это: тысячи маленьких иголочек.

Винсент отдёрнул руки, точно обжёгся, и чары рассеялись.

Мира глубоко вдохнула, желая оправдаться, объяснить, повиниться… или вновь солгать. Но глядя в его бледное и абсолютно закрытое — никаких чувств! — лицо, смогла спросить только:

— Винсент, что случилось?

Напряжённую тишину нарушало лишь тиканье часов.

Он опустил глаза, видимо, больше не желая им верить. Три слова только, спустя вечность:

— Ничего. Простите, тётушка.

Вампирша, струсив, сбежала.

Большую охоту Владыка вампиров старался приурочить к весеннему или осеннему равноденствию. В этот раз он опоздал. Весенняя Охота была объявлена в последний день марта.

Перед охотой избранная компания собралась на площадке самой высокой башни замка Владыки. Отсюда открывался удивительный вид. Чёрные громады гор столпами подпирали небо, затянутое тучами и кажущееся совсем близким. Огромный замок, оставшийся внизу, видно не было, он, как мир вокруг, был поглощён тьмой. Под ногами, вокруг, вверху царила тёмная беззвёздная ночь.

Мира появилась последней. Её глазам предстала необычная картина. В "Тени Стража" сегодня собрались все carere morte Карды, подчинённые Дэви. Старейшие, потерявшие счёт своим годам, и юные, как она, величественные владетели Короны и скромные жители Пустоши. Все нарядились, словно на праздник: мужчины во фраках, женщины в открытых вечерних платьях, и все молчали. Бессмертные слушали ночь. Адам Митто облокотился на парапет, его глаза были закрыты, на губах витала мечтательная улыбка. Селена, уставшая от долгого перелёта, прислонилась к зубцу башни, некрасиво уронив ослабевшие руки. Владыка, стоявший в центре башни, скрывал своё лицо за странной старинной маской с длинным птичьим носом. Он надел не фрак — на нём был парадный мундир далёкой забытой эпохи, но костюм не казался гротескным, Владыка был великолепен. Алиса Тэрре не сводила с него влюблённых глаз.

Владыка заметил появление молодой вампирши и указал ей место рядом с собой. Мира коротко поклонилась и проследовала в центр башни.

— Ты добиралась пешком, Вако?

— Половину пути я проделала на крыльях, Господин. А потом по привычке воспользовалась подземным ходом.

Десять лет, отведённые Владыкой на искупление грехов её юности, истекли минувшей зимой. Мира надеялась, что сегодня Дэви объявит об окончании её епитимьи, и она не ошиблась.

— За прошедшие годы ты показала, что способна контролировать свою частицу Бездны, — очень тихо сказал Владыка. — Отныне можешь брать себе столько жизней, сколько захочешь.

Мира вновь поклонилась: "Благодарю, Господин". О, как в первые годы она ждала этих слов! Как жаль, что постепенно ожидание вознаграждения за правильное поведение сменилось вялым безразличием. Сейчас она вовсе не была рада. Яркий, полный захватывающих приключений мир её бессмертной юности канул в бездну. Его сменила серость, пронизанная опасными иглами взгляда Избранного. Вампирша осталась равнодушной: можно убивать? Ну, что ж…

"Как прикажете, Владыка".

От Дэви не укрылось её состояние. Вампир улыбнулся, блеснули его чёрные глаза-агаты.

— Слушай ночь, — сказал он загадочно. Мира послушалась.

Здесь, в своём логове, ночь… молчала. Она тоже не знала ответа на вопрос: "Разгадал ли Избранный мою суть?" Казалось, площадка на вершине Северной башни была заключена в шар — чёрный, непрозрачный, наполненный клубящейся тьмой и звенящей тишиной. Одеяло облаков, укутавшее высокий купол неба, не пропускало звуки извне, они утопали в черноте вокруг, как в мягкой подушке. Тьма внизу бурлила, поднимаясь всё выше, то приоткрывала, то вновь прятала очертания замка. Скоро она доберётся до площадки…

Небо у края горизонта пошло красными всполохами — то пламя сотен вспыхнувших костров отразилось в нём! Никто не пошевелился, молчание по-прежнему окутывало группу бессмертных, но всё неуловимо и мгновенно изменилось. Взгляды сделались ищущими, затрепетали ноздри, ловя исчезающую первую струю дыма далёких костров. Тьма уплотнилась, одев вампиров плащом.

"Пора!" — прошептал Владыка.

В то же мгновение тьма, заполнившая площадку, взорвалась — это десятки крылатых тварей рванулись вверх. Их общая огромная тень, подобная грозовой туче, накрыла весь замок и схлынула, когда туча двинулась к городу.

Город и окрестные селения не спали. На улицах, на площадях, в полях люди зажгли костры — почему-то считалось, что огонь отпугивает carere morte. Мира заметно напряглась, когда они подлетели к Короне. Дом Вако был хорошо защищён от случайных дикарей-вампиров, но любой старейший с лёгкостью бы разбил его защиту.

Основная часть тени быстро миновала Корону: сегодня Владыка решил развлечься в южном районе города. Мира уже собиралась облегчённо выдохнуть и забыть на несколько часов свою тревогу, но вовремя заметила промельк серебристых крыльев над Верхним мостом. Какой-то carere morte торопился к её дому!

В три взмаха крыльев Мира догнала его, схватила чужую тень, дёрнула на себя, и бессмертный вывалился из крылатой оболочки. Клочья его тени растаяли в руках вамирши. У них был редкий серебристо-серый оттенок. Селена Ингенс!

Зашипев от злости, Мира кинулась вниз. В шаге над землёй она вынырнула из крылатой тени, отнимавшей слишком много сил.

— Ингенс… Прочь!

Селена повернулась к ней, юбка её светлого платья колыхнулась. Глаза вампирши полыхали белым огнём отражённого лунного света.

— Ты не смеешь мне препятствовать! Я могу входить в любой дом сегодня. Таков закон Владыки!

— Что ж, попробуй…

Проулок был пуст, хотя слева тянуло дымом от близкого костра. Вампирши сцепились, никого не боясь. Селена быстро вырвалась, но отбежала недалеко.

— А что, если я обернусь сейчас Крылатой? — она засмеялась, укуталась в серебристую тень ещё не расправившихся крыльев, дразня Миру. — Ты слишком слаба, тебе не удержать тень… Останешься тут, ползать и выть от злости!

Мира хотела кинуться на неё, но сдержала порыв, спокойно скрестила руки на груди.

— Лети-лети. Всё равно дом тебя не пустит.

— Тогда я выманю твоего Винсента на улицу. Ему же нравятся вампирки, не так ли?

Мира вновь бросилась на неё, Селена вывернулась, заливисто смеясь. Она уже расправила крылья, готовясь взлететь, когда небо над их головами накрыла ещё одна тень. Очень плотная, с тяжёлыми, широкими крыльями, она могла принадлежать только мужчине.

Вампир преобразился, ступив на землю между дамами. Гектор Долус!

— Дамы, кого вы делите? — оскалился он. — Огромный город вокруг. Все найдут себе вдоволь еды сегодня.

— Племянника Миры. Присоединишься ко мне? — пропела Селена.

Гектор почернел от злости:

— Пошла прочь, Ингенс!

— Сегодня я могу брать всех, кого хочу!

— По негласному правилу, молодые должны следовать за Владыкой, а он обошёл Корону стороной, — Гектор встал рядом с Мирой. — Убирайся, Ингенс!

Больше Селена не спорила. Обернувшись зверем, она улетела, только её крылья сверкнули серебристыми спицами и пропали. Гектор обратился к Мире:

— Инцидент исчерпан. Теперь, летим?

— Не смогу. Слишком устала…

— Тогда жди здесь. Я принесу пищу.

Мира смущённо улыбнулась. Она не питала иллюзий: Гектор вступился за неё, поскольку её Избранный был нужен ему. Вампир скрылся в тени домов, а она осталась ждать. И скоро капли жизни, принесённые им, дали ей силу.

Вампиры взмыли вверх, понеслись догонять Владыку. Они рассекали воздух, как чёрные стрелы. Внизу волновалось море огней, а впереди, куда улетела свита, горький запах дыма уже мешался с маслянистым запахом крови.

Они утонули в чёрном колодце ночи. Они словно уснули, и их сон был мельканием образов. Но суматошное мельтешение не лишало сил, как это бывает в ночных кошмарах. Нет, этот сон был живительным эликсиром, он давал силы, он давал жизнь. Сегодня они чувствовали себя сильнейшими на этой земле. Каждый новый образ, проходящий перед глазами в жарком свете костров и факелов, лишь раззадоривал, подгонял — дальше по скользкой-скользкой дороге — в Бездну. Они были мёртвым сердцем этой земли. Частица Бездны, голодавшая долгие годы, разрослась и поглотила своих владельцев. Сегодня лишь тонкая оболочка кожи отделяла её от мировой пустоты.

Вслед за чёрными тенями собратьев, Мира носилась по улицам, входила в чужие дома. На её шее, плечах возлегло экстравагантное ожерелье из потёков чужой засохшей крови, не успевавшей впитываться, и таким же красно-бурым панцирем покрылось платье спереди. Ресницы и выбившиеся из причёски волосы были опалены пламенем костров.

Один раз она пришла в себя на площади Карды. Мира только что отбросила очередную жертву, и Владыка, бывший неподалёку, с удивлением взглянул на неё.

— Ты не убиваешь, Вако! Ты только пробуешь их жизнь на вкус. Тебе довольно этих капель?

— Наверное, за годы я привыкла питаться так, Господин.

— Чтобы быть хоть сколь-либо сильным carere morte, нужно уметь слышать свою частицу Бездны. Нужно уметь управлять Ей. Только с Её помощью ты можешь создавать кукол… и влиять на физический мир, — Дэви усмехнулся и щелчком пальцев разбил стекло ближайшего фонаря. — Чтобы овладеть этими способностями, нужно давать своей Бездне пищу. Бездна любит чужую агонию или твои сильные эмоции. Я вижу, теперь, когда ты излечилась от безумия дикарей, тебе стал ближе второй путь, но я советую выбрать первый. Убивай и насыщай свою частицу Бездны кровью, ибо второй путь быстро истощит тебя.

— Я попробую, Господин.

Но Мира брезговала убивать. Раньше её не пугало зрелище смерти, Бездна дикарки наслаждалась им. Сейчас же оно вызывало у вампирши отвращение. Её частица Бездны была вполне довольна немногими каплями крови. В последние годы вампирша могла оборачиваться зверем почти без ограничений. Возможно, причиной тому была постоянная тревога Миры, питающая её, а, возможно, что-то ещё…

"Рядом со мной — Избранный, тот, что способен исцелить carere morte. Может, из-за него исчезла моя прожорливость?"

Второй раз она очнулась на Нижнем мосту. Её окружали молодые carere morte, те, что были обращены в последние двадцать лет.

— Владыка уходит и требует от всех оставить Карду. Что ж, я возвращаюсь в столицу, — говорил Гектор. — А вы?

— Сначала в Прэсто. В Дону я вернусь к следующей зиме, — Селена.

— Я попробую разыскать знакомых в столице. Если они ещё охотятся… Говорят, Орден перебил всех дикарей севера Доны, — Патрик.

— Я буду сопровождать Владыку, — Алиса, смущённо, но радостно. — Он велел мне остаться…

— Я также возвращусь в Дону, — сказала Мира. — Сестра нашла мне там жениха. Ждите, друзья. Возможно, скоро вы получите приглашения на свадьбу.

— А мне Владыка дал особое задание, — сказал Хиам, и на молодого хозяина-вампира все посмотрели с уважением.

— Какое? — спросила Селена.

— Слежка.

Мире представилась свора его зверей, бегущая по следу Избранного…

— Вот здорово, — дрожащим голосом восхитилась она.

И в третий раз она очнулась на безымянной улице в нижнем районе города. Вампирша долго преследовала группу людей и загнала их в каменный мешок тупика. Ближайший к ней смертный взмахнул факелом, целя в голову. Она отшатнулась, прикрыла лицо и тут же отдёрнула руку, обжёгшись о собственную маску.

— Прочь, нежить! — прокричал знакомый звонкий голос.

Человек перед ней вновь поднял факел, пламя осветило его лицо. Искажённое страхом и отчаянием в смеси с непонятной радостью, оно было странно чужим, совсем взрослым.

"Винсент! Боже, зачем он здесь?!"

В глазах Избранного мелькнуло узнавание… и неверие. Мира отступила. Накрывшись тенью как плащом, она бросилась прочь, не разбирая дороги.

Ночь закончилась на Пустоши, за городом. Бессмертные сняли маски, и свет, разливающийся из-за восточного горизонта, ударил в их бледные, чистые лица, безжалостно высветил заскорузлую от крови одежду, задержался в капканах пальцев, всё ещё скрюченных в охоте за добычей.

— Скоро рассвет, — объявил Владыка. — Значит, наша ночь и наше время в Карде завершено. Летите, Крылатые!

Чужие крылья закружили Миру в чёрном вихре, она едва удержала свою тень. Гектор, заметив её растерянность, спустился к ней и помог покинуть Пустошь.

Они попрощались у Верхнего моста, договорившись встретиться послезавтра утром на вокзале и вместе отправиться в столицу. Мира нехотя повернула домой. Странно тяжело было нести чудовищное обличие: никаких привычных, любимых ощущений полёта, радости, юности. Пренебрегая близящимся рассветом, вампирша кружила над рекой. Кажется, она что-то кричала: безумно, безнадёжно, бессмысленно…

Звёзды угасали, и вместе с ними угасала надежда: несомненно, Избранный разгадал её суть. Если не вечером, дома, — так ночью, в городе. И, наверное, ей уже не стоит возвращаться к сестре…

Всё же солнце прогнало её в тень родного дома. Мира тихонько отворила незапертые ставни, шагнула в комнату, преображаясь.

Винсент ждал её у окна. В молчании он долго смотрел на неё, на ставшее буро-красным платье, на испачканную кровью маску, болтавшуюся на шее.

— Я думал, ты — охотница, — наконец бросил он. — А ты… вампир! Давно тебя обратили?

— До твоего рождения, — она шагнула к нему, протянула руку, желая успокоить. Винсент отшатнулся:

— Убирайся отсюда!

— Ты прогоняешь меня?

— Прочь, нежить! — его лицо вновь исказилось. Что это: боль, ярость… злость?

— Не бойся. Я не причиню тебе зла. Никогда.

— Скольких ты убила сегодня, carere morte?! — он успокаивался, тон стал ледяным, больно ранящим. — Убирайся! Вон из моего дома!

Мира расхохоталась. Злость, сдерживаемая годами, прорвалась наружу:

— Мальчик! Это и мой дом!

Не дав опомниться, она отшвырнула его к двери:

— Убирайся из моей комнаты! Вон!

Глаза Избранного сверкнули. Он бросился к ширме, за которой вампирша хранила воду для утреннего умывания, и сбросил таз на пол.

— Теперь попробуй снова стать чистенькой! — крикнул он. — Больше не посмеешь к нам спуститься… Нежить! Уйдёшь вечером, когда солнце сядет.

Грохот упавшего табурета, на котором стоял таз с водой, грохот захлопнувшейся двери… Мира равнодушным движением затворила окно и села на самый краешек кровати. Она слушала быстрые, легкие шаги вниз по лестнице. Винсент уходил от неё сейчас. Навсегда.

— Прощай, солнышко! — прошептала вампирша.

Вечером того же дня она покинула старый особняк. С пустыми руками, в одном платье — с тем же, с чем пришла сюда десять лет назад. Никто не проводил её. Один раз вампирша оглянулась на дом и встретилась взглядом с Агатой, подошедшей к окну. Сестра, застигнутая врасплох с заплаканными глазами, холодно кивнула ей и скрылась в темноте комнаты.

Свою последнюю ночь в Карде Мира провела на старом мосту через Несс, кидая камешки в воду.

"Ты научила Избранного, как избегать встречи с carere morte. Ты видела отвращение в его глазах сегодня, значит, он никогда не выберет путь бессмертия. Не тревожься! Ты вернёшься за ним позже. Тебе нужна сила, тебе нужны союзники. Ты найдёшь их — и вернёшься".

Почти беззвучно, камни исчезали в черноте один за другим, без следа: "Помнишь Зеркальную галерею Дэви? Ты поклялась пустоте своей сути, что убьёшь того, кто тебя разгадает. Винсент узнал в тебе вампира, это слово было им произнесено. Ты не сдержала клятву. Теперь жди кары. Бездна не прощает".

 

Часть 2

 

Глава 13 Чудовища

Ночью Карда была величавой белокожей царицей. Белые дома Короны светились в темноте, ртутью блестела река под луной. Carere morte выходили из своих убежищ и охотились. Владыка оставил Карду, но дикари, неподчинённые ему, смелые и наглые, остались. Через три года их было уже два десятка. Да, двадцать свободных Высших вампиров — Винсент мог бы поручиться за эту цифру. Низшие же их собратья не поддавались учёту, и каждую ночь из-за гор десятками прилетали слуги Владыки Дэви. Он видел, знал их всех, не видя. Это было ощущение каких-то неведомых дыр в мироздании, как будто ведёшь рукой по куску шёлка — и вдруг прореха. Ночная Карда была ужасна… но, по крайней мере, она не лгала.

Дневная Карда была ужасней во сто крат. И в пасмурные дни, когда свет тускнел, не достигая земли, и в пылающую летнюю жару солнце казалось ненастоящим. И город был ненастоящим. Блестящие крыши, проглотившая жёлтый блин река, глянцевая листва деревьев — солнце не высвечивало пустоты за ними. Может, земного светила просто недостаточно, чтобы осветить этот мрачный мир? Свет не вызывал отклика в нём, как если бы солнце освещало труп. Днём Карда была блеклой декорацией захолустного театра. За декорацией же скрывалась тьма.

С тех пор, как Мира покинула дом Вако, прошло три года. Винсент закончил школу, и, хотя Линтеры звали его в столицу, отверг приглашение и остался в Карде. Он не любил этот город, но не стремился покинуть его. Где, в каких условиях и обстоятельствах его талант распознавать вампиров мог найти лучшее применение?

Вот и сейчас, на закате летнего дня, он сначала почувствовал приближение частицы тьмы, а уже потом увидел её воплощение. Темноволосая девушка шла навстречу ему по главной дорожке городского парка. Вблизи она оказалась большеглазой и миловидной, к тому же приветливо улыбнулась юноше, будто знакомому. Винсент постарался сохранить равнодушие. Он ясно видел, какое чудовище прячется за красивой маской. Низший вампир — подлейшее среди carere morte создание… Юноша продолжил свой путь, девушка остановилась. Ещё долго Винсент чувствовал её сумасшедший, робкий и пристальный взгляд.

Через час бесцельной прогулки он собрался было домой, но дочь госпожи Ларгус, круглолицая девчушка лет семи, догнала его у выхода из парка и, ничуть не робея, заступила дорогу.

— Я — Джезабел Ларгус. Мой брат Дженивьер говорил, что ты знаешь всех carere morte Карды, — выпалила она.

Винсент остановился. Ничего не сказав, он насмешливо поглядел на Джезабел сверху вниз. Та не отступила:

— Мне нужна твоя помощь. Ты ведь не carere morte?

— Нет.

— Мне кажется, какой-то вампир иногда гуляет у нашего дома, глядит в наши окна. Он высокий, тёмный, у него большой рот. Ты знаешь его?

— Я не знаком с вампирами Карды лично. Я только умею отличать их от смертных и замечать в ночной тьме. Ты подумай: вампир гулял под окнами, так близко! А ведь ты и твой брат способны прогнать его! Вам нужно заняться защитой дома… — он объяснял дальше, не замечая, что повторяет фразы и даже интонацию тётушки-вампирши.

Получив указания, девочка убежала на зов воспитательницы. "Смелая девчушка!" — подумал он, прислушиваясь к затихающему топоту маленьких ножек. В Карде о Винсенте ходили страшные слухи. Сведущие люди поминали, что вампирша Вако ежегодно убивала по сотне человек, и часть ненависти народа к ней досталась ему. Не верившие в carere morte считали его безумцем, встречавшиеся с вампирами — одним из бессмертных. Говорили, что в своих ночных рейдах он ищет пропавшую Миру-вампирку, говорили, что он водит вампиров Карды, подобно хозяину… Немногие знали о его таланте — узнавать вампира под любой маской.

Но и этих немногих, то и дело обращавшихся за помощью, Винсенту было достаточно. Его спрашивали, есть ли carere morte в их семействе. Его сопровождения просили вновь прибывшие в Карду. Он указывал, кого следует опасаться на балах и раутах. Почти каждую ночь он выходил в город. Он отслеживал вышедших на охоту carere morte и уводил их за собой от жертвы. При этом юноша не брал плату за свои услуги, хотя положение семьи по-прежнему было стеснённым. Он боялся, — глупое суеверие! — что, подобно дару ясновидения, его дар пропадёт, если он начнёт измерять его в денежном эквиваленте.

Дочь соседей Меренсов, София, окликнула Винсента, когда он подходил к дому. Это была невысокая темноволосая девушка с тонким и красивым, но излишне продолговатым лицом.

Они встретились, разделённые чугунной витой решёткой забора, ограждавшего дом Меренсов.

— Помоги мне, Винсент, — София очаровательно улыбнулась и, приблизившись так, что прядь её волос скользнула по его щеке, зашептала. — Через неделю мой день рождения, ты знаешь. Будет бал. Я отлично придумала: маскарад и вход нестрогий. Какой-нибудь carere morte непременно пожалует ко мне.

— Хочешь, чтобы я указал его тебе?

— Да.

Винсент осуждающе нахмурил брови.

— Я найду вампира и укажу. Только не тебе, а госпоже Беате, — очень тихо сказал он, зная, как далеко разносятся все звуки в прозрачном воздухе летнего вечера. — Софи, когда ты оставишь затею с обращением?

— Никогда! Бессмертие — тот подарок, который я действительно хочу получить на своё восемнадцатилетие.

— Восемнадцатилетие?

— Да. Я младше тебя на четыре месяца, ты забыл? Ты ничего не запоминаешь!

— Оставь эту мечту на два года. Владыка вампиров назначил возрастом инициации двадцать лет. — Винсент намеренно избрал холодный, вовсе не дружественный тон, но Софию это не смутило:

— Двадцать лет! К тому времени мама выдаст меня замуж. Я стану взрослой, серьёзной, несвободной. Я хочу сейчас! Мне всё равно, пусть вампир, обративший меня, будет дикарём. Так даже веселее. Скучная вечность надменных carere morte из свиты Владыки немногим лучше жизни, назначенной мне матушкой.

— Я уже говорил тебе: бессмертие carere morte может быть привлекательно только для слепых. Смертные не способны видеть его суть. Став вампиром, ты прозреешь — и ужаснёшься.

— А ты, стало быть, единственный зрячий в мире слепых? — девушка обиделась. — Я обратилась к тебе, потому что ты навсегда увлечён ими, также как я. Ты только притворяешься проповедником Ордена! Тебе известны все вампирские убежища, ты мог бы убить всех вампиров Карды! Или ты ненавидишь их, убиваешь их — или ты любишь их, восхищаешься ими. Третьего не должно быть.

Теперь Винсент рванулся к ней, так что девушка в испуге отступила.

— Позволь мне решать, как должно быть! Ты не видишь мир так, как вижу я. Вспомни о гостях дома! Ты думаешь, carere morte придёт на праздник затем, чтобы обратить юную хозяйку бала? Ему нужна пища, Софи. Что, если он захочет полакомиться, например, твоей сестрой? Если ты так жаждешь бессмертия, надень своё лучшее платье и прогуляйся по кладбищу за Пустошью в третьем часу ночи.

— Я уже думала об этом! Тогда я стану вампирским ужином! А мне нужна не смерть, а вечность. Винсент, помоги мне, прошу тебя! Я знаю, ты проследишь, чтобы он не убил никого из гостей.

Винсент вздохнул и отступил от решётки.

— Ты говоришь, убивать или любить, — сказал он после долгого молчания. — Нет, всё не так, Софи. Проклятие carere morte как болезнь. Разве мы убиваем больных? Разве мы восхищаемся тифом и чумой? Вампиров следует изолировать и лечить. Вот так, и никак иначе.

— Мама идёт, — испуганно прошептала девушка. — Прости. Она разъярится, если увидит меня с тобой.

София скрылась в саду, а Винсент, несколько разочарованный внезапным окончанием беседы, возвратился домой.

Он прилёг отдохнуть в комнате Миры. Выбор места для сна объяснялся не сентиментальностью и не тоской по пропавшей тётке. Винсент вполне оценил удобный тайный путь из дома, открывавшийся из комнаты Миры. Агата слегла бы с нервным расстройством, увидев его. Нужно было вылезти за окно, перебраться на соседствующую с ним летнюю террасу и оттуда по стволу близкого дерева спуститься на землю. Впервые Винсент нашёл его в ночь Большой Охоты, когда решился проникнуть в запертую комнату вампирши, и с тех пор пользовался им почти каждую ночь. Он переделал комнату по своему вкусу. В небытие отправился тяжёлый полог над кроватью и шкаф — хранилище нарядов вампирши, пропахший кровью изнутри. От Миры здесь остались только ставни на окнах, очень удобные, запирающиеся с двух сторон.

Было бы неверным сказать, что Винсент совсем не вспоминал о тётушке. Сейчас он был благодарен Мире: она, сама того не ведая, указала ему путь. До того, как он узнал, что Мира — carere morte, он считал их ужасными, недостойными сострадания тварями, но в этой жестокой вампирше нашлась частичка человечности. Он готов был поклясться: то было не притворство! Увидев это в одной проклятой, он присмотрелся к другим и скоро пришёл к выводу: бессмертные — лишь только больные люди. На следующий день после ухода Миры он пожалел, что дал волю обиде, и их расставание вышло таким злым. Но поздно было что-либо делать, и мама выглядела успокоенной и радостной. Сначала Мира писала им. Он вышла замуж, супруг ввёл её в высший круг Доны… Через два года письма прекратились. Мира исчезла точно так же, как в юности. Винсент не искал её. Время их встречи ещё не пришло. Всякую болезнь можно вылечить, просто не ко всем ещё найдены соответствующие лечебные снадобья. Он чувствовал, что станет тем, кто узнает, как исцелить вампиризм. И тогда он разыщет тётю…

Вот в небе заблестели звёзды — стражи на границе долгого летнего вечера и ночи, и Винсент проснулся, почувствовав, как мгновенно углубились двадцать воронок, ведущих в пустоту. Он забрал со столика заранее приготовленное оружие и отворил окно. Через десять минут он был у Верхнего моста.

Сегодня на охоту вышли все carere morte города. Долгий летний день высушил их до капли, остался лишь чёрный смерч — воронка голода. Ослепшие, безумные, вампиры бывали необыкновенно прожорливы в летнее время! Винсент остановился на мосту, решая, куда идти дальше. Корона была практически чиста. В районе Тридцати Домов дикари не рисковали охотиться, опасаясь мести старейших; только над особняком Ларгусов, видимым издалека благодаря своим башенкам, кружила одинокая тень. Значит, свидетельство маленькой Джезабел было верным! Этот вампир не охотился, лишь присматривался… Близ Пустоши охотились пятеро вампиров, двое носились над Патенсом, четверо плутали в лабиринте улиц нижнего района. Восемь — почти половина! — выбрали Сальтус, вернее, один очень ограниченный участок за Сальтусом. Только крупное происшествие могло привлечь стольких carere morte. Винсент повернул на запад, в Сальтус. Следовало разузнать, что произошло.

— Похоже, их цель — женский лицей, — предположил знакомый извозчик, которого Винсент отыскал на вокзальной площади.

— Лицей?! Прежде они не совались туда, там сильная защита.

— Была сильная. Сегодня утром умерла директриса лицея. Отравилась.

— Самоубийство… Это хуже всего. Значит, защиты больше нет.

— Может быть, воспитанницы уже разъехались?

— Нет. Я помню, экзамены у них позже, чем у нас.

— Отвезти вас туда?

Винсент не ответил. Он сосредоточился на восьмерых проклятых. Восемь смерчей затихали, рассеивались. Вампиры насыщались.

— Поздно. Они уже сыты! Я не выйду против сытого вампира.

Он снова замолчал, устыдившись. Едва установив местонахождение carere morte, ему нужно было спешить туда, но Винсент выбрал долгий путь через вокзальную площадь.

Возница ничего не сказал, усмехнулся. Но его взгляд показался Винсенту осуждающим. Юноша отметил на его карте города места вампирских засад и поторопился уйти.

"Восемь вампиров! — бормотал он про себя, направившись теперь в Патенс. — Всё это я проходил. Деревянный кол и серебро обездвиживают их ненадолго, а после ранения они пробуждаются куда более голодными. Если до ранения они были довольны каплям крови, то после отнимают всю жизнь, если они планировали одно убийство — совершают два и более. Моё вмешательство только вредит".

В детстве, читая сказку о Даре, Винсент возмущался поведению первого Избранного: "Убоявшись тьмы, отдалился от дел и не пользовался чудесным Даром". Теперь же он понимал того человека.

"Не "убоялся тьмы"! Он, обладавший той же способностью, также ощущал бессилие, невозможность исправить что-либо. Убийство carere morte он считал неверным путём, а остановить убийства смертных иными способами не мог. Молчаливое наблюдение за бесчинствующими вампирами делало его их пособником — и он ушёл от людей. Что же ждёт меня? Отшельничество?"

Винсент остановился в центре лабиринта улиц Патенса — на площади с фонтаном. Пришло время эксперимента, к которому он готовился три дня. Вампир — он чувствовал это — озирал сейчас площадь из своей засады. Глянув на окружающие дома, Винсент быстро нашёл её: вампир прятался в собственном дневном убежище на втором этаже жилого дома.

Подняться к нему? Он сбежит, испугается, что за ним пришёл охотник. Винсент решил выманить вампира на улицу.

Недолго помаячив у фонтана, он нарочно повернулся к дому вампира спиной и направился в переулок, уводящий с площади. Голодный воющий смерч немедленно двинулся за ним, и Винсент ускорил шаг. Погоня раззадоривала вампира, а, увлекшись, он становился неосторожен.

Винсент свернул на узкую улочку, где вампир вынужден был сбросить крылья. Юноша уже достал серебряный нож, спрятанный в рукаве, но вампир вдруг резко ушёл в сторону. Он заметил дыру в защите ближнего дома и предпочёл улей, набитый жизнями, одной, спешащей в ночи. Винсент чертыхнулся, остановился. Минуту он следил, как воронка смерча, подобно сосуду, наполняется чьей-то жизнью… Потом ушёл.

Он попробовал увлечь за собой другого вампира, но добыча вновь сорвалась с крючка. Только под утро Винсенту удалось приблизиться к третьему carere morte на расстояние удара.

Вампир догнал его в проулке, образованном слепыми стенами домов. Его крылатая тень разрослась, потянулась к добыче — carere morte готовился напасть. Тогда Винсент развернулся к нему и ударил ножом в сердце.

Удар был точным: вампир упал, съежившись и будто уменьшившись в размерах. По небольшим размерам тени Винсент предполагал, что это будет девушка, но carere morte оказался мальчик-подросток. На мгновение Винсент испугался, отступил: очень страшной была эта картина — ребёнок с ножом в груди.

Чары carere morte, делающие любого вампира привлекательным в глазах смертных, рассеялись. Лишённый колдовской миловидности, вампир оказался болезненно худым, мутноглазым, тускловолосым. Под тонкой голубоватой кожей рельефно проступали синие шнуры вен. Вампир был страшен, но не как мертвец — как измученный болезнью человек.

Винсент закрыл глаза — в грядущем эксперименте зрение будет только помехой.

Картина, явившаяся ему с закрытыми глазами, казалась сном. Чёрное-чёрное, чернее ночной тьмы пятно, которым виделся вампир во время погони, вблизи оказалось сборищем хаотично прыгающих точек, за которыми светилось что-то. Светящаяся фигура человека была облеплена шевелящимся чёрным, будто на несчастного напал рой пчёл. — "Что же заставляет её светиться? Может, так ему дано видеть жизнь carere morte? Ведь не всю жизнь отнимают при инициации…"

— Не бойся, я не охотник, — чётко проговорил Винсент. — Я не собираюсь убивать тебя, я попробую тебя вылечить. Только не бойся!

Чёрная масса мелко тряслась. Вампир боялся. Или слишком сильна была боль от серебра…

— Ты не должен бояться! Так ты мешаешь мне. Успокойся!

Винсент сделал глубокий вдох и задержал дыхание. Это давало ему ощутить собственную жизнь, собственную живую кровь, словно источающую свет.

"Как много сияющей жизни в этой крови! Больше, чем нужно одному смертному. Странный дар, чудесный Дар…"

Сон продолжался. Винсент коснулся тёмной фигуры вампир рукой, и от пальцев к светлому двойнику вампира протянулись тоненькие нити.

— Выбирайся, — прошептал он. — За мной! Да выбирайся же!

Он вспоминал стишок, что Мира рассказала ему в детстве.

"Как там было? Умойся звёздным дождём…"

Но строчки путались, а мельтешащая чернота разрасталась. Винсент чуть отвлёкся, ослабил волю — и вот чёрная пыль пляшет перед глазами… Может, она уже окутывает душным коконом и его?!

Винсент отдёрнул руку, поспешно вскочил и наваждение ушло. Он тяжело дышал, будто только что пробудился от кошмара. Вампир лежал неподвижно.

Он побежал прочь. Вспомнив, возвратился, выдернул нож из раны вампира. Бессмертный вздрогнул, его глаза, до того парализованные, забегали по сторонам, остановились на юноше — и почернели от ужаса. Винсент припустил прочь: вампир был слишком слаб, чтобы пуститься в погоню немедленно, но поторопиться стоило.

Очередной эксперимент не удался. Серебряный нож, пятый из старого столового набора, найденного на чердаке среди хлама, почернел почти до самой рукояти. А сколько было попыток прежде! Сначала Винсент ловил carere morte днём, когда они тихо спали в своих убежищах. Но при солнце они бывали слишком слабы, их жизнь едва просвечивала под чернотой. Потом он ловил насыщавшихся вампиров: во время сладкого ужина они совсем утрачивали бдительность. Но сытый вампир был слишком полон чужой жизнью, и сияние его собственной тускнело, как если бы свет проходил через мутное стекло. Постепенно Винсент пришёл к выводу: ему нужен голодный вампир, вышедший в ночь за добычей. Сегодняшний эксперимент стал последним и самым опасным его экспериментом.

"Неудача. Последняя неудача! Нужно искать другой путь", — холодно рассудил он.

Но Винсент вспомнил о жертвах этой ночи: о воспитанницах лицея, о том неизвестном, которого предпочёл вампир с площади Патенса, и, сильно сжал в кулаке лезвие ножа, физической болью прогоняя душевную.

"Жестокий дар, беспомощный дар! Или ты не дар, а проклятие?"

Он решил на время оставить эксперименты с carere morte. Следующие несколько дней Винсент провёл за городом, в верховье Несса. В залитой солнцем роще, ведущей к истоку реки, он писал этюды. Ещё преподаватели лицея замечали, что юноше следует серьёзно заняться живописью, и сейчас он решил им уступить. Странные картины выходили из-под его кисти: молодая летняя рощица казался рисунком на крыльях бабочки, а все тени были глубоки и черны, как пропасть.

Винсент не любил одиночество, ставшее его вынужденным спутником с достопамятной ночи Большой Охоты. Но в эти дни оно почти не тяготило его. Решение загадки исцеления carere morte было близко, совсем близко. Ещё один день тишины и солнца — и новый путь, ясный и простой, откроется ему… Поэтому он не был рад незваной гостье, появившейся в тихой роще. Частица черноты пряталась под милым обличьем девушки, в светлом лёгком платье. В ее руках была вместительная, но кажущаяся невесомой сумка из той же, что и платье, ткани. Девушка закрывалась от солнца кружевным зонтиком. То была Низшая, встреченная несколько дней назад в городском парке, и, проходя мимо, она вновь приветливо улыбнулась. Винсент поклонился в ответ с несколько озадаченным выражением лица. Девушка казалась знакомой, но вспомнить хотя бы её имя он не мог.

"Возможно, она встречалась мне ночью, в рейде…"

Девушка, чуть помедлив в раздумьях, извлекла из сумки тёмно-синий плед и книгу и устроилась на импровизированный пикник на полянке неподалёку. Винсент попытался отвлечься, заняться этюдом, но сочное пятно расстеленного пледа, похожее на водную гладь истока Несса, притягивало его взгляд. Низшая читала книгу и делала вид, будто ей вовсе не интересен нечаянный зритель. Раздосадованный, Винсент решил не глядеть в её сторону и нарочно занялся кружевным зонтиком, который первым же порывом ветра был отнесён далеко в сторону от владелицы. Эта картина одинокой брошенной вещицы неожиданно так понравилась юноше, что он без жалости удалил прежний этюд с раскладного мольберта и немедленно взялся за новый. На его рисунке простенький дамский зонтик приобрёл хрупкость и ажурность паутинки, а светлые, купающиеся в лучах солнца деревья, окружающие полянку, почернели и заострились частоколом готических зубцов.

Вскоре Низшая почувствовала необходимость укрыться от солнца. Она встала, направилась к зонтику и на полпути остановилась.

— Вы рисуете меня? — она зарделась. — Я сейчас вернусь на место.

— Я рисовал ваш зонтик, — Винсент сам испугался своей резкости. — Но вижу, как он сейчас нужен вам… — не удержался он от замечания.

К его удивлению, Низшая засмеялась:

— Я знаю, как вы меня видите! Я могу подождать.

Так и не забрав зонтик, она вернулась на плед. А Винсент больше не мог оторвать от неё глаз.

Тогда, на закате дня в городском парке она была приглушённо миловидной, а печать проклятия едва заметна: вечер — время Низших. Сейчас полуденное солнце, безжалостно высвечивающее все недостатки внешности обычных людей, облекло её в сияющие одежды богини, проклятие же чернело возле сердца огромным пауком.

— Мне нравится ваша картина, — заметила Низшая, разглядывая брошённый этюд, прислоненный к дереву. — Вы видите мир так же, как его видят carere morte.

— Неужели?

— Да. Только многие бессмертные боятся поверить своим глазам.

Больше она ничего не сказала. Несколько минут прошли в смешном, каком-то обиженном молчании, и Винсент решился перейти в наступление.

— Простите меня за нападки. Мой дар позволяет видеть carere morte, но часто я бываю слишком чувствителен к тёмной стороне их сути и напрасно забываю о другой, светлой. Я даже не представился вам…

— Винсент Марк Линтер, — улыбнулась девушка. — Я помню тебя, маленький Винсент. А ты помнишь Линду Флагро?

Линда! Старшая дочь барона Флагро. Последние годы она жила где-то в столице, но прежде они встречались: на детских праздниках и балах Короны. Правда, Линда, старшая на три года, не обращали внимания на Винсента. Они говорили всего один раз, то ли в шутку, то ли серьёзно…

— Я рассказывал тебе, как укрепить защиту дома, а ты обзывала меня фантазёром, — сказал Винсент. — Я помню! А помнишь, я нарисовал тебе карту Короны? Налево от Несса дома, где carere morte есть в каждом поколении, направо дома, где в каждом поколении охотники, а два ближайших к реке дома, оба на "ф" — Фаберы и Флагро, придерживаются нейтралитета. Что же ты наделала, Линда? Теперь моя карта бесполезна…

— Я уже не Флагро, — глаза Низшей смеялись.

Он окончательно оставил этюд. Они беседовали целый долгий час. Винсент подобрал зонтик и укрыл им Линду, по-прежнему храбро делавшую вид, что ей нравится быть на солнце. Потом девушка ушла, запретив себя провожать. Юноша всё же последовал за ней в отдалении. И увидел лишь, как Линда садится в экипаж с гербом баронов Меллисов, ожидающий её у дороги.

"Должно быть, она — супруга младшего из баронов", — подумал он и вопреки всем законам и правилам почувствовал не разочарование и принятие. Это было нетерпеливое ожидание новой встречи.

"Меллисы — друзья Меренсам. Линда будет на дне рождения Софии, — он вздохнул. — Придётся и мне пойти…"

В конце концов, кто как не он укажет гостям Бала, кого следует опасаться? А мечта Софии о бессмертии останется мечтой. Всегда можно припугнуть дикаря карой Владыки за обращение несовершеннолетней! Бал-маскарад предполагает легкомысленное, вольное общение. Он получит возможность ещё раз встретиться с Линдой.

"Почему раньше я не пробовал исцелять Низших? Это должно быть проще: их проклятие не так сильно. Эксперимент продолжается", — запоздало оправдался он перед собой.

 

Глава 14 Избранный

Их юная любовь была подобна солнцу. Только она светила ещё ярче… И смертный верил в бессмертие её, а бессмертная вновь смаковала в ней позабытые жизнь и смерть. Винсент перестал замечать время, вечность Линды наполнилась шорохом и стуком тысяч бегущих часов и минут.

Место первой встречи стало местом свиданий. Они проходили рощу и надолго застревали в гроте у истока Несса. Он рисовал Линду: в простом белом платье, в пышном голубом, в венке из цветов, с букетом цветов в руках; в рощице, ловящей солнечных зайчиков; в гроте, русалкой, задумчиво перебирающей длинные, черные как ночь волосы… Линии его рисунка утратили стеклянную хрупкость, а тени поблёкли. Он предал прежнюю манеру рисования — будто забыл о проклятии, лежащем на земле Карды и всем, на ней живущем.

Они много говорили — обо всём на свете, кроме любви: боялись разрушить свой хрупкий воздушный замок. Почему-то больше всего про город, в котором прошло детство обоих. Им было интересно, какой историю Карды знает другой. Они лепили общую историю…

— Первый carere morte появился здесь четыреста лет назад, — говорила Линда.

— Триста, — поправлял её Винсент. — Макта Вастус, Первый вампир, правил триста лет назад.

— На самом деле, Макта — современник первого Короля, Арденса. Ведь это Арденс его создал.

— Арденс?

— Арденс, Первый Избранный.

— Никогда не понимал этой чуши. Первый Избранный! Как будто Избранных может быть больше одного. Какой же он тогда "Единственный"?

— Разве ты не слышал легенды о Даре? Этот Дар существует, пока существует Первый вампир, Избранные же — смертны. Поэтому много их сменилось со времён Арденса и Макты.

— Да, некоторые люди в разные столетия умели распознавать carere morte лучше других. Но я не думаю, что между ними существует какая-то связь, вроде единого Дара.

Линда взглянула на него с юмором и ничего не сказала.

— А исчезновение Макты? За год до Второго Бала Карды? Что сталось с Первым вампиром? Убит Орденом?

— Ты не слушаешь меня! Избранные Даром приходили и после исчезновения Макты, значит, Первый вампир жив. Он удалился от дел, но, говорят, порой он возвращается в старый город, где когда-то правил. Carere morte встречали его иногда на руинах за Пустошью. Там стоял дом Первого, там истинное сердце Карды…

— Последний раз я слышал подобное от тётки-вампирши. Признайся, все будущие carere morte должны посетить лекции по истинной истории Карды и сдать экзамен перед обращением?

Она едва коснулась губами его губ и отдалилась, дразня.

— Не смейся. Смертным открыта правда дня, но вы не слышите легенд ночи. А она хорошая рассказчица! Давай, я расскажу, почему на самом деле древняя Карда больше не столица? Думаешь, это прихоть капризной королевы? Или интриги Домов Реддо и Гесси? Дону столицей сделал Орден. Помнишь имя первой королевы Доны? Анна Марселла из рода Рете. Рете издавна служили Ордену. Охотники ушли отсюда после того, как Дэви обзавёлся Великим вампиром на цепи, и основали на юге свою цитадель… Ты меня слушаешь?

— Слушаю. Мне нравится твой голос…

Почти также часто, но очень кратко они говорили о carere morte. Эта тема, при лёгком к ней отношении предстающая неисчерпаемым кладезем шуточек, заметно стесняла их. Они быстро расходились здесь, так и не обменявшись колкостями. Никто не хотел случайно обидно ранить собеседника. На вопрос Винсента: "Почему она выбрала бессмертие?", Линда ответила коротко: "Это была всего одна капля. В череде комедий и драм юности я едва ли заметила её". На вопрос Линды: "Почему обладатель подобного дара не сотрудничает с Орденом?", Винсент сообщил только: "У нас разные пути".

Такие это были беседы. Без упоминаний прошлого, без надежд на будущее… Винсент заговаривал порой о своих, вернее, маминых, планах: поступить в столичную Королевскую Академию и вопрошал Линду молча: "Как же ты?" Тогда она опускала глаза и усмехалась. И однажды в усмешке Низшей ему почудилась Мира…

— Что с тобой? — спросил он. — Ты странно улыбаешься.

— Я всегда улыбалась так.

— Нет!

— Уверяю тебя, — в её глазах была грусть. Предчувствие скорого расставания.

Знакомая усмешка Линды так встревожила Винсента, что он не смог отпустить её из памяти и наутро следующего дня. Дома он разложил перед собой все портреты девушки и нашёл эту ухмылку на каждом, но стоило присмотреться к ней, как она исчезала. Тогда он вынес картины на террасу — на солнце.

Здесь они словно потускнели. Грязно-серая мазня, будто он смешал слишком много разных красок: тусклые волосы, тёмная кожа, болезненная худоба тела под платьем… Приглядевшись, Винсент заметил ещё одну, самую отвратительную странность — блестящие, словно стеклянные глаза. Что это? Может, он положил слишком много белил? Заглянув в глаза портретов, художник отскочил в ужасе: неужели он нарисовал это? Яркий белок, прозрачный студень радужки… Точно глаза куклы или даже что-то совсем уж страшное — вываренные рыбьи глаза… Вот, значит, что в действительности было перед его слепым взором всю неделю! О, не впервые мираж, сотканный чарами carere morte, скрыл от него реальность!

Винсент отыскал единственный незаконченный портрет Миры. Да, и здесь то же самое и ещё усиленное, ведь Мира была Высшей: усмешка-оскал, словно живущая собственной жизнью на картине, равнодушные, неживые глаза… Он коснулся лица портрета, пальцы привычно очертили знакомый овал. Он помнил, как рисовал его: робко, тайно восхищаясь изяществом всех линий при явной несоразмерности некоторых пропорций. То была истинная красота, — казалось ему тогда, — подобная отвлечённо идеальной красоте статуй и древних божеств и достойная жить вечно. Как чудовищно далёк он был от истины! Когда за прекрасными чертами проступил бледный, обескровленный лик лишённой жизни, он сначала не поверил своим глазам.

"Ты склонен к идеализации образа. Больше реализма!" — Винсент шёпотом напомнил себе неосторожную фразу Миры. Уже во второй раз ему пришлось признать: чары carere morte имеют власть над ним, знающим о сути их проклятия! С некоторым усилием он вспомнил, что общение с Низшей должно было стать частью эксперимента. Он хотел попробовать исцелить её! В чём же дело?

— Красивые картины, — мама, незаметно для него зашла на террасу и уже, близоруко щурясь, разглядывала портрет "Линды-русалки". — Кто это? Линда Флагро?

— Да, — сознался Винсент.

— У вас роман?

— Мама! Она уже два года замужем за младшим Меллисом. Мы случайно встретились за городом. Ей понравились мои картины, и она попросила портрет.

— Младшим? Пятидесятилетним?

— Не считай чужие годы.

Агата осталась невозмутимой.

— А это что? — она склонилась над портретом Миры. — Не узнаю…

— Это же Мира!

— А! — короткое, какое-то воинственное междометие. Агата выпрямилась, но её взгляд всё не отрывался от портрета сестры. Она сильно изменилась после отъезда Миры. Рассеянная и замкнутая прежде, она стала совсем несдержанной на язык и даже поведала сыну некоторые семейные тайны. Это было б хорошо, если бы при этом она не начала замечать множество неудобных вещей…

Агата поставила рядом портреты Линды и Миры.

— Они чем-то похожи: эта и та, — даже её манера разговора изменилась. Она отрывисто бросала слова, часто грубые.

— Да… немного.

— Я встретила сегодня Селесту Ларгус, — помолчав, сказала Агата. — Что ты наговорил её дочери?

— А! Джезабел.

— Как я поняла, ты пугал её сказками о вампирах. Селеста рассказала, дочь всю дверь в доме изрезала, рисуя знак защиты от carere morte. Когда кончатся твои глупые шутки, Винсент? Меренсы уже ненавидят нас, теперь ещё и Ларгусы?!

Винсент печально усмехнулся. Агата до сих пор не верила в реальность carere morte. Она не замечала странных ночных прогулок Миры, а теперь и сына, её не убеждали страшные находки на чердаке, вроде разбитого зеркала, в котором ночью плясали странные, словно крылатые тени, или досок, несомненно, прежде бывших гробом — постелью carere morte. Мамина слепота была достойна первой награды на конкурсе "Не вижу зла"!

— Я сказал Джезабел только то, во что верю сам. А ты слышала, мама, что о Мире сейчас говорят в Карде? — всё же решился он. — Её, как прабабку, считают ведьмой, вампиршей…

— Пусть лучше так, чем правду.

— А что — правда?

— Сестра совершила страшный грех в юности… — Агата замолчала. Она долго всматривалась в лицо сыну, как бы ища ответа на вопрос: не сделаю ли я хуже, если скажу? Всё же она не решилась:

— Впрочем, она сполна за него заплатила. Мира с детства была сказочницей… Я напишу ей. Её обрадует новая сказка о carere morte.

На закате дня Винсент вновь отправился к гроту.

"Больше не поддамся! — повторял он про себя. — Это не любовь, это всего лишь чары carere morte… Как я мог забыть, что Низшие очень сведущи в них?! Я сегодня же расстанусь с ней. Да, эта встреча — последняя встреча!"

На землю спускался вечер. Винсент уже миновал рощу, он шёл… почти бежал берегом реки к месту свидания. А Несс, тихий и бездонный, пил сумерки и наливался их синевой.

Едва он увидел Линду, ждущую его в зачарованном месте у грота, все указания рассудка были забыты. Он вновь ослеп, перестал видеть её проклятие. Девушка сидела на корточках на знакомом синем пледе. Она оделась сегодня как в день их первой встречи, в волосах мерцали красные искорки заката.

Винсент замер, тщетно пытаясь вспомнить заготовленную фразу. Вежливая и равнодушная, она должна была мгновенно создать стену между ними, очертить границу, которую ни один из них более не перейдёт.

Линда мило наклонила голову набок, шутливо изучая пришедшего. "Что же ты?" — беззвучно прошептала она.

— Сегодня будет вечер нашей последней встречи, — сорвалось с его губ.

— Я уже знаю это, — она улыбнулась. — Иди ко мне.

Дальше было безумие и колдовство. Он подошёл к ней, слепо ткнулся лицом в протянутые к нему руки, в сложенные горстью ладони. Винсент боялся, что это прикосновение будет подобно струе ледяной воды, что кожа вампирши покажется ему холодной как камни грота, и колдовство рассеется. Но её кожа была тёплой, и он вздохнул и отдался общему безумию. Они сгорели и возродились из пепла, как птица-Феникс. "Ты погубила меня", — шептал он ей, когда на небе вспыхнули фейерверки звёзд. "Ты воскресил меня", — крикнула она на рассвете, протягивая руки к бледному, не отдохнувшему за краткую летнюю ночь солнцу.

Но вот солнце выползло из-за горизонта полностью, и Винсент стряхнул остатки безумного ночного сна. Перед ним вампирша. Низшая, подлейшее среди carere morte создание.

— Кто подослал тебя ко мне? — тщательно и всё же недостаточно ровно проговорил он.

— Подослал? — Линда в одной сорочке нежилась на солнце. Она открыла хитрый кошачье-зелёный глаз и тут же закрыла. Отвернулась. Недовольно повела белым голым плечом.

— Ты играешь со мной. Зачем? По чьему приказу? — он остановился, поражённый.

Её кожа золотилась на солнце. И она была согрета не только его лучами, но и жаром внутреннего солнца-сердца! Винсент по-прежнему не чувствовал проклятие Низшей, но теперь не чары carere morte были тому причиной! Неужели проклятие растворилось как лёд в потеплевшей крови Линды? Винсент закрыл глаза. Да, и в том мире, доступном ему единственному, вампирша сияла незамутнённым светом. Вампирша ли? Немного холодной черноты осталось лишь у её сердца. Но он сможет растопить этот лёд одним касанием ладони…

Линда вздрогнула от его прохладного прикосновения.

— Что ты делаешь?

— Я…

— Проверяешь, бьётся ли моё сердце? Да, и также часто, как у тебя. Иногда carere morte способны ненадолго приблизиться к жизни смертных. Высшая точки любви, также как сильный страх пробуждают сердце бессмертного, дарят проклятому несколько минут жизни.

— А я хочу подарить тебе всю жизнь, — зашептал он со вновь проснувшейся нежностью, окончательно забыв о недавних подозрениях. — Не шевелись. Закрой глаза и думай о хорошем.

Винсент сосредоточился на проклятии вампирши… Нет, этот лёд не таял! Через несколько минут собственная рука, прижатая к остывающей коже Низшей, показалась ему выточенной из той же грязно-чёрной ледышки. Холод лианами оплетал вены, подбираясь к сердцу, но юноша не отступал. Наконец Линда сама оттолкнула его руку и села.

— Довольно, — тихо запретила она. — Ты только мучаешь себя. Так ты не исцелишь carere morte. Ты погубишь себя!

— Ты не знаешь, какой у меня дар! Я способен на это! Просто…

— Ты не знаешь, какой у тебя дар! — Линда отвернулась, закусила губы, боясь, как бы с них не сорвалась тайна. Винсент отодвинулся. Подозрения вновь заполняли его несчастную голову.

— Говори же, Линда! Ты надеялась, на рассвете я буду в полной твоей власти?! Ха! Говори!

— Да, надеялась! — выкрикнула она. — Хорошо, если ты так хочешь… Твой дар проклятый! Он никогда не даст тебе исцелить вампира. Разве за три года ты был хотя бы близок к этому? Ты напрасно мучаешь себя. Мне жаль тебя! Каждую ночь ты обречён смотреть кошмарный сон Карды…

— Откуда ты знаешь о моих экспериментах? Кто подослал тебя?

Вампирша молчала. Она порывисто встала, будто вздумала сбежать, но тут же опустилась на место.

— Владыка Низших? Нетрудно догадаться! Вы все подчинены ему, он дал вам мечту о мире, где вас никто не назовёт Низшими… Вы чуть ли не молитесь на него! Говори! Что Конору нужно от меня?

— Помоги мне с корсетом, — взамен потребовала она. И заговорила.

— Ты знаешь, кто ты? Конечно же, нет. Если б ты знал, что твой дар, разве вёл бы себя так легкомысленно? Ты Избранный, ты владеешь Даром, тем самым, из легенды — великой, опасной силой! И кричишь об этом на весь город! Если б не Конор, два десятка вампиров уже передрались бы между собой за право доставить тебя Владыке! Ты можешь вести себя тише?

— Что Дэви нужно от меня?

— Ты вдруг стал поразительно не догадлив! — Линда разъярилась окончательно. — К чёрту это! — она отобрала корсет, в лентах которого Винсент успел основательно запутаться, и принялась натягивать платье прямо на сорочку.

— Ты говоришь таким тоном, будто старая сказка верна от первого до последнего слова. Но почему я должен верить ей? Я не видел ни Избранных, ни Великого вампира, ни…

— Старейшие помнят их! Они видели их, они говорили с ними. Дэви снова нужен Великий вампир. И если только ты попадёшься ему…

Винсент гордо вздёрнул голову.

— Инициация должна быть добровольной.

— Ага, как же! Он уничтожит твою душу и завладеет твоим Даром. Он сумеет это. Он знает, как. Ты — Избранный, но и ты не сможешь противостоять ему долго. Он сильнее всех, разве что пропавший Макта сильнее его.

Избранный в отчаянии вцепился в волосы, помотал головой. Такого рассказа он не ожидал. Он думал, Линда расплачется и скажет, что Конор задумал убить его, как излишне остроглазого, а вместо этого его засыпали громоздкими словами, начинающимися с больших букв!

— А что же Конор?

— Сейчас ты ещё не примешь это… но Великий вампир — единственная для тебя дорога. Так выбери лучше Конора, а не Дэви! Дэви погубит тебя, Конор же оставит тебе твоё "я". Ему нужна только твоя помощь. Низшие вампиры почти не опасны. Они могут мирно сосуществовать с людьми. Помоги Конору, и спасёшь: смертных от бессмертных, а бессмертных от смертных.

— Нет! — он снова решительно помотал головой, и на плед посыпались сухие травинки. — Мне не нужно ваше бессмертие. Оно уродливо. Я не приму его. Никогда!

— Избранному не дано выбирать судьбу. Он принадлежит миру, и мир всё решает за него.

Линда вздохнула. Её кожа тускнела, серела в лучах солнца. И сердце билось теперь как уставшие часы, у которых кончается завод. Он не вернул её к жизни. Не воскресил. Опять неудача! Так может вампирша права, единственный путь для него — присоединиться к бессмертным? А исцеление carere morte — ложь, бессмысленная ложь старой сказки о Даре?

— Что ж, если я Избранный, нужно соответствовать громкому имени, — глухо сказал Винсент. — Мне мнится, что Избранные прокладывают путь, а потом за ними идут миллионы. Я продолжу свой, а ты возвращайся к своему владыке, и скажи, что я никогда не приду к нему.

— Свой путь? — её смех уже стал вампирским: отрывистым, резким, лязгающим. — Что ж, ступай, мой малыш. И запомни, в таинстве исцеления две стороны: исцеляемый и целитель. Ты работаешь не с той стороной. Ты сейчас — такая же нелепость, как врач, берущий пациента за руку и вместо дачи лекарств требующий, чтобы больной немедленно исцелил себя сам. Сила в тебе, а не в нас. Недаром сказка говорит: Избранный должен захотеть использовать свой Дар, чтобы тот пробудился.

— То есть, я этого не хочу?! — он вскинулся. Да что она знает! Три года бешеных, невозможных усилий… — не та сторона?!

— Ты не исцелил никого, — не сдаваясь, прошептала Линда. Она полностью оделась, светлое платье и без корсета идеально сидело на худенькой фигурке. — А теперь одевайся и уходи, — приказала она и, в подтверждение решительных слов, пальцем указала ему: "Вон!"

Избранный! Наверное, он всегда это знал. Его странный дар — видеть вампиров, единственный во всей Карде, давно внушал ему, что он особенный. Конечно, это не давало ему права называть себя Избранным, но втайне он мечтал… Он представлял фантастические картины: вампиры бегут, завидев его приближение, он освобождает Карду от carere morte, одним прикосновением он исцеляет Миру… Это были глупые юношеские мечты. Проговаривая про себя те слова, что он скажет Мире после того, как исцелит её, он прекрасно понимал что так, как он представляет, вряд ли когда-то будет. Он прекрасно знал, что задача вселенского масштаба не решаема. И даже не потому, что для решения потребуется построить невообразимо сложное уравнение — просто потому, что условия задачи невыполнимы!

Теперь, оказалось, его мечты могут сбыться. А главный икс задачи прост и ясен.

"Избранный!" — это слово звучало, как решение.

Винсент опять бежал рощицей. Тропинка, вся в пятнах солнца, сама бросалась под ноги. Ему хотелось скорее выбежать из-под свода деревьев. Быть там, где дует ветер, откуда видно всё солнце, а не разорванное на куски ветвями жёлтое пятно…

Избранный, — он чувствовал, что поддаётся магии этого слова. Ему уже мерещились толпы, хором повторяющие его… Избранный!

Он остановился, вдруг вспомнив о Линде. Подумать только, эта ночь — лучшее, что было в его жизни, а он так увлёкся думами о будущем, что совсем забыл о своей несчастной возлюбленной!

"Я помогу и ей, — подумал он. — Помогу им всем! Только бы не потеряться в своих мечтах! Избранный — от этого слова кружится голова. А гордыня и мечты о величии губили многих, многих…".

 

Глава 15 Кружится голова

Линда отпустила извозчика и неспешно пошла к дому Коноров, где ей назначил встречу владыка. Лицо девушки было ясным, спокойным, хотя и закрытым, но она нервно вертела ручки своей сумочки, чуть ли не завязывая их в узел, и это не укрылось от взгляда слуги, сопровождавшего её к господину. На его тонких губах появилась ехидная ухмылка. Слуга не по первому, а по второму рождению, он был таким же Низшим вампиром, как и гостья владыки, и потому был недоволен своим положением при дворе. Нервозность Линды ясно свидетельствовала о каком-то серьёзном промахе, допущенном вампиршей в её задании, а слуга был рад чужим промахам.

Жестокое летнее солнце заполнило собой всё небо. Нестерпимо яркий свет его прожигал землю Карды насквозь. Линда раскрыла зонтик. На открытом солнце она испытывала сильную боль, словно кожу обёртывали тканью, покрытой горячим клейстером. В кружевной тени зонтика ей стало значительно легче. Осталось только головокружение, преследующее с утра, с того момента, как она открыла глаза — после сна о падении и полёте.

Она немного боялась. Её ошибка не была фатальной для всего задания, но Конор не прощал даже самых мелких промахов. С проштрафившимися Низшими он поступал жестоко. Он выдавал их Ордену, а наиболее провинившихся ждала самая страшная и отвратительная казнь для carere morte — их отдавали толпе.

В годы, когда Владыка Дэви путешествовал, и Карда была свободна, её смертные жители становились куда смелее. Стоило пройти слуху о каком-то бессмертном, раскрывшем свою личность, и они уже не прятались по домам, а выходили на бой. Попавшегося им carere morte ждала страшная участь: его тело разрубали на куски и сжигали, голову же хоронили на Лысом холме Сальтуса.

Эта казнь часто являлась Линде во снах. Она просыпалась всегда на одном и том же моменте: когда её под злорадный гогот толпы несли под топор палача. Она вскакивала на постели, задыхаясь от крика, с заходящимся сердцем. Потом она клялась, что больше никогда-никогда не уснёт и рыдала — от счастья, что это был лишь сон, и от ужаса, что здесь, в Карде, он однажды способен стать реальностью…

Конор ожидал Линду на балконе, разделённом тенью пополам. Кресло владыки было на границе тьмы и света. Линда кратко поклонилась и хотела сбежать в тень балкона, но Конор знаком велел перейти на светлую сторону. Зонтик, впрочем, милосердный владыка разрешил оставить.

Недаром в кулуарах шептались, что Конор подражает Дэви! Освещённая солнцем площадка была для гостей Конора тем же, чем Зеркальная галерея — для гостей Дэви. Местом пыток. Кресла ей не предложили, и вампирша сгибалась под тяжестью зонтика. Словно всё солнце давило на его ажурный купол! Во рту пересохло, и Линда знала: эту жажду не утолить водой.

— Господин, у меня плохое известие, — тихо проговорила она.

— Что такое?

— Господин, Избранный узнал о вашем интересе. Я вчера сказала ему. Я не могла не сказать! Он спросил прямо. Ложь разрушила бы его доверие ко мне.

К её великой радости, Конор не был недоволен.

— Что он узнал обо мне?

— То, что знают все, господин. Вы ищете Избранного, но чтобы спасти. Я сказала, Избранный нужен вам, как компаньон.

— Что он сказал?

— То, что вы предсказывали, господин, — печально улыбнулась Линда. — Он не хочет нашего бессмертия.

Она облизнула губы. Забывшись, представила вяло пульсирующую вену на шее мужа… и почему-то смутилась, сжала покрепче ручку зонта.

— Да, сейчас он не хочет нашего бессмертия, — спокойно повторил Конор. — Сейчас он ещё слишком мало узнал, чтобы захотеть его. Сейчас он воображает, что у него есть выбор… А выбора нет! Мы не дадим ему выбора. Настала пора перейти к следующей части плана. Избранному пора показать вторую сторону медали. Он должен уехать в столицу и присоединиться к охотникам. Их глава под моей властью. Скоро Избранный поймёт, что Орден — зло более страшное, чем carere morte, и вернётся к нам.

— Он хочет ехать в Дону осенью, господин. Он говорил мне.

— Осень? Это поздно! Дэви что-то почуял. "Тень Стража" проснулась, хозяин слуг бдит. Его куклы рыщут по городу. Они ищут Избранного, — это сказал другой голос, не Конора. Линда заозиралась в поисках источника и нашла ещё одно кресло на тёмной стороне балкона. Говорившего не было видно в глубокой чёрной тени, но вампирша поняла, кто это. Таинственный компаньон владыки Конора. Высший…

— Да, нужно торопиться, — ровно согласился Конор. — Невозможно ждать до осени. Придётся чуть ускорить события. Избранный покинет город после смерти матери.

— Госпожа Линтер? Чем она больна? Винсент не говорил… — Линда остановилась. Мраморный пол под ногами заплясал. К головокружению добавилось ощущение лёгкой пустоты в животе. Она испугалась, что её, невесомую, унесёт с балкона первым же порывом ветра.

— Она не больна. Во всяком случае, больна не более чем любая полная дама её лет. Агату убьёте вы, — заметил невидимый Высший.

— Я?!

— Я говорил о Низших, как о виде carere morte… Смерть должна выглядеть естественной, а Высшему с этим не справиться.

— Я пошлю к дому Вако десятерых, — сказал Конор. — Может быть, уже сегодня вечером. Полагаю, хозяина не будет дома в это время, Линда?

— Здесь я не смогу помочь, господин. Вчера мы попрощались с ним навсегда… Думаю, мы увидимся в следующий раз не ранее пятницы.

Конор улыбнулся, усмешку невидимого Высшего Линда не видела, но чувствовала.

— Нельзя ли ускорить вашу встречу?

— Лучше не стоит, господин. Ему нужно время, чтобы вновь признать меня своей. Но, полагаю, сегодня ночью он выйдет в город. Вчера он впервые услышал от меня о своей избранности, ему не терпится разбудить свой Дар.

Конор довольно наклонил голову.

— Хорошо. Пусть испытывает свой Дар. Тем временем в его отсутствие дом Вако лишится защиты, — ехидно заметил Высший.

Линда содрогнулась.

— Зачем нужно непременно убивать кого-то? Во время нашей следующей встречи я могу разыграть панику, попросить его немедленно покинуть Карду… Я скажу ему, что Дэви ищет его Дар. Он послушается. То, что вы задумали, жестоко. Он же будет винить себя в смерти матери!

— Это от него и нужно, — Линде почудилось движение во тьме: Высший подался вперёд. — Смерть близкого человека больно ранит. На месте этой раны на долгие годы остаётся частица пустоты, а пустота — то место, куда Бездне carere morte, открыт доступ. Приди к нему с утешением в пятницу или даже раньше, Конор определит время, — Конор согласно кивнул. — Используй чары, узнай его чувства, мысли, настроения. Дай Бездне завладеть им. Связь между вами должна быть крепка, чтобы Конор cмог потом внушить ему нужную цель.

— Владыка уже говорил это. Нет необходимости повторять, я помню о своих задачах, — сказала она темноте и пошатнулась, когда солнце послало очередную стрелу-луч в затылок, не прикрытый шляпкой.

— Перейди в тень, — смилостивился Конор.

Теперь ей принесли кресло. Вампирша упала в него и благодарно закрыла глаза. Прошло немало времени, прежде чем она осознала, что её собеседники молчат. Линда слышала, что Высший компаньон Конора обменялся с ним кровью. Сегодня этот слух подтвердился: вампиры, несомненно, переговаривались сейчас — мысленно.

— Это должно быть ужасно, — свой слабый, глухой голос она услышала как бы со стороны, — постоянно слышать чужие мысли! Как вы справляетесь, господин?

"О, Боже! Я сказала это вслух?!"

— Всё не так ужасно, как представляется тебе, — Конор одарил её улыбкой: не привычной, словно приклеивающейся к его устам время от времени — другой, настоящей, чуть печальной. — Конечно, бывают случаи, когда один из компаньонов вырывается в лидеры и замещает собой другого. Но мы оба были изначально заинтересованы в том, чтобы второй партнёр существовал. Высшему не подвести Избранного к идее обращения без чар Низших, Низшим не обратить смертного — здесь нужна кровь и сила Высшего. В нашем случае чтение чужих мыслей похоже на чтение книги, которую можно закрыть в любой момент и вернуться к ней, когда угодно…

Аудиенция была окончена.

Вампирша возвратилась к своему экипажу. Пользоваться каретой Меллисов она побоялась и на весь день наняла ландо с биржи. Она старалась не глядеть на возницу. Подобно всем Низшим, Линда была мнительна и постоянно задавалась вопросом: "Не слишком ли заметно, что я — carere morte?" Она боялась, что после долгой аудиенции на солнце её глаза полыхают не человеческим — звериным голодом, а маленькие клыки заострились как кинжалы.

"Низшим нельзя долго быть на солнце! — поучали старшие. — Солнечные лучи иссушают, сжигают тебя, а проклятие ширится, захватывая тело". Линда отмахивалась от их советов, полагая, что уж она-то — умная, рассудительная, сумеет надолго остаться Низшей. Она отмерила себе десять бескрылых лет, а там… посмотрим.

Сейчас вампирша чувствовала, что "десять лет" закончатся намного раньше. Экипаж, нанятый ею, был с верхом, но она не стала требовать поднять его. Она опасалась, что возница заподозрит неладное: кто кроме carere morte упакует себя в коробку в такой ясный, солнечный день? Линда сжалась на сидении, мужественно и глупо терпя бичи солнечных лучей. Только через двадцать минут и два квартала она сообразила, что можно сделать.

Она приказала остановиться у дома, выбранного случайно. Зайдя в подъезд, она подождала пять минут и снова выбежала на улицу, где разразилась театральным истерическим плачем. Давясь от слёз, махнула рукой извозчику: "Подними верх ландо!" Он послушался.

Забравшись в экипаж, Линда повсхлипывала ещё немного, старательно играя роль. Потом откинулась на спинку сидения и глубоко вздохнула. Наконец-то спасительная тень!

День перевалил за середину, когда они подъехали к дому Флагро. Муж третий день был в отъезде, и заскучавшая вампирша захотела навестить родителей.

Отца дома не было. В саду гуляли мать и младшая сестрёнка Линды семи лет. Вампирша пробыла с ними долго, до самого начала заката. С родными ей всегда было хорошо и покойно, но сейчас, по мере того, как дневной свет гас, в тёмной душе вампирши нарастала непонятная тревога: "Мама, мама! Как хорошо, что ты жива, что ты со мной!"

Линда с горечью подумала о другой матери, которая скоро будет убита… Благоразумие требовало, чтобы вампирша оставалась на месте и не сообщала Винсенту о намерении Конора убить Агату: такую ошибку, или правильней сказать, предательство, ей не простят. Но что-то в то же время молило скорее бежать к дому Вако и предупредить убийство.

В конце концов, не будет ли молчание предательством их любви?

Неделю назад, после первой беседы с Винсентом, Линда спросила Конора: "Мне, конечно же, запрещено влюбляться?" Владыка ответил с усмешкой: "Нет, это не возбраняется. Небольшая влюблённость даже может тебе помочь"…Небольшая! Разве уместны в любовных делах подобные сравнительные характеристики? Разумеется, Линда влюбилась… Да как! Разве что свою, полную опасностей, неизвестных смертным, жизнь она пока любила больше. Или уже нет?

"Нужно предупредить его. Пусть останется сегодня дома", — вопреки страху быть раскрытой людьми и растерзанной толпой, думала Линда.

"Дэви, — говорил Конор, — уничтожит душу Избранного обращением в Великого. Ему нужен всецело подчинённый ему одному безумец. Мне же нужен разумный и способный учиться собрат, солдат… друг". Линда принимала план Конора. Она верила, что только владыка Низших может спасти Избранного от страшной участи, уготованной ему Дэви. Линда принимала план Конора… за исключением убийства Агаты.

"Чтобы убить здорового человека, Конору потребуется не менее десяти Низших, действующих согласованно и одновременно. При этом вампирам нужно будет приблизиться к дому хотя бы на расстояние слышимости ударов сердца того смертного, за жизнью которого они пришли…"

У неё оставалась слабая надежда, что защита дома и без хозяина не подпустит carere morte близко. Или, может быть, Конор помедлит ещё день-два…

На закате, попрощавшись с мамой, она отправилась к дому Вако. Линда велела остановиться у Верхнего моста и быстро спустилась вниз по улице.

Дом не спал, горело несколько окон. Линда прошла до ограды сада, пытаясь примерить на себя роль Низшего, готового убить. Она прислушивалась и принюхивалась как дикий зверь, вступивший в неизведанную часть леса. Ей пришлось войти в сад и пройти до половины главную дорожку, чтобы расслышать стук сердца женщины в доме. И, почти сразу же за этим, сделав следующий шаг, она натолкнулась на защиту.

"Щит не накрывает сада, — заныло сердце от дурного предчувствия. — Винсент уже ушёл!"

Линда побежала обратно, заметила двоих, входящих в сад через вечно незатворённые главные ворота, и бросилась прочь с дорожки. Она заметалась среди деревьев, не зная, куда спрятаться, и упала, запнувшись о подол собственного платья. Двое Низших прошли мимо неё к дому. Рассудительный и осторожный Конор менялся, когда речь заходила об Избранном… Он решил не ждать завтра!

Она кинулась к воротам и здесь столкнулась с Верой Сольви. Темноволосая зеленоглазая красавица, подруга Леонарда Претера, остановила её.

— Линда… Куда ты?

— А ты? — ещё задыхаясь от испуга, спросила та. — К Вако?

— Владыка послал нас сюда. Нужно обессилить хозяйку этого дома.

— Только обессилить?

— Нас здесь десять… Значит, убить! Мне страшно, Линда! Я ещё не убивала. Как ты думаешь, такое убийство приблизит меня к Высшим или это иное?.. — но подруга уже не слушала. Она бежала прочь от дома Вако.

Вампирша добралась до перекрёстка, сквозь зубы приказала вознице: "Патенс, площадь". Экипаж тронулся, а Линда почувствовала, что голод совсем пробудился. Опыты по подслушиванию чужого сердца раздразнили его. Пришлось закрыть глаза и заняться повторением таблицы умножения.

В Патенсе Линда отпустила извозчика и проследила, как он уехал. В грядущих ночных приключениях ей не нужен был свидетель. Минуту она постояла на площади, решая, куда следовать дальше.

"Только бы найти его! — шептала она. — Ах, только б избрать верный путь!"

В конце концов, очертя голову, она бросилась в центральный Патенс.

Лабиринт узких улиц… Вверху, над крышами, ещё синее небо порой расчерчивали крылатые чёрные тени. То охотились Высшие собратья-дикари, и Линда в очередной раз подумала, что не может представить себя среди них. Неужели, однажды и за её спиной распахнутся крылья? Это было также непредставимо, как образ себя взрослой для пятнадцатилетней девочки.

Улочка, которой она бежала, запетляла. В одном повороте Линда наткнулась на недавнюю жертву carere morte — девушка была жива, но без сознания. Линда пробежала дальше, мимоходом успокоив свою совесть тем, что кровь из ран жертвы уже не течёт, да и сами раны неглубоки: выживет… В другом повороте в ворчании ветра Низшей померещился ропот озлобленных кардинцев, и призрак кошмарного сна сейчас же встал перед глазами… Всё же она продолжила путь. Улочка петляла, вампирша устала, дыхание сбивалось. Тёмный коридор серых домов внезапно открылся на знакомую площадь Патенса.

Она вскрикнула — от радости: знакомая площадь, и огорчения: пустой, бессмысленный круг по Патенсу! Но тут налетел чёрный вихрь крылатых теней, закружил её — Линда едва устояла на ногах. Группа дикарей спикировала откуда-то из-за туч на площадь и здесь сцепилась с другой. Мелькание чёрных теней — странный, завораживающий танец. Линде показалось, мимо статуи Короля Константина в центре площади пронёсся экипаж и какой-то человек выпрыгнул из него. Светловолосый, высокий… Винсент? Но он скоро пропал из виду, всю площадь поглотил вихрь из крыльев чудовищ… Вампиры продолжали танец-сражение. Вот упал на камни площади один, второй… Третий ударился о стену дома рядом с девушкой, но сейчас же поднялся. Его крылья расточились, но чудовищная тень ещё облегала фигуру, скрывая одежду. Без слов он сгрёб опешившую Линду в охапку, приник к её шее. Девушка почувствовала уколы клыков, дёрнулась, но дикарь лишь сильнее сжал её, так что у Линды перехватило дыхание… Никаких более глупых заключений о превосходстве Низших над Высшими! Этот вампир был силён почти безгранично, а Бездна надёжно защищала его разум от проникновения Низшей. Счастье, что скоро дикарь сам отступил, выплюнул её грязную кровь.

— Низшая! — он поперхнулся этим словом. Его лицо исказилось от боли, он сполз по стене дома на тротуар. Линда завертела головой, она не понимала, что ударило вампира: ни стрелы, ни кинжала, ни лучика солнца!

— Линда! — окликнул знакомый звонкий голос. Она обернулась.

Винсент бросился к ней, схватил крепко, точно добычу, и закружил в объятиях.

— Я чувствовал, что это ты! — крикнул он. — Прости мою глупость. Ты, конечно же, не поверила моим словам о последней встрече?

— Что ты тут делаешь?!

— Не видишь? Я только что стравил две группы дикарей… — он обернулся к вампирам — чёрному смерчу в центре площади и чуть прищурился. Линда заметила, как напряглись в этот момент его руки, удерживающие её за плечи: просто каменные! Избранный мысленно ударил вампиров, как только что дикаря — словно хлестнул невидимой плетью. Смерч распался. Несколько скорчившихся фигурок упали на площадь, те, что посильнее, улетали.

— Каково? — глаза Избранного сияли мальчишеским восторгом, когда он вновь повернулся к подруге, и Линда по-матерински пожалела его: "Несчастный наивный мальчик!" И, взглянув в её лицо, Винсент замолчал на полуслове, отступил. Очень серьёзно спросил:

— Что случилось?

Линда перевела дух и вспомнила, зачем она здесь:

— Винсент, беги скорее домой. Защита дома совсем ослабела без тебя…

— Знаю. Сейчас там нет carere morte, я вижу.

— Ты видишь всех carere morte? Или следишь только за Высшими? Ты слишком увлёкся дикарями! А у дома Вако сейчас собираются Низшие. Вместе они могут…

Юноша побледнел.

— Беги, скорее…

Он только тихо сказал: "Благодарю" — и исчез во тьме улицы.

— Только не вступай с ними в бой! Просто возвратись и увеличь радиус защиты! — прокричала Линда вслед.

Небо над головой кружилось, камни мостовой брызгали в стороны из-под ног, как мыши. Ослабевшая вампирша пошатнулась, прислонилась к стене дома. Вот так, несколькими краткими словами, она разрушила свою вечность. Конор будет в ярости. Её голова будет покоиться на Лысом холме, и однажды из пустой глазницы черепа прорастёт зелёная, как её глаза, трава… Но что же делать, как хранить молчание, если от любви кружится голова?

 

Глава 16 Безумцы с Закатной

Клеменс Грата был недоволен.

— Вдова Алиен… — медленно, смакуя проговорил он и поморщился. — Рано! Что ты получила по завещанию мужа?

— Дом в Северной Пенне и две тысячи в год… содержание.

— Мало! Неужели ты не могла подождать ещё хотя бы год? — чёрная тень залегла в складках у его губ, превратив добродушную усмешку в язвительную. — Впрочем, не моё дело считать чужие деньги. Зачем ты пришла, Вако?

Мира отошла от окна, удобно устроилась на диване. Бокал с кровью жёг пальцы. Голодной вампирше хотелось немедленно выпить его залпом, пусть это всего лишь неживая стабилизированная кровь, но под взглядом Клеменса она старалась сдерживаться. Аристократ Грата был ментором юной вампирши, двенадцать лет назад он представил её Владыке.

— Мне нужна помощь вампиров-дикарей в одном деле. Подскажите, где мне искать их? Вы знаете столицу как свои пять пальцев, а я за годы в Карде совсем забыла Дону.

— Что за дело? — уже добродушно. — Кстати, кто убил твоего мужа? Сама замарала руки, дикарка?

— Нет! Это сделали знакомые моего друга, дикари. Но обратиться к ним во второй раз я не рискну. Они не внушают доверия.

— Хорошо, — Клеменс встал, прошёлся по комнате. — Я доволен, годы службы Владыке не прошли для тебя даром. Так что за дело у тебя к дикарям? — внезапно спросил он.

Мира с досадой поморщилась и быстро допила свой бокал. Кровь на дне ей показалась горькой.

— Разве вам это так важно? — хрипло заметила она. — Я знаю вас, Клеменс. Вы любите наблюдать, и вы всегда хорошо устроены. Задумай я хоть заговор с целью свержения Дэви, битва пройдёт мимо вас.

— Обещай мне это, Вако.

— Обещаю.

Тон Миры мог показаться дерзким. Сейчас она была уверена в себе не менее чем этот аристократ. За годы службы Дэви протеже обошла своего ментора, предпочитавшего держаться подальше от трона Владыки.

— В твоих глазах читается вызов. Ты задумала что-то, способное пошатнуть устои мира, — одними губами улыбнулся вампир. — Не так ли?

— Возможно, — холодно сказала вампирша. В тон небрежному слову она грубовато поставила бокал на стол и край подставки откололся. Вампир всё также улыбался… Тогда Мира поиграла злосчастным бокалом и с удовольствием разбила его о стену. Видимого пятна не осталось — стены в доме вампира были нарочно обиты тканью, на которой кровь жертв не оставляла заметных следов.

— Что ж, я скажу, — уступил Клеменс. — Есть группа Дэтера, они неплохо охотятся в центре, есть группа Деборы Тенер — эти совсем ещё юные, безумные. Твои бывшие компаньоны, Сайрус и Ника, облюбовали северный Ориенс, а Бруэт до сих пор на Закатной.

— Они живы!

— Да. И до сих пор злы на тебя.

— Что ж, зато я не держу обиды долго. Я благодарю вас, господин, — заученно сказала Мира, изучая ковёр с осколками под ногами.

Наверное, Мира уснула ещё по дороге из Карды… Да, то был сон: картинки менялись хаотически, так что она не запоминала ничего — ни имён, ни лиц, события размазывались, яркие пятна быстро блёкли. Она не рассталась с Гектором, выйдя замуж, но их встречи стали редкими. Молодая госпожа Алиен совершенствовалась в искусстве притворства и забыла о ночных охотах.

Она неохотно и редко писала сестре: эти сочинения тревожили, будили её. Она знала, что время проснуться скоро придёт, и тогда она вернётся в Карду, а пока спала спокойно, и преобладающим цветом её сна был жёлтый. Солнце… и ложь. Ложь мужу, ложь Гектору, ложь… себе. Жёлтое солнце днём, жёлтые огни вечером. Даже ночи, казалось ей, тонули в каком-то золотистом мареве. Потом Гектор исчез: в молчании, без каких-либо сообщений, и Мира стряхнула тяжкий дурман сна. Пора действовать!

Благоразумие подсказывало оставить всё как есть, лишь быть настороже, но Мира привычно послала здравый смысл к чёрту. Вампирша поспешно рвала нити, связавшие её. Убийство супруга она поручила знакомым вампирам-дикарям. Она почти убедила себя, что желает отвести от себя подозрения, а не проявляет постыдную человеческую слабость. Но убедительная для полиции инсценировка ограбления не убедила Орден, и на Миру Алиен объявили охоту. Продав дом, доставшийся по завещанию мужа, его же родственникам, вампирша переселилась на север столицы, куда охотники, она знала это по опыту, заглядывали нечасто.

План был готов, нужно было найти союзников. Поговорив с Гратой, Мира решила обратиться к старым друзьям — дикарям, с которыми жила и охотилась в юности. Они расстались, когда Мира задумала пойти на службу к Владыке, расстались холодно, с взаимной обидой. Но вампирша надеялась, что через двенадцать лет старые обиды могут быть преданы забвению. Она приготовила подарки: Нике — кусок замечательной водоотталкивающей ткани, Эрику — трофейный охотничий арбалет, Сайрусу — рецепт приготовления химической смеси, удерживающей кровь от свёртывания и делающей возможным её хранение, секретный рецепт старейших.

Сначала она хотела заранее оповестить о визите, даже села строчить письма. Затем отбросила перо и рассмеялась. Её друзья-дикари отвыкли от подобных церемоний и решат, что она нарочно задаётся. Чем спонтаннее будет встреча, тем лучше.

Мира решилась на визит светлой летней ночью и тут же глупо заторопилась и разволновалась. Она пошла на старую квартиру на Закатной пешком, и сначала шла медленно, будто нехотя. Последний же квартал она, наоборот, пробежала, едва касаясь земли, за считанные минуты.

Вот и дом. Высокий, в шесть этажей. Квартирка друзей была на четвёртом. Мира отыскала взглядом балкончик и грустно выдохнула: прежней стеклянной двери с балкона в комнату больше не было. Вместо неё другая, мозаичная, со стороны комнаты завешенная или заслонённая чем-то.

Что ж, брошенные дома и вещи не обязаны хранить верность. В прежние времена вампирша обратилась бы зверем, взлетела на балкон… Сейчас она не рискнула так поступить. Мира поднялась к нужной двери и отметила ещё одно нововведение — электрический звонок.

Колокольчик вяло звякнул. Вампирша прижалась ухом к двери, затаилась. Квартира молчала. Может, Эрик уже охотится? Нет, послышались шаги! Мира поспешно отступила от двери и встретила хмурого от голода друга фальшиво-радостной улыбкой.

Carere morte не стареют, но это не значит, что они не меняются с годами. Мира едва узнала Эрика. Она помнила его очень симпатичным юношей с мягкими чертами лица, но несколько рыхлым телом. Теперь он похудел, вытянулся и отпустил бороду и усы, отчего стал выглядеть на свой человеческий возраст — сорок с лишним лет. Он был одет как для прогулки, в светлый летний костюм.

— Мира?

— Эрик!

Они обнялись, но Эрик быстро отстранился.

— Не знал, что ты воротилась в Дону.

— Я здесь уже два года.

— И решила навестить старого друга только сегодня? Что, Дэви всё-таки прогнал тебя?

— Нет, — оскорбилась Мира.

— Тогда, что тебя привело… — вампир прищурился. — Хочешь предложить авантюру?

— Может, ты всё-таки пригласишь меня в дом? Я бы вошла сама: защита квартиры дырявая, да жаль чувств хозяина! — вампирша ощетинилась. Нет, она всё ещё плохо умеет отвечать улыбкой на колкости! Особенно, на колкости старого друга.

— Сначала поведай, что ты наговорила про меня своей сестре. Мать до сих пор поминает мне бедную соблазнённую девушку из семейства Вако.

— О! — в памяти Миры пронеслась первая беседа с Агатой, когда она назвала Эрика своим мужем. — Прости, пожалуйста, я не знала, что эта ложь разойдётся так далеко! Я не смогла сказать сестре про Алана. Не хватило духу… Так можно мне войти?

Эрик недовольно скривился, но сделал приглашающий жест.

— Как тут всё изменилось! — воскликнула Мира, войдя. Она помнила большую комнату другой. Где мягкий диван на причудливо изогнутых ножках? Где фортепиано с крышкой, залитой свечным воском? Где шкаф с книгами и безделушками? Наконец, где любимая балконная дверь?

— Да, здесь было много хлама.

— Кошмар! И куда девалась балконная дверь? Я прощаю тебе фортепиано, но наши рисунки?! Ты поклялся, что сохранишь их!

— Стекло почти всё цело. Оно в какой-то из ваших комнат, — взгляд Эрика потеплел. — Принести?

— Да, пожалуйста.

Эрик долго громыхал чем-то в левой из маленьких комнат, когда-то бывшей спальней Алана и Миры. Ожидая его, Мира прогуливалась по комнате. Скоро взгляд её упал на каминную полку, заставленную незнакомыми безделушками. Она подошла ближе, повертела в пальцах причудливый стеклянный пузырёк духов.

— Женские вещи. Кто у тебя был?

— Это Тесса оставила. Она Низшая, присматривает за квартирой днём.

— Низшая?

— Что ты встревожилась?

— Все Низшие служат Конору.

— Не все. Она не служит.

— Как ты проверил?

Эрик хмыкнул, ничего не сказал. Наконец стекло балконной двери было извлечено на свет. Вампир небрежно, краем диванного покрывала, стёр с него пыль и зажёг больше свечей. Оба опустились на колени, разглядывая рисунок тушью по стеклу. Необычный рисунок, без единого сюжета: там цветочный орнамент, здесь море и парусник, внизу силуэты танцующих людей, вверху пастушка в затейливой кокетливой юбочке. Тонкие чёрные линии соседствовали с жирными, неровными мазками кистью.

— Это мой! — восхитилась Мира, трогая пастушку. — Помнишь? Я рисовала вампиршу, а Сайрус заметил, что если я хочу, чтобы к нам в гости зашли служители Ордена, проще сразу написать на двери: "Сarere morte здесь!" Пришлось Белле переделать мою вампиршу в пастушку… А где часть Алана?

— Когда я вынимал стекло, верхний правый угол откололся. Но не разбился! — воскликнул он, видя, как огорчилась подруга. — Вот он…

Эрик порылся в бумаге, и достал осколок, шириной в три ладони. На нём был нарисован город, Карда ли, Дона — не разобрать: крыши, крыши, крыши… — и над ними солнце. Штрихи были неровными, но старательными, словно уже взрослый человек рисовал впервые в жизни.

Мира коснулась рисунка ладонью.

— Спасибо, что сохранил.

— Как ты могла подумать, что я выкину это? — Эрик любовно погладил танцующую пару. — Вот наша с Донной часть…

Мира присоединила отколовшийся осколок к стеклу. Долго она рассматривала восстановленную картину, и картины прошлого являлись ей в мерцающем свете свечей.

…Осенью пятьдесят третьего они поселились в этом доме, N 38 на Закатной улице многолюдной Западной Пенны. Их было пятеро: Алан, Мира, Эрик, Белла и Ника. Хозяйкой квартиры для связи с идущим параллельно миром смертных назначили Низшую Нику. Квартира принадлежала Бруэтам, и к Эрику в гости часто забегала младшая сестрёнка Донна. Донна была почти случайной Низшей, брат испугался за её жизнь, когда она тяжело болела, она, должно быть, в бреду, приняла от него бессмертие… Эрик корил себя за это, но сделанного не воротишь. Противоположностью Донны была Белла — жестокая, красивая, и, хоть и самая юная из них, уже дикая, настоящая хищница, как и Мира — любительница экстравагантных нарядов и большой знаток вкусов человеческой крови. Часто у пятёрки в гостях бывал и Сайрус Дейн, неутомимый спорщик, порой, ставивший на место даже Алана. Весной пятьдесят четвёртого он окончательно присоединился к ним.

Вместе они обставили квартиру, вместе разукрасили стекло балконной двери. Каждый изобразил по картине. Ника, у которой были способности к каллиграфии, разрисовала свой край красивым цветочным орнаментом. Донна и Эрик долго трудилась над танцующей парой, а Сайрус за один вечер набросал море и парусник. Алан начал рисовать вид Карды с колокольни церкви Микаэля, но бросил, не окончив. Мира изобразила вампиршу, потом под общий смех: "Орден так вычислит нас в два счёта!", Белла переделала вампиршу в пастушку… Они были лучшими друзьями, ни разу призраки ненависти и зависти не вставали меж ними.

Они играли вместе три года, а потом одна весенняя ночь разрушила их радостный мир. Компания угодила в облаву Ордена. Охотники убили троих тогда: Алана, Донну, Беллу…

— Они должны прийти сегодня, — тихо сказала Мира.

— Кто?! — с ужасом спросил Эрик, ведь только что, в задумчивости, Мира вслух проговорила имена погибших.

— Ника и Сайрус.

— Ты назначила встречу в моей квартире?

— Пока ты это хранишь, — Мира вновь коснулась разрисованного стекла, — она наша. Я верно пригласила их сюда.

— Они не читают писем.

— Записку от меня они прочитают, хотя бы из любопытства. Они же не разучились читать?

— Они не придут.

— Давно они ушли с Закатной?

— Через полгода после тебя. Элиас переманил их на восток.

— Элиас Кело?

— Да. Помнишь, он ещё пытался ухаживать за тобой?

— Помню. А ты почему не пошёл с ними? Вы в ссоре?

— Нет, мы не в ссоре, — несколько неуверенно заключил Эрик. — Но они сбежали от меня. Наверное, действительно, я тогда был… безумен.

Мира погладила его руку, утешая. Она помнила то время. Эрик переживал смерть сестрёнки ещё тяжелее, чем Мира — гибель Алана, ведь именно Эрик подарил Донне погубившее её проклятие. Когда Мира объявила войну служителям Ордена, он первым поддержал её, а потом увлёкся вендеттой больше зачинательницы. Он стал охотиться только за теми, для кого вампиры были добычей…

— Ты до сих пор убиваешь только охотников? — тихо спросила Мира.

— Если встречу, не упускаю случая. А ты?

Ответить Мира не успела. Зазвенел дверной колокольчик.

Пришедших было трое. Ника, Сайрус и Элиас, главарь группы дикарей Ориенса. Мира напрасно боялась этой встречи. Ника встретила её радостно, ироничный Сайрус, разумеется, заметил: "Её Бессмертное Величество снизошла до простых вампиров?" — но этим дело ограничилось.

— Твой письмо какое-то странное… — рыжеволосая, остроносая Ника мило нахмурилась. За прошедшие годы претерпел изменения только её костюм. Теперь она одевалась, как Мира в свой самый экстравагантный первый год: какой-то немыслимый, необъятный плащ, блуза и брюки с высоким широким поясом, непристойно облегающие фигуру. Разумеется, никакого стесняющего движения корсета и тяжёлых юбок!

— Какой помощи ты просишь? — закончил за неё Сайрус. Он единственный из друзей за годы не изменился совсем: словно они расстались вчера! Темноволосый, тонкогубый, аккуратный в одежде. — И чем ты собираешься нам платить? Нам ничего не нужно.

Мира вздохнула. Подарки были подарены, прошлое помянуто. Пора было перейти к сути дела.

— Я могла обратиться только к вам, — просто сказала она. — Больше я никому не доверяю. Мне нужно укрыть одного смертного от глаз вампирских владык. Сама я этого сделать не могу. За мной следят, я должна оставаться в Доне, на виду. Нужно, чтобы кто-то другой увёз смертного подальше отсюда.

— Кто этот смертный? Зачем он тебе? — начальственно спросил Эрик.

Он начинал входить во вкус. Он уже вспомнил, что прежде был главарём их группы.

— Н-неважно. Он обычный смертный. Мой племянник.

— Зачем владыкам вампиров обычный смертный?

— Они мыслят не так, как вы! Вы соблазняете вечностью на спор, а они обращают бессмертными лишь тех, в ком видят будущего великого carere morte, подобного им. Винсент из таких. Но я не хочу отдавать его вампирам!

— Значит, ты перешла дорогу самим владыкам? — присвистнул Элиас. — Отлично, дикарка! Я всегда говорил: это не вытравишь!

— Это будет опасная авантюра, — прищурился Сайрус. — Чем ты заплатишь? Деньги нам не нужны. Пищи у нас довольно. Сплетни о старейших нам не интересны. Охотники, конечно, часто беспокоят нас, но без них станет скучно…

— Я прошу вашей помощи по старой дружбе. Этого будет довольно?

— Ты уже не знаешь нас, а мы тебя, — загадочно заметил Сайрус и отступил, усмехаясь.

— Почему ты решила, что мы захотим работать вместе? — возмутился Эрик.

Его реплика всколыхнула всех, дружеское молчание взорвалось.

— Всем известно, Эрик брезгует общаться с нами. Мы же бросили его! Мы же забыли Безумцев с Закатной! — закричал Сайрус.

— Сайрус перестань! Никто не считает тебя трусом! — Ника.

— Нет, он именно струсил! И ты тоже, Ника!

— А ты обезумел!

— Вам не понять! Вы не потеряли той весной никого из близких! Только месть помогает избыть боль!

— Вот, так всегда, — простонал Элиас. — Их нельзя сводить вместе, Мира…

Он лишь играл недовольство. Глаза вампира радостно блестели, он наслаждался ссорой.

— Друзья, нужно уметь отпускать прошлое. Что вы станете делать с хвостом своих лет и бед, когда вам перевалит за двести? — примиряющее начала вампирша. Лучше бы она молчала! Друзья немедленно объединились, чтобы обвинить её.

— Ты стала другой после того, как тебя приняли в обществе Высших, не отрицай это. Ты начала презирать дикарей, — Эрик.

— В твоих силах было сделать так, чтобы компания не распалась, но ты ушла. А теперь хочешь купить нас фокусами старейших! — Сайрус хотел картинно порвать рецепт стабилизированной крови, Ника остановила его.

— Эрик стал таким из-за тебя, и ты это знаешь! Ты начала это… Эту месть! — тихо сказала она и, поднявшись рывком, скрылась за занавесью. Хлопнула балконная дверь.

В комнате воцарилось молчание. Мира тихо встала и пошла за Никой.

За собственными делами и бедами она забыла проблемы старых друзей, а ведь страсти на Закатной всегда кипели нешуточные. Жизнь Миры и Алана была скучна, как жизнь любой счастливой пары. У друзей же книга за книгой — чувственные любовные романы. Эрик и Белла, Эрик и Ника, Сайрус и Ника… — Мира и Алан делали ставки, кто будет следующей парой месяца.

— Ну что ты, Лисёнок? Опять плачешь в одиночестве, — ласково сказала Мира.

— А ты ещё помнишь моё прозвище!

— Зачем ты так. Я всегда буду благодарна тебе за всё. Я помню, как ты сидела со мной после гибели Алана. Если б не ты, я бы умерла тогда…

— Я тоже помню. Но Эрик прав, ты стала другой, когда тебя приняли в обществе высших из Высших.

— Завидуешь?

— Нет. Чему мне завидовать? Я не ношу одну из Тридцати фамилий, меня никогда не примут властители Карды. Ты стала чужой нам — и это мне обидно. Мы были вместе — все вместе — три года… Ты помнишь, как я просила тебя остаться?

— Ника, я всё помню. Ты была тогда в панике: на пороге превращения в Высшую. Но здесь не поможет никто! С Бездной ты справляешься сам или не справляешься вовсе. Как ты сейчас?

— Также. Когда я закрываю глаза, кажется, что я стою на краю пропасти…

— Как все Высшие.

Они помолчали.

— Прости за вспышку. Эрик… он… очень дорог мне. Ты видела, как он до сих пор смотрит на меня? Он стал таким после гибели Донны. Он словно обвиняет меня: почему в ту весеннюю ночь погибла не я, такая же Низшая! — Ника нервно перебирала пальцами, наигрывая что-то на балконных перилах. — И я, порой, виню себя: не смогла утешить его, ушла…

— Я помню, как ты была терпелива со мной. И с ним тоже. Он сам гнал тебя! Ты не виновата, что у вас всё так вышло.

Подруга повернулась к ней. Губы плотно сжаты — бледная полоска. Остренький носик, казалось, ещё больше вытянулся.

— Ты зря пришла. Зря собрала нас всех. Ничего не вернуть. Безумцев с Закатной больше нет, Мира.

— Поспорим? — вампирша, улыбнувшись, приотворила дверь. Мужчины беседовали в комнате уже вполне мирно.

— Девочки, возвращайтесь! Мира, мы ждём детали твоего плана, — крикнул Эрик.

— Мира предлагает авантюру. Сайрус думает. Эрик командует. Всё, как прежде. Узнаю прежних Безумцев! — резюмировала она.

 

Глава 17 Вести из Карды

Часы Солнечной башни Ратуши били одиннадцать, когда пятёрка вампиров собралась на Набережной в верхней части Сатура, южного района столицы.

Большая часть carere morte Доны выходила на охоту в третьем часу ночи. Среди вампиров почему-то считалось, что в это время меньше шансов встретить служителей Ордена, а уж до полуночи рисковали охотиться лишь самоубийцы… и Безумцы с Закатной.

— Значит, так, — подвёл итог Эрик. — Мы летим в Карду и забираем твоего племянника. Далее краткая встреча в Доне с тобой и снова в бега. Ты не шутила, что придётся покинуть страну?

— Не шутила. У нас более чем серьёзные противники.

— А если Винсент не пойдёт с нами? Ты говорила, он ненавидит carere morte, — заметил Элиас.

— Я напишу ему письмо и всё объясню.

— Если Конор узнает о нашем участии, он выдаст нас Ордену, и мы погибнем от мечей охотников. Если Дэви узнает о нашем участии, он заточит нас в восточной башне своего замка, и мы погибнем от солнца, — Сайрус покачал головой. — Невелик выбор…

— Они не узнают. У Винсента дар распознавать вампиров. Вы легко уйдёте от погони.

— Если против нас будет вся армия Дэви, никакой дар не поможет, — заметил Эрик. — И всё же мне нравится эта авантюра!

— Тебе — разумеется! Чем опаснее, тем интереснее. Я не трусиха, я не отказываюсь, но меня терзает вопрос: ради чего всё это? — в сгущающейся тьме Ника близоруко щурилась. Её вопрос остался без ответа. Голодные вампиры обратились к городу, лежащему перед ними.

Отсюда открывался отличный панорамный вид. Мира долго разглядывала подзабытый город. За два года замужества она не сумела заново узнать его. Ночные путешествия вампирши ограничивались одним северным районом, где стоял дом Алиенов.

Сейчас она увидела столицу такой, как в юности — такой, какой её видят дикари. Позади — старейший Сатур, административный центр, за рекой, на западе — бедная Западная Пенна, пожираемая территориями огромных новых фабрик, на востоке — растущий как на дрожжах, но всё такой же тесный Ориенс, между ними залитый огнями Центр. Перед вампирами, за чугунным узором перил, разливалась широкая Серма, отделяющая Сатур от остальных районов Доны. Вода этой реки обжигала carere morte. Поговаривали, что Орден заклял источник в горах…

— Что это там? Новая церковь? — вампирша указала рукой на Ориенс. Вдали, на границе видимости, в небо вздымался белый пик.

— Новый Музей, — сказал Элиас. — Издали он напоминает церковь? А вблизи — куча хлама.

Вампиры Ориенса дружно засмеялись, а Мира и Эрик почувствовали себя лишними.

— Где мы будем охотиться? — спросила Мира после паузы.

— Выбирай. Мы летаем везде, — беззаботно сказал Элиас.

— В шестьдесят первом один новенький, Дэтер, пытался размежевать территорию, поделить Дону между группами. Кричал, что охотники ловят нас только благодаря нынешнему хаосу, когда все летают, где попало. Ему быстро заткнули рот, — сказал Сайрус.

Ника улыбнулась:

— Все новенькие, прибыв в столицу, хватаются за голову, и кричат: "Хаос!"

Мира согласно кивнула.

— В Карде "новеньких" вампиров называют просто юными, — заметила она.

— Для старейших Карды мы все здесь юные, — равнодушно сказал Эрик. Он ловко, за два движения собрал охотничий арбалет, подарок Миры. — Удобная штука. У меня таких уже три.

— Ого!

— И ещё два с ловчими сетями.

— Ты их коллекционируешь? Лучше бы поделился с новенькими, — обронила Ника. — А твой новый облик отвратителен. Смертный, и в изрядных годах… Для родителей стараешься?

— Эту бороду я растил несколько лет! — вскинулся Эрик. — Да, для родителей! Дочь они потеряли… Пусть доживут свой век в уверенности, что хоть у сына всё хорошо!

— Владыка говорит: бессмертные должны поддерживать свой род, — вступила в его защиту Мира.

— Владыка, владыка… А было время, когда ты сомневалась в его существовании, — желчно заметил Сайрус.

Вампирша оскалилась в фальшивой улыбке. Сайрус, один из всей компании, казалось, завидовал ей и беспрестанно пытался как-либо поддеть.

— Мой друг Гектор Долус до сих пор уверен, что его власть — мираж.

— Долус? — переспросил Элиас. — Ты его знаешь?

— Да. Конечно! Ты не слушал, когда я рассказывала о своей беде? Он с Конором, он один из тех, кому мы перейдём дорогу.

— Два года назад он убил Диосов, — задумчиво проговорил Эрик. — Двоих сильнейших охотников! Он силён!

— Он убил их руками смертных! Он хитёр, — заспорил с ним Сайрус.

Так или иначе, друзья призадумались. Впервые авантюра Миры показалась им действительно опасной. Вампирша боялась, что сейчас на неё обрушится водопад отказов, но вокруг разлилось молчание. Потом Эрик встрепенулся:

— Обсудим противников позже. Время охоты!

Пять крылатых теней взмыли в небо и заскользили над рекой на восток.

Мира давно не охотилась так: открыто, свободно, бесстрашно. В последние годы она искала пути в дома соседей, а если голод не давал ей времени на обольщение, ломала барьер "хозяина дома". Она совсем забыла, что такое охота на ночных улицах. Это стремительное скольжение теней, ведомых луной, под грохот чужих, живых сердец. Этот ветер, парусами раздувающий крылья, превращающий волосы в гриву. Это непрестанное чувство опасности, перебиваемое голодом, и неотступный голод, перебиваемый тревогой, — когда в темноте проулков и зеркальной пустоте окон вдруг мерещатся молнии серебряных клинков…

На границе Сатура и Ориенса Сайрус и Элиас, летевшие впереди, резко ушли вправо. Эрик и Ника, сделав красивый пируэт, помчались за ними, а Мира по инерции пролетела дальше. Неуклюже повернув, она бросилась догонять компанию.

Догнав их, она услышала смех Сайруса. Вампир радовался её промаху. Что поделать, она давно не практиковалась в полётах!

— Было время, когда ты оставляла всех нас далеко позади, — заметила Ника, когда они скинули тени. — Что с тобой?

Мира вздохнула. Как им объяснить, что в Карде полёты были для неё под запретом довольно долгое время? Эти дикари, привыкшие удовлетворять самый малый голод, поднимут её на смех!

— В Карде нет охотников, мне не от кого было бежать. Постепенно я растеряла свою стремительность. Там незачем торопиться.

— Опять ты затянула своё: "В Карде…", "Владыка учил…", "Владыка говорил…" Мира, ты стала скучной! — безаппеляционно заявил Сайрус.

Мира развела руками: "Извини, если не оправдала твоих ожиданий!"

— Тсс! Слышите? — громко шепнул Эрик. — Щелчок арбалета!

Друзья недоумённо переглянулись: ночь казалась совершенно тихой. И в этот миг из-за ближайшего дома выпорхнула туча ещё не принявших окончательную форму вампирских теней. Мира сгоряча насчитала десяток carere morte. Когда чёрный туман оформился, она поняла, что их всего пять, и одна из них согнулась, сломалась и пошла клочьями. Один вампир упал, вновь скрывшись за домом, четверо его собратьев нырнули в тучи.

— Кто-то им попался, — пробормотала Ника. — Дэтер?

— Думаю, это кто-то из новеньких. Полетели отсюда! — скомандовал Эрик.

Охота завершилась под утро на безымянной привокзальной улочке с потухшими фонарями. Вампиры заметили одинокого смертного, мужчину средних лет, и настигли его у самой двери дома. Четыре тени укрыли одну плащом крыльев… Всё было кончено в мгновение. Четверо голодных Высших в чудовищном обличье прожорливы, как сама Бездна! Мира не бросилась вслед за ними к жертве. Она осталась в стороне: спокойная, равнодушная, всё ещё сытая.

— Ты что, не взяла себе ни капли? — ошеломлёно спросила Ника, когда в глазах насытившихся бессмертных вновь появилась ясность, и они заметили вампиршу.

— Я не голодна.

— Не может быть!

Мира усмехнулась и ничего не сказала.

— Ты нас разыгрываешь? Сейчас лето, мы выходим на охоту каждую ночь.

— Я — через одну ночь, — вмешался Эрик. — Или даже через две. Чувство голода можно контролировать, но суетливым, нетерпеливым дикарям Ориенса это недоступно. Если бы ты осталась на Закатной, Ника, может быть, ты до сих пор была бы Низшей!

Первый раз за ночь Эрик обратился к Нике. Вампирша удивлённо захлопала глазами.

— Когда Владыка принял меня, его условием была строгая диета. Мне разрешалось одно убийство в месяц. И так на протяжении десяти лет, — созналась Мира.

— Как ты не сошла с ума?! — прошептала Ника.

— Не знаю… Но Эрик прав: чувство голода можно контролировать. Вы поддаётесь каждому, даже самому слабому требованию своей частицы Бездны и незаметно попадаете к Ней в рабство. Контролировать голод — значит, контролировать Её, контролировать свой главный страх.

— А я слышал, раз в несколько лет Дэви устраивает Большую Охоту в подвластных ему землях, — хитро прищурившись, заметил Сайрус. — В эту ночь Владыка всё-таки даёт волю своей Бездне.

— Да, это так. Я участвовала в последней Большой Охоте. Тебе, Сайрус, представляется, что в эту ночь старейшие уподобляются дикарям? Налетают на города ордой, стаей саранчи? Это и так, и… не так. Сила, которую они высвобождают в ту ночь, дикарям столицы и не снилась.

— Докажи!

Мира подбоченилась. Ещё не хватало глупого как её юность пари!

— Можешь не верить мне, Сайрус. По правде сказать, меня это ни капельки не трогает!

Друзья переглянулись как заговорщики. Четверо весёлых молодых людей в чёрной одежде с маслянистыми пятнами крови. Мира почувствовала: то заговор против неё!

— Не обижайся, Мира, — вкрадчиво начал Элиас. — Просто нам интересно посмотреть, на что способны те, кого величают богами.

— Я не Владыка, физически я не сильнее вас и даже, как вы сами видели, медлительнее!

— Зато твои речи исполнены высокого смысла, — усмехнулся Сайрус. — Помнишь, как ты вначале улыбалась риторике Клеменса Граты? Сейчас ты дашь ему сто очков вперёд! Докажи свои слова делом.

Глаза вампирши сверкнули: всё же она поддалась на уговоры. В самом деле, небольшая демонстрация могла бы упрочить её положение среди Безумцев.

Мира выступила вперёд. Она стянула перчатку и, ощупав контуры ближайших домов голой ладонью, махнула друзьям: "За мной!"

— Старейшие редко хватают добычу на улицах. Они в силах разрушить защиту почти любого дома. Они разбивают её, как стекло, и входят в жилище смертных, как хозяева…

Она воскресила в памяти картинку Большой Весенней Охоты. Представила жаркое пламя костров и опьянённых потоком жизни, бьющим отовсюду, рыщущих в ночи бессмертных. Её голос стал низким, грудным, завораживающим. Она неслась впереди всех — по тонкому лунному лучу.

— Carere morte — сосуд пустоты. Вашими глазами Бездна смотрит на мир, с вами Она ступает на землю каждой проклятой ночью, Её голос слышится в каждом сказанном вами слове, Она касается всего, чего касаетесь вы. Она дарит вам силу, превосходящую человеческую, и чёрные крылья. Она тлеет, как уголёк в костре, Она хранит в себе зародыш ярого пламени… Что Она любит? Всё настоящее. Неподдельное чувство, не заглушённую морфием боль, разрушающую все иллюзии смерть, искреннюю любовь. Давайте Ей это — и Она будет вашей слугой. Её силой вы сможете разбивать любые стены, побеждать врагов, не рискуя быть побеждённым, останавливать время…

Мира остановилась перед небольшим домом-особняком. Дом имел ухоженный вид. Светлые занавеси, цветы на балконе, декоративный плющ оплетал два окна на первом этаже… Жилище было хорошо защищено. Прорыв его защиты был бы очень болезненным для carere morte, но Мира нарочно не прошла дальше.

— Проще всего дать Бездне смерть. Многих старейших зрелище агонии бодрит больше, чем зрелище юной красивой любви! — вампирша мелодично засмеялась и услышала свой смех как бы со стороны. Она смотрела сон…

"Не она, не Мира Вако. То Бездна смотрела сон о ней!"

Во время Большой Охоты, вампирша сдерживала себя. Она ни разу не убила. Сейчас заворожённые друзья послушно следовали за Мирой, и это подзадоривало её. Тёмная огромная сила переполняла бессмертную. Бездна ждала!

Они вышли из чистого, красивого дома очень скоро, но — изменившимися до неузнаваемости. Лица дикарей посерели, глаза обессмыслились. Они пребывали в мире грёз, пустота переполняла их. Одна Мира сохранила ясность рассудка, но и она то и дело хваталась за голову. Что там было, в чистом красивом доме? Картинки, одна другой ужасней, вставали перед глазами: всё это были картины смерти. В юности она много убивала, но не запоминала свои жертвы. Она отнимала жизнь просто, быстро. Мучения и мольбы смертных, если вдруг дрогнет рука, были досадной помехой. Охота дикарей была игрой: ты должен собрать как можно больше жизни в кратчайший срок и бежишь, не оглядываясь. Сейчас…

Мира провела рукой по лицу, словно хотела стереть давно впитавшуюся в кожу кровь. Что там было, в чистом красивом доме? Она забудет это как сон, оставит этот сон Бездне. Нет, нет! Никогда больше… Так делать нельзя!

Сейчас к ней пришло осознание собственной огромной силы. То, чего ждал Дэви, свершилось: она стала одной из бессмертных… Богиней! Это не обрадовало, лишь испугало Миру. Тень чудовища, что мерещилось ей в зеркалах, выросла и протянула руки к вампирше: "Ты моя, ты — это Я!".

Нельзя вспоминать, нельзя повторять этот опыт! Нельзя!" — прошептала Мира, сама себе ставя запрет, и чуть успокоилась. И обвиняющее дрожание рук прекратилось.

Друзья понемногу приходили в себя. Элиас что бывало с ним крайне редко, достал свою смешную трубку и закурил. Сайрус, как и Мира, лихорадочно стирал с лица несуществующую кровь. Лица Ники и Эрика были непроницаемы, Мира заметила, что Ника подвинулась к Эрику ближе. На миг их руки соприкоснулись…

Один лишь раз вампиры воровато обменялись взглядами, и вновь замкнулись — каждый за стеной своего молчания. Сейчас все они обращались к человеческой своей частице. И Мира задумалась, опустила голову, изучая неровные плиты тротуара. Скорее бы увидеть Винсента! Ей нужно её солнышко, её Избранный. Какая тьма здесь, в столице! Тьма застилает глаза, тьма скрывает истинную суть всех вещей, и страшно, что она давно запуталась, заплутала в этой тьме, страшно, что она давно бредёт не той дорогой…

Следующим вечером Мира сидела за столом над чистым листом бумаги и грызла перо, как школьница. Как следует начать письмо Избранному?

Вампирша попыталась представить, как Винсент выглядит сейчас. Зимой ему сровнялось восемнадцать. Сейчас он — ровесник Алана, а пройдёт ещё год, и Винсент будет старше своего бессмертного неповзрослевшего двойника. Может, тогда чары знакомого образа наконец оставят её?

"Мой дорогой племянник", — Мира, не удержавшись, прыснула. Не то! "Милый", "любимый"… Что ещё? "Мой дорогой друг?"

"Любимый", — пожалуй, ей стоит вообще забыть это слово. Мира скомкала лист, на котором случайно черкнула пару завитушек, и взяла новый. Его она начала легко, перо быстро запорхало над бумагой и остановилось только в самом конце листа. Оставалось ещё несколько строк…

От открытого окна тянуло холодом. Мира накинула шаль и повернулась к зеркалу, чтобы поправить волосы, и из осколков стекла на неё посмотрело чудовище. После вчерашней ночи оно отрастило клыки и когти. В неизвестном звере более не угадывалась когда-то красивая девушка. Истощённое тело, тускло-серые волосы, напоминающие мочалку… Мира лишь на миг заглянула в уголья зрачков, и зеркало разбилось в стеклянную пыль.

Вампирша воротилась к столу. Перо вновь задвигалось над бумагой. И — откуда, почему, зачем? — смешная слеза прочертила блестящую дорожку по щеке.

"Помнишь сказку, которую я рассказывала тебе в детстве? Об Избранном и его Даре? Мы живём в странном, меняющемся мире, но я верю, любовь к этой легенде мы оба пронесём через года. Мы и сами, хотим того или нет, уже герои этой сказки, вслед за нами она пойдёт с книжных страниц в реальный мир, новым солнышком осветит Землю Страха… Ты можешь не верить мне сейчас, главное, что верю я. А может, быть когда-нибудь, разуверюсь я — тогда ты меня поддержишь, любимое дитя моей души. Поддержишь и выведешь вновь к свету. Сказки — неискажённое отражение реальности, и, как всё неискаженное, способны на истинное волшебство. Однажды наша сказка преобразит этот тёмный мир".

— Что ты пишешь? Дневник? — ещё не увидев, она узнала голос Гектора.

Мира подскочила от бесцеремонного оклика, а рука машинально потянулась прикрыть написанное от чужих недобрых глаз. Она повернулась к открытому окну.

Вампир удобно устроился на подоконнике. Гектор был в непривычном для себя щегольском светлом костюме. Взгляд вампирши скользнул по его шляпе и трости, аккуратно пристроенным на краю окна, и её губы искривила усмешка:

— Когда ты только успел…

— Я мог бы украсть твою шаль, и ты бы не заметила! Уткнулась в свои закорючки — ничего вокруг не видишь.

— Ты весел сегодня. Где ты был две недели?

— Было одно дело в Меторе.

— Мог бы сообщить мне. Я ждала тебя, — Мира фальшиво улыбнулась, тихонько прикрывая письмо книгой. Но Гектор заметил её осторожное движение.

— Чернила же ещё не высохли! Что там у тебя? Ты пишешь стихи?

— Прозу, — буркнула вампирша. — Роман. О любви.

Возвращение Гектора нешуточно испугало её. Был ли он в Карде? Если был, почему возвратился так скоро? Неужели Избранный уже у них?!

— Что же, твоё дело удалось? Ты пришёл рассказать о нём? — дрогнувшим голосом спросила она. — Или… Что?!

— Что ты разволновалась? Я соскучился по тебе… и пришёл. Мне уйти? — вампир отвернулся, готовясь шагнуть в темноту за окном.

Мира вздохнула. Жалобное: "Мне уйти?" растрогало её. Она задула свечу и сама шагнула к Гектору, обняла за плечи, вновь соглашаясь забыть, что перед ней враг. Письмо осталось лежать до рассвета, придавленное книгой.

Внезапное возвращение Гектора разрушило всё цепочку её рассуждений и последовавших за ними действий. Мира полагала, что Гектор сорвался в Карду из-за Избранного. Теперь она не знала, что подумать. Может, в Карде всё по-прежнему спокойно и до двадцатилетия Винсенту ничто не угрожает? Она всё-таки отнесла письмо на почту и сообщила о своих сомнениях Эрику. Пятёрка, собравшись на Закатной, постановила ждать вестей из Карды.

В рассчитанный срок ответного письма не было!

Мира более не скрывала тревоги. Позабыв о конспирации, она бегала к Элиасу, на чей адрес должно было прийти письмо, каждый вечер. Письма не было! На седьмой вечер она поняла в чём причина — и расхохоталась.

— Моё письмо перехватила Агата! — вымученный, злой смех. — Она не дала Винсенту прочитать его! Как глупо вышло! Боже…

— Просто жди. Может быть, письмо придёт завтра, — заверила Ника.

— Вечное завтра!

— Я всё-таки спрошу Тессу, что ей известно о планах Конора, — сказал Эрик.

— Тесса? Твоя Низшая? — встрепенулся Сайрус. — Это можно…

— Нельзя! — жёстко сказала Мира. — С ума сошли? Она нас выдаст! Конору! Попробуй обратиться к ней, Эрик, и я перегрызу тебе глотку!

— Она служит Конору только на словах. Без неё мы так и будем строить слепые догадки. Вы зря боитесь довериться ей!

— Нельзя служить владыке только на словах, — заметила Ника. — Если она согласилась служить ему, она не наша. Однажды она предаст тебя, Эрик.

Вампир отрицательно мотнул головой, Ника всплеснула руками. Два упрямца разошлись по разным сторонам комнаты.

Вдруг хлопнула дверь — возвратился хозяин дома, Элиас.

— Вот твоё письмо! — крикнул он, хлопнув по столу большим твёрдым картонным пакетом. — Читай! Вслух!

Под тихие смешки друзей, Мира забрала письмо и ушла читать под лампу.

— Нельзя служить Конору только на словах! — запальчиво повторяла Ника, оказавшаяся неподалёку. — Я знаю, что говорю. От него приходили ко мне. В самом начале… Сначала они сулили блага, говорили о мире без Высших. Потом, когда я уже числилась в Безумцах и начала пить живую человеческую кровь, они пугали меня неизбежностью Бездны. Последний раз они пришли, когда Бездна была близка, когда я примеряла крылья перед зеркалом. Тогда они угрожали расправой Ордена! Я сумела уйти от них, но я всегда была редкой счастливицей…

— Почему ты отказалась служить ему? — острым ногтем вампирша разорвала пакет. Ника коротко и звонко рассмеялась:

— Я шла в carere morte за свободой и нашла её… у вас. Зачем мне владыка?

— Стой… Что это? — В руки Мире выпал белый бумажный конверт. Её невскрытое письмо. Эрик присвистнул:

— А ты оказалась права! Сестра перехватила письмо.

— Тут есть ещё один лист, — Ника достала из пакета сложенный вчетверо листок.

— Дай мне! — Мира схватила бумагу, вцепилась глазами в твёрдые незнакомые строчки.

Через минуту она без сил опустилась на стул.

— Это пишет соседка, Беата Меренс, — еле выговорила она. — Она узнала мой почерк. Агата мертва, сердечный приступ. Винсент уехал из Карды. Один. Две недели назад.

— Куда он уехал? — тихо спросила Ника.

— Этого Беата не сообщила, — Мира тяжело вздохнула и вдруг улыбнулась. — Главное, что он не у Конора!

 

Глава 18 Родственные связи

Солнце медленно сползало к горизонту. Оранжевое с золотыми всполохами свечение разлилось по небу, дальние дома и деревья сада окрасились в тёплые летние тона. В воздухе везде стояла взвесь золотой пыли.

Винсент наблюдал за заходом солнца из окна гостиной. Он положил тяжёлую от трёхдневной бессонницы голову на руки, но взор Избранного оставался ясным. Солнце катилось к холмам Сальтуса, и по мере того, как опускалась тень, три пятна близ дома наливались чернотой… То Низшие стояли на страже.

Низшие не отходили от дома Вако уже третий день. Одних, уставших, сменяли другие, но вампиры всегда оставались не менее чем втроём. Они стояли неподвижно и неподвижно глядели на дом. Они прислушивались к тому, что происходит в доме, а там вот уже сутки не происходило ровным счётом ничего. Слуги разбежались, юный хозяин был один. Любое, самое крохотное движение — и он ощущал на себе нити трёх напряжённых взглядов, ощущал себя марионеткой вампиров, поэтому Винсент перестал двигаться вовсе. Он прекратил бесцельные блуждания по дому, стал также неподвижен, как они. Ещё одна статуя опустевшего и словно сразу же постаревшего дома. И нити взглядов вампиров завязались в один узел — его сердце. Винсент слышал его стук и одновременно с тем ощущал, как это биение отражается в трёх пустых сосудах — телах carere morte.

Один раз, в полдень, он нарушил неподвижность. Ярость, жажда мести кипела в нём с ночи гибели матери и не находила выхода. Три пятна под слепящим высоким солнцем зачернели особенно ярко, и он представил десять теней в ночном саду, тихо, подло пьющих жизнь мамы. Он вскочил и почувствовал, как мысли вампиров заметались в тревоге. Не раздумывая ни секунды, Винсент схватил маленький арбалет, заряжённый серебряной стрелой, и вышел в сад.

Один Низший обнаглел настолько, что подобрался к самому дому. Он, покорно подняв ладони, хотел отступить под сень деревьев. Винсент достал из кармана серебряный кинжал и ударил вампира в правый бок. Как учила его весёлая тётушка, ранение в печень, вместилище крови, может быть очень опасным даже для carere morte. Низший осел на землю. Его молодое лицо было знакомо Избранному, Низший оказался бывшим одноклассником… Второй вампир, стоявший дальше, пытался убежать, но, получив стрелу в голову, упал. Высокая трава поглотила его. Третий, занимавший безопасную позицию за оградой сада, сбежал на другую сторону улицы.

Лицо Винсента, в то время как он совершал два хладнокровных убийства, оставалось отрешённо спокойным. После он возвратился в дом, захлопнув входную дверь так, что в ближайших окнах задребезжали стёкла. Выждав полчаса, третий стражник возвратился в сад и привёл с собой ещё нескольких. Пострадавших вампиров беззвучно унесли куда-то, и у дома вновь осталось трое Низших.

Больше Винсент не выходил к ним. Прогулка по пустому дому стала слишком серьёзным испытанием для его чувств. Каждая мелочь напоминала о маме или воскрешала в памяти беззаботные годы детства — и эта дорожка опять уводила к Агате… Проходя на свой пост у окна гостиной он коснулся, даже не рукой — арбалетом, её красной шали, висевшей на стуле, и до сих пор не пролитые слёзы тут же встали пеленой на глазах.

Более он не покидал своего поста. Он швырнул арбалет и кинжал на подоконник и сел рядом, уронив голову на руки.

Конору не удалось выдать смерть Агаты за естественную. На похоронах шептались, что это месть вампиров за дела Винсента, что сын привёл дружков-carere morte и не сумел их сдержать и даже, что сам он из бессмертных и убил мать, чтобы получить наследство… Так или иначе, виноват был он. Винсент слушал эти сплетни с мрачным удовлетворением. Да, в главном они правы: он убийца и должен получить по заслугам!

…Тогда, три ночи назад, он прибежал слишком поздно. Низшие оставили и дом, и сад, и улица была пуста. Винсент прошёл в дом и нашёл маму наверху лестницы. Она лежала на животе, отвернув от него лицо. Пульс на шее не бился. Винсент поднял её на руки, перенёс на кушетку в холле меж комнатами. Глаза мамы слепо глядели вдаль, на подбородке засохла кровь — она разбила губы при падении.

"Прости, прости меня!" — повторял он, ещё не веря, что мама не слышит.

Кинжал на подоконнике вспыхнул отраженным заходящим солнцем. Алые отблески тускнели, достигая чёрных потёков крови вампира. Винсент взял кинжал и краем рубашки обтёр лезвие. Непривычный к такому оружию, он немедленно порезал палец, и рубашка окрасилась красным. Чертыхнувшись, юноша отложил оружие.

Кинжал этот, изящный, остро наточенный и небольшой — весь умещающийся в ладони, и арбалет с десятком стрел с серебряными наконечниками Винсенту подарил дядя. Теодор Линтер, младший брат его отца, приехал в Карду в день похорон Агаты. Визит наиважнейшего в жизни Избранного гостя был кратким: тем же вечером дядя отбыл обратно в Дону, оставив племянника в полном беспорядке идей и мыслей. Оказалось, дядя служит Ордену с самой юности! Линтер-старший был охотником на вампиров и, более того, главой самого опасного района Доны — Западной Пенны…

Обстоятельства, при которых состоялось знакомство Избранного и охотника были будничными. Винсент по-другому представлял себе этот момент. А вышло просто, можно сказать, скучно. Теодор посоветовал безутешному юноше поспать и в ответ услышал что-то вроде: небо черно от carere morte, вампиры наводнили близлежащую улицу, а трое маячат в саду — как тут уснёшь?!

Дядя не сделал вид, что не расслышал, не переспросил: "Как ты сказал? Carere…" Наоборот, он быстро, деловито спросил подробные данные и вышел. Вскоре одна чёрная воронка — фигура carere morte исчезла из поля зрения Избранного. Потом вторая… Они исчезли, и перед Бездной словно захлопнулись две двери. В мире стало чуть меньше пустоты.

Теодор возвратился. Он открыто положил перед собой арбалет и кинжал — оружие из экипировки охотников, согласно сказкам. Отодвинув от Винсента очередной, уже пятый по счёту бокал вина, он тихо, серьёзно сказал:

— Расскажи, что тебе известно о них.

— Вы охотник?

Дядя сознался в принадлежности к Ордену, и Избранный поведал печальную историю своего Дара. Винсент начал с ночи, когда в окно его комнаты ворвался огромный вампир. С гордостью он рассказал о том, как в ночь Большой Весенней Охоты впервые вышел в рейд и спас не один десяток человек от клыков вампиров. Запинаясь, он сообщил и о том, как узнал, что Мира — вампир. О своих последних экспериментах юноша упомянул совсем кратко. Уж очень странно глядел на него охотник на всём протяжении рассказа! В этом взгляде было недоверие и ещё что-то, более всего похожее на воспоминание — память древнюю и… позорную. Несмотря на оглушающее опьянение Винсент почувствовал: эта память, эта тайна связана с ним и его Даром, и в приступе осторожности не стал говорить о своей сумасшедшей идее — исцелении для вампиров.

— Не предполагал, что младшая Вако — carere morte. Подозрения у Ордена были, давно, но она столько лет прожила с вами, не страшась солнца… Ладно, оставим пока Миру. Если верно то, что ты сказал, у тебя редкий дар, — задумчиво сказал Теодор по окончании рассказа. — Нет, даже уникальный дар. Опытные охотники умеют отличать carere morte от смертных в толпе людей, но для этого им нужен взгляд вампира. Я не встречал людей, которые могли бы угадывать перемещения вампира, не видя его, в жизни — только в истории. Наверняка тебе известна легенда о Даре…

— Нет, — соврал Винсент. Он знал только вариант вампирши Вако, и ему было очень интересно, как изменится старая сказка в устах врага carere morte.

— Значит, ты ещё услышишь её, и не раз, — усмехнулся дядя. — Ты собираешься в Дону осенью? Я посоветую тебе уехать сейчас, со мной. Тебя необходимо представить главе охотников как можно скорее.

— Главе охотников? Вы хотите, чтобы я вступил в Орден?

— Это будет простой формальностью. Ты уже охотник, и довольно опытный, как я погляжу.

— Я не считаю себя охотником.

— Кто же ты? — Теодор глядел удивлённо. Должно быть, он ожидал слов Винсента о том, что тот всю жизнь мечтал стать служителем Ордена!

Избранный промолчал.

— Выбор, разумеется, за тобой. Но знай: в Карде ты всегда будешь один против многих. Я видел разочарование в твоих глазах во время рассказа: здесь, в цитадели вампиров, все твои усилия напрасны, ты не успеваешь спасти всех, спасти даже немногих. В Доне всё по-другому. Сотня отрядов каждую ночь выходит в рейд. Тридцать столичных зданий окружены Покровом. В Доне уничтожают по полсотни вампиров в год. Случаи убийств ими смертных редки, и жертвы среди людей есть лишь потому, что мы не обладаем всепронзающим зрением. Такой зоркий человек, как ты, мог бы сильно помочь Ордену!

Винсент опять промолчал, хотя пауза требовала от него согласия. Вступить в Орден? Наверное, этого от владельца подобного Дара будут ждать все. Но что, если охотники потребуют от Избранного оставить мечты об исцелении для вампиров?

Винсент молчал, и пауза затягивалась совсем уже нелепо…

Только что он видел, как сокращается место Бездны в мире, когда в игру вступает охотник. Прежде в воображении Винсент рисовал служителей Ордена чудовищами, пострашнее carere morte, фанатиками, убивающим без разбору — ведь именно такими, за редчайшим исключением, они представали в вампирских сказках. Но, может быть, таким образом Избранный лишь пытался оправдать своё бездействие и страх запачкать руки в крови, пусть даже грязной крови carere morte? Вот перед ним дядя, которого он помнит с самого раннего детства, со времени, когда ещё толком не помнил себя. Разве он, брат отца, чудовище?

— Я приду в Орден. Осенью, — наконец сообщил Винсент. — Где мне искать охотников?

— Тебе не придётся ходить далеко. Первая Королевская Академия, куда ты хочешь поступить, давний оплот Ордена, — улыбнулся Теодор.

Итак, его грядущая судьба решена. Дона, Орден… Такие же рейды каждую ночь, но уже в компании весёлых безумцев. И будь он навсегда проклят, если он с его Даром не станет их лидером… — всё это были серые и тусклые, словно затянутые паутиной картинки. Сейчас ему было всё равно. Может быть, осенью он встряхнётся и станет прежним — беззаботным и лёгким как ветер, но душным летим вечером слишком черны тени в саду! Нити их взглядов весь мир оплели тускло-серой паутиной… Днём его терзала злость, жажда мести, а сейчас вся боль ушла, как после инъекции морфия. Равнодушный и усталый, Винсент чувствовал странное сродство со стражниками-Низшими. Биение его живого сердца отражалось в глазах лишённых жизни, их частица пустоты находила отклик в смертном. Винсент долго искал и нашёл слово: сопричастие. Теперь Бездне был открыт путь к его сердцу.

Солнце скрылось за домами Вастуса. Летний вечер угасал. Контуры домов, силуэты деревьев Некто очертил густым чёрным. Золотая взвесь в воздухе потускнела и обернулась простой пылью, а на дальней границе сада показался четвёртый Низший. Винсент сначала не придал этому значения. Наверное, вампир пришёл на замену кому-то из трёх тюремщиков. Carere morte прошёл сад насквозь и вышел из-под свода деревьев, и по лёгкой скользящей походке Избранный узнал эту девушку. Линда Флагро…

Линда поднялась на крыльцо и пропала из виду. Легонько скрипнула входная дверь. Винсент схватил кинжал с подоконника, но, раздумав, положил обратно. Потом вообще убрал оружие охотника в бюро, повернулся к двери. Вампирша стояла на пороге комнаты.

Линда была потусторонне бледна. Даже криво сидевшая, впопыхах приколотая шляпка имела крайне взволнованный вид.

— Не гони меня, — попросила она. — Послушай…

— Не могу тебя видеть. Уходи.

— Послушай. Мне очень жаль госпожу Линтер. Я, конечно, не могу представить, каково тебе сейчас, но…

— Тебе жаль?! Ты наверняка была среди Низших, которые убили маму!

— Как ты можешь говорить такое! Я рискнула своей вечностью, чтобы предупредить тебя…

— Слишком поздно!

Оба резко замолчали, первый поединок был окончен. Воспользовавшись паузой, Линда скользнула ближе, прошептала:

— Это было необходимо. Владыка объяснил мне. Этот дом, этот город — они туманят твой разум, удерживают тебя, высасывают твои силы. Дом-вампир и город-вампир! Избранному не место здесь. Сыновний долг более не держит тебя… Тебе пора уехать.

Винсент ничего не сказал, и вампирша, окончательно осмелев, схватила его за руку:

— Тебе пора уехать! Ты обратил внимание на тени, приходящие с запада, из-за гор? Это слуги Дэви! Они ищут тебя! Конор сдерживает их, но всё сложнее становится скрывать тебя от них. Уезжай сегодня, до ночи.

— Что, Конор всё ещё не согласен признать своё поражение?

Линда взглянула на него снизу вверх, прожгла зелёным огнём:

— Какое поражение?

Уверенность Избранного исчезла, словно её и не было, но он, отказавшись признать это, продолжал нападки:

— Значит, не признаёт… Значит, после всего, что он сделал, он ещё надеется получить мой Дар?! Что ж он сбежал от меня, как трус? Я приходил к нему наутро после смерти мамы… Дом Коноров был пуст!

— Ты приходил мстить? Убить? Глупый, какой глупый… Владыка Низших не враг тебе. Ты поймёшь, ты скоро это поймёшь! Поймёшь, когда придёшь в Первую Королевскую. Охотники — враги Избранному, мой владыка — нет.

— Сейчас путь охотников представляется мне более правильным, — взгляд Винсента непроизвольно остановился на бюро, где был спрятан арбалет. — Вы не заслуживаете жизни.

— Ты говоришь не от себя, — Линда грустно покачала головой. — Не от себя…

— Послушай! — Винсент больно схватил вампиршу за руку, потащил в холл к разбитому зеркалу. — Познакомившись с тобой, я подумал: вот Низшая. Её легко будет исцелить. Низшие не вполне carere morte и не погубили свою душу убийствами. Теперь я вижу: вы — зло более страшное, чем Высшие, — говорил он быстро, задыхаясь от злости. — Высшие больны и безумны от своей болезни, Бездна владеет ими. Всё, что они творят, они творят не по своей, а по Её воле. А Вы… Вы утверждаете, что не знаете Бездну, но всё же несёте частицу проклятия — и, значит, вы лжёте. Вы творите зло холодно, рассудочно. Вы сохранили больше связей с дневным миром, но более чужды ему, опасны для него, чем Высшие. Высшие сполна расплачиваются за своё бессмертие, а вы делаете вид, что вовсе не должны ничего и никому за свою вечность! Вы алчны, подлы и злы… на всех: на Высших, за то, что те презирают дневных паразитов, на смертных — за то, что вынуждены пресмыкаться перед ними, выпрашивая капли жизни… Смотри!

Он схватил вампиршу за плечи, поставил перед зеркалом. Линда не сопротивлялась. Вампирша словно была довольна, что Винсент привёл её сюда. С улыбкой она поглядела на своё оплетённое паутиной трещин отражение.

— Низшие не видят чудовища в зеркале, — зазвенел её смех. — Впрочем, многие Высшие также. Чары carere morte действуют и на нас самих, ведь в нас была и остаётся частичка прежнего человека, та самая, которую ты хотел пробудить, когда исцелял меня. Мы все, и смертные, и бессмертные, пребываем в плену собственных иллюзий, — она коснулась ладонью поверхности зеркала. — Это — то самое зеркало Регины Вако?

— Да.

— Тяжело жить в её доме… — заметила Линда. Винсент заглянул в бездонный колодец зеркала и, передёрнувшись, хотел было отвести девушку от него, но теперь не пожелала уходить сама вампирша.

— Смотри, — зашептала она. — Присмотрись! Смертные теряются в этом зеркале, они тонут в его глубине, а ты отражаешься ясно. Видишь? Как ты красив! Словно ты такой же, как и я, carere morte. Все Вако — прирождённые вампиры. Вы красивы, холодны, себялюбивы. Внутри вас дремлет зверь, вы крылаты от рождения. Ваша жестокость — жестокость стихии…

На мгновение шёпот бессмертной заворожил Избранного, и он залюбовался отражением в зеркале. Там стояли двое — юноша и девушка, прекрасные, как статуи древних богов. Тьма окружала их и, казалось, за спинами отражений вырастают крылья. Глаза вампирши в зеркале — изумруды, его — светло-серый халцедон…

Линда перевела глаза в сторону, блеснул яркий, будто фарфоровый белок, и Винсент стряхнул дурман вампирских чар:

— Моя фамилия — Линтер, — достаточно твёрдо сказал он. — Уйдём от зеркала.

Теперь Линда подчинилась. Они отступили в тёмный холл. Он всё не отпускал её руки, но едва ли это было дружеское пожатие.

— Я понял! — в голосе зазвенела триумфальная медь. — Убивать уважаемую госпожу Линтер ради того, чтобы её сын побыстрее покинул Карду? Нет-нет! Просто ослабленного болью от потери человека легче зачаровать. Он исполнит всё, что вы внушите ему… Отвечай, так это?! Ты пришла сейчас, чтобы зачаровать меня? Линда!

— Это так, — на удивление быстро согласилась она. — Но это не всё.

Его хватка внезапно ослабела, руки опустились, как плети. Он отпустил её.

— Чем же твой господин отличается от Дэви? — тихо сказал Избранный. — Оба стремятся отнять у меня право выбора, право решить, какую сторону принять! Но, знаешь, поединок воли, который предложит Дэви, честнее того, что задумал Конор. Чары, чары… — воистину, худшее из умений carere morte!

— Я была послана к тебе, чтобы подготовить, — Линда глядела с мольбой. — Пожалуйста, пойми меня! Нас! Превращение в carere morte для тебя неизбежность. Чары, ты говоришь? Мы и сами подвластны им. Это часть нашего мира, реальности, в которой тебе придётся существовать. Когда готовят врача, ему показывают больных, раненых, умирающих. Его толкают в мир их страданий! Так и ты должен узнать всё, что создаёт нашу вечность, и не бояться самых страшных сторон нашего бессмертия. Прежде всего, ты Избранный, а уж потом сын, брат, возлюбленный. Я зачаровала тебя, ты говоришь? Нет! Я только подготовила тебя к пути carere morte!

Он не придумал, что ответить на это. Бесконечная усталость разлилась по телу, сомкнула уста. Винсент добрёл до кресла в гостиной и упал в него, закрыл лицо руками. Осмелевшая вампирша приблизилась, по-прежнему не повышая голос, зашептала:

— Уезжай немедленно! Вчера слуги Дэви обследовали Патенс, сегодня они поднимутся выше.

— Замолчи! Тебе повезло, тебя я не смогу убить. Но других Низших, посмевших приблизиться, ждёт печальная участь! Так и передай владыке!

Линда присела рядом, на подлокотник кресла. Мягко, но настойчиво заставила его убрать ладони от лица.

— В Доне ты найдёшь Орден, или Орден найдёт тебя… Твоя встреча с охотниками неизбежна. Сейчас ты не видишь всей картины и считаешь, что они — союзники тебе. Это не так! Избранный не нужен им. Твой Дар они считают проклятием. Будь настороже с ними! А Конор… Несмотря на всю ненависть, ты придёшь к нему. Потому что он — единственный, кто предлагает тебе что-то, достойное твоего Дара. Подумай. Мир, где не будет безумных убийц-Высших и жестоких фанатиков Ордена, где будут жить только люди и Низшие вампиры, и те Низшие, что достигнут порога превращения в Высшего, будут добровольно уходить из жизни. Это, пожалуй, лучшее, к чему способен прийти наш безумный, неизлечимо больной мир.

— Благодарю. Я лучше буду действовать один.

— Также, как сейчас? Будешь безучастно смотреть на гибель людей от клыков Высших? Будешь продолжать бесплодные попытки исцелить carere morte и губить этим свою душу? Будешь считать школьных друзей, избравших сторону бессмертных? Ты уже знаешь, что ждёт тебя в конце этого пути. Отшельничество. Безумие. Одинокая, холодная смерть.

— Замолчи!

— Да, ты прав. Оставим тему Низших. Всё потом. А сейчас, уезжай… Солнце село. Чувствуешь, как тень накрывает Корону?! Это слуги Дэви ищут тебя. Уезжай, прошу!

Винсент оттолкнул её руку и вновь закрыл лицо. В опустившихся сумерках, действительно, то тут, то там скользили ловкие быстрые тени. Всё ближе, ближе…

— Ты права, — был вынужден признать он. — Оставаться здесь долее — самоубийство.

Линда просияла:

— Я найду экипаж!

Винсент быстро собрался и вышел в сад. Он ни разу не оглянулся на пустой дом, дверь которого даже не потрудился запереть. Впрочем, дома Короны можно было оставлять без присмотра, не опасаясь воров, а незапертая дверь для жителей города считалась признаком того, что дом является убежищем carere morte.

За оградой дома соседей Меренсов бродила одинокая тень. Старая знакомая София всё искала встречи с бессмертными.

Волна веселья, вызванная долгожданной разлукой со старым мрачным домом, поднялась в нём. Он приблизился к решётке ограды и зашептал:

— Прекраснейшая из дев, что ты знаешь о вечности?

София вздрогнула. Разрумянившись от волнения, она резко повернулась, прижала руки к груди, но, увидев друга, тут же погасла.

— А, это ты, Винс.

— Прощай, Софи.

— Куда ты? Опять к Конору?

— Нет. Я уезжаю в Дону.

— К Линтерам? — он кивнул. — Когда ты вернёшься?

— Никогда.

— Что ж, — девушка отвернулась, скрывая заблестевшие слёзы. — Я желаю тебе удачи, Винсент…

Дом Вако скрылся из виду, позади осталась и хорошо знакомая дорога к Верхнему мосту Несса. Они спешили на вокзал. Нити, накрепко привязывавшие Избранного к древнему городу-вампиру, рвались одна за другой. Это было освобождение, сравнимое разве что с ощущением полёта во сне. Винсент впервые за вечер с тревогой и нежностью взглянул на спутницу.

— Конору следовало бы убить тебя за то, что ты пыталась предупредить меня об угрозе для мамы. Ты смелая! И хитрая… Что ты напела ему, что он даже пообещал тебе помощь?

— Когда я созналась, владыка был в бешенстве. Я боялась, что Конор убьёт меня, выдаст толпе, но он неожиданно быстро успокоился. Сказал: я ещё могу искупить своё предательство, и отправил к тебе…

На вокзале он взял её руки, поднёс к губам.

— Зачем тебе возвращаться к Конору? Убежим вместе в Дону.

Вампирша засмеялась:

— Недавно ты гнал меня! Не поддавайся чарам carere morte.

— Я не поддаюсь. Я хочу, чтобы ты оставила своего владыку.

Линда ничего не ответила. Может быть, она просто испугалась, так как больше не поднимала глаз. И в эту последнюю минуту перед прощанием она воздвигла прозрачную стенку отчуждения меж ними.

— Мы ещё встретимся, Линда, — всё же сказал Винсент.

— Прости меня за всё…

Крылатые тени, присланные Владыкой, бесновались на Пустоши. Поезд всё дальше и дальше уносил Избранного от цитадели carere morte. Только теперь Винсент осознал, как прочно и глубоко этот город укоренялся в нём. Он проникал во все мысли и чувства, в каждый сон, он предварял каждое его намерение…

В вагоне второго класса он устроился в углу у окна. Мимо пролетали неизвестные леса и безымянные селения. И скоро горы, к подножию которых льнула Карда, исчезли в туманной дымке на горизонте.

В детстве он хворал неделями и месяцами, потому что carere morte сидела у его постели. Когда Мира уехала, Винсент впервые почувствовал себя действительно здоровым. Сейчас, глядя на оставляемую Карду из окна поезда, он впервые почувствовал себя действительно свободным.

А глаза уже слипались… Винсент пытался бороться со сном, но усталость была сильнее. Скоро Избранный спал, прислонившись головой к окну. Впервые за долгие годы на много миль вокруг не было ни одного carere morte.

 

Глава 19 Ника значит Победа

Едва дочитав записку Беаты, Мира поняла, куда уехал из Карды её племянник. Винсент мог быть только в столице, ведь здесь жили Линтеры, родственники по отцу, для которых он всегда был желанным гостем. Собравшись с духом, вампирша отправилась к Линтерам.

Её даже не провели в гостиную, оставили в холле дома. Хозяин долго не выходил к гостье, и Мира гадала, является ли причиной такой немилости изрядно подпорченная репутация госпожи Вако — Алиен… или Винсент сообщил Теодору более интересные детали прошлого вампирши? Первые слова Теодора не прояснили ситуацию.

— Пройдёмте в гостиную, — пригласил он, без особой радости от встречи. Извинений, что заставил себя ждать, но последовало. А всего один внимательный взгляд, которым он наградил вампиршу, заставил Миру задрожать: очень уж похоже глядели на неё охотники!

Однако она прошла в гостиную, удобно расположилась в кресле, расправила пышное платье. Незаметно для собеседника отметила путь отхода: задёрнутое плотной занавесью окно, недалеко, в двух шагах. Если придётся преображаться в комнате, крыльями она наверняка сшибёт картины и зеркала со стен, — Мира подумала это и вздохнула: красивую остановку было даже жаль.

"Неужели, охотник? Или просто осведомлённый человек? Может быть, Винсент рассказал ему…" — Она вспомнила, что племянник вполне может быть до сих пор зол на неё за давнюю ложь и загрустила.

Разговор получился холодным и чрезвычайно скорым. Теодор выразил Мире соболезнования по поводу смерти сестры. Вампирша осторожно приняла их, постаравшись сохранить равнодушное выражение лица. Мира размышляла, отвечать ли на намёк Теодора: "Нельзя жить спокойно рядом с главным страхом Карды…" Ничего не решив, она отбросила вежливую ложь и сообщила прямо, что их дорогому племяннику грозит опасность. Теодор в ответ заявил, что если опасность и грозит, то только со стороны тётушки-вампирши…

"Вампирши!" — она вскочила и теперь заметила сверкание серебристых линий в руках собеседника: охотник раскладывал арбалет. Мира рванулась к окну, отдёрнула занавесь: на окно была опущена железная решётка. Ловушка! Вампирша обернулась к охотнику. Вдохнула, чтобы обратиться, но обида оказалась сильнее, вместо чёрной тени из уст вырвались злые слова:

— Всё-таки он предал меня вам!

— Вы сами себя предали, убийством мужа, — ещё с машинальной вежливостью, хотя к вампирам никогда не обращались на "вы", сказал Теодор. — Винсент просил не трогать вас, уверял, что вы не убиваете людей, но… по глазам всё видно, carere morte!

— …Так что же ты медлишь?

Вампирша зловеще засмеялась и укуталась в чёрную тень. Серебрянная стрела в арбалете охотника была направлена ей в сердце, но Теодор не спешил нажимать курок. И Миру злило, что она не могла прочитать его лицо. Обычной для охотников ненависти или пугающей во сто крат больше равнодушной деловитости, с которой уничтожают вредных, но не слишком опасных врагов, на нём не было.

Осталось пробиваться к двери. Мира кинулась на охотника. Он с обычной для служителей Ордена ловкостью ушёл в сторону от её удара. Дёрнул её тень, будто плащ, лишив вампиршу крылатой оболочки, и поставил подножку. Мира упала, на столик в центре гостиной, едва успела подставить руки, чтобы не ушибить лицо. Круглая тяжёлая столешница перекатилась, придавив её платье. Пожалуй, вампирша проиграла эту битву.

Мира снова захохотала — подходящему охотнику в лицо.

— Стреляй! — сквозь хохот крикнула она и поперхнулась. Вампирша вдруг поняла, почему противник медлит, не выпускает стрелу. Теодор знал её ещё смертной, смешной девчушкой, и тот странный светлый образ, разбитая мечта, осколки которой возможно собрать лишь Избранному, не давал ему сейчас выпустить стрелу новой, тёмной вампирше в сердце…

— За последние пять лет я убила лишь однажды, — тихо призналась тогда вампирша. — Винсент сказал вам почти правду.

Она толкнула столешницу и освободила платье. Охотник не препятствовал ей пройти до двери. В коридоре Мира нашла приоткрытое окно без решётки и рванулась в него.

Больше к Линтерам она не приходила. Впрочем, злилась недолго. В доме дяди Винсент ни разу замечен не был, но он, несомненно, жил где-то в столице. Мире и компании дикарей пришлось вновь приступить к поискам Избранного, на этот раз, в Доне.

Через месяц друзья поскучнели. Эрик сказал, что выходить на поиски каждую ночь это слишком, и хватит одной ночи в неделю. Сайрус и Ника горячо его поддержали, и Мира была вынуждена уступить. Ещё через два месяца Эрик сообщил, что довольно будет выходить на каждое новолуние, и Мира снова уступила… Незаметно прошёл год, а Мира всё ещё не знала, где Винсент. Подобно всей новой группе, она начинала сомневаться в целесообразности самих поисков.

Эти поиски не походили на те, прежние. Предполагая, что Винсент учится в Первой Королевской Академии, зимними вечерами и утрами вампиры устраивали засады поблизости. И поиски казались им всё более бессмысленными, ведь на деле "поблизости от Академии" означало в квартале от неё, так как здание Академии было окружено Покровом — непреодолимой для carere morte преградой.

Сегодня была особенная ночь — ровно год с начала поисков. Подобно птицам, вампиры устроилась на дереве в парке близ Ратуши. Бесстрашная Ника залезла выше всех, в переплетение тонких ветвей кроны, и качалась как в люльке, ласкаемая ветром.

— Мира, ты не думала о том, что Винсент, может быть, учится не в Первой Королевской? — задала она волновавший всех без исключения вопрос.

— Агата хотела, чтобы он учился именно там. Полагаю, он остался верен её воле.

— Эрик идёт, — заметил Сайрус. — Не один.

— Мира пригляделась. Действительно, на далёкой Набережной Сермы появились две тени. С вампиром шла девушка — невысокая, смуглая, черноволосая.

— Кто это с ним?

— Его Низшая, Тесса, — отозвался Элиас. — Я видел её с ним прежде.

— Надеюсь, он не поведёт её к нам!

Мира напрасно тревожилась. Скоро Эрик и Тесса попрощались. Вампир преобразился и полетел к друзьям, Низшая продолжила неспешную прогулку по Набережной. Надо отдать Тессе должное: вслед Эрику она не смотрела и доискаться, куда он торопится, не пыталась.

Последний вампир приземлился на ветку рядом с друзьями, так что всё дерево зашаталось. Мира вцепилась в свою ветку, Ника наоборот засмеялась и принялась сильнее раскачивать свою люльку.

— Потише, — миролюбиво сказал уже преобразившийся Эрик. — Не то нас заметят.

— Беспокоишься за нас? Мило. А что о нас известно твоей Низшей? — желчно сказала Мира.

— Она не моя! Тесса помогает многим Высшим на Закатной. Знает она немного: якобы я и команда из Ориенса помогаем одной леди найти пропавшего родственника… Ну как?

Мира промолчала, зато вступила Ника:

— Поиск пропавших — странное занятие для carere morte! Я бы на месте Тессы стала доискиваться, в чём дело.

— Что другое я должен был ей сказать? Эти глупые поиски отнимают столько времени! Летим охотиться. Уже одиннадцать. Все окна Академии погасли.

— В Карде я занималась поисками, — сочла нужным заметить Мира. — Пятеро новичков искали одного смертного, в котором захотел принять участие Владыка. Мы выходили в рейд каждую ночь!

— Но нам за помощь не обещано звание Бессмертного! — напомнил Сайрус.

Их звонкие голоса долетали до земли, и редкие гуляющие в парке то и дело озирались в поисках источника звуков и не догадывались поднять головы.

— Вон ходит наш обед, — заметил Эрик. — Смешные…

— Ты предлагаешь охотиться здесь? В центре Сатура?! Ага, а тела убитых мы потом красиво развесим на Ратуше… Ты сошёл с ума, друг, — резюмировал Сайрус. — Летим в Ориенс.

— Говорю вам: в Ориенсе охотники сцапают нас скорее, чем здесь!

Его не слушали. Ника первой взвилась в воздух, за ней последовали остальные. Они поднялись над тучами и скоро покинули южный район Доны, Сатур.

Они покружили в узких и высоких коридорах улочек Ориенса, затем внезапно оказались на большом пустыре. Впереди белело какое-то здание, за ним тёмная кромка деревьев.

— Где это мы? Что за здание впереди? — Мира нахмурилась. В незнакомом ей в прежней жизни Ориенсе она чувствовала себя неуютно.

— Вторая Городская больница. Её закрыли на карантин ещё до твоего рождения, — отозвался Элиас.

Да, когда они приблизились, стало заметно запустение. Белое здание зияло — кричало пустыми окнами. Парк за ним разросся за долгие годы — настоящий лес.

— Какой огромный! — восхитилась Мира.

— Этот парк называют "Призрачным".

— Почему?

— В эпидемию в этой больнице умерло много людей. Говорят, живые здесь больше не гуляют. Только мертвецы и…

— Carere morte! — закончила Ника.

— Элиас забыл сказать, что здание больницы сейчас принадлежит Ордену. Это одно из мест сбора охотников, — скучно заметил Эрик.

Мира хотела было возмутиться: "Тогда, что мы здесь делаем?!", но пока промолчала.

Она уже знала: сегодня друзья объявят ей о том, что не желают долее участвовать в её деле. Вампирша чувствовала: они отдалились, закрылись от неё. Она молила лишь о том, чтобы их отказ не был окончательным, чтобы друзья оставили свою дверь открытой. Потихоньку, незаметно для себя она перестала верить, что их глупые засады хоть когда-либо приведут к нужному результату. Мира не винила друзей за лень и халатное отношение к заданию. От дикарей нельзя было требовать того же, что от подданных Дэви. — Она повторила про себя последнюю фразу с сожалением, с разочарованием и заметила, что эпитет "дикари" впервые за всю вечность прозвучал в её мыслях презрительно. Стена непонимания между Мирой и компанией Безумцев росла с каждой ночью, и далеко не все кирпичики в неё были вложены дикарями.

— Мы хотели поговорить с тобой, Мира, — словно услышав её мысли, начала Ника. Вампирша обречённо кивнула.

— Мы больше не будем выходить с тобой на поиски, — сказал Эрик. — Где бы ни был тот, кого мы ищем, наш первоначальный план пошёл прахом. Год назад твоему Винсенту угрожала опасность, но сейчас Гектор Долус возвратился в столицу и занялся исключительно своими делами. Я не вижу угрозы твоему племяннику.

Мира кивнула. Она была согласна с другом. Зацепившись за имя Винсент, её мысли немедленно побежали по знакомому кругу: "Где бы ни был тот, кого они ищут… Он в столице, несомненно. И, вероятнее всего, он вступил в Орден. Но остался ли Избранный верен старым мечтам… её мечтам? Или теперь он — один из фанатиков, отсекающих carere morte головы, не разбираясь, кто перед ним: мужчина, женщина или ребёнок, едва обращённый Низший или безумный Высший? Могла ли месть за гибель матери затмить его ясный, пронзительный взор?"

"А можно сделать защитный купол над всей землёй?" — вспомнилось ей.

У Миры не было никаких доказательств, но почему-то она была уверена, что Винсент не убивает carere morte. Избранный, истинный Избранный — каким он виделся ей, слепой, как все влюблённые в своих чад мамаши, — просто не должен стать фанатичным служителем Ордена.

Она задумалась, и на мгновение ей даже показалось, что она слышит его. Знакомый, только ставший чуть глуше голос произнёс: "Опять вы не верите мне! Ну, проверьте…" Мира шикнула на вновь заговоривших Эрика и Нику, прислушалась — но было тихо.

— Я, надеюсь, ты не в обиде на нас… — снова начал Эрик. Он не закончил. Раздался громкий окрик:

— Carere morte! Стоять на месте! — и, разумеется, друзья рванули прочь.

Самыми быстрыми оказались Сайрус и Элиас, привыкшие к опасностям Ориенса. Они мгновенно преобразились и взлетели до того, как первые две сети паутинками блеснули во тьме. Следом вспорхнули остальные. Миру тут же накрыла сеть, и она мешком свалилась на землю, с испугу упустив крылатую тень. Нике досталась стрела. Выпавшая из тени маленькая фигурка, скорчившись от боли, упала вниз. Эрик подхватил её у самой земли и, чудом увернувшись от двух стрел, полетел прочь.

Мира сжалась в комочек и только смотрела, как охотники бегут к ней, больше не в силах пошевелиться, закричать — как это бывает во сне. Ей не было страшно. Пустота — вечный страх вампиров, ждущая её по ту сторону вампирской не-жизни, сейчас не ужасала. Всё, что было с ней в последние годы, казалось нелепым, мучительным сном, пробуждение от которого будет счастьем.

Её окружили. Тонкие верёвки врезались в тело, пригибали голову к земле, но Мире и не хотелось глядеть в лицо своей смерти. "Убивайте, — равнодушно думала она. — Я так устала! Убивайте, только тихо. Не будите, я хочу умереть во сне…"

— Подождите, — произнёс кто-то из охотников. Мира вздёрнула голову насколько позволяла сеть — и очнулась. Словно не было этих трёх лет: знакомый острый, пронзительный, светлый взгляд, те же глаза — только мальчик вырос.

Винсент старался изобразить равнодушие, но выглядел обескураженным.

— Подождите! Остальные ушли недалеко, — повторил он спутникам. — Я вижу чётко: они за парком. Вы можете схватить их, а я, так и быть, никому не скажу о вашем фиаско: упустить четверых из пяти!

Охотники переглянулись. Их было трое — стандартная группа для патрулирования улиц. Двое мужчин и женщина, довольно молодые; они вряд ли узнали бы Миру: в то время, когда вампирша развлекалась, играя с Орденом в прятки, они учились читать.

— Ушли недалеко? — хмыкнул тот, что постарше, и скомандовал. — Алекс, останешься здесь. Винсент, веди нас.

— Нет, — заспорил тот, — останусь я. Я хочу снова попробовать.

— Ничего не получится, — грустно сказала девушка, с неуместной жалостью глянув на вампиршу.

— Не убивать carere morte сразу — это моё условие, — напомнил Винсент.

— Хорошо, — уступил старший.

— Я могу оставить ему свой кинжал? — спросил темноволосый симпатичный Алекс. — Удачи, Винс.

— Carere morte у входа в парк, — прищурившись, сообщил тот.

Они остались вдвоём. Винсент был замкнут, задумчив. Казалось, он решал для себя какой-то сложный вопрос. Мира не пыталась освободиться. Спрятавшись за волосами, она исподтишка любовалась воспитанником. Такой смешной… Очень высокий, худой, светлые волосы опять непозволительно длинны и немного завиваются на концах — как в детстве. Но он выглядит совсем взрослым в тёмно-синем сюртуке, старше Алана, — и это так непривычно!.. Мира молчала, разглядывала его слишком пёстрый шейный платок и тайком улыбалась. Она боялась звенящей тишины и боялась нарушить её хоть словом.

— Обещай, что больше не будешь убивать людей, — тихо сказал Винсент. Мира расхохоталась:

— А ты всё-таки нашёл применение своему Дару… Не обещаю! Решил поиграть в благородство? — она злобно и отчаянно оскалилась. — Хочешь остаться чистеньким? Отпусти так, без клятв, или убей!

— Ты свободна, — холодно сказал Винсент, ничуть не задетый. Усмехнувшись, он поднял её, поставил на ноги. Сеть, серебристо сверкнув в темноте, сползла вниз.

Вампирша ощетинилась, но Винсент не собирался обличать её. Он неуверенно пробормотал:

— Ты сказала… — закончить он не смог.

— …Про твой Дар?

— Да. Ты же… знала о нём давно?

— С самого начала, — ровно сказала Мира. Теперь он был выше её больше чем на голову, а она по-прежнему видела мальчика, которому когда-то рассказывала старую сказку.

— Дай руку, — вампирша отшатнулась, и он улыбнулся ей, будто приручаемому зверьку. — Не бойся…

Мира не почувствовала тепла прикосновения, его рука была также холодна, как её. Но Винсент шагнул ближе, и взгляд серых глаз так обжёг вампиршу, что она закричала, испугавшись, что он сожжёт её дотла.

— Ты хочешь убить меня?!

Винсент отступил:

— Нет! Не тебя, только твоё проклятие.

— Как больно!

— Напрасно ты испугалась. Моих сил пока недостаточно ни для убийства, ни для исцеления — я пробовал много раз. Может быть, когда я пройду посвящение…

— Так ты не охотник?

— Ещё нет, — мягко сказал Винсент. Он вглядывался во тьму за её спиной — Ого! Да там идёт бой! Что ж, прощай. — Он заторопился к группе, избегая глядеть в её сторону.

— Если ты отпустишь меня, что ты им скажешь? — спросила Мира, плохо скрыв беспокойство. — Что… что будет с тобой?

— Всё равно. Я всего лишь помогаю охотникам, втайне от Академии. Никто не сообщит главе о моих действиях: это не в их интересах, — легкомысленно заявил племянник.

Четыре тени взмыли над парком… и вдруг понеслись к ним. Настал черёд Миры защищать Избранного. Движения вампирши стали угловатыми, резкими. Она отошла на несколько шагов, преобразилась и взлетела. Опять неточно рассчитав ширину прохода между домами, ударилась крыльями о стены, но только упрямее рванулась вверх. Поднявшись над крышами, она ринулась друзьям навстречу, отчаянно надеясь, что они не станут нападать на последнего охотника. К счастью, увидев вампиршу, Ника издала радостный вопль, и вся пятёрка, сделав прощальный круг над лабиринтом улиц, помчалась обратно в Сатур.

Они опустились на крыше жилого дома по Рябиновой улице. Мира глянула на далёкий оставленный Ориенс и расхохоталась. Слишком уж неожиданной была встреча с тем, кого она искала целый год! Она хохотала до слез, и друзья странно смотрели на неё.

Ника и Эрик всё не разжимали объятий.

— Эрик, если б не ты… — всхлипывала Ника.

— Как ты, Лисёнок? — очнулась Мира.

— Стрелу мы быстро достали, — похвастался Элиас. — Вот этим, — он показал тонкую проволочку с петлёй на конце.

— Не ожидала, что вы придёте мне на помощь. Прежде вы всегда бросались врассыпную при малейшей опасности! — уколола Мира.

— Что не раз спасало нам жизнь, — заметил Эрик, всё ещё нежно обнимавший старую подругу. — Благодари Нику — эта воительница кинулась тебе на помощь, едва я вытащил стрелу.

— И мы помчались к тебе, не страшась опасности. Ведь нас вела Ника-победительница, — тонкие губы Сайруса разошлись в немного напряжённой, наигранной улыбке. Он непроницаемо глядел на Нику. Казалось, его сейчас больше всего заботит, как сохранить лицо. — Теперь понятно, почему ты так упрямо искала племянника. Это же с ним ты так мило беседовала, пока мы летели тебя спасать? Он же копия Алана!

— Что?! — взревел Эрик. Он даже оставил Нику. — Твой Винсент — охотник?!

— Он похож на Алана? — Ника улыбнулась. — Ну, тогда я спокойна.

Мира недовольно поморщилась: несмотря на всю холодность её нынешних отношений с друзьями, ссора с Безумцами не входила в её планы.

— Он не охотник. Винсент только помогает им.

— Мне достаточно того, что он дружит с убийцами вампиров! — запальчиво возразил Эрик. — Теперь уж точно: наши поиски окончены! И наша дружба тоже!

— Ты разъярился так лишь потому, что мальчик связался с Орденом? Глупо, — Ника пожала плечами и вдруг сама отступила от Эрика. — Пожалуй, я меняю свой мнение. Я не оставлю Миру.

Сайрус позволил себе только удивлённо поднять брови, Эрик нахмурился и подбоченился:

— Виктория Элоиза Диес! Вернись на место!

Глаза рыжеволосой вампирши недобро вспыхнули:

— И не подумаю, Эрик Тобиас Бруэт! Мира, я поддержу тебя, что бы ты ни решила.

Дома Мира подвинула кресло к окну и долго смотрела на ночной город. В тишине и почти-одиночестве, — сегодня у неё гостила Ника, — она смаковала подробности нечаянной встречи с Избранным.

Она гордилась своим Винсентом. Своим Избранным! После страшной потери он не озлобился, не загорелся местью. Он остался прежним: весёлым, легкомысленным, юным… — Мира вздохнула. Её тревога не осталась прежней, она усилилась многократно.

Дар Избранного напугал её. Теперь она осознала, какая это огромная, страшная сила. Она поняла, сколь опасна её авантюра — и содрогнулась. А друзья представляли её соперничество с Владыкой за Винсента весёлой игрой!

"Он с охотниками, значит, в безопасности, — успокоила она себя. — Так-так. Как это он обмолвился о Первой Королевской Академии? Втайне от Академии? Что же это, значит, Академия связана с Орденом?"

— Ника, возможно ли, чтобы Первая Королевская была одним из оплотов Ордена?

— Конечно, — отозвалась подруга. — Она же под Покровом.

— Это ещё ничего не значит. Церковь Микаеля в Карде тоже под Покровом — и давно пустует.

— Академия определённо один из оплотов Ордена. Знаешь, там за ней есть парк и в нём старая часовенка… Раньше люди приходили к ней с мольбами о помощи, например, когда узнавали, что кто-то из их близких — carere morte.

— Ясно, спасибо.

— Гадость, — Ника отставила бокал со стабилизированной кровью. — Не может быть, чтобы наши старейшие, наши боги так питались!

Мира отвернулась от окна, но не отвлеклась от тревожных мыслей:

— Конечно, стабилизированная кровь не так вкусна, как живая…

— Ещё бы! А подогреть её, хотя бы, можно?

— Лучше не стоит. Зато взгляни — рана от стрелы зажила.

Они помолчали. Обе вспоминали те времена, когда умели болтать без умолку, не задумываясь о темах беседы. Наконец Мира решилась отринуть все вежливые и ничего не значащие вступления и спросила подругу напрямую:

— Почему ты осталась со мной, Ника? Из-за Эрика?

— Из-за Эрика?

— Ну, да. Он до сих пор не забыл свою месть охотникам, значит, не забыл и свою обиду: из двух Низших старой компании погибла та, что была более дорога ему. Сегодня он опять вспомнил свою ненависть к Ордену, а ты вспомнила, как он обвинял тебя в смерти Донны. Так?

— Жестоко. Но ты права. Да, и из-за Эрика тоже. Но я осталась с тобой не только из-за него!

— Ты сказала странные слова, когда Сайрус закричал о сходстве Винсента и Алана, ты сказала: "Тогда я спокойна". Спокойна? Что это значит?

— Что значит? Когда ты попросила нашей помощи год назад, я волновалась. Я не понимала, почему тебе так важен какой-то смертный. Я думала, может, это какая-то проверка, ну… нас, дикарей, со стороны Владыки. Когда Сайрус заметил сегодня, в чём дело, я успокоилась. Любовь — это то, что я всегда буду защищать.

— Если б я была смертной, я была б сейчас пунцовой от стыда! Ника! Ну, причём здесь любовь?

— Ты защищаешь Винсента, потому что всё ещё любишь Алана. Я понимаю тебя. Он… такой же, а значит, став carere morte, пойдёт тем же путём. А ты не готова потерять его снова, поэтому воспротивилась желанию Владыки обратить его.

На это Мира ничего не сказала. Она вновь уставилась на огни за окном и скоро они задрожали, заплясали, расплылись — то слёзы встали на глазах.

— Ты плачешь? Извини, я задела старое, не подумав.

— Я не плачу. Просто я только сейчас поняла, как будет сложно… Но вместе мы справимся. Недаром Ника значит победа. Спасибо, что осталась со мной, — Мира открыто, ясно посмотрела на Нику. Но вампирша почему-то хмурилась:

— Мне не ясно одно. Ты сказала: Винсент только помогает охотникам, а сам не охотник. Чем в рейде может помочь обычный смертный? Он будет обузой.

Мира вздохнула. Вот, это и совершилось. Пора посвятить в свою тайну ещё кого-то. Право, для неё одной она слишком тяжела!

— Винсент — необычный смертный. Знаешь сказку о Даре, Ника? Он Избранный, что спасет наш мир. Он способен исцелить проклятие carere morte. Поэтому он так нужен Владыке: Дэви хочет сделать из него Великого вампира.

— Что?! — подруга потемнела лицом. — Избранный? Исцеление проклятия?! Ты смеёшься?

— Нет. Был бы он обычным смертным, стали бы его наперегонки искать соперничающие владыки? Он Избранный, Ника. Я видела его кровь. Она… светится.

Светлые глаза вампирши сузились от злости:

— Исцеления проклятия! Ты того и гляди начнёшь проповедь читать! Может, ещё Спасение мне посулишь за помощь?! Нет уж, уволь меня от этой чуши. Я carere morte уже двадцать лет. Я четырнадцать лет Высшая! К тебе являются днём призраки тех, кого ты убила? Нет? А я болтаю с ними дни напролёт… Не хочу возвращаться в жизнь. Мы делаем выбор один раз. Один раз, Мира! Не хочу видеть, не хочу верить в твоего Избранного!

— Ника, что ты…

— Не говори ничего, я не слушаю тебя. Сейчас я не могу уйти: солнце близко. Я останусь у тебя, вечером уйду. Навсегда! И не смей говорить о своём Избранном, если хоть каплю любишь меня!

— Ника, послушай…

Подруга погрозила ей пальцем, предупреждая новые слова.

 

Глава 20 Месть Луны

Началась другая жизнь. Днём учёба в стенах Академии, ночью — на улицах Доны. Избранный выходил в рейды каждую ночь, и теперь он не был одинок. Охотников в Доне, — полюбил шутить он, — едва ли не больше, чем вампиров…

Кардинский миф о злобных фанатиках был развенчан. В давние времена Орден собрала аристократия Карды. Сейчас этой умножившейся силе служили многие люди, разные люди, бывшие и нынешние студенты Академии, отпрыски некоторых знатных семейств и самые простые выходцы из Карды и Доны. Кого-то в Орден привёл долг, кого-то простое любопытство и многих, многих — месть. Новые друзья ждали, что и он будет мстить, но Винсент сохранял прежние взгляды на проблему carere morte. И скоро пошёл слух, что сам он один из них, Низший или бывший новообращённый. Слух подогревало и его странное умение — чувствовать вампиров на расстоянии.

Странно, но Винсенту не понравилась Дона. Этот город — живой, меняющийся, мчащийся в будущее, остался чужим ему. Избранному была милее Карда — тёмная, загадочная и полная пустоты. Carere morte в Доне было больше в десятки раз, чем в Карде, но почему-то ощущение дыр, оставляемых ими в мироздании, в столице оказалось гораздо слабее. Или, может быть, Избранный стал хуже видеть? Высокое солнце днём слепило его. Свет фонарей ночью разгонял тьму, не давал увидеть её оттенки. Река, чистая и быстрая, казалось, таит в себе какую-то угрозу. Вдобавок скоро появился новый тревожный знак: если Винсент пробовал приглядеться, чтобы установить точное местонахождение вампира, на него находило странное безволие. Он чувствовал, что воронка пустоты на другом конце нити тянется к нему — и сам стремился к ней. Из наблюдателя он превращался в потенциальную жертву. Прежде его защитой от carere morte было сострадание к ним, сейчас же он переставал ясно видеть их истинный облик. Чары брали верх, и он оставался беззащитным. Он боялся, что очередная встреча закончится его смертью или, того хуже, обращением. Что же это? Может ли его Дар изменяться? Может быть, однажды он исчезнет вовсе?

Плохо, что никто в Ордене не мог ответить на его вопросы. Удивление от его необычных способностей у охотников скоро прошло и наступило молчание. Оно наступило внезапно, словно по приказу. Винсент знал, почему. Глава Ордена, Филипп Латэ, в котором он надеялся найти поддержку, невзлюбил его. Узнав о его Даре, он замкнулся в молчании и, должно быть, оно оказалось заразным! Ни вопроса, ни попытки объяснения, ни слова о Даре! Будто нет ни его, ни Избранного! Будто странная способность Винсента чувствовать вампиров вполне обыкновенна… Всё чаще Избранный вспоминал слова Линды: "Охотники — враги тебе. Им не нужен твой Дар".

…Бедная Линда! Она погибла вскоре после того, как он покинул Карду. По слухам, её разрубленное на куски тело зарыли на Лысом холме. Конор всё же не простил вампирше предательства. Едва Низшая возвратилась, выполнив последнее задание, как он отдал её толпе, в назидание другим своим подданным… Теперь, издалека, Винсент гораздо лучше понимал и её, и её господина. Да, Орден странно отнёсся к известию о Даре!

Он искал разумное объяснение холодности новых соратников — и не находил. Может быть, он просто многого от них ждал? Сложно не поддаться магии слова "Избранный"! Спустя год Винсент даже не был одним из них, и это ужасно огорчало его. Избранный чувствовал: посвящение в охотники могло бы помочь разбудить его Дар. Но глава отказывал в посвящении, ссылаясь то на слишком юный возраст адепта (при том, что среди охотников находились и шестнадцатилетние), то на его легкомысленное отношение к Служению (здесь Винсент поспорил бы, если б ему дали слово), то на пренебрежение общими для всех охотников правилами (Винсент считал: пока его не приняли в Орден, общим правилам он следовать не обязан). Прийти к соглашению им не удавалось, глава пресекал любые разговоры о Даре и предназначении Избранного, зато на каждой лекции, — он преподавал в Первой Королевской философию, — мучил Винсента вопросами о различных абстрактных категориях науки о любви к мысли, и во взгляде главы в эти моменты читалось: Избранный обязан знать ответы на них!

Махнув на вредного философа рукой, Винсент отправился в рейды. Он убедил нескольких охотников позволить ему сопровождать их, хотя правилами было запрещено брать в рейды не прошедших посвящение в Орден. Он помогал охотникам находить вампиров, требуя взамен побыть с пойманным немного времени. Избранный продолжал попытки исцеления carere morte.

Прозрачным летним вечером они встретились на площади Ратуши. Отряд, который сегодня согласился принять помощь Винсента, патрулировал верхнее улицы Сатура. Район считался спокойным, и Избранный порадовался ещё одной пустой ночи. После случайной встречи с Мирой, Винсент боялся вновь выйти на неё. Избавить вампиршу от сетей охотников ещё раз ему вряд ли удастся!

— Верно ли, что во время рейда с Кустосом, ты отпустил вампира, которого сам же указал? — первое, что спросил Марк. Винсент вздохнул:

— Вампиршу. Я не отпустил её. Её отбили друзья-дикари…

— И не покалечили смертного, лишённого защиты? — хмыкнул охотник. — Что с тобой, Винсент? Ты жалеешь их?

Избранный промолчал. Рассказывать Марку свою теорию вампиров-"больных, нуждающихся в исцелении" было бесполезно. Марк, высокий, хмурый охотник, пришёл в Орден всего два года назад, но на его счету было уже четыре десятка бессмертных. Велика была его жажда мести!

— А, говорят, carere morte можно вылечить водой из Источника, — заметила Анна, всегда защищавшая Винсента.

— Чушь! — не выдержал третий из отряда, Матиас. — В ритуале довольно нескольких капель воды из Источника, чтобы вампир рассыпался прахом! Как ею можно вылечить, в таком случае?

Это был ещё один разрушенный кардинский миф: в ритуале уничтожения вампира охотники использовали не обычную святую воду, а воду из загадочного Источника, действенную, кстати, и не будучи освящённой. Источник её находился на востоке в трёх милях от Доны. Двести лет назад именно его наличие определило выбор места будущей столицы…

Время шло. Часы солнечной башни Ратуши прогремели десять, а потом и одиннадцать. В небе диковинным цветком распустилась почти полная луна. А хитрые охотники не торопились в рейд. К чему, если с ними Избранный? Они удобно устроились в собственном экипаже на площади и продолжали беседу.

— Действительно carere morte нет в округе или ты вздумал их покрывать? — хитро спросил Марк.

— Сейчас их много в Западной Пенне.

— Далеко же ты видишь! — Матиас присвистнул.

— Если ты врёшь, я сообщу главе о твоей двойной игре, — пообещал Марк.

— Что он мне сделает! — Винсент рассмеялся. — Разве что влепит неуд по философии. Я не охотник!

Последнее он сказал с затаённой грустью. Избранный чувствовал, что посвящение в Орден могло бы помочь его Дару.

— Иногда мне кажется, — он замолчал, неуверенный, что охотники готовы это услышать, но всё же продолжил, — кажется, что ваш глава находится под чарами Низшего вампира…

Он не успел договорить. Все трое заговорили разом.

— Не может быть!

— Только не Латэ!

— Он, конечно, знаком с Конором. Но чтоб Латэ был под чьими-то чарами? Нет, нет, — задумчиво проговорил Марк. Винсент заметил его сомнение и воспрял духом. — С чего ты это взял?

— Он… Не могу объяснить. Но воздействие carere morte чувствуется на нём. Оно как шлейф, как аура… — Винсент замолчал.

Охотники не пытались оспорить его заключение, хотя и не согласились с ним. Они сделали вид, словно этого разговора не было. Ему верили… Но не доверяли.

Незадолго до полуночи в их районе наконец-то появился carere morte. Охотники подоспели к месту его трапезы вовремя, и жертва была спасена. Матиас увёз её в госпиталь. Марк, как они договорились, оставил Винсенту время на попытку исцеления carere morte, но увидев вампира вблизи, Избранный махнул рукой и отступил. Бесполезная трата сил! Этот бессмертный был безнадёжен.

— Что, не станешь? — Марк усмехнулся. — Тогда можешь уходить. Наш рейд окончен.

Винсент остался. Он изучал вампира издали. Таких — тёмных, пустых, Избранный избегал. Они тревожили его собственную частицу Бездны, привезённую из Карды. Они напоминали ему, что он похож, очень похож на них…

— Если ты так чутко чувствуешь вампиров, ты наверняка можешь показать на карте Доны их дневные убежища, — заметил Марк. — Мы бы уничтожили всех carere morte Доны в считанные дни! Ты не пробовал?

— Пробовал. Дона слишком велика. Район Доны — звучит реалистичнее.

— Целый район! — охотник покачал головой. — Что же ты молчишь?!

— Я не молчу. Я сказал об этом главе ещё год назад.

— И?

— Я сказал, укажу всё, что смогу, как только он примет меня в Орден, — вздохнул Избранный.

— Район Доны! Ты хоть понимаешь, скольких жизней стоит твоё упрямство?!

Меж тем охотник закончил ритуал, и ещё одна воронка — путь в Бездну, закрылась, исчезла. Винсент неосторожно вдохнул серую пыль и закашлялся до слёз.

— А упрямство Латэ? Почему он не разрешает моё посвящение?! — сквозь слёзы спросил он, внутренне готовясь к словесной битве. — Я тот, кто я есть. Если я начну подчиняться глупым требованиям людей, ничего не смыслящих в моём Даре, я перестану быть собой. Всё.

Марк отпрянул от него, как от змеи.

— Доиграешься, молокосос! — не сказал, выплюнул он и ушёл. И увёл Анну. Избранный остался один.

Винсент нахлобучил шляпу поглубже и неторопливой походкой отправился домой. Он поднялся к Красному мосту и, перейдя его, затерялся в Центре.

В это же время двое бессмертных устроились на крыше жилого дома по улице Греди и вели неторопливую беседу. Это были Патрик Фульге и Селена Ингенс. После того, как Дэви со свитой покинул Карду, они обосновались в Доне и часто охотились вместе.

— Скууучно… — протянула Селена, щурясь на подругу-луну. — А на улице — пууусто…

— Ещё десять минут, и летим в Центр. Я давно заприметил там один домик со слабой защитой.

— Не хочу никуда лететь, — вампирша откинулась назад, легла на спину, раскинув руки. — Ладно, подождём здесь, Патрик. Я поддалась скуке, но всё уже прошло, — её глаза блеснули. — Я не спросила: как поживают твои друзья-дикари?

— Ты спрашиваешь это при каждой встрече! Всё надеешься подловить? Мы не общаемся. Владыка ясно запретил нам якшаться с дикарями.

— Какой прилежный ученик! Что же ты не последовал за своим учителем, когда он покинул Карду?

— Я остался, чтобы найти Избранного. В одиночку ещё раз проверил Патенс, а уже потом отправился в столицу. Я подумал: вдруг Избранный давно покинул Карду? Тогда, вероятнее всего, он в Доне…

— Интересное заключение…

— Смейся-смейся. Я оказался прав! Недавно пошёл слух: среди охотников появился человек, способный чувствовать вампиров, ещё не видя их. Будто бы он узнаёт, где они трапезничают, и ведёт туда отряды Ордена.

— Невесёлый слух…

— Чем ещё ты объяснишь то, что в последние полгода что ни ночь — бесследно пропадает кто-нибудь из дикарей? Они начали выкашивать нас целыми группами! Чем ещё может быть вызвано такое везение охотников? — Патрик поднялся. — Здесь действительно пусто. Летим в Центр.

Они летели недолго. Уже через квартал вампир замер, возбуждённо трепеща крыльями: невдалеке большой дом-особняк сиял сотней огней, подъездная дорожка была черна от экипажей.

— У Тенеров закончился приём, — заметила Селена, когда они опустились на ближайшую тёмную крышу. — Исследуем?

Патрик кивнул.

— Сколько добычи! — он облизнулся. — Такая сочная… Вон та!

Селена посмотрела, куда он указывал, и ахнула:

— Он! Не может быть! Он!

— Кто? Кто?

— Да вот же! Узнаёшь? Племянник Миры.

— Это он? — Патрик недоверчиво поглядел на высокого, худощавого, светловолосого молодого человека, бывшего в отдалении от дома приёма. — А я сразу и не узнал его… Что он тут делает?

— Неважно! — глаза вампирши горели холодным лунным светом. — За ним!

Патрик встрепенулся, намереваясь предложить другую, более аппетитную добычу, но с Селеной было бесполезно спорить. Вампирша преобразилась, сорвалась с места и стремительно заскользила вниз.

— Куда?! Люди же вокруг! Увидят! — прошипел Патрик, но кинулся следом.

Добыча оказалась на диво шустрой! Едва вампиры покинули крышу, юноша отступил в тень и совершенно потерялся. Стук его сердца слился с биением множества невидимых жизней вокруг. Селена завертела головой: "Где он? Где?"

"Оставь его. Есть другая добыча", — Патрик махнул крылом в сторону особняка Тенеров.

"Нет!" — Вампирша завертелась волчком, кинулась вверх, упала вниз. Закрыв глаза, вытянув шею, она принюхивалась. Наконец её чёрная рука указала направление…

"Туда!"

Вновь быстрый полёт и вой ветра в волосах. Через несколько кварталов они остановились. Селена опять искала. Патрик преобразился и спрыгнул на ближайшую крышу, огляделся. Впереди возвышались здания вокзалов-"Близнецов".

— Селена, вернись! Дальше район Гектора, его территория охоты!

Но вампирша уже отыскала след и вновь бросилась вперёд, к Близнецам. Ругнувшись, Патрик последовал за ней. Давно пора было оставить глупую подругу, а он покорно, как на верёвке, тащился за ней! Впрочем, в нём просыпалось любопытство: противостояние одержимой вампирши и не в меру шустрого смертного обещало быть интересным.

Винсент заметил двоих, когда наблюдал за домом Тенеров. Избранный пришёл сюда, надеясь отбить добычу у carere morte, а в результате сам оказался добычей.

Что ж, это было неплохо. Старый трюк — он уведёт carere morte подальше от беззащитных смертных и там оставит с носом. Вампиры сначала потеряли его, и Винсенту даже пришлось замедлить бег, чтобы они могли отыскать его след. Наконец преследование началось.

Через час Избранный горько пожалел, что связался с этими двумя. Винсент уже не помышлял о том, чтобы попытаться исцелить их, он мечтал только об одном — удрать от них. Но вампиры не отступали. Они не предпочли другую добычу, хотя Избранный, отчаявшись, даже изменил своему старому правилу и пару раз сворачивал в людные места, надеясь, что здесь вампиры отстанут от него. Но эти carere morte всё тащились за ним, словно привязанные! Они были уже близко… Тогда он вздумал найти отряд охотников, патрулирующих улицы: пусть завтра придётся нарваться на очередное нравоучение от главы Ордена — по крайней мере, он будет жив… Но охотники всех окрестных отрядов были заняты приёмом Тенеров. Ни одного патруля — пустые улицы!

Избранный обратился к мысленной карте Карды. Неподалёку охотилась группа дикарей, и он рванул туда: может, неотвязных преследователей задержат другие голодные? Но эти двое просочились сквозь стаю дикарей, будто не заметив их. Они осмелели настолько, что спустились до уровня верхних этажей домов — угольно-чёрные тени их крыльев отражались в оконных стёклах справа и слева от Винсента.

Пробегая какой-то перекрёсток, юноша заметил там свободный экипаж, но продолжил пеший путь: если сегодняшней ночи суждено закончится печально, пусть ценой его ошибки будет одна, а не две жизни…

Ему было, отчего сомневаться в своих силах. Винсент и не помышлял попробовать ударить преследователей, хлестнуть их плетьми лучей своего Дара, как давно, в Карде, спасая Линду. После смерти матери юноша так и не сумел повторить тот странный опыт: в его Даре уже не хватало для этого какой-то важной частицы… А тень от крыльев carere morte тянулась за ним, Избранный ощущал её липкие холодные прикосновения — прикосновения страха. Тьма за спиной разрасталась, грозя поглотить весь мир, а предательница — собственная частица Бездны кричала от радости скорой встречи с извечной тьмой. Луна в небе раскачивалась, как огромный фонарь на длинной цепи. Когда Избранному показалось, что тень опережает его, он бросился вперёд, не разбирая дороги, и упал, ударившись лицом, разбив в кровь левую скулу.

"От кого он так бежит? От вампиров? Глупость, нет здесь никаких вампиров, те двое ушли давно, предпочли какого-нибудь гостя Тенеров. От кого же он бежит? Чья тень следует по пятам? Может быть, его собственная, и бежит он от себя?"

Он боялся обернуться. Если он не увидит две угловатые крылатые тени в небе, значит, он уже сошёл с ума. И он продолжал бежать, не оглядываясь. Всё дальше и дальше — в безумие…

Путь окончен — впереди, в свете фонаря блеснула глухая стена фабричного здания. Винсент остановился. Оставалось или царапать стену и выть, и молить о пробуждении от кошмара, или повернуться лицом к преследующему тебя ужасу…

Теперь и Патрик видел добычу: юноша бежал по улице внизу. Он бежал странно, спотыкаясь, будто слепой. Селена догнала его и теперь просто дразнила, то снижаясь, то вновь взмывая в небо.

Впереди был тупик, шли последние секунды погони. Вот и сам загнанный увидел, что впереди стена. Тогда юноша развернулся к преследователям. Патрика поразили его странные, безумные, но прозрачные глаза. Щека и подбородок были испачканы в чём-то светлом. Сначала Патрик подумал, что это мел, но нет, мел не может светиться, а эта странная субстанция сияла, переливалась в лунных лучах. Вампир заметил, что это, скорее, жидкость, чем порошок, и жидкость густая, как кровь. Кровь? Светящаяся кровь?!

Патрик опустился на тротуар. Он споткнулся при преображении и едва удержал равновесие, сильно взмахнув рукой. Его взгляд не отрывался от странной светящейся жидкости.

— Селена, не может быть, — пробормотал он. — Это… Это же…

Селена не замечала странности своей жертвы. Вампирша преобразилась, красиво сложив светло-серые крылья. Походкой триумфатора она шла к юноше.

— Сначала я хотела обратить тебя, — звенящий, дрожащий на тоненькой ниточке шёпот. — А потом поняла, что такая месть будет неполной. Я убью тебя и сделаю куклу! У меня хватит сил, я уже пробовала.

Она достала кинжал, но, усмехнувшись, отбросила. В два последних шага она настигла добычу и жадно вцепилась юноше в горло. Он сопротивлялся, но скоро затих, скользнул по стене на тротуар, увлекая за собой Селену. Патрик стоял истуканом. Одно слово, что он так часто повторял, вдруг забылось… разбилось. Он тщетно перебирал осколки.

Бешеная ночь остановилась. Замер и маятник луны в небе. Селена оторвалась от жертвы, вяло мотнула головой, точно пьяная. Вампирша попыталась встать, и ей пришлось ухватиться за стену, чтобы не упасть. Её шатало, как дерево на осеннем ветру.

— Что с тобой?! — тревожно спросил Патрик и осёкся, поняв.

Вампирша захрипела и упала. Она извивалась, раздирая ногтями платье на животе. Потом тело замерло, а она продолжала хрипеть. Хрип перешёл в беззвучное сипение и совсем стих. Патрик перевёл взгляд с неподвижной подруги на юношу. Тот пришёл в себя, если вообще был без сознания, и поднялся. С неменьшим, чем Патрик ужасом юноша глядел на вампиршу. Он зажимал раны на шее, и между пальцев сочилась та же серебристая субстанция. Теперь ошибиться было невозможно.

— Избранный! — вспомнив, заорал Патрик и уже не мог остановиться. — Избранный! Избранный!

Юноша вздрогнул от первого крика. Он осторожно отступал в сторону. Патрик сделал необдуманное резкое движение к нему, и он бросился бежать.

— Стой! — заорал очнувшийся от оцепенения вампир. — Куда?!

Он ринулся за Избранным вдоль стены. Расстояние сокращалось. Протягивая руки к добыче, вампир преобразился, распахнул крылья… и с размаху ударился о невидимую стену. Покров!

Юноша остановился по ту сторону Покрова. Испуганные, оглушённые, они смотрели друг на друга, глаза в глаза, ещё мгновение. Потом Избранный скользнул в сторону и скрылся в тени зданий. Патрик бессмысленно взлетел вверх, забил крыльями, ища лазейку, но вновь и вновь он ударялся о невидимый купол защиты Ордена. В довершении всех бед этой ночи, горизонт зарозовел. Приближался рассвет.

Патрик возвратился к Селене. Она выглядела прежней, только глаза провалились в глазницы, да в дырах зрачков сияло знакомое серебро. Вампир подхватил лёгкую, почти невесомую девушку и, взлетев, сразу взял курс на запад. Где-то поблизости, — знал он, — было дневное убежище Гектора, а дальше — Миры. Патрик вовсе не хотел делиться славой с бывшими соратниками, но выбора не было: луна-обманщица ушла, вставало солнце.

 

Глава 21 Первая Королевская Академия

После случайной встречи с Винсентом, Мира совсем успокоилась.

"Охотники защитят Избранного, — убеждала она себя. — Теперь Конору и Гектору не подойти к Винсенту близко".

Её даже не огорчал разрыв со старыми друзьями: с той достопамятной ночи Мира больше не встречалась ни с кем из компании Безумцев. По слухам, они всё-таки объединились — Ника, Сайрус и Элиас перебрались на Закатную, к Эрику. Ей же не было места в новой компании дикарей.

Она редко охотилась, вообще редко выходила из дома. Она спала. Она грезила… Иногда в её грёзы врывались яркие тревожные мысли: "Несомненно, в Ордене Избранный обретёт истинную силу. Но что, если его Дар окажется не исцеляющей, а испепеляющей силой?!"

Это была страшная мысль, но участь Великого вампира Мире всё ещё казалась страшнее. И она покорно закрывала глаза: "Спи… Что бы ни было, тебя это не касается. Конор и Гектор проиграли. Винсент в Ордене. Он счастлив без тебя. Спи…"

Тихим летним утром вампирша собиралась ложиться — до нового вечера, когда услышала громкий стук в дверь. В пустующий дом порой заглядывали случайные люди и, предвкушая лёгкую добычу, Мира пошла открывать. Однако самые мрачные подозрения проснулись в ней, пока она шла до двери: отчаяние слышалось в этом стуке.

Это был Патрик Фульге. Едва Мира отодвинула засов, вампир, с силой распахнув дверь, буквально ворвался в её дом.

— Ты здесь! — крикнул он. — Это хорошо! Я хотел лететь к Митто, но понял, что не успею. Рассвет уже близился… Я пережду у тебя день, а вечером мы отправимся к Владыке!

— Ты такой странный. Что случилось? — недоумённо спросила Мира, поспешно застёгивая платье и щурясь от утреннего света, ворвавшегося вместе с Фульге в её дом.

— Потом! — кофейные глаза Патрика, вызывающие у Миры ассоциацию с печальными и преданными — собачьими, блестели радостно, но вместе с тем тревожно. Черты лица определились: заострились, вытянулись — тяжёлой выдалась эта ночь для Высшего вампира! — Скоро солнце взойдёт. Пойдём в дом.

Они прошли в комнату, у прежних хозяев служившую библиотекой. Мира задёрнула портьеры:

— Что случилось?

— Селена убита! Мы охотились вместе в Центре и наткнулись на охотников. — Патрик замолчал. Тревога всё не уходила из его глаз.

— Селена убита? Поэтому нам нужно срочно отправиться к Владыке? — Мира подобрала со стула книжку, которую начала читать в последние дни. Открыла резко, как-то злобно.

— Да, это важно, — отрывисто сказал, как выплюнул, Патрик. — Мы узнали кое-что интересное… про Орден.

Мира машинально перелистала книгу. Руки дрожали. Патрику она не поверила ни на секунду. Но что случилось на самом деле? Патрик не посчитал нужным сообщить ей это, но требует вместе с ним отправиться к Дэви! Она разволновалась: могли ли вампиры обнаружить Избранного?

— Что же вы узнали… про Орден? Судя по твоей ажитации, не меньше, чем тайну Покрова!

Вампир не выдержал её взгляд.

— Патрик, — тихо сказала тогда Мира, также опустив глаза. — Сочинить историю про Орден ты не сумел, признай это. Вы нашли Избранного, да?

— Селена заметила его, — сознался Патрик. Он заговорил быстро, но с длинными паузами на месте точек, словно всё время решал, говорить ей дальше, или нет. — Она решила позабавиться с ним, но он уходил от погони. Мы гонялись за ним несколько часов! Я не встречал смертного, который был бы на такое способен. Селена настигла его, когда начинало светать, и сразу решила отобедать. Она сделала пару глотков, и у неё начался какой-то странный припадок. А я увидел: кровь смертного серебристого цвета…

— Дальше? — бесстрастно спросила Мира.

— Я отнёс Селену к Гектору, он там живёт, неподалёку. Она так и не пришла в сознание, и… ей очень плохо. Всё из-за крови Избранного. Гектор говорит, наверное, она умрёт… уже умерла, — глухо сказал Патрик, глядя на портьеру, проницая солнце за ней.

— А Винсент? — только закрыв глаза, Мире удалось проговорить это.

— Он даже сознания не потерял! Ему удалось уйти за Покров, — Патрик тревожно поглядел на Миру.

— А ты боишься меня! — засмеялась вампирша.

— Нет!

Оба замолчали надолго. Бросив книжку, Мира подвинулась к окну, повернувшись к вампиру боком, холодными, странно негибкими пальцами быстро нащупала рукоять ножа в рукаве.

"Резко приподнять портьеру. Окно восточное… Ослепить. (И портьеру на место)! Потом три шага до него. Ножом по горлу. Серьёзное повреждение, когда ты устал и голоден! У меня будет минута на поиски более серьёзного оружия".

Словно прочитав её мысли, Патрик отступил в сторону.

— Почему ты не сказала нам, кто обладает Даром? — резко спросил он.

Вампирша оскалилась:

— Не посчитала нужным.

— Если ты хочешь сейчас сражаться, будем сражаться. Но я сильнее тебя, ты сама это знаешь. Я могу дать тебе время — сегодня до полуночи. Беги из города.

— Не ходи к Владыке, Патрик. Оставь нас! — взмолилась Мира, крепче сжимая нож в руке.

Тот захохотал и, решив не ждать нападения, бросился на неё.

Мира метнулась к другому окну, быстро сдёрнула портьеру и нырнула к полу. Карниз с ламбрекеном обрушился на вампира, ей же едва скользнул по плечу. Мира проворно вскочила. Её и Патрика теперь разделял столб бледного утреннего света. Вампира он остановил едва ли на секунду, и Мира впервые пожалела о скрытом за облаками солнце. Она всё-таки сделала выпад, целя в глаза, и кинулась прочь. Патрик попытался схватить её, но ухватил лишь шаль. Девушка рванулась. Избавившись от шали, Мира пролетела до двери и выскочила в коридор.

Впереди отворилась входная дверь. Мгновение Мира видела только тонкий чёрный силуэт, окружённый светом, неярким, но слепящим отвыкшие от солнца глаза. Патрик остановился и также замер, прикрыв лицо щитом ладони. А некто уже шагнул вперёд, к ним. Ожившая картинка из книжки старых сказок Карды: устрашающая высокая фигура, широкая в плечах, узкая в талии — светлый длинный плащ, лицо закрыто платком, только глаза блестят. Рука в плотной белой перчатке держала меч. Серебряное лезвие потемнело, исщербилось от крови бессмертных…

Не отводя расширившихся в ужасе глаз от этого страшного клинка, вампирша тихо, мелкими шажками начала отступать назад, руками бесцельно хватаясь за стену, скользя по ней спиной, забыв о Патрике. Убийца бессмертных запер входную дверь. Мира приготовилась сползти по стенке — ноги отказывались её держать, но незваный гость вовсе не обратил на неё внимания. Патрик, стряхнув оцепенение, бросился прочь, но охотник догнал его в библиотеке. Отвратительный свист меча и глухой и мягкий звук упавшего тела… Охотник возвратился в коридор, и Мира выпрямилась, вяло держа в руке оружие, в силу которого больше не верила. Но загадочный гость не поднял на неё меч. Он сорвал платок с лица. Это был Гектор Долус, собственной персоной!

— Как мне нравится внушаемый этим костюмом страх! — хмыкнул вампир. Взгляд его остановился на ноже в руке приятельницы. — Вижу, вы веселились.

Мира смогла только кивнуть, ещё не придя в себя.

— Патрик говорил тебе, — Гектор, недовольно морщась, оглядел изрытое бороздами лезвие меча, — говорил что-нибудь? Отвечай!

— Патрик сказал, они с Ингенс нашли Избранного, — послушно ответила Мира. Этому новому — холодному, собранному, решительному, бесстрастному Гектору она могла только подчиняться. — Он сказал, Селена у тебя. Как она себя чувствует?

— Похоже, что она уже не поднимется. Впрочем, не ручаюсь. Патрик сообщил кому-то о своей находке?

— Он торопился к Митто, но не успел, остался у меня. Нет.

— Боишься? — заметил Гектор, полой плаща стирая с лезвия кровь Патрика.

— А стоит? — спросила Мира, сдерживая нервный смех, сквозь стиснутые зубы: последняя отчаянная попытка не отдаться во власть паники. Вампир равнодушным, быстрым взглядом окинул её фигурку, не задерживаясь на глазах.

— Нет, ты будешь мне нужна, — обнадёжил он.

— Чего ты хочешь?

Гектор улыбнулся:

— А ты мне не рада… Давно не виделись, милая!

— Чего ты хочешь?

— Владыкой вампиров будет тот, кто даст carere morte нового Великого. Конор метит на место Дэви… Я узнал, кто новый обладатель Дара, и мы с Валерием заключили союз. До инициации Избранного оставалось меньше года, и вдруг эти идиоты, Патрик и Селена, случайно наткнулись на него! — Гектор вонзил меч в половицы, опёрся на рукоять:

— Но нам повезло. Нам чертовски повезло…

Вампирша неискренне рассмеялась:

— Чтобы из него получился сильный вампир, инициация должна быть добровольной, а Винсент ненавидит carere morte! Гектор, неужели ты не понял это за пять лет? Оставьте его!

— Нет, нет, Мира! Вовсе нет! Добровольность инициации — вот миф, сказка, ложь. Сейчас я должен убить тебя… — словно в рассеянности, вампир вытащил меч из пола. Серебристое лезвие остановилось у горла вампирши, — должен бы, но не стану, хотя Высшей не будет места в нашем новом мире. Ты права: после истории Патрика я понял, что время уходит. Конор слишком осторожен, он действует слишком мягко. Избранный не подчиняется ему. Нам… Несмотря на все усилия! Остаётся одно, бросить план Конора и поступить, как когда-то Алитер… Поединок! Воля Бездны против воли избранного Даром. И чем скорее, тем лучше. Сегодня.

Мира холодно отвела легко поддавшийся меч в сторону:

— Послушай себя: какой бессвязный лепет! Поединок? Воля Бездны — воля Избранного? Ты бредишь?

— Я тороплюсь.

— О, ты слишком торопишься! Ты безумен, опасен для самого себя! Гектор, опомнись!

— Всё получится. Днём будет гроза. — Гектор убрал меч в ножны, спрятанные под плащом у пояса, и повернулся к выходу.

— Придёшь ко мне после заката. И мы пойдём к Избранному. Попытаешься сбежать — что ж: умрёшь… чуть позже. Бежать тебе некуда, не к кому. Валерий найдёт тебя, — бросил он через плечо.

— Я знаю.

Краткий ответ понравился вампиру, уходя, он улыбался.

Закрытый экипаж ожидал Гектора у самого крыльца — Мира осторожно следила из-за занавески. Когда карета скрылась за углом дома, она задёрнула штору и бросилась в комнату, ломая руки: "Разве можно было надеяться, что Гектор оставит свою идею?! Я сейчас же пойду к Линтерам. Я выпытаю у них, где Винсент! Я всё объясню этому мальчишке! Потом к Безумцам, брошусь в ноги… Они отвлекут Долуса, а мы убежим вдвоём… Сейчас же! Ухитрился же Гектор прогуляться днём. "Днём будет гроза", — мой шанс!"

Куда ты пойдёшь? — ехидно захихикала старая знакомая — паника. — К кому? Гектор знает, где искать Винсента, а ты, любимая тётушка, нет! Долго же ты спала! Надо было лучше искать его! Надо было приехать в Карду до смерти Агаты! Ты везде опоздала! Вот и осталась наедине с настоящим ужасом! Поединок: воля Бездны — воля Избранного… Кто теперь его спасёт?!

"Нет, я пойду! — она решила упорствовать. — Нужно что-то делать!"

Мира бросилась к шкафу с одеждой, принялась выбрасывать платья прямо на пол: не то… слишком открытое, — нужно закутаться с головы до ног! — и это… и это тоже…

Она остановилась, застонала: "И Линтеры, и бывшие друзья не пустят тебя на порог. Но даже если нет… — День! Всего только день! Куда вы убежите? Ты забыла о Коноре! Он уже всё знает: прочитал у Гектора! Что ты можешь, даже с поддержкой друзей, против Низших? Днём Высшие уступают!"

"Что же делать?" — пришёл старый вопрос. Вампирша улыбнулась… беззвучно засмеялась… захохотала в голос, упала на пол у шкафа, зарылась в разбросанные наряды головой.

"Тебе не защитить его, признай. Признай и сдайся. Кто знает, может быть, вечность понравится ему? Он Вако, как и ты, прирождённый вампир…"

"Никогда! Пусть лучше охотник, но не это!"

Резкий, злобный от беспомощности смех оборвался. Мира кое-как выпуталась из платьев, подняла голову, прищурилась, точно высматривала что-то в неведомой дали: "Высшие бессильны днём. Но есть иная сила, способная противостоять Низшим. Орден… Орден! И ты знаешь, куда мчаться с мольбой о помощи".

Она вскочила, с удвоенной энергией принялась за поиски подходящего наряда.

"Безрассудство? Сумасшествие? И зверь, спасаясь от преследователя, порой ищет защиты у человека, охотника…"

К полудню поднялся сильный ветер. Менее чем за час он пригнал тяжёлые грозовые тучи. Плотная пелена закрыла небо, тёмным колпаком, мокрой серой шалью накрыла город — не вырваться, не вздохнуть. Уже едва слышно глухо рокотал гром.

Высокое здание в пять этажей на перекрёстке двух центральных улиц невозмутимо взирало на поникший, опустевший перед грозой мир. Крепкие стены цвета засохшей крови знавали много бурь. Фасад здания с колоннами у входа и башенкой на крыше нарядно сверкал. Белыми были ступени, поднимающиеся к центральному входу, и колонны, охраняющие девиз над тремя дверьми, ведущими в здание. "Non sсholae, sed vitae discimus", — сияли золочёные буквы. Шпиль на башенке был нацелен в небо, как клинок… Из-за двух широких, под углом расходящимися крыльев здания, выглядывал парк. Он занимал целый квартал у реки и также считался территорией Академии.

Ветер немилосердно трепал зелёные деревья. В его порывах они выворачивали листву, на мгновения становясь серебристыми. Ветер срывал шляпы с редких прохожих, колыхал тяжёлые одежды, толкал, заставляя идти быстрее — борясь с его мокрыми холодными пальцами или подчиняясь им. Лишь одна странная особа в портике, открывающем центральный вход в парк Академии, прислонясь к колонне, стояла неподвижно. Маленькая дама в закрытом, наглухо застёгнутом чёрном вдовьем платье и плотных чёрных кожаных перчатках. Непрозрачная вуаль на шляпке закрывала всё лицо. Изредка дама, заметно нервничая, быстро приподнимала вуаль и поглядывала по сторонам, и тогда можно было видеть, что кожа её удивительно бела. Бела, как колонны портика…

Мира была вполне довольна своим маскарадом: "Не так эффектно как у Гектора, зато почти не привлекает внимание окружающих: вдова…"

Кураж уходил, её обуревали сомнения. Едва шагнув за порог дома, очумело озирая забытый яркий дневной мир, вампирша поняла: это будет трудное, очень трудное предприятие! "Неужели я задумала это всерьёз?!" — подумала она, подъезжая к территории Академии. И вся последняя решимость улетучилась, едва она завидела портик, предваряющий вход в парк, и вспомнила свою последнюю встречу с охотниками.

Гроза приближалась. Темно, как в сумерках. Солнце скрылось за тучами, но и с завязанными глазами Мира могла бы указать направление вечного источника света. Оно было за тучами, но оно было в небе над ней! Вампирша крепко стиснула челюсти, чтобы не стучать зубами от страха, дрожащей рукой опустила вуаль ещё ниже. — "Ничего не бойся. В твою сумасшедшую историю поверят… Только сумасшедший вампир может так рискнуть своим бессмертием! С тобой будут вежливы: для них ты — приближённая Дэви, будущий ценный агент, кладезь сведений!"

Мира знала: что бы ни приказали ей здесь, она подчинится. Она выдаст им все тайны Владыки без колебаний, она назовёт имена и адреса всех известных ей carere morte, если понадобится, если такова будет цена спасения её Избранного…

"Предательница!" — вампирша сжалась, ожидая удара. Но — тихо. Сейчас день, и ночь далеко. И Бездна далеко…

Словно ей в ответ вдруг громыхнуло так, что Мира охнула, вцепившись в колонну. Первые огромные капли ударились о мостовую. К шуму всё усиливающегося ветра добавился шум дождя.

Извозчик, подкупленный неслыханной щедростью, а, ещё более, чарующим обаянием весёлой вдовушки, терпеливо ждал её на углу улицы…

При первой яркой вспышке молнии вампирша решилась. Она неловко отступила от колонны и несмело двинулась в парк — к далёкому зданию Академии.

Дождь всё усиливался, за стеной из струй скрылись деревья. Мира то и дело озиралась по сторонам: за деревьями, за дождём, то тут, то там ей мерещились фигуры, все до одной — в светлых плащах и с серебряными мечами. Она каменела внутренне, представляя, как из-за серебристых струй в неё полетят стрелы… Пару раз Мира даже вскрикивала от ужаса. В самом начале центральной аллеи её едва не сбил с ног порыв холодного мокрого ветра. Страх пронизал до костей, но, подумав о Винсенте, Мира упрямо шагнула вперёд. Скоро она перешла на одну из боковых дорожек, также вымощенных камнем, и у часовни, смутно белевшей в обрамлении рябин, остановилась.

"Где же Покров? Я должна была уже натолкнуться на него!"

Она попыталась представить себе этот купол, как о нём рассказывали знакомые. Центром круга был шпиль башенки Академии. Значит, со стороны фасада здания Покров должен охватывать весь проспект, а с противоположной стороны он распространится на большую часть парка. Он должен был остановить вампиршу недалеко от портика!

"Интересно… Может быть, днём, когда нормальные Высшие спят, охотники каким-то образом убирают его? Вот только, зачем?"

— Вы пришли за помощью?

Мира обернулась, поспешно откинула вуаль в сторону. Молодой человек, по виду — студент Академии, подходил к ней со стороны главного здания. Его аккуратный светлый сюртук был тёмно-серым из-за дождя, шляпа отсутствовала, и мокрые пряди чёрных волос из растрепавшейся причёски падали на глаза. Он укрывался от дождя увесистой кожаной папкой.

Взгляд тёмно-карих глаз показался Мире даже дружеским, и она решила довериться ему:

— Да. Мне нужна помощь Ордена, — сказала она, подчеркнув последнее слово.

— Пойдёмте, — ничуть не удивившись, пригласил студент.

Несколько оторопев от быстроты, с которой начали разворачиваться события, Мира последовала за ним. Любопытство толкало её — она так немного знала об этих врагах!

— И вы не спрашиваете ни моего имени, ни сути моей просьбы?

— Это вы расскажете главе, — сообщил юноша, с деланным равнодушием оглядывая загадочную персону в чёрном. — Идёмте.

— Но я…

Она не договорила: "carere morte". Молодой охотник, очевидно, посчитал её смертной. Может, ей удастся обмануть и других?

Здание Академии приближалось. Не встретив никакой преграды на пути, они прошли мимо беседки и скамеек под самыми окнами и оказались у входа. Дверь пряталась между двух пузатых облупившихся колонн. Вампиршу поразила эта дверь: толстая, обитая железными листами.

"Укреплённый вход — не чета тонким центральным дверям! Чего же тебе ещё? Несомненно, здесь — оплот Ордена!"

Мира остановилась. Страх вернулся. Если здешние обитатели узнают, что странная посетительница — carere morte…

"В лучшем случае, меня убьют сразу…"

— Так глава Ордена сейчас в Академии? — помедлив, несмело спросила она.

— Да, он преподаёт здесь, — прищурившись, сообщил студент.

— Тогда я подожду его тут, — бесстрашно объявила вампирша. — И передайте ему, пожалуйста, это письмо, — она протянула приготовленный ещё дома белый конверт.

Молодой человек позволил себе лёгкое удивление: чуть приподнял красиво изогнутую бровь, но, ничего не сказав, вложил конверт в папку.

— Вы хотите остаться на улице, под дождём? — уточнил он, смешно моргая — вода, капавшая с волос, попадала в глаза.

— Пожалуй… да. Благодарю вас, — обворожительно улыбнулась вампирша напоследок и, поймав его покорный, внимательный, словно бы затуманенный взгляд, дала команду — прошептала, весьма фамильярно:

— Приведи его ко мне… во что бы то ни стало, — и тут же отпустила — опустила глаза, испугавшись. Страшная картина мелькнула перед глазами при очередной вспышке молнии: она в плотном кольце охотников. И все они — с серебряными мечами…

Юноша исчез, пообещав привести главу охотников во-что-бы-то-ни-стало. Но прошло десять минут, двадцать… Никто не приходил. Гроза стихала. За ставшей прозрачной стенкой струй дождя теперь далеко просматривался парк, гром вяло огрызался. Вампирша всё чаще приподнимала вуаль и озиралась по сторонам. Она не могла решить: остаться ей для беседы с главой или ретироваться восвояси. Наконец, когда она уже сделала шаг со ступеней, дверь отворилась.

Загадочный глава Ордена оказался скромным симпатичным пожилым человеком; строго сжатые губы выдавали преподавателя с большим стажем, которому до сих пор приходится читать много лекций, морщинки в уголках глаз говорили о хитрости и прозорливости, у крыльев носа — о потерях.

— Мира Вако! Собственной персоной… Не может быть! Знаешь, кого ты привёл? — кому-то за дверью, вероятно юноше, проводившему Миру до Академии. — Кто прислал тебя, carere morte? Как вы ухитрились пересечь черту Покрова?

— Но я не заметила никакого Покрова…

— Великолепно! То есть, вы пересекли черту в бессознательном состоянии?

— Я не заметила никакой черты!

— Вы прежде чувствовали Покров, проходили рядом?

Сделав над собой усилие, вампирша задумалась:

— Нет. Вполне уверена, что нет. Помня по рассказам друзей, где проходит эта черта, я никогда не подходила близко.

— Очень интересно. Итак, кто вас прислал?

— Я пришла сама.

— Днём? В цитадель Ордена?

— Может быть, я сошла с ума…

— Чего же вы ждёте от меня? — въедливый тон старого преподавателя.

— Мне нужно знать, могу ли я рассчитывать на вашу помощь.

— Мою?

— На помощь Ордена, — поправилась Мира.

— Может, мы всё же войдём в здание? — вампирша отрицательно помотала головой. — Как вы узнали местоположение цитадели Ордена?

— Разве это тайна? Я услышала от дикарей.

Дождь полил сильнее, словно Некто напоследок с силой выжал тучу. Вода потекла струйками с крыши входа прямо на Миру. У неё был выбор: отойти дальше или подняться на ступени. Взгляд охотника приглашал её подняться… Вымокшая до нитки вампирша весело махнула рукой и отступила на шаг.

— Винсент Линтер. Этого юношу я хорошо знаю. Почему вы вообразили, что ему грозит опасность? От кого его необходимо защитить сегодня вечером?

— Один Низший, метящий на место Владыки вампиров, собирается наведаться к Линтерам в гости, — неохотно пояснила Мира.

— Что за Низший?

— Валерий Конор.

— Что-что? — не поверил старик.

— Валерий Конор!

— Зачем же ему понадобился Винсент?

Мира усмехнулась.

— Он Избранный, — просто сказала она. — Дальнейшие пояснения требуются?

Он устало, терпеливо покивал:

— Разумно. Но неожиданно со стороны старого друга… Вы уверены, что это именно Конор?

— У вас будет возможность проверить это сегодня вечером.

— Смелая вампирка! Когда же Линтерам ждать гостя?

— Гостей, — вдруг сникла вампирша. — С ним будет ещё один. И я… Час, много, два после заката…

Понимание обрушилось на неё: что она делает?! Кому кланяется?!

"Сколько собратьев ты отдашь в руки врагов? И всё — без сожаления, без раскаяния, даже без злости!"

— Винсент под защитой Ордена, — ровно сказал охотник.

— Дайте мне слово!

— Чьего слова ты хочешь, carere morte? — глава Ордена выглядел удивлённым. Мира вздохнула:

— Как человек человеку поклянитесь, что защитите его, — слабо сказала она. Ей тяжело дались эти слова!

— Он под защитой Ордена отныне. Не тревожься.

Вампирша резко отвернулась, скрывая смятение.

— Пока ситуация с якобы найденным Даром не разрешится, вход в Первую Королевскую будет для вас открыт. Я, Филипп Латэ, приму вас в любое время, — любезно сообщил глава охотников. — Оставайтесь среди своих, только смотрите и слушайте… внимательно.

Мира быстро кивнула, ссутулив плечи.

— Но! При этом охота на Миру Алиен продолжается. Попадётесь нам в городе — не рассчитывайте на снисхождение.

— Сейчас мне дадут уйти? — холодно осведомилась вампирша. Старик спустился к ней, выглянул за колонны.

— Дождь заканчивается, — молвил он. — Ваш экипаж, я заметил, на Рябиновой улице? Сократите дорогу: от часовни сразу сворачивайте направо. Встретимся вечером.

Через минуту, опустив намокшую, тяжёлую вуаль на лицо, вампирша покинула парк. Никакого Покрова она вновь не почувствовала. Только странный ледяной порыв ветра опять настиг её на выходе из парка и чуть не повалил на землю. Может, это и была она, граница Покрова?

Вечером в доме N8 на улице Алхимиков, близ вокзалов-Близнецов встретились carere morte: усталые, злые, истерзанные солнцем, но исполненные решимости перед грядущим предприятием.

Несмотря на все ухищрения, кожа, особенно, лица, изрядно обгорела; лицо более чем когда-либо приобрело сходство с маской: легчайшее колебание воздуха причиняло сильную боль. Но Мира по дороге к Гектору, позавтракав, догадалась умыться кровью и вернула себе былую красоту. Гектор же, отворяя ей, выглядел не лучшим образом.

— Проходи, быстро, — велел он раздражённо, не поздоровавшись. Вампир говорил кратко и тихо, не желая причинять себе лишнюю боль.

Пройдя в гостиную, Мира увидела… Селену Ингенс. Вампирша лежала на зелёной кушетке, пододвинутой к открытому окну. Замершие глаза полыхали странным серебряным огнём, кожа истончилась, под ней рельефно проступили сосуды и мышцы. Казалось, вампирша истаивает. Она не подавала признаков жизни, но гнетущее ощущение того, что Нечто ведёт ужасную невидимую работу в недвижном теле, усиливалось. Внезапно платье Селены провалилось в области живота, словно под одеждой не стало тела, словно Нечто отхватило оттуда кусок. Мира вскрикнула.

— Её пожирает собственная частица Бездны, — сказал Гектор. Он принёс из спальни ширму и закрыл Селену. Зрелище её не доставляло никакого удовольствия и вампиру.

— Так ты не врал? Она действительно умерла от… от…

— От нескольких глотков крови Избранного. Пожадничала… Урок всем нам! Где ты гуляла сегодня днём?

— Я не выходила из дома, — оскорбилась вампирша, машинально проверяя гладкую бледную кожу на щеках.

— Подручный Конора видел, как часа в два дня ты возвращалась домой. Где ты была?

— В "Изумрудном саду", у вампиров Дэви! — мстительно прошипела Мира.

— Там тебя не было, — заметил Гектор. — Я следил!

Вампирша улыбнулась:

— Не трать зря слов, тебе больно говорить, я знаю. Ты же всё знаешь, если организовал слежку.

— Насколько я понял, ты искала Линтера, — резко бросил Гектор. Отвернувшись от неё, он повязывал шейный платок перед зеркалом. — Как это ты ухитрилась не подгореть на солнышке?

— Попробуй умыться кровью, это поможет. Где вы встречаетесь с Конором?

Гектор повернулся к ней. Всё тот же: холодный, решительный, собранный; глаза словно стеклянные, замороженные, без мысли. Он весь был сейчас — действие:

— На проспекте Нессморса. Идём. Будешь хитрить — убью.

— Не буду, — заверила вампирша.

Долго, добрые полночи, они шли молча. Наконец Мира не выдержала — слишком многое в этой истории оставалось для неё неясным:

— Но кто отдаст своё бессмертие Великому? Конор, Низший? Его сил не хватит!

— Сейчас хватит, — усмехнулся Гектор. — Только я не отдам ему это право.

— Не понимаю… Ты что, сам хочешь осуществить инициацию? После того, что стало с Селеной?

— О, это величайшая тайна Владыки! В крови обладателя Дара есть частица проклятия carere morte. Проклятие вошло в Дар, когда Алитер создавал Великого. Это частица Алитера! На самом деле вампир, инициирующий обладателя Дара, не погибает. Он меняет тело, становясь Великим.

— О, Господи, — выдохнула Мира. Вампир грубо схватил её за плечо, притянул к себе:

— Тебя это расстроило? В конце концов, чем тебе интересен племянник, кроме внешности?

— Ты способен пойти на такое?!

— Да. Сначала я хотел отдать это Либитине, но теперь — нет. Только я, сам. Мне нужна неуязвимость Великого!

— А что же сам Избранный? Как может быть две души в одном теле?

— Два сознания, — поправил Гектор и вздохнул. — И либо сознание Избранного, либо моё станет первой пищей Бездны… Останется тот, кто сильнее. Надеюсь, что это буду я!

— Вы с Конором — глупцы, — наигранно рассмеялась Мира, спешно меняя тему. — Как вы узнали эту величайшую тайну Дэви?

Вампир ухмыльнулся:

— Мне рассказала Либитина.

Перейдём ко второму блоку вопросов, господин Долус, — вздохнула Мира. — Зачем вам сегодня нужна я?

Гектор молчал.

— Я… долго ещё мне будет разрешено жить? Долго я буду вам нужна?

— Слишком много вопросов, Вако. И ты действительно хочешь узнать ответы?

Больше за весь путь они не перемолвились ни словом. На перекрёстке с проспектом Нессморса к ним присоединился Валерий Конор. В мягкой шляпе, с тросточкой — приятный благообразный господин. Но, встретившись с его ледяным ярким взглядом, Мира поняла: Низший изменился. Знакомое тёмное безумие пряталось в дырах зрачков. Знакомый взгляд Бездны, как у любого Высшего…

Её разобрал смех:

— Если повстречаем охотников, они примут нас за своих! Серьёзные господа и дама, сразу видно, собрались для какого-то важного дела. А в тростях они часто прячут кинжалы…

Её спутники не улыбнулись.

— Если повстречаемся, я скажу, что мы прочёсываем западный район, — пообещала Мира и, загрустив, замолчала.

— В конце этой улицы дом младшего Линтера, — скоро сообщил Конор. — Вако, иди впереди.

Мира послушалась. Гектор последовал за ней, не желая упускать вампиршу из виду.

— Теперь, наконец, ты сообщишь мне хоть какие-то детали, Долус? — прошипела она.

— Мы импровизируем, — усмехнулся тот.

Вампиры крались неслышно. Конор шёл следом за ними, совсем не скрываясь. Стучала его трость.

— Он, наверное, уже видит, что к нему идут carere morte, — заметила Мира.

— Он уже видит, что ему не убежать, — ровно, почти не шевеля губами, сказал Гектор и вновь обратил маскообразное лицо к ней. — Здесь, в округе много Низших собралось… Он сам выйдет к нам. Захочет поквитаться с Конором!

Первая из дверей многоквартирного дома впереди вдруг отворилась. Высокий молодой человек встал на пороге.

— За Агату? — зашипела вампирша. — В таком случае, я ему помогу!

— Попробуй дёрнуться — умрёшь!

Улица была пуста. Пожалуй, слишком пуста, странно пуста для светлой летней ночи! Только по другой стороне тротуара прошла какая-то высокая дама в тёмном платье с накидкой. На лицо была опущена вуаль.

"Они!" — Мира опустила мгновенно выдавшие её глаза, но Гектор заметил их радостный блеск и отшатнулся, поняв не разумом — инстинктом зверя. Несколько теней отделилось от тёмных стен. Сеть просвистела мимо, а вампир уже преобразился; рассчитанным, лёгким, но сильным взмахом крыла сбил с ног одну охотницу. Дама под вуалью, проходя мимо Конора, быстро достала руку из накидки, плеснула ему в лицо святой водой из маленького хрустального пузырька. Двое других схватили Низшего, увлекли его куда-то во тьму.

Вампирша только взлетела, а Гектор был уже далеко. Сбитая им с ног охотница поднялась. Капюшон спал с головы, открыв лицо, и Мира расхохоталась: скрывавшаяся под маскарадом совсем юная рыжеволосая девушка уморительно надула губки от обиды. Женщина под вуалью подошла к Конору, которого держали двое; на ходу она достала маленький кинжал из перчатки. Осанка, уверенная поступь выдавали даму из высшего света. Остальные собравшиеся были в масках, но ей показалось, что она различила среди них одного знакомого — главу. Мира резко развернулась, бросила последний взгляд на дом, на человека у дверей… Винсент не смотрел в её сторону.

— Они уходят! — звонко крикнул он охотникам. — Низшие уходят из округи!

Дело сделано. Вампирша понеслась прочь. Она остановилась только у Тербиты, речушки, перерезавшей надвое север столицы, и опустилась на крышу длинного фабричного здания, протянувшегося по левому берегу.

Крылатая тень растаяла туманной дымкой. Вампирша улеглась на крыше на спину, раскинула руки, вглядываясь в светлое, синеватое у горизонта небо. Она ощущала странную пустоту. Не ту пустоту Бездны, вечный страх вампиров, другую — усталость, после предельного напряжения сил. Но её дело удалось, и эта усталость была даже приятной.

"Она была одна — и справилась. Теперь всё будет хорошо".

 

Глава 22 Вариации a-mol

Домой Мира не вернулась. Пришедшие в её дом в Северной Пенне найдут все её вещи, платья, постель и… обезглавленного вампира. Для большинства её знакомых это будет выглядеть как последствия визита охотников: Патрик лишился головы, а Мира, очевидно, погибла в ритуале. Тем лучше! Более всего ей хотелось сейчас пропасть, провалиться сквозь землю. "Предательница!" — это слово всё время звенело в ушах. Вампирше казалось, другие carere morte узнают, что она была у главы Ордена, едва глянув ей в глаза. И уж определённо точно — ей больше никогда не следует встречаться с Владыкой.

Все эти мысли пришли ей в голову уже после ночи убийства Конора… А тогда Мира бежала прочь, главным образом, опасаясь Гектора. Их пути, скреплённые прежде тонкой нитью лжи, отныне разошлись. Она надеялась, разошлись навсегда.

Последним жилищем вампирши стал чердак огромного богатого летнего дома в Сатуре, южном районе. Жилище людей опустело осенью, и Мира надеялась провести в нём всю зиму. Иногда, когда сторожа спали или отлучались, она заходила и в комнаты, но из осторожности всё же предпочитала им чердак.

Она коротала ночи за чтением книг из немалой библиотеки хозяев дома и латанием теперь единственного своего платья. Можно было раздобыть денег на новые платья, хотя бы продав что-нибудь из обстановки, но Мира не трогала чужие вещи. Просто примерная девочка! Вампирше было довольно того, что у неё есть, а холод, всё дальше расползающийся с каждой новой ночью, лишь бодрил её. Она стала удивительно равнодушной, ей не было дела ни до кого и в первую очередь — до себя. Она погрузилась в молчание и… ожидание.

Она боялась признаться себе в этом, но она ждала. С всё возрастающей тревогой она ждала новой бури. Вампирша пока не знала, придёт ли гроза в её дом или настигнет на улице, закружит ли её в вихре событий или обернётся краткой страшной вестью из уст совсем чужих людей… Только в том, что буря будет, Мира не сомневалась.

Гектор явился неожиданно, глухим осенним вечером. Причесанный, опрятный, невесть почему — с букетом жёлтых роз. Мира вздрогнула от их цвета — неприятного, нелюбимого, цвета лжи.

— За что? — дрогнул и голос. — Или это — на могилу?

— Какая ты мрачная. А я долго тебя искал! Жаль, мне не смогли помочь твои друзья!

— Давно не виделись… милый.

Гектор оскалился. За его привычно ехидными репликами скрывалось равнодушие. Сегодня они были как никогда далеки друг от друга.

— Что же ты молчишь? Как поживает твой племянник?

— Не знаю, — спокойно сказала Мира. — Орден прячет его. Я не осведомлялась, Гектор! — неожиданно вспылила она. — Они не имеют надо мной никакой власти!

— Серебряный ошейник будет тебе к лицу, — ехидно заметил тот.

— Какой ещё ошейник?

— Охотники заковывают вампиров, которые готовы служить им за миску собачьей крови, в серебряные ошейники. Ошейник обращается в удавку, как только у тебя появляется хотя бы желание полакомиться человеческой кровью. Что, не слышала об этом? Разве они не предупредили тебя? Бедная девочка!

— Я не собираюсь им служить!

— Очень им нужно твоё желание, — вампир приблизился и долго изучал её лицо. — Не думал, что ты так легко способна на предательство, — заметил он.

— Конор мне не господин. Он убил Агату, я уверена. Считай мой поступок местью.

— Вот только это не месть, — теперь их разделял едва ли шаг, и Мира машинально прижала к груди колючие цветы. — Месть я бы увидел. Тобою двигало лишь одно желание — вырвать твоего обожаемого Винсента из наших лап! Объясни мне одно: почему?! Что тебе нужно в нём, кроме внешности? Только не закатывай глаза и не говори, что любишь его как сына! Твоя любовь — извращение. Признай это!

— Не признаю, Гектор. Ты не помнишь себя от злости. Если не собираешься убивать меня — уходи. Я не хочу говорить с тобой, особенно, об Избранном.

Вампир не отступал.

— Хорошо, допустим, тебе дорог именно этот Винсент, а не давно почивший Алан Вако, — предположил он. Мира устало всплеснула руками и села на постель. Она скрывала улыбку: такого Гектора она совсем не боялась.

— Удивлена моей осведомлённостью?

— Ничуть. Ты же был знаком с недавно почившей Селеной Ингенс. Прошу тебя, продолжай.

— Подумай: может ли обычная жизнь смертного принести Избранному радость? Ты же знаешь сказку. Помнишь, как заканчивали его предшественники? Только вечность — достойная оправа для его Дара.

— Чушь. Вечность — убийца его Дара. Ты же знаешь сказку. Помнишь, что сталось с Великим вампиром?

— Я не могу понять… Ты дразнишься?

— Чуть-чуть. Нервная реакция. Я так боялась твоего прихода все эти месяцы!

Гектор помрачнел.

— Или ты соглашаешься идти одним путём со мной, или умираешь, — серьёзно сказал он.

— Как ты самоуверен! Ты проиграл, Гектор. Избранный у Ордена. Тебе не перейти их Покров.

Теперь она испугалась… Вампир захохотал.

— Глупая кукла! Ты веришь, что спасла его? Ты подвела Избранного под мечи охотников! Они убьют его. И молись, чтобы они сделали это быстро! Только, полагаю, их кровожадный покровитель потребует здесь особого ритуала.

— Не понимаю…

— Бледна как смерть! — теперь он издевался, а она вжималась в стену, терпя хлесткие удары насмешек. — Это многолетняя интрига, и у меня нет времени на многочасовой рассказ о ней. Знай: приход Избранного в Орден был одной из наших с Конором целей. Глава Ордена почти с момента вступления в эту должность находился под властью Конора, а ты рассказала ему, что Конору нужен Избранный… Великолепно! Смертный стряхнул чары и ополчился на своего невидимого господина так вовремя: Конор выполнил свою миссию и был мне не нужен! Я благодарен, бесконечно благодарен тебе, предательнице! А я уже начинал сходить с ума от чужих мыслей. Теперь же я забрал у Конора то, что он строил много, много лет. Теперь я, Высший, правлю Низшими!

Он замолчал, с интересом поглядел на вампиршу, ожидая её слов. Мира молчала.

— Не веришь мне? Правильно: верь только в приятное! — вампир отступил к окну. — Латэ убил Конора, и то была их личная вендетта, но как глава охотников он всё равно обязан уничтожить Дар! Видишь ли, мягко сказать, недоверие к Дару — отличительная черта нашего дражайшего Ордена! Чары Низших прежде останавливали главу от этого шага: нам с Конором было нужно, чтобы Винсент разочаровался в охотниках, но при этом остался жив. Теперь из-за тебя мне придётся выцарапывать Избранного из цепких рук целого Ордена! Ну что, еще не передумала со стороной, подруга?

Мира разомкнула губы:

— Латэ обещал мне, что защитит Избранного. Я верю ему и… не верю тебе, Гектор.

Вампир приблизился, больно схватил за подбородок пальцами, приподнимая её голову, заставляя показать глаза.

— Бедная, бедная кукла! — с сожалением проговорил он и, тут же отпустив её, отступил. — Ты ввязалась в древнюю, запутанную историю, ни черта в ней не смысля! Ты не знаешь всей истории Дара. Неужели ты ещё веришь в Избранного? Исцеление проклятия и бла-бла-бла… Не будет этого! Будет смерть бессмертных, будет гибель мира, который стоит на нас, не догадываясь об этом! Впрочем, сладко неведение: не знай и дальше… Выбор Избранного: смерть или вечность.

Гектор хотел распахнуть окно пошире, но дёрнул слишком сильно, оторвал задвижку. Потом он выскользнул на окно и, не преображаясь, перебрался на крышу. Мира вскочила, злобно захлопнула чердачное окно и долго стояла так, не отнимая рук от стекла. Руки мелко подрагивали.

— Меня устроят оба варианта, — раздалось напоследок с крыши.

Потом она много раз возвращалась к этому разговору с Гектором. Был один тревожный, по-настоящему тревожный момент. Глаза вампира тогда блеснули красным — удовлетворением от чьей-то смерти… Чьей?

Скоро Мира вспомнила.

"Жаль, мне уже не смогли помочь твои друзья", — вот, что в этот момент говорил Гектор!

Что он имел в виду? Их давнюю ссору? А если смерть Безумцев?! Но как он вообще мог выйти на них? Конечно же ему помогла Тесса, Низшая! Ведь он теперь правит Низшими! Ох, не зря Мира предупреждала о ней Эрика!

Вампирша засобиралась в гости. Вопреки страшному прошедшему времени "уже не смогли помочь", она всё же надеялась найти друзей живыми.

Она отправилась в путь ранним вечером. В этот раз сразу взлетела к балкону, ступила за ажурное плетение перил. Света в комнатах не было. Квартира молчала. Мира толкнула незапертую дверь, отбросила в сторону упавшую на лицо занавесь и шагнула вперёд.

Гостиная тонула в темноте, невозможно было разглядеть, есть ли здесь кто-нибудь, но Мира уже поняла, что случилось непоправимое. Запах! Запах в квартире изменился. Прежде он был безвкусным, как бумага, и сухим, словно иссушенным дневным солнцем. В нём не было оттенков, не было следов, оставляемых любой жизнью. Сейчас же обострённый нюх вампирши улавливал в квартире carere morte чуждые ей запахи жизни. Люди были здесь недавно. Воздух до сих пор хранил влажность от их дыхания и… что ещё? Серебро?

"Серебро!"

Вампирша отступила к балконной двери. В глубине гостиной замерцал огонёк свечи и осветил знакомое лицо Элиаса.

— Элиас! — облегчённо вздохнула Мира. — Ты один? Где остальные?

— Все мертвы.

— Охотники?!

— Похоже, они приходили на прошлой неделе, — вампир зажёг больше свечей, и комната осветилась. Мире в глаза бросилась распахнутая дверь в ближнюю к гостиной спальню и за ней — аккуратно убранная кровать. На спинке кровати она заметила каплю крови. Крови carere morte!

— Эрик и Ника, должно быть, спали там, — Элиас кивнул на кровать. — Похоже, их убили ритуалом, я нашёл немного пепла на полу. Сайрус и наш новенький были вон в той комнате. Там охотники использовали мечи: на стене след остался. Тела унесли в их же гробах. Всё прошло очень тихо, быстро, соседи ничего не слышали.

— А ты как уцелел?

— Я по старой памяти провёл тот день в Ориенсе, — Элиас покачал головой. — Вот не верь после этого в предчувствия! Меня словно толкнуло что-то в то утро: не ходи на Закатную!

— Как охотники вышли на вас? Тесса?

— Та Низшая, с которой был знаком Эрик? Не знаю. Она уже давно не приходила.

— Это она! — прошептала Мира. — Я уверена!

Вампир пожал плечами, отвернулся. Квартира вновь погрузилась в молчание.

Мира прошла в маленькую комнату, которую указал Элиас. Когда-то давно она была спальней Миры и Алана. Присев, вампирша проследила пальцем ровный след меча на стене и содрогнулась.

"Должно быть, ребята спокойно спали в гробах. Одного убили сразу, второй проснулся от шума, вскочил — и тут охотник снёс ему голову. Крови, наверняка, было много! Чем они её замывали потом, интересно? Нет ни следа, только проклятый запах серебра везде… Святой водой?"

Мира возвратилась в гостиную. Элиас всё также неподвижно сидел в кресле.

— Элиас! Я советую тебе уходить отсюда. Охотники могли оставить поблизости стражу.

Он обернулся к ней, и вампирша вдруг вспомнила, что давным-давно, в юности, между ними возникала мимолётная симпатия.

— Я уйду. Скоро.

— Ты вернёшься в Ориенс?

— Нет, — вампир улыбнулся. — Ищи меня в Прэдо, если понадоблюсь.

— Прэдо — что это? Город?

— Селение к западу отсюда. Недалеко от Метора.

Элиас замолчал, и Мира не смогла найти, чем продолжить беседу. Впрочем, она тоже была не прочь помолчать. Даже тихие и печальные, приличествующие поминкам разговоры в опустевшей квартире казались неуместными. Она вернулась в маленькую спальню, и сердце её дрогнуло: в углу стоял незамеченный прежде тёмный большой предмет, закрытый тканью. Её старенькое фортепиано.

Мира сняла ткань и откинула крышку инструмента. Она тихонько пробежала пальцами по клавишам и покосилась на Элиаса. Вампир сидел неподвижно.

Вампирша осмелела. Она отыскала в комнате стул и придвинула его к инструменту. Потом зажгла две свечи и поставила их на крышке фортепиано. Она коснулась клавиш, но не заиграла. Она вспоминала весёлую юность и всех друзей, вспоминала, прощаясь, последний раз в жизни. Теперь — поняла Мира — она осталась окончательно одна.

Алан. Эрик. Ника. Сайрус. Все ушли, все растворились в Бездне. Как это сказал Элиас? Тихо, быстро, незаметно для мира… А что было бы с ними, останься они смертными? Что было бы, не предпочти они в далёкой юности бессмертие carere morte? Им, как и ей, было б уже за сорок. Семья, дом, дети, может быть, уже внуки — тоже вечность, но другая вечность… Были бы они счастливы? И были бы они счастливее в той вечности, чем в вечности carere morte, или всё же нет? Старые, уставшие, наверное, они хотели бы вернуться в юность. Все боятся старости. Ну, почти все…

Мира тряхнула головой. Что гадать? Бездна не даёт ответов. Вампирша ударила по клавишам. Лёгкий пустой звук разнёсся по дому. Элиас вздрогнул в своём кресле, но попросил:

— Сыграй что-нибудь.

Мира, не задумываясь, начала и только через минуту поняла, что играет. Это было её собственное сочинение, незатейливая мелодия в ля-миноре, многократно повторяющийся набор грустных, шелестящих фраз — как шум осеннего дождя.

Когда она путалась в аккордах или забывала мелодию, она просто закрывала глаза и печальная музыка лилась дальше. Про себя вампирша усмехалась детской наивности музыкальных фраз, но продолжала. И простая мелодия качала её на волнах, то относя, то вновь приближая к грозовой туче на горизонте — её тревоге.

"Гектор не оставил свою идею, значит, война продолжается. Будет буря, злее прежней. Будут потери, горше последней. Рано ты обрадовалась, carere morte! Ещё Бездна не вступила в игру".

Грустные вариации продолжались. Качели, то уносящие тебя в сон, то швыряющие в бурлящий котёл реальности. Перед мысленным взором Миры мелькали лица: Гектор, Дэви, неизвестный ей глава охотников. От трели тоненько задребезжало фортепиано, и её тоже пробрала дрожь: проклятый Долус всё же заставил её усомниться, вновь усомниться…

"Избранный, Дар… Ты ввязалась в древнюю, запутанную историю, ни черта в ней ни смысля! Грядёт новая битва гигантов: Орден, Низшие, Владыка вампиров. А ты, маленькая, слабая, не видящая сотой доли того, что видят эти колоссы, хочешь влезть между ними! Оставь. Оставь всё! Оставь…

…Его?"

Мелькали лица: Гектор, Дэви, неизвестный ей глава охотников… и он, более не её, но — принадлежащий всему миру, — Избранный, Винсент…

 

Часть 3

 

Глава 23 Лира хандрит

Этой ночью, как вчера и позавчера, как месяц и год назад, Лира сидела у окна и вышивала. Жёсткий стул с высокой спинкой принуждал сидеть очень прямо. Пламя свечей дрожало от дыхания девушки, и расшалившиеся тени скакали по комнате.

Ночью цвета её вышивки меняли оттенки, блёкли. У жёлтой нитки, что вдета сейчас в иглу, был цвет мёртвых осенних листьев.

"Бездна… Её нельзя увидеть, услышать, вдохнуть, — размышляла Лира. — До неё нельзя дотронуться. Она не в тени, наступающей из углов, осаждающей комнату каждый свободный вечер, но терпящей поражение с рассветом. Она не в далёком бесконечном небе, распростёртом над городом за грязным оконным стеклом. Её нет снаружи — её нет внутри. Ей неоткуда взяться в тугих ударах сердца, в шелесте дыхания, она не отражается в глазах — это видно по отражению глаз в зеркале, по живым зелёным искоркам в них. Так где ж она, Бездна? Если оглянуться в поисках чужой взгляда, ничьи глаза не усмехнутся из тьмы. Откуда же пришло ко мне это слово? Это… имя? Всё живое замирает, холодеет, слыша его, но губы упрямо шепчут… Замерзают".

В быстро густеющем сумраке, с которым более не справлялась свеча, была видна лишь одна тускло-серая стена и тёмная картина. Днём — чудесный закатный пейзаж: туман над озером, ажурные кроны деревьев, золотисто-светлая церковь. Сейчас, в сумерках, в зеркале воды Лире виделся бездонный провал, отвратительные скелеты ветвей плясали над ним и белый острый клык здания церкви впивался в блёклое небо. Тишина спящего дома что-то шептала: неразборчиво, быстро, захлёбываясь. Тот, кто однажды разберёт этот шепот, наверняка поседеет от ужаса. Но Лира вслушивалась в тишину с каким-то больным любопытством: "Что ты рассказываешь мне? Чего я не знаю? Что я должна узнать?"

Она прислушалась… Нет ответа. Тишина уже молчала, как ей и полагалось. Девушка зажгла больше свечей и вновь взялась за вышивку. Лира любила вышивать. Любое рукоделие выходило у неё… Игла быстро порхала над тканью.

Она вышивала так час, два. Когда от звенящей тишины вокруг к горлу подступил комок слёз, она начала напевать — тихонько, без слов. А глубокая ночная синева постепенно размывалась, растворялась, её остатки стирал с неба искрящийся свет нового утра.

Перед рассветом девушка оторвалась от вышивки. Теперь, вытянув шею, она неотрывно глядела за окно. Она ждала, когда верхние окна здания через перекрёсток напротив заполыхают золотым. В это время всегда возвращались из рейда родители. Лира ждала солнца и ждала их. Зная, что они не вернутся никогда, помня, что их больше нет, давно не веря в чудо — ждала. Это ожидание оживляло окоченелое безмолвие пустого дома.

Она не помнила, чтобы сильно переживала смерть родителей. Её утешали, обещали позаботиться, за её спиной шептались, как девочка изменилась, как бедную сломали эти смерти, а она усмехалась. Она не чувствовала ничего и лишь равнодушно удивлялась: "Как они ухитряются видеть то, чего я сама не замечаю?"

Шорох в коридоре! Шаги! Не мгновение Лира замерла, но, узнав эти шаги — осторожные, шаркающие, осталась на месте. Это бабуля вздумала прогуляться. Сиделка приходит к ней на день, а ночью бабуля предоставлена сама себе. Лира сквозь стену видела эту тень, ещё одну тень старого дома, слишком большого для двоих: бродит, поглощенная бессонницей, но всё ещё влюблённая в своё существование. Траурные чёрные одежды старухи вызывали у девушки раздражение и иногда страх: Право, бабуля, я всё же ещё жива! Старуха приближалась к её комнате, и Лира спешно задула свечи — пусть думает, что она уже спит. Может быть, напрасно: в последние полгода бабушка стала совсем равнодушна к прежде любимой внучке.

Старуха прошла мимо, но Лира больше не зажгла огня. Тьма отступала пред солнцем, острый чёрный шпиль высокого здания, что стояло через перекрёсток, больно колол несчастное небо, и девушка с досадой отвернулась от окна. Не будет ей спасения от проклятой Академии даже дома… и никогда: стоит, упрямая, каменная, широкой стеной, в каждом воспоминании, каждом сне, каждой мысли!

Она, наконец, решилась лечь спать.

…Она бежит по крыше какого-то бесконечно длинного фабричного здания, каждый шаг сопровождается грохотом жестяных листов, покрывающих её. Тварь, убегающая от Лиры, пока имеет обличье человека — милой девушки. Иногда она оборачивается, чтобы с отчаянием поглядеть на преследовательницу. Лира же привычно старается видеть истинную суть за милым обличьем, как её учили. Вампир, carere morte, порождение Бездны. Не меньше пятидесяти жертв каждый год, бесконечное умножение проклятия через обращение смертных, чёрная воронка смерча — тоннель в пустоту… Лира на бегу раскладывает и заряжает арбалет: всего два быстрых, точных движения, вампирша вновь оборачивается, что-то кричит. Её крик заглушает грохот крыши под их ногами.

"Не улетает! Должно быть молода, неопытна — не умеет взлетать с места", — эта догадка не радует Лиру. Вампирша бросается к краю крыши, и девушка вскидывает своё оружие. Стреляет.

Вампирша не успела преобразиться. Опутанная сетью, она повисла на низких прутьях ограждения, длинные волосы треплет ветер. Лира подходит к ней, всё замедляя шаг. Вампирша чуть приподнимает голову, снова шевелит губами… Что?

"Не отдавай меня Бездне…"

"Неисцелима", — грустный шёпот охотницы опять заглушил грохот, похожий на гром. Лира проснулась.

Уже за полдень, но за окном темно, клочковатое чёрное небо посылает земле частые стрелы — молнии, улицы пусты. Гроза бушует над самым домом, и он словно съежился в страхе перед ней. Давит. Душит… Душно, душно!

Лира проворно подскочила к окну, распахнула створки, вдохнула свежий, мокрый воздух. Она подставила голову хлынувшему ливню и скоро обнаружила, что улыбается. Чистая холодная вода смыла не только мерзкий сон — будто омыла, очистила и серые, тусклые мысли последних ночей.

Она отошла от залитого дождём подоконника и, одеваясь, вновь напевала без слов: весело, беззаботно. Едва высушив волосы мягким полотенцем, не дождавшись, пока солнце высушит мокрый город, девушка вышла на улицу.

Солнце сияло из окон, из каждой капли на каждом листочке вербы у крыльца, сияли камни мостовой, сияние выплёскивалось из жёлоба у кромки тротуара, пленившего шумный ручеёк. Лира пошла прямо по лужам, на её счастье неглубоким: совсем как в детстве, забыв о раскисающей старой обуви, о взрослых длинных юбках. На перекрёстке улиц тёмный закрытый экипаж окатил её водой, но девушка заметила лишь солнце в прозрачных брызгах.

Лира поднялась по ступеням к главному входу Академии. Громада здания нависла над ней, едва поддерживаемая колоннами. Вечно давящая тяжесть! Девушка расправила плечи, желая сегодня нести её гордо, и потянула тугую дверь на себя.

Первая Королевская Академия вела двойную жизнь со дня своего основания. Двести лет назад она была единственным местом сбора Ордена, откуда рассылались тайные патрули. С ростом города её функции перенимали другие точки, но Академия всегда оставалась центром, цитаделью. Сейчас Орден в Доне насчитывал около двухсот адептов, три десятка зданий по всему городу были ограждены Покровом — единственной неразрушимой для carere morte преградой. Под таким защитным куполом была и Академия, цитадель. Отсюда группы уходили в рейды в южный и восточный районы столицы. И днём, и ночью — тайная охота не прекращалась ни на миг.

Сейчас коридоры Академии были пусты — время летних каникул, и, кроме того, время очередного рейда. В большом холле Лира не встретила никого из рядовых адептов. Зато сам глава Ордена, Филипп Латэ, переговаривался с кем-то у центральной лестницы — быстрый, тревожный, приглушённый до степени абсолютной секретности разговор. Девушка не решилась отвлекать охотников приветствием. Она отыскала в левом крыле библиотеку и спряталась здесь от мира, радуясь новой возможности побыть в одиночестве.

Она прогулялась между столами зала-читальни, воображая, как если бы училась в Первой Королевской… Весной Лире исполнилось шестнадцать, по возрасту ей полагалось бы ходить в школу, но отношения с учителями и, особенно, с соучениками у неё не ладились никогда. Последние два года она обучалась дома, точнее, делала вид, что обучалась… К счастью, госпожа Рете, её последняя наставница, строго спрашивала лишь историю Карды, цитадели вампиров.

Вспомнив об истории Карды, Лира с досадой вздохнула и спустилась на цокольный этаж, в архив Ордена, соединённый с библиотекой лестницей. Здесь она просидела несколько часов за книжкой, редко отвлекаясь лишь затем, чтобы снять нагар со свечи. Когда девушка очнулась, подняла глаза от книги, тени в углах зала без окон чернели по-вечернему — за долгие месяцы бессмысленных бдений над книгой Лира научилась различать малейшие оттенки этого чёрного. Арсенал, в который вела единственная дверь архива, был тих, но её обостряющийся вечером слух улавливал там движение. Наступало время ночных рейдов — единственной знакомой ей жизни.

— Группа Бовенса здесь? — спросила Лира, войдя в помещение арсенала. Вопрос был ненужным: она сразу заметила подругу-напарницу. — Откуда начинаем?

— Сегодня я пойду с Тэго, Родерик где-то занят, — отозвалась Агнесса, аккуратно раскладывавшая на столе экипировку.

— А я?!

— Узнай у главы. Он пока у себя.

— Почему "пока"? — усмехнулась Лира. Ей не верилось: неужели Латэ собирается сегодня покинуть свою берлогу?

— Что-то случилось. Какое-то серьёзное событие. Разве ты не заметила, какие у них лица?

— Нет…

— Тревога, сумятица, спешка — по словам Майи, с полудня… — но Лира уже отвернулась, перестала слушать подругу. Она терпеть не могла сплетни!

Филиппа Латэ, главу Ордена, Лира нашла в коридоре второго этажа, у лестницы. Это был менее всего похожий на предводителя охотников на вампиров пожилой человек, преподаватель Академии. Стоя у окна, он беседовал с высокой, просто, но элегантно одетой дамой. Лицо её скрывала вуаль, но по сквозящим в каждом, даже незначительном движении благородстве и хрупкости, девушка узнала свою наставницу — Адору Рете.

— Покров пропустил carere morte! — беспомощно говорила Рете. — Такого не было никогда. Неужели наша защита ослабла?

— Нет, Адора, наша защита прежняя. Тайник не вскрывали. Покров на месте. Видимо, к нам постучалась особенная вампирша, — глава Ордена усмехался, непроницаемо глядя за окно, в наступающую ночь. — Не могу найти иного объяснения! Сегодня нам придётся довериться ей. Конор оказался хитрее, чем я думал, он…

Лира поднялась на три ступени — вынырнула из тьмы лестницы, и беседующие заметили её.

— Сегодня моя стража. С полуночи, — коротко отрапортовала девушка, почтительно кивнув в качестве приветствия. — Я узнала, что Бовенс не ведёт группу в рейд. С кем мне идти?

— Присоединись к Тэго, — глава был краток, и Лира отступила. Адора легонько улыбнулась ученице и, будучи в хорошем расположении духа, Лира даже согласилась принять её тихую поддержку.

Она возвратилась в арсенал. Разумеется, то, о чём так осторожно говорили наверху, здесь уже было представлено несколькими версиями. Доминик шёпотом поведал, что вампиры прорвали Покров и, надо полагать, Владыку Дэви следует ожидать с минуты на минуту. Алекс, не веривший ему, робко предполагал, что глава, возможно, сам позвал вампира на переговоры. Карл отмалчивался, против обыкновения не споря ни с тем, ни с другим: может, ему опять было известно больше, чем всем, а, может, он ещё только готовил собственную сногсшибательную версию произошедшего.

Лира отыскала ночную накидку с капюшоном, надела её и занялась экипировкой: кинжал, арбалет с ловчей сетью, святая вода в маленьком хрустальном пузырьке… Новые её мысли были под стать этому оружию — холодные, острые, быстрые, серебристые: "Может быть, сегодня я наконец верну какому-нибудь лишённому смерти его смерть!"

Да, это так. Пятнадцатое поколение на службе Ордена, гордо несущая страшную для carere morte фамилию Диос, своей силой, полученной по крови, превосходящая многих и многих охотников, воспитанная и обученная жить в узких рамках жестокого ночного мирка — Лира до сих пор не убивала. Много раз в рейдах она уступала другим право вести ритуал, в завершении которого вампир рассыпается прахом. Почему — слабость? Доброта? Нерешительность? Два года назад, на последнем испытании четырнадцатилетняя охотница твёрдо заявила, что уничтожение carere morte — есть убийство, а она никогда-никого-не убьёт, хотя бы ей самой угрожали смертью. Латэ, едва вступивший в должность главы Ордена, снисходительно разрешил её посвящение, полагая, что девочка слишком мала и скоро поймёт и передумает. Он недооценил её упрямство! — Лира держалась своего убеждения две страшных зимы и два сонных, жарких лета.

— Лира?

Охотница обернулась излишне резко, поспешно, будто уличённая в преступлении. Кинжал-предатель выскользнул из рукава, зазвенел серебром, ударившись о каменный пол.

Сомнение было ясно написано на добром лице Адоры Рете. Дама подошла к девушке, ласково коснулась щеки, заставляя воспитанницу взглянуть ей в глаза.

— Лира, я тревожусь за тебя, — просто сказала она. — Тебя посещают тёмные мысли, я вижу.

— Я не страдаю и вполовину так, как вам кажется.

— Ты храбришься, — Адора оставила девушку, обошла кругом стойку с посеребренными мечами. — Лира, я хочу тебе помочь, — выдохнула она.

Лира молчала, привычно ждала продолжения. Огромный зал арсенала был пуст — лишь они двое: погрузившаяся в раздумья девушка не заметила, как все охотники разошлись отсюда.

— Сегодня в Академию приходила вампирша, — сказала Рете. — Она сумела перейти Покров. Двадцатилетняя сarere morte, приближённая Владыки вампиров! Она просила аудиенции у главы Ордена.

— Ого!

— Филипп говорил с ней. Она рассказала, что carere morte по приказу Владыки многие годы искали Избранного, способного дать им Великого вампира. Но поиски заинтересовали Валерия Конора, и он опередил вампиров Дэви. Недавно он нашёл Избранного и теперь хочет забрать себе его Дар. Вампирша просила у нас защиты… для Избранного.

— Разве Конор — не друг Латэ?

— Что ты говоришь, Лира! Друг?! Один из информантов Ордена, естественно, ведущий свою игру. И он, пожалуй, заигрался!

— Интересно, — ещё равнодушно обронила Лира. Сказка об Избранном не стала ей ближе, чем была в детстве, когда её рассказывала мама.

— Я сказала это, потому что тебе сейчас нужна вера. В чудо. В Избранного, — Рете отошла и вновь вернулась. Девушка отступила, чуть ли не испуганно: так странно сияли светлые глаза наставницы!

— Филипп обещал вампирше, что мы защитим Избранного, и это обещание он намерен сдержать. А нам предоставляется шанс захватить самого Конора.

Лира кивнула, незаметно облизнула пересохшие губы. Волнение медленно поднималось в ней.

— Я говорила с Латэ. Он согласен, чтобы ты приняла участие в нашем сегодняшнем предприятии, — суше сообщила Рете, разочарованная её реакцией. — У тебя есть час. Пока, отдыхай. Я приду за тобой.

Она ушла, шелестя широкой юбкой. Лира подобрала кинжал, неловко вложила его в ножны на ремне и опустилась на скамью, почувствовав, как нервно задрожали ноги. Новая ночь обещала грандиозное приключение!

Адора забрала её, как и обещала, через час. Лира сбегала за ней по ступеням центрального входа, когда часы далёкой Солнечной башни городской ратуши очнулись, начали бить. Полночь! По синему покрывалу светлой летней ночи мелким бисером рассыпались звёзды: их искорки мерцали вверху, мотыльками вились вокруг фонарей, светили из зеркал невысохших луж. Охотницы прошли к стоянке экипажей на другой стороне перекрёстка, где среди серых повозок был спрятан богатый экипаж с гербом герцогов Рете. "Проспект Нессморса, семь", — тихо приказала Адора. Лошади взяли с места в карьер. Лира проводила взглядом свой дом, окно на втором этаже с почти растаявшей свечой… и повернулась к наставнице.

— Где твоя маска? — спросила Адора.

Охотница всполошилась, ощупала карманы одежды, но они были пусты.

— Забыла, — повинилась она. — Я накину капюшон плаща. Вот. — Лира, послушай, — вздохнула Адора, и девушка опять приготовилась к долгому разговору. — Об этом происшествии с вампиршей знают немногие. Ордену рано сообщать об этом. Дар, Избранный — опасные тайны.

— Я никому не скажу, но объясните, почему секретность?

— Узнав об Избранном, кое-кто может устрашиться, решиться его убить, уничтожить навсегда его Дар. К сожалению, этот кое-кто очень могуществен.

— Могущественнее вас? — без лести спросила Лира: кто может быть могущественнее герцогов Рете? Король? Вряд ли.

— Да, гораздо могущественнее, — опять вздохнула Рете и, прищурив светлые глаза, улыбнулась задумчиво, одними губами. — Меньшее горе будет, попади Дар к carere morte. Вампиры, по крайней мере, его не уничтожат!

Лира хотела было усомниться в том, что этот Дар-путешественник возможно уничтожить кому бы то ни было, но промолчала. Неприятная уверенность чувствовалась в смутных словах герцогини Рете.

Они стояли в начале улицы, врезающейся в длинный проспект справа. Латэ вполголоса отдавал последние указания. Лира с удовольствием вдыхала воздух: ветер, приходящий с северного озера, ещё нёс малую, но заметную часть холодной прозрачной воды. Здесь было пятеро охотников, считая её и Адору. Под масками девушка узнала Родерика Бовенса и Феликса Крауса — получается, неизвестная взбалмошная вампирша собрала всю верхушку Ордена! В такой важной компании Лира не чувствовала себя неуверенно, пусть самому младшему из них, Родерику, она годилась в дочери. Всё-таки происхождение, кровь играют роль! — она не была здесь лишней. Благодаря фамилии Диос она была лучшей уже сейчас, в шестнадцать.

Послушавшись главу, Лира и Родерик остались на правой стороне улицы, Адора ушла далеко вперёд, а остальные скрылись в тени домов по левой стороне мостовой.

Девушка замерла, прижавшись к стене, слившись с ночной тенью. Её арбалет, стреляющий сетями, был наготове, хотя удерживать его неподвижно было тяжело: огромным в разложенном виде, громоздким, неуклюжим, по сравнению с его младшим братом, предназначенным для стрел, — им обычно пользовались мужчины. Но ещё давно Лира настояла на этом оружии для себя и наловчилась обращаться с ним. Ей невыносимо было даже представить себя с другим арбалетом, безжалостно рвущим плоть, пусть неживущую плоть carere morte.

Неожиданно сильный, влажный порыв ветра качнул девушку, кинул вбок. Восстановив равновесие, Лира сдалась, перенесла арбалет на левое плечо, размяла закостеневшие пальцы правой руки. Спокойный, равнодушный Родерик только чуть развёл руками: "Ты выбрала это сама". Но тут же глаза его сверкнули, он тихо, лишь взглядом указал ей — вампиры здесь!

Лира, наконец, увидела их: всего трое. Двое, мужчина и женщина, шли впереди, негромко переговариваясь, один, совсем не похожий на вампира, — чуть поодаль. Стучала его трость.

— Валерий Конор, — сообщил Бовенс, указав на него. — Наша главная цель. А даму не трогать.

— Та самая? — на всякий случай уточнила Лира и, получив ответ, утвердительно кивнула.

Адора, не скрываясь, шла навстречу вампирам, и они не узнавали в ней охотника. И ещё двое подошли к вампирам почти на расстояние удара: такова приятная особенность их охоты — carere morte не замечает готовящегося нападения, пока оно не совершается. В присутствии охотника, защита которого сильна, carere morte слепнет, глохнет, слабеет… Лира вновь цепко схватила свой арбалет, и Бовенс поморщился, точно её движение вызвало не легчайшее колебание воздуха, а настоящий грохот.

Carere morte словно что-то поняли. Мужчина рванулся в сторону, и сеть Лиры, как и стрела Бовенса, пролетела мимо, не задев. Охотница подалась вперёд, выступила из тени, надеясь ошеломить вампира — многие carere morte застывали, просто увидев её глаза, но этот уже, крутанувшись на месте, преобразился. Оказавшаяся неожиданно большой тень его чудовищных крыльев ударила девушку, отбросила назад. Лира упала, больно стукнувшись коленом об арбалет. Родерик тем временем перезарядил свой, но и вторая стрела не достала вампира. Он ушёл, тень, похожая на гигантскую летучую мышь, растаяла в небе. Маленькая вампирша, его спутница, на которую все едва ли обращали внимание, также преобразилась, взлетела — неровно, неловко, будто раздумывая.

Лира оглянулась. Третьего carere morte Латэ и Краус тащили в тень. Родерик поспешил к ним.

Тёплой летней ночью девушке стало холодно — до дрожи. Тротуар впереди казался странно серым, блёклым, он будто лишился сочной чёрной ночной тени. Обычное следствие превращения вампира — обращаясь крылатым зверем, carere morte словно забирали себе часть ночной тени, оставляя после себя холод. Охотница накинула спавший при падении капюшон, досадуя, что не надела маску: открыть лицо какому-нибудь carere morte во время рейда считалось серьёзным проступком. Морщась от боли в колене, пошла за Бовенсом.

Бовенс и Краус держали вампира. Адора приготовила маленький кинжал, но, увидев воспитанницу, отступила от группы. Подойдя к Лире, она мягко, но решительно развернула её, повела прочь.

— Валерий Конор! — Адора не могла заставить девушку не слышать звучный голос Латэ. — Мне известно, что ты больше не можешь справляться со своим проклятием. Ты на пороге превращения в Высшего. Орден более не сотрудничает с тобой. Твоя нить проклятия будет обрублена.

Лира, резко рванувшись, освободилась от опёки Адоры, обернулась, проницательно поглядела на этого вампира, Конора, так не похожего на carere morte. В его глазах ещё теплились искорки жизни, не съеденной до конца проклятием. Вот значит, что… Низший! Латэ привечал таких, как и её родители. Но только до поры до времени: все Низшие вампиры, кто раньше, кто позже становятся Высшими, когда проклятие окончательно побеждает их, — и несчастных убивали, обычно даже до появления первых признаков высшей степени вампиризма.

— Он ещё не Высший, — тихо заметила девушка. Намерение поучаствовать в ритуале было забыто.

— Он опасен другим, — возразила Адора. — Он — владыка Низших и он опасен для Избранного. Пятнадцать лет назад он уже пытался повредить другому владельцу Дара.

Она вновь обняла Лиру, пытаясь увести, но та не тронулась с места…

…Это было первое убийство вампира, которое она видела. В родном доме! Такой же тихой летней ночью… Она узнала этого человека, хотя лицо его было безобразно обожжено сейчас. Он считался другом семьи. Лира любила его смешные истории. А сейчас он был приколот к стене кинжалом её отца. Мама скорым речитативом прочла какое-то, как показалось девочке, заклинание и рассыпала над ним искрящиеся капли хрустально прозрачной воды. И этот человек исчез, словно что-то огромное, тёмное поднялось в нём и пожрало его изнутри. Опустевшая оболочка источилась в мелкую пыль, от поднявшегося внутреннего жара истлела и его одежда — и ничего не осталось. А Лира так и стояла, не испуганная, больше поражённая этими сильными, страшными… незнакомыми людьми. Она уже знала, что родители — охотники на вампиров, но не видела их… за работой.

— Зачем ты проснулась!? — плакала потом уже знакомая, добрая, слабая мама. — Рано тебе видеть это.

— За что вы убили его?

— Этот вампир был на пороге нового превращения, — вмешался уже знакомый, насмешливый, чуть усталый отец. — Он убил бы многих, стань он Высшим…

— Лира, идём, — убеждала Адора.

— Оставьте меня!

Она осталась смотреть. Вампир ещё пытался торговаться. Он всё говорил… Он уверял в своей благонадёжности, клялся оставить мечту о Великом, сулил поведать все планы Дэви, Владыки вампиров, и неразборчиво, странно напоминал о каких-то "узах дружбы".

— Лучше помолись, — посоветовал на это Латэ и снова впился в него взглядом. — Что ещё, кроме защиты Избранного, ты внушил мне? Это твоими стараниями вампирша сумела перейти Покров сегодня утром?

— Какая вампирша?! — на миг вампир растерялся. — Нет… Нет! Я ничего не знаю об этом, — он замолчал, совсем как смертный тяжело дыша: глава уже забормотал сквозь зубы формулу ритуала. Лира не отвернулась, только задержала дыхание, чтобы случайно не вдохнуть страшную, серую, ещё горячую пыль.

— Где второй? — начальственно спросил Латэ, отступив. — Ушёл? Плохо.

— Я сегодня же займусь слугами этого Конора, — сообщил Родерик.

Далеко на улице показался ещё один человек, юноша. Он шёл легко, быстро. Скоро Лира узнала его. Высокий и худой, светловолосый, с тонкими нервными чертами лица — она часто видела его среди новичков, ещё не прошедших посвящение. Девушка легко вспомнила и его имя. Винсент Линтер. Он пришёл в Орден едва ли год назад, но о нём уже говорили больше, чем о ком-либо из охотников.

— Двое улетели, я знаю. А в округе всё чисто, — звонко доложил он главе, подойдя, и лишь потом поприветствовал всех. Увидев Лиру, он чуть улыбнулся, не удержавшись: должно быть, действительно смешно выглядела она, такая серьёзная и юная, среди стариков. А та непонятно почему опустила глаза. Лира вообще не могла выдерживать его взгляд. Со стороны это, наверное, походило на смущение влюблённой девушки, но было совсем не тем. Винсент ей вовсе не нравился. Слишком легкомысленный, пустой, несерьёзный…

— Она ведь была здесь? — спросил он Латэ, чуть тревожно.

— Была, — сдержанно ответил тот. — И всё же тебе не следовало выходить из дома…

— Я хотел посмотреть на Конора, — с ненавистью проговорил Винсент. — Жаль, что не успел!

"Избранный? Он?! Да, точно, он!" — глоток воздуха, неожиданно холодный. Лира чуть не подавилась им. Но она заметила, как недоверчиво, изучающе смотрят охотники на "Избранного", просто препарируя его взглядом, и устыдилась своего удивления.

— И с твоим посвящением придётся подождать, — Латэ непроизвольно поднёс руку к губам, словно боясь сказать что-то лишнее, опасное. И Лира, кажется, даже пожалела Винсента.

 

Глава 24 Новый план

Он блуждал во мраке, и всюду была смерть. Он забыл прежние цели. Он забрался слишком высоко, откуда прежние мечты казались лёгким облачками, одни таяли, их сменяли другие — столь же недолговечные. Всё проходило, неизменной оставалась лишь жирная чёрная точка в конце. Они с Валерием заблуждались: им не изменить этот мир. Это по силам лишь Избранному. Но, если б у Гектора была возможность выбора сейчас, он бы выбрал: не связываться с историей Дара.

Путей не оставалось. Все двери закрывались перед ним. Впереди была только смерть.

Инициация Избранного? Долго наивный вампир не понимал, что за этим стоит! Что-то огромное, что раздавит слабого… А достаточно ли силён он? Сможет ли Гектор Долус принять странную вечность Великого, со сменой тел, подобной смене одежды, и значащей не более чем переодевание?

Теперь он чаще обычного подходил к зеркалу. Лишившийся вампирских чар человек, что смотрел оттуда, был истощённым и обожженным солнцем — зачем дорожить таким телом? И всё же Гектор не мог. Пожертвовать собой, отринуть привычную оболочку, хранящую узнаваемые черты его рода! Нет, нет. Это же предательство памяти предков! Пусть кто-то другой…

Но и отказаться он не мог: игра зашла слишком далеко. Отступи он теперь — Дэви с лёгкостью убьёт его и тем самым окончательно разрушит мечты Низших о господстве. Противостоять Владыке вампиров способен разве что Великий вампир, Гектора спасёт только защитный доспех чужого тела.

Он вспоминал о Дэви и тогда скрежетал зубами. Нужно торопиться! Едва Дэви явится в Карду, он потребует Гектора к себе. Обратно вампир, вероятнее всего, не вернётся.

Варианта с позорным побегом он не рассматривал.

Прошло три недели с гибели Конора и вступления Гектора в должность владыки Низших, когда совершенно случайно на приёме у графа Эгре Гектор встретил Адама Митто, "правую руку" Дэви. Хозяин дома ничтоже сумняшеся представил carere morte друг другу словно незнакомых людей, и бессмертные поклонились, усмехнувшись про себя. Весь вечер они вели вежливые беседы, издали изучая друг друга, и Гектор тушевался, когда замечал взгляд Адама, и Адам старался спрятаться, если ему казалось, что Гектор подобрался слишком близко. Только перед концом вечера, когда у обоих наметился перерыв в делах, они смогли встретиться друг с другом — как бессмертные подданные Владыки, а не презренные гости Эгре.

Для встречи вампиры выбрали балкон. Гектор задумчиво глядел вдаль, на цепочку огней Набережной Сермы, а Адама больше интересовал ближний сад. Он дождался, когда там стихнет чей-то звонкий смех, и начал.

— Примите мои поздравления, Долус, владыка Низших, — яд в его голосе был тягуч и сладок как мёд. — Один из двух владык бессмертных… Каково это, в свои двадцать с небольшим чувствовать себя равным старейшим?

— Я — слуга Владыки Дэви.

— О, какое смирение, отлично! — глаза вампира вспыхнули. — Не помню, чтоб прежде, в Карде, ты отвечал бы столь же послушно, Гектор…

— Времена меняются, Адам, — оскалился тот.

Адам отступил. Вампир достал из потайного кармана небольшую плоскую фляжечку и, пригубив из неё, заметил:

— Я давно не был в Доне, Гектор, — миролюбиво заметил он. — Расскажи, что за дела творятся тут? Где наши юные, где твои друзья из группы поиска Избранного, помнишь? Фульге, Ингенс, Вако…

— Я не знаю, где они.

— Патрика нашли недавно мёртвым. В убежище Вако…

— Когда его нашли?

— Три недели назад.

Гектор рассмеялся:

— Подозреваешь меня? Тогда я был немного занят, Адам. После смерти Конора его слуги разбежались испуганным стадом. Как раз три недели назад мне пришлось примерить на себя роль их пастуха. Патрик… что ж, мне жаль его. А Мира, я думаю, не пострадала. Этой дикарке суждено умереть не от ритуала.

— А об Ингенс ты что-нибудь слышал?

Гектор отвёл глаза в сторону, боясь, как бы чересчур проницательный Адам не отыскал в них неиссякнувший ужас от неестественной смерти Селены. Когда после смерти Конора Гектор воротился в своё жилище, тело вампирши всё ещё пожирало само себя. Изломанное, скрюченное, с провалившимися животом и грудной клеткой, с пустыми глазницами и зияющей ямой рта — ужасная картина долго потом преследовала его во снах. Сначала вампир думал закопать это, но испугался, то чувствительный и старый carere morte, пожалуй, заметит столь огромное средоточие Бездны и, чего доброго, пожелает исследовать его. В конце концов Гектор решил растворить тело Селены в водах освященного Орденом Источника.

— Не знаю, где она, — выдавил он сейчас. — Ты возвратился… Надолго?

— Мне поручено подготовить Карду к возвращению Владыки Дэви. Он посетит нынешний Большой Бал, — Адам улыбнулся. — Он так рад, что Низшие признали своим владыкой одного из нас… и непременно захочет поздравить тебя лично…

Разговор с Адамом не обманул Гектора: конечно же, Адам знает о связи убийства Патрика и Конора. Может быть, ему известно и об Ингенс, а значит, и об Избранном!

Итак, Дэви возвращается в Карду. Гектор хорошо понимал, чем это может обернуться для него. Конор не подчинялся Дэви и не служил Бездне, но он, новый владыка Низших, бессилен перед старейшим и Бездной, которой Дэви управляет лучше любого carere morte. Дэви разгромит его! Если Гектор не найдёт Избранного прежде Владыки… Необходимо было действовать и — быстро и решительно.

Гектор чувствовал, что отчаяние овладевает им. Ему, владыке Низших, доступно теперь так много, и у него так мало времени: Дэви возвратится уже в декабре! А ниточка к Винсенту оборвана, а глава охотников вышел из-под контроля Низших, а Орден стеной стал между Гектором и Избранным!

Впрочем, зацепки были. Несколько его фигурок осталось на доске. Гектор вертел их так и эдак, пытаясь вычислить несущую ему победу комбинацию. Он приходил к одному и тому же выводу, к одной и той же дороге: опасной, отчаянной, безумной.

Конор всегда предостерегал его от этого шага. "Встреча с покровителями Ордена, — много раз повторял он, — худшее, что может прийти в твою дурную голову". Низший даже позволил порыться в своей памяти и вытащить всё, что так или иначе было связано с фамилиями Рете, Гесси и Крас, и скоро вся позорная история Ордена открылась Гектору. Он вяло согласился со старшим: да, недопущение того, чтобы информация об Избранном попала к кому-либо из трёх фамилий, должно быть первейшей задачей заговорщиков. Но сейчас… Конора больше не было.

Был день. Низшие, его новые подданные, стерегли входы и выходы большого дома, ранее принадлежавшего Конору, а теперь — чудом не погибшему той же летней ночью Гектору. Высший же закрылся от света в специальном подземном убежище в подвале дома.

Со времён службы Дэви его дневная постель претерпела некоторые изменения. Яма в земле значительно углубилась, и от поверхности вампира теперь отделяла не только каменная крышка, но и столб земли, высотой с взрослого мужчину. Всё результат общения с Низшими и плата за частые дневные прогулки! Чувствительность Гектора к солнцу значительно возросла.

Собственно, даже толстый слой земли переставал быть панацеей. Лучи солнца не проникали на такую глубину, но вампир ощущал тепло, что они несли миру. И для carere morte это тепло было жаром костра. Его погребального костра! Он то и дело ворочался, извивался как змея, уходя от плетей солнца, и вечером вставал не отдохнувшим, а, наоборот, измождённым бесплотной борьбой с людским светилом. Что же дальше? Спуститься ещё ниже? Или ограничить дневные встречи, отдать все дни сну, как это и полагается Высшему? Гектор не верил, что последнее поможет. Чувствительность вампиров к солнцу может повышаться, но никак не иссякать с годами. Для carere morte нет пути назад, только вперёд — в Бездну, пустоту. Ему, истощившему себя, оставалось недолго…

Он вновь повернулся, теперь подставив солнцу левую сторону тела. Мысли вернулись к таинственным покровителям Ордена. Три фамилии — трое основателей. Первые тогда и наиглавнейшие сейчас. Все они выступили бы решительно против Избранного и его Дара, едва узнав о нём. У них были на то свои причины. Усмешка кривила губы вампира, когда он вспоминал эти причины… Орден представлялся ему огромным мыльным пузырём. Что будет, если рядовые адепты узнают, кому в действительности они служат? Впрочем, эта тайна пусть пока останется тайной.

Гектор понимал: узнай кто-либо из троих о Даре — главе Ордена немедленно поступит приказ убить Избранного. И не просто убить, а принести в жертву в особом ритуале, чтобы навсегда исчез не только несчастный невезучий смертный, но и его проклятый Дар. Конор всеми силами препятствовал этому, и Гектор, преемник Низшего, должен был бы продолжить важнейшее дело владыки. Но дни шли, и вампир всё яснее понимал, что совсем иное, кажущееся безумием деяние — истинная необходимость. Необходимо, чтобы кто-либо из трёх фамилий узнал об Избранном.

Глава Ордена Латэ, освободившись от власти Низшего, внезапно повёл свою игру. Гектор ожидал, что он сообщит своим начальникам об Избранном, но проходили дни, а в Ордене всё было тихо. Ни Красы, ни Гесси, ни Рете по-прежнему не знали об Избранном. Латэ продолжал дело Конора, не сообщая им о Даре. Не иначе, он вознамерился посвятить Винсента, дать ему силу охотника и разрушить тем самым все планы Гектора! Гектор готов был согласиться с тем, чтобы Избранный был уничтожен… но только не с тем, чтобы ничтожный юнец обрёл исцеляющую силу!

"Нужно действовать", — еще раз повторил он.

Невидимый луч солнца коснулся лица вампира, и он с досадой прикрыл голову рукой. Суматошный день никак не желал уходить. В довершение всему послышался лязг открываемой трубы, что соединяла его подземелье с домом, и бесстрастный голос слуги доложил:

— Господин, прибыла Вера Сольви.

— Пусть ждёт вечера. Впрочем, нет! Я приму её немедленно.

Вера Сольви была из тех Низших, которых Конор отправлял к охотникам. Они помогали Ордену находить убежища Высших-дикарей. При виде её хмурый Высший чуть повеселел, приободрился. Эта вампирша, подруга Леонарда Претера — после смерти Конора ближайшего сторонника Гектора, — была carere morte будущего, столь бережно лелеемого им — провозвестница мира, где не будет Высших, величайшего зла, где будут только смертные и Низшие, которых уже некому будет называть Низшими.

— Рассказывай, Вера, — всё-таки ещё мрачновато потребовал он, едва войдя в зал приёма. — Что в Ордене слышно об Избранном?

Вампирша неспешно поклонилась. Это была белокожая брюнетка с яркими зелёно-золотистыми глазами.

— Мне не удалось узнать, где именно они прячут Избранного, господин, но он определённо жив. Где-то под Покровом.

Гектор кивнул носом, соглашаясь. Под Покровом! Значит, вблизи одного из тридцати их закрытых убежищ!

— Я рискну предположить, что Избранный где-то в Ориенсе, господин, — подумав, добавила брюнетка. — Латэ сейчас отправляет туда самые лучшие отряды.

— Хм-м… Может быть, он просто вознамерился укрыть и весь восток сетью Ордена?

— Так ли это, мне неизвестно, господин. После гибели владыки никого из Низших они не пускают слишком близко.

— Из чего ты сделала вывод, что Избранный жив?

— Латэ теперь невозможно прочитать, но стало возможным прочитать других. Например, главу северного района, Бовенса. Он был с Латэ в ночь убийства владыки и понял, что глава охотников какое-то время был под чарами Низшего. Это посеяло в его душе сомнение, и я сумела проникнуть в него. Я прочитала, что Избранный жив, но его судьба неопределенна.

— Латэ колеблется, — Гектор прошёлся по залу, заложив руки за спину, неосознанно подражая Дэви. — Он боится, что после посвящения в Орден Дар так выдаст себя, что скрыть Избранного от Красов и Гесси станет невозможным…

— И они прикажут убить Избранного…

— И если Орден воспротивится, он прекратит существование, — вампир мудро улыбнулся. — Мне, пожалуй, даже жаль Латэ! Не представляю, к какому решению пришёл бы я на его месте. Удалось ли тебе узнать имя рыжеволосой девушки, про которую я рассказывал? Она была в ночь убийства Конора с охотниками. Очень юная, можно сказать, подросток. Неплохо управляется с большим арбалетом… Кто она?

— Наверное, вы говорите о Лире Диос, господин.

— Диос? Я убил последних. Три года назад.

— Я не сомневаюсь в вашей силе, господин. Это их дочь.

— Вот как! — промолвил Гектор и замолчал. Знаком он приказал вампирше уйти.

Солнце взобралось на самую вершину неба, чтобы потом головокружительно быстро скатиться оттуда. Высший вновь спустился в своё подземное убежище, но уснуть ему вновь не удалось.

"Говорят, Дэви не спит совсем вот уже два столетия!" — невпопад подумал он.

Потом он подумал о Диосах. Профессиональные охотники на вампиров, пятнадцать поколений на службе Ордена! Гектор помнил последних, мужа и жену. Они были сильны и настолько уверены в своей силе, что вдвоём не побоялись бы выйти против Первого… Как же глупо им суждено было погибнуть! Вовсе не Гектор, наречённый их убийцей, сумел сделать это. Он только устроил встречу незнакомых ему охотников с уличной бандой смертных. Он не знал, что в примитивную ловушку попадутся сами великие Диосы! Даже тела охотников после той встречи стали предметом спора нескольких кукловодов: каждому хотелось заполучить такой великолепный трофей. В конце концов, их забрала госпожа Калькар, пообещавшая Гектору самую крупную сумму. Только ничего у неё не получилось: строптивые служители Ордена оставались опасными и после смерти, и могли пойти против нового хозяина! Осторожная Сесилия поместила в них часть своего проклятия, но побоялась поднимать марионеток. Диос — одно это имя повергало в трепет даже старейших! Гектор усмехнулся, вспоминая, как оказалось, последнюю уцелевшую, Лиру. Девчонка сильна, но в ее сердце заметна червоточина. Она была той ночью с Латэ и Бовенсом, значит, и её посвятили в историю Избранного. Значит, она близка Линтеру, а по своему возрасту — ближе многих других… Можно попробовать подобраться к ней, воспользовавшись помощью какого-нибудь чувствительного Низшего и потом к Винсенту — через неё. Ювелирную работу, что Конор проделал с Избранным, перечеркнула одним взмахом, одним разговором глупая вампирша Вако, но можно попробовать проделать ту же работу с юной охотницей. Она казалась Высшему весьма подходящей. Один мимолётный взгляд связал их на тёмной ночной улице, но этого мгновения Гектору хватило, чтобы заметить сумрак на дне обиженных девичьих глаз. Её душа станет отличным домом для Бездны. Сейчас она верит в Орден, но если открыть ей тайну основателей, она разочаруется в нём! Только откроет эту тайну ей не он, убийца её родителей… Он не замутит её разум жаждой мести. Девочка должна остаться ясной, предсказуемой! Он будет лишь идти за нею шаг в шаг, он станет её бессловесной тенью. Пусть Лира считает, что кроме неё и Ордена ничего не существует!

Наступил вечер. Вампир покинул своё убежище, и тень его крыльев слилась с ночью, стала ночью. Он нёсся над городом, гонимый не голодом, но мыслями, трепещущий перед необходимостью принять судьбоносное решение, сгибающийся под тяжестью новых вопросов, которые оно несло.

Чёрным вихрем он пронёсся над брошенным жилищем вампирши Вако. Он задумал всю авантюру с Избранным не в последнюю очередь из-за Миры, из-за того взгляда, тёплого и затуманенного мечтой, которым она одаривала лишь одного — своего Винсента. Как смешно! Теперь Мира не имела власти над его сердцем. Убив Патрика, он думал убить и вампиршу, но остановился, представив, как её глаза наполнятся болью, когда он уничтожит её Драгоценного… Это стоило того, чтобы сохранить Мире жизнь ещё на одну ночь! Её предательство, конечно, было неожиданностью, но большей неожиданностью стало предательство Латэ. А Конор клялся ему, что крепко держит главу охотников в узде!

"Теперь Орден — помеха, а не подспорье на пути к Избранному. Пусть же основатели укажут Латэ его место!"

Гектор понимал, что, возможно, он опоздает или не сумеет отнять у них Избранного, но он предпочёл бы видеть Избранного мёртвым, чем видеть исцелённую им Миру. Даже сознание того, что этим он навеки погубит великий Дар, не останавливало его!

"Ты торопишься, слишком торопишься!" — мелькнула мысль и пропала.

Голод вампира меж тем разрастался, и движения Гектора стали нервными, рваными. Он жадно искал добычу, зная, что скоро придёт Страх… Улицы были пусты, а близ стоянки извозчиков его спугнули охотники. И вот он уже не искал, а просто бежал в ночь — от Страха, тенью преследующего его.

Гектор проклинал обмен кровью, когда-то связавший его и владыку Низших. Частица Конора, что была в нём, погибла вместе со своим хозяином и подарила Гектору незабываемое ощущение смерти. Пустой, бессмысленной и окончательной смерти carere morte. Если б он был слаб, он погиб бы тогда вместе с Валерием — от страха.

Он выдержал, но страх смерти теперь навсегда был с ним. В полночь, когда Высший пил чужую жизнь, Страх маятником качался над его головой, Страх пульсировал, словно ещё одно огромное сердце внутри. Небытие. Пустое, бессмысленное, окончательное. Пустота. Пустота-а-а…

Совсем отчаявшись, он поспешил в Карду. День в купе поезда Гектор провёл в тяжелом забытьи, которое сложно было назвать сном. В уме он перебирал возможные варианты действий, но возвращался всё к той же единственной дороге…

В Карде опять шли дожди. Серые камни мостовой металлически блестели. Гектор, пролетая над городом, посматривал в сторону замка Дэви, но на высокой башне пока не трепетало знамя с огненно-красным львом.

"Время есть… Есть!"

Он снизился над зданием театра, ступил на мостовую и скинул мокрую тень. Под косыми струями дождя ему полчаса пришлось ожидать окончания вечернего представления, но вот извозчики за его спиной заволновались, а двери театра впереди распахнулись. Показалась публика. Скоро Гектор оказался в центре богато разодетой толпы. Он озирался, ища знакомую усмешку и маленькие подпиленные острые клыки.

— Либитина! — потеряв терпение, крикнул он. — Где ты?! Покажись!

От него отшатнулись, как от сумасшедшего… Но в безликой толпе вампиру померещился знакомый блеск глаз Северного Кукловода. Да, та самая дама — мумия в изящной фарфоровой оболочке, улыбалась ему из толпы! Гектор бросился к ней, а марионетка Либитины уже скрылась, её расшитый золотом лёгкий плащ вздулся парусом и исчез. Вампир вздёрнул голову, ища крылатую тень в небе, но твари Либитины не было. Только большая чёрная птица на козырьке крыши театра склонила голову набок, насмешливо оглядела Гектора озорным чёрным глазом и хрипло каркнула.

"Она!"

Гектор преобразился. Он прекрасно помнил, как строго Дэви наказывает тех, кто пренебрегает в Карде простейшими правилами поведения, но Либитина не ждала: птица снялась с места и полетела куда-то к Патенсу.

Нагнать маленькую тварь вампиру всё не удавалось — птица Либитины была сверхъестественно быстра и бросалась то вниз, то вверх, ловко играя с ветром. А Гектор пару раз чуть не расшибся о стены домов. "Куда она ведёт его? Может быть, в ловушку?" — эта мысль мелькнула и пропала. Главным сейчас было — догнать.

Птица ринулась вниз и у самой земли растаяла в тени дома. Исчезла. Из тьмы вынырнуло новое воплощение Нефандуса — кукла-подросток. Новый этап погони — бег по улицам. Иногда кукла оборачивалась и заливисто смеялась над неловким преследователем. Она была также сверхъестественно быстра и ловка. Гектор несколько раз протягивал руку, но ухватить развевающийся черный плащ не успевал. Редкие прохожие шарахались в стороны, жались к стенам домов, завидя их, а уже через десять минут соглашались считать двух странных существ сном, ночной иллюзией… — сильны чары вампирской цитадели!

Они выбежали к Нижнему мосту. Кукла, очертя голову, ринулась с моста в реку, Гектор — за ней, едва успев на ходу накинуть крылатое обличье. Но из-под арки моста вылетела уже другая тварь Нефандуса: снова птица, невесть, как попавшая в северный город, чайка…

Патенс — и снова смена облика: теперь стая бродячих собак. Они неслись страшными, фантастическими, невозможными скачками, лапы едва касались земли. Гектор начал отставать.

— Либитина! — крикнул он измученно. Твари не останавливались.

"Чего она добивается? Она? Она! Да, несомненно, она! Северный Кукловод всё-таки женщина, узнаю! Вероломство, хитроумие, бесконечные капризы и какая-то потрясающая бессмысленность действий…"

Вампир уставал. Он чувствовал, скоро ему понадобится чужая жизнь. Возможно, целиком… Он жадно прислушивался к биению чужих сердец вокруг — в домах, на улицах, в подвалах, в кронах деревьев. Стая собак неслась трущобами Сальтуса. Гектор на бегу перехватил крысу с мусорной кучи, не побрезговав, выпил до капли, но этого так мало для Высшего вампира! Он сунулся было к бездомному, не упуская из виду стаю, и отшатнулся, вскрикнув. Это нищий был куклой Нефандуса, он смеялся над вампиром, показывая маленькие подпиленные клыки. И в тусклое окно ближайшего дома застучала какая-то тварь, лишь смутно похожая на человека. Она хохотала и показывала ему язык. Это также была кукла Нефандуса…

"Весь город мой — это ты хочешь показать?!"

Стая скрылась за поворотом… Гектор не побежал за тварями Кукловода. Довольно! Он не позволит делать себя марионеткой! Он показал твари в окне язык и засмеялся, но смех тут же оборвался. Из тьмы грязного переулка выступила высокая фигура в плаще охотника, молнией сверкнул серебряный меч. Гектор не успел преобразиться. Лезвие меча рассекло тонкую тень чудовищного обличья, прежде чем крылья вампира обрели окончательную форму. Серебро разрезало и одежду, и глубоко погрузилось в грудь. Потом охотник изменил направление удара: лезвие меча прошило Гектора насквозь и вошло в расщелину между кирпичами ближайшего дома, пригвоздив вампира к стене.

Страх парализовал вампира прежде серебра в сердце. В странном оцепенении Гектор смотрел, как охотник достаёт из ножен кинжал, маленькой серебристой рыбкой сверкающий в лунном свете. Страх смерти, преследующий его с ночи гибели Конора, восстал огромным призраком и заслонил собой весь мир. Если б охотник ударил сейчас, вампир истлел бы в мгновение ока, Гектору казалось, он уже ощущает жжение проклятия, текущего по его жилам… Но охотник почему-то медлил. Он снова спрятал кинжал, приблизился к вампиру, проницательно поглядел глаза в глаза и, увидев его лик — лик своей смерти, Гектор вскрикнул: крик не ужаса — удивления. Этот охотник был ему знаком. Но… вампир убил его, много лет назад, его мечом он снёс голову Патрику… Откуда он здесь?..

— Кукла! — крикнул он и захохотал. — Ну, Либитина, это была твоя лучшая шутка!

Охотник отступил, выдернул меч из тела вампира. Гектор теперь даже не почувствовал боли. Страх ушёл, он весь был — удивление.

— Хорошо же ты меня знаешь, — проговорил он, изучая Либитину, представшую ему в обличье охотника. — Но откуда? Кто рассказал?

— Я знаю о тебе больше, чем ты сам, — кратко сказала кукла.

— Тот же голос, интонация… Ты великолепный подражатель!

— Хозяину полагается знать всё о своих куклах, — охотник ловко подцепил кончиком меча ещё одну крысу и швырнул её вампиру. — Подкрепись, тебе нужно восстановиться.

— В таком случае… ты знаешь и о моей столичной кампании?

К его неудовольствию, кукла не ответила, только покачала головой:

— Как сильно ты боишься, Гектор Долус! Страх погубит тебя…

Гектор глубоко вздохнул. Страх ушёл, но воспоминание о нём по-прежнему обжигало стенки сосудов изнутри. Проклятие carere morte — грязь и залог их вечности… Как избавиться от него, оставшись бессмертным?

— Мне нужно не пророчество, а совет, — он постарался спокойно смотреть кукле в глаза. — Дэви возвращается, а у меня нет оружия против него. Я хочу забрать Избранного себе, но для этого…

— …Придётся сообщить о Даре Арденсам?

— Я не вижу другой дороги.

— Плохая дорога!

— Другой нет.

— Если ты не видишь дороги впереди, зачем идти? Остановись и смотри, как Владыка вампиров танцует свой танец смерти вокруг звёздочки-Дара…

— Опять пророчество! Мне нужен совет!

— Ты что, не услышал его? Так даю его ещё раз: остановись.

— Либитина!.. — но кукла уходила. В последний раз сверкнул меч, убираемый в ножны, белый плащ охотника скрылся в пелене чёрного тумана, и через мгновение кукла взлетела над крышами домов и взяла курс на север. Гектор рванулся догнать, но не смог преобразиться — повреждение от серебра ещё не зажило.

Возвратившись в Дону, он призвал Леонарда Претера.

— Мне нужна встреча с Гесси, Рете, Красами, — с ходу потребовал Гектор. Приняв решение, он как всегда понёсся с места в карьер, закусив удила.

— Невозможно. Рете и Гесси — ревностные служители Ордена, Красы вне Ордена, но боятся carere morte как чумы.

— Стоп. Мне довольно будет Красов. Кто может устроить встречу?

— Встречу, Долус? Путь carere morte в их дом заказан.

— Что ж, ладно, — Гектор оскалился. — Хватит и короткой записки.

Леонард осуждающе хмурился.

— Гектор, что ты намерен предложить Красу? Неужели ты хочешь отдать ему Избранного?

— Не отдать. Лишь указать, — Гектор встал, прошёлся по комнате. — Я не предаю идею Конора, Леонард, — всё-таки счёл нужным пояснить он.

— Если Крас узнает об Избранном, о том, что глава Ордена скрывал его несколько месяцев… Латэ будет снят с поста, а Избранный уничтожен.

— Может быть, нет, Леонард. Латэ хитёр. Он сумеет остаться во главе Ордена. И теперь — теперь! — он уже не подчинится Красам.

Леонард помолчал, всё же заметил:

— Можно мне сказать? — получив утвердительный кивок, он продолжил. — Лучше пусть Избранный будет в Ордене, чем его Дар перестанет существовать. Почему ты хочешь отнять надежду? — Не только у них, но и у нас, владыка Низших!

Теперь молчал Гектор.

— Я сохранил остатки чувствительности Низшего, — молвил соратник. — Сейчас, я чувствую, наш владыка поглощен ненавистью к Избранному. Но не как к Избранному, а как к простому смертному, когда-то перешедшему ему дорогу…

— Это не так!

— Мы нарекли тебя владыкой, Гектор, потому что полагали, что ты продолжишь дело Конора. Потому что в твоей крови до сих пор остаётся его частица. Но, я вижу, ты забыл о своих подданных. Ты оставил мечту всех Низших!

Гектор поднял глаза.

— Кто вы, Низшие, без меня? Даже мечту всех Низших дал вам я! Зачем я говорю об Избранном Красу? — Потому что сейчас — прямо сейчас — нельзя допустить посвящения Избранного в Орден! Если я не получу Великого, Дэви, возвратившись, уничтожит меня, а со мной и мечту всех Низших. Кроме того, я хочу посеять смуту в одном юном сердце… Мне нужно сделать предателя в стане охотников, того… ту, которая отдаст мне их Избранного. Я хочу, чтобы она, посвященная в планы Латэ, прозрела. Когда герцог Крас вмешается, ей неминуемо откроется главная тайна Ордена — тайна основателей! И, когда юная Диос поймёт, что ей незачем защищать Орден, она придёт ко мне. Время будет. Я предсказываю: Латэ подчинится Красу на словах, но спрячет Избранного и постарается замедлить выполнение приказа покровителя. Кроме того, сама подготовка ритуала жертвоприношения займёт несколько месяцев. Я должен успеть! Если же мой план не удастся и Крас всё же уничтожит Дар и проклятого Избранного — что ж, тем лучше! Кому подлинно известно, каков этот Дар? Бездна подсказывает мне, как действовать! Избранный — неизвестное чудовище, наделённое разрушительной для нашего мирка силой. Я или подчиню его, или уничтожу, но не отдам другим!

Леонард отступил.

— Слова владыки, — уважительно молвил он. Наступила тишина.

— В моей крови более нет частицы крови Валерия, — после долгого молчания признался Гектор. — Она сгорела в ритуале, когда убивали владыку. Я не сказал это, чтобы вы продолжали верить в своё бессмертие. А его нет, Леонард! Бессмертие carere morte — главная иллюзия carere morte! Я видел смерть глазами Конора, и за ней для нас нет ничего: нет ни для Высших, ни для Низших. Раньше я не знал смерть. Теперь узнал — и не дамся ей! Дэви, вернувшись, назначит мне час гибели, если только к тому времени я не стану Великим. Поэтому, может быть, я… немного тороплюсь.

Он отошёл к столу, более не сомневаясь, быстро написал краткую записку и, запечатав конверт, отдал Леонарду.

— Пусть Себастиан передаст её герцогу Красу.

— Да, господин, — механически согласился Леонард, забыв недавнее недовольство.

— Ещё будет нужна юная Низшая. Тонко чувствующая, способная учиться. Кого посоветуешь?

— Могу рекомендовать Тессу… Терезу Конс.

— Привези её сюда. Нужно дать ей указания.

Кости брошены! Он сделал свой ход. Гектор был уверен, что поступил правильно. Эта уверенность подкреплялась какой-то неизвестной силой, витавшей в воздухе: там, куда Гектор ступал, мгновенно возникал коридор, приглашающий его пройти ещё дальше. Что это, как не воля Бездны, госпожи вампиров? Все истинные Владыки слышат её голос! Его комбинация казалась ему верхом совершенства. Сам Дэви рукоплескал бы ему, если б наблюдал игру со стороны, а не был в её участниках! Лишь где-то глубоко внутри занозой засела мысль, что Либитина права: пора остановиться. Замереть! Превратиться в статую — наблюдателя. Ибо он безумен, и новый его план — шедевр сумасшедшего. Последний шедевр, последняя картина, явившаяся взору гениального безумца перед падением в пропасть. Бездна приглашает его действовать… но чтобы возвысить или чтобы погубить?

 

Глава 25 Заражение

Парк за Академией, находящийся под единым Покровом с ней, Лира любила с детства. Он большой и тихий, в стороне от шумных улиц — кусочек леса в центре города. Редкие узкие тропки, отходящие от перекрестья центральных дорог, теряются в нём. Некоторые огромные деревья в самой старой части парка переросли и Академию. А ближе к реке, разделяющей Центр и Сатур, за рябинами прячется часовня, оставшаяся здесь со времён, когда Дона не была столицей. Покров не захватывает её. Смертные, новообращённые могут приходить к ней с мольбами о помощи.

Лира гуляла в парке каждый день. Она наслаждалась каждым кусочком солнца. Только его тепло ещё согревало девушку: ей казалось, что в груди поселилась огромная, холодная лягушка. Её силы таяли. Она таяла, как свеча и, сгорая, с горечью понимала, что освещает лишь темноту… пустоту! — и никто не идёт на её свет. Точно также, каждый свободный вечер дома охотница всматривалась в тени в углах пустой комнаты, мучаясь от новых жестоких приступов сердцебиения. Замирая от страха на краю пропасти, Лира всматривалась в бездну…

Приближалась осень. В воздухе уже чудился запах октябрьского пожара листьев и следующего за ним ноябрьского тлена. И ветер дул по-осеннему, обещая скоро принести холодные серые дожди.

Сегодня у часовни Лиру ждала девушка, темноволосая и смуглая. Охотница улыбнулась ей, подходя, махнула рукой. Она была рада избавлению от одиночества хоть на пять минут. Девушка приветственно махнула в ответ. В тёплый день она куталась в шерстяную шаль.

— Тесса! Как давно мы давно не виделись, — вполне жизнерадостно начала Лира. — Ты с новостями?

— Да, — девушка нервно оглянулась и поморщилась, когда блик солнца скользнул по её щеке. — Я могу поговорить с тобой тут, не в Академии?

— Конечно, — Лира опять проследила её резкое движение. — Не бойся. Ты со мной, никто тебя не тронет.

Тесса нервно усмехнулась, закрылась от солнца, следящего из-за веток, за крохотной шляпкой.

— Мы можем зайти в часовню, — предложила Лира и, не дожидаясь ответа, отомкнула замок на двери.

Часовня была темна, пуста. Самые тихие звуки многократно усиливались здесь, отражаясь от толстенных древних стен, не пропускавших извне никакого шума. Охотница прикрыла дверь, и в чернильной тьме перед зашедшими остались только светлые квадратные пятна, бросаемые сводчатыми окнами на пол. Тесса остановилась почти на пороге.

— Как видишь, я стала значительно чувствительней к солнцу, — снова усмехаясь, заметила она.

Лира только кивнула. Тесса была carere morte, пришедшая к охотникам в конце лета. Низшая и сотрудничающая с Орденом, как многие Низшие, из страха перед своим проклятием. Тесса напоминала охотнице зверька, прирученного, но не ручного. Лире было приказано общаться с ней без маски. Она подчинилась, сначала радуясь возможности подружиться с Тессой, но скоро поняла: это значит, именно ей поручено следить, когда Низшая исчерпает полезность и её придётся убить. Возможно, придётся убить именно Лире…

— У нас появился новый владыка, — робко сообщила Тесса.

— Уже?

— Да. Он обменялся с Конором кровью когда-то, значит, он его преемник. Он прежде служил Дэви.

Лира усмехнулась:

— Променял Высших на Низших? Как такое может быть?

— Он говорит, будущее принадлежит Низшим.

Лира вздохнула. Голову, как и вчера, накрывала холодная волна боли:

— Тебе лучше поговорить с главой Ордена об этом. Или с Бовенсом.

— Нет! — вампирша вдруг замотала головой.

— Почему? — охотница вздрогнула. — Боишься, что они заметят твои… изменения?

Тесса молчала.

— Где ты берёшь кровь? На бойне?

Вампирша кивнула.

— Я договорюсь, чтобы тебе давали больше.

Лира задумалась. Можно попробовать сказать, что эта кровь нужна для ещё одного вампира, который… который… не может приходить сам. Потому что… потому что слишком слаб… Хм-м… Допустим, после ранения серебром в голову? — ну да, охотники уже лечат раненых вампиров! Или он находится под пристальным вниманием главы? — чёрт, тогда одного свидетельства охотницы недостаточно…

Она с досадой потёрла ноющие виски:

— Ох, Тесса, и зачем ты стала carere morte!

Девушка быстро глянула на Лиру. Куда девалась её робость? На миг охотница увидела своё бледное отражение в её желтых кошачьих глазах:

— Я была одна. Ты же знаешь пустоту такой жизни, Лира?

День сменился ночью, но головная боль не ушла. Стиснув зубы, охотница собралась в очередной рейд. На ближайших к Академии улицах Сатура в последние недели таился какой-то новичок-вампир, и группе поручено было выманить его из укрытия. Предстояли нервные часы, но Лира порадовалась, что не придётся трястись в повозке, торопясь куда-нибудь далеко на север столицы, и чувствовать, что разбухшая от боли голова вот-вот расколется на части. Она взяла арбалет и чуть не охнула от его тяжести. Положила оружие на стол и, сняв перчатки, долго, с удивлением разглядывала свои руки: бледную-бледную, достойную carere morte кожу, тонкие высохшие запястья. "Да что со мной? От мигрени морок? Или я больна?"

"Да, больна. Одиночеством…"

Группа ожидала её у входа в парк Академии. Лира улыбнулась Агнессе, только боль превратила её улыбку в оскал. Родерик Бовенс, их руководитель, предложил:

— Лира, ты не откажешься сыграть сегодня роль приманки?

— Хорошо, — охотница успела перехватить его взгляд. Вслед за охотником увидела дрожание своей руки, придерживающей сложенный арбалет у пояса.

"Он заметил! Чёрт, чёрт, чёрт!"

Всю дорогу Лира шёпотом ругала себя. Перед Бовенсом она всегда старалась держаться: пост главы Севера тот принял три года назад от её отца, и в его присутствии в последней из Диосов всегда просыпалось желание доказать, что она не посрамит память родителей…

Охота. Лира не слышала дыхания того, кто шёл за ней. Только от ледяного взгляда Бездны ломило затылок. Вампир следовал за охотницей шаг в шаг. Всё ближе, ближе… Лира заставляла себя глядеть на маленькую далёкую звездочку единственного непотушенного фонаря в конце улицы, но то и дело скашивала глаза на окна домов, надеясь заметить в зеркале стекла отражение тонкой длинной тени, преследующей её. Мама говорила, исполняющая роль приманки должна доверять группе: не оборачиваться, не останавливаться, не бежать, провоцируя преследователя, не стрелять первой. Но Лира не могла полностью довериться таящимся где-то поблизости охотникам, и это злило её.

"Не ускоряй шаг. Теперь уже скоро развязка. Но первый выстрел не мой. Не мой…"

Взгляд из темноты пронзал копьём, почти невыносимой болью. Почти… Можно сделать ещё шаг. И ещё…

Тихий свист арбалетной стрелы. И охотница избавилась от копья взгляда вампира. Теперь можно вздохнуть, повернуться.

Carere morte был силён, но молод, глуп. Он едва обратил внимание на попавшую в тело стрелу, попытался преобразиться. Мгновение Лире казалось, что ему это удастся: поднявшаяся с невидимого в черноте ночи тротуара тень охватила его фигуру, но продержалась недолго. Вампир ринулся на Лиру, ещё не поняв, что перед ним также служитель Ордена, и отшатнулся от взгляда хрупкой девочки. Вторая стрела Бовенса ударила его в сердце, и он рухнул на камни, едва не зацепив охотницу.

Родерик, подойдя к нему, достал склянку для сбора крови.

— Нашим учёным, — зачем-то пояснил он Лире.

— Я знаю об исследованиях Морено, — буркнула девушка, отступая.

— Всё-то ты знаешь, — он передал наполнившуюся склянку Агнессе. — Ты готова провести ритуал?

— Я… — Лира вспомнила глаза Тессы. — Нет.

Склянка с чёрной в ночной тьме кровью очутилась у неё в руках. Лира отправила её в сумочку к пузырькам со святой водой и ухмыльнулась такому соседству. Агнесса привычно ассистировала Бовенсу, и закончили они быстро. Скоро охотники продолжили рейд.

— Тебе тяжело? — осторожно, пока не видел Бовенс, Агнесса коснулась руки подруги. — Может, тебе возвратиться домой, отдохнуть?

— Нет, что ты. Всё в порядке, — машинально ответила та. Так её учили.

— Тебе всегда тяжело после уничтожения carere morte.

— Убийства.

Агнесса нахмурилась:

— Не переиначивай слова. Это не убийство.

— А что это? Весёлая игра?

— Если б они умирали как люди, можно было б назвать это убийством. Но они… сгорают в пламени собственного проклятия. Они не люди, и это не убийство.

Лира вздохнула:

— Так себя утешают слабейшие из охотников.

Подруга вспыхнула, но, через секунду овладев собой, спокойно улыбнулась:

— Хорошо, пусть убийство. Но, Лира, зачем же ты вступила в Орден убийц?

— Я была только послушна воле родителей.

Агнесса звонко, дружески рассмеялась, затормошила её как ребёнка:

— Лира, не дуйся! Ты бы хотела, чтобы этот вампир убил тебя? Ну же?

Лира хмурилась и отбивалась, но, оттаяв, улыбнулась:

— Я всё объясню тебе. Позже.

В Академию они возвращались как подруги. Родерик, попрощавшись, ушёл вперёд, торопясь к Латэ с докладом. Девушки же, оказавшись на территории Покрова, пошли медленнее, будто прогуливались. Колонны деревьев парка отливали серебром в лунном свете. Шепот их листвы казался Лире похожим на шуршание сворачивающейся в огне бумаги, на шипение сгорающей свечи.

— Ты обещала мне объяснить, — тихо напомнила Агнесса.

— Только сначала скажи, что ты сама думаешь.

— Я думаю, что ты чересчур упиваешься своим страданием. А если говорить о вампирах, я верю клятве, которую произнесла при посвящении, каждому её слову.

— Значит, "проклятие, пришедшее пожрать мир"?

— Да. А ты попробуешь возразить?

— Когда мы убиваем carere morte, мы уничтожаем их души. Полностью, безвозвратно. Они в этом мире единственные погибают навсегда, понимаешь?

— Этот путь во тьму — их выбор.

Лира отчаянно замотала головой:

— Не понимаешь… Этот путь, во тьму, не единственный их выбор.

Она замолчала, чувствуя, что нужно дать теперь сказать охотнице. Агнесса неуверенно проговорила:

— Какая-то ересь. От кого ты наслушалась такого?

— Он не может быть единственным, просто не может. Потому что это безнадёжность. Такого не бывает, не должно быть в мире! Нас учат, что спасение для carere morte невозможно, и учителя не правы. Потому что если они правы — всё бессмысленно! Души вампиров не мертвы. Просто carere morte ближе, чем мы подобрались к краю Бездны. И мы толкаем их туда — в Бездну, в пустоту, а должны бы протянуть руку, помочь… Мы губим их, не проклятие! Они творят в этом мире меньшее зло, убивая нас.

Лира видела, в глазах девушки сверкнуло понимание при первых её словах, но скоро эта искорка начала гаснуть. Когда она закончила, Агнесса сокрушённо пробормотала:

— Но ведь нет ничего в мире, что могло бы спасти их!

— Если мы чего-то не знаем, это не значит, что этого нет.

Охотница встряхнула головой, будто избавлялась от дурмана, засмеялась:

— Значит, и в Бездну ты также веришь?

— Да, — твёрдо ответила Лира, не обращая внимания на её смешок. — Да, и в Бездну я верю. Также.

"Она реальна. Также реальна, как тень от солнца, как отражение в зеркале. Ты чувствуешь её прикосновения? Они ледяные. Они достигают твоих чувствительных струн и распространяются по ним. Они замораживают твои нервы — и ты больше не чувствуешь ничего: ни страха, ни сомнения. Остаётся лишь любопытство — равнодушное, ледяное, как всё вокруг: что будет, если я загляну чуть дальше? Когда ты жжёшь свечу и бездумно следишь за гостьями-тенями, носящимися по стенам, когда ты склоняешься над тёмным зеркалом и пугаешься там, за стеклом, другого человека, и боишься осознать, что этот другой — ты и всегда был в тебе, когда ты видишь край обрыва и замечаешь за ним в прозрачном воздухе тонкий ажурный мост, сотканный из света — тогда ты чувствуешь: Она рядом. В этом мире. Она заполняет его. Её пустотой здесь полно всё. Но она ускользнёт из твоих рук, спрячется от твоих взглядов: не коснуться, не придать ей форму и плотность, не извлечь… Не уничтожить! Она здесь правит. Ей здесь принадлежит всё. И мы мечемся, нанизанные на иглу её мыслей".

В молчании, погружённые в думы, они спустились в арсенал. Лира совсем замкнулась, напуганная своей откровенностью. При этом она отметила, какое влияние её убеждения, оказывается, способны производить на окружающих, и тайно порадовалась.

В Академии было людно: недавно закончилась последняя ночная стража. Арсенал из-за собравшихся здесь людей, показался Лире неожиданно маленьким. И в архиве горели светильники, там весьма шумная компания праздновала удачную охоту. Среди всего этого света и шума девушка почувствовала себя чуть ли не оскорблённой.

Быстро проверив арбалет и убедившись в его исправности, она вернула его на стену, откуда взяла перед рейдом, и отыскала взглядом Агнессу. Оказалось, та присоединилась к группе, обсуждавшей вчерашнюю облаву в Западной Пенне. Лире здесь задерживаться не хотелось, и она направилась к выходу.

Карл остановил вернувшегося из рейда Тэго и втолковывал ему схему своей новой ловушки для carere morte. Марк периодически обзывал его теоретиком, но не уходил. Эти двое закрывали Лире выход из арсенала. Она обошла стойку с мечами, ненамеренно услышала Алекса, говорившего кому-то весьма созвучное её идее:

— Многое из того, что делает вампиров вампирами заложено в людей изначально. Между нами и carere morte не пропасть. Нас и их разделяет лишь шаг…

На неё вдруг навалилось что-то. Сверху, резко, ударом, от которого закружилась голова. Неужели воздух может быть таким тяжелым? Не воздух — мокрая вата… Ноги подкашивались, но Лира решила, что сумеет, не привлекая ничьего внимания, дойти до скамьи, и сделала шаг. И повалилась на пол.

Она лишилась сознания едва ли на мгновение, необходимое чтобы упасть, тут же очнулась, почувствовав резкую боль в подвёрнутой правой руке. Испуганные возгласы. Лире на помощь бросились все, но она уже приподнялась, сама. Ладонь правой руки оставила на полу кровавый след. На ней был глубокий ровный порез. В сумочке на поясе что-то нехорошо хрустело. Ах, да! Похоже, она разбила склянки с водой.

— Ты что? — испуганно спрашивала Агнесса, оказавшаяся ближе всех. — Ты больна?

— Нет. Случайность. Голова закружилась.

— Ослабить тебе корсет?

— Нет, — оскорбилась Лира, окончательно поднимаясь. — Я не теряла сознания. Только рука…

Девушка отстегнула сумочку от пояса. Она была вся красная. Откуда столько крови? Лира открыла сумку. И внутри всё красное, липкое. Что такое? Ах, кровь того вампира…

Кровь… вампира?!

— Кажется, я заразилась, — дрогнувшим голосом сказала Лира.

Её усадили на скамью, и она принялась торопливо объяснять, крепко зажимая запястье правой руки, будто это могло остановить распространение проклятия:

— Я порезалась о стекло. В сумочке разбились склянки.

Кто-то подскочил с бинтом, но она остановила его:

— Там была склянка с кровью вампира. Она тоже разбилась. Кровь carere morte наверняка попала в рану! Что мне теперь делать?

— Разве этого достаточно для заражения? — неуверенно спросила Агнесса.

— Не бойся. Чтобы стать вампиром, нужно пожелать стать вампиром, — заметил Алекс. Взгляд его чуть грустных тёмно-серых глаз почти успокоил Лиру. — И даже в этом случае большинство новообращённых удаётся спасти.

Охотница кивнула. Действительно, новообращённых, то есть вампиров, ещё не попробовавших человеческой крови, в большинстве случаев удавалось исцелить от проклятия. Для этого охотнику требовалась святая вода, ритуальная формула и море терпения: процесс исцеления мог занять несколько дней. Лира представила себя на месте новообращённой и содрогнулась. Нет! До этого не должно дойти. О, Господи, пожалуйста, пусть до этого не дойдёт!

— Здесь есть человек, которому одного взгляда будет достаточно, чтобы определить, заразилась ты или нет. Линтер. Узнай у него, — посоветовал Карл.

— Линтер?

— Младший, Винсент. Он у главы сейчас.

Агнесса промыла порез водой, той самой, что используют в ритуалах Ордена, и забинтовала раненую руку Лиры. Вместе девушки поднялись на третий этаж, где в кабинете декана философского факультета Академии обитал Филипп Латэ, глава Ордена.

Винсента Лира заметила ещё с лестницы. Он забрался на подоконник среднего из трёх окон, выходящих на перекрёсток улиц, и, судя по раздражению, написанному на его лице, с главой они не поладили.

Девушки рассказала ему о происшествии в арсенале. Он соскочил с подоконника, осторожно взял пораненную руку Лиры, но почти сразу же отпустил. Обронил:

— Ты не carere morte. И никогда им не будешь. Ты не способна стать вампиром, проклятие не задержится в твоей крови.

Смешно… Но эта безапелляционность обидела Лиру. Никогда не стать вампиром? Ха, он может поручиться?

— Как ты это понимаешь? — Агнесса смотрела на Винсента с ужасом и восхищением. — Откуда в тебе эта сила? На такое не способен и глава!

Избранный оказался чувствителен к лести, заулыбался, довольный собой, но сказал мрачно:

— Латэ и не на такое способен. Я много лет прожил в Карде, цитадели вампиров. Там распознавать вампиров учишься быстро. Особенно, когда приходится жить с ними в одном доме…

Агнесса улыбнулась:

— Историю про твою тётушку-вампиршу я уже слышала.

Он смутился почему-то. А Лира поняла: между ним и Агнессой есть связь, симпатия… и почувствовала себя третьей лишней.

— Значит, ты уверен, что заражение мне не грозит? — с сомнением спросила она.

Винсент отвернулся к окну, чуть помедлив, предложил:

— У проклятия было мало времени. Ты можешь подождать час, и я скажу точно.

За его вежливостью пряталось равнодушие. Он не допускал и мысли, что ошибся в определении диагноза, и предложением подождать час лишь хотел окончательно успокоить её. Но Лира не попрощалась и согласилась ждать. Здесь было хорошо. За большим окном — просыпающийся город. Она даже подумала: неплохо бы подняться на последний пятый этаж, откуда будет видна вся Дона. Пусть они поговорят вдвоём… Потом она решила, что это будет, пожалуй, бестактно, и осталась.

В молчании прошло несколько минут. Потом Агнесса решила начать беседу, звонко сказала:

— У нас с Лирой сегодня после рейда был интересный разговор. Подруга считает, что Орден поступает неправильно, убивая вампиров. Не проклятие, а мы их губим. Она говорит, и для них в мире должно быть спасение. Коль существует Бездна, должно быть и средство, исцеляющее carere morte от их проклятия.

— Я говорила не так, — тихо возразила Лира. То, как Агнесса переиначила её слова, охотнице совсем не понравилось.

— Вы знаете легенду о Даре? — его пронзительные светлые глаза сейчас были туманны, задумчивы. — Согласно ей, Избранный, наделённый особым Даром, способен закрыть двери Бездне в этот мир. Тогда вампиры исцелятся и получат свои души назад.

— Я знаю эту легенду, и в ней ничего не говорится об исцелении, — наверное, у Лиры было весьма озадаченное выражение лица. — Если Избранный выберет служение Ордену, он сможет победить проклятие… — и всё! Там не сказано, как.

— Я слышал её от carere morte, — он усмехнулся. — Мне рассказала её тётушка, приближённая самого Владыки. И потом слышал её ещё раз от одной знакомой. В интерпретации этой легенды вампирами, Избранный принесёт им исцеление.

Ветер играл со створкой окна справа. Вот она захлопнулась с грохотом, и Лира вздрогнула. Она вдруг вспомнила, что по приказу Латэ об "Избранности" Винсента не должен знать никто и испугалась, что он проговорится сейчас Агнессе.

— Нет, не проклятие, они сами губят себя. И спасение, которое есть в них самих, отвергают, — задумчиво сказал Винсент после долгого молчания.

— Спасение в них самих?

— Да. Некоторых из них можно вернуть, но они боятся в это поверить. Они сочинили Бездну, лишь бы не признавать, что больны. Они ненавидят своё проклятие, но берегут его. Они презирают своё существование, но отчаянно цепляются за него. Они уверяют, что свободнее всех на земле, и у них жалкий, затравленный взгляд, — Избранный снова усмехнулся. — А старый дурак до сих пор отказывает мне в посвящении! — обиженно закончил он.

— Винсент! — ахнула Агнесса. — "Старый дурак" может тебя услышать!

— Пусть слышит!

— Латэ всё ещё отказывает тебе в посвящении? — удивлённо спросила Лира, не подумав. Они с Винсентом переглянулись как два заговорщика, и это не укрылось от Агнессы.

— Сам виноват, — жестоко сказала она. — Конечно, он разъярился! Ты поступаешь безответственно и легкомысленно, выходя в рейды. Ты, единственный на данный момент в Ордене обладатель дара распознавать carere morte среди людей, подвергаешь себя глупому, ничем не оправданному риску! Новичков к охоте не допускают, и ты не исключение.

Винсент сделал вид, что раскаивается в своей ошибке, и Агнесса успокоилась, забыв едва не открывшуюся ей тайну. Лира отвернулась, поглядела за окно на светлый крест двух улиц. Как же она ненавидела все эти тайны, всю эту чужую ложь, которую её здесь постоянно вынуждали покрывать! Тайна занятий её родителей, тайна существования Ордена, тайна клятвы, теперь тайна Избранного… Голова всё болела, и Лира вспомнила, что впереди ещё дневной рейд, и искать спящих carere morte предстоит не где-нибудь, а в мерзких, сырых, кишащих крысами подвалах. Девушка застонала сквозь зубы: и зачем она так нагружает своё расписание, и как она умудряется выбирать себе самую тяжёлую работу? Когда через час Винсент подтвердил свои слова, она сразу ушла, торопясь. Вопреки заверениям самого Избранного Лира чувствовала что-то незнакомое, тёмное, поднимающееся по раненой руке к телу, тянущееся к сердцу. Что-то холодное и тягучее, как грязь. И также отчётливо она ощущала взгляд Избранного, провожающий её: недоверчивый, присматривающийся, ищущий взгляд, и, вжимая голову в плечи, боялась его, как вампиры боятся ритуала.

 

Глава 26 Глава Ордена

Латэ понимал, что люди, видящиеся ему, лишь призраки, созданные его уставшим воображением и весьма шаблонные, но иногда эта картина вставала перед глазами такая ясная, такая чистая, что он почти верил: в конце концов, вполне вероятно, так всё и было много лет назад…

…Этот зал холоден и тёмен. Узкие окна высоко наверху бросают решетчатые пятна света на пол: мозаика света поверх мозаики камня. В зале двое, мужчина и старуха. Они негромко беседуют, сидя в креслах у притихшего огня.

Мужчина ещё не стар, но уже сед. Он бледен, тонкие губы почти бесцветны, светлые глаза прозрачны как лёд. Его собеседница стройна и величава, как подобает королеве. На всё ещё красивом, но словно застывшем лице живут только глаза. Они, мерцающие в тени глубоких глазниц, страшны — словно принадлежат другому человеку, точнее, духу: коварному, проницательному, тысячелетнему. Уголки губ прячутся в тяжёлых скорбных складках.

— Мы обречены, — говорит старуха, спокойно и ровно. — Ты знаешь это, Лоренс. Макта не успокоится.

— Нам нечего противопоставить ему, — со вздохом соглашается мужчина. — Сперва настанет ваш черёд, Кармель, потом мой. Я восхищён вашим мужеством. Вы так спокойны…

— Я готова к смерти. Ах, если бы его месть насытилась одной моей жизнью! Проклятый Дар владеет сейчас моей кровью, но после моей смерти он изберёт нового потомка Арденса. Кто это будет, я не знаю. Может быть, ваш сын? Лишённый жизни уничтожил всех моих родных, всех, на чью кровь падал отблеск моего Дара, но не успокоился. Ему нужны все ветви моего, вашего… — нашего дерева! С этим я не могу смириться. Этого мы не должны допустить.

— Кармель… Я скорблю вместе с вами. Я восхищён вашим благородством. Вы, лишившаяся всех, теперь заботитесь о других, но, повторюсь: нам нечего противопоставить ему. Ведь он требует то, что по праву должно принадлежать ему, то, что Арденс обманом отнял у него! Нам не к кому обратиться за защитой… Не к кому! — Лоренс переходит на шёпот. — Сказка врёт о появлении Дара, но мы-то знаем правду: он появился в ритуале Атера, когда Лазар Арденс отнял у Макты жизнь, чтобы продлить свою. Кого молить нам, живущим вопреки всех законов — божеских и человеческих?

— Ваши глаза выдают вас. Вы задали этот вопрос, уже зная ответ. Увольте меня от рассуждений о законности! Грядущие поколения не будут платить уродливому созданию Арденса. Я знаю способ.

— Уж не Ари ли алхимик, подсказал его вам?

— Когда Дар исчезнет, Макта не сумеет различить нас среди других. Он оставит нас и, возможно, оставит мир. Способ Ари — ритуал с человеческой жертвой, подобный тому, в котором родился Макта. Понадобится одна жизнь, и я готова к смерти, — монотонно повторяет старуха.

Долгое молчание.

— Вы хотите, чтобы Дар исчез? Навсегда? — тихо спрашивает мужчина.

— Дар — наша погибель, Лоренс. Его необходимо уничтожить! И дело даже не в Макте. Макта скоро уйдёт! Если кто-то однажды сумеет воспользоваться Даром, как должно, наша молодая страна прекратит существование!

— Макта, возможно, оставит нас, но не оставит мир. Такую ярость ничем не рассеять. Против кого тогда обратится его ненависть?

— Если вас не трогает судьба ваших детей, вспомните вашу клятву, Лоренс, — и мужчина вздрагивает, пойманный её взглядом, нанизанный на него. — Вы же поможете мне?

Латэ отогнал некстати явившееся видение. В реальности било три пополудни. Прозрачный осенний день за окном наполнился шумом, гомоном чуть ли не сотни людей: сегодня в Академии был короткий день, и последние занятия студентов завершились. Когда раздражающий слух галдёж, похожий на птичий, достиг высоких окон третьего этажа, Латэ поднялся и, ловко орудуя шестом, закрыл фрамугу. Звуки улицы тотчас стихли, и глава Ордена благодарно улыбнулся любимой тишине, плотной как саван. Его собеседник, наоборот, побледнел, лицо его застыло маской, а тонкие пальцы нервно забегали по подлокотнику гостевого кресла.

— Избранный, Дар — что стоит за этими словами? — неторопливо начал Латэ. — Сейчас тебя, как многих до тебя, называют Избранным, и ты принимаешь это обращение без ложной скромности. Но известна ли тебе истинная история Дара? Реальность — не та сказка из старой книги. Рете, Гесси, Крас — что говорят тебе эти фамилии?

— Основатели Ордена.

— Не очень-то уверенно! Хотя, совершенно верно. Основатели. Теперь — покровители. Но это — только то, что находится на свету. Это видимая сторона Луны. А что за ней? Что там, в темноте, не знавшей солнца?

Линтер, последний Избранный, чуть приободрился.

— Вы всё время меня пугаете, а сами боитесь, — смело заметил он. — Чего же? Владыка вампиров боится, что, став Великим, Избранный не станет слушать его. Наверное, и вы боитесь того же. Уверяю вас, я не претендую на ваше место! Если вы согласитесь выслушать меня… хотя бы раз! — тихо, с горечью добавил он, — я объясню вам, каким я вижу будущее после моего посвящения.

"Замолчи! Мальчишка! Ты ничего не знаешь! Будущее? Его не будет!"

— Что ж, поведай мне свои мысли, — вслух сказал глава. Он сложил ладони домиком и подался к собеседнику, чтобы слушать, но всё же не удержался от новых поучений. — Вдруг среди них мелькнёт здравая, приличествующая истинно Избранному? Хотя, вряд ли. Избранный! Что за преувеличение? До тебя сотни людей владели Даром, сотни придут после тебя. Право назваться Избранным будет иметь лишь тот из всего множества, кто подчинит себе Дар и откроет миру его целительную силу. Что ты хочешь поведать мне сейчас? Я полагаю: посвящение, освобождение Доны и следующая цель — Карда. Кем ты видишь себя, если не главой преображённого Ордена?

— Я не считаю себя вправе диктовать Ордену его политику в Доне и Карде. Избранному должно быть факелом, что зажигает сердца других. Посвятив меня в Орден, вы откроете для меня путь к сердцам carere morte, я пойму, как исцелить их. Я займусь исцелением бессмертных. Если же вы захотите начать войну против Дэви и его старейших, можете распоряжаться мной, как любым из охотников.

— Не всё так просто, как представляется тебе… — глава замолчал надолго. Избранный не посчитал нужным скрыть тяжкий недовольный вздох. Латэ отыскал на своём столе карандаш и бумагу и с минуту задумчиво чертил что-то на листе.

— Я открою тебе тайну, — наконец сказал он. — Слушай же: твоим Даром прежде владели основатели.

Молчание. В глазах Избранного мелькнуло разочарование, лицо снова окаменело.

— Ну и что? Дар выбирает любого, когда-то он выбрал Красов и Гесси. Ну и что?! Где здесь противоречие с легендой?

— Прежде Дар выбирал только их, основателей. Потому что они кровью связаны с Арденсом, первым Королём и первым Избранным.

— Кровью?! — тихо, с отвращением, переспросил Винсент. — Вы хотите сказать, они были carere morte? Над Орденом стоят carere morte?!

— Нет, — Латэ обнаружил, что ещё умеет смеяться. — Нет-нет, связаны кровью означает всего лишь, что все основатели — потомки Арденса. Дар принадлежал им, пока они не отказались от него. Это сделала леди Кармель из рода Красов. Много, много лет назад…

— Она — тот человек из легенды, который устрашился своего Дара?

— Нет! Кармель не просто перестала пользоваться своей силой. Она сумела оторвать Дар от себя и от крови Арденса. После неё никто из Арденсов не владел Даром. Дар ушёл от них, возможно, навсегда.

Избранный молчал, ждал дальнейших объяснений. Латэ продолжил:

— Чародей, которого сейчас мы назвали бы учёным, помог Кармель. Он приготовил снадобье, она выпила — и тем избавила Арденсов от Дара.

Глава Ордена умолк, завертел карандаш в пальцах. Избранный перед ним хмурился:

— Почему она решила отказаться?

"Макта, Первый вампир, Владыка Карды, охотился за Арденсами тогда. Он убивал их. Он находил их благодаря Дару: Дар связывал всех Арденсов в единую, видимую единственному carere morte, сеть, — он молчал, кусал губы, но не говорил это, — Кармель избавилась от Дара, чтобы защитить остальных потомков первого Короля! Она хотела избавиться от Дара совсем, но это не получилось. Дар — страшная тайна, позорная тайна Арденсов! Сейчас им наплевать на терзаемый вампирами мир вокруг — они будут защищать эту тайну и своё жалкое существование. Они не захотят, чтобы Избранный выдал её миру!" — Ты не знаешь, каков этот Дар! — вместо этого сказал Латэ. Не сумев сдержать эмоцию, он почти закричал. — Может быть, он чудо, но также верно: он — чудовище, что способно погубить целый мир. Чудовище, что погубит наш мир! Увы, Кармель не удалось уничтожить его… И сейчас её потомки не позволят тебе владеть им! Твоё посвящение невозможно!

Он запугивал Избранного. Точно так же, как его самого запугивал Крас, когда новоиспечённый глава Ордена узнал тайну происхождения вампиров. Но у Латэ не получалось. Может быть, потому, что перед ним был юноша, которому ещё нечего терять, который вовсе не дорожит своей жизнью и точно также — миром вокруг? Он будет рад разрушить старый мир: так испокон веков юность расчищает себе дорогу.

Избранный занервничал, он вцеплялся в подлокотники кресла, и Латэ подумал, что, вероятно, Винсент представляет сейчас на их месте шею ненавистного главы.

— Как, почему Дар, несущий исцеление, вы называете чудовищем?!

"Дар — гибель Арденсов, Избранный, что сумеет овладеть им, погубит их — они так считают и ничто в мире не переубедит их. Если я приму тебя в Орден, твоя сила возрастёт, станет ещё более заметна. За Избранным непременно потянется Орден… Но покровители не позволят вам существовать! Ты хочешь, чтобы я обрёк на гибель охотников и дело трёх веков из-за тебя, Избранного?! Что же прикажешь мне делать с тобой?"

— Ты и сам знаешь ответ. Ты помнишь историю человека, ставшего Великим вампиром? Владыка бессмертных Алитер отдал ему свою кровь, и так проклятие carere morte вошло в Дар Избранного. Твой Дар несёт частицу проклятия, она останется в нём и после твоего посвящения. И она лишь увеличится, когда твоя сила возрастёт.

— Став охотником, я смогу её контролировать!

Латэ грустно покачал головой:

— Нет, нет. Во-первых, не каждый посвящённый умеет пользоваться своей новой защитой от carere morte. Во-вторых, защиту рядового охотника легко разрушает сильный бессмертный.

— Во-первых, моя сила растёт! Вероятно, я обойдусь и без вашего посвящения!

— Тогда ты разрушишь себя.

— Вы скрываете что-то. Какую-то тайну, — Винсент поднялся. — Но я всё равно её узнаю! И скоро!

Не прощаясь, он скорым шагом покинул кабинет, нарочно хлопнул дверью — стандартное окончание их беседы.

Глава Ордена поднялся, подошёл к единственному окну кабинета. Академия стояла на высоком берегу Сермы, и с крыши здания Дона была видна почти до самых северных границ. С его же третьего этажа, окнами выходящего на Рябиновую улицу, хорошо просматривался Сатур. Латэ долго всматривался в вытянутые кверху силуэты старых домов, яркие, чистые — на фоне бледно-голубого неба.

Пелена окончательно спала с его глаз в момент убийства Конора. Он понял: все три года с момента вступления в должность главы Ордена мир вокруг казался ему иным. Мир вокруг был серым и пах дождём и дешёвыми сигаретами. Грустный, тесный мир… Вот значит, как работают чары Низших! Он предостерёг от них стольких новичков-охотников, но сам попался в изящно сплетённую сеть. Идея Конора казалась Латэ его собственной, всего три слова: никакого Дара нет.

Никакого Дара нет! Он верил в это и убеждал других с всё возрастающей страстью. Никакого Дара нет, давно нет! Кармель уничтожила его, а то, что рассказывают в Карде, придумано бессмертными Дэви. Их легенда, выдуманная со скуки, так распространилась среди смертных, потому что даёт пусть иллюзорную, но надежду, что тьма не вечна и есть в мире нечто, сильнее и больше Бездны, над Бездной. Но потом: первый тревожный сигнал — упорные слухи о странных поисках Дэви в Карде, о поисках Избранного. Второй — появление странного Линтера, чьи способности распознавать вампиров далеко превосходили доступные даже главе Ордена. Третий, последний, — безумная вампирша, перешедшая Покров, поведавшая о плане Конора! Мира сказала мало, большую часть Латэ домысливал сам. Но больше, чем известие о двойной игре старинного друга Ордена, его поразила странная, такая неожиданная… и предсказанная несколько веков назад вера вампирши в своего Избранного.

Он поверил ей, поверил ещё до того, как сознался Конор, до того, как близ Источника был обнаружен предмет, некогда бывший телом вампирши Селены Ингенс. Дар есть, спустя три столетия после Кармель, он выбрал молодого Линтера. В его руках — руках главы Ордена оказалось величайшее сокровище людей!

И теперь он не знал, что делать с ним. Слишком многое легло на весы… он не мог решить.

Он смотрел за окно, и не видел города, словно тот уже исчез. Избранный, овладевший Даром — первый шаг на пути к хаосу: Красу удалось вдолбить это в голову Латэ так глубоко, что даже мысль о посвящении Линтера пугала главу. Их мир смоет волной, сметёт ураганом, оком которого будет Избранный, чудо… и чудовище! Чудо, что уничтожит бессмертных, чудовище, что разрушит основу мира… Ему ли выпускать его из клетки? Ему ли губить мир?

Ему! Вознесённому на столь высокий пост благодаря череде несчастных совпадений. Все считали — выше главы района Латэ не прыгнуть. Он и сам соглашался с этим. Вечно сомневающийся, никогда до конца не уверенный хотя бы в своих действиях — он не был и не мог быть достоин звания главы. Но вдруг ужаснейшая осень семидесятого: умирает Рего, тогдашний глава, потом пропадает Диос — первый кандидат на пост. Следующий за ним Гесси слишком молод и обременён семьёй. Пекко отказано в должности — он не угоден Красу. И вот, через месяц Латэ, которого никто, в том числе и он сам, не мог представить на посту главы Ордена, принимает в охотники Лиру, единственную дочь исчезнувшего Диоса!

С наступлением вчера Латэ с кипой тетрадок перебрался в смежную с кабинетом комнату отдыха. Это был маленький треугольный закуток, оставленный, по причуде строителей Академии, без окон. Здесь философ засветил лампаду и, пытаясь отвлечься, занялся проверкой студенческих работ. В шесть вечера раздался стук, и тут же, не дожидаясь разрешения, дверь отворили. Это был Карл, молодой секретарь главы Ордена.

— Бовенс принёс отчёт по седьмому округу. Вы просмотрите его сейчас?

— Родерик ещё здесь?

— Нет. Он будет в двенадцать, после рейда.

— Хорошо. Проходи, Карл.

Латэ взял отчёт — два листа, в стиле лаконичного Бовенса, и погрузился в его изучение. Это заняло всего две минуты, и, отложив листы, глава пробормотал:

— "Придётся временно остановить продвижение на север", — закономерный вывод!

— Вы недовольны? Это вынужденная мера. Город растёт быстро, мы не успеваем за ним.

— Уже прочитал? — добродушно усмехнулся Латэ. Карла он взял на службу около полугода назад. Он был одним из тех немногих служителей Ордена, кому посвящение в охотники не смогло дать силу противостоять carere morte. Причина этого была одна — безверие. Но Карла Латэ всё же привечал: несмотря на фиаско с посвящением, он не лелеял свои неудачи и с охотой клялся послужить Ордену хотя бы в стане простых смертных.

— Можно мне пойти в рейд с группой Тэго? У меня есть идея, я хочу её проверить, — с преувеличенной беззаботностью спросил секретарь.

— Какая идея?

— Идея ловушки… для вампиров.

Глава вздохнул: ещё один нарушитель правил!

— Смертным, лишённым защиты, в рейды выходить запрещено, — со строгостью преподавателя сказал он. — Вот когда ты обзаведёшься щитом охотника…

— Как я это пойму, если не при встрече с вампиром?

— Это пойму я — и довольно.

Глава видел недовольство молодого охотника. Но Карл не спросил вслух: почему же младшему Линтеру позволено нарушать правила? И Латэ смягчился:

— Ты получил защиту охотника, пройдя посвящение, она с тобой, только ты её не видишь, и, значит, не можешь взять её щит в руки. Но есть много способов найти его, помимо встречи с carere morte лицом к лицу! Исцеление новообращённого, беседы с дружественными нам Низшими… Иногда бывает довольно одного взгляда на портрет или фотографию бессмертного.

— Я всё это прошёл.

— И carere morte остались для тебя сказкой. Ты смотришь на них, но не видишь. Ты всё ещё не веришь в их реальность. Не веришь! Твоя зрячая слепота — слепота атеиста. Может быть, тебе придётся пройти всё не один раз, прежде чем ты обретёшь Веру.

Он отвлёкся, вспомнив Конора и его последнее: "Помни об узах дружбы"! Проклятый Низший, нашедший ход через его чувства в его разум! Станут ли слушать новички-охотники его нравоучения теперь? Его, подвластного чарам carere morte, подобно наивнейшему из смертных!

— Та вампирша… она не приходила больше? — спросил Карл.

— Та, которую ты пустил за Покров? — пошутил глава. — Нет.

— Когда я вёл её, я не догадывался, что она carere morte. Как вы думаете, почему Покров пропустил её? — Карл подождал ответа, и, когда он не прозвучал, несмело добавил:

— Может быть, когда вы принимали его, в день вашего вступления в должность, произнося ритуал наложения, вы ошиблись в каком-то слове?

Латэ дёрнул плечами в знак отрицания и поторопился выпроводить слишком проницательного секретаря. Когда придёт время, он введёт этого юношу в ближний круг. Из него выйдет толк.

…После ухода вампирши глава кинулся наверх, на крышу здания: оттуда, от шпиля Академии брал своё начало знаменитый в узких кругах бессмертных Покров. Латэ боялся, что Конор каким-то образом заставил его изменить ритуальную формулу наложения Покрова так, чтобы под него смогла пройти carere morte. Изменить — и сразу же забыть… Если это так, Орден в великой опасности, какой он не знал со времён Великого вампира.

Он достал из тайника серебряный ларец — хранилище главной тайны охотников. Сургучная печать, которую глава лично поставил на нём в день своего вступления в должность, была цела. Латэ быстро, едва касаясь пальцами, проверил все хитроумные запоры и окончательно убедился — ларец не вскрывали.

Кажется, только теперь охотник смог вздохнуть. Сердце забилось сильно, кровь прилила к голове, он вынужден был сесть. Покров оставался целым и неизменённым. Неуязвимым для бессмертных. Как же carere morte удалось пройти за него? Что за уникальность заключена в Мире Вако?

Он не знал ответа и, значит, никто не знал.

В полночь он спустился в хранилище.

Латэ был здесь нечастым гостем, и в глазах собравшихся перед вторым рейдом охотников мелькала тревога: что за из ряда вон выходящее событие заставило главу прийти сюда? Может быть, катастрофа в Западной Пенне? Или новости из Карды, куда в скором времени должен возвратиться Владыка вампиров? А, может, что-то совсем страшное — вроде вести о возвращении Старейшего из бессмертных, Макты?

Глава обманул их ожидания, он махнул рукой:

— Никакой критической ситуации. Занимайтесь своими делами!

Он отыскал Бовенса и, обсуждая превратности ведения дел Ордена в Северной Пенне, они вновь поднялись на этаж Латэ.

— Довольно. Оставим Пенну, Родерик, — сказал глава. Они остановились у окон площадки центральной лестницы, выходящих на перекрёсток улиц. — Ты близок учёной группе Морено. Что Герберт говорит о Даре? Избранному действительно необходимо пройти посвящение, чтобы его Дар обрёл полную силу?

Бовенс задумался. Глядя за окно, он по привычке прихватил двумя пальцами жилетный карман, будто проверяя, на месте ли часы.

— Я не могу понять, зачем вам это, Филипп, в любом случае, этому посвящению не бывать… Но, что ж. Морено считает так: посвящение не усилит Дар, но позволит изолировать частицу проклятия, содержащуюся в нём. Избранный получит защиту охотника, и проклятие carere morte, которое он носит поневоле, перестанет его терзать. Винсент рассказывал мне: все его попытки исцеления заканчивались неудачей, потому что во время действа его начинали мучить странные видения, и он отступал раньше, чем процесс исцеления завершался. То набирало силу проклятие Алитера. Если дать Избранному щит охотника, оно отступит.

— Но не уничтожится!

— Нет. Ни я, ни Морено не представляем, как убрать это проклятие. Уничтожить carere morte, так сказать, во плоти, довольно просто, но… это — что это? Дух? Мысль? Память? Идея?.. — чёрт знает что!

Бовенс ушёл. Латэ перед тем, как возвратиться в свой кабинет, подошёл к центральному из трёх окон площадки, и приблизил лицо к самому стеклу. Он ожидал удара часов близкой к Академии Солнечной башни Ратуши, но те забыли отметить уход первого часа ночи. Время замерло, мир застыл в ожидании его решения. Мир за стеклом и сам из стекла — хрупкого, тонкого, удивительно прозрачного.

— Избранный в Ордене — угроза существования Ордена, Избранный у Дэви — гибель тысяч невинных, Избранный у основателей — конец надежде, — шептал он. — Что же предпочтительнее спасти: Орден? Кучку людей? Или Надежду?

Он двинулся в коридор крыла Ордена. Приотворённая дверь его кабинета облеклась в рамочку света: кто-то был там. Уходя, он запирал дверь. Запасные ключи же были только у Карла, герцогини Рете и…

"…герцога Краса!"

Пробормотав короткую молитву сквозь зубы, он ступил за порог. В кабинете была Адора Рете, но вспыхнувшая было радость мгновенно погасла, и тяжесть непомерной ноши вновь навалилась на плечи.

— Филипп, куда ты уходил? Я жду уже полчаса! — простонала Адора. Герцогиня была в крайнем волнении. — Филипп, ах, Филипп! Он узнал об Избранном!

— Крас?

— Да!

Испугавшись его молчания, его неподвижности, она подошла и — видение далёкой юности! — прислонилась к его плечу, ища поддержки.

— Я из Арденсов, но я поддержала бы тебя, даже если б ты решил дать Избранному силу охотника. Великая надежда народа Карды превыше страхов кучки сановных стариков, цепляющихся за свою никчемную жизнь. Но он… Крас потребует… Ты знаешь!

— Принести Избранного в жертву…

— Я не могу противостоять ему. Ни Рете, ни Гесси. Красы сильнее нас, и, ты знаешь, будут задеты интересы не только Красов, так что…

— Я думаю, мы с Избранным ещё поборемся, Адора, — он сам не знал, как эти слова сорвались с его губ.

— Ты уверен?

— Нет, не уверен, Адора, — Латэ вздохнул. — Дар Избранного — чудо, а чудо во все времена было опаснейшим оружием на свете. Я боюсь, что не удержу его на цепи — да и кто этого не боится? Дэви? Он, также как и я, медлит. Но я всё-таки думаю: поскольку чудо само пришло к нам — нам не должно гнать его.

По стене вновь плясали тени, порождённые пламенем единственной, почти догоревшей свечи, и главе Ордена вдруг показалось, что они указывают ему многие направления, многие пути. Перед ним была сеть дорог, и перед его мысленным вором вставали люди, его волей, с его верой идущие по ним, попирающие ногами пылающий старый мир.

"Огонь догорит, и останется пепел, серый пепел. Единый конец, лучший конец для всей этой истории…"

— Была ли вампирша, пришедшая к нам летом, уверена, что Покров пропустит её? — промолвил он. — Нет! И это тоже чудо! Такого не бывало прежде. Это всем показалось бы безумием. Это должно было погубить её! Но она шла…

 

Глава 27 Болезнь

В конце сентября Винсент куда-то пропал. Большинство полагало, что он ушёл из Ордена, разочаровавшись, но Лире была известна очередная тайная правда: Дар не удалось скрыть от некоей влиятельной персоны, желающей смерти Избранного. Скоро поползли слухи о человеке, подобном тому, который стал Великим вампиром. В Ордене заговорили о том же Избранном, только заменяя это слово Проклятым, а Дар — Проклятием, которое необходимо уничтожить. К счастью, пока без имени… Сбылось предсказание Адоры: Избранному угрожали не столько carere morte, сколько соратники. Каким-то чудом Латэ удалось вынести вопрос о двойственной природе Дара на обсуждение, и до его окончания Винсент скрывался на востоке столицы. Новая тайна! Лира приняла её привычным молчанием. По правде сказать, у неё не было ни малейшего желания задумываться о непонятных играх, что ведут Латэ и верхушка. Охотницу волновало иное.

Всё чаще Лиру мучили приступы сумасшедшего, болезненного сердцебиения, ей становилось лишь хуже, но всё также много времени она проводила в Академии, в рейдах. Сначала девушка удивлялась: неужели никто, совсем никто не замечает её состояния? Потом смирилась. Какая-то часть её ещё молила о помощи, во что-то верила, чему-то радовалась, но другая, большая, уже становилась айсбергом в холодном море равнодушия ко всему.

Осень. Закаты и рассветы стали одинаково серыми. И ночью, и днём в редкие минуты покоя к Лире приходила Она, сжимала сердце ледяными пальцами… — тоска предчувствия, тоска ожидания. Тёмная, страшная, неизвестная болезнь поселилась в охотнице с той летней ночи, когда она случайно поранилась стеклом, и медленно пожирала тело изнутри. Она умирала — в шестнадцать. Она робко, редко дышала, мало, тихо говорила. Лире казалось, что с каждым вздохом, с каждым звуком из неё уходят силы. Девушка шаркала, как старуха. Каждый день она со страхом глядела в зеркало, ожидая, когда же оно отразит чудовище, полумертвеца, каким Лира себя чувствовала. Но из тёмного стекла на неё смотрела всё та же милая красивая девушка, высокая и стройная, выглядящая старше своих лет — совершеннолетней, с бледной от природы кожей, с быстро и ярко расцветающим румянцем. Облако золотисто-рыжих волос и зелёные спокойные глаза-бездны… Лира улыбалась, и тогда в этих глазах мелькал затаённый испуг, а ямочки на щеках казались червоточинами в яблоке.

Она почти не спала, а если засыпала — просыпалась через мгновение от жуткого приступа сердцебиения, распахивала глаза. И иногда ей удавалось ухватить взглядом тень у своего изголовья. Тень смерти… Бессонным привидением Лира простаивала у открытого окна часами — до нового дня или ночи. Свежий ветер не бодрил её; в комнате, казалось девушке, всё также душно, всё также полно ожиданием тёмного, страшного гостя.

Дома она редко покидала свою комнату. Одинокие блуждания по коридорам пустого дома были ещё страшнее смерти, стерегущей её у постели. Порой Лира сталкивалась со старушкой — ещё одной сумасшедшей тенью. Но бабушка больше не узнавала внучку. Она видела в ней свою дочь — мать Лиры, и девушка бежала прочь от жуткого старушечьего бормотания: "Марта? Где ты опять гуляла полночи? Что ты убегаешь? Я видела твоё лицо. Ты несчастна, девочка моя, несчастна. Я говорила тебе: не выходи замуж за Диоса! Его семья — сумасшедшие… Говорила тебе, говорила тебе…"

Лира понимала, что она больна, возможно, очень больна, но боялась узнать свой приговор. Когда доктор навещал бабулю, она выходила и брела по улице, прочь от дома. Лира изо всех сил пыталась противостоять искушению вернуться, броситься к доктору и выложить ему все свои страхи: "Что со мной? Чем я больна?"

Девушка упрямо уходила как можно дальше от дома… Если она пойдёт за помощью к доктору, придётся рассказать ему о возможном заражении кровью вампира. Господин Меркес не был охотником, но был осведомлён о делах Ордена, являясь его давним другом. Он мог решить, что Лира обращена, и сообщить Латэ. А дальше…

Ритуал исцеления. Тому, кто будет пытаться её исцелить, откроется всё. Всё, что она есть. Он увидит след, оставляемый гостьей, приходящей в часы тоски, одиночества, грусти — Бездной.

Бездна… — Лира больше не боялась этого имени.

Однажды она не выдержала. Она только собралась выйти из дома, как жесточайшая боль пронзила грудь. При каждом ударе сердца Лира словно падала в пропасть: сейчас… так больно!.. оно же разорвётся… рвётся…

Смерть была рядом. Совсем рядом.

Приступ прошёл. Он длился несколько мгновений, а ей показалось — вечность. Но вот в груди потеплело — тело радовалось избавлению от боли. Всхлипывая от страха, Лира бросилась наверх и на лестнице столкнулась с Меркесом, вышедшим от бабули.

Всё всхлипывая, она сбивчиво объясняла: сердцебиение, давящая тяжесть в груди, холодный пот… Меркес не придал её боли должного значения. Он решил, что это нервное! Тогда Лира, не поднимая глаз, быстро рассказала про возможное заражение, но он рассмеялся, как прежде Избранный.

— Значит, не заражение, — с обидой в голосе сказала Лира. — Значит, я просто волнуюсь? Ещё бы! Похожим заболеванием болел мой отец!

Она била почти наугад. В детстве, прислушиваясь к разговорам родителей, Лира порой воображала, что у папы какая-то болезнь сердца. Фантазировала, со всякими страшными подробностями, не из ненависти к отцу — она вообще тогда не знала слова "ненависть", лишь из детского бездушного любопытства: "Что будет, если?.."

Неожиданно она угадала.

— Angina pectoris. Это болезнь стариков, редко мужчин и никогда — молоденьких девушек, — успокаивающе улыбнувшись, сообщил доктор. — Откажись от рейдов на эту зиму, восстанови нормальный распорядок дня, больше спи — и всё пройдёт.

Получив от него главное — название своего недуга, Лира развернула бурную деятельность в библиотеке Академии. Все труды медицинского факультета ночью были к её услугам. Скоро она сидела в читальном зале, а холодная тьма наваливалась на плечи и оттуда растекалась по телу, проникала под одежду, под кожу… в душу: "Никогда нельзя сказать, каким будет исход очередного приступа".

Ужас объял её. Воистину, бойся знания! Смерть была рядом. Совсем рядом!

Лира не сказала никому. Теперь каждую секунду она со страхом ждала возможно последнего приступа сердцебиения. Смешно… Её бессмысленная, горькая жизнь — с горестным воем тоски, с ледяными пальцами одиночества, с немыми крылатыми птицами грусти — вдруг показалась ей бесценной.

"Так хочется жить, жить…"

Может быть, она ошиблась? Лира обращалась ещё к нескольким докторам. Её страх рос. Все они говорили так осторожно, неуверенно. Все они соглашались, что с ней "что-то не так". Также как Меркес, они советовали ей больше отдыхать, но Лире казалось, в их глазах читается: "Почему она ещё жива?"

Мир стал ей тесной гробницей при жизни. Лира ещё металась… Металась? Она слабо барахталась в вязкой чёрной воде, цеплялась пальцами — нечувствительными деревяшками за крошащийся лёд.

"Возможно ли спасти меня?"

Бездна смеялась…

Агнесса поймала Лиру в коридоре Академии, когда та быстрым шагом шла домой.

— Лира, куда ты так спешишь? Ты и вчера убежала сразу после рейда… Что-то случилось?

Лира перевела дыхание, борясь со слабостью рассказать подруге немедленно обо всём, что терзало её в последнее время. Она долго подбирала слова, наконец, просто сказала — но совсем не то, что хотела:

— Прошло три года и три дня, с тех пор, как мои родители не вернулись из рейда.

— Прости, — девушка помолчала. — Да, я помню. Тогда я только-только прошла посвящение. Они… твои родители… казались мне героями, пришедшими из старых сказок. Я долго не могла поверить в их смерть. Ну как же так? Они отвоевали север Доны, вампиры сходили с ума от страха, едва услышав фамилию Диос! Они казались неуязвимыми, непобедимыми…

— Да, мне тоже, — холодно обронила Лира. — Но то, что с ними случилось, было… — она замолчала, опять подбирая слова.

Она снова вспомнила первые дни после их исчезновения. Они просто… не вернулись из очередного рейда. Никто не желал поверить, что они мертвы. Бовенс кипятился и "отказывался понимать", как Карл и Марта могли лишиться защиты и стать жертвами дикаря-вампира. Адора в свойственной ей мягкой манере, убеждала Эльвиру и Лиру, что они вернутся, может быть, как раз этим утром — и всё расскажут. Однако Лира уже знала… и читала то же знание в глазах бабушки Эльвиры: "Они мертвы, мертвы. Не знаю, кто убил их, как такое возможно… Но их больше нет".

— То, что с ними случилось, было несправедливо, — несмело заметила Агнесса.

— Предопределено, — Лира потёрла переносицу. В носу защипало, и она испугалась, что сейчас расплачется. — Я хотела сказать, это было предопределено…

Дома она, не поужинав, заперлась в своей комнате, но спать не легла, хотя слабость от постоянного недосыпания разливалась по телу. Лира зажгла свечу и поставила её прямо на пол, сама села рядом, прислонившись спиной к стене, не чувствуя её твердости. Холодный камень казался ей мягкой подушкой. Огонёк свечи разгорался странно медленно. Он больше фыркал, трясся, коптил, чем горел, и выплёскивал серый дым струйками, рисуя фантастические картины в темноте. Лира долго, неотрывно глядела на него, но огонь лишь чах. Такой же, как её надежда слабый, больной…

"Её надежда! Жива ли она? Потускневшая, иссохшая, погребённая под горой сомнений…"

Тьма наступала из углов комнаты, выползала из-под кровати. Краем глаза Лира видела, как она тянет к ней щупальца, но по-прежнему всматривалась в крохотный язычок пламени. Там, за светлым кругом, в темноте ей мерещились какие-то огромные безликие фигуры. Статуи, а, может быть, притаившиеся в засаде чудовища…

"Не гасни! — молила она, то ли пламя, то ли свою надежду. — Не гасни, не оставляй меня наедине с этим!"

Огонёк вздохнул в последний раз и умер. Одна чудовищная фигура выступила из темноты, склонила к девушке лицо. Лира ясно увидела его: красивое и безучастное, словно лицо статуи на надгробии.

В ужасе девушка кинулась прочь, опрокинув свечу. Она выскочила в коридор, захлопнула дверь, прислонилась к ней спиной и долго стояла так, считая удары взбесившегося сердца.

"Морок… Морок! Это только морок!"

Постепенно она успокоилась. На смену страху пришло странное равнодушие. Она стала странно безучастной ко всему, совсем как та привидевшаяся ей фигура. Она вдруг поняла: ей… всё равно, что будет дальше.

Лира возвратилась в комнату. Она разделась, забилась под одеяло и долго дышала в темноте, согревая себя. Но сон не шёл, и она скинула одеяло на край постели. Осталась на простыне в одной сорочке, такая маленькая, такая беззащитная…

"Пусть. Ничто больше не имеет смысла. Миру всё равно, жива я или уже нет".

Огромная жёлтая луна таяла в небе, разливая по комнате больной, какой-то маслянистый свет. Лира то подставляла ему лицо, то отворачивалась к стене. Вертелась, запутываясь в простыне… Опять тяжело было дышать, будто на грудь навалили камней. Не страх, что-то другое — тяжёлое, скорое поднималось в ней. Этому невозможно было сопротивляться, это разрушало все заслоны, сметало все преграды, как разбушевавшаяся волна.

"Это Бездна протянула руки к сердцу…"

Лира не сопротивлялась. Она перевернулась на спину, вытянулась в струнку, ожидая, когда эта холодная водяная гора раздавит её.

"Пусть. Я потеряла себя, не заметив. Я не помню, кто я. Я ли?"

Дрожь прошла по телу, но скоро отпустила. Лира расслабила тело, раскинула руки ладонями вверх. В молчании темноты ей чудился погребальный колокол и чей-то прозрачный смех, пленительная хрустальная мелодия незнакомого вальса и хруст, с которым наточенное лезвие входит в плоть, вой ветра в пустых коридорах покинутого здания и треск поленьев в ночном костре. Перед ней замелькали образы — знакомые и незнакомые вперемешку. Лира запомнила одно лицо, вернее, профиль, освещённый всполохами пламени. Она потянулась к нему, и на неё пахнуло жаром от близкого костра. Девушка почти коснулась незнакомца губами — и очнулась в своей холодной постели…

Тогда Она открылась Лире. Так естественно и свободно вошла в думы, как будто там и жила всегда. Лира услышала Её шёпот: "Не прячься и ты… Откройся! Не бойся! Рядом со мной нет места боли, нет места страху…".

Девушка не пошевелилась. Она ждала.

По коже вновь пробежал трепет. За окном захлопали крыльями птицы, спугнутые с места ночлега, где-то внизу завыла собака, почувствовав её тёмную гостью.

Тонкая игла боли пригвоздила девушку к кровати. Лира едва смогла вздохнуть. Маячок-сознание то вспыхивал, то гас, но она понимала: это не приступ болезни. Не та боль. То Бездна ставила своё клеймо на её сердце!

Боль ушла также внезапно, как появилась. Лира долго, свистяще выдохнула сквозь зубы и, кажется, только теперь услышала размеренное тиканье часов на стене. Оно вернуло девушку в реальность.

Тёмная комната. Жёлтая луна в небе. Голая ветка вербы робко скребётся в окно.

Гостья ушла. В комнате Лира была одна. Девушка рассмеялась — неуверенно, тихо: "Это был сон. Какой странный сон!"

Но она чувствовала себя… раненой. Там, где Бездна пронзила её иглой, теперь была рана, истекающая кровью… жизнью! Со страхом Лира тронула рукой грудь, там, где сердце. Пальцы нашли шелковистую ткань ночной сорочки.

"Ничего! Это был морок, морок…"

Но тут с её глаз сорвали покрывало. Девушка увидела Её — ту самую фигуру, явившуюся в миг, когда потухла свеча! Она не ушла. Она был здесь — и теперь всегда пребудет с Лирой: тёмная, худая, нечеловечески прекрасная… — равнодушная Королева в хрустальном венце! Её неестественно, отвратительно длинный и тонкий палец словно приклеился к сердцу девушки, ногтем, как бритвой, терзая рану. Лира услышала знакомый шёпот: "Ты сделала свой выбор. Теперь ты принадлежишь мне!"

 

Глава 28 Дорога пилигрима

Когда вдали стихли шаги группы, патрулирующей Родниковую улицу, Винсент покинул свою спальню и, пройдя коридор, заперся в комнате, откуда был выход на балкон. Не то, чтобы он собрался сегодня бежать из заключения… Но только так, избавившись хотя бы на короткое время от тюремщика, можно было представить себя по-прежнему свободным и хоть на краткий миг потешиться этой иллюзией.

Ажурные перила балкона блестели от недавно прошедшего дождя, в воздухе стояла взвесь мелких капель. Винсент ухватился за перила покрепче и, рискуя упасть, высунулся далеко на улицу. Так, едва удерживаясь на балконе, человек достаточного роста мог увидеть шпиль башенки Академии отсюда, из далёкого Ориенса. Будь Винсент ниже ростом, ему пришлось бы любоваться лишь узкой улицей, заставленной плотно пригнанными друг к другу одинаковыми скучно-серыми домами… Но сегодня то ли пелена тумана совсем скрыла Академию, то ли зрение его подвело: он не сумел разглядеть тонкую иглу шпиля.

Холодно. Как же холодно! Он готов был поклясться, что это не только холод улицы. То Бездна, умножающаяся с каждой новой ночью, искала пути к его сердцу, слепая, шарила по коже ледяными пальцами. Carere morte не было поблизости — Избранный ясно видел это. Так чья же Бездна стучится в его сердце?

Иногда Винсенту казалось, что тень проклятия, приведённая в Дар погибшим Владыкой вампиров, стоит за его спиной. Эта тень, огромная как весь ночной мир, будила в нём какой-то безумный, сложный страх — страх того, что он должен бы ужасаться этой тени, а вместо этого любуется ею… Она была чёрная, как дыры на Млечном пути, и выглядела вечной, как ночное небо. Да, это была материализованная вечность!

Громкий стук в запертую дверь комнаты напугал его. Но то был только лишь Теренс, камердинер, неизвестно зачем приставленный к Избранному здесь. Камердинер! Винсент предпочитал звать его надзирателем.

— Вы замёрзнете, — принялся увещевать тюремщик через закрытую дверь. — Уходите с балкона.

— Замёрзну, заболею и умру! — огрызнулся Винсент. — Разве смерть Избранного — не главная цель твоих нанимателей, Теренс?

Однако он ушёл с балкона, громко захлопнул балконную дверь — чтобы в коридоре было слышно и Теренс бы ушёл. Дверь комнаты Винсент не отворил. Он сел на ковёр к ещё тёплому камину и принялся отогревать руки. Но тюремщик — он чувствовал это — всё также тенью стоял за дверью.

Итак, это совершилось! Давно предсказанный и неминуемый провал. Последовательное крушение: от самых смелых планов — до самой последней надежды.

Всё рухнуло ясным осенним днём. Латэ пригласил Винсента на очередную беседу, но ожидаемого спора об Избранном и Даре не было. Латэ тихо, быстро сообщил, что Избранному придётся сменить место жительства. Винсент сначала заупрямился, но скоро понял, что спорить бесполезно. В новое убежище его отправили незамедлительно. И только здесь сообщили, что опасность со стороны carere morte возросла многократно, поэтому этот его дом ограждён Покровом, и покидать убежище Избранному запрещено.

Винсент ни на секунду не поверил в ложь главы об опасности со стороны carere morte. Уж он-то, Избранный, замечал бы таящихся в округе вампиров, как это было в ночь, когда за ним пришёл Конор! Ничего подобного не было и в помине, carere morte тихо скользили в ночи, как всегда ищущие жизней и равнодушные к Избранному. Нет, нет, опасность исходила не от них!

Опасность исходила от самого Ордена — всё яснее Винсент понимал это. Латэ много говорил… и ещё больше он не говорил. Тайны, тайны, тайны! А эти взгляды главы в день их последней встречи? Недоверие. Сомнение. Страх. Ненависть! Иногда Избранному хотелось крикнуть ему: скажите же! Вы хотите меня убить — это я понял! Объясните только, за что?!

Но никто не приходил к нему, и спросить было некого. Ни друзья-охотники, ни дядя, ни глава Ордена…

Потекли дни заключения. Да, сначала Винсент считал дни! Но они обернулись неделями, а недели — месяцами. Заключение его — понял Избранный — бессрочно. До смерти.

Конечно, Винсент бунтовал. Первый раз он рискнул покинуть новый дом в начале второй недели. Тогда это был ещё не побег — так, разведка. Избранный проверял границы своей свободы. Он успел дойти до конца Родниковой улицы, когда его перехватила группа охотников. Они вежливо потребовали, чтобы он немедленно вернулся под Покров. Винсент заупрямился — они настаивали. Когда он поддался вспышке гнева и ударил одного из них, ему не ответили, но и не отступили. Тогда с ним сделался нервный припадок, за который юноше до сих пор было стыдно… В конце концов, охотники сопроводили его обратно в тюрьму.

Во второй раз он готовился дольше, вышел утром и вёл себя осторожнее в пути. Винсент избрал дорогу, ведущую за город, и ему удалось уйти довольно далеко. Он даже успел обрадоваться, что сумел уйти от них. Группа охотников перехватила его под вечер, и в этот раз они не были столь вежливы. Не вступая в долгую перебранку, они оглушили Избранного и доставили его обратно бесчувственного. Винсент очнулся только к полудню. Боль стучала в голове, не переставая, ещё два дня, а над левой бровью навсегда остался шрам — память о неудачной второй попытке побега.

"Всё же нельзя так обращаться с Избранными!"

Он ещё пытался подбадривать себя шутками…

Он пытался бежать и в третий раз. Той ночью в Ориенсе было неспокойно: охотилась большая группа carere morte. Винсент рассудил, что отряды охотников заняты битвой с извечными врагами, и вновь рванул из тюрьмы. И в этот раз ему открылось, почему его так быстро находят: оказалось, Теренс подавал отрядам сигнал — зажигал лампу на втором этаже.

Третья попытка побега также закончилась возвращением Избранного в тюрьму. Правда, в этот раз обошлось без членовредительства: отряд, поймавший его, возглавлял дядя Винсента, Теодор.

Разумеется, Винсент тут же припёр его к стенке вопросами: "Что вообще происходит?" и "За что со мной так?" Ответы Теодора не прояснили ситуацию.

"Твой Дар странен, — просто сказал он. — Орден боится его".

"Что, он распространяется, подобно проказе?! Зачем запирать меня?"

"Орден боится тебя. Боится, что ты не справишься со своим Проклятием…"

Очаг остывал. Ветер, сильно ударив в балконную дверь, приотворил её, и в комнату потянуло холодом. Винсент поднялся и отпер дверь комнаты. Теренс неслышно отступил во тьму коридора, а Избранный побрёл к себе в спальню.

— Я принёс книгу, о которой вы просили, — раздался голос из тьмы.

Винсент неохотно принял из рук тюремщика книгу. "Дорога Пилигрима". Он издевается?!

— Я просил не это! Мне нужны мои учебники!

В ответ смешок:

— К учёбе вы отсюда не вернётесь. Так что вряд ли учебники понадобятся вам…

Винсент отстранил протянутую ему руку с книгой, раздражённо захлопнул дверь за собой.

"Какие детские формы выражения принимает его гнев в последние месяцы! Да, он положительно сходит с ума!"

И было с чего! Главной странностью его заключения был надзиратель. О, не случайно к нему приставили этого Теренса! Не строгий и незаметный, он бросал порой такие слова, от которых Избранному становилось очень страшно. И он уверялся вновь: в Ордене его хотят убить.

"Я не тюремщик, — заявил однажды Теренс, покоробленный этим обращением Винсента. — Я сторож и охраняю опаснейшее оружие".

"Избранный? Это вовсе не значит, что обладателю Дара суждено убить Владыку вампиров, — заметил он в другой раз, презрительно. — Скорее всего, охотиться будут за Избранным. И, скорее всего, его поймают и убьют. Ведь Избранный избран для жертвы. Быть может, чтобы спастись от страха, нашему миру нужна не смерть Владыки вампиров, а смерть Избранного?"

Странные, страшные слова Теренса дополнялись и другим. Через пару дней заключения — без друзей, развлечений, хотя бы книг, Винсент взбунтовался и потребовал свои личные книги, которые почему-то не были доставлены с его вещами. Но книг он не получил. Вместо них Теренс принёс ему жизнеописание первого героического Арденса, знакомое Винсенту со школьных лет, не раз зазубренное и написанное столь скучным и сухим языком, что дочитать его до конца не было никакой возможности. На следующую просьбу о книгах — Винсент специально подчеркнул, что желает получить какую-либо художественную литературу, — Избранный получил старинное повествование об одном святом мученике. И так без конца: либо герои забытых войн ушедших эпох, либо канонизированные страстотерпцы. Странноватый выбор! Его готовили, несомненно, готовили…

"К чему? Может быть, к подвигу, который будет стоить его жизни?"

Почему ко мне не пускают никого из друзей? — спросил Избранный однажды.

"Не пускают? Они не приходят! После того, что Ордену стало известно о тебе, тебя боятся".

Он уснул только под утро, когда унылая осенняя морось прекратилась, и высокий купол неба стал прозрачным.

Вечером следующего дня Винсент обречённо листал "Пилигрима". Здесь было всё то же самое: геройски погибший мученик. Сомнений относительно судьбы, которую Орден готовил Избранному, у юноши не осталось.

"Смерть, несомненно, смерть! Вот только чего они ждут от меня, чего хотят? Сражения с Дэви? Увы, нет. Видимо, по мнению Латэ, Избранному должно угаснуть тихо, в заключении".

Но тут дверь гостиной отворилась, и без представления, без предупреждения в комнату шагнул… сам глава! Теренс куда-то потерялся.

Винсент с трудом, но сохранил равнодушие.

— Неужели сам глава охотников? — растянуто проговорил он, откладывая книгу в сторону. — Ко мне? А я слышал, в Ордене меня боятся.

Латэ остановился, пронзительно поглядел на Избранного. Винсент поёжился от этого взгляда, казалось, глава просветил его насквозь и испепелил, как солнце — carere morte.

— Да, мне следовало навестить тебя раньше, — также медленно проговорил глава, всё не отрывая взгляда от Избранного. — Мои письма, судя по всему, перехватывались.

— Скажете, Теренс приставлен ко мне не вами?

— Нет! Твоим переселением ведал герцог Крас, он и назначил тебе камердинера.

— А! — Винсент вложил в это междометие чрезвычайно много. — А кто это: герцог Крас?

— Потомок Арденса. Покровитель Ордена. Ты помнишь наш последний разговор?

— Да, — вздохнул Избранный.

— Этот Теренс ведёт себя странно? Что он говорит тебе?

— Вот, что я читаю, благодаря ему, — Винсент подал Латэ "Дорогу Пилигрима".

— Так… — глава перелистал книгу. — Ясно.

— Мне не ясно! Ещё я изучал биографию Арденса, злоключения Кристиана, Мелиана и Реммы. Зачем мне это?

— Кристиана? — рассеянно повторил Латэ. — Какого? Святого мученика пятнадцатого века?

— Все они погибли. Спасая народ, или в испытаниях веры. Зачем мне их примеры? Должен ли я…

— Если "избран" для чего-то, значит "должен"! Избранный! — ты всё ещё принимаешь это определение твоего Дара?

— Да.

— Каков же сейчас твой Дар? Ты меняешься — и он с тобой. Расскажи.

Винсент вздохнул и заворочался в своём кресле. Тема Дара в последнее время превратилась для него в неприятную и пугающую.

— Мне стало сложнее контролировать его, — сознался он. — Раньше я был дальше от carere morte, даже когда они неслись за мной, отставая всего на шаг. Понимаете? Сейчас же я ощущаю их проклятие словно бы на себе, своим…

— Проклятие Владыки Алитера берёт над тобой верх, — глава пожевал губами в задумчивости. — Плохо! Ты как-нибудь пытаешься с ним бороться?

Винсент подался вперёд, на губах заиграла зловещая улыбка.

— Как? — голос Избранного зазвенел от злости. — Как?! Мне помогло бы посвящение, но вы…

Глава остался невозмутим.

— Есть достаточные причины, чтобы отказать тебе в нём. Другое дело что ты, похоже, живёшь одной мечтой о посвящении! Чужой мечтой, внушённой тебе кем-то… Ты не пробовал искать иной выход? Избранный, ты настолько несвободен?

— Вы сами недавно сказали: Избранный должен!

Латэ отступил, посмеиваясь.

— Диалектика… Борьба противоположных начал… Мальчик, не сердись на старика! — он сел на диван напротив Избранного. — Я искренне хочу помочь тебе, но Крас связал мне руки. Многое тебе придётся сделать самому.

Винсент приготовился слушать, и постепенно скептическая усмешка ушла с его лица, сменилась выражением тоски и отчаяния.

— Проклятие, что есть в твоём Даре, практически неуловимо для нас, охотников за проклятыми. Его не пронзишь серебром, не смоешь водой из Источника. Посвящение создаст у тебя защиту от него, но не уничтожит само проклятие, а, значит, останется опасность, что однажды оно возобладает над тобой. Проклятие Алитера должен уничтожить ты, ты сам. Оно падёт только по твоей воле!

— Но как?! Если б я знал, как его уничтожить!

— Орден слеп здесь ещё больше, чем ты…

Винсент ждал ещё одного долгого продолжения, но глава закончил скоро, скомкано:

— Научись противостоять своему проклятию. Найди, как уничтожить его. Вероятно, это подобно исцелению новообращённых вампиров — ищи там. Когда твой Дар будет чист, я приму тебя в Орден. Если к тому времени ты пожелаешь этого…

Посчитав разговор законченным, Латэ поднялся и направился к двери.

— А герцог Крас? — крикнул вслед оторопевший Винсент. — Теренс? Как мне вести себя с ними?

Глава остановился, но не повернулся к Избранному лицом. Через мгновение раздался глухой, словно сдавшийся голос.

— Не трать время и силы на попытки побега. Отдай их борьбе с проклятием Алитера. Не слушай Теренса! Я не могу запретить Красу делать то, что он задумал, зато он может уничтожить мой Орден мановением руки. В утешение скажу: у нас с тобой есть время. Подготовка к твоему жертвоприношению продлится до февраля.

— К моему жертвоприношению?!

— Ты напрасно не интересовался архивом Ордена. История жертвы Кармель — там.

— А если времени не хватит, вы позволите им убить меня? А что же Орден?

Глава помолчал, снова пожевал губами.

— Мои охотники воспитаны не на тех идеалах, что проповедует Крас, но пока твой Дар проклят, тебе не найти поддержки у них. Когда же твой Дар будет чистой, исцеляющей силой, многие адепты Ордена пойдут за Избранным в огонь и воду, — нет, этот голос звенел сталью: его прежняя слабость была лишь притворством! — Орден уйдёт из под власти Арденсов, а Крас не сможет играть значимой роли… И до окончания эпохи carere morte останутся считанные мгновения.

Теперь разговор был закончен. Латэ ободряюще улыбнулся Избранному напоследок, отворил дверь и вышел.

Всю бессонную ночь Винсент простоял у окна спальни. Он размышлял. О тайнах главы. О злобном Красе. О простаках — рядовых адептах Ордена… Он грустно усмехался: того, чего хочет от Избранного Латэ, ему никогда не удастся сделать. Дар заключён в крови Избранного и с нею проник в каждую клеточку его тела. Значит, так и проклятие — проникло глубоко в душу и извлечь его оттуда невозможно. Невозможно! И для Избранного нет других исходов, кроме смерти… или обращения?

В собственном отражении в оконном стекле Винсент силился разглядеть черты Того, Проклятого…

Он не всё рассказал Латэ. Он ничего не рассказал о своём страхе уступить страшной тени. Страшной ли? Тень та — окно в вечность! На исходе ночи Винсент поймал себя на том, что восхищается ею, и это было не пылкое преклонение перед далёким образом — другое. Избранный отчётливо осознавал, что вечность почти принадлежит ему. Стоит протянуть руку — и можно её коснуться… Путь в бессмертие искрился перед ним в одном только шаге.

И он ловил себя на мысли, что, возможно, напрасно так чуждался бессмертия carere morte. Ведь есть Низшие, довольные каплям жизни, и есть Высшие, контролирующие свой голод. И он, разумеется, также сумеет удержаться от убийств. Мир без Высших, без жертв смертных — может быть, это действительно лучшее, к чему может прийти их безумный, неизлечимо больной мир?

На смену ночи пришёл холодный, странно светлый день. Все тени ушли, воздух был пронизан голубоватым призрачным светом. И Избранный сумел стряхнуть пыль тёмных мыслей. Счастье, что свет солнца ещё способен проникать в его сердце!

Винсент нашёл Теренса в холле на первом этаже.

— Сегодня вечером я хочу прогуляться, — смело заявил он. — Я не выйду за Покров, не зажигай свою лампу.

В улыбке надзирателя он прочитал: "Давно бы так!"

Скоро Избранный брёл по улице, толком не представляя, куда и зачем идёт.

После ночи раздумий, он стал больше понимать слова Теренса об опаснейшем оружии. Да уж! Его проклятый Дар пугает всех, одни бегут — как его бывшие друзья, другие, посильнее, стремятся уничтожить — как Крас. И глава Ордена сохраняет дистанцию, потому что боится. Он вовсе не уверен, что Винсенту удастся победить своё проклятие, потому Латэ всегда готов отступить… и отдать Избранного палачу-Красу!

"Надо бежать. Проклятие мне не уничтожить, это ясно. Бегство или смерть!"

Но другой голос, слабый, тихий и печальный, протестовал: "Если правы они все, то Избранный подобен бомбе с зажжённым фитилём. И лучше, если она взорвётся тут, под пустым защитным куполом, чем где-то в мире, полном людей".

Дома теснили справа и слева: по узкой Родниковой не разъехаться и двум экипажам. Винсент шёл всё быстрее, словно надеялся уйти от тесноты мира. Но скоро он остановился. Он поглядел на номер ближайшего дома, и вздохнул.

"13". Всё, конец Покрова".

Избранный обернулся на свою тюрьму и заметил тень у окна второго этажа. Надзиратель следил за ним.

Серая улица — продолжение тюрьмы… Винсент почувствовал отчаяние. Сейчас, как в ночь первой попытки побега, он был на грани нервного припадка. Он поглядел во тьму и нашёл единственный ориентир в мрачном ночном мире, яркое пятно: освещённое светом лампады окно на первом этаже далёкого жилого дома. Винсент долго вглядывался в него, пока ему не показалось, что он смотрит в окно собственной квартиры, а оттуда на него глядит двойник! Тогда он отвернулся, не испуганный, даже не удивлённый очередным странным видением. В небе, перечеркнув улицу, пронеслись двое дикарей-вампиров, и Избранный несколько отстранённо пожалел, что у него нет крыльев, и он не может улететь вместе с ними. Бессмертные, крылатые…

Мыслями он неожиданно обратился к Мире. Где она сейчас? Винсент знал, что именно благодаря ей ему удалось спастись от Конора. Почему же она не пришла к нему тогда? Одно её слово могло бы принести ему успокоение. Думая о своём Даре, он часто словно слышал её мягкий голос, рассказывающий старую сказку.

"Да, такой, светлой и краткой, должно быть сказке об Избранном! Интриги с проклятием, Арденсами — пусть оставят себе владыки. Он же будет помнить её такой, какой услышал в детстве…"

Когда его окликнул звонкий девичий голос, Винсент вздрогнул. На миг ему представилось, что его зовёт Мира. Но девушка вышла из тени улицы, и он понял, что ошибся. Это была знакомая охотница. Кажется, Ангелика… Или Агнесса?

Она робко двинулась к нему, то и дело останавливаясь, ожидая, что и он двинется к ней. Но Избранный честно не переступал Покрова.

— Здравствуй, Винсент, — он заметил, что щёки Ангелики-Агнессы горят румянцем смущения. — Я давно не видела тебя в Академии.

— Пожалуй, с октября, да, — он улыбнулся.

— Ты не вернёшься?

— Я не могу! Я бы рассказал, почему, но…

— Латэ запретил тебе говорить. Понимаю…

— Ничего Латэ мне не запретит! — фыркнул Избранный. — Просто времени нет. И за мной сейчас следят.

Ангелика-Агнесса помолчала, затем выпалила, окончательно зардевшись:

— С четырёх утра я выйду в рейд здесь, у Призрачного парка. Может, мы встретимся и… поговорим об этом?

— Четвёртая стража? — Винсент задумался. Идея сверкнула молнией, и он взволнованно схватил девушку за руку:

— Я придумал лучше! Мне нужно срочно, очень срочно наведаться в архив Ордена! Но за мной следят, и твои друзья-охотники поймают меня у Призрачного парка. Некогда объяснять, почему. Ты сумеешь отвлечь их, пока я пройду там, Агнесса?

Очевидно, с именем он угадал. Девушка опустила глаза и прошептала:

— Конечно! Я помогу тебе. Так в четыре?

Винсент снова задумался.

— Лучше в конце стражи. Семь часов утра будет в самый раз. Ты не обманешь?

— Как я могу обмануть доверие Избранного? Это было бы предательством с большой буквы.

— Избранного… Откуда ты знешь?

Агнесса робко улыбнулась:

— Догадаться несложно…

— Тогда встретимся здесь же. Вот что, — Винсент критически осмотрел улицу. — В следующий раз не переходи круг света того фонаря! — он указал на фонарь за спиной охотницы.

— Почему?

— Не нужно, чтобы тебя видел тот, кто следит за мной.

— Хорошо! — улыбнулась девушка.

— Спасибо! — он благодарно сжал её руку и на миг испугался, почему-то вообразив на месте Агнессы Линду: та смотрела на него также робко и пристально когда-то. — Ты, а не я, истинное чудо, Агнесса!

Он возвращался в свою тюрьму заметно повеселевшим. Серый дом в два этажа уже не казался гробницей, тюремщик Теренс представлялся не страшным, а смешным. Новая авантюра Винсента, конечно, была во сто крат опаснее прежних, но чувство опасности лишь раззадоривало его. Возвратившись, он весело поприветствовал Теренса и немедленно потребовал обед, который днём как обычно оставил нетронутым. Теперь он отметил: эту вкусную, чрезвычайно дорогую еду ему наверняка возят от Краса… Что ж, тем хуже для герцога! Никаких голодовок больше. Ему нужны силы для борьбы!

 

Глава 29 Портрет

Адора сегодня казалась более рассеянной, чем обычно, и даже немного растерянной. Лира ожидала, что она сообщит очередную сверхважную новость об Избранном, но герцогиня начала издалека:

— Лира, твоим первым балом будет Бал Карды, но представляешь ли ты, что тебя ждёт?

Для беседы они выбрали гостиную, и сейчас девушка жалела об этом. Эта комната была неприятно пустой, хотя была заставлена мебелью, и холодной, хотя Лира развела огонь в камине. Она давно была нежилой. Досадуя на себя за выбор места для беседы, Лира подвинулась на диване ближе к огню, тихо сказала:

— Я понимаю. Бал Карды — бал вампиров.

— Тебе будет очень тяжело… душевно. Я рада, что Гесси на время праздника пригласили тебя к себе. Но после Бала ты должна немедленно возвратиться в Дону. Ночь Бала открывает в Карде праздничную неделю нежити. Для Ордена это время — далеко не праздник! Нередко в эти дни в Карду прибывает и Владыка вампиров со свитой.

— Вы боитесь за мою защиту? Я получила её от родителей, ни один вампир мне не страшен.

— Я не боюсь за твою защиту, — Адора вздохнула. — Неделя нежити — время самых тёмных, самых страшных ночей. У тебя ещё глаза ребёнка, и мне жаль тебя. Тебе рано видеть всё это!

Лира содрогнулась, наставница словно ужалила её своей жалостью.

— То, что происходит в Карде на этих балах, вернее всего было бы назвать игрой. Декабрьский Маскарад Карды — маскарад двойной: среди собравшихся есть и вампиры, и охотники, и всегда много тех, кто мечтает обрести бессмертие carere morte. Все они ищут друг друга — почти вслепую, по слухам, по чужой лжи, часто двойной лжи… Этот бал, — наставница тепло улыбнулась девушке, — станет твоим последним экзаменом, Лира.

Лира молчала, она задумчиво глядела на пламя. Странно! Перед ней словно была тёмная пелена: огонь в камине — неяркий, неживой, нетёплый. Королева-Бездна заслоняла от неё мир. Девушка смотрела на мир сквозь её одеяние из шёлка и тумана.

— Я горжусь тобой, девочка. Ты моя лучшая ученица, — Рете продолжала говорить. Лира слишком привыкла к этим округлым словам, гладким, легко катящимся — лучшая, горжусь… — и давно пропускала их мимо ушей. Но сегодня ей в них почудилась ложь: "Жалеет, подбадривает, а смотрит так же, как те доктора — удивляясь, зачем я ещё есть на этом свете!"

Адора приобняла девушку, хмурую, застывшую, погладила по голове, и Лира не ощутила по-матерински ласковых прикосновений. На её голове лежала другая ладонь — властно, холодно. Она была вассалом другой госпожи. Её голова склонялась под тяжёлой дланью Бездны, но постепенно Лира расправляла плечи, принимая свою ношу. Она уже знала, что вынесет эту тяжесть.

— Лира, — новую мысль Адора начали осторожно. — Пока Эльвира была здорова, она заботилась о тебе, о доме. Здесь было светло ещё полгода назад. Но сейчас твоя бабушка больна, и нездоровым стал сам дом. Когда ты возвратишься с Бала Карды, здесь всё будет готово к вашему переезду. Будете жить у меня. Я давно одинока, ты знаешь, а дом огромен.

— Нет! — неожиданно для самой себя резко воспротивилась девушка.

— Я корю себя за то, что не пригласила вас раньше. Лето было тяжёлым, — по инерции ещё продолжала она, но остановилась. — Почему, Лира?!

— Я хочу остаться здесь, — уже погаснув, сказала Лира. — Потому что…

Молчание. Она вновь смотрела на огонь через тёмную дымку. Что сказать Адоре?

"Я хочу остаться, потому что срослась со своим одиночеством. Нас уже невозможно разорвать, не убив болью".

— Потом ты вернёшься сюда — со своей семьёй. Этот дом продан не будет.

— Но я не хочу! — вновь вспышка. Лира долго ждала, когда она утихнет! — Простите, Адора, но я…

— Девочка, ваш переезд — уже решённый вопрос. Твой опекун пока выбирает за тебя.

Адора ушла. Почти следом за ней Лира выскочила на улицу, на ходу натягивая перчатки, и опомнилась, лишь перейдя перекрёсток. Торопиться было некуда — до рейда оставалось два часа, и она пошла медленнее. Серое осеннее утро, хмурое, как и она, оказалось по-зимнему холодным, и Лира сначала пожалела, что ограничилась накидкой, не надев пальто. Но одежды незримой спутницы овевали её — и она перестала ощущать холод. Впрочем, тепла она также не почувствовала. Обратившись равнодушной тенью, Лира покорно следовала за Бездной, ведущей её.

Адора ушла, так и не получив её одобрения. Переезд страшил Лиру. Она негодовала… и остро ощущала своё бессилие: когда болезнь бабушки была подтверждена врачом, опекунство над Лирой взяла Адора, её крёстная, и девушка ничего не сможет с этим поделать ещё два года.

"О, она окружит меня заботой и вниманием, и, может быть, даже любовью. Но ничто уже не сделает меня счастливой. Знает ли она, что её девочка теперь не ходит одна? Приглашая меня, ты приглашаешь к себе Бездну, Адора. Что скажешь ты, когда однажды заметишь Её рядом со мной? Наверное, тогда я впервые увижу на твоём лице отвращение, гнев, презрение. Хотя, нет, первым всё же будет удивление — как я, дочь таких родителей, допустила это?"

Лире пришлось обойти весь парк, чтобы пройти в Академию старым входом. Его дверь, предваряемая небольшим портиком, была ровно посередине правой, если смотреть из парка, половины здания. Сотню-другую лет назад здесь был главный вход, а сейчас ею пользовались только охотники. Эта половина Академии существовала как бы в двух мирах одновременно — учебные занятия в одном мире, встречи после дневных рейдов — в другом.

Лира шагнула за дверь и оказалась в маленьком тёмном коридорчике. Лестница вверх вела на этажи, вниз — уводила в арсенал, а вздумай девушка сделать три шага вперёд — она очутилась бы в центральном коридоре первого этажа. Смотритель, со скучающим видом патрулирующий первый этаж, поклонился Лире, узнав. Ответно кивнув, та легким шагом спустилась в арсенал и оттуда перешла в смежный с ним архив.

После разговора с герцогиней Рете ей захотелось почитать историю Кардинских балов, и Лира, взяв "Хроники Первой Столицы", зажгла свечу и удобно устроилась с книгой в единственном кресле.

Довольно долго Лира читала главу о первых годах правления Макты Вастуса. В глаза ей то и дело бросались знакомые фамилии: Рете, Гесси, Вальде… Один раз она вздрогнула, найдя Диос. Лира торопливо перевернула сразу несколько страниц за этой фамилией и вскинула голову, уставилась в дальний угол под потолок, давая отдых глазам.

В тишине лишь ветер шелестел картами, наброшенными на угол крайнего в длинном ряду стеллажей, и чуть потрескивало разгоревшееся пламя свечи. Бездна молчала, задумчиво глядя на девушку.

"Чего Она ждёт?"

Лира вновь взялась за книгу, и через две страницы ей странно бросился в глаза один портрет. Она видела его куда яснее, чем окружающий его текст, чем другие портреты: словно пелена, закрывающая от неё мир, разорвалась в этом месте. Это была не красочная репродукция картины — совсем небольшой рисунок, весьма схематичная копия какого-то написанного в старинной манере портрета. Молодой мужчина с тёмными прямыми волосами до плеч, в доспехе позапрошлого века. Лира долго всматривалась в тонкие, красивые линии его бровей, губ, а его чёрные, чуть раскосые — как и у неё! — глаза точно следили за охотницей. Он был красив классически, совершенно. Лира гадала, кто он: должно быть, сын одного из Владык Карды. В доспехе он не выглядел воином. Изящный, остроумный, с холодным и дерзким взглядом — Лире представлялся завсегдатай светских раутов. Но, заметив герб на его котте, она испустила разочарованный вздох.

Крылатый лев с собачьим хвостом. Герб Первого вампира.

Теперь девушка догадалась прочесть подпись к рисунку. Оказалось, охотница залюбовалась нынешним Владыкой вампиров, Александром Дэви. Лира не видела прежде его портретов. Она думала, что их вовсе нет. Младший сын герцога Альбера, известный историкам лишь своей нелепой женитьбой, едва не лишившей его прав на наследство и заставившей посмеяться самого Владыку Карды. Александр Дэви погиб во время смуты, произошедшей во время празднования Седьмого Бала Карды, — так было написано в этой книге — и с этого же времени он стал известен Ордену, как новый Владыка вампиров.

Лира гадала, когда был сделан этот портрет: при жизни Дэви или уже после обращения, а разыгравшийся ветер всё шелестел разноцветными картами пяти районов Доны. Ветер ли? Откуда ему взяться в подземном зале без окон? Нет, какой-то другой шорох! Вдруг из-за первого ряда стеллажей раздался грохот упавших книг. Девушка подскочила в кресле, сердце испуганно заколотилось.

"Вот глупая! Чего тут бояться?"

— Кто здесь?!

Чуть приподнявшись, вытянув шею, Лира выглянула из-за спинки кресла. Карты покачнулись, из-за них показалась встрепанная голова Винсента. Поняв, что замечен, он вышел из-за стеллажа, машинально потянулся за отсутствующей шляпой и, не найдя её, ограничился поклоном. Сказал:

— Прости, что напугал. Наверное, мне следовало сразу оповестить тебя о моём присутствии.

Лира рукой прикрыла свою книгу, будто прятала что-то запрещённое.

— Что ты тут делаешь? Тебе же запрещено покидать дом?

— Да. Пожалуйста, не говори никому, что видела меня здесь.

— Не скажу. Что ты тут делаешь?

— То, о чём так мечтает наш архивариус: прилежно изучаю наш немалый архив.

Лира улыбнулась:

— Пожалуй, я не стану тебе говорить, как это безответственно с твоей стороны!

Она рассмеялась, и пламя свечи задрожало от её смеха. Пока Избранный не заметил портрета в книге, девушка торопливо, воровато захлопнула её.

— Наоборот, — очень серьёзно сказал Винсент. — Я беспокоюсь за свою жизнь, поэтому я пришёл сюда. И я нашёл, что искал, — в доказательство этому он помахал каким-то по виду очень старым, наскоро сшитым рукописным журналом. — История Кармель!

— А где ты это взял? — охотница похолодела. — Ты что, взломал шкаф?!

— Не взломал. Выкрал ключи… на время.

— Оно того стоит? — Лира с любопытством разглядывала незнакомый мелкий почерк. — Что это?

— Это? Это… смерть, — внезапно севшим голосом сообщил он и объяснил, усмехнувшись, — история одной жертвы.

— Можно мне посмотреть?

Вместо ответа он глянул на часы:

— Половина двенадцатого. Не успел! Придётся мне пока остаться тут. Ты разрешишь?

Лира молча развела руками: "Как угодно".

— Сейчас часовой перерыв между занятиями, в Академии меня могут узнать.

— Конечно, оставайся. Ещё столкнёшься в коридоре с Латэ…

Она снова углубилась в книгу. Винсент устроился рядом, прислонился к стене. На журнал в его руках падал свет свечи, но лицо юноши было в тени и его выражение оставалось для Лиры загадкой. Он быстро листал страницы в журнале, едва задерживаясь на тексте, а девушка нет-нет да и возвращалась на страницу с портретом Дэви и исподтишка поглядывала на него. Владыка вампиров по-прежнему обжигал охотницу взглядом, и между делом брошенные слова Адоры вертелись у Лиры в голове: "Нередко в эти дни в Карду прибывает и Владыка вампиров со свитой…"

Не иначе, это чуткая спутница позволила ей услышать их чётче других! И Лира раздумывала… — мечтала?! — рассеянно, безвольно: что, если там, на Балу, она увидит Дэви воочию?

"О, Повелительница, дай мне эту встречу!" — мысленно попросила она и тут же устыдилась. А Бездна уже кивала и смеялась. Кивала и смеялась — как заведённая… Лире стало страшно.

— Нашёл! — громко объявил Винсент. Он склонился ближе к столу со свечой. Его лицо посерело, осунулось.

— Они меня убьют. Теперь уже точно! Я узнал такое, — сказал он и тихо, сумасшедше засмеялся… потом резко оборвал смех, рывком приложил руку к губам. Лира заметила, как побелели костяшки пальцев.

— Кто убьёт? О чём ты?

— Или вынудят убить себя. Всё ясно!

— Я ничего не понимаю… Да что ты нашёл тут? Покажи!

— Так ты не знаешь… Когда герцог Крас узнал о моём Даре, он был в бешенстве.

— Герцог Крас? Это тот…

— Тот, который возглавляет совет попечителей, — раздражённо перебил Винсент. — Покровителей Ордена! Он могущественнее всех. Латэ — его слуга. А Орден… Орден должен исполнять лишь то, что назначил ему его основатель — предок Краса. Как теперь выяснилось, в задачи Ордена входит защита столицы от вампиров, но не входит победа над проклятием. Ты спросишь, почему? Крас боится за свою жизнь.

— Подожди! Я не понимаю. Ты хочешь сказать, Орден служит… Я запуталась! В клятве нет этого!

— Ещё бы это было в клятве! — усмехнулся Избранный. — Я скажу! — с вызовом заявил он неизвестно кому. — Почему Латэ не указал мне эту историю раньше? Наверное, он стыдился!

— Почему?

— Хочешь сказку о том, как появились вампиры? Вот она, здесь! — он с выражением принялся читать из своего журнала: "Ведь он требует то, что по праву должно принадлежать ему, то, что Арденс обманом отнял у него! Нам не к кому обратиться за защитой. Не к кому! Кого молить нам, живущим вопреки всех законов — божеских и человеческих? — и вот, дальше. — Сказка врёт о появлении Дара, но мы-то знаем правду: он появился в ритуале Атера, когда Лазар Арденс отнял у Макты жизнь, чтобы продлить свою".

— Ничего не понимаю. Кто это говорит? И кто "он"?

— Он — это Макта, Первый вампир. А говорят Кармель Крас и Лоренс Гесси!

— И что это всё значит?

— Что значит? — Винсент помолчал, потом начал, таинственным тихим голосом, в котором порой звенели пронзительные ноты разочарования. — Давным-давно один очень глупый человек захотел жить вечно. Он обратился к одному чародею, и… бессмертия он не получил, но продлил свою неудавшуюся и уже кончавшуюся жизнь за счёт жизни другого. Этот несчастный стал первым вампиром, а Арденс — так звали того глупого человека, немного помучился из-за этого совестью — и только. Правда, позже его потомки создали Орден для борьбы с плодящимися carere morte.

Наверное, она побледнела:

— Ты хочешь сказать, мы все служим сейчас тому, кто создал вампиров?!

— Да. Теперь я понимаю всё: и то, чего не договаривал Латэ, и то, чего боится Крас. Крас хочет, чтобы мы боролись, но не побеждали до конца. Видишь ли, все потомки Арденса полагают, что полное уничтожение проклятия убьёт их самих. Узнав о Даре, герцог воспротивился моему посвящению, но Крас не мог прямо объявить Ордену, в чём причина, поэтому сочувствующие ему усиленно распространяли слухи о Проклятом, который всё погубит. Они переврали всё! Меня сейчас изолировали и охраняют! И хотят принести в жертву, чтобы уничтожить Дар! Как Кармель, — он брезгливо отодвинул от себя журнал. — А я… Лира, что с тобой?

Лира молчала. Наверное, у неё сейчас был действительно больной вид. Это был удар. Неожидаемый. Подлый.

— Я зря сказал тебе, — прошептал Винсент. — Как я не подумал! Ведь ты — Диос…

Охотница приложила пальцы к губам, запрещая злым словам сорваться с них.

— Как ты думаешь, они знали это? — неожиданно спросила она.

— Кто? Твои родители? — он вздохнул. — Не знаю. Латэ знает. И Рете, и Гесси тоже — они, как и Крас, потомки того… Арденса.

— Он… Крас… хочет теперь тебя убить?

— Да, чтобы уничтожить мой Дар! Есть ритуал, способный повредить Дару. Вот, слушай: "В полдень все потомки Арденса собрались в доме Кармель, и Лоренс подал хозяйке серебряную чашу с зельем. Кармель отпила один глоток, и зелье связало Дар в её крови. Она сделал другой глоток — и зелье заместило Дар в её крови. Она сделала третий глоток, и Дар навсегда ушёл от неё и от всех Арденсов, а Кармель упала мёртвой… Лоренс Гесси успокоил собравшихся, сказав: "Она сама хотела этого".

Воцарилось долгое молчание. Лира смотрела на пламя свечи сквозь туманные одеяния своей Королевы. Забытая книга соскользнула с колен. Упав, она вновь раскрылась на странице с портретом Дэви, и девушка скорей подобрала её.

Винсент не заметил это небольшое происшествие. Глаза Избранного уже не пылали гневом. Он задумчиво перелистал журнал, отложил… Вдруг сказал:

— Именно после этого ритуала, Первый вампир стал делиться бессмертием. До этого старейший из бессмертных был доволен одиночеством. Здесь есть пометка на полях, почерк Морено. Я не понимаю и десятой доли его объяснения, я не физик, не биолог. Но смысл ясен: повторение этого ритуала разделит нас с Даром. Не меня одного — всех людей. Больше не будет Избранных. Дар будет потерян навсегда.

— Латэ не отдаст тебя Красу, — недостаточно уверенно сказала Лира. — Неужели ты думаешь, что они решатся… что глава позволит этот ритуал?

— Не знаю, — он устало прикрыл глаза. — Сейчас я думаю, что позволит. Этот Теренс, приставленный ко мне Красом… Он странно говорит, постоянно намекает… О, я понимаю, к чему он готовит меня! "Лоренс успокоил собравшихся, сказав: "Она сама хотела этого". Крас исподволь внушает мне, что моя смерть принесёт миру благо. Они готовят меня к добровольному жертвоприношению!

Задумчивая Бездна созерцательно глядела на Лиру. Девушка заметила, что напряжённо, чуть ли не дрожа, подаётся вперёд, к собеседнику, и в изнеможении отчаяния откинулась на спинку:

— Что ж, теперь ты всё знаешь про этот ритуал. Ты же не позволишь им? Не поддашься?

— Я… — впервые он отвернулся от её взгляда. На его губах заиграла рассеянная удивлённая улыбка. — Слушай, Диос, а я понял, что он, мой Дар. Он — потерянная жизнь Макты…

— Что?!

— Бежать, да, бежать! — быстро проговорил он. — Бежать прямо сейчас! Хорошо, что я всё захватил с собой…

Он потянулся проверить и достал из кармана небольшой свёрток.

— Что это? Деньги?

Винсент усмехнулся и развернул ткань. Это были старинные тяжёлые усыпанные каменьями украшения: серьги, две броши и кольцо.

— В Карде давно ходит слух: Вако распродают фамильные драгоценности.

Лира опустила голову, спряталась за волосами. Она ощущала сейчас ту же беспомощность, что и он. Что сказать?

— Может быть, тебе стоит обратиться к Дэви? — совсем тихо спросила она.

У Винсента даже голос изменился:

— Уйти к вампирам? Стать вампиром?! Ты шутишь, Лира Диос?

Но она не сказала на это ничего. Лира чувствовала себя преданной — как и он. Обманутой. Будто ей с хохотом швырнули в лицо измазанную в грязи летопись её недолгой жизни. Чему она служит? Чему служили её родители?! — Только ложь, ложь, ложь кругом!

— А если твой побег не удастся? Там тебе предложат бессмертие, здесь — только смерть, — прошептала Лира. Эти слова отдались в голове эхом: "Там — бессмертие, здесь — только смерть, смерть, смерть…"

— Нет, — Винсент покачал головой, — к Владыке вампиров я не пойду. Это будет предательством.

— Здесь тебя хотят убить! А Дэви…

— Дэви сделает меня вампиром, и мечту об исцелении carere morte можно будет забыть навсегда. Нет, я не предам эту мечту.

Лира посмотрела в книгу, которую Бездна вновь заботливо открыла для неё на странице с портретом Дэви. Владыка вампиров всё также завораживал охотницу. А Винсент глянул на часы:

— Всё. Пора уходить, пока меня не хватились на Родниковой. Это я возьму, — он выдернул лист с описанием ритуала из журнала. Лира только ахнула.

— Прощай, Диос, — он извлёк откуда-то из-за карт свою странную широкополую шляпу и заторопился к выходу. Но у двери обернулся. Девушка прочитала раскаяние и сомнение в его глазах:

— Прости, что разрушил твоё представление об Ордене. Зато теперь — ты видишь? Это не твоё место. Хочешь совет? Беги отсюда. Бежим отсюда вместе!

Лира вспыхнула, и он торопливо поправился:

— Я предлагаю дружбу, ничего более. Просто мне стало жаль тебя, странная Диос. Если ты готова бросить Орден, ищи меня у Второй Городской больницы. Меня заперли там, недалеко. Родниковая улица, дом семь.

Ответ готов был вырваться из её уст, но Винсент прижал палец к губам: "Тихо!". На лестнице в архив были слышны шаги: кто-то шёл сюда.

— Прячься! — прошептала Лира, но Латэ уже входил в архив. Первым он увидел Винсента, и его брови удивлённо взлетели вверх:

— Ты? Здесь?!

Избранный гордо выпрямился.

— Я прочитал историю Кармель и я ухожу от охотников. Я выбрал: бегство! И я свободен. А вы… Если правда то, что вы говорили мне вчера утром, отпустите меня!

"Отпустите", — это была не просьба — приказ! Но глава устало потёр переносицу.

— Подожди, Винсент. Постой. Прежде мне нужно с тобой поговорить. Давай поднимемся ко мне в кабинет.

— О чём говорить? Я всё теперь знаю! Арденсы, создатели первого вампира, основали Орден!

— Ты понял это? Сам? Молодец. Пожалуй, я тебя недооценивал, — Латэ протягивал ему руку, но Винсент отступил.

— А ведь я вовсе ни в чём не виноват! — гневно выкрикнул он. — За что меня все пытаются убить?! Разве я — создатель Первого вампира? Разве я — тот слабый владелец Дара, что ушёл к вампирам и стал Великим? Однако мне на плечи взвалили этот груз чужой вины! Заставляют страдать за него, заставляют убить себя за него! Я ничего и никому не должен!

— Если ты принимаешь имя "Избранный", ты принимаешь и груз избранности, — печально сказал Латэ. — Я вижу, ты забыл, о чём мы говорили вчера. Мой вариант намного лучше и честнее бегства. Пойдём-пойдём…

Избранный подумал, потом неохотно признал:

— Да, наверное…

Они ушли из архива, вовсе не обращая на Лиру внимания. А девушка долго глядела им вслед, и усмешка кривила её губы. Когда Избранный позвал её с собой — это было как глоток свежего воздуха, а теперь её словно снова заперли в тесной клетке — не вырваться.

"Латэ, конечно, уговорит его остаться, а потом и — принести высочайшую жертву…"

Она покинула Академию через полчаса, торопясь в очередной рейд. Охотница совершила первое в своей жизни святотатство: в кармашке юбки была спрятана вырванная из книги страница с портретом Дэви.

Чтобы добраться до места сегодняшней охоты, Лира воспользовалась конкой — на извозчика скромных денежных средств небогатой наследницы ей не хватало. Дорога скоро пошла под гору, за окном открылась чудесная панорама готовящейся к зимнему сну столицы. Но девушка не замечала ни красивых зданий богатого Сатура, ни серебристой линии Сермы, иногда мелькающей между домов. Перед ней по-прежнему было лишь надоедливое трепыхание чёрного полотнища.

"Где-то глубоко-глубоко внутри так тяжело и больно. Там растёт, зреет тёмное горе, словно вода оно копится в большой чаше — и ударяют сверху капли, их звон отдаётся в виски. Однажды перельётся через край моё страдание, выльется в мир — и кто это заметит? Нездоровый мир, ужасный мир! Каждое мгновение здесь кто-то страдает, кто-то умирает. Так много людей — и так мало нитей меж ними! Исчезни я сейчас — в нём не изменится ничего. Предательство, обман, ложь! Много-много лжи, целый лес — бессмысленный и дикий. Жестокий мир жестоких, нет ему исцеления…"

Постепенно Лира согревалась, успокаивалась, засыпала, качаясь в мягких тёмных руках.

Это Бездна оберегала её, заслоняя от мира.

Квартиру, бывшую дневным убежищем carere morte, им указала Тесса. Три окна и балкон на четвёртом этаже дома N38 по печально известной Закатной улице ничем не выделялись: ни ставен, ни плотных штор. Убранство комнат выдавало женщину-хозяйку: изысканная простота и множество изящных безделушек. Гостиная была пуста, carere morte отдыхали в смежных комнатах. Двое спали в гробах в большей, тёмной комнате, другие двое, мужчина и женщина, расположились на кровати в меньшей комнате, окнами выходящей на восток. Они беззаботно отгородились от солнца ширмой. Лиру тут же выгнали из этой комнаты, посчитав, что зрелище пары лишнее для её невинных глаз, но охотница успела с жалостью поглядеть на остроносенькую девушку с рыжими, почти как у самой охотницы, волосами, сладко спавшую в объятиях молодого вампира с мягкими приятными чертами лица. У неё не было шансов. Ни у кого здесь не было шансов… Против них две группы охотников — шесть человек! Родерик с Марком неслышно спорили в коридоре. Как ни странно, всегда осторожный Родерик стоял за ритуал, не оставляющий следов, но более опасный ввиду своей длительности: часть вампиров могла проснуться. Марк предлагал просто поотрубать вампирам головы. Наконец договорившись, они разошлись, каждый к своей группе. Лира осталась в гостиной, с арбалетом наизготовку.

К её ужасу Родерик всё-таки предпочёл ритуал. Любовники были разбужены и парализованы ударом серебряного кинжала в сердце. Бовенс начал читать ритуальную формулу, и Лира, один раз тайком заглянувшая в комнату, равнодушно отметила, что происходящее похоже на своеобразную церемонию венчания. Венчания со смертью… К счастью, удары кинжалов были точны: вампиры не могли ни пошевелиться, ни крикнуть. Их замершие взгляды были направлены друг на друга, и, не выдержав этого, охотница отвернулась, уставилась на стену гостиной, обитую обоями с узором из бледно-жёлтых роз. В соседней комнате Марк со своей группой, не мудрствуя, обезглавил так и не проснувшихся carere morte и хмыкнул, по обыкновению мрачно: мол, гробы пришлись как раз кстати. Лира терпела, молчала, всё сильнее сжимая арбалет. Вот Марк радостно крикнул, что один убитый — не какой-нибудь новичок, а некий Сайрус Дэйн за которым охотился ещё отец Лиры…

"Если б охотники понимали, что этими убийствами они не уничтожают Бездну, а, наоборот, кормят Её!"

— Что-что? — переспросила незаметно подошедшая Тесса. Оказывается, последнее охотница сказала вслух.

— Ничего. Пойдём.

Лира вывела вампиршу из дома, ещё не представляя, зачем и что собирается сказать. Тесса, старательно заслонявшаяся зонтиком от солнца, казалась беззаботной и весёлой, точно не её друзей убили только что.

— Ты печальна. Что случилось? — осторожно спросила она.

— Не печальна, — Лира почувствовала необъяснимое желание выложить Низшей все свои тревоги. "Помни об их чарах!" — напомнила она себе и всё же не сдержалась:

— Не печальна. Скорее, разочарована.

— В чём? В ком?

— Ты не поймёшь.

— Почему же? Это связано… — вампирша прищурилась, точно пыталась прочитать её мысли, — с Орденом?

Лира кивнула.

— Тебе я не могу сказать. В общем… всё оказалось не так, как я себе представляла.

— Я понимаю, — Тесса улыбнулась, и охотницу неприятно кольнула эта улыбка. — Орден не для таких, как ты, Лира. У бессмертных говорят: охотники — не фанатичные служители веры, борющиеся со злом, нет! Это только верные слуги Арденсов, уничтожающие проклятых созданий первого Арденса, гончая свора, неотступно преследующая тех, кого создали их хозяева.

— Так у вас известно о том, кто создал вампиров? Давно вы это знаете?

— Всегда… Что ты, Лира?

Ничего! Просто она беззвучно плакала — от обиды. Тесса легко коснулась руки охотницы, и на этом утешения закончились.

— Я подойду на будущей неделе? — уточнила вампирша.

— Нет. Меня не будет, — Лира вдохнула горчащий, ещё осенний воздух, и решение пришло к ней. Она почувствовала себя невесомой, свободной. — Я уеду в Карду, на бал. Вот что, Тесса. Не приходи больше. Беги из Доны.

— Что… Почему?

— Ты меняешься. Тебя убьют без меня. Не приходи больше к Академии.

Тесса отступила, но не ушла:

— А серебряный ошейник? Я думала, у вас есть способ сдерживать и Высших.

— Способ есть, но его используют крайне редко, только для очень нужных Ордену Высших. Ты к ним не относишься. С тобой не будут церемониться, Тесса!

— Я… Ясно, — запнулась она. — Тогда… Хорошо. Да. Я больше не приду, — вампирша вскинула на охотницу прозрачно-жёлтые, как тот лунный свет, глаза. — Благодарю тебя, Лира.

— Не стоит. Уходи. И пропади совсем для Ордена, поняла?

Радость волной поднималась в девушке, она почти кричала это, ликующе.

 

Глава 30 Прощания и знакомства

Белая карточка лежала на закрытой крышке рояля. Рукописная надпись в затейливой рамочке, ровные буквы, чёткие росчерки. Надпись гласила:

"Приветствуем!

Позвольте Вас лично пригласить на традиционный Бал вампиров, как и в прошлые времена проводимый раз в пятнадцать лет в Карде, Термина. Девятнадцатый Бал вампиров состоится в поместье герцогов Реддо в Восточной Короне в ночь на четырнадцатое декабря сего года.

Мы ждём именно Вас".

В своём кардинском особняке Мира собиралась на новый Бал вампиров.

Посланец Дэви отыскал её столичное убежище, и следующим же вечером Мира приехала в Карду, повинуясь приказу Владыки. Он требовал от вампирши возглавить на Балу группу новичков.

Громадный особняк герцога Себастиана Реддо, нынешнего городского главы, находился в восточной части Короны, самого респектабельного района Карды. Белый дом был окружён обширным садом с фонтанами, беседками и даже небольшим прудом. Мира зашла в дом Бала в компании Адама Митто. Оставив приглашение на столике у входа, вампир оглядел бальную залу со скучающим снисходительным видом и поспешил избавиться от подопечной:

— Иди, девочка, развлекайся…

— И никаких особых указаний?

Митто хлопнул себя по лбу, изображая забывчивость, и поспешил пришпилить к корсажу её платья маленький значок с гербом Первого вампира:

— Теперь новички опознают в тебе главную. Удачи.

Вампирша улыбнулась и с лёгким поклоном оставила его. От неё не укрылось, что скука Адама притворна: ложь выдавали прищуренные, настороженные глаза. Оценив убранство зала, Мира обрадовалась: когда девушка наряжалась перед зеркалом у себя дома, новое бальное платье даже ей самой показалось нелепо вычурным и излишне роскошным; там оно никак не вязалось с обстановкой, а вот дому Реддо выглядело под стать.

Мира ответственно отнеслась к новому заданию. Вопль "предательница!" — до сих пор звенел у неё в ушах, и Восемнадцатый Бал Карды она поклялась обратить в триумф вампиров. В традиционном танце со свечами вампирша присматривалась к собравшимся, прикидывая, кто здесь может быть carere morte, кого следует опасаться, а кто сегодня обретёт бессмертие, благодаря ей. Мелькали знакомые лица: Вальде, Хаста, Гесси, Меренсы…

Вторая часть танца — "дамы ищут кавалеров". Мира, подобрав платье, двинулась в обход зала в толпе дам и почти сразу остановилась, заметив Гектора.

…Они степенно, медленно прогуливались по залу.

— Что ты тут делаешь, Гектор? Твоей фамилии нет в списке приглашённых.

— Ты так в этом уверена?

Вампирша улыбнулась.

— Лишь тридцать знатнейших родов Карды. Это правило. Все тридцать фамилий я знаю наизусть.

— Здесь много авантюристов, вроде меня, — бросил он, принимая от неё маленькую свечку. — Я пришёл по чужому приглашению. Что-нибудь ещё?

— Не верю, что ты пришёл сюда для развлечения. Здесь опасно!

— Разумеется, я пришёл не развлекаться! — фыркнул вампир. — Разумеется, я знаю о гостях Кардинского Бала, носящих герб охотников! Но оставим мои цели. Как поживает твой племянник?

— Ты уже спрашивал это, — спокойно сказала Мира. — Орден до сих пор прячет его. Прекрати напоминать о моём визите к охотникам! — неожиданно вспылила она. — Это не повторится!

Вместо ответа вампир с ехидцей черкнул пальцем, обведя её шею, словно ошейником, и они разошлись. Мира гневно размахивала веером: "Пора начинать охоту!"

Она обратила внимание на высокую девушку, идущую во второй паре вслед за герцогом и герцогиней Реддо. Она шла легко, грациозно, улыбка обозначила мягкие ямочки на щеках, платье из травяного цвета тафты оттеняло белоснежную кожу; сильные, красивые руки, магнетический взгляд зелёных глаз с золотыми искорками.

"Из неё получится великолепная вампирша…"

…Лира не переставала радоваться всё время, оставшееся до Бала Карды. Она летела на гребне волны, и её не могли сбить с него ни участившиеся нравоучения Адоры, ни долгая скучная дорога в Карду, ни даже то, что Гесси, принявшие девушку на время праздника нежити, немедленно начали навязывать ей свой жизненный распорядок. Лира летала… Лира пела! Она напевала, дошивая своё первое бальное платье, напевала днём, разучивая танцы, напевала ночью, грезя грядущим праздником. Иногда она даже забывала, что для Ордена Бал Карды — не развлечение, что она идёт туда не веселиться, а исполнять свой вечный долг.

Карда понравилась охотнице. Старые, аккуратные, небольшие дома и узкие мостовые из мелкого тёмного камня. Серые, странные люди, тронутая льдом река, чёрная и извилистая, как вена. Карда звала, соблазняла своими загадками и улыбалась как ассасин, прячущий кинжал за спиной. Город — петля, город — ловушка, город — капкан! Карда понравилась Лире, но Лира не понравилась Карде… Хмурые дни здесь торопились пронестись мимо, скупое небо жалело для девушки единственного лучика солнца, жестокий ветер стремился сбить с ног, завертеть, засыпать снегом, ночи тяжело наваливались на грудь.

Лира всё равно не унывала! Она летала. Она пела… До последней ночи перед Балом, когда вновь проснулась в холодном поту с больно бьющимся сердцем.

"Нет! Не хочу умереть! Не хочу умереть! Ещё так рано! Я не потанцевала на своём первом взрослом балу, я не узнала ответа ни на один вопрос, я не узнала себя, я не узнала мир! Так рано… Я ещё даже не узнала любовь!"

"Пожалуйста, пожалуйста — нет, — свистяще шептала девушка сквозь стиснутые зубы. А Королева Бездна стояла над ней, протягивала руки, чтобы обнять её душу, когда та вылетит с последним ударом сердца, с последним выдохом… — Нет, пожалуйста, нет! — Лира извивалась от боли внутренне, но боялась пошевелиться. Быть может, утром её так и найдут: вытянувшуюся в струнку, окоченевшую… "Нет! Нет! Мама, я не хочу!"

Смерть сжалилась, отпустила, царапнула напоследок сердце острыми когтями и пообещала вернуться скоро… Очень скоро! Лира свернулась калачиком, обняла подушку и залилась слезами.

Вечером следующего дня она была румяна, весела. Волосы, уложенные во взрослую высокую причёску, медно блестели, в ушах завлекательно позвякивали серёжки. О ночных рыданиях напоминали только припухшие, от этого кажущиеся сонными глаза.

Новое платье бледно-зелёного цвета шло девушке — она поймала немало восхищённых взоров ещё когда поднималась по ступеням к дому, принимающему Восемнадцатый Бал Карды. Новёхонькая белая жёсткая маска больно давила на переносицу, но скоро Лира перестала её замечать. Вслед за Домиником Гесси она оставила своё приглашение на мраморном столике, и они прошли в бальную залу.

Очень светлый паркет и стены, белый потолок без следа копоти, с едва заметными пастельными узорами… Большая квадратная зала была ослепительно, нереально светлой. Свет изливался отовсюду, отражался от пола, искрился-танцевал в хрустальных подвесках люстр. Единственными тёмными пятнами были портьеры с гербами всех владетельных Домов Карды на окнах. Невидимый оркестр играл что-то пленительное, чарующее, зовущее оторваться от земли и кружиться, кружиться… Лира улыбнулась. Она чувствовала себя… дома. Почему в её детстве было так мало праздников? Всего два детских бала, на которых она почти не танцевала. Родители учили её, как отличать вампиров от людей, но ни маме, ни папе никогда и в голову не приходило пригласить преподавателя по танцам.

Знания Лиры ограничивались несколькими манерами, усвоенными в школе, и несколькими па, которые она успела выучить в последнюю неделю, но девушка почему-то чувствовала себя уверенно. Весьма уверенно! Уверенней, чем когда-либо прежде!

"У меня всё получится, — тепло подумала она, любуясь отражением своей юбки на паркете. — Сегодня я повеселюсь!"

После первого танца — танца со свечами, охотница соизволила прислушаться к своему сегодняшнему патрону — Доминику Гесси.

— Цель carere morte на этом Балу — инициации. Убийства официально запрещены их владыкой, иначе Орден давно прикрыл бы этот шабаш. Твоя помощь понадобится, когда дело дойдёт до исцеления новообращённых вампиров. А пока, — он замолчал, пронзительно оглядывая залу. Гости прятались под масками… Кто среди них — carere morte?

— Веселись? — осторожно предположила Лира.

— Не отходи от меня ни на шаг, — строго закончил охотник.

Лира поникла. Значит, вот как. Скучать, сонно обмахиваясь веером, и отвечать лишь на приглашения кавалеров, одобренных лично Гесси…

На новый танец Гектор пригласил высокую рыжеволосую девушку в светлом платье, отмеченную Мирой в качестве первой жертвы.

"Только бы Долус меня не опередил!"

— Не подскажешь, кто эта дама с Гектором? — задумчиво спросила Мира Адама, не спеша прогуливавшегося по залу.

— Она совсем юна — поумерь аппетит, — усмехнулся вампир.

Девушка, словно почувствовав, что о ней идёт речь, обернулась. Это одно движение, чуть угловатое, детское, ещё не женственное, обиженный изгиб губ — и вампирша узнала её: охотница, бывшая среди тех, кто убил Конора. Её сбил с ног Гектор, улетая!

Ответный огонёк узнавания промелькнул в глазах охотницы, и они отвернулись одновременно, резко.

— Я видела её в Доне, с охотниками! Нам следует держаться от неё подальше, — улыбнулась Мира.

— Охотница? — Адам удивлённо прищурился, оценивая странную пару. Девушка словно бы дремала, но время от времени поднимала на партнёра глаза, и вспыхивающие в них зелёные искры были горячими и опасными…

Игра началась. И скоро в ней появились первые проигравшие.

— Кровь охотников невкусная и совсем не утоляет голод, — посетовала Мира, когда ведомые ею юные вампиры возвратились в дом из сада, — но эти последние секунды перед убийством: момент, когда смотришь ему в глаза, видишь страх и понимаешь, что прошла защиту…

От злобной усмешки Гектора, встретившего их, она поперхнулась.

— Что ты сочиняешь, — презрительно бросил он. — Их кровь самая обычная на вкус. Разве что она почти не разбавлена страхом.

Новички не принимали участия в разговоре. Одна из них, безымянная вампирша в жёлтом платье, старалась поавантажнее прикрыть веером пятно крови на лифе.

— Моя прабабка на Одиннадцатом Балу вампиров убила троих из Ордена, — похвасталась Мира. — Сегодня я намерена превзойти её результат.

— А где она сейчас? — спросил Гектор.

Мира умолкла.

— Кто её убил? Охотники?

Вампирша рассмеялась:

— Нет! Такая смерть не для нас. Люди Карды.

— Значит, отрубили голову и сожгли, а тело разрубили на части и зарыли на Лысом холме…

— Немного не так. Тело утопили в речке на севере, Стигии. Есть там одна заводь… В ней детишкам до сих пор запрещают рвать водяные лилии. Понимаете теперь, почему?

Бойкая вампирша в жёлтом платье уважительно кивнула и тут же задала волновавший всех новичков вопрос:

— Когда мы начнём инициации?

— Прямо сейчас! Уже есть одна, мечтающая присоединиться к нам, — Мира усмехнулась и кивнула на девушку в скромном белом платье, смеющуюся чему-то в зале. — София Меренс, дочь моих соседей. Так странно! Я помню её ребёнком…

Первый же партнёр Лиры оказался весьма подозрительным человеком. Очень смуглый, с крупными, резкими чертами лица — он не был похож на вампира, но его руки были холодны для человеческих, в них не чувствовалось биения живой крови. За маской Лира не видела лица, но эта фигура, эти повадки — сильного, медлительного, осторожного зверя казались ей знакомыми. Откуда же? Он сам подлил масла в огонь, заявив во время прохода:

— Мы встречались раньше. Помните?

— Нет, — честно призналась девушка. — Вы…

— Гектор Долус. Нравится ли вам Карда, Лира? Я нахожу жизнь здесь скучноватой и предсказуемой.

— Я — Талия, — не очень уверенно поправила Лира.

— Разумеется, здесь вы — Талия, а, может быть, Лаура, Лира. Называться истинными именем и фамилией в цитадели вампиров вам было бы неразумно.

Лира не подала виду, что её задели эти слова. Она окаменела в молчании, не зная, что сказать. Охотница отвернулась от странного партнёра, глянула в зал и заметила даму, смеющуюся какой-то шутке своего молодого длинноволосого спутника. Миниатюрная блондинка. Маленькая маска почти не скрывала лица: она не считала нужным прятаться, в отличие от многих здесь. Быстрая, нервозная мимика, жесты; знакомые повадки… Лира прежде видела её. Где же? О!

Должно быть, смятение отразилось на её лице, и дама, выбравшая именно этот момент, чтобы осторожно глянуть на охотницу, поспешно отвернулась. Они узнали друг друга. Вампирша, сопровождавшая Конора в ночь его убийства. Та, которую Родерик приказал не трогать!

Если верить Винсенту, Мира Вако.

Лира похолодела. Она вспомнила, почему партнёр показался знакомым. Это третий carere morte, что был там в ту ночь!

— Ты ищешь смерти, carere morte? — холодно спросила она Гектора. — Если ты узнал меня под маской, зачем ты подошёл ко мне?

Вампир приосанился, напустив на себя неприступность:

— Многие на этом балу ищут средство от смерти. Но немногим оно действительно нужно.

Следующая фигура танца разъединила их. Лира едва дождалась нового объединения пар, но заговорить первой не решилась. Они закончили танец в молчании, и Гектор отвёл её к охотнику.

Доминик Гесси, беседовавший с Селестой Ларгус, ещё одной участницей сегодняшней охоты, усмехнулся, увидев лицо Лиры.

— Что, он уже предложил тебе бессмертие?

Лира вспыхнула, точно охотнику открылась её тайна. Девушке стало неловко, будто её уличили в неподобающем поступке.

— Обычное дело, — заметила Селеста, улыбаясь. Улыбка не шла строгой леди, да и стальные холодные глаза выдавали искусственность этой улыбки. — На балах Карды всегда много юных восторженных дурочек, начитавшихся вампирских сказок. И carere morte принял тебя за одну из них. Придётся тебе играть эту роль. Он уведёт тебя для обращения и попадёт в нашу ловушку.

Лира нехотя кивнула. Её вдруг затрясло от обиды, будто "юная восторженная дурочка" относилось к ней. Девушка не сказала охотникам, что этот вампир знает, кто она. И что он знает, как ей нужно…

"Средство от смерти"…

Объявили следующий танец. Лира осталась в стороне, спряталась за спутников, чтобы её не заметили. Пары закружились в первом вальсе, а она разглядывала гостей и размышляла, размышляла…

Вампиры… Что она, охотница, в сущности, знала о них? Родители учили её по старым сказкам: проклятые, лишённые смерти, дети Ночи, порождения Бездны, слуги дьявола… Когда Лира пришла в Орден, то услышала и другую точку зрения. В последние годы некоторые энтузиасты пытались подвести под старые сказки научный базис. В свете их теории carere morte называли больными. Как полагали сейчас, болезнь эта передавалась с особыми клетками белой крови, обнаруженными только у carere morte. Органы у бессмертных работали, только в ином ритме. Страшное действие ритуала охотников объяснялось бурной химической реакцией между необычными продуктами обмена у вампиров, а серебро и святая вода выступали её катализаторами. Сходным образом действовало и солнце. Оставались, конечно, и белые пятна: чудовищное обличие, зеркала, разбиваемые взглядом, рабы — живые мертвецы, которых способны были поднимать самые сильные из бессмертных… Что думала Лира? — За два года в Ордене охотница так и не сумела определить, кем являются carere morte для неё, но одно могла сказать точно: они не возбуждали в ней ненависти.

Всего три слова: "Средство от смерти", — почему она вновь и вновь повторяет их про себя, а глаза-предатели уже ищут вампира, сказавшего ей это?

"Да что со мной? Неужели это я?"

"Средство от смерти", — так просто, так легко! Всего одна капля бессмертной крови — и уйдут страшные ночи, и растает тень у её изголовья. Она никогда не состарится, не потеряет память — всю прожитую жизнь! — как бабуля, не погибнет трагически, нелепо, как мама и папа. Она буду принадлежать Королеве-Бездне безраздельно.

Лира поиграла с последней фразой. Сначала она страшила, но скоро заворожила. Рана в сердце уже не болела, а Королева, стоящая перед ней, была прекрасна! Она оберегала, она направляла. Она одна в этом мире — не обманывала…

Селеста быстро проговорила что-то Доминику. Гесси сделал Лире знак следовать за ними. Охотница покорилась, но едва сделала первый шаг, её словно окатили ледяной водой: "А Орден? Лира Диос, ты забыла, кто ты! Капля бессмертия? Ха-ха-ха! Забудь, забудь, забудь".

"Забудь и покорись смерти — а она придёт скоро, очень скоро!"

Щёки девушки пылали. Она порадовалась, что этого не видно под маской.

Две трети ночи минули. Гости, разбившись на стайки, беседовали. Карусель бала кружилась, не замедляя вращение, уже тошнило и звенело в ушах, все мужчины, казалось, были на одно лицо, а женщины рядом с ними — просто яркие пятна.

Кружась в вальсе с Митто, вампирша следила за охотницей. Та прогуливалась у входа в зимний сад. В одиночестве. Ещё одна старая ловушка охотников: несколько, должно быть, таились за гротом в глубине сада. Адам почему-то также постоянно оборачивал голову на девушку… Вот охотница улыбнулась проходившему мимо Гектору, тот остановился. Адам и Мира переглянулись и ловко переместились из внутреннего круга вальсирующих во внешний, чтобы пройти поближе к беседующим.

Охотница тихо говорила что-то вампиру. Адам и Мира переглянулись ещё раз и замедлили шаг. Но расслышать слова отсюда было невозможно, Митто пытался читать по губам, он беззвучно шептал, повторяя вслед за беседующими. Мира же читала по его губам: Охотница: "Мне… нужна… только… капля…"

Гектор: "И капля… бессмертия… бесценна", — что-ты-дашь-взамен? — быстро пробормотал Адам, угадывая продолжение.

Девушка: "У меня… есть….. только… моя жизнь…"

Губы Гектора презрительно искривились: "Это не то!"

Адам унёс Миру на следующий круг. Они двинулись бешено быстро.

— Странно! — не сдержалась вампирша. — Это западня Ордена? Но тогда почему так грубо, этой чуши не поверит и двухлетний!

Адам прищурился: они вновь приближались к зимнему саду.

Тон беседы изменился. Охотница говорила быстро, заносчиво: "Я… приближённая главы Ордена… Я… превосхожу многих охотников… а кто ты?"

Гектор молчал, тонкие губы решительно сжаты. И знакомый взгляд, тот же, что полгода назад: так смотрит… машина, хорошо отлаженная, чётко работающая… слепая и, в слепоте своей, несущаяся в пропасть.

Мира оказалась спиной к говорившим. Когда она вновь увидела зимний сад, странная пара разошлась.

— Интересно, — выдохнул Адам. На половине следующего круга они свернули в сторону… последний стремительный алеманд… и остановились у колонны.

— Никому ни слова об этом интересном разговоре, — очень серьёзно повелел вампир.

— Хорошо.

Митто ушёл, торопясь.

Мира наблюдала, как на следующий танец он галантно пригласил охотницу, и удивлялась, с какой чёрной ревностью следит Гектор за вальсирующей парой. Адам был привычно обходительно-вежлив, вот только резок взгляд. А юная дева, наверняка впервые танцующая на взрослом балу, не замечала борьбы, разворачивающейся из-за неё…

К середине бала охота переместилась в зимний сад. Лира прогуливалась у входа, изредка с завистью оглядывая бальную залу. Более всего ей хотелось забыться в танце, но она покорно мерила шагами светлый паркет. Она ждала.

Вот он, подошёл. Вампир, загадочный Гектор Долус. Лира сняла маску — в ней не было смысла, но не успела ничего сказать: он уже прочитал все её сомнения. Девушка улыбнулась ему как другу. Она ждала.

— Бессмертие дорого даётся, Лира Диос, — вдруг сказал он.

— Мне нужна только капля.

— И капля бессмертия бесценна. Что ты дашь мне за неё?

Лира оторопела. К такому разговору она не была готова.

— У меня есть только моя жизнь…

— Это не то, Лира Диос! — он так подчёркивал всё время её имя! Видимо, ему нравилось его звучание. — Жизнь любого из гостей Бала я могу получить сию же секунду, и никто не потребует с меня платы. Ты охотница. Подумай…

Лира вспыхнула.

— Чего ты хочешь? Тайну Покрова? Тайну нашей защиты? Тайну нашей воды? Я не готова сказать тебе всё это. Есть клятва…

— Ты уже нарушила её, заговорив со мной. Мне не нужны ваши тайны, — презрительно сказал вампир. — Сокровище за сокровище. Мне нужен ваш Избранный.

— Что?

— Крас, покровитель Ордена, скоро убьёт его. Жаль будет потерять его Дар.

Лира молчала. Мимо них в быстром вальсе проносились пары, и девушке казалось, мелодия несёт и её, кружит в водовороте. Охотница теряла всякие ориентиры в мире… Она помотала головой и, неожиданно для самой себя, расхохоталась:

— Сокровище за сокровище? Хорошо, но так ли ценна твоя кровь? Я — приближённая главы Ордена, я превосхожу многих охотников, а кто ты, Гектор Долус?

Теперь замолчал он, нервно сжав губы. Он глядел на охотницу изумлённо, как на ожившую куклу.

— Мне нужна капля крови Владыки вампиров, — отчеканила Лира и добавила, закрепляя победу. — Дэви… и никто другой.

Глаза вампира пылали бешенством, когда он уходил. Танец закончился, партнёры кланялись друг другу. Лира всё также гуляла у входа в зимний сад и размышляла, размышляла: "Перешла ли я уже черту? Этот разговор… хмм, вполне невинный. То есть, его можно принять за таковой. Я лишь играла роль, назначенную мне охотниками… Или нет?"

"Или нет!"

— …Вы позволите пригласить вас на этот танец, леди?

Девушка вскинула глаза на говорившего и сразу узнала молодого человека, так неожиданно, бесплотно подошедшего. Светловолосый, остроносый, с мелкими, сухими чертами лица — в начале бала он разговаривал с Мирой Вако.

"Наверное, и он тоже вампир. Да что во мне такого? Мёд я для них, мёд!"

Лира выразила согласие осторожным поклоном.

Был объявлен сложный на её взгляд вальс, и, чтобы не ошибиться, девушке пришлось полностью довериться новому партнёру. Он танцевал хорошо, и они стали одной из лучших пар в зале.

Дежурные славословия празднику, дежурные комплименты, дежурные шутки… Партнёр держался любезно и в достаточной мере безразлично, ей было легко с ним. Лира весело смеялась. Но вот смена движений. На долю секунды девушка испугалась, что споткнётся и упадёт, но партнёр поддержал её и замедлил движения, направляя.

— Должен вас предупредить: тот, с кем вы разговаривали сейчас — очень опасный человек, — сказал он во время краткой передышки в танце — променада.

— Чем же он опасен?

— Он лгал вам, вы заметили? Ложь из уст владыки Низших всегда крайне опасна. Низшие… — закончил он уже во время вальса, — …не знают, что такое честь.

— А Владыка вампиров знает?

Его светлые спокойные глаза заискрились смехом:

— Вас познакомить?

Перед глазами Лиры встал портрет Дэви, украденный из архива.

— Да, — ровно сказала охотница и, испугавшись своему ответу, поторопилась оправдаться: "Разузнать побольше о враге. Кто из охотников отказался бы?"

— Владыка не почтил своим присутствием Бал, — быстро зашептал вампир: танец уже кончался, — но он в Карде. Придёте к особняку Митто утром. Вас проводят. Сюда идёт ваш надзиратель… Прошу меня простить.

Едва поклонившись, он поторопился исчезнуть. Лира, растерянная, осталась стоять в центре залы, и к ней шёл раздосадованный и от этого ещё более строгий Доминик Гесси.

— С кем я говорила сейчас? — виновато спросила девушка.

— Адам Митто. Он в свите Владыки вампиров. Ты, безусловно, удачно выбираешь партнёров, Лира! Но следующий танец мой.

В центр зала вынесли небольшую, невысокую сцену. Лира безропотно устроилась около Селесты, ожидающей начала театрализованного представления в кресле. Девушка отдыхала после десятка танцев, шедших один за другим, и не забывала рыскать глазами по зале в поисках новых знакомых вампиров.

Сначала она пыталась разгребать беспорядок своих новых мыслей и целей, но скоро оставила это занятие. Её силы были слишком малы, хаос занимал голову медленно, но неуклонно.

"Я только играю", — убеждала себя Лира, и понимала, что врёт, обманывает сама себя. Неотвязная мысль иголкой колола виски: "Я уже перешла черту!"

"Я ещё могу вернуться! Всегда можно вернуться и начать сначала", — Лира успокаивала себя. Лира обманывала себя… Она чувствовала себя в начале неизвестного пути — впервые в жизни. Это было завораживающее чувство. Там, в зазеркалье, в незримом мире ветер трепал её волосы, впереди расстилалась неизведанная даль. Небо встречалось с землёй и стекало на неё, смешивалось с ней. Горизонта в том мире не было. Лира ощущала сладкую пустоту в животе, как перед прыжком в пропасть.

"Это смерть танцует со мной!" — тянула певица на сцене…

…Начинается театрализованное представление с песней, но Мира не остаётся его смотреть. Она ведёт какую-то совершенно не знакомую ей прежде девушку в зимний сад, сверкает глазами, увлечённо рассказывает чепуху о новой трактовке классической пьесы Молтера столичным Театром Греди. Впрочем, с точно таким же успехом она могла бы повествовать о своём путешествии на Луну: девушка слушает зачарованно.

Зайдя за искусственный грот, вампирша более не скрывает клыки. Несчастная не кричит в страхе, лишь шепчет слабо, неуверенно: "Не надо…"

— "Не надо" что? — улыбается Мира, качаясь на волнах медленного ритма пленительнейшего из танцев — вальса. — Я не стану тебя убивать! Тебе повезло: Королева всех ночей не велит.

— Не надо! — вновь повторяет девушка, а в глазах стоят слёзы.

— Ты слаба, дорогая. Подчинись.

Мира знает, что действует слишком быстро, грубо. Она помнит, что Владыка наказывает тех, кто превращает ритуал разделённого бессмертия в спорт. Но так чертовски приятно играть чужой жизнью, чужой смертью, не отягощая себя ответственностью, не заботясь о последствиях!

— Прошу вас, умоляю: не надо! — но вампирша уже прижимает её к деревянной решётке, опутанной каким-то вьющимся растением с большими белыми цветами. Тонкий голосок безымянной певицы обречённо тянет в зале: "Это смерть танцует со мной!" Вода в гроте подрагивает на сильную долю такта.

— Что, думаешь, лучше смерть? — шепчет вампирша. — Хочешь, покажу?

Она выбирает для укуса вены на руках: отсюда жизнь можно тянуть очень долго, чтобы будущая carere morte успела понять, чего она лишается. Девушка слабеет, опускается у решётки, побелевшими, замёрзшими губами шепчет что-то невнятное…

"Мама, мамочка!" или "Господи помоги!"?

Потом затихает совсем. Легкое, быстрое как крылья бабочки дыхание замирает, из сердца вместе с жизнью уходит страх, оно бьётся медленно, лениво. Огонёк жизни мерцает в глубине становящихся бездонными с приближением смерти глаз. Можно, конечно, забрать и его и долго потом катать на языке, всматриваясь в таинственные темнеющие глаза: "Что они видят сейчас? Всю Вселенную? Или ничего?"

Но Мира прерывается: Ночь сегодня не велит. Снимает перчатку, прокусывает запястье. Она даёт своей крови влиться в раны на запястьях девушки и ждёт несколько минут.

Да, превращение началось! Эти изменения не заметит смертный, но вампирша чувствует: перед ней carere morte. Осталось закрепить их:

— Пей, — беззвучно, поднеся руку к её холодным, ещё липким от ушедшего страха губам. — Пей или умирай.

Конечно, она слушается, пьёт кровь бессмертной, отказываясь умирать. Это самое вкусное в инициации: ощущение собственной власти. В эти бесконечные мгновения вампирша ощущает себя богиней.

Глаза бывшей смертной закрыты, она спит. Преображение совершается во сне, как у прекрасных бабочек. И столь же недолго, сколь эти яркие создания проживёт её дитя, обращённое в carere morte страхом.

В зале веселятся другие. Вот внесли шкатулку… Герцогиня Реддо чуть замешкалась перед тем, как огласить результат жеребьёвки:

— Дом… Дом Реддо!

Гости засмеялись, зааплодировали. Что ж, и такое случается! Этот гостеприимный дом примет и следующий Бал вампиров…

— Я скажу вам об Избранном, что вы хотите, — пожалуй, слишком официально объявила Лира.

Она встретилась с Долусом сразу после бала у летней веранды в саду. Гектор, вопреки её ожиданиям, не просиял, услышав это. Вампир был очень сдержан.

— Разве не об инициации вы говорили с Митто? — ревниво спросил он.

— А кто это: Митто? — Лира смиренно опустила глаза. — Он называл вас владыкой Низших…

— Митто лжёт! — но глаза вампира сказали ей, что лжёт, как раз, он сам. — Я Высший, и вы должны помнить это! Высшие не якшаются с Низшими!

— Вам интересно, где Избранный сейчас?

Вампир несколько оторопело кивнул. Они сошли с садовой дорожки, спрятались в тени веранды. Охотница куталась в тёплую накидку, но всё-таки мёрзла без пальто.

— Избранный сейчас в Доне. Родниковая улица, дом, кажется, семь. Это недалеко от Второй Городской больницы. Его хорошо охраняют. Ещё тот район под Покровом, так что carere morte не подобраться близко.

Гектор хмурился всё больше.

— Слишком легко ты сдалась, — он завертелся, принюхиваясь как зверь. Вампир искал врагов. — Слишком легко! — угроза послышалась в его голосе. Он двинулся к охотнице, попытался схватить, но Лира увернулась.

— Уходи сейчас, — тихо, мягко сказала она. — Это ловушка. Я не могла не подчиниться. Мне велено увести тебя за веранду.

Он зарычал:

— Ты пойдёшь со мной!

Девушка отрицательно покачала головой. Вампир рванулся к ней и споткнулся. Тёмная фигура выступила из-за дерева. Человек с арбалетом.

Carere morte не отступился, не попытался сбежать и получив стрелу в спину. Впервые Лира вынуждена была достать кинжал из ножен, но воспользоваться им не пришлось. Подбежали трое, оттеснили вампира. Запястья Гектора пришпилили кинжалами к стене веранды, обездвижили вампира ещё одним ударом — в сердце. Лира отвернулась, не дожидаясь первых слов ритуала.

Едва выйдя из тени, она угодила в руки Селесты. Вдруг подкосились ноги. Испуганная охотница не сумела предупредить её падение. Лира успела пожалеть своё светлое платье перед тем, как лишилась сознания…

По традиции праздник закончился за час до рассвета. Мира попрощалась с новыми друзьями. Она спустилась в сад, подальше от дома, чтобы преобразиться и улететь незаметно для окружающих, и у пустой белой чаши фонтана замерла: ей открылась сцена у летней веранды.

Вампир попался охотникам! Приглядевшись, Мира узнала Гектора. Двое держали его, для верности они пригвоздили руки вампира кинжалами.

Кто-то неслышно подошёл, подхватил её под локоть.

— Уйдём, — мягко сказал Адам. — Слабые погибают. Естественному закону жизни подчинены и carere morte — это будет эпитафия.

Мира подчинилась. Они ушли в тень деревьев, и только тогда она обернулась. Площадка у веранды была пуста. Значит, ритуал уже окончен. Эта смерть мгновенна и страшна, как смерть от солнца: ничего не осталось, лишь пепел. Пригоршня пыли… Мира отвернулась и последовала за вампиром. Хвост её юбки волочился по земле, но она не замечала этого.

"Пусть. Если и этот будет мёртв, история последнего Избранного навсегда останется только моей тайной…"

Она внезапно почувствовала, что улыбается, одним левым уголком рта. Лицо осталось неподвижным.

 

Часть 4

 

Глава 31 Тень Стража

— Сначала упорные слухи о человеке, видящем всю вампирскую карту Карды, — вслух размышлял Владыка. — Потом тишина на три года, и вдруг: таинственное исчезновение Конора, Ингенс, найденная близ Источника. Судя по её виду, она вкусила крови Избранного. Фульге и Вако, якобы убитые охотником из фанатиков! Ночной мир взбесился без меня.

Адам Митто, внимавший Владыке, оскалился, изображая ехидную усмешку.

— Все случаи — звенья одной цепи, — задумчиво произнёс Дэви. — Я узнал от одного Низшего, что новый владыка дал ему важное задание. Новый владыка, известный нам Гектор Долус! Низший сказал немного — боялся мести Долуса, но суть я понял: Гектор вознамерился обратить на свою сторону юного адепта Ордена. Низшие по его приказу тщательно готовили смертного к предательству. Зачем же? Долус мечтает забрать что-то у Ордена, заручившись поддержкой охотника. Что-то необычайно ценное, невероятно ценное… Я полагаю, Избранного.

— Гектор здорово струхнул, когда услышал от меня о вашем скором возвращении в Карду, — заметил Митто.

— Да, Адам! Он знал, что я не оставлю ему даже его подобие жизни. Страх взял над ним верх, и он обезумел. Бездна подсказала мне пригласить его на Бал Карды. И там Она легко забрала его.

— Его убили охотники.

— Да. Он проиграл! Та девушка-охотница…

— …Высоко оценила свою честь и верность идеалам Ордена… Она требовала встречи с настоящим Владыкой вампиров!

Дэви прищурился:

— Ты думаешь, она придёт?

— Разумеется, придёт. Её словно что-то точит изнутри. Она так уверена в своей болезни, что почти обманула меня: на долю секунды я поверил, что ей, и правда, недолго осталось. Но её сердце совершенно здорово! Я подозреваю чары Низших.

— Так и есть! Она — та самая жертва Долуса.

— Не может быть, господин! Какое удачное совпадение для нас!

— Их встречу готовила Бездна, — глаза Владыки сейчас были непроглядной тьмой. — Как Владыка, я по-прежнему угоден нашей Госпоже.

Со значением сказав это, он погрузился в долгое молчание. За окнами галереи выл ветер, клубились тучи снега, взметённые им, и Дэви в этом хаосе мерещились белые глаза древнего врага… Митто, помедлив, поклонился и ушёл, и тогда из тени галереи выступила фигура. Черноволосая вампирша в длинном белом платье. Её синие глаза глядели на Дэви тоскливо и преданно.

Алиса Тэрре, молоденькая вампирша из свиты…

— Сегодня вы сами не свой с утра, — заметила девушка.

— Признаться, я немного боюсь, Алиса.

— Да, и я! Если Избранный действительно у Ордена, то…

— Бояться следует не этого, — улыбнулся Владыка. — Даже если Избранный обретёт способность исцелять вампиров, этим он не погубит нас.

— Вы так думаете?

Дэви отвернулся. Он прищурился, вглядываясь в белую муть.

Давно ли он смеялся над торопливым, будто смертный, Гектором, чей безумный, бесцельный бег окончился гибелью? Давно ли он торговался с самим собой: инициировать ли Избранного? Давно ли он полагал, что вечность, расстилающаяся перед ним, гармонична и совершенна? Он заблуждался. Старый враг возвращается, и вновь тревогой пахнет воздух. И разозлившийся ветер, колотящий в закрытые окна, полон предчувствием перемен. Владыка предвидел смутное время и гибель незыблемых устоев.

Но вампирша ждала его ответа, и Дэви сказал:

— Много ли среди бессмертных — богов? Многие становятся вампирами, но немногие из carere morte достойны жить вечно. Большинство бессмертных боится вечности, которая открывается им. Ничтожные, они зовут Вечность Пустотой, Тьмой, Преисподней… Так пусть каждому будет дано по его вере! — И они тонут в Пустоте, во Тьме, сгорают в собственной Преисподней, их влечёт туда груз их мелких грешков, но слабейшим и этого груза достаточно! Исцеление — это просто ещё один выбор, как при инициации. Для слабейших он возможен. Вампиры-дикари недостойны бессмертия, они — рабы Бездны, поглощающей мир. Дар способен отнять их у Бездны, закрыв для них дверь в вечность, вернув их в жизнь и в смерть. Их, но не нас, Бессмертных! Дар Избранного никак не коснётся нас. Не бойся, Алиса.

— А чего же сейчас боитесь вы, Господин?

— Появился новый голос Бездны, — спокойно сказал Дэви и, обернувшись, увидел свой страх, зеркалом отразившийся от глаз вампирши. — Я почувствовал это сегодня утром. То же недавно говорила мне и Кларисса-пророчица! Глашатай Макты, голос Бездны… Она идёт к нам!

— Это женщина? — неожиданный вопрос ревнивицы.

Брови Владыки удивлённо взлетели вверх:

— Я сказал "она"?

— Вы не помните, что сказали? Значит, вы изрекли пророчество, Господин! Это женщина…

— Женщина ли, мужчина, ребёнок — неважно, Алиса. Новый голос Бездны! Или тебе неизвестно, что это значит? Бездна изрекает свою волю устами смертного в редкие, исключительные моменты. Она является нам, чтобы сообщить, что наш мир вновь на краю гибели…

А за много миль от "Тени Стража" Лира постепенно приходила в себя.

После бала Селеста отвезла её к себе домой. Девушка была вялая, слабая и легко подчинилась. Охотница отвела её в маленькую комнатку на втором этаже и помогла раздеться. Было видно, что она не одобряет отдых в постели во время праздника нежити, и предпочла бы видеть Лиру на дневной охоте… Приказав девушке спать, она вышла, а Лира, едва дождавшись, когда стихнут шаги на лестнице, вскочила и принялась одеваться.

Она ещё не совсем оправилась от обморока. Руки дрожали, голова кружилась, сердце колотилось о рёбра чувствительнее обычного. Лира не смогла туго затянуть корсет, не с первого раза у неё получалось застегивать крохотные пуговки на платье. Девушка ругалась шёпотом, но не отступала. Она помнила о приглашении Митто.

Одевшись, Лира подошла к окну. Нужно было сочинить план побега. Сначала она предполагала, что сбежит через окно, теперь же убедилась, что это невозможно: поблизости от окна не росло деревьев, в стенах не было выступов, за которые можно было бы хвататься. И Лира вышла из комнаты, оставив дверь затворённой, но не запертой.

Она была странно холодна и спокойна. Она ничуть не сомневалась, не тревожилась. Она стала быстрой и решительной. Бездна тянула её за собой, радостно смеясь.

Лира крадучись спустилась вниз и долго плутала в поисках хода на кухню, наконец, нашла и вовремя: дом начинал просыпаться. Наверху послышались детские звонкие голоса. "Я сегодня опять видела крылатую тень на нашей крыше!" — восклицала девчушка… На кухне негромко ругали кого-то кухарка и нянька. Лира прошмыгнула мимо незамеченной.

Очутившись на улице, девушка на миг растерялась. Дом Митто — а где это? Куда бежать? Она пошла наугад вдоль улицы, чтобы побыстрее уйти от дома Селесты.

Купол неба посветлел. День наступал стремительно, а улица была пуста. Спрашивать дорогу до дома Митто было не у кого. И всё-таки не унывая, она продолжала путь.

На первом перекрёстке девушка свернула налево, смутно догадываясь, что нужный ей дом должен находиться в дальнем районе города, и примерно через полчаса вышла на широкую улицу, показавшуюся ей весьма перспективной. Многие дома-особняки здесь казались заброшенными.

"Который же — дом Митто?"

Лира проходила мимо высокой ажурной решётки, огораживающей один из немногих жилых на вид домов, когда калитка распахнулась, и на улицу выглянула девочка лет пятнадцати. Растерянная, бледная, на щеках блестели дорожки слёз. Увидев охотницу, она испугалась, скрылась в саду. Лира забарабанила в дверь:

— Постой! Постой! Подскажи, дом Митто близко? Он на этой улице?

— Да, — глухо ответили из-за ограды. — Последний по улице, слева.

У дома в конце улицы слева охотница остановилась надолго. Ворота были приоткрыты и приглашали войти, но Лира застыла, не могла себя заставить сделать ни шага.

Дом был нарядным, сад вокруг него ухоженным, жилище вампира казалось бы приятным, если б не запустение вокруг: все дома-соседи были оставлены давно, их дворы заросли бурьяном. На ум пришло сравнение: дом-вампир, питающийся за счёт "жизни" других. Сзади девушке почудилось какое-то движение, и она резко обернулась.

…Никого!

Лира напряжённо прислушивалась, но в тишине только ветер играл голыми ветвями деревьев. Их сухой стук казался ей омерзительным. Решив, что долее медлить нельзя, охотница зашла за ворота и подошла к крыльцу. Дверь была заперта. Лира постучала, но, испугавшись своей смелости, тут же отступила, бросилась прочь с крыльца…

"Как глупо! Что за детские шалости, Лира?"

Девушка попыталась подбодрить себя усмешкой. Она тихонько обошла дом и очутилась на заднем дворе.

Да… Красивым был лишь фасад, а здесь царила знакомая мерзость запустения. Воистину, дом-вампир! — И он, оказавшийся неожиданно огромным, теперь нависал над девушкой, закрыв полнеба. Развалившаяся летняя терраса, разбитая травой на куски каменная дорожка, уродливые, больные без солнца деревья — здесь была видна разрушительная работа смерти. Лира несмело прошла по дорожке до задних ворот, выводящих на безымянную дорогу, и тут ужасный грохот какой-то адской повозки послышался вдали. По замерзшей дороге к охотнице спешил большой закрытый экипаж, запряжённый быстрой двойкой, плотные занавеси скрывали внутренность кареты, на дверце Лира нашла знакомый герб — крылатого льва с собачьим хвостом. Экипаж остановился прямо перед ней, и возница соскочил с козел. Он торопливо распахнул дверцу, — карета оказалась пустой, — и подал девушке руку, приглашая подняться. Лира не стала испытывать его терпение и забралась в карету. Дверца захлопнулась. Ошеломлённая темнотой, охотница хотела отдёрнуть занавесь, но была остановлена возницей. Тогда Лира покорно опустилась на мягкий диванчик. Только сейчас она поняла, как устала за ночь. Неотлучная тёмная спутница склонилась над ней, холодной ладонью провела по лицу, и глаза девушки закрылись. Через мгновение она спала.

Лира проснулась от резкой остановки экипажа. Дверца распахнулась, и она невольно прищурилась, ожидая увидеть ослепительный день, но снаружи оказалось почти также темно, как внутри кареты. Они остановились во внутреннем дворе огромного замка, и почти на всём нём лежала гигантская тень. Девушка вышла из экипажа, с интересом огляделась.

Это был первый настоящий старинный замок, который видела Лира. Сложенный из тёмного, почти чёрного камня у подножия одинокой, такой же чёрной горы, он казался приземистым, несмотря на немалую высоту двух главных, когда-то одинаковых башен. Сейчас одна из них была разрушена наполовину: в старые времена замок не раз подвергался осадам. Толстенные стены казались продолжением скал вокруг, широкие круглые сторожевые башни по углам усиливали впечатление массивности. Во внутреннем дворе стояло несколько экипажей.

"Я иду в настоящее вампирское гнездо", — Лира ухмыльнулась, подбадривая себя.

В стене целой главной башни отворилась неприметная дверь. Человек в серой ливрее быстрым шагом направился к охотнице. Лира безучастно следила за ним. Она ещё не совсем проснулась, и всё вокруг казалось продолжением сна. Ведь не может же быть на самом деле охотница — Лира Диос! — в замке Владыки вампиров! Её рука скользнула по юбке, тихонько проверяя потайные карманы. Лира нашла пузырёк со святой водой. Кинжала не было. Видимо, Селеста достала его, когда снимала платье.

"В Доне посмеялись бы над моей экипировкой!"

Всё же она представила, как останавливает всю свиту Дэви взглядом и ослепляет Владыку водой из Источника… Слуга, тем временем, приблизился и сделал знак следовать за собой. Девушка подчинилась. Они вошли в дверь в башне замка и сразу потянулись бесконечные коридоры и лестницы.

"Если придётся убегать, я вряд ли найду обратную дорогу!" — мелькнула мысль.

Постепенно коридоры и лестницы расширялись, расцвечивались красками, обрастали светильниками, картинами, коврами, начали встречаться другие сероливрейные лакеи. Очередные двери распахнулись. За ними был зал, где её ждал Дэви.

Зал был небольшим. Раза в четыре меньше бальной залы дома Реддо, где девушка недавно танцевала. Когда-то в восточной стене его были окна, но сейчас они были заложены камнем. Несколько светильников создавали светлый коридор до кресла Владыки, углы зала тонули в темноте. Было заметно, что светильники зажгли несколько минут назад, исключительно для гостьи — для неё! Свита Владыки расположилась у стен. Лира видела лишь бледные пятна лиц. Неясные фигуры двигались — угловато, неровно, хищно. Это напоминало какой-то танец пауков. В глаза охотнице бросилось одно лицо — женское, безучастное. Но туманный взгляд девушки был живым! Около неё вилось несколько carere morte. Лира поняла и содрогнулась: они здесь трапезничают!

Не дойдя трёх шагов до кресла, охотница остановилась, решив не кланяться. Она приглядывалась к человеку, сидевшему перед ней. Темноволосый, темноглазый, с правильными чертами лица, он был красив. И он был очень похож на портрет, до сих пор бережно хранимый девушкой.

— Дитя, зачем ты пришла? — спросил вампир. Его голос был низким и приятным, бархатистым. Лира опешила, поняв, что совершенно не готова ответить на этот вопрос.

— Я пришла к Дэви, Владыке вампиров…

Тишина вокруг казалась осязаемой, плотной. Carere morte вперили в гостью копья взглядов.

— Я — Александр Дэви, хозяин этого замка и Владыка carere morte! — звонко возгласил вампир, но глаза его остались тусклы. — Мне хотелось бы больше узнать о моей странной гостье. Адам слышал часть вашего разговора с Гектором Долусом. Вы охотница и вы просили бессмертия у carere morte… Странное сочетание! Оно не может быть объяснено лишь уловкой охотников, благодаря которой двумя часами позже Долус был убит — ведь сейчас вы передо мной, и одна, без отряда. Поведайте же, леди, кто вы и зачем пришли ко мне? Неужели вам так необходимо бессмертие?

Он помогал ей начать. Лира воспряла духом.

— Я — Лира. Лира Диос, — по рядам вампиров побежал испуганный шёпот. — Я сказала Долусу, что соглашусь, только если капля бессмертной крови будет кровью Владыки вампиров.

— Ты сирота, верно?

— Да, мои родители погибли.

— Как они умерли?

— В рейде. Их убили не вампиры, — девушка подчеркнула "не". — В Ордене думают, они натолкнулись на какую-то уличную банду. Меня привела сюда не месть. Я не лгу, я действительно хочу стать бессмертной.

— Зачем тебе вечность, дитя? — Лире послышалась усталость в его голосе.

Охотница вдохнула здешнего холодного и пахнущего кровью воздуха и почувствовала, как тьма и покой наполняют её.

— Я неизлечимо больна и могу умереть в любой момент, — просто сказала она.

По залу пробежал смешок.

— Этот так, — с вызовом объявила Лира. — Я молода, но у меня болезнь стариков.

— Твоя единственная болезнь — уныние, — печально сказал Владыка. — Впрочем, ты можешь думать, что хочешь. Однако скажи, разве тебя не учили наставники: ты получишь бессмертное тело, но погубишь бессмертную душу?

— Учили… — девушка испуганно взглянула на него: на миг Лире показалось, что перед ней кто-то вроде Латэ. Но в глазах Владыки вампиров она увидела то, что можно увидеть в двух зеркалах, направленных друг на друга. Бесконечный коридор, за хрупкими стенами которого пустота… И ответ пришёл к ней.

— Моя душа уже принадлежит Бездне, — заметила охотница и добавила с горечью. — Разве вы не видите?

— Вижу, — он поднялся, подошёл к ней, взял холодными пальцами за подбородок. Лира послушно вскинула голову, позволяя изучить своё лицо.

— Твоё дыхание не греет, — он резко отпустил её. — Да, ты готова. Что ты обещала Долусу в обмен на бессмертную кровь?

— Избранного.

Carere morte не пошевелились, но поле напряжения вокруг охотницы возросло и уплотнилось в миллионы раз. Один Дэви сохранял спокойствие каменной статуи:

— Избранный сейчас у охотников?

— Да. Он в Доне. Родниковая улица, дом семь, недалеко от Второй Городской больницы. Его хорошо охраняют и район под Покровом, — повторить это оказалось совсем легко. Лира замолчала, ожидая слова Дэви.

— Полгода назад Валерий Конор хотел заполучить вашего Избранного, так?

— Да. Тогда я впервые увидела Гектора Долуса.

Она боялась, что Дэви потребует имена охотников, бывших там с ней, но вампир, ничего не сказав, лишь кивнул.

— Владыка, — осмелел кто-то из свиты. Это ловушка, как для Долуса! Охотник не может так легко предать величайшую мечту Ордена!

— Мечту?! — наконец Лира смогла заговорить быстро, горячо, уверенно. — Да вы спасёте его! Они хотят убить Избранного! Есть специальный ритуал… Винсент сам говорил, что его готовят к нему! Посвящение невозможно: Орден рискует лишиться поддержки покровителей.

— Имя Избранного — Винсент? — Владыка задумался о чём-то. — Не Винсент Линтер?

— Да, он. Разве вы его знаете?

— Что ж, — Владыка вышел из коридора света и пропал. Остался только его низкий монотонный голос. — Дай Избранного нам, и ты получишь, что просишь.

— Как?! — прошептала охотница.

— Придумай сама, Лира Диос, — небрежно бросил он, но через секунду смягчился. — Поезжай домой. В Доне мы скоро вновь встретимся с тобой.

Лира назвала свой адрес в качестве места для встреч. Вампиры зашушукались, и девушка охнула, вспомнив, что её дом, как и весь район Академии, под Покровом.

— "Изумрудный сад", — сказал из темноты Владыка, и она охнула вновь:

— "Изумрудный сад"? Летняя резиденция Его Высочества?! Он, что, тоже…

Дэви засмеялся.

— Его Высочество сочувствует нам… Но, наверное, вам пора уйти, юная леди, — буднично сказал он, выйдя на свет, и обвёл рукой зал. — Это зрелище не для ваших глаз.

Да, девушку уже тошнило от запаха крови. Лира покачнулась на каблуках, повернулась, поплелась прочь. Не было благодарности за ценную информацию, прощальных поклонов и пожеланий счастливого пути. Безжалостный Владыка дал охотнице прочувствовать своё предательство.

За дверями зала её поймал тот же слуга, повёл теми же коридорами к выходу из замка. Во внутреннем дворе Лира остановилась, поражённая открывшейся картиной. Двое слуг вели, вернее, тащили к экипажам бывший обед вампиров. Видимо их вывели из зала незаметно, прежде охотницы. На лицах молодых людей и девушек, бледных, полуживых, были счастливые, спокойные улыбки.

— Владыка приглашает Вас на карнавал через неделю, графиня! — шепнул один из слуг последней девушке, той самой, что бросилась Лире в глаза в зале приёма.

Слуга подвёл охотницу к знакомому экипажу. Знакомый возница вежливо спросил, отворяя дверцу:

— Куда вас доставить?

Лира чуть было не сказала: "К Бреннам", но вовремя спохватилась. Ни к чему увеличивать свою вину, выдавая Владыке вампиров служителей Ордена.

— Отвезите меня к церкви Микаэля, — велела она.

Единственный раз охотница обернулась на "Тень Стража", когда карета была уже далеко. Чёрный замок казался незыблемым как гора, у подножия которой его воздвигли. Между тем, внутри, едва Лира покинула зал трапезы вампиров, развернулась весьма эмоциональная дискуссия…

— Я давно говорил, Господин! — в ажитации Магнус Калькар вскочил со своего места. — Поиски Избранного велись неправильно! Поиски Избранного вели не те! Могли ли малыши, для подсчёта лет которых хватит пальцев одной руки, справиться с таким сложным заданием? Нам следовало повторить поиски в Карде! Повторить их быстро, чётко и не скрываясь… — он говорил бы ещё, но Владыка остановил его, повелительно взмахнув рукой.

Сестра Магнуса, Сесилия, не принимала участия в разгоравшейся ссоре. Она глядела в сторону ушедшей охотницы, словно хотела отследить её путь до самого дома. Губы старейшей беззвучно шевелились.

— Пятнадцать лет назад, вскоре после смерти Фидеса, я дал группе малышей задание, — признал Дэви в воцарившейся тишине. — Они искали нового владельца Дара среди жителей Карды. Не всем тогда понравилось моё решение, а кто-то посчитал задание бессмысленным. Сейчас я признаюсь: поиски Дара были сказкой, сочинённой для Валерия Конора. Пятнадцать лет назад он объявил себя владыкой Низших и возмечтал, ни много ни мало, о половине моей власти. Он мог бы взять и всю власть, Низший, действительно, был силён тогда…

Он усмехнулся, заметив, как недобро вспыхнули глаза Калькара.

— Конора нужно было остановить, — продолжил Владыка. — Мне удалось перенаправить его мысли и завлечь идеей Избранного. Господин всех Низших захотел стать Высшим и забрать Дар себе. Я позволил Конору убить Фидеса, а после торопливыми поисками убедил его, что Дар нужен мне более всего на свете. Но вот, что удивительно… — он сделал паузу и мгновение наслаждался наэлектризованным напряжением — почти осязаемым ожиданием гостей.

— Говоря малышам, что Даром владеет один из жителей Карды, сам я вовсе не был в этом уверен. Эта сила капризна. Дар мог быть в это время на другом краю света, но он действительно избрал жителя Карды! Удивительно. И конечно, интересно, почему группа в своё время не доложила мне об этом…

— Где Мира Вако? — начальственно спросил Магнус. — Она была на балу?

— Насколько мне известно, она хотела сразу направиться в столицу, — заметил Адам.

— Там её и найдём, — оскалилась красавица-Мелисса. — Куда больше меня интересует другая особа: Лира Диос. Диос! Я не хочу думать о тени, стоящей за ней… Меня занимает другое: можно ли столь доверять смертной, носящей фамилию Диос, господин?

— Тень! Ты тоже заметила её, Мелисса? — встрепенулась Сесилия. — Что она? Если чутье не обманывает меня, то… — госпожа Калькар охнула и зажала рот ладонью, ужас отразился в её глазах.

— Лира Диос — глашатай Макты, голос Бездны, — отрешённо проговорил Владыка и по залу прокатился единый потрясённый вопль. Дэви взмахом руки потушил весь свет, и спасительная тьма скрыла взоры присутствующих, остался лишь стук десятка сердец, разбуженных страхом: тук-тук, тук-тук.

— Наша Госпожа — большая оригиналка, — решился пошутить Адам, спокойный голос вампира дрожал. — Выбрать смертную, носящую фамилию Диос…

— Её нужно убить, господин! — крикнула Сесилия. — Сейчас же! Немедленно! Зачем вы дали ей уйти?

— Она выведет нас к Избранному, — возразил Адам, но вампирша не отступала:

— Я сама вырежу ей уста! Те, что приходили до неё, едва не погубили наш мир!

— Ты путаешь причину со следствием. Голос Бездны — всего лишь глашатай конца, а не сам разрушитель, — негромко сказал Дэви. — Право смешно, старейшая.

— Что же делать?!

— Забудьте о том, кто она! Это неважно сейчас! Лира отдаст нам Избранного и надеюсь, после мне удастся приветить юную Диос. Она понравилась мне. Я понял всё, заглянув в её глаза. Одинокий, разочаровавшийся ребёнок. Она трагически лишилась родителей, она больна от своего одиночества — девушка, узнавшая смерть до того, как узнала жизнь, смертная, впустившая в себя Бездну до того, как стала вампиром, — она ещё не ведает, что Бездна говорит её устами. Редчайшей красоты мотылёк попал в нашу сеть! Такие мотыльки пролетают не чаще, чем падающие звёзды, и я загадаю своё желание!

— Великий вампир? — синхронно прошептали трое или четверо.

— Великий… — в темноте ему привиделись белые глаза Макты, Первого вампира, и голос изменил Владыке бессмертных. Дэви на секунду закрыл глаза. Он глубоко вдохнул и выдохнул, ставя заслон давнему страху, и промолвил:

— Я сам буду инициировать Избранного. Мы получим Великого вампира и будем неуязвимы! И Низшие, и Орден оставят мечты о господстве.

"Ловушка, — запоздало пришло на ум. — Вот она — ловушка, о которой предупреждала Пророчица!" Поддавшись слабости смертных, он решил повременить с инициацией Избранного, и игра затянула его. А в этой игре со многими участниками может быть только один победитель. Останется ли Дэви при своей вечности и власти, сейчас не знала даже Бездна.

 

Глава 32 Тень на крыше

От церкви Лира добралась до нужной улицы и в замешательстве остановилась у первого же дома. Она поняла, что не помнит, как выглядел дом Селесты. Её привезли туда в предрассветной тьме, ещё не вполне очнувшуюся, а, сбегая, девушка думала вовсе не о внешнем виде дома.

Лира потёрла лоб, вспоминая. Два этажа… На крыше, кажется, была площадка для прогулок — интересно, в Карде на многих домах такие площадки… Дом вроде бы был покрашен бледно-жёлтой краской. Девушке запомнились и ажурные ворота, через которые она лихо, совсем как в детстве перелезла, напрочь забыв о своей смертельной болезни… Вот узор ворот она, пожалуй, помнила лучше всего.

Два особняка самого респектабельного района Карды охотница прошла и в третьем опознала нужный дом. Подобрав платье, она перелезла ворота и торопливо прошмыгнула к дверям. В холле рассеянный супруг Селесты легко принял её объяснение: "Гуляла в саду". Лира добралась до своей комнаты, не раздевшись, повалилась на кровать и тут же уснула.

Она проспала недолго, но, проснувшись, чувствовала себя отлично. Недавние события, отделённые трёхчасовым сном, отдалились на сотни миль. Лира переоделась и вышла из комнаты, спустилась вниз. Она надеялась, что Селеста ещё не возвратилась, но госпожа Ларгус оказалась дома.

После обеда Селеста чопорно пригласила девушку для беседы в малую гостиную, и, едва они остались вдвоём, быстро спросила:

— Куда вы выходили утром? Отвечайте!

Лира опустила глаза. Как ни строг был Доминик Гесси, Селеста превосходила его в десять раз.

— Я гуляла в саду…

Селеста презрительно скривила губы, давая понять, что не верит её словам. Охотница неловко попыталась оправдаться:

— Я рассматривала дом. Он такой красивый…

— Мои дети не лгут мне, — сказала госпожа Ларгус, — но это не значит, что я не ведаю, как выглядит ложь.

— Ваша дочь утром говорила, что видела на крыше крылатую тень, — наугад сказала Лира. Селеста неожиданно изменилась в лице.

— Я пошла проверить, — смелее продолжила девушка. — Вдруг это был carere morte?

Удивительно! Госпожа Ларгус уже не обращала внимания на явную, неприкрытую ложь: даже если это и был вампир, какие его следы можно найти днём? Селеста пробормотала:

— Это был Рикард, несомненно, Рикард… Опять!

Лире оставалось только изображать неподдельный интерес к её словам.

— Рикард — мой брат, и он carere morte, — сказала, как отрубила Селеста и встала. — Пойдём, Лира.

Лира, вежливо склонила голову и последовала за старшей. Они прошли в комнату, где дети Селесты — двойняшки, мальчик и девочка, играли на рояле. Лира позавидовала счастливому неведению этих малышей: родители умело ограждали их от мира carere morte и их убийц.

— Вот он, — Селеста показала темноволосого молодого человека на маленькой фотокарточке, стоящей на каминной полке. — Здесь он ещё смертен, — она вдруг поморщилась от диссонанса, — Джезабел, ми и ля! — дочери. — Я вступила в ряды охотников, когда узнала, что он стал carere morte, — продолжила она. — Я надеялась, что смогу защитить детей от него, но защита этого дома до сих пор слаба точно так же, как до моего вступления в Орден, — она решительно развернулась. Лира поспешила за ней обратно в гостиную.

— А почему защита дома не усилилась? — осторожно полюбопытствовала она в коридоре. Селеста усмехнулась. Нервно, не похоже на себя:

— Здесь есть его кровь.

Лира не стала продолжать расспросы. Главное, неожиданное — ей удалось убедить госпожу Ларгус в своей невиновности.

Она возвратилась в свою комнату, заперла дверь и бросилась на кровать, равнодушно уставилась в потолок. Во рту нарастал мерзкий привкус, словно она наелась мыла. Охотница знала, отчего это.

Она не любила ложь. Прежде Лира всегда говорила только правду и гордилась своей честностью. Она в её глазах была признаком силы.

"Эта ложь была необходима", — успокаивала себя охотница… и не верила себе.

"Лира, что ты творишь? Это ты ли?"

Она подумала, сколько лжи будет впереди, и горько рассмеялась. Пожалуй, в обман можно одеваться так же, как в честность. Последней Диос начинали нравиться её новые одежды… А мерзкий, скользкий, едкий привкус во рту скоро исчезнет.

"Скоро я стану вампиром, — подумала она. — И мне придётся привыкать к новому вкусу: солёное, густое, горячее…".

Она станет вампиром. Да, довольно прятаться за красивыми названиями: "Бессмертные", "carere morte"! Вампиром! — Лира подскочила к зеркалу. Симпатичная, даже красивая девушка посмотрела на неё из зазеркалья. Только не было в её глазах чего-то важного. В них зияла та же пустота, что в глазах Дэви: бесконечный коридор, уводящий во тьму.

"В Бездну…"

Охотница знала: многие вампиры боятся открывающейся им вечности. Многие carere morte сходят с ума и сами бросаются на ножи охотников, но Лира не такая… Она умнее, и мысль её стремительней. Она проживёт долго, очень долго, а, устав от вечности, просто уснёт. Бездна не дождётся её души. О, Она уже улыбается, Она уже успокаивает: "Твоя душа будет ценна для меня, пока она будет в твоём бессмертном теле. Ты станешь голосом моим".

Стук в дверь оторвал девушку от грёз. Селеста желала видеть охотницу на очередном рейде.

Многое Лира увидела впервые в эту ночь.

Непроизвольно девушка сравнивала, что же было самым страшным. Она видела новообращённых за их первой трапезой. Она видела обескровленных мёртвых людей. Она смотрела как десятки — нет, сотни крылатых теней гасят в небе звёзды. В белой цепочке богатых особняков верхнего района Карды в полночь ей померещился оскал зверя. Но самое страшное явилось под утро на той же улице, где она сутки назад искала дом Митто, в знакомом доме за высокой оградой, у которой Лира встретила перепуганную девчонку.

Едва не сорванная с петель дверь была распахнута и жалобно скрипела при каждом порыве ветра. В холле на ковре множество грязных следов. Знакомая девчонка заходилась в беззвучном истерическом рыдании у двери в гостиную. За эту дверь Лире не дали заглянуть, но юной охотнице хватило жирного, почти чёрного кровавого следа на полу у выхода из комнаты — от тела, которое тащили.

Здесь был убит carere morte. Убит, расчленён, а сейчас, наверное, он уже закопан на Лысом холме за пределами Карды. Сделали это не служители Ордена, а простые люди, уставшие платить вампирам дань. Охотники совсем чуть-чуть опоздали.

Несколько охотников обыскивали дом. Лира услышала, как с верхнего этажа крикнули:

— Беата здесь! Жива…

Селеста, обладающая навыками медицинской сестры, поспешила туда. Доминик Гесси склонился над плачущей девочкой, поднял её, вывел в сад. Лира пошла за ними.

— Кто был обращён? — тихо спросил охотник. — Где твоя сестра? Я помню, София была на Балу. Она?

Девчонка коротко кивнула. Говорить она пока не могла.

— Кто её убил? Слуги почувствовали неладное?

Вновь короткий кивок, но на этот раз какой-то неуверенный. Девчонка разрыдалась, но смогла заговорить:

— Это я виновата! Софи такая странная возвратилась с Бала… Она всё рвалась куда-то и сбежала утром. Мама нигде не могла её найти! Вечером Софи вернулась… Ещё более странной! Мама говорила с ней, а она только смеялась. А я заметила: Софи смеётся не так и дышит не так! Я сказала это Дану, садовнику. Он сказал, что Софи — вампир! — едва проговаривала она между рыданиями. — Я сказала, может, её можно исцелить? Он сказал: нет, убить! Он позвал и бывших слуг Вако, они тоже говорили: убить! Пока история дома Вако не повторилась…

— Ты не виновата. Виновен тот, кто обратил твою сестру…И те, кто не смогли защитить Софию на Балу Карды.

— Я знаю, кто её обратил, — девчонка подняла залитое слезами, распухшее, неузнаваемое лицо. — Мира Вако! Софи утром много говорила о ней. Это её она уходила искать днём! Софи говорила, её госпожа подарит ей крылья… Но дом Вако был пуст. Она бросила Софи, как кукушка!

— Очень хорошо, Дара, — Гесси поднялся. — Сейчас вы с мамой поедете ко мне.

Дара кивнула. Она глядела на Лиру, но не узнавала охотницу.

— Мира Вако… Бездушная тварь! — процедил охотник, когда страшный дом остался далеко позади. — Да, это, должно быть, была она. Она никогда не утруждала себя заботой о созданиях своей крови. День, когда она попадётся охотникам, будет объявлен праздником.

— А вы знаете историю дома Вако?

— Мира долгое время жила в Карде вместе со смертной сестрой и её сыном. Дом Вако, кстати, напротив того, в котором мы были сейчас. Она убивала по полусотне в год, не меньше, а сестра покрывала её. Да, Дан и его соратники тысячу раз правы: эта история не должна повториться!

Лира вспомнила, что Винсент говорил о своей тётушке, и вздохнула. Пожалуй, трудновато будет убедить его сдаться вампирам!

Длиннейшая в Короне улица Виндекса казалась вовсе бесконечной. Лира отвернулась от окна кареты — как раз вовремя: они приближались к месту, прежде бывшему домом фамилии Диос.

Диосы окончательно покинули Карду в год Девятого Бала вампиров. Несколько лет они оставались единственными охотниками в Карде, но и им пришлось отступить. Потом многие фамилии, служившие Ордену, возвратились в Корону, Диосы же нарекли своим последним домом Дону и никто из них не нарушил данной клятвы. Их дом в Карде — ныне сохранившийся лишь на паре старых картин, сровняли с землёй за полтораста лет до Лиры. Сейчас на его месте был городской сад.

Охотнице не хотелось вспоминать героическое прошлое её рода. Слишком велика была пропасть, между ней и теми, охотниками! Сотворенная за одну только ночь предательства, эта пропасть была бездонной — чёрный тоннель, открывающийся в пустоту…

Всё же, когда экипаж повернул, городской сад на мгновение мелькнул перед глазами Лиры. Она приготовилась к болезненному уколу укора: "Великое место, великие предки… Что же ты, Лира?" Но тонкие, густо посаженные деревья, сплетшиеся голыми кронами, не вызвали в ней никакого отклика. Она осталась равнодушной.

"Интересно, потом, когда Владыка подарит ей бессмертие, она сможет столь же равнодушно пройти мимо Академии?"

У ворот дома Селесты стоял экипаж. Охотница задрожала, увидев его: ей показалось, что это карета Дэви. Но из-за него вышел знакомый охотник. Он приветственно поклонился.

— Лира Диос… По Карде прошёл слух, что вы способны провести исцеление новообращённого за считанные минуты. Он верен?

— Вполне.

— Помогите нам, — он распахнул перед ней дверцу экипажа. — Вы не слишком устали?

Лира думала, её повезут сейчас, точно врача к больному, но новообращённый — вампир, ещё не попробовавший человеческой крови, был здесь, в карете. Это был молодой человек с тонкими неправильными чертами лица, — девушка вспомнила, что видела его на злосчастном Балу Карды. Охотница обратила внимание на неестественную бледность его кожи и тронула пульс на шее. От прикосновения он открыл глаза, и Лира прошептала:

— Не бойтесь. Я пришла вам помочь.

Обернувшись, она негромко спросила охотника:

— Здесь не слишком открыто?

— Селеста запрещает заезжать на территорию дома, — пояснил тот. — Это тихая улица, а в неделю нежити и вовсе пустая.

— Пульса почти нет, всего три удара в минуту. Это будущий Высший, исцеление может его убить.

— Пусть… — прошелестел голос обращённого.

Лира достала пузырёк. Удерживая взгляд юного вампира, обмакнула пальцы, провела рукой ему по лицу, шепча молитву. Новообращённый цеплялся за взгляд девушки, как за нить, а к Лире пришла нежданная досадливая мысль: "Что он видит во мне? Снова ложь, ложь, ложь! Если б он знал, что я гостила у Владыки вампиров, если б он слышал, что я недавно пообещала Дэви!

А что, если он почувствует это сейчас? Если я не сумею его исцелить?!"

Она загнала этот страх глубоко. Голос охотницы не сорвался, взгляд не ослабел, сердце исцеляемого оживало и билось всё сильней. Прозрачная вода не изуродовала новообращённого, она впиталась в кожу. Молодой человек слабо вздохнул и затих. На мгновение испугавшись, Лира осторожно прикоснулась к рельефно проступавшей на шее вене.

"Скоро эта картина станет тебе слаще горячего, вкусного обеда на тарелке! Не так ли, carere morte?"

Сердце билось, юноша был жив. Ритуал удался, и Лира почувствовала улыбку на лице. Какое давно забытое, приятное чувство!

Она смутилась, точно выдала какую-то тайну, согнала улыбку с лица и поторопилась покинуть карету. Охотник принялся восхищаться её талантом, но Лира грустно поглядела на него и подумала снова: "Что они все видят во мне?!"

Она побрела по тропинке к дому, заметила, что из окна гостиной за ней наблюдают две детские мордашки и тотчас же опустила голову. Почему-то Лира побаивалась детей.

"Уж они-то наверняка разглядели во мне", — охотница не закончила фразу, и этот куцый обрубок присоединился к хаосу в её голове, потерялся в нём, забылся. Девушка безучастно подумала: "Этот новообращённый был готов умереть, но не становиться carere morte. А ведь он также как я узнал смерть близко, когда во время обращения потерял чуть ли не всю свою кровь. Что же ты, Лира? Всё ещё мечтаешь о бессмертии? Даже теперь, когда увидела Карду и её неделю нежити?"

"Ты получишь бессмертное тело, но погубишь бессмертную душу", — вспомнила она, и почувствовала слёзы на щеках. Но что же делать, что делать, если чувствуешь, что твоя душа, всё хорошее, что есть в тебе — мертво?

 

Глава 33 Жертвоприношение

"Проклятие carere morte — не часть Дара. Нужно помнить это: проклятие, пришедшее с Алитером, — не часть Дара! Оно чуждо Дару, оно неотступно сопровождает его, но не как необходимая деталь механизма, а подобно паразиту. После пары бессонных суток оно становится огромным. Слабость, усталость Избранного располагают к его росту. Тогда его почти можно увидеть: это как тень перед глазами. Оно проникает и в мысли. Оно является в мгновения дрёмы, между образов сновидений…"

Последние две строчки убежали вверх. Винсент поставил точку и, подумав, добавил к ней ещё две, превратив в многоточие. Потом он отложил перо.

Едва начатый лист бумаги тут же закачался из стороны в сторону перед его взглядом. Он сиял бело, как недавно выпавший снег, резал глаза. Винсент закрыл лицо ладонями и замер так.

"Только б не заснуть!"

Бессонница мучила его весь последний месяц, и Избранный твёрдо был уверен: виновна в ней не только его больная, забывшая как отдыхать голова. Едва ему удавалось уснуть, начинались странности: то шум на улице, то неясные голоса в коридоре, будто в доме гости. Может, Теренс подстраивает это, чтобы окончательно свести его с ума? Хотя бы увидеть шумящих Винсенту не удавалось. Ещё чаще его будил внезапный холод — от проносящихся над куполом Покрова carere morte.

Винсент тяжело поднялся из-за стола, и, ещё под властью дрёмы, побрёл к окну. Он впустил в комнату снег и ветер, закрыл глаза и почувствовал холодные уколы снежинок. Когда Избранный открыл глаза, в его взор вернулась долгожданная ясность.

Он возвратился к столу и взял тетрадь. Толстая тетрадь в чёрной кожаной обложке была почти полностью записана. Начатый сегодня лист был последним.

"Вот и кончилась тетрадь", — подумал он. А ведь Винсент был уверен, что не заполнит и половины!

"Потому что просто не успеет… до февраля".

Вести тетрадь ему посоветовал Латэ. "Записывай туда всё, все ощущения и образы проклятия Алитера, какие являются тебе, — велел он. — Во сне и в яви. Пиши всё, ни о чём не умалчивая, ничего не стыдясь. Не перечитывай только что написанное. Прочитай всё только когда закончишь тетрадь: все образы, все мысли. Разрозненные куски мозаики сложатся, и истинный образ проклятия Алитера откроется тебе. Узнав его, ты сможешь его уничтожить".

Чтобы заполнить тетрадь Избранному хватило трёх недель. Он записывал всё, что сумел вспомнить за годы, прошедшие с того момента, как осознал свой Дар. Потом, примерно на середине тетради, ему пришло в голову, что Дар он получил, возможно, много раньше встречи со своим первым вампиром. Ему удалось вспомнить несколько детских снов, и все они также были тщательно задокументированы в тетради.

Сны из самого раннего детства, ещё до поступления в школу, были необычными. Ему являлись люди ушедшей эпохи Карды-столицы. Ему снились первые Балы Карды, молодой, ещё не обретший бессмертие Дэви, заключающий договор с Владыкой бессмертных, чтобы спасти свою жену, снился человек, ставший Великим вампиром: обыкновенный юноша, ровесник Винсента… Впрочем, Винсент допускал, что эти сны не имеют отношения к проклятию Алитера. Говорящие видения могли быть объяснены без привлечения загадочного проклятия: все истории вместе с портретами участников были в его детских книжках.

Но тем страннее показалась Избранному реакция главы Ордена: вместо того, чтобы спокойно повторить последний довод, он кричал, что Винсент выдумал эти сны…

— Ты придумал их! Тебе хочется верить, что проклятие Алитера хранит память жизни Владыки, но это не так!

— Пусть не так, — легко согласился Винсент. — Но почему вы кричите?

На это глава ничего не ответил, и Избранный понял: Латэ боится его сильнее, чем прежде.

"Я никогда не пожелаю бессмертия carere morte!" — хотел заверить он… и не смог.

Он не был уверен в этом так, как всего год назад. Хоть он и клялся Лире, он постепенно забывал мечту об исцелении вампиров. Неужели он был близок к этому? Неужели это он бесстрашно носился по улицам Короны, пытаясь не убежать — настичь carere morte? Неужели это он искренне верил, что возможно исцеление для Миры, для Линды… для всех вампиров?! Избранный больше не видел свет их жизни за тенью проклятия. Винсент отдавал все силы борьбе с собственной частицей тьмы. И эта борьба — он знал — была заведомо бессмысленна. Проклятие carere morte заключено в его крови, откуда никакой "избранный" не сможет его извлечь. Чуждое смертному, оно омывает его сердце бессчётное число раз в день. Чуждое смертному, оно глядится в его бессмертную душу, как в зеркало, ища своё отражение… И от него не закрыться!

"Алитер показывает мне, каково бессмертие carere morte, и я совру, если скажу, что оно такое, как учат в Ордене. Охотникам рассказывают сказку о слабости бессмертных, чтобы те не пожелали пути вампиров. Нет, бессмертие carere morte вовсе не так слабо и жалко! Будь оно таким, разве пожелали бы его столь многие? В их числе мудрецы, философы, властители… Бессмертие carere morte — сила, и великая сила", — записал он однажды.

Там ещё была приписка: "равная Богу", но позднее Избранный зачеркнул её.

"Глаза мои всегда должны быть открыты и взор ясен, ибо мой рубеж — единственный, первый и последний. Я один стою на пути проклятия, древнего зла, пришедшего, чтобы пожрать мир. Зло это хитро, многолико и скрывает суть свою от людей, но мне она открыта. Клянусь бороться и уничтожать это зло, какие бы обличия оно не принимало, помня о единой его сути", — была другая запись. Немного переиначенные строки из клятвы охотника на вампиров.

Вот так он метался из стороны в сторону, не зная, какой из путей предпочесть, а иногда не веря, что они, эти пути, вообще есть.

Теренс, почувствовавший неладное, забарабанил в запертую дверь. Винсент захлопнул окно и покинул выстуженную спальню. Он прошёл мимо надзирателя и спустился вниз, в холл.

— Я погуляю. До границы Покрова, — уже привычно бросил он.

Теренс, шаг в шаг следовавший за ним, сурово свёл брови:

— Прежде оденьтесь.

Винсент с удивлением взглянул на него, руки ощупали плотную ткань сюртука, брюк. Он был в костюме. Что ещё надо его тюремщику?

— Вы ведёте себя как вампир-дикарь. Носитесь по зимней улице в летнем платье!

Винсент схватил заботливо приготовленное для него пальто и поспешил к двери. Выйдя из дома, он с удовольствием вдохнул морозный воздух. Он только что дышал тем же воздухом в своей тюрьме через открытое окно, но здесь, на улице, вкус у него был другой… Вкус свободы!

Насладившись, Винсент зашагал вниз по улице в сторону бывшей Второй Городской больницы. О пальто он вспомнил лишь у самой границы Покрова. Странно… Надетое пальто не согрело его. Закутайся он хоть в три меховые накидки, он не ощутил бы ничего, кроме их тяжести. В последнее время Винсент перестал ощущать холод. Словно замерзающая душа заморозила и тело, превратив его в нечувствительную ледышку.

Он недолго постоял у границы Покрова, потом медленно вытянул руку перед собой, словно искал что-то в воздухе. Разумеется, его пальцы не встретили никакой преграды. Покров был только предполагаемой границей для смертного, но он всё же не мог переступить его черту. Как какой-нибудь carere morte, он был пленником невидимого купола!

Он ждал Агнессу. Они часто встречались с охотницей у границы Покрова. Она приносила вести из Ордена, впрочем, довольно однообразные: рейды, облавы, дежурства. С наступлением зимы и долгой темноты как обычно добавились ещё две стражи: в вечерние и утренние часы. Недавнее нововведение — телескоп на крыше Академии, направленный не в небо а чуть ниже: на крыши Доны и окрестностей, — зарекомендовало себя хорошо, "Конечно, это не Избранный, но тоже неплохо". А глава Ордена по-прежнему плёл паутины интриг, не выходя из своего кабинета на третьем этаже Первой Королевской.

Агнесса никогда не спрашивала о его злоключениях и едва ли представляла серьёзность положения. Но Винсент знал: если ему понадобится ещё одна вылазка в Академию, если он вздумает бежать, хотя он давно уже перестал задумываться о побеге, — он может рассчитывать на помощь охотницы.

Сегодня девушка не пришла. Может быть, ей пришлось идти в рейд вместо кого-то, может, срочное задание в другом районе города, а, может, Агнесса решила отдохнуть от ночных прогулок. Винсент подождал полчаса, прохаживаясь по улице от фонаря до фонаря. Иногда он поглядывал на знакомое окно далёкого жилого дома — оно, как всегда, было единственным светлым пятном серой улицы. Потом повернул обратно.

Постепенно он сбавил шаг. У дома-тюрьмы виднелось большое серое пятно знакомого экипажа. Герцог Крас! Приехал за отчётом к тюремщику. Винсент шёл всё тише, прикидывая, как пробраться в дом незамеченным: он надеялся подслушать разговор Краса и Теренса.

Дом на две квартиры был куплен Красом исключительно с целью запереть там строптивого Избранного. Вторая квартира так и стояла пустой. У каждой квартиры был отдельный вход, чёрный ход был общим. Винсент произнёс краткую молитву, больше похожую на требование: пусть дверь окажется открытой! И ему впервые за несколько месяцев повезло. Чёрный ход был отперт и даже призывно приотворён.

Он прокрался коридором, прошёл кухонное помещение и осторожно выглянул в холл.

Светильники горели только в гостиной. Значит, Крас там! Винсент подкрался к двери гостиной и весь обратился в слух.

— Шесть ступней позади, — это говорил, несомненно, Крас — громкий, уверенный голос человека, привыкшего повелевать. — Осталось ещё четыре, и снадобье будет готово. Четыре ступени — это примерно месяц-полтора. К концу января для ритуала всё будет готово. Готов ли наш герой?

— Вполне готов, Dominus, — столь же уверенно ответил Теренс, тюремщик. — Он сделает то, что должен.

Винсент едва не вскрикнул от возмущения. "Вполне готов?" "Да, конечно, Dominus, по вашему приказу хоть сию минуту принесу свою никчемную жизнь на ваш алтарь! Сделаю то, что должен!" На основании чего, интересно, Теренс сделал подобный вывод? Он же врёт, просто врёт своему "Повелителю", и ему нечего будет сказать герцогу через месяц-полтора! Если им для ритуала нужно согласие "героя", так они его не получат!

— Латэ говорил с ним об Основателях?

— Насколько я знаю, нет, Dominus. Но, похоже, Винсенту известна тайна Арденсов, я находил намёки на неё в его записях. Может быть, он узнал её раньше, до заключения?

"Читал мою тетрадь, доносчик? Разумеется, можно было догадаться! Интересно, почему он зовёт герцога: Dominus? Это обращение из времён первых кардинских Балов, оно давно не употребляется… Может, теперь оно — часть ритуала?"

Крас, судя по звуку, поднялся с дивана и прошелестел к камину. Когда он проходил мимо двери, Винсент почувствовал запах его одежды и одеколона. Неприятный терпкий запах — ожидание и опасность!

— Жаль. Впрочем, может быть, так лучше, — после долгого молчания промолвил Крас. — В конце концов, он, как выбранный древней силой, имеет право знать, что стало началом нашей общей истории. Полтора месяца — и всё закончится.

— Источник величайшей опасности будет уничтожен!

— Да. Если Избранный готов, моя тревога целиком отдана снадобью.

— Что с ним?

— Древний алхимический рецепт безумного Ари оказалось очень сложно воспроизвести в наши дни. Мой химик сделал пять закладок. И две застыли на третьей ступени — видимо, их составляющие оказались недостаточно чисты. Ещё одна вышла в брак на четвёртой — по неосторожности мой химик развёл слишком сильное пламя при её нагревании… Сейчас остаются ещё две, но ни в одной из них я не уверен полностью, а на последней десятой ступени вся работа может рухнуть, если не будут соблюдены загадочные астрологические условия. — Голос приближался — Крас шёл к двери и Винсент поспешно отступил. Он хотел рвануть на пустую кухню, но остался в холле. В последний миг обида и какое-то злое упрямство возобладали.

"Я не буду бегать от него! — возмутился он. — Что я, боюсь его?! Пусть он меня боится! Недаром же он раньше убегал, не поглядев на своего героя…"

Дверь распахнулась, герцог Крас возник на пороге. Винсент, хоть и готовился к этому моменту, вздрогнул и чуть не потерял гордые осанку и взгляд.

"Что ж, посмотрим друг на друга", — попытался приободрить он себя.

Избранный оказался прав: потомок Арденса боялся его. Увидев Винсента, Крас сделал шаг назад в гостиную. Юноша видел герцога прежде, на портретах и карикатурах в столичных газетах, и сейчас рассматривал без интереса. Высокий, но с очень маленькими ступнями, худой, длинноносый, на взгляд Избранного весьма похожий на своего предка Лазара Арденса, которому были обязаны своим появлением carere morte.

Руки дрожали, и Винсент скрестил их на груди, пока Крас не заметил.

— Уже уходите, ваша светлость? — ехидно спросил он герцога. — Или мне тоже называть вас Dominus? Может быть, вы останетесь? Выпьем чаю, обсудим ритуал? Знаете, меня смущают некоторые его детали…

Крас похвально быстро взял себя в руки.

— Почему он здесь? Теренс!

Надзиратель быстро подошёл, попытался увести Винсента. Избранный оттолкнул его так, что тот отлетел к стене рядом с дверью гостиной.

— Не он меня здесь держит, и не ты, Арденс! Захочу и уйду, хоть сейчас! И он врёт, — Винсент указал на Теренса. — Я не готов, и никогда не буду готов. Так что убей меня сейчас! Что, скрипишь зубами? Знаю, ничего ты не сделаешь: если моя смерть будет случайной, а не ритуальной, мой Дар просто уйдёт и не будет уничтожен!

Крас, ничего не сказав, повернулся к выходу — Ха! Боишься моего Дара, и в то же время боишься потерять его! — зачастил Избранный. — Знаешь, я… — я! — даже сочувствую тебе…

Герцог спокойно уходил, слова Избранного нисколько не задевали его. И Винсент замолчал. Теренс поднялся, и юноша позволил себя увести.

У себя в комнате он снова взял тетрадь для записей и перелистал её.

Теперь ему было противно прикасаться к страницам: оказывается, их уже просмотрел его тюремщик! Винсент прищурился, пытаясь разобрать свои каракули: "Всё ли Теренс успел прочитать? Неужели всё — и даже сны, и даже те воспоминания, которые так сложно было доверить бумаге?!"

Он отшвырнул осквернённую тетрадь и бросился на кровать, отвернулся лицом к стене. Тетрадь упала рядом с окном, лунный свет пролился на её листы. Теперь и ночь, ещё одна вечная тюремщица, читала его записи.

Однажды, будучи в мрачном настроении, Винсент мысленно пошутил: хорошо бы эти записи достались его преемнику — новому Избранному. И шуточка захватила его, он уже вполне серьёзно подумывал включить этот пункт в своё завещание…

Он уже легко допускал возможность скорой смерти. Но ещё хорохорился: пусть мой Дар останется! Хотя бы назло Красу!

Над куполом Покрова пронеслись знакомые carere morte: группа молодых дикарей в последние две недели облюбовала район Второй Городской больницы. Сегодня их охота не удалась. В группе не хватало одного, воронки голода остальных углубились. Пустота из них выливалась и выплёскивалась в мир: перепуганные вампиры почти не контролировали её.

Винсент нехотя повернулся к окну, взгляд скользнул по тетради, и новая, страшная мысль посетила его. Он вскочил, схватил тетрадь и бросился с ней вон из комнаты, только дверь хлопнула.

— Теренс! — его крик пронёсся по коридору. Темнота шевельнулась:

— Да, господин?

"Опять он здесь, близко! Спит ли он вообще?!"

— Скажи, на основании чего ты решил, что я готов к вашему ритуалу? Ты же читал это? — он швырнул ему тетрадь. — Всё читал! Ну, и что скажешь? Эти записи характеризуют меня как человека, готового к самоубийству?

— Я бы не стал называть ритуал самоубийством.

— Тогда что это?

— Добровольное жертвоприношение — это подвиг, господин.

— Но это смерть!

— Для вашей души — это спасение.

Избранный устало закрыл лицо рукой.

— Мы говорим на разных языках! — прошептал он. — Но всё-таки ответь… В этой тетради я записывал всё о своём Даре. Наверное, тебе бы следовало сжечь это свидетельство существования Дара, если Крас так полон желанием уничтожить его? Что тебе сказали обо мне мои записи? Разве они не опасны?

Теренс покачал головой:

— Вы сами недавно заметили, что вольны уйти когда угодно. Но вы не уходите… Жертвоприношение должно быть добровольным, мы не можем ступить ни шагу без вашего согласия. Чего же вы ждёте? Вы ещё не знаете этого, но вы вполне готовы — я не врал Красу. Я думаю, когда вы перечитаете тетрадь, вы сами всё поймёте: "Это проклятие слишком глубоко, его ничем не извлечь", "Алитер? Мне мерещится высокая фигура, неотступная, наблюдающая, шепчущая что-то на ухо. Он давно стал моей тенью… Неотделимой тенью!", "Все так боятся меня… Быть может, это не страх нового, неизвестного? Быть может, их страх оправдан? Дар — более зло, чем благо. Иначе, разве был бы я здесь?", "Путь, что предлагает Конор, пожалуй, единственный, который сохраняет мне жизнь. Но пойти на поклон к убийцам матери? Нет, нет…", — вот, что вы пишете! Вы всё поймёте и примете то, что предлагает — только предлагает! — герцог Крас. Судьба мира небезразлична вам, я вижу, значит, в конце концов, вы согласитесь…Господин?

Избранный с трудом подавил желание крикнуть что-нибудь злое. Он возвратился в свою клетку молча, полный достоинства, и даже не хлопнул дверью.

Разговор с Теренсом очень неприятно задел его. Может, и Латэ заодно с Красом? Может, советуя Винсенту вести эти записи, глава ждал того же: Избранный убедится в собственной опасности для мира и примет план Краса? Если так, значит, он совсем, совсем один!

…Но прав ли он, упрямо отвергая теорию о том, что его Дар — зло?

В детстве Винсент любил мифы древних, исчезнувших народов. Сейчас он вспомнил одну легенду: о богине, спускавшейся в подземный мир. Она нарядилась в лучшие одежды, украсила себя драгоценностями, взяла оружие… Но перед каждыми из десятка врат стражник убеждал её избавиться от какого-либо предмета, и она отдавала ему свои оружие, украшения, одежды. Она уходила всё дальше, но теряла всё больше. Она лишилась всей силы, и за последними вратами её убил властитель подземного мира!

Так и он, когда-то владевший огромной силой, лишь теряет её, спускаясь в Бездну бессмертных. И Избранный уже не верил, что этот спуск окончится благополучно для него, он только молился, чтобы в своём падении никого не увлечь за собой.

"Я запутался, я совсем запутался. Я не вижу, что верно, а что нет. Я даже не уверен, знал ли я это когда-либо. А вокруг так темно! И становится лишь темнее…"

— Мне нужна помощь, — прошептал он. — Мне нужен свет, чтобы видеть ясно. Кто даст мне его? — повторяя это про себя, Винсент задремал.

Даже сквозь сон, сквозь сон-во-сне он чувствовал, когда поблизости пролетали carere morte. Воронки их пустоты обдавали Избранного холодом при приближении, и он, забывший что такое холод, замерзал. Он провожал одних бессмертных и встречал других равнодушно, успокоено, но через час или два очнулся — быстро, можно сказать, мгновенно. Ему показалось, что кто-то есть рядом и этот кто-то с печалью и тревогой глядит на него. Кто-то знакомый, любимый… Мира?!

Винсент вскочил в поту, с больно колотящимся сердцем. Комната была темна, пуста, улица за окном также, только высоко над куполом Покрова сейчас летела carere morte. Маленькая, изящная… Её пустота была не чёрная, как у других бессмертных, а серая — её наполнял мягкий предрассветный свет.

Одним прыжком он очутился у окна, толкнул тяжёлую примёрзшую створку. Улица куталась в мягкую шаль свежевыпавшего снега, низкие серые тучи рвали края об острые крыши домов. В серо-белой мути carere morte оставалась невидимой. Она быстро удалялась. Винсент узнал эти движения: торопливые, резкие и точные. Она была такой — резкой и быстрой в человеческом обличье, такой же оставалась в зверином. Она не могла бы его услышать, но Винсент крикнул в серо-белую мглу наверху:

— Мира… Мира!

Вампирша пересекла Покров, но он продолжал сопровождать её мысленно. Ориенс, Центр, Сатур… Прежде Избранный не пробовал прослеживать carere morte так далеко! Но ему удалось довести Миру до самого её убежища. Винсент боялся, что вампирша будет охотиться — он не хотел бы это видеть, но Мира не останавливалась. Она была не голодна и не спокойна. Она словно искала чего-то…

"Она ищет меня, — понял он. — Она тоже зовёт меня, зовёт и ищет: ежедневно, ежечасно — постоянно!"

До рассвета он уже не спал. Когда солнце несмело коснулось камней города, Винсент отодвинул кровать от стены. Под отставшими половицами в тайнике лежала тетрадь — близнец той, что он швырнул Теренсу. Это были не записи о Даре. Набор разрозненных заметок, вроде дневника. Удивительно, здесь также осталась всего одна неисписанная страница.

"Ибо его история подходит к концу", — Винсент отогнал эту ехидную мысль.

Он долго сидел над последним чистым листом, не зная, как начать. Винсент ещё ни разу не писал ничего о Мире. Удивительно, учитывая, сколь важную роль играла вампирша в спектакле его жизни! Он много раз хотел написать о Мире пару строк и… не мог. Тема их отношений — слишком личная, слишком… скользкая.

Сейчас Винсент споро подцепил на кончик пера каплю чернил. И слова полились ровно, честно, уверенно: "Я не стану писать об Алане Вако, чьим зеркалом мне суждено было стать для Миры. Нет, нет. Всё это, всё прошлое, вся грязь — здесь не нужны! Меня и Миру связала, не страсть, не жажда нового греха. На самом деле мы — словно герои новой сказки. Ищущая чуда и волшебник. Живая душа, пленённая проклятием, и её освободитель — вот, во что мы верим! Оба — и она, и я. Нас связала вера… и общая надежда".

Избранный спрятал тетрадь и задумался.

"Мира. Если б увидеть её! И не взглядом Избранного, взглядом памяти, а глаза в глаза!"

Сейчас Винсенту казалось: встреча с Мирой могла бы помочь ему. Да, да! Он только взглянет на неё — и всё станет ясно. Он сумеет справиться с проклятием. Он всё тогда сумеет! А Мира первой из carere morte достойна исцеления… — И вот он уже снова думал об исцелении вампиров. Он становился прежним — самоуверенным Избранным, ясным и сильным как само солнце.

Увидеть Миру? Что может быть проще! Он знает, где убежище вампирши. Агнесса передаст ей письмо и в назначенный им самим час Мира будет здесь! Если верить главе, Покров для неё не преграда.

"Серьёзный шаг. Нужно подготовить всё наилучшим образом. И первое — отвлечь отряды охотников… — он хмурился, прикидывая план действий. — Может, Ангесса отвлечёт их? Нет, нельзя во всём полагаться на охотницу…"

На рассвете два послания были готовы и разложены в самодельные конверты. Листы для писем Винсент позаимствовал из "Дороги Пилигрима". Агнесса, с которой он встретился в условленном месте, удивлённо прищурившись, читала адрес на первом конверте:

— "От моего окна по прямой линии порядка трёх часов ходьбы пешком на юго-запад, ориентир — Золотой мост Набережной…" Что это? Адрес? Винсент, ты сошёл с ума?

Избранный вздохнул.

— Я проследил за одной вампиршей до её убежища. Посчитай. Это должен быть Сатур, примерно четыре квартала от Набережной. Вероятно, летний дом-особняк, сейчас пустующий. Она ютится там, на чердаке.

— Кто "она"?

— Мира Вако. Неважно! Второе письмо…

— Оно не подписано.

— Это для Низших. Передай кому-либо из осведомителей Ордена.

— Зачем?!

— Иду сдаваться Низшим, — он усмехнулся. — Серьёзно: здесь я пишу, что готов сотрудничать с их владыкой. Лучше обращение, чем смерть, которую мне готовит Орден.

— Ты же шутишь?

— Шучу, конечно! Я назначил Низшим прийти за мной двадцать первого декабря и предупредил, что район Родниковой хорошо охраняется Орденом. Они ввяжутся в бой с охотниками, а мы с Мирой тем временем убежим. Как тебе это, Агнесса?

— Вот так просто… Ты понимаешь, что развязываешь войну, Винс?

— Понимаю.

— И считаешь, это нужно? — охотница бездумно перебирала конверты. — Какие-то две бумажки… Ты не представляешь, какая будет буря!

Винсент улыбнулся, беззаботно, как всегда.

— Представляю. Я считаю, пора Избранному заняться тем, чем должно, — уверенно сказал он.

 

Глава 34 Новое оправдание

Главу Ордена, Филиппа Латэ, Лира видела редко и ещё реже разговаривала с ним, хотя он находился в Академии почти бессменно. Многие задавались вопросом, есть ли у него вообще собственная квартира… Поэтому, когда он внезапно пригласил охотницу побеседовать, Лира немного испугалась. В голове зашевелились неприятные мысли: может, он узнал о её кардинском приключении, о разговоре с Дэви, о предложении Гектора? А может, в конце концов, он заметил её состояние — и желает вернуть девушке веру в добро? Терзаясь нехорошими предчувствиями, Лира поднялась на третий этаж, где был кабинет Латэ. Она толкнула дверь, остановилась на пороге, нерешительно наклонила голову, изображая поклон. Ответным жестом Латэ пригласил её войти. Охотница устроилась в кресле напротив стола и стала ждать слова главы.

Латэ отложил в сторону бумаги.

— Как прошёл твой первый Бал Карды? — спросил он. Из-за его звучного спокойного голоса Лира чувствовала себя ученицей, допрашиваемой экзаменатором.

— Мне не понравилась Карда. Цитадель вампиров — и этим всё сказано.

— А с какой целью наутро после Бала ты предпринимала пешую прогулку через весь город?

"Он знает?!"

— Я искала дом Вако, — наученная беседой с Селестой, смело соврала Лира. — Мне стало интересно. Винсент рассказывал о своём детстве, и мне захотелось увидеть дом, в котором он жил.

— Что он рассказывал?

— Он говорил о Мире Вако.

— Сколько времени заняла твоя прогулка? Когда ты вернулась?

— Я не смотрела на часы… Часа два?

— Тебя не видели возвращающейся.

— Я взяла извозчика.

— В Карде? На неделе нежити?

Охотница пожала плечами, как бы говоря: всё возможно.

— Интересно, кто этот смелый человек… — обронил Латэ.

Лира вскинула на него глаза: неужели вы не верите мне? Поток вопросов утомил девушку. Она не удержалась от сравнения: Владыке вампиров потребовалось задать ей всего два вопроса, чтобы понять суть сложного отношения Ордена к Дару, главе Ордена — вдвое больше, и истинная цель прогулки Лиры от него ускользнула. Девушка задержала взгляд на его руках, безучастно лежащих на столе, и вспомнила руки Дэви: властные жесты, холодные прикосновения…

— Эта прогулка была по меньшей мере легкомысленным поступком с твоей стороны, — смягчился Латэ.

— Я не встретила по пути никого подозрительного! По крайней мере, мне так показалось…

"Всё-таки поверил, как и Селеста. А ведь она могла бы сообщить ему, что ей я говорила другое! Значит, она ничего не сказала. Рикард — её тайна…"

Лира почувствовала себя сильной в своём новом доспехе из лжи. Все вокруг обманывают… Так и она будет делать то же самое!

— Лира, Лира, — глава посмотрел на охотницу и вдруг улыбнулся. — Как быстро ты выросла! А я помню, как малышка показывала мне свои рисунки…

— Это было так давно! — её голос дрогнул.

— Для меня только вчера, — он улыбнулся. — А через пять лет я принимал тебя в Орден! Твоё посвящение было первым и для меня. Всего месяц со дня моего вступления в новую должность — впервые я поручался за охотника, как глава Ордена. И сейчас ты должна понять моё беспокойство. Ты не всесильна. Ты всё ещё слабее многих carere morte. Ты можешь остановить вампира взглядом, но не заметишь, как Бездна, мать carere morte, проникнет в твою душу. Ты только мягкая глина, ещё без формы, без определённости очертаний…

Лира отвела глаза.

— А что мне делать, если это произойдёт? — несмело спросила она. — Что мне делать, если Бездна проникнет в мою душу?

— Не стыдись просить исцеления — и ты его получишь…Лира, — охотница обмерла под его взглядом, но к её великой радости Латэ только заметил:

— Кроме того, гулять по Карде в одиночестве просто опасно! Я не говорил тебе… Ты похожа на мою племянницу Паулину в этом возрасте. Она точно также как ты мечтала о вступлении в Орден и, едва став охотником, в шестнадцать, начала без моего ведома ходить в рейды. Всего через две недели это закончилось трагедией.

— Я не мечтала о вступлении в Орден, — поправила Лира, но он не услышал её. На лице собеседника отражалась тоска, лишь усиливающаяся с годами. Девушка устыдилась, опустила глаза, и её взгляд скользнул по бумагам на столе.

Карты родословных. Лира непроизвольно подалась вперёд, чтобы прочитать имена, и глава заметил её любопытство.

— Родословная Арденса. Тебе известно, какую роль этот человек сыграл в возникновении carere morte? Отец рассказал тебе?

— Да, мне известно.

Она умолчала о том, от кого узнала об этом. Во рту вновь появился неприятный привкус мыла. Так папа знал… Знал — и не сказал ей? Знал и всё равно повторял по десять раз на дню, что Лира обязана продолжить дело всех Диосов?!

— Скоро это история завершится. Я думаю… Нет, я уверен — ты, Лира, увидишь новый мир, без вампиров. Теперь же перейдём к главной теме нашей сегодняшней беседы. Скажи, тебе доводилось бывать на посвящении в качестве поручителя?

— Нет.

— Скоро будет посвящение Линтера, — тише, глава добавил, — Избранного… Как ты помнишь, двое охотников должны поручиться за вступающего в Орден. Одним буду я, второй же… Винсент однажды назвал тебя.

— Меня?! — Лира взяла себя в руки. — Так посвящение всё-таки будет! Вы решились!

— Да. Это решение далось нелегко. Мы слишком мало знаем Дар. Быть может, обретя силу, он обернётся чудовищем, кто знает? Но Избранному не справится без помощи со стороны — это совершенно ясно.

Латэ не сказал ни слова о Красах, и охотница не стала спрашивать. Только заметила:

— Я согласна. Конечно! С радостью. А где будет посвящение? У Источника?

— Нет, — старик устало потёр переносицу. — Далеко отсюда, в старой церкви в Термине. Это посвящение, Лира, будет тайным. В Ордене о нём знает пять человек. И никаких общих объявлений до того, как нам откроется сущность Дара, я делать не буду.

— Я понимаю.

— Ты кривишь губы… Как ты юна ещё! — он усмехнулся. — Закрытость судьбоносного для Ордена решения — мера вынужденная. Ты наверняка знаешь, что попечители Ордена это посвящение не одобряют.

— Охотники повторяют их слова, когда говорят о Проклятом.

— Ты умна не по годам, — Латэ помолчал, нервно вертя в пальцах карандаш. — Я не могу назвать тебе точный день и час посвящения, но готовься — оно будет скоро. Вероятно, до конца января.

Лира покинула Академию раздосадованная, разозлённая. Тайное посвящение Избранного! — не угодно ли?! Теперь хитрый глава не позволял ей оправдать разговор с Дэви беспокойством за судьбу Дара!

Агнесса отыскала Лиру в парке. Охотница отломила веточку, сухую и холодную, толщиной с писчее перо только гораздо длиннее, и рисовала ею картинки на снегу. Два сюжета: крылатые твари в небе и ритуал охотников — они с детства получались у Лиры лучше всего. Сейчас ей удалось даже лицо вампира, пронзённого кинжалом. Он получился похожим на Дэви.

— Лира, у меня важная весть, — быстро сказала Агнесса, подойдя, и сейчас же прошептала ей на ухо. — Мы можем поговорить?

Лира усмехнулась.

— И ты не спросишь, как прошёл Бал Карды?

— Я ещё спрошу об этом, но не сейчас. Мне нужна помощь. Винсент говорил, ты знаешь причины, по которым его заперли на Родниковой.

— Увы, знаю.

— Он хочет бежать. Двадцать первого.

— Подожди… Ты что, бываешь у Линтера?

— Нет! — вспыхнула Агнесса. — Мы встречаемся на перекрёстке Родниковой с улицей Медеора. Обмениваемся новостями. Я помогаю ему! Месяц назад я помогла ему сбежать, чтобы посетить Академию.

— А! — бесцветно сказала Лира. — И никто не знает о твоей роли?

— Теперь знаешь ты. И он хочет, чтобы ты пришла к нему… перед побегом.

Охотница вздохнула.

— Что от меня нужно?

— Подожди. Ты какая-то странная… Говоришь так, будто на надоевшую работу соглашаешься.

Лира мягко улыбнулась:

— Тебе показалось. Я очень рада и, конечно, приду. Так двадцать первого декабря?

— Да. Спасибо, подруга! — лицо Агнессы сияло улыбкой, и Лиру на миг тоже захватила радость. Будто то, что предлагали глава и подруга, могло ей помочь. Будто всё это было нужно… А Владыка вампиров и мучительная смертельная болезнь были только сном.

— Я отказываюсь делать то, что пообещала вам, — выпалила Лира, найдя Владыку. Вампир в задумчивости прогуливался в огромном парке, окружающем летний дворец Принца — "Изумрудный сад". Дэви поглядел на девушку без изумления.

— Давайте войдём в дом, юная леди, — равнодушно предложил он. — Вам необходимо горячее питьё.

Лира дрожала не от холода — от напряжения, от страха. Она звенела, как туго натянутая струна… Она торопилась объяснить всё и услышать свой приговор, но вампир вёл её нарочно медленно, и ожидание разговора высасывало из охотницы последние силы. Лира не глядела по сторонам и не запомнила ни парка, ни дома. Только в тёмной комнате наверху, взяв в руки чашку с горячим чаем, она немного пришла в себя.

— Что случилось? Планы Ордена изменились? — спросил Владыка.

Лира выбрала именно этот момент, чтобы глотнуть чая. Она поперхнулась, обожглась, закашлялась и пояснила сквозь навернувшиеся слёзы:

— Да. Со мной говорил глава Ордена. Он планирует посвящение Избранного, втайне от большинства.

— Когда?

— Я и так много сообщила вам, — слабо сказала девушка. — Не надо вопросов. Всё изменилось. Я отказываюсь… отказываюсь выдавать вам Избранного.

— Потому что полагаешь, смерть ему больше не грозит?

— Да. И он… Он теперь точно откажется от предложения бессмертия.

Вампир засмеялся:

— Кто посмеет отказаться от моего предложения? Ты мало знаешь о Даре, Лира Диос. Я понимаю, почему ваш глава медлил с посвящением Винсента. Дар — опасная сила. И давнее обращение Избранного на сторону бессмертных, приведшее к возникновению Великого вампира, оставило в ней след. Дар проклят, ты слышала? Это так. Частица проклятия, которая есть в нём, стремится к carere morte. Если Дар обретёт силу на стороне Ордена и хранитель Дара станет охотником — чуждой для бессмертных силой, проклятие будет пытаться уничтожить Избранного. Оно способно питаться жизнью точно так же, как carere morte. Этим посвящением Орден лишь приблизит смерть Винсента, и смерть ужасную, мучительную… Разве этого ты хочешь? Подумай. Почувствуй. Ваш глава, все ваши люди слепы. Они не могут видеть глазами Бездны, как мы. Как ты…

Лира ойкнула. Горячий фарфор обжёг пальцы: она держала чашку в руках слишком долго.

— Что другое ты можешь предложить мне? Сведения об Ордене? Мне не хотелось бы ломать тебя, склоняя к предательству. Ты же хочешь помогать людям, а не предавать их, — Дэви был в нескольких шагах от неё, но его голос, глубокий, богатый оттенками — почему раньше он казался Лире монотонным? — создавал ощущение ласковых прикосновений. По коже девушки пробежал трепет. Владыка вампиров. Ему две сотни лет. Он бессмертный. Мой учитель. Мой…

"Любимый", — пришло к ней, но Лира отбросила это слово. Нет. Не то. Мой…

"…Бог".

— Лира, ты слышишь меня? — вампир подошёл к охотнице, коснулся её подбородка, заставляя поднять голову, посмотреть ему в глаза.

— Если Избранный откажется от бессмертия, если он окажется воистину силён, я отпущу его, Мы с тобой отпустим его. Я обещаю тебе, что не убью его, если он предпочтёт Орден.

— Да… Я верю вам.

— Тогда к делу, — резко сказал Дэви. Владыка отошёл от неё и приказал слуге у двери:

— Митто сюда.

Скоро в комнату вошёл длинноволосый вампир, знакомый Лире по Балу Карды.

Они долго сочинял план кампании. Лира принимала ограниченное участие в разговоре: она слабо, односложно отвечала на мелкие, конкретные вопросы:

— Дом Избранного под Покровом? — Да. — Тот район тебе знаком? — Да. — Нарисуй…

— Сколько отрядов занято охраной дома? — Три. — Это лучшие охотники столицы? — Ориенса. — Но и этого хватит. Где они находятся? Нарисуй…

— Точная дата посвящения известна? — Глава сказал, в январе. — Другие знают больше тебя? — Я думаю, глава и сам немного знает. — А Избранный знает? — Ещё нет.

— Избранный выходит за Покров? — Да, то есть, нет. — Да или нет? — Да…

Наконец вопросы закончились, и Митто разочарованно протянул:

— Слишком долго! Господин, ждать января?!

— Избранный доверяет тебе настолько, чтобы пойти за тобой? — задумчиво спросил Владыка.

— Избранный доверяет мне, да, — механически повторила Лира. — Он просил, чтобы я пришла к нему перед тем, как он сбежит от Краса… Двадцать первого, через неделю… Он доверяет мне! Владыка, я не могу…

Вампиры переглянулись.

— Двадцать первого — чего? Декабря? — уточнил Митто.

— Да…

Лира повторила, что ей сказала Агнесса, потом ей пришлось немножко углубиться в прошлое и объяснить, благодаря чьей помощи был убит владыка Низших. А после разговора девушку отвезли к самой границе Покрова Академии и оставили. Слов благодарности она вновь не услышала. Бессмертные, точно так же, как люди, не поощряли предательств.

Лире осталось пройти совсем немного, чтобы оказаться дома, но эти двадцать шагов она брела двадцать минут. Дома она легла на диван в гостиной и долго восстанавливала дыхание — захлёбывающееся, неровное, точно рыдание. Положив холодную, липкую от пота ладонь на грудь, она считала слабые, быстрые удары сердца и ждала приступа. Впервые ждала без страха: смерть сейчас избавляла охотницу от презрительного: "Предательница". Умерев сейчас, Лира Диос останется в памяти окружающих тихой, послушной девочкой, которую будут поминать только добрыми словами. Она станет ангелом, и никто никогда не узнает, что через несколько дней этот ангел должен был обратиться вампиром, чудовищем, демоном.

Но приступа не было. Уже почти неделю старуха-смерть миловала Лиру — не явилась ни разу с ночи перед Балом Карды. И девушке пришла мысль, что она только представляется, изображает из себя больную, как в детстве…

Лира встала, чуть ли не оскорблённая, взгляд упал на старые фотографии на каминной полке и новая мысль, ужасная, громом раздалась в голове: "Скоро, совсем скоро я навсегда покину этот дом!"

Слёзы немедленно навернулись на глаза. Как же это? Она так любит этот дом, да и проклятую Академию через дорогу тоже… любит. Уйти, оставив всё… оставив всех?! Нет, никак! Всё же прочны тонкие нити, удерживающие её здесь!

Но… что это?! Королева-Бездна вновь взмахивает широким рукавом, заслоняет фотографии, комната исчезает, поглощаемая тенью. И вот — нет ничего вокруг! Лира одна во тьме, в пустоте…

"Не страшно. Я уже привыкла. Теперь я буду долго, спокойно спать".

Она повалилась обратно на диван и провалилась в сон без сновидений.

На следующий день Лира была спокойна и весела. Ночной рейд оказался долгожданно пустым и прошёл очень тихо. Однако охотницу посетила неприятная мысль, что carere morte ушли с улиц, повинуясь приказу Владыки, готовящегося к важной встрече.

"Вздор! Просто совпадение. Дэви не управляет уличными дикарями-вампирами. Их миры не пересекаются".

Она оставила группу чуть раньше окончания стражи и направилась домой. Девушка ступила на Красный мост Сермы, за которым начинался Покров Академии, когда позади раздался знакомый звук — мягкий шелест крыльев опускающегося carere morte. Лира резко развернулась к нему, привычно не допуская и мысли: "Бежать!".

Огромная тварь коснулась земли, крылатая тень, окутывающая её, брызнула в стороны, быстро как ртуть заскользила по мосту — за перила, в чёрную реку. Лира потрясенно выдохнула и опустила щит. Это был Дэви.

— Завтра… — услышала она его шёпот, — в час пополуночи. Иди к Избранному. И дальше оставайся с ним, сопровождай Избранного, несмотря на всё, что будет твориться вокруг. Он должен отправиться в Призрачный парк, за Покров. Там мы встретим вас.

— С нами, наверное, будет одна охотница. Моя подруга…

— Пусть. Ты всё запомнила?

— Да, — сказала Лира после секундной заминки.

— Умница, девочка. Колдунья ли ты, но я доверяю тебе больше, чем всем моим прислужникам, вместе взятым. Только не бойся ничего. Иди. Я сберегу тебя…

Наступило молчание. Владыка был близко, так близко, что если б он был смертным, Лира слышала бы его сердце и чувствовала дыхание. Она закрыла глаза. Внезапно пересохло во рту и напряглись губы: девушка ждала первого в своей жизни настоящего поцелуя. Но Дэви не сделал ни движения ей навстречу. С тем же успехом Лира могла ожидать проявления чувств от каменной статуи.

— Каков бы ни был исход завтрашней встречи, ты получишь то, о чём просишь, — сказал он и, отступив, скрылся во тьме. Девушка поникла.

— Охотнице, что пойдет с тобой, святую воду подмени обычной, — раздалось напоследок из темноты. — Твои друзья обожают обливать ею carere morte при встрече, а кое-кто в моей группе очень дорожит своей красотой.

Лира улыбнулась — ей открылась слабость Владыки:

— Хорошо.

 

Глава 35 Низшие и Высшие

Со странным ощущением нереальности происходящего Леонард разглядывал конверт. Наспех склеенный из листов, позаимствованных в какой-то религиозной книжке, такой же листок внутри. Письмо написано между печатных строк, написано быстрой, уверенной рукой. Тонкий летящий почерк. Леонард по нему одному узнал бы написавшего…

…Избранный!

Письмо от Избранного принесла Вера Сольви. Его Низшей передала некая охотница. И сейчас Леонард обернулся к подруге, вставшей у открытого окна, будто на страже:

— Вера, повтори ещё раз, что тебе сказала эта охотница?

— "Передай письмо своему владыке". Я переспросила: какому владыке? Она: "Не притворяйся. Владыке Низших, тому, кто занял место погибшего Гектора Долуса".

— М-м…

— Я спросила, от кого письмо. Она сказала: от человека, жаждущего обращения.

— Давно ли охотники передают carere morte письма от кандидатов?

— Это я тоже спросила. Тогда она назвала одно имя… Винсент Линтер.

Леонард вздохнул и снова оглядел конверт и единственный лист письма. Действительно, письмо от Избранного! В час, когда последняя надежда оставила Низших и вокруг сгустилась тьма, на горизонте засияла яркая звёздочка. И привыкший к тьме вампир всё не мог поверить, что это не мираж, не новая иллюзия отчаявшегося.

Смерть Гектора — вторая смерть лидера за столь короткий срок, больно ударила по Низшим. Больнее, чем смерть Конора, до недавнего времени Леонард полагал последний удар смертельным. Гектору так и не удалось заручиться поддержкой Лиры Диос. Чары — единственное оружие Низших, в случае со служительницей Ордена, видимо, оказались слабы. А ведь Долус так превозносил всегда это умение Низших! Что же случилось на Балу Карды, как Лира сорвалась с его крючка? До Леонарда доходили отрывочные сведения, что Гектор угодил в примитивную ловушку Ордена, но он не хотел этому верить.

Нового владыки не появлялось, и мечта о мире без Высших развеялась пылью. Дэви возвратился в свой кардинский замок полновластным Господином вампиров. Низшие столицы притихли. Они замерли, боясь разрушить то немногое, что осталось от величественной постройки их первого владыки, Конора. И вот… это письмо. Странное послание из потерянного прошлого. Конор считал, что ему не удалось создать вокруг Избранного достаточный шлейф чар, а рана, оставленная Бездной в его сердце после смерти матери, быстро затянулась: не иначе, Дар исцеляет своего хозяина! Но, оказалось, Линде удалось оставить на Линтере метку carere morte. И через полтора года она сработала: Избранный выбрал путь Низших!

— "Конор был прав: в Ордене меня готовят для жертвы. Мне не жаль себя, уничтожение Дара — вот, чего я не могу принять. И я обращаюсь к убийцам матери, хотя прежде клялся этого не делать. Дар не должен быть потерян навсегда! Мир без Высших лучше, чем мир без Дара", — Леонард зачитал вслух выдержку из письма. — Кажется, всё хорошо, но… Вера, тревога не покидает меня.

— Я знаю. Я тоже тревожусь. Всё-таки мы его сломали! Избранный принимает наш путь, но лишь ради Дара. За этими строками читается: новый Великий просуществует недолго, быстро уйдёт, освободив Дар. Красу удалось внушить ему мысль о самоубийстве, и она залегла глубже и прорастает лучше, чем все наши внушения.

Леонард усмехнулся:

— Как тонко ты чувствуешь! Я тревожусь, что это письмо может быть ловушкой.

— Чьей? Ордена? Орден всецело подчинён Красу. А Арденс никогда не станет плести такую интригу: воспользоваться Избранным, чтобы уничтожить Низших! Крас боится Дара больше всего на свете, единственное, о чём он мечтает — уничтожить его. Это письмо писал Избранный, писал сам и от себя — не под диктовку.

Низший вздохнул:

— Я перестал чувствовать такие вещи…

Вера дрогнула у окна. Он успел прочитать её мысли: подойти к другу, обнять… Но девушка не тронулась с места, только покаянно опустила глаза. Леонард приближался к состоянию Высшего, Вера надеялась ещё на десять — пятнадцать лет в облике Низшей. Они всё больше отдалялись друг от друга. Обмен кровью, когда-то связавший влюблённых бережно, тонкой нитью, чтобы они не потерялись в вечности, постепенно обратился тяжёлыми оковами.

— Нужно заняться подготовкой ночи двадцать первого декабря, — хрипло сказала вампирша. Леонард чувствовал: Вера заметила, что он заметил её погашенный порыв. — Избранный пишет, что не сможет покинуть дом, пока тот район стерегут охотники. Он уже пытался бежать, и его возвращали. Нам нужно будет отвлечь отряды… Что ты молчишь?

Леонард не ответил, тревожная усмешка не сходила с его губ.

— Я уже прочитала. Ты не хочешь, чтобы Избранный стал Великим? Нашим Великим?

Вампир досадливо поморщился. Он не хотел, чтобы подруга прочитала эту его слабость, но и скрыть её не мог:

— Я не Конор, Вера, и не Гектор Долус. Я — не владыка Низших!

Говоря это, Леонард косился в сторону бывших комнат Конора и Долуса, а из головы не выходила картинка глубокой земляной ямы в подземной комнате Гектора. Точно могила… Неужели, настала его очередь лечь в неё? Нет, нет. Он — почти Высший, о мечте всех Низших ему можно забыть! Год, два — и Владыка вампиров примет его. Впрочем, прийти с покаянием к Дэви можно даже завтра… О, он не откажется принять Леонарда: слишком ценный кандидат, единственный наследник могущественной империи отца!

— Я не владыка Низших! — повторил он. — Двое сильнейших погибли, а я лишь последователь, не лидер. Я не возьмусь за это. Не мне тягаться с Дэви!

Он едва успел поставить барьер, чтобы разочарование Веры не захлестнуло его.

— Но ты ближе всех стоишь к Высшим, ты мог бы инициировать Избранного. Ведь иначе что, Леонард? Только служба Владыке!

Вампир криво улыбнулся:

— Желаешь моей смерти?

— Гектор говорил, инициирующий Избранного не умирает, он обретает новое бессмертие, последнее бессмертие — в Даре.

— А сам Избранный? Одно тело не может быть пристанищем двух душ долго. Останется победитель. Я ли это буду?

Вера вновь отвернулась к окну, коснулась своего отражения в гладком стекле:

— Что тогда? Выбросим письмо и забудем? А как же мечта всех Низших?

— Мечты Низших недолговечны, как сами Низшие.

— И всё же…

Она очень хотела заплакать, но крепилась. Леонард чувствовал её страх. Он чувствовал его всякий раз, когда Вера смотрела на него… Низшая всё время мысленно сравнивала себя и его, почти Высшего, и подсчитывала, сколько лет бескрылого бессмертия у неё осталось в запасе. Вот и сейчас Леонард поймал последние цифры её подсчётов — Вера опять считала, сколько крови нужно пить в неделю, чтобы дольше продержаться в Низших, и опять клялась себе поумерить аппетит. Голод Высших был главным пугалом Низших, иногда Леонарду казалось, они боятся его больше, чем сами Высшие…

Леонард бросил несчастное письмо на столик и поднялся из кресла. Он решительным шагом подошёл к подруге и обнял. Уткнувшись в её волосы — шёлковую, душистую, непроглядную ночь, — прошептал:

— Иногда мне кажется, ты манипулируешь мною своими эмоциями!

— Полагаешь, я это нарочно? — она улыбнулась сквозь слёзы.

— Конечно же, нет. Извини, — он не удержался от тяжкого вздоха. Где те времена, когда в обмене кровью они черпали лишь вдохновение для общих снов-фантазий? Когда не было этого постоянного перехлёста чужих, ненужных чувств?…Или они только недавно стали чужими ненужными?.. — Что ж, поразмыслим. Район, где держат Избранного, под Покровом…

Вера просияла:

— Ты нас возглавишь?

— Да, — кратко сказал Леонард и показательно задумался, — Район под Покровом. Хм… Попробуем обратиться к смертным.

— Чары?

— Нет времени. Раздуем готовое недовольство.

— А как же: "Одно тело не может быть пристанищем дух душ одновременно"?

— Для обращения Избранного найдём сильного дикаря, — когда он говорил это, перед ним встал один образ, и Вера радостно вскрикнула, тоже разглядев его. — Нет, лучше: Мира Вако! Наш Избранный к ней привязан. И она к нему. Она рада будет отдать всю себя до капли, лишь бы он жил. Надо немедленно разыскать Миру!

Скоро найти вампиршу Вако не получилось. И Леонард был даже рад этому, он вновь строил планы пойти на поклон к Дэви… Он странно раздвоился: одна половинка была с Верой и Низшими — с ними он строил планы, как вызволить Избранного из плена Арденсов, с ними он по-прежнему мечтал о мире без Высших. Другая же половина была бесконечно далека от бескрылых собратьев, её голод был голодом Высших и её мечты были мечтами Высших. И голос этой половины был, порой, звучнее…

Накануне двадцать первого декабря половинки объединились. Низшие нашли столичное убежище Миры Вако.

Вампиршу заметили ночью, когда она охотилась, и проследили за ней до самого логова. Обиталищем вампирши оказался большой летний дом в Сатуре, на зиму оставленный хозяевами. Решено было вернуться за Мирой днём, на рассвете Леонард отправил за ней хорошо вооружённую группу, но та не вернулась.

Что случилось? Леонард мерил шагами бывшую комнату Гектора, а земляная яма — могила притягивала его взгляд. Неужели Высшая вампирша светлым днём сумела дать отпор большой группе бессмертных, пусть Низших? Нет, немыслимо! Он хотел послать за Мирой вторую группу, но в последний момент передумал и услал их за дикарём-вампиром. Большинство дикарей Доны давно было под контролем Низших, не догадываясь об этом… И новая авантюра увенчалась успехом: скоро Высший был доставлен в дом Конора.

"Сильный дикарь" оказался невысоким, щуплым и очень юным. Увидев Леонарда, он пробурчал только: "Проклятые Низшие" и замкнулся в гордом молчании. Низший молчал также. В его тёмных зрачках маленьким огоньком отражалось биение медлительного, но ещё живого сердца дикаря.

Конор рассказал этот секрет Гектору, а тот — Леонарду. Простое знание, избавляющее Низших от страха перед силой Высших, великое знание, сделавшее Валерия первым владыкой Низших. Carere morte — не мертвы, во всех, даже в старейших, остаётся частица прежнего человека, та самая, которую должен будить таинственный Дар, та самая, которая породила мечту о возможности исцеления для вампиров. И эта частица человеческого подвластна чарам Низших. Низший, обладающий немалый опытом, достаточно сильный, а, главное, безрассудно смелый, способен тянуть жизнь даже из Высших, а в образовавшуюся пустоту он может вложить свою идею. Этим занимался сейчас Леонард. Инициация Избранного в идеале добровольна — и ему был нужен жертвенный агнец.

Он отступил от дикаря только к вечеру, возвратился в комнату Гектора и без раздумий лёг в его постель-могилу. Сила, которую Леонарду удавалось вытянуть из дикаря сгорала раньше, чем успевала сделать круг по телу Низшего — такой огромной затраты собственной энергии требовало проникновение через щит Бездны, окружающий Высшего. Совсем обессилевший, вампир сумел вложить в дикаря очень слабую идею, сроком службы на пару суток.

"Этого должно хватить. Ведь встреча с Избранным состоится через несколько часов!"

На эти несколько часов он провалился в тяжёлый сон без сновидений.

"Чары работают, отряд готов", — доложила Вера.

Они разговаривали мысленно, отделённые расстоянием. Леонард с основной группой Низших встал у границы Призрачного парка на подступах к Родниковой улице, а Вера отправилась ниже по Восточному проспекту. Она с несколькими сильными чаровницами всю неделю занималась подготовкой смертных, чьей задачей в эту ночь было создание хаоса вокруг жилища Избранного. Скоро выяснилось, что ни одна из групп, первоначально считавшихся хорошими кандидатами в зачарованные, на деле не подходит. И с молодёжью, и с бандами Ориенса, и с маргиналами пришлось бы долго работать, а времени не было совсем. Но умница Вера нашла выход: служители закона! В Ориенсе они немало пострадали от банды Нукса, и их злость стала той червоточиной, куда Низшие легко могли проникнуть.

Сейчас отряд был готов. Вере удалось внушить служителям закона, что банда прячется в том самом доме — тюрьме Избранного.

"Они уже подходят к Покрову со стороны Белого тракта. Как у вас, Леонард?" — Ему радостно было слышать её спокойствие и деловитость. Куда лучше недавнего хаоса из тревоги, страха и слёз! Леонард отделился от группы и немного прошёл вперёд, до границы Покрова.

Он снял перчатку, коснулся невидимой стены голыми пальцами. Какая странная, глупая, несправедливая преграда для Низших! Ясно, почему Покров останавливает Высших: они так полны пустотой, что защита стен уже не распознаёт в них человека. Но Низшие? Разве они так же далеки от смертных, как Высшие? Их частица Бездны мала, слаба, они даже способны спрятать её от солнца… от солнца, но не от Покрова! Покров Ордена раз за разом напоминает Низшим: не тешьте себя, вы — сarere morte!

Пальцы Низшего заледенели, прикоснувшись к прозрачному стеклу Покрова. Леонард надел перчатку и отступил. "Как у тебя дела?" — опять спрашивала Вера. Тогда он, ленясь отвечать, открыл перед ней все мысленные барьеры: смотри сама!

Его группа в десять Низших ждала Избранного у Призрачного парка — Линтер указывал этот парк, как место для встречи. Ещё три группы такой же численностью, но состоящие из Низших и смертных кандидатов, были рассредоточены вокруг купола Покрова, одна — в парке, стерегла тропинки. Всё было спокойно. Морозная ночь упала на город, накрыв его огромным стеклянно-прозрачным колпаком. Белый хитрый глаз луны был почти закрыт веком-тенью, и зорко щурил тонкую щелочку — молодой месяц.

"Зачарованные вошли под Покров", — доложила Вера.

"Теперь нам остаётся ждать".

Несколько смертных из числа кандидатов в Низшие Леонард отправил под Покров. Оказать существенного влияния на ход событий он не могли, их задачей было наблюдение. Вампир с нетерпением ждал, когда они вернутся с новостями. Родниковая улица, видимая из Призрачного парка, была всё такой же тихой. Казалось, ничего не поменялось там, под невидимым куполом Покрова. Шли самые долгие в вечности Леонарда полчаса.

На исходе получаса подоспели сразу два докладчика с сообщениями. Один из парка, второй с Родниковой. Тот, что из парка, был очень взволнован, но Леонарду хотелось прежде всего выяснить, что творится под Покровом. С улицы слышались выстрелы, — эти звуки чётко, далеко разносились в холодном воздухе. Несомненно, битва там уже началась.

— Говори, — потребовал он у пришедшего с Родниковой.

— Зачарованных у дома Избранного встретили отряды охотников. Сейчас там драка, есть убитые.

— Запах свежепролитой крови усиливает чары, — Леонард улыбнулся. — Хорошо. Избранный?

— Мы его не видели.

Леонард скрыл недовольство под непроницаемой холодной маской застывшего лица. О, этот беспокойный Избранный! Скрывается он от своих, охотников, или от соглядатаев Низших?

— А ты что встревожен? — обратился вампир к пришедшему из парка.

— В парке мы не одни! Мы почувствовали двоих смертных.

— Случайные прохожие?

— Пока непонятно. Мы отправили троих разведать, но от них никто не возвратился.

Теперь недовольство Леонарда выразилось вертикальной складкой между бровей:

— Продолжайте наблюдение.

Отправив этого вестника обратно на пост в парк, Леонард сейчас же отложил вопрос о случайных прохожих. Он ждал появления Избранного.

Отсюда, с края парка, Родниковая улица виделась ему длинным коридором, наискось уходящим влево. Дом Избранного видно не было, вампир поймал себя на мысли, что, наверное, так и не увидит никогда это здание… Один из Низших, легонько коснулся его рукава, привлекая внимание. Леонард обернулся. В отдалении от них из парка быстро выходили люди. Вампир насчитал шестерых. Две группы охотников, до того стоявшие у Второй Городской больницы, услышав выстрелы, спешили разведать, что произошло. Леонард скомандовал своим отступить в тень деревьев. Охотники прошли мимо, не заметив притаившихся Низших.

Леонард провожал взглядом пульсирующие точки сердец. Сейчас охотники выступали в роли жертв и никакие чары Ордена не скрывали их от глаз вампиров. Леонард знал, стоит вампирам обнаружить себя, попробовать напасть — и десять Низших будут уничтожены за десять минут, но мысль о мнимом превосходстве carere morte всё же грела… Опытным взглядом он отметил в отряде одного слабого: на него легко можно будет воздействовать, как на Лиру Диос. Сомнение в верности выбранного пути — вот единственная лазейка к мыслям и чувствам охотника!

Хотя Леонард не отрывал взгляда от Родниковой улицы, ожидая появления там высокой худой фигуры Избранного, тот ухитрился появиться неожиданно — в то мгновение когда вампир отвлёкся на отряд охотников. Избранный вышел из-за дома: похоже, до того пробирался дворами, и остановился. Он стоял напротив дома N13, у границы Покрова. Позади, в нескольких шагах, были две неясные женские фигуры.

— Что за сопровождение? — прошептал кто-то из Низших.

Леонард хмурился. Одну из дам он легко сумел прочитать… Лира Диос! С Бала Карды Леонард небезосновательно подозревал её в предательстве, и сейчас был близок к панике: что она тут делает, кого приведёт с собой?! О второй даме можно было сказать только одно: совсем недавно она пережила сильное нервное потрясение. Несколько Низших из группы Леонарда уже присосались к потоку её энергии, бессмысленно уходящему в пустоту.

Юноша медлил у границы Покрова. Леонард ждал. Низшие прятались в тени деревьев, но зоркие глаза Избранного видели их всех.

"Избранный вышел к нам", — доложил Леонард Вере.

"Он не убегает?" — как о диком зверьке спросила та.

"Он видит, что бежать некуда. О, он переступил черту Покрова… Всё удалось, Вера!"

Они окунулись в общую волну радости, но испуг тут же пронзил обоих кинжально-острым лезвием. Леонард не сразу разобрался, что этот новый страх — не его. От ужаса вопила Вера.

"Здесь куклы!"

Ещё одно долгое мгновение ему потребовалось, чтобы сообразить, какие куклы могли вызвать неподдельный ужас Низшей. Марионетки Высших вампиров! Но кукол готовят старейшие Карды, у дикарей это не принято…

"Старейшие Карды! Дэви!"

"Я понял, Вера. Скажи им, что они ошиблись…" — слабое, жалкое увещевание, а Низшие Веры уже приняли бой. Глазами подруги он увидел одну марионетку: серое лицо без выражения, тощее тело, кое-где тронутое гниением. Небрежно, впопыхах сделанная кукла — Дэви торопился, ужасно торопился!

"Зачем Низшие ночью вышли в город?" — с издевательской ухмылкой спросила кукла Веру, наступая.

"Прежде я хочу узнать, с кем из старейших имею честь сражаться?" — подруга не сдавалась.

"Вера, я не могу бросить Избранного! Отступайте к парку! Вы недалеко от нас!"

Избранный, словно услышав его мысли, усмехнулся и вдруг резко бросился вправо от вампира, спутницы — за ним. Всё-таки решил удрать… Спутники Леонарда подняли револьверы, но главарь, испугавшись, что в суматохе Избранного случайно убьют, предостерегающе крикнул:

— Не стрелять! Пока…

Вампир, стоявший рядом с Леонардом, вскинул арбалет, заряженный единственной ловчей сетью, но незнакомая охотница опередила его. Вампир упал со стрелой в сердце, не успев выстрелить, Леонард перехватил его арбалет. А небо над головами Низших потемнело: звёзды и прищуренный глаз луны закрыла тень от крыльев Высших бессмертных. Это всё были куклы — Леонард не чувствовал в чёрных чудовищах ни капли живой энергии, на которую можно было б воздействовать. Низшие за его спиной начали стрелять в подлетающих кукол из единственного оружия, что у них было — револьверов, но пули не оказали на тварей заметного действия, лишь немного замедлили их приближение. К встрече с Высшими этой ночью Низшие не подготовились!

Избранный, воспользовавшись суматохой, удрал. Может, это он привёл сюда Высших? Леонард понадеялся, что от группы в парке Линтеру уйти не удасться… Он же пока посоветовал своей группе:

— Цельтесь в голову!

Несколько марионеток упало на землю с расколотыми головами. Они не шевелились: хозяин, убоявшись боли, оставил их. Леонард скомандовал отступить дальше в парк, и куклы под сенью деревьев вынуждены были оставить свои крылатые тени. Завязался бой на земле.

Оружия у кукол не было, но Низшим довольно было и сильных рук чудовищ. Уже трое собратьев Леонарда упали со свёрнутыми шеями. Восстановятся они нескоро… Леонард держался. Для него, почти Высшего, эта схватка не могла быть фатальной. Он повергал кукол на землю и выдавливал им глаза пальцами. Скоро куклы отступили. Одну Леонард поймал сетью, прижал к старому дереву на границе парка.

— Низшие — верные подданные Владыки вампиров, — миролюбиво и лживо сказал он марионетке, ослеплённой, но не оглохшей. — Вы напали без объявления, без объяснения причин, подло. Владыке это не понравится! Назови своё имя, хозяин, чтобы я мог сообщить его Дэви.

Кукла захохотала, и страх опять кольнул Низшего в самое сердце. Хозяином был сам Дэви!

Остатки группы Веры подходили к парку. Предводительница была ранена, но сильнее боли от медленно заживающей раны её терзал голод. И через крохотную частицу проклятия Веры в крови Леонарда тот же голод терзал вампира. Он пробовал погасить этот вой, но сделал лишь хуже: проснулась втройне голодная собственная частица Бездны, и теперь уже Вера, не дойдя двух шагов до него, сильно сжала голову руками, пытаясь выдавить оттуда чужие голодные мысли о горячей крови. Он пожалел её в этот миг, но сделать ничего не мог, лишь послал очередное проклятие старому другу, когда-то надоумившему счастливых влюблённых обменяться кровью…

К месту битвы спешили хозяева-вампиры. Низшие узнали их даже в чудовищных обличиях: Калькары, Митто, Гелер… Дэви!

— Это не куклы, можно попробовать ослабить их, — негромко сказал Леонард.

— Ослабить? Это старейшие! — Вера всхлипывала, но глаза были сухи. Истерика… Он попробовал мысленно успокоить её, но она, заметив это, закрылась щитом от друга — не прочитать.

— Всё же попробуем, — он подозвал двоих из своей группы и тихо приказал: — В парк. Найдите группу, Избранного! Возьмите тех, кто стоит вдоль границы Покрова. Идите!

Ночь загнала их в ловушку. Теперь вампир ясно видел свою ошибку: нельзя было идти у Избранного на поводу. Нельзя было соглашаться на встречу ночью, в часы Высших! Но он так боялся спугнуть удачу, что без раздумий принял все условия Линтера.

Дэви со свитой приближались. "Дождись, чтобы он заговорил первым", — шептал внутренний голос, а, может быть, это была мысленная просьба Веры… Но ожидание слов Дэви было невыносимо для Леонарда. Каждый шаг Владыки заставлял его сердце стучать ещё быстрее, разгоняя и без того согревшуюся кровь по телу. И Низший заговорил — тщательно обдумывая каждое слово:

— Владыка! Я полагал, на нас напал какой-то новоявленный хозяин-дикарь, лишь поэтому решился ответить на вызов. Если б я узнал причину вашего недовольства…

— Причина проста: вы стоите не моём пути к Избранному, — неестественно спокойно сказал Дэви. Владыка был в старинной, свободного покроя одежде, на широком поясе болталась маскарадная маска с птичьим клювом.

— Кто-то солгал вам, Владыка. Мы пришли сюда за новым кандидатом — и только, — Леонард чувствовал раздражение и злость Низших рядом с ним. Несмотря на свой страх перед старейшими, они были недовольны заискивающим тоном лидера.

— Тебе не нужно лгать, Претер, — Дэви остановился в трёх шагах от группы Низших. Он в молчании изучал их, и Вера бледнела с каждым мгновением, хотя её рана уже затянулась. — Какой жалкий конец! — скоро изрёк он. — Конор был бы опечален, увидев вас… Слабо, друзья! Напрасно вы вышли в ночь, ваш удел — тихая дневная жизнь. Напрасно вы поверили, что Избранный может достаться вам — ваши слабые руки не удержат его Дар!

Леонард почти не слушал. Он, как и все Низшие, искал сейчас пути к человеческим частицам старейших. Молодых Адама и Гелера уже пили, Калькары остались непробиваемы. Леонарду привиделось, когда Дэви говорил о Даре, человеческое мелькнуло в тёмных глазах — и Низший тут же вцепился взглядом в этот ускользающий блеск.

— Ваш первый владыка был силён — он подарил вам надежду, второй лидер — хитёр, он подарил вам мечту, — продолжил Дэви, не замечая воздействия Низшего. Но сейчас у вас не осталось ни того, ни другого. Знаете, почему? Вы посмели отрицать власть Бездны, а Она злопамятна. Это Её месть, не моя! Впрочем, довольно!

Он взметнул руки, и послушные его воле Высшие бросились на Низших. Засверкало серебро кинжалов и мечей — старейшие были вооружены. Бой длился недолго. Леонард, почти Высший, продержался дольше других. Он призвал свою чудовищную тень, подаренную Гектором незадолго до Бала Карды. Эта тень не имела крыльев, но одевала всё тело плотным чёрным саваном — дополнительной защитой. Первые мгновения боя Низший даже продолжал тянуть силы из Дэви, только крик и боль Веры, пронзённой мечом, — сначала крик, потом боль — сбили его, заставили разорвать тонкую путеводную нить к человеческой частице Владыки. Мысленно прося прощения, он закрылся от подруги, попытался ухватить обрубленный конец нити… — поздно. Дэви рассёк тень его чудовищного обличья мечом и сильно толкнул вампира. Леонард упал, но сейчас же поднялся, держась за каменный от мороза ствол дерева. Тропа парка перед ним была усеяна телами павших — всё это были собратья-Низшие.

"Охотники… Лира Диос и тот, ушедший на Родниковую… Поймать бы биение их сердец! Зачаровать, направить…", — Дэви не дал ему додумать мысль. Он опять приблизился, на ходу надевая маску.

— Теперь, Претер, ты уяснил, почему Низших называют Низшими? Пред Высшими — Низшие ничто. И ночь покровительствует нам, не вам. Тихая жизнь под солнцем, вдали от моей вотчины — вот, что подходило вам, да вашего владыку сманил свет Дара! — он монотонно расхохотался, но скоро оборвал смех, бывший лишь притворством. — Впрочем, ты — почти Высший. С Низшими тебя держит только одно… и пора от этого избавиться!

Леонард сглотнул.

— Владыка, я по-прежнему не понимаю, что вас так разъярило… — Дэви не слушал. Калькары подвели к Владыке темноволосую девушку. Она едва шла, ноги заплетались, то и дело Высшим приходилось её тащить. Это была Вера. В шаге от Дэви Калькары отпустили её и отошли в стороны. У Низшей сразу же подломились ноги, она упала в снег на колени, но нашла силы поднять лицо, посмотреть в глаза своей смерти.

— Владыка! Простите за ложь! — зачастил Леонард. — Я скажу всё, всё! Избранный…

— Молчи, — еле слышно прошептала Вера, и он поймал её мысль: "Группа в парке, возможно, отыскала Линтера… Можно ещё побороться… Мечта всех Низших…" — И Леонард не договорил. Серебряный меч Владыки стремительно пошёл вниз и наискось, красивой дугой, и через мгновение голова Веры скатилась к тропе, снег набился в чёрные волосы.

Сесилия Калькар шевельнулась:

— Группа Низших в парке уничтожена, Господин. Те, что стояли вдоль границы Покрова, разбегаются, — доложила она. Дэви принял это известие равнодушно, но глаза в прорезях маски блестели радостью и яростью битвы. А Леонард упал на колени, как недавно Вера, обхватил голову руками. Всё было потеряно! Всё!

Дэви склонился над ним:

— Один вопрос, Претер: от кого вы узнали об Избранном?

Леонард молчал, прислушивался к себе. Что бы ни говорил Владыка, он чувствовал: связь с Верой не исчезла, хотя стала слабее, гораздо слабее… Вдруг он понял: она вечна.

— …Леонард?

— Линтер сам написал нам письмо, попросил встречи сегодня, сказал, что готов к инициации, — какой отстранённый голос! Ведь обезглавленные, но не убитые собратья ещё могут его слышать.

Владыка кивнул, будто давно знал о планах Избранного.

— Господин, сюда спешат охотники, — доложил Магнус.

— Избранный задержался в парке, наша приманка сработала, — сказала Сесилия.

— Так поторопимся! Низшие отхватили напоследок большой кусок моего времени, — Владыка осклабился, глядя на Леонарда. — Но я рад: первая победа этой ночи… Летим же за главной!

Он взлетел первым, за ним свита. Высшие понеслись в парк, к Избранному. А отряды охотников, действительно, выходили с Родниковой. Они шли открыто, рассерженные более чем когда-либо на памяти Леонарда.

Низший остался в окружении кукол старейших.

— Владыка позволит мне бессмертие Высшего, если я помогу вам сейчас? — тихо спросил Леонард ближайшую. Марионетка, судя по кроваво-красным губам, принадлежавшая Сесилии, встрепенулась:

— Разумеется. Для вас уже приготовлено место в свите.

Небо вновь затянула туча: ещё какие-то вампиры летели на помощь Владыке. Предводительница опустилась рядом с Леонардом, скинула чудовищную маску. Это была Хелена, подруга Адама.

— Сочувствую тебе, Леонард, — сказала она, быстро глянув на тело Веры. — Знаешь, злость ярче всего горит в бою…

Он кивнул, приготовляясь драться со служителями Ордена. А в памяти стояли образы равнодушно-безжалостного Владыки вампиров и Веры, чью мечту о мире без Высших не смогла разбить даже смерть.

"Только месть подают холодной…"

 

Глава 36 В призрачном парке

Вот и всё. Лира собралась быстро, холодно, равнодушно. Старое, прочное и удобное платье. Ботинки на низком каблуке. Она собрала и чемодан, но, представив, как придёт с ним сегодня в Академию — она ведь каждый день гуляет с чемоданом! — рассмеялась. Лира задвинула чемодан под кровать и одёрнула покрывало пониже. Гордо чеканя шаг, вышла из комнаты. Она помедлила в коридоре, у двери комнаты бабули, и всё-таки заглянула к старухе.

Постель была пуста, кресло развёрнуто спинкой к девушке. Бабуля читала или, может быть, спала в нём и, признаться, Лира была рада, что старуха не видит лица внучки.

— Бабуля я ухожу! — крикнула она с порога. — В рейд! Я вернусь не скоро! Вы справитесь без меня? Ханна, (сиделка), придёт утром…

Она отступила, закрыла дверь до первых слов бабушки и обиженно загрохотала вниз по лестнице.

Дом отпускал её легко. Легко открывались двери. Легко поскрипывали ступеньки под ногами, желая счастливого пути. Любимые с детства вещи: фотографии, картины, часы, удивительная фигурная трещина на потолке над лестницей, яркая светлая досочка, одна среди тёмных на паркете гостиной… — все они прятались от глаз девушки, щадя её чувства. Лира выбежала на улицу. Заперев дверь, вдохнула свежего холодного воздуха и почувствовала себя невесомой пушинкой. Подгоняемая ветром, она поспешила в Академию.

Тихая морозная декабрьская ночь выстроила хрупкий купол над городом. Яркие наглые звёзды глядели на землю сквозь прозрачное стекло воздуха. Новорожденный месяц острым когтем выглядывал то тут, то там из-за крыш, сопровождая девушку.

Лира не волновалась. Владыка решил всё за неё, ей оставалось неукоснительно следовать его плану.

Она спустилась в арсенал. Взяла несколько пузырьков и наполнила их принесённой из дома водой, самой обычной, не обладающей никакими особенными свойствами. Круглые, призрачно светящиеся в темноте часы над дверью подземного зала показывали полчаса до полуночи.

"Полчаса… Время есть!"

Лира задумалась. Она вертела сложную задачу, предстоящую ей, играла, будто игрушкой, и постепенно впадала в замешательство.

Самый важный вопрос: что будет с Агнессой там, в Призрачном парке, когда он встретятся с Дэви? Агнессу убьют? Почему она раньше не спросила Владыку о судьбе подруги?! Малодушие, презренное малодушие! Конечно, она попробует уговорить Агнессу уйти раньше, до парка, но вот послушается ли охотница? А Винсент? Отпустит ли его Дэви, как обещал, если Избранный откажется от бессмертия?

…Конечно! Он же Владыка. Он же не должен лгать!

"Ага, верь больше лживым carere morte, охотница Диос!"

Лира мотнула головой, отгоняя страшные видения. В это время в хранилище зашли сразу две группы — шесть человек. Они принесли странные вести: Район Второй Городской больницы оккупировали Низшие. И неизвестные хозяева стягивали к району Родниковой и Медеора стаи своих кукол. Девушка вздохнула, приложила холодные пальцы к начинающим ныть вискам: "Ночь только начинается! Ох, чую, ничего у меня не получится!"

Она подошла к охотникам: нужно было изображать неподдельную заинтересованность происходящим.

— А жертв много? — заметила она дрожащим голосом. — Должно быть, немало…

Ей представилось, как она бредёт туда, в самую гущу событий. Девушке стало страшно. Нет, она не боялась драки с carere morte. Её ужасала публичность грядущих событий!

В арсенал спустился Бовенс. Заметив Лиру, он отозвал её в сторону.

— Обсуждаете Ориенс?

— Да. Как вы думаете, что там сегодня? Почему?

— Вампиры решают вопрос, кто будет владыкой Низших, и будет ли он вообще.

Лира скрыла улыбку:

— Это точно?

— Это вероятно! — Бовенс усмехнулся. — После смерти Гектора Долуса… — и за уничтожение владыки Низших в первую очередь следует сказать спасибо вам, юная леди, — Дэви решил прибрать Низших к своим рукам.

— Откуда вы знаете, что Владыка в Доне?

— По всем признакам Владыка бессмертных здесь, — охотник подмигнул ей, и Лира на мгновение испугалась, что Бовенсу известно об их совместных планах. — Но я хотел поговорить с тобой не о Дэви.

— Да, я слушаю.

Бовенс вздохнул:

— Я не люблю начинать издалека, ты знаешь, — он понизил голос, впрочем, без необходимости: их никто не подслушивал. Охотники были поглощены обсуждением новой битвы на Востоке и гадали, кого из них сегодня пошлют туда.

— И у меня, и у Латэ есть подозрения, что ты попала под власть чар carere morte. Кто твоя Низшая? Ты должна немедленно передать её мне.

— Тесса? Она… По правде сказать, я уже давно её не видела. Она сбежала. Не приходила с осени…

Лира едва выдержала недоверчивый взгляд охотника.

— Если чары и были, я ничего не чувствовала, — тихо добавила она.

— Так… — начал охотник и замешкался: в дверях арсенала показался Латэ, и Бовенс был вынужден оставить Лиру.

— Не уходи никуда. Будь здесь, — приказал он и ушёл.

Дорога была длинной. Лира надеялась, что за время пути сумеет разобраться в хаосе своих мыслей и эмоций — и надеялась тщетно. Серые нити мыслей, разноцветные нити чувств сплелись в тугой клубок неприятного буро-багрового цвета. Бурый — от тяжести несказанного, которую она больше не могла выносить. Багровый был её тревогой.

Привычная спутница Бездна сегодня была невидима. Жестокая и справедливая, она не заслоняла от Лиры мир, надежду которого охотница должна была скоро погубить во славу Её. "Смотри!" — приказывала она. И Лира смотрела… На её лице отражалась смесь отчаяния, надежды и боли.

Агнесса ждала её на улице кварталом ниже Родниковой. Увидев Лиру, она отчаянно замахала руками.

— Что такое? — настороженно спросила Лира, подойдя. — Мы же договаривались встретиться на Родниковой!

Она надеялась пройти квартал в одиночестве, ещё подумать, помолчать, немного придержать страшную ночь, несущуюся во весь опор…

— Там слишком опасно! — выдохнула Агнесса. — Низшие собираются в округе, и наши отряды встали близко. Нельзя, чтобы они нас увидели! Я не могла там стоять на виду, хорошо, что нашла тебя тут.

— А как же Избранный?

— Не знаю! Но он сам это затеял — пусть теперь выпутывается!

— Не понимаю…

— Это он написал Низшим письмо. Они ввяжутся в бой с охотниками, охраняющими Родниковую, а мы в суматохе убежим… Ты как? Тебя это не пугает?

— Нет.

Агнесса благодарно улыбнулась и дружески сжала охотнице руку. Лира горячо пожелала немедленно провалиться сквозь землю.

Она поднимались к Родниковой, а впереди было очень и очень… неспокойно. Лире то и дело мерещились крылатые чёрные твари в небе. Она почти успевала ухватить их краем глаза.

"И они здесь из-за меня!"

А ведь она даже не могла вспомнить: как, когда рассказала Владыке об убежище Избранного! Что же это: чары? Может, ещё не поздно остановиться?

"Какой будет скандал! — она поёжилась. — Могу себе представить: Диос в гостях у Владыки вампиров, Диос выдаёт Избранного бессмертным… Интересно, из Ордена могут исключить за такое?"

Быстрая чёрная тень пронеслась над самой головой, и Лира приглушённо вскрикнула. Агнесса холодно зарядила арбалет и промолвила:

— Они не видят в нас служителей Ордена и, похоже, что они сыты. Но всё-таки будем настороже.

"Не так, Агнесса. Они видят, что с тобой — я, предательница Диос, поэтому не трогают нас", — она должна была сказать это, но молчала. Но вот Лира увидела приоткрытое окно на первом этаже дома и любопытную маленькую девочку в нём, и кинулась туда с криком:

— Закрой окно, сейчас же! Не подходи к нему!

Девочка испугано отшатнулась и, кажется, заревела. Лиру била нервная дрожь.

"Для кого-то, возможно, для нескольких или даже для многих эта ночь станет последней. И во всех смертях сегодня будешь виновна ты!"

— Я не допущу, — пробормотала Лира. — Встану вместо… Не допущу! Чёрт, он обещал мне! Если он не сдержит слова я… я его убью!

Владыка ничего ей не обещал, но Лира решила забыть об этом.

— Ты что? — встревоженно спросила Агнесса и легонько тряхнула девушку за плечо. — Задремала на ходу? — тут же, обернувшись и судорожно вздохнув, она втолкнула Лиру в ближайший открытый подъезд. Спрятавшись в темноте, пахнущей сыростью и зимой, девушки смотрели, как мимо быстро, скрытно проходят люди в полицейской форме.

— Кто это ещё? — шепнула Лира. — Куда они крадутся? Здесь намечена полицейская облава?

— Не знаю. Родерик не говорил…

Люди прошли мимо, и Агнесса осторожно выглянула на улицу. Лира напряжённо прислушивалась.

— Остановились. Их остановили наши, — докладывала Агнесса. — Я не понимаю…

С улицы слышались голоса. Спокойные, тихие — вежливая беседа, но была в голосах пришедших тщательно сдерживаемая злость. Просто так эти люди не разойдутся! Скоро беседа превратилась в перепалку, уровень ярости нарастал…

— Их злость чрезмерна, так не бывает, так себя не ведут, — пробормотала Агнесса. — Это внушённое чувство! Бежим на помощь!

Лира не успела ничего возразить, подруга, крепко схватив за запястье, потащила её на улицу. Впереди, точно у дома Избранного, стояли друг против друга две группы людей. Четверо охотников защищали вход в дом. "Четверо! — а в отряде шестеро, значит, двое сторожат неподалёку", — пронеслась мысль. Смертных против них было трое, но большой отряд таился в тени. Охотники также поняли, что люди перед ними зачарованы. Один уже начал монотонно читать ритуальную формулу, разбивающую вампирское внушение. Но голоса пришедших становились громче и уверенней. Вот гневный выкрик — начало операции… Раздались выстрелы. Стреляли пришедшие. Охотник, тот, что читал ритуал, был убит сразу, другой ранен. Оставшиеся отступили на ступени. Лира видела: оба достали оружие.

Агнесса при первых выстрелах остановилась, прижала ладони ко рту. Лира испугалась, не ранена ли она. Но охотница молчала, она только страшно побледнела. Новое эхо выстрелов. Теперь стреляли обе группы, и все прятавшиеся вышли из тени стен. Несколько пуль просвистело рядом с девушками, и Лира схватила Агнессу, развернула, толкнула к стене.

— Не высовываемся! Что мы можем? Ты слышишь меня, Несса?

Но охотница не слышала ничего, кроме свиста пуль и стонов раненых. Она дёрнулась пару раз, пытаясь вырваться, потом затихла в сильных руках Лиры.

— Боже! — она опять прижала ладони ко рту, глаза стали огромными от ужаса, в них заплескались слёзы. — Это я виновата!

— Ты ни при чём!

— Эти люди зачарованы! Низшие не могли сами войти под Покров, и направили сюда смертных под чарами! А указала адрес Винсента Низшим — я! — Агнесса осеклась. Лира повернула голову, снова посмотрела на улицу. Пал ещё один охотник, несколько зачарованных было ранено серебряным оружием, один корчился, опутанный ловчей сетью. Но группа зачарованных по-прежнему прорывалась к дому, охотники обороняли вход. И вдали показалась служебная карета, несомненно, принадлежащая полиции.

— Нужно уходить. Где Винсент? — Лира проговорила это имя и вспомнила о своей задаче. И это почти убило её. Раздавило. "Предательница!" — теперь это кричал каждый камень мостовой. Это слово застыло на губах мёртвых, раскрытых в безмолвном крике.

"Ты видишь, Лира? Видишь? Это только начало! Придёт Владыка, и тяжесть вины за предательство Избранного ляжет на твои плечи тяжким грузом!"

Лёгок на помине, показался Избранный. Агнесса первой заметила одинокую высокую фигуру в едва накинутом тёмном пальто и без шляпы. Винсент покинул дом через чёрный ход и, заметив девушек, коротко махнул им: за мной! На тела, лежащие на мостовой, он даже не посмотрел.

Они пошли к парку тихими пустыми дворами. Агнесса первой догнала Винсента. Он развернулся к ней. Лира ожидала, что Агнесса бросится обнимать юношу, но вместо этого охотница замолотила кулачками в его грудь.

— Что ты наделал! Что ты наделал! — повторяла она. Винсент попытался ухватить её за запястья.

— Несса, ты что?

— Ты видишь ли?! Столько смертей! Из-за тебя! Зачем нужно было связываться с Низшими?!

— Иначе мне было не уйти, — Винсент взглянул на Лиру, будто в поисках поддержки, но та молчала. Лиру занимали совсем другие думы. Вокруг царило безмолвие, и это было затишье перед бурей. Воздух застыл, как вода покрылся льдом. Какая-то паутина, холодная, липкая, отвратительно мягкая, скользнула по лицу девушки, и её унёс ветер, а спутники словно бы и не заметила ничего… Что же это было?

"Граница Покрова! Я почувствовала границу Покрова!"

Покров вставал незримой преградой на пути всех вампиров, смертные же никак не ощущали её. Что это? Самовнушение?

"Я уже вампир. Инициация — лишь условность".

Лира похолодела. Осознав эту незримую границу, она окончательно отрезала себе путь назад.

Агнесса неожиданно успокоилась сама, она отступила от Винсента.

— Избранный! — с горькой усмешкой сказала она. Впервые сомнение, а не благоговение чувствовалось в её голосе. — Из-за тебя только гибнут люди… ты же ничего не делаешь!

Винсент усмехнулся. Мертвенный оскал — так усмехаются вампирские куклы. Он прекрасно знал свою вину.

— Таков мой Дар. Потерпи немного. Скоро я всем воздам по заслугам, и эта тяжесть за гибель невинных исчезнет, обещаю!

— Как?!

— В парке меня ждёт Мира, моя тётушка-вампирша. Это ей ты отнесла первое письмо. Я чувствую её. И я чувствую: я сумею исцелить её… Тогда…

— Что за чушь!

— Я исцелю её — и это окончательно разбудит мой Дар. Я уже вижу, каков он будет: второе солнце! Страшная ночь закончится, обещаю!

— Не люблю, когда много обещают! — пробормотала Лира. Она оставила этих двоих, отошла к стене дома, прислонилась к холодному камню. Она тяжело дышала, закрыв глаза. Нет, девушка не устала, произошедшее раззадорило её. Но развязка страшной ночи приближалась, и охотница понимала: это они сами приближают её!

— Кто это на границе парка? — тем временем спрашивала Винсента окончательно успокоившаяся Агнесса. — Или мне мерещатся там фигуры?

— Это Низшие. Ждут меня. Они встали по всему периметру парка.

— Как же мы пройдём?

— Я думал, вы отвлечёте их, — Винсент лукаво прищурившись, поглядел на Лиру. — Но теперь вижу другой путь. Неожиданный… Ждём! — последнее было сказано повелительным тоном. Девушки подчинились. Скоро Избранный прошептал:

— Идём!

Девушки послушались. Она вновь вышли на улицу и, похоже, снова вернулись в границы Покрова — Лира опять снимала с лица несуществующую паутину… Винсент бесстрашно двинулся к группе Низших на границе парка. Агнесса держала наготове арбалет. У границы Покрова Винсент опять остановился. Чего он ждал?

В небе бесшумно быстро пронеслась большая стая крылатых теней. Девушки заметили их пролёт лишь по тому, как коротко мигнули звёзды. Избранный же был спокоен.

— Дикари? — прошептала Агнесса.

— Куклы.

— Зачем они здесь?

Винсент быстро шепнул: бежим! — и рванулся влево от вампиров. За их спинами чёрный вихрь закружился над группой Низших. Беглецы перевели дух за границей парка. Лира прислонилась к дереву, оглядела парк, простиравшийся перед ними. Меж высоких деревьев скользили непонятно чьи бесформенные тени… или это просто стволы выступают друг за другом? Слышался невнятный шепот… или это шуршат необлетевшей листвой окаменевшие от холода ветки? Казалось, они прибежали прямо в логово чудовища.

— Что ещё за куклы? Чьи? — спросила ещё не отдышавшаяся Алиса.

— Тут ответ может быть один: carere morte Дэви. После смерти Долуса Дэви решил указать Низшим их место.

— А если они прилетели… за тобой? — очень тихо спросила Лира. Эта был последняя, отчаянная попытка исправить содеянное: да прочитай же меня… Беги! Назад! Под Покров!

"Скоро, скоро", — шептали деревья парка… или птицы в ветвях. Чудовище стерегло добычу.

Винсент тряхнул головой, словно избавлялся от того же наваждения.

— Всё равно. Куклы плохо видят. В Карде я легко уходил от них, — заверил он. — Идёмте. Мира ждёт. Признаться, я немного боюсь за неё. Её тень странно себя ведёт. Она очень слаба, неподвижна…

— А что делать нам с Агнессой, когда ты исцелишь её? И… и зачем ты позвал сегодня меня?

Винсент остановился, казалось, впервые задумавшись об этом важном вопросе.

— Агнесса будет свидетелем. Она унесёт весть о пробуждении Дара в Орден, — скоро уверенно заявил он. — А ты… Я надеялся, что ты уйдёшь со мной. Потом придут и другие. Орден вынужден будет измениться вслед за Избранным — говорил Латэ. Но ты будешь первой!

Он улыбнулся ей, и Лира вдруг подумала: что бы ни случилось дальше, она будет помнить Избранного именно таким: весёлым, даже зимой и в страшный ночной час — без холода и отчаяния в глазах, с встрёпанными, давно не стриженными волосами и в пальто с чужого плеча. Лира улыбнулась Винсенту. Сил ответить ему что-либо у девушки не было. Поднимался ветер. Чёрный, страшный ветер. Её спутники ещё не понимали, но Лира уже знала…

— Идёмте, быстрее, — напомнил Избранный.

Вот потерялась граница парка. Шаг, ещё шаг. Они, слепые в своей беспечности, всё дальше уходили от Покрова.

Винсент уверенно шёл вперёд, он уже знал, где его вампирша. Потом, издав радостный возглас, он побежал… и вдруг остановился. Лира выглянула из-за его плеча. Впереди, в шаге от дорожки, прислонившись спиной к дереву, стояла маленькая дама. Её голова странно откинулась: в сторону и чуть-чуть назад. Казалось, девушка беззвучно кричит — рот был открыт. Рук видно не было — может она держалась ими за дерево, чтобы не упасть, или их связали? На Мире было платье, знакомое охотнице по Балу Карды. Светлые волосы были распущены и волнами спускались ей на грудь.

Агнесса остановилась, также разглядывая вампиршу, её странную, неловкую позу и слишком чёрные, огромные, пустые глаза. Вдруг губы охотницы искривились.

— Это ловушка, Винсент, — прошептала она. — Не подходи к ней!

Но Избранный уже бежал к Мире… Лира осталась на месте.

"Не понимаю… Ничего не понимаю! Что с ней? И кто это сделал с вампиршей? Орден? Бессмертные?"

…Дэви!

Холод декабрьской ночи показался ей, замёрзшей внутренне, летним зноем. Смотри же, Диос: вот первая жертва твоего предательства! Конечно же, Дэви, узнав от охотницы о роли Миры, поспешил к вампирше. Её силой притащили сюда… В качестве приманки, чтобы Избранный вышел за Покров, к ней! Что это… с её глазами?!

Винсент в шаге от Миры остановился, будто наткнувшись на преграду. Он слабо потянул к вампирше руку, но не коснулся, без сил опустился в снег. Агнесса опередила его. Она разрезала верёвку, связывавшую руки вампирши за спиной и опутывавшую тело, и Мира сползла вниз. Охотница подхватила её. Свет луны осветил лицо Миры, и Лира поняла: у вампирши нет глаз. Вместо них — чёрно-красные дыры. Тот, кто выколол ей глаза, был неаккуратен: на щёках, в углах глазниц остались глубокие порезы.

Агнесса не удержала вампиршу. Мира упала лицом в снег, и у её шеи под волосами что-то блеснуло. Лира слабо окликнула Агнессу, указала рукой, но охотница уже заметила эту странность. Она убрала волосы Миры в сторону, и девушки увидели рукоять маленького кинжала. Всё лезвие было у вампирши в основании черепа. Агнесса схватилась было за рукоять, но убрала руку.

— Ещё кинется, — прошептала она. — В таком состоянии не до разбирательств: свой-чужой.

— Не кинется. У неё перерублен спинной мозг. Но, на всякий случай, давай, я, — равнодушно сказал Винсент, и Агнесса безропотно отодвинулась от вампирши.

Лицо Избранного казалось безразлично-спокойным, когда он доставал кинжал, но чувствовалось, что это сложный баланс на грани безумия. Он извлёк кинжал, и вампирша не пошевелилась.

— Посеребренный! — свистяще выдохнул Винсент, разглядывая кинжал. — Так и думал. Но кто с ней это сделал? Охотники?!

Агнесса выхватила у юноши кинжал. Она потёрла перчаткой почерневшее от вампирской крови лезвие, и почти вся грязь сошла сразу же, удивительно легко.

— Кинжал не просто посеребренный. Это чистое серебро! Такими пользовались лет двести назад.

— Не Орден. Кто тогда? — беспомощно спросила Лира, прекрасно зная ответ на свой вопрос.

"Вот, значит, как бессмертные поступают со своими предателями! Смотри, любуйся, Диос. Ты ведь тоже…

…Предательница!"

— Это Крас! — почти крикнул Винсент. — Это не Орден — охотники так не поступают. Это не вампиры — я чувствовал бы тени с ней рядом, когда они привязывали её к дереву. Это всё с ней делали смертные!..Крас!

Лира почувствовала лёгкий толчок в плечо. Высокий человек в тёплом плаще остановился рядом, и Лире на мгновение привиделось, что это Дэви. Она преданно вскинула глаза на Владыку… и поняла, что ошиблась. Это был дядя Винсента, Теодор.

— Что здесь происходит? — спросил он.

— Мы…

Не дожидаясь ответа, охотник шагнул к Избранному. Лира обернулась, ожидая увидеть за спиной ещё двух охотников. Но парк позади был пуст. Группа Теодора осталась где-то на улицах Ориенса.

— Винсент, почему ты опять покинул Покров? — крикнул Теодор. Винсент вскочил, и охотник увидел Миру, лежавшую на снегу.

— Кто это ещё?!

— Мира. Мира Вако, — прошептала Агнесса.

Охотник подошел ближе и перевернул вампиршу лицом вверх. Снег набился ей в рот и дыры на месте глаз. Зрелище было страшным. Агнесса, охнув, отвернулась, но Винсент сумел пересилить себя и, как и Теодор, склонился над Мирой. Однако он всё ещё избегал глядеть ей в лицо.

— Я увидел её тень поблизости и пошёл проверить, что Мира тут делает, — сдавленным голосом сказал он и кинул быстрый взгляд на Агнессу, на Лиру. — А они… подошли позже.

— Кинжал… — хрипло сказала Агнесса и подала серебряное оружие охотнику. — Был у неё в голове. Кто с ней так обошёлся?

— Спросим у неё, когда очнётся, — холодно сказал Избранный. Он быстро снял пальто и, свернув, положил под голову и спину вампирши. Он вздёрнул рукав сюртука и расстегнул манжет рубашки. Теодор схватил его за руку.

— Ни в коем случае!

— Ей нужна кровь. И следует торопиться: сюда летят carere morte.

— Что сейчас на Родниковой?

— Пусто. Низшие уничтожены, чар над смертными больше нет. Сюда в парк летят хозяева кукол, — Винсент напряжённо вглядывался в ночную тьму. — Я надеялся, разделавшись с Низшими, они уйдут, потом отвлёкся на Миру. Но, похоже, их главная цель…

— К Покрову! — скомандовал Теодор.

— Ни за что туда не вернусь! — прошептал Избранный. Решившись, он склонился над Мирой и достал свой кинжал из потайного кармана, чтобы взрезать запястье. Теодор прищурился, присматриваясь к вампирше, и вдруг улыбнулся:

— Это не она. Не Мира Вако. Приглядись, — он вновь остановил руку племянника. — Я хорошо знал младшую Вако, когда она была смертной. Это не она!

— Её тень я узнаю среди всех carere morte! Это она!

Охотник подумал мгновение.

— Значит, это кукла, — кратко сказал он. Взгляд Винсента скользнул по изуродованному лицу остроносенькой скуластой девушки и посветлел.

— Действительно, — воскликнул юноша. — Что я, ослеп? Это не Мира! Но… кукла?! Когда Мира стала хозяйкой?

— Где сейчас вампиры, о которых ты говорил? — проговорил Теодор. Он зарядил арбалет готовясь к атаке.

— Близко! — прошептал Винсент. Он улыбнулся: беспомощно, нервно. — Это какая-то ловушка…

— Сколько их?

— Пятеро. И куклы…

— Ты думаешь…

— Им нужен я, — перебил его Избранный. — Только я! Вы, все — уходите! Я справлюсь! Я хотел начать с исцеления Миры, но, видимо, первыми будут старейшие Карды.

Теодор усмехнулся:

— Спросим у вампирши, кто им нужен.

Он быстро полоснул кинжалом своё запястье, дал крови стечь в открытый рот "Миры". Кукла почти сразу же дёрнулась и заворочалась. Винсент удерживал её за плечи.

— Мира! Ответь мне! — звал он, и его голос медленно слабел, Избранный терял всякую уверенность. — Это я, Винсент… Мира!

Лира оцепенело внимала происходящему. Не подготовившаяся к битве Агнесса попросила у неё воды из Источника, и девушка безропотно передала ей пузырёк. Второй взял Теодор, у которого кончились запасы. Винсент отвлёкся, чтобы спрятать кинжал из чистого серебра в левом рукаве сюртука, и вновь обратился к вампирше… А Лира всё молчала! Она подняла голову. Огромные крылатые тени — тени летучих мышей кружили над кронами деревьев.

Кукла выплюнула красный нерастаявший снег. Глубоко в её глотке зашевелился красный обрубок. Тот, кто выколол ей глаза, лишил её и языка.

Кукла хрипло завыла…

 

Глава 37 Первая кукла Миры

После Бала Карды Мира почти успокоилась.

"Гектора больше нет. Теперь Избранному ничто не угрожает".

Старая спутница тревога ушла и не возвращалась, несмотря на отсутствие каких-либо слухов об Избранном, несмотря на возвращение Владыки бессмертных. Её не воскресили даже новые сплетни дикарей о том, что Дэви начал расследование странной гибели Селены Ингенс.

Мира возвратилась в Дону на следующий день после Бала и потянулась череда спокойных дней и ночей. Вампирша спала или охотилась — больше ничего. Она отдыхала. Может, тревога угомонилась оттого, что она бесконечно устала?

Мире была необходима передышка, и она её получила. Грядущая битва ушла из её мыслей и являлась лишь во снах, которые забывались к вечеру.

Внезапный шум открываемой внизу двери Мира тоже сначала приняла за сон. Стуки, шаги, голоса плавно влились в него, стали его частью. Вампирше грезилось какое-то совещание у Владыки. Carere morte говорили про какой-то парк… (воображение моментально нарисовало сказочный зимний лес, переплетение чёрных ветвей наверху и глубокий мягкий снег под ногами), охотников… (сразу же выскочил образ, засевший в голове со времени визита Гектора и убийства Патрика: фигура в длинном плаще, платок на лице, оставляющий открытыми только глаза, и серебряный меч в руке, обтянутой белой кожаной перчаткой), каких-то кукол (вампирше представились одинаковые, несущие отпечаток лика хозяйки, куклы Сесилии)… Только когда кто-то ясно произнёс имя Миры, она поняла, что это не сон.

Вампирша открыла глаза и неясные фигуры, только что лишь представлявшиеся ей, шагнули из сна в реальность. Две куклы Сесилии подхватили её под руки, потащили вниз, в жилые помещения дома.

В гостиной вольготно расположился Владыка со свитой и десятком рабов-вампиров. Здесь был и Адам Митто, и Калькары, Клеменс Грата, столичный знакомый Миры, и Алиса Тэрре из бывшей кардинской группы. Клеменс старался не встречаться с бывшей протеже взглядом, Калькары были заняты своими куклами. Митто с Хеленой читали какую-то записку, читали и усмехались… и эта сцена непонятно и неприятно уколола Миру.

— Мира! — радостно произнёс Дэви, увидев вампиршу. — Не огорчайся, что не сумела должным образом встретить важного гостя. Между прочим, мы уничтожили большую группу Низших на подходе к твоему дому… Не забудь поблагодарить меня за это! Я пробуду у тебя недолго и задам пару вопросов. Но не сейчас. Прости, что мы тебя случайно разбудили. Пока, отдыхай!

Последнее было сказано тоном, не терпящим возражений. Куклы Сесилии запихали Миру в заботливо приготовленный гроб. Вампирша порывалась открыть крышку, но Дэви прикрикнул, пригрозил парализовать её серебром, если она не будет отдыхать как должно, и Мира затихла. Гроб перетащили куда-то в тёмные комнаты слуг. Снова хлопнули двери, и для вампирши мир погрузился в тишину, нарушаемую биением проснувшегося сердца.

"Что происходит? Зачем здесь Дэви? И главный вопрос: что ему известно?"

Почему она не получила уведомления о его визите? Он хотел застать её врасплох? И — вот странно! — он явился сам, а ведь мог бы просто потребовать вампиршу к себе в "Изумрудный сад". Странно, очень странно…

Может быть, Дэви явился потребовать её объяснений о прошедшем Бале Карды? Безответственная вампирша вновь бросила новообращенных! Конечно, это проступок, но вряд ли за него очень уж строго наказывают…

"Проступок! — мысленно застонала она. — Какой Бал Карды?! Дэви узнал о твоём предательстве! Он пришёл судить тебя! Зачем марать твоей кровью "Изумрудный сад"?! Допросит здесь и убьёт!"

Она так и подскочила в тесном ящике. Тотчас же раздался стук по крышке. Кукла Сесилии, назначенная в надзиратели, давала вампирше понять, что ей лучше лежать тихо.

"Хорошо, пусть Дэви пришёл убить меня за предательство. Но зачем брать свиту? Ладно, допустим, планируется публичная казнь… Но зачем здесь столько рабов Сесилии?!"

Она всё вспоминала ту записку, которую читали Митто с Хеленой… Ей только показалось, что рядом на столике лежал вскрытый конверт, или он действительно был там?

"Письмо? Чьё письмо?"

Она отбросила пока эти вопросы. Если Дэви известно о её предательстве, значит… значит ему известно и об Избранном! Мира не сдержала стон, слабо заскреблась в крышку гроба. Выпустите… Выпустите! Что всем владыкам нужно от них? Дайте им уйти! Ей и её Избранному… Неужели нельзя просто отпустить их?

Она долго ворочалась и стонала, и лишь под вечер впала в забытие. Краткий сон обернулся кошмаром. Она видела Винсента вампиром, и он был похож на Алана как две капли воды, только глаза были не те, но знакомые. Кто там прячется?

…Дэви?!

Вампир захохотал и рассыпался прахом. Вслед за этим — хлопок открываемой крышки и давящий поток воздуха. Яркий свет хлестнул по закрытым векам. Её одели и опять потащили в гостиную, точно большую куклу.

Мира оперлась на руки слуг и сумела встать на ноги. Тогда она оттолкнула провожатых:

— Я пойду сама.

Гостиная была залита светом. Владыка ожидал вампиршу в кресле. Рядом на диване ворковали Адам и Хелена, Калькары и Клеменс прятались в темноте у окон. Рабы Сесилии охраняли двери. Странно одинаковые, несмотря на совершенно разные телосложение, рост, черты лица; одинаково мутный, бессмысленный взгляд — Мира позавидовала их ледяному спокойствию.

Владыка приветствовал вампиршу столь же радостно, только в бездонной глубине его глаз плясали злые огоньки.

— Мира Вако! Разумеется, тебе интересно, зачем я посетил твой дом… Мы здесь, чтобы испытать тебя. Сегодняшнее испытание покажет, достойна ли ты звания Бессмертной.

— Испытание? — Мира едва сумела прошептать это: губы онемели от страха.

— Да, — Дэви коротко кивнул Магнусу, и тот развернул кресло рядом с собой, до сих пор повёрнутое к окну. В кресле полулежала женщина. Она словно спала, поза была естественной, руки и платье красиво уложены, голова повёрнула к собранию. Только голубоватая, лишённая красок жизни кожа подсказывала, что дама мертва.

— Вот твоя первая кукла! — с гордостью объявил Владыка. — Этот опыт покажет нам, как ты справляешься со своим проклятием. Оживи её, и станешь зваться Бессмертной, хозяйкой.

— Я н-никогда не пробовала делать рабов, Господин.

— Да. Точно так же, как в юности "никогда не пробовала" летать. Тебе уже двадцать один, Мира! Пора!

Кто-то, посмеиваясь, подтолкнул вампиршу к покойнице.

— Я н-не готова сегодня, Господин. — Мира со страхом и надеждой огляделась, но поддержки не нашла ни в ком. Хелена шептала что-то Адаму на ухо, Алиса совсем потерялась в темноте у окна. Дэви зло засмеялся:

— Мы готовы — и этого достаточно! Сегодня, Мира! Я так хочу.

Не подчиниться было невозможно. Мира подступила к креслу с мёртвой, тронула холодную руку дамы.

Она чуяла ловушку, но найти её не могла. Она чувствовала одно: что бы ни задумал Дэви в эту ночь — всё направлено против неё и Избранного.

— Что мне делать, Господин? — её голос дрогнул. — Я не знаю, как…

Найди смертельную рану на теле будущей куклы. Расширь её — это путь проклятия. Вспомни свои глаза в зеркале. Найди Бездну в себе… Потом разрежь сосуд на запястье и дай Ей вылиться в рану будущей куклы.

Мира глубоко вздохнула и закрыла глаза.

— А если я не подчинюсь, Господин? — очень тихо, но звеняще спросила она.

Наступила невозможная тишина — тишина космического пространства. Это был вызов. Это было объявление войны. Глаза вампиров горели предвкушением битвы.

— Тебе лучше подчиниться, — спокойно заметил Дэви, ничуть не потерявший присутствия духа. Он наслаждался происходящим. — Неподчинение моему приказу — неподчинение Бездне. А она наказывает за это. Скоро. Жестоко.

Мира судорожно глотнула воздуха и склонилась над покойницей. На шее девушки была повязана косынка и вампирша стянула её. Открылась рана — узкая, кинжальная. Магнус, бывший наготове, немедленно протянул Мире по виду тот самый, убивший женщину, нож.

— Смелее, — усмехнулся за спиной Владыка. Ты убивала сотни раз, а то, что предстоит тебе сейчас, в сотню раз легче убийства. Посмотри, я старался! Эта кукла так похожа на тебя! Телосложение, рост, даже черты лица и цвет волос — всё, чтобы тебе легче было управлять ею. Она мертва уже сутки — удобное, холодное, лишённое памяти прежней жизни тело. Вперёд!

Мира поморщилась от боли, когда вскрывала себе вену на запястье. Кровь полилась ровной медленной струёй в раскрытую рану на шее мёртвой, и скоро всё было закончено. Обессилевшую Миру отнесли в сторону так, чтобы она не видела куклу. Выждав минуту, Дэви поднялся, взмахнул рукой:

— Алиса, проверь!

Вампирша покорно выступила из тени. Повернув голову, Мира следила, как она подходит к девушке в кресле. Алиса вынула из причёски острую шпильку, кольнула безвольно свесившуюся руку покойницы, и Мира вскрикнула от боли.

— Отлично! — дал оценку Дэви. — Мира Вако безусловно достойна отныне именоваться Бессмертной!

— Впрочем, ненадолго, — сейчас же подал голос Адам, и Владыка приказал:

— Переоденьте куклу.

Рабы Сесилии унесли тело в соседнюю комнату, туда же прошли девушки — Хелена и Алиса и один из рабов Сесилии. Дэви поднял бровь:

— И ты, Бессмертная, иди к ним.

Мира встала, держась за стену. Медленно, мелкими шажками, хватаясь за мебель пошла вслед за вампиршами. Поднявшись, она поняла, что чувствует себя неплохо, но вовремя сообразила, что ей следует разыгрывать крайнюю степень слабости.

Рабы Сесилии встали у окна и дверей комнаты, о побеге можно было пока забыть.

— Твоё? — Хелена показывала на бальное серебристо-серое платье, в котором Мира танцевала на недавнем Балу Карды.

— Да… — Мира аккуратно сползла по стеночке на пол у шкафа и безучастно сложила руки на коленях.

— А на тебе, этот чёрный ужас, — второе? И всё?!

— Два платья, да. А месяц назад было только одно это, вдовье, — Мира любовно огладила чёрную юбку.

— Всего два? А охотишься ты, наверное, как настоящая дикарка, голышом? — хихикнула Хелена. Между тем её руки умело делали своё дело. Вампирша сняла с куклы платье, затянула корсет потуже… — Мира в этот момент ощутила фантом давления на собственные, не страдающие рёбра. Затем Хелена с помощью Алисы надела на куклу серебристое бальное платье и вышла из комнаты, оставив Алису заниматься застёжками и причёской.

Когда глаза рабов Сесилии пустели, Мира кидала на вампиршу умоляющие взгляды, но Алиса не вняла им. Она была поглощена сложной работой — созданием возможно более точной копии Миры. Лишь время от времени она окидывала Миру взглядом художника, пишущего портрет. И у неё получалось! Бархотка закрыла порез на шее, на затянутое в корсет тело платье вампирши село идеально. Светлые вьющиеся волосы куклы Алиса растрепала и оставила неубранными в причёску — совсем как у Миры.

— Всё. Готово, — отрывисто бросила Алиса через полчаса. — Идём, Мира.

Вампирша осторожно поднялась, на этот раз почти не играя. Она начинала чувствовать свою куклу, с каждым мгновением всё лучше и лучше, и это новое, странное, не похожее ни на что ощущение пугало её. Ужасное раздвоение! Она видела куклу и в то же время видела себя глазами куклы. Она стояла, держась за стену, и в то же время лежала на постели. Её новое тело было весьма удобным, холодным, но не окоченелым, только некоторая скованность мышц лица…

"Это, наверное, и к лучшему".

Ей не хотелось, чтобы кукла отражала все её эмоции, как куклы Сесилии… Мира сделала первый шаг и зашаталась, и тело на постели зашевелилось.

— Эй, эй! — крикнула Алиса. — Оставь её, сосредоточься на себе!

Страх в голосе вампирши дал Мире понять, что она действует в правильном направлении. Отдав ровно половину себя кукле, Мира взмахнула рукой, и кукла повторила движение. Мира приказала ей приподняться — и кукла села на постели…

— Эй, хватит! — снова крикнула Алиса.

Мира изготовилась к броску. Вот её кукла вцепилась в опешившего раба Сесилии, и вампирша кинулась к освободишемуся окну. Но раб отшвырнул куклу обратно на постель, и Мира споткнулась, потеряв равновесие, повалилась на пол.

— Достаточно! — громко сказал раб голосом Сесилии. В комнату вошли ещё двое… и Митто. Куклы прижали Миру к полу, не давая подняться. Тогда она полностью отдала себя кукле, резво вскочила с постели. Первый раб Сесилии, приняв обличие зверя, легко обездвижил её марионетку.

— Значит, вздумала сопротивляться? — заметил Митто. Мира дёрнулась, но её лишь больнее вдавили в пол. В руке вампира был серебряный кинжал.

— Не подходи! — заорала Мира. — Не смей меня трогать!

Митто пошёл не к ней. Он склонился над куклой, махнул рукой, и Мира близко-близко увидела сияющее лезвие. Лезвие вошло в глаз куклы, и вампирша закричала.

Больно! Митто мало было просто выколоть глаза, он выскребал их ножом, как масло из маслёнки. И Мира кричала. Крик помогал немного избыть боль, но лишь усиливал её ужас.

— Что она так орёт? — раздражённо сказал первый раб Сесилии. — Ну-ка, прекрати это!

Адам усмехнулся, дёрнул несчастную куклу Миры за подбородок так, что челюсть вылетела из сустава. Рот куклы нелепо разинулся. Митто вырвал кукле маленькие человеческие клыки, отрезал язык у самого основания, и Мира, захлебнувшись ужасом и новой болью, завыла. Затем пришло движение воздуха — кто-то склонился над ней.

— Оставь куклу, и боль уйдёт, — жалобно попросила Алиса. — Ты сама себе делаешь хуже!

— Я уже закончил, — бросил Митто. Он вогнал кинжал в затылок куклы и отступил от постели. Мира вскрикнула в последний раз и затихла. Боль исчезла, но с ней исчезло и ощущение собственного тела. Она падала в пропасть, она летела, кувыркаясь, в безграничной ледяной пустоте…

Когда Мира очнулась, она снова была в гостиной. Глаза болели от яркого света. Во рту было солоно от крови, она коснулась кончиком языка зубов и облегчённо вздохнула. Язык на месте. Вампиршу будили, вливая в рот капли холодной стабилизированной крови.

Увидев, что Мира пришла в себя, Хелена, поившая её, отодвинулась и крикнула что-то рабам Сесилии. Миру тут же подхватили под руки. Она попыталась твёрдо встать на ноги, но ударом её поставили на колени. Вампирша подняла голову. Она была в двух шагах от Владыки, так и не вылезшего из кресла.

— Мира Вако! — спокойно и в то же время странно резко проговорил Дэви. — Ты саботировала поиски Дара в Карде, ты скрыла от меня Избранного. Недавно ты вступила в сговор с врагом и выдала Ордену Валерия Конора. Ты будешь казнена.

Мира сдержала всхлип ужаса. Сердце билось так, что выскочило бы из груди, если б не корсет.

— Тебя следовало бы убить на месте. Но нам сегодня будет нужна твоя кукла. Ты же не откажешься подарить своё первое творение Владыке, правда? Поэтому твоя вечность продлена до рассвета.

— Господин, — прошептала Мира. — Вы позволите мне…

— Оправдаться? Нет, бессмертная. Твоя история ясна нам, и твоя судьба также.

— Нет! Я только хочу сказать… Владыка! — отчаянно крикнула вампирша, дёрнувшись: ей показалось, что её хотят вывести из комнаты. — Вы же дадите Избранному выбор?! Если он не уступит вам, вы же отпустите его, Господин?! Вы — бессмертный бог! Не будьте мелочно мстительны, отпустите его, если он не пожелает вечности! Умоляю вас!

Владыка поднялся и отошёл в сторону. На Миру он даже не взглянул.

— Пора! — прошептал он, глядя в зимнюю тьму за окном. — Эта ночь угодна Бездне, это Она готовила её! Дар может стать нашим. Так летим за ним!

Вампиры встрепенулись, Дэви же обернулся к Сесилии и тихо приказал:

— Вако доставь в "Изумрудный сад". Если посвящение Избранного затянется, она нам пригодится.

Они летели над городом…

Одна кукла впереди — указывала путь, двое позади, чтобы предупредить возможные попытки побега. Мира отчаянно махала крыльями, растрачивая немногие остатки сил, и всё-таки едва поспевала за ведущим. Она уже не изображала слабость! Резкий поворот направо… Вампир впереди изящно, сильно расправил крылья, делая пируэт, и она повторила за ним, не столь красиво. Холодный порыв ветра налетел неожиданно, и тонкая слабая тень её крыльев задрожала, борясь с ним. С каждым махом крыльев вампирша всё больше уставала, всё больше отставала, всё больше отчаивалась: "Дэви уже спешит к Избранному с моей куклой! Кукла нужна, чтобы обмануть Винсента, заставить его выйти за Покров: ведь он будет видеть в ней моё проклятие! Как предупредить его? Я даже не знаю, где в огромной Доне его искать!

…Не говоря уж о том, что в данный момент трое сильных carere morte сопровождают тебя к месту казни… Тебе не удрать от них!"

Они летели на восток по прямой. Сесилия торопилась. Мира попробовала обратиться к своей несчастной искалеченной кукле, но на том конце нити, удлиняющейся с каждой секундой, было черно и пусто.

Внизу маслянисто блестела Серма. Вдалеке, на берегу, чернело пятно. Деревья голыми острыми макушками царапали небо. Парк Академии!

"Покров! Наверное, Сесилия планирует пролететь над ним. Есть шанс спастись!"

Она подождала, когда под ними покажется нить Красного моста — границы Покрова, и ринулась вниз. Преследователь успел ухватить край тени, вампирша, не раздумывая, скинула её, и полёт превратился в падение, совсем как в страшных снах. Чёрная лента реки приближалась. Скоро Миру окатил ледяным душем барьер Покрова, обжёг, но не остановил. Вампирша вновь обернулась крылатой и в один взмах крыльев оказалась над деревьями парка. Тогда она кинула взгляд вверх.

Куклы Сесилии остались над мостом вблизи границы Покрова. Она была спасена!

Вампирша развернулась. Чередуя сильные взмахи со скольжением, добралась до Академии. Однако силы быстро оставляли Миру, она скользила всё ниже и ниже. Здание Академии приближалось… плыло перед глазами.

"Окно на третьем этаже справа открыто. Специально для меня, что ли?"

Последним рывком, на который ушли остатки сил, она поднялась до него и кубарем влетела в оконный проём. Человек, ждавший её у окна, проворно отскочил в сторону, затем, видя её жалкое состояние, осмелел, встревожился, приблизился.

Вампирша поднялась. Её голод проснулся окончательно. Она едва видела смутный силуэт перед собой, но сердце, бьющееся совсем близко, сводило с ума. Она слышала ритмичный шелест волн крови, текущей в сосудах. Вечно голодная тьма внутри жаждала, алкала, требовала, молила: этой крови, этой жизни.

"Не сейчас. Я на их территории. Мне должны доверять".

Мира закрыла глаза, отшатнулась на полшага, вцепилась в подоконник, ломая ногти. Она закусила нижнюю губу клыками и почувствовала, что по подбородку стекает струйка её крови. Она пыталась бороться. Но как не слышать удары сердца, подобные грому, при каждом всё дрожит внутри неё, тянется навстречу? Какой ледяной стеной отгородиться от этого тепла… не тепла — жара, подобного солнцу? Голодная пустота побеждает всегда: вампирша вновь ринулась вперёд, желая одного — забрать себе эту жизнь… но, натолкнувшись на взгляд жертвы, остановилась, и голодное наваждение исчезло. Перед ней, скрестив руки на груди, стоял молодой человек, к которому она когда-то обращалась за помощью, тот, кто помог ей найти главу и провёл на территорию Ордена. В пристальном взгляде читалась уверенность: "Ты не тронешь меня, исчадие тьмы". Защита охотников. Преграда, которую так сложно, порой, вовсе невозможно разбить.

Мира более и не желала этого. Голод, как всегда бывало в таких случаях, отступил: испуг сильнее.

— Мне нужен глава Ордена. Срочно, — кратко сообщила она. Юноша кивнул:

— Латэ у себя в кабинете. Это на этаже. Стой! — она уже рванулась с места. — В другую сторону…

— Господин! — задохнувшись, крикнула она, ворвавшись в кабинет Латэ. Глава Ордена отвернулся от окна:

— Что-то случилось, Мира?

— Случилось! Владыка знает, кто владелец Дара. Сегодня он заберёт его себе!

— Сегодня? Ночью? — переспросил Латэ глухим, чужим голосом. — Невозможно, тот район охраняется. Дом Избранного под Покровом.

— Охрану отвлекут! Наверное, уже отвлекают… Владыка вынудил меня поместить часть моего проклятия в мёртвое тело. Владыка выманит Избранного за пределы Покрова с помощью моей куклы. Господин! Вы должны вмешаться! — она выпалила это на одном вдохе. В глазах потемнело.

"Старик, я слышу, как бьётся твоё сердце. Ты спокоен… даже сейчас?!"

— Ты можешь смотреть глазами своей куклы? Где она?

— Я не могу! Она обездвижена, Митто выколол ей глаза! Я знаю только, её везут сейчас куда-то на север — северо-восток. Убежище Избранного там?

— Сколько carere morte придут с Дэви?

— Я не знаю! У Сесилии с собой много рабов. Наверняка, с Дэви и Гелер — он тоже хозяин… Господин! — отчаянно крикнула Мира. Латэ вздрогнул. — Вы же защитите Избранного?!

— Мы сделаем, что сможем, — Латэ быстро прошёл к выходу из кабинета, и Мире пришлось посторониться. Она рванулась за ним в коридор, но глава остановил её.

— Ты — останься тут.

— Нет, Господин! Я пойду с вами! Винсент должен увидеть меня… — Мира осеклась и, взяв себя в руки, закончила гораздо спокойнее. — Я думаю, если я буду рядом, если он поймёт, что я рядом — Дэви не победить!

— Тебя убьют на месте, не бессмертные, так охотники, не знающие о твоей роли в этой истории. Остаёшься тут. Карл!

Он подозвал знакомого молодого человека, коротко продиктовал ему какие-то распоряжения и быстро ушёл. Мира показалось, по лестнице он вовсе сбежал, как мальчишка… Вампирша осталась с молодым охотником. Мира прислонилась спиной к стене, закрыла глаза.

— Они не успеют! — прошептала она. — Охотники не успеют! Дэви уже там! Я потеряла столько времени! Скажи мне, где вы прячете Избранного. Я полечу туда!

Охотник удивлённо воззрился на неё, как если бы с ним заговорила стена или статуя.

— Глава не велел тебе уходить, — скупо сказал он.

— Он мне не глава. Скажи мне, где вы прячете Винсента, — монотонно повторила Мира. — Я буду там раньше Ордена. Я унесу Избранного подальше от вампиров Дэви.

— Но те двое всё ещё тебя стерегут!

Вампирша скользнула к открытому окну, пальцем ткнула в небо над мостом.

— Вот! Они улетают! Купол Покрова велик, они не могут знать, в какой точке я выйду.

— Зато они знают твою конечную цель и будут ждать тебя там, — заметил охотник. Мира усмехнулась:

— Я ещё не знаю, где она, моя конечная цель! Скажи же мне, где убежище Избранного, — она говорила всё так же медленно, монотонно. Вспышка эмоций — и она соскользнёт в безумие. Спокойнее, спокойнее…

— Север Ориенса. Родниковая улица, семь, — сдался охотник. — Там сейчас битва, ты легко их найдёшь. Если Избранный ещё там… — прибавил он полушёпотом.

— Спасибо, — замкнуто сказала Мира и повернулась к окну.

— Подожди. Возьми оружие. Я сейчас принесу!

Он сбежал куда-то вниз. Мира покорно ждала. Охотник скоро возвратился с мечом и арбалетом. Арбалет Мира забраковала: "не умею обращаться!", меч взяла. Он оказался неожиданно лёгким, и вампирша подумала: головы carere morte поскачут, как мячики…

Она вскочила на подоконник. С неба свешивался месяц, покачивался, улыбаясь ей. Тонкая, бледная усмешка. Вечный голод уже просыпался вновь.

— Пожелай мне удачи хоть ты, незнакомец, — уронила она. — Привет Латэ, когда вернётся.

Шаг из окна — мгновение ей казалось, что она камнем упадёт вниз, не найдя сил на превращение… Но тень привычно легко подхватила её. Вампирша понеслась в Ориенс.

 

Глава 38 Проклятие Алитера

Капкан захлопнулся.

Избранный вышел из-под Покрова и отошёл достаточно далеко. Достаточно далеко, чтобы не успеть вернуться! Дэви возглавлял погоню. Зная об опасности — в принадлежащем Ордену парке всегда мог оказаться непросчитанный им отряд охотников — Владыка всё-таки летел впереди всех, рискуя получить первую стрелу. Легенда гнала его. Спрятаться за свиту значило сегодня: лишиться благосклонности Бездны — и он опережал своих carere morte на три взмаха крыльев.

С Низшими было покончено. Королева- Ночь радостно смеялась. Эта Она смутила им разум и привела на расправу к Владыке вампиров! Он почти не удивился, увидев их близ Покрова. Королева ночей нарочно собрала всех, терзавших разум Дэви в последние годы в одном месте в один час, чтобы он разом расправился со всеми своими делами, как прежде. Сейчас Низшие уже не поднимутся. Никогда не явится кто-то, вроде Конора… Низшие напуганы, их глупая мечта разбита. И Дэви, вдоволь накормивший свою частицу Бездны агонией младших бессмертных, сытый и довольный, спешил на новую битву.

Адам летел по правую руку от него. Митто молчал, отдав время не спорам, а созерцанию. Вампир легко взял те же высоту и скорость, что и Владыка, и Дэви чудилось: сегодня верный слуга обратился в тень Владыки. И эта тень была так обманчиво-послушна!

"Не получить бы кинжал в спину от этой тени!"

Дэви обернулся, попытался поймать взгляд Адама, выражение его лица. Вампир, непроницаемый под маской тени, кратко поклонился Владыке и привычно оскалил зубы, изображая покорность.

"Сегодня Дар станет нашим, Владыка".

Дэви отвернулся, опустил маску на лицо. Это была его старая личина, белая с птичьим носом. Сегодня он решил скрыться за маской и широкой одеждой — спрятаться от всех и прежде всего от себя. Сегодня Дэви предстоит расстаться с трёхсотлетним домом — телом.

"Сегодня", — шептал Дэви, а они неслись над парком. Он больше не боялся потери тела и может быть, первый из carere morte не боялся вечности. Бездна вела его к этой ночи. Он чувствовал Её поддержку. Ещё недавно он боялся, что Госпожа покинула его, но Конор, его враг, сдался первым. Затем ведомая Бездной охотница подарила ему Избранного… Значит, он по-прежнему угоден Госпоже! Всё опять обернулось наилучшим образом для Владыки, и более он не сомневался в своём решении — окончательно обессмертить себя в Даре.

Вот Избранный, юный хранитель великого дара, — стоит на развилке дорожек парка. Рядом трое, точнее, двое — Лира не в счёт. Двое охотников против Владыки вампиров? Это даже смешно… Сегодня он способен смести весь Орден на пути к своей цели! Сегодня его ночь, Королева всех ночей, нашёптанная Бездной!

Дэви закружился над развилкой дорожек. Свита повторяла его движения на почтительном расстоянии, растянувшись в длинный хвост. Их тени образовали чёрную воронку в небе, узким концом щекочущую кроны деревьев. Владыка кружился всё быстрее, и смерч разгонялся. Это был туннель теней, в нём завывала пустота. А Дэви связался взглядом с Избранным.

"Мальчишка силён", — сразу отметил он. Хоть Винсент и был лишён защиты охотника, он не был парализован ужасом, как все смертные при виде carere morte. Он знал, что нужен Владыке живым. Он был уверен в своём Даре. И он… знал о carere morte что-то большее, чем сам Владыка…

— Подходите. Вы в шаге от того, чтобы быть исцелёнными, — насмешливо сказал Избранный вампирам. — Или будете держаться… — он не договорил. Страх перед силой Дара на мгновение охватил Дэви, и Владыка ударил Избранного. Всей силой, всем своим знанием Бездны. Охотников такое убивало, простые смертные лишались рассудка.

Огромная фигура, больше его крылатой тени, неожиданно восстала перед Дэви. Невидимая для свиты, она закрыла Избранного от взора Владыки в момент удара… Алитер! Бессмертный дух встал на защиту своего дома. Дэви не страшился бывшего учителя. Алитер всегда был слабее. Вознесённый неразборчивым Мактой на свой высокий пост когда-то, Алитер не был истинным Владыкой бессмертных. За годы своего бессмертия он так и не научился слышать Бездну, carere morte боялись и служили не ему, а страху перед Первым. Дэви легко одолеет Алитера. Старый Владыка покинет Дар, и его место займёт Дэви.

Дэви взмахнул рукой, и куклы Сесилии и Гелера с краёв воронки ринулись в парк. Почти сразу же раздался свист стрелы и гневный крик Сесилии. Магнус рванулся куда-то в сторону, обдав Владыку холодным ветром с крыльев, должно быть, Калькар заметил отряд охотников на подходе. Дэви же больше не обращал внимания на свиту. Он легко, словно по нити спустился на землю и встал в нескольких шагах от Избранного…

"…Избранный! Мой Избранный! Я успею. Я уже лечу!"

Тёмное с редкими огоньками небо вверху, тёмный с желтыми шарами фонарей город внизу — два зеркала, отражающие друг друга — бесконечный коридор в неизвестность. Вот потянулись узкие ряды грязных улочек… Дальний район Ориенса. Она почти у цели!

Отчаянные всхлипы на каждый мах крыльев, голодный вой в животе… Мира нырнула вниз, надеясь подхватить лёгкую добычу на лету и, слыша свист ветра в ушах, поняла, что теряет сознание. Она сбросила тень, приземлилась, скорчившись, как хищный зверь или паук, и тут же взметнулась, побежала.

Сердце билось где-то в горле, дома плясали. Тёмная улица то приближалась, то отдалялась, закручиваясь в фантастическую спираль. Внезапная боль в затылке сбила вампиршу с ног, и она грохнулась на камни мостовой. Через мгновение Мира поднялась, пошатываясь, прикладывая руку к голове. На смену боли пришёл холод, словно удар нанесли ледяным клинком. Что же это такое?

Вновь пришло подзабытое ощущение раздвоенности: она словно была и на грязной улочке, задыхающаяся от бега, и в то же время лежала где-то в лесу на белом-белом снегу под чёрными колоннами деревьев, лежала замёрзшая, неподвижная…

"Лес?! Призрачный парк!" — Мира коротко, радостно вскрикнула и швырнула себя в куклу.

Мгновенными вспышками пронеслись воспоминания о боли. Они вспыхнули и ушли, оставив какое-то принятие и… смирение. Да, это она лежала там, безглазая и немая. Бездна вырастала из ран-дыр чудовищными щупальцами и стремилась в мир, тянулась, соприкасаясь, сплетаясь, сцепляясь, проникая в мировую пустоту…

Мира стряхнула наваждение, обратилась к слуху, единственному оставшемуся у неподвижной куклы чувству.

Рядом с куклой находились люди. Они долго, взволнованно шептались о чём-то, но вампирша не могла разобрать ни слова. Вот кто-то склонился над куклой — Мира согрелась в этой волне тепла и следом в изуродованный рот покойницы упали горячие капли живой крови. Мира жадно впитала их, и из ушей куклы будто вынули затычки.

"Мира — она затрепетала. — Ответь мне. Это я, Винсент…"

"Винсент! Беги! За Покров! За Покров!" — она крикнула это здесь, на улице, но там, в парке, из изрезанных губ куклы вырвался лишь хриплый вой. Мира дёрнулась, нелепо и отчаянно надеясь, что это движение пробудит куклу, и она сможет встать на защиту юноши, но кукла осталась лежать неподвижно. Мира застонала и отпустила куклу, чтобы не тратить силы. Вновь обратившись крылатой, она взлетела над улицей, понеслась к парку.

На улице Медеора она с разгону врезалась в тучу дикарей-вампиров. Хотя они не нападали, двоих или троих вампирша поразила мечом. И вот она над парком, а над дальними деревьями его уже кружатся, всё снижаясь, вампиры.

"Дэви там! Винсент… Господи! Защити его!" — взмолилась Мира.

Воронка чёрных теней распалась, один carere morte понёсся ей навстречу. Это был Магнус Калькар. Мира холодно и обречённо приготовила своё оружие. Она отшатнулась от первого удара — взгляда Магнуса и ударила сама. Молния меча надвое рассекла тень старейшего и — словно плащ распахнулся — Мира увидела внутри чудовища-зверя вампира, уязвимого, маленького вампира… Но видение заклубилось чёрным туманом, прежде чем она догадалась поразить его. Магнус восстановил чудовищное обличие, пришла очередь Миры уворачиваться. Она вновь взмахнула мечом, уже вполовину не так уверенно, и старейший ударом крыльев оглушил её. Вампирша упала, раскинувшись, на крону дерева.

Острые веточки ломались со звоном, они прокололи её тень, разодрали в клочья. Мира провалилась сквозь ветки, упала в снег. Мгновенно очнувшись, она вскочила… и обнаружила себя в кольце подоспевших рабов Гелера. Тогда обессиленная вампирша отпустила изодранную тень, и её меч ещё не раз мелькнул в рассеивающемся чёрном тумане, прежде чем кольцо сомкнулось…

…Кольцо сомкнулось. Огромные крылатые тени — тени летучих мышей кружили над кронами деревьев, отрезая все пути к бегству. Никто из спутников ни на секунду не усомнился в Лире, а она молчала. Она достала из потайного кармана кинжал и пузырёк с подмененной водой и — молчала!

Лира ждала. Со странным, болезненным любопытством ждала, что будет дальше.

У Агнессы под муфтой обнаружился небольшой арбалет. Она быстро прицелилась, и одна крылатая тварь, оставляя клочья тумана на замёрзших звенящих ветках, полетела вниз. Упал в снег уже человек. Бледный как мертвец, но глаза открытые, живые, так и шарят по сторонам.

Теодор двинулся к упавшему вампиру, охотница вновь вскинула арбалет.

— Целься в голову! — посоветовал он.

— Сама знаю! — огрызнулась она и в этот раз промахнулась. Охотник плеснул из пузырька в глаза вампиру, но прозрачная вода стекла по лицу в снег, не причинив вреда carere morte.

— Что это за твари, боже?! — испуганно вскрикнула Агнесса.

Carere morte снижались. Касаясь земли, они обретали человеческий облик. Через мгновение охотники были окружены. Темноволосый господин с властным холодным мёртвым взглядом, в белой маске с длинным носом и широкой развевающейся одежде шёл впереди всех. К Избранному!

Раненый вампир вытащил стрелу и вскочил, резко дёрнувшись, точно марионетка, которую потянул за ниточки кукловод. Он ринулся на охотника и эту стрелу вонзил ему в горло. Брызнула кровь, а к вампиру подскочили ещё двое… Адам Митто обошёл Владыку и с усмешкой вырвал из рук Агнессы арбалет. Лира закрыла лицо руками.

"Только не меня! — пронеслось в голове. — Не убивайте, не убивайте!"

Её охватил животный, бессмысленный ужас, но девушка не бросилась бежать. Маленькая и слабая, Лира не шевелилась. Она будто притворялась мёртвой, а рядом дрались и умирали другие.

"Пройдите мимо… Пожалуйста, не трогайте меня… Не убивайте меня!"

Вампир отшвырнул Лиру к дереву. Беспомощно цепляясь за твёрдую кору, охотница сползла на землю и только тогда осмелилась взглянуть на развилку дорог. Рядом, в двух шагах, умирала Агнесса. Она лежала на спине, раскинув руки. Яркое красное пятно крови шарфом распласталось на её груди, шее.

Владыка стоял напротив Избранного, спиной к Лире. Девушка не видела его лица, но глаза Дэви — два коридора, уводящие в Бездну, отражались в глазах Винсента. Избранного сначала держали двое вампиров, потом они отступили. Они не были нужны: юноша находился в гипнотическом трансе. Он не сопротивлялся. Вампирша Калькар разжала его пальцы и забрала посеребрённый кинжал охотника.

"Сейчас я погляжу, какой ты Избранный, — пришла злая мысль. — Если ты окажешься сильнее Владыки, я так и быть…

…признаю своё предательство и… убью себя".

Поединок Избранного и Владыки оказался лишь только поединком взглядов — скорым, незаметным. Но ждать его исхода у Лиры всё равно не хватало сил. Охотница закрыла глаза, снова уронила голову. Но… что это? — Свист воздуха, рассекаемого большими крыльями. Мягкий удар о землю и шелест снежинок, взметнувшихся вверх. Пронзительный крик, лязг мечей…

Лира открыла глаза, вскинула голову и увидела на краю дороги большую группу carere morte. Они налетели откуда-то из глубин парка. Чёрная гора рассыпалась, и охотница увидела маленькую светловолосую вампиршу. Резкие сухие черты лица, встрёпанные светлые волосы… Мира Вако!

— Господин! — крикнул брат вампирши Калькар. — Беглянка у нас!

— Тащите её сюда, — велел Дэви, не поворачивая головы.

Миру провели рядом с Лирой. Охотница отвернулась, чтобы случайно не встретиться с ней взглядом.

Всё происходящее казалось Лире ужасающе замедленным, как в страшном сне. На место недавнего страха за свою жизнь пришла пустота. И холод. Перед глазами мелькали чёткие изящные чёрные силуэты carere morte — убийц, исчадий ада, и Лира понимала: это она привела их сюда…

"Я никогда не думала, что будет так. Я не думала, что игра заведёт меня так далеко. Простите меня!" — кому она шептала это? Двое уже мертвы. Вампиршу, решившуюся пойти против своих, сейчас казнят на глазах охотницы. А Избранный сдастся Дэви или умрёт. Только таким может быть финал страшной ночи!

Лира знала, она уже почти видела всё это, но всё же шептала. Шёпот застревал на замерзающих губах шелестящими пушистыми снежинками.

"Простите меня! Я не представляла, чем обернётся моя шутка! Не представляла, не представляла…"

…Когда Винсент пытался представить себе легендарный поединок Избранного и Владыки вампиров, ему обычно являлась словесная дуэль — упражнение в злословии и остроумии. К тому, что этот поединок есть на самом деле, он не был готов. К этому никто не мог бы быть готов! Человеческий опыт был ничем перед этим.

Винсент ясно видел спускавшихся в парк вампиров и их предводителя, он отслеживал все их движения и направления мысли и всё же почему-то пропустил момент, когда Владыка вампиров возник перед ним: в маске и широкой одежде — обезличенная фигура, скрывающая пол и возраст. Кажется, Винсент успел сказать ему что-то насмешливое… но вампир встал перед Избранным, вперил в него горящие точки зрачков, и мир вокруг перестал существовать. Не было ожидаемого спора о сущности Дара, льстивых уверений, что Дэви предлагает наилучший выход, лживых слов, что исцеление для вампиров невозможно. Исчез Призрачный парк, исчезли спутники юноши, и Избранный не знал, живы они или уже нет, исчезли звуки и запахи — исчезло всякое ощущение пространства. Земля ушла из-под ног — он висел в пустоте, что carere morte зовут Бездной, подвешенный невидимым крюком за сердце, которое и было центром безграничной пустоты, а вокруг не было ничего, чему Винсент мог бы дать имя… Великое Ничто! Сколь слабы смертные пред Этим! А они ещё смеют глумиться над безумием carere morte! Любой из смертных, даже охотник, сошёл бы с ума или умер, узрев эту пустоту. Бессмертные верно именуют себя богами — только сильнейшие способны вынести хотя бы знание о том, что такое Бездна!

Carere morte… — он, Избранный, видевший их насквозь, сейчас с горечью признавал — он видел всё же очень, очень мало! Прежде он выстраивал образ Бездны по её осколкам, хранимым в крови carere morte, и это было так же глупо, как воссоздавать великую книгу по обрывкам фраз.

"Мне не победить", — он подумал это сразу, едва ощутил себя вне чего-либо материального. Он таял в пустоте! "Мне не победить", — каким оружием сражаться с Бездной? Какое слово могло бы стать спасительным заклинанием в пустоте, не знающей никаких слов? Нет, не победить! Его уже нет — и некому сражаться. Может быть, и мир вокруг исчез. Неуклонно стремящийся к Бездне, он, наконец, качнулся к Ней и обрушился в Неё — и история завершилась.

Винсент пытался обращаться к памяти — он надеялся спастись в радостных воспоминаниях, но Бездна страшным призраком выскакивала из любого воспоминания, ведь она была в мире всегда. Разум, замкнувшийся на самое себя в этой черноте, рождал образы, один безумнее другого — то бесконечность, увешанную зеркалами — и Винсент в страхе закрывал глаза, чтобы не видеть миллионы своих искажённых отражений… то какое-то чудище, тяжело ворочающее щупальцами во тьме… то вдруг явился Крас и вонзил нож в сердце Избранного…

Так он сходил с ума… пока не пришла единственная спасительная мысль: "Сколько времени прошло? Да, в пустоте нет времени, но всё же… Он мыслит, он помнит своё имя. Он не чувствует ни боли, ни угрозы смерти и перерождения в бессмертного. Значит, он ещё не побеждён Бездной!"

Значит, стоит ещё побороться.

Винсент сделал крохотный шажок вперёд — он начал считать. Это было первое движение, пусть мысленное: вперёд, к победе! Счёт создавал время. Время утверждало бытие. Бытие побеждало Бездну.

"Латэ прослезился бы!" — подумал он и обнаружил, что и в пустоте способен смеяться.

Девятнадцать, двадцать… — он вглядывался в Ничто бессмысленными в этой тьме глазами. Тридцать восемь, тридцать девять… — его голос дрогнул: это был какой-то рубеж, и он был перейдён.

Сорок! — и он потерял себя в этой тьме. Он вскрикнул и не услышал крика, но сейчас же почувствовал укус холода на левом запястье и ощущение собственного тела вернулось. Что это холодит его руку? Тот кинжал из чистого серебра!

"Ого! — усмехнулся Винсент. — У меня даже есть оружие, способное серьёзно ранить Владыку!"

Юноша воодушевился. Уже без страха он глядел в пустоту перед собой. И скоро он понял: эта чёрная бездна не бездонна. Да-да, вот граница, можно дотянуться и коснуться её пальцами: тонкая, туго натянутая и дрожащая от напряжения мембрана.

Словно его, Избранного, заключили в огромный мыльный пузырь… Но что же находится вне пузыря? Винсент протянул руку вперёд, и она замерла у самой границы пустоты. Как дрожит эта мембрана! Извне на неё давит страшная сила. Не раздавит ли она и Избранного, как муху? Что же она есть?

"Может быть, там, за пустотой, остался знакомый и любимый мир смертных? Это битва: с одной стороны — Всё, с другой — Ничто, и ему нужно вырваться отсюда в свой мир?"

Он коснулся тонкой стенки ладонью. Сама стена не была ни тёплой, ни холодной, но то, что давило снаружи, было ледяным. Это был не холод зимней ночи. Что-то другое… Холод смерти! Там, снаружи, была…

"Другая Бездна?!"

Ему стало холодно в этом пространстве, не знающем ни тепла, ни холода. Другая Бездна! Легендарный поединок оказался поединком двух Бездн — двух бессмертных. То, что окружает Избранного — проклятая часть его Дара. Алитер, не пожелав сдаться Владыке Дэви, восстал, создав вокруг своего хранителя защитный кокон. А кто он, Избранный, в этом поединке? Есть ли здесь его воля и его сила? В битве двух одинаковых сил он бессилен, даром, что Избранный. Владыки — бывший и нынешний не замечают его, словно его нет. И если б Алитер не поднялся против Дэви, не защитил Избранного стеной своей пустоты, — лавина силы Дэви убила бы Винсента в мгновение.

"Алитер дал ему отсрочку. Что же Избранный станет делать?"

Винсент усмехнулся. Это была замороженная улыбка-оскал. Он уже знал, что делать. Холод, окутывавший его саваном, был предчувствием — предчувствием скорой смерти. Словно она уже стояла рядом, словно касалась его сердца ледяными пальцами…

Он вновь тронул тонкую стенку пузыря. Так вот, какое оно, проклятие Дара! Не так уж оно оказалось велико! Сейчас оно впервые уязвимо. Винсент может прорвать стенку, и Алитер, раненый, истекающий пустотой, сдастся на милость Дэви, а может — попробовать уничтожить проклятие, как хотел глава Ордена. Его Дар станет чистым! Конечно, это будет труднее…

Избранный решительно мотнул головой. Нет, нельзя думать о том, как это будет трудно! Если навалится груз мыслей-прощаний, он не сумеет выполнить, что задумал.

"Действуй сейчас же, пока миг не ушёл! Не думай, просто действуй!"

Но руки дрожали и не повиновались ему… Нет, так он промахнётся! Что же делать?

"А может, охотники всё-таки прорвут оборону Дэви и спасут его?! — рискнул он допустить слабую надежду… и тут же грубо оборвал себя. — Тогда они спасут недостойного. Избранный, оказавшийся слабее Владыки, не умеющий пользоваться своей силой — достоин ли великого Дара?"

"Если ты принимаешь имя Избранный, ты принимаешь и груз избранности…" — Винсент представил длинную череду Избранных, что два века скрывали свои лица. Неужели он присоединится к безликому сонму их или, того хуже, станет новым Великим, чьё имя потом ещё две века будут повторять со страхом? Нет! Он никогда не отказывался от этого имени и поступит сейчас, как должно Избранному.

"И тогда следующему за ним останется сделать совсем немного…" — эта мысль придала ему сил.

Винсент быстро достал кинжал из левого рукава рубашки и всадил серебро в центр пузыря пустоты — в центр проклятия. Движение было холодным, уверенным, почти мгновенным. Лезвие кинжала скользнуло по рёбрам и вонзилось в его сердце. И чёрные стены рухнули. Парк вновь был перед ним.

Он успел заметить два тела невдалеке, снег вокруг них был красным. Агнесса и Теодор — два укола боли, уже слишком слабых: он скоро присоединится к ним. Лира Диос сидела, прислонившись к дереву, откинув голову и закрыв глаза. Она была жива и, к счастью, даже не ранена.

Винсент теперь медленным, вялым движением выдернул кинжал из груди. Лезвие было чёрным, точно серебро вонзали в мёртвую плоть вампира, а не в живое сердце смертного, но юноша чуть тряхнул кистью, и чернота пылью осыпалась с кинжала. Металл вновь засиял.

"Проклятия Алитера больше нет".

Владыка бессмертных стоял в двух шага от юноши. Он снял маску, и Винсент с удовольствием следил, как выражение триумфа на его лице сменяется выражением крайнего изумления и разочарования.

— Теперь видишь? Смерть для вас везде, carere morte! — сказал Избранный побеждённому Владыке и засмеялся. И поперхнулся, почувствовав железный вкус крови, тяжело распершей грудь и поднявшейся до горла.

Чуть дальше развилки дорожек корчилась большая группа carere morte. Винсенту вдруг показалось, что там, среди них, мелькнула знакомая светлая грива волос.

"Нет! Только не она!" — Избранный отчаянно взмолился, чтобы это была не Мира, хотя его Дар подтверждал: да, она здесь! Винсент не хотел видеть ещё и смерть Миры…

…Мира видела, что Владыка чуть отступил, снял маску. Дэви замешкался, и она рванулась к Избранному. Четверо держали её, и рывок вампирши был тут же погашен, однако она успела заметить, что взгляд Винсента изменился. Только что был отстранённым, тусклым — и вдруг засиял: острый, ясный, пронзительный…

"Он не покорился Дэви!" — радостно выдохнула вампирша.

Тут Винсент сделал неуловимое движение, и в его руке засверкало серебро… Рабы Гелера пригнули голову Миры к земле, и она вновь глотала снег и задыхалась от немого крика: за миг до того, как её подмяли под себя куклы хозяина, ей показалось, что она видела, как Винсент вонзил серебряный кинжал себе в грудь!

"Не может быть! Нет! Нет… Нет!"

Куклы замерли на мгновение. Гелер бросил их на долю секунды, но вампирше, из последних сил рвущейся к своему Избранному, этого было достаточно. Она ринулась вперёд — безумный прыжок, оттолкнула кого-то (кажется, Митто), и подлетела к Винсенту, обняла его, отчаянно позвала свою тень. Та явилась, укрыла двоих шатром крыльев, и подоспевшие рабы Гелера ударились о её непроглядную черноту.

Мира со страхом поглядела на юношу. Винсент казался прежним. Кинжал был в его руке, и крови на его лезвии она не заметила. Серебро всё также сверкало в ночи. "Показалось, — она испустила долгий, тяжёлый и радостный вздох. — Показалось…"

Но всё же что-то было не так. Сердце юноши билось глуше, тише — вампирша улавливала это. Он, несомненно, терял силы, терял кровь, только Мира почему-то совсем не видела её и не чувствовала запаха. Это проклятое серебро всё перебивает!

— Оставьте их! — Дэви криком остановил своих вампиров. Мира обернулась к нему, чувствуя почти благодарность. Владыка остался на своём месте в нескольких шагах от них. Лицо бессмертного было серьёзно и задумчиво. Миру напугало его выражение. В нём была смерть!

"Винсент… Я сейчас… Сейчас унесу тебя отсюда…" — Она не сказала это — тень не давала говорить, лишь обняла юношу покрепче, распахнула крылья. Винсент болезненно поморщился и легко провёл ладонью перед лицом вампирши, будто стирал грим. Тень потянулась за его пальцами, и Избранный отбросил её, как шёлковый платок.

— Не надо этого, — мягко сказал Винсент. — Не обращайся… больше.

Юноша запнулся на последнем слове. Он пошатнулся и упал бы, но Мира подхватила его, и они опустились на колени. Её руки зашарили по его одежде… Не может быть! Кинжал чист и на одежде нет крови! Только… что это?!

Мира нашла маленький разрез на его сюртуке, точно против сердца. Размер его соответствовал лезвию кинжала, края разреза серебрились. Она быстро расстегнула сюртук и ахнула. На рубашке пятно странной серебристой жидкости. Точно расплавленное серебро… Но это кровь! Кровь Избранного!

Её руки задрожали, но Мира расстегнула и рубашку. Винсент коснулся своей раны. Его лицо исказилось сначала удивлением, затем ужасом. Потом Винсент на мгновение закрыл глаза… и открыл их уже потусторонне-спокойным.

— Скажи Латэ, что Дар теперь чист. Проклятие Алитера уничтожено, — ровно сказал он.

— Ох, молчи! — Мира попыталась зажать рану и вскрикнула от боли, когда её пальцы коснулись сияющей крови. Винсент начинал задыхаться. Его сердце билось всё тише, всё глуше, кровь глупо, бесполезно выливалась из разрезанных сосудов, сдавливала его лёгкие и раненое сердце.

Вампирша заставила юношу сесть, опереться спиной на неё. Винсент сначала не подчинялся, но едва его голова коснулась её плеча, он обмяк и успокоено вздохнул. Мира отвернулась. Стиснула зубы, чтобы не закричать от отчаяния, лбом уткнулась в дерево, в твёрдую, каменную от холода кору.

— Линда. Была. Не права, — Винсент вновь заговорил. Он глотал воздух, как воду, и выплёвывал краткие слова. Серебристая кровь пузырилась на его губах. — Но. И я тоже. Был не прав. Сила и во мне, и в вас. Теперь я, наконец, понял, как…

Мира ждала продолжения фразы, но его не последовало. Избранный по-детски светло улыбнулся и зашептал:

— Помнишь? Пройди по тонкому лучу…

— Ты сошёл с ума…

Винсент схватил её за руку, и Мира почувствовала знакомый колющий озноб от соприкосновения с Даром. Но боли, как от сотен молний, не последовало, ей вдруг пригрезилось: их руки связала тонкая, светлая нить.

— Пройди… по светлому мечу…

Избранный с неожиданной силой прижал её голые пальцы к ране. Мира опять вскрикнула. Но обжигающая боль скоро обратилась мягким теплом, и что-то — она почувствовала — разрубило внутри неё какой-то узел. Ошеломлённо и радостно улыбаясь, она накрыла руку Винсента своей, и улыбка погасла. Вампирша вздрогнула и открыла глаза. Пальцы юноши были ледяными: жизнь оставила их. Его глаза то тускнели, то взгляд их вновь становился пронзительно-сосредоточенным. Избранный держался в сознании немыслимым усилием воли.

— Винсент, прошу тебя, береги силы! — сквозь слёзы взмолилась Мира.

— Нет. Сейчас. Умойся звёздным дождём…

Что это? Звездопад! Все звёзды обрушились с неба на землю, как в последнюю ночь мира — ночь исполнения всех желаний! Всё утонуло в свете мириадов солнц. И carere morte не исчезла в этом свете. Мира узнала его: то был свет её жизни, так глупо отброшенной в момент обращения. И, когда она поняла это, она ясно увидела проклятие — отделённым. Это была… всего лишь тень, цепляющаяся за её ноги.

— Оденься грозным огнём! — беззвучно проговорила она вслед за Избранным.

Жар охватил тело. То сгорала связь с проклятием, и тень слабела, отделялась. Она заколыхалась под налетевшим откуда-то ветром: сейчас оторвётся и унесётся прочь. Что это бьётся так уверенно, стуком утверждая бытие? Так мерно и часто, как сердце смертной?

Мира тряхнула головой, отгоняя видение, и заставила себя вернуться в реальность. Последние силы оставляли Винсента. Смерть завладела его телом — оно конвульсивно дёргалось. Избранный смотрел ей прямо в глаза, но Мира поняла: он уже видит лишь черноту.

— Не уходи! — взмолилась она. — Не надо мне исцеления. Я не стану жить без тебя! Я не буду живой без тебя… Не уходи! Что мне сделать, чтобы ты жил?! Винсент, Винсент!

Избранный улыбнулся, и, хотя в его глазах чернела боль, это была светлая улыбка:

— Там. На мосту. Над рекой, текущей вспять…

Серебристая жидкость хлынула у него изо рта, тело вновь задёргалось. Стараясь унять эту страшную дрожь, Мира прижала юношу к себе, словно мать ребёнка, и покачивала в объятиях, баюкала, пока он не затих. Тогда она осторожно, будто уснувшего, положила его головой себе на колени.

Винсент был мёртв. Теперь просто длинная, нескладная, соломенноволосая кукла. Улыбка, витавшая на его губах за мгновение до смерти, обернулась ужасным оскалом. Серый драгоценный камень глаз загадочно поблёскивал из-под полуприкрытых ресниц… — даже смерть не затуманила взор Избранного! Сияние уходило из его крови: темнели губы и рубашка, и на лезвии кинжала у рукояти проступила полоска засохшей крови — обычной, красной, страшной человеческой крови.

Повинуясь порыву, Мира горячо обняла Винсента, прижала к себе, будто её воскресшее сердце могло разбудить его замершее.

— Вернись, — тихо позвала она. — Вернись! Мой Винсент, вернись ко мне!

Но смерть не уходила. Она, carere morte, чувствовала Её здесь. Бессмертные звёзды холодно, равнодушно следили сверху. Деревья стояли стражами, укрывая таинство от чужих глаз, и чёрными тенями под ними стояли carere morte Дэви. Может быть, узревшие чистый Дар, они мечтали сейчас о том же чуде, что и Мира…

А она больше не могла ничего говорить, только рыдала, прижав к себе своего драгоценного и раскачиваясь, как сумасшедшая. Зачем, зачем оно бьётся, её мёртвое сердце?! Одно…

— …Её сердце бьётся. Что это значит, Господин? — со страхом спросила Сесилия. — Дар Избранного исцелил её? Она смертная теперь?! Я плохо вижу.

Дэви терзали те же вопросы. Приняв решение не мешать исцелению, он застыл — мраморная статуя с больно колотящим, грозящим разнести каменное тело на куски сердцем. Он был осуждённый, слушающий свой приговор. Избранный слабеющим голосом шептал старое заклинание о луче, мече и звездопаде своей вампирше, и Дэви являлась картинка памяти: его смертная жена, шепчущая эти слова, наивно пытающаяся сжечь проклятие супруга водой из источника Донума…

Королева-ночь, угодная Бездне, отвесила ему одну за другой две оплеухи. Р-раз! — слабый смертный догадался, как уничтожить бессмертный дух Алитера, который сам Владыка считал неуничтожимым. Два! — смертный попытался исцелить carere morte, не дикарку, недалеко ушедшую от людей — Бессмертную, богиню, способную создавать кукол!

"Бездна! Неужели есть что-то, сильнее Тебя, неужели Ты уступишь сейчас, уступишь жалкому смертному?!"

Свет Дара разрастался. Дэви уже не мог понять, источает это сияние кровь Избранного или свет исходит от всей его фигуры. Когда лучи коснулись вампира, биение его сердца стало ещё более болезненным и… другим. Carere morte были в шаге от исцеления. Молодые Адам и Гелер сделали шаг к Избранному, Калькары, наоборот, отступили. Дэви оставался на месте.

"Что скажешь теперь, Бездна? Что это: Ты молчишь? Как страшно ты молчишь!"

Если Она уступит, если Она окажется слабее, — значит, всё, чему он служит и чему учит бессмертных, всё — ложь и прах. Если Избранный исцелит лишённую смерти — они, бессмертные, больше не боги. Они — нелепые, смешные, закосневшие в ложных убеждениях больные. Сумасшедшие!

В глазах Магнуса, многократно отражённых глазах Сесилии метался ужас. Калькары молили Владыку прекратить спектакль, но Дэви не подпустил никого к Избранному и исцеляемой им. Он точно также боялся их общего приговора, но хотел выслушать его до конца! Хуже всего недосказанность, незавершённость. Вот, свет Дара угас…

— Господин! — снова взвизгнула Сесилия, и Дэви вздрогнул, машинально двинулся к молодой вампирше. Холодный ветер, поднятый его широкой одеждой, тронул волосы Миры, и она очнулась. Оставив Избранного, вампирша взвилась вверх, вцепилась в лицо Дэви своими смешными коготками. Он ухватил её за запястья, швырнул на землю.

— Спокойнее, Бессмертная, спокойнее! Разве я виноват в его смерти? Тихо, тихо…

Мира рухнула обратно, он опустился рядом с ней, зачем-то погладил по волосам, щеке. Другая его рука заскользила по снегу, отыскала серебряный кинжал. Владыка снова схватил вампиршу за руку, и глаза Миры сузились: она увидела серебро:

— Пришёл убить меня?

— Спокойно! — Дэви сжал покрепче её пальцы и уколол один остриём кинжала. Затем он дал капле крови стечь по лезвию.

Кровь Миры оставила на серебре различимый чёрный след. Владыка вздохнул: наметилась отсрочка приговора.

— Мира Вако всё ещё carere morte! — объявил Дэви, отпустив Миру и повернувшись к свите. Он надел маску и засмеялся. И Мира вздрогнула и сжалась за его спиной: ей показалось, что засмеялась Бездна… Но Дэви только лишь радовался. Хотя к его радости примешивалась горечь.

— Он не исцелил её. Его Дар оказался слаб! — воскликнула Сесилия. Владыка печально качнул головой.

— Нет! Ему просто не хватило времени, — промолвил он. — Теперь уходим.

— Кинжал… — Адам щурился, скрывая замешательство. — Почему никто не отнял у Линтера второй кинжал?

Дэви повертел в пальцах кинжальчик, что забрал в качестве сувенира.

— Знакомое серебро, да, Митто? Но интересно не то, почему у Избранного оказалось при себе оружие, а то, какое это было оружие! Простой посеребрённый кинжал охотника не смог бы уничтожить проклятие Алитера. Оно слишком велико для ничтожных пылинок серебра. С Алитером мог бы справиться, пожалуй, только кинжал из чистого металла. И он был у Избранного! Откуда же? Полагаю, он вынул его из куклы, что смертные по моему приказу оставили в этом парке. Кинжал в затылок куклы всадил ты, Адам. А дал тебе его — я… Почему я выбрал именно его? Ещё в "Тени Стража", вскоре после визита леди Диос, я зашёл в зал с оружием, и этот кинжал вдруг так заманчиво блеснул в лунном свете… Бездумно, я захватил его с собой в столицу. Кто направлял меня?

— Бездна? — несколько неуверенно предположил слуга.

— Я уже не знаю… — обескуражено вздохнул Владыка.

Бездне ли принадлежала эта ночь? Или не ей, а старому её противнику — Бытию? Дэви привык спокойно принимать поражения — ведь, в конце концов, все они оборачивались для него победой — нужно было просто подождать, пока Бездна возьмёт дело в свои руки. Но в этот раз всё шло не так, как должно…

— Это ещё не поражение. Теперь у нас есть глашатай Бездны, — произнёс Владыка, успокаивая carere morte, и тепло поглядел на юную охотницу, неподвижно сидевшую у дерева. — Мы спросим у неё.

Вампиры взмыли вверх, Дэви чуть помедлил, он обернулся на Миру.

— Я хотел казнить тебя, вампирша, опозорившая род Вако! — крикнул он. — Но я помилую тебя! Бездна оставила тебя бессмертной, оставила для служения, неведомого мне. Живи же! Я думаю, теперь ты запомнишь: посмевшие бороться с сутью своей, неизбежно проигрывают. Так-то, carere morte!

Дэви отвернулся, быстрым шагом пошёл навстречу охотнице, Лире Диос. Он улыбнулся ей, хотя она не могла увидеть улыбку под маской. Девушка встала. Не с радостью, лишь с безумием во взгляде.

Он подхватил её и вознёс за собой, на небо…

 

Глава 39 Инициация

Мир рушился. Хрупкий купол тихой морозной ночи разбился со звоном лопнувшего стекла. Лира парила, а мимо в прорехах туч проносились звёзды. Они убегали от пустоты, изливающейся из ран гибнущего мира. Внизу плясали дикарский танец огоньки и чёрная лента реки извивалась меж ними. Вверху невозмутимо скалился в улыбке месяц.

Лира чувствовала ветер, но не его холод — словно статуя, а не живой человек. Лира парила… нет — летела. Чёрные крылья огромной твари, что несла её, то закрывали полнеба, то бесшумно укрывали девушку шатром. Острые когти зверя порвали на спине пальто и платье, поцарапали кожу. Владыка вампиров уносил её, побеждённую, замёрзшую, в своё логово…

Лира заметила, что в правой руке всё ещё сжимает серебряный кинжал и, повинуясь первому побуждению, всадила его в грудь вампиру. Лишь в последний момент её рука смалодушничала, и лезвие прошло мимо сердца. Дэви зарычал от неожиданной боли, и крылатая тень, окутывавшая человеческую фигуру, растаяла.

Быстрое падение. Свист ветра в ушах… Владыка не выпустил охотницу, и в реку они рухнули вместе. Холод разодрал тело Лиры на тысячи кусочков. Она закричала и задохнулась, когда в горло влился жидкий лёд. Уже забыв намерение утонуть, едва выплыв на поверхность, девушка вцепилась в вампира. Лира ртом, как рыба, вытащенная на сушу, ловила воздух, но в лёгкие он не проникал — спазм сжимал горло.

— Дыши, — сердито приказал Дэви. Чёрные волосы облепляли бледное лицо, делая облик Владыки каким-то потусторонним. — Я не могу делать это за тебя.

— Не… могу… вдохнуть!

В тёмных глазах мелькнула тревога — он испугался за неё! Но, очень спокойно, Владыка сказал:

— Задержи дыхание и успокойся.

Лира подчинилась. Он перехватил её ослабевшие руки, повернул как куклу, так что голова девушки оказалась затылком на его плече.

— Теперь вдохни.

Лира тихонько вздохнула. Да, спазм прошёл. Она различала мир вокруг. Течение Сермы оказалось неожиданно сильным — их уже унесло к Золотому мосту. Carere morte кружили над ними, совсем низко, порой разрезая концами крыльев чёрную воду.

— Скорее, Владыка! — услышала девушка.

На Сатурском берегу за ограждением Набережной мелькали тени. А некоторые взбегали на мост, к которому Лира и Владыка неумолимо приближались. Тяжёлая арбалетная стрела вонзилась в маслянисто переливающуюся воду недалеко от Дэви… Охотники! Должно быть, они не верили своим глазам: в центре Доны, в самом охраняемом Орденом районе группа сумасшедших carere morte кружит над рекой! Митто протянул Лире руки, но она была не в силах потянуться к нему. Тогда он, изловчившись, подхватил её кисть, безвольно качавшуюся на воде, и вытащил девушку из реки. Остаток пути она проплыла в его руках, покорившаяся, тихая. Лира стучала зубами, но всё никак не могла согреться в объятиях carere morte.

Двери "Изумрудного сада" захлопнулись, и страшная ночь осталась за ними. Кто-то заботливо разжёг огонь в камине — для неё, смертной… Дэви сам снимал с охотницы мокрую одежду. Дойдя до платья, он замешкался и позвал вампиршу, белокурую подругу Митто, а сам вышел. Лира слышала, как он завёл сразу несколько быстрых, кратких разговоров в соседней комнате.

Вампирша раздела девушку, уложила на диване у огня, накрыв тёплым пледом. Лира всё дрожала от холода — или это была нервная дрожь? В темноте за окнами плясали огоньки, и она бездумно любовалась их танцем. Но вот, выстроившись цепочкой, они превратились в уличные фонари…

Знакомый мир ночной столицы за окном. Он никуда не исчез. Он был всё тот же. Только её, Лиры Диос, там не было. Только она, Лира Диос, пропала этой зимней ночью.

Девушка всхлипнула, едва удержала рыдания. Сейчас она отчаянно желала навсегда остаться безразличной ко всему куклой, отчаянно мечтала, чтобы хозяин никогда не взял её в руки… но дверь отворилась. "Лира Диос!" — прошептала приблизившаяся тень, и этот голос показался трубным гласом. Владыка обращался к охотнице, а она в ужасе закрыла глаза. Сейчас Лира ненавидела своё имя. Здесь, среди этих тварей, оно звучало так, так…

"Предательница".

Её хватило на то, чтобы отвернуться лицом к спинке дивана, но мучитель не отступил. Вот его рука заскользила по плечу девушки. Это было бы приятно, если б рука, небрежно, как кошку, ласкающая охотницу, не казалась такой тяжёлой, словно выточенной из мрамора. Владыка вампиров повернул девушку к себе. Теперь Лира терпела почти нежные прикосновения платка к лицу. Хозяин прихорашивал любимую куклу. Лучшую в коллекции… Лиру потряс беззвучный смех.

"Они пошли за мной. Они верили мне. Они верили, что совершат чудо. Они надеялись изменить мир. А я обманула их. И отдала их…"

Каменные пальцы вложили ей что-то в руку, больно сдавив кисть. Лира вскрикнула, оборвав смех, дёрнулась. Предмет, звякнув, упал на пол. Это был серебряный кинжал охотницы, потемневший от бессмертной крови вампира. Покалеченный, изъязвлённый тьмой проклятия carere morte — как и его владелица…

— Занятная вещица, — заключил Владыка вампиров, вспомнив недавнее покушение Лиры. — Игрушечка. Раньше средства у вас были радикальнее.

— Простите, я…

— Не удержалась от соблазна пырнуть Владыку вампиров серебряным кинжалом? Я уже простил. Твоя часть договора выполнена. Очередь за мной.

Он сказал это так мягко, благодарно! А она больше не верила ему. Она видела, где притворство. Он совсем равнодушный. За маской он каменный. Ему двести лет!

Но ей — шестнадцать, и Лира закричала:

— Почему вы их убили?! Вы обещали! Я верила вам!

— Дитя… А чего ты ждала? — Владыка бесконечно терпелив. Лира осеклась.

— Не притворяйся, — его пальцы больно сдавили её запястье, — …перед собой. Ты лжёшь себе. Это путь в ничто. Прими правду, какой бы они ни была. Избранный сам выбрал смерть. Других же никто не обещал тебе оставить в живых. Не притворяйся, что ты не знала, что их ждёт.

— Нет, нет, — опустив голову, Лира искала себе оправдание и не находила. "Они верили мне. Я обманула их. Это я убила их!" — Нет! Если бы вы сказали мне, если бы я знала, что хоть кто-то пострадает, я бы…

— Лира… Диос, но ты — это — знала. Знала — и запретила себе об этом думать. Ты не спросила меня, пострадает ли кто-то, потому что боялась услышать мой ответ, — Владыка беспощаден. Лира поникла. Да, всё верно. Она малодушно оставила при себе вопрос: "Конечно же, это будет просто разговор, без применения силы?", потому что боялась, что, услышав отрицательный ответ, ей придётся сказать: "Тогда я отказываюсь".

— Отпустите меня! — кое-как замотавшись в плед, девушка вскочила с дивана. Вампир не бросился её удерживать.

— Куда ты пойдёшь, дитя? — в голосе Дэви была слышна, пожалуй, жалость.

Лира молчала, вглядываясь в лужицы янтаря там, где на паркет падал свет свечей. Действительно, куда ей идти теперь, когда она сама закрыла перед собой все пути, кроме одного?

— Твоя часть договора выполнена. Очередь за мной, — повторил вампир. Он подобрал оружие охотницы. Слабо блеснуло потускневшее серебро кинжала.

Капля его крови на последнем светлом кусочке лезвия казалась чёрной. Немногие люди удостаивались чести быть обращёнными Господином, но эта обращаемая думала вовсе не о величии события. Вид собственного кинжала вызвал в памяти момент посвящения в Орден… "У святой воды тоже запах серебра", — зачем-то вспомнила Лира и прерывисто вздохнула.

— Прочь сомнения! Не то твоя вечность будет заполнена сожалениями о произошедшем, — воистину, низкий, обманчиво бесстрастный голос вампиру дан, чтобы успокоить чувства, усыпить разум, запутать мысли! Но Лира медлила…

"Возможно ли спасти меня?"

…Старый дом, давно существующий только в её памяти… Уже ночь, но мама не зажигает лампаду: её девочка не должна бояться темноты. Лира слушает сказку и изредка украдкой зевает: она наизусть знает эту историю, девочке непонятно зачем придавать старой сказке такое большое значение и смешно, что взрослая мама до сих пор искренне верит в чепуху. Избранный, Дар, исцеление проклятия… Прости, мама, сегодня я убила твою сказку!

— Чтобы получить единственный дар вампиров, я погубила величайшее чудо людей — высока же цена моей вечности! — хрипло заметила охотница.

Дэви вежливо и равнодушно улыбнулся. Остриё кинжала кольнуло губы девушки. Она не успела отступить, не сумела отвести от себя этот дар рукой — была слишком занята удерживанием пледа на месте. Капля чёрной крови стекла по лезвию, смешиваясь с её собственной, выступившей из пореза. Тело приняло проклятие вечной не-жизни, душу навсегда забрала Бездна. Вот и всё. Так просто, так быстро. Лира облизнула губы, и во рту остался привкус страха. Владыка подал ей кинжал. На серебре в том месте, куда упала капля его крови, чернела ещё одна язва.

— Отдыхай, — велел Дэви. "Теперь ни болезни, ни смерти не будет", — тихо сказала Лира, оставшись одна. Девушка бездумно ворошила угли в камине, пока огонь не начал задыхаться. Она прислушивалась к себе, гадая, началось ли преображение, но пока не чувствовала ничего необычного.

"Капля бессмертной крови даёт Низшего вампира. Это преображение коварно и лживо. Изменения происходят постепенно, незаметно — тоже по капле. Я не скоро пойму, что стала бессмертным чудовищем. Я не скоро увижу воочию, что пути назад нет".

Она не смогла уснуть. Утренний свет медленно наполнял комнату, а она следила за своим отражением в зеркале. В свете дня кожа теряла фарфоровую белизну, серела, старела, синие тени легли под глазами. Когда терпеть свою некрасоту стало невыносимо, Лира оставила зеркало, отыскала на стуле у камина не до конца высохшую одежду и, одевшись, подошла к окну.

Она привычно искала знакомый шпиль башенки Академии, но напрасно. За окнами — огромный сад да редкие крыши соседних особняков. Другой дом, другая она.

"Теперь ты обрела полноценность. Больше не будет боли, не будет страха. Покой и завершённость…", — шептали тени из углов. Перед Лирой расстилалась вечность, полная безумного шёпота Бездны.

Наверное, это был сон… Да, он уснул, убаюканный Тьмой, что качала его на руках. Она тихонько звала кого-то, просила о чём-то — ему же этот мягкий голос казался колыбельной песней.

Ему приснилось необыкновенное. Будто его дух оставил тело и вознёсся, и поплыл над чёрными кронами деревьев, всё выше и выше — в звёздное небо. Он парил… и словно расплывался, сливаясь с потоками воздуха, несущимися над землёй. Скоро он мог видеть всю столицу до самых окраин, а, немного погодя, оседлав ветер, его дух понёсся в далёкую спящую Карду. Сейчас мир открывался ему по-другому: в нём не было чёрных дыр carere morte — гладкое белое зимнее полотно. И он с удовольствием открывал этот новый мир — мир, в котором не было пустоты.

Затем…

Сон обратился кошмаром. Полёт прекратился. Звёзды погасли. Низко над ним нависал купол тьмы, а он вновь был заключен в футляр тела — старую темницу! Постепенно возвращались ощущения. Первой вернулась боль. Он хотел закричать и не мог. Он не мог даже вздохнуть — так эта боль сжимала грудь! Он не дышал — но не умирал. Что же это? Может, это его личный ад?

…Кара за самоубийство?!

— Нет! Нет! Что вы делаете?! Нет! — слабый, очень слабый, но близкий крик. Он перешёл в безумный визг, потом — в жуткий хрип и оборвался. Винсент почувствовал, что чьи-то холодные пальцы обхватывают его подбородок, приподнимают голову так, чтобы он вытянул шею. В горло полилось горячее питьё — густое, солёное, странное на вкус.

Кровь?!

Он закашлялся, повернулся на бок и долго выплёвывал кровь. Она шла не из желудка, а из лёгких — и тяжесть постепенно уходила из груди. Кровь была не той, что ему дали только что. Другой вкус.

"Что за чёрт? Разные вкусы крови?! Я думал, это замечают только carere morte…"

А чувства возвращались. Он понимал, что кто-то до сих пор находится рядом. Женщина, судя по истерическим всхлипам… Но белое пятно лица расплывалось перед его взором. Голова незнакомки была окружена золотисто-белым ореолом волос.

Он потянулся и обнаружил, что может дотронуться до них. Какие жёсткие! Знакомые… Знакомый запах… и голос… Голос!

— Винсент! Очнись же!

— Мира… — полуутвердительно-полувопросительно прошептал он одними губами.

"Что со мной?!"

Она покачала головой и скрылась. Винсент попробовал приподняться, но снова упал в снег. Не удержавшись, он глухо застонал. Нет, боли уже не было — была отвратительная слабость.

— Мира, где ты? Что происходит?! — с трудом просипел он.

Вампирша возвратилась. Её лицо выплыло из тумана. Необычайно чёткие черты, необычайно красивое… Такой он не видел её прежде. Нет, не так! Не видел очень, очень давно.

Мира волновалась. Она часто моргала, и слёзы катились по щекам. Губы всё время кривились: то уголками вверх, изображая радость, то вниз, изображая страдание.

— Ты не успел сказать: "Я буду тебя ждать", — проговорила она, видимо, давно заготовленную фразу.

— Что со мной?! — он схватился за горло, так и не издавшее ни звука. — "Почему я не могу говорить?!"

— Воздух больше не нужен тебе для дыхания, но ты можешь разумом контролировать движение лёгких. Вдохни глубоко, как перед прыжком в воду, и тогда пробуй говорить.

"Что?!"

— Ты слаб. Раненая девушка, давшая тебе кровь, умерла минуту назад. Ты ещё можешь насытиться ею. Хочешь?

Винсент поглядел, куда она указывала. На снегу, касаясь рукой полы его сюртука, лежала светловолосая охотница.

— Агнесса… — беззвучно прошептал он. — Нет, не хочу!

— Тогда спи, — мягко сказала Мира и дотронулась до его щеки, погладила. — Во сне ты восстановишь силы.

— Зачем ты…

— Я обратила тебя. Да! — она опустила глаза, потом снова вскинула на него — горящие, безумные очи. — Я не могла отпустить тебя, понимаешь?! Разве ты на моём месте — смог бы?! Проклятие по-прежнему в моей крови, я сильная бессмертная… И я отняла тебя у смерти! Послушай. Скоро ты вернёшься к жизни! Твой Дар ушёл, но, это значит, он сейчас обретается у кого-то! Нового Избранного! Слушай меня! Я найду его, и он исцелит тебя. Обещаю!

— Зачем?! — опять прошептал он.

Она хотела погладить его по волосам, но рука задрожала, как у преступницы. Вампирша отступила.

— Спи! — приказала она. В голосе послышались слёзы.

— Зачем…

Мира отодвинулась. Она прислонилась к дереву, устало закрыла глаза. Винсент заметил разорванный рукав платья и длинный порез, змеящийся по венам её левой руки.

Вдали слышались голоса, мелькали фонари в руках. Их искали… Охотники!

— Спи. Я буду рядом, — прошептала вампирша.

И Винсент быстро, как по приказу, провалился в сон. Он успел только подвинуться ближе к Мире, коснуться её пораненной руки — и она сжала его пальцы и, кажется, зарыдала.

Деревья качали кронами — поднимался ветер. Стучали их сухие, звонкие сучья. Вампирше этот звук казался ехидным смехом. Улыбался и тонкий месяц в небе, насмехаясь над ней.

"Ты говорила когда-то Владыке, что мечтаешь сделать племянника вампиром. Эта мечта сбылась! Десять лет метаний: Конор, Долус, Орден, Владыка — и вот он, итог".

"Не борись с тем, что ты есть. Бездна оставила тебя для служения, неведомого мне", — вспомнила Мира прощальное напутствие Дэви…

Тогда она сжалась в комочек под деревом: опустила голову, подтянула колени к животу, обхватила их руками — и замерла. Скоро подошли охотники, но вампирша даже не подняла головы.

И тогда кто-то, не особенно церемонясь, за волосы дёрнул её голову назад, чтобы открыть шею. Увидев близко-близко узкую светлую полоску ошейника, Мира не пошевелилась и снова отрешённо, обречённо закрыла глаза.

 

Эпилог. Песенки Литы

— Мама, она опять дразнится! — обиженно звенит голос старшей сестры. Лита роняет крышку рояля, по клавишам которого только что колотила, как сумасшедшая, (сестра называет это "Лита дразнится"), спрыгивает с высокого стула и несётся прочь из комнаты. В дверях зала стоит сестра, брови возмущённо нахмурены, она подбоченилась, подражая наставнице. Лита мчится напролом, зарывается в её широкую, гладко-шёлковую юбку и сестра ахает, всплёскивает руками:

— Нет, она несносна!

Лита кое-как выпутывается из юбки, бежит на летнюю террасу, оттуда в сад и, думая, что одна здесь, что её никто не ищет, кружится, кружится, подставив лицо и голые руки солнцу. Солнцепоклонница — зовёт её мама… А вокруг поёт весна. Юная, зелёно-золотистая и тёплая, как пичужка.

Лита начинает напевать. Её голосок тонок и слаб, но она упрямо тянет мелодию. Это мелодия без слов, но девочка называет её песней. Придёт время, и она найдёт слова и для неё, и для сотен других своих песенок. Мелодии приходят к ней мгновенно, в часы сна или бодрствования. Все они — музыка мира, фразы одной Великой Песни.

— Вот ты где! — сестра появляется неожиданно, её угрожающий перст направлен на девочку. — Прекрати петь! Немедленно! — девушка жалобно всхлипывает. — Мне так страшно, когда она поёт это, мама!

— Я пою то, что слышу, — бросает Лита и убегает дальше в сад. Она обижена… Но она молчит, больше не поёт.

Её песни пугают окружающих — она давно заметила это. Они странны, в них много пауз и диссонансов, и, действительно, кажется, что маленькая певунья дразнится, шалит, перевирая мелодию. Таковы не все её песни, но многие, многие — те, что появились в последние два года.

Она поёт то, что слышит и никогда, никогда не врёт, — и это её беда. Что же делать, если она отчётливо слышит в музыке мира странные паузы? Это не те обычные паузы, что заложены в мелодию изначально. Они — словно кто-то со злостью стёр часть нотной записи или вовсе вырвал лист из партитуры. На нотном листе они не закорючки и не чёрные кирпичики: пустое белое пространство. Они слишком длинны и необычны, чтобы обозначать их привычными значками! И эти паузы — эти дыры в мелодической канве искажают звуки, что стоят рядом с ними. Мелодия мира перестаёт быть гармоничной, дойдя до них, она спотыкается, порой падает, меняет маски-тональности и размер: бравурный марш превращается в погребальный плач, размеренный три-четверти сменяется суетливым шесть-восьмых…

— Лита, солнышко, зачем ты опять пугала сестру?

Вечер. Они вдвоём, в зале с роялем. Зажжены все светильники — и мать, и дочь не любят темноту. Мама устала. Её голос — добрый и нежный, глуховат и тих. "Мама постарела так из-за тебя!" — однажды в сердцах бросила Лите сестра. Постарела… — Лита плохо понимает, что значит это слово, но по тому, как сестра произносит его, она догадывается: это что-то близкое к паузам в Великой Песне.

"Не говори так, сестра! Этим ты приближаешь Ничто, вводишь его в наш дом!" — Лита не сказала этого сестре. Она написала песню. Но сестра обозвала её песню шумом и решила, что Лита "дразнится"…

— Мама! Я не пугала! Я просто пою… всегда. Я не умею по-другому.

— Что же ты поёшь?

— То, что слышу… в мире. Хочешь, я спою тебе?

— Конечно!

Лита поёт. О весне в Прэсто, об их "Береге Неба" — поместье на морском побережье, о цветущем саде, о белых ступенях, что сбегают с холма и последнюю лижет прибой. Эта мелодия красива, в ней почти нет диких, пришедших неведомо откуда пауз. Должно быть, таково волшебство чудесного места, ставшего их домом. Прэсто, курортный городок на юге у моря… Великая Песнь звучит здесь почти не изменённой. Очень редко, осенью или зимой, холодный ветер доносит из столицы и страшных северных городов вести о Бездне, поглощающей мир. Но они — как капля чёрной краски в стакане прозрачной воды: растворяются бесследно для глаза. Лишь чуткий слух Литы улавливает изменения, которые эти паузы пустоты привносят в мелодию мира.

— Красивая песня, — вздыхает мама, когда Лита умолкает. — Не понимаю, что не нравится твоей сестре?

Окрылённая Лита запевает новую, но скоро её голосок срывается. Она долго кашляет и почему-то краснеет от смущения.

— Ты слишком утомила себя пением. Сыграй что-нибудь, — предлагает мама.

Лита летит к роялю. Открыв клавиши, она замирает на миг, затем быстро, уверенно начинает.

Это одна из её первых мелодий, написанных после возвращения из Доны два года назад. В столице её семья долго гостила у родственников по матери. Почти два месяца девочка вынуждена была терпеть серую скучную картинку за окном. Стояла поздняя осень — предзимье. Каждый вечер Лита просила зажечь ей лампаду и сидела у лампы несколько часов, следила за своим отражением в оконном стекле.

В музыке, что Лита играет для матери, отражена эта тоскливая осень. Потом затишье — всё укрывает снег — и вдруг взрыв! Мелодия мчится, прыгает — бешеные скачки, дикие, страшные паузы. Какафония. Хаос!

Лита играет и вспоминает. Для неё это не просто песня — это история страшной ночи, когда она впервые услышала паузы пустоты. Ничто ворвалось в мир со всех сторон, и девочка боялась, что оно сожрёт всё! Лишь когда наступил рассвет и город бледно замерцал в лучах солнца, Лита успокоено вздохнула и уснула.

На миг Лита скашивает глаза в сторону мамы. Та побелела и вцепилась в кресло. Брови изумлённо взлетели к волосам. Лита сосредотачивается: в её мелодии появилась первая гостья.

Может, то был сон — может, нет… Лита помнила маленькую даму, возникшую на улице словно бы из ниоткуда прямо перед домом бабушки. Она в отчаянии заломила руки, понеслась вперёд, прежде чем Лита догадалась её окликнуть. Этот образ долго не выходил у Литы из головы. Скоро он нашёл отражение в музыке. Да, это была она, та женщина — короткая рваная мелодия. Всюду страшные паузы и диссонансы. Но мелодия выправляется потихоньку, обретает гармонию — нужно только чуть-чуть подождать…

— Довольно! — мама не желает ждать. — Что это, Лита?!

— Я… я сыграю другое.

Она вновь ударяет по клавишам, но останавливается после двух аккордов:

— Я придумала лучше. Возьму флейту.

Простая духовая флейта. Инструмент, лучше всего отражающий сущность Пустоты и в то же время пугающий куда меньше грохочущего рояля.

Лита начинает. Это совсем другая мелодия, гармоничная и почти совершенная, и мама успокаивается. Тревожные складки на её челе разглаживаются. Женщина улыбается и внимает новой музыке дочери.

Это песня — посвящение другой гостье той же ночи. Та рыжеволосая красивая девушка сама бросилась к окну Литы, чтобы предупредить девочку об опасностях тёмного времени в Доне. Лита хорошо запомнила её, её совершенство и её… страх, точащий изнутри, губящий её жизнь, здоровье, красоту.

Мелодия меняется. Звуки растягиваются… и резко обрываются. Трели вызывают озноб по коже.

Лита сама откладывает флейту, прежде чем мама снова крикнет: "Довольно!". Мама сидит, некрасиво скорчившись, подперев рукой голову, и с тревогой смотрит на дочь.

— Лита, солнышко, что с тобой? Что это за музыка?

— Я не знаю, мама… — беспомощно шепчет девочка.

Она отворачивается, глядит за окно, внимает шелесту близкого, огромного, доброго моря. А слёзы так и катятся по щекам.

"Откуда ко мне пришло это знание: мир не такой, каким кажется? И мир тает, поглощаемый Пустотой… Однажды паузы сольются, и кончится Великая Песнь! — Как рассказать это другим, глухим? Ах, неужели она одна в мире слышит трапезу Пустоты?! Кто и зачем наделил её страшным даром, чудесным даром?!" — Лита вздыхает, но через мгновение она уже улыбается, расслышав новую мелодию Великой Песни. Ребёнок, ещё совсем ребёнок…

 

Argento soleque: серебром и солнцем

 

Пролог

…Говорят, он был из семьи Гесси или Диосов. Во всяком случае, если исходить из его манеры обращения с carere morte, это было именно так: охотник в десятом поколении! "Argento soleque" — значилось на его щите: жечь серебром и солнцем. Бессмертные боялись его. Его имя значило для них одно: "смерть". Может быть поэтому в сказке, которую я сейчас поведаю, он назван просто Охотником.

Её звали Майя. Вампирша, одна из старейших, первая из дочерей Макты, прародителя вампиров. Когда она встретила своего Охотника, ей было уже две сотни лет: много не только для человека, но и для carere morte. За двести лет она обрела красоту, недоступную смертным, и мудрость, которой редко успевают достичь люди. Не узнала она только — любовь.

Они встретились на Балу Карды. Они несли разные гербы на одежде: у него — кинжал и солнце, символ Ордена, у неё — крылатый лев с собачьим хвостом, знак Первого вампира. Но Охотник и Майя не заметили этого. А когда поняли, что служат разным господам, то не подали виду и поспешили сорвать свои гербы, пока другой не увидел знак принадлежности к врагам.

Их встречи на перекрёстке дня и ночи были краткими: слишком многое их разделяло. Но всё же они любили… Охотник оставил рейды и стал целителем новообращённых. Майя перестала убивать и уничтожила всех детей своего проклятия, чтобы они не убивали также. Проходили годы, но их любовь горела лишь ярче. И когда вампирша попала в сети Ордена и охотники приставили к её сердцу серебряные кинжалы, она взглянула на них с улыбкой.

"Ваше оружие и ритуалы не страшат меня, — сказала она. — Мой Охотник избавил меня от страха перед Бездной".

И правда, их оружие и ритуалы оказались бессильными. Но охотники не отпустили Майю — люта их ненависть к carere morte! — они изрезали её серебром и облили святой водой. А потом притащили бесчувственную вампиршу к Источнику, чтобы сжечь тело в его водах. Они ушли в новый рейд до рассвета, а Майю нашёл Охотник…

Что дальше? Я знаю несколько вариантов концовки. Неизменен лишь итог: надгробие на старом кладбище у церкви Рафаэля. На нём нет имени человека, лишь знак принадлежности к Ордену: кинжал и солнце. И странный скорбящий ангел склоняет над этой могилой голову. Большие крылья сложены за его спиной двумя заострёнными треугольниками, наподобие перепончатых крыльев летучей мыши. Кто-то говорит, они похоронены там оба, кто-то — что у Майи, как у многих carere morte, нет могилы. Бессмертные и смертные приходят к старому надгробию, когда им также случается влюбиться во врага. Все они просят об одном: дать ответ, истинна ли их любовь, ведь только истинная любовь способна противостоять пустоте. Старейшие предостерегают: союзы смертных и бессмертных недолговечны и быстро разрушаются, погребая под обломками несчастных любовников и пару-тройку городов, но через века история Охотника и Майи продолжает повторяться. Где любовь, там и надежда, и кто-то всегда верит, что в этот раз есть шанс на счастливый финал. Ведь сбежавшие из-под власти Смерти остаются под высочайшей властью Жизни…

Но пора перейти к моей истории.

Там, наверху, ярость красного зимнего рассвета сменилась тускло-серым днём. Здесь же, в подземном убежище под фундаментом Ратуши, она бережно хранила кусочек ночи и не зажигала свечей. В пустоте без цветов, без звуков, без запахов, без малейшего движения воздуха она ложилась в люльку-гамак и отдыхала — и длинный день казался ей мгновением. С ней никогда не приключалось кошмаров в это время, безумные образы не вставали перед глазами. В пустоте дневного убежища все чувства отключались, и она просто переставала быть. Обычно её воскрешал голод: странное ощущение постепенного проваливания внутрь себя.

Сегодня было не так. Задолго до пробуждения сосущей воронки — голода, в её небытие ворвались звуки. Грохот рушащихся стен. Она приподнялась и беспомощно зашаталась в тонкой сети, подвешенной над бездной.

Грохот… Нет же, стук! Стук в запертую дверь.

Она не привыкла бояться. Она соскочила на пол и, набросив серую шёлковую накидку, без раздумий отворила стучавшему.

Это был Дэви, Владыка бессмертных. Она узнала его, ещё не увидев, не услышав его слов, по одним очертаниям высокой фигуры.

— Владыка… — прошелестела она. — Что вам угодно?

На языке вертелся вопрос: "Как вы нашли меня?", но она отмела его. Уже не важно. Потом она найдёт слабое звено в цепи тех, кому о её убежище было известно. Дэви не посмел бы нарушить её уединение, если б не какой-то из ряда вон выходящий случай.

— Мне нужно твоё слово, Пророчица, — очень серьёзно сказал вампир.

— Я не прорицаю Господин. В мире нет скрытых вещей, являющихся только избранным. Нужно лишь уметь принимать то, чего страшишься больше всего.

Они прошли в другой зал, и вампирша зажгла все свечи в канделябре. Владыка укрылся в тени в углу комнаты. Он заметно волновался и не хотел этого показывать.

— Я слышала, Дар не достался вам, Владыка? — она услышала эту новую историю вчера: Дэви отыскал Избранного, обладателя Дара — серьёзнейшего оружия в их мире! Конечно, Владыка попытался склонить смертного на сторону вампиров, но тот не подчинился.

— Ордену Дар также не достался, — напомнил Дэви.

Она спрятала улыбку за занавесью гладких волос, тихо заметила:

— Вы верите в его способность исцелить проклятие carere morte, Господин?

Дэви усмехнулся:

— Многие задавали мне этот вопрос. Отвечу тебе, как всем: да, верю, но только для молодых вампиров. Старейших не исцелить. А что видишь ты, Пророчица?

Она взяла длинную паузу. Наконец проговорила, не поднимая туманных глаз:

— Я — старейшая, и я верю в исцеление для себя. Я помню своё дитя, Господин. Я ещё помню, как он котёнком засыпал у меня на груди… Пока я помню это, я жива, а значит, меня можно исцелить, — она вновь сдержанно улыбнулась. — Говорите же, Владыка, что привело вас?

Дэви глядел темно и загадочно. Он подался вперёд, дрожащее пламя свечей осветило рельефные скулы каменной статуи и напряжённые губы:

— Расскажи мне историю Лазара Арденса, Клара.

— Кларисса! — поправила она. — Лазар Арденс, первый Король? Его историю вы знаете лучше меня, Господин. Что нового я могу сказать вам?

— Повтори то, что знаешь. Я должен убедиться.

— Лазар Арденс использовал алхимический ритуал, чтобы вновь обрести здоровье и силы. Описание ритуала есть в книге Атера-алхимика, только нужно уметь прочитать там его. Этот ритуал страшен. Я не сведуща в древней магии и не смогу объяснить его детали… К Арденсу каким-то образом перешла кровь другого смертного, и кровь жертвы предварительно была очищена неведомым нам способом. Во второй жизни Арденс привёл наш народ к свободе и стал первым Королём, а человек, отдавший ему кровь и жизнь, стал Первым вампиром. Первый вампир известен нам, как Макта Вастус, но это имя вряд ли было дано ему при рождении. В описании ритуала он назван Виталием Фонсом. История Арденса и Макты нашла отражение в легенде о Даре и Избранном. Там Арденса называют первым Избранным. Согласно старому преданию, он мог вернуть Макте его жизнь, исправить деяние алхимика, но побоялся это делать. В легенде сказано, он: "Увидев нежить среди людей, ужаснулся разгулу тьмы…" — но это неверно. Арденс побоялся, что это действие убьёт его, и этот страх перешёл к его детям. Макта позже жестоко отомстил своему создателю, уничтожив весь его род. — Она говорила тихо, полузакрыв глаза, и перед мысленным взором вставали забытые, как она полагала, картины: и Макта Вастус, и прежний Владыка вампиров, Улисс Алитер.

И расплывчатая фигура её супруга — рядом с ними…

— Довольно, Кларисса, — невыразительно сказал Владыка. — Это всё, что тебе известно?

— Да, Господин.

— А если я скажу тебе: род Арденса не был уничтожен?

— Не может быть, Владыка!

— Они до сих пор живы. Больше того, они до сих пор правят нашей землёй, — Владыка подвинулся к кругу света и тяжело вздохнув, закончил:

— Они — основатели Ордена охотников!

— Тяжело поверить в такое, — заметила она, качнув длинными, прямыми, чёрными, как её тень, волосами. — Многими carere morte прежде владело убеждение: со смертью последнего Арденса прекратят существование и все роды бессмертных. Когда Макта умертвил последнего Арденса, вампиры успокоено вздохнули: старая ложь! Но теперь, выходит, пророчество всё ещё может сбыться?

Дэви оскалился:

— Совершенно верно, Пророчица! Вижу, мне удалось ошеломить тебя, Клара.

Она отвернулась, легонько тронула пальцами пламя свечи, пытаясь согреться.

— Кларисса… Вы ещё не сказали всего, Владыка.

— Клара! — не видя, она почувствовала его улыбку. — Жена моя, почему я должен называть тебя чужим именем?

Кларисса отдёрнула руку от огня. Она сделал глубокий вдох и, дождавшись, чтобы холод снова наполнил её, сказала, не поворачивая головы:

— Наша любовь не прошла испытания вечностью, Господин. Забудьте Клару Лимен.

— Я слишком поздно узнал, что ты последовала за мной…

— Я слишком поздно поняла, что мне не забрать тебя у Бездны, Воланс, — она тихо засмеялась. — А знаете, Господин, что о нас уже сложили сказки? Одна страшнее другой. Во всех молодой герцог становится чудовищем — carere morte, а дальше истории разнятся: в одной он убивает жену и сына, в другой обращает чудовищем супругу, а сын мстит ему через много лет. Мне особенно нравится вариант, в котором герцогиня Дэви поступает в услужение Тёмному Владыке, обратившему её мужа и после череды испытаний спасает любимого. Хотя, к сожалению, эта сказка, как и все остальные, далека от того, что на самом деле произошло с Александром Дэви и его семьёй. Вот, что я хочу вам сказать, Владыка: не верьте слепо легендам и пророчествам. Даже легенде о Даре и истории Арденса.

Они долго молчали, слушая, как в тишине потрескивает пламя свечей. Потом Дэви поднялся:

— Прости, Пророчица. Я знаю, тебя утомляют долгие беседы.

Вампирша очнулась ото сна, вскинула на него прозрачные, пронзительные глаза:

— Какую тайну вы не сообщили мне, Владыка?

— Я — хранитель нового голоса Бездны, — буднично сказал тот уже у двери. — Приходи, когда захочешь взглянуть на неё, Клара.

— Голос Бездны у вас?! — от волнения она даже забыла поправить его.

— Да. И уже обращена.

— Это женщина?

— Девчонка. Бывшая охотница.

— Чей род наша Госпожа выбрала на этот раз?

— Диос.

Она подавила волнение, покачала головой, удивляясь:

— Что же, эта Диос сильна?

— Сильнее всех, что были прежде, — кратко сказал Владыка. — Что ж, прощай.

— Господин! — отчаянно крикнула вампирша ему в спину. Она давно забыла, что такое крик, и получилось странно: сорвано, хрипло. Дэви обернулся.

— Она погубит тебя, Воланс. Убей её.

— Я сумею её укротить. Я знаю Бездну лучше всех carere morte.

— Она погубит тебя не потому, что отдана Бездне, Воланс. Она погубит тебя, потому что она — охотница!

Вампир усмехнулся и ничего не сказал. Он вышел, а Кларисса прижала руку к губам, удивляясь, как эти слова сорвались с её губ. "Печально, — пришло в голову через мгновение. — Какой печальный конец".

 

Часть 1

 

Глава 1 Предательница

Лира сидела в кресле, отвёрнутом от зажжённого камина. Уже более часа она пусто глядела в темноту комнаты. На столике рядом в тонкостенном стеклянном бокале медленно умирала кровь. Девушке принесли её как первую трапезу, завершающую преображение, но Лира отказалась. Она не могла представить без тошноты, как глотнёт эту отвратительно густую и отвратительно тёплую жидкость. К её удивлению, бессмертные не настаивали.

Большие часы в виде башни вздрогнули и пробили шесть. Наступал новый вечер. Скоро минут сутки, как она навсегда оставила Орден охотников.

Всего сутки! Такое недавнее прошлое казалось Лире сном. Тёмный парк, колонны деревьев, подпирающие небо, кровь на снегу, неподвижные тела, только что бывшие живыми людьми… И месяц скалится вверху! — Нет, не может быть, чтобы всё это было правдой! Это сон, сон…

"Не я убила их! Мои руки чисты!" — попыталась протестовать она.

"Ты отдала Избранного — величайшее чудо людей в руки Владыки вампиров, наиглавнейшего врага человечества. Ты всего-то — погубила всеобщую надежду. О, лучше бы ты убила!"

Лира всхлипнула, потом ещё раз, и ещё. Скоро она зарыдала, со злостью стукнула по крышке столика, и кровь в бокале тяжело, словно нехотя, закачалась.

"Только подумать, столько смертей — и всё из-за предательства маленькой глупой девочки!".

Больше винить было некого. Да, это она, Лира Диос, дочь знаменитых охотников, сначала поддалась осенней хандре и вообразила себя больной, а затем поддалась на уговоры хитрого вампира Долуса, пообещавшего ей вечность в обмен на Избранного, которого скрывал Орден. Скоро она поняла, что достойна большего: по легенде Избранный, принявший бессмертную кровь, стал бы Великим вампиром, сильнейшим из всех, и сам Владыка бессмертных не отказался бы от его Дара. Тогда Лира бросила незнатного Долуса и обратилась к Дэви, Владыке вампиров. И пусть вампиры не получили своего Великого: Избранный убил себя и Владыка остался ни с чем — это не умаляет вины той, что привела Винсента на встречу с ним!

Большой чужой дом, приютивший предательницу, просыпался. Вампиры покинули дневные убежища, расползлись по дому, подобно ночным теням. Скоро Лира услышала шаги на лестнице. Бессмертные поднимались к ней, ведя притворно-спокойный разговор.

Лира засуетилась. Она поспешно встала, огладила юбку. Руки дрожали, и она не знала, куда спрятать их. Наконец девушка придумала взять бокал со столика и сейчас же расплескала кровь, испачкав платье и ковёр. Она вздрогнула от омерзения, заметив красные брызги на руках, не защищённых перчатками, в исступлении принялась стирать их, но сделала только хуже. А дверь уже распахивалась… Лира попыталась выдавить улыбку. Наверное, напрасно! Улыбка вышла жалкой, льстивой, изобличающей предателя.

— Лира, ты должна рассказать мне обо всех событиях, связанных с Избранным и Даром, начиная с убийства Валерия Конора, — потребовал Владыка, когда в маленькую комнату Лиры набилось с десяток вампиров ближнего круга Господина бессмертных. Знакомы девушке были лишь трое — длинноволосый Адам Митто и ещё двое, участвовавшие в ночной битве: немолодые мужчина и женщина, оба невысокие, плотного телосложения, одетые странно, вычурно, по-старинному.

Лира одарила Владыку долгим взглядом. Бледный темноволосый красавец был встревожен чем-то. "Вот она — истинная причина моего предательства, — вдруг подумалось ей. — Неизлечимо больна — какая чушь! Я здорова, только…

Влюблена…"

— Я знаю немного, — сказала Лира и прибавила то же, что и все собравшиеся, обращаясь к Владыке. — …Господин.

— Мне не нужны имена, — раздельно, уверенно проговорил тот. — И не нужны все давно известные тайны Ордена. Только история Избранного. Давно ли Орден узнал о нём? От кого?

— От вампирши Вако. Она просила защитить Избранного и назвала главе его имя, когда приходила летом в нашу цитадель.

Лира едва не проговорилась: "В Академию". Нет, местоположение цитадели Ордена она не выдаст, хотя бы Владыка применил пытки! Должно же остаться хоть что-то от той её, прежней! Частица того, навсегда закрывшегося для неё, мира…

— Откуда Вако узнала, как найти цитадель Ордена?

— Я не знаю.

— Цитадель под Покровом? — Да. — Вако сумела пройти за Покров, также как вчера? Как?!

— Я не знаю.

Владыка переглянулся со своим первым советником, Адамом Митто.

— Мы едва не опоздали, Владыка, — тщательно изобразил равнодушие Адам. — Если б не моя случайная встреча с Лирой на Балу Карды…

— Лира просила о встрече с Владыкой вампиров, разве не так? — холодно перебил его Дэви.

— Да, — звонко подтвердила охотница.

— Лиру вела Бездна, — Дэви мудро улыбнулся. — Хитрый Долус не подозревал, какую силу он пробудил в охотнице своими опытами! Избранный не мог бы достаться ему, только Владыка вампиров способен удержать этот дар Бездны. Он мог достаться лишь мне или смерти. Ты, Лира, упоминала в нашей первой беседе загадочных покровителей Ордена… Как я понял, ваш глава отказал Избранному в посвящении, опасаясь их гнева. Чем же этот гнев может быть объяснён? — неожиданно ярко сверкнули его глаза. В них была тревога.

— Это… это связано с… историей происхождения вампиров.

Адам Митто засмеялся:

— Что ж, Лира Диос, поведай Владыке вампиров историю происхождения carere morte…

— Что может знать эта девчонка?! — возмутилась знакомая дама, Сесилия Калькар. Сейчас Лира заметила, какие у неё яркие, кроваво-красные губы, какие злые, хищные глаза. — Кто знал об этом больше Владыки Алитера, а теперь знает больше вас, Господин?

Лира рассказала им. Об Арденсе, создавшем первого вампира… О вечной жажде Первого carere morte, которая перешла к его детям… О тонкой нити, связующей существование вампиров и жизнь потомков Арденса… Её слушали: с недоверием, с ужасом! Взгляды вампиров прожигали девушку насквозь. Один Адам Митто смотрел не на Лиру — рассеянно теребя золотистый локон подружки, сидевшей у его ног, он вглядывался в лицо Владыки, следя за его изменениями. Дэви не сумел скрыть волнения. Лира видела: её слова задевали бессмертного очень глубоко, очень больно.

Она закончила, замолчала, ожидая потока вопросов и оскорблений, но никто не промолвил ни слова. Владыка поднялся, отошёл вглубь комнаты. Он поднёс сложенные ладони к губам, будто собрался помолиться, и вдруг спросил:

— Значит, род Арденса не уничтожен?

— Арденсы скрылись ещё во времена правления Макты, — тихо сказала Лира. — Но… можно и мне спросить, Господин? — с трудом выговорила она. — Что значит "опыты" Гектора Долуса? Вампирские чары? — я бы заметила их. Он… что он проделал со мной? На балу мы едва ли перебросились парой слов!

Дэви поглядел туманно, непроницаемо:

— Среди Низших вампиров, его подданных, есть осведомители Ордена, так?

— Да.

— Тебе доводилось говорить с кем-либо из них?

— Да.

— Я уточню: этим летом, после убийства Конора.

— Да! — Лира растерялась. — Была одна девушка, Тесса. Неужели она… Она что-то делала со мной?!

Охотница силилась вспомнить разговоры с Тессой, но прошедшая осень являлась ей только промозглым туманом, влажным запахом опавших листьев и нарастающим страхом смерти.

— Найди её и расспроси, — бросил Владыка. — Адам поможет тебе.

Дэви сделал всем знак выйти, и свита подчинилась. Сам он вышел последним, оставив Лиру с Митто и его вампиршей… и — в смятении чувств.

Крыши строгой прямоугольной формы, ровные, тёмные, как вспаханные поля, дорожки огней меж ними… Из-за невидимого стеклянного колпака тысячами глаз смотрело ночное зимнее небо. Лира любовалась Доной-столицей с высокой Ратуши. Её соседом были часы Солнечной Башни, отсчитывающие время для всего города.

Девушка любовалась Доной, уплетая ужин за обе щёки. Когда Хелена, подруга Адама, принесла ей сюда еду, она сначала отказывалась, но голод возобладал: Лира ничего не ела двое суток. Серый хлеб, сухой пережаренный кусок мяса, половина пирога с джемом — всё казалось Лире сказочно вкусным.

— Низшим вампирам необходимо питаться, — покровительственный тон Адама её сытую уже не так раздражал. — Кровью вам пищу не заменить, кровь нужна для другого.

— Я ещё не carere morte, — невнятно заметила Лира. — Превращение не завершено, пока я не попробую человеческой крови, а этого я не буду делать ещё очень долго.

Хелена засмеялась. Это была невысокая миловидная блондинка с кукольным личиком и точёной фигуркой:

— Адди, похоже, нам придётся поить её силой.

— Инициация всегда добровольна, — отпарировала охотница.

Теперь засмеялся и Адам:

— Всегда добровольна? Вот не думал, что в Ордене верят этой сказке! Начало преображения во власти того, кто обращает тебя: часть вампиров запугивает тех, кого собирается обратить, часть зачаровывает, и лишь малая часть бессмертных спросит твоего желания. Завершение преображения также едва ли в твоей власти: просыпается голод, просыпается страх. Впрочем, терпи, сколько сможешь! Скоро, хочешь ты того или нет, тебе придётся вкусить крови, чтобы не умереть.

Лира замолчала. Она знала его правоту. Пошёл второй день с принятия капли бессмертной крови Владыки, и самочувствие девушки ухудшалось. Нарастала усталость, такая, какой не было никогда. Она словно… переставала жить. Лира понимала, что единственное лекарство от этой усталости — живая человеческая кровь, но ещё пыталась спорить с неизбежностью.

— Спасибо, Лира, ты меня повеселила, — вампир утёр несуществующую слезу смеха. — Но всё-таки перейдём к основной нашей задаче — найти вампиршу Тессу, которую ты так милосердно и непредусмотрительно отпустила осенью.

— К нашей непростой задаче, — поправила его Хелена.

— Да, непростой, — согласился Адам. — Дом вампирши давно оставлен. Она растворилась в этом городе.

— Неужели это будет так сложно? — Лира тщательно собирала крошки с подола платья.

— Отыскать Низшего вампира в Доне практически невозможно, если он сам не ищет встречи с тобой. Ночью они не показываются на улицах. Они живут тихой дневной жизнью смертных. Сам Владыка не сумеет различить их среди людей, — вампир явно дразнил её, и охотница, повеселевшая после порции человеческой еды, решила подыграть:

— И нет ни одного способа?

— Я могу предложить обыскать богатые семейные дома на Рябиновой и в северной части проспекта Нессморса. В семьях, живущих там, наверняка есть не один Низший. Будем проверять их поочерёдно.

— Ты думаешь, Тесса там?

— Для начала нужен просто Низший, который выведет нас на бывшее окружение Гектора.

— Мы будем стучаться во все дома подряд? — ужаснулась Лира, представив площадь работ.

— Нет, — Адам поднялся и с наслаждением потянулся. — Дом, где есть Низший, легко узнать: его защита вся в дырах. На окнах комнаты, где спит carere morte, чаще всего особенные занавеси: очень плотные шторы. Высшие никогда не станут так афишировать себя, предпочтут спать в гробу, но с обычными занавесями на окнах.

Охотница поднялась, неловко балансируя на покатой площадке. Вампиры тем временем бесстрашно подошли к самому краю.

— Всё же ты не прав, Адам, — заметила Лира, подходя к нему. — Инициация всегда добровольна. Всегда можно вернуться, — она пошатнулась и крутнулась на каблуках, едва не упав, — пока не завершено преображение. Я исцеляла новообращённых не раз…

— Сколько ты надеешься балансировать на грани? — вампир внезапно оказался у неё за спиной и обхватывал за талию. Лира окаменела от столь вольного обращения, но уверенно заявила:

— Я же сказала: долго.

— И не откажешься от идеи добровольности превращения в вампира?

— Нет.

Вампир весело переглянулся со своей чуть ревнующей спутницей.

— Преображение для таких упрямиц, как ты, всегда заканчивается вынужденно, — снова зашелестел его смех. — Не боишься летать?

— Не… — Лира задохнулась от крика. Они камнем оборвались вниз и тут же взвились ввысь — подхваченные ветром тени.

Знакомая Рябиновая улица с богатыми домами-особняками. Вампиры принялись за работу. Они кружили над домом, ища бреши в его защите, и, не найдя, переходили к следующему. Лира на время их поисков осталась в одиночестве на голой холодной улице. Девушка озиралась, с ужасом ожидая появления отряда охотников, патрулирующего район.

Вампиры не забывали развлекаться. Защита четвёртого по счёту дома была довольно сильной, но Адам во что бы то ни стало захотел проникнуть в спальню на втором этаже — к ангелоподобной девочке лет двенадцати. Подруга присоединилась к нему. Все двадцать минут, что они трапезничали, бывшая охотница молилась, чтобы они не убивали девчушку.

— Ничего, — наконец доложил Адам, спустившись на землю после пятого по счёту дома.

— Поднимите меня на крышу, — дрожащим голосом попросила Лира.

Наверху было не так страшно. Девушка устроилась у трубы следующего в череде домов и любовалась танцем крылатых теней в небе. Это людское жилище показалось вампирам весьма подходящим, они запорхали над ним словно большие бабочки, очерчивая рваный контур защиты. Охотница впервые получила возможность как следует разглядеть их крылатые обличья. Это был как бы туман, окутывающий человеческую фигуру. Тень не была одинаковой для всех carere morte — девушка замечала это и прежде. У Адама она была колыхающейся, непостоянных оттенков, у Хелены — щеголеватой, с серебристым отливом, а у Владыки — вспоминала Лира — густо-чёрной, плотной, мягкой… Крылья тени росли из области лопаток и были сотканы из того же тумана, сгущавшегося в области четырёх жёстких перекладин, поддерживающих крыло и придающих ему сходство с крылом летучей мыши.

Скоро вампиры опустились на тротуар и приняли человеческое обличье. Хелена показывала Адаму окно наверху. Лира подползла ближе к краю крыши, чтобы рассмотреть заинтриговавшие её "особенные" занавеси, и тут по ушам ударил отвратительный скрип. Окно распахнулось. Тёмная штора всколыхнулась и выпустила в ночь тень — серую, стремительную. Тень вихрем взметнулась на крышу, распласталась рядом с девушкой и вдруг просела, источилась, растворилась. На её месте был человек. Мгновение юноша смотрел на охотницу, затем кинулся бежать. Тень вновь взвилась вокруг него, но не удержалась, рассыпалась в клочья. Это был совсем молодой вампир, учащийся обращаться зверем.

Лира бросилась за ним. Адам с подругой — за ней. Вампир пробежал всю крышу, перескочил на следующую, крылатая тень вновь на миг обхватила его тело и растаяла. Девушка остановилась на краю. Догнавшая её Хелена шепнула: "Не бойся!", и Лира прыгнула. Мягкие холодные руки вампирши подхватили девушку, помогли перелететь на крышу следующего дома. Адам бросился за беглецом и настиг его перед новым прыжком. Сцепившись, они рухнули на тротуар.

Хелена помогла Лире спуститься на улицу. Адам уже, приперев молодого вампира к стенке, грозно спрашивал его о чём-то. Девушки не успели подойти близко. Адам в последний раз встряхнул вампира, бросил подходившим: "За мной!" и, подхватив юношу, обратился крылатой тенью.

Вампиры пролетели два квартала и свернули к реке. В переулке, выходящем на необлагороженный участок Набережной, Хелена осторожно, но быстро опустила Лиру на землю и умчалась куда-то. Ещё чувствуя телом скорость полёта, девушка пробежала несколько шагов и остановилась. Адам, летевший со своей ношей чуть впереди, опустился на вздымающуюся горбом крышу ближнего дома.

Скоро вампирша возвратилась с добычей и добычей был человек. Carere morte устроили отвратительную трапезу на крыше. Сытые, они насильно кормили несчастного молодого вампира — и смеялись. Они не успокоились, пока не умертвили жертву, пока за последним судорожным глотком воздуха не пришла смерть, пока кровь не перестала струиться из ран. Охотница, благоразумно оставленная ими на земле, не могла ни помешать, ни уйти. Она понимала: это представление Митто устроил специально для неё, чтобы показать, какой "добровольной" может быть процедура принятия крови вампиром. Потом девушку подхватил вихрь их крыльев, унёс к Серме. Чёрный смерч рвал Лиру на части, и она подумала: "Этого не может быть. Таких страшных вещей просто не может быть".

Кошмар кончился. Лира безразлично глядела на тронутую первым льдом реку. Где-то позади звонко смеялись Адам и Хелена. Девушка сделала бездумный шаг к кромке воды, и вампир незаметно поймал и удержал её.

"Что с тобой?" — спросил он одним взглядом. Охотница сочла нужным заметить:

— Насколько я знаю, carere morte из свиты Владыки должны быть умеренны в своих привычках. Они редко убивают и всегда разделяют одну жизнь на нескольких бессмертных. Они должны быть безжалостны к дикарям, убивающим для развлечения.

— Ты же не расскажешь Владыке?! — притворно изумилась Хелена и захихикала.

— Также приближённые Дэви должны придерживаться мнения о превосходстве Высших вампиров над Низшими и всячески способствовать скорейшему переходу последних в высшую касту вампиров, — невозмутимо заметил Адам. — Именно последним мы сейчас занимались с Хэлли. И такое же, как у этого недавнего Низшего, преображение грозит тебе, если будешь упорствовать.

Лира не нашлась, что ответить, спросила нейтральное:

— Этот Низший рассказал, где искать Тессу?

— Нет. Но он подсказал следующее звено цепочки. Теперь мы отправимся в Северную Пенну. Но скажи, Лира, где ты намереваешься брать еду, если не желаешь переходить исключительно на кровь? Хелена не станет ради тебя каждый раз заделываться воровкой.

— Что-нибудь придумаю.

— Не обижайся, я хочу тебе помочь. Тебе шестнадцать, так? Кто сейчас распоряжается деньгами твоих погибших родителей?

— Госпожа Рете, — Рете была охотницей, но Лира не побоялась назвать эту фамилию: она, подобно её собственной фамилии, была давно известна вампирам.

— Великолепно. Это как раз в Северной Пенне. Мы наведаемся и к герцогине.

Знакомый особняк из светло-серого камня с огромной летней террасой и шпилями на крыше — дом Адоры, наставницы и крёстной Лиры. Новый, как большинство зданий северного района, и очень пустой: одна хозяйка и несколько слуг. Тем не менее сейчас, укрывшись в переулке, девушка не могла придумать, как ей проникнуть внутрь.

Её сопровождала Хелена. Вампирша кружила над домом. Вот она скрылась в низких тучах… Прошла минута. Хелена не появлялась, и Лира, волнуясь, даже выступила на улицу, ища её. Никого!

"Сейчас я могла бы сбежать, — пришла странно спокойная, холодная мысль. — Никто не охраняет меня. Брошусь к Адоре… Она так близко! Моё превращение в вампира не завершено, а герцогиня Рете долгие годы была лучшим целителем в Ордене. Меня примут обратно? Конечно, примут".

Но она оставалась на месте.

"Примут… Вот только как я буду смотреть им в глаза и не вспоминать позавчерашнюю ночь?"

Позади Лире почудилось движение, и она оглянулась. Бесшумно приземлившаяся вампирша уже приняла человеческое обличие.

— Все обитатели этого дома знают о carere morte и обучены их убивать, не так ли? — звонко спросила она.

— Да.

Хелена довольно кивнула.

— Как мы попадём внутрь?

— Внутрь войдёшь одна ты, — Хелена всё ещё оценивающе оглядывала здание. — Я не сунусь через эту защиту.

— Здесь нет Покрова.

— Всё равно защита "хозяина дома" очень сильна, — вампирша подмигнула, заметив разочарование девушки. — Ничего, всё получится и так. Там мало людей, и большинство я отвлеку на себя. Тебя же я брошу на летнюю террасу. Дверь с неё в дом отворена, ты легко попадёшь внутрь.

— Отворена? — прошептала Лира. Это было плохо. На террасе могла гулять только Адора, значит… — Хозяйка сейчас дома, да?

— Нет, непохоже, — успокоила Хелена. — Тогда его защита была б ещё обширней, и я не сумела бы подлететь так близко.

Очутившись на чисто выметенной террасе, Лира дождалась, когда из-за сада, в котором опустилась крылатая тень, послышался шум погони, и скользнула за дверь. Ей осталось пробежать пустой коридор.

Знакомое бюро во всегда тёмной комнате… Три года назад Адора рассказала охотнице, где искать ключ от ящика с деньгами и ценными бумагами, чтобы в случае её внезапной смерти Лира смогла распорядиться своим наследством. Тогда девушка отмахнулась, но сейчас это воспоминание пригодилось ей.

Денег здесь было немного. Всего лишь сумма, которую Адора назначила Лире на будущий год. Основная часть средств оставалась в банке, но туда предательница не осмелилась бы явиться. Лира забрала всё, немного терзаясь. Хотя эти деньги принадлежали ей, она чувствовала себя воровкой.

"Ты не забыла, Лира? Все деньги, что есть у Диосов, принадлежат Ордену! Всё, что твоя фамилия когда-либо имела, было наградой за тайную службу. А ты, оторвавшаяся от корней, ушедшая к врагу — воровка! И не пытайся оправдывать себя…"

Лира, как умела, закрывала окошко для этих обвинений. А они всё стучали и стучали в голове.

Внизу послышался шум, и девушка заторопилась. Она распихала деньги по потайным карманам пальто и платья, ранее предназначавшимся для оружия и пузырьков со святой водой, и выскочила в коридор.

Коридор был пуст, тих. Лира прошмыгнула на террасу и, закрывая дверь, порадовалась тому, что её визит, кажется, прошёл незамеченным. Но, обернувшись, она вздрогнула, и тяжёлый испуганный вздох вырвался из её уст: терраса не была пуста!

Террасу открыли не для госпожи Рете! Адора наконец-то решилась выполнить своё обещание — поселить Лиру с бабушкой у себя! Бабушка Лиры стояла у высоких ажурных перил террасы, а сопровождавшая её служанка замерла от ужаса.

Лире надо было спуститься в сад и сбежать, но она молчала, не двигалась с места. В небе над ней кружила знакомая крылатая тень. А бабуля вдруг шевельнулась к внучке.

— Лира, — позвала она тихо, слабо. — Лира, это ты?

Девушка задрожала. Бабуля узнала её, впервые за год она назвала внучку по имени.

"Не надо! Не говори больше! Не называй меня так! Это так больно, как ножом по нервам… Не надо!"

— Ты же вернулась, Лира? — она протягивала к внучке руки, но ступить навстречу не смела, точно боялась испугать её. — Ты не бросила меня. Ты вернулась… Лира!

— Да, я вернулась, — сорвалось с губ. — Я с тобой…

Тень упала на светлый каменный пол, ледяной вихрь пронёсся по террасе, подхватил Лиру, унёс прочь. Хелене было нехорошо, девушка слышала, как она часто всхлипывала сквозь стиснутые зубы, пока несла охотницу. Они остановились у речушки, пересекающей северный район, где между чахлых деревьев на берегу их ждал Адам. Хелена выпустила Лиру и рухнула лицом в снег.

— Больно! — всхлипывала она. — Как же больно!

— Ты ранена?! — Адам бросился к ней, повернул к себе. Его изящные руки нагло, бесстыдно зашарили по её телу, ища рану, оставленную стрелой или кинжалом.

— Нет, — тяжело выдохнула Хелена, чуть приподнявшись. — Не ра-нена. Защита дома очень сильна. Я вся разбилась…

— Зачем же ты кинулась на неё?! — вампир кинул на Лиру уничтожающий взгляд.

— За девочкой. Она… — вампирша потянулась к самому уху своего друга, зашептала. — Мы чуть не упустили её, Адди! Мне пришлось рвануться за ней, за защиту. Дэви бы нас убил… Не спускай с неё глаз!

Лира уже не мыслила о побеге. В голове гулко бил молот. Она устала, бесконечно устала. Она как Хелена опустилась в снег, закрыла глаза. Хорошо бы сейчас заснуть и не проснуться!

На мгновение девушка провалилась во тьму, но вампир быстро вытащил её из забытья, вздёрнул покорное тело вверх.

— Как ты себя чувствуешь? — грубовато спросил он. — Усталость? Руки дрожат? Онемели кончики пальцев?

— Да…

— Тебе нужна кровь. Сейчас же!

— Я отказываюсь это пить!

— Послушай, — он отпустил девушку, позволив ей мешком свалиться на землю, и опустился рядом. — Ты приняла каплю крови бессмертного. Проклятие уже в твоей крови и оно изменяет тебя. Твоя кровь загустеет и сердце остановится, когда будет не в силах разгонять её по сосудам. Ты умрёшь, так и не обратившись до конца. Или ещё хуже: кровь перестанет поступать к голове и умрёт не тело, а только твой мозг. Хочешь быть идиоткой целую вечность? Тебе нужна кровь, сейчас же!

— Со всеми carere morte происходит так? — выдохнула охотница. — Эта усталость и… туман в голове?

— Только с будущими Низшими. Будущие Высшие отдают вампиру много крови при инициации, но он тут же возвращает им её — изменённой. Когда при обращении будущие Высшие получают кровь вампира, они получают свою, но уже изменённую кровь. Они не испытывают смертельной усталости, как ты сейчас — они просто сразу узнают Бездну и вечный голод carere morte. Путь Низших дольше, ведь при инициации вы не делитесь с вампиром кровью, а только получаете каплю чужой, которая постепенно изменяет ваше тело. А оно сначала пытается бороться с чужеродным, понимаешь? Частица бессмертной крови в тебе мала, но она требует пищи, ты должна кормить её человеческой кровью, чтобы помочь ей быстрее завершить работу. Упорствовать, как ты, глупо: проклятие уже не покинет тебя, но ещё может тебя убить. Тебе нужна кровь, чтобы завершить преображение, и как можно скорее!

Лира отвернулась. Она обхватывала себя руками за плечи, её пробирала дрожь.

Хорошо, — пробормотала она. — Я согласна. Я согласна завершить превращение сегодня.

Желудок скрутило в узел, но Лира, давясь, всё же сделала небольшой глоток — на две чайные ложки. Адам тут же прошипел:

— Пока достаточно.

Струя крови, задев щёку девушки, скользнула куда-то в сторону. Лира открыла глаза и увидела, что Адам поит Хелену, поднеся руку добычи, взрезанную на предплечье, к самым губам вампирши.

Новая жертва carere morte была без сознания. Это был бедно одетый мужчина средних лет. Лира долго вглядывалась в его лицо, умиротворённо-спокойное, но словно истаивающее с каждой каплей вытекающей из раны крови.

— Не смотри, — буркнул вампир. — Не запоминай — зачем?

— Он останется жив?

— Хэлли? — усмехнулся Адам. — Скажи, он останется жив?

— Да, мне довольно, — вампирша оттолкнула жертву и поднялась. Чужая кровь, что была на её губах, подбородке, через мгновение вся впиталась в кожу.

— Пока вы гостили у герцогини Рете, я нашёл главаря банды, с которой раньше был связан Долус, — сообщил Адам. Вампир равнодушно и точно перетянул руку жертвы выше места пореза своей лентой, снятой с волос. — Он сказал мне, где искать Тессу.

— Какая ещё банда?

— Шайка ночных разбойников. Не вампиров, смертных. Их указал Низший. — Адам помог охотнице подняться. — Тебе лучше? Найдёшь силы для ещё одной прогулки?

Лира кивнула, яростно размазывая высыхающую кровь по лицу рукавом.

— Ты проспорил, Митто! — заметила Хелена, подойдя. — Теперь ты мой раб на всю следующую ночь! — она засмеялась и закружила его. Их светлые волосы смешались.

— О чём вы спорили?

— Я поспорил, что ты будешь упрямиться не менее недели, прежде чем попробуешь крови, — неохотно сказал вампир, лениво пытаясь избегать объятий подруги. — И ты меня подвела, Лира.

…Она бежала по крыше какого-то бесконечно длинного фабричного здания, каждый шаг сопровождался грохотом жестяных листов, покрывающих её. Тварь, убегающая от охотницы, пока имела обличье человека — милой девушки. Иногда она оборачивалась, чтобы с отчаянием поглядеть на преследовательницу. Лира же видела лишь её истинную суть за милым обличьем: вампир, carere morte, порождение Бездны. Чёрная воронка смерча — тоннель в пустоту… Вампирша бежала быстро, но охотница была быстрее. Чужая кровь растекалась по жилам, и Лира чувствовала долгожданный прилив сил. Она нагнала вампиршу у ограждения крыши и повалила. Вампирша закричала что-то, но её слова заглушил грохот крыши. Адам и Хелена неслышно скользили за Лирой, не вступая в бой с вампиршей, не пытаясь помочь.

— Тесса! — крикнула охотница. — Это я, Лира! Узнаёшь?!

Вампирша приподнялась, ужас отражался в её глазах.

— Что тебе нужно?! Я сделала всё, как ты сказала! Я исчезла…

— Говори всю правду! Ты приходила ко мне по приказу Гектора Долуса?! Отвечай!

Вампирша вгляделась в лицо Лиры и рассмеялась.

— Ты ослабела, охотница. Так ты уже не в Ордене, Лира Диос! — она поднялась, стряхнув противницу. — А у тебя почти получилось меня напугать!

Тесса бодрилась и старалась держаться нагло, но ужас не исчезал из её глаз.

— Лиру обратил сам Владыка вампиров, — Адам решил вступить в разговор. — Ты должна ей подчиниться, Низшая. Говори всё.

Тесса широко улыбнулась, показав маленькие острые клыки:

— Мой владыка — Гектор Долус!

— Он мёртв. Бездна убила его.

Вампирша зашипела:

— Не пугайте меня вашей Бездной!

Она обретала всё большую уверенность, она выпрямилась, гордо вздёрнула подбородок. Адам отступил.

— Так всегда, — устало сказал он. — Низших не подчинить словом, только силой. Придётся отправить тебя в Карду, Тереза. В пыточную "Тени Стража".

— Она всё сейчас скажет мне, — спокойно проговорила Лира, выступив вперёд. — Я узнала твой ужас, Тесса…

Не её боялась эта вампирша, и не спутников Лиры! В глазах Тессы был страх перед Бездной вечный страх вампиров.

— От кого ты убегала, Тесса? О, не от Лиры Диос! — Лира не узнавала свой голос. Он стал лёгким, звонким, хрустальным… завораживающим. — Ты чувствуешь нить, что протянута от тебя ко Мне? И от Меня — к тебе… Я с тобой, Я в тебе. Беги — Я буду сопровождать тебя, прячься — Я буду видеть тебя, кричи, а Я посмеюсь над тобой. Я знаю тебя всю. Ты прозрачна для Меня. Пустой сосуд…

— Голос Бездны! — потрясённо прошептала Хелена за спиной охотницы.

Тесса уменьшалась, робела.

— Я скажу! — взмолилась она. — Я скажу тебе, Лира, только не делай так больше! Не выпускай Её!

— Мы все — внимание, — заметил очнувшийся Адам.

— Я не была близка окружению Долуса! — призналась вампирша. — Гектор искал carere morte, готового сотрудничать с Орденом, и нашёл меня. Он потребовал, чтобы я обратилась к тебе, якобы за помощью. В Ордене привечают раскаивающихся Низших… Он объяснил мне, что надо с тобой сделать. Я сначала не понимала, как! Но он учил меня и учил так, словно я была его единственным избранным учеником, последней надеждой. Он велел рассказывать о каждой нашей с тобой беседе ему, очень подробно. Постепенно у меня начало получаться, он хвалил меня… Я совсем недавно стала carere morte, я не хотела никогда делать такое, но он приказал!

— Чему он учил тебя? Какие-то чары?

— Не только чары. Ты скоро поймёшь меня, ведь теперь ты — Низшая. Мы умеем различать слабых людей и тянем их них силы. Высшие так не могут. Они слишком заметны, тянут много сил, и смертные сразу ставят им заслон, закрываются от чуждого. А нас люди не чувствуют, мы часть их мира. Ты была такой, подходящей… Это можно увидеть, как прореху в сети жизни человека, как червоточину в плоде, и не обязательно стоять рядом с таким человеком, чтобы чувствовать его слабость. Я тянула из тебя силы издалека, незаметно, по капле. И не только я! За тобой следовало несколько теней-Низших… Гектор научил меня, как набросить тебе на глаза пелену, чтобы ты видела только то, что нужно ему. Он хотел, чтобы в заключении я рассказала тебе тайну основателей Ордена, но ты узнала её сама. Он объяснил мне, как внушить тебе мысль о том, что ты больна, а потом — как внушить тебе мысль о средстве от смерти.

— То есть осенью я не было больна?

— Нет! И я сразу же прекратила пить тебя, когда погиб владыка! Неделю назад…

— И мои приступы ушли…

— И… я не знаю, известно ли тебе… Нужно ли тебе это сейчас, — тихо добавила Тесса, опустив глаза. — Гектор сказал мне однажды… Это он убил твоих родителей. Вернее, их убили смертные по его приказу. Но он говорил: ничего личного. Случайное совпадение. Он ставил ловушку на служителей Ордена, не зная, что попадутся Диосы.

— Всё? — холодно проговорила Лиры.

— Да. Теперь ты отпустишь меня? — Тесса покосилась на Адама. Вампир развёл руками: отпускай птичку на волю, если хочешь, добрая девочка! Лира опустила глаза:

— Зачем же? — также холодно, совсем застывшими, нечувствительными губами. — Я думаю, с тобой захочет поговорить настоящий Владыка вампиров. Ты отправишься в Карду, как сказал Адам. Подлость… должна быть наказана, Тесса.

 

Глава 2 Солнце за шторой

Ночь уползала прочь, уступая дорогу на редкость солнечному дню, но тягостный кошмар продолжался. И Мира понимала: то не сон, а, отныне, её вечность.

Великий ужас был написан на лицах подоспевших в парк слуг Ордена. Но шепотки: "Великий… вампир?!" быстро стихли, и ужас сменился омерзением.

Мира держалась: "Я всё сделала… правильно!" — она не кричала, говорила тихо. Ошейник сдавливал горло.

"Я всё сделала правильно!" — она бросала вызов. Она не боялась при этом смотреть бывшим врагам в глаза: ей важно было убедить саму себя.

Глава Ордена долго спорил с двумя незнакомыми охотниками. Спор касался Избранного, и Мира пыталась вникнуть в него, но то и дело проваливалась в тяжёлый сон. Наконец охотники пришли к какому-то соглашению, оставшемуся неизвестным для вампирши. Винсента подняли, понесли куда-то, её поволокли следом. Вампирша была слишком слаба, чтобы сопротивляться. Управление куклой, полёт через полгорода и инициация — много для одной ночи! Мира едва могла идти.

"Неужели убьют?!" — мелькнуло в голове.

— Проклятие Алитера уничтожено — так он сказал. Дар больше не проклят! Он способен исцелять вампиров легко, быстро. Он почти исцелил меня. Не убивайте! Я всё исправлю. Нужно только найти нового Избранного. Я знаю, как. Я умею. Я найду! — торопливо забормотала она и вцепилась в руку смутно знакомого молодого охотника, что вёл её. — Только позвольте…

Она говорила что-то ещё, какую-то чушь. Потом в тёмных глазах охотника ей привиделась жалость — как к безумной, больной, и Мира вспыхнула и замолчала.

Потом их долго везли куда-то в закрытой карете. Под прицелом двух арбалетов Мира опять держала голову Винсента у себя на коленях. Она бездумно прихорашивала спящего юношу: убрала мокрые волосы со лба и высушила их своим платком, стёрла засохшую кровь с губ.

"А хорошенький у тебя получился вампирчик!" — она застонала и тут же закусила губы, вспомнив о сопровождающих.

"Твой первый ученик! Что такое? Не знаешь, чему его учить? Ах-да, ты же не любишь свой предмет! Не потому ли прежде всегда бросала новообращённых?"

— Тебя не брошу, — мрачно проговорила она. Охотники удивлённо переглянулись, не понимая, к кому она обращается.

"Глупая кукла! Ты ввязалась в древнюю, запутанную историю, ни черта в ней ни смысля!" — насмешливо сказал голос в голове. Голос Гектора Долуса… Тот вампир проиграл свою партию, пришёл черёд Миры. Когда-то она осмелилась встать на пути армады бессмертных, желающих Дар Избранного, по глупой возвышенной причине: она не хотела, чтобы Винсент стал вампиром… — и вот, настал час расплаты!

По коже пробежал знакомый холодок, и вампирша поняла, что они въехали под Покров. Скоро экипаж остановился. Выйдя из него, Мира окинула взглядом окрестные улицы и сообразила, что они находятся в ближней к реке части Центра столицы. Оглядеться как следует ей не дали. Кто-то толкнул в спину, чтоб шла быстрей, и этого слабого толчка уставшей вампирше оказалось достаточно. Мира упала и уже не поднялась. Веки смыкались, перед глазами замелькали образы сновидения. Тогда её подхватили и потащили куда-то.

"Этак я просплю собственную казнь", — последняя мысль была весёлой — не страшной. Вампирша уже не верила, что служители Ордена собираются её убить: в их движениях, прикосновениях не было ненависти.

Она очнулась от того, что в рот вливали холодную стабилизированную кровь, открыла глаза. Перед ней был обыкновенный, пожилой уже человек. Невысокий и суховатый, с мелкими чертами лица, волосы словно присыпаны пеплом, пронзительные светлые глаза… Глава Ордена!

Небольшое помещение, где она очнулась, было очень тесным из-за загромождавшей его мебели. Обширный стол с письменными принадлежностями говорил в пользу кабинета, кресла и камин — в пользу гостиной. Комнатка была кабинетом… или гостиной, а, скорее, и тем, и другим, и ещё библиотекой: по стенам сплошь полки с книгами. Кроме Миры здесь был один Латэ. Двое смертных — отметило обострённое чутьё вампирши, — находились в коридоре…Всё?

— Где Винсент? — спросила она.

— Он в соседней комнате, спит, — Мира привстала, но Латэ остановил её. — Подожди. Сначала мои вопросы.

— Вы всё врёте! — теперь она вскочила. — Где он?!

— В соседней комнате. Сядь и успокойся!

Невидимая защита от вампиров — атрибут всех охотников отшвырнула заартачившуюся Миру обратно в кресло. Она очнулась через несколько минут. Глава подавал ей простую жестяную фляжку:

— Вот. Выпей ещё, если нужно, и отвечай на вопросы. Ты обратила Винсента или кто-то другой?

— Я.

— Вампир, обративший Избранного, умирает. Почему ты в таком случае сейчас передо мной?

— Дар… Его Дар ушёл, я видела. Я обратила его, когда его Дар ушёл.

— Рассказывай, как всё было. С того момента, как ты покинула Академию.

Мира начала торопливо, запинаясь — ей хотелось закончить скорей и вырваться в загадочную соседнюю комнату, но Латэ словно нарочно сыпал и сыпал вопросами:

— Поединок Избранного и Владыки: что это было?

— Поединок? Н-не знаю. Владыка просто держал его взглядом. Он многих так испытывает.

— Ты уверена, что Винсент сам ударил себя кинжалом?

Мира молча кивнула, тень страшного воспоминания пробежала по её лицу.

— Может быть, это был мысленный приказ Владыки?

— Нет. Я вполне уверена, что нет. Взгляд Избранного был ясен.

— И удар, который он нанёс себе, ты считаешь, уничтожил проклятие Дара?

— Я никак не считаю. Я не знаю! Винсент сказал: передай Латэ, что Дар теперь чист, — Мира потёрла больные от усталости глаза.

— Когда ты обращала Винсента, ты чувствовала что-то необычное? М-м… Необычную потерю сил?

— Дар ушёл, когда я обращала Винсента. Его сердце перестало биться, сияние покинуло кровь. Мы, бессмертные, это видим. Я же сказала вам! Вы боитесь, что там, в соседней комнате, Великий вампир? — Мира усмехнулась. — Самая обычная инициация, — мрачно пробормотала она и закрыла глаза. И вдруг улыбнулась.

— Избранный пытался исцелить меня перед смертью, — прошептала она. — У него почти получилось. Это было так удивительно! Раньше я не верила в чудеса, теперь верю…

— Ты должна была отпустить Винсента, когда он умер, — бесстрастно заметил глава. — Разве ты не знаешь…

— Я ничего не хочу знать! — Мира дёрнулась вперёд, закрыла лицо руками.

— Господи! — простонала она. — Что мне было делать?! Он умирал, но пытался спасти меня, исцелить. А я, глупая, надеялась, что смерть сжалится, пройдёт мимо! Потом он лежал передо мной неподвижный… мёртвый. Я… я помню его ребёнком, я же вырастила его, я ему как мать! Я учила его… — она осеклась. — Зачем я учила его, что carere morte — зло?! Зачем?! Это я толкнула его на страшный путь — самоубийство! Я, я, я!

На мгновение Мире показалось, что она оглохла от своего же отчаянного крика. Вампирша замолчала. Истерика прекратилась также внезапно, как началась.

— Ты учила его, что вампиры зло, и ты же обратила его вампиром, — задумчиво заметил невозмутимый глава. — Что же ты хочешь делать дальше? Поделись.

— Дар ушёл от Винсента, но не из мира. Цепь Избранных им бесконечна. Я отыщу нового и попрошу об исцелении для Винсента. Может, уже довольно вопросов?

— Последний: На снегу в парке мы нашли следы. Их оставила женщина, предположительно, пришедшая в парк с Избранным. Кто был с Винсентом, кроме Теодора и Агнессы? Где она сейчас?

— Там была какая-то рыжая девчонка. Её не убили, даже не покалечили. Её забрал Владыка, — Мира поднялась. — Я пойду?

— Иди… — глава почему-то вздохнул.

Мира бросилась в коридор, охотники, ведущие тихий разговор, расступились перед ней. Вампирша пролетела до двери второй комнаты и толкнула её.

Она замерла на пороге, дверь захлопнулась за её спиной. Эта комната была спальней, и Латэ не соврал: Винсент был здесь. Юный вампир безмятежно спал на нерасправленной постели. Он не дышал во сне, по коже разливалась та же смертельная бледность… но он не был мёртв. Его переодели, расчесали спутанные светлые волосы. Мира долго всматривалась в его лицо, ища знакомые, общие для всех вампиров чёрточки. Пока их не было. Но вот юноша повернул голову, и на шее блеснул серебряный ошейник — такой же, каким наградили Миру…

"Он не опасен!" — она хотела возмущённо крикнуть это охотникам, но только сильно, больно вцепилась в ручку двери и медленно сосчитала до десяти.

"Ты обратила его против его воли. Теперь он, может быть, безумен. Теперь он может быть по-звериному жесток! Охотники абсолютно правы: ошейник не даст ему, хотя бы, убивать людей…"

Разговор в коридоре продолжался, и к нему присоединился Латэ. Мира прислушалась.

— Нужно оставить здесь стражу, Филипп, — предлагал один охотник.

— Не нужно. Всё равно, пока солнце не сядет, они не смогут покинуть дом. И он — не Великий, — устало сказал Латэ. — Мира рассказала мне, как всё было. Нет, пусть Краус не волнуется.

— Вы можете это утверждать? — усомнился второй.

Голоса удалялись: охотники уходили.

— Подождём, — снова предложил первый. — Если Линтер очнётся, будучи под куполом Покрова, значит, Покров не держит его, и он — Великий.

— Или же Винсент взял себе способность Миры проходить под Покров, — возразил Латэ.

— Разве такое возможно: взять способность? — снова усомнился второй.

— Да, Родерик, да! Если он… — охотники вышли из квартиры, и остаток разговора Мира не услышала.

Мира осталась наедине со своим новым созданием. "Я всё сделала правильно!" — ещё раз резко повторила она, смело глядя на него, спящего. Прозвучало неубедительно. Вампирша почувствовала, что всякая решимость оставляет её. Больше всего ей хотелось очутиться сейчас где-нибудь на другом краю света.

"Я не хочу, чтобы он узнал наше проклятие. Я знаю, наше бессмертие не для него", — не ты ли говорила это? Не ты ли боролась за него столько лет, не желая ему участи вампира? Что же ты?

"Нет. Нет. Нет, — она тяжело оперлась ладонями о крышку ночного столика. — Это неправильно, это несправедливо! Он не должен был умереть так. Так рано! Я всё сделала… правильно!"

Она закрыла лицо руками, отвернулась, поймав своё отражение в зеркале на дверце шкафа, усмехнулась. Её ладони не оставили следов на гладкой полированной поверхности столика.

До рассвета Мира бродила по этой незнакомой квартирке, изредка воровато оборачиваясь к кровати, где всё также отдыхал последний, обращённый ею: взгляды сначала виноватые, потом испуганные, наконец, панические. Больше всего ей хотелось очутиться сейчас где-нибудь на другом краю света…

Утром новая, ужасная мысль посетила её. Шторы она, загодя, задёрнула плотно, и в комнату не проникало ни единого луча солнца. Но этого Мире вдруг показалось мало, и скоро из комнатки донёсся грохот передвигаемой мебели.

Вампир проснулся около полудня. С минуту он лежал, бессмысленно глядя перед собой ещё затуманенными сном глазами. Затем Винсент приподнял голову, оглядел комнату: столик… запертая входная дверь… на стуле, пододвинутом к ней, дремала Мира… единственное окно зашторено и сверх того заслонено громоздким шкафом.

— Мира, — тихо позвал он.

Вампирша вздрогнула, открыла ничуть не отдохнувшие глаза, дёрнулась вперёд. Замерев так, она напряжённо вглядывалась в своё новое создание. И молчала.

— Ты пришла, — пробормотал юноша. — Скажи, что ты получила моё письмо и пришла.

Мира смогла отрицательно помотать головой.

— Скажи! — простонал он и уткнулся головой в подушку. — Парк, Владыка вампиров… — это же сон!

Но Мира молчала.

— …Не сон?!

Винсент вскочил с кровати, заходил по комнате:

— Не может быть! Но я не чувствую тепла и сердце… не бьётся?! — он неуверенно коснулся халата на груди. — И голос какой-то чужой. Я, что, вампир теперь? Carere morte?! — по-детски беспомощно, жалобно спросил он.

Мира молчала. Она только нервно поправила ошейник, что на неё надели в парке, будто он её душил. Эта удавка, обжигающая как кусок льда, всё не давала ей проглотить холодный мерзкий ком, давно застрявший в горле.

Винсент упал на кровать, отвернулся от неё.

— Но… Дар? Дар ведь не достался вампирам?

Мира опять мотнула головой, не подумав, что он не увидит этого знака.

— Подожди. Я вспоминаю. Я помню вкус крови, пробуждение… Потом ты сказала, что обратила меня, объясняла, как нужно вдыхать воздух, чтобы говорить. Так всё было?

Вампирша кивнула.

— Нет, это не может быть правдой, — неуверенно сказал Винсент, давно замеченным Мирой жестом закрыл лицо ладонями: только глаза и лоб. Заговорил быстро, задумчиво:

— Да я вспомнил. Я шёл к тебе на встречу, но в парке была только твоя кукла. Вся изуродованная… Как я испугался за тебя, когда увидел её! Потом появились они — carere morte. Со мной был дядя… ещё Агнесса, Лира… Они погибли?! — он замолчал, снова вскочил… после долгой паузы закончил:

— Да, погибли! Помню. Они мертвы, как и я. Какая… дикая ночь! Всё было подстроено, но я поздно понял это. Идиот! Трижды идиот!

Он несколько раз в ярости стукнул кулаком в стену. Минуту постоял молча, с любопытством, удивлением изучая, как тут же затягиваются раны на костяшках пальцев и наконец сказал то, чего давно со страхом ждала Мира:

— Что ты сделала со мной… — не вопросительно, только удивлённо. Как-то растерянно.

Винсент снова оглядел комнату, теперь так, словно увидел впервые: и шкаф у окна, и запертую дверь, и темноту среди дня.

— Где мы находимся? — хрипло, почти беззвучно спросил он. — На мне чужая одежда. А что означает этот шкаф у окна?

Мира вздохнула, но не отвела настороженный, молящий взгляд от его лица.

— Ха-ха! Думаешь, если я захочу выйти… да хотя бы и на солнце! Это, — он постучал по шкафу, — меня остановит?

Вампирша разжала губы.

— Винсент, пожалуйста, — жалобно попросила она, вставая со стула.

Он сел, обхватив голову руками, и надолго наступила тишина.

— Это же тюрьма, тюрьма, — прошептал Винсент; поднял голову, первый раз за утро посмотрел ей в лицо: взгляд пристальный, внимательный, светлый, как у ребёнка, впервые в жизни столкнувшегося с несправедливостью. — За что?!

Мира сломалась, опустилась у двери на пол, по-прежнему закрывая выход из комнаты своим телом, простонала:

— Не мучай меня!

— Прости, — тихо, скованно сказал Винсент.

— Быть вампиром не так страшно, как ты думаешь. Послушай! Днём ты прячешься, зато ночью — абсолютная свобода. Чтобы утолить голод, не обязательно убивать. Если не эксплуатировать без необходимости возможности преображения и отдыхать днём, можно насыщаться небольшим количеством крови. Но это трудный путь и безрадостная… — Мира не закончила.

"…жизнь?"

— Нужно убить кого-то, чтобы завершить превращение. Кого ты убила для меня? Агнессу?

Мира, сжавшись, жалко смотрела на него.

— Уйди, — тихо сказал Винсент. — Уйди… из комнаты.

Мира поднялась у двери, в смятении ломая руки.

— Уйди, — повторил он также ровно, невыразительно.

— Я не оставлю тебя.

— Это я уже понял! — он вспылил, но быстро взял себя в руки. — Уйди, пожалуйста.

Вампирша опомертью выскочила в коридор.

"Что я сделала?!" — повторяла она снова и снова, измеряя шагами узкий коридор от двери до двери.

Она не чувствовала облегчения: "Он такой же, как и прежде, не безумец и не зверь!" Запоздалое понимание обрушилось на неё и разбило в пыль, она удерживала себя за плечи, чтобы не рассыпаться, больно, глубоко вцепляясь в кожу острыми ногтями.

"Боже, боже, боже, что я сделала?! Я погубила его!"

Старая мысль: "Что же делать?!" вновь стучала в висках. Отныне бессмысленный вопрос. Бессмертие — безысходность. Один путь: вперёд. В пустоту. В "Никогда".

Мира едва не завыла в голос, готовая уступить безумию, ринулась обратно в комнату.

— Послушай же! — крикнула она с порога. — Всё поправимо! Раньше я думала, что нет, но теперь верю, знаю! Помнишь, как ты пытался исцелить меня? Тебе это почти удалось! Да, Дар способен это сделать! Владыка ушёл из парка, испуганный твоей силой. Дар исцеляет, значит, нужно просто найти нового Избранного, того, к кому перешёл твой Дар! Послушай меня…

— Я ведь умер, — размеренно, холодно сказал Винсент сам себе. Он сидел на постели, бессильно свесив руки. На Миру он не смотрел. — Я всё помню. Владыка почти уничтожил меня. У меня оставался выбор, как погибнуть: сдавшись Дэви или разбив проклятие Дара. Я выбрал второе и умер, я помню. Но ты… Что ты сделала со мной? Это… чудовищно.

— Послушай же меня! Брось, не надо думать об этом. Всё поправимо! Перед тобой не та безнадёжность, какую узнала я двадцать лет назад! Есть путь обратно!

— Не надо думать о чём? — холодно осведомился он и внезапно расхохотался. — О, Господи! Придётся теперь завести себе гроб! И привыкать завтракать крысами! Или кошечками? Несомненно, есть и светлая сторона: больше можно не беспокоиться о своём здоровье! И о том, как раздобыть кусок хлеба, — он посерьезнел. — Правда, признаться, мне уже интересно, что я буду пить сегодня на ужин…

— Когда стемнеет, мы пойдём на охоту, — мрачно сказала вампирша и осеклась. Ошейник больно кольнул горло.

— На охоту, — эхом повторил Винсент. — Что-то я забыл. Ах, да! Ещё — убрать из дома все зеркала.

Он поднялся, добрёл до зеркала на дверце шкафа:

— Нет, я всё же не могу поверить, что…

Вампир долго вглядывался в своё отражение. Казалось, ничего не изменилось, и взгляд его метался. Тогда он недоверчиво прищурился, глядя в глаза отражению, и зеркало треснуло. Винсент ударил его кулаком, и на пол посыпались осколки.

— А вы словно побледнели, тётушка, — наиязвительнейше заметил он ей, обернувшись.

— Я сумела разбить первое зеркало только через полгода, — глухо пояснила Мира. Винсент воинственно усмехнулся и вышел из комнаты.

— Я всё забываю спросить: где мы находимся? — весело спросил он из коридора. — У друзей или врагов?

— У Ордена…

— А, я понял! — донеслось из кабинета. — Это же квартира Латэ! Я и ещё двое "разгильдяев" осенью приходили сюда исправлять второй коллоквиум! Вот уж не думал, что снова окажусь здесь! Бр-р! — вёл он тем же звонким голосом. Миру пугало это явно наигранное веселье.

"Лучше бы он кричал, злился, спорил — да что угодно!"

— Зачем ты лжешь?! — прошептала она, но так, чтобы юноша не услышал.

В час пополудни возвратился хозяин квартиры. Мира ожидала, что с ним придёт стража, но Латэ был один. Он увёл Винсента в кабинет, и они долго говорили там, а Мира кругами ходила по спальне. Потом глава быстро ушёл, не попрощавшись, не взглянув на вампиршу. Мира немедленно бросилась к Винсенту.

— О чём вы говорили?

Винсент поднялся из кресла. Он был сам не свой. От дневной воинственной весёлости не осталось и следа. Лицо осунулось — теперь Мира замечала, как заострились черты. Руки мелко дрожали, и он прятал их за спину.

— Что он может мне сказать… теперь! Прости, извини, герой… Вовремя не поняли, не увидели, не помогли, — с раздражением сказал юноша. — Снял ошейник, заставил выпить эту дрянь, чтобы окончательно заживить рану, — он указал на бутыль на столе. Мира и от двери учуяла знакомый запах: неживая стабилизированная кровь.

— Снял ошейник?

— Латэ сказал, он мне не нужен, — Винсент поглядел ей прямо в глаза, но отвернулся, прежде чем Мира прочитала этот взгляд. — Что ты пришла? Что тебе надо от меня?

Вампирша оторопела.

— Я только хотела сказать: мы зря теряем время, — запинаясь, сказала она. — Винсент, надо бежать. Покров не удерживает тебя, как и меня, и, похоже, Латэ не оставил стражу. Я уже выходила на улицу днём. Конечно, это опасно, но оставаться здесь опаснее. Я не доверяю Ордену.

— Так уходи!

— Уйдем вместе!

Винсент задумался. Мира видела: он всё прикладывал ладонь к губам, будто боялся проговориться о чём-то.

— Уйти с тобой? Нет, нет и не проси!

— Я думала, ты…

— Ты чудовище! — выпалил он. — Что ты сделала со мной?! Кто я теперь? Кто я теперь?!

— Я понимаю, — вампирша смиренно опустила глаза и потихоньку попыталась приблизиться, чтобы взять его за руку. — Это тяжело принять. Я и не надеялась, что ты осознаешь всё в первый же день. Но я буду ждать, сколько нужно.

— Я уже всё понял! — вампир рванулся к ней, и Мира отшатнулась от его злых, прозрачных глаз. — Чудовище! Верни мне мою героическую смерть! Зачем мне твоя вечность?! Кто я буду в ней?! — он осёкся, приложил пальцы к губам. — Не могу тебя видеть. Уходишь — уходи сейчас.

Мира возвратилась в спальню и просидела здесь до заката. О, не такой она представляла себе их первую встречу после нескольких лет разлуки! Нет, ничего этого не было в её мечтах: ни парка, ни обращения, ни страшного "уходи"! Она чувствовала: меж ними вырастает стена. Обида, отчуждение… неизвестная ложь, не произнесённая и потому безымянная.

На закате Мира медленно, с трудом поднялась — за день она состарилась на полстолетия! — и вновь поплелась к обращённому.

— Я пойду на прогулку, — сообщила она с порога, не проходя. — Ты пойдёшь со мной?

Винсент не ответил. Он сидел в кресле, отвернувшись от неё, и листал какую-то книгу, взятую с одной из многочисленных полок. Вампирша появилась неслышно, но он не вздрогнул от звука её голоса. Как будто ожидал, что она заговорит именно в это мгновение.

— Я вижу, ты насытился, — сказала Мира, поглядев на пустую тёмную бутыль рядом с креслом. — Тогда, наверное, тебе лучше не ходить со мной…

Она замолчала, но не двинулась с места. Через пять минут вампир разомкнул губы:

— Солнце садится.

Мира поглядела на окно, скрытое за плотной шторой. Взглядом она прослеживала путь невидимого солнца, кожей ощущала холод от растущей невидимой стены. Меж ней и Винсентом сейчас было пять шагов — и она боялась пройти их, боялась наткнуться на прозрачную ледяную преграду.

— Да. Остался последний кусочек. Ты чувствуешь это? Тебе должно было стать легче.

— Стало хуже. Это падение в ночь — как падение в пропасть.

— Ты привыкнешь.

Еще несколько минут прошло в молчании. Оба следили, как край невидимого солнца скрывается за горизонтом.

— У меня есть для тебя подарок, — тихо сказала Мира.

— Двенадцать часов назад вы уже подарили мне вечность. Тётушка, вы так совсем меня избалуете!

— Не смейся. Это хороший подарок, если он в хороших руках.

Она подошла к юноше, коснулась его плеч. Её пальцы почувствовали холод, тепло живого человека исчезло. Теперь не она одна — они оба были в ледяной скорлупе. Мира вздохнула и призвала свою тень — крылатого зверя. Чёрный туман взметнулся двумя широкими полотнищами и укутал обоих.

— Вдохни поглубже, не бойся, — попросила Мира. Тень искажала её голос.

— А, крылья, — равнодушно сказал Винсент. — Хорошо…

Он закрыл глаза. Туман заклубился вокруг его фигуры. Мира почувствовала, как возникла и тут же оборвалась новая ниточка в сети её проклятия. Но вампир спрятал крылья, едва получив их, и её чёрная тень, загрустив, тоже растаяла. Винсент поднялся и, подойдя к окну, смело отдёрнул штору. На тёмных улицах зажигались первые звёздочки фонарей.

— После прогулки возвращайся сюда. В полночь за тобой придут.

— Кто? — Мира испуганно трепыхнулась.

— Адора Рете, охотница. Орден нашёл тебе убежище.

— Я больше не хочу иметь дела с охотниками!

— Тогда беги сейчас.

— А ты?

— А я вернусь домой, — неестественно спокойно сказал вампир и распахнул окно, с наслаждением вдохнул холодный воздух.

— Домой?

— В Карду. Уходи, я хочу побыть один.

— Но ведь тогда мы…

— …Возможно, долго не увидимся, да. И я, признаться, не огорчён.

Вампирша рванулась мимо него к окну и рухнула во тьму. Крылатая тень подхватила её у самой земли, понесла над городом. Куда она так мчится? От кого бежит? От… себя?

Мира очнулась в парке. Она поблуждала среди деревьев, но место вчерашней битвы найти не смогла. Тропинка упрямо выводила её к тёмному незамёрзшему пруду, и скоро вампирша уступила. Она добрела до скамейки на берегу и повалилась на неё.

"Я найду Избранного! — повторяла она. — Это будет просто, он наверняка в Доне: Дар не уходит далеко. Может быть, достаточно будет обследовать Ориенс. Главное не попадаться на глаза вампирам Дэви…"

"Я найду Избранного!" — Чем больше она повторяла это, тем меньше верила себе… И вампирша сдалась.

"Время действовать!" — она привыкла смотреть только вперёд, но сейчас не было сил. Она долго сидела, сгорбившись, и просто перебирала всё, произошедшее в последние сутки. И приходили другие, пустые мысли, смешные мысли: "Когда я ошиблась?"

"Что я упустила?"

"Могло ли быть по-иному?"

От ветерка вода близ берега пошла рябью. Её отражение задрожало, пропало… да было ли оно? Нет, нельзя долго глядеться в тёмную воду: в отражение страха своего, отражение боли своей! Парк-призрак, парк призраков: "Здесь нет живых…"

Мира скатала несколько снежков, спустилась к воде.

"Я всё сделала правильно!" — тихий всплеск. Тёмная вода приняла первый удар. Круги расходились от места падения снежка волна за волной: — "У меня не было выбора… Не было выбора… Просто не было другого выбора!". Круги расходились от места падения, терялись у берега…

"Ты — чудовище!" — смеялась Ночь, глядясь в чёрное зеркало.

— Я знала, что ты будешь здесь, — раздалось за спиной. Мира обернулась. Перед ней стояла темноволосая эффектная леди.

— Алиса? — изумилась она.

Алиса Тэрре, вампирша из свиты Дэви. Вчера она со своим Господином мучила Миру, а сегодня… что ей нужно?

— Что тебе нужно? Владыка всё-таки передумал, решил казнить меня?

— Я сама к тебе пришла, Владыка не знает об этом, — лицо Алисы потемнело. — Он теперь занят! У него новая игрушка — новообращённая Лира Диос!

— Та рыженькая, что была вчера в парке?

— Да!

— Ревнуешь? — Алиса не ответила.

—..Зачем ты меня искала? — вздохнула Мира.

— Передай своим новым покровителям, что Дэви всё также одержим идеей Великого вампира. Он будет искать Дар. Он говорит, Лира подскажет ему. Она же новый голос Бездны!

— Ревнуешь! Охотники мне не покровители.

— Очень жаль, — вздохнула Алиса. — Всё равно скажи им о Лире, пусть знают о предательнице!

— Надеешься сделать из меня орудие своей мести?

— Да, — Алиса улыбнулась. — Моей ма-аленькой мести.

— Значит, Дэви продолжит искать Избранного… Зачем? Ведь он должен был понять: Дар — не путь в бессмертие.

— Великий нужен Владыке, как оружие. Макта, Первый вампир, возвращается! Дэви боится его, — печально прошептала Алиса, вдруг утратив весь пыл. — Теперь я пойду, — она развернулась и тихонько пошла прочь.

— Куда ты?

Вампирша не ответила.

— Дэви тебя убьёт, если узнает, что ты говорила со мной! А он узнает!

— Пусть.

Алиса скрылась во тьме парка. Мира отвернулась, уставилась в тёмную воду. Но мысль о несчастной новой жертве Дэви не покидала её. В конце концов, раздосадованная, она кинулась за Алисой.

— Постой! — она нагнала её на развилке дорожек, повернула к себе. Вампирша плакала, но увидев Миру, вспыхнула:

— Оставь ты меня! — невпопад крикнула она и дёрнулась, вырываясь. — В самом деле!

— Не возвращайся к Дэви!

— Мне всё равно!

— Послушай! Постой. Тебе есть, куда идти?

— Что? — всхлипнула вампирша.

— У тебя есть, к кому идти, кроме Дэви? — терпеливо повторила Мира.

— Нет!

— Элиас Кело, мой старый знакомый, недавно покинул столицу и собирает сейчас группу дикарей. Я думаю, он тебя примет. Он хороший. Ищи его в Прэдо. Запомнила? Повтори!

— Элиас… Прэдо… Запомнила, — механически отозвалась Алиса.

— Иди…

Мира проводила удаляющуюся фигурку взглядом и, вздохнув, двинулась к другому выходу из парка.

"Дэви ищет Избранного. Плохо! Одной мне не справиться. Придётся обратиться к охотникам", — она усмехнулась и потрогала ошейник: "От судьбы не уйдёшь!"

 

Глава 3 Старейшие

Лира равнодушно глядела на нарядную куклу в зеркале. Воздушное платье, делающее её совсем ребёнком, волосы, уложенные ровными кукольными локонами… Девушка была вполне готова к вечернему приёму у Дэви, где её должны были представить старейшим Карды, цитадели вампиров.

Охотница оглядела комнату, нарочно тёмную, где пряталась от мира и себя. Освещённые лишь луной, все предметы казались тенями самих себя. За единственным окном выл ветер, безжалостно тряс голые ветки ближнего дерева, и их лунные близнецы скакали по стенам. Внизу Лиру уже ждали, а единственным желанием девушки было забиться в угол или под кровать.

"Может, сказаться больной?"

Дэви привёз её в Кардинский замок на следующий день после разговора с Тессой. Владыка оставил девушку на попечение слуг и сбежал куда-то. Лира предполагала, он возвратился в Дону, где оставалось множество нерешённых дел. До его возвращения она наслаждалась тишиной и покоем. Кроме неё в огромном замке был лишь Оскар Мерго — хозяин всех здешних слуг, но его самого девушка не видела ни разу. Мерго был вампиром-хозяином — очень сильным carere morte, способным поднимать мертвецов и делать из них послушных его воле кукол. Многочисленные сероливрейные лакеи, все — были его отражениями, куклами… рабами.

"А в Ордене таких, как Мерго, называли кукловодами…"

Прошлое забывалось. Быстро, не давая Лире времени на его анализ, и всё-таки слишком медленно — так что охотница начала уставать от боли, которую оно несло. Она не посмела спросить Дэви ни об Избранном, ни о действиях Ордена, последовавших за её трусливым побегом. Эта история для Лиры навсегда оборвалась той декабрьской ночью, когда по её вине погибли три человека и одна старая легенда.

Молодая вампирша, она употребляла всё ещё очень мало крови. Лира узнала, что живая человеческая кровь нужна только для завершения преображения, а в дальнейшем можно кормить свою пустоту живой кровью животных или вовсе отделенной от тел и закупоренной в бутыли стабилизированной, и с этих пор трапезничала в хранилище бутылей с тёмной жидкостью, очень напоминавшем винный погреб. Ей требовалась и человеческая пища. Мерго готовил Лире все её любимые блюда. Правда, на вкус они были одинаковы — напоминали бумагу, но ещё не угасший человеческий голод утоляли удовлетворительно.

Все две недели Лира бродила по замку, изучая владения Дэви. Она заглянула в пыточную, которой Адам пугал Тессу, и нашла её весьма похожей на ту, что была представлена в музее Доны. Она покружилась по бальной зале в вальсе с воображаемым кавалером. Она измерила шагами коридор, ведущий в зал своей первой встречи с Владыкой, длиннейший во всём замке. Она пересчитала ступеньки центральной лестницы главного здания. Она узнала, что кладовые в вампирском замке забиты спящими в тяжелом наркотическом сне животными и людьми вперемешку. Она спускалась в пещеры под замком и исследовала с десяток тайных троп. Лира забрела даже в пустую спальню Владыки и подивилась огромной кровати с пологом из металлических листов — этаким железным сундуком.

Но больше всего ей понравилась галерея между двумя главными башнями. Она носила название Зеркальной, и действительно была полна зеркалами. Зеркала, покрытые паутиной трещин, здесь были везде — на потолке, на стенах, на полу, и то и дело какое-нибудь из них осыпалось шелестящим дождём осколков и пыли. Эта галерея единственная во всём замке была открыта для солнечного света. Лира полюбила сидеть здесь, иногда часами и днями, наблюдая, как медленно солнце прокатывается по небосводу, сияя то из одного, то из другого зеркала. Ночью же само вечное небо спускалось к девушке, и она шепталась со звёздами, подмигивающими из серебряных лужиц осколков.

Через две недели покойная жизнь оборвалась. В её второе воскресенье в Карде, едва солнце скрылось за горами, в замок Дэви поспешили тени. Небо стало чёрным от их крыльев. Во внутреннем дворике стало тесно от экипажей. Старейшие желали посмотреть на вампиршу Диос.

"Может, сказаться больной?" — Лира поморщилась. Нет, нет. В конце концов, охотница Диос не такая уж трусиха!

Она потянулась к голове, вынула глубоко вонзавшуюся шпильку и этим сбила локон. Он упал, повис отдельно от остальных и задорно. Лире понравился новый вид причёски. И Королева-Бездна закружилась в танце вокруг неё, радостно смеясь: "Хватит бегать, Лира! Это — твой новый мир, и нельзя бесконечно страшиться его! Будь смелой. Иди. Прими новую жизнь".

Лире улыбнулась, и ей понравилась эта улыбка. Она была почти прежней — с мягкими ямочками на щеках. Только растущие острые клыки заставили бы насторожиться любого смертного, увидевшего её. Лира отметила и другую перемену в лице — отныне улыбались только её губы. Глаза остались холодными, зелёно-прозрачными, жестокими.

"Иду. Принимаю".

Её привели в знакомый зал первой встречи с Дэви. Сейчас в креслах, поставленных большим кругом, сидело два десятка мужчин и женщин. Старейшие Карды. Молодые и старые, красивые и уродливые, в нарядах разных эпох — эти carere morte были похожи только в одном: вампирская общая трапеза уже прошла — к счастью, без участия Лиры — и глаза всех лучились одинаковым светом отнятой чужой жизни. Дэви громко объявлял фамилии, пришедших сегодня посмотреть на бывшую охотницу, и всё это были знаменитые фамилии из числа Тридцати Родов Карды. Адам Митто, привычно скалящийся в улыбке, его друг Гелер… Калькаров сегодня сопровождал младший из их рода, Хиам — немного хмурый юноша с очень светлыми, почти белыми волосами. Самой красивой из присутствующих женщин была Мелисса Лакус, вечно юная графиня — Лира запомнила её по недавнему Балу Карды. Но больше всех охотницу заинтересовала другая дама, прячущаяся в тени под заложенным камнями окном. Длинные прямые волосы дождём струились по её плечам, странные туманные глаза делались необычайно пронзительными, когда она смотрела на девушку. Этот взгляд жёг!

Старейшие завели долгий разговор, не касающийся Лиры, и охотница немного успокоилась. Нервная дрожь ушла. Сейчас вампиров больше занимало предательство Миры Вако.

— Всё просто: она мечтала сама инициировать Линтера. Только странно, зачем она обратилась к охотникам? О, безумная Вако! — убеждённо говорил Адам, а Хелена презрительно кривила губы:

— Это ясная история. На самом деле она хотела видеть Избранного живым, а не лишённым смерти. Но ты не поймёшь.

Магнус Калькар задал волновавший всех без исключения вопрос:

— Почему вы отпустили её, Владыка?

Дэви был рядом с девушкой, и временами Лире казалось, что его близкое присутствие согревает её. Она не видела своего нового господина две недели и теперь исподтишка изучала подзабытое, такое непростое лицо.

— Она продолжит служить Бездне и служа охотникам, — невозмутимо сказал Дэви, и Лира нашла и тут же потеряла на его лице лёгкую мудрую улыбку. — Вместе с ней в Орден войдёт частица Бездны. Войдёт, чтобы однажды разрушить его.

— Но, если она пройдёт посвящение в охотники, не может ли это изменить её? — красиво нахмурилась Мелисса и шелестяще заметила. — Пора расспросить нашу юную подругу-охотницу. Пусть поведает нам подробности жизни служителей Ордена. Например, меня давно интересует вопрос…

Она замолкла, подбирая слова, а Лира окаменела, вцепившись в подлокотники кресла. Сейчас она спросит про Покров, или тайну защиты, или попросит назвать фамилии входящих в круг главы…

"Но ты же не отступишь, Лира? — знакомый шёпот незримой спутницы. Охотница вздрогнула: на мгновение ей показалось, что это шепчет таинственная длинноволосая незнакомка. — Молчанием ты не вернёшь прошлого. Выбранным путём нужно идти до самого конца! Птенец разбил скорлупу. Смешны твои попытки вновь склеить тёплый домик, из которого давно выросла".

— Вы заключаете браки только между членами Ордена? — Хелена вовремя пришла на выручку Лире и удостоилась быстрого, благодарного взгляда Владыки.

— Вовсе нет, — чуть хрипло ответила девушка. — Служение Ордену не обязательное условие. Супруги многих даже не догадываются о существовании carere morte и всего, что с ними связано.

— И всё-таки, как вампирша Вако ухитрилась перейти Покров? — задумчиво проговорил кто-то, не дав ей передышки. — Орден может снимать его для определённых сarere morte?

Вампир не спрашивал прямо, что создаёт Покров, и Лира решила, что вполне может ответить:

— Можно изменить ритуальную формулу при наложении Покрова на определённую территорию, и под него смогут проходить Низшие или какой-то конкретный, единственный бессмертный. Но в этот раз ничего такого глава не делал. Он был изумлён приходом вампирши не меньше, чем вы сейчас.

После этого разговор свернул с опасного для неё пути. Старейшие долго судили, как быть с Низшими, оставшимися без господина, без конца перебирали цепочку оборвавшихся с предательством Вако связей Дэви в столице и строили план какой-то Большой Весенней Охоты — по интонации Магнуса Лира поняла, что эти слова должны писаться именно так, с больших букв. Девушка же наблюдала за длинноволосой незнакомкой, за всё время беседы не проронившей ни слова. Лира чувствовала: и старейшая изучает её, хотя охотнице больше ни разу не удалось поймать её взгляд.

Перевалило за полночь, и вампиры заторопились. Один за другим их силуэты растворялись в темноте. Владыка сделал знак уйти и Лире. Также без слов, она подчинилась.

Поднимаясь по лестнице в любимую Зеркальную галерею она неожиданно для самой себя тихо засмеялась. Как странно! Лира ожидала какого-то ритуала, подобного клятве вступающих в Орден, может быть, присяги Владыке, но никто не потребовал от охотницы ничего подобного. Что стоит за этим: доверие или безразличие? Неужели они не боятся вторичного предательства?

"Кого испугает мышка, попавшая в капкан? Ха-ха, Лира. Ха-ха".

Конец лестницы терялся во мгле. Казалось, девушка поднимается в безлунное, беззвёздное, бездонное небо.

Шорох одежды… Мимо Лиры проскользнула какая-то тень, спускаясь. Ещё не привыкшая к почти мгновенным перемещениям carere morte, девушка испуганно вздрогнула.

Тень замерла несколькими ступеньками ниже, и девушка узнала её: длинноволосая вампирша!

— Лира Диос, — прошелестела она.

— Да. А вы?

— Называй меня Кларисса.

— Я чувствовала ваш взгляд. Что вы хотели мне сказать, Кларисса?

Она не приблизилась, лишь прошептала:

— Только одно, Лира Диос. Запомни: тебе не дано самой выбирать путь. Не питай иллюзий. Ты инструмент.

— Зачем вы говорите это? — насколько возможно холодно спросила охотница.

— Мне жаль, что ты оказалась в руках Дэви, — Кларисса ступила в тень, проглатывающую лестницу, и исчезла, но Лира расслышала её последние слова.

— Ты — погибель нашего мира…

В Зеркальной галерее охотница уселась прямо на пол и за час собрала сложный узор из осколков. Ветер то и дело засыпал её зеркальца снежной крупой, и Лира осторожно протирала их рукавом. За пределами жилища вампира бушевала январская буря, но девушке не было холодно. Став carere morte, она перестала чувствовать холод. Или это случилось с ней раньше, нечувствительность пришла вместе с одиночеством? Сейчас Лира не помнила этого.

Она не видела и не слышала появления Владыки, но почувствовала: он здесь. Не поворачивая головы, Лира спросила:

— Господин, кто такая Кларисса?

— Её называют Пророчицей. Что она сказала тебе?

— Что я — погибель мира.

Лира помолчала, но Владыка не отвечал. В своём узоре на полу она видела отражение вампира — изорванную острыми краями осколков стекла тень.

— Что она имела в виду, Господин? Если ей дано прорицать, значит, я действительно…

— Нет…И да, и нет, — поправился он. — Ты — не более чем нить, указывающая путь разрушителю мира. Можно ли тебя называть погибелью?

Лира улыбнулась:

— В Бездне есть ответы на все загадки, Господин. Мне искать там?

— Я объясню, почему тебя назвали погибелью и нитью, но позже, — он уселся рядом с ней. — Ты любишь это место, да?

— Больше всего в вашем замке.

— А мои carere morte боятся Зеркальной галереи…

Лира переложила красивый, почти круглый осколок так, чтобы он заканчивал завитушку.

— Глупо бояться зеркал, — сорвалось с её губ.

— Ты, Низшая, ещё не скоро разглядишь за своим отражением в зеркале тень чудовища-carere morte. Но, когда это случится, разобьёшь зеркало взглядом, и с тех пор в каждом новом зеркале будешь видеть только отражение чудовища и коридор, уводящий в Бездну, за его спиной, — объяснил Владыка. Лира засмеялась:

— Я вспомнила, Господин! Избранный однажды сказал, что мне никогда не стать полноценным вампиром. Он увидел так.

— Что он мог знать, этот мальчишка? Я сразу увидел в тебе carere morte: красивую, сильную. Сколько крови ты пьёшь сейчас?

— Одной бутыли стабилизированной крови мне хватило на неделю.

— Ты вполне можешь растянуть её и на две недели. Не стремись раньше познать всю вечность. Сколько тебе лет? Восемнадцать? Шестнадцать?

— Шестнадцать.

— Ты ещё слишком юна для превращения в вампира. Много лет назад я запретил обращать не достигших двадцатилетнего возраста, — он усмехнулся. — Теперь же, ради обращения охотницы, мне самому пришлось нарушить этот запрет.

— Я слышала о запрете Владыки вампиров ещё в Ордене, Господин. И уже тогда мне было интересно: почему именно двадцать лет?

— Это нижняя граница. Я считаю, бессмертие вовсе должно быть доступно только людям старшего возраста, тем, кто прожил большую часть жизни и оставил потомство. Прежде чем познать бессмертие, необходимо познать жизнь, иначе ты рискуешь быть пожранным пустотой. Но, к сожалению, к бессмертию стремятся и совсем молодые, стремятся с удесятерённой энергией юности… и для них пришлось установить эту границу. К двадцати годам человек обычно способен мыслить самостоятельно.

Лира улыбнулась.

— Но вы сами едва ли обрели бессмертие в пожилом возрасте, Владыка, — хитро заметила она. — Или вампиры молодеют с каждым столетием?

— Моё обращение было необходимостью, — кратко сказал он. — А ты должна продержаться на черте, отделяющей Высшего вампира от Низшего, как можно дольше. Не стремись завтра же заполучить крылья. Твоё тело повзрослело, но твоя душа ещё ребёнок. Сначала вырасти это дитя.

— Да, Господин, — привычно согласилась она.

Ветер бросил на её узор пригоршню белых зёрен снега. Лира разметала их, и вдруг увидела: из хаоса линий появится человек, если передвинуть пару осколков. Девушка поспешила сделать это и залюбовалась получившейся фигуркой. Зеркальный человечек, разбитый и вновь склеенный… Её неожиданный автопортрет. В осколках, составляющих тельце, танцевала Королева — Бездна. Лира поняла: сейчас Она явилась в истинном своём обличии и поняла, что готова увидеть это. Но Бездна отражалась в каждом осколке зеркала по-разному, и девушка всё никак не могла одним взглядом ухватить её новый облик целиком. Наверное, её внезапно заметавшийся взгляд испугал Дэви.

— Лира Диос, что ты видишь? — быстро спросил он, поднявшись.

— Её, — призналась охотница. — Бездну…

— Она имеет облик человека?

— Да.

— Прекрасная и холодная королева, — с улыбкой заметил Владыка. — Теперь закрой глаза и забудь её. Представление Той, кому ты служишь, в каком-либо обличии отдаляет тебя от Неё. Это ложный путь.

Лира послушно закрыла глаза. В тишине ветер рисовал снегом странные узоры на незащищённом лице.

— Тогда что такое Бездна, Господин? Мне кажется, я чувствую Её, но что Она — не пойму.

— Иди сюда, ко мне.

Лира открыла глаза. Владыка стоял у открытого окна, спиной к ней. Девушка неловко поднялась — замёрзшие суставы совсем утратили гибкость. Ветер играл в бессмысленно разбросанных осколках зеркал перед ней, и в них Лира уже не видела ни фигурки человека, ни образа танцующей Королевы.

— …Что Она, Господин?

Вампир молчал. Лира приблизилась к нему и залюбовалась видом, открывшимся из окна. Тёмный внутренний двор замка, в раме двух толстых сторожевых башен — небо с дырявыми серыми тучами, горы… и далеко на горизонте, в узком провале меж двух скал, виднеется белой полосой старый город.

— Всем carere morte дано чувствовать Её, — сказал Дэви. — Бездна — не чуждое, из странного мира пришедшее нечто. Она — извечная часть нашего мира и всего, что населяет наш мир. Она — часть меня и часть тебя. Что Она? Она — пустота между атомами, составляющими всё материальное. Бог владеет материальным миром, а над пустотой, в которой кружатся атомы, властна Она. Она старше Бога, была прежде Его и будет после Него. К Ней стремятся все миры, однажды, Она поглотит их… И только мы способны чувствовать Её. При обращении мы теряем часть связей материи, составляющей наши тела, но находим дорогу к Ней.

Лира взглядом очертила профиль Дэви, белый, словно вырезанный из мрамора, смело задержалась на глубоких, чёрных, заманчиво-равнодушных глазах, когда он повернулся к ней. Девушку что-то неудержимо влекло к нему, может, страсть пробуждалась в её теле? Она могла бы полюбить этого мужчину, если б не двухсотлетняя стена, стоящая меж ними. Дэви оставался для охотницы легендой далёких ушедших времён, странной персоной, словно сошедшей со страниц учебника истории. Лира могла восхищаться им, как древним полководцем или мыслителем, но — любить?

— Какой страшный образ вы нарисовали мне, Господин!

Владыка усмехнулся.

— Я стану твоим учителем, и ты услышишь в себе истинный голос Бездны, Лира Диос, — он обнял её за плечи, привлёк к себе. Лира покорно обмяла в его руках, как кукла.

— Я научу тебя, как искать Её в мире. В Карде, старой цитадели вампиров, мы близки к средоточию Её — к месту рождения Первого вампира. Чувствуешь, где оно, это место, полное пустоты?

Он учил не придавать Бездне человеческие черты, но сам сейчас говорил о Ней мягко, чуть ли не мечтательно. Так говорят о возлюбленной! Его прикосновения вызвали в Лире странное ощущение. Словно соприкасались их души! Она вдруг подумала, что именно его кровь сделала её бессмертной. Родители мертвы и, значит, он — самый близкий Лире…

Неуверенно, охотница показала на белую полоску на горизонте — Вастус.

— Да, там, на Пустоши. В развалинах старого города, — прошептал вампир.

Сейчас между ней и вампиром не было ненавидимого Лирой барьера, и, боясь потерять это мгновение, девушка схватила Дэви за руку, прижалась губами к его ладони. Владыка не отстранился, но Лира почувствовала — невидимая стена вновь стоит между ними! Она не любила его… но сейчас она готова была завыть.

 

Глава 4 Допрос

В полночь к Мире, оставшейся одной в квартире главы, пришла высокая пожилая охотница.

— Давай познакомимся, девочка, — приветливо предложила она. Голос дамы оказался неожиданно низким, завораживающим. — Я — Адора Рете.

Адора Рете была сильно немолода. Худая, лицо и шея в морщинах, глаза уже стариковские, посветлевшие, но добрые. Мира представилась:

— Мира… Вако.

— Одевайся, Мира. Сейчас мы уйдём отсюда. Где Винсент?

— Он ушёл.

— На прогулку?

Мира опустила голову, скрывая глаза:

— Он вернётся, как только я уйду. Он сказал, что больше не хочет меня видеть.

— Не переживай, девочка, — принялась увещевать её охотница, и тут уж Мира не удержалась от слёз. — Он скоро успокоится, он добрый юноша… Но тебе действительно придётся уйти со мной. Тебе нужно более безопасное убежище, о котором не будет знать почти никто. Пойдём, я покажу твой новый дом.

Мира хмыкнула, напустив театральную мрачность, но подчинилась. Она чувствовала: упираться, спорить бессмысленно… как и — задавать вопросы.

Квартал до восточного вокзала они спускались молча, затем герцогиня заметила:

— Не бойся меня, Мира, я не на смерть тебя веду.

Мира робко, неискренне улыбнулась:

— Я поняла, что смерть мне не грозит, ещё когда надели ошейник. Кстати, я могу справляться с голодом и без него, а вот Винсент… Юные обращённые бывают неудержимы. Почему Латэ оставил его без ошейника?

— Ты напрасно тревожишься об этом. Винсент справится без ошейника — мы уверены. Старайся реже упоминать его имя: официально он мёртв, — Рете вздохнула. — Я сказала сегодня Латэ: мы поздно разглядели его, поняли его… Ведь он был настоящим охотником, даже не проходя посвящения!

Эти "мёртв", "был" больно резанули Миру по сердцу. Она остановилась, безуспешно попытавшись проглотить давешний холодный ком в горле, хрипло заметила:

— Почему вы говорите "был"?! Его проклятие можно исцелить! Я знаю историю Дара! Я буду искать нового, избранного им. Разве охотники откажутся от Дара? Я помогу вам, а вы поможете мне. Мне только нужна защита Ордена… Я сделаю для вас всё, что угодно!

— Просто поплачь, — Адора приобняла её и даже погладила по голове. — Поверь, тебе станет легче.

Мира скрестила руки на груди и прерывисто выдохнула. Невидящий, ненавидящий взгляд её был устремлён вдаль.

— Мы пришли, — объявила Рете через минуту. Вампирша недоумённо оглядела четырёхэтажный дом.

— Здесь?! — поразилась она. — Слишком много соседей!

— Весь этот район защищён очень хорошо. Здесь жила Агнесса. Представься её сестрой. Квартира на верхнем этаже. Не покидай её, пока тебя не позовут. Как твоё второе имя?

— Бланда.

— Назовёшься им.

— А можно я буду Кристиной или Алисой? — не удержалась Мира, не любившая своё второе имя. — Я не перепутаю! Пожалуйста…

На следующее утро в новом доме её совсем доконал голод. Вампирша долго зажимала уши, не слушая голодного крика тьмы. Она пыталась не замечать сияние чужих жизней вокруг: справа, слева, внизу. Мира понимала: в этом доме за ней следят, ожидая первого её промаха. Всё же неумолимая, несытая пустота внутри толкнула: вперёд! — и она выползла из своей квартирки, спустилась вниз, то и дело затравлено озираясь по сторонам. Чего охотники ждут от неё? Того, что она отужинает прямо тут, в доме?!

Её ждало письмо. Бумага с печатью Ордена. Строгий запрет на употребление человеческой крови, "если вы надеетесь на дальнейшее сотрудничество". Недостаток жизни вампирше отныне предписывалось восполнять исключительно стабилизированной кровью. Здесь же был знакомый рецепт её приготовления: в свежей крови нужно было растворить смесь нескольких порошков, предупреждающую свёртывание. Пакет с зельями прилагался. Кровь можно было брать на бойне в Западной Пенне.

Вампирша тяжело вздохнула и поплелась обратно к себе, забрав пакет.

К вечеру Мира осмелела настолько, что решила наведаться в Академию. Мысли об новом Избранном, о близости неуловимого Дара не давали ей покоя, она надеялась, что её планы, предложения, тревоги найдут у главы Ордена отклик.

На перекрёстке улиц перед Академией она долго стояла, боясь перейти Покров. Пришло странное ощущение: шагнув за него, она уже не вернётся назад, навсегда останется заключённой в стеклянную холодную полусферу. Но преграда осталась позади, а она осталась в сознании, даже не закружилась голова! Мира быстро, воровато взбежала по лестнице главного входа к колоннам, будто боясь, что кто-то из старых знакомых увидит её здесь и вынесет ей порицание. Она взялась за ручку, когда дверь кто-то толкнул на неё. Мира увернулась и нерешительно заглянула в холл, растерянно поглаживая рукой резное дерево. Но человек, распахнувший дверь, придерживал её открытой со своей стороны, так что их руки встретились. Он отдёрнул руку, словно ужаленный, и вампирша рванулась назад. Дверь захлопнулась бы, но охотник вновь придержал её.

— Вот и она сама! — крикнул он куда-то вглубь здания и пригласил её, мрачно. — Проходи, проходи, не бойся.

А Мира на свою беду слишком уж задержала взгляд на его руке, держащей дверь приоткрытой. Сильная большая рука мужчины, тонкие чёрные волосы на кисти, фалангах пальцев. Она представила серебряный кинжал в этой руке… и содрогнулась.

— Марк, не дурачься! — крикнул охотнику кто-то издалека. — Пусть её хоть допросят сначала!

Быстрым шагом, скрестив руки на груди, Мира прошла весь первый этаж. Картина была, на взгляд вампирши, фантастическая: десяток охотников — пусть внешне они ничем не отличались от традиционной добычи вампирши, — Мира знала, в чьей она Цитадели. Кто-то остановился, прервал беседу, другие продолжали как ни в чём ни бывало, но все без исключения следили за ней, пока она, чувствуя себя примой оперы, проходила холл. Одобрительных взглядов Мира не ощутила.

Стабилизированная дрянь, которой вампирша напилась перед ответственным походом, холодно, тяжело, медленно растекалась по жилам.

— Полночь уже пробило. Где Гесси со своими? Я волнуюсь, — сказала немолодая дама в богатой шубке своей спутнице, одетой победнее и поскромнее. Обе проводили Миру одинаково презрительными взглядами.

Навстречу по коридору шли трое мужчин. Перед вампиршей они и не подумали расступиться, и Мира вжалась в стену, пропуская их. Они не обратили на неё внимания, словно её здесь не было.

— Это кончится тем, что мы потеряем весь район к югу от Кардо, — убеждал тот, что шёл в середине.

— Фабрику откроют через полгода, — уверял другой.

— А район мы теряем уже сейчас! — раздражённо отрезал первый. Окончания разговора Мира не дослушала.

На главной лестнице, ведущей на верхние этажи, — на третьем, как она помнила, обитал глава Ордена, — Мира вновь столкнулась с охотниками: вниз спускались двое. Опять незнакомые, впрочем, даму, вампирша, кажется, встречала на каком-то приёме у Красов.

— Как тебе угодно, Конрад, но я немедленно забираю девочек и уезжаю отсюда! — сообщила дама спутнику, эмоционально взмахнув рукой. В руке она, изящно отставляя мизинец, держала фарфоровую чашку. Мира проворно отскочила в сторону, но отвратительный липкий холодный кофе всё же попал ей на платье. Охотница, заметив её, на секунду опешила, но, приглядевшись, узнав, расхохоталась.

"Смешно. Случись подобное не в этих стенах, я бы уже перегрызла тебе горло".

— Ты словно не опасаешься за свою семью, Конрад, — продолжила дама спускаясь.

— В Доне всё ещё безопасней, чем где-либо, — спокойно заметил тот. — Так будет и впредь. Дэви боится нашего прихода не меньше.

"Это они о предательстве Лиры Диос, — поняла вампирша. — Да, пара ночей в Зеркальной галерее замка Дэви, и Владыка вытрясет из охотницы всё, что ей известно об Ордене и его сторонниках".

Она улыбнулась, представив, как в эту минуту Клеменс Грата спешно пакует вещи, торопясь покинуть столицу…

"Интересно, что у этих для меня вместо Зеркальной галереи — колодец со святой водой?" — вампирша нервно хихикнула.

Она остановилась перед дверью кабинета в середине центрального коридора. Обыкновенная дверь светлого дерева, медная ручка была тёплой, во всяком случае, теплее её ладоней… Вампирша кинула прощальный взгляд на тёмный коридор, на огромные окна напротив центральной лестницы, сквозь стёкла которых в Академию глядела ночь. Загадочно поблёскивали серебристые буквы на табличке у двери, в которую Мира собиралась войти: "Филипп Б. Латэ, доктор философии, профессор", — спрятавшиеся под вуалью тьмы, они казались таинственными письменами на неведомом языке. Мира подняла было руку, чтобы постучать, оповещая о своём приходе, но передумала, сразу резко потянула дверь на себя.

В кабинете Латэ не было. За его столом вольготно расположился молодой человек, немного знакомый Мире: они встречались у Академии, он был и в Призрачном парке и это он потом уводил её оттуда. Охотник попивал чернейший холодный кофе из точно такой же как у давешней дамы фарфоровой чашки и сосредоточено вычерчивал что-то на листе бумаги.

— Доброй ночи! — решительно поздоровалась вампирша. — Мне нужен глава Ордена. Он здесь?

Охотник с некоторым сожалением оторвался от схемы и, глянув на посетительницу, удивлённо прищурился: здесь и сейчас он, видимо, никак не ожидал её увидеть.

— Да, — медленно начал он, отставляя кофе в сторону, и кивком указал на тёмную боковую дверь, совсем незаметную на тёмной стене. — Он отдыхает.

— Мне нужно с ним поговорить. Срочно.

Однако, новое "срочно" подействовало на него совсем не так, как в прошлый раз.

— Разве он назначал тебе сегодня встречу?

— Нет. Но мне нужно с ним поговорить.

— Дождись извещения о встрече, тогда приходи. Госпожа Рете должна была тебя предупредить.

— Она предупредила, — обиделась Мира. — Но мне всё равно нужно увидеть вашего главу! Я подожду его здесь.

— Жди, — великодушно разрешил охотник и снова взялся за кофе.

— Я очень терпелива и могу ждать долго, — Мире вовсе не понравился его самоуверенный тон.

— Да, знаю, — заметил тот. — До рассвета.

Недовольная, оскорблённая, вампирша забилась в кресло в самом тёмном углу.

Скоро она осознала бессмысленность ожидания: пока глава Ордена сам не возжелает с ней поговорить, встречи не будет. Но уходить вампирша не торопилась. Полчаса она выжидала молча, изучая охотника. Молодой человек старательно пытался её не замечать, но их взгляды всё равно то и дело встречались.

Он был, пожалуй, старше Винсента, ниже ростом, но шире в плечах, черноволосый. Одет с педантичной аккуратностью, скучная монотонность всего облика усугублялась строгой причёской — гладко зачёсанные назад волосы. Но взгляд тёмных глаз не был ни осторожным и боязливо преданным, как у Патрика, ни тяжелым, гипнотизирующим, как у Дэви — он был тёплым, опасно располагающим к себе. И уголки губ чуть приподняты — в них таилась улыбка, даже если юноша вовсе не был расположен улыбаться.

— Вам неприятно моё присутствие? — на всякий случай осведомилась Мира.

— Охотнику следовало бы ответить "да", но я скажу честно: "нет", — быстро нашёлся он.

— Отлично! — спокойно улыбнулась вампирша. — Тогда, может быть, вы не откажетесь и побеседовать с carere morte?

— Может быть.

— Почему посвящения не было в эти полгода, когда вы уже знали о Даре Винсента? Я спрашиваю вас, потому что уверена: вы посвящены в эту историю.

Охотник не ответил и вообще отвёл глаза. Чего она и ожидала!

— И второй вопрос, — также неестественно ровно сказала Мира, холодно глядя на него, — Почему Дар скрывали? Что за тайны вы храните? Разве не следовало обрадовать весь Орден пришествием Избранного?

Вампирша устало оглядела знакомый кабинет. Она, можно сказать, в центре цитадели охотников! В центре паутины. Только она — не паук, а безнадёжно запутавшаяся мушка.

— Бессмыслица какая-то! Похоже, Гектор всё-таки оказался прав: Ордену не нужен Дар. А я решила довериться Латэ… Напрасно!

— Линтер был тем, кто мог бы стать Великим вампиром, — сообщил охотник, задумчиво, но несколько тревожно глядя сквозь неё. — Существование его Дара — угроза для Ордена, для всего человечества. Неудивительно, что глава скрывал от большинства охотников, что Винсент — Избранный.

— Великий вампир, в которого Избранный может превратиться, это половина легенды. А как же другая половина: Великий охотник, способный исцелять carere morte?

— О нём здесь лучше молчать.

— Почему?

— Ты многого не знаешь. Наверное, нам пора познакомиться… Карл Хортор. Я — секретарь главы Ордена.

Вампирша улыбнулась:

— Ты разговариваешь со мной, как с девочкой, Карл Хортор. А ведь я — ровесница твоей матери.

Его улыбка ничуть не уступила её:

— Сначала ты пыталась меня зачаровать, потом съесть, а теперь велишь обращаться к тебе "госпожа Вако"! Что ты хотела сообщить Латэ? Я могу передать главе Ордена твои слова.

— Я буду снова искать Дар. Я здесь одна знаю, как. Но мне нужна будет помощь Ордена, — громко сказала Мира, надеясь, что и глава в соседней комнате её услышит.

— Напрасная затея, — заметил Карл. Он снова занялся своей странной схемой.

— Однажды я до него докричусь.

Охотник отрицательно покачал головой:

— Ты не понимаешь. Однажды ты откроешь наши архивы и многое станет ясным.

— Когда?

— Не все охотники имеют туда доступ. Для тебя, полагаю, сделают исключение после беседы с судьёй Краусом. Но пока…

— Сидеть тихо и ждать, когда меня позовут?

— Очень правильная мысль, — он бросил взгляд на часы. — Смотри-ка, наша беседа не заняла и часа. У меня дар убеждения, — рассеянно отметил он себе.

— Я всё равно добьюсь своего, охотник, — пообещала на прощание Мира.

— Это не от тебя зависит, — сказал Карл Хортор.

"Жалость опять только почудилась ей в его взгляде?"

Извещения Мира дождалась на следующий день. Судья Краус ждал её в седьмом часу вечера в здании суда близ Белой площади Пенны.

К подобной беседе она готовилась, и всё же оказалась не готовой. Допрашивать её собрались двое: один — Феликс Краус, давний друг семьи Линтеров, знакомый Миры ещё по прошлой жизни, он помнил её… смертной, вторым оказался новый знакомый — Хортор. Мира хотела было осчастливить его злым презрительным взглядом, но передумала: "Ничто не должно выдавать мою слабость".

— Что мне говорить? — довольно равнодушно осведомилась она у Крауса. Это был немолодой, добродушный на вид толстяк, менее всего, как и Латэ, похожий на классического охотника на вампиров.

— Начни с себя.

— Меня обратили двадцать один год назад, — Мира сделала долгую паузу.

— Кто?

— Мой сводный брат, Алан Вако, — выговорила Мира и опять замолчала надолго. Образ Алана, брата и возлюбленного, явился ей: молодой темноволосый человек с пронзительными светлыми глазами. Давно, он был убит охотниками, но скоро к ней явилось его отражение. Винсент, сын старшей сестры, оказался похож на него, как две капли воды! Вот она, истинная причина того, почему Мира решилась встать на пути Владыки вампиров: Винсент был слишком похож на Алана, сошедшего с ума от пустоты вампирского бытия… — и Мира не хотела, чтобы он тоже стал вампиром, пусть Великим.

— Расскажи о нём.

— Винсент… То есть Алан. О, это был изощрённо-жестокий дикарь! — ей не раз пришлось смутиться на протяжении печальной истории первых лет жизни. Но вот она добралась до времени службы Дэви…

— Теперь — всё о Владыке и его окружении, — потребовал судья, и Мира смешалась.

— Александр Дэви — наш Владыка уже больше двухсот лет, — запинаясь на каждом слове, сказала она. — До того, как меня ввели в ближний круг, я полагала, что Господин — фигура номинальная, его власть призрачна. Я ошибалась. Нити, которыми он удерживает своих подданных, тонки и незаметны глазу, но прочнее всего на свете. Это страх перед Бездной. Все вампиры рано или поздно узнают его и или гибнут или приходят к Дэви и подчиняются Владыке, как сильнейшему. Дэви считается стражем Бездны. Он управляет нами легко, незаметно. Иногда кажется, что он медлителен, что он… упускает возможности. Но нет: побеждает всегда он, несмотря на то, что внешне он абсолютно равнодушен к власти. Потому что он — Бездна! А кто вампиры? — Всего лишь рабы…

— Эта метафизика мне неинтересна, — скучно сказал Краус, уставший ждать прекращения её словесного потока.

— Да? — Мира сбилась, замолчала. Через минуту начала:

— Приближённых у Дэви немного. Калькары, одни из старейших, Митто, Гелер… Я знаю, что Владыке близки также кое-кто из Лакусов. Все они обладают способностями, возможностями хозяев, но не все пользуются. Истинные хозяева, у каждого из которых десятки рабов единовременно: Калькары, Герман Гелер, Оскар Мерго… Последний — хозяин слуг "Тени Стража", пожалуй, самый сильный из всех. Впрочем, я могу ошибаться, я знаю далеко не всю верхушку.

— То, что ты говоришь, в общих чертах известно всем.

— Связи Владыки в столице! — печально объявила Мира. — Клеменс Грата в Северной Пенне, Камилл Плага, Амабэль Лапис — во Дворце.

Краус и Хортор переглянулись. Очевидно, для Ордена это была новость. Тогда, подумав, Мира рассказала и про Его Высочество…

— Ещё! — потребовал судья.

— Есть ещё некий Вердэ… Август, кажется. Там же, в Сатуре. Но он пока смертный…

— Далее…

Перевалило за полночь, когда она, кажется, закончила.

"Почти вся наша кардинская группа погибла, — грустно подумала Мира, впервые за много лет остановившаяся, чтобы оглянуться назад. — И Гектор, и Селена, и Патрик…"

— Вам следовало бы спросить меня обо всём этом раньше, — ехидно заметила она. — Владыка наверняка в первую очередь занялся тем, что обрубил нити, о которых было известно мне.

— Также, как и мы, — задумчиво сказал Карл и пояснил. — Лира Диос! Дэви также получил ценный источник сведений.

— Да. И, пожалуй, потеря Ордена несоизмеримо выше, — печально согласился Краус.

— На этом наша беседа окончена? — несмело спросила вампирша.

— Что ты! Мы только переходим к главной её части, — добродушно сказал судья, довольно поглаживая усы.

— Я рассказала о всех своих связях.

— Только за последние десять-пятнадцать лет. А ранее?

"Ранее! Столица. Весёлая сумасшедшая юность. Друзья-дикари…"

— Дэви ухмыляется, когда слышит обращение "Владыка вампиров", — дрожащим голосом сказала Мира. — Он предпочитает: Владыка бессмертных. И звание бессмертного нужно заслужить. Те carere morte, кто не признаёт власти Бездны или избегает её, слабые, хищники столицы или Карды, те, кого вы убиваете десятками в год, для него значат не больше, чем пыль. Он именует их зверьми. Он сквозь пальцы смотрит на несоблюдение ими законов, ведь звери не могут ведать, что это такое. Все, кого я знала до Дэви, не имеют ни малейшего отношения к Владыке! Они не могут быть опасны для вас!

Краус нетерпеливо постучал пальцем по столу:

— Имена, Мира.

— Большинства моих тогдашних друзей уже нет в живых. Я недавно заходила на Закатную. Вы убили там всех!

— Ваш дом на Закатной — N38?

— …Да.

— Ну, ведьма! Так ты была в команде тех сумасшедших? Старая история, — пояснил он Карлу. — Да, их ловили в пятьдесят шестом, они потеряли тогда нескольких. А окончательно угомонили их совсем недавно… Продолжай, Мира.

— Что мне ещё сказать?

Нетерпеливый стук продолжился.

— Все мои старые друзья убиты. Конечно, остались знакомые, но вряд ли кто-то из них сейчас в Доне и на прежнем месте…

Стук был быстрым. Такой же быстрый, как стук сердца. Внезапно он оборвался. Мира облокотилась о стол, спрятала голову, скрестив над ней руки:

— Я не помню!

— Конечно, — снисходительно согласился судья, и, не меняя тона. — Если это — твоё последнее слово, ты умрёшь прямо здесь и прямо сейчас. Если расскажешь всё до конца — покинешь здание свободно.

— Я не могу сказать! — умоляюще прошептала Мира. Она сама не понимала, почему так упрямится: все, не названные ею, были лишь знакомые, не друзья. Конкуренты, могущие предать в любой момент. Может быть, ей важно было сохранить хоть что-то из той, прежней жизни?

— Эта война, — устало разъяснил Краус, — идёт очень давно. Если ты переходишь на нашу сторону, будь готова сразиться со всеми своими бывшими сторонниками: с тем, что стоит за всеми вами.

— Вы можете меня пытать святой водой — я не скажу!

— Может, действительно, отвести её к Источнику? — вмешался Карл. Вид у него был несколько оторопелый от количества новых сведений, точно как у Миры после получения первого задания Дэви.

— Можем пытать, — утвердительно кивнул судья, — но не хотим. Ты не готова? Продолжаешь жалеть их? Это твоё последнее слово?

Вампирша долго, ненавидяще молчала, но сдалась.

— Всех их давно нет, — равнодушно сообщил судья, когда она закончила перечислять имена собратьев.

— Я не знала…

— Ещё!

— Я назвала всех, кого знала.

Краус молча указал на дверь.

— Вам ничего не даст это имя, — прошептала Мира, вспомнив самую мудрую свою подругу. — Кларисса, старейшая. Даже не пытайтесь её искать.

— Хорошо. Тогда, обращённые тобой…

Вампирша смеялась долго, истерически, со всхлипами, наконец, вымолвила:

— Вы шутите, Краус? Никогда не интересовалась ими.

Она не лгала.

— Да, пожалуй, сейчас рано, — согласился он. — Вернёмся к этому вопросу лет через пять. Теперь же поведай нам об этой… как?

— Тень Стража, — подсказал Карл.

— "Тени Стража" в Карде…

Беседа продолжилась в следующий вечер. Много ночей подряд.

"Нет выбора. Некуда идти. Ты… попалась", — сколько ночей подряд в бессильной злобе она повторяла эти три фразы?

Краус отпустил её, оставшись доволен полученными сведениями. Мира получила доступ в архив. И тогда появилась четвёртая фраза, логическое завершение: "Ты опять проиграла".

Запутавшись в картах полной родословной Арденсов и окончательно пав духом, Мира оставила пыльные книжки с историей Дара. Она вновь искала встречи с главой, но ей было отказано. Отложив историю Дара, вечер за вечером вампирша бесцельно перебирала старинные хроники — то немногое, что ей разрешено было брать.

Оказалось, Орден приложил руку к тому, чтобы столицу из Карды перенесли в Дону. Изрядно поредевший после Великого Алитера, Орден скоро был побеждён новым Владыкой — Александром Дэви и навсегда потерял Карду, но создал город, практически свободный от проклятия. Выиграв одну битву тогда, Дэви проиграл другую. Карда оказалась "в изоляции, как чумной квартал". Выбор места новой столицы был не случаен: вотчина Рете, одних из основателей Ордена, кроме того, источник близ Сатура у церкви святого Рафаэля-исцелителя был единственным в стране, если не во всём мире источником воды, способной убить carere morte: для ритуалов охотников, оказывается, подходила не любая освящённая вода, а только эта, действенная, кстати, и не будучи освящённой.

"Вампиров убивает химическая примесь, а не слова молитвы", — безрадостно подметила Мира. Ей не с кем было поделиться этим великим открытием, одним из многих потрясающих открытий.

— Как же мне перестать тревожиться за свою жизнь, если сюда за мной может в любой момент прийти Владыка? — горестно пояснила она однажды охотникам, подобно ей пришедшим покопаться в архивах и любезно поинтересовавшимся, что за тревога написана у неё на лице и не вызвана ли она их присутствием.

— Владыка вампиров? Сюда? — зачем-то уточнил Карл.

— Да, — недобро усмехнулась она, поглядывая на его спутника, совсем ещё мальчика, не старше пятнадцати лет, как оказалось, сына знакомого ей по Балам Карды графа Гесси. — И я на месте вашего главы установила бы возрастной ценз: кто будет защищать эти стены? Эти дети?

Она говорила бестактно и грубо, но не могла себя остановить. Кроме всего, Хортора ей очень хотелось уязвить хоть чем-то за его подлость — участие в её допросе.

— Дэви сюда не войдёт, защиты у этих стен нет только от тебя…

— Два века назад, в Карде он прорвал ваш хвалёный Покров. Я знаю историю. Теперь от Лиры Диос он узнает о всех ваших тайных убежищах. Он скоро придёт сюда!

Юный Гесси улыбнулся. Карл засмеялся, уверенно сказал:

— Ваш Владыка — великий выдумщик.

— Двести лет назад в Карде он не смог пройти Покров церкви Микаэля, — пояснил Гесси, спокойно глядя ей в глаза. Он не обиделся на её возглас "дети", был равнодушен, и это разозлило Миру ещё больше. — Этот барьер не пересечь carere morte, ведомым проклятием, эту стену не разбить силой вампира, даже величайшего и одного из старейших.

— Тогда как он прошёл в церковь?

— Вы не охотник, я не имею права отвечать вам. Это нарушение клятвы.

— О, да! Тайна организации! Предателям — смерть! — она по-прежнему насмешливо смотрела на Хортора. — Я надеялась получить здесь ответы, я дала вам ценные сведения, а меня обманули, не дали ничего! Теперь обозлённые дикари столицы объявили на меня охоту, и я уже не могу уйти от вас! Поймана… как мышка в мышеловку!

Оставшись одна, вампирша яростно перелистала очередной фолиант, не задерживаясь на тексте, пропуская и порой любопытные картинки. Потом резко подвинула книгу на край стола и, не рассчитав, уронила. Бессильно всплеснула руками: "Как тяжело! Нет, я должна справиться. Я справлюсь со всем. Справлюсь, как было раньше…"

Кто-то тихо прикрыл дверь в библиотеку.

— Чего тебе, Хортор? — недружелюбно осведомилась Мира. — Что-то забыл? Или для меня есть сообщение от Латэ? Ах, если бы!

— Он, действительно, ждёт тебя завтра. Но я пришёл не только за тем, чтобы это сообщить. Позволь тебе помочь, Мира.

Вампирша удивлённо приподняла брови, но сделала приглашающий жест.

— Что ты читаешь? Вернее, что тебе позволили посмотреть? — Карл поднял фолиант и перелистал его. — Да, немного.

Охотник опять держался нагловато, но на этот раз Мира поняла, почему: просто он ещё побаивается её. Вампирша усмехнулась:

— Достаточно, чтобы я поняла, что здесь, с вами, мне делать нечего. Единственное новое, что я нашла в вашем хвалёном архиве: Арденсы, первые хранители Дара, живы до сих пор и скрываются под другими фамилиями. Чрезвычайно ценная информация!

— Да.

— А я надеялась, что о Даре вы знаете больше, чем Дэви, — вздохнула Мира. — Хорошо… Но как вы могли не воспользоваться теми сведениями об Избранном, которые дала я? Владыка не отрицает способности Дара исцелять вампиров! А вы?

— Большинство в это не верит. С тех пор, как Дар был проклят Великим вампиром, он не может нести исцеление.

— Дар больше не проклятый!

— Попробуй доказать это. Кроме того, покровители Ордена не желают пришествия Избранного.

— Загадочные покровители! Кто они?

— Потомки Арденса, о которых ты только что говорила: Красы, Гесси, Вальде…

— Политиканы, военные и священники, — Мира погрустнела. — Чего же они боятся?

— Этого я ещё не знаю, но — узнаю.

— О, даже так! Почему ты помогаешь мне? "Не верь carere morte", — разве, это не первая ваша заповедь, охотник?

— Я тебе вполне доверяю, — непривычно робко, но серьёзно заметил Карл. Мира хитро прищурилась:

— Настолько, чтобы поведать мне страшную тайну, как в церкви Микаэля Дэви удалось преодолеть ваш знаменитый Покров?

— Настолько! — его глаза весело блестели: он принял её вызов. — Ссылаться на тайну организации мне уже поздно, так почему не разрушить ещё один миф о вашем Господине? Тем более, что это продолжение темы Арденсов… Наш знаменитый Покров создаёт маленький клочок ткани — кусочек знамени короля Лазара Арденса. Пока он в здании, туда не войдёт ни один carere morte. Знамя разделили на тридцать одну часть уже в Доне, а до того оно хранилось в Карде у Юстина Атера, настоятеля церкви святого Микаэля. В год Девятого Бала вампиров в той церкви, последнем убежище Ордена, ночами собирались люди со всей Карды: это было единственное защищённое здание в городе, наводнённом нежитью. Тогда Орден не таился как сейчас, и о том, что Защиту от живых мертвецов стенам даёт великий основатель Лазар, знали многие. Один горожанин, чьё имя история не сообщает, в последнюю ночь недели нежити в общей суматохе вынес знамя Арденса из церкви. Он хотел защитить свой дом, где оставалась больная жена. Он не знал, что перемещение центра Покрова за пределы назначенных границ губит весь купол. Эта часть Покрова становится призрачной, проницаемой для carere morte, пока знающий особую ритуальную формулу не установит её над новой областью. Церковь осталась без Покрова и только поэтому Дэви смог войти туда. Вашему Владыке нечем гордиться….

— …Ведь трое охотников, оставшихся в церкви, всё равно держали оборону последнего убежища до самого рассвета. Ну что ж, гордитесь. Только это было чуть позже: в год Десятого Бала Карды.

— Бессмертной, конечно, лучше знать, — легко согласился Карл. — Для меня это, знаешь ли, не живая история.

 

Глава 5 Бездна смеётся

Голос Бездны — скоро Лира научилась слышать его постоянно и разбирать, что он шепчет. Голос Бездны — шёпот Бездны… Теперь она замечала Её в мире. Сначала девушку пугало то, какое большое место Она занимает, но скоро Лира привыкла. Она даже полюбила вслушиваться и всматриваться в Неё, спрятанную от глаз смертных за мерцающей, призрачной, зыбкой картинкой материального мира. Она полюбила всё удлиняющиеся паузы между ударами своего сердца, говорящие о том, что юная Низшая приближается к Госпоже. Паузы между словами рассказывали Лире о собеседниках больше, чем хаос звуков, зачем-то исторгающийся из их уст. Она возненавидела тесный и суетливый дневной мир и добровольно отказалась от солнца, хотя ещё могла выносить его свет.

Владыка был хорошим учителем. После его слов о Бездне Лире открылась суть carere morte. Охотница поняла истинную причину их голода — в их телах пустоты было больше, чем в телах смертных, а связи между частицами, составляющими их, были гораздо слабее, пустота разрывала их изнутри. Поэтому вампирам необходимо было постоянно восполнять недостаток материи. Лире открылось и суть страшного действия ритуала охотников: серебро и вода из Источника пробуждали их частицу Бездны, и она пожирала тело carere morte, оставляя лишь пригоршню пыли. Охотница вновь жалела вампиров, но уже по-другому — им, бессмертным, суждено видеть медленную гибель мира в Бездне! Лира даже полюбила свою новую, странную семью…

Минул год. Девушка по-прежнему употребляла мало крови и пила только стабилизированную. Она почти не замечала признаков вампиризма у себя. Новые клыки оказались совсем небольшими, а кожа Лиры и прежде была бледной. За год она подросла и похорошела, как и полагается смертной девушке семнадцати лет, хотя бессмертным были несвойственны подобные изменения внешнего облика. Деньги, украденные у Адоры, Лира потратила на ткани и долгими зимними вечерами шила себе странные наряды. Самым странным из них был маскарадный костюм Арлекина. Чередование чёрных и тёмно-фиолетовых ромбов… Он облегал фигуру почти непристойно, лицо пряталось в тени большого капюшона. К сожалению, повода надеть его за год не случилось.

Лира по-прежнему гостила в замке Владыки, носящем название "Тень Стража". Возвратившись, Дэви редко покидал свои владения. Он был неизменно любезен с гостьей, но его жилище не стало Лире домом. Девушка скучала… Лире было разрешено гулять, она уходила, часто на несколько дней, и для долгих прогулок Владыка подарил ей лошадь. Охотница назвала её Миртой. Почему Лира невзлюбила её? Высокая и тонконогая, нервная, с огромными глазами и смешными мягкими губами… — может быть, до обращения девушка была бы рада такому подарку. Сейчас же животные вызывали у Лиры брезгливость и раздражение, впрочем, как и люди. Они были слишком живыми. Лира не видела ясно их пустоту.

Она любила бродить по развалинам старого города, который Владыка указал как место рождения Первого вампира. Время почти стёрло следы старой части Карды. На прежний центр древней столицы указывали только фундаменты, оставшиеся от храма и нескольких богатых домов, да остатки крепостной стены, за которую, встав на цыпочки, девушка могла заглянуть. Всё это были вылизанные и отполированные ветром, стерильно чистые камни.

Наступила вторая весна её бессмертной жизни. Камни старого города скрылись в траве, над пустошью, когда-то бывшей дворцом Макты Вастуса, поплыли белые облачка яблонь. В эту поездку в старый город Лира была неспокойна. Пытаясь скрыться от неясной тревоги, она бродила по яблоневому саду, но земная суета преследовала охотницу и в этом тихом месте, давно забытом всеми. Раздражающий собачий лай доносился из-за холма, перед которым нерешительно остановились деревья. Лай был странным — какие-то механические звуки на одной ноте, без переливов. Пугливая Мирта вздрагивала от них.

Лира забралась на холм и нашла небольшую стаю в пять собак. Увидев девушку, открыто стоящую на вершине, какой-то человек вышел из тени крепостной стены. Высокий худощавый юноша. Едва его длинные волосы заблестели отражённым лунным серебром, Лира узнала его. Самого молодой из семьи Калькаров — Хиам, обращённый в carere morte пятнадцать лет назад. Он часто сопровождал Магнуса и Сесилию в их визитах к Владыке, но близко они не были знакомы.

Лира спустилась к нему. Они поздоровались и немедленно смутились, замолчали надолго. Собаки, завилявшие хвостами при приближении девушки, чинно сели в отдалении, повинуясь взгляду хозяина.

— Как они спокойны! — ещё тихо от стеснения удивилась Лира. — Обычно, животные начинают тревожиться в присутствии carere morte.

— Эти — моё продолжение от кончика носа до кончика хвоста, — улыбнулся вампир, и Лире понравилась его резковатая, но не похожая на оскал улыбка. — А леди Диос, я гляжу, опять гуляет в одиночестве?

Вместо "гуляет" он собирался сказать "скучает", но не решился. Лира согласилась лёгким кивком и вздохнула:

— Если бы Мирта так подчинялась мне!

— Мирта — та лошадка, что пасётся у старой церкви?

Снова лёгкий кивок. Лира разглядывала стаю. Здесь были две жёлтые собаки, две пятнистые, чёрные с белым, и одна демоническая, абсолютно чёрная. Все как на подбор довольно крупные и поджарые, с длинными лисьими мордами и ушами торчком.

— Я их хозяин, — гордо сообщил Хиам. — Хозяин — вы понимаете, что это значит?

Охотница нахмурилась. Хозяин? Он хочет сказать, кукловод, поднимающий мёртвые тела проклятием своей крови?! О!

Омерзение отразилось на лице девушки, и вампир засмеялся:

— Да, леди! Вы не знали, что мёртвых животных можно делать рабами точно также, как человеческих покойников?

— Прежде я только читала это… в страшных сказках Карды.

— У меня редкий талант, — послушная его взгляду крайняя жёлтая собака поднялась и медленно направилась к хозяину. — Хозяевам-вампирам обычно бывает слишком сложно управлять животными. К незнакомому человеческому телу привыкнуть непросто, а к телу животного, имеющему свои анатомические особенности, и вовсе почти невозможно.

— Остановите её! Не надо!

Собака немедленно послушалась. "Правильнее сказать, её хозяин меня послушался", — подумала Лира.

— Не бойтесь. Вы же видели рабов Сесилии. Она сопровождала Владыку, когда он встречался с Избранным.

— Но они были люди!

— О, да, — он помолчал. — Но, по-моему, человеческие покойники страшнее, чем эти чучела.

Настал черёд девушки молчать. Хиам, уловив её сомнение, продолжил:

— Управлять животными намного интереснее. Невозможно и представить, как обостряется обоняние! Собаки быстрее людей, и челюсти их сильнее.

— Покров способен пропустить их? — содрогаясь, спросила Лира. Неужели такие твари могли бродить в пределах Академии?

— Нет. Как и всех carere morte.

— И что же, легко ими управлять?

— Всеми одновременно — довольно сложно, но я учусь. Обычно на охоте я отдаю нескольких во владение другим carere morte, и тогда воспринимаю те свои отражения отстранённо, превращаюсь в наблюдателя.

— Их обращают точно также, как людей?

— Также, как будущих рабов. Я сначала убивал их, в потом воскрешал своей кровью.

— Вас научила Сесилия?

— Нет. Я сам открыл в себе этот талант. Тётя и дядя были рады.

Понемногу Лира развеселилась. Скоро она с улыбкой смотрела на маневры стаи. Теперь девушка замечала странности в поведении животных: их бока не вздымались от дыхания, даже после бега они не разевали пасть и не вываливали языки, чтобы охладиться. Эти звери были пустыми, лишёнными суеты жизни. Их созерцание дарило покой. Они начинали нравиться Лире. Вдалеке послышалось ржание Мирты, призывающей хозяйку. Девушка нехотя оглянулась на неё и, быстро повернувшись к Хиаму, неожиданно для самой себя спросила:

— Можно сделать то же самое с моей лошадкой?

Вампир удивился. Его взгляд тревожно забегал по лицу собеседницы:

— Разве она не дорога вам?

— Дорога. Именно поэтому я хочу забрать её с собой в вечность.

Он присматривался к её глазам, ища признаки сумасшествия:

— У вас не получится, пока вы Низшая. Да и я ещё слишком молодой вампир-хозяин… Впрочем, я готов попытаться помочь вам. Предупреждаю: при ранениях вам придётся давать ей кровь целыми вёдрами, — он опустил глаза. — И с вами на прогулках всегда будет частица меня.

— Я буду рада этому. Вы же можете отдать мне куклу Мирты во владение, и она будет слушаться моих команд лучше, чем сейчас?

Вампир улыбнулся:

— Да. Вы желаете сначала попробовать её крови?

— Нет, — Лира испугалась небрежному вопросу, такому… вампирскому и всё ещё чуждому охотнице. — Я пью только стабилизированную кровь.

Они поднялись на холм. Внизу белым ковром стелились кроны деревьев. Знакомый остророгий месяц выглядывал из-за быстро проносящихся туч.

— Добрая ночь! — похвалил вампир. — Я надеюсь, что ночь Большой Весенней Охоты через неделю будет такой же. Вы будете там с нами?

— Да.

— А как же: "Только стабилизированная кровь?"

Лира не ответила. Они прошли яблоневый сад, и собаки вереницей следовали за ними. Девушка указала Хиаму Мирту, но не стала смотреть, что он будет делать с ней.

Через пять дней вампир возвратил Мирту. Как и обещал Хиам, она слушалась Лиру лучше чем прежде и при этом почти не изменилась: по-прежнему шумно фыркала и шарила по ладони девушки мягкими губами. Присутствия вампира-хозяина Лира не замечала и не испытывала ни малейшей неловкости при общении с ней. Дэви, узнав о том, как гостья поступила с его подарком, расхохотался…

Владыка, как узнала Лира, редко останавливался в древней столице более чем на пару лет. Большая свита требовала многих жизней смертных. Когда число жертв по всей Термине переваливало за тысячу, по приказу Дэви, внимательно следящего за соблюдением всех законов ночной охоты, вампиры без сожаления должны были оставить свои земли, порой на несколько лет.

Большая Весенняя Охота была последним крупным празднеством перед тем, как покинуть Карду. В эту страшную ночь carere morte охотились открыто. Они выбирали только одну область северного края, но бесчинствовали там открыто. Они чистили улицы городов от случайных прохожих и не просачивались, как в другие ночи, — вламывались в дома, ввергая их обитателей в ужас. Это была настоящая оргия убийств. Обычные правила вампирской охоты переставали существовать. Цивилизованные carere morte Карды вели себя, как столичные дикари. Они насыщали свою частицу Бездны, разросшуюся за годы осторожного, тихого существования.

В этот раз бессмертные охотились на востоке Термины. Дэви возглавлял Большую Весеннюю Охоту, а Лира была его неотлучной спутницей. Вместе с бессмертными она входила в чужие дома, как хозяйка. В руках Владыки она скользила над городами и селениями в поисках добычи. Лира не пила кровь его жертв. Но, отрёкшись на эту ночь от всех моральных законов, девушка пожирала обреченных глазами, и её крохотная частица Бездны, с жадностью ловящая каждую картинку смертной муки, ликовала.

Владыка заметил её трепет. В коридоре незнакомого дома он поймал Лиру, задыхающуюся, с горящими глазами, и неожиданно и осторожно коснулся её губ своими, ещё не впитавшими чужую кровь. Девушка приглушенно вскрикнула от боли, которую оставила на её губах эта капля обжигающей жизни. А вампир увлёк спутницу на открытый балкон и, переступив ажурную решётку перил, они вновь окунулись в ночь.

Река чёрных теней скользила, то разделяясь на ручейки, то сливаясь в единый поток. Лира не различала в нём знакомых. Carere morte были безликим зеркалом, в котором образы убитых сменяли друг друга, проходя вереницей по коридору пустоты…

Бессмертные понемногу продвигались к Пустоши — восточной границе Карды. Впереди уже показался острый белый клык церкви святого Микаэля, отделяющий развалины старой Карды от жилых районов. По просьбе Лиры Владыка опустил её на землю, и девушка побежала, чувствуя за спиной огромную общую тень carere morte. Лире казалось, они следуют за ней, как детёныши за матерью.

Чу! Откуда этот по-зимнему холодный ветер, несущий крохотные льдинки, царапающие кожу? Что за туча зацепилась за крест над церковью? При её виде гигантская тень за спиной Лиры распалась. Кто-то, налетев сзади, сбил девушку с ног, вцепился в волосы. Царапнул когтями, скользнул по шее острыми клыками, оставив два ровных пореза. Они кубарем покатились по земле, сцепившись как две дерущиеся кошки. Очнувшаяся от иллюзии охотница узнала в напавшей Сесилию. Некрасивое лицо вампирши, искажённое от ярости, было просто страшно. Лира билась, извивалась, но у неё не хватало сил освободиться от нечеловечески цепкой хватки. Клыки Сесилии вновь проскользнули по шее, порвав кожу, и девушка закричала:

— Прочь, нежить!

Ей удалось изловчиться и отбросить вампиршу. Сесилия отлетела на два шага. Лира проворно вскочила. Было непривычно слышать своё тяжёлое дыхание. Что это с ней? Как ей удалось вырваться от старейшей? Неужели…

"Защита охотника!"

— А-ах, так! — выдохнула Сесилия. Она медленно и грациозно поднялась, злые чёрные глаза встретились с глазами Лиры, и охотница напряглась, готовясь вновь дать carere morte отпор. — Что ж, охотница, ты всё равно проиграешь!

Она кинулась на девушку, но на сей раз подоспевший Дэви остановил её и встал между ними.

— Господин! Это она указала Ему путь к нам! Её необходимо убить! — закричала Сесилия.

Лира вертела головой. Свита образовала кольцо вокруг них. Из толпы раздавались возгласы, поддерживающие вампиршу, но Владыка подошёл к охотнице, обнял за плечи.

— Лира Диос принадлежит нам. Не Ему, — кратко и уверенно сказал он.

— Господин! Вы же знаете! Она может не понимать этого, но она — нить, указывающая Ему путь! Обрежьте нить!

Лира вздрогнула при слове "нить", вспомнив: "Я объясню, почему тебя назвали погибелью и нитью…"

"Погибель мира", — так назвала её Кларисса!

— Я ничего не знаю, Господин! — взмолилась она. — Я не понимаю, о ком она говорит! Не оставляйте меня!

Тень окутала толпу. Лица вампиров скрылись за чудовищными масками. Лира замерла, вцепившись в руку Дэви. Вот по толпе пошло движение. Некто вихрем ринулся к девушке, попытался утащить с собой, и Дэви сцепился с ним. Они взмыли вверх, и следом рванулись многие. Новый чёрный вихрь пленил охотницу, унёс в небо. Лира чувствовала хватку множества рук, рвущих её на части. Она закричала… и задохнулась, внезапно лишившись всякой поддержки в воздухе. Девушка начала падать, но кто-то подхватил её. Её швыряли, как мячик, пока Лира не почувствовала, что правое запястье схватила рука Владыки. Лира вцепилась в неё, и Дэви выдернул девушку из лап взбунтовавшихся carere morte. Всхлипывая, охотница прильнула к груди огромного зверя. Тогда другой рукой Дэви схватил концы тени вьющихся перед ним тварей и одним сильным взмахом сдёрнул с них крылатые оболочки.

Они опустились на землю.

— Большая Весенняя Охота окончена, — медленно, монотонно сказал Владыка. — Сесилия. Магнус. Леонард. Осмунд. Мелисса. Хиам, — позвал он главных нападавших, теперь тушующихся в толпе. — Подниметесь сегодня для беседы со мной в Зеркальную галерею.

Лира спряталась за его плащ и дрожала от пережитого. Воздух потеплел, над крестом церкви Микаэля уже не было странной тучи.

— Я защищал вас, леди Лира, — потерянно сказал Хиам. — Жаль, Владыка не понял это.

— Господин всё поймёт, когда поговорит с вами, — улыбнулась девушка.

Они остановились побеседовать у лестницы, ведущей в Зеркальную галерею. Младший Калькар ожидал своей очереди, а Лира утешала его, как могла. Она знала: carere morte боятся зеркал.

— Дэви я не боюсь, — он гордо вздёрнул подбородок. — Меня больше тревожит, что скажет Сесилия. Это она меня обратила: в нашей семье принято обращать вампирами двоих из каждого поколения. Родоначальница возлагал на меня большие надежды…

Лира усмехнулась:

— Сесилия сама сейчас у Владыки. Просит прощения.

Хиам мило, чуть смущённо улыбнулся. Он по-прежнему соблюдал выбранную в день их первой встречи дистанцию. Все мужчины-carere morte чуждались Лиры, и это начинало тревожить девушку. На ней словно стояло клеймо Владыки, хотя сам Дэви оставался равнодушным к новой игрушке. Лира вздохнула. Его единственный поцелуй казался ей лживым сном…

Солнце встало и замок затих, спрятав ночную тень за крепкими дверями и тяжёлыми ставнями. Лира не легла спать. В одном халате, наброшенном на ночную сорочку, она бродила по площадке перед лестницей в Зеркальную галерею.

Она ожидала Владыку.

Лира злилась, писала свои вопросы на листочке и рвала бумагу в клочья. Почему при виде Владыки язык у неё приклеивается к гортани, а все вопросы, что есть, забываются?! Она шептала про себя: Кларисса, Погибель мира, Разрушитель мира… — пока эти слова не утратили всякий смысл.

Вот он идёт. Тёмные гладкие волосы аккуратно заплетены в косу, воротничок рубашки небрежно расстёгнут, левая рука скользит по витым перилам лестницы. Лира выступила из тени, и он остановился, чуть отстранился от её движения.

— Расскажите мне, Господин! Почему Сесилия хотела меня убить? И кому по её словам я указываю путь? — выпалила девушка, боясь, что Владыка уйдёт.

Вампир окинул её долгим задумчивым взглядом:

— Ты ещё не готова это услышать, Лира Диос. Впрочем, если желаешь… Пойдём.

Лира думала, что Дэви остановится в Зеркальной галерее, но Владыка потащил охотницу дальше, в разрушенную башню — в её единственный круглый зал без потолка, где стены и пол были простым камнем. Девушка вздрогнула, увидев в ярко освещённой солнцем половине зала поднятую откуда-то снизу крестовину. Она была нетуго опутана цепями, словно в них прежде был человек. Место казни!

— Кого тут казнили? Сесилию?

— Леонарда Претера.

— За что? Не он напал на меня, а госпожа Калькар!

Лира почувствовала, что начинает мелко дрожать. Зачем вампир привёл её сюда? Чтобы убить?

— В той суматохе он хотел меня убить. Я видел намерение, — Дэви усмехнулся, прочитав её панические мысли. — Не бойся. Леонард предал Низших и присоединился к моей свите в ночь гибели Избранного, как и ты, но от тебя я не жду повторного предательства, ты не такова… Просто эта башня — единственное место в замке, где нет чужих ушей.

Широкая полоса света медленно ползла к нему по полу, по стенам, а Владыка был как всегда спокойно-равнодушен.

— Разве солнце не опасно для вас, Господин? — осторожно спросила Лира.

Вампир шагнул в центр зала, вытянул левую руку, так что кисть оказалась в полосе света. Кожа мгновенно обуглилась, будто рука была не на нагретом весенним солнцем воздухе, а в доменной печи. Потрясённо вскрикнув, Лира бросилась к Дэви, но он уже сам отступил назад, в тень.

— Обычному carere morte этого было бы достаточно, чтобы рассыпаться пеплом, — заметил Дэви. — Вампира убивает не столько солнце или слова вашего ритуала, сколько страх. Серебро, святая вода, солнечные лучи уничтожают плоть сarere morte, и её место немедленно заполняется пустотой Бездны. Ощущение этой пустоты пробуждает страх. Страх рушит все барьеры, и Бездна расползается, уничтожая тело полностью. Circulus vitiosus. Если не бояться — ни ритуал Ордена, ни полуденное солнце не уничтожат тебя.

Он взмахнул покалеченной рукой, стряхивая крупицы чёрной пыли на пол. Под пеплом обнаружилась новая гладкая белая кожа.

— Сытый carere morte легко восстанавливает плоть, — улыбнулся Владыка. — Итак… Ты просила рассказать о твоей сути. Слышала ли ты когда-либо сочетание: "Голос Бездны"?

Лира вспомнила ночь поисков Тессы.

— Голос Бездны — так назвала меня Хелена, подруга Адама.

— Такие люди рождаются редко, не чаще раза в столетие. Это люди, способные слышать Бездну и говорить Её голосом. Их след в истории в разные эпохи легко проследить — они оставляли после себя коридор пустоты. Я скажу тебе лишь о тех, кто принял участие в недлинной истории carere morte. Их всего четверо. Первым был алхимик Атер. Он нашёл дверь, пускающую Бездну в наш мир, и отворил её. Он — создатель Первого вампира. Следующим, через сто лет после алхимика, был тот, кто известен тебе как Великий вампир. После него Бездна заговорила голосом дамы — Регины Вако, прабабки также известной тебе Миры Вако. Четвёртой стала ты.

Он замолчал. Лира заметила, что их разделяет меньше одного шага. Когда она успела так подвинуться к нему?

— Голос Бездны это что-то вроде Избранного? — робко спросила она. — Я тоже обладаю каким-то даром?

— Ты, как и твои предшественники, одним присутствием в мире создаёшь коридор пустоты. Ты ведёшь за собой Бездну, Лира Диос.

По светлой части пола проносились тени облаков, и Лира вздёрнула голову. Там, выше тёмных старых каменных стен, за неровным краем разрушенной башни, было по-весеннему ярко-голубое небо с маленькими клочьями ваты-облаков. Это небо, казалось, принадлежало какому-то другому миру.

— Это ещё не всё, — мрачно сказал Дэви. — Твоё рождение, как и рождение троих до тебя, знаменует приход Первого вампира.

— Он ищет меня?

— Макта вовсе не знает о твоём существовании. Хотя, возможно, вы связаны с ним. Макта каждый раз уходил в сон вскоре после кончины Голоса Бездны. Случайное ли это совпадение?

— Я не понимаю, Господин?

— Мы, Его дети, боимся Его и восхищаемся Им… А Макта не испытывает любви к нам. Он способен убить любого своего потомка одним взглядом, одним щёлчком пальцев. Но дело даже не в этом, — Владыка резко склонился к девушке, напугав. — Когда я вижу Его, я… и другие старейшие… — мы чувствуем Его силу, Его безграничную власть над нашими слабыми телами, цепляющимися за грань, отделяющую жизнь от не-жизни. Первый вампир — не только залог, но и угроза самому существованию carere morte. Он, Макта, страшен. И она непредсказуем, как Хаос!

Больше всего Лиру напугала ставшая почти бессвязной речь Владыки.

— Почему вы так говорите, Господин? В архиве охотников нет никаких упоминаний Макты со времени его ухода — Второго Бала Карды. Если он так страшен, почему в истории, которую ведёт Орден, нет никаких упоминаний о нём?

— Продолжение истории Макты интересно только вампирам. Макта одержим одной идеей — уничтожением нашего мира. Сто лет назад он едва не развязал гражданскую войну. Также и двести лет назад… — Дэви помолчал. — Ты любишь гулять на Пустоши… Двести лет назад я хотел сделать это место новым домом carere morte, и Макта воспротивился мне. Он убил многих старейших, сопровождавших меня, одним взглядом и лишь Великий вампир смог остановить его. И всё же нам пришлось оставить Пустошь Первому… Тогда главной резиденцией цитадели вампиров стала "Тень Стража".

— Разрушенная после знаменитого похода Гесси…

— Да. Но это — совсем другая история.

— Из страха перед Мактой Сесилия хочет меня убить? Она боится нашей связи, нашей нити… Так это Его тень была там, над церковью?!

Владыка отступил. Его руки висели безжизненно, как плети.

— Да, это был Он.

Лира долго вслушивалась в наступившую звонкую тишину. Дэви отвернулся, показывая, что странный разговор закончен, но девушка всё же решилась спросить:

— Тогда… почему вы не отдали меня госпоже Калькар, Владыка?

Её молодой голос оттолкнулся от стен, вопрос, зазвенев, унёсся ввысь без спутника-ответа. Вампир уже покинул башню.

Лира рванулась на бесцельную прогулку и возвратилась в замок только к вечеру. У себя в комнате девушка разделась, но не легла в постель — уселась перед зеркалом прихорашивать волосы. Она легкомысленно оставила дверь незапертой и даже чуть приотворённой. Лира ждала гостя.

Она всматривалась в зеркало, ища в его пустых глубинах знакомый тёмный взгляд. Она не думала о Макте, о своих недругах в свите Дэви — ни о чём из того, что следовало бы обдумать. Лира ждала.

Вот чёрные тени новой ночи легли в углах комнаты и по зеркалу пошла тонкая трещина, деля отражение девушки надвое. За спиной Лира почувствовала холодную тень… Он здесь!

Она встала, но не обернулась. Девушка была странно спокойна, почти равнодушна. Она будто отдавала долг: долг жизни — спасшему её.

Дэви подошёл и обнял её. Охотница лениво повернула голову, позволяя себя целовать. В зеркале краем глаза Лира увидела тень его рук, очень тёмную — на своей белой коже. Сама Тьма обнимала её.

Вдохновлённая этим, она отвернулась от зеркала и теперь горячо ответила партнёру на поцелуй.

В Ордене об этой стороне жизни carere morte говорили разное. Пожалуй, ни один другой вопрос не имел столько различных и подчас смешных трактовок. Неправы оказались те, кто придерживался мнения о половом бессилии бессмертных. Неправы оказались и те, кто обещал бессмертным любовникам неземное блаженство, которое не дано ощутить смертным. Было мгновение, подобное вспышке, когда она чувствовала себя единым целым с мужчиной и это единое словно снова было живым. Но миг ушёл и, как расплата за него, пришёл вечный вампирский голод: ощущение растущей пустоты внутри. Тогда Лира впервые подумала: "Мне нужна кровь — немедленно, сейчас!" — и ей было абсолютно всё равно где она её достанет, у кого отберёт вместе с жизнью.

Дэви отодвинулся на край постели, девушка же забилась вглубь, к спинке кровати. Она сидела, скрестив ноги, упираясь острыми локтями в коленки, и её чуть пошатывало — Лира всё ещё ощущала себя в объятиях Тьмы.

Она поймала взгляд вампира и первой отвела глаза, опустила голову, позволив тени волос опуститься на лицо. Лире не хотелось, чтобы Владыка прочитал сейчас её мысли. Сегодня девушка по-новому узнала его. Прежний образ, пришедший из древних легенд, со страниц учебника истории, рассыпался пылью. Охотница нашла человека в величайшем из бессмертных.

"Он всё ещё слишком немёртвый. Не пустой. Он не отдал меня Сесилии, потому что не хочет меня потерять. Он влюблён. Не в меня — это было бы смешно: шестнадцатилетняя девчонка, ученица… Он влюблён в Бездну, смотрящую из моих глаз — в свою погибель!"

Звонкий смех напугал обоих. Дэви вскочил с постели. Он глядел на девушку обречённо. Смех исторгался из уст Лиры, но принадлежал он не ей. Девушка не могла унять его никаким усилием воли. Смеялась Бездна.

 

Глава 6 Мышка в мышеловке

Сначала был один маленький вампирчик. Он появился из-за поворота на Серму и словно приклеился к Мире, хвостом потащился за ней, дразня и улюлюкая, но не рискуя приблизиться: среди дикарей столицы ходил упорный слух, что предательница Вако не расстаётся с оружием охотника — мечом и арбалетом. Вампирша пыталась не обращать внимания на наглого спутника. Она удвоила усилия, надеясь скорее добраться до защитного купола Покрова. Дикарь не отставал. У Золотого моста Сатура к нему присоединились ещё двое, потом ещё… Скоро Миру сопровождала целая стая. Гогочущая, улюлюкающая стая крылатых обезьян!

Вот один из летевших позади осмелел, быстро приблизился и вцепился в её тень, ещё двое ринулись сверху на крылья, ломая их. Мира почувствовала, как чьи-то острые клыки скользнули по шее. Но вампир нечаянно ухватил серебряный ошейник и, отплёвываясь, отступил. Мира отпустила крылатую тень, оставив дикарей рвать её в клочья, и камнем рухнула вниз. Новые крылья подхватили её у самой воды.

Белый мост — граница ближайшего купола Покрова уже был виден, и вампирша устремилась к нему. Дикари не отставали. Их шуточки и дразнилки стихли, они мчались за ней, чтобы убить.

Мира влетела под Белый мост, вновь оставив крылья в руках преследователей. Она кубарем прокатилась по земле, поднялась — грязная, жалкая. Она тяжело дышала, и ошейник немилосердно сдавливал горло.

Такой была её новая жизнь! Постоянная опасность со стороны собратьев. Орден поймал вампиршу Вако в свою сеть. Все прогулки Миры отныне ограничивались куполами Покрова.

— …Есть много причин не доверять старой сказке. А ты давно поверила ей? Когда ты поверила в неё от начала до конца, и слова "Избранный", "Дар" обрели для тебя смысл? Тогда, когда ты узнала, кто этот Избранный? Волшебная сказка вошла в твой дом без приглашения… Но почему ты безоговорочно веришь каждому слову забывчивой старой болтуньи? Эту историю переписывали много раз, подменяя одну ложь другой: Великий вампир, проклятый Дар, Избранный-охотник… — которой лжи ты веришь?

— Той, которая придаёт моей жизни хоть какой-то смысл.

— Эта старая сказка — опасная сказка! Ты произносишь: "Избранный", "Дар" — и дверь в сокровищницу отворяется. Но золото ли блестит во тьме пещеры или это — чешуя дракона; драгоценные каменья то — или слепые глаза древнего ужаса? Полно, какая сокровищница? — ты в логове чудовища!

— Зачем вы говорите это… Ордену не нужен Дар?

Первая и последняя беседа с Латэ. Её Мира отчаянно желала и в тоже время отчаянно боялась. Так или иначе, она надеялась, что этот разговор принесёт ей успокоение. Но этого не случилось…

Вампирша долго привыкала к новому способу питания. Наверное, этот дом, её новое место жительства, с соседями — людьми, её любимой пищей, куда ни обернись: направо, налево и вниз — три этажа, Орден специально приготовил для неё, как испытание. Квартирка была самой маленькой из всех, где Мире приходилось жить: одна всего комната со скошенным к окну потолком да узкий коридор. Над ней же была только крыша, и за ней — небо… Особенно тяжело стало летом: словно оторвавшиеся от солнца куски растекались по и без того горячим улицам каждый день. Жар не уходил и вечером и с каждой новой светлой беззвёздной ночью Мира ощущала всё сильней другой жар — чужие жизни. Целыми днями она лежала на кровати без сна, уставившись в потолок, зажав уши руками.

Ощущение уходящих сил, пусть по крохотной капле, теперь было постоянным. Эта потеря была необратима, невосстановима. Вампирша истаивала. Стабилизированная кровь не насыщала тьму внутри. Она только будила её сердце. Иногда оно глухо, больно, совсем как сердце смертной, билось в её пустом неживом теле ночь напролёт.

Вампирша растеряла всю свою красоту. Она всерьёз опасалась, что скоро будет выглядеть на столько лет, сколько ей есть на самом деле. Увы, где та холёная, сытая, ласковая домашняя кошечка? Из разбитого зеркала смотрела серая, неприметная, худая обитательница трущоб с вечно несчастными глазами.

Она стала затворницей. Её прогулки ограничивались куполами Покрова, шаг за них — и собратья-вампиры её растерзают. Впрочем, Мира не страдала, затворничество было добровольным. Лишь изредка вампирша наведывалась в архив Академии, но и тогда для своих визитов выбирала время рейдов, чтобы не встретиться ни с кем. Минул год, а Мира знала по именам едва ли десяток охотников и пальцев одной руки хватило бы, чтоб сосчитать тех из них, с кем она разговаривала не сквозь зубы, и кто смотрел на неё не злобно, лишь презрительно и порой снисходительно: Филипп Латэ, глава Ордена, Феликс Краус, герцогиня Адора Рете, Родерик Бовенс — самый молодой из верхушки, её ровесник… Единственного из рядовых адептов, относящегося к ней без предубеждений большинства — Карла, Мира встречала нечасто. Должно быть, угадав каким-то образом его обстоятельный разговор с вампиршей, разгневанный Латэ снял охотника с должности своего секретаря и направил в отряд, патрулирующий центральные улицы Доны и редко являющийся в Академию. Мира понимала: связанная с Орденом, нуждающаяся в нём, она должна прилежно плести свою паутину, обзаводиться связями, знакомствами, сторонниками — как ни странно звучит последнее, но за год так и не сдвинулась с места.

— …Послушайте! Дэви снова будет искать Избранного. Теперь он не отступится! Макта, Первый вампир, возвращается, и Владыка боится потерять свою власть. Ему нужен Великий вампир, но разве Великий вампир нужен вам?! На стороне Дэви сотни бессмертных, десятки хозяев, на вашей — одна я, но, если вы обеспечите мне хорошую защиту, я разыщу Дар в два счёта. Дэви тревожится всего лишь за свою вечность, я же — за жизнь самого дорогого для меня человека. Я опережу Владыку! Я найду Избранного, способного исцелять вампиров, и приведу его в Орден! По-другому не может быть!

— Всё? А теперь послушай меня: Проклятие сильно, Дар слаб. Сама мысль исцелить вампира многим кажется безумием, зато мой прадед видел Великого вампира, созданного проклятием, также близко, как я тебя сейчас. Светлой стороны Дара не узнал никто, а его тёмная сторона всем хорошо известна. Старая мечта давно забыта, и лучше всего тебе держать соображения по поводу способности Дара исцелять проклятие вампиризма при себе. Нет, не так: это приказ!

— Но ведь тогда в парке…

— Избранный пытался исцелить тебя, да. Но кто это видел? Ты по-прежнему carere morte! Вспомни историю: человек, ставший Великим вампиром, также нёс чистый, не замаранный проклятием Дар. И всё же тот Избранный предпочёл сторону бессмертных! То, что Дар освобождён от проклятия, вовсе не даёт гарантий того, что он может быть обращён только к свету.

— Значит, первое, что нужно сделать — дать новому Избранному защиту охотника!

— Если б это было так просто…

В первую же весну Герберт Морено пригласил Миру принять участие в неких исследованиях. Оказалось, на медицинском факультете Академии давно ведётся изучение особенной физиологии carere morte. Вампирша согласилась, неожиданно быстро для себя. Она вообразила, что это поможет ей сблизиться с новым, странным окружением!

Работа закипела. Мира вытерпела сотни экспериментов, позволила терзать своё тело устрашающего вида инструментами, отдала им едва ли не всю свою бессмертную кровь, безропотно перенесла десятки уколов в сердце и поясницу, где по словам этих маниаков пряталось второе вампирское сердце, честно и без утайки ответила на тысячи вопросов, среди которых были и бестактные и совсем непристойные. Удивительно! Вампирша ожидала, что слабые смертные с особой тщательностью будут изучать её фантастические возможности: силу, втрое превосходящую человеческую, быстрое заживление ран, нестареющее тело, крылатую тень, но охотники не обращали внимания на эти несомненные плюсы бытия carere morte. Лишь однажды Мире удалось заинтересовать молодого ассистента Морено рассказом о крыльях Макты, на которых, якобы, летают все carere morte, но возвратился Герберт и в сложных разговорах исследователей замелькали совсем иные термины: депрессия, инволюция, регресс…

За время исследований вампирша узнала много любопытных вещей: так, вампиризм часть адептов Ордена считала болезнью, и даже вполне излечимой болезнью! Исцелиться, по словам этих учёных фанатиков, carere morte мешала загадочная "разлаженность" сердца и мозга. Вампиров они не называли ходячими мертвецами, говорили лишь о замедлении жизнедеятельности. Мира же явила собой и вовсе любопытный экземпляр. Том отчётов по научной работе пух на глазах, пока в один прекрасный вечер Мира не осознала, что является для этих людей не более чем подопытным животным. Она боялась, что её отказу от дальнейшего участия в экспериментах посмеются, но её отпустили, и довольно легко. Видимо, Морено и компании самим требовалось время на анализ результатов.

Оставив учёных разбираться с тем, что она есть, вампирша присматривалась к своей новой, странной семье. Во времена юности — теперь такой далёкой! — она полагала, что все охотники — священники. Это нелепое убеждение осмеял Клеменс Грата: во времена правления Макты Вастуса Орден собрала аристократия Карды. Сейчас этой умножившейся силе служили многие люди, разные люди, бывшие и нынешние студенты Академии, отпрыски некоторых знатных семейств и самые простые выходцы из Карды и Доны. Орден охотников никогда не был орденом монахов.

"Они наёмники?" — спросила она тогда Клеменса.

"Нет, они — фанатики. Эта охота — не способ добычи денег".

Клеменс был прав.

Пусть ночные рейды, командировки и оплачивались, эти деньги себе забирали немногие. Для герцогов Рете и графов Гесси Орден и вовсе был статьёй расходов, да и Родерик Бовенс в ответ на наивный вопрос Миры: "Сколько стоит голова вампира?" недовольно скривился и сообщил, что лично для него охота на вампиров, наоборот, дорогостоящее развлечение, "но занятное, весьма занятное порой!", а Карл, ненадолго забежавший в арсенал, посетовал, что из-за треклятой занятости здесь он уже сменил три места работы и был вынужден оставить пока учёбу. И в этом "пока" была безнадёжность.

— Так брось охоту на вампиров, и ты наконец-то выспишься, — пожала плечами Мира.

— Я не могу, — возразил он удивлённо, растерянно, видимо, только что это поняв. — Когда я всеми правдами и неправдами пробился в знаменитое "Студенческое Общество Академии", я радовался, не подозревая, что только что ступил на тайный тёмный путь… Но сейчас это — жизнь. Воздух, которым дышишь. Многие находят себя только здесь.

— Вы все фанатики, — отрезала Мира неприязненно.

Он загадочно улыбнулся:

— Говорят, что carere morte нельзя вернуть в мир живых, к нормальной жизни — и ошибаются. Этих можно вернуть. А вот, что охотник на вампиров во время третьей стражи будет смотреть свой третий сон — совершенно невозможно. Непредставимо!

— …И идеалисты. Фанатики — идеалисты: убийственное сочетание.

Слышавший этот разговор юный Гесси почему-то обиделся и даже, что было ему несвойственно, невежливо вмешался:

— Ваши старания приклеить ко всем один ярлык смешны. Что ты, вообще, знаешь, carere morte?

Действительно, ничего… Но скоро Мира побеседовала с архивариусом Конрадом Сотто. Ей пришлось раскусить и проглотить горькую пилюлю истины, но она начала понимать язык, на котором все говорят здесь. Не в меру расшалившаяся и разозлившаяся вампирша, в таком настроении крайне несдержанная на язык, позволила себе нелестный комментарий по адресу Нарро, Деворо и прочих "бумагомарак". Тогда обычно тихий Конрад, до сих пор её терпевший, яростно листнул книгу перед ней и глубоко отчеркнул страницу в середине.

Мира углубилась в чтение. Это было что-то вроде предостережения смертного перед последним шагом или нравоучения, которое наверняка читают исцелённым новообращённым: "Бессмертные, они называют себя богами, которым ведома вечность. Они будут звать вас за собой… Не верьте! Они будут шептать вам, что смерть есть слабость, и назначение смертных в этом мире — быть пищей бессмертных богов. Они будут говорить, что люди слабы, жалки, их мысли тяжелы как камни, а мечты стелются по земле и не способны от неё оторваться. Они будут говорить, что им известны все ваши страхи и все ваши желания. Они будут говорить, что знают вас… до волоска, как всех, как всю жизнь, давно прочитанную ими скучную книгу. Не верьте! Они не бессмертные, но лишённые смерти. Лишённые смерти — и, от века, лишённые жизни. Их прСклятая участь — питаться крохами с чужого стола, каплями чужой жизни, которую они могут лишь попробовать на вкус, но не познать. Они как черви, в их телах нет чувствительных струн, одно несытое чрево. Не боги пред вами — нижайшие из тварей, знающие лишь голод, подобно зверям, но не богам не ведающие о смерти. Рассмейтесь же им в лицо".

Усталость — вот всё, что она ощущала новой весной. Она терпела поражение за поражением, но могла только ровно, равнодушно улыбаться, принимая удары: ни дать отпор, ни защититься она не была способна.

— …Главы нет на месте…

— Он не принимает…

— Подойдите завтра…

Наконец, Мире удалось поймать Латэ в парке:

— Вы не говорите ничего! Что я должна думать? Орден намерен заниматься поисками Избранного?

— Позже, леди Вако, — холодно и официально. — Как только Дэви начнёт свои поиски, Орден будет вынужден ответить.

— Когда?!

— Жди. — Латэ смягчается. — А пока я найду тебе интересное занятие…

Тогда Мира осмелилась навестить Винсента, уехавшего в Карду.

Вампирша не видела его с тех пор, как Адора увела её в новое убежище. Винсент всё рвался в Карду, домой, но внял совету Латэ остаться в столице, пока Дэви не покинул цитадель вампиров. Весь год её последний обращённый был в том же городе, что и вампирша, но они не встречались. Хотя Мира тайно мечтала, чтобы они столкнулись в коридоре Академии… Конечно, она беспокоилась, что племянник начнёт убивать, но в Ордене её заверяли, что юный вампир под их контролем.

Она приехала в Карду пасмурным поздним вечером и решила прогуляться до дома пешком. Старый особняк Вако, где началась её вечность, приближался, и вампиршу пробирала дрожь.

Прошлое возвращалось. С каждым следующим шагом Мира ощущала себя всё дальше от реальности. Карда, дом Вако. А там в доме — вампир, её создание, юноша, как две капли воды похожий на того, кто когда-то обратил её… Она так долго бежала от страха увидеть Винсента бессмертным, прекрасным и бездушным как Алан — и вот, сама идёт навстречу своему главному кошмару.

"И горше всего сознание того, что она сама позволила страшному сну прорасти в реальность!"

Вампирша нашла племянника задумчивым, спокойным и чуть насмешливым. И за насмешкой скрывалось раздражение: Винсент не был рад гостье.

На чердаке он разбирал свои старые рисунки… Вампирша вздохнула, готовясь к серьёзному разговору.

— Доброй ночи! — неуместно резко поздоровалась она. Юноша ничего не сказал, коротко глянул, отрывисто кивнул, приветствуя, и отвернулся.

— Ты всё ещё зол… Как ты здесь? Моё лето в Доне было ужасным.

— Представляю, — оборвал Винсент. — У меня всё в порядке. Я не гнию в деревянном ящике. Я двигаюсь, разговариваю, я сохранил способность рассуждать — чего ещё желать?

— Всё также зло шутишь. И ты ничуть не удивлён моему приезду?

— Ничуть. И даже знаю, зачем ты здесь: мечтаешь выговориться. Что ж, я слушаю.

Мира старательно не замечала его раздражения. Она изучала его лицо исподтишка. Винсент не стал более похож на Алана, чем был до обращения. Он остался похожим… но иным. Он остался собой.

— Есть возможность. Я и раньше пыталась сказать тебе… Если я найду нового обладателя Дара, и Дар обретёт настоящую силу, твоё… состояние можно будет исправить.

— Не говори об этом! — он вдруг изменился в лице: только что спокойный, язвительный, он словно надел маску безумия. — Не смей мне говорить об этом!

— Почему ты так? Исцеление возможно! Я помогу Ордену в поисках Дара. Я уже говорила с главой. Ты вернёшься в мир живых, обещаю!

— Зачем теперь ты мучаешь меня? Я уже год, как мёртв, а ты рассказываешь об исцелении!

Винсент в отчаянии грохнул крышкой сундука, где хранились рисунки и старые тетради. Мира вздрогнула от громкого хлопка, как от выстрела.

— Это ошибка охотников, — заспорила она. — Carere morte — живые трупы, бессмертные мертвецы, исчадия тьмы… Так любят говорить в Ордене? Так охотники пытаются оправдывать то, что убивают людей! Всего лишь больных, которых можно вылечить! Действительно можно! Ты же понимаешь это, видишь это, Избранный! Ты же сам пытался убрать это проклятие!

— Неужели? Я в это верил?

— Да!

— Я не помню, — без эмоций сказал Винсент. — И не называй меня Избранным. Я не помню, чем был этот Дар. Я не помню многого! Может быть, к лучшему — не так больно. Я сейчас вижу только темноту: и днём, и ночью, вчера, сегодня, завтра и всегда! Какое исцеление?

"Значит, вот как, — Мира опустила голову, спряталась за волосами. — Отпустив свой Дар, он забыл его. Что ж…"

— Значит, теперь я буду помнить за тебя, — ровно сказала она. — Ты моя надежда, как и прежде. Почему ты так жесток со мной?…Винсент?

Винсент молчал. Он вновь открыл сундук, отыскал в нём большую тетрадь и, задумчиво перелистав, отбросил прочь. Тетрадь упала, печально шелестя пустыми страницами, на чёрной коже обложки чётко отпечатались тонкие дужки — следы от его ногтей.

— Недавно Латэ бросил мне надежду. А может, это новая приманка, чтобы я не стремилась выбраться из ловушки. Когда Дэви начнёт свои поиски, охотники помогут мне начать свои. Я отыщу нового владельца Дара. Ты… — Мира болезненно закрыла глаза, веки дрожали, — …не должен быть вампиром.

— Отпусти меня. Это единственное, что ты можешь сделать для меня, поверь.

— Я не оставлю тебя! Я виновата…

— Это, в конце концов, унизительно, — пробормотал Винсент сам себе, избегая глядеть в её сторону. — Оставь… Оставь меня в покое!

Вампирша резко помотала головой.

— Пройдёт год-два, и Дар проявит себя. Подожди. Ты сильный, ты справишься! Я найду Дар! Отбрось грустные мысли, в конце концов, хватит! — вскричала она. — Как я оставлю тебя, ты что?! Я, если бы ты тогда умер, ушла бы тоже… Мне этого не перенести…

Наступило молчание. Винсент поспешно отвернулся от неё, но не успел скрыть горькую усмешку.

— Ненавижу тебя, — через минуту сказал он, равнодушно глядя в холодную звёздную ночь за маленьким чердачным окном. — Ненавижу ваш мир. Ищи свой Дар. Может, кого-то это действительно спасёт. Я давно сдался. Меня давно нет. Убирайся отсюда. И не приходи — я не пущу тебя на порог.

 

Глава 7 Украденный

— Ненавижу тебя, — ещё раз повторил он, даже радуясь жестокости этих слов, и повернулся к Мире, чтобы видеть её лицо в это мгновение. Он хотел, чтобы она отшатнулась, выбежала из дома, заливаясь слезами, и не вернулась больше, но вампирша не изменилась в лице, только ещё больше побледнела. Она словно ждала его злых слов.

— Я не верю тебе.

Мгновение они смотрели друг другу в глаза. Лицо Винсента исказилось, когда он заметил в чёрных зрачках вампирши свои маленькие отражения. Юноша отвернулся первым.

— Ты всё сказала. Уходи, — ровно сказал он. — Навсегда уходи! Не мучай меня.

Оставшись один, он некоторое время стоял без движения. Тень вампирши растворилась в ночном небе, нить, соединяющая обращённого с создательницей, протянулась в бесконечность, и Винсент понял, что Мира не вернётся. Тогда он опустился на пол и позволил равнодушной маске сойти с лица.

"Нужно было сказать ей правду, — подумал он и грубо оборвал себя. — Нет, нет! Рано".

Он вздрогнул: ему показалось, будто он вновь встретился взглядом с Мирой, но это был только лишь старый рисунок — портрет вампирши Вако, сделанный им несколько лет назад, когда сказка о Даре была просто сказкой. У Миры на нём злые, неживые глаза — словно глаза куклы, сделанные из той же ткани, что и нарядное платье. Сегодня у неё были совсем другие глаза — безумные, больные… но живые.

"Лети, Крылатая! Ты ещё не знаешь, что Дар, который тебя опять обрекают искать, не спасёт меня. Он чудо, что исцеляет, но даже он не способен воскресить".

Винсент опять подумал, что сказал не всё. Нужно было предупредить Миру, что покровители Ордена никогда не допустят посвящения Избранного. Нужно было поведать ей страшную тайну Арденсов — первую из тайн Ордена. Нужно было, наконец, рассказать ей, как с ним самим обошёлся Крас, узнав о его Даре: пусть бывший Избранный, не помнил, чем была эта странная сила — месяцы заключения и подготовки к жертвоприношению не изгладились из его памяти. Он прогнал Миру в неизвестность — Винсент хорошо помнил, как тщательно охотники охраняют свои тайны. Вампирше понадобится не один год, чтобы узнать столько же, сколько уже известно ему. Она ещё не скоро узнает, как на самом деле нерешителен Латэ, как скован он и весь Орден в действиях: не могут шагу ступить, если на то не будет приказа основателей! И она не скоро поймёт, что ниточку проклятия, связавшую их в парке, не в силах разорвать никто! Она не скоро поймёт… Быть может, никогда.

Наступало новое утро. Белёсый утренний свет разливался над городом, острые зубцы Короны скрылись в серебристой дымке. Старая Карда! Три года назад он клялся, что не вернётся сюда, и вот, он вновь здесь, в мрачном, будто проклятом доме Вако. Впрочем, некому пожурить его за несоблюдение клятвы: та, кому он клялся — подруга, соседка, старшая дочь Меренсов, мертва. Милая Софи всё-таки добилась своего: вкусила каплю бессмертия. Её растерзали люди, уставшие платить вампирам дань — также, как Линду.

Винсент равнодушно и бесстрашно затворил окно чердака — не от страха перед дневным светилом, просто чтобы закрыться от ненавистной цитадели carere morte. Солнце почти не беспокоило юного вампира. Он ожидал, что первое лето будет тяжёлым и он снова, как минувшей зимой, будет балансировать на грани безумия. Но светлые жаркие месяцы пронеслись быстро — вспышки, сменяемые кратким ночным мраком. В Доне Винсент спокойно спал всё лето. Он мог бы проспать всю вечность, ведь он не знал вечного вампирского голода — единственная приятная особенность его ни на что не похожего бытия! Здесь, в Карде, он снова спал бы, если б не визит Миры…

Он почувствовал её, едва вампирша ступила на землю Карды. Это было, как будто отворился коридор и из дальнего конца его к нему пошла тень. Потом он понял, что коридор — не коридор, а зеркало, и идущий — идёт из его таинственный глубин. И этот незнакомец — всего лишь его отражение… Или… наоборот: отражение — он? Странное видение, но как нельзя лучше объясняющее суть его странного бытия.

…Он осознал это ещё в Доне. Осознание пришло внезапно. Единственный ответ на все вопросы нашёлся мгновенно, но это был такое странное… такое страшное слово, что он долго отказывался его принять.

— Я не понимаю, — решился заметить он в первый же день своей вечности главе, когда тот вновь заговорил о Великом, и о том, что Винсент ни в коем случае не мог стать Великим вампиром после инициации. — Как же так? Если я — не Великий вампир, которого ждал Дэви, значит, мой Дар ушёл прежде, чем Мира меня обратила. Но ведь Дар покидает человека после смерти…

Латэ молчал, и юноша совсем тихо повёл дальше:

— Вампирами обращают только живых. Из мертвецов изготавливают кукол. Кто я? Я же умер до обращения?

— Да.

Винсент заговорил вновь не скоро:

— Куклы лишены памяти, так?! А я всё помню, всё, что было… Правда, смутно, и чем глубже хочу заглянуть, тем размывчивей картинка… Но это моя память! — он замолчал, потом медленно, растягивая паузы между словами, проговорил. — А почему, чёрт побери, вы сняли с меня ошейник?!

— Он тебе не нужен. У тебя никогда не вырастут вампирские клыки. У тебя не может быть и собственного чувства голода. Твой голод — голод Миры и контролировать его — задача твоей создательницы.

— Вы хотите сказать, моей хозяйки?!

Вампира отвлёк шум в доме. Может ли быть, чтобы Мира вернулась? Винсент проверил их связь — нет, вампирша была далеко и отдалялась с каждым мгновением. Наверное, она мчалась сейчас, клянясь, что никогда-никогда не вернётся.

Он спустился на первый этаж, но, внимательно прислушавшись, схватил арбалет из холла и, на ходу заряжая его, возвратился на второй. Винсент прокрался коридором и резко отворил незапертую дверь в комнату тётушки.

Это был бессмертный, наверное, молодой Высший, решивший устроиться в пустом, как он полагал, доме на ночлег. Увидев арбалет, заряженный серебряной стрелой, вампир, подняв руки ладонями к Винсенту, отступил к окну.

— Охотник?! — пробормотал он. — Не может быть! Ты такой же, как я…

— Не совсем.

— Я часто здесь останавливался прежде. В некотором роде, это мой дом…

— А я его хозяин.

— Алан Вако?!

Винсент не ответил, только дёрнул арбалетом, указав на окно: "Убирайся".

— О вас ходят легенды, — попытался польстить вампир, отступая. — Лакусы мечтают поквитаться с вами за охоту на их землях! А ещё говорят, вас убили охотники, — его взгляд упёрся в арбалет, — но я-то вижу, кто вышел победителем… А где ваша спутница, соблазнённая сестричка? Она обратила того, кто обратил меня, так что, в некотором роде, мы с вами родственники…

Винсент выпустил стрелу. Она оцарапала вампиру висок и вонзилась в створку окна. Незваный гость поспешно ретировался.

— …Ты не такой, как обычные вампиры, — признал глава. — Но я не могу сказать также, что ты вампирская кукла в привычном смысле этого слова. Кукла — мертвец, покорный воле хозяина и часто полное его отражение. Это продолжение "я" хозяина. Пустое тело куклы — одежда, в которой хозяин выходит в мир. Ты не таков. В начале разговора я задал тебе несколько вопросов и понял это. Ты сохранил память. Твои эмоции — это твои эмоции. Ты не проводишь границы между собой до обращения и собой сейчас. Это я увидел, это я могу сказать. И Морено поддержит меня.

— Вы опять говорите не всё!

Глава задумался. Через мгновение он задумчиво сказал, обращаясь не к Винсенту — словно к самому себе:

— Да. Возможно и такое, что сложно описать словами. Бывает и так: когда хозяин делает куклу из знакомого, любимого человека, он может неосознанно наделить её теми чертами умершего, которые знал и любил. В этом случае кукла может рассуждать, чувствовать, действовать, как умерший при жизни. Иногда хозяин создаёт настолько точную копию, что она вводит в заблуждение его самого, и он начинает верить, что действительно воскресил любимого. Но кукла остаётся куклой.

— То есть, может быть, я — уже не я? И я сам этого не знаю?!

— Почитай историю Эрвина и Лелии.

— А Мира? Мира знает это? Нет?!

— Я говорил с ней. Она сейчас безумна. Она отметает правду. Она пока не хочет её слышать, но не вини вампиршу. Так её разум сопротивляется разрушению.

— А как же мой разум? Нет, я не верю! Постойте… Как же тогда моя память? Я помню и дни, и годы без Миры!

— Если хозяин берёт для новой куклы ещё не остывшее тело, он может поймать обрывки чужих воспоминаний. Иногда они причудливо мешаются в его голове с собственными.

— Чушь!

— А свой Дар ты помнишь?

Винсент сделал усилие, попытался представить это. Дар, Избранный — что стояло за громкими словами? Они катились с языка гладкими камешками, не оставляя никаких следов: ни мыслей, ни эмоций, ни воспоминаний. Что это было? Тепло, свет… — вертится в голове, но это клише. Он пытается рассуждать, а должен бы просто знать!

— Не помню.

— Ты говорил, что видишь carere morte как прорехи в ткани мироздания. Ты говорил, их проклятие — рой чёрных точек, мешающий разглядеть их сияющую жизнь.

— Какая чушь! — он нервно засмеялся. — Не помню!

— Поэтому нельзя отметать второй вариант вашей с Мирой связи. Человек, что находится передо мной — отражение вампирши, о котором она не догадывается.

— Она говорила, что хочет вернуть мне жизнь.

— Это невозможно. Ты мёртв, и твой хозяин — не Бог. Я жесток, говоря такое, но делаю это лишь затем, чтобы избавить тебя от иллюзий.

Однако Миру Латэ не спешил избавить от иллюзий… И Винсент то негодовал, то соглашался с ним. Двое безумных — это уж слишком! Сначала нужно установить, какова на самом деле природа их связи: "хозяин — кукла" или что-то иное? Винсент много раз порывался прочитать историю Эрвина и Лелии, но останавливался в последний момент. Он боялся, что эта сказка станет его новым приговором.

Он вспомнил, что вампир назвал его Аланом Вако и усмехнулся. Но усмешка застыла на его губах. Алан Вако… Винсенту часто говорили, что он очень похож на дядю, которого он никогда в жизни не видел. Юноша знал и о том, что Мира была влюблена в своего сводного брата. Она и пошла за Аланом по пути carere morte только из-за любви — как многие девушки в Карде… Может быть, она сделала себе куклу в память о нём?!

Это было уже слишком. Слишком страшно. Юноша бросился в библиотеку, схватил книжку сказок Карды. На истории Эрвина и Лелии уже лежала закладка.

"Эрвин был вампиром, Лелия, его возлюбленная, смертной. Лелия была дочерью герцогов Карды, живших на Пустоши. Она была юной девушкой, любила солнце, ветер, утреннюю росу на траве… Она любила смотреть на белые облака в голубом небе и представлять их сказочными птицами. Она рисовала цветы яркими красками и сама была как цветок. Она знала лишь день, а ночью как и все смертные закрывала глаза и видела сны. Строгие родители запирали её в комнате в самой высокой башне замка. Там она засыпала, и Эрвин тихо входил в её окно.

Лелия считала Эрвина сном. Он был её-любимый-сон. Они летали над спящей Кардой. Он надеялся, что, увидев красоты Ночи, она полюбит и Её, но Лелия не смотрела вокруг и не видела ничего, только его. Перед рассветом они прощались.

— Почему ты не можешь остаться? — спрашивала Лелия и протягивала к нему руки.

— Я не такой, как ты, — отвечал он и уходил.

Однажды она попросила:

— Так расскажи, как стать такой, как ты? Я хочу быть с тобой всегда: и ночи, и дни.

Carere morte не вправе отказывать в своём проклятии тому, кто жаждет бессмертия. Но Эрвин оставил Лелию смертной. Он видел, Солнце было ей всё же милее, чем он.

Больше он не приходил к ней. Только издали любовался ею, ночами охраняя её дом и её сон. А Лелия уже не могла обрести при свете Солнца ни любви, ни покоя. Она грезила встречами с Эрвином. Она была слишком юна, чтобы различать сны и явь! Каждый вечер она молилась, чтобы вернулся её любимый сон, и возлюбленный приходил к ней. Они держались за руки, она улыбалась ему… а на самом деле темноте и пустоте своей комнаты, ведь это был лишь сон, обман.

Она начала болеть, таять, всё больше времени проводя во снах и всё меньше в жизни. Родители приглашали докторов, а те лишь обескуражено разводили руками и советовали поспешить с замужеством. Но однажды "Эрвин" вновь пригласил Лелию полетать, и она шагнула за ним в окно: она не умела узнавать сны и обман!

Она упала с самой высокой башни замка и разбилась насмерть. Настоящий Эрвин не успел подхватить её! Он в это время по приказу Владыки сражался со служителями Ордена, в те далёкие времена опутывавшими Карду своими сетями. Когда он пришёл к её дому, родители уже погребли тело Лелии в склепе. Он нашёл свою возлюбленную мёртвой, твёрдой и холодной как камень.

В тёмной зале горели свечи, она лежала на каменном ложе, усыпанном яркими цветами. Лицо её было закрыто вуалью: она сильно разбила его при падении, но Эрвин откинул вуаль, не испугавшись, не отвратившись, поцеловал её истерзанные разбитые губы, а потом закричал, отрицая её смерть, споря со Смертью: "Она жива! Она будет моей!" Должно быть, он плохо видел от слёз, ведь Лелия была мертва, давно мертва.

Но он поделился с покойницей бессмертием, и девушка очнулась, открыла глаза, приподнялась. Ненужная вуаль, рассыпав цветы, легла на каменный пол, и слёзы Эрвина высохли: Лелия вновь была прекрасна, юна, весела; она улыбалась, протягивая к нему руки.

Теперь они могли быть вместе всегда: и ночи, и дни. Эрвин забрал Лелию к себе, поселил в лучшей комнате своего дома. У неё появился собственный новенький гроб из светлого дерева. Ночами Лелия была послушна и весела, лицо её светилось в лунном свете, и радостная улыбка не сходила с него, она вновь не смотрела вокруг — только на него. "Ты забыла Солнце?" — спрашивал Эрвин, ревновавший её к вечному источнику света. "Да, — отвечала Лелия. — Я люблю тебя". Днём же, когда Эрвин крепко спал, она, бессонная, вертелась в своём гробу. Она не знала Солнце, но помнила, что мертва, давно мертва. Она выла в тоске и сдирала в кровь пальцы, царапая изнутри свой новенький красивый гроб…"

Дальше Винсент не смог читать. Страшные, сумасшедшие догадки закрутились в голове: может быть, весь год он провёл во сне не потому, что новая реальность carere morte вызывала в нём ужас — лишь потому, что хозяйка велела кукле отдыхать?! Если б вампирша пожелала, чтобы он помогал ей в бессмысленных поисках, Винсент носился бы сейчас по Доне и вовсе не догадывался, что его водит чужая воля. А их единственный за год разговор? "Ненавижу", "Убирайся"… — От себя он сказал это, или Мира, мучающаяся от вины, говорила со своим отражением, как Эрвин — со своим? Хватит! Винсент закрыл книгу, убрал её на место и постарался забыть. На следующий день он занялся разбором старых этюдов и даже сумел увлечься этим всерьёз, хотя перед приходом тётушки создавал лишь видимость занятия. В начале лета он робко попробовал рисовать снова. Новые его картины были тёмными: ночь, только ночь.

Он так и не придумал, чем можно проверить свои страшные догадки и постепенно оставил все размышления об этом. Даже если он узнает истину, что это изменит в его судьбе? Проклятие, что даёт ему возможность ходить среди живых, всё равно принадлежит не ему. И в жизнь он не вернётся, пусть даже безумная Вако перевернёт весь свет…

Адора Рете явилась к нему неожиданно, без каких-либо извещений, в первый день зимы.

Винсент дежурно осведомился о Мире и узнал, что вампирша ведёт себя удовлетворительно и даже сумела подружиться с некоторыми охотниками. Он попытался представить последнее и засмеялся. Рете вздрогнула от его смеха.

— Адора, вы, наверное, подумали: как я могу веселиться после всего, что произошло, — заметил он, успокоившись.

Герцогине, старой охотнице, было не по себе в мрачном доме Вако. Всё время, пока юноша встречал её, провожал в гостиную, она держала одну и ту же дистанцию — пять шагов. Винсент отметил: к молодому хозяину особняка прежде такая милая Рете испытывала лишь неприязнь.

"Все в Ордене смотрят на меня, как на чудовище. Как прежде смотрели на меня жители Карды… Неужели так будет всегда?"

Он сам усмехнулся этому вопросу. Всё же случившееся с ним слишком странно! Его никак не уложить в привычные рамки.

— Ты видишь меня насквозь, carere morte, — сказала Рете. — Нет смысла скрывать, как ты мне отвратителен. Прости! — выдавила она и совсем опустила голову, скрыв лицо в тени шляпки.

— Я понимаю. Наверное, сложно говорить с человеком, не зная точно, с ним ли ты говоришь или с жалкой, лишённой души, тенью. И зачем Латэ отправил вас, не приехал сам?

Порыв ветра потушил все свечи: отвыкший от человеческого бытия вампир забыл закрыть окно гостиной. Винсент торопливо извинился и закрыл створки.

— Латэ, как всегда, очень занят в Доне, — сказала герцогиня, когда он обернулся к ней. — Я не от него. Недавно Морено рассказал мне об одном интересном опыте.

— Он связан с куклами и их хозяевами? Мне можно помочь?

— Да. Винсент, мне всё-таки нужен свет.

Вампир извинился ещё раз и принёс сверху зажжённую лампаду.

— В Карде считают, что Алан Вако возвратился в дом отца. Ты сам решил называться здесь этим именем?

— Это получилось случайно. Мы похожи внешне. Здесь до сих пор помнят и того вампира, и меня, но смерть Алана в Карде только слухи, моя — свершившийся факт. Я не препятствую. Латэ дал понять: не нужно афишировать, что Винсент Линтер… ещё существует. То есть, если он ещё существует…

Он ждал её слов, но Рете подавлено молчала.

— Простите. Моё веселье, конечно, совершенно неуместно и выглядит крайне глупо, — юноша снова не удержался от короткого смешка. — Но я совершенно не представляю, в каком тоне мне следует говорить о сложившейся ситуации.

— Ты хотел бы прекратить это?

— Прекратить…

— Разорвать связь с проклятием Миры, — поправилась Рете. — Пожалуйста, отвечай вдумчиво.

Винсент коснулся стекла лампады, согревая ледяные кончики пальцев.

— Я бы очень хотел прекратить эту противоестественную драму, но я не могу, — холодно, как-то брезгливо сказал он. — Морено объяснил мне ещё в первые дни. Куклу не уничтожить ритуалом: кукловод просто покинет её на мгновение, а потом возвратится. Даже, если отрубить кукле голову, разорвать тело в клочья, воля хозяина останется в каждой частице. Морено говорил, куклу можно сжечь солнцем или растворить в воде Источника, но это долгий процесс, причиняющий невыносимые муки кукловоду. Я не могу так поступить с Мирой.

— Теперь я вижу: ты — это ты, — Рете улыбнулась и в первый раз за вечер взглянула на вампира. — Я утешу тебя: есть безболезненный для хозяйки способ. Очень простой.

— Способ, о котором не знает Морено?

— Латэ скрыл его от тебя. Морено провёл один опыт в первые дни после твоего обращения. Ты помнишь первую куклу Миры?

— Да. Хотя был бы рад это забыть!

— Мира когда-либо упоминала о ней?

— Нет. По-моему, она сама о ней забыла.

— Потому что Морено удалось разорвать их связь! Он ввёл в сердце куклы воду из Источника, и вода сожгла проклятие Миры в её крови. Посмотри!

Герцогиня поставила перед ним небольшой саквояжик, открыла его. Там было большая колба с водой и странное каучуковое приспособление размером в полладони, с длинной стальной иглой.

— Воду нужно налить в резервуар, — её руки двигались уверенно, быстро, будто Рете не раз репетировала этот показ дома. — Используй всю воду из колбы. Вот поршень. Игла вводится прямо в сердце…

— Я понял.

— Свежую воду я набрала сутки назад. Она сохранит свойства ещё пять дней, если ты не будешь открывать колбу.

— Я знаю.

— У тебя есть пять дней на решение, — прошептала Адора. Она поникла, разом утратив всю решимость. — Филипп будет в ярости, но… пусть. Ты прав: противоестественную драму необходимо прекратить. Это мучение и для тебя, и для Миры. Хватит держать её в ложной надежде, что всё возможно вернуть обратно. Сейчас она сильнее, чем была год назад. Я думаю, она сможет вынести твою окончательную смерть.

Винсент достал из саквояжа приспособление для укола, потрогал косо срезанный кончик толстой иглы.

— Это будет быстро?

— Почти мгновенно.

— Мира что-нибудь почувствует?

— К тебе она привязана больше, чем к первой кукле. Момент обрыва связи она почувствует… Но Морено уверял — боли не будет.

— Придётся умереть второй раз…

— Нет! Ты уж мёртв. Твоя душа освободится.

Рете подождала немного, затем быстро прошептала: "Прощай!" и поднялась. Безмолвный, Винсент встал проводить её, но она сделала запрещающий жест и выскользнула из комнаты.

Винсент собрал саквояжик и поднялся с ним наверх. Из комнаты Миры он перебрался на крышу.

Ночная Карда широким крылом раскинулась от дома Вако вниз. Огни фонарей сияли как светлячки. А вверху развернулось редкое действо. Чернейшее небо новолуния как по линейке расчерчивали быстрые светлые полосы. Бессмертные звёзды срывались со своих извечных мест и сгорали, не долетев до горизонта, давая смертным надежду на чудо…

Вампир открыл саквояж и достал колбу с прозрачной водой.

"Сегодня. Зачем тянуть?"

Он покатал склянку в ладонях, но она не согрелась. Над самой головой сверкнула новая молния — огромная звезда ринулась куда-то к Пустоши, и Винсент подумал: "А как же Мира?"

Он просидел на крыше до рассвета, катая колбу в ладонях. Когда все звёзды сгорели, и небо начало светлеть, вампир спустился вниз.

Он отыскал "Сказки Карды" и со злостью перелистал, порвав пару листов, в поисках нужной истории. Вот она! Винсент отшвырнул прочь закладку, и вдруг вся злость ушла, схлынула как волна. Уже спокойно он опустился в кресло и углубился в чтение:

"Долго так продолжалось: годы, десятилетия, века… Говорят, однажды крышка гроба Лелии истончилась настолько, что начала пропускать лучи Солнца. Заметив ожоги на её чудесной бледной коже, Эрвин уложил её спать в свой гроб, а сам лёг в её постель. Тогда он заметил ужасные зарубки. "Отпусти меня", — прочитал он в неровных, тёмных от пропитавшей их крови полосках. И он постиг ужас своего деяния: его Лелия мертва, давно мертва! Перед ним лишь кукла, сплетённая из нитей его воспоминаний, призрак, который он сотворил своим проклятием! Нет, меньше чем призрак: тень настоящей Лелии! Нет, меньше чем тень: сон-обманщик…

Следующей ночью он призвал свою рабыню и спросил:

— Здесь ли ты? С кем я говорю?

— Её нет здесь. Одно твоё проклятие, — сказал призрак Лелии.

Но Эрвин подошёл к ней, обнял, покрыл поцелуями её лицо и руки. Она была холодна и безжизненна, как все carere morte, но радостно отвечала на его ласки, как все, кто любит и любим. И он увидел на её лице отражение собственной улыбки…

— Я всё ещё люблю память о тебе, — тогда сказал Эрвин. — Но я помню! — крикнул он, указывая на её гроб, — вспоминаю во сне, когда заботы отступают, как ты любила Солнце! Иди. Я отпускаю тебя.

Тогда Лелия улыбнулась. Другой, не его улыбкой. То была знакомая всем carere morte усмешка Бездны:

— Только прикажите, куда идти, Господин.

— Выйди и встреть гостя, высочайшего из всех, кто когда-либо посетит этот дом: Солнце, — еле выговорил Эрвин.

Лелия послушалась. Она выполнила его приказ с похвальной точностью, и её пыль кружилась в воздухе, поблёскивала искорками, встречаясь с лучами Солнца, до самого вечера. Эрвин пережил Лелию всего на одну ночь. Этой последней ночью он сжёг её страшный гроб, сжёг весь свой дом. Но, бессильный сжечь свою память и свою вину, он встретил следующий рассвет там же, где его любимая".

Винсент задумчиво отложил раскрытую книгу. Вампир неподвижно сидел в своём кресле, а рядом на столике догорала свеча. Библиотека погрузилась во мрак, и он очнулся.

— Есть ещё пять дней! — сквозь зубы пробормотал он. — Пять дней! Обдумай всё, как следует!

Юноша поднялся, преувеличенно беззаботно насвистывая, поднял саквояжик и достал колбу.

— Что тут думать! — пробормотал он раздражённо, открывая её. Капля воды попала на кожу, оставила чёрный след ожога.

"Самая настоящая вода из Источника…"

Он чуть помедлил с колбой в руках. Промедление было не отражением его сомнения — картинный жест: "Смотрите все!" Потом вылил всю воду на ковёр и зашвырнул стекляшку в дальний угол.

Легким шагом он покинул комнату и вышел в холл. Здесь слух вампира уловил биение живого сердца.

В холле была девушка. Винсент слышал это нелепое поверье в детстве: будто зеркало Регины Вако в холле их дома способно показывать судьбу. Дом стоял пустым и незапертым несколько лет и сюда захаживали авантюристы, чтобы потерять и найти себя в тёмных зеркальных глубинах.

Девушка была маленькая и совсем юная — вероятно, выпускной класс лицея. Светловолосая, в светло-голубом атласном платье — пятно света, перед которым расступилась густая темнота старого дома. Сосуд сияющей жизни. Она кралась по холлу, ничего не видя вокруг, бесстрашно вглядываясь в далёкое разбитое зеркало, не зная о его способности забирать души.

— Пришла посмотреть в моё зеркало? — громкий шёпот Винсента разнёсся по холлу, наполнил его, стих. Девушка заметалась, но, увидев вампира, остановилась, прижав руки к груди. Её сердце заходилось от испуга.

— Кто ты? — крикнула она. Высокий, красивый, светловолосый и очень бледный юноша не ответил, лишь приблизился.

— Вампир… — прошептала она. Её взгляд уже затуманился: чары carere morte действуют быстро. Винсент чуть улыбнулся: ему нравилась эта игра!

— Не говори "вампир". Кто это, вампир? — мифическое существо, жалкое ночное создание, паразит, питающийся кровью. Говори carere morte — победивший старость и смерть, вечноживущий, бессмертный. Владыка северных земель. Бог.

Он позволил крылатой тени на мгновение обхватить тело. Текучая тьма отняла у воздуха всё тепло. Девушка задрожала от неожиданного холода и стряхнула дурман чар.

— Не подходи! — взвизгнула она и умчалась. Винсент не пошёл за ней.

"Завтра вернётся", — он вновь позволил себе улыбнуться.

Он остался в холле. Поглаживая резную раму зеркала, вампир неотрывно глядел на входную дверь. Скоро та распахнулась. Маленькая светловолосая дама стояла на пороге дома Вако.

— Тётушка! — он улыбнулся, искренне. — Проходите.

Мира вскинула на него глаза, прозрачно-синие и тревожные:

— Мне нужно было оповестить тебя о визите. Я опять собралась в Карду спонтанно…

— Что вы, тётушка! Я ждал вас.

Он проводил её в гостиную. Вампирша вздрогнула и окаменела, когда он легонько коснулся её плеча. Она всё ещё боялась быть прогнанной, боялась новых злых слов, и Винсент поторопился заверить:

— Я очень рад встрече. Правда, Мира.

Он принёс в гостиную все светильники, что были в доме, усадил Миру в мягкое кресло и она успокоилась, радостно вздохнула:

— Дома…

— Какие новости в столице, тётушка? Я слышал, Латэ нашёл вам интересное занятие.

Губы вампирши искривились — она беззвучно смеялась:

— Ты не поверишь…

 

Глава 8 Тренер

— Так значит, новички на мне будут учиться охотиться на вампиров? — вежливо осведомилась Мира, после того как некий Алекс Кустос закончил читать очередное распоряжение главы Ордена.

Она хотела вложить убийственную ярость в свой тон, но ярости не было. Только эта усталость и ещё удивление — свидетельства её очередной слабости: она огрызается, но согласится.

Это понимал и охотник, молодой человек лет двадцати пяти с грустными тёмно-серыми глазами. Орлиный профиль выдавал уроженца южного Патенса.

— Да, именно, — кивнул он и уточнил. — Если вы согласитесь выступить в роли тренера. Тренировки для новичков очень важны. Подобная практика у Ордена была и раньше. Никакого ущерба вашему… здоровью нанесено не будет.

Вампирша раздражённо дёргала головой на каждую фразу, только этим выражая несогласие. Слов не находилось.

— Кроме того, и вы сможете освежить навыки, — заявил в заключении охотник.

— Я подумаю, — пообещала Мира. Она уже знала свой ответ: "Да". Глупая мышка сама пришла в мышеловку. Так делайте, что хотите!

Чудесная картина! Трое охотников и против них одна вампирша.

Компания собралась у старого входа в середине правого крыла здания на стороне парка. Знакомый ей — только Алекс; другие — высокий, крепко сложенный Марк Тэго, старший в группе, и новичок — Доминик Конор, студент юрфака Первой Королевской "Как и Винсент", — грустно отметила Мира. Вопрос так и вертелся у неё на языке, и она задала его:

— Скажите, Валерий Конор — ваш родственник, наверное, (те же голубые ледяные глаза)… Близкий?

— Двоюродный дедушка, — Доминик довольно свободно заговорил с вампиршей и даже довольно свободно посмотрел ей в глаза — без страха и без презрения. Это Миру воодушевило.

— Где вы собираетесь тренироваться? В парке? — спросила она Алекса.

— Сначала спустимся в арсенал, — предложил он.

Крохотный узкий коридорчик выводил в центральный коридор первого этажа, но собравшиеся двинулись по лестнице вниз, в арсенал.

Правое крыло здания считалось исконной территорией Ордена. Изначально Королевская Академия занимала одно трёхэтажное здание на улице Славы, позднее к нему пристроили крыло, выходящее на Восточный проспект, и надстроили. Древние стены старейшей, правой половины были истинным оплотом Ордена. Здесь на третьем этаже обитал Латэ, глава охотников, а на цокольном этаже располагались арсенал и архив.

Арсенал занимал целую сторону коридора, даже многие светильники не могли осветить весь зал, дальние концы его терялись во мгле. Оружие охотников выглядело на взгляд смертного архаично, на взгляд бессмертной — устрашающе. Арбалеты со стрелами, серебряные наконечники которых пусть не так действенны, как серебряные кинжалы, но всё же при попадании в тело способны лишить carere morte его крылатой тени, а немногие, получившие такую стрелу в голову, но по какой-либо счастливой случайности избегнувшие ритуала, теряли память, порой, надолго. Арбалеты с ловчими сетями, громоздкие, но более гуманные, сами сети: тонкие, шёлковые, изящно сплетённые и таящие смертельную угрозу. Знаменитые кинжалы, всевозможных размеров и форм, и в отдельном ящике — самые старые, из чистого серебра. Посеребрённые мечи — самое грозное после святой воды, но нечасто используемое оружие… Полный на две трети бочонок со святой водой Мира обошла, на всякий случай, подальше, и заметила:

— Почему у вас на вооружении нет револьверов?

— В деле поимки вампира наши арбалеты не уступают огнестрельному оружию, и даже кое в чём превосходят револьверы, — откликнулся Алекс. — Пули на carere morte действуют хуже стрел, может быть, из-за малых размеров. Кроме того, бесшумным этот способ ловли вампира назвать нельзя… Сегодня нам довольно будет сетей, как ты думаешь?

— Пожалуй, — равнодушно согласилась вампирша.

Для первой тренировки была выбрана большая расчищенная площадка в парке Академии, далеко от центральной аллеи, у реки. Вампирша сумрачно оглядела противников.

— Я готова. Что от меня требуется?

Алекс выглядел слегка обескураженным. Похоже, последняя подобная практика у Ордена была давно и вовсе не на его памяти; он и сам плохо представлял, что это будет.

Вынужденный сказать что-нибудь, он предложил:

— Просто преобразись и уворачивайся от нас. Высоко не взлетай, будь в пределах досягаемости.

Вампирша коротко кивнула. Преобразиться, как и всегда, у неё получилось мгновенно. Марк Тэго перекрестился. Привычно, машинально.

— Какая она маленькая, — тихо заметил Алекс молодому Конору.

Мира обиделась.

Вампирша довольно долго дразнила Доминика и Алекса, Марк же только хмуро наблюдал за её увёртками. Потом снизошёл и он — и от первой его сети Мира едва увернулась. Затем, послушавшись обманного движения охотника, она рванулась не в ту сторону и, оказавшись в новой сети, брошенной им, хлопнулась на землю.

Мира отпустила крылатую тень, недовольно морщась, потёрла макушку. Издали это могло показаться игрой, забавой, но она изрядно устала и перенервничала, уворачиваясь от их сетей.

"Недостаток питания сказывается уже не только на внешности, — подвела она личный неутешительный итог. — Я стала такой медлительной!"

Начал Марк Тэго:

— Бросать сеть я умею, Кустос. Мне нужно другое… — он неопределённо помахал в воздухе рукой.

— Давайте попробуем смоделировать ситуацию, более близкую к реальности, — предложил Доминик Конор.

— Ого! — добродушно усмехнулся Алекс. — Что ж, сейчас сочиним, — он вздохнул, огляделся…

— Давайте выйдем к зданию, — предложил он через минуту. Все послушались.

Теперь почти весь парк был по правую руку: они находились у самой его кромки. Слева за ним высилась громада Академии — тёмная, тихая, пустая. В частом сплетении ветвей вверху бились пойманные звёзды.

— Начнём, — бросил Алекс Кустос. — Вы двое застигли вампира здесь…

— Вампир нас видит? — уточнил Марк.

Алекс чуть помедлил:

— Да. К засадам пока не готовы ни мы, ни Мира. Это позже, как и защиту. Жертва вампирши… Жертвой так и быть, буду я, — он шагнул и встал рядом с Мирой, — кричит: "Помогите!" и по тональности голоса…так чаще всего и получается, правда? — вампирша согласно кивнула, — …Мира понимает, что в парке не одна. Первый ход — её…

Жертву Мира оставила, решив не рисковать на первой тренировке: несмотря на доброжелательность окружающих, она чувствовала себя несколько неуверенно. Она преобразилась, — Марк вновь перекрестился, — рванулась к ближайшему просвету между кронами. Одна сеть просвистела мимо уха, вторая скользнула по ногам. Запоздало поняв, что места для виражей маловато, вампирша рванулась к выходу из парка. Дорогу преграждал Доминик, но от него она сумела увернуться. На мгновение вампирша замерла над тротуаром перед зданием и, рассудив, повернула направо. Она летела, не торопясь, из-за усталости не поднимаясь высоко — у нижней границы досягаемости сетей, и наслаждалась подзабытыми ощущениями полёта, юности, свободы…

На повороте за здание вампиршу совершенно неожидаемо накрыла сеть. Её вновь скрутило, бросило на землю. Но на этот раз ушибиться Мире не дали: Алекс и Доминик подхватили её и поставили на ноги. Вампирша дёрнулась, освобождаясь от их рук:

— Это же… худший кошмар, — ужас в её голосе был неприкрытым. — От-отпустите меня! — она почти кричала.

Они послушались. Мира резко шагнула назад, восстановив дистанцию. Марк, не торопясь, спускался с пожарной лестницы, выражение лица его было прежним — нарочито безразличное и мрачное, к своим победам он был равнодушен.

"Он очень ловко бросает сеть", — Мира почувствовала, что в ней просыпается хорошая спортивная злость.

— Мои жертвы не успевали крикнуть: "Помогите!", — сообщила она Алексу. — И большинство вампиров точно также до мелочей просчитывают нападения.

— Нет, таких меньшинство, — заспорил он, и остальные его горячо поддержали.

— Хорошо бы сочинить такую же задачку, но с другими арбалетами, эти слишком громоздкие, — задумчиво сказал Доминик.

Видимо, её испуг заметили, потому что Алекс пояснил:

— Никаких кинжалов, мечей. Стрелы, надеюсь, удастся моделировать мешочками с краской. Когда доберёмся до ритуала, святую воду заменим обычной.

Но с тренировки Мира ушла в отвратительном настроении: "Развлекаешься? — Развлекаешься, уча охотников, как лучше убивать подобных тебе! Может, благодаря этим тренировкам они сумеют убить…

Например, Клариссу…

Или… Винсента?"

На следующей тренировке она помалкивала. Охотники были те же, в последние полчаса к ним присоединился и вернувшийся из рейда Карл. Мира слушалась, делала всё, что требовалось… с самым оскорблённым видом. Она только огрызнулась, когда Карл и Алекс очень галантно предложили ей помочь выпутаться сразу из двух сетей, и минут десять маялась одна.

И всё же Мира вынуждена была признать: если б не её чёрная суть, общаться с охотниками ей было бы легко и весело. У охотников, также как у дикарей-вампиров, не было барьеров в общении. Обладатели титулов и громких званий их не упоминали, и это считалось обычным делом. Общество равных маскировалось под студенческое братство. Здесь традиционно не различали границ сословий, и большинство братьев переходили на "ты" уже после первого вампира. Впрочем, и женщины были равноправными участницами рейдов…

Третья тренировка была объявлена в конце ноября, и в этот раз Мира решила приодеться. Целый год она занималась переделкой гардероба, доставшегося от погибшей охотницы, и некоторые получившиеся у неё вещи выглядели весьма достойно экстравагантной бессмертной дикарки. Она надела любимый — костюм для ночных прогулок: блузу и непристойно облегающие фигуру брюки из тонкой кожи. Расшитый золотом корсет был предметом её особой гордости.

К сожалению, поражать провокационным необычным нарядом сегодня оказалось почти что некого: ни Хортора, ни Тэго. В парке её ждали трое — Алекс, Доминик и незнакомая девушка: худенькая, маленькая; на невыразительном остроносом личике выделялись глаза, лучистые как звёзды, но холодные, серо-стальные.

— Это Меренс… Дара, — представил девушку Алекс.

Мира кивнула почтительно и равнодушно. И девушка молчала. Но это имя иглой вонзилось в мозг: знакомое, что-то очень знакомое…

Глядя в эти звёздные холодные глаза, вампирша скоро вспомнила: младшая дочь их соседей в Карде. А старшей, Софии, Мира подарила бессмертие на последнем Балу вампиров.

"Ты помнишь Софию Меренс? Ты помнишь мою сестру?" — Дара не спросила это. Она просто смотрела на вампиршу пристально и неотрывно, без обычного для охотников презрения, без ненависти, без страха. Она наблюдала за ней, запоминала её.

Мира никогда не интересовалась, что стало с Софией Меренс. Она вовсе не помнила её, как и всех, созданных ею, кроме последнего.

"Кажется, она просила меня: "Не надо". Это было в начале Бала… Или в конце?"

Тренировка началась, и Мира выбросила эти мысли из головы.

Вампирша ленилась. Она медленно преображалась и взлетала. Неповоротливую, рассеянную, охотники скоро загнали её в угол. Доминик, наловчившийся обращаться с арбалетом, поймал её сетью. Он и Алекс прижали Миру к дереву, впрочем, вампирша не сопротивлялась, она с трудом удерживала смех: эта имитация страшного ритуала с обычной водой, не из Источника, и без удара кинжалом её забавляла.

Но посмеивалась она, всё-таки, немного нервно…

Дара Меренс всю тренировку не отводила от вампирши внимательного стального взгляда. Она не злилась и не смеялась: ждала. Сейчас она подошла к Мире, достала из кармана тёплой жакетки пузырёк с водой. Шляпку охотницы вампирша в первые секунды боя сбила взмахом крыла, и тёмно-русые тонкие незавитые волосы Дары были взлохмачены и забиты снегом.

— Меренс, ты читаешь ритуал! — объявил откуда-то из-за спины Миры Алекс.

Дара молчала. Губы — узкая бледная полоска и не дрогнули.

"Ты и не помнишь Софию Меренс!"

Быстрым, едва уловимым движением охотница достала серебряный кинжал из ножен у пояса и без раздумий, точным, резким движением всадила его вампирше в сердце, глубоко, так что кончик длинного лезвия вонзился в дерево.

Мира захлебнулась на вдохе, не успев крикнуть. Серебряный кинжал поражает не только тело, парализуя, он наносит удар в саму сущность: рассекает, размыкает тьму внутри на хаос отдельных элементов, бешено, но беспорядочно мечущихся… и неудержимо катящихся в пустоту. Последнее мгновение паники: нельзя ни пошевельнуться, ни вскрикнуть — парализованы даже глаза! — перед тем, как охотник откроет пузырёк с водой…

Дара Меренс плеснула водой в лицо вампирше и, наконец, разомкнула губы:

— Жаль, что это не святая вода! — голос пронзительный, девчоночий, срывающийся. Одарив Миру на прощание кинжально острым взглядом, охотница развернулась и пошла прочь. Плечи чуть дрожали: отвернувшись от всех, она смогла заплакать.

— Дара, ты что?! — Алекс не договорил, выскочил из-за дерева. Охотница уходила, не оборачиваясь. — Откуда у неё кинжал? Она сдала мне свой нож перед тренировкой, — охотник пригляделся к рукоятке кинжала:

— "Марк Тэго". Ну, всё понятно!

Доминик также выпустил руку пригвождённой к дереву вампирши.

— Какое искушение — добить, — заметил он, глядя на неподвижную Миру. — У тебя есть настоящая святая вода?

— Ты говоришь это серьёзно?

— Да… Нет! — поправился он. — Не знаю, в конце концов! Я всё понимаю, Кустос, моё семейство тоже "славится", и слава эта — недобрая, мне её всю жизнь искупать придётся… Я честно пытаюсь принять эту леди Вако! Но мы ведь все здесь знаем, какая она… тварь! На месте Дары я не побоялся б и взял настоящую святую воду.

— Не взял бы, — возразил Алекс. — И не спорь! — охотник с некоторым усилием вытащил кинжал и подхватил Миру, медленно оседавшую на землю. — Держись. Садись. Вот так.

— Она сказала Краусу, что не помнит, скольких инициировала! — продолжил Доминик. — А скольких наших она убила для развлечения?! Почему никто не вспоминает об этом?! Хортор обещал, что лет через пять она пригласит меня на своё посвящение! Надеюсь, он шутил. Всякое бывало, я знаю историю, но эта, — он встретился взглядом с Мирой и поперхнулся, но закончил, — эта… дрянь никогда не станет рядом с нами на страже!

— Мы тоже убийцы, Конор, — сказал Алекс. — И первое убийство всегда тяжело. Пойди к Даре, побудь с ней. У неё это — первый вампир.

Доминик Конор ушёл. Алекс провёл пальцем по лезвию кинжала. Серебро потемнело и местами было словно изъедено.

— Кинжалу конец, — заметил охотник и пояснил Мире. — Обычно серебро очищается "огнём" в ритуале, когда вампир рассыпается прахом. А в таких случаях…

— Немногие вампиры могут похвалиться тем, что знают ощущение серебряного кинжала в сердце, — слабо сказала вампирша. Говорить было больно. Внутри дрожала, качалась лопнувшая струна, обычно всегда туго натянутая. Сейчас Мира была беспомощна, как маленький ребёнок.

— Да… Я тоже, как правило, подбираю кинжал из кучки пепла, а не вытаскиваю его из тела ещё живой carere morte, — охотник опустился рядом с ней. — Покалечили нашу "мышку"… — он усмехнулся. — Придётся теперь тебя лечить человеческой кровью. Мечтаешь вспомнить вкус?

— Откуда ты всё знаешь, охотник? — пять слов — один медленный выдох, через боль.

— Я сам едва не стал вампиром, — признался Алекс Кустос. — Я ведь прежде жил в Карде! Стал новообращённым, к счастью, не успел совершить непоправимого. Меня исцелили.

— Повезло, — сквозь зубы заметила Мира.

— О, да… Наверное, я всё ещё помню и понимаю вас. Поэтому Латэ поручил именно мне организовать тренировки. Не вижу иных объяснений: я — плохой учитель и сам не так давно в Ордене. Ты идти можешь?

— Нет, ещё немного.

Беззвучно падали мелкие снежинки. Скоро новый декабрь. Только подумать! — прошло уже два года. Сначала Мира считала дни, потом недели, месяцы… А потом вовсе забыла о счёте.

Вампирша дотронулась до костюма на груди. Корсет был прорезан, и пятно крови медленно расплывалось по блузе: чёрное на чёрном. "Костюму конец", — констатировала она. Это была праздная мысль. Мира тщетно пыталась отвлечься, не вспоминать другой декабрь и другую рану в сердце.

— Хоть вы и фанатики, но все разные, — тихо сказала Мира. — Один крестится, видя моё преображение, потому что каждый раз в этот момент встречается лицом к лицу с дьяволом — вполне серьёзно, без шуток… и, может быть, как раз он и прав. Другой из родовитой семьи, такой же белой, как чёрной, служение Ордену — его долг. Ты — бывший новообращённый, а Хортор… — она растеряно посмотрела на Алекса, — Карл тоже сталкивался с carere morte, как ты? Или он из вампирского семейства, как Конор? Что-то уж очень… гладко он ко мне относится.

Алекс покачал головой:

— Нет… нет, — он озадачено повёл плечами. — Не знаю! Но Карл в ближнем круге главы Ордена. Латэ его привечает: готовит себе смену. У старика и на тебя большие планы…

— Ясно, — отрывисто сказала Мира. — Поможешь мне подняться?

 

Глава 9 Решение Дэрро

Мира сидела на краю крыши и любовалась открывавшимся видом: высокие деревья парка — поблекшая осенняя зелень пробивается сквозь тёмно-серый покров ночи, за ними таинственная Серма, окутанная туманом… Очертания домов центральных районов Доны пока лишь угадывались, но с каждым мгновением обретали всё большую и большую чёткость: белая полоса в небе возвещала о приближении рассвета.

— Спускайся! — донёсся снизу девичий голос. — Спускайся-спускайся! Я попала тебе стрелой в голову пять минут назад!

Мира потёрла левый висок: да, действительно, пальцы в жёлтой краске. Но спускаться не торопилась.

— Мы договаривались, что вы преследуете меня до барьера! Я уже пересекла черту!

— Мира, не трать зря времени! — вступил Алекс.

Вампирша вздохнула. Не утруждая себя превращением, соскользнула по пожарной лестнице к ожидавшим её охотникам. Впереди всех, уперев руки в боки, стояла весьма экстравагантная девушка. В простой блузе и брюках, угловатая, почти мальчишеская фигура, окончательное сходство с мальчиком довершала возмутительно короткая стрижка. Диана Лернер, первый год в Ордене. За ней Алекс, Доминик, завернувший на тренировку после рейда, Ангелика — светловолосая круглолицая девушка с широко расставленными глазами, также, как и Доминик, никогда не упоминающая о своём родстве с одним из вампирских семейств Короны, и второй новичок — темноволосый студент медицинского факультета Академии, Тони Гланс.

— Я ведь попала? — спросила Диана. Мира, недовольно наморщив нос, повернула голову направо. — Попала, попала!

— Это была всего лишь разминка, — оскорбилась вампирша.

— Ты поддавалась? — прищурился Алекс. — Не нужно так.

— Даже если и не поддавалась, мы понимаем, с настоящим вампиром всё будет совсем по-другому, — серьёзно сказал Тони.

Мира скрыла улыбку. Это были новенькие, странные ребята. Они пришли в Орден позже её, и почти все приняли вампиршу в стане охотников легко, как данность. Юные, неопытные, наивные, они верили всему, что им говорили, и ни от кого здесь не ждали зла. Миру она принимали как свою, ведь мышка, — так её звали за глаза, — была совсем ручной. Она оставалась чуточку ненастоящим вампиром для них всегда, даже на тренировках с защитой.

— Я плохо играю свою роль? — обиделась Мира.

— Помнишь, что я тебе обещал? Как только начнёшь лениться, один из пузырьков с водой я подменю настоящим и то же проделаю со стрелами, — напомнил Алекс. — Пока необходимости в этом нет. Продолжим, — он посерьезнел. — В последнее время вы, девочки, — строгий взгляд на Миру и Диану, — превратили тренировки в какой-то балаган, поэтому сегодня займёмся серьёзным — вашей личной защитой.

Ангелика не дрогнула: в себе молодая охотница была уверена, она прошла посвящение два года назад. А вот Диана и Тони призадумались и погрустнели.

Закончилось третье лето тренировок. Вампирша полюбила эту игру. После Дары Меренс попыток покушения на её жизнь больше никто не предпринимал. Сама Дара держалась холодно и равнодушно, но не выказывала ненависти, очевидно считая, что своей выходкой уже поставила точку. Им даже случалось обмениваться на тренировках парой-другой исключительно деловых реплик…

— Нам лучше снова пойти к беседке, — подала голос Мира.

— Да, — согласился охотник. — Вы, трое, — он указал на Диану, Тони и Ангелику, — группа. Договаривайтесь.

Вся компания повернула в парк.

— Ловец только один, — Алекс продолжал раздавать указания, — арбалет со стрелами…

— Я возьму! — вызвалась Диана.

— Нет. Арбалет со стрелами я думаю вовсе у вас отобрать. Только сети… Ну вот, опять! — досадливо, но шутливо воскликнул он, поглядев направо: по аллее к ним шёл Карл Хортор. — Ты опять идёшь ломать мне тренировку?

Диана засмеялась: позавчера Карл уже сорвал Алексу тренировку, затеяв спор о том, какое снаряжение действительно необходимо для рейдов. Мира же нахмурилась: то, что охотник тогда высказывался резко против использования сетей при ловле крылатых вампиров, не могло понравиться бессмертной, когда-то пострадавшей от гораздо менее гуманных стрел.

— Доброе утро, — поздоровался Карл со всеми. Мира, помешкав, всё же ответила на его улыбку — усталую и какую-то совсем не весёлую. — Чем вы сегодня занимаетесь? Защитой?

— Да, — сказал Алекс. — А что у вас?

Охотник печально махнул рукой:

— Особый случай. Потом. Занимайтесь. Я понаблюдаю?

— Ну-ну, — хмыкнул Алекс. — Знаю я, чем всё кончится.

Вампиршу зажали в беседке. За спиной, между колонн, лазейки закрыты. Свободен выход впереди, но его стерегут трое. Ангелика с арбалетом в центре, Тони слева от неё, Диана справа.

"Вспомни о своей сути, и ты прорвёшься", — старое, верное заклинание. Вампирша преобразилась. Не так, как на обычных тренировках, будто надевала сценический костюм — как в далёкой потерянной юности, одеваясь в одежды монархини, её по праву крови. Ангелика осталась спокойна, почти равнодушна: "Ты не тронешь меня, исчадие тьмы", Тони нервничал: губы очень напряжены, в глазах Дианы читалось сомнение. Всё действо заняло считанные мгновения. Ангелика пустила сеть, но промахнулась — первый бросок вампирши был обманным. Пока она готовилась для нового выстрела, Мира кинулась вправо, подхватила даже не вскрикнувшую Диану и ринулась из беседки.

Сделав со своей ношей круг почёта над парком, она опустилась у лестницы в беседку. Диана не устояла на ногах, рухнула на ступени.

— Опять плохо. Я не справилась. Уже второй раз! — она растерянно взъерошила короткие тёмные волосы.

— Не "плохо"! Сегодня ты не потеряла сознание, — возразил Алекс, присаживаясь рядом. Она взглянула на него, ещё обиженно, сквозь слёзы, но с надеждой. — Скоро научишься.

— Мира, я всё же не могу привыкнуть к тебе… такой, — заметил Тони.

— А я ведь ненастоящий вампир! — вздохнула та. — Твоя защита достаточна. Её не разбить за мгновение. Может, через несколько минут я разбудила бы сомнение и в тебе, но кто даст carere morte хоть полминуты? У меня была пара секунд.

— Ещё пара тренировок, и меня допустят до рейдов? — с надеждой спросил Тони Алекса.

— Можно будет попробовать…

— Почему я не попыталась бежать, хотя бы! — вдруг со злостью воскликнула Диана, думая о своём.

— Это одна из ловушек, в которую может попасть любой охотник. Личную защиту даёт посвящение. А что — посвящение?

Тони и Диана молчали, Алексу пришлось закончить самому, синхронно с Ангеликой, прошептавшей:

— Клятва.

— Вы клянётесь бороться с проклятием, лишающим жизни и смерти, — продолжил охотник. — И после каждая встреча с carere morte для вас — бой. Каждый его взгляд, — вампирша потупила глаза, — и каждый ваш вздох. Бежать могут жертвы вампиров, но не охотники, ведь вы…

— …Щит человечества пред созданиями Ночи, — сообщила Мира и возмутилась удивлённым взглядам:

— Я, между прочим, осилила половину вашей библиотеки! И знаю об Ордене, наверное, больше вас, вместе взятых! У меня много свободного времени!

— Потерпев в этом бою поражение, вы не можете бежать: вы мертвы. И пленных здесь не бывает. Эта война не человеческая, обе грани острые.

— Пленных нет, но бывают предатели, — тихо заметила Мира. Алекс не услышал её:

— Сражаясь с carere morte, вы сражаетесь с самой Бездной, с Той, что лежит за границами жизни и смерти, с Той, что заполняет пространство между атомами, составляющими материальный мир. Если Ей удастся нанести вам удар — это будет страшно. Под вашими ногами разверзается пропасть, как в кошмаре… Если вампиру или, чаще, вампирам удаётся разбить защиту охотника, человек может потерять сознание, сойти с ума, умереть на месте; даже если он останется в разуме, его оставят силы. И carere morte, обычно, не упускают случая расправиться с беспомощным: в лучшем случае его бросят с высоты или ударят о стену.

Тони вновь призадумался, видимо, решая, стоит ли ему торопиться в рейды.

— Что ты их пугаешь, Кустос? — подал голос Карл. — В группе риск минимален. А что до "Бездны" — именно чувствительность к Ней carere morte обеспечивает успех нашей охоты. Когда вампира ведёт его голод — проснувшаяся частица Бездны, он перестаёт видеть окружающее, и охотник успевает приблизиться на расстояние выстрела. Конечно, бывают особые случаи… — он быстро двинулся к собравшимся, тёмные глаза блестели радостно и хитро. Охотник снял сюртук, закатал рукава рубашки. — Можно ли ещё раз повторить ту же ситуацию? Я заменю Диану.

Мира неохотно повиновалась. Ситуация для неё, вампирши, теперь представлялась безнадёжной.

Вновь одна против троих, она преобразилась, широко улыбнулась, оглядывая противников. Мира знала, сейчас сама Бездна смотрит её глазами. Тони был почти спокоен, и даже осмеливался посмеиваться. Такая же равнодушная, деловая Ангелика. Карл… — Мира не поверила глазам: никакой защиты! Дверь распахнута, словно хозяин приглашает её…

Размышлять об этой странности было некогда. Мира снова рванулась вправо, подхватила охотника, не особенно церемонясь, за ногу. Изумлённая Ангелика даже не сделала выстрела.

"Что бы такое придумать, шутник? Ага! Я тебя искупаю!"

Вампирша развернулась к речке. Но тут кто-то с силой потянул за её левое крыло и прямо перед ней оказались деревья. Мира врезалась в стену листьев и переплетение ветвей, ничего не понимая, ошеломлённо вскрикнула.

"Тихо!" — шикнул Карл. Он удобно ухватил её за шею и серебряным кинжалом в ножнах касался груди. "Кинжал у тебя в сердце, и звериное обличье ты теряешь", — скомандовал охотник. Не подумав ни секунды, Мира послушалась.

По-прежнему сцепившись, они камнем полетели вниз. Мира зажмурила глаза и только один раз ойкнула, ударившись спиной. Карл замедлил падение, ухватившись за толстую ветку внизу, и приземлились они почти изящно, но на ногах не устояли. Охотник упал, вампирша покачнулась на каблуках, ухватилась за дерево. Сверху сыпалась какая-то труха и сухие листья.

Охотники подбежали к ним.

— По-моему, это была самая оригинальная на моей памяти попытка самоубийства, — предположила Мира, предупреждая недоумённые вопросы, — к сожалению, неудачная… — Карл уже поднялся и отряхивал брюки. — Как ты меня обманул? Защиты не было!

— А вы говорите, тот, кто проиграл поединок, обессилен и мёртв, — протянула Диана.

— Большинство охотников получают защиту извне, — словно оправдываясь, сказал Алекс, — столкнувшись с Бездной, вы призываете на помощь Господа…

Тони скептически усмехнулся.

— Страх перед древним, неестественным злом заставляет людей бежать в панике, не разбирая дороги в безумие. Но мы обязаны остаться. И остаёмся, только инстинктивно воздвигаем в своём разуме преграду Бездне, для большинства этим щитом служит клятва. Я вспоминаю текст посвящения.

— И я, — сказала Ангелика.

— И я, — Тони и Диана одновременно.

— Но есть некоторые, кто использует иные ресурсы. У них защитой служит не клятва. Правильно, Хортор?

— Совершенно верно, — любезно согласился тот. — Эта защита несколько другого рода и более… пластичная.

— Вы все, наверное, слышали о Флеви? Его дочь стала вампиршей, и он точно также расправился с тем, кто её обратил. Это другой щит: его воздвигает не инстинкт и не страх. Обычно — сильные эмоции. Воспитание, кровь также играют определённую роль.

— Да, такая же защита у Гесси, — заметил Доминик, дотоле молчавший, и бросил неприязненный взгляд на вампиршу. — Осиливший половину нашей библиотеки должен бы знать это! Гесси — потомок основателей Ордена и говорит, что знает сущность вампиризма. И, рассказывали, у всех Диосов была такая же защита.

— Я слышала много подобных историй, — заявила Диана, поглядывая на дерево, ещё ронявшее листья. — Многие хвастаются подобными трюками.

— Вот я и решил проверить, — сказал Карл. — Но повторять никому не советую.

— Почему?

— Начиная с того, что…

— Позволить себе так рисковать могут лишь абсолютно одинокие люди, — перебил его Алекс, — и, кроме того…

— Позволяя вампиру напасть, вы должны быть уверены, что позже сможете дать отпор, — закончил Карл.

Диана радостно покивала, а Тони, наоборот, сощурился:

— Как можно быть точно уверенным в этом?

— Такова особенность этого рода защиты. Она возникает стихийно, если возникает. Пока не почуете у себя такое умение — не рискуйте.

— Чудесное умение — притворяться несчастной жертвой! — фыркнула задетая вампирша.

— Не совсем, — спокойно сказал Алекс. — Суть не в этом. Эта защита создана не страхом. И, значит, этим людям не страшен ни один вампир.

— Все вампиры одинаковы. Дело в их числе, — оскорбился Тони.

— Только, если речь идёт о юных дикарях. Ты видел когда-нибудь старейших из бессмертных? Я видел в Карде Магнуса Калькара ещё не будучи охотником, и будь я тысячу раз уверен сейчас в своём предназначении, я не осмелюсь вновь заглянуть в его глаза. А Карл уже успел с ним сразиться.

— Когда? Где? — живо заинтересовалась Мира. — Калькары возвратились?

— Похоже, он возвращался сюда за младшим из Калькаров, — ответил Карл. — И забрал его: псов Хиама больше не видно. Мы с Магнусом виделись у Тенеров совсем недавно.

Белая полоса, расширяясь, расползалась по небу. Из-за горизонта показалась оранжевая.

— Светает, — заметил Алекс. — Больше мы ничего не успеем. Тренировка закончена.

— Для чего ты устроил этот спектакль? — тихо спросила вампирша Карла. — Давно не красовался перед малышами?

Укол попал мимо цели.

— Давно, — легко согласился охотник. — А ты только что помогла мне решить одну задачу.

— Особый случай?

Он кивнул.

— Кого вы ловите? Я его знаю?

— Нет. Это совсем молодой вампир, бывший священник.

— Кстати, — спохватился Доминик, — какой выдалась сегодняшняя ночь?

— Плохо! Он очень силён. Его безумие заражает. Он третью ночь специально испытывает нашу защиту! Сегодня мы чуть не лишились Адриана, а он опять ушёл. С добычей.

— Ты хочешь обмануть его, как меня? Он может не поддаться на уловку, — ехидно заметила Мира.

— А я возьму арбалет, — Карл вновь улыбнулся ей, довольно. — С ловцом вампир предпочтёт расправиться в первую очередь, не так ли?

— Ты же так убьёшься! — ахнула Ангелика, измерив взглядом высоту дерева.

— Может, мне посчастливится схватиться ним на земле, — оптимистически предположил охотник.

— Мира, ты восстановишь силы до послезавтра? — обратился к вампирше Алекс.

— Лучше через два дня.

— Не получится, двадцать второго — общее собрание.

— Значит, отдохну дополнительный денёк.

— Тебе тоже следует быть на этом собрании, — заметил Карл. Мира лучезарно улыбнулась:

— Я дождусь распоряжения главы.

Даже получив официальное письмо с приглашением, Мира не собиралась наведываться на собрание, но в последний час вампирша вообразила, что столь большое число приглашённых может значить только одно — будет сообщение об Избранном. Может, Латэ решился начать поиски Дара? Мира заторопилась в Академию.

"Второй этаж, Малый зал". Она спряталась за портьеру у первого от двери окна. Подойти ближе вампирша не смогла себя заставить: несмотря на тренировки, зрелище сотни служителей Ордена одновременно повергло её в ужас.

Она опоздала. Собрание уже шло. Латэ заканчивал читать какой-то документ, и в зале поднимался смешанный гул: голоса несогласия с одной стороны, аплодисменты с другой. Старик постучал по столу, требуя тишины, огласил подпись:

— Корнелиус Дэрро, епископ Сатурский.

Он закончил, и шум поднялся невообразимый. Вампирша осмелилась пройти вперёд несколько шагов: "Что там было, в документе? Не о новом ли Избранном речь?"

Латэ поднял руку, нестройный хор постепенно смолк.

— Аспер, я слышал вас. Скажите для всех, — обратился он к какому-то человеку во втором ряду.

— Полагаю, что выражу мнение большинства, — смело сказал Аспер. — Этот шаг — разрушение основ; он следующий за предательством Диос в семьдесят третьем. Он ставит под сомнение суть клятвы, так что за ним? — хаос! "Она достойна!" Как carere morte она достойна только смерти!

— Её пропускает Покров, — сказал глава Ордена, и одобрительный гул, поднявшийся после слов Аспера, стих.

Разочарование Миры было велико. Нет, похоже, речь не об Избранном — о carere morte. "Её пропускает Покров", — Значит, либо о Мире, либо о предательнице Диос: для бывшей охотницы, ныне вампирши, Покров также не был преградой.

В зале дискуссия продолжилась. Поднялся Герберт Морено — глава научной группы Ордена, весьма пространную речь начал с утверждения о том, что вампиризм — род болезни. Редкие возражения быстро стихли, многие зашикали. Архивариус Сотто и ещё несколько человек покинули зал, тем самым решительно выразив своё несогласие… А Морено продолжал утверждать, что carere morte — не мёртвые: их сердца бьются, пусть в ином ритме. Он рассказал о необычных клетках, которые находят только в крови carere morte, и предположил, что эти клетки инициируют все странные процессы в теле бессмертного. "Напомните ещё, что заражение происходит через "перенос крови!" — фыркнула вампирша. Учёный закончил, и посыпались дополнения, комментарии. "Системная болезнь"…

Но поднялся кто-то в дальнем конце зала, громко крикнул:

— Спросите Гидеона Дорра! Клауса Биена! Паулину Латэ! — спорящие умолкли, а он продолжал без передышки, — Амелию Вайн! Антона Аргуса! Гая Дигнуса! Глорию Дэтер! Денниса Мелиса… — он осёкся. — Они молчат! Кто их убил? Вас кто-то обманул, вы приняли за человека всё того же зверя! Вы даруете ей прощение после того, что она сделала?! Вы верите в раскаяние carere morte?! Да, это разрушение основ. Будьте милосердны к тем, кто молчат.

Дара Меренс сидела недалеко от этого оратора. Она неподвижно, пристально, как когда-то на Миру, теперь смотрела на Латэ. Кто-то из первого ряда предложил:

— Давайте устроим голосование.

— Оно ничего не решит, слово Дэрро уже есть, — заметил Латэ. — Но… пусть так. Предположим, что это решаем мы. Правом голоса обладают все, прошедшие посвящение. Голосование открытое.

Охотники воодушевились. Возражения были: кто-то предлагал лишить права голоса тех, кто пришёл в Орден в последние шесть лет: "они плохо понимают ту ситуацию", но новички возмутились и легко перекричали недовольных, беря не числом, но молодым задором. Другие, и среди них Доминик Конор, призывали к закрытому голосованию.

— Итак. Кто согласен с решением епископа? — Латэ показал бумагу, которую читал в начале собрания: один лист, красная печать. Поднялось довольно много рук. "За" проголосовала едва ли не треть собравшихся, в основном, молодые.

Глава Ордена хитро улыбался:

— Теперь, кто из тех, кто согласен, готов поручиться за неё?

В зале возникла небольшая заминка. Многие руки опустились, но опустившим явственно было стыдно. Кто-то колебался. Дара Меренс осведомилась:

— Первый раз я была против, а сейчас мне можно быть "за"?

— То есть, вообще-то, против, но поручиться, если необходимость настанет, готовы? — довольно спросил Латэ. — Да, можно. Похвально! Как я сказал, голосование ничего не решает. Решение Дэрро уже есть, и мы его принимаем. Герцог Крас также не противится этому. Все должны понять, — его голос легко возвысился, — это — не предательство, не разрушение основ. Основа основ цела: её принимает Защита этих стен.

— Следующий общий вопрос, — объявил Краус. — Вопрос извечный: Северная Пенна… Бовенс?

Родерик начал сообщение, и вампирша покинула зал. Она спустилась вниз, помедлила у библиотеки, но предпочла выйти на улицу: поднявшуюся злость нужно было рассеять.

Парк был пуст. Мира прошлась знакомыми тропками тренировок, свернула к часовне. Белое невысокое здание стерегли рябины.

В архивах Ордена она натолкнулась на историю этого "места совершившегося Чуда". Оказалось, часовней герцог Рете когда-то возблагодарил Господа за чудесное спасение от вампиров. По счастливому для него совпадению, в момент почти неминуемой гибели, когда он взмолился о помощи, прорвавшийся из-за туч луч солнца испепелил несчастных carere morte. Так что чуда в действительности не было: всего лишь сработала злосчастная чувствительность вампиров к свету близкой звезды. Столетия эта часовня связывала мир дневной и мир ночных охотников: сюда приходили с мольбами о помощи.

— А, Мира! — раздался знакомый голос. Латэ покинул собрание до его завершения и вздумал пойти той же дорогой. — Ты всё-таки приходила на собрание? Это хорошо. Ты услышала решение Дэрро?

— Я не расслышала, о ком там шла речь, — холодно сказала вампирша, удивлённая и обрадованная встрече: глава редко интересовался, как дела у единственной carere morte в Ордене. — Судя по репликам зала, о Диос?

— Нет, не о Лире, — улыбка старика застыла на миг, — о тебе. Радостная весть! Отныне ты в любой момент можешь заявить о своём желании вступить в Орден, — объявил он не без самодовольства. — Тебе разрешено посвящение. И его ты можешь пройти уже этой осенью, после того, как подготовишься.

Посвящение… Ей? Значит, это о ней сейчас кричали "зверь", "достойна только смерти"? Мира сникла. Даже плечи опустились. Что за странные игры, Латэ? Что вам ещё от меня нужно, мало позора тренировок?!

— Посвящение? — она смеялась. — Мне разрешается, ха-ха… стать охотником? Охотником на вампиров? Ха-ха-ха! Вы шутите?

— Нет, почему же, — удивился глава. — Спор, как ты видела, шёл весьма серьёзный. Думай. Теперь это — твоё решение.

Посмеиваясь, он удалился. А Мира замолчала, ей смех не удавался.

"Она — охотник! Можно ли такое вообразить?"

"Господин, Бездна, вы всё ещё хотите меня наказать? Смерть в разрушенной башне "Тени Стража" стала бы милостью для меня. Если б меня не держало здесь другое, я давно сбежала бы от позора своей новой вечности!"

Лишь выйдя из пределов Покрова, вампирша смогла захохотать: громко, надрывно, как сумасшедшая — или свободная. Но улыбка была лжива, не улыбка — оскал.

Однако истерический смех скоро утих, и Мира развеселилась по-настоящему. Вспомнились смешные моменты собрания: дискуссия о сущности вампиризма, серьёзные гордые лица, когда они голосовали в первый раз, и стыдливое дрожание многих рук, когда во второй… Подходя к дому, она даже начала напевать детскую песенку, но остановилась, вспомнив, что не видела на собрании Карла. С неожиданной теплотой Мира подумала: ещё не так далеки времена, когда молодой охотник был единственным, кто не брезговал общаться с ней…

"Удалась ли его уловка? Или Орден лишился одного из самых симпатичных адептов?"

Она даже встревожилась, но напрасно. Следующей же ночью Мира встретила охотника.

Вампирша отдыхала после тренировки. Она прохаживалась по краю крыши, пугая редких прохожих на Восточном проспекте. Сегодня безлунная ночь высыпала на небо весь запас звёзд и из открытого окна обсерватории позади Миры в темноту нацелился глаз телескопа.

Когда позади послышались шаги, Мира испугалась. Забыв о нерушимой стене Покрова, она вообразила, что это дикари Доны пришли расправиться с предательницей. Она чуть было не кинулась с крыши, очертя голову, но тут раздался оклик:

— Это я. Не бойся!

Мира обернулась. Охотник приветственно поднимал руку.

— Карл, — успокоено вздохнула она.

— Так и создаются городские легенды, — заметил тот. — Странная фигура на крыше Академии… Тебе ещё следует накинуть крылатую тень. Выйдет инфернально!

— Я как-то не думала об этом. Купол Покрова создаёт у меня ложное чувство отрезанности от мира. Что ты тут делаешь?

— Что ты тут делаешь? Ты закрываешь мне обзор.

Мира улыбнулась:

— Дежуришь за телескопом? Хорошо, я ухожу.

— Подожди, — замялся он. — На улице Славы разворачиваются интересные события. Нужно мнение carere morte. Взглянешь? — он указал на обсерваторию.

Уголки её губ искривились — горькая усмешка. Почему, когда этот охотник зовёт её "carere morte", у неё так неприятно колет в сердце?

— Взгляну, — легко согласилась она.

Карл отворил ей дверь обсерватории, он действовал неуклюже — одной левой рукой. Мира заметила: под накинутым сюртуком правая рука была на перевязи.

— Сломал руку? В поединке с тем вампиром-священником? Ты легко отделался!

— Он… Этот вампир… Был благодарен нам…

— Он передумал и сам молил о смерти? — Мира огляделась. Обсерватория представляла собой маленькое круглое тёмное помещение, в высоту больше, чем в ширину, с плоским потолком. Огромное окно занимало почти полстены, и с другой стороны было такое же, сейчас, закрытое. Прежде вампирше не доводилось тут бывать, и она озиралась с любопытством.

— Он вместе с нами шептал молитву, — охотник подвёл её к телескопу. — Теперь меня сослали в обсерваторию на три недели… отдыхать. Погляди сюда. Видишь здание Университета?

Мира послушно приникла к окуляру:

— Вижу.

— Прямо за ним улица Славы, — он покрутил какой-то винтик в телескопе, увеличив изображение. — Теперь видишь?

— Carere morte на крыше.

— Carere morte? Разве? Мне показалось, это кукла.

— Да, точно, кукла, — вампирша улыбнулась. — Ну и что?

— Теперь переведи телескоп влево. Крыша с флюгером в виде пса. Видишь?

Мира осторожно тронула тяжёлый телескоп. Махина двинулась неожиданно легко.

— Там ещё две куклы.

— И ещё на другом конце улицы, одна. Как ты полагаешь, это куклы одного хозяина?

— Да, они похожи. Может быть, это Гелер.

— Есть, предположения, что он тут делает?

— Похоже, это просто охрана.

— Ну, да, — охотник помрачнел. — Я тоже так подумал. Плохо!

— Что плохо?

— Этого я не могу тебе сказать, — Карл устало прислонился к стене, отвернувшись от вампирши. — Прости. Рядовым охотникам положено знать немного.

Мира, насмешливо прищурившись, поглядела на этого "нерядового" охотника.

— А раньше ты многое мне рассказывал!

Охотник ничего не сказал на это, он даже не повернулся к ней.

— Вчера на Рябиновой на крышу вылез какой-то вампир-дикарь. Я наблюдал за ним отсюда. Он сидел там до самого рассвета, — зачем-то заметил он, равнодушно. — Видимо, он хотел покончить жизнь самоубийством.

Мира вздрогнула. Почему-то её тронула эта история — ещё одна маленькая трагедия мира carere morte.

— И что ты сделал?

— Я? — немного удивился Карл. — А что я должен был делать? Начало светать, и он… передумал, убрался в своё логово. Днём Латэ отправил туда группу.

Они долго молчали. Мира задумчиво изучала собеседника. Знакомого ей юноши — расторопного секретаря Латэ больше не было. Перед ней была старая, пугающая фигура: охотник на вампиров, сильный и безжалостный. Тёмные глаза глядели холодно.

С Карлом Мира была знакома около пяти лет, но, в сущности, она почти ничего не знала о его жизни за границами сети Ордена. По некоторым фразам, проскакивающим в разговорах, вампирша предполагала, что род его занятий, скорее всего, связан с журналистикой. По отсутствию обручального кольца она также рискнула предположить, что он не женат. Миру не интересовала жизнь коллег за пределами Ордена, так как для неё самой другой жизни не существовало и не могло существовать.

— Вы, смертные, быстро взрослеете и сильно меняетесь, и вот — я снова ничего знаю о тебе. Расскажи, кто ты, Карл Хортор?

Он обернулся к ней, удивленный.

— Что ты хочешь узнать? — настороженно.

— Например, какова твоя профессия? Кроме охотника на вампиров.

— Музыкальный критик.

— Ты же учился в Академии…

— Только год, математике. Математика — та же музыка, — шутливо сказал Карл. — Это всё, что ты хочешь знать?

— Почему ты так стараешься отшутиться? Откуда ты? Кто твои родители?

— Я родился здесь, в Доне. Мои родители был самыми обычными людьми, далёкими от мира carere morte и их убийц.

— Алекс сказал, ты одинок.

— Да, пожалуй. Мама умерла рано, и отец больше не женился. Он живёт сейчас в Плоро.

— А сёстры, братья?

— Нет никого. С моей смертью род оборвётся.

Она улыбнулась, почувствовав странную симпатию к нему:

— Я тоже последняя Вако.

— Впрочем, у меня должны быть живы родственники со стороны матери, просто я не знаю их, — добавил Карл, сам заинтересовавшись разговором. — Кстати, её фамилия была Переннис. Так что, возможно, она была роднёй самому владетелю старого Донума.

— Это было двести лет назад.

— Да, — он усмехнулся, склонив голову. — А моё второе имя — Донатус. Может, в честь того самого знаменитого предка?

— Карл Донатус? Неплохо.

— Каролус.

— А это уже слишком…

Карл обиделся. Он знакомо нахмурился, и вампирша наконец узнала в нём юношу, который помогал ей в первые месяцы в Ордене:

— Что ты смеёшься? Мира — тоже сокращение. На самом деле ты Мирабелла или Миранда.

— Нет! — Мира с удовольствием помотала головой. — Никаких Мирандолин… Мира! Как звезда. Её хорошо видно осенью, мою тёзку. Мы с ней похожи… — она вскинула голову, вглядываясь в звездное небо. — Знаешь что, Каролус… Ну их, этих кукол! Лучше нацель телескоп туда.

Карл подошёл к телескопу, но в небо его направлять не стал. Мира послушно уступила ему место. Охотник опять занялся изучением улицы Славы, и вампирша заскучала. Прищурившись, она следила за танцем огней Набережной в чернильной воде Сермы.

— Ну так что, кого осенью ты приглашаешь на своё посвящение? — внезапно спросил Карл, почувствовавший её скуку.

— Посвящение? — легкий смех вампирши отразился от стен сотней звонких колокольчиков. — Я — охотник? Ха-ха-ха! Это, правда, смешно. Неужели Латэ всерьёз рассчитывает, что я…

— Ты хоть знаешь, чего ему стоило твоё посвящение?! — охотник неожидано разъярился. Он даже бросил наблюдение за куклами Гелера, повернулся к ней. — Вспомни, кем ты была для Ордена раньше!

— Эй-эй, не злись. Я знаю, кто я для вас. И как раз поэтому для меня посвящение невозможно!

— Это важный шаг, важнейший! Тебя признали. Тебе даровали прощение — понимаешь?!

Мира возвела глаза к небу.

— Латэ посчитали сумасшедшим, когда он заявил, что добьётся разрешения на посвящение для тебя. И он добился! Не смей отвергать такой дар!

— Мне нужен другой Дар, — тихо, но непреклонно сказала вампирша. — Я твержу вам это так долго! Только он, и всё. И я уйду. Мне не нужно ни вашего прощения, ни вашей милости.

Карл досадливо махнул здоровой рукой: "Лучше молчи!", но ничего не сказал. Мира почувствовала необходимость оправдаться:

— И правы те, кто посчитал Латэ сумасшедшим! Разве смогу я исцелять новообращённых? А ваш главный ритуал?! Хорош охотник, опасающийся дотронуться до пузырька со святой водой!

— Всему ты научишься, и быстрее, чем многие. То, что тебе разрешили посвящение — очень добрая весть. Вероятно, и решение Ордена в отношении Дара будет благоприятным для тебя. Сегодняшние приготовления на улице Славы говорят о том, что Дэви не на шутку встревожен. Скоро он начнёт поиски Избранного, и Латэ будет вынужден организовать свои.

— Я уже свыклась с ожиданием, — прошептала вампирша. — Не тревожь меня!

Она вздохнула. Зачем охотник разбудил её главную тревогу? За прошедшие годы вампирша успокоилась, она почти забыла, зачем она здесь…

Мира вновь поспешила в Карду.

 

Глава 1 °Cлишком много жёлтой краски

Солнце полностью вышло из-за горизонта и в огромной чаше Пустоши заплескалось жидкое золото. Река света разлилась до самой церкви Микаэля на краю Вастуса, она уже лизала белые ступени, ведущие на вершину холма.

Винсент продолжал уверенными быстрыми мазками накладывать краски на холст. Только когда солнце прожгло незащищённую тенью правую руку до кости, так что художник больше не мог держать кисть, он согласился покинуть убежище на колокольне церкви Микаэля. Он спустился вниз, в тёмный пустой зал. Здесь не было ни мебели, ни какого-либо убранства, напоминающего о назначении этого места, только полустёртые фрески на стенах. Церковь забросили после того, как сюда, сломав Покров, вошёл Владыка вампиров.

Крылатая тень, наполовину сожженная солнцем за краткие мгновения спуска, осыпалась клочьями. Вампир прислонился к стене, прижался щекой к холодному камню и застыл так, боясь малейшего движения воздуха. Боль от ожогов, которые Винсент не замечал на колокольне, пришла как всегда резко, одной ужасной, с головой накрывающей волной. В который раз он, чужая кукла, пожалел, что не может, хотя бы, потерять сознание.

Темнота шевельнулась. Девушка — маленькая, очень юная шатенка, оторвалась от запертой главной двери церкви и тихонько пошла к вампиру. Она знала о его муках, видела их прежде, поэтому, не дойдя шага, остановилась и принялась расстёгивать маленькие пуговки на горловине платья.

Потом он пил её кровь — крохотными глоточками, чтобы она оставалась в сознании и могла остановить его в любой момент. Девушка слабо вскрикнула только в момент укуса. Дальше она молчала, её тело тряслось мелкой дрожью — от страха и желания. Она готова была отдать бессмертному всю свою кровь и не помышляла прекратить ритуал. Поэтому Винсент скоро отступил, машинально утёр губы.

— Что ты! Так мало… — искренне огорчилась девушка.

— Мне хватит. Стелла, не делай так больше. Здесь достаточно пищи.

— Летучих мышей?!

Винсент улыбнулся. Боль от ожогов ушла, но повреждения едва начали восстанавливаться. Держась за стену, он добрался до угла зала и отыскал свою сумку.

— Что там? Стабилизированная кровь? — спросила Стелла, обнаруживая неплохое знакомство с предметом.

— Да, тётушка привезла из столицы, — Винсент открыл бутыль и, теперь не пытаясь сдерживаться, ополовинил её.

— Ты мною совсем не насытился! — хихикнула Стелла.

От солнечных ожогов не осталось следа. Винсент зажёг принесённую из дома свечу. Стелла, показавшаяся божественно красивой в её мерцающем тёплом свете, прошептала:

— Ты оставил картину там? Я принесу.

Она скрылась в темноте. Винсент услышал стук каблучков — вверх по винтовой лестнице, ведущей на колокольню.

Вампир засмеялся, когда она возвратилась: маленькую девушку едва было видно из-за огромного холста. Он поспешил принять у неё картину и поставил холст у стены, в бледный столб света, протянувшийся из разбитого окна.

Оба на мгновение зажмурились. Картина была самостоятельным источником света. В тёмном зале-пещере наступал ещё один рассвет. Небывалое солнце вставало над Кардой, цитаделью вампиров, видимой с высоты колокольни церкви Микаэля: золотая Корона, полукружьем за ней тени гор… Струился вниз Несс, полный светлых бликов, как весёлый весенний ручей. Листва ближних к Пустоши деревьев, пронзённая светом, была прозрачно-зелёной, чистой. Позолоченные пики гор растворялись в ослепительно белом небе. Невидимое солнце царило над нарисованным миром. Его мощь восхищала и ужасала одновременно, всё тонуло в его сиянии. Солнце поглощало мир… Нет: сам мир стремился стать солнцем.

Сначала Винсент рисовал руины старого города: в сумерках и ночью, когда старые камни призрачно светились в темноте. Потом он надолго был заворожён предрассветной Пустошью. Но всё было не то. Он безжалостно уничтожал почти законченные этюды. Пока однажды там, на колокольне, не обернулся к городу, позабытой Карде — и сюжет был найден.

Винсент работал увлечённо, он почти переселился в церковь Микаэля. Он бесстрашно взял самый большой холст, хотя до сих пор не рисовал картины таких размеров. В этот раз он был заведомо уверен в успехе. Все, видевшие эту работу впервые, зажмуривали глаза и восклицали: как ярко! Художник только усмехался.

— Чудесно! — прошептала Стелла, и Винсент попробовал объяснить:

— В Карде любой свет, даже свет солнца тускнеет. Таким должен быть настоящий рассвет над этим городом.

Эти слова вызвали в памяти старый образ. Прежде он уже говорил это или думал так! Карда, проклятый город, чьим солнцем явится Дар…

Воспоминания, как он думал, потерянные навек в момент обращения, возвратились — поток образов, как река в половодье. Стелла, испугавшаяся отстранённого взгляда друга, потрясла его за плечо, и Винсент очнулся. Он вздохнул и поставил пока мысленную заслонку им.

— Тебе плохо? — тревожно спросила Стелла. — Это из-за солнца?

Последнее было сказано тоном: "Сейчас я его потушу". Вампир засмеялся:

— Солнце для меня не опасно так, как для Высших. Не волнуйся.

Девушка с обожанием смотрела на него. Винсент испугался, что сейчас она, как и позавчера, заговорит о "капле бессмертной крови" и поторопился изменить направление её мыслей поцелуем.

Молодой красивый вампир без клейма ночного убийцы пользовался немалым успехом у юных жительниц Короны. "Винсент, ты прекрасен, я твоя жизнь!", "Да, дитя Тьмы, возьми меня всю до капли!", "Мы полетим над спящей Кардой и будем смеяться в лицо ночи!" — с разными вариациями, он слышал это почти каждую ночь. Но в его новое убежище в церкви Микаэля были удостоены приходить только двое: Стелла — самая молоденькая поклонница, тихая и послушная, и Клементина. Винсент улыбнулся, представив, что было бы, если б сегодня в его логово явилась не Стелла, а грозная, решительная Клементина…

Они провели дневные часы в пустой старой церкви и сожгли несколько свечей. Они почти не разговаривали. Стелла дремала на груди вампира, а Винсент размышлял, равнодушно следя за проходом солнца по небу.

Он опять гадал: кто же он есть? Он чувствует боль от ожогов солнца, тело смертной способно согреть его ненадолго, а сильный страх будит его сердце — как у всех Высших. По чьей нелепой причуде ему, кукле, оставлены эти моменты возвращения в жизнь? Может быть, его суть и судьба — иные? Может быть, и для него возможно будущее и даже — возвращение в жизнь?

"Не мечтай!" — оборвал он себя.

— Что это? — вдруг спросила Стелла. Девушка очнулась от грёз, и любопытными пальцами залезла в вырез его рубашки. — Какой страшный шрам!

— Это от серебра. Повреждения от посеребрённого оружия долго заживают у вампиров.

— Тебя ловили охотники?

— Нет, — он замялся. — Этот удар… прекратил мою смертную жизнь.

— Так ты умирал?

Винсент поморщился, как от боли. Он глядел в разбитое окно старой церкви. Там, в шумном мире смертных, солнце завершало путь. И Стелла затихла, спрятала коготки. Потом, испугавшись, что он отдалился от неё, порывисто, по-детски обняла, и это растопило лёд. Оба засмеялись, счастливо и беззаботно, как дети.

— Ты узнал что там, за гранью? — спросила Стелла.

— Там? — взгляд вампира не отрывался от золотисто-белого неба за искореженной решёткой высокого окна — Знаешь, там… ветер…

Вечером Стелла убежала домой, пока её не хватились, Винсент остался в церкви. Он спокойно спал всю ночь, а на рассвете вновь поспешил на колокольню.

Новое утро было пасмурным, и художник оставил мечту закончить картину сегодня. Но странный вампир оставался на колокольне, пока набравшее силу солнце не ударило по глазам, ослепляя.

Он отступил в тень, закрыв лицо. Глаза слезились.

— Не знал, что куклы способны плакать! — пробормотал он.

— Да, очень интересно… — согласился глава Ордена. Винсент прищурился, теперь заметив фигуру в тени.

— Вы? Как вы меня нашли?

Латэ улыбнулся и потряс какими-то исчерченными листами.

— Твои наброски Карды привели меня сюда — в самую высокую точку Пустоши.

— Что вам угодно?

— Уйдём вниз, бесстрашный carere morte, — глава с любопытством разглядывал картину. — Оригинальный сюжет. И знаешь, знакомый, очень знакомый…

Недовольство встречей исчезло с лица Винсента, он прошептал:

— Вы тоже думаете, что это… — он указал на картину, — пришло из прошлого… из моего прошлого?!

— Из прошлого Избранного? — Латэ задумчиво рассматривал "Рассвет". — Не уверен, но, во всяком случае, это… очень интересно.

— Может быть, моя зависимость от проклятия Миры меньше, чем вы полагали? — глухо, боясь отрицательного ответа, спросил Винсент, когда они спустились в зал. — Слёзы, боль от солнечных ожогов. Бывают и моменты, когда моё сердце просыпается. Я, как Высшие вампиры, сохранил остатки жизни. Своей жизни!

— Нет, — охотник помотал головой, решительно отнимая у вампира новую надежду. — Проклятие Миры владеет тобой. Это она даёт тебе силы. С кровью вампирши ты получил остатки её жизни и пользуешься ими. Ты бесстрашен, как должно кукле. И слабо чувствителен к солнечному свету.

— Не хочу вам верить.

— Не гневайся на правду, Винсент. За прошедшие годы ты хоть раз испытывал вампирский голод?

— Я пью кровь, когда мне нужно заживить повреждения, но это, наверное…

— Это не голод. Такое поведение характерно именно для рабов. И клыки у тебя так и не выросли.

Винсент долго, потерянно молчал. Он подошёл к своей картине и повернул её к стене.

— Вы ведь не затем, чтобы сказать это, посетили меня? — резковато спросил он. — Что Ордену нужно от чужой куклы?

Латэ развёл руками.

— Твоя ершистость осталась прежней. Ты один из немногих, кому известна настоящая история Арденсов, и моё задание связано с ней. Макта, Первый вампир, возвращается. Ты знаешь, что он любит больше всего…

— Убийство Арденсов.

— Макта может скоро появиться в Карде. Многие семьи Короны несут частицу крови Основателя.

— Похоже, в старые времена породниться с Арденсами считал своим долгом каждый! Что мне делать, когда я увижу здесь Макту? Вступить с ним в бой?

— Сообщить мне в столицу. И не post factum, когда убийство будет совершено! Ты, carere morte, должен заранее почувствовать приближение первого вместилища Бездны.

Винсент отвернулся.

— Зачем мне защищать тех, кто виновен в создании вампиров? — спросил он. — Арденсы зовут Избранного вором и чудовищем. Пять лет назад они стремились уничтожить мой Дар, и я не думаю, что за прошедшее время они изменились. Зачем мне спасать тех, кто погубил меня?!

— Мира у нас, — предельно кратко ответил глава.

Вампир едва сумел дождаться вечера, чтобы отправиться домой. Он запер все двери особняка и зажёг единственный светильник — в библиотеке. Винсент отыскал чистый лист бумаги и перо и лихорадочно быстро принялся записывать лист именами.

— Красы, — шепотом повторял он каждую запись. — Гесси, Рете, Вальде, Керте… О ком тогда ещё упоминал герцог? Тенеры? Реддо? Нет… Может, Ларгусы?…Корвусы?

Он старался вспомнить фамилии всех, породнившихся с Арденсами давным-давно. Полный список фамилий, родословное древо Основателя находилось в архиве Ордена и для большинства охотников были закрыто.

Лазар Арденс, Основатель, был первым Королём, а в легенде о Даре он назван Первым Избранным. Истинная же история, связавшая его и Первого вампира, Макту, известна немногим. В своё время Винсенту удалось узнать её, благодаря цепи счастливых случайностей. Лазар Арденс возмечтал жить вечно и обратился за помощью к чародею-алхимику Атеру. Чёрный колдун не сумел подарить ему вечность, но продлил его жизнь за счёт жизни другого — Макты, ставшего в результате ритуала Первым вампиром. Арденс мог бы возвратить Макте его жизнь, но не пожелал этого делать. И скоро проклятие carere morte, случайно вызванное Атером в мир, начало шириться. Потомки Арденсов создали Орден для борьбы с ним, но полному изгнанию проклятия бессмертия испокон веков препятствовали сами же Основатели. Нелепое поверье, что полное уничтожение carere morte и первого из них, Макты, принесёт гибель и Арденсам, было чрезвычайно сильно и через четыреста лет после создания Первого вампира.

— Всего десять фамилий, — удовлетворённо проговорил Винсент, но тут же нахмурился. — Или их больше? Помнится, Крас намекал, что и Династия…

Он потерянно замолчал. Считалось, что род Арденса пресёкся в правление Макты, триста лет назад. С тех пор страной правила другая династия. Может ли быть, что и они породнились с Основателем? Разумеется, тайно…

"Если сам Король из Арденсов, понятно, чего так боится Латэ! Избранный — угроза для рода Основателя, а глава отнюдь не революционер. И он боится потерять всё: Ордену, укрывающему Избранного, просто не позволят существовать!"

"Твой Дар — чудовище, что погубит наш мир!" — вспомнилось ему.

Винсент поднялся. В задумчивости он побродил по библиотеке и, наконец, заметил сам себе:

— Но мне-то терять нечего!

Он вновь кинулся к столу, схватил список фамилий и быстро пробежал его глазами.

"Выдать Арденсов Макте значит приблизить конец эпохи carere morte! Он ищет их, поговаривают, по загадочному "следу крови"… Но это слишком долго! Получив фамилии от него, бывшего Избранного, Макта скорее доберётся и до последних, которых так тщательно скрывают в Ордене…"

— Серьёзное решение, — заметил он. — Ты более не Избранный, но вновь хочешь заняться ни много ни мало решением судьбы мира! Нужно хорошенько всё обдумать.

Внезапно успокоившись, он вернулся к картине и на несколько часов полностью отрешился от мира. Сегодня Винсент занялся высокой Короной, ловящей первые солнечные лучи.

Был полдень, когда он оторвался от картины.

— Слишком много ненависти, Винсент! — сказал он.

Он отыскал на захламлённом столе в кабинете главную городскую газету полугодовой давности и нашёл краткую статью о широком праздновании дня рождения единственной дочери герцога.

— Лауре Вальде — три года, Себастиану — пять, Виктору — десять, — прошептал он, быстро пробежав мелкие строчки глазами. — Нынешние Арденсы — не чудовища. Может быть, они и сами не знают о своём родстве с Основателем. Хотя, что я говорю! Конечно же, знают, но…

"Они — люди, и у них есть семьи, дети…"

"Но у тех, кого сотнями в год убивают carere morte, существующие благодаря Арденсам, тоже есть семьи и дети!" — возражение было хорошим, но оно не склонило чашу весов. Он, более не Избранный, вновь колебался, он вновь пытался решить неразрешимую задачу: как уничтожить вампиризм без единой невинной жертвы?

Вампир возвратился в гостиную, где установил холст. Он долго стоял перед своей последней картиной. Созерцание её придавало Винсенту решимости. Пять лет, прошедшие с момента обращения теперь казались жутким тяжёлым сном. Он почти потерял себя, но сумел вновь обрести. И вместе с уверенностью к нему возвращалась жажда деятельности.

"Я найду Макту и стану его сопровождать. Бой не начинают, не узнав противника. Если я замахнулся на саму Бездну, нужно узнать Её истоки", — рассудил он.

Через неделю Винсент закончил картину, через две — начал готовиться к возможному скорому отъезду.

Мира появилась дождливым августовским вечером, неслышно, осторожно как всегда. Она скользнула в окно гостиной и устроилась на подоконнике, скинула мокрую тень.

— В Карду пришли дожди, — звонко заметила она, с любопытством оглядывая почти пустую комнату. — Вижу, ты решился избавиться от старой мебели? Молодец!

Винсент смутился:

— Прости. Мне нужны были деньги на краски и холсты. Добрый вечер, тётушка.

— Да, чудесный…

Мира соскочила с подоконника, прошлась по гостиной. Её шаги гулко отдавались в пустом зале. Винсент с улыбкой следил за её перемещениями. Вампирша замерла перед большой картиной, прислонённой к стене.

— Ого! Рассвет! Рисовал по памяти?

— Не язви.

— Не могла не сделать этого замечания, — сделав круг по комнате, вампирша вспрыгнула на подоконник. Племянника она обошла стороной и старалась не смотреть на Винсента, но иногда он ловил её робкий взгляд. Она всё искала что-то в его лице…

— Орден скоро начнёт поиски Дара, — вдруг сказала она.

— Ты спешила ко мне, чтобы это сообщить?

— Нет! То есть, да. И ещё… Латэ приглашает меня в Орден! — выпалила Мира и замолчала. Винсент мягко улыбнулся:

— Это очень хорошо, тётушка.

— Винсент, скоро Дар будет найден, и тогда…

— Давай не будем об этом. Пожалуйста!

Мира помолчала ещё. Проницательно заметила:

— Ты собираешься в путешествие?

— Да, — Винсент был слегка ошеломлён её напором.

— Далеко? Надолго?

— Я не могу тебе сказать…

— Ещё один! — до этого она играла, изображала легкомыслие, но сейчас горестный вздох был настоящим. — Орден обожает тайны!

— Я не выполняю чужое задание. Это только моя цель, — он отвернулся от неё, подошёл к последней картине и тихонько коснулся нагромождения белых и золотых пятен — Короны. Мира молчала. В молчании прошло несколько минут.

— Значит, ты уедешь, — прошептала вампирша, с ненавистью глядя в ночь за окном, и он вздрогнул. — Уедешь, оставишь меня?

Винсент вздохнул, но не обернулся к ней.

— Признайся себе: ты же рада, — ровно сказал он картине. — Я вижу, как тебе тяжело находиться со мной рядом.

Мира тоже не обернулась к нему.

— Картина хороша, но слишком ярка. Будто очень большая открытка. Слишком много жёлтой краски, — её голос дрожал.

Художник усмехнулся, коснулся причудливой золотистой змейки — Несса:

— Зато совсем немного чёрной. Не плачь, тётушка. Знаешь, я благодарен тебе. Кто там считает, что смертная казнь милосердней пожизненного заключения? Он не прав. Всё лучше, чем небытие.

— Я и не плачу!..Я ухожу, Винсент.

Он всё-таки оторвался от картины, обернулся.

— Я всё равно найду способ помочь тебе, — сквозь зубы пообещала Мира его отражению в оконном стекле.

— Оставь это, Мира. Твой Дар не спасёт меня. Неужели ты до сих пор…

— Я найду способ!

Вампирша преобразилась. Несколько взмахов сильных крыльев, и она скрылась из виду. Ночь распахнула ей объятья. Тогда Винсент равнодушно накрыл картину простыней и, задув свечу, покинул гостиную.

 

Глава 11 Клуб самоубийц

Тёмная комната. Несколько зеркал развешены по стенам с особым умыслом — всякий, кто посмотрится в любое из них, увидит себя стоящим в бесконечном коридоре пустоты. Два канделябра едва освещают людей, сидящих на ковре в центре комнаты. Здесь двое юношей и две девушки. И она, Лира Диос.

Смертные сидят в кругу, а бессмертная — замыкающая и начинающая. Она — паук в паутине, она пустила нить к каждой из жертв. Добыча слабо барахтается, и Лиру раззадоривает дрожание четырёх тонких волосков её паутины.

Чёрное одеяние бессмертной огромно и бесформенно. Оно сливается с мраком комнаты, делая Лиру частицей тьмы. Жертвы глядят заворожено. Она — воплощение их наивных детских мечтаний. Она — тёмная половина каждого из них. Она — всё то зло, к которому каждый смертный втайне стремится. Она олицетворяет для них свободу без ответственности, власть без ограничений и жизнь без смерти. Она — та, кого они так долго искали. Carere morte, вампир…

Лира слышала, как бьются их сердца. Её нес, качая, этот единый ритм. Лира закрыла глаза, напевно, монотонно как Владыка вампиров, начала:

— Я расскажу, что обещала вчера Эрин, — услышав своё имя пухленькая блондинка, устроившаяся по левую руку от Лиры, затрепетала. — Я расскажу о разрушенной башне "Тени Стража", замка Владыки вампиров…

Лира говорила, и ей нравилось, как ровно, плавно льётся её речь. Правда, внимательно слушал вампиршу лишь один молодой человек, Адриан Керте. Невысокий, худенький, со смешно взъерошенными волосами. Одевающийся и ведущий себя совсем не по статусу своих известных и обладающих немалой властью и богатством родителей, он был самым незаметным в компании, но Лире нравился вкус его крови. Вампирша ожидала, что она будет жиденькой и безвкусной как вода и долго потом изумлялась, оценив богатство оттенков её вкуса. Человек, в чьих жилах текла такая кровь, должен был быть очень сильной, красивой личностью… Лира видела Адриана драгоценный камнем, спрятанным в простом деревянном ларце.

Задавшая вчера вопрос о "Тени Стража" Эрин мыслями витала в облаках — Лира ясно видела это. Девушка старательно рисовала в альбоме то, как по её мнению выглядит замок Владыки, и при этом меньше всего она слушала вампиршу. Её кровь всегда была сладкой, чрезмерно, конфетно-сладкой. Лира редко, но пила её, чтобы вспомнить вкус сладостей из прежней человеческой жизни и то ощущение бодрости, которое они давали.

Сестра Эрин, Руфина, выбивалась из общего круга. Она села дальше всех, заведя замкнутую цепочку глубже во тьму комнаты, и изредка сверкала оттуда глазами на собравшихся, удачно подражая бессмертной. Младшая сестра была чуть более красивой копией старшей. Лира любила делать коктейль из их крови. Этот напиток бодрил не меньше крепчайшего кофе. Химический фейерверк крови младшей с каплей сладкой крови старшей… Однако вампирша планировала избавиться от Руфины, когда она повзрослеет. Её кровь станет неаппетитным бульоном химических соединений уже через пару лет, когда кипение юной жизни стихнет.

Нет, нет! Лира не собиралась убивать Руфину! Она бы просто изгнала девушку. За пять лет, прошедших с момента обращения охотницы, она ни разу не решилась на убийство. В Прэсто, курортном местечке к югу от столицы, где она коротала вечность последние четыре года, летом было много отдыхающих семей со скучающими детьми-подростками, и скучающая вампирша собрала маленькую компанию, вроде клуба по интересам. Дэви временно покинул свиту, он издавна отводил думам несколько лет одиночества, и бессмертные развлекались, как могли… Скоро по Прэсто пошли слухи о клубе самоубийц, впрочем, не имевшие под собой реального основания. Да, интерес учредительницы был лишь один — живая человеческая кровь, но юная вампирша не убивала никого из участников, она по-прежнему не нуждалась в большом количестве крови. Семеро по очереди дарили Лире капли своей жизни за одну возможность общения с настоящим вампиром. Число семь было не случайно — таким образом Лира составляла себе меню на неделю. В то время как еда льстила себе сравнениями с семью чудесами света и семью планетами древности.

Сейчас троих из компании здесь не было. Давид, студент, отсутствовал довольно часто. Лаура — талантливая поэтесса и музыкантша, лежала в постели, ослабевшая от болезни, над лечением которой её родители бились не первый год. А легкомысленная Калери гуляла где-то…

Лира увлеклась рассказом больше собравшихся. Голос бывшей охотницы постепенно наполнился эмоциями, зазвенел:

— В год Восьмого Бала Карды Бенедикту Гесси удалось собрать ополчение и он пошёл к замку герцогов Дэви, желая разгромить главное убежище вампиров старой столицы. С ним шли профессиональные охотники на вампиров и простые смертные со всей Термины. Это была последняя, уже безумная попытка изгнать carere morte из их цитадели. "Argento soleque" начертал Гесси на своём щите. Кто знает значение этих слов?

— Серебром и солнцем, — сказал Адриан, а Эрин добавила:

— Девиз охотников на вампиров.

— Девизом охотников эта фраза стала позже, в Доне. А тогда… последняя крупная битва цитадели бессмертных была краткой, но жестокой. В сумерках армия вошла в замок Дэви. Тогда и выяснилось, что carere morte среди защитников крепости не было.

Адриан усмехнулся, угадывая окончание истории.

— Убитые были челядь и охрана герцога. Они сражались, находясь под чарами carere morte. Самого Альбера Дэви и его семью найти не удалось. Гесси предположил, что они бежали подземным ходом, и отправил отряд на поиски герцога. Охотник опасался за жизни смертных, ибо Владыка вампиров, Александр Дэви, давно объявил войну своему отцу. Герцога Альбера нашли в пещерах под замком. Они надеялись сбежать на лодках по подземной речке.

— Стигий, — вставила Руфина.

— Стигий… — Лира усмехнулась. — Герцог был мёртв, вся его семья также. Владыка вампиров настиг их прежде Ордена. Он выпил кровь из сердца отца — так ещё Первый вампир, Макта, поступал со своими врагами.

— Разве бессмертные не стремятся сохранить свой смертный род? — спросил последний участник собрания, Марк. Он был любимым донором вампирши. Энергичный, весёлый… Принимая его кровь, Лира на несколько часов обретала его силу и уверенность.

— Это был не тот случай! Владыка мстил своему отцу. Дэви принял бессмертную кровь и стал вампиром только чтобы защитить жену и сына — единственных, дорогих ему людей. Но младенец заболел, и Альбер нарочно промедлил с помощью. После смерти дитя, не достойного, по его мнению, титула герцога, он прогнал жену Владыки и она сгинула, — Лира сделала краткую паузу, ей нужен был воздух для новых слов. Эрин, едва дождавшаяся этого момента, выпалила:

— А Разрушенная башня?

— А! Башня обрушилась во время штурма. И она сыграла роль в окончании последней битвы Карды! Едва пробило полночь, carere morte, дотоле скрывавшиеся в пещерах под "Тенью Стража", вышли на охоту. Вампиры убили почти всех захватчиков, немногим охотникам удалось спастись. Carere morte поднимались через разрушенную в дневной битве башню, и их было так много, что казалось, из башни как из трубы валит густой чёрный дым. Среди вампиров были и убитые днём обитатели замка — Владыка вампиров Александр Дэви сам обратил их куклами, сделав последних из рода своими рабами. Потом он жалел об этом. Дэви понял, что закрыл для себя двери в вечность смертных. До сих пор он с завистью смотрит на Калькаров и Лакусов — на тех, кто видит поколения своих потомков.

Лира замолчала. Освещенные светом свечей, лица её слушателей казались красивыми и умиротворёнными.

— Этот любопытный эпизод в истории позапрошлого века объясняется ссорой двух знатных родов Карды — Дэви и Гесси, — заметил Марк.

— Неудивительно. Историки и перенос столицы в Дону из Карды объясняют интригами министров Короля.

— А что там случилось на самом деле? — со смешной серьёзностью спросила Эрин.

Взгляд вампирши скользнул по рисунку в её альбоме.

— Об этом в следующий раз, — сказала она.

Собравшиеся молчали, но Лира ощущала на своём языке вкус их сотен вопросов, недоумений, впечатлений. Вампирша решила не обманывать их ожидания.

— Многих интересует вопрос, считаются ли carere morte живыми или же они умирают в момент обращения, — тихо сказала она. — Я скажу. Если под жизнью понимать совокупность химических реакций происходящих в организме, то, безусловно, лишённые смерти не лишаются жизни при инициации. Некоторые жизненные процессы, такие как дыхание, в их теле прекращаются, но остановка дыхания ещё не значит смерть. Многие мельчайшие живые существа также не нуждаются в кислороде. А сердце у вампиров бьётся. Различие со смертными состоит в гораздо более медленном ритме — вплоть до почти полной остановки у голодного Высшего. Подобно сердцу у carere morte начинает функционировать и расширенный сосуд, несущий тканевую жидкость, в области поясницы. Carere morte обретают большую физическую силу, их слух, зрение, особенно, ночное — необыкновенно обостряются. Но также много они теряют. Многие органы тела бессмертного подвергаются обратному развитию. Внешняя привлекательность бессмертных — это только чары, истинный их облик болезненный, бледный. Вампиры бесплодны, но бессмертны и таким образом причастны вечности. Они живы, а не мертвы, иначе не было бы легенды о Даре, способном исцелить их от проклятия. Так говорили в Ордене охотников.

Руфина поморщилась. И Марк тоже. Всё, что так или иначе касалось Ордена охотников, не задерживалось в их головах. Этих юных интересовало только одно…

— Что о вампирах думают вампиры? — спросил Адриан.

Довольная удесятерившимся вниманием аудитории, Лира приготовилась начать, как вдруг раздался стук в дверь.

Адриан вскочил, бросился отворять. Вампирша не остановила его. В Карде, в Доне за такую опрометчивость они могли бы поплатиться жизнью — но не здесь. В Прэсто Лира не боялась нетерпеливых стуков в дверь. Курортный городок был практически чист как от вампиров, так и от служителей Ордена.

Тем более, что этот стук был знаком вампирше.

Опоздавшая девушка молча скользнула в комнату. Её звали Калери Тензис, и она была самой старшей в компании. Её жесты, движения были по-кошачьи мягки и развязны. Небрежно одетая, с неприбранными мелкими чёрными кудряшками волос, дама сомнительного рода занятий — она и раздражала, и притягивала Лиру. Она единственная позволяла себе появляться на собраниях с сигаретой, с расширенными от морфия зрачками или вовсе нетрезвой, пользуясь привилегией старейшей участницы. Калери знала и предыдущие две группы, собранные вампиршей в первые годы в Прэсто. Сейчас двое из тех милых ребят пополнили ряды carere morte, вызвав новые толки о "клубе самоубийц", остальные разъехались по домам. Осталась только Калери. Вампирша привечала её и не гнала. Даже когда кровь девушки была безнадёжно испорчена очередной гадостью, Лира всё же пила её. Через эту кровь она приобщалась к суматошной, яркой, богатой впечатлениями жизни смертной. Она пила её вино и её коньяк, грезила от её морфия, болела её болезнями… а потом, постанывая от брезгливости, брала Марка или Давида, чтобы разбавить, растворить до полного исчезновения дрянную кровь потаскушки.

Вот и сегодня Калери сложно было назвать чистой. Девушка была простужена. Но скучающая Лира всё-таки уступчиво подумала: надо будет попробовать её сегодня…

Вампирша обвела взглядом быстро затихшую аудиторию.

— Что о вампирах думают вампиры? — улыбнувшись одними губами, повторила она. — Владыка говорит: стать carere morte может любой человек, но не каждый вампир заслуживает звания Бессмертного. Владыка учит, главное — это отношение лишённого смерти к смерти. Предмет острых дискуссий в Ордене — всего лишь обращённый первой ступени, — ступени эти были собственной её придумкой. — Это ученик младшего класса. Молодой вампир неуверенно и мало пользуется своими новыми возможностями и сохраняет человеческий образ мышления. Carere morte не страшны ни болезни, ни старость, но пока они сохраняет образ мыслей смертного, они не избавлены полностью от смерти! Она продолжает угрожать им! Поэтому большая часть молодых carere morte погибает гораздо раньше, чем если бы они оставались людьми. На второй ступени… — Лира сделала маленькую паузу. Все пятеро благоговейно ждали продолжения: вампирша подступила к их любимой теме, — …все чувства, все эмоции обостряются. Вы мыслите как никогда ясно. Вы упиваетесь своей силой. Это время, когда carere morte может достичь многого. И время больших бурь в сердце. Но смерть всё ещё угрожает вам! Лишь когда угаснут все чувства, все привязанности, уйдёт и страх смерти. Самые сильные охотники со своими ритуалами и водой из Источника бессильны перед такими carere morte. Тогда, обычно, уже на второй сотне лет, carere morte становится подлинно Бессмертным.

Лира замолчала. Она всматривалась в сидящих перед ней людей, искала чего-то в их лицах… Не в первый раз у девушки было чувство, что словами она зачаровывает смертных. Рассказывай она глупый детский стишок — они слушали бы также. Что это? Чары carere morte?

— Пожалуй, довольно на сегодня. Я устала, — закапризничала вампирша.

Эрин горестно вздохнула. А Руфина напомнила:

— Вы давно обещали нам рассказать о первых carere morte.

— Первые carere morte? Ну, это недолго. Всего пять фамилий: Вако, Митто, Лакус, Тенер, Дивелли. Первые дети Макты. Самые влиятельные бессмертные во времена Владыки Алитера.

— А Калькары? — удивился Марк. — Разве они не старейшие?

— Они старшие сейчас. Но они пришли позже. Первые — Вако, Митто, Лакус, Тенер, Дивелли. Просто сейчас никого из них нет. Макта убил их во время очередного визита. Это случилось во времена Великого вампира.

— Почему он убил своих первых детей? — спросил Адриан и тут же предположил: — Может быть, он испугался растущего влияния Совета Пяти Старейших?

Лира покачала головой, усмехаясь:

— Макта? Испугался?! Нет, нет. Поведение Первого не поддаётся никакой логике. Он — кошмарный сон вампиров.

Сказав это, она так сверкнула глазами, что Эрин отшатнулась.

— Макта до сих пор делится кровью со смертными? — заинтересовавшись, спросила Калери. — Быть обращённым Первым, наверное, почётно!

— Об этом мне ничего неизвестно. Если у Макты и есть новые дети, они предпочитают молчать о своём отце.

Смертные согласно молчали, и Лира засмеялась:

— Если вам так интересен Макта, постарайтесь попасть на Бал вампиров. Во время своих визитов он всегда посещает традиционный Бал Карды. Ведь он их учредитель! Составляя список приглашаемых на Бал фамилий, Макта после тридцати знатных родов Карды приписал загадочного "Фонса". Под этим именем он является сам. Всё, теперь расходитесь. Я устала.

Лира отпустила всех, не попробовав никого. Она прогнала и Калери, словно ждавшую, что вампирша пожелает её сегодня. Наступало новое утро, и Лира вышла на балкон. Она с наслаждением вдохнула пахнущий морем воздух и вдруг подумала: не надо крови, она вполне насытится ветром, солнцем…

Шло пятое лето её бессмертной жизни, и вампирша начинала уже не скучать — тосковать. Неужели так тускло, ровно пройдёт вся её вечность? Девушка подняла голову, поглядела на лёгкие тучки, плавающие в глубоко-синем океане неба. Также легко парят в воздухе её новые собратья Высшие… — неужели, и она когда-нибудь присоединится к ним? Неужели она когда-нибудь поведёт в бой свою армию омерзительных кукол? Неужели через сто лет её пустого, равнодушного взгляда будут бояться новички-вампиры? Неужели однажды о ней скажут: "старейшая"?! Жизнь carere morte по-прежнему казалась Лире старой сказкой, имеющей к ней, дочери охотников, самое отдалённое отношение. Нет, не нужно Лире Диос такой вечности! Пусть её вечность будет краткой и яркой!

Прошло пять лет, а девушка так и не нашла себя ни в одном деле. Уже год, как она могла перейти в высшую касту вампиров, распахнуть крылья и навсегда забыть солнце, но Лира медлила и только ещё строже соблюдала диету Низших. Она никак не могла придумать себе достойное занятие. "Клуб самоубийц" — игра, забава на несколько лет. А дальше?

"К чему мне готовиться?" — спросила девушка предутреннюю тишину. После разговора с Дэви о сути Бездны Лира старалась не воображать себе собеседницу — величественную даму в королевском одеянии, но этот образ всё равно то и дело вставал перед её мысленным взором и он всё чаще имел черты самой девушки. Словно она уже была не только голосом, но и ликом Бездны…

Лира обернулась. Из темноты комнаты, из всех зеркал на неё посмотрела она — Королева-Бездна, но ни одно зеркало не дрогнуло, не осыпалось дождём осколков под взглядом вампирши. Лира знала: способность разбить зеркало взглядом является признаком пробуждения истинной силы carere morte, но сколько ни старалась сама, у неё ничего не получалось. Может, Избранный всё-таки был прав: ей никогда не стать настоящим вампиром?

"Дайте мне цель!" — взмолилась она то ли к бездне неба, то ли к бездне мира. Я чувствую: я просыпаюсь. Я рождаюсь. Зачем я миру? Что я могу дать вечности? Бездна нарекла меня своим голосом — и сомкнула мои уста. Я молчу вот уже пять лет, только старейшие всё шарахаются от моего взгляда. Но когда же Бездна заговорит моим голосом? Я так устала ждать!

На крыше послышалось какое-то движение, заставившееся подскочить замечтавшуюся девушку.

— Кто тут?!

Разочарованная Хелена спустилась с крыши и скользнула к ней в окно.

— С кем ты разговаривала? Что это было сейчас?…Молитва?

— Тебя не учили родители: подслушивать нехорошо! — насупилась Лира. — Зачем ты пришла? За новичками? У меня нет пока никого для вас: все слишком молоды.

— А Калери?

— Она не изъявляла желания.

— Тогда гони её, — жёстко сказала Хелена, и глянула в ближайшее зеркало. То мгновенно треснуло. Отражение вампирши мелькнуло в осыпающихся стекляшках и разбилось в пыль.

— Новички мне интересны всегда, но здесь я не за этим, — жестоко и весело заметила она, повернувшись к Лире. — Дэви требует тебя к себе. Он хочет узнать волю Бездны. Ты готова, глашатай?

— Я… А что случилось? Где Владыка? Он возвратился в Карду?

— Да, он там. Мы выезжаем через час. Мой экипаж ждёт, собирайся.

Лира молча подчинилась. Она не глядя взяла из шкафа пару платьев, швырнула в чемодан. Хелена устроилась на мягком ковре. Её фигура отразилась в десятке зеркал и вампирша закрыла глаза, решив больше не производить разрушений.

Лира чувствовала, что скрываемая внутренняя тревога Хелены завладевает и ей. Это была тревога неизвестности и, чтобы побороть её, девушка быстро спросила:

— Что всё-таки случилось, Хелена? Что заставило Дэви вернуться?

Хелена поморщилась, не открыв глаз.

— Разве ты ещё не почувствовала этого, Лира Диос, голос Бездны? — с язвительным удивлением спросила она. — Макта, Первый, явился вновь. И вновь убил…

 

Глава 12 Путь ненависти

Сегодня он весел. Его тень простирается до самых звёзд. Он летит над молодым незнакомым городом, что смертные зовут Доной, столицей, и радуется, видя, как много здесь его детей, его отражений. Они — юные, сильные, крылатые, также то играют с облаками, то ныряют вниз и исчезают в тенях зданий. Он чувствует их ликование и смеётся, как они упиваясь властью над этой землёй.

Сегодня он силён. Чаши весов вновь склонились в сторону Бездны — на землю пришёл очередной её посланец, и сила Старейшего возросла. Он всесилен сейчас, он Бог! Развлекаясь, он тушит все огни за собой одним мысленным приказом. Тьма послушным зверем следует за ним, накрывает незнакомый молодой город… Он слушает голоса всех смертных жизней в нём — одновременно. Эта музыка занимает его больше, чем шёпот бессмертных звёзд, причастных вечности. Не спрашивая имён, не видя лиц, он знает всех в огромной Доне — знает каждый вздох и каждую мысль. Он читает по отпечаткам, которые они оставляют в Бездне. Но печаль искажает его лицо: он видит это, когда несётся над широкой линией реки. Его отражение в чёрном зеркале воды тоскует. Ибо он странный Бог — бессмертный, что мечтает стать смертным. Всесильный, что жадно ищет потерянную слабость.

Над мостом имени себя он сворачивает к югу. Здесь богатые дома старой знати. Здесь след его крови — его жизни, теперь чужой, давно чужой. Он присматривается, и старая чёрная ярость вскипает в нём. Как отнять этот свет, как вернуть себе? — не на краткий миг — навечно! Он не знает, и, значит, никто не знает. Всё, что он может: убить, снова убить очередного наглеца, вора, щеголяющего в украденном. Он спускается вниз, ведомый местью.

На крыше дома, укрывающего вора-Арденса, дежурят какие-то carere morte. При виде его они не бегут в страхе — застыли двумя истуканами. Куклы! Низшие из низших носителей его проклятия.

Он ступает на крышу, и его тень затопляет всю улицу. Пустые глаза кукол — коридор, ведущий к хозяину, и он ступает в него. Он касается молодого хозяина взглядом, и вампир трепещет. Он может убить и бессмертного, своё дитя, и все его игрушки — но отступает. Там, в доме, сердца смертных, укравших его жизнь, заходятся в страхе, но он оставляет и их.

"Вампир-хозяин послан сюда Владыкой бессмертных".

Встреча с Дэви пока не входит в его планы. И он взмывает вверх.

Он решает навестить теперь Цитадель. Он летит весь день, прячась в ставшую бесцветной тень, как в плащ-невидимку. Никто из его детей не способен на такое. Сохранившаяся жизнь не даёт разрастись их пустоте. Жалкая частица Бездны, что они хранят, слишком подчинена их материи и их страху. Они не знают и никогда не узнают истинной Её силы. Никто, даже сильнейшие из них.

Здесь, в Карде, живёт ещё один, укравший частицу его жизни, и Старейший торопится за крохотной каплей света. Вечером его тень касается Короны. Самый северный район древней столицы почти не изменился за прошедшую сотню лет, и он быстро находит нужный дом. Он опускается в обширном саду у дома Вальде.

Белый особняк прячется за высокими старыми деревьями сада. Окна дома темны, хозяева затаились, но он чувствует: все они там. Он слышит их дыхание и сердцебиение. Он прислушивается к их мыслям и удивлённо хмурится. Он ожидал услышать привычное: что-то бессвязное, полное страха, а вместо этого тихая песня-молитва, всё набирающая силу, отрицающая смерть! Он качает головой и ставит заслон чужим мыслям, всматривается в тёмные окна. Полно, Арденсы ли там, в доме? Те ли это, недостойные и капли его жизни, трусы?

Как бы то ни было, он делает шаг вперёд и ему навстречу из тьмы ночи выступают три фигуры. Да, разумеется! Стража.

Охотники не страшны ему. Его Бездна легко погашает действие их воды и серебра. Его не убить их ритуалом, ведь Старейший лишён какого бы то ни было страха. Нож в сердце? — ему это смешно. Защита охотников? — Все они валятся в глубоком обмороке от одного его взгляда. Покров? — вот если только Покров…

Его ровный смех сбивается. Что-то сильно ударяет в его пустоту и швыряет вампира на землю, лишённого крылатой тени, резко ослабевшего, беспомощного… Покров!

Орден умеет мгновенно раскидывать Покров над нужным местом, точно сеть — он слышал об этой уловке охотников, но сам ни разу не попадался в ловушку. В Доне дикарей-вампиров охотники ловили так во время больших облав, но очень, очень редко. Ведь чтобы набросить Покров в одном месте, сначала его нужно снять из центра, оставив всю территорию без защиты. Сегодня Орден приберёг сеть для него.

Он пробует собрать свою Бездну, разбившееся зеркало, воедино… Нет, не получается! Тем временем осмелевшая стража приближается. Двое охотников — пожилые люди, один молод. Макта дёргается, но Покров лишь сильнее наваливается на него, так что из груди вампира вырывается тяжёлый вздох.

Один из старших охотников отдаёт короткий приказ, и молодой бесстрашно шагает к неподвижному Старейшему, ударяет его чем-то в область сердца. Не кинжал! Скосив глаза, Макта видит резервуар в полладони. Через длинную толстую иглу охотник вводит вампиру в сердце воду из Источника. Жгучая жидкость разливается по жилам, и Макта вновь дёргается.

На этот раз ему удаётся собрать свою Бездну воедино. Покров истончился и унёсся далеко ввысь — всё ещё непреодолимая преграда для детей Старейшего, но не для Макты. Он поднимается и расправляет крылатую тень. Охотники застыли на месте. Они побелели от холода: превращение Старейшего отняло у воздуха очень много тепла. Зимний холод распространяется по саду у дома Вальде. А Макта медлит.

Он изучает старых-новых врагов. Один из пожилых, тот что выше ростом, несомненно, главный. Он — центр Покрова. И он готов к смерти, Макта не находит в нём ни малейшего сожаления о жизни. Но Старейший проходит мимо: нельзя Ордену оставаться без главы. Эти старые-новые враги полезны в одном: они сдерживают хаос, распространяемый дикарями-вампирами.

Макта останавливает взгляд на двух других. Молодой охотник ужасно боится смерти, старого же занимает что-то вовсе иное, странное: он размышляет о неудавшемся опыте. Он думает о воде, что была введена вампиру в сердце, о Источнике, о проклятии carere morte, и Старейший одним кратким приказом гасит эти мысли и эту жизнь. Чуть помедлив, он расправляется и с молодым. Вот эти были опасны, очень опасны! Безумцы, пытающиеся описать его Бездну математическими формулами! Держащие истину в глупых руках и в то же время бесконечно далёкие от неё. Он ненавидел их всегда.

Двое мертвы, Бездна оставила в их телах ужасные раны, невидимые глазу. Уцелевший глава охотников отступает и пропускает Старейшего. Более ничто не сдерживает Макту, и он входит в дом.

Арденсы ждут его в гостиной. Он входит и мгновенно связывается взглядом со старшим — сорокалетним мужчиной, главой семейства. Он узнаёт в чертах его лица далёкого предка Вальде и воспоминание смертной жизни вновь заслоняет реальный мир. В потомке Арденса он видит Лазара. И тот, погубивший его, вновь ровно говорит…

— …Ты принёс мне клятву. Твоя жизнь принадлежит мне, Виталий. Ты готов отдать её?

Лазар читает ответ по его глазам и удовлетворённо кивает. Чёрный колдун Атер за его спиной шелестящее смеётся, отступает, на мгновение скрывается во тьме подземелья, и появляется с узкогорлой склянкой в руках.

…Он отказался от дурманящего зелья Атера, он сам лёг на алтарь. Он видел странный прибор алхимика, сверкающий стеклянными боками колб, щетинящийся толстыми иглами, видел отходящие от него мягкие кожаные трубки, извивающиеся как змеи… Он видел занесённый над его сердцем нож, видел, как его кровь стекает на белое знамя Арденса, и не испытывал страха…

Да, он был готов тогда. Отдать жизнь, забрать себе смерть господина… Но мог ли он быть готов к участи, что уготовил ему безумный Атер-чародей? Бездна подсказала колдуну, как отворить для Неё двери в мир, и безумец послушался. Он начинил тело Виталий Фонса, отдавшего свою жизнь господину Лазару, пустотой — и так родился Макта Вастус, Первый вампир, потерявший свою жизнь, лишённый смерти!

Он долго привыкал к новой реальности. Он вернулся в мир людей через сто лет после превращения всё ещё единственным вампиром. Он легко отобрал власть у потомков Арденса, он стал Владыкой Карды, любимым и ненавидимым одновременно. Только ярость кипела в нём, когда он видел расплодившихся потомков Лазара, живущих благодаря отданной им когда-то жизни. Ярость кипела… и однажды нашла выход. Он убил одного, потом другого. Кровь Арденса, которую он пил, возвращала ему потерянную жизнь, но лишь на мгновение и — блёклым воспоминанием. И он бесился больше, и больше убивал. Разбавили, разбавили! Его кровь, его жизнь разбавлена во многих поколениях. Ему никогда не собрать её всю, ему никогда не вернуть её!

Скоро хитрые Арденсы скрылись. Они больше не хотели отдавать ему ни капли украденной жизни. Сама фамилия Арденс исчезла. Его потомки жили теперь под чужими именами.

Что ж, ему было, чем ответить. Он обнаружил, что может делиться проклятием и стал создавать свою армию. Впрочем, скоро он полюбил свои создания — своих детей. И, полюбив, подарил им свободу…

Макта подходит к Вальде.

— Почему ты не боишься меня? — шепчет он. — Неважно. Ты готов вернуть мне мою жизнь, Арденс?

— Бери, но оставь их, — смело говорит человек, обводя рукой семью: жену и трёх детей. — Они не несут проклятия Арденса.

Дети все как две капли воды похожи на Вальде, и Макта усмехается:

— Как нелепо ты пытаешься обмануть меня!

— Проверь и отпусти их, — шепчет Вальде. Он опускает плечи, вдруг теряя все силы, но не уверенность. — Их кровь чиста.

Макта молчит. Он присматривается к среднему мальчишке. Его кровь, его жизнь сияет, безостановочно, неутомимо кружа по телу. Но чёрной метки "вора" на ней нет. Это не отнятая жизнь Макты. Чисты и остальные дети.

— Она остаётся, — он указывает на жену. Арденсы не спорят. Старший сын упирается, не хочет уходить, но отец кидает на него такой взгляд, что он подчиняется и уводит младших.

Макта слышит мысленную просьбу Арденса: пусть первой будет его супруга! Но вампир не уступает. Кровь женщины более интересна ему, чтобы изучить её, понадобится много времени. Она будет второй. А пока он трогает женщину взглядом и она валится на руки мужу в глубоком обмороке.

Арденс бережно кладёт её на пол, выпрямляется. Он готов к смерти, и Макта чувствует лёгкое удивление: давно на его памяти старые враги так себя не вели.

— Послушай меня, — просит смертный. — То, что сделал я, чтобы спасти детей от нашего общего проклятия, может быть повторено. Если вслед за мной так поступят другие потомки Лазара, удастся избежать многих жертв. Поэтому прошу тебя… — этому Вальде нелегко просить! — …подожди немного, повремени с новыми убийствами. Дай новости о моём поступке разойтись. Многие Арденсы, я уверен, поступят также, но на подготовку им нужно время. Дай им его! Старая история может завершиться скоро, очень скоро!

Он ничего не говорит в ответ. Ненависть переполняет Макту, и вампир бросается на потомка своего создателя.

Он с жадностью тянет кровь Арденса. Это вкус его потерянной жизни и в нём всё, что утратил Старейший, став лишённым смерти. Макта пытается смаковать её, но скоро сдаётся, перестаёт себя контролировать. После почти столетнего сна он голоден до жизни. Арденс умирает очень быстро, и ощущение возвращённой жизни пропадает — краткое и яркое, как фейерверк.

Сделав последний глоток крови, Макта оставляет жертву. Он замирает, со стороны кажется, что Старейший обратился в камень — так он неподвижен. Вампир изучает кровь Арденса.

В первое столетие он видел их всех. Его потерянная жизнь светилась в каждом Арденсе. Потом кто-то из них нашёл способ закрыться от Старейшего, и он потерял их. Теперь он мог разглядеть капли своей жизни, только подойдя близко к кому-либо из них, почувствовав его дыхание и сердцебиение, свет своей жизни, текущей по чужим венам. Ему пришлось заново учиться находить Арденсов. И он нашёл способ.

Взором Бездны Макта проникал в их кровь, когда она текла по его жилам. Там, глубоко, чужая жизнь представлялась ему сетью, и многие её нити тянулись из прошлого. Старейший шёл по ним и находил предков очередного Арденса, находил боковые ходы к другим семействам Короны, чью кровь знал он сам или кто-либо из его бессмертных детей. По кусочкам, по крупицам он восстанавливал раскидистое древо родословной, проросшей из семени случайного создателя вампиров.

Сейчас Макта быстро отыскал в крови Вальде след, ведущий к ещё одному знатному семейству старой Короны — Керте. Вампир отступил разочарованным: ему давно известно об этой ветви древа Арденса!

Однако была ещё жена Вальде. Он принялся за неё.

Как и рассчитывал Макта, кровь женщины оказалась сложным коктейлем. Переплетение многих ветвей. Он нёсся по ускользающему следу Арденса. Дальше, дальше — сто, двести лет назад… Злобно рыча, он отбрасывал весь мусор, пока не осталось несколько чистых нитей. Кто же это породнился с потомками Первого Короля? Теперь он словно распутывал клубок. Что за нити тут? Ого! Гесси, Рете, Крас…

Макта поднимается, быстрым шагом выходит во двор дома. На границе сада, за Покровом маячат несколько фигур. Он узнаёт их. Carere morte, его многочисленное потомство. Соглядатаи Дэви!

Он не тратит время на приветствия и проклятия.

— Нечего вам делать здесь, — резко говорит он и позволяет Бездне пожрать их тела. Вампиры обращаются пеплом. Он любит быть жестоким, так же как и милосердным. Во всяком случае, не жаль. У него и без этих — довольно теней, довольно отражений.

Он поднимает голову. Высоко в небе чертят широкие чёрные линии чьи-то куклы. Макта протягивает холодные руки к их хозяину, и тот в страхе бросает марионеток. Тела, лишившиеся крыльев, падают, и, не долетая до земли, обращаются пеплом.

Теперь он один, и он распахивает крылья. В гостиной Вальде остаются тела хозяев. Муж и жена лежат голова к голове.

Он кружит над Короной, потом берёт курс на восток. Он доволен, сыт и весел. Та часть жизни, что ему удалось вернуть, всё ещё согревает тело. И он, забыв ненадолго вечную ненависть, танцует в небе над Пустошью. И ему кажется, что город, прежде бывший здесь, восстаёт из руин: дворцы и храмы, дома и парки… Остатки дороги Виндекса, обычно теряющиеся в густой траве, блестят под луной — луч, простёршийся далеко во тьму.

Он ночует в подземельях под фундаментом своего дворца. Здесь место его рождения: триста лет назад дворец был выстроен на месте логова Атера.

Он знает, что завтра вновь будет рыскать в ночи, влекомый голодом и местью. Новые фамилии, что удалось узнать, горят в его мозгу, написанные огромными огненными буквами. Он вновь найдёт, вновь убьёт. Это не воскресит его — по каплям собираемая жизнь опять растворится без следа в его пустоте. Но таков его вечный путь! Его ненависть черна и глубока. Его ненависть — Бездна.

 

Часть 2

 

Глава 13 Облава

В час пополуночи, строго по расписанию, подали поезд на Карду. Сигнал к очередному этапу операции.

Карл занял удобный наблюдательный пост в колоннаде между двумя зданиями Западного вокзала Кардо. Две толпы мерно лились из дверей обоих зданий. Ангелика Нитор, неузнаваемая в светлом платье и с девчоночьей причёской, подмигнула охотнику, проходя мимо. Маленький арбалет у неё за спиной всё же был заметен под лёгкой летней накидкой, и охотник чертыхнулся про себя: ему нужно было лучше проверять экипировку всех участников сегодняшней большой охоты!

Охота, тем временем, продолжалась. За Ангеликой увязался один по виду типичный carere morte: молодой человек шёл походкой сомнамбулы, а его стеклянный взгляд не отрывался от пульсирующей вены на нарочно открытой шее девушки. Арбалет он, к счастью, не замечал. Летняя пора — время безумия carere morte, когда голод заставлял их забыть об опасности.

Лето заканчивалось, и августовская ночь была последней ночью больших облав в этом году. Вокзал Кардо, обычно ограждённый Покровом, сегодня был беззащитен. Латэ увёз "первую" частицу знамени Арденса, центр Покрова, в Карду, а лишившуюся защиты Академию накрыли куполом, привезённым с Кардо. Споров, относительно того, какой район Доны на время визита главы в Карду, лишать защиты от carere morte, было много. В итоге Латэ остановился на Западном вокзале: к снятию Покрова было решено приурочить очередную большую облаву. Это решение понравилось не всем.

— Было б безопасней просто временно оставить Академию без Покрова. Всё равно ни один carere morte не рискует приблизиться к ней на расстояние квартала, — сказал подошедший Бовенс. — К чему эта чехарда с Защитой? А облаву можно было бы провести и после вчерашнего бала у Меллисов.

Карл равнодушно пожал плечами. Поздновато оспаривать решения начальства!

— Здесь соберётся больше carere morte, чем у Меллисов, — заметил он. — Во всяком случае, все дикари Западной Пенны. Район будет очищен на три месяца вперёд. До зимы.

— До зимы, — мрачно повторил Бовенс.

Карл всё следил за охотницей. Ангелика немного помедлила на платформе и, удостоверившись, что вампир следует за ней, поднялась в вагон. Вагон N 8, первый класс. Всё правильно. Группа ожидала carere morte во втором купе. Вампир, ни на секунду не задумавшийся о ловушке, двинулся за девушкой, даже не попытавшись зачаровать, лишь припугнув проводника. Подготовленный смертный отступил в сторону.

Других carere morte поблизости не было. Охотник успокоился и оставил пока Ангелику, впервые исполнявшую роль приманки. Он быстро огляделся. Все были на своих местах. На крыше вокзала дежурила одна группа, там Доминик вёл счёт уничтоженным крылатым тварям. Три группы рассредоточились по зданиям, Алекс у центрального окна на втором этаже втолковывал сейчас что-то начальнику вокзала. Ещё три, едва видимые отсюда, прочёсывали привокзальную площадь. За них волноваться не приходилось, там руководили очень опытный Марк Тэго и герцогиня Рете.

— Нервничаешь? — риторически спросил Бовенс. — Ничего. Хуже, чем в прошлый понедельник, всё равно не будет.

Он ушёл к своей группе на платформу, на прощание дружески хлопнув охотника по плечу. Карл хмыкнул, вспомнив прошлый понедельник и фиаско отряда, посланного на площадь Ратуши: там carere morte беспрепятственно убили четверых смертных и покалечили двоих охотников. Да, хуже сегодня быть не может! Не у него! А в кулуарах уже шептались, что это выдвижение не случайно, что Латэ, скорее всего, не вернётся из Карды и сменит его на посту Карл Хортор. Впервые за двести лет во главе Ордена окажется человек моложе тридцати лет и это, несомненно, значит, что их мир катится к полному хаосу! А, может быть, наоборот, это хороший знак: ведь Ордену давно нужны перемены, которые осилит только молодой.

Но всё это будет, только если Карл Хортор не провалит большую облаву на Кардо…

Ангелика подошла, чинно доложила:

— Один уничтожен. Нам продолжать? Карл глянул на карманные часы.

— Пятнадцать минут до отправления. Что ж, попробуйте ещё раз. Только поменяйся с Майей.

— Я плохо сыграла свою роль? — вспыхнула девушка.

— Ты сыграла её отлично, но есть правило: приманки чередуются.

Наступали самые тёмные ночные часы. Большинство carere morte покинуло дневные укрытия. Слух о снятом Покрове на вокзале Кардо должен был распространиться со вчерашнего вечера, и вампиры, разумеется, рванули сюда. Большинство из них, кроме, разве что, самых юных, понимало, что снятия Покрова — часть большой ловушки Ордена. И всё же, не в силах противостоять искушению поживиться лёгкой добычей, очертя голову, вампиры бросались навстречу гибели. Каждый надеялся, что ему повезёт. Да, летом они бывали совершенно безумны!

Майя увела за собой двух carere morte, и Карл отправил на подмогу её группе группу Бовенса, дежурившую на платформе.

До следующего крупного события — прибытия поезда из Карды оставалось время: поезд запаздывал. Карл отправился к группе Алекса.

Алекс нашёлся в курительной комнате.

— Я отправил своих на площадь, помогать Марку, — доложил он, меланхолично закуривая. — У нас всё тихо. Только Тони Гланс кидается на любого, по его мнению, подозрительного человека. Мне уже трижды пришлось приносить извинения. Похоже, тренировки с нашей мышкой оказывают и отрицательное влияние на новичков. Они не видят различий между carere morte и смертным.

— Всё потому, что Мира уже совсем не похожа на настоящего вампира.

— Напрасно я позволили им подружиться с ней. Бовенс предупреждал меня в начале тренировок. Тогда я не понял, что он имел в виду, но теперь…

— На самом деле дать Мире возможность узнать охотников ближе, подружиться с нами, было одной из целей тренировок, — Карл улыбнулся. — И хорошо, что эта цель удалась. Отдай мне Тони, я научу его распознавать вампиров. Взамен я пришлю Ангелику. Так будет лучше?

— Кто угодно будет лучше Тони! — запальчиво сказал Алекс. — Да… Диана здесь?

— Ей было отказано в посвящении на прошлой неделе.

— Жаль. Латэ недооценивает эту девушку… Есть вести из Карды?

— Покров был снят для Макты вчера вечером на одну минуту. Мы ждали вестей к одиннадцати, но Латэ молчит.

— Может быть, Старейший не почтил визитом Вальде?

— Нет. Старейший был там. Будь иначе, мы бы уже получили вести от главы. Скорее всего, что-то пошло не так. Опыт Морено не удался.

Алекс глубоко затянулся и хрипло заметил:

— Карл, ты действительно верил, что безумный опыт Морено может удаться?!

Карл усмехнулся. И откуда только рядовые адепты Ордена узнают подробности, неизвестные и кое-кому и ближнего круга главы?

"Опять проделки Родерика, — подумал он. — Опять Бовенс сказал в Арсенале больше, чем нужно!".

— Опыты Морено вовсе не безумие, Кустос. Ты же помнишь, что все carere morte летают на крыльях Первого вампира. Между Старейшим и его потомками есть связь, подобная связи хозяина-вампира со своими рабами. Если уничтожить проклятие Макты, из мира уйдут все carere morte. Вчера Морено должен был попытаться сжечь проклятие Макты водой из Источника. И это вовсе не безумие! Всего одной инъекцией в сердце он уже лишил Миру её куклы.

— Что же в этот раз?

— Сегодня мы сражаемся, а не празднуем победу. Значит, проклятие Макты не уничтожено, — Карл поднялся. — Однако пора на новую битву! Поезд из Карды прибывает.

Они шли с Тони по окутанной паром платформе, и Карл понимал, что напрасно пообещал Алексу объяснить новичку отличительные признаки carere morte. Задача представлялась ему невыполнимой: взгляд, паузы в дыхании, странная, немного механическая манера говорить — всё это были не абсолютные признаки вампиризма. Кроме того, чары carere morte часто скрывали от глаз смертных даже эти небольшие, выдающие бессмертного, особенности. Сам Карл был просто нечувствителен к их чарам и всегда видел истинный облик carere morte: обескровленный, истощённый болезнью, с глубокой тенью проклятия на глазах. Чем он может помочь тому, кто не обладает этим уникальным даром?

— Я слышал, у тебя не получается опознавать carere morte в толпе, — всё-таки сказал он Тони. — Умение распознавать вампиров обычно приходит вместе с защитой.

— Мира говорила на недавней тренировке, что с защитой у меня всё в порядке, — немедленно обиделся Тони.

— Да, я тоже там был. Похоже, тебе требуется встреча с настоящим вампиром, — предположил Карл, вспомнив, что и ему самому это когда-то советовал Латэ. — Надеюсь, сегодня нам повезёт.

Поезд из Карды прибыл с почти часовым опозданием и — полупустым. Редкие фигуры на платформе терялись в белых клубах пара. Неверно подсвеченные светом фонарей, они приобретали порой причудливо искажённые очертания. Или это последствие вечного недосыпания? Карл достал фляжку и глотнул кофе с коньяком, который предусмотрительно брал с собой, когда предстояла особенно тяжёлая ночь. Но сейчас кофе не помог — огни фонарей всё также расплывались в тумане. И стройно звучавшая до сих пор мелодия вокзальной ночи постепенно распадалась на сотню хаотических шумов… Охотник взглянул на спутника — Тони тоже дремал на ходу. Наступил самый тяжёлый час охоты.

Карл встряхнулся. Он отправил Тони вперёд, к паровозу. Задремать вновь ему не дали: выяснилось, что карета из госпиталя застряла у выезда на Закатную в пяти минутах от Кардо, и Карл послал ещё одного охотника за запасным экипажем на вокзальную площадь… Тем временем последние пассажиры покинули поезд. Двое из них вызывали подозрения в принадлежности к бессмертным, и за ними отправились две группы с платформы. Карл проводил взглядом потенциальных carere morte и махнул Бовенсу, ожидающему сигнала у края платформы: "Начинаем!"

Группа Бовенса двинулась с хвоста поезда. Карл и Тони начали с ближайшего к паровозу вагона второго класса. Он оказался пуст. Дальше два тёмно-вишнёвых вагона первого класса, потом ресторан и снова тёмно-синие стены, низкие потолки — второй класс. Длинная, согбенная фигура показалась в конце коридора… Завидев охотников, вампир бросился бежать, но стрела Карла попала в цель. У самой двери вампир дёрнулся, споткнулся и, тяжело навалившись на дверь всем телом, сполз вниз. Тони восхищённо вскрикнул, а охотник усмехнулся: Опять повезло! Сегодня его день. Обычно он редко попадал точно в сердце carere morte.

Он быстро провёл ритуал: не извлекая стрелы из тела, сбрызнул лицо бессмертного водой из Источника, и вампир рассыпался прахом. Охотник отступил, но волна сухого трескучего жара от сгорающего carere morte всё же опалила ему лицо. Тони нашёл жертву вампира. К сожалению, человек был мёртв.

Карл снова зарядил арбалет, бросил Тони:

— Не задерживаемся. Время уходит!

— А если б это был не вампир? — спросил тот, косясь на кучку праха, оставшуюся от вампира.

— То есть… Как "не вампир"?

— Ты послал сразу стрелу. А Краус учил: если сомневаешься, лучше сначала сеть. А если б это был смертный?! — договаривал он уже на бегу.

— Старый анекдот. Но я-то был уверен! — бросил Карл.

— Но как? Я его видел какие-то мгновения! И потом, чары…

— Я их вижу без чар. Сразу. Без молитвы или обращения к тексту посвящения.

С группой Бовенса они встретились в зелёном вагоне третьего класса.

— У нас один, — устало сообщил Родерик. — Две жертвы. Одна мертва, другая чуть жива, увезли в госпиталь.

— Тоже один. И один мертвец, — эхом откликнулся Тони.

Бовенс обернулся к Карлу.

— Жертвы — девочки, едва ли совершеннолетние. Carere morte обнаглели настолько, что, заскочив в поезд в Прэдо, осмелились доехать до самого вокзала. Покинь они поезд перед Покровом, как обычно, и вторая была бы жива.

Карл вздохнул, соглашаясь. Да, Бовенс прав: Покров не следовало снимать над Кардо! Без защиты можно было б оставить Академию или Центральный парк. Но всё это говорилось на последнем собрании и было отвергнуто главой.

При воспоминании о собрании охотник вновь почувствовал, что его клонит в сон. Он оглядел собравшихся охотников. Все они также устали. Ничего! В два часа ночи Карл велел возвратить Покров Кардо обратно. Академия будет лишена защиты… под его ответственность — вот такая сделка с собственной совестью! Скоро к вокзалу прибудет Краус с частицей Покрова, и облава завершится. Её уже можно считать завершившейся. Остались считанные минуты, вряд ли произойдёт что-то экстраординарное…

Кто-то забарабанил в окно. Карл и Родерик первыми выскочили из вагона. Далеко на площади заливался свисток. А на крыше вокзала у башенки со шпилем кто-то отчаянно махал руками. Группе Доминика удалось накрыть целую семью вампиров, и им срочно требовались помощники для проведения ритуала.

Крыша вокзала Кардо, точно срисованная архитектором с крыши Академии… Охотники перетаскивали четверых вампиров на чердак. Двое carere morte ещё сопротивлялись, опутанные сетями, двое, пронзённые стрелами, были неподвижны.

— Мы сбили одного, остальные не пожелали нам его отдать, — пояснил Доминик.

— Редкость! Обычно они бросают своих, — усмехнулся Бовенс. Едва приняв шевелящегося вампира, опутанного сетью, охотник вонзил ему в сердце кинжал и быстро забормотал ритуальную формулу.

Второй, большой вампир вдруг сильно вздрогнул под сетью. Чёрные крылья мелькнули тонкими спицами и разорвали блестящую серебряную паутину. Рядом были два охотника, но они ничего не успели сделать. Вампир завертелся волчком, расправляя крылья. Он отбросил людей как игрушки своей удесятерившейся силой и кинулся к высокому и узкому слуховому оконцу, у которого стоял один Карл. Вампир нёсся, подобный огромной грозовой туче. Охотник не отступил. Он выхватил меч из ножен у пояса под плащом и рассёк чёрную тень надвое. Она тут же осыпалась клочьями чёрного тумана. Вампир рухнул. Удар меча рассёк ему грудную клетку и живот, чёрная кровь carere morte заливала пол. Карл шагнул к вампиру и, пока тот не попытался подняться вновь, отрубил ему голову.

Он не рассчитал силы и недавно зажившая рука опять заныла. Карл выпрямился. Последние клоки крылатой тени вампира таяли в воздухе. У стены поднимался очень бледный Тони, он сильно рассёк лоб при падении, но этим дело ограничилось. Больше никто из охотников не пострадал.

Тут подоспел Краус с Покровом. Закончив с двумя оставшимися carere morte, они установили ларец с частицей знамени на прежнее место. Краткая ритуальная формула — и купол защиты накрыл район вокзала. На привокзальной площади на землю на радость группе Марка обрушилось несколько бессмертных, внезапно лишившихся сознания. Облава была закончена.

Новости из Карды были — Карл понял это по лицу Крауса. Но судья хранил загадочное молчание всё время, пока они, оставшись вдвоём, закрывали тайник с Покровом. Он здесь, как и в Академии, находился в основании шпиля башенки на крыше.

Надеясь, что рано или поздно Краус разговорится, Карл занялся подсчётами. Выходило, что в эту облаву было уничтожено почти два десятка carere morte. Давно не было такой удачи! Западная Пенна чиста от дикарей по крайней мере до зимы.

Ларец со знаменем встал на место, Краус быстро запечатал его и вдруг хмуро сказал:

— Крас хочет тебя видеть. Он ждёт сейчас в Академии.

Крас? Охотник вздрогнул. Глава попечительского совета никогда не встречался с рядовыми охотниками. Он появлялся в Ордене лишь тогда, когда нужно было вновь обозначить претендентов на должность главы. Зачем он требует встречи? Неужели Латэ мёртв?

— Какие новости из Карды? Что вы молчите… Глава жив?

— Крас получи телеграмму из Карды, но никому не сообщил, что в ней. Но я полагаю, Латэ мёртв. Иначе зачем герцогу требовать встречи с тобой, одним из основных, а, после удачной облавы, уже основным претендентом на пост главы? — усмехнулся судья.

Парк близ Академии, лишившийся невидимой защиты, показался охотнику неожиданно огромным, а небо над ним бесконечно далёким. Наверное, из-за слов Миры-вампирши о невидимом куполе… Краус шёл следом, чуть поотстав, и также наслаждался близящейся к завершению ночью.

Впереди у беседки собралась группа людей. Вот они заливисто засмеялись чему-то. Самая маленькая вскинула руки и их обхватила крылатая тень. А, ну конечно! У Миры тренировка. Вон и хмурая Диана сидит, отвернувшись от компании, на ступенях беседки.

Мира ловко нырнула куда-то в кроны деревьев и скоро заплясала над парком. Внизу зааплодировали, раздались поощряющие вопли: "Наша мышка!" А вампирша танцевала в небе. Её мягкая сероватая тень не гасила свет звёзд, как у других carere morte. Мира вертелась, воздевая руки ввысь, касаясь тонкими пальцами сияющих небесных бриллиантов. От взмахов её крыльев по кронам пробегали волны.

С юности, со времени, когда Карл жил мечтой посвятить себя сочинению музыки, у него осталась привычка представлять свои рассуждения музыкальными фразами. В них была тщательно выверенная и математически точная гармония, и только при виде Миры стройная мелодия сбивалась. Начиналась другая — колдовская, пугающая и манящая хаотическими сменами тональности и странными переливами. И сейчас Мира танцевала, удивительно точно попадая в её сумасшедшие ритмы…

Дверь старого входа кто-то призывно распахивал перед Карлом. Охотник с сожалением оторвался от зрелища танцующей бессмертной и ступил в тёмный коридор крыла Академии.

Крас ждал в знакомом кабинете Латэ на третьем этаже. В берлоге философа было непривычно светло: гость, в отличие от хозяина кабинета, боялся темноты. Высокий герцог, похожий на своего предка Лазара, не показал, что заметил приход охотника. Он стоял у окна и глядел на улицу, на бывший дом Диосов, стоявший точно напротив окон кабинета Латэ.

— Dominus, — охотник вежливо и кратко поклонился.

— Карл Хортор, — тихо, словно бы сам себе заметил Крас. — Вчера при снятии Покрова не возникало никаких проблем?

— Ничего не знаю об этом. Я не вхожу в круг тех, кто образует защиту.

— Пока не входишь.

Непонятная злость герцога насмешила его. Внизу хлопнула тяжёлая дверь арсенала, наверное, возвратилась весёлая группа с тренировки. Карл прислушался, но звонкого смеха вампирши отсюда не услышал.

— Что вам угодно, Dominus?

— Есть вести из Карды, — Крас указал на стол Латэ, где лежала телеграмма.

Не дожидаясь разрешения, охотник схватил её и, когда телеграмма уже была в его руках, он почувствовал слабость. Волнение… Что там? До этого момента он мог лишь строить догадки, но теперь весть явится ему, и отринуть её будет нельзя.

Волнуясь, он быстро пробежал глазами строчки. Латэ был жив. Убиты Морено и его ассистент. Убиты супруги Вальде. Макта ушёл.

…И, наконец, глава требовал, чтобы Карл Хортор немедленно прибыл к нему!

— Латэ требует тебя к себе сей же день, — заметил и Крас, точно читая ту же строчку. — Ему нужна помощь сильного охотника. Он говорил мне прежде, что у тебя особенная защита.

Карл вскинул глаза на герцога. Ничего не говоря пока, он ждал продолжения.

— Верно, что ты легко дал отпор Калькару, старейшему?

— Да.

— Чары carere morte действительно не имеют власти над тобой?

Охотник улыбнулся:

— Если имеют, я узнаю об этом последним, Dominus. Но я вижу истинный облик бессмертных.

— Твою кровь проверяли?

Ах, вот он о чём! Потомки Арденса, как и carere morte, могли скрывать свою суть от глаз смертных, но их кровь не лгала. Несколько десятилетий назад тогда ещё совсем молодому Морено удалось доказать, что знак принадлежности к роду Основателя скрывается в крови. С тех пор некоторых охотников, отличавшихся особенно сильной защитой, проверяли: не принадлежат ли и они к Арденсам? Древо старинного семейства разрослось за четыре столетия, и многие ветви родословной Основателя не были известны никому.

— Проверяли. Результат был отрицательным.

— Я попрошу тебя проверить это ещё раз.

— Это не требуется. И первая проверка была по сути бессмысленна. Защита сопровождает родственников Арденса с рождения, я же получил свою пять лет назад. До этого времени я не умел отличать бессмертных от смертных.

— Но при этом твоя защита отличается от той, что охотники получают после посвящения!

Карл задумался.

— Да, Dominus. Пожалуй, никто, кроме Арденсов, не выстоит в одиночку перед любым из старейших бессмертных. Мало кто из охотников полностью избавлен от чар carere morte. Но я не знаю, почему я таков. Я не помню, при каких обстоятельствах мой щит достался мне. К сожалению…

Он не лгал. Многие спрашивали охотника о его странной защите, и всем он отвечал одно и то же. Он помнил время, когда был скромным секретарём Латэ, когда ему запрещалось ходить в рейды, как сейчас Диане, потому что лишённого защиты мог убить любой дикарь-вампир. Декабрьской ночью, когда Мира ворвалась в Академию и сообщила о плане Дэви, всё изменилось. Той ночью он вместе со всеми пошёл в Призрачный парк. Он остановил взглядом не одного carere morte, а среди них были не только дикари, но и бессмертные из свиты самого Владыки! Кто дал Карлу щит охотника? Сейчас уже не вспомнить. События страшной ночи перемешались как стёклышки в калейдоскопе и не складываются в узор. Может быть, его защита пришла после встречи с сильным бессмертным? Или ему просто хватило слова Латэ: "Я верю, что ты готов?"

Крас скоро отпустил его, недоумевающего, зачем странный разговор был нужен герцогу. Охотник возвратился домой.

Это был не родной ему дом. Вот уже три года он был постоянным постояльцем Центральной гостиницы, что держали Пекко. Дом стоял на пересечении улицы Греди и Парковой и действительно был географическим центром Доны. Карл снимал здесь трехкомнатный номер на третьем этаже. С его почти постоянной занятостью лучшего нельзя было и желать.

До утреннего поезда на Карду оставалось два с половиной часа. Но спать было нельзя: впереди ещё дело из другой, дневной жизни — написать очерк в "Вестник"… Сделать это с налёта не получилось. Полчаса он просидел за столом, не прикасаясь к перу, еще восстанавливая в памяти все этапы прошедшей облавы. Потом, поглядев на часы, разозлился и, подгоняемый мыслью о том, что иначе текст придётся дописывать в поезде и отправлять уже из Карды срочной телеграммой, написал весь очерк за полчаса.

Он всё-таки задремал ненадолго прямо за столом и проснулся от девичьего хихиканья. Хорошенькая служанка Пекко принесла завтрак.

До поезда оставалось меньше часа. Карл быстро собрал дорожную сумку. Из оружия взял только кинжал, рассудив, что в вампирской цитадели у охотников должен быть свой арсенал. Он позавтракал, но еда показалась ему безвкусной.

В эти полчаса ему снились давно умершие мать и сестра, Валерия. Он не был против: старый сон давно не вызывал горечи. Этот старый сон во взрослой жизни стал напоминанием о том, что ему следует быть внимательнее; сейчас он вновь предвещал какие-то капитальные перемены…

— Может быть, если б у нас было больше времени… — со вздохом закончил Латэ свой рассказ.

Глава встретил охотника на вокзале Карды. Латэ планировал возвратиться в Дону дневным поездом, и разговор охотников получился кратким.

Кардинская авантюра Ордена была обречена изначально, но отказаться от неё глава не имел права. Во все визиты Макты охотники должны были вставать на защиту Арденсов, хотя никогда и никому не удавалось победить в бою со Старейшим. В этот раз сигналом о новом явлении Макты стали странные дежурства вампиров Дэви близ дома Керте в Доне. Несомненно, Дэви узнал о потомках Арденса от предательницы Диос. Теперь Владыка бессмертных ещё более страшился визита Первого.

Макта не захотел посетить Керте. Он направился в Карду, к Вальде. К счастью, Латэ удалось немного опередить его. В Карде Старейшего ждали охотники с частицей Покрова. Вампира удалось ненадолго оглушить, и Морено начал опыт, подобный старому опыту с куклой Миры. Завершить его не удалось. Макта очнулся и убил учёного и его ассистента. Он проник в дом и убил хозяев. Детей Вальде Старейший не тронул.

— Это необычно для него, насколько я понимаю, — заметил Карл. — Я имею в виду то, что он отпустил детей.

Латэ опустил голову, скрыв лицо за низко надвинутой шляпой, словно хотел полностью изолироваться от мира.

— Себастиану удалось избавить своих детей от проклятия Арденса, — тихо сообщил глава. — Вот это как раз необычно, а реакция Макты как всегда предсказуема! Его месть питается только теми, кто несёт частицу крови Основателя.

— Избавить от проклятия Арденса. Вы говорите так, будто подобное чудо — обыденность. Или… это опять какая-то тайна Ордена? — Карл усмехнулся. — Я иногда удивляюсь, как вы держите в голове все эти тайны, и не забываете, что и когда из них следует говорить, и — кому! Что ж, если это возможно, почему никто из Арденсов до сих пор не воспользовался этой лазейкой?

— Это — не тайна Ордена, — Латэ всё время отворачивался от взгляда охотника. Глава был в смятении, но не лгал. — То, что сделал Вальде, то, как он это сделал, стало для меня огромной неожиданностью. Никто в Ордене и не предполагал, что такое будет возможно! Ещё недавно Морено с уверенностью говорил, что все потомки Арденса навсегда повязаны своей странной кровью с Первым! А теперь… Почему никто из Арденсов не попытался сделать так же, как Вальде, ты спрашиваешь? Они тоже не знали! Я знаю лишь, что Себастиан готовился к этому давно и готовил детей с самого рождения.

— Так это же отлично! — Карл почти крикнул это, и Латэ недовольно скривился: "Тише!" — Если вслед за Вальде так же поступят и другие Арденсы… По крайней мере одно звено в старинной цепочке проклятия будет уничтожено полностью!

Латэ засмеялся — резко, неприятно.

— Поговорим об этом в столице, — коротко сказал он. — Теперь к делу.

Дав охотнику указания, он ушёл. А Карл отыскал на вокзальной площади экипаж с гербом Меренсов, у которых ему надлежало квартировать.

Задание было несложным. Дэви следил за Мактой в ночь убийства Вальде. Конечно, Владыка вампиров не сумел проникнуть за Покров, но он понял, что дети герцога каким-то образом избежали смерти. Теперь он искал разгадку таинственного происшествия, и охотнику нужно было скорее пресечь слухи, которыми начала обрастать трагедия Вальде, и перевезти детей герцога в безопасное место, выбранное Орденом.

Его самоуверенность осталась прежней и в незнакомом городе. Более всего в новом задании Карла интересовало, успеет ли он вернуться в Дону до будущей недели, ведь во вторник у него давно запланированное интервью с известным композитором Корнелием Толло. На всём пути до дома Меренсов в западной части Короны охотник изучал подробную карту древней столицы, полученную от Латэ. Он так увлёкся, что ни разу не взглянул на реальную, и безусловно враждебную цитадель вампиров за окном экипажа.

 

Глава 14 Источник

Дару он опять нашёл на балконе. Девушка стояла, обхватив себя за плечи, и глядела в сад, на ворота. Услышав шаги, она резко обернулась и радостно вспыхнула:

— Карл! А я ждала, что ты воротишься по Карнавальной… Что так долго? На вас нападали в пути?

— Нет, всё прошло тихо.

— Вы вообще не встретили carere morte? — ее голос дрожал, и Карл рассмеялся:

— Ну, что ты тревожишься? Все живы, дети Вальде в безопасном месте. Задание выполнено, — закончил он немного с сомнением.

Уж очень легко далась эта миссия в Карде! Слухи были пресечены, и Дэви нечего было ловить. Впрочем, его соглядатаи почему-то обходили стороной опустевший дом Вальде… Может быть, Владыка узнал всё, что ему было нужно, в первый же день после убийства, а теперь вёл свою игру? Завтра утром охотник должен был уехать в столицу, но сам он рвался остаться здесь, несмотря на то, что это могло навредить другой, дневной жизни. Необходимо было узнать, что задумал Дэви!

Дом на другой стороне улицы был хорошо виден. Почти полная луна освещала его, как большая лампа. В первый же день в Карде, ещё не восстановив в памяти соответствующий район города, Карл узнал, чей это дом.

Знаменитый дом Вако…

Да, это жилище могло принадлежать только вампирам! Прячущееся за тёмным, хранящим многие тайны заброшенным садом, словно стерегущее свои жертвы. Фасад дома сиял классической красотой, белые стены казались неестественно бледными, как лик carere morte. Этот дом был похож на своих хозяев.

— Я думал, что найду здесь Винсента, — с тщательно скрытой неприязнью, будто бы невзначай бросил Карл. — Помощь вампира нам пригодилась бы. Где он?

— Не знаю. Мы соседи, но ни разу за годы не нанесли визита друг другу. Я говорила с ним лишь однажды, и он сказал тогда, что не нуждается в моей поддержке. Всё.

Больше Карл не стал спрашивать. В наступившей зябкой тишине Дара повела плечами, будто пыталась согреться.

— И зачем Латэ послал тебя сюда? — тихо и как бы сама себе заметила она. — Если ему нужен был человек, способный противостоять сильным бессмертным, отправил бы кого-нибудь из Гесси! Теперь я снова хочу вернуться в Дону… Помнишь наши рейды в Центре?

Карл смутился. Тон Дары подсказал ему, что вспоминает охотница главным образом не рейды, а их единственный, почти случайный поцелуй — после тяжёлого поединка с молодым хозяином-вампиром и десятком его отражений. Никакого продолжения тогда не последовало, через мгновение Дара держалась по-прежнему, дружески. Общего будущего у них быть не могло, будь он хоть главой района, хоть главой Ордена, и дочь Меренсов понимала это. В Ордене вспоминали о титулах и границах сословий, когда речь заходила о браке. Не потому ли Латэ и герцогиня Рете остались одиноки до старости?

— Да. Как охотник, я был бы рад твоему возвращению. Мало кто способен так хорошо играть роль приманки.

Дара кинула на него быстрый непонятный взгляд и отвернулась.

— Возьмёшь меня в свою группу?

— У меня больше не будет своей группы. Латэ собирается передать мне весь Центр.

— Ты будешь главой района? Здорово. Да, я возвращусь, — её глаза сверкнули. — Нет ничего хуже этого прозябания! Видеть это каждую ночь, — Дара указала на тени, бесшумно скользящие в чёрном небе на широких крыльях. — Видеть — и ничего не делать! Узнавать об их делах наутро и печально качать головой!

— А твоя мама?

— А твой отец? — быстро парировала охотница. Дара потянулась, привстала на цыпочках. — Смотри-ка, они летят к дому Вальде! Или к Хаста? — она помрачнела. — Там слабая защита, давно. Хозяйка умерла, а новая слаба.

— Так что мы стоим? — весело спросил Карл. Ему захотелось развеселить загрустившую девушку. Дара бывала такой милой, когда улыбалась! — Собирайся. Устроим рейд по цитадели вампиров.

— О! Но нас всего двое.

— Мы же справлялись вдвоём прежде. Неужели отступишь? Вода из Источника ещё есть?

— Она почти утратила свойства. Сегодня последний день.

— Значит, нужно её истратить!

Вампиров было двое: юноша и девушка, молодая пара. Они долго кружились, танцуя, над домом Хаста, ища дыры в его защите. Потом, не решившись, опустились в саду у пустого дома Вальде.

— Где Марина Хаста? Насколько я знаю, она была в Ордене.

— Была! — усмехнулась Дара. — Убита. Сестрой-вампиршей.

Девушка помрачнела, и Карл понял, что она вспоминает свою сестру Софию, ставшую бессмертной. У Меренсов была обратная ситуация: младшая, смертная сестра погубила вампиршу неосторожным словом.

Вампиры гуляли по саду и глухо переговаривались. Они выглядели обеспокоенными и то и дело поглядывали на небо. Дара прокралась подальше от запертых ворот.

— Лезем, как дети в чужой сад, — прошептала она. — Хорошо, что хозяев точно нет… Помоги мне!

Охотнику почти не пришлось помогать ей. Ловко подобрав юбки, девушка перелезла через железную витую решётку, Карл последовал за ней.

Скоро они приблизились к вампирам на расстояние выстрела. Вампиры не замечали охотников, но то и дело со страхом изучали небо.

— Дикари! — прошептала Дара. — Всё в небо смотрят — наверное, ждут друзей… Если их будет больше четырёх, мы не справимся!

— Спокойнее. Справимся! Они ждут не друзей: глядят очень испуганно. Наверное, повздорили с другой группой и боятся расплаты.

Дара, казалось, успокоилась. Они продолжили наблюдение за carere morte, готовые напасть в любой удобный момент.

Вампиру послышалось что-то, он бросился к дому, забыв о подруге. Охотники тоже разделились. Дара кинулась за вампиром. Девушка-вампирша, оставшись одна, заметалась. Охотник долго прицеливался, желая попасть точно в голову, наконец, пустил стрелу. Девушка рухнула на землю, не вскрикнув, и Карл шагнул к ней из укрытия.

Стрела попала вампирше в лицо, косо вонзилась в переносицу. Серебро парализовало её не полностью. Девушка двигала глазами, рот открывался в беззвучном крике, руки шарили по земле. Карл малодушно огляделся в поисках Дары. Ритуал, приводящий к уничтожению вампира, охотник ненавидел и всегда старался дистанцироваться: использовать, по крайней мере, не кинжал, а стрелу. Но сейчас выбора не было. Он вонзил кинжал вампирше в сердце и, скороговоркой прошептав ритуальную формулу, вылил на несчастную весь запас воды из Источника. Тело бессмертной мгновенно сгорело. Кинжал охотника серебристо посверкивал в траве.

Карл отыскал Дару у ограды сада. Вампир стоял в двух шагах от охотников, но по-прежнему не замечал ни врагов, ни потери подруги. Он прятался за деревом и поглядывал в небо. Там кружила пятёрка крылатых теней.

— Это не дикари! — прошептала охотница. — Это старейшие!

Вампир, словно услышавший их, кинулся бежать. Тени в небе поплыли за ним.

Началась погоня. Дикарь не рисковал взлетать. Охотники следовали за вампиром по земле, крылатые тени — по небу. Сад Вальде закончился. Вампир метнулся было к ограде, но, увидев за ней пустую широкую улицу, рванулся к дому.

Крылатые тени стремительно пошли вниз. Они пронеслись над садом, и Дара прижалась к дереву. Скоро раздался звон разбитых стёкол. Carere morte влетели в дом.

— Теперь их шестеро там, — дрожащим голосом сказала она. — Меня пугает самая большая тень. Чёрная-чёрная… Я помню, я уже видела её прежде, издалека.

— Думаешь, за дикарём пожаловали вампиры Дэви?

— Это звучит странно, да? — Дара засмеялась. — Да, обычно старейшие более осторожны!

— Вот что, — Карл быстро проверил запас стрел и зарядил арбалет. — Отдай мне свой запас воды и возвращайся домой.

— Ты пойдёшь туда, к carere morte? Один?!

— Да.

Дара машинально достала из кармана платья пузырёк с водой, но не отдала охотнику, так и замерла, сжимая склянку в кулаке. Она бросила взгляд на дом: огромный, блестяще-белый, с зияющими ранами — разбитыми окнами, и выдохнула:

— Я пойду с тобой.

Вампиры были в бальной зале — огромной, тёмной. Зеркала на её стенах казались продолжением ночи за окном. Двое бессмертных беседовали: дикарь и старейший carere morte в тёмных одеждах.

"Три дня назад… Вальде… Макта…" — звенел голос старейшего.

Тень клубилась за его спиной, она была чернее и холоднее ночной тени, накрывавшей здание. Рядом стоял ещё один carere morte, потерявшийся и словно бы сам не свой. Трое носились под потолком. Чёткие, одинаковые движения их крыльев свидетельствовали о том, что это куклы одного хозяина.

— Я видел немного, — дрожащий полушёпот безумно напуганного дикаря. — Я был далеко! Я видел только…

Дара, словно во власти чар, ступила вперёд и едва не вышла из тени балкона. Карл удержал её.

— Очнись! — нетерпеливо сказал он. — Ты мне нужна. Приготовь арбалет.

— Расстояние слишком большое!

— Да. Мы подойдём ближе. Выстрелишь по моему сигналу, — он сделал глубокий вдох, отрешаясь от сомнений, и ступил в освещённую часть зала.

Главный carere morte поднял голову.

— Охотники! — насмешливо проговорил он. — Наконец-то вышли из тени. Я ждал, что встречу вас здесь.

Тень вокруг него уплотнилась и вдруг взорвалась, расползлась по стенам. Карл нашёл руку Дары и сжал, и девушка перестала дрожать.

"Это только морок. Не бойся".

Владыка бессмертных пытался напугать его Бездной. Владыка почуял равного противника и собирал всю силу, чтобы ударить. Но Карл насмешливо смотрел на него. Он ясно видел истинный облик вампира. Это был иссушенный двухсотлетней вечностью человек, худой и длинноволосый.

— Карл, это же Владыка! — прошептала Дара.

— Ничего. Держи арбалет.

Дэви осторожно двинулся к охотнику. Его тень всё также липла к стенам и теперь словно вытягивалась. Даже carere morte стало холодно в потемневшем как перед грозой зале. Куклы вылетели прочь и шныряли за окнами. Светловолосый спутник Владыки скрылся за колонной.

— Ты из Гесси? — свистяще спросил вампир. — Не похож. Кто ты?

Он не закончил, остановился, словно наткнувшись на преграду, его руки взметнулись в испуге и опустились. Щит охотника принял удар бессмертного и легко рассеял его. Звон десятков лопнувших зеркал пронёсся по залу, и Карл стряхнул на мгновение охватившее его оцепенение: "Стреляй!" — он снова сжал руку Дары, и охотница подняла другую, с заряженным арбалетом, совсем невысоко. Как и год назад в рейдах, она понимала друга без слов. Стрела вошла в голову дикарю, и в небе над домом Вальде заметались куклы.

Владыка вампиров отступил, скрылся в гигантской тени. Скоро он ринулся вверх, за куклами, светловолосый вампир подхватил раненого дикаря и последовал за хозяином. В бальной зале Вальде остались только охотники.

— И это Владыка вампиров?! — засмеялась Дара. Бросив оружие, она закружилась по залу, хотела закружить в танце и его, но Карл отстранил девушку. Он отошёл к стене, потом опустился на пол у колонны, подпирающей балкон.

Он не устал вовсе, будто и не сражался с сильнейшим из бессмертных детей Первого… И охотник был обескуражен.

— Вы же могли убить самого Владыку! — горячились многие в столице. — Сам Дэви был у вас в руках!

Карл и Дара устали объяснять, что Владыка не дал бы убить себя так просто. Стрела в голову или в сердце — лёгкая рана для старейшего, тяжёлая для дикаря. Дэви поднялся бы через полминуты, а дикарь теперь, может быть, навсегда лишится памяти, и Владыка не сможет прочитать его историю ночи убийства Вальде.

Ещё все восхищались — и опять не понимали, как смертный сумел так легко дать отпор Дэви. Карл не знал, что сказать им. Молчали и Гесси, и Латэ.

— В истории были примеры такой странной защиты у совершенно случайных смертных, — задумчиво заметил Алекс, когда они шли в Академию парком. — И знаешь, что объединяло их всех? Что служило источником их силы?

Карл вздохнул и попытался повернуть разговор в сторону с уже раздражающей его темы.

— У меня всё-таки была встреча с Корнелием Толло, — сообщил он.

— Толло, композитор?

— Да. Очень любопытная встреча! Ночная жизнь охотникам не даёт покоя даже днём.

— Что? — пробормотал Алекс и, догадавшись, ахнул. — Толло оказался вампиром?

— Да. Низший. И наша беседа вылилась в любопытный спор о бессмертии искусства и жертвах, что кладут на его алтарь… А где сегодня Мира? — спросил он, глянув на кроны деревьев.

— Наверное, она ещё спит. Тренировка во вторую стражу. Ты не дал мне договорить, Карл. После той тренировки с вашим полётом, мне стало любопытно, и я провёл денёк в архиве.

— Ну и что?

— Доминик ссылался на защиту Основателей, но ты не таков. Арденсы избавлены от власти чар carere morte и не боятся старейших, но никто из них не сумеет отбросить щит, чтобы подманить вампира, а потом снова подобрать его. Так могли Керно, Агнат, Мартин Алгор. И было ещё кое-что, что объединяло их. Источником их силы была любовь, и необычная любовь, — Алекс сделал эффектную, но совершенно не нужную паузу. — Их возлюбленные были carere morte.

— Значит, в ближайшее время можешь ждать появления ещё десятка им подобных. Ты замечал, сколько юных охотников провожают Миру влюблёнными взглядами на тренировках? — последнее было сказано тоном ревнивца. Карл смутился, а Алекс невозмутимо возразил:

— Это пройдёт. Новички чувствительны к вампирским чарам. А вот тебя, друг, похоже, не оставили равнодушным её женские чары…

Интересная беседа оборвалась. Охотники вошли в здание и здесь разошлись. Алекс пошёл вниз, в арсенал, Карл наверх — на встречу к главе Ордена.

— Пора начинать поиски Избранного, — вздохнул глава. Стол Латэ опять был завален картами родословной Арденса. Что-то часто он стал таскать их к себе наверх из архива!

— Да. Дэви, вероятно, скоро начнёт свои. Почему вы всё время смотрите эти карты?

— Я ищу, — туманно сказал глава и подвинул родословные к себе, закрыв рукой, будто хотел их спрятать.

— Вы ищете… боковые ветви? Незаписанные здесь имена?

— Я ищу выход, — непонятно сказал тот. — Ищу — и не нахожу. Скоро нам придётся организовать поиски Избранного. Я буду медлить, сколько смогу, но… Однажды нам всё же придётся объявить о новой погоне за Даром.

— Зачем же медлить? — перед глазами Карла встала непрошенная картина: девушка-вампирша со стрелой в переносице. Он подумал и о Мире, ждущей исцеления… — Дар давно нужен нам. Если верно то, что говорила Мира об Избранном и его способности исцелять, мы получим великую силу!

Глава отвернулся.

— Нужно будет подготовить Миру, — словно не расслышав вопроса Карла, заметил он. — Поиски не могут быть начаты без вампирши, и лучше, чтобы она получила статус охотника и была равноправным членом группы.

— Я могу заняться этим.

Латэ с улыбкой поглядел на охотника.

— Краус займётся. Твоя помощь понадобится Мире позже, когда вампирша узнает, что Избранного и его Дар решено уничтожить.

— …Уничтожить?

Вопрос вышел удивительно равнодушным. Когда Избранным был Винсент, Латэ, наплевав на гнев покровителей Ордена, пообещал ему посвящение. Сначала Карл надеялся, что и в этот раз глава решится на подобное, но с каждым годом эта надежда таяла. Её поглощали сомнения: все заявления Латэ, все его действия говорили о том, что теперь он всецело предан Основателям. Хорошо его припугнули после событий в Призрачном парке!

Глава устало откинулся на спинку кресла.

— Мы с тобой говорили об этом, давно, когда Избранный был известен нам, когда им был Винсент Линтер. Потомки Арденса живы в наше время. Они покровители Ордена и они никогда не допустят, чтобы Избранный обрёл силу. Исцеление для вампиров — для них гибель.

— Это бред, — Карл не заметил, как перебил старшего. Он разволновался, но пока держал себя в руках и говорил тихо. — Как Дар может быть опасен для смертных? Да, исследования Морено показали, что все Арденсы несут в крови отметку о своём происхождении. Но разве эта глупая метка творит с ними то же, что проклятие Макты с carere morte? Арденсы живут и плодятся. И часто боятся вида крови и смерти. Разве Избранный сможет уничтожать их прикосновением, как вампиров?

— Может быть.

Карл отвернулся от его взгляда, от этих вечно печальных, прозрачных глаз. Он знал, что Латэ уже взвесил жизни, которые придётся принести в жертву, и его вопрос бессмыслен. И всё-таки спросил:

— Из-за кучки самодуров, лелеющих клеймо своей вины, вы лишите сотни больных возможности исцеления? Вы готовы отдать новые тысячи жизней лишённым смерти?

— Ты хочешь сказать: пусть лучше погибнут Арденсы?

— Может быть, придётся пожертвовать меньшинством. Но лишь может быть, Филипп!

Латэ опять улыбнулся. Новая улыбка была насквозь фальшивой:

— Арденсы могущественны. Все ли новые имена потомков Основателя известны тебе?

— Красы, Гесси, Рете, Вальде, Керте…

— А Солоры? Карита? Асседи?

— …И Король? — прошептал Карл.

— Да, — также шепотом ответил глава и резко поднялся, загрохотав креслом. Подошёл к окну.

— Дар погубит Орден, — сказал он. — Если мы поспособствуем приходу Избранного, Арденсы уничтожат нас. Да, Дар погубит Орден!

— Вы хотите сказать, Орден будет упразднён…

— Уничтожен! Задумайся. Избранный ввергнет страну в хаос!

— Король может не узнать об Избранном. Можно сохранить Дар в тайне от Арденсов.

— Будучи в Ордене, уже нельзя.

— Послушайте себя, — Карл поднялся, подошёл к старику. — "Дар погубит Арденсов…", "Дар ввергнет страну в хаос…". Откуда вы взяли всё это, Филипп? Это Крас запугал вас? Избранный займётся исцелением carere morte, уничтожением их проклятия, а не игрой в догонялки с Арденсами. Можно устроить всё так, что все стороны старого конфликта будут довольны.

Латэ грустно покачал головой:

— Узнаю себя пять лет назад. Проклятие carere morte — залог существования Арденсов и, поскольку они правители, залог существования нашего мира.

— Правителей можно заменить.

— А соседей? Соседей, жаждущих разодрать наш край на части, сдерживает только проклятие нашей земли! Избранный — конец нашему миру… Хаос!

— Неужели Порядок — с carere morte — вам нравится больше? — охотник не удержался от ехидцы. — Разве не для борьбы с проклятием существует Орден? Разве не уничтожение проклятия — наша конечная цель?

— Наша цель — равновесие: Дона наша, Карда — земля carere morte. Наши потери в последние сто лет были одинаковы и уж никак не сравнимы с теми, что были раньше, в годы буйства вампиров. Наш мир был в равновесии… Пока Владыка вампиров пятнадцать лет назад не захотел нарушить его! Может быть, Дэви сошёл с ума? Дар — чудо и чудовище, неизвестная сила… Не нужно было будить его! В какую бы сторону не качнулись чаши весов, поддерживающих хрупкое равновесие двух сил, это погубит наш мир! Сейчас я отчаянно пытаюсь уменьшить последствия авантюры Дэви! Ты поймёшь меня, когда будешь на моём месте…

— Вряд ли я когда-нибудь пойму вас! — он почти выкрикнул это, более не сдерживая негодования. — А про равновесие расскажите тем, чьих родных убили вампиры! Расскажите это Мире и попробуйте не отвести, как обычно, взгляда… Она верила вам все эти годы!

— Смиряться или бороться — твой выбор, — старый охотник глядел за окно. Его пальцы рисовали замысловатый, только ему ведомый узор на подоконнике. — Но на втором пути у тебя вряд ли будет много соратников.

— Пусть.

— Что ж… Через неделю будет собрание семерых. Там мы обсудим проблему Избранного. И ты выскажешь это мнение, новый глава Центра, если не изменишь его за неделю. Я очень прошу тебя ещё подумать. Сейчас возвращайся домой, отдохни. Когда ты последний раз спал более четырёх часов кряду? Освобождаю тебя от дежурств на двое суток.

— Арденсы… способны и сами избыть свою вину, Латэ. Как Вальде.

— То, что случилось с детьми Вальде — чудо. Оно не может быть повторено.

— Когда-то то же самое говорили про воду Источника. А теперь мы в шаге от того, чтобы получить нужный состав в химической колбе.

Задумчивый глава улыбнулся какому-то своему воспоминанию:

— Может быть…

Близилась полночь. Карл без раздумий послушался Латэ. Он отправился домой, но уснуть не смог. Наверное, он уже привык засыпать под утро, проваливаться во тьму, когда над миром разливается свет нового утра. Подчас охотники не видели солнца очень долго, неделями и месяцами, и это приближало их к врагам — carere morte… За годы в Ордене Карл начал слышать голос ночи и научился разбирать, что она шепчет, не хуже вампиров.

Вампиры называли голоса-в-ночи "сном Бездны", говорили, что ночью мир отражается в Ней, как в зеркале, а шёпот ночи — голос Её вечных раздумий. И сегодня весь ночной мир повторял одно: Латэ ошибается. Это звенели звёзды, это шелестела река, Серма. Только перед рассветом голоса начали стихать, но сон по-прежнему не шёл к охотнику.

Тогда он вышел на улицу и отправился на прогулку. Машинально Карл пошёл путём своей старой группы: по Парковой и спуск к Восточному проспекту. Потом он свернул на улицу Греди и отыскал извозчика.

— Плоро, — бросил он вознице. В местечке Плоро, к востоку от Доны, жил отец, но Карл не собирался навещать его сейчас. Там в горах стояла церковь Рафаэля-исцелителя, а близ неё был Источник. Тот самый знаменитый Источник, вода которого использовалась в ритуалах Ордена, Источник — место посвящения.

В этом подземном зале под церковью низкий потолок и сырые неровные стены. Слышна неумолчная капель воды, тихие переливы подземной речки. Прозрачный ручей пробивает скалу на высоте человеческого роста над полом в глубине обширного зала, пустого и гулкого, и струится вниз, дробя камни. Скоро он сворачивает налево, и у этого поворота в камне пола прорублена большая круглая чаша. Здесь скапливается часть воды. Чаша совсем простая, стенки — едва обработанный камень, лишь края выложены белым мрамором. Над ней возведена крыша: что-то вроде беседки из того же мрамора. С треугольного портика над входом в неё сияет золотое солнце. Пол вблизи беседки — мраморные плиты, в стенах горят светильники. Сюда могут приходить новообращённые carere morte, желающие исцелиться: церковь и окрестности не ограждены Покровом. Легендарная история этого места охраняет лучше Защиты, порождённой ритуалом. Здесь, у беседки, глава принимает клятву вступающих в Орден.

Зал был пуст. Карл долго гулял у беседки, прислушиваясь к шуму речки. Целебная вода её пела об одном.

Латэ ошибается! Не может быть, чтобы уничтожение Дара было единственным выходом, который устроит всех! — И охотник спорил сам с собой и злился, что в его рассуждения всё не приходит ясность.

Ведь в то же время Латэ прав! Карл находил многие аргументы: и действительная опасность Дара — неизвестной силы, и неминуемость гнева Арденсов — а ведь охотник совсем не желал Ордену гибели. А то, что он в запальчивости говорил главе, в конце концов, только лишь эмоции…

Карл подошёл к беседке, поглядел вниз, в чёрную и прозрачную как ночь воду. Вода чуть колыхнулась, и колыхнулось его отражение, полное сомнениями, как и хозяин.

Через неделю собрание… Что он скажет там? Сможет ли повторить всё то, что говорил сегодня вечером? Вряд ли. Он был уже вполовину не так уверен в своих словах. Надо бы поговорить с Родериком… обо всём. И с Адрианом Дивесом — он вхож в высший свет, знает всё и о Солорах, и о Карита… Может быть, вместе они найдут компромисс.

Она вошла в зал, в нерешительности остановилась на пороге, увидев охотника. Не оборачиваясь, Карл понял, кто эта неслучайная гостья Источника… Мира.

— Эй, — тихо позвала она, но, отразившись от стен, её голос многократно усилился. Карл обернулся.

— Доброй ночи, — поздоровалась вампирша.

— Здравствуй, Мира, — радостно отозвался он. — Не думал, что когда-либо увижу тебя здесь.

— После тренировки Диана пригласила прогуляться и завела меня сюда.

— Откуда ты спустилась?

— Диана сказала идти нижней дорогой, — сообщила вампирша, подходя ближе.

— Правильно. Этот путь для тебя безопасен, — Карл задумчиво улыбнулся. — Хорошо, что мы здесь встретились.

— Да, — Мира рискнула сократить расстояние до Источника до трёх шагов. Вытянув шею, она осмелилась заглянуть в чашу.

— Если я случайно упаду туда, то исчезну, растворюсь без следа, — нервно заметила она. — Это была плохая попытка пошутить…

— Останутся платье и шляпка. Полиция растеряна. Один судья Краус догадывается… Но он молчит. Как странно! — он испытывал непонятное замешательство и старался скрыть его. Сколько они не говорили наедине? Они встречались часто в первый год Миры в Ордене, а потом судьба развела их — до случайной встречи в обсерватории. Карл присел, зачерпнул прозрачную воду ладонью и вдруг залюбовался отражением вампирши в чаше. Вода Источника не была беспощадно точна, как зеркало. Размытые, растушёванные черты отражения Миры были прекрасны. Но вампирша не замечала этого. Она тоже глядела в тёмную воду, а её губы печально кривились:

— Я и раньше пугалась своего облика в зеркале, но не так. Какая же я стала… некрасивая!

— Это хорошо. Значит, чары carere morte утрачивают власть над тобой, — не подумав, ляпнул охотник и тут же поправился. — …Я хотел сказать, ты выглядишь гораздо лучше, чем в первый год в Ордене.

— Ну да?

— Я всегда видел тебя без чар. Я точен, как фотографический аппарат, — зачем-то пошутил он. Мира не засмеялась.

— Я слышала сегодня от Алекса: ты встречался с нашим Владыкой?

— Да, мы встретились в Карде, у Вальде. Дэви допрашивал в пустом доме герцогов какого-то дикаря. Владыка был там с… Наверное, это был Адам Митто.

— А ты был один?

— Со мной была Дара.

— И… что было? — судя по насмешливому тону, вампирша слабо представляла себе этот поединок.

— Ничего особенного. А чего ты ждёшь? Боя, как на ваших тренировках, с сетями, стрелами? Интересно, сколько веков назад ваш Владыка в последний раз так развлекался? Это был обычный поединок взглядов, ты тоже в таких сильна. Дэви разбил все зеркала в доме, — Карл усмехнулся, — но ушёл.

— Не верю, — Мира покачала головой. — Я его помню… всё ещё слишком хорошо.

— Прогнать вампира легко, — Карл тросточкой коснулся её отражения в воде рядом со своим. — Исцелить, к сожалению, сложнее!

Он вспомнил все доводы Латэ, и сейчас они не показались ему справедливыми. Вот вампирша, достойная исцеления. Он понял это раньше всех, когда другие обходили Вако стороной и строили догадки: не соглядатай ли она от Дэви. Нет, предать её он не сможет.

Мира загадочно засмеялась:

— Ты ведь из тех, Арденсов, я угадала? Простым не взобраться так высоко. И — твоя стихийная защита…

— Вынужден тебя разочаровать, но моей защите едва ли… шесть, а не двадцать шесть лет. Ты не угадала. Я не прирождённый охотник. И вовсе из слабейших — выяснилось в первом же рейде.

— Не может быть.

Он улыбнулся. Оказывается, он совсем не устал рассказывать свою странную историю:

— Ещё пять лет назад у меня не было никакой защиты от вампиров. Подобно многим, пришедшим в Орден за авантюрами, я плохо представлял, во что ввязываюсь, и, если честно, не очень-то верил в вампиров. Такое здесь наказывается. После первого фиаско Латэ держал меня при себе, надеясь сделать, по крайней мере, своего человека в дневном мире.

— Не может быть! Я помню нашу встречу в Академии… Помнишь? Ты открыл мне окно той декабрьской ночью. Я пробовала бороться, но голод сильнее. Я бросилась на тебя, и щит охотника остановил меня. Да-да, — Мира уверенно кивнула. — Уже тогда у тебя была сильная защита.

— Что…

"Не может быть!" — настала его очередь протестовать, но он молчал. Та встреча с Мирой… — он прекрасно помнил её. Помнил, как безумная вампирша влетела в открытое им окно. Какой страшной она показалась ему тогда: истощённая, со спутанными серыми волосами ведьмы и длинными когтями! Сейчас Мира совсем другая: мягче стали черты лица и милее улыбка, вновь золотятся волосы, только глаза глядят печально.

Тогда, пять лет назад, вампирша действительно отступила сама, сумев укротить голод. Она вцепилась в подоконник, закусив губы, — маленькая, жалкая — и он даже пожалел её. В её глазах на миг полыхнуло дьявольское пламя — и тут же потухло. Неужели это охотник сумел потушить его? Если так, значит…

— Значит, мы навсегда связаны с тобой. И, должен сказать, я благодарен… и всю жизнь буду благодарен тебе за ту паузу.

— Какую паузу?

— Та пара мгновений, что ты боролась со своим голодом. Я думаю, в ту ночь именно их мне хватило, чтобы понять, как построить защиту.

Мира со смущённой улыбкой приняла его благодарность. У отражения вампирши на мгновение блеснули тонкие острые клыки.

— А что за фиаско, после которого тебя отлучили от рейдов?

— Я не смог исцелить новообращённого.

— Не слышала об этом испытании…

— Способность исцелять и защита идут рука об руку. Раньше, если в новичке сомневались, его испытывали этим, сейчас о своей готовности к рейдам все узнают на тренировках.

— Со мной в качестве "пугалки".

Карл покачал головой:

— Ты не представляешь, как ты изменила Орден!

Мира равнодушно пожала плечами.

— Помнишь, ты обещал мне узнать, почему Арденсы препятствуют Ордену в поисках Дара? — резковато спросила она.

— Помню, — охотник отвернулся от её отражения и с досадой отметил, что, безусловно, кое-что перенял от Латэ. — Прости, что не обнадёжу тебя: обретение Орденом Дара несёт Арденсам гибель. Они не согласятся никогда. Если Избранный заявит о себе, будет приказано его убить.

— Что же делать?!

Она старалась придать лицу бесстрастное выражение, но рот жалко кривился. Карл прищурился:

— Ты даже не спросишь, почему Дар означает смерть для Арденсов? А это интересная история… Грустная правда такова: Орден защищает тех, кто виновен в создании вампиров, тех, чьё существование зависит от существования вампиров. Первый из Арденсов мечтал о продлении жизни и обратился за помощью к одному алхимику. Тот помог ему, но в качестве… побочного продукта их эксперимента получился первый carere morte, — он говорил нарочито шутливо, с ехидцей выделяя научные слова. — Арденс получил Дар, продливший ему жизнь. Он не воспользовался им, не попытался исцелить первого вампира: боялся, что это убьёт его. И Дар потом переходил к его детям, пока правнучка Арденса Кармель не попыталась его уничтожить, чтобы прекратить охоту лишённого жизни за своей семьёй.

Тогда Кармель удалось сильно ослабить Дар. С тех пор он не мог зацепиться за Арденсов — его истинных обладателей и начал осчастливливать обычных смертных. Дар ушёл от своего источника. Но потомки Арденса всё равно боятся, что исцеление проклятия carere morte убьёт их. Страх перед Мактой внушил им, что они зависимы от проклятия carere morte и будут живы, только пока есть оно. Поэтому они никогда не одобрят твою идею.

— А Латэ?

— Ему придётся подчиниться. Герцогу Красу ничего не стоит отдать приказ о… скажем так, роспуске нашей организации. Латэ не погубит Орден.

— И давно ты узнал это? — Мира не скрывала злости. Карл вновь опустил глаза к её отражению.

— Я догадывался давно. Но окончательное решение Латэ сообщил мне только сегодня.

— Всё равно. Пять лет! Почему ты не сказал мне? Вместо ответа на мои вопросы Латэ отводит глаза, на мне науськивают вашу свору, а я всё терплю, потому что жду от вас помощи в поиске Дара!

— Я боялся, что, узнав это, ты уйдёшь от нас…

— И уйду! — запальчиво сказала вампирша, хоть и сама не верила в свои слова. Карл поднялся. Теперь они стояли рядом, и Мира отступила, словно испугавшись чего-то. Её прекрасное отражение качнулось последний раз на воде и исчезло.

— И сгинешь. Подожди, не паникуй, мышка. Я помогу тебе. Владыке нужен Дар, и когда он начнёт поиски, Орден вынужден будет ответить. Тогда мы и вступим в игру.

— Мы?

— Не вздумай действовать в одиночку!

— Я всегда была одна.

Мира зло усмехнулась, а он светло улыбнулся в ответ. Сомнения сгинули, в раздумья пришла долгожданная ясность. Выбора больше не было — впереди разверзлась пропасть. Остался один путь: над бездной, по прозрачному стеклянному мосту. Керно, Агнат, Мартин Алгор… Карл Хортор. Последние, злые слова вампирши, ещё недавно справедливые, вдруг стали неправдой. Не одна. Их судьбы связаны с далёкой декабрьской ночи. Но, дикий зверёк, она поймёт это нескоро…

 

Глава 15 Лира бунтует

Несмотря на то, что Владыка приказал явиться к нему в кардинский замок как можно скорее, Лира не торопилась. Добраться из Прэсто в северную Карду можно было только через столицу, но в Доне девушка нарочно не взяла билет на ближайший дневной поезд. Она хотела провести день в городе, где прошло её детство, городе, который знал и помнил Лиру совсем другой. Охотницей…

Хелена, также решившая скоротать день в столичном убежище, не препятствовала ей. Лира взяла извозчика и до вечера исколесила весь север. Она не отрывалась от окна: здесь прошло детство девушки, она узнавала многие здания. Когда они проезжали старый дом родителей Лиры, медлительное сердце юной вампирши остановилось совсем и застучало снова нескоро. Так странно выражалось теперь её волнение! Обычно carere morte, испытывая тревогу, вели себя, скорее, как смертные: учащалось их сердцебиение и дыхание, розовела кожа. Только Лира Диос, отмеченная Бездной, наоборот, леденела изнутри.

В сумерках она отпустила извозчика и побрела на юг города пешком. Она ни разу не подняла головы. Прохожие расступались перед мрачной, спешащей куда-то фигурой, а какой-то сорванец подскочил и громко крикнул что-то ей в ухо, желая испугать городскую сумасшедшую. Лира даже не вздрогнула.

Она перешла Красный мост и по лицу скользнула знакомая липкая и противно мягкая паутина. Граница Покрова! Громада здания Академии неожиданно возникла справа и скоро нависла над опущенной головой бывшей охотницы.

Вжав голову в плечи, Лира прошла мимо. Зачем она пришла, если не смогла бросить хотя бы краткий взгляд на место, что, не спросив её мнения, в юности нарекли её домом? Только когда здание Первой Королевской осталось позади, Лира быстро повернула голову влево, поглядела на дом, стоявший на противоположной стороне Восточного проспекта.

Новые хозяева срубили вербу во дворе, выкрасили крыльцо в зелёный цвет. На окнах появились нарядные цветастые занавеси. Бывший дом Диосов теперь был совсем, совсем чужим.

Лира вспомнила о бабушке и задрожала. Жива ли она, последний родной по крови человек и один из главных свидетелей её позорного предательства? Сколько же прошло лет? Пять? Ей должно быть уже за восемьдесят! Нет, нет. Бабуля уже на кладбище…

"Однажды умрёт последний, знавший, что Лира Диос приносила клятву Ордену охотников. И тогда моё прошлое умрёт. Полностью, окончательно, навсегда. Моя вечность сделается идеальной: прозрачной и холодной, как кусок льда".

Она пришла в убежище Хелены задумчивая и молчаливая, и белокурая вампирша напрасно старалась развеселить её. В поезде по дороге в Карду Лира вовсе прогнала её и заперлась в купе.

Владыка вампиров ожидал бывшую охотницу в знакомом трапезном зале. Перед ней он принимал какого-то гостя-смертного: в зале ещё горели светильники и был зажжён камин. Лира равнодушно поклонилась. Дэви улыбнулся и, подойдя, заключил её в объятия. Девушка отстранилась. Она не чувствовала радость долгожданной встречи. Она не замирала от счастья, как игрушка, которую после долгих лет повзрослевший хозяин вновь берёт в руки. Она почти забыла Дэви. Встреча с Академией — из ещё более далёкого прошлого Лиры, вызвала у девушки больше эмоций.

— Ты подросла, — заметил Дэви. Вампирша заставила себя улыбнуться:

— Вы шутите, Господин!

— Больше я не оставлю тебя так надолго, — он подвёл Лиру к приготовленному для неё креслу. — Садись. Я пригласил тебя для серьёзного разговора, голос Бездны. От твоего слова будет зависеть очень многое.

Он сказал это, и в его глазах мелькнула тень лжи. Очень слабая, вряд ли осознанная самим вампиром, но Лира заметила её. Владыка уже принял решение и не остановится, что бы ни сказала ему она, голос Бездны.

— Два десятилетия прошло с тех пор, как я решился дописать конец старой сказки, — Владыка усмехнулся, его глаза ярко, живо блестели в темноте. — Я говорю про легенду о Даре. Тогда, двадцать лет назад, задача представлялась мне несложной, тем более, что Избранный был известен. И только Кларисса-Пророчица говорила, что в этой сказке я могу увязнуть накрепко. Она оказалась права. Я всё не могу продвинуться дальше двух строк.

Он замолчал. Лира безучастно глядела на пламя догорающих свечей и пыталась развлечь себя тем, что загадывала, чей огонёк погаснет раньше. Дэви не отрывал взгляда от её лица, но не мог прочитать страшного равнодушия девушки. В её глазах как в зеркалах отражалась лишь его чудовищная искажённая фигура.

— Два десятилетия назад я заинтересовался Даром, случайно открывшим себя, скорее, от скуки. Набирал силу владыка Низших, его нужно было поставить на место, и, признаться, я воспользовался Избранным, как приманкой. Я слишком легко относился к старой легенде, и она отомстила. До Призрачного парка я видел в Даре только возможность перехода в иное состояние бытия, но там, в парке, когда Избранный едва не исцелил бессмертную, я понял, что это за сила. Она — сама жизнь, жизнь, потерянная Мактой… И, когда я понял это, мне открылось, как должно воспользоваться Даром. Теперь Избранный нужен мне как никогда, а я не знаю его! Я решил начать новые поиски, когда явится Макта… Недавно он возвратился.

Он замолчал. Лира вздрогнула от будничных слов, так неуместных, когда речь идёт о Первом из carere morte.

— Когда Избранный появился среди охотников, главе Ордена было приказано его убить, — тихо сказала она. — "Дар должен быть уничтожен", — говорят Арденсы, а что скажете вы?

Лира сказала и испугалась своих слов, взрослых и строгих, словно принадлежащих кому-то чужому. Она кратко взглянула на Дэви: не сердится ли он, но Владыка скрылся в тени кресла.

— Сейчас Дар чист от проклятия Алитера. А чистый Дар обязательно станет моим, — вампир улыбнулся в темноте. — Чистый Дар — ребёнок, и он очень уязвим.

— Вы хотите, чтобы Избранный стал Великим вампиром и помог вам расправиться со Старейшим?

Дэви засмеялся:

— Ты всё-таки удивительный ребёнок, Лира Диос! Жаль, я не видел, как ты росла… Дар теперь нужен мне не в качестве защитной оболочки, нет! Дар — жизнь Макты, которую Первый ищет. Если я получу её, я смогу диктовать свои условия самому Старейшему… Что ты хмуришься, Лира Диос? Что скажет мне голос Бездны? — в последнем вопросе сквозила тревога.

Лира внутренне подобралась.

— Вы уверены в вашем решении, Господин? В прошлый раз Великий вампир просуществовал недолго!

— Лира Диос! — Дэви склонился к ней, и взгляд тёмных глаз вдруг пребольно хлестнул юную вампиршу. — Поставь, наконец, заслон своим мыслям! Твоя голова полна их мусором, а она должна быть пустой. Пустой! Бездна проговорила твоими устами первый вопрос, а дальше я вынужден был слушать твои глупые бредни. Пяти лет тебе не хватило, чтобы научиться передавать волю Госпожи! Иди в Зеркальную галерею, иди на Пустошь… Слушай ночь! Возвращайся с ответом Бездны. Ты поняла меня?

— Да, Господин, — выдавила Лира.

Её щёки пылали, когда она выбегала из зала, но пылали не от стыда, смущения — от гнева. Она злилась на Дэви за его жестокое: "Глупые бредни" и на себя — признавая справедливость его отповеди. Внешне спокойная, внутри Лира шипела, как вода на раскалённых углях. Она, идеальная Лира Диос, не смогла выполнить простейшего — сказать Владыке волю Бездны! А ведь она всегда ненавидела ошибаться, она заболевала, если делала что-то не "превосходно" и не "гениально"…

Лира прогулялась по Зеркальной галерее. Она вглядывалась в зеркала, искала знакомые черты "отмеченной Бездной" в своём отражении. Когда от напряжения заболели глаза, юная вампирша оставила бесплодные попытки. Она решила прогуляться по Пустоши, как советовал Дэви: быть может, там, у истока Бездны, ответ скорее придёт к ней?

Девушка спустилась в пещеру под замком. Отсюда открывался один из десятка тайных ходов из "Тени Стража".

Тихо шелестела речка, Стигий, а впереди гуляли двое: Адам и Хелена. Они всё радовались встрече, будто расставались на много лет. Они не отрывали взглядов друг от друга и их улыбки были искренними. Адам не выпускал руки подруги, а маленькая Хелена иногда приподнималась и по-кошачьи тёрлась щекой о щёку вампира.

"Как вечность ещё не наскучила им?" — с тоской подумала Лира.

Наверное, перед тем, как принять каплю бессмертия, нужно прежде избавиться от всех чёрных пятен, что есть в твоей смертной жизни. Принято думать, что, становясь вампиром, ты становишься абсолютно свободным, но это не так. Всё, что угнетало тебя в смертной жизни, переходит в твою вечность и здесь сразу же умножается, заполняет её всю. Вечность вампиров пуста, и все carere morte стремятся поскорее заполнить её… Хорошо если им на помощь приходит любовь или месть, но у Лиры не так. Боль. Одиночество. Разочарование. — Вот наполнение её вечности.

Ей стало страшно в затхлом подземелье, будто вся громада замка навалилась на неё…

— Хелена! — окликнула она вампиршу. — Прости… Можно мне с вами поговорить?

Вампиры с охотой обернулись.

— Конечно, — отозвалась Хелена. — Мы идём гулять. Иди сюда, к нам.

Они втроём забрались в лодку и поплыли. Лира касалась ладонью чёрной глади воды и ей казалось, она гладит огромного сильного зверя, что ползёт, извиваясь, по тёмному тоннелю.

— Владыка собирается начать поиск Избранного, — заметила она.

— Да, — улыбнулся Адам. — Дэви всё не может выбросить эту идею из головы. Я его не виню. Старейшие все помешаны на древних легендах. Только мы с Хеленой смотрим в будущее и видим: там не будет места сказкам. Впрочем, пусть Дэви ищет. Вдруг в этот раз ему повезёт?

— Но это же опасно! Орден немедленно отреагирует! Своими поисками!

Адам расслаблено осклабился:

— У охотников нет средств поиска.

— У них есть одна вампирша! — шикнула Хелена. — И вот ещё одна промашка Владыки: он оставил Миру Вако в живых!

— Мира? Это несерьёзно.

Вампиры заспорили. Лира поморщилась и попыталась запротестовать:

— То, что вы обсуждаете, вовсе не так важно! — она тронула своё отражение к воде и нашла в его чертах пока неясные контуры ответа на вопрос Дэви. — Владыка не видит истинной опасности…

— Первый довольно опасен, — заметил Адам. — Ты не видел его, Лира Диос. Я, впрочем, тоже, но вот наши предки пострадали от него. На Восьмом Балу Карлы он убил Диоса — сильнейшего из охотников и тогдашнего главу Ордена, а немногим ранее развеял в пыль Александра Митто, старейшего и одного из первых своих детей. Ваш ритуал бессилен против него, никому из carere morte он не даёт и приблизиться. Недавно охотники не сумели остановить его Покровом. Против него нет оружия, кроме Великого.

— Великий? Думаете, он будет выступать в качестве вашего щита? Если Первый властен над проклятием всех carere morte, он обойдёт вашего Великого и сметёт всех, кто за ним.

— Ты совершенно права, Лира Диос! Только Владыки это не коснётся. Он надеется спастись, используя Избранного. Вампир, отдающий кровь Избранному при инициации, не умирает. Он переходит в иное состояние бытия — бытие духа. Он входи в Дар Избранного и, съедая толику его света, навечно остаётся в нём.

Хелена засмеялась:

— Простите, но я не могу себе этого представить и не могу говорить об этом серьёзно! В прошлый раз Избранный оказался молод и хорош собой. А если в этот раз владелицей Дара окажется старуха? Хотела бы я видеть лицо Дэви в тот момент, когда он увидит её и осознает, что ему придётся коротать вечность в старом, уродливом теле!

— Ты глупая кукла, — с любовью сказал Адам. — Да будет тебе известно, старейшие равнодушны к своей внешности. Тело для них — надоевшая, изношенная одежда, которую они рады будут сбросить. К тому же, когда тебе угрожает смерть, не станешь задумываться, что на тебе надето: платье короля или рубище.

Любящая покрасоваться Хелена снова заспорила, а Лира представила Дэви в женском обличье и засмеялась, зачерпнула пригоршню воды и брызнула на парочку.

— Дэви только что мне сказал, Избранный нужен ему не в качестве защитной оболочки, — вдруг вспомнила она. — Увы, мы не поглядим на него в обличье старухи! Он хочет сделать Избранного заложником и диктовать свои условия Макте.

— Это чуть более умно, — Адам загадочно улыбнулся и более ничего не сказал.

Лира развеселилась и, добравшись до Пустоши к утру, потанцевала немного среди древних камней. Она была одна — Адам и Хелена покинули её в Короне. Но и танцуя девушка не переставала размышлять.

Затея Дэви всё-таки представлялась ей сущей глупостью. Эта идея обречена с самого начала и не подкреплена ничем, кроме страха бессмертного. Дэви не поддерживает ни свита, ни сама Бездна, значит, он провалится.

"Крепко же он насолил Макте в прошлый раз, раз теперь так боится за свою жизнь!"

Низкое небо нависало над самым шпилем далёкой церкви Микаэля. Облака застилали горизонт, широкая Пустошь сжалась и казалась маленькой, как летний дворик у столичного дома Диосов. Лира поморщилась: после визита в район Академии прошлое призраком встаёт за каждой её мыслью!

А ведь Владыка говорил: её голова должна оставаться пустой… Да, в этом он прав! Как же отвлечься?

Лира спустилась до яблоневого сада и тихонько опустилась под дерево, закрыла глаза. Она притихла, больше не рвалась веселиться, танцевать. Это место требовало молчания, неподвижности: место дворца Макты, место рождения первого carere morte. Бездна сладко спала, свернувшись клубком вокруг этого сада, полного запахом созревших диких яблок.

"Источник Бездны!" — прошептали её губы и сомкнулись. Лира грезила.

Небо надвинулось сильнее, осенний ветер сипло завыл, пойманный скрюченными пальцами старых деревьев. Лира откинулась назад, прижалась спиной к холодному стволу. Её руки устало лежали на пожухлой траве ладонями вверх, а глазные яблоки быстро бегали под веками.

Она провалилась — глубже и глубже, сквозь время. Пустота кружила её в смерче, и оком бури был тихий яблоневый сад. Бездна хранила здесь своё сердце. Оно было закопано! — глубоко, глубоко! Лира тянулась к нему, но не могла коснуться.

Пустошь наполнилась гулом голосов — шумом тысячей жизней. Старый город вновь был живым, молодым, и Бездна смеялась, жадно шаря по его грязным улицам ночами и днями. Бездна тоже была другой — узкий, блестящий, стремительный клинок, срезающий жизни, как траву. Лира нашла и руку, что держала меч. Рука принадлежала Макте, Владыке старой Карды.

Невысокий, но атлетически сложённый, он казался очень сильным. Широкоскулое лицо было белым и круглым как луна, гладкие длинные волосы зачёсаны назад, полные губы складывались в насмешливую улыбку. Он не был молод: пожалуй, сильно за тридцать.

Лира поглядела в его странные, слепые и всевидящие глаза и потерялась в их молочно-белом тумане. Источник Бездны был близко, но она не видела его. Да и можно ли увидеть сердце пустоты? Его можно только ощутить.

Дальше, ещё немного дальше! Уже не столетия — десятилетия отделяют её от Начала. Годы, месяцы, дни… Вот оно!

Девушка протянула руку, невидимую в белом тумане, и коснулась сердца Бездны.

Прореха в мироздании, через которую Она пришла, оказалась совсем маленькой, узкой. Лире стало страшно: вдруг эта рана затянется, и часть Бездны, что заполняет мир, умрёт, как отрезанная ветвь? Из центра Бездна простиралась обширно; как паутина она накрывала весь мир. И как паутина Она была хрупка, тонка. Ударь её в сердце — и она съёжится, сомнётся, исчезнет.

"Я защищу тебя", — пообещала Лира и осеклась: ей явилось новое видение. В тумане она была не одна. Вокруг сердца Бездны стояли люди. Их было много и в то же время только двое: всего два различных лица, умноженные многократно.

Один — Макта, отец всех carere morte.

Другой — Арденс, отец Макты…

Бездна нитями оплетала их. Она росла, цепляясь за них, как лоза. Она распространялась по миру, благодаря им… Лира не отводила взгляда от прорехи. Нет, пожалуй, это была не прореха! Из сияющей ткани мироздания словно вырван кусок. Где же он, этот недостающий лоскут?

"Дар! — поняла она. — Дар, потерянная жизнь Макты! Если это лоскут встанет на место — Бездна зачахнет, словно растение, лишившееся корней".

Но если сделать так, чтобы он никогда не встал на место? Что, если уничтожить этот проклятый Дар, земной кусочек солнца?..

Туман рассеялся. Лира очнулась.

На землю спускался вечер. Похолодало, кожа вампирши была ледяной. Лира обхватила себя за плечи, но не согрелась, потом потёрла руки, дыша на них. Долго, нахмурясь, она смотрела на чёрные жирные борозды на земле… А под ногтями та же чёрная жирная грязь! Что же это, она пыталась выкопать что-то из земли своими жалкими коготочками? Девушка брезгливо вытерла руки о юбку и поднялась.

Уже заполночь Лира добралась до замка Дэви. Проходя мимо зала трапезной, она тихонько глянула на прикрытую дверь.

В зале горел свет. Неяркая полоска его пробивалась из щелей. Лира тихонько стукнула в дверь: раз, два, три…

Ответное молчание Владыки она посчитала за приглашение. Девушка ступила в зал. Дэви всё также неподвижно сидел в своём кресле.

— Голос Бездны… — прошелестел он. Голос был мягок: Владыка сменил гнев на милость. — Что ты пришла сказать мне, Лира?

— Избранный — великая опасность для нашего мира, Господин. Вам покажется это странным, но наиболее верно мыслит о его Даре Орден. Дар Избранного необходимо уничтожить. Пока он есть в мире, Бездна уязвима. Вам, как старшему из Её детей, следует больше заботиться о Ней.

Дэви тяжело поднялся из кресла — словно статуя сошла со своего постамента.

— Теперь ты верно передаёшь слова Бездны, Лира Диос, — тихо сказал он, приблизившись, и знакомо коснулся её подбородка, заставляя взглянуть в глаза. — Но Великий вампир — не угроза для Бездны. Это лишь только часть вечных игр бессмертных. Госпожу они не задевают.

— Как солнце для вампиров, так Дар для Бездны — вечная угроза. Прикажите уничтожить его, Господин! Я могу помочь, я немного знаю, как. Я могу сама сделать это!

— Никогда, — чётко, раздельно проговорил тот, придвинувшись ближе. — Никогда я не отдам такой приказ и никогда не позволю тебе ритуальное убийство Избранного. Пока Арденсы связаны с Первым вампиром, пока есть угроза нового возвращения Макты… Никогда.

— Тогда… вы больше не угодны Госпоже.

В глазах Дэви мелькнул страх. Но Владыка просто отступил, усмехнувшись.

— Ты только глашатай, а не судья. Госпожа решит, кто ей угоден.

Лира вдохнула воздух для новых слов, но проглотила их, не сказав. Она решила уйти молча, с достоинством, и уже повернулась к двери. Вампир удержал её за руку.

— Останься со мной до утра, — попросил он, вглядываясь в её прозрачно-зелёные глаза, ища там, в зазеркалье, другую. Бездну…

Неизвестно, сколько они просидели так, чуть касаясь друг друга: он в кресле, она — на ковре у его ног. За забитыми окнами зала один день сменялся другим, и оба едва замечали эти краткие и становящиеся всё короче вспышки света.

Лира чувствовала: внутри неё зреет бунт. Владыка осмелился пренебречь основным законом существования мира carere morte. Верная слуга Бездны, она не могла терпеть этого. Она воспрепятствует ему! Вот только, как?

"Помнишь, как Орден боялся Избранного двадцать лет назад? Помнишь, что потомки Основателя готовили ему? — Жертвоприношение! Вряд ли охотники изменились за прошедшие два десятилетия…" — шептал знакомый голос в голове.

"Охотники не примут меня, — с горечью подумала Лира. — Предательница! Они убьют меня, как любого carere morte, даже не выслушав".

"Можно поискать иные пути. Не может быть, чтобы о ритуале жертвоприношения было известно только Арденсам да главе Ордена!" — насмешливо зазвенел знакомый голос.

Тихий шорох. Дэви повернул голову к Лире, и она не без дрожи выдержала его взгляд: глаза в глаза. Он отвернулся вновь, а вампирша удивлённо прижала руку к груди, унимая затрепыхавшееся сердце. Нет, Владыка не заметил её лжи. В глазах девушки он по-прежнему видел лишь своё чудовищно искажённое отражение.

 

Глава 16 Компаньоны

На эту авантюру Мира решилась мгновенно, зная, что раздумья неизбежно приведут её к заключению о безнадёжности и опасности предприятия. Целью вампирши была закрытая женская школа, окружённая собственным Покровом и находящаяся далеко от обычных маршрутов ночных рейдов охотников. Мира быстро миновала светлый коридор аллеи тополей, и, выйдя из него перед зданием школы, обратилась тенью. Отыскав неплотно закрытое окно в жилом крыле здания, вампирша скользнула внутрь.

Спальня учениц. С ближайшей к окну кровати вскочила девушка, одетая, будто для прогулки, разглядев Миру, изумлённо прошептала:

— Кто вы?

— Анна Вадо?

— Да, а вы?

— Мне нужен Касс. Побеседуем?

— А кто это: "Касс?" — черноволосая, гладко и аккуратно причёсанная девчонка хмурилась. Она напряжённо сжала губы, ожидая ответов. Но, не дав опомниться, вампирша утащила её из школы к аллее:

— Мне нужна встреча с Валеном Мори. Так лучше? Не лги, я знаю, вы знакомы! И, судя по наряду, ты собиралась на свидание этой ночью.

Анна, казалось, не услышала её:

— Вы — Мира Вако?

Вампирша, не ожидавшая, что её инкогнито будет так быстро раскрыто, неловко засмеялась:

— Как ты угадала?

— Здесь же Покров! Только для предательницы Вако Орден открыл путь сквозь него. Не рассчитывайте на мою помощь. Можете угрожать чем угодно, их я вам не выдам.

— Глупая, — усмехнулась вампирша, — про Валена Мори Ордену известно больше, чем тебе. В группе четверо или пятеро молодых Высших. Двое, ведущие открытую жизнь, руководят. Это Касс и Вален Мори. Двое или трое их подчинённых рискуют охотиться в Центре, кормят и господ, и себя. Следы заметают плохо. Почему они до сих пор гуляют? — днём прячутся под землёй, не брезгуют трубами канализации. Кстати, завтра все будут уничтожены. Попадут в ловушку Ордена…

— Облава? — Анна без страха, холодно взглянула ей в глаза.

— Скорее, капкан. Теперь ты, разумеется, поспешишь предупредить друзей. А я пойду с тобой.

— Что тебе нужно от него?

— Ответ на один маленький вопрос. Не бойся, это не ловушка.

— Понимаю. — девушка мелодично, хоть и нервно рассмеялась. — Дикари будут рады убить вас. Вам нужна заложница!

— Умная девочка! — проворчала Мира. — Идём.

Странно, пройдя аллею, смертная будто почувствовала границу Покрова. Она закрыла глаза и заслонилась рукой, словно и ей в лицо ударил порыв сырого осеннего ветра. Вампирша цепко схватила её за руку, потащила через улицу.

— Я знаю, где граница, — засмеялась Анна. — Он говорил мне…

— А как скоро он обещал обратить тебя? — с ехидцей спросила Мира, вне Покрова опасливо озиравшаяся по сторонам.

— После совершеннолетия.

— Ничего не выйдет, — отрубила вампирша, смело повернув на перекрёстке направо.

— Почему?

— Ты не сможешь — убить.

— Да откуда вам знать?! — тихо, но грозно воспротивилась Анна. Девушка мгновенно утратила вежливое равнодушие к словам вампирши. — Вы этой риторике у охотников научились?

Мира вздохнула, признавая справедливость последнего замечания.

— Просто… я вижу, — наугад сказала она.

— …Может быть, нам это не понадобится, — спокойно сказала Анна, когда они достигли освещённых улиц. — Ведь вы же обходитесь без убийств?

Ответить вампирша не успела. Стрела с серебряным наконечником звякнула о стену дома, предупреждая её следующий шаг, и смертная, воспользовавшись испугом Миры, выскользнула из рук и бросилась бежать. Мира не попыталась остановить девушку, понимая, что эта игра проиграна. Она развернулась к охотникам.

— Упустила добычу? — весело спросил Доминик.

— Увы, — сквозь зубы процедила вампирша. — Стрелы не жалко?

— Приказ Хортора, ему и отчитываться. Возвращайся домой, Вако.

Вокзальная площадь. Её дом. Мира, торопясь, прошмыгнула в дверь. Первые два года, подходя к ней, вампирша затравлено озиралась, постоянно ожидая старых приятелей из свиты Владыки, пришедших расправиться с предательницей… Затем перестала бояться, но всё же привычно взлетала на свою верхотуру по лестнице в мгновение ока. Как будто тонкая дверь, замок и цепочка могли её защитить!

Дома её ожидало письмо. Мира равнодушно вскрыла конверт и, обнаружив в нём очередную тонкую, вдвое сложенную бумагу с печатью Ордена, усмехнувшись, отложила в сторону.

Прошло три года, с тех пор, как Карл пообещал ей начало новых поисков — ещё три пустых, бесцельно прошедших года. Поиски не были начаты, глава по-прежнему хранил молчание. Он совсем не боялся, что Дэви его опередит! Или, может, Владыка также не решался узнать имя нового Избранного?

Карл заверял Миру, что никаких признаков того, что carere morte Дэви начали поиски Дара, нет. Слушая его, вампирша согласно кивала и обещала ещё потерпеть, но едва они расставались, пускалась на собственные поиски. Три года она, таясь, искала в столице Избранного: собирала слухи, проверяла подозрительные случаи чрезвычайной зоркости смертных.

Череда сплошных разочарований закончилась вчера вечером: Мире удалось подхватить слух о странном случае превращения вампира в мумию — такое с carere morte могла сотворить случайно выпитая кровь Избранного. Подробности странной истории были известны Валену Мори, но, похоже, с этой встречей придётся подождать.

"А может быть и не было никакой мумии! Такие слухи бывали и прежде, и все — не подтвердились…"

От голода шумело в голове, гул чужих сердец сливался в сплошной далёкий рокот. Запершись, вампирша открыла стенной шкафчик и извлекла на свет большую бутыль из тёмного стекла, откупорив, принюхалась и равнодушно отставила на стол подальше, к непрочитанному письму. Похоже, вчера днём бутыль слишком долго простояла на солнце, пока вампирша спала. Слабая, странная химическая связь, удерживающая кровь от свёртывания и смерти, разрушилась под его лучами. Гнилая, мёртвая кровь…

Вампирша открыла окно, и ворвавшийся холодный воздух — вестник осени чуть взбодрил её, дав на миг ощутить свои призрачные силу и свободу, как взаправдашние. Она взобралась на подоконник. Небо аккуратно, словно по линейке расчерчивали тонкие быстрые полосы.

Август — время звездопадов…

Тишины в этом доме не было никогда. Кажется, в двух шагах грохотали поезда. Мира любила вокзальный шум: стук колёс, свистки паровозов, гомон толпы, в чёткое определённое время то вливающейся, то выливающейся из здания вокзала. Это зов дороги, этим голосом говорят приключения… Вампирша расслабленно внимала звукам ночи, а её взгляд скользил по комнате, надолго задерживаясь в тёмных углах. Но вот ей бросился в глаза стол, она равнодушно проскочила узкогорлую бутыль, остановилась на белом прямоугольнике конверта. Очередное письмо от главы. Посмотреть, что ли, что в нём?

"Явиться на встречу… сегодняшней ночью!" — Мира глянула на часы. На встречу она уже опоздала на час. Она вновь отвернулась к окну, но вновь обрести покой не удалось. Вернулось беспокойство, а старая тревога, с ужасом поняла вампирша, за то время, что она пыталась её игнорировать, почти прогрызла тонкую стенку, не пускающую на волю панику.

Тикали часы, отсчитывая секунды, удерживая в клетке время, этого извечного врага смертных. Игрушка для carere morte, знающих вечность. Почему её, бессмертную, так тревожат эти быстрые — такие быстрые! — щелчки?

Время… Время играет против неё! Нет, не время — пустота…

"Я найду этого Мори завтра", — уверила она себя. Но не успокоилась. Она нервно барабанила пальцами по подоконнику.

"Всё ищешь способ? Кого ты обманываешь? Восемь лет слепой веры в чудо утомили тебя. Ты сдаёшься сейчас, сдаёшься, едва сделав шаг…"

Но пальцы всё равно злобно, отчаянно, яростно барабанили весёлую песню дальше: "Прочь, уныние! Я найду силы и продолжу. Я справлюсь со всем. Справлюсь, как было раньше…"

Она отвлеклась, услышав негромкий стук. Здесь вампирша редко принимала гостей: "Кого я пропустила? Вся площадь как на ладони".

— Тебе следовало бы быть осторожней, — начал Карл с порога. — Ночные прогулки вдали от маршрутов наших рейдов по меньшей мере безрассудны.

— До сих пор мне удавалось уходить от дикарей, — напомнила Мира, пропуская его вперёд. — И тебе доброй ночи, Хортор. Столь поздним визитом, сударь, вы компрометируете несчастную девушку.

— Как у тебя темно, — заметил охотник, не обратив внимания на упрёк. — Вижу, письмо от главы Ордена ты получила. Что там? — Карл быстро, внимательно глянул на неё, ожидая немедленного ответа, и очень напомнил Мире Гектора во время их судьбоносной утренней встречи: холодный, собранный, решительный, бесстрастный.

Карл много помогал Мире в эти три года, будто решил наверстать первые, упущенные. Он сообщал ей вампирские слухи, сплетни в Ордене, он организовывал пустые коридоры на улицах, так чтобы во время своих прогулок она не попалась на глаза ни вампирам-дикарям, ни охотникам. Мира принимала эту помощь с неизменной усмешкой: она не доверяла старому знакомому. "Он в ближнем круге главы Ордена, — постоянно напоминала она себе. — Значит, с Латэ заодно!"

— Латэ велел мне явиться на встречу сегодняшней ночью, — бросила вампирша, отвернувшись к окну. Помедлив, сдержанно, но всё же злобно захлопнула створки.

— Ясно, — коротко сказал Карл. Он добрался до фортепиано, перевезённого Мирой со старой квартиры на Закатной, откинул крышку. Взял пару тихих, задумчивых аккордов.

— Ого! — прищурилась Мира, — ты умеешь…

— Я, между прочим, когда-то выбирал между Первой Королевской и Консерваторией! — похвастался охотник. — Но расскажи же, что за дело привело тебя к Валену Мори? — спросил он под аккомпанемент арпеджио.

— Ордена это не касается. Вопрос уже решён.

— Отвратительно фальшиво, — заявил Карл, закрывая клавиши.

— Неправда, — обиделась Мира. — Я недавно приглашала настройщика.

— У меня абсолютный музыкальный слух. Фальшь я чувствую сразу. Довольно лгать, Мира!

Она не обернулась к нему, зная, что сейчас не выдержит его взгляд.

— Не отпирайся, три года ты, несмотря на моё предупреждение, ищешь любые свидетельства об Избранном. Думаешь, я не понимал, зачем тебе были нужны пустые улицы в определённые часы? Вот и сегодня. Должно быть, этому Мори что-то известно о новом обладателе Дара.

— А ты словно обвиняешь меня! Если и так — что? Я не подчиняюсь ни Дэви, ни Латэ, гуляю, где хочу…

Карл глядел насмешливо и печально, как на здорово провинившегося ребёнка:

— Что ты пообещала ему за сведения об Избранном, мышка?

— Ничего!..Я рассказала Анне о завтрашней облаве…

— Чудесно! Я готовил её два месяца!

— А Диана всё равно не готова. Облавы — не рейды, нужна не только смелость, но и уверенность. Я заботилась о ваших… и о ваших людях тоже!

Карл молчал, ждал её дальнейшего покаяния. Мира вздохнула:

— Вы можете схватить их и сегодня. Ты же знаешь, где их убежище. Вряд ли Анна доберётся к возлюбленному до рассвета. Они останутся переждать день в его доме. Лишившись главного, группа развалится и через две недели все бывшие участники, обезумевшие от летнего голода, будут уничтожены поодиночке.

— О! Ты читала "Советы" Бенедикта Гесси?

— Я жила на улицах Доны несколько лет, в такой же компании, как группа Мори. Я видела уход многих соседей. Зачем ты пришёл сейчас? Только ли поругать меня за несостоявшееся предательство?

Карл хмыкнул, для острастки в последний раз строго глянул на неё и перешёл к делу:

— Глава Ордена только что мне сообщил… Слушай внимательно. Несколько дней назад наш осведомитель из Низших подтвердил, что carere morte Дэви ведут поиски Дара. Избранный прячется, избегает вампиров, след его теряется в Северной Пенне. Орден присоединяется к погоне за Даром. Будет собрана специальная команда, увы, меня в ней нет. Возглавляет Даниель Гесси.

Даниель Гесси? Мира вспомнила тоненького пятнадцатилетнего мальчика, пару раз встреченного в арсенале, и удивлённо подняла брови:

— Он же…

— Ему уже двадцать три. Иногда перебирай календарь, бессмертная. Теперь — очень важно: они будут искать Дар не для того, чтобы обратить его Ордену на службу. Избранного уничтожат, когда найдут. Гесси, если ты помнишь…

— …Из Арденсов, — закончила Мира.

— Твоя единственная возможность сохранить Дар — увести Избранного у него из-под носа.

— Ага! — сказала Мира и, помолчав, повторила ещё:

— …Ага! — вышло довольно глупо.

— Когда назначена ваша встреча с главой?

— Она должна была быть час назад.

Охотник подумал недолго. Быстро сказал, вновь напомнив ей Долуса:

— Вот что. Иди к нему немедленно. Он, скорее всего, хочет сообщить тебе об Избранном. В охоте за Даром ему нужна помощь carere morte. Скажи, что согласна с решением уничтожить Дар и хочешь принять участие в охоте за ним. Только прячь глаза. Ты плохо играешь смирение.

— Будешь учить меня лгать? — рассмеялась вампирша. Прошла мимо него к двери, рассчитано задев колыхавшейся юбкой. — Кажется, я учуяла у тебя в плаще что-то интересное… — она извлекла на свет бутыль. — Стабилизированная дрянь? Мне, полагаю?

— Тебе, — признался охотник.

Вампирша резво откупорила бутыль:

— Цветы, конфеты — чушь. Ты знаешь, как найти путь к сердцу вампирши! Прости, ни кофе, ни чая, ни вина предложить не могу…

— Оставь глупые шутки, — раздражённо сказал Карл.

Мира ополовинила бутыль и довольно развязно заметила:

— Что ж, тогда пойдём в Академию, компаньон!

На мосту через Серму, в трёх шагах от парка, они остановились.

— Знаешь, что это за мост? — тихо спросил охотник.

— Третий, Красный.

— А другое название?

— Подожди. Первый, Белый — мост Анны, второй, Золотой — мост Константина, третий, Красный…

— Мост Макты.

— Среди вампиров ходит страшилка: когда он найдёт свою потерянную жизнь, все его дети станут пылью. Я могу понять Арденсов, но…

— Не будем о них! Дальше иди одна. Лучше, если никто не будет видеть нас вместе.

— К чему такая секретность? — Мира звеняще, завлекательно рассмеялась. Она была в игривом настроении, но охотник глядел по-прежнему, серьёзно:

— Крас не должен знать, что кто-то в Ордене сочувствует твоей цели. И, особенно, что тебе сочувствует будущий глава.

— А тебе, Карл, зачем нужен Дар? — Мира посерьезнела, как он. — Какова твоя цель? — Мир без вампиров? Это же… мечта! Ты — охотник! Ты дал клятву! Ты должен подчиняться приказам главы и высших над ним. А ты хочешь воспрепятствовать решению покровителей, ты в сговоре с вампиршей. Это можно расценить… Это будет расценено как предательство, Хортор, если выйдет когда-нибудь наружу!

У Карла нервно дёрнулся уголок рта, охотник отвернулся от неё.

— Это не предательство, — резко сказал он. — Есть вещи…

Вампирша легкомысленно рассмеялась:

— Лира Диос, наверное, тоже так думала.

— Да, — так же резко, — может быть, ты права. Я также поставил личную цель выше общего блага. Но как раз такие-то устремления одиночек и меняют мир, мышка. Мечта, ты говоришь? Нет: Надежда… Риск велик, но Она того стоит.

— Опять бред, но красивый…

— Если он не поверит в твоё смирение… — Карл взглядом указал окно на третьем этаже. Кабинет главы Ордена. Мира отступила в сторону, немного напуганная новым, странным тоном охотника, но он снова повернул её к себе, легонько держа за плечи. — Латэ может попытаться тебя сломать. Тогда не слушай его, не спорь, сразу уходи. И уезжай из страны. Потом я найду тебя.

— Бежать? Вот ещё, — дрогнувшим голосом сказала Мира. — Я ещё не проиграла, охотник. Ты подождёшь меня? Я скоро.

— Мира! Уже не ожидал, — глава Ордена был, пожалуй, весел.

В кабинете Латэ был не один. В темноте пряталась высокая фигура. Человек сидел в кресле, и вампирша слышала спокойный стук его сердца. Одна нога незнакомца попала в полосу света. Мира отметила узкую, маленькую, словно детскую ступню в дорогом ботинке и усмехнулась про себя: "Герцог Крас".

— Я получила ваше извещение, — сказала она главе, решив, что не захотевшего представиться Краса можно игнорировать.

— Присаживайся.

Мира, отрицательно помотав головой, осталась у двери.

— Как ты, вероятно, догадалась, сегодня мы будем говорить о Даре, — голова Латэ была опущена, он не смел вздохнуть лишний раз под пристальным взглядом своего господина. Мира высокомерно пожалела его. — Ваш Владыка снова начал поиски Избранного, значит, придётся и нам вступить в старинную игру.

Она только кивнула.

— "Старая сказка — опасная сказка! Мы произносим: "Избранный", "Дар" — и дверь в сокровищницу отворяется. Но золото ли блестит во тьме пещеры или это чешуя дракона; драгоценные каменья то — или слепые глаза древнего ужаса? Полно, какая сокровищница? — мы в логове чудовища!" — Знаешь, кто сказал это?

— Винсент говорил, вы любили так поучать его, — Мира осеклась. Глава ещё ниже опустил голову, отстранился от гостьи, словно не желал дальше слушать её. Сердце тёмного Краса тоже сбилось при упоминании имени Винсент.

"О! Нельзя упоминать Винсента! Латэ давно меня предостерегал!"

— Это написал Фредерик Фидес, владевший Даром прежде Линтера, — Латэ пришёл в себя. Теперь он посмеивался. Хитрые мудрые морщинки разбежались от уголков его глаз, глава внезапно успокоился, откинулся в кресле. — Дар — чудовище, а чудовищ издревле уничтожали. Цепь Избранных бесконечна, но её можно разорвать. Когда-то Великий вампир едва не погубил молодой Орден. Если б ему это удалось, наша земля, лишившись единственной защиты, была бы отдана во власть отродьям Ночи. С тех далёких, жестоких времён осталось описание способа уничтожить злосчастный Дар, создавший сильнейшего из всех carere morte. Страшный ритуал, предполагающий человеческую жертву, и страшная идея — жертва Избранного, чтобы следующий не появился, были преданы забвению в смутные годы, когда путешествия Дара оставались для нас тайной, а Владыка дремал. Теперь же Дэви вновь одержим идеей своего Великого, старая сказка — древний дракон оживает и выбирается из своего логова. И приходит время герою вспомнить о мече…

— Это ваше окончательное решение? — бесстрастно уточнила Мира.

— Это официальное решение Ордена, — он вопросительно посмотрел на неё.

— Я хотела бы принять участие в этой охоте, — её голос дрогнул, когда Крас вперил в вампиршу огненный взгляд. — Прежде я ошибалась. Мой… погибший Избранный говорил о невозможности исцеления и я, пожалуй, поверю ему. Если вам нужна помощь в поисках Дара, я готова. И вы можете быть уверены точно, победить Дэви я не позволю, — пообещала Мира, не отводя взгляда от пламени единственной свечи.

— Я верю тебе, — тихо сказал Латэ. Избавившийся от невидимого надзора герцога, он сделался весел. — Но у меня есть одно условие: перед началом поисков ты пройдёшь посвящение. Ты станешь охотником, равноправным членом группы, которую я отправлю за Даром.

Мира хмурилась. Ей придётся стать… охотником на вампиров? Недоволен был и Крас. Его нога дёрнулась и скрылась в темноте.

— Вампиршу в Орден? Что ты задумал, Филипп?

— Мы обсуждали это три года назад, Dominus. Как только Дэви поймёт, что нам в поисках помогает вампирша, леди Вако будет приказано немедленно найти и уничтожить. Мире нужна защита охотника.

— Хм-м… — многозначительно усомнился Крас, а глава обратился к вампирше:

— Уже три года тебе позволено вступить в Орден, но сама ты не изъявляешь желания сделать это. Ты не считаешь себя готовой, Мира?

— Я… не знаю, — протянула та, чувствуя себя добросовестной, но глупой ученицей, всегда довольной всего лишь удовлетворительными отметками.

— Ты готова к этому шагу? — Да или нет, Мира? — глава Ордена подался вперёд, сложив ладони домиком, скрестив кончики пальцев, — Да или нет?

— Да, — удивлённо, робко сказала вампирша то, что он хотел услышать, — да, я готова… Я… попробую пройти посвящение.

— Хорошо, — Латэ удовлетворённо откинулся на спинку кресла, руки по-прежнему держа сложенными, и теперь Мира заметила, как напряжены его пальцы. — Хорошо… — он устало прикрыл глаза.

"Сейчас это кажется кощунством? Привыкай. Этот шаг приближает тебя к Дару, он необходим. Кроме того, посвящение даст дополнительную свободу действий и, главное, доверие большинства в Ордене. Их легче будет обмануть".

— Завтра подойди к господину Краусу, — начал распоряжаться глава Ордена, игнорируя недовольного Краса, понимающего, что его обвели вокруг пальца. — Сообщи ему о своём желании. Он объяснит тебе дальнейшие шаги. До конца сентября ты станешь охотником и этой осенью присоединишься к группе.

На мосту Макты собрался целый отряд. Карл что-то объяснял им, наверное, распоряжался насчёт срочного визита в дом вампира Мори. Мира подождала, пока группы разойдутся, и тогда подошла к охотнику.

— Зачем ты меня пугал? — недоумённо спросила она.

Карл ещё писал что-то карандашом в блокноте. Привстав на цыпочки, Мира заглянула через его плечо, но успела заметить лишь, что у компаньона некрасивый, неровный почерк. Охотник обернулся и закрыл блокнот.

— Как прошла ваша встреча? Латэ поверил в твои добрые намерения?

— Он велел мне пройти посвящение до начала поисков Дара, — задумчиво сказала Мира. — Он так подчёркивал "да"! Я согласилась.

— Посвящение?

Вампирша усмехнулась.

— Это же великолепно! — воскликнул он и даже хлопнул ладонью по камню перил.

— Тише, не кричи, — шикнула Мира. — Хороши заговорщики!

— А мне это не пришло в голову… Посвящение! Это же развязывает нам руки!

Мира поморщилась: "Нам!"

— Он сказал Красу, что меня нужно сделать охотником, чтобы дать мне защиту от вампиров.

— Там был Крас?

— Да. Я чуть не проговорилась о Винсенте.

— Не надо! Для всех хозяин кардинского дома — Алан Вако.

— Я помню, — вампирша вздохнула. — Хотя мне принять эту ложь было тяжелее, чем вам…

— Знаешь, я думаю… — Карл задумчиво глядел в тёмную воду реки. — Я думаю, Латэ на нашей стороне. Он должен был принять решение, устраивающее покровителей, чтобы остаться во главе Ордена и по-прежнему контролировать ситуацию. Но если б Латэ действительно принял решение уничтожить Дар, был заинтересован в нём, разве стал бы он действовать так? Он прекрасно знает, чего ты ждёшь от поисков, но позволяет твоё посвящение в Орден. Он же позволяет нам действовать так, как заблагорассудится!

— Значит, нас, отступников, поддерживает сам глава? — Мира рассмеялась, ощутив долгожданный прилив сил.

— Задача, всё равно, предстоит сложная. Я считаю, необходимо не просто сохранить Дар, но и посвятить Избранного в охотники. Но, если мы попадёмся с этим посвящением, отвечать только нам, — заметив спешащие в Академию отряды, Карл жестом пригласил её прогуляться. Мира покорно последовала за охотником.

— Я тоже так считаю: посвящение необходимо. Избранного нужно будет посвятить в охотники, задурить ему голову вашей чушью, чтобы он не захотел пойти к вампирам. Мне нужен правильный Избранный! Может быть, и ему также пригодиться ваша защита… Но только это посвящение невозможно. Я знаю детали вашего ритуала, мне рассказывали новички: на посвящении всегда присутствует Крас. Вообще, присутствие потомка Арденса — обязательное условие. Кроме того, посвящение всегда проводится у Источника — в вашем священном месте.

— Не смейся. Вся Дона стоит на нашем Источнике.

— Я не смеюсь. Третье, самое ужасное: перед посвящением кровь новичка проверяют! Бовенс объяснил мне, что у Винсента брали кровь, когда он был Избранным, и нашли в ней какие-то особые частицы, свидетельствующие о Даре. Крас надеется найти Избранного без участия вампира!

— Этот метод поиска Дара далёк от совершенства, — у конца лестницы Карл остановился. Внизу раскрошились две ступени. Он спрыгнул вниз и подал ей руку. Мира, едва скрыв предательскую довольную улыбку, спускаясь следом, вложила свою ладонь в его и больше уже не вынимала. Скоро мост Макты остался позади.

— Всё равно. Как это сделать? Все три условия: Источник, потомок Арденса и проверка крови должны быть соблюдены. Чертовы ритуалы!

— Во-первых, исключи проверку крови: она не влияет на ритуал. Кроме Источника есть и другое священное место: Кардинская церковь Микаэля и — как удачно! — о ней давно все забыли. Потомок Арденса — это чушь, выдуманная сто лет назад, чтобы покровители могли контролировать состав Ордена и отсекать опасных и неугодных. Задача довольно проста. Вот только последствия посвящения Избранного… могут быть ужасны.

Карл тяжело вздохнул и замолчал. Мира заглянула охотнику в лицо и печально нахмурилась — оно было строгим и замкнутым, несмотря на вечную улыбку в уголках губ. Чужим.

Мира хитро улыбнулась и сжала посильней его руку, привлекая внимание.

— Интересно, Латэ догадывается, что кое-кто из его ближайшего окружения мне сочувствует? — весело спросила она и обезоруживающе улыбнулась.

— Наверняка, это ему известно, — Карл опять вздохнул, но уже легко, и сам засмеялся. — Подозреваю, сегодня он нарочно подначил меня на визит к вампирше!

Смеясь, они повернули с Восточного проспекта, стрелой уходящего вверх, к вокзальной площади.

 

Глава 17 Лабиринт

К радости Лиры, Владыка решил не торопиться с поисками. Более разговоров об Избранном не было. Дэви хранил загадочное молчание.

Лира опять скучала. Владыка редко отпускал её, чтобы она могла побыть в одиночестве. День за днём, ночь за ночью она вынуждена была следовать за ним — молчаливая тень! Его "останься со мной" набрало силу приказа, Лира не могла уйти. Их руки словно сковали одной цепью. Дэви цеплялся за неё, он заглядывал в глаза Бездны в её глазах… Он ждал ответа Госпожи.

Однажды, когда они лежали вместе в постели Владыки, он вдруг вздохнул и закрыл глаза. Его рука, накрывавшая её запястье, обессилела и потяжелела. Дэви спал.

"Он же не спит! Никогда не спит!"

Лира не сразу поверила, что так просто избавилась от его давящей воли. Они шевельнула пленённым запястьем, и рука вампира соскользнула на постель. Девушка была свободна.

Лира вскочила, торопливо принялась одеваться. Потом, стараясь не шуршать платьем, она крадучись вышла из спальни, затворила дверь. Дверь скрипнула, и Лира замерла, трепеща. Дэви спокойно спал.

"Надеюсь, он поспит сейчас за все свои годы без сна! Долго, долго…"

Уже никуда не торопясь, она немного погуляла по коридорам и спустилась в зал трапезной. Здесь пахло свежей кровью, и от голода у Низшей закружилась голова. Спотыкаясь, она прошла до едва тлеющего очага, у которого в креслах отдыхали два вампира. Адам Митто с вечной усмешкой подал ей бокал, потом, покачав головой, забрал обратно и подвинул к девушке начатую бутыль стабилизированной крови.

— Можешь без церемоний, — разрешил он.

Лира выпила бутыль до дна, и голод отступил. Она успокоено выдохнула и рухнула в кресло, принесённое для неё Гелером.

— Где Дэви? — с шутливой тревогой спросил Адам. — Девочка, ты всё-таки убила его?!

— Он спит.

Друзья переглянулись и рассмеялись. Лира закрыла глаза и улыбнулась.

— Он устал за столетия. Я приказала ему отдохнуть. Это сон перед битвой, — звонко сказала Бездна её устами. Лира ожидала испуга вампиров, но те расслабленно нежились в креслах. Гелер, вампир-хозяин, медленно смаковал кровь из бокала, Адам подвинулся ближе к задыхающемуся огню.

— Глашатай, придержи свои пророчества до ближайшего совета старейших, — лениво заметил он. — Я не в настроении пугаться и притворно ахать. И не делай такие глаза! Я едва унёс ноги от кукол госпожи Либитины и хочу отдохнуть.

— Либитина в городе? — переспросил Гелер. — Это хорошо. Она недавно просила продать ей несколько моих творений.

— Кукловоды обмениваются куклами?

— Нет. Что я буду делать с её фарфоровыми безделушками? Я дам ей кукол, Либитина поможет мне сведениями.

Огонь в камине потух. Вампиры не заметили этого, а Лира поёжилась от холода. Она поднялась и за несколько минут снова разожгла пламя, изрядно насыпав пепла на ковёр и испачкав платье. Теперь огня было слишком много. Вампиры скорчили гримасы и отодвинулись подальше от пылающего очага — Кто такая Либитина? Кукловод Дэви? Я не слышала о ней.

— Она — хозяйка многих кукол, но она не служит Дэви, — ответил Гелер.

— Это Нефандус, — кратко сказал Адам.

— О!

Лире было известно, что значит "Нефандус". Это был кукловод, когда-то служивший Дэви, но изгнанный. Нефандус обитал в лесах у подножья гор, за северными пределами Короны. Там он построил дом и окружил его лабиринтом. Дэви не решался наказать строптивца, ведь Нефандус был владельцем тысяч кукол — целой армии. Непредсказуемый безумец мог в мгновение смести всю вампирскую цитадель! Но он молчал, таился за стенами своего лабиринта. Нефандус не любил войну. Его забавой был театр. Он разыгрывал представления, в которых куклы были участниками и зрителями, а всех, забредавших в лабиринт, пугал сотнями чудовищных отражений себя. И всё-таки желающие посетить его дом находились: кроме кукольного театра Нефандус был также известен обширной коллекцией сведений о тридцати влиятельных Домах Карды.

— Хочу вернуть земли Гелеров, — тем временем говорил Герман другу. — Либитина намекнула, что знает некую лазейку в старом договоре с Калькарами…

— Ненасытные! Скупили весь запад Термины! — Адам начал загибать пальцы. — Моя земля, твой клочок в Сальтусе, Вако, Меренсы. Теперь они начали подбираться к Вальде.

— Почему вы зовёте Нефандуса Либитиной?

Адам наклонился из кресла к бывшей охотнице:

— Ордену прозвище Нефандус больше по душе, бессмертные же предпочитают иметь дело с Либитиной.

— Но ведь это женское имя!

— А кто он, Нефандус? Мужчина или женщина? Один Дэви знает, кто он был, но Владыка запретил упоминать о нём… или ней. Среди тысячи отражений за полтораста лет никому из гостей лабиринта не удалось найти хозяина.

— Говорят, ты ходил в лабиринт, — полувопросительно сказал Гелер.

— Давно. Ещё до встречи с Хеленой, — Адам покосился на собеседников и недовольно поморщился, поняв, что они ждут рассказа. — Я заглянул в лабиринт Либитины просто… из любопытства.

— Сегодня ты разрушил её представление тоже из любопытства? — усмехнулся вампир.

Адам бросил на друга быстрый взгляд, долженствующий означать: "Не при Лире Диос!" Та оскалилась в улыбке:

— И что ждало тебя в лабиринте, Митто?

— Спектакль, — скучно сказал вампир. — Новый поворот дороги — и новая сцена. И драма, и комедия. Признаться, было интересно. Я даже начал следить за сюжетом. Нефандус — мастер!

— Не понимаю… Спектакль?

— Да. Актёры-куклы, декорации. А в глубине лабиринта играл оркестр.

— Ты шутишь, — усомнился Гелер.

— Либитина шутит. И мне досталась ещё безобидная шутка. Смертных хозяин лабиринта не отпускает, пока не вывернет наизнанку их души. Тогда он убивает их и делает новых кукол. Над сarere morte же он просто глумится.

— Всё-таки что это был за спектакль? — спросила Лира. Пламя жгло кожу невыносимо, и она, как и друзья-вампиры, была вынуждена отодвинуться от очага.

— Я понял это не сразу: спектакль был о фамилии Митто. В конце автор вывел на сцену и истинных героев. Некоторых из моего рода.

— Кукол?

— Да.

— Кощунство! — жёстко сказал Гелер. — На твоём месте я бы сжег лабиринт дотла.

— Столетие назад Дэви пытался. Армия кукловода остановила его. Впрочем, Владыка действовал слишком осторожно: он хотел уничтожить бывшего слугу, но не его архив. По слухам, сведения, что собрал Нефандус, обширны и правдивы. Их обнародование погубило бы немало семейств Короны.

— Кукловоду интересны только семьи Карды? А Дона?

— Ему интересно всё! История Карды и история Доны, Орден и Макта. Легенда о Даре и легенда о первом Арденсе…

Девушка разволновалась. Чтобы скрыть это от друзей-вампиров, она поспешно поднялась, с грохотом опустила заслонку камина. Пламя зачихало и скоро потухло.

— Значит ты не видел Нефандуса? — звонко спросила она, обернувшись к Адаму.

— Почему же? — удивился вампир. — Открою великую тайну: видел. Когда Либитина вывела ко мне кукол Митто, я не дрогнул. И она сдалась, пустила меня дальше. Я был в доме в центре лабиринта. Нефандус — он, мужчина. Усталый, постаревший раньше времени, разочарованный…

— Слишком просто. Или ты опять шутишь?

— Не в этот раз, леди Диос. Хотите — проверьте мои слова. Надеюсь, Либитина покажет вам со стороны унылый спектакль вашей жизни, — брюзгливо сказал Адам.

Лира вышла за пределы замка и застыла на месте от удивления. Последний раз, когда она покидала мрачное убежище Владыки, стояло лето. Теперь же небо было низким, выцветшим. С деревьев облетела листва. Осень. Предзимье.

"Осень. Но сколько же времени прошло — несколько месяцев… или лет? Который сейчас год?"

— Не ходите к Нефандусу, леди Диос, — сказал подошедший Хиам и повинился. — Я слышал часть вашего разговора с Митто…

После неудачной попытки побега от грозных старейших-предков, младший Калькар присмирел. Как и Лира, он не покидал пределов Карды, бродил по окрестностям в сопровождении своей стаи.

— Мне интересно, кого я встречу в его лабиринте.

— Зачем испытывать судьбу? Если Владыка узнает…

— Он скажет: женское любопытство!

— Что тебе на самом деле нужно от Нефандуса, бессмертная?

Собаки молодого вампира-хозяина подбежали, закружились у ног девушки, не давая сделать ни шага. Лира окаменела лицом, но ответила прежнее:

— Я давно не была в театре. Хочу развлечься. Не волнуйся за меня, я возьму Мирту.

Она не была готова к долгому путешествию — ни еды, ни дорожной одежды, и всё же решила отправляться незамедлительно. Хиам печально покачал головой и принёс ей фляжку стабилизированной крови. Лира вскочила на подведённую им лошадь.

— Владыка нескоро проснётся. Я успею! — зачем-то заверила она вампира. Успокоившийся Хиам улыбнулся:

— Всё-таки я вас провожу.

Дорога была долгой. К утру Лира покинула северные предместья Карды. День она отдыхала под неярким осенним солнцем, а её более хрупкие спутники-звери прятались в укрытии. Вечером девушка снова вышла в путь.

Потянулся мрачный осенний лес. Стая собак Хиама по-прежнему следовала за Лирой, а некоторые забегали вперёд Мирты — осматривали дорогу. Они действовали уверенно, чётко, и юная вампирша почувствовала прилив сил.

Она не сомневалась: встреча с Нефандусом необходима. Разумеется, ей любопытно: что же там за лабиринт такой? Но главное — узнать подробности ритуала уничтожения Дара. Наверняка в архиве Нефандуса есть сведения о нём! Кукловод ненавидит Владыку, прогнавшего его, и будет рад помочь врагу Дэви.

Лошадь шла медленно, ступала осторожно, будто плыла над землёй. Скоро встречу Лире перестали попадаться путники, исчезли вдали редкие огни деревень. Она приближалась к логову Кукловода и теперь то и дело озиралась. Во всех встреченных тварях: птицах, лесных зверях Лире мерещился неизвестный вампир-хозяин.

Вот огромный чёрный ворон сорвался с ветки, тяжело махая широкими крыльями, поплыл над лесом к всё ещё далёким горам: несомненно, кукла Нефандуса. Девушка не могла объяснить, откуда к ней пришла эта уверенность, но… Это был он! Впервые за сутки Лира разомкнула губы:

— Ты можешь оставить меня, Хиам.

Собаки сухо залаяли в ответ, а Мирта тронулась быстрой рысью и скоро сорвалась в галоп, ловко лавируя между сухих деревьев. Девушка вцепилась в гриву лошади, не следя, куда та её везёт, думая лишь о том, как удержаться в седле. Справа и слева замелькали рыжие и чёрные пятна: собаки Хиама рассредоточились по лесу, но не отставали.

— Не поворачивай назад! Вези меня к Кукловоду, Хиам! — на всякий случай потребовала Лира.

В бешеной скачке прошло немало времени. Смертные звери давно выбились бы из сил, а лошадка пала, но эти были неутомимы. Лира постепенно осмелела и уже не цеплялась так за Мирту. Она следила за рыжими и чёрными пятнами в лесу.

"Мне кажется, или их стало больше?"

Опять же интуитивно она поняла: в стае появились новички, и эти новые звери принадлежат другому хозяину. Она не видела их движений, взгляда их тёмных глаз, они не принесли никакого иного запаха, и всё же ощущение чужого было. Другой. Другой хозяин. Нефандус, северный Кукловод!

Куклы Нефандуса оттеснили зверей Хиама. Лира осталась с одной Миртой. Она прижалась к шее лошади, зашептала что-то успокаивающее: больше себе, чем всё такой же уверенной, холодной Мирте.

Четвероногие твари Нефандуса приблизились. Теперь они неслись вровень с Миртой, покусывая лошадь за ноги. Несколько раз страшные челюсти полусобак-полуволков ухватили развевающееся платье Лиры.

Лес заканчивался. Впереди посветлело: там было большое открытое пространство, залитое лунным светом. Мирта сбавила шаг и встала. Чужие звери вились у её ног. Девушка спешилась.

— Уходи теперь, — строго велела она Мирте. Лошадь скосила на хозяйку огромный тёмный глаз и фыркнула, как показалось Лире, укоризненно.

— Спасибо, — тогда виновато прошептала девушка и погладила её по щеке. Она отправилась дальше в сопровождении зверей Нефандуса.

Эти звери были совсем не похожи на собак Хиама. Для Хиама его твари были инструментом, и он не задавался целью поддерживать их неотличимыми от живых животных. Но не таков был Нефандус! Никто, кроме, пожалуй, чуткого к чужой Бездне carere morte, не заподозрил бы, что эти звери давно не живы. По сравнению со стаей Кукловода, звери Хиама были собранием музейных экспонатов — чучел.

Собаки вели себя дружелюбно. Их хвосты реяли как флаги, они толкались влажными носами девушке в ладони, и вампирше даже казалось, что от них исходит тепло, как от живых. Звери легонько подталкивали её, побуждая взойти на большой, поросший кустарником холм. Лира подчинилась.

За холмом снова начиналось редколесье, а дальше высилась странная монолитная стена, не принадлежащая ландшафту и чуждая ему.

"Лабиринт!"

Стая брызнула с холма. Через мгновение звери были внизу, разноцветные пятна их спин замелькали меж деревьев. Лира коротко вздохнула и бросилась за ними. Но бежала всё же слишком медленно. Ноги путались в длинной юбке, с холма она чуть не полетела кувырком. Звери скрылись в лесу.

"Постой!" — крикнула она последней, серой твари. Ноги запутались в юбке, и девушка рухнула ничком. Она не успела подставить руки — и вот, всё лицо в сухих жёлтых иголках лиственницы. — Я не успеваю! Подожди!

Нефандус не собирался ждать. Лира поднялась, охнув от боли в колене, а последняя тварь Кукловода уже скрылась. Остались только следы зверей на усыпанной хвоей лесной подстилке.

Лира побежала. Она раскраснелась и разволновалась, но не могла уговорить себя идти тише. Лес закончился резко, словно оборвался. Стена лабиринта внезапно встала перед девушкой, и её сердце испуганно ухнуло вниз.

Лабиринт был не каменным. Обычный декоративный, только непомерно большой. Стена — высокий, аккуратно подстриженный кустарник. Над ним, едва не задевая крыльями, носились вороны. Лира попыталась просунуть руку сквозь ветки, чтобы определить толщину стены, и птицы сразу же снизились, с громким криком закружились над головой, больно дёргая за волосы: "Трогать нельзя!"

— Хорошо, — пробормотала девушка. Она отступила и двинулась вдоль стены в поисках входа.

Зелёная стена тянулась и тянулась. У Лиры закралась мысль, что она ходит по кругу. Птицы кружили невысоко над ней, навевая нехорошие ассоциации с воронами на поле боя, ждущими смерти тяжелораненого. На землю спустилась ночь, и Лира начала уставать. Стена лабиринта слева словно выросла и закрывала полнеба. Девушка остановилась, обратила лицо к птицам.

— Я так не играю, — сказала она тварям Нефандуса. — Я пришла развлечься, а ты не пускаешь меня внутрь. Что ты надеешься узнать обо мне, заставляя бесцельно кружить вне лабиринта?

Вороны хрипло закаркали: "Много всего интересного!"

Однако Нефандус сжалился: впереди открылся вход: красивый, ровный, с идеально вычерченной аркой вверху. Лира, не раздумывая, шагнула в него.

Внутри было светло: на земле через каждые десять шагов были поставлены зажжённые лампады. Довольно широкий коридор уходил далеко вперёд.

"Где здесь столько места для этого? Или это — первая иллюзия Нефандуса?"

Через три лампады от Лиры появилась знакомая серая тварь. Лира не заметила, откуда пришёл зверь, казалось, он просто соткался из тьмы. Собака дружелюбно вильнула хвостом и мотнула головой: "Следуй за мной".

Они шли долго, и Лира начала засыпать. Словно почувствовав её скуку, собака бросилась бежать. Девушка последовала за ней.

Сначала зверь бежал небыстро и, чтобы не терять его из виду, Лире достаточно было просто идти быстрым шагом. Потом тварь ускорила бег, неестественно и страшно выгибая спину и выбрасывая лапы, и Лира побежала.

Коридор по-прежнему шёл прямо. Что за чушь?

Ещё две лампады… Коридор открылся большим открытым залом, не меньше оружейного зала Дэви. Здесь сиял свет и гуляли люди. Играла музыка. Поражённая Лира замерла на мгновение, затем вновь кинулась за зверем. Она чуть не сбила с ног какую-то даму, разбила одну прогуливавшуюся парочку. Но тварь упустила. Лира остановилась, напряжённо оглядываясь в поисках серого проводника. Она старалась не обращать внимания на гуляющих, не смотреть в их лица. Эти прекрасные мертвецы вызывали в ней ужас.

Слева мелькнуло серое пятно, Лира бросилась за ним.

Это было похоже на страшный сон: она бежала всё сужающимися коридорами за дразнящейся тварью и никак не могла догнать. Лёгкая музыка, звучавшая отовсюду, только усиливала её ужас. Впереди была уже не собака: спутник Лиры сменил обличье на человеческое: худой, маленький старик в серой накидке бежал с несвойственной его возрасту резвостью и хихикал.

Наверное, можно было прекратить это безумие… Но Лира не могла. Она была бессильна проснуться. Странная игра Нефандуса захватила её. Она должна, должна, должна догнать и поймать того, кто впереди.

Коридор шёл сужающимися кругами. Он закруглялся очень плавно, и бежать было легко. Поэтому, когда коридор внезапно сделал крутой поворот вправо, Лира не сумела остановиться и ударилась о стену листьев. Старик впереди снова захихикал… Мерзкий старик! Нефандус показал гостье язык и сменил обличье: старика поглотила тьма, и вместо него свой серый плащ взметнул крылом другой персонаж: девочка-подросток, высокая и худая, как Лира.

Погоня продолжилась. Коридор теперь делал резкие углы, и Лира то и дело слепо тыкалась в стену. Она устала, спотыкалась на бегу и уронила несколько лампад.

Коридор открылся новым залом, и в нём шла похоронная церемония. Музыкальное сопровождение, естественно, изменилось: тихая, навевающая грусть и заползающая в самую душу мелодия. Юная вампирша только раз глянула на открытый гроб и сразу же отвернулась. В гробу лежала опрятная старушка, и Лире на мгновение показалось, что это её бабушка.

Нелепая и страшная погоня не кончалась. Нефандус менял обличья как перчатки: старуха, стая собак, крохотное дитя в светлом платьице, едва научившееся ходить, чёрная птица с жирно блестящими перьями… Менялась и экспозиция в залах: то великосветский приём, то вгоняющий тебя во тьму безумия детский праздник: веселье крохотных нарядных кукол. Небо вверху зачернело, как оно чернеет только перед рассветом, и Лира совсем выбилась из сил.

Ворон взмыл вверх и растаял в небе. Лира остановилась. Она проводила последнюю тварь злым взглядом и села у стены, устало уронив руки на колени. Она закрыла глаза, изображая крайнюю степень усталости, и Кукловод купился. Новая его тварь, треща крыльями, бесстрашно подлетела к самому лицу Лиры, и девушка мгновенно очнулась, протянула руку ухватить новую птицу.

Птичка увернулась, но отлетела недалеко. Она была совсем маленькая. Серая, с яркой полоской на голове.

"Королёк" — вот как она называется…"

Лира поднялась, попыталась поймать королька. Птичка дразнилась, не давалась в руки. Она вспорхнула на стену и поглядела оттуда бусинами глаз, потом нырнула вниз и скрылась в новом повороте коридора. Лира кинулась за ней. Птичка летела невысоко — протяни руку и схвати. Лира запнулась о лампаду, та разбилась, и позади вспыхнул пожар. Лира не обратила на это внимания: её важно было достать птицу. Поворот, ещё один… Прыжок. Вытянувшись вперёд как змея, девушка, наконец, схватила королька. Тварь затрепыхалась в кулаке, Лира сжала пальцы посильнее и… раздавила птичку.

— О-ох!

Её затошнило от отвращения. Она разжала кулак, отбросила то, что было там, подальше и долго судорожно тёрла руки носовым платком. Крови, к счастью, не было. От птички осталась пыль и перья.

— Либитина всё шутит, — дрожащим голосом сказала Лира темноте. — Ха-ха. Я удивлена, поражена, восхищена. Я аплодирую! — Она замолчала.

Музыка изменилась. Неведомо откуда полилась знакомая, жившая на задворках памяти мелодия: старая колыбельная, которую так любят петь в Карде и в Доне. В стене прямо перед девушкой открылся длинный тоннель. В конце его был свет — неровный неяркий тёплый свет открытого пламени нескольких свечей. И девушка пошла на него, как мотылёк летит на огонь.

Лире открылась гостиная: богато обставленная гостиная великосветского дома. Стены, обитые шёлком, мягкий ковёр на полу. Красными отсветами очага поблёскивали мечи, арбалеты, развешанные на дальней стене и занимавшие её от пола до потолка. Знакомое оружие охотников!

В комнате были двое. Лира увидела эту пару издалека и, пока она шла тоннелем, её сердце гулко ухало в пустом теле, грозя разрушить его изнутри. Это были знакомые фигуры! Мужчина лет тридцати сидел на диване, повернувшись к Лире в профиль. Его рубашка была расстёгнула и спущена с одного плеча. Рыжеволосая женщина склонялась над ним и нежными движениями втирала в больное плечо душистую мазь.

Лира замерла на пороге гостиной, боясь спугнуть видение из далёкого детства: родители возвратились из рейда. Папа опять потянул плечо, и мама взяла свою волшебную болеутоляющую мазь. Травяной и свежий запах снадобья опять, как в детстве, дурманил Лиру. Ей казалось, она снова, таясь, заглядывает в гостиную в старом родительском доме. Даже бледный свет наступающего утра за окнами был тем же самым. Звенела знакомая песня-колыбельная…

Лира глубоко вздохнула и приказала сердцу успокоиться. Потом она отвернулась от родителей.

— Ты немного проштрафился, Нефандус! — крикнула она в темноту тоннеля. — Да, мои родители были убиты, их тела до сих пор не найдены, не похоронены… но напрасно ты думал обмануть меня этими… этими… куклами! Они не похожи на моих родителей. Что мама всё прячет лицо за волосами? Почему папа не повернётся к дочери? Кстати, мама никогда не пела эту колыбельную. Она сама сочиняла песенки для меня… И оружие охотников в нашем доме не вешали на стену пылиться: мечи и арбалеты нам постоянно были нужны, надеюсь, ты понимаешь, зачем. Кстати о доме: мы никогда не жили так богато. Отец все лишние деньги возвращал в виде пожертвований обратно в Орден! Так что ты немного проштрафился, Нефандус. И хорошо! Будь это мои мама и папа, я бы достала тебя из-под земли, я бы отыскала тебя на краю света, я бы выцарапала тебе глаза и открутила голову! Я бы разорвала тебя на части одними руками за то, что ты посмел сделать с ними!

Нефандус молчал. Свет потух, и за одно мгновение темноты и тишины сцена вместе с куклами была убрана. Стены камеры, в которой она помещалась, сдвинулись, став продолжением коридора, в котором стояла Лира.

В конце удлинившегося тоннеля вновь вспыхнул свет — на этот раз яркий, безжалостный, как свет солнца. Девушка, заслонив глаза козырьком ладони, сумрачно поглядела туда: "Чем ещё думает напугать её Кукловод?"

Три человеческие фигуры зачернели в светлом конце коридора: две мужские и одна женская. Неестественно высокие и тонкие поначалу, ступая к девушке, они словно обретали плоть. Скоро Лира различила, что это — пожилой мужчина, юноша и девушка, все в зимней одежде. За плечом пожилого виднелся разложенный арбалет, девушка прятала руки в маленькой муфте, юноша, скрестив худые руки на груди, неотрывно глядел на Лиру, и предательница, не видя этого взгляда, чувствовала, как он пронзает её копьём. В руке юноши серебром сверкал маленький кинжал.

Самое страшное Нефандус приберёг напоследок. Он знал, как заставить Лиру вопить от ужаса: показать охотнице погибших из-за её предательства в Призрачном парке. Эта была старая её вина: давняя-давняя, из какой-то прошлой жизни, спрятанная от всех и в первую очередь от себя.

Фигуры приближались, и Лира не выдержала. Она бросилась бежать — прочь, прочь! Дорога услужливо бросалась под ноги. Коридор распрямился — больше никаких поворотов и зигзагов! Девушка пулей вылетела из лабиринта через пару минут, не успев задохнуться от безумного бега, и, не помня себя, стала продираться сквозь лесочек. Скоро платье зацепилось за сук и остановило её. Лира опустилась на мягкую, усыпанную хвой тропинку и закрыла лицо руками. Её била нервная дрожь. Так бесславно закончился для самоуверенной юной вампирши визит в лабиринт Либитины.

 

Глава 18 Нефандус

Наступило утро. Небо нехотя посветлело, остановившись на тускло-сером. Скоро заморосил дождик. Лира поднялась и побрела вглубь леса. Она проползла под шатёр нижних веток ели и легла на мягкую землю, подтянула колени к животу.

Она ждала, когда наступит отрезвление и события в лабиринте покажутся страшным сном. Но сцены прошедшей погони были всё также реальны. А фигуры родителей и те трое, идущие к ней по коридору, до сих пор стояли перед глазами.

"Чушь! Это были не мои родители. И те трое тоже вряд ли те самые люди, что были в Призрачном парке. Если бы ты подождала еще минутку, чтобы они подошли ближе, стали бы различимы их лица, и ты бы посмеялась над Нефандусом!"

Лира попыталась улыбнуться, но не вышло. Что-то подсказывало ей: не засмеялась бы! А если, не дай боже, кто-то из трёх, пусть только один, оказался бы тем самым?!

"Я бы, конечно, не умерла. Но мне было бы очень, очень плохо!"

"Какая чушь! Куклы — не живые люди. Неужели ты не перенесла бы "предательница", обращённого к тебе, Лира Диос? — удивлялась Бездна. — Ты во власти старого страха сейчас. Давно ли ты ушла к нему от меня? Ты моя подданная!"

— Да, — всхлипнула Лира.

Она понимала: со страхом надо бороться, нужно вернуться в лабиринт и довести дело до конца. После всех издевательств она просто обязана дойти до Нефандуса. Но сейчас отыскать хозяина представлялось ей неразрешимой задачей.

Пойти старым путём: ждать, когда Кукловод откроет ей проход — значит, опять играть в игру Нефандуса. А из своей игры он всегда выходит победителем! Идти старым путём значит опять встретиться со знакомыми фигурами из прошлого. Увы, в прошлом охотницы слишком много событий и вещей о которых хочется забыть! Нет-нет, этим путём она больше не пойдёт!

Да, Митто однажды удалось пройти до центра лабиринта, но ведь Адам известный лгун! И шутник. "Нефандус покажет вам унылый спектакль вашей жизни", — вспомнила Лира и усмехнулась.

Вечером её отыскала стая Хиама. Лира выбралась из-под мокрых веток и немного поласкала собачек. После тварей Нефандуса эти звери казались эталоном того, как должны выглядеть вампирские куклы. Нет, не надо полного сходства с живым! Это так… извращённо. Куклы — инструмент и должны быть только им, всё иное — излишество и говорит о сумасшествии хозяина.

"А ведь Нефандус должен часто бывать на кладбищах, — пришла мысль. — Может, поискать его там? Куклу может создать только сам хозяин, никто из carere morte не способен передать своё проклятие через куклу, иными словами, куклы не умеют обращать. Значит, на кладбище за новым телом-одеждой он является сам, либо посылает слугу, который несёт покойника к кукловоду. Можно поймать самого Нефандуса или проследить за рабом до логова хозяина…"

Лира обдумала этот вариант. Что это так настойчиво, неотвязно крутится в голове? "Говорят, Нефандус — вампир-калека. Он никогда не покидает своего убежища…" — откуда к ней пришло это? Подсказка Бездны?

"Нет же, так говорили в Ордене!" — ей почему-то стало очень не по себе. Орден… Этот Кукловод разбудил слишком много старых воспоминаний!

"Хорошо, если сам он на кладбище не явится, придёт его раб. Можно проследить за ним… — она перебила себя. — Ага, как же! Тебя заклюют птицы, тебя загрызут звери, не успеешь ты и шагу ступить в лабиринт! Кроме того, ты могла заметить, узор лабиринта непостоянен: его стены двигаются, коридоры меняют направление. Он — как детская игра в кубики, куклы-подручные переставляют куски стен, направляя твой путь. А ты не замечала их, потому что они мертвецы! Куклы в крылатой тени могут быть совсем незаметны ночью! Недаром в Ордене их зовут людьми-невидимками…

Лира выпрямилась и замерла, забыв о вьющейся у ног стае Хиама.

"Орден, охотники… Вот же оно! Зачем ей красться по лабиринту, как carere morte, дитя ночи? Она охотница, защита, полученная от родителей, останется с ней навечно. И она пойдёт к Кукловоду днём, смело, не страшась призраков, прокладывая себе путь серебряным мечом!"

Лира склонилась к вожаку стаи, притянула лохматую голову к себе, быстро зашептала на ухо:

— Хиам, принеси мне оружие охотников из замка Дэви. Пожалуйста! Оно мне нужно к завтрашнему полудню. Успеешь?

Зверь кивнул два раза: странно человеческие движения, и Лира успокоилась. Она позволила стае проводить себя до убежища под ветвями ели и почти сразу же провалилась в сон.

Девушка проснулась в полдень. Тёмный шатёр веток позолотили солнечные лучи. Новый день был ясным. Посеребрённое оружие охотников лежало у её ног: меч, миниатюрный, рассчитанный на руку дамы арбалет с десятком стрел в поясном футляре, кинжал. На рукояти кинжала сохранились инициалы владельца: "D. H. V". Стаи поблизости не было: зверям Хиама нужно было более надёжное убежище на день, чем Лире, Низшей.

Перебирая в уме известных охотников из прошлого, которым могли бы принадлежать инициалы на кинжале, Лира быстро собрала амуницию, приладила пояс со стрелами, приторочила к нему меч. Она долго провозилась с арбалетом, в конце концов зарядила его и решила нести в руках. Для кинжала нашлось место за подвязкой чулка. Снарядившись, Лира попробовала представить себя со стороны — и рассмеялась. Всё-таки она отвыкла представлять себя в облике охотницы!

Солнце начало свой путь к горизонту, а девушка упрямо зашагала к лабиринту. Сейчас стена — переплетение ветвей показалась ей маленькой и совсем не страшной: всего в полтора человеческих роста, даже ограда у дома Бреннов была повыше. Никаких тварей-соглядатаев поблизости не наблюдалось. Лира прошла немного вдоль стены. Никакого входа ожидаемо не открылось.

— Ладно, — сказала она блёклому осеннем небу. — Я иду.

Она нашла крепкие ветви, за которые можно было ухватиться, полезла наверх. Залезть оказалось непросто. Арбалет на время подъёма пришлось взять в зубы, он цеплялся за стену и злил Лиру. Наконец она забралась наверх и уселась. Сухие ветки пружинили, не ломались. Осмелев, девушка попыталась приподняться, заглянуть подальше в лабиринт, и стена под ней протестующе затрещала. Лира приникла к стене и замерла. Ей пришлось удовольствоваться открывшимся видом.

Отсюда было видно несколько пустых коридоров и одну большую четырёхугольную поляну вдалеке. За ней ряды стен сливались в сплошную чёрную полосу. Дом Нефандуса возвышался на горизонте — необычный дом, похожий на многоглавого дракона.

— Ладно, — снова сказала Лира небу. — Я спускаюсь.

Оказавшись в первом коридоре, она недолго постояла в раздумьях: искать ли двери или снова лезть наверх? Скоро решение пришло к ней. Злорадно усмехнувшись, Лира достала меч из перевязи и принялась крушить внутреннюю стену.

Она продралась сквозь одну стену, потом проделала дыру во второй. Никто не мешал ей. Скоро Лира добралась до поляны и здесь устроила обед.

Стабилизированная кровь из фляжки показалась ей отвратительной. Девушка едва сделала несколько глотков, потом оторвала маленькую сухую веточку и пожевала её, чтобы горечью заглушить мерзкий привкус во рту. Наверное, так на вампиршу подействовал образ охотницы, который пришлось примерить… Скоро Лира утёрла губы и поднялась. Она прорубила путь в стене и нахмурилась: дыра получилась чёрной, как пропасть. В новом коридоре не было света. Упрямая охотница всё же пробралась туда и остановилась, теперь надолго. Вокруг было темно, хоть глаз выколи. Лабиринт был накрыт чем-то сверху. Лира вскарабкалась по невидимой стене и коснулась потолка. Он был сшит из толстой дублёной шкуры какого-то зверя.

— Хм-м, — сказала охотница темноте и спрыгнула.

Эта темнота начинала пугать Лиру. Она была… не пустой. Здесь, невидимые, сновали куклы Нефандуса. Вот птица пролетела над головой, зацепила несколько волосков, и девушка вскрикнула, от испуга очень громко. Крик унёсся далеко вперёд и затух.

Охотница вскинула арбалет, выстрелила в потолок. Стрела пробила в нём дыру, и коридор разделила пополам тонкая нить света. Впрочем, помогала она мало: тьма была сильнее.

Лира бросилась вперёд по коридору Скоро навстречу полезли твари, и охотница рассекала их мечом.

"Нужно было взять сюда огонь!" — зло подумала она.

Куклы Нефандуса лились из глубин лабиринта нескончаемым потоком, но никому не удавалось хотя бы коснуться охотницы: их сейчас же отшвыривала защита. И постепенно Нефандус начал сдаваться. Теперь его твари больше огрызались, чем наступали. Лира размеренно и уверенно продвигалась вперёд. Она сумела сбить из арбалета двух птиц, правда, справедливости ради стоит отметить, на бесплодные попытки стрел израсходовала в два раза больше… её меч почернел и истончился от проклятой крови carere morte.

Но Нефандус бежал! И, уходя, он не успевал затворять проходы. Охотница гнала Кукловода в его логово!

Лабиринт закончился внезапно: только что был надоевший коридор и чёрные тени кукол, и вдруг волна тварей отхлынула и всосалась в узкий подземный тоннель, а из освободившегося конца коридора хлынул свет, будто кто-то распахнул там дверь. Впереди было большое открытое пространство. Лира стояла перед домом Кукловода.

Дом был необычен, как и его хозяин. Он имел форму креста или буквы "Х": четыре квадратных здания по краям, к которым подходили четыре выхода из лабиринта, и одно в центре. Вокруг была чисто выметенная голая, без единой травинки, земляная площадка. Здания были раскрашены во все цвета радуги, вблизи жилище Нефандуса напоминало уже не чудовищного дракона, а огромную конфету. Лира стояла напротив здания изукрашенного дугами и кругами, соседствующее справа щетинилось углами и острыми как иглы линиями, слева — гипнотизировало разноцветными спиралями.

Лира нащупала в футляре стрелу и зарядила арбалет. Она осторожно приблизилась ко входу в ближайшее здание. Этот вход словно принадлежал театру: колоннада, массивные каменные ступени и огромная ручка с кольцом. Кукол поблизости не было, но охотница была уверена: полчища их поджидают её в тёмных глубинах дома Кукловода. Всё же, не потеряв уверенности, она потянула тяжёлую дверь на себя.

Прежде Лире довелось побывать за кулисами театра: однажды она была там на задании Ордена. Поэтому она вздрогнула, увидев тот же хлам декораций, реквизита и костюмов: неужели Нефандус знает и об этом, и приготовил ей новое испытание? Но скоро поняла, что совпадение случайно. Кукловоду не было дела до охотницы. Его куклы носились по дому, таскали реквизит, латали костюмы, примеряли парики. Они готовились к представлению, вот только зрителем была не Лира. К охотнице Нефандус утратил интерес.

Это было… обидно! Лира шла вглубь здания, и никто не препятствовал ей. А она, разгоряченная битвой, всё никак не могла успокоить сердце. Оно стучало и требовало ещё зрелища, ещё тёмных коридоров и тёмных тварей, которых надо разить мечом!

Скоро она в нерешительности остановилась: перед ней было два коридора, и девушка не знала, какой путь предпочесть. Один коридор уводил направо, другой шёл прямо и, поразмыслив, Лира предпочла его. Она предполагала, что Кукловод таится в центральном здании — как паук в центре паутины. Значит, ей нужно идти всё время прямо.

Коридор оказался очень тесным. Полный человек не протиснулся бы в нём. Лира терпела, хотя меч больно вдавился рукоятью в бедро. Скоро охотница различила впереди дверь и два зажжённых светильника в стенах. Недолго думая, Лира сняла одну лампаду с подставки. Сейчас же дверь перед ней распахнулась.

Она была в логове Кукловода. Центром паутины Нефандуса оказалась небольшая зала почти без обстановки, скупо освещаемая одной лампадой. Хозяин поднялся навстречу девушке, приветствуя. Точнее, его следовало называть Либитиной: это была женщина. Очень высокая, с чудесными чёрными прямыми волосами, спускающимися ниже талии, лицо было лицом богини. "Старая красота, — почему-то подумала Лира. — Как с древней фрески, как тысячелетняя статуя…"

В зале находились ещё люди, вернее, куклы, но женщина-богиня была главной. Многочисленные тени, жмущиеся к стенам, были марионетками. Человек, отворившись Лире, отступил в сторону, но, прежде чем он скрылся в темноте, девушка разглядела его. Усталый, согбенный старик… — не с ним ли разговаривал Митто?

— Дочь охотников, — завораживающий голос Либитины заполнил залу. — Ты оказалась упряма. Что тебе нужно от меня?

— Мне нужно знать всё об уничтожении Дара.

Лира ожидала, что богиня засмеётся, но женщина молчала. Её худая фигура была скрыта тёмными бесформенными одеяниями: девушка надевала подобный балахон на собрание своего клуба самоубийц в Прэсто, и Лире привиделось, что ткань платья Либитины зашевелилась, словно кто-то юркий, маленький прополз в ногах богини.

— Только-то? Почему же ты не спросишь это у своих, дочь охотников? — не удержалась от подколки Либитина.

— Дочь охотников? Меня давно не зовут так, — Лира сделала долгую паузу. — Владыка зовёт меня… Глашатай Бездны! Хочешь знать волю Бездны, Кукловод? Хочешь увидеть мир Её глазами? Дай мне сведения о ритуале!

Либитина задумалась. Она уселась в высокое, невидимое в темноте кресло, одеяние у её ног снова зашевелилось, и Лира вздрогнула от отвращения: там, несомненно, ползало какое-то существо. Очертания фигуры проступали под тонкой тканью, и фигура эта была невообразимо уродлива. Словно смятый бумажный человечек… — смерть так поиграла с этим телом или существо было уродливо с рождения? Тварь двигалась как-то коротко, рвано, дёргано. Один раз, охотнице показалось, она тихо застонала.

— Ритуал? Так мало? Ради старинного химического чудодейства ты прошла весь лабиринт, вынесла ночные пытки? Не верю, Лира. Тебя гнало любопытство. Так получай же… — богиня прищурилась. — Ты задумывалась, откуда пришла твоя защита, Диос? Не приходила в голову мысль, что сотни лет назад твой предок породнился с Арденсом, создателем вампиров?

— Первый из Диосов поклялся, что все его потомки отдадут жизнь борьбе с carere morte. Моя защита — подарок этого фанатика. Придумай сплетню повеселее! А лучше расскажи про ритуал…

— Ритуал прост. Солнце, Луна, Утренняя Звезда, — скучно сказала женщина. — Проведи их по десяти ступеням, очисти и дай выпить раствор смертному, обладающему Даром. Но помни: он должен сам принять снадобье из твоих рук. Ещё в этом ритуале тебе нужны будут помощники: потомки Арденса или люди, разделившие их вину, — охотники.

— И всё? — Лира угрожающе качнула рукой с лампадой. — Учти, если ты врёшь, я сожгу всё в этой комнате и…

— Меня зовут Либитиной, богиней мёртвых. Боги не лгут девочка, тем более, боги смерти. — женщина взмахнула рукой, и из темноты выдвинулась фигура: знакомый старик. Он держал в руках свиток.

— Возьми, здесь все подробности, — богине было скучно.

— Благодарю, — девушка положила свиток в футляр для стрел и неловко поклонилась. — Владычица… Теперь спрашивай у Бездны, что хочешь. Загляни в Её глаза.

— Меня пугает твоя Бездна, Лира Диос, — брюзгливо, словно речь шла о каком-нибудь мохноногом пауке, сказала Либитина. — Глядись сама в это зеркало! Материальный мир даёт те же ответы, что и Она. Я помогаю тебе лишь потому, что это навредит Дэви. — Глаза богини полыхнули ненавистью. Существо, ползавшее в её ногах, высунуло голову. Лира не удержалась от вскрика, но не от ужаса — от неожиданности: голова существа не была уродлива, как тело. Это была головка юной прекрасной девушки, круглолицей и румяной. Её кожа была фарфоровой белизны, совсем как у Лиры, волосы медно блестели. Заметив взгляд охотницы, девушка улыбнулась, показав маленькие острые клыки, и вновь скрылась в складках одеяния Либитины.

"Чёрт! Кукловод всё дурачит меня! "Калека", — говорили в Ордене… Калека — вот же она, Либитина! А богиня — лишь маска… последняя маска!"

— Почему ты так обижена на Владыку? — торопливо спросила охотница, тихонько приготавливая арбалет.

— Он был недоволен мной… — взгляд женщины затуманился, и Лира испугалась, что она сейчас разразится слезами.

— Значит, я для тебя орудие мести?

— Да, — богиня откинула голову на спинку кресла и совсем скрылась в темноте. Тварь у её ног также затаилась, грустя. — Однажды они все выстрелят, мои орудия! И сын Дэви, отданный в чужую семью, считающийся умершим в младенчестве… И Калькары, ходившие ко мне втайне друг от друга, ведомые одной местью… И Митто, жаждущий и боящийся трона Владыки… И ты, дочь охотников, покорённая, но не покорившаяся…

Лира быстро вскинула арбалет. Выстрелила. Стрела пробила одеяние женщины и пригвоздила голову истинной Либитины к трону. Вздох пронёсся по залу и оборвался. Тени стекли по стенам: то куклы Нефандуса мешками сползли на пол. Охотница подскочила к трону и яростно принялась рубить мечом одеяние высокой женщины, словно задремавшей в кресле. Откинуть ткань в сторону, достать существо на свет девушка побоялась. Наконец голова медноволосой красавицы выкатилась из-под платья к её ногам, и Лира остановилась, тяжело дыша.

"Ну, вот и всё. Великого Кукловода Севера больше нет".

Девушка разбила лампаду и швырнула её к подножию трона. Огонь тронул одеяние богини и ярко вспыхнул. Скоро пылал весь трон. Потянуло удушливым дымом, и Лира бросилась в коридор.

Она не помнила, как выбиралась из лабиринта. Только заметила, что обратная дорога словно бы оказалась короче. Охотница шла, не оглядываясь. Она очнулась в знакомом лесочке. Лохматый зверь Хиама тыкался носом в безвольно повисшую руку с пустым арбалетом.

— Хиам, — пробормотала Лира. — Я видела его. Кукловода…

Девушка опустилась на колени, погладила собаку, заглянула в её пустые, бездонные глаза и успокоение пришло к ней.

— Я победила его, Хиам. Нефандуса больше нет.

Собака странно дёрнула головой, указывая носом на лабиринт. Лира обернулась.

Лабиринт виднелся из-за редких тощих деревьев леса. В быстро сгущавшихся сумерках знакомые твари Нефандуса стояли на страже у стены, знакомые чёрные птицы кружили в небе.

— Что?! — изумилась Лира. Спохватившись, она достала свиток и развернула его. Это был список с записей Атера, очень старый, написанный от руки мелким убористым почерком. Sol, Luna,Venus, десять ступеней… Нефандус не обманул, это был тот самый ритуал.

— Либитина всё шутит, — пробормотала Лира и залилась беззвучным смехом.

 

Глава 19 "Охотник и жертва"

Академия не спала. Двери центрального входа хлопали, не переставая. На перекрёстке улиц выстроилась вереница экипажей. Жёлтые квадраты окон протянулись огненной змеёй через весь второй этаж крыла Академии. Даже в вечной темноте мрачного парка за зданием Первой Королевской сияли звёздочки фонарей.

Сегодня был большой праздник — посвящение в студенты. В восемь вечера — час первой стражи охотников, начался бал, и Мира, с последним ударом часов зашедшая в вестибюль, остановилась, раздумывая, куда пойти? Направо, в крыло Академии — шумное, весёлое, живое, или налево, в крыло Ордена, сегодня как-то совсем неестественно строгое и тихое.

Выбор был сложным, ведь сегодня вампирше предстояло пройти главное испытание перед вступлением в Орден — уничтожение carere morte. Она согласилась, когда Латэ велел ей присоединиться к группе в рейде, но при этом помрачнела лицом. Убийство себе подобного… — согласившись стать охотником, она понимала, что это будет обыденной частью её новой реальности, но не ожидала, что от неё этого потребуют так скоро. Впрочем, внутренне Мира была готова вонзить серебряный кинжал в сердце проклятого по приказу Ордена, лишь бы это помогло ей хоть чуть-чуть приблизиться к цели… — и за это равнодушие она ненавидела себя.

Вздохнув, вампирша повернула в крыло Ордена. Чеканя шаг, она спустилась в арсенал и даже сумела изобразить улыбку, отворяя дверь.

Ей навстречу никто не обернулся. Охотники были слишком увлечены разговорами. Толика веселья просочилась и во второй, тайный мир Академии: то и дело какая-нибудь из собравшихся групп взрывалась хохотом. Мира неслышно скользнула к стойке с мечами, улыбка сползла с её губ. Шуточки охотников, вернувшихся из удачного рейда, сегодня больнее обычного кололи её.

Скоро её заметили. Подошёл Даниэль Гесси — молодой человек, носящий пенсне со сноровкой опытного преподавателя Академии. Его Латэ назначил Мире в наставники на время испытания. Он же, по словам Карла, должен был скоро возглавить группу поиска Дара. Вампирша присматривалась к нему. Этого невысокого шатена с такой же, как у всех Гесси, ямочкой на подбородке и тонким острым носом ей предстоит обманывать ближайшие несколько лет поисков! Даниэль же держался приветливо, хотя и очень, очень холодно.

— Леди Вако, хорошо, что вы не побоялись выйти засветло, — сдержанно похвалил он. — Но я вас огорчу. Поступило срочное сообщение из Пенны, и мне нужно быть там. Сегодня вы пойдёте в рейд во вторую стражу, с полуночи. С группой Конора.

— Доминика?

— Нет, Валерия, — недружелюбно хмыкнул незаметно подошедший Доминик и сейчас же скомандовал вампирше. — Возьми арбалет с колчаном. И набери воды…

— Я не умею обращаться с арбалетом.

— До сих пор? — ехидно заметил Доминик. За годы словно бы принявший Миру, свыкшийся с необходимостью тренировок с carere morte, сегодня он был сам не свой. Он был резок, совсем как в первый год. Охотник не мог простить вампирше грядущего посвящения в Орден.

— Тогда ваш рейд отменяется. Сначала научитесь стрелять из арбалета, — отстранённо велел Гесси. — Вы должны владеть всеми видами оружия…

— После посвящения.

Гесси хотел было возразить, Доминик остановил его:

— Оставь, Даниель. Она обойдётся кинжалом.

— Ну и отлично! — оскалилась вампирша. — Кинжал честнее. Не хотела бы стрелять carere morte в спину, как вы…

Она развернулась и всё тем же чётким шагом отправилась к столу с кинжалами. Каблуки стучали громко, ещё громче билось разобиженное сердце, и всё же вампирша расслышала последние слова Доминика:

— Мы слышим рассуждения о честности нашей охоты от carere morte!

Мира выбрала кинжал: небольшой и очень острый и хорошенькие ножны с узором, прежде принадлежавшие какой-то девушке. Спрятав оружие за корсаж платья, она вспомнила об указании Даниэля взять воду из Источника, и нерешительно приблизилась к бочонку.

Он был полон почти до краёв. Вампирша боязливо отступила на шаг. Позади раздался смешок, и она затравленно обернулась. Но смеялись не над ней.

"Посмотрела бы я на вас, будь в этом бочонке серная кислота!"

Она приготовила широкогорлый хрустальный пузырёк: сняла притёртую пробку и поставила его на стол у бочонка, подальше от себя. Потом Мира осмотрела руки. Перчатки были неподходящие: тонкие, легко промокающие. Вампирша сняла их и, привстав на цыпочки, зачерпнула из бочонка специальным ковшиком. Осталось налить до краёв пузырёк, но Мира разволновалась. Рука, державшая ковш, задрожала, и вода перелилась через край. Мире показалось, она вот-вот лизнёт пальцы… Она отскочила от стола, выпустила ковш. Тот упал в бочонок, глухо булькнув.

Теперь на неё посмотрели все, Мира же зло уставилась в единственный пустой угол арсенала.

— Дурацкий день! Самый дурацкий в жизни! — прошептала она.

— Позволь тебе помочь, — сказал знакомый голос. Мира обернулась. Конечно же, это Карл уже шёл к ней через весь зал. Мира отступила в сторону и равнодушно ждала, когда охотник выудит из бочонка оброненный ею ковш.

— Что, воду теперь придётся менять? — полюбопытствовала она.

— Её и так меняют каждую стражу, — Карл наполнил пузырёк и сейчас же закупорил его. Мира протянула руку за водой, но охотник остановил её. — Постой. Пузырёк я отдам главе твоей группы, и ты возьмёшь его перед самым ритуалом. Кто вообще послал тебя взять отсюда воду? Для тебя она опасна!

Вампирша оскалилась:

— Я могла бы, конечно, набрать воду и из лужи, но вместо этого решила пощекотать себе нервы! Что за глупый вопрос, охотник? Я готовлюсь к своему первому рейду, экипируюсь…

— Да, я вижу. Кинжал за корсажем, как у вампирки-дикарки.

Мира вспыхнула, но кинжал достала.

— Признайся честно, вы же получаете наслаждение от убийства вампира, — едко заметила она. — Это, наверное, здорово возбуждает — всадить кинжал в грудь юной дикарки? Я не успела договорить Доминику только что. Вампиры честнее: они убивают из-за голода, а охотники…

Это была их первая встреча с охотником с той ночи, когда Карл пообещал вампирше помощь. Сейчас Мира изводила его подколками, злилась на себя за это, но продолжала. То, что она так легко доверилась смертному, недавнему врагу, обескураживало её. Неужели она настолько ослабела, поглупела? "Доверие — предательство — крах", — она напомнила себе цепочку, приведшую семь лет назад к Призрачному парку. Здесь есть загадка, в отношении Карла к вампирше. Может быть, новая цепочка тянется к Латэ?

— Не говори чуши, — охотник опять сделался чужим: равнодушным и безжалостным. — Дара, — обратился он к девушке, зашедшей в арсенал. — Помоги Мире одеться.

Дара ловко затянула на талии вампирши ремень. Охотница не забыла при этом заботливо поинтересоваться, не слишком ли туго. Потом Меренс приладила к ремню ножны с кинжалом и вложила пять пузырьков с водой из Источника в специальные кармашки.

— Накидку возьмёшь на выходе, — бросила она в заключении.

— А пузырьки не разобьются? — тихонько спросила Мира.

— Ну… Ты же от этого не умрёшь, — безразлично заметила Дара.

Скоро стало веселее. Подошла группа новичков, недавно закончивших тренировки с Мирой и обожающих "маленькую вампиршу". Ушёл холодноглазый Даниэль Гесси, Доминик задремал в архиве, не успев наказать Мире до полуночи попрактиковаться в обращении с арбалетом. Потом прибежала Диана, в бальном платье и перчатках, с искусственными цветами в волосах, скрывающими слишком короткие волосы. Она сбежала с бала, но причину не сказала. Сначала Диана прятала заплаканные глаза, потом повеселела и смеялась вместе со всеми.

— Вы всё-таки плохо представляете себе вампиров, — Мира оседлала любимую тему. — Вы мало знаете, ещё меньше понимаете. Кого вы ловите в Доне? Только дикарей. Владыка не причисляет их к Бессмертным. Против взрослого carere morte, хотя бы как я, в действительности выйдет мало кто из вас. И вы всё равно будете обречены на неудачу. Вампирам, отметившим тридцатилетие, шуточки Ордена не страшны. Это правило, и исключений из него я, пожалуй, не припомню.

— Ты считаешь, тридцатилетнего опыта достаточно, чтобы избегать всех ловушек Ордена? — заметил Карл. Он почти не принимал участия в разговоре и часто покидал арсенал: уходил то на встречу с Латэ, то с Бовенсом. Мира чувствовала: его держит в арсенале только… она. Охотник беспокоится, как вампирша покажет себя в первом рейде. — Интересно. А следующий критический возраст?

— Сто лет.

— Грызня за право войти в число старейших? — Карл улыбался. Не простив ей замечаний об особенностях охоты вампиров и служителей Ордена, он также старался поддеть её словом. Мира не осталась в долгу.

— Да. Грызня… — с удовольствием повторила она, — примерно, как у вас за пост главы.

— Не угадала. Бремя ответственности за Орден слишком тяжело. Охотники избегают его и не стремятся заполучить власть. А ты слышала про средний срок жизни бессмертных?

— Это уж слишком, — пробормотала Диана.

Мира не повела бровью:

— Нашу вечность не измерить!

— Триста лет. Дальше — помрачение рассудка, подобное старческому слабоумию. Человеческое тело не приспособлено к вечности, что бы вы себе ни воображали.

— Печально! — огорчилась Диана.

— Калькары и Дэви уже старше этого возраста, — нахмурилась вампирша.

— Калькары — да, а Дэви ещё нет, Владыка вампиров только приближается к нему, — заметил Краус-младший, сын судьи.

— В любом случае, это в восемь раз больше среднего срока жизни смертных.

Карл покорно развёл руками, соглашаясь, и отступил. Диана успокоено вздохнула:

— Если вы не прекратите ссориться, мы начнём делать ставки, кто победит в вашей грызне. Но лучше я разведу вас. Мира, хочешь, я проведу тебя на бал?

— А платье, причёска?

— Мы с Анной что-нибудь придумаем.

— Вампирша на самом безопасном балу Доны! — шутливо возмутился Краус-младший. Мира мечтательно улыбнулась.

— Вы в Академии совсем не умеете веселиться! Знаете ли вы, что carere morte творят на менее безопасных балах Доны? Ещё двадцать лет назад… — она закрыла глаза и тихонько напела мелодию танца. — Знаете "Солнце и Луну"? — Вампирский танец! В Карде его называют "Охотник и жертва". Да, его любят carere morte! В нём недаром так затянуты некоторые паузы: за их время расторопный carere morte успевает полакомиться кровью партнёра, не выходя из круга! А если танцевать со сменой партнёров…

— Можно попробовать многих, — ляпнул Тони.

— Совершенно верно. Из тебя бы получился расторопный carere morte!

— И это говорит наша новая кандидатка! — Карл, уже собравшийся вновь уйти, опять не удержался от замечания. Он скорым шагом возвратился к ним. — "Солнце и Луна?" Не верю! Покажи.

— С удовольствием!

Охотники расступились, но танцевать в кругу Карл и Мира не захотели. Он увёл её подальше, за стойки с мечами.

— Ну, что это за загадочное па в танце? — спросил Карл. Вампирша хитро прищурилась:

— Начнём с третьей части.

Без грохочущей музыки оркестра, в полутёмном, гулко-пустом зале, провожаемые взглядами десятка людей, они, тем не менее, увлеклись. Это был не танец, а поединок! Зачем Мира выбрала ураганную третью часть? Быстрая смена движений, повороты… Она убегала вперёд, заманивая, дразня, партнёр догонял её. Оказалось, охотник неплохо танцует, правда, без изящества, отличающего человека, которому это умение прививали с детства. Мира подумала: на любом балу она бы быстро заскучала с ним.

— Чем же в танце наносится удар? — спросил Карл, когда их руки на миг сплелись. — Кинжал или игла? А партнёр не испугается?

— Партнёр под чарами и не почувствует боли. — Мира взлетела на поддержку, а когда охотник вновь опустил её на землю, задержала руку на его плече. Дождавшись воображаемой паузы в музыке, вампирша коснулась шеи мужчины над воротничком и прошептала: — "Удар иглой"! Не дав партнёру опомниться, она быстро потянулась к его шее, но Карл остановил её, невежливо придержав за ошейник.

— Достаточно. Я понял.

Она разошлись, будто не танцевали только что вместе, и поодиночке вернулись к охотникам.

— Значит, вот как ты развлекалась двадцать лет назад? — строго спросила Диана и протянула, то ли с осуждением, то ли с завистью. — Да-а…

— По правде сказать, нет, — созналась Мира. — У меня нет такой силы, чтобы зачаровать весь зал. Пожалуй, я не уверена, что мне б удалось зачаровать хотя бы своего партнёра. В Доне этот танец танцуют только смертные, дурачатся. Истинное исполнение "Солнца и Луны" я видела на балу у Дэви, но не танцевала тогда, стояла у стены. — Последнее было сказано извиняющимся тоном, специально для Карла. Но тот не смотрел на неё. Похоже, он наконец решил вспомнить о главном правиле заговорщиков: "Никто не должен видеть нас вместе". Мира вздохнула и зачем-то потрогала серебряный ошейник, о котором ей совсем не напоминали несколько лет. Она и сама почти забыла о нём. Недавнее краткое прикосновение серебра к коже, когда её удерживал охотник, теперь ощущалось, как ожог.

— Per signum crucis, — равнодушно-отстранённо Мира начала ритуальную формулу. — De inimicus nostris libera nos, Deus noster.

Что ж, и для неё наступил момент посвящения! "Охотник и жертва" — и сейчас Мира была охотником. Вампира удерживали, прижав к стене дома, Карл и Тони. Доминик наблюдал за ритуалом со стороны. Мира встала напротив вампира, достала кинжал из ножен. Carere morte, которому всё происходящее до сего момента, видимо, представлялось сном, безумно захохотал, увидев серебряный клинок в её руке. Меж туч мелькнул месяц, белый и тонкий как кость.

Мира, примерившись, вонзила кинжал точно вампиру в сердце.

"Удар серебряным кинжалом в сердце, чаще всего используемый в ритуале, парализует тело вампира на две-три минуты, при этом необходимое для успешного завершения ритуала сознание у carere morte сохраняется. Дополнительный удар клинком в область первых поясничных позвонков продлевает время паралича до десяти и более минут, но используется значительно реже из-за плохой анатомической доступности второго вампирского сердца — утолщения брюшного сосуда", — всплыл в памяти отрывок из какого-то архивного материала…

— In nominae Patris, et Filii, et Spiritus Sancti, — она открыла хрустальный пузырёк со святой водой, — requiescat in pace… — Три строго отмеренные капли — и вампир рассыпался прахом.

Мира торопливо закрыла пузырёк, убрала его в специальный карман на платье. Руки до сих пор дрожали.

"Вода из Источника в сочетании с серебром приводит к мгновенной деструкции тканей тела, соприкасающихся с ними. А страх вампира распространяет разрушительное действие на весь организм, вовлекая в цепь уничтожения и не соприкасавшиеся с чуждой, убийственной силой клетки. В огне этой странной реакции сгорают и такие мёртвые ткани, как волосы и ногти, такие крепкие, как кости и зубы. От вампира, как правило, не остаётся даже одежды…"

По-прежнему не нарушая молчание, Мира подобрала кинжал. Повертела его в руках, случайно коснулась лезвия и отдёрнула руку: горячо! Очень горячо!

— Отлично! — сказал Тони Гланс. — Можешь поставить на рукоятке первый крестик.

Взгляд вампирши был острым и холодным как лезвие ножа:

— Это было несложно: он слишком боялся, а бояться нельзя. А ты сам… ставишь крестики?

— Сначала ставил, — смутился охотник.

Вампирша наградила точно таким же взглядом Карла. Все услышали далёкий бой часов. Четыре.

— Кандидатка прошла испытание, — неприязненно объявил Доминик. — Что ж, стража окончена. Что-то третья группа опаздывает…

— Нет, они сейчас должны быть на Большой Северной. Там в четыре начинается веселье, — ответил Тони.

Они тихо покинули место события. Ветер быстро разметал пыль по тротуару: всё, что осталось от вампира, забил этим пеплом открытые глаза большой собаки — несчастной жертвы carere morte.

"Столь бурная и страшная реакция объясняется разрушительным действием Бездны, носителями которой являются все вампиры. Во время ритуала carere morte утрачивают над Ней контроль, и Она пожирает их тела. Интересно, что в мгновения ритуала температура тела у вампиров резко повышается — как у людей при борьбе с заразным началом. Но жизненные силы carere morte слишком малы…"

"Этот вампир вряд ли когда-либо убивал людей, — думала Мира, уходя, — Простой дикарь! Он, наверняка, тяготился своим проклятием. Но охотников это не интересует, ритуал для всех один".

"Нет! Не нужно думать об этом! Ты сама теперь одна из них".

Она молчала, замкнувшись в себе, всю обратную дорогу до Академии. Доминик принял её обиду на свой счёт и тоже молчал — назидательно. Тони в десятый раз пересказывал "тот случай на Греди", Карл слушал его вполуха, думая о чём-то своём. Мира напрасно ловила его взгляд — охотник отворачивался от неё, он по-прежнему старательно играл задуманную роль.

— Теперь уже скоро будет посвящение? — спросил Тони после того, как они, свернув в очередной мрачный переулок, попрощались с Домиником.

— Сначала я должна сделать работу, которую мне назначил Краус, — вздохнула Мира.

— Какую работу?

— Неважно! — вдруг разозлилась вампирша. — Это только моё дело!

Вскоре и Тони Гланс покинул их, также повернув домой. Но до самого Восточного проспекта, оставшись вдвоём, Мира и Карл молчали. В молчании они миновали Призрачный парк, в молчании полчаса спускались до Театра Греди на Восточном.

— Вот, возьми, — видя, что скоро ей придётся свернуть к вокзальной площади, сказал охотник и подал вчетверо сложенный листок. — И прости меня за ошейник. Ты так бросилась… Я действовал, не думая, как на охоте.

Мира усмехнулась, кивнула, принимая извинения. Она развернула бумагу. Там был текст, довольно большой. Лист был исписан полностью, и почерк незнакомый. Может быть, это писал глава?

— "Я рассеиваю их, как прах пред лицом ветра…" — прочитала она последнюю. — Что это? Какой-то ваш ритуал?

— Это текст для посвящения Избранного, которое тебе однажды придётся провести.

Сердце больно стукнуло. Посвящение Избранного… — неужели оно когда-нибудь будет? Да, она слишком свыклась с ожиданием за прошедшие годы!

— Орден ещё даже поиски не начал!

— Да. Но скоро я не смогу помогать тебе, — Мира злорадно усмехнулась: "Струсил!", и Карл поторопился оправдаться. — Латэ дал мне задание в Термине. Возможно, я надолго оставлю Дону.

— Ага, ясно, — безрадостно сказала Мира. — Что ж, благодарю, — она вернула охотнику листок, — не нужно.

— Как не нужно? — он оторопел, остановился. — Почему? Объясни!

— Я ничего не хочу объяснять, — устало сказала Мира.

— Но я не понимаю…

— Хватит играть со мной! Хочешь знать, что я думаю? — издевательски поинтересовалась она, не отводя от охотника острого холодного взгляда. — Я думаю, это очередной обман! Я думаю, мне не стоит идти в кардинскую церковь! Я полагаю, Избранного там будут ждать, и вряд ли мне дадут прочитать эти строчки! Кстати, я узнала почерк главы… Как глупо! Ты мог хотя бы сам переписать их, чтобы я узнала твою руку?! Задумали обмануть меня, но я всё разгадала… Всё просто: я слишком нужна вам, без меня вам не найти Дар! Но — вот беда! — вы решили уничтожить Дар, а я ещё грежу надеждой сохранить его. Как заставить меня подчиниться? Да никак! Я никогда не приму это решение Ордена! И вот ты, по приказу Латэ, втираешься ко мне в доверие, чтобы, если я вдруг вздумаю сбежать с новым Избранным, я прибежала бы… точно в вашу новую мышеловку. "Старый ритуал" — Как же! — В церкви Микаэля нас просто схватят люди Ордена! Нет, дай бумагу обратно! — потребовала вампирша, и Карл покорно вернул ей текст посвящения. — Я её сохраню! Как напоминание о том, что я чуть было не доверилась охотнику! Ну, как?! — гневно выкрикнула она. — Я угадала?!

— Браво! — Карл поаплодировал. — У тебя действительно богатая фантазия. Снимаю шляпу, — и он шутливо приподнял свой головной убор.

— Ну, разубеди меня, попробуй! — снова крикнула она, делая шаг к нему, словно вызывая на поединок. — Я ведь права!

Он придержал её за плечи, ласково:

— Тише, Мира! Ты разбудишь весь город. Что с тобой сегодня? Или ты просто злишься после убийства того вампира…

— Я не просто злюсь! — яростно прошипела она. — Но я…

— Ты серьёзно… считаешь, что я тебя обманываю? — охотник был и удивлён, и опечален.

— Пусти меня!

Но он только сильнее сжал ей плечи:

— Нет, постой. Ты сама не веришь в то, что говоришь. Зачем ты сейчас всё это мне сказала, глупая? Я же должен немедленно броситься к Латэ и доложить: "План провалился, она нас раскрыла!"

— Я не хочу тебе лгать, — тихо призналась Мира. — Я не хочу лгать пять, десять лет подряд, пока будут идти поиски! — она сделала последнюю отчаянную попытку вырваться, и теперь Карл отпустил её. — Я не хочу, чтобы между нами стояла эта стена. Ненавижу её! Я не буду лгать тебе в глаза, даже если ты обманываешь меня. Я сказала!

— Но я не обманываю тебя!

— Ты никак не докажешь мне, что я ошибаюсь!

Минуту охотник соображал, что ответить, но ничего не придумал.

— Ну вот, теперь ты понимаешь, — успокаиваясь, заметила Мира.

— Тогда пари? — улыбнулся Карл. — И, если ты его проиграешь, если, войдя с Избранным в церковь святого Микаэля, поймёшь, что ошибалась, то немедленно должна будешь попросить у Избранной исцеления… для себя!

Мира отступила:

— Мне… исцелиться?

— Да, тебе. Будешь первой carere morte, пострадавшей во славу новой науки. Что ты так смотришь, словно ужасаешься кощунству? Тебе не сложно будет исцелиться.

Она рассмеялась, торопливо прерывая его:

— Хорошее пари! А что, если я его выиграю?! Я проиграю и свою жизнь, и жизнь Избранного!

Охотник промолчал.

— Почему ты уверен, что Латэ на нашей стороне?

— Просто, я знаю. Если б глава хотел другого, разговор с тобой был бы коротким, не роман в восемь лет длиной с "обманутым доверием"! Думаешь, у Ордена нет быстрых и эффективных методов принуждения carere morte? Что ж, прощаемся. Мне пора в Академию, доложить… об успешном прохождении тобой испытания. Да, и воду отдай всё же мне. Ещё разобьёшь.

Мира покорно передала ему все пузырьки с водой из Источника.

— И ты мне говоришь об исцелении! — заметила она. — Ну, не смешно ли?

— А что здесь особенного? Ты же веришь в возможность исцеления?

Мира глубоко вдохнула, безнадёжно глядя вдаль. Скучный, странный разговор. Что здесь объяснять?

"Но почему, чёрт возьми, дрожит-срывается голос?"

— Не для себя, — как могла сухо сказала она. — Таких, как я, уже никто и ничто не спасёт. Пари не считается.

— Нет, считается! — отрезал Карл. — Не разочаровывай меня, мышка, а то не стану тебе помогать. Я когда-то поверил в возможность исцеления для carere morte, глядя на тебя! И закончи работу для Крауса поскорее, — при упоминании этой работы он помрачнел. Мира поняла: охотник думает о том же, о чём думал Краус, давая вампирше то задание…

— Не распоряжайся! — она нашла в себе силы шутливо нахмуриться, а голос всё равно предательски дрожал. — Ты пока не глава Ордена.

Долго они молчали, думая каждый о своём. Он смотрел на неё, и ей казалось, он видит чудовище из Бездны в её глазах. Она смотрела на серую площадь Театра Греди за его спиной, и он думал, как беспощадно она холодна и чужда до сих пор.

— Сегодня мы… далеко зашли, — сказал, наконец, Карл. — Я устал.

Тогда Мира обернулась к нему, но уже отвернулся он.

— Да, слишком далеко, — согласилась вампирша. — И я устала, охотник.

 

Глава 20 Две тысячи жизней

На Вокзальной площади Мире очень не понравились две тёмные фигуры, маячившие неподалёку от её дома. Решив не выяснять, не за ней ли они пришли, вампирша помчалась к чёрному входу. Бегом.

Дверь в квартиру она оставила приоткрытой, чтобы просматривался коридор, открыла окно и забралась на подоконник, захватив тетрадь, стальное перо и чернильницу.

Толстая тетрадь в синей кожаной обложке была чистой. Ни словечка. "Пора начинать работу", — вздохнула Мира, обмакивая перо в чернильницу.

Но: две тысячи имён!

— …Мне нужны имена всех, убитых тобой, — потребовал два дня назад судья Краус, услышав о её желании вступить в Орден. — Все, убитые тобой, и все, инициированные тобой.

— Убитые мною… охотники?

— Все, убитые тобой, люди, — он встал из-за стола, прошёлся по комнате, оглядывая её, прикидывая что-то.

— Двадцать один год. Примерно, — Краус снова задержался на ней взглядом, — одно убийство в неделю. Но за четыре года хищничества будет не меньше тысячи, а за годы дневного бодрствования…

— В годы дневного бодрствования я была на строгой диете по приказу Дэви. Одна жизнь в месяц.

— Хорошо. Далее. Если к твоим жертвам прибавить также всех, пострадавших от твоих детей, получится никак не меньше двух тысяч. Да, две тысячи имён. Купи себе тетрадь, — посоветовал он.

— Я же не вспомню, — слабо запротестовала Мира. — Вот вы помните, что ели позавчера на завтрак? Может, я вспомню какие-то даты, немного, или места охоты, но — имена! И как мне узнать о моих детях и о том, что они творили? Я бросала их сразу после создания!

— Не мне учить тебя, как это нужно делать. Иди по цепи своего проклятия, и ты всё вспомнишь. Запиши всё об этих двух тысячах жизней, украденных тобой, — бросил ей судья. — Тогда поговорим о посвящении.

Вампирша ещё раз вздохнула, погладила девственно белый лист. В голове — мешанина имён, событий, дат. С чего начать?

"Лучше всего, с начала".

В задумчивости она глядела за окно, на вокзальную площадь.

"Начать с начала… Но что писать, если она не запомнила даже первую жертву — жизнь, подарившую ей вечность? Кто это был: мужчина? женщина? ребёнок?"

— А он говорит мне об исцелении! — яростно прошептала Мира, отбросив перо и вытянув перед собой руки — белые, холодные, с тонкой сетью пустых вен. — Мне — об исцелении! Мне, прирождённому вампиру!

"Я никогда не была другой…"

Прирождённый вампир — во все бессмертные годы ей льстили эти слова: сначала она мурлыкала от удовольствия, слыша их, потом, повзрослев и поумнев, просто втайне улыбалась. Сама себе… Она принимала "прирождённый вампир" как комплимент и никогда не задумывалась, что эти слова у произносящего вызывают не те же чувства, что "прирождённый учитель" или "прирождённый оратор", что в них слышится ужас, а не восхищение, уважение. Прирождённый вампир — эти слова окрашены в цвет крови: прирождённый убийца.

Две тысячи жизней… Неужели так много? В её памяти не осталось ни имён, ни лиц. Их крики сливались в единый вопль, их предсмертные вздохи были ветром, дующим в её пустоте. Только рука всё ещё помнила, как быстро и чётко нанести смертельный удар.

В первые годы она, наверное, убивала много… Наверное? Она не помнила. Мира никогда не охотилась одна. Главным был Алан, а юная вампирша лишь тенью следовала за ним. Они охотились каждую ночь и каждую ночь убивали. Неудивительно, что они старались не задерживаться на одном месте. Они облетели всю Термину, и за ними тянулся шлейф смертей. Часто они убивали, не снимая крыльев, не выходя из звериного обличия, и тогда отнимали жизнь за мгновение, не запоминая ни внешности жертвы, ни хотя бы вкуса крови. "Залпом", — как выражался Алан…

Мира задумалась. Потом её перо быстро побежало по бумаге:

"Я начала в пятьдесят втором году, в Карде. Второе воскресенье ноября. Старый мост (Верхний). Мы убили двоих и не потрудились прибраться. Думаю, нужно связаться с полицейским управлением Карды. Они должны были опознать убитых.

Следующая ночь. Мы не ушли далеко от дома Вако. Убийство в Восточной Короне. Спросить в полиции о всех случаях смертей в окрестностях.

Следующая ночь. Алан познакомил меня со своими друзьями. Мы охотились вчетвером в Патенсе. Должно быть много жертв. Спросить в полиции, может быть, сведения есть и в старых кардинских газетах.

Следующая ночь…"

Двадцать один год. Ох, впереди ещё много, много ночей! Мира загрустила: "Что же делать?"

"Иди по цепи своего проклятия, и ты всё вспомнишь".

Мира соскочила на пол и сняла единственное зеркало с дверцы шкафа: четырёхугольное, высотой в полроста. Потом, с зеркалом в руках, она возвратилась на подоконник и долго вглядывалась в своё изломанное отражение. Она глядела в его зрачки — коридоры пустоты, и прошлое являлось, она прослеживала свой путь. Все жизни, что утонули в бездонном колодце её Бездны, оставили следы: отпечатки, подобные древним окаменелостям в слоях горной породы.

"Ушедшие жизни оставляют будущему знаки…"

Мира отложила зеркало и вновь схватила перо.

"Первая жертва — женщина, темноволосая, лет тридцати. Худая, больная", — записала она и поморщилась: как сухо! Но как описать то искажённое страхом лицо, явившееся ей, всплывшее из глубин памяти Бездны? Как найти верные слова, чтобы рассказать, как постепенно растворился, разгладился этот страх, как побледневшее лицо засияло и умирающая радостно вздохнула? Carere morte стали её избавителями. Там, на Старом мосту через Несс, женщина перегнулась через перила и глядела в тёмное зеркало воды, и только страх посмертной кары удерживал её от прыжка. Тогда явились они — юные, голодные вампиры. "Избавители", — шептала она им перед смертью. Первая жертва… — вот шутка судьбы!

"Вторая жертва — мужчина, — застрочила она дальше. — Мы поймали его на пороге дома, и, оказывается, я помню этот дом. У Старого моста, на Карнавальной улице. N5".

Мира увлеклась, и работа закипела. Она исписывала лист за листом. Она смотрела в разбитое зеркало, пока не начинали болеть глаза. Всё дальше и дальше она уходила по коридору пустоты. Скоро свет позади исчез, его съела сгустившаяся темнота, но впереди не забрезжило ни лучика. Она уходила дальше и дальше, в самые тёмные и мрачные свои годы…

…Призраки убитых никогда не являлись к ней. Лишь иногда, в минуты душевной рассеянности Мира вдруг вспоминала какую-то деталь: тускнеющий взгляд или последние захлёбывающиеся слова и звонкий смех в ответ на них — то брат и сестра смеялись, узнавая и любя безумие в глазах друг друга. Липкую, холодную кожу на шее, которую вампирша разрывала новенькими клыками, и руки, слабые, но цепкие, теребящие её одежду, пока вампиры трапезничали… И ещё она помнила, как Алан порой бросал жертву, едва попробовав её кровь. Его прозрачные глаза в этот момент затягивались пеленой тумана. "Скучно! — шептал он. — Как скучно, серо!" Потом именно скука приведёт его к гибели… А пока Мира огрызалась, раздражённая его расточительностью: "Мы охотимся на чужих землях и должны брать немного!" Впрочем, она никогда не препятствовала ему убивать. Она была пьяна от крови, также как он.

На второй год бессмертной жизни Миры, они обосновались в столице. Скоро они нашли друзей — таких же дикарей и сколотили хорошую команду. Они летали и в Центр, и в северный район. Летом наступила пора балов. Алан и Мира танцевали до утра. Угощение было изысканным, и насытившиеся вампиры делились своим бессмертием со многими. Порой устраивали соревнование: кто больше смертных соблазнит вечностью? Иногда соревновались парами, уже по убийствам: Алан и Мира против Эрика и Беллы…

Мира сообщила хозяйке дома, что уезжает на две недели и заперлась в своей квартирке. Перед ней был долгий путь.

Тетрадь заполнялась: Октябрь пятьдесят четвёртого, Энимы из Северной Пенны — вся семья, вампиры не успокоились, пока не оставили тот дом пустым. Январь пятьдесят пятого, Большой Бал Сатура — убиты певичка и младший из сыновей герцога Керте. Май пятьдесят пятого — компания вампиров навестила трущобы Западной Пенны, об этой резне писали в газетах… Пятнадцатая страница… Двадцатая…

Бездна всегда голодна.

Первые три года заняли две тетради, и Мира была вынуждена взять третью, последнюю из купленных. Но здесь вампирша скоро остановилась: она добралась до самого чёрного времени своей сумасшедшей бессмертной юности. Весна пятьдесят шестого. Гибель Алана.

Одиночество и безнадёжность, испытанные тогда, снова навалились на неё. Изнемогая под их тяжестью, Мира пролежала два дня в гробу, забросив работу.

"Ты, погубивший меня, почему ты оставил меня?"

Прошедшие годы и накопленная мудрость, конечно, сделали своё дело. Она вспоминала первого любовника с печалью и принятием его смерти. Она давно свыклась со страшным словом: "Никогда…"

На третий день вампирша, уступив усталости, уснула, и ей явился старый кошмар: Мира и Алан вновь шли рука об руку. Знакомая картина: старая мудрая Карда, полный кровью Несс и сотни мёртвых, у которых они отняли жизни. Прежде это была безликая груда тел, но сейчас вампирша узнавала каждого. Вот Алан вновь и вновь падал, и их руки размыкались. Вновь и вновь Мира оставалась одна.

Не одна. Вокруг были сотни, тысячи глаз. Вокруг были люди и сияние их жизней ослепляло. Враги… Как они боялись её! Как они ненавидели её! Она читала на их одинаковых лицах одинаковые отвращение, презрение, пожелание смерти. Так что же они не убили и её вместе с другом? — Мира опять шла на мечи этих взглядов, молила: убейте, убейте! За горами мёртвых тел пряталась Бездна, и вампирша не хотела оставаться с нею в одной вечности… Но сон оборвался. Она по-прежнему оставалась carere morte.

…Она стала меньше убивать после смерти друга, но способы охоты компании стали изощрённее. И однажды, ведомые местью за своих погибших, они замахнулись на убийство охотников. Мира повела друзей на первую битву с Орденом.

Мира открыла последнюю тетрадь и быстро записала:

"Осень пятьдесят шестого. Убийство группы охотников. Их было трое: мужчина, женщина и девчонка. Мы даже шутили потом, что попали на семью охотников".

…Их было трое: мужчина, женщина и девчонка. Вот старшие прижали Нику, играющую роль приманки, к стене дома на узкой привокзальной улочке, тёмной-тёмной — фонари разбиты, лишь один, подобный звёздочке, светит далеко впереди… В руке девчонки-охотницы холодно сверкнул серебряный кинжал, и друзья-вампиры вышли из своего укрытия. Страшные бесконечные мгновения, пока они подлетали! Мира заразила всех уверенностью в благоприятном исходе, но сама сомневалась. Она вовсе не была уверена, что им удастся победить охотника на вампиров, даже впятером. Это было безумной авантюрой! Что вело её тогда? Она совсем не думала о смерти в случае провала, не боялась… она жаждала её? Её вело отчаяние, нашёптанное одиночеством.

Охотники заметили их и остановили ритуал. В снижавшихся вампиров полетели стрелы. Но стороны старинного противостояния уже поменялись ролями: теперь охотились на охотников, и carere morte легко уходили от стрел смертных. Мира первой достигла цели и бросилась на высокого мужчину. Замешкавшийся было Эрик бросился следом и помог ей. Они быстро расправились со старшими, и Мира повернулась к девчонке.

— Беги, Паулина! — прохрипел охотник за спиной вампирши, но девчонка стояла, будто зачарованная. И Мира бросилась на неё. Вампирша легко прошла защиту юной охотницы, трепетавшей от страха, и схватила жертву за плечи. Девчонка обмякла в её руках, голова безжизненно запрокинулась. Она умерла от страха в то мгновение, когда carere morte коснулась её…

Мира вздрогнула, подняла голову.

— Паулина! — прошептала она. — Паулина, Паулина… Знакомое имя! — она склонилась над тетрадью и продолжила записи.

Все годы на службе Владыки пролетели за один день: двенадцать дозволенных тебе жизней в год — это очень мало, Мира вспомнила все эти жертвы и без зеркала. Она снова остановилась на семьдесят первом году. Охота в компании старых друзей. Небольшой дом-особняк где-то на севере Доны. Светлые занавеси, цветы на балконе, декоративный плющ оплетает два окна на первом этаже. У дома хорошая защита: значит, там живёт большая, дружная семья. Вампиры гостили там недолго, и вышли изменившимися до неузнаваемости… Почему? Что там случилось?

Мира силилась вспомнить подробности, и не могла. Чернота, сплошная чернота…

— …Carere morte — сосуд пустоты, — звенел в этой черноте её голос. — Вашими глазами Бездна смотрит на мир, с вами она ступает на землю каждой проклятой ночью, Её голос слышится в каждом сказанном вами слове, Она касается всего, чего касаетесь вы. Она дарит вам силу, превосходящую человеческую, и чёрные крылья. Она тлеет, как уголёк в костре, она хранит в себе зародыш ярого пламени. Что она любит? Всё настоящее. Неподдельное чувство, не заглушённую морфием боль, разрушающую все иллюзии смерть, искреннюю любовь. Давайте Ей это — и она будет вашей слугой. Её силой вы сможете разбивать любые стены, побеждать врагов, не рискуя быть побеждённым, останавливать время. А проще всего дать Ей смерть. Многих старейших зрелище агонии бодрит больше, чем зрелище юной красивой любви!..

Мира зачеркала все сумбурные записи о страшной ночи. Теперь на листе была та же чёрная мазня, что и в её памяти. Та ночь и та добыча принадлежала Бездне!

И вот работа закончена: три разбухшие, заполненные мелким, тонким почерком тетради. Судья Краус оказался приблизительно прав: две тысячи жизней, выпитых ею для восполнения недостатка собственной.

"Две тысячи! Население небольшого городка за двадцать лет! Сколько же тогда жизней отнял Дэви за свои двести?!" — Ужасны они, бессмертные боги, те, кому открыта вечность! Как же прожорлива пустота, породившая их!

Вампирша собрала свои тетради, собираясь к Краусу. Получилась увесистая связка. И сейчас она, прирождённый вампир, порадовалась, что тетрадей только три, что последние семь лет не добавили в эту стопку ещё одну…

— Впечатляюще, — отметил и Краус, пролистав последнюю тетрадь. — Долгий путь. Здесь всё?

— Да. Более или менее, — столь же обыденным тоном сказала вампирша, словно речь шла о вещах… неодушевлённых. — Здесь мало имён, в основном, даты, места охоты ну и… внешность жертв. Я не знаю, поможет ли это…

Судья кивнул, пододвинул тетради к себе, перелистал верхнюю.

— Вы заберёте их? — тихо спросила Мира.

— Да, разумеется. Подожди. А где записи об обращённых тобой? Ты должна была проследить все боковые ветви своего проклятия.

— Я не знаю, как это сделать.

— Найди способ. И работай поживее! Сходи к Латэ в Академию, может быть, он даст тебе совет. На следующей неделе предполагается твоё посвящение, постарайся управиться до него. Между прочим, я там за тебя поручусь.

— Вы поручитесь за меня на посвящении? — переспросила Мира, не веря. Вампирша была осведомлена об этом правиле: двое должны были поручиться за неё перед главой, но кто это будет для неё, она до сих пор не задумывалась. Кто согласился бы принять ответственность за carere morte?

— Спасибо за доверие, — неловко сказала Мира, глядя в пол. — А кто второй? Хортор?

— Нет, на будущей неделе в это время он будет уже далеко от Доны.

— А что такое? — встревожилась Мира, испугавшись, что Карл снова впал в немилость из-за неё.

— Для него есть задание в Термине. Он отправится туда. А ты собиралась пригласить его на своё посвящение?

— Кто другой туда придёт? — риторически спросила Мира. — Дара Меренс?

— Довольно гадать, поручится за тебя Родерик Бовенс. Хотела и Адора, но мы решили не волновать почтенную даму… Однако странно, какой второй промах! Меренс в числе посвящённых в планы Латэ касательно севера Термины. Они с Карлом уезжают сегодня.

— Вдвоём? — зачем-то уточнила Мира.

— Да, — Краус чему-то задумчиво улыбался. — Адоре они напоминают Диосов… Они отлично сработались ещё на рейдах. Их паре не нужен третий.

Академия, как всегда, была тиха и казалась пустой. Защитный барьер показался вампирше прохладным, приятным, хотя очень плотным ветром.

В большом холле у самого входа Мира натолкнулась на Дару Меренс. Охотница прислонилась к стене, но не стремилась слиться с ней, как обычно: светлое платье, шляпка — наверное, светло-зелёные или голубые днём, нарядные. Меренс спокойно, мерно перебирала чётки, но не молилась — просто ждала кого-то. Вампирша не сбавляя, не ускоряя шаг прошла мимо. Только на мгновение их взгляды встретились: они поздоровались, небрежно кивнув друг другу, но Мире показалось, что она заметила знакомый всем женщинам ревнивый огонёк в глазах Дары. Или она увидела лишь отражение собственной ревности?

"Дара изменилась, — отметила она, — причёска другая и платье… другое. Чёрт!"

Мира ступила на центральную лестницу, но остановилась, словно послушавшись чьего-то неведомого приказа.

— Прости меня за Софию… за твою сестру, — буркнула она, не обернувшись. — Я понимаю, ничего уже не исправишь, но я всё-таки попробую сделать тебе хоть что-то хорошее. Я… уйду сейчас с твоего… с вашего пути.

Дара не ответила. Мира поднялась на третий этаж. Дверь кабинета Латэ была приоткрыта, из-за неё доносился негромкий гул голосов. Посетители.

"Отлично!" — Мира принялась гулять по коридору.

"Хватит думать о ерунде! — скоро резко остановила она себя, остановилась, хлопнув связкой по подоконнику. — "Напоминают Диосов"… — ну и отлично! Великолепно! Он охотник, ты — carere morte: такие истории всегда плохо заканчиваются! Молчи и любуйся ночью за окном, ты, бессмертное чудовище… с тремя тетрадями!"

Дверь кабинета Латэ отворилась. Вышли двое. Бовенс, заметив Миру, кивнул ей, но не стал задерживаться, быстро прошёл коридором и сбежал вниз по лестнице. Карл задержался.

— Доброй ночи, Мира! — пожелал вампирше охотник. — Вижу, ты наконец закончила свой труд.

— Почти, — Мира помахала связкой тетрадей. — Впечатляюще, не правда ли?

— Ты этим гордишься? — Карл взвесил тетради в руке и вернул ей. — Не тяжело будет нести?

— Уволь меня от своей риторики, охотник, — поморщилась она, — я сегодня не в духе. Я слышала, вас с Дарой не будет в Доне на будущей неделе. Ответственное поручение? А я так надеялась видеть вас на своём посвящении! — иронически. — Куда вы уезжаете?

— Пришло время сразиться с Нефандусом, — сказал Карл, словно извиняясь. — Я написал тебе письмо. Оно тебя ждёт вторую неделю. Вместе с сегодняшним, даже два.

— Я две недели не покидала комнату…

— Отшельница. Я не осмелился тебя побеспокоить.

— Дэви пробовал выцарапать Кукловода из его лабиринта. У Владыки не получилось.

— Да, эта битва будет долгой. Многие полагают, она вовсе бессмысленна: Нефандус нам не дастся. Впрочем, задание Даниеля Гесси считается таким же невыполнимым. Кто их нас первым совершит чудо, получит в награду Орден.

Мира вспомнила холодный презрительный взгляд Даниеля и поежилась:

— Надеюсь, это будешь ты!

— Да, это развязало бы мне руки. Но и конспирация нам с тобой нужна будет строжайшая… Поэтому я даже рад, что обстоятельства нас сейчас разлучают, — он вдруг сконфузился, поняв что последняя фраза получилась двусмысленной и при этом грубоватой.

— Ничего, я не обиделась. Напарница тебя научит вести светский разговор с дамой! — не удержалась от подколки вампирша.

— Ты здесь справишься одна, мышка?

— Справлюсь, — оскорбилась она. — Тебя ждут внизу.

— Да, пора, — охотник кинул быстрый взгляд на часы.

— Удачи… вам.

— Удачи и вам, — Карл чуть дольше, чем это полагалось бы по этикету, задержал её руку в своей. — Прощай.

— Прощай, — отозвалась она, также не осмелившись озвучить свою надежду словами "до встречи"…

Ещё две ночи вампирша просидела на подоконнике, бессмысленно уставившись в зеркало. Но воспоминания-образы не приходили. Никто не мог ей помочь. Латэ не сумел посоветовать ничего дельного: "Carere morte должно быть известно о собственном проклятии больше, чем мне!"

Наутро после третьей ночи Мира зашвырнула зеркало в дальний угол и, быстро собрав дорожную сумку, покинула квартиру.

Она решила съездить в Карду, в дом Вако. В его холле долгие годы висело знаменитое зеркало Регины Вако — Мириной прабабки. Старое и бездонное, оно отражало проклятие carere morte лучше любого другого зеркала. О нём, как и о его бывшей владелице, ходили страшные легенды.

Мира уехала первым же утренним поездом. Вампирша взяла отдельное купе, а там, запершись, забилась в самый тёмный угол. Быстро промелькнули предместья Сальтуса. Поезд торопился приехать в цитадель вампиров до наступления ночи.

…Во сне, по дороге в Карду, она встретилась с Винсентом. Она, охотник, должна была убить его, вампира. "Не медли!" — кричала ей группа. Но Мира медлила, и пузырёк со святой водой дрожал в её руке, грозя расплескаться. Она не могла, даже глядя в мёртвые глаза несчастной жертвы своего последнего создания. Вампир же не сопротивлялся, пока она медлила, он расслабленно закрывал глаза и хохотал. Совсем как Алан…

Мира подошла к особняку Вако на улице Карнавала: последние два квартала Короны она решила прогуляться пешком. Пройдя по садовой дорожке, остановилась у крыльца, печально оглядела пустой дом с потухшими чёрными окнами.

Она знала, что Винсент давно оставил Карду. Последнее письмо от него вампирша получила год назад. Винсент всё искал чего-то… Мира не знала, чего он ищет, она только надеялась, что взор её Избранного по-прежнему обращён в будущее, а не в прошлое, что он, как и она, ищет дорогу, ведущую к свету, а не бродит бесцельно, ведомый тоской по потерянной жизни.

Вампирша воспользовалась личным входом наверху. Из своей комнаты она прошла в коридор второго этажа, недолго постояла у бывшей детской: "Помнишь ту далёкую ночь, бессмертная? Молила ли ты тогда о спасении, о чуде? Нет. Мыслила ли? Может быть. И несказанные желания сбываются, когда падает звезда…"

Прошло восемь лет с тех пор, как она пообещала отыскать Дар и избавить Винсента от проклятия. Многое изменилось за годы и изменилась она. Только эта клятва ничуть не утратила силу и звенит всё также: отчаянно и упрямо: "Ты вернёшься в мир живых! Обещаю!"

Не было ни дня, чтобы она не думала о Винсенте и исполнении клятвы. Она перебирала прошлое, отслеживала допущенные ошибки, будто это могло помочь. Она совсем не интересовалась, почему в Ордене так боятся прихода Избранного и чем может быть опасен его Дар. Ей было важно лишь одно: исцеляющая сила Дара. Она не задумывалась, что будет потом. Пожалуй, увидев племянника избавленным от проклятия carere morte, она согласилась бы рассыпаться прахом. Одна клятва держит её в этом мире… — вампирша усмехнулась, вспоминая недавнюю слабость. Легкомысленным замечанием о пари и исцелении для Миры Карл чуть было не разбил её ледяной доспех. Как больно кольнуло в сердце, когда он сказал это! Колет до сих пор… — Мира коснулась платья на груди, как бы проверяя странное ощущение. Исцеление… для неё? — Для чудовищной твари, список жертв которой занимает три тетради?! Нет, нет. Это даже смешно! В объятиях смертной охотник забудет свою сумасшедшую идею. А Мира… Мира закончит своё дело и уйдёт. Почему-то в пустом старом доме думать о смерти — полной и окончательной смерти carere morte, так легко!

Вампирша спустилась по лестнице вниз, ведя рукой по перилам.

…Часто в последние годы тишина и пустота квартиры в Доне становились невыносимыми, и Мира сбегала на прогулку. Она искала людные места, бродила по Набережной Сермы, проспекту Нессморса, поднимаясь чуть ли не до Белой площади Пенны, вглядывалась в лица прохожих. Она искала одного: где ты, мой мальчик? — и боялась этой встречи. Она не спрашивала о Винсенте никого, хотя кое-кто в Ордене мог бы знать, куда он уехал. Она не желала встречи с ним, зная, что, встретившись с ним взглядом, убежит, если не умрёт на месте, но всё равно бездумно бродила по улицам, полагаясь на волю судьбы…

"Здесь, сейчас, признайся наконец себе: ты ведь рада, что Винсент оставил… отпустил тебя? Что ты чувствуешь в пустом старом доме? Тебе… так странно легко? Да. Пусть он будет далеко. Каждая встреча — пытка, физическая боль. Пусть лучше так: пытка неизвестностью. Старая пытка надеждой…"

Вот оно, зеркало Регины Вако! — В человеческий рост, но узкое, очень тёмное, в широкой раме с жутковатыми узорами, напоминающими головы чудовищ, разбитое за много лет до рождения Миры. Вздохнув, Мира встала перед ним и несмело подняла глаза. Зеркало отразило невысокую девушку в экстравагантном чёрно-красном наряде. Худая, как после долгой болезни, глаза лихорадочно блестят, тусклые волосы, впалые скулы, хмурая складка у переносицы, печальные в углах рта. Тьма за её спиной клубилась туманом.

Мира оторвалась на минутку, чтобы отыскать и зажечь свечу. Когда огонёк разгорелся, она приблизилась к зеркалу, уперлась в резную раму руками. Она глядела в бездонные зрачки своего отражения.

Проклятие carere morte. Она видела свою часть в нём — тоненькое, чахлое деревце: многие ветви его засохли.

"Немногие, обращённые тобой, сумели выжить в ночном мире! С одной стороны это, конечно, хорошо, с другой…

Из тебя вышла плохая наставница!"

Мира усмехнулась и приблизила лицо к зеркалу, почти касаясь стеклянной глади носом. Она легко отслеживала, куда тянутся веточки, боялась взглянуть лишь на самую верхнюю. Винсент! Последний, обращённый ею! — Мира боялась увидеть его путь. Если он начал убивать, если сейчас её последний сон повторится, если Винсент стал, как Алан… её сердце разобьётся, как это зеркало!

"Что ж, если так — медлить ни к чему, — пришла новая, незнакомая, холодная мысль, достойная ревностной служительницы Ордена. Неужели это три тетради так повлияли на вампиршу? — Если Бездна победила Винсента, я убью его, здесь не спасёт никакой Дар. Смерть — милость для того, кто уже поглощён пустотой".

Время шло. Огонь разгорелся, и свечка истаивала быстро. Мира всё боялась взглянуть на ветвь Винсента и смотрела на отражение светлого ореола пламени. Он долго следила, как оно дрожит, но не рассеивается, а словно наливается теплом горящей свечи, и воспоминание, спрятанное глубже всех в памяти, явилось ей.

…Там, в чистом красивом доме, вампирша впервые увидела… уход души. И это было — как пламя свечки, как столбик бледного утреннего света, вырвавшийся из-за приоткрытой шторы. Нет, не галлюцинация: её друзья-вампиры также видели это. Страх, удивление, благоговение отражались на их бледных чистых лицах. До того Мира не верила ни в душу, ни в посмертную жизнь. Так было легче: всё лишь пыль, прах, её преступления, вампирский образ жизни ничего не весят, ничего не значат в бессмысленном мире. Теперь же, увидев, поверив, ни она, ни друзья не могли вынести тяжести их пути. "Слуги Бездны! — кричало всё вокруг. — Ужасен ваш путь!"

Вспомнив это, Мира нашла в себе силы взглянуть на ветвь проклятия Винсента. Увиденное при последней вспышке пламени не ужаснуло её, но и не принесло покоя.

Эта ветвь была… другой: тонкой, но сильной, сильнее всех остальных. Все питающие сосуды деревца были устремлены в неё, может, оттого она выглядела крепче других? Путь Винсента не был замаран кровью. Он был чист — но чист слишком, безупречно! Что-то не так…

Свечка погасла, и образ деревца-проклятия исчез. Мира не стала зажигать новую свечу. Что-то внутри неё отчаянно вопило: "Довольно! Довольно!"

Вампирша провела ладонями по лицу, будто умывалась. Она прошла до двери гостиной и толкнула её.

Мебели в комнате не было совсем. Белые прямоугольники, завешенные тканью, по-простому прислонены к стенам. Картины. Вампирша уверенно остановилась у одной из самых больших, последнее воспоминание вело её. Сняла ткань: "Закончил он её, или нет?"

Оказалось, закончил. Мира на секунду зажмурилась. Краски на картине были яркими, словно рассвет уже наступил. Она даже обернулась к окну, ища источник этого непонятного света. Но за ним — тьма, и ночь ещё не скоро уступит место дню. Источником света была сама картина.

Рассвет. Небывалое солнце вставало над Кардой, цитаделью вампиров. Знакомой рваной линии гор на горизонте не было — их вершины растворялись в ослепительно белом небе. Белыми были и стены домов старой Карды, точно выбеленные временем кости. Незнакомый Несс струился рекой расплавленного золота. Невидимое солнце царило над этим миром; оно восхищало и ужасало одновременно, всё тонуло в его сиянии. Солнце поглощало мир. Нет: сам мир стремился стать солнцем…

Мира побродила по гостиной, потом снова остановилась у открытой картины, легонько коснулась её ладонью: "Ты вернёшься в мир живых, мой мальчик. Обещаю".

 

Глава 21 Аrgento soleque

— Посвятить вампиршу в охотники! Такого не бывало за все годы существования Ордена, — Крас возмущался, но наигранно, ведь вопрос посвящения Миры был решён намедни, и сам герцог подписал приказ о нём.

— Точно также впервые за все годы существования Ордена поступил приказ о поиске Избранного, Dominus. Отдали его вы, — вежливо напомнил Латэ. — Экстраординарные задачи требуют экстраординарных решений.

— Скорее, экстравагантных, Филипп! — герцог Крас усмехнулся и сел обратно в кресло. — Примут ли леди Вако рядовые адепты? — уже миролюбиво спросил он.

— Да. Тренировки сослужили нам хорошую службу, — Латэ отвернулся к окну, скрывая от Краса уставшие, слезящиеся и лживые глаза. Крас обманывался и, похоже, был рад обманываться в лояльности главы Ордена… Или этот Арденс лишь притворяется?

— Помощь вампирши в поисках Дара необходима нам, — на всякий случай заметил глава.

— К сожалению. Не много ли доверия к carere morte?

— Мира не вполне carere morte, Dominus. Её пропускает Покров. Только благодаря вампирше в своё время удалось спасти Избранного от Конора, владыки Низших.

— Я боюсь нового предательства, Филипп.

— Мира Вако предана своей идее — найти Дар.

— Она может попытаться забрать Избранного себе…

— Зачем ей Избранный? — Латэ помолчал. — Это будет уже не тот Избранный! Не Линтер!

— И всё-таки это возможно.

— На этом пути вампирша будет одна и скоро проиграет.

— Одна ли, Филипп? — глаза Краса блеснули. Он вновь поднялся из кресла, рванулся к столу декана. Его лицо склонилось к лицу Латэ, так, что глава услышал прерывистое дыхание старшего из ныне живущих Арденсов. — Я думаю, ты симпатизируешь её цели, Филипп! Ты… и не только ты!

— Вы внушаете мне мысль о бунте, Dominus? — Латэ натянуто засмеялся. — Уверяю вас, ничего подобного…

— Я очень надеюсь, что Даниель Гесси будет держать вампиршу на коротком поводке!

— Вообще-то я думал снять с Миры ошейник после посвящения…

Крас удивился, потом рассмеялся.

— Хорошо. Ты меня убедил, Филипп. Мира Вако не опасна. Теперь говори то, зачем позвал меня.

Латэ усмехнулся про себя. Какой повелительный тон! Самый первый Арденс, говорят, был куда мягче.

— Я хотел бы оставить пост главы, Dominus. - смиренно, как требовал того тон герцога, сказал он. — Я стар и через пару лет не смогу справляться с обязанностями главы охотников. Претенденты на пост…

— Мне известны, — Крас перешёл на деловой тон. — Не могу сказать, что твоя просьба неожиданна. Кого ты сам хочешь оставить вместо себя?

— Карла Хортора.

— Нет. Новым главой должен стать один из Арденсов. Вероятно, Гесси. Вы совсем отбились от рук.

— Кто из Гесси? На Доминике вся Карда, он не покинет старую столицу. Давида не ввели в Орден, Даниель слишком молод.

— Хортору я не доверяю. Он близок вампирше.

— Вот именно! — от волнения Латэ забыл добавить "Dominus". — Она доверяет ему! Когда Мира найдёт Дар, Хортор узнает об этом первым. Если она захочет забрать Избранного себе, только у этого охотника она решится попросить помощи. А Карл отдаст Избранного вам.

— Пусть они оба, и Хортор, и Гесси, выполнят свои задания. Тогда посмотрим, кто из них достоин твоего поста. — Крас отступил от стола и повернулся к окну, выходящему на Восточный проспект. Заложив худые, по-стариковски узловатые руки за спину, он следил за маленькими экипажами, ползущими внизу по мостовой.

— Carere morte — не худшее зло в мире, — спокойно сказал он. — А с их старейшими и вовсе приятно вести дела. Без бессмертных в нашем краю воцарится хаос. Как только наша земля перестанет быть Землёй Страха, её раздерут на части соседи-звери! Carere morte — необходимое условие нашей независимости. Плохо то, что в последние годы Дэви то и дело нарушает равновесие… Это так опасно! И в нашем, и в их обществе растёт страх… и растёт недовольство. Равновесие нужно восстановить и сделать это возможно, лишь уничтожив Избранного. Пока его Дар качается на весах, нам не привести чаши в состояние покоя. Ты понимаешь меня?

— Да, Dominus.

— Как старший из Арденсов, я должен восстановить равновесие. Другие Арденсы так слабы! Ты знаешь это, Филипп.

— Как скажете, Dominus.

— Мы, Основатели, разлюбили свой край! Мы не помним родство с первым Арденсом, только наша кровь всё ещё несёт его метку… Рете, Вальде, Керте стёрты Мактой. Гесси увлечены Орденом. А остальные давно видят в нашем отличии угрозу, а не избранность. Кто из них спасёт страну, когда настанет чёрный час? Равновесие нужно восстановить сейчас, Филипп! Как можно скорее! Я ведь не вечен.

— Сразу после посвящения Миры группа будет отправлена на поиски нового Избранного. Зацепки уже есть…

Крас ушёл перед закатом. Латэ, проводив его, не вернулся в кабинет. Он прогулялся парком и остановился у часовни, отомкнул замок и зашёл внутрь. Дверь захлопнулась, и наступила тишина. Толстенные стены старинного здания не пропускали никакого шума извне. Часовня была темна, только высокие сводчатые окна бросали шесть решетчатых пятен света на пол.

Латэ присел на скамью, склонил голову, но не для молитвы. У него было несколько минут перед следующей, наиважнейшей встречей и он хотел провести их в тишине и покое. И конечно, в эти последние минуты перед концом мириады мыслей теснились в голове.

Он по-прежнему не был уверен, что избрал верный путь, поэтому, помня о своих вечных колебаниях, Латэ построил свой вечер так, чтобы у него не было лазейки уйти от выбора — только несколько минут на отдых.

Избранный или весь мир? Земля Страха или пустошь, выжженная войной? — Этот сложный выбор несчастному главе пришлось делать несколько раз, и каждое решение отнимало у него не один год жизни. Давно он пообещал Избранному, что Орден встанет на его защиту, если Дар обретёт исцеляющую силу. Прошло много лет, многое изменилось. Нет уже хитрого владыки Низших, угрожавшего Избранному, да и сам Избранный мёртв. Но Латэ оставался верен старому обещанию. В чём же причина такого упрямства? — Простое и извечное человеческое стремление к справедливости.

"Избранный должен пройти назначенный ему путь. И не Арденсу, породившему Макту и его детей, мешать ему!" — он пытался убедить себя. Но громкие слова утратили волшебное действие. Он сомневался… Он метался. Кем назовут его потомки? Может быть, изменником, погубившим страну? — Нет, такая слава, скорее, достанется его преемнику, хоты начало разрушению положил он, Филипп Латэ…

Не постучавшись, вампирша бесшумно отворила дверь часовни.

— Проходи, Мира. — Латэ улыбнулся. Мира кивнула, но по своему обыкновению осталась стоять на пороге.

— Проходи, — резче потребовал глава. Ему нужно было видеть лицо собеседницы.

Вампирша неслышно отступила от входа — и через мгновение сидела на скамье рядом с ним. За годы питания неживой кровью она ничуть не растеряла способности carere morte, и это немало радовало Латэ. Мире следует сохранить как можно больше вампирского, что бы ни говорили учёные о возможности исцеления для неё. Только бессмертная способна выполнить задачу, которую судьба поставила перед ней.

"Но какая ирония! Сама Мира вряд ли понимает, что в её слабых руках судьба всего края!"

— Краус сказал, ты закончила работу, — начал он.

— Да, — со смешной робостью вампирша протянула ему толстую тетрадь. — Вот последняя. Здесь те, кого обратила я, и их пути. Конечно, здесь почти нет имён жертв, но вполне достаточно… чтобы запомнить их на всю жизнь.

— Хорошо, — Латэ принял тетрадь и быстро перелистал её. Мира торопливо кивнула, побарабанила по скамье пальцами. Решившись, спросила:

— Как вы позволили мне посвящение, зная о моём прошлом? Эти две тысячи жизней, — вампирша не отводила взгляда от тетради в его руках, — что, теперь будут… забыты?

— Ты будешь их помнить, — утвердительно сказал глава Ордена, но Мира сочла нужным ответить, словно это был вопрос:

— Да, буду.

— Две тысячи жизней за одну, — он помолчал, пожевал губами. — Так пусть эта одна теперь послужит великому делу изгнания Бездны! Помни всех, — он не смотрел на её тетради, — всех, кто сгинул в твоей пустоте! Их так много… Теперь у тебя один путь, Мира: верная служба Ордену, пока не кончится твоя вечность, и уж потом люди решат, будешь ли ты достойна прощения!

Вампирша опустила голову, и Латэ отметил: её раскаяние искренне.

— Ты оправдываешь своё имя, Удивительная, — тихо сказал он. — Ты знаешь, что единственная из всех carere morte способна проходить Покров? Лиру Диос нельзя считать вампиром, она и сейчас чужда проклятию, а ты… — он помолчал. — Покров накладывается словами, есть особая ритуальная формула и её содержание триста лет было неизменно. "По слову моему встань непреодолимой преградой перед Бездной, ведомой carere vitae, доколе не истребится проклятие Макты…" — этих слов было довольно, чтобы не пускать на территорию Ордена все роды бессмертных. Все, кроме тебя.

— Что же во мне особенного? — несмело спросила Мира.

— Я полагаю, всё потому, что ты, тридцатилетняя carere morte, до сих пор чужда Бездне и противишься ей. Покров не распознал в тебе носительницу пустоты, ты — нелюбимое дитя Макты. Странность твоя и счастье, Мира, в том, что будучи вампиром ты ухитрилась не потерять качеств человека. Обычно ваши сильнейшие, старейшие предпочитают именоваться богами, ты же, как и они, подчинила себе проклятие, но не полюбила его. Цитадель Ордена не увидела в тебе carere vitae. Ты исцелена, насколько это возможно для carere morte, и для этих стен ты — не "истинный вампир". Здесь ты человек, как все мы… А если принять, что Дар способен исцелять carere morte, — тише, заговорщическим тоном добавил он, — получается, охотники убивают людей, а не пародии на людей, для которых нет возврата. Тогда, как ни цинично это звучит, на счету некоторых из нас не меньше отнятых жизней, чем на твоём. Я с тобой тягаться не смею, но вот Марк Тэго догонит тебя лет через пять. Так кто возразит, что твоё посвящение невозможно?

Мира молчала. Она только всё смотрела на Латэ: удивлённо, испуганно, поражённо… долго. Глава видел: губы вампирши дрожали, она хотела что-то сказать.

— Говори, — нетерпеливо потребовал он.

— Нет, ничего.

— Что ты хочешь спросить? Через час твоё посвящение и между нами не должно быть недоговорённостей. Спрашивай.

— В пятьдесят шестом году я и мои друзья впервые осмелились напасть на группу охотников. Мы убили троих, и недавно я вспомнила имя одной охотницы: Паулина, — Мира опять опустила голову. — Я помню, на собрании, посвящённом моей судьбе в Ордене, Аспер выкрикивал имена и фамилии тех охотников, которых я убила. Я помню, он крикнул: Паулина Латэ. Кем она была вам? Она была совсем молоденькой… Дочь? Сестра?

— Племянница, — он обнаружил, что впервые сказал это без сухости, с теплотой. — Это случилось всего через два месяца после её посвящения.

— Мне жаль… — вампирша вовремя остановилась. — Нет, вру. Не жаль: тогда я не знала, чем моя месть обернётся в дальнейшем. Но непонятно: почему вы так печётесь обо мне, убийце дорогого вам человека? Моё посвящение — это… ваша месть?

— Месть? Через года? — он засмеялся. — Никогда не думал об этом. Месть не приносит радости, Мира. А что до личной неприязни — мне пришлось отодвинуть её в сторону. Ты очень нужна нам, Мира Вако. Лишённая смерти необходима Ордену, особенно после предательства одной из наших охотниц.

Мира вскинула на него удивленные глаза и снова неловко, медленно склонила голову, выражая согласие. Латэ довольно откинулся на спинку скамьи.

— Первым моим посвящением в качестве главы Ордена было посвящение Лиры Диос, — задумчиво и успокоенно заметил он. — Последним, вероятно, будет твоё. Есть в этом что-то роковое…

Вампирша бормотала про себя молитву, которыую глава посоветовал ей прочитать перед посвящением. Выучила наизусть… Надо же! — Латэ незаметно усмехался, глядя на неё. Такая маленькая и замерзающая в холодном подземном зале — в ней не было сейчас ничего вампирского.

"Впрочем, в Лире Диос тоже не было ничего, изобличающего будущую предательницу…"

— Твоё имя? — спросил глава Ордена.

— Мира Вако.

— Кто ты?

— Лишённая жизни, живущая чужими; несущая проклятие; мать многих carere morte. Я — вампир, — ровно, спокойно, бесстрастно. Мира закрыла глаза.

— Зачем ты здесь? — скрывая улыбку, спросил Латэ.

— Я хочу служить вам, — выдохнула вампирша.

Почувствовав присутствие лишних, Латэ поднял голову. Да, так и есть: в конце зала у выхода собралась группа людей. Всё охотники с тренировок Миры: радостные Ангелика и Диана, смущённый, но довольный Алекс, и даже Доминик Конор, который так и ел Миру взглядом. Его губы то и дело кривились в усмешке.

Мира не могла увидеть друзей, и глава за них ободряюще улыбнулся ей.

"Ты не знаешь одну важную деталь, carere morte. Не знаешь, и никогда не узнаешь. Покров слушается слова того, кто его накладывает, ритуальная формула гласит: "Защита стен, повинуйся словам тех, кто поклялся освободить наш край от проклятия Макты".

О проклятии Макты говорят часто, о проклятии Арденса почти никогда. Но проклятие Макты — это только вампиры, многочисленное потомство Бездны. Проклятие Арденса — сама Бездна. На той церемонии наложения Покрова я был зол: я только что узнал о участии первого Арденса в создании Первого вампира. И со злости я проговорил "проклятие Арденса" вместо "проклятие Макты"… Эта ошибка позволила тебе, Мира Вако, проходить на территорию Ордена. Она, а не мифическое: "Ты — не истинный вампир!". Мира Вако — главная защитница Дара, способного избавить мир от проклятия Арденса, и послушный Покров повиновался ей, избранной освободить наш край от Бездны…"

В глазах Миры мелькнул страх, но скоро глава понял: страх не за себя и успокоился — вампирша не сбежит. Мира опять вспоминала Винсента. Она уговаривала себя: этот шаг — вступление в Орден — для него… Но на лице вампирши читалась неуверенность. Её молчание затягивалось, и Латэ с Краусом встревожено переглянулись.

— Клянусь… — беззвучно подсказал Родерик Бовенс, стоявший по правую руку Миры.

— Клянусь служить Ордену всем своим разумом, всем сердцем своим и всей силой, быть послушной воле вашей и тех, кого вы назначите старшими надо мной, — торопливо подхватила кандидатка. В конце зала появилась ещё одна фигура, но это опять заметил только Латэ. Высокий молодой человек с красивым, но как маска застывшим лицом, неестественно бледный. Отражение Миры, о котором она не знает. Когда-то его звали Винсент…

— Нареките меня охотником, Щитом Человечества пред Созданиями Ночи, и по слову вашему я встану на страже с последним лучом заката, — без выражения закончила Мира древний текст, и Винсент улыбнулся, подбадривая её. Тогда резко, как по приказу, вампирша обернулась. На мгновение она встретилась взглядом со своим отражением, но Винсент тотчас же отступил в темноту.

Мира рванулась за ним, напрочь забыв о посвящении. Бовенс и Краус удержали её, и вампирша мотнула головой, возвращаясь в реальность. Она тяжело дышала, как смертная после долгого бега.

Глава сделал знак, и Бовенс и Краус подвели Миру к нему. Старый охотник отомкнул серебряный ошейник на шее вампирши и снял его. Мира, ещё не веря, робко вздохнула и потёрла место, прежде закрытое полоской серебра. На её шее навсегда остался след от ошейника — тонкая серебряная линия. Экстравагантное украшение!

— Теперь ты охотник. — невозмутимый Латэ начал первую из трёх заключительных формул. — Глаза твои всегда должны быть открыты и взор ясен, ибо твой рубеж единственный, первый и последний. Ты одна стоишь на пути проклятия, древнего зла, пришедшего, чтобы пожрать мир. Зло это хитро, многолико и скрывает суть свою от людей, но тебе, охотнику, она открыта, и Господь даёт тебе Силу, побеждающую древнее проклятие. Клянись же бороться и уничтожать это зло, какие бы обличия оно не принимало, помня о единой его сути.

— Клянусь, — быстро сказала Мира, более не смея обернуться к выходу, хотя всем существом стремилась к своему "Избранному".

— Теперь ты охотник. Древнее проклятие не властно над тобой, и древнее зло не коснётся тебя. Но в вечной битве с порождениями Бездны не забывай о первой и главной из ценностей — человеческой жизни, ибо ты — не убийца бессмертных, прежде всего, но защитник смертных. Клянись же ничто не ставить выше ценности человеческой жизни.

— Клянусь, — с горькой усмешкой пообещала Мира.

— Теперь ты охотник. Один из многих служителей тайного Ордена. Мы скрываем лица под масками и дела под покровом ночи с тех пор как мир, забывший свою ось, оказался во власти хитрого, мудрого проклятия. И Покров Ордена — вечная, неуничтожимая преграда Бездне, пока существуют защитники, создающие его. Клянись же хранить в тайне, хотя бы и ценой жизни, имена и дела всех тех, кто стоит с тобой рядом — Щитом Человечества пред Созданиями Ночи.

— Клянусь, — ровно сказала Мира, бесстрашно, доверчиво глядя старику в глаза. Её посвящение в охотники совершилось.

 

Часть 3

 

Глава 21 Туманы Термины

Селение стояло в низине, и сейчас, в половине пятого утра, дома едва угадывались за плотной занавесью тумана, спустившегося в долину с гор. Только церковь высовывала голову-колокольню над ним. Тишина стояла мёртвая, и дело было не в тумане, слоёном, как тесто для пирога, скрадывающем звуки. Дома — добротные, с каменными основаниями, поставленные ещё в прошлом веке, все были пусты. Это было одно из множества мёртвых селений севера, селений-призраков. Царство Либитины, богини мёртвых. Ещё в начале века Кукловод сделал его своим владением.

Светало, и молочно-белый туман пошёл золотыми искорками. Сухая, холодная осень Термины расцветала яркими красками. Зрелище было великолепным, но Дара не остановилась полюбоваться им. Взгляд охотницы был прикован к единой чёрной тени тварей Кукловода, что стелилась под туманом у самой земли. Она вливалась в окна и двери домов. Она ускользала!

Дара махнула своему отряду, и охотники поспешили за тенью Нефандуса. В этот раз им удалось окружить тварей Кукловода, запереть их в дневном убежище. Впереди была утомительная утренняя очистка селения. День на отдых, а вечером двигаться дальше на север, к логову хозяина тысяч кукол…

Лабиринт — только крепость на границе. Самого Нефандуса там нет, и хозяин кукол вряд ли когда-либо посещал свой главный театр, — так ещё в начале их кампании утверждал Карл. Он, как всегда, был прав. Все пять лет в Термине охотники сотнями уничтожали отражения Кукловода, но внешность их хозяина до сих пор оставалось тайной. Лабиринт остался далеко на юге, сожжённый дотла, с бесформенной грудой камней на месте центрального здания, со вскрытыми венами подземных тоннелей. А армия смертных продвигалась к сердцу Либитины, которое, как предполагал предводитель, было тщательно укрыто где-то у подножия гор, вероятно, в одной из заброшенных шахт.

На битву с Нефандусом выступили все охотники Карды: и Доминик Гесси, и юная Солен Реддо, и Селеста Ларгус. Каждый привёл с собой отряд отлично подготовленных смертных, и война началась. Охотников было тридцать — только тридцать против сотен отражений Нефандуса, но побеждали они уверенно.

Они вошли в селение. Пустая главная улица была чистой, ровной и совсем не заросла травой. "Нефандус- перфекцинист!" — усмехнулась Дара. Ей сейчас же пришлось отгонять назойливо встающую перед глазами картинку десятков кукол, ведущих здесь подобие жизни: вот их толпа в воскресенье выходит из церкви…

Два отряда Селесты вошли в дома в конце улицы, Карл вёл своих людей к церкви, заторопилась и Дара. Дом, на который пал её выбор, стоял чуть в стороне от дороги и выглядел перспективно: на высоком фундаменте, вероятно, с обширным подвалом, в два этажа — наверное, жилище старосты селения. Там могло прятаться много кукол и там мог быть один или даже несколько подземных ходов к логову хозяина кукол.

"Дара сжала поуверенней арбалет и навела его на окно дома. Там, за деревянной ставней, шелестела, шипела тень, плюясь ненавистью к восстающему ото сна солнцу… Охотница спустила курок. Стрела пробила ставню и поразила куклу в голову — Дара слышала глухой удар от падения тела. Её отряд вошёл в дом. Младший из охотников услужливо распахнул дверь перед главной.

Дом был таким же, как единственная улица селения: пустым, чистым. Здесь не было пыли, не было и вещей, говорящих о прежних хозяевах. Этот дом был для Нефандуса этакой пересадочной станцией, где его куклы, не задерживаясь, ныряли в подземный тоннель и спешили в логово хозяина.

Вампир, поражённый стрелой в голову, лежал ничком у пробитого окна, и разгорающееся солнце проедало дыру в его спине. Дара бросилась к нему, но её опередил другой охотник. Он отрубил кукле голову, а Дара направилась в соседнюю комнату с мечом наготове.

— Вы — за мной, — приказала она двоим.

— Carere morte в дымоходе! — крикнул за спиной один из отряда.

— Так возьмите гарпун и достаньте, — бросила охотница, не обернувшись.

Соседняя комната оказалась пустой, но в коридоре Дара уловила движение. Она ринулась туда и двое сопровождающих последовали за ней. Ловкая чёрная тень, изящная, как все куклы, бежала к выходу, но прежде чем охотники успели пустить стрелы, она исчезла, точно провалилась сквозь землю. Подбежав, Дара поняла: carere morte cкрылся в подвальных помещениях — в полу перед входной дверью обнаружилась квадратная дыра, пахнущая сыростью и землёй. Дара остановилась над ней.

— Вы осмотрите дом, а я за ним, — сказала она сопровождавшим и зажгла свой факел от факела младшего из отряда.

— Это может быть ловушка, — отозвался тот.

Дара не ответила. Она села, нащупала ногами деревянную лестницу и быстро скользнула вниз, во тьму. Ловушки охотница не боялась. Куклы слабы, драться с ними — всё равно, что с марионетками на ниточках. С двигающимися мертвецами легко справлялись даже новички. Случаи убийства куклами охотников за всю историю Ордена можно было пересчитать по пальцам, и всё это было либо следствие предательства, либо очень тяжёлое ранение, лишившее охотника защиты.

Внизу оказалось помещение с низким потолком, обычное хранилище припасов, вот только полки были пусты. Дара поочерёдно осветила факелом стены и скоро отыскала путь, которым ушла кукла. Чёрная, круглая дыра в рост взрослого мужчины. Этот тоннель могла вести куда угодно, на край света… но охотница бесстрашно ступила в него.

Она давно ничего не боялась. Со смерти сестры. Та бредила бессмертием, наверное, с совершеннолетия и на очередном Балу Карду добилась своего. На следующий же день её убили. Разъярённая толпа ворвалась в дом Меренсов, и новообращённая вампирша была разорвана в клочья на глазах матери и сестры. Софию еще можно было спасти, исцелив, но Дару никто не стал слушать. Люди были злы, но в подлинно-вампирские дома: Вако, Митто — идти боялись и решили выместить свою ненависть на юном, ещё никого не обидевшем создании…

Свет факела выхватил из темноты тоннеля невысокую фигурку и Дара нервно дёрнула факел в сторону. Ей пригрезилась убитая сестра… Это было страшно, но это было также невозможно. Дара опустила факел и остановилась, чтобы перевести дух: сердце бешено билось где-то в горле.

Холодная рука мертвеца вырвала из её руки факел. Охотница сделала выпад мечом, но промахнулась. Кукла подняла огонь выше, осветив своё лицо… Это была София!

Знакомое белое платье: в нём девушка танцевала на своём последнем балу, узкие кисти рук закрыты кружевными перчатками, на шее украшение из тех же кружев, плотно прилегающее к коже. Сестра улыбалась. Она не изменилась за годы, как и должно вампирше. Рядом с ней Дара почти физически ощущала тяжесть всех прошедших с момента гибели Софии лет. Теперь она была старшей сестрой…

— Софи, — прошептала охотница. Взгляд Дары метался. Она всё силилась понять, что это: розыгрыш кукловода и просто похожая кукла или, действительно, сестра-вампирша. Дара почти забыла лицо Софии, а сохранившиеся фотографии и один портрет уже не вызывали в памяти живой образ сестры. Но сейчас она узнавала Софию: по улыбке, по повадкам, по тому, как она держала факел.

— Ты же мертва, Софи…

— Нас убивает только ритуал, сестрёнка, а мечи бессильны, — факел в руке вампирши дрогнул, а Дара тихонько огляделась по сторонам, ища кукол, подкрадывающихся к охотнице. Но тоннель был пуст: только они двое.

— Я помню, твою голову раскололи, как орех. Пол гостиной был забрызган твоими мозгами, Софи. Ты мертва: и как человек, и как carere morte.

— Либитина спасла меня, — вампирша снова улыбнулась. — Но — да, какое-то время я была… почти мертва. Я была почти ничем. Я грезила не об этом, Дара! Полёт на свободных широких крыльях над спящим городом, танец Солнца и Луны в чертогах бессмертных богов, вольные игры дикарей в столице — где всё это, Дара?! Я была в земле, смешивалась с землёй, проклятая живая земля проникала в мои раны, я переставала чувствовать себя. Я больше не была единым телом. Днём яркое солнце Сальтуса жгло мои кости. Я была в шаге от ничто — и даже не могла в него провалиться, чтобы прекратить страшную вечность. Это пытка, ужасней которой нет ничего! Либитина собирала меня, сшивала меня, как растерзанного тряпичного человечка…

— Зачем?!

Дара пригляделась к сестре, и едва сдержала крик ужаса и омерзения. Она помнила Софи смертной, помнила и растерзанное на части тело, и страшный мешок, который тащили к выходу. Но то, что стояло сейчас перед охотницей, было какой-то другой Софи. Дара ясно видела, что перчатки, закрытые плечики платья, украшение на шее сестра носит недаром: скрывает страшные швы. Они ясно представлялись охотнице — узкие, чёрные, края сшиты толстой суровой ниткой… Сестра была как кукла, которую растерзали и которую потом долго восстанавливал мастер. Вроде бы прежняя красота, но это, скорее, умело скрытое уродство.

— Либитина спасла меня, — повторила вампирша. — И поэтому я пришла просить за неё. Оставьте богиню! Ваш главный враг в Короне. Дэви — ваш с Либитиной общий враг! Какая опасность исходит от талантливого кукольника? Вас здесь три десятка — огромная сила! Обратите её против истинного врага смертных — Владыки! Либитина с радостью поможет вам.

Дара отрицательно мотнула головой и подняла меч на уровень груди вампирши. Софи испуганно трепыхнулась, ломко, дёргано отступила на шаг. И охотнице пришла в голову мысль, от которой её затошнило: есть ли там ноги, тело под платьем? Или Софи теперь — как кукла, созданная для демонстрации бальных нарядов, которой ноги, всегда скрытые длинной юбкой, вовсе не нужны?

— Я скучала по тебе, Дара, — прошептала Софи. — Я много думала о маме… Как она? — Дара не ответила.

— Посмотри! — будто прочитав мысли сестры, воскликнула вампирша и быстро, зубами стянула перчатку с левой руки, протянула эту руку к Даре. — Вот! Это не моя рука! Видишь? Я — только наполовину я, Дара, и даже моё лицо…

— Замолчи!

Теперь присутствие марионеток Нефандуса угадывалось по холоду, разливавшемуся в тоннеле, но куклы не рисковали выступить из темноты в круг света факела. Ожидание битвы высасывало силы не хуже carere morte, и Дара нанесла удар первой. Она вонзила меч в сердце сестры и та, парализованная, грохнулась навзничь. Её тело издало глухой, мягкий стук дерева, обмотанного тканью. Дара склонилась над Софией и, быстро бормоча ритуальную формулу, вылила на неё всю воду из пузырька. Кожу Софи моментально покрыли язвы, но прахом вампирша не рассыпалась.

— Кукла! — облегчённо выдохнула Дара и, примерившись, отрубила вампирше голову. Голова Софи завалилась набок и у уха стал виден длинный шрам, он терялся под волосами на виске, внизу уходил под подбородок. Лицо сестры было натянуто на чужую голову, как маска. Позабыв об остальных куклах, прячущихся во тьме, охотница бросилась бежать — обратно, в дом, на поверхность! В погребе Дара остановилась и её стошнило. За пять лет войны с отражениями Нефандуса охотница думала, что привыкла ко всему, но, оказалось, нет. Она кое-как выползла из погреба через несколько минут, встрёпанная и без меча.

Охотники закончили бой с carere morte, на крыльце Дару встретила Селеста Ларгус. Выражение лица немолодой дамы было крайне недовольным.

— Всего один дом?! — набросилась она на охотницу. — Мои люди прошли за это время пол-улицы. Что там, в подвале? Ты нашла тоннель?

— Да… — Дара пригладила волосы и попыталась встать прямо — перед Селестой ей всегда хотелось вытянуться, как перед строгой классной наставницей.

— Где твой меч?

— Я встретила там сестру, — призналась Дара.

— Сестру?

— Софи. Я… второй раз… убила Софи.

— Ясно, — сразу смягчившись, сказала Селеста. — Ну, подойди ко мне. Это была только кукла, похожая на неё.

— Нет, — Дара помотала головой и отступила от охотницы, намеренной заключить девушку в объятья. Эта Селеста могла заморозить не хуже carere morte! — Это была кукла… из Софи. Её тело, но проклятие Либитины.

— Это хорошо. Нефандус прибегает к последнему средству: пытается давить на наши эмоции. Значит, мы здорово прижали Кукловода!

Они спустились с крыльца. Селеста уверенно пошла впереди, к калитке, за которой их ждали отряды. Дара поплелась за ней, но на середине дороги охотница неожиданно остановилась. Дара замерла также, не понимая причину странного поведения Селесты, а женщина обернулась. Она пристально глядела куда-то за спину Дары, а её губы удивлённо приоткрылись. Потом лицо Селесты нервно дёрнулось. Какого призрака она увидела? Дара быстро отыскала кинжал и, спрятав его в ладони, обернулась также.

Перед крыльцом играли двое ребятишек: мальчик и девочка. Им было лет по восемь и они были похожи, как брат и сестра. Вот они, взявшись за руки, закружились. Дара приготовилась метнуть кинжал, но её опередил кто-то из отряда. Стрела просвистела над головами детей, и они в мгновение ока обратились крылатыми чудовищами, вспорхнули, подобно вспугнутым птицам, и, перевалив за крышу дома, скрылись.

Селеста глубоко вздохнула.

— Долго же вы медлили! — насмешливо сказала она отряду. — Чему я вас учу: если один замер, глядя на очередную куклу Нефандуса, остальным стрелять без промедления!

Они вышли на улицу. Из церкви в это же время выходили отряды Карла, и Дара долго ждала, когда люди выйдут все, чтобы убедиться, что с их предводителем всё в порядке. Сердце больно бухало в груди: каждый новый охотник, спускающийся по ступеням церкви, был не он. Дара знала, что беспокоиться не о чем, и всё же беспокоилась… Карл вышел последним.

— На тебе лица нет. Что случилось? — спросил он, когда они встретились на середине улицы.

Дара повторила про Софи, не глядя ему в лицо, и замолчала. Тогда охотник ухватил её подбородок, заставляя показать глаза — жест не нежный, но властный.

— Ну-ка, взгляни на меня. Сейчас жалеешь, что нанесла удар?

Дара вспомнила страшное лицо Софи и честно сказала: — Нет.

— Нефандус пустил в бой самое сильное оружие. Значит, мы подобрались близко к его логову, — повторил он слова Селесты.

Дара огляделась. Селеста с отрядами была поодаль. Они с Карлом вдвоём стояли посреди улицы. Девушка, помедлив, отступила, восстановив приличествующую этикету дистанцию.

"Пока он не услышал её бешено стучащее сердце!"

— Селесте тоже досталось, — вздохнула она. — У дома мы встретили двух кукол-детей, и госпожа Ларгус изменилась в лице.

— Дети? Мальчик и девочка? Темноволосые? Как они связаны с Селестой?

— Наверное, это её дети. То есть… Ты не знаешь? После смерти невестки, она воспитывает детей брата-вампира.

— А я думал, Нефандус назначил мне эту сценку, — загадочно сказал Карл. — Мы тоже встретили этих детишек, у церкви, — пояснил он.

Потом три отряда были отправлены на разведку подземных ходов из селения. Дара не пошла с ними. На правах пострадавшей от встречи с ужасным прошлым, она отдыхала в самом чистом доме, сохранившем почти всю обстановку. Карл допрашивал пойманную в селении куклу Нефандуса, а Дара по просьбе охотника устроилась на стуле у окна, с блокнотом и карандашом — записывать ход допроса. Но записывать оказалось нечего. Нефандус по-всегдашнему юлил, отвечая охотнику…

Знакомые девушки-охотницы в Доне подшучивали над Дарой, когда она собиралась в это путешествие. "Возвращайся с обручальным кольцом на пальце, — напутствовали они. — А ещё лучше — к тому же и с ребятишками". Дара фальшиво смеялась, но про себя затаённо улыбалась — искренне. О чём, как не о будущем союзе двух талантливых охотников думал Латэ, старый сводник, отправляя её и Карла в Термину, вдвоём? Однако прошло пять лет, а они по-прежнему были только друзьями. Конечно, между ними существовало притяжение, о котором, впрочем, оба молчали, но оно объяснялось не любовью и не страстью, а одиночеством. Страшным, неестественным одиночеством живых в царстве бледной Либитины…

Дара хорошо помнила, как она поняла, что влюблена. Это была почти любовь с первого взгляда. "Почти", — потому что на первом рейде в составе группы Карла она была поглощена самой охотой: столько новых, ярких впечатлений свалилось на неё! Она слушалась указаний охотника и только, даже не запомнила, как он выглядит, и потом в арсенале приняла Алекса за него. Было смешно… Но на второй охоте Карл поприветствовал её, и Дару словно ударило. Весь рейд она проходила как во сне, глупо и радостно улыбаясь каждой его реплике. Потом, придя к Эбри, у которых квартировала, девушка сразу повалилась на кровать и уснула. Она осознала, что любовь всей жизни пришла к ней, только вечером, когда подружка, дочка Эбри, принялась изливать ей сердечные тайны. "А я… влюблена? — робко спросила себя Дара, и ответ пришёл к ней: — Да".

Скоро она поняла, что её любви суждено остаться безответной. Смешно, но она поняла это задолго до того, как Карл и Мира сами почувствовали связь — тонкую, но прочную, установленную меж ними. Влюблённая женщина обладает сверхъестественным чутьём! Дара поняла это по тому, как Карл говорил о Мире: даже если речь шла о совсем обыденных вещах, в его тоне сквозила нежность. Дара поняла это также по тому, как Мира смотрела на Карла на редких тренировках, когда они оказывались там вместе. Вампирша глядела на охотника с такой робкой надеждой и… удивлением, что Дара на это время переставала ненавидеть её. Иногда на тренировках вампирша и охотник разговаривали, перешучивались — в Дару в эти моменты словно била молния. А однажды она видела, как охотник учил вампиршу быстро собирать арбалет — тогда в девушке поднялась такая чёрная ревность, что в ней на несколько мгновений скрылся весь мир.

Дара не могла сделать ни шага к любимому, но такому далёкому. Эта странная пара — охотник и вампирша — не знали, как они красивы вместе. Каждое их общее движение, запечатлённое в красках или камне, стало бы олицетворением любви. И Дара молчала, созерцая эту невидимую никому более любовь, и боялась разрушить её. Она боялась, что, встав между ними, заместив собой Миру, она разрушит это удивительное волшебство. Новая пара будет уже не воплощённой любовью, а олицетворением тоски и разочарования: когда она смотрит только на него, а он глядит куда-то вдаль, над её головой, и они разъединены, хотя вместе…

От печального самосозерцания охотницу отвлек резкий смех carere morte. Хохотала кукла Нефандуса, смело глядя в лицо Карлу. Дара нахмурилась: этот смех был очень похож на смех Миры… Да, точно! Теперь и движения, и повадки, и усмешка-оскал марионетки были, как у Вако.

— Печальное детство, трагедию безумной матери ты закрыл для себя, я понял это утром. Чем же тебя пронять? — отсмеявшись, промолвила кукла. — Ты честолюбив, как твой великий предок, Хортор! И ты, также как он, увлекаешься… слишком увлекаешься, ступив на путь властителя. Ты ещё помнишь свою вампирку? Как она? За её тень ты всё ещё сражаешься, или уже за звание главы охотников?

Карл молчал. Дару взволновал неожиданный поворот беседы, она даже отложила блокнот. Она ждала, что охотник отрубит голову марионетке, следуя совету из собственноручно же написанной инструкции. Но Карл почему-то медлил.

— Следуй за своей вампиркой, пади, защищая её, и, может быть, она сделает вторую куклу, в память о тебе. Кстати, к тебе в гости скоро нагрянет первая, Винсент. Я могу предложить отличный выход: уговори его сдаться и убить себя! Это легко сделать. Пусть вампирка будет только твоей! Сама она не откажется от куклы. Девочка! Не наигралась в игрушки! О, я вижу, эти мысли уже приходили тебе в голову…

Карл ничего не сказал, но лицо его дрогнуло, и Нефандус это заметил.

— Ты нравишься мне всё больше, Карл Хортор! Если не Мира, так я заберу твоё тело, когда твой дух его оставит. Тебя многие будут бояться и после твоей смерти. А вот кого боишься ты?…Кого?…Чего?. - крикнул Кукловод, помолчал, будто прислушиваясь, и вновь захохотал: — О, я не верю! Ты боишься… быть отвергнутым ею?..

Охотник очнулся.

— Разговор закончен, Нефандус, — холодно сказал он. Краткое движение, сверкание серебра — и голова куклы покатилась под стол в центре комнаты. Карл оглянулся на Дару, и девушка опустила глаза, запоздало поняв, что услышала много лишнего.

— У Нефандуса своеобразные шутки, — тихо сказала она.

— Я заметил, — жестко бросил Карл, но тут же смягчился: — Иди, поспи. Впереди тяжёлая ночь.

— Встреча с Софи… Думаешь, я усну после такого?!

Карл вновь глянул на неё и — о чудо! — подошёл ближе, ласково коснулся щеки, опять заставляя поднять глаза.

— Дара Меренс беспробудно спала весь день после встречи со стаей волков Либитины, также сладко эта стальная леди уснула после победы над чудовищем Нефандуса, сшитым из нескольких мёртвых тел. Она спокойно уснёт и сейчас, я уверен.

Дара согласно улыбнулась, и довольный собой охотник кликнул двоих убрать тело куклы, а сам занялся трофейными картами Нефандуса, обнаруженными в деревенской церкви. Продолжить беседу девушке было нечем, и она тихонько направилась в соседнюю комнату.

Комнатку, где она устроилась отдохнуть, и соседнюю, где Карл изучал карты Нефандуса, разделяла только занавеска, и Дара позволила себе не задёргивать её до конца. Она устроилась на небольшой тахте, головой к полоске света, падающей из приоткрытой занавеси. Отсюда ей была видна часть соседней комнаты: край стола, на котором охотник развернул карты, стул, заваленный другими картами, пока сложенными. Дара делала вид, что дремлет, но исподтишка следила за Карлом. Потом даже села на кушетке, так, что её платье попало в полосу света. Быть застигнутой за подглядыванием девушка не боялась. Охотника чрезвычайно заинтересовали карты Нефандуса, он составил на стол все светильники, бывшие в доме, и жадно впился глазами в чертежи. В сторону комнаты Дары он ни разу не посмотрел. Он переходил от одного края стола к другому, ведя пальцем по расстеленному листу старинной бумаги, губы мужчины беззвучно шевелились. Дара не пыталась расслышать, что он говорит сам себе, она любовалась формой этих губ, всегда хранящих тень улыбки…

Незаметно она уснула. И проснулась уже в сумерках. В комнате похолодало, и кто-то заботливо укрыл Дару, пока она спала. Охотница оглядела плотную ткань, покрывающую тело от плеч до бёдер и улыбнулась сама себе. Тёмно-серый сюртук Карла. Значит, он заходил к ней…

От этой мысли стало тепло, но лишь на мгновение. Охотница тут же осознала, что холод, расползающийся по комнате — не обычный вечерний холод. Такой мог исходить только от неживого, где-то рядом была кукла. В сумерках Нефандус часто посылал в лагеря охотников своих тварей. Сначала они нападали, но охотников ограждала невидимая защита, и все попытки были напрасными. Тогда Нефандус начал вредить, стараясь замедлить продвижение отрядов на север. Он устраивал поджоги, портил оружие, его птицы старались выклевать глаза лошадям.

"Что же стража? Спит?" — недовольно подумала Дара. Она повернулась набок, рукой коснулась пояса и убедилась, что кинжал на месте. Потом оглядела комнату, окно… Пусто. Значит, кукла в соседней комнате. Пришла мысль, что там, за занавесью, может быть, стоит София, но охотница отогнала её.

По полу комнаты Дары тянулась слабая трепещущая полоска света от единственной свечи, горящей в соседней комнате. Из- за занавеси доносились негромкие голоса, беседовали двое, в одном девушка узнала Карла. Может, допрос очередной куклы? Охотница осторожно приподнялась на руках, стараясь, чтобы тахта не скрипнула. Встала. Стараясь не качать, не шуршать широким платьем, прокралась к занавеске.

Нехорошо подслушивать! Но Дара полагала, кукла Нефандуса заведёт с охотником новый интересный разговор о Мире. А когда дело касалось вампирши-соперницы, девушка забывала строгие правила, внушенные в детстве.

Она тихонько заглянула за занавесь, и её брови изумлённо взлетели к волосам. Собеседником Карла оказался Винсент!

Дара с любопытством и некоторым ужасом разглядывала его. Винсент стоял у входной двери, прилежно соблюдая принятую между смертными и бессмертными дистанцию. Он был в непримечательном дорожном плаще из-под которого виднелся элегантный светлый костюм. Широкополую, видавшую виды шляпу вампир водрузил на гору карт на стуле. Тонкое юное лицо Винсента в свете свечи казалось прекрасным, но… кукольным. Вампир рассеянно глядел сквозь собеседника. Карл сидел за столом, облокотившись на карту, и на пришедшего не смотрел вовсе. Ради этого гостя он не стал надевать пиджак, и в расстегнутом жилете и рубашке выглядел простовато.

Когда-то ровесники, теперь они отличались разительно. Охотник очередными бессонными сутками прибавил ещё десяток к своим тридцати, глубокие тени залегли под глазами и в складках у губ, вампир же застыл в вечной фарфоровой юности. Оба молчали. Обмен приветствиями, похоже, был позади. Слух Дары резала неловкая тишина.

— Вижу, вы продвинулись далеко на север, молодцы, — звонко заметил решившийся Винсент.

— Ты не боишься выходить днём? — буркнул Карл вне связи с репликой вампира, и Дара вдруг вспомнила, с какой неприязнью охотник всегда говорил о Линтере. Наверное, Карл не мог простить ему внешнее сходство с Аланом, первой любовью Миры. Охотница поёжилась: Винсент, похоже, не представляет, насколько ему тут не рады…

Вампир снял длинный плащ с капюшоном, аккуратно повесил на стул.

— А что тут страшного? — миролюбиво сказал он. — Тётушка выходила днём, Макта также постоянно путешествует при солнце.

— Как тебя пропустили? Зачем ты пришёл ко мне? — Карл мял что-то в пальцах… Воск со свечки?

— Недавно возвратился в родные края и собираю новости. Никто меня не пропускал, я сам легко прошёл вашу охрану. Что, Мира не учит ваших новичков, как противостоять вампирским чарам?

Карл будто бы немного оттаял при упоминании Миры, усмехнулся:

— Учит. Но здесь немного другие охотники: кардинская молодёжь. Они не бывали у Источника, прошли посвящение в Карде, в церкви Микаэля, без долгой подготовки. В борьбе с Кукловодом знание вампирских чар не требуется — лишь бы была хорошая защита от неживого.

— А что в столице? Насколько я знаю, Латэ собрал группу для поисков Избранного.

— Да. Мира в ней, если это тебя интересует. Пять лет назад она прошла посвящение.

— Где сейчас группа?

— Вроде бы пока в Меторе, — лицо Карла снова стало жёстким. Дара даже на мгновение потеряла вечную улыбку в уголках его рта. — Ты хочешь отправиться к ней?

Бледное лицо вампира нервно дёрнулось:

— Нет. Я спросил, чтобы знать, куда мне точно не следует наведываться. Наши встречи с Мирой… несут нам обоим только боль.

Карл раздражённо отбросил смятый шарик воска, поднялся, с грохотом отодвинув стул.

— Хорошо, что ты явился сюда, — скупо похвалил он, вновь пропуская реплику собеседника. — Нам нужна хорошая карта окрестностей. Когда начнёт светать, поднимись в небо. Меня интересует северо-запад…

— Предпочту остаться на земле. Куклы Либитины разорвут крылатого соглядатая Ордена, — фыркнул вампир, наконец, почувствовавший неприязнь охотника.

Пламя единственной свечи затрепетало и вспыхнуло ярче. Дара поспешно отступила в тень, пока её не заметили. Теперь она не могла видеть собеседников.

— Нефандус предупреждал меня, что ты придёшь, — задумчиво сказал Карл. — Это он тебя послал? Знает, куда бить!

— Никто меня не посылал. Я уже пять лет сопровождаю Макту. Он интересен, этот Старейший! — Винсент не вовремя увлёкся. — Он не человек и даже не carere morte. Он — последовательная и холодная, неотступная и неотвратимая… месть.

— Зачем он тебе?

— Я ищу… — договаривать Винсент почему-то не стал. Может быть, он сам не знал ответа на этот вопрос?

— Лучше бы ты искал Дар! — не сдержался охотник. — Мира одна, не жалеет себя, всё время в поисках Избранного… Это и в твоих интересах тоже!

Дара слышала, как Винсент горестно вздохнул:

— Пусть Мира делает, что хочет. Мне Дар не поможет, а вот сведения о Макте наверняка помогут твоему Ордену.

Очень недобро он выделил слово "твоему"… Дара решилась, и осторожно выглянула снова.

Карл стоял у окна, по-прежнему отвернувшись от собеседника. Вампир устроился на его месте за столом и тонкими изящными ловкими пальцами играл с пламенем свечи. Лица обоих были непроницаемы. Но скоро Винсент улыбнулся. Держать долго маску безразличия на лице он не умел.

— Хортор, вижу, ты мне не рад?

— Разве мы были дружны в юности?

— Нет, но…

— Я не имею привычки подолгу беседовать с куклами, — очень холодно сказал Карл, но Дара уловила в его голосе нотки ярости. И дышал он тяжело, скоро, глаза странно блестели, лицо побледнело, так что на щеках, подбородке контрастно выделилась сизая щетина. Прежде охотница не видела его таким. Ей стало и страшно… и смешно. — Винсент, Алан — не знаю, которое из обращений верно, но если не желаешь нам помогать — уходи. Иди своей дорогой. К утру выйдешь к селению, там можно скоротать день.

Винсент не слышал ничего, кроме презрительного "Алан". Лицо вампира потемнело.

— Латэ — и тот не позволял себе такого. Кем ты себя возомнил, Хортор?

— Кем ты себя мнишь? — Карл резко развернулся к нему. Руками он вцепился в подоконник, видимо, борясь с искушением броситься и ударить вампира. — Посмотри на себя, Линтер! Ты мёртв, давно. Ты кукла! Тебя водит чужая воля! Чему ты радуешься — жалкому существованию марионетки?! — он почти кричал это, напрочь забыв об охотнице в комнате за занавесью. Лицо побагровело, резкие складки прочертили щёки. — Ты как медальон с портретом умершего и его локоном на шее безутешной возлюбленной! Как мне хочется иногда порвать цепочку и вышвырнуть тебя прочь, освободив Миру! Но нет! Она ведь пишет мне только о тебе, всё время только о тебе… Она живёт одной мечтой о тебе… Твоя фотография в траурной рамке вечно будет пылиться на её столе! Уволь меня от вашей комедии, Линтер. Уходи!

Винсент безмолвно принял выкрики охотника. Он только скрестил руки на груди, скрывая их дрожание. Дара, не в силах глядеть на эту сцену, отвернулась, прижалась спиной к стене, сжимая в руке кинжал. Вмешаться? Или не вмешиваться ни в коем случае? Этот вампир охотника, конечно, не убьёт, но вот если охотник убьёт вампира… — Мира ему этого не простит!

"…И тем лучше для меня, — пришла холодная мысль, скользкая, как змея. — Не вмешиваюсь".

— Если ты так уверен, что я — обычная кукла, на кого тогда обращена твоя ненависть? — тихо и со странным, зловещим добродушием заметил Винсент. — Получается, на хозяйку? На Миру?

— Получается! — выдохнул охотник и осёкся. Дара слышала его тяжелое, будто затруднённое дыхание. — Ты — частица её прошлого, давнего прошлого, но меня эта частица жжёт так, как ни одно воспоминание собственной, далеко не безгрешной жизни!

Дара приподняла голову, чтобы слёзы, собравшиеся в глазах, не скатились по щекам, оставив предательские дорожки. Вновь и вновь слышать от любимого признания в любви к другой — это ли не мука? Дайте ещё один тёмный подземный коридор, ещё одну встречу с Софи, но заберите этот вечер!

— Мира изменилась за годы в Ордене, ты видел? — после долгой паузы вдруг сказал Карл. — Ты — её — видел?! Она уже не carere morte. Один ты привязываешь её к Бездне, ты — крохотная, но неуничтожимая частица пустоты в её крови. Она и не думает об исцелении для себя, хотя это возможно, хотя об этом кричат её глаза! В своём отражении она видит одного тебя. Бессмысленного. Пустого. Несуществующего!

— Так ты тоже её любишь, — прошептал Винсент. Настала ещё одна долгая пауза, и Дара в волнении до хруста пальцев сжала рукоятку кинжала. — …Отдать… её… тебе?

Эти слова хрустальными каплями повисли в стеклянном озере тишины… Дара выглянула снова. Охотник всё также стоял у окна, но уже не цеплялся за подоконник. Его руки бессильно повисли вдоль тела.

— Отдать её тебе? — задумчиво, сам себе повторил Винсент и снова потянулся к свечке, коснулся маленького огонька. Слабая, но ясная улыбка осветила его лицо. — Ведь это верно! И она говорит о тебе давно, выделяет среди прочих… Ты прав. Я — иллюзия, и только. Я уже хотел уйти, исчезнуть. Рете подсказала, как. Да побоялся тогда оставлять Миру одну. Но сейчас прошло столько лет… Думаю, она сумеет, справится. Исцелится.

— Линтер. Когда ты сказал: "тоже любишь", я понял. Ты — не кукла.

— Никто не знает, кто я.

— Не вздумай "исчезать". Мира сама тебя отпустит, когда придёт время. Латэ говорил, она должна сама осознать вашу связь.

Вампир тряхнул головой и звонко засмеялся:

— Удерживаешь, потому что боишься, она потом будет винить тебя, что подтолкнул? — он помолчал недолго. — Пусть тётушка живёт и дальше в счастливом неведении. Я же вполне доволен "жалким существованием марионетки", ведь альтернатива — небытие. Но вам, живым, его не представить. Мир, Хортор. Я ухожу.

Карл устало потёр висок. Охотник выглядел ошеломлённым и… виноватым.

— Винсент… — начал он, но вампир забрал свой плащ и шляпу и скрылся в темноте комнаты. Он словно растаял, как тень — входная дверь не хлопнула, и кажется, даже не шелохнулась.

Охотник остался в комнате. Он вновь устроился за картой, но теперь рассматривал чертежи Нефандуса с куда меньшим интересом. Потом достал свою фляжку с кофе и щедро налил в неё коньяка из припрятанной в дорожной сумке бутыли. Глотнул получившуюся холодную и, наверное, невкусную смесь, и вовсе оставил карты, уставился куда-то в темноту комнаты, облокотившись о стол. Пряди чёрных волос из растрепавшейся причёски падали на лоб, придавая чуждый всегда строгому охотнику романтический вид, в пустых тёмных глазах мужчины плясало маленькое пламя свечи.

"О чём он думает сейчас? О ком?.. О, на надо, я знаю!"

Как тошно! Дара покружила по комнате, уже не стараясь двигаться бесшумно, потом выбежала на улицу: из её комнаты был отдельный ход в коридор. Она прогнала молодую девушку из охраны лагеря спать, и вместо неё до рассвета бродила по пустой улице селения, забыв о холоде осенней ночи. На небе выступили звёзды, и изредка девушка поднимала к ним лицо, и умоляла упасть хоть одну звёздочку. Упасть, исполнить её заветное желание! Но звёзды словно приклеились к небесной тверди… Не угодно твоё желание небу, Дара!

Под утро она вернулась. В соседней комнате за занавесью было темно: охотник спал.

"Делим дом на двоих, как супруги, а на самом деле…" — Она опять уснула в слезах… и проснулась от негромкого стука, повернула голову. За окном было яркий, жёлтый, прозрачный полдень.

— Дара! Пора вставать, красавица, — позвал Карл. Дара поднялась и отдёрнула занавесь между комнатами.

Охотник давно встал, успел побриться и переменить костюм — выглядел франтом, почти как Винсент. Он был в прекрасном настроении и мелодично насвистывал что-то, собирая дорожную сумку. Дара машинально потянулась поправить причёску.

— Куда это ты собрался? — протянула она.

— Я еду к Доминику. За старшую у вас Селеста. А ты, если достаточно отдохнула, займись разбором почты.

Дара вздохнула. "К Доминику…" Гесси с отрядами стоял западнее. На эту поездку у охотника уйдёт весь день.

— Ночью я слышала… — охотница замялась. — …будто бы разговор на повышенных тонах?

— Тебе, наверное, приснилось. Лучше посмотри на это, — Карл заговорщически подмигнул ей и указал на карты на столе. Дара подошла ближе, пригляделась:

— Это же Карда! Со всеми вампирскими убежищами! Ого! Вся свита Владыки в наших руках!

Они склонились над картами, совсем рядом, радостные, и Дара почувствовала, что их словно бы ничто не разделяет. Боясь потерять момент — их так мало было за все годы, что она знакома с Карлом! — она подвинулась к нему ещё ближе, так, чтобы он почувствовал ещё сонное, мягкое тепло её тела. Кажется, этот манёвр удался. Охотник поглядел на неё — чуть удивлённо, но с той туманной задумчивостью, с какой мужчины порой провожают взглядом хорошеньких девушек.

— А это что? — воскликнула Дара, взяв новую карту. — Не узнаю. Это что, план здания?

— Замок Дэви. Впрочем, все слабые места "Тени Стража" нам известны давно, от Миры, — легкомысленно пояснил Карл, и Дара окаменела. Опять эта Мира! Она отодвинулась — резко, будто её уличили в чём-то непозволительном, поджала губы от обиды.

— Похоже, Нефандус нарочно оставил эти карты в церкви, — заметила она. — Здесь достаточно сведений, чтобы уничтожить всю вампирскую цитадель! Если, конечно, они верны.

— Я спрашивал утром его куклу: что всё это значит. Он сказал… — охотник вздохнул.

— Что сказал?

— "Это моя месть Дэви".

Скоро Карл ушёл. Дара вздохнула и занялась почтовой сумкой. Нужно было рассортировать письма. Большинство посланий оказалось письмами из дома, также она откладывала в отдельную стопочку послания от Латэ. Работа продвигалась споро, но вот Дара извлекла из сумки одно из последних писем — от Миры Вако — и… остановилась.

Письмо Миры предназначалось Карлу. Они переписывалась, впрочем, нечасто: одно письмо в месяц, не больше. Дара часто держала в руках эти письма и… не хотела передавать их адресату. Она ненавидела почерк вампирши — мелкий, тонкий, с неряшливыми завитушками, похожими на серпы. Она ненавидела и почерк Карла, вернее, имя "Мира", написаное им… Иногда, если конверт Карла ещё не был заклеен, или охотник не успевал убрать полученное от Миры письмо, Дара осмеливалась читать эти послания. То, что она находила там, не злило больше, но и не успокаивало её. О, да, Мира прилежно выполняла своё обещание "уйти-уступить". Тон её писем был деловым, без намёка на флирт или хотя бы дружбу. А если Карл (подлый изменник!) в своём послании переходил эту границу, вампирша наказывала его долгим молчанием: два-три месяца… полгода. Но письма были, и этого ревнивице было довольно.

Дара разозлилась, потом загрустила. Разбор почты она закончила, но письмо от Миры нарочно отправила обратно в сумку.

Когда совсем стемнело, возвратился Карл. Дара заметила его издалека и вышла встречать. Охотник спешился, и Дара заметила у него за плечом заряженный арбалет.

— Как ты? На тебя нападали в пути?

— Я ждал нападения, но его не было. Нефандус отступает. Гесси и его отрядам он уступил селение без боя. И Солен идёт уже несколько дней, не встречая сопротивления.

Они пошли рядом. Карл вёл под уздцы лошадь.

— Мы близко к логову!

— Да. Выступаем сегодня же ночью: нужно добраться до гор до рассвета. Тогда днём можно будет начать обследование шахт.

— Когда?

— Через два часа. А ты через десять минут будь в штабе.

На собрании Дара скучала. Всё было ясно. Охота на Кукловода близка к завершению. Охотница, разумеется, сделает всё, от себя зависящее… Вести группу замыкающих? — Отлично! Следить за Мартином, он в последнее время хандрит? — Конечно прослежу, не беспокойтесь. Дара отвечала только на вопросы, касающиеся её группы, но в обсуждение самой решающей битвы не лезла. После встречи с Софией ей стало всё равно. Она только ещё крепче держала свой ледяной щит, отбивающий все удары судьбы и не пускающий наружу эмоции… Собрание было недолгим. Скоро главы отрядов разошлись. Она тоже собралась уйти: пусть Карл поспит хоть час до выхода отрядов, но охотник сам попросил её остаться.

— Ты что-то хандришь, — заметил он, прихлёбывая крепчайший кофе.

— Я не Лира Диос, я не подведу.

Она помолчали: обоим не хотелось ничего говорить. Даре было уютно в тишине, если тишина была созвучна струнам её души, как сейчас.

— Гесси обмолвился, что Даниель близок к цели, — поделился Карл. Дара поморщилась:

— Ну и что?

— Странно, что письма от Миры нет. Даниель написал Доминику, а Мира мне — нет.

— Да, странно… — Дара почувствовала, что краснеет. Они снова замолчали, но новая тишина резала уши девушки страшным диссонансом.

— Может быть, Кукловод отчасти прав, — заметила она, чтобы хоть как-то нарушить молчание. — Мы сражаемся не с тем врагом.

— Ты предлагаешь остановиться сейчас и осадить "Тень Стража"?

— Нет. Конечно, нет, — охотница вздохнула. — Сейчас мы уже зашли слишком далеко. И надо разделаться с Кукловодом…

— "Нефандус — тихий сумасшедший и не опасен, если не приближаться к его лабиринту", — ты это хотела сказать? — охотник усмехнулся и поднялся, подошёл к столу с картами. — Знаешь, сегодня я чуть было не согласился с ним. Армия кукол против армии Дэви — это было бы великолепно. Стравить двух врагов, а самому следить со стороны… А потом добить обоих.

— Тогда почему ты отказал Нефандусу? — Дара подошла к нему. Охотник рассматривал верхнюю карту — карту гор, подножье которых им предстояло штурмовать в ближайшие дни.

— Не доверяй carere morte — первая заповедь охотника, — Карл улыбнулся. — А если серьёзно, Дара: не бросайся, очертя голову, в новую битву, не закончив предыдущей. Достоверные сведения о "Тени Стража", о всех старейших Карды у нас. Мы закончим с Нефандусом, выучим в Доне охотников, которые не дрогнут от взгляда Владыки, и тогда…

— Ты поведёшь нас в бой, — закончила Дара и засмеялась. — Не говори, что хотел сказать не это!

— Думаю, так и будет. А ты понесёшь наше знамя в Карду… Но довольно мечтаний, — он шутливо накрыл её руку на столе своей. — …Какие ледяные пальцы!

Дара вздрогнула от его прикосновения.

— Ночь. Тень опять спустилась, — хрипло, кратко заметила она. — Я рада, что эти пять лет провела здесь, в Термине… с тобой.

Он внимательно поглядел ей в глаза, недовольный её тоном:

— Не прощаешься ли ты? За все годы у нас не было потерь. Уверен, и логово Нефандуса будет взято без единой жертвы.

— А я не уверена, — холодно сказала Дара. — Впрочем, всё равно. Сюда опять приполз туман. У меня в этом тумане мешаются мысли…

— У меня тоже, — Дара поймала рассеянно-благодушный взгляд Карла и удержала его. И ей стало страшно, будто она стояла над обрывом в шаге от края. Но она боялась не падения, а того, что какой-нибудь нескладной, неуклюжей фразой разрушит долгожданный миг.

— За годы сражений с куклами забываешь, каковы живые люди, — задумчиво заметил охотник. Его взгляд не отрывался от её шеи, видимой в открытом вороте платья до самой ямочки между ключицами. Тонкая кожа над ней пульсировала в такт с движениями разволновавшегося сердца девушки.

— Да, точно, — прошептала Дара и трудно сглотнула. — Словно сам становишься ходячим мертвецом, ведомым чужой волей. Но есть способ разбудить любое сердце, правда? — она постаралась улыбнуться, как обольстительница. — Ты ведь тоже чувствуешь этот голод… — медленно, под его неотрывным взглядом, охотница подняла руку и коснулась межключичной ямки, почувствовала дрожь своего сердца пальцами. — Он сродни вампирскому, наверное…

В следующее мгновение они целовались, забыв обо всём на свете. Дара отбросила свой щит. Она вцепилась в этого мужчину, любимого и чужого, с неосознаваемым намерением никогда больше не отпускать. Удивительно, но она совсем не ужасалась своим действиям, немыслимым для воспитанной в строгости дочери Меренсов: её руки уверенно и ловко расстегнули ему воротничок, потом сюртук. Потом, также лихорадочно быстро, она расстегнула пуговки на своём платье. Под платьем не было ничего, кроме тонкой сорочки, но Дару это не смущало. Они были сейчас дикими зверьми, ведомыми инстинктом, и стыд — это человеческое чувство — исчез.

За окнами вспыхнули огни: покидая селение-призрак, охотники поджигали его. Красные отсветы легли на пол комнаты, на стол — карты словно залило кровью, на лицо Карла… А Даре явилось непрошенное воспоминание: последний допрос тварей Нефандуса. Она вспомнила, как Карл вёл его: в своей насмешливой и чуть шутливой манере, ничуть не боясь хозяина кукол. Он никогда не сомневался в своей защите, в отличие о многих и многих в Ордене. Похоже, он вообще не знал, что этот щит, порой, ломается…

"Так ты тоже её любишь", — грустный голос Винсента…

Дара замерла. Она ещё позволяла ласкать себя, но уже не отвечала на ласки, и скоро Карл остановился, отступил.

— Дара? Ты что… Разве не этого ты хотела утром?

— Я ошиблась, — еле вымолвила она. — Не нужно этого делать. Когда не любишь… не нужно.

Она принялась застёгивать платье, гладкие пуговки скользили в дрожащих пальцах и никак не хотели проходить в петли. Карл оторопело смотрел на неё, потом сообразил отвернуться. Дара закончила с платьем и занялась причёской. Тогда охотник подошёл к ней сзади и неловко обнял. Это было несказанное "прости", и Дара приняла его.

— Я забыла сказать тебе. Письмо от Миры пришло, — голос всё же ещё дрожал. — Я сейчас его принесу.

Дома горели, горела и церковь. Отряды отошли далеко, но едкий запах гари всё ещё провожал их. Низину опять затянуло туманом, мешающимся с дымом от пожарища. Дара шла с Селестой и вела свою лошадь. Ей хотелось запрыгнуть в седло и нестись вскачь — да не во тьму предгорий, а назад, на пламя большого пожара… Но она молчала, мерно шагала рядом с немолодой охотницей, слушая размеренный стук копыт лошадки.

— Скажите Селеста, — неожиданно для самой себя нарушила молчание Дара. — Как вы думаете, позавчера я, действительно, второй раз убила сестру?

Селеста, ещё одна завязатая молчальница, недовольно глянула на неё, но ответила вежливо и осторожно:

— Первый раз — это была не твоя вина, Дара.

— Я пробовала ритуал, и он оказался бессилен. Тогда я отрубила Софи голову. Это была кукла Нефандуса… Кукол не делают из carere morte, ведь душа вампира привязана к бессмертному телу и будет сопротивляться воле хозяина. Как же тогда Нефандус сделал это с Софи?

— Если Кукловоду удалось завладеть телом Софии, значит, её душа оставила его. Твоя сестра была новообращённым вампиром в момент смерти, проклятие не успело прорасти в её душу. Она смогла освободиться.

— Вы думаете, она ушла туда же, куда уходим мы?

— Думаю, да…Что ты, Дара?

— Всё хорошо, — девушка смахнула непрошенную слезинку и засмеялась. Ей было так радостно… и пусто.

 

Глава 22 Поиски

Поиски Избранного затянулись. Сначала Мира боялась, что Гесси найдёт Избранного слишком быстро, и она не успеет выхватить его у Даниеля до жуткого ритуала Краса. Через несколько лет она начала бояться, что поиски не завершаться никогда… Ведь Дар был нужен не только охотникам! Со стороны Дэви им противостояли Гелер и Адам Митто, и поиски Дара скоро превратились в поиски истинного следа Дара: бесконечные и часто безнадежные поиски правды во лжи. Это была игра, Даниель Гесси сравнивал её с шахматами, Тэрри Энна — с покером.

Даниель не падал духом, несмотря на то, что Орден был в изначально невыигрышном положении: на стороне охотников была одна Мира, на стороне вампиров — все рабы Гелера. Понимая, что за вампиршей охота начнётся в первую очередь, он… почти не пользовался её услугами. За первый год они встречались лишь несколько раз у неё дома для составления плана очередной интриги. Начав с довольно примитивных ловушек, и охотники, и вампиры постепенно увлеклись более сложными и скоро запутались в собственных хитросплетениях лжи. Сначала Гелер поддался на уловку Даниеля, что Избранный находится в Плоро, потом группа Даниеля потеряла почти полтора года в бесплодных поисках в центре Доны, поверив лжи Гелера.

Через пять лет обе группы оказались в Меторе, и на этот раз след был верным: в Меторе, как и тридцать лет назад, опять обнаружились останки carere morte, пострадавшего от встречи с Избранным. По такому случаю группы вампиров и охотников даже устроили общую встречу, на которой попытались разграничить свои поиски. Договориться им не удалось, обменявшись колкостями и посмеявшись общей шутке, что Метор, видимо, притягивает Дар, они разошлись.

Моросил мелкий дождик. Поздняя осень. Серость, серость, серость… Голые, мокрые ветви деревьев заплетали паутиной жёлтые стёкла фонарей. Мрачный тёмный дом, зажатый в ряду таких же, казался пустым — свет не горел ни в одном окне, но, как ни странно, сегодня это ничем не примечательное жилище привлекло немало необычных гостей.

Мира прищурилась, чтобы как следует разглядеть крылатую тварь, вынырнувшую из туч. Она подалась вперёд, рискуя обнаружить своё присутствие. Чудовищное обличье растаяло, вампир застыл на месте, уставившись в никуда пустыми глазами, и Диана заметила:

— Как-то странно он себя ведёт.

— Похоже, раб, — предположила Мира шёпотом. — Видишь, как изящно он преобразился?

— Что дальше?

— Ждём.

Но вампир, недолго постояв на крыше, вновь обратился зверем и утонул в низко висящем небе. Мира предложила:

— Давай попробуем пробраться в дом?

— А если здесь есть ещё шпионы Гелера, которых мы не видим? Нет, пойдём только всей группой.

Вампирша вздохнула, безнадёжно поглядела на такой близкий дом на другой стороне улицы. Пятый год их поисков подходил к концу, и они наконец-то приблизились к цели. Рабы Гелера почему-то облюбовали этот дом на тихой окраине города. Может быть, Избранный там?

"Дар так близко!" — волнение поднималось, беспокойство мухами мельтешило перед глазами…

Убежищем их группы служила придорожная гостиница на западной окраине города. Белёный дом в два этажа. Вампирша поднялась на крыльцо, по пути сорвав пожухлый цветок с куста шиповника. Машинально растёрла в пальцах.

В коридоре она повстречалась с Тэрри — с ним, как и с Дианой, сбежавшей на охоту за Избранным из-под опёки родителей, они все пять лет работала в одной команде. Мира привычно задорно улыбнулась, Тэрри привычно весело подмигнул в ответ. Он был из тех немногочисленных в Ордене "не-фанатиков", которые видели в охоте на вампиров главным образом неплохой способ заработать. "Сработаемся", — поспешно решила вампирша уже при первой встрече и ошиблась. Заинтересовать его у неё не получилось. Никто в группе, кроме Дианы, не поддерживал Миру.

Не постучав, Мира толкнула незапертую дверь в комнату, служившую общей. Ангелика Нитор, стоя у окна, утирала заплаканные глаза. Даниель Гесси выпустил её руку, обернулся.

— А мы ждали тебя завтра, — улыбнулась она Ангелике, бывшей их связной. — Какие новости в столице?

— Сначала вы отчитайтесь, — бросил Гесси.

— Похоже, вампиры нашли Избранного. Мы видели у того дома ещё одного раба. Такой же, как вчера: осторожный, быстрый, скупой на движения. Думаю, их хозяин — Гелер. Я узнаю его стиль.

— Выражайтесь яснее, — стеклянно-равнодушные глаза за круглыми стеклышками очков, голос холоден, чуть презрителен, как всегда. За пять лет другого тона от этого молодого человека Мира не удостоилась. — Вчера Сесилия Калькар, сегодня Гелер… Определитесь.

— Гелер, я уверена, — резковато сообщила Мира.

— Что там делал его раб?

— То же, что и вчера. Он пока присматривается.

Гесси безразлично кивнул, уточнил:

— Он не пытался проникнуть в дом?

— Это невозможно, — Мира осеклась, поняв, что выдала себя: несмотря на запрет, вчера она рискнула приблизиться к жилищу Избранного и… столкнулась с нерушимой преградой: щит "хозяина дома" сейчас же отшвырнул её.

— Обнадёживающая весть, — отозвался Даниель, то ли. не заметив, то ли приняв к сведению неосторожные слова вампирши. Он поднялся, чтобы задёрнуть штору. — Ангел, чуть в сторону… — Ангелика резко отвернулась, но не двинулась с места.

— Карл и Дара всё ещё в Термине, — тихо сказала она, обращаясь вроде бы к Мире, но в упор глядя на Даниеля. Он с невозмутимым видом забрал забытую чашку чая с каминной полки, чуть пригубил, заметил:

— Интересно, сколько лет займёт наша кампания? Почему-то мне не верится, что она закончится на днях.

— Они так и не поженились. Жаль, — Ангелика грустно улыбалась чему-то. Безнадёжно. — Дара писала мне. Когда их кампания закончится, она хочет остаться в Карде. Она не говорила, что не вернётся в столицу, но…

— И совершенно правильно, если хочешь знать моё мнение, — отозвался Гесси. — Браки внутри Ордена, между охотниками, нужно вообще запретить. Вспомнить, хотя бы, о Диосах…

— Да, конечно! — прошептала Ангелика, вновь смахивая слезу. — Можно ещё лучше: обет безбрачия, пока не будет истреблено проклятие!

— А что за история случилась с родителями Лиры Диос? — умудрившись сохранить невозмутимое выражение лица, поспешила вмешаться тактичная Мира.

— В рейде их убила уличная банда, — сказал Гесси чуть мягче, благодарный за вопрос. — Подробностей не знает никто, они работали вдвоём. Но с тех пор семейные пары Латэ предпочитает делить — по отрядам и по районам: супруга в Ориенс, супругу в Сатур и чаще всего этой терапии бывает достаточно. Дочь Диосов Лира вступила в Орден в семьдесят первом, если я не путаю…

Нащупав наконец момент, вампирша проникновенно спросила:

— Почему ты всё ещё не доверяешь мне, Даниель? После пяти лет поисков?

— Вы не охотник. А carere morte, леди, ни разу не удалось внушить мне доверия.

— Я прошла посвящение!

— Невеликая ваша заслуга. Причуда Латэ. Во всех ситуациях по сей день вы ведёте себя как вампир, не как охотник. Вы желаете спорить?

Словно всё тепло ушло из комнаты. Зимний мороз… среди лета!

Мира отвернулась, спряталась за штору, будто бы в задумчивости. Ангелика и Даниель продолжили нейтральную беседу, а она долго, аккуратно рисовала на стекле картинку. Женская головка: глаза лисьи — красивый миндалевидный разрез, губки бантиком, безупречно правильные скулы, нос, длинные волосы локонами…

— Как её приняли в Орден? Ей же было всего четырнадцать!

— Что? — расслышав её, удивился Даниель. — Кому?

— Лире Диос.

— А мне пятнадцать. Династии… Для нас делают исключение!

Мира кивнув, уткнулась носом в стекло. За пять лет знакомства с благородным рыцарем Гесси заслужить его уважение для неё постепенно из необходимости, обусловленной её шатким положением, превратилось в… дело чести. Она мечтала об одобрении. Ну хоть немного!

— Завтра отправимся на проверку. Дольше ждать нельзя, carere morte могут распознать слежку, — размеренно говорил Даниель Ангелике, точно диктовал, — Гелер торопится, чувствуя, что мы крадёмся за ним след в след. Я и Вако займёмся возможным Проклятым. Теренс отвлечёт Гелера. Диану оставим на охране улицы.

— Она обидится, — заметила Мира.

— Не на что обижаться. Она выступает слишком неровно. Сегодня у неё великолепная защита, а завтра она — слабая девочка. Хорошо, что ты приехала, Ангелика, — улыбнулся охотнице Даниель, устраиваясь в кресле. — Поможешь ей.

Та встревожилась. Даже губы искривились:

— Но если это ложный след? Слишком легко Гелер позволил узнать тебе адрес Избранного!

— Мира говорила, у этого дома необычная защита. Скорее всего, там живёт наш Проклятый, — заметил вошедший в комнату Тэрри. Вампирша кинула на него уничижительный взгляд.

— Глупые люди! Зачем мне ползать с вами по земле, если я могу летать?! — возмутилась она для порядка. — Ты, Даниель, говоришь, что я веду себя как вампир, не как охотник… Но разве не это вам и нужно от меня? Разве позволяете вы мне что-то иное? "Поднимись, осмотри окрестности…", "Если Диана опять растеряется, стань её щитом…". Я не принимаю участия ни в ритуалах уничтожения, ни в ритуалах исцеления!

— Тс-с! Он уснул, — прошептала Ангелика, — он очень устал…

И правда, откинув голову, доверчиво открыв лицо, Даниель спал. И во сне казался совсем мальчишкой. На переносице остался красноватый след от снятого пенсне, капризно изогнулись полные губы… Глава группы! Мира чувствовала раздражение: Даниель едва выше её и младше почти на три десятка лет — и она вот уже пять лет тщетно пытается доказать ему свою состоятельность!

— Упрямый человек! — поделилась она с Ангеликой. — Как мне заслужить его уважение? — Та только усмехнулась.

Вампирша отправилась к себе, нарочно придержав дверь, чтобы она ни в коем случае не хлопнула.

Кафе на этой серой улице найти было не трудно. Огромные окна в полстены и стеклянная дверь: сейчас, в сумерках, весь первый этаж дома был залит тёплым жёлтым светом.

Мира заскочила в кафе за полчаса до закрытия. Сразу, торопясь, прошла к дальнему столику. Тэрри Энна там, ожидая начала ночной операции, читал газету. Он коротко поприветствовал её кивком головы и заметил:

— Ты же должна быть с Гесси. Как ты удрала от него?

— Мне нужно поговорить с тобой, Теренс.

— О чём? — удивлённо приподнял он бровь, прекрасно зная, о чём пойдёт речь.

— Ты всё прекрасно знаешь, — она глубоко вдохнула, косясь на улицу, где вот-вот должен был появиться Гесси. — Наша кампания завершается. Уже через час, возможно, Дар будет нашим. Потом, на пути в Дону, мне не обойтись без твоей помощи.

— Если б Дар был способен послужить Ордену, думаю, Орден не стремился бы его уничтожить.

— Ты ничего не знаешь! — Мира нервно похлопала ладонью по столу. — Помоги мне. Я заплачу тебе достаточно. Мне платят десять тысяч в год, как равноправному члену группы. Эти деньги целы. Я их не тратила, на что они мне? За восемь лет — приличная сумма!

— Этого мало! Где гарантии, что посвящение Избранного приведёт к тому результату, о котором ты мне так красиво поёшь? Нас с тобой посчитают предателями. Это смертельный риск. Вероятно, придётся бежать из страны. Чтобы убедить меня так рискнуть, тебе понадобится побольше, чем восемьдесят тысяч.

— …И мой дом в Карде.

На этот раз Тэрри не показал удивления:

— Сначала попробуй его продать. Тогда посмотрим.

— Когда?! Времени нет! — вампирша откинулась на спинку стула. Безнадёжно…

— Бессмертная рассуждает о времени! Задачка оказалась сложнее, чем представлялась? Ты кидаешься за помощью ко мне… Неужели так плохи твои дела?

Вампирша не ответила.

— Смирись, наконец, с решением Ордена, — предложил Терри, сворачивая газету. — Зачем тебе снова становиться смертной? Неужели ты веришь в посмертное воздаяние? Многие всё бы отдали за твою вечную молодость и здоровье. Разве плохо быть вампиром?

— Гесси идёт, — отрешённо заметила Мира, поглядев в окно. — Только не говори ему, что я была здесь! Хоть это ты можешь?

…Моросил мелкий дождик. Поздняя осень. Серость, серость, серость… Голые, мокрые ветви деревьев заплетали паутиной жёлтые стёкла фонарей. Мира быстро шла по кромке тротуара, весело балансируя. Улыбка, неловкие взмахи рук — девочка дурачилась. Она ухитрялась скрывать свою тревогу и от самой себя.

Она едва не прошла дом, втиснутый в середину ряда между мясной лавкой и бакалеей Гелено. Следовало действовать быстро, но она остановилась у двери. Сомнения разрывали её на части. Вот он, Избранный — перед ней! Но… что следует делать дальше?

"Сударь, выслушайте…"

"Вам угрожает опасность. На вас охотятся…"

"Вы когда-нибудь слышали легенду о Даре?"

"И для детей Ночи, и для их врагов вы — тот Единственный. Но и те, и другие хотят, чтобы вы были мертвы…"

"Только слушая меня вы останетесь живы. И только одно может вас спасти…"

"Я хочу вам помочь. Идите за мной" — Все эти правильные, круглые, лживые фразы — её помощники, которые она готовила, идя сюда, вылетели из головы. Что она сделает, когда посмотрит в глаза этого нового, пришедшего на смену её Избранному?

Волнение вампирши не было выражено ни участившимся сердцебиением, ни глубоким, трепещущим дыханием, ни румянцем щёк. Только отчаяние, злость в глазах. И взгляд бегает, не задерживается долго ни на одной вещи…

Что она скажет ему? Сможет ли сказать хоть что-то? Или просто упадёт ему в ноги и, презирая саму себя, понесёт околесицу, трогательную и умоляющую? Или, замкнувшись в себе, вовсе не сумеет связать двух слов? Или, не дав сказать двух слов ему, схватит, утащит с собой, не остановится до самой церкви святого Микаэля в Карде, а там…

"Хочешь жить, глупец? Так принеси эту чертову клятву! Или я убью тебя сейчас… сама! Мне безразлично, хочешь ты связать судьбу с Орденом или нет! Мне нужен только твой чертов Дар!"

…Должно быть, угадывая её преступные настроения, Карл, сам заметно остепенившийся и утративший значительную часть былой горячности, теперь холодно рассуждая об играемой ими партии, из письма в письмо напоминал ей: "Посвящение должно быть добровольным", "Сам Избранный должен желать стать охотником", "Дэви пытался играть с древней историей по собственноручно написанным правилам и, естественно, проиграл. Латэ пытался препятствовать ей — и также остался ни с чем", "Мы не главные герои этой истории, а лишь буквы, из которых складываются слова", "Эта сказка расскажет себя сама. Не мешай ей… Только следи, чтобы и другие не мешали".

В своём ответе Мира, отбросив привычный сухой деловой тон, издевательски поинтересовалась, каким он себе представляет практическое воплощение последнего пожелания "не давать мешать другим" и поздравила с "достижением возраста начала проповедей"… Она давно оставила попытки понять сумбур своих идей и мыслей на вечную тему "Избранный и его Дар" и только желала, чтобы "всё скорее закончилось"…

Наконец решившись, она преобразилась и, собрав все силы и волю в кулак, взлетела к окну. Щит "хозяина дома" вновь отшвырнул её! Раздосадованная, недоумевающая, она опустилась в недалёком переулке, зацепив крылом черепицу на крыше, и торопливо пошла вперёд, желая поскорее выбраться на улицу. Мира мало смотрела по сторонам, занятая придумыванием срочного плана по захвату строптивого Избранного. И когда впереди, в просвете между домами показался знакомый высокий тротуар знакомой улицы, она столкнулась с юной девушкой. Неуместно яркое пятно рыжих волос, тихий безмятежный взгляд… Предательница Лира Диос.

Мгновенно узнав друг друга, они застыли в молчании, не зная, начинать ли беседу, но не желая уходить. Две статуи: Мира напряжённая, настороженная, Лира расслабленная, равнодушная.

Диос молчала. Она только улыбнулась давней знакомой, обнажив острые клыки вампира и обнаружив милые мягкие ямочки на щеках.

— Коллега, рада встрече, — поприветствовала её Мира. Ей молчание было невыносимо. — Какими судьбами вы здесь?

— Я наблюдаю. Наблюдать за вами, детишки, не поделившие игрушку, так забавно, — мелодично засмеялась Лира, и вампирша опустила глаза под её внимательным ясным взглядом. Светлый как у ангела, этот взгляд был… дружеским, можно сказать, родным. — Здравствуй, Мира. Ты давно не приносила дары Бездне.

— Бездне? Какие дары?

— Души, жизни, — с сожалением ответила Лира. Она вдруг двинулась влево, и Мира… была вынуждена последовать вправо. Они закружились вокруг невидимого центра, не сближаясь и не удаляясь, точно привязанные друг к другу.

— Я знаю, какая ты, Лира Диос, — сказала Мира. — Я ненавидела бы тебя, если б в ту ночь ты понимала, что делаешь. Я бросила бы тебе вызов, если б ты была хитрой и беспринципной тварью, как сейчас считают многие в Ордене, если б тот план был твоим, а не Дэви. Но я не могу, мне… жаль тебя; я знаю, кто ты: ты сама — жертва.

— А я знаю, кто ты, Мира Вако, — согласилась Лира. — Ты так же, как я, знаешь Бездну. Ты так же, как я, любишь с Ней говорить.

— Что?

— Ты не узнала меня? Я — голос Бездны. Она выбрала меня среди всех, давно.

Они продолжали кружить всё стремительней, точно на краях воронки. Один конец её уводит на небеса, другой — в преисподнюю! — Лира, чувствуя это вращение, спиралью уводящее в пустоту, звонко засмеялась. А Мира только глотала воздух — тяжёлый, мокрый как песок. Он застревал в горле, не выходил словами.

Страшно… Чем так страшна эта чудо-девочка, прирождённый целитель, которую с малолетства готовили к служению Ордену? Её рассудок не перенёс её предательства. Рыжеволосая скромница была безликой. Её здесь больше не было. Была другая….

Бездна.

Всегда Мира бежала от Бездны, не оглядываясь, боясь оглянуться, но что её слабые силы, в сравнении с Ней? Древнее Нечто догнало её.

— Однажды всё станет Бездной, — прошептала Лира. — Я вижу это… Я знаю Её! Я — голос Бездны, carere morte. Я зову тебя…

— Ты сумасшедшая, — прошептала Мира, отступила на шаг и спиной упёрлась в стену дома. Карусель остановилась. Вдруг ушёл и страх: "Довольно бежать! Да и… некуда. Вот Она, смотрит на тебя. С Нею ты пыталась играть? С Нею ты смела шутить? С Нею ты надеялась поспорить? И всё исподтишка, слабым шёпотом, не глядя в Её глаза…"

— Я — голос Бездны! Приди же, куда ты бежишь? Ты устанешь и остановишься, но Бездна, Та, которой ты принадлежишь — вечна. Она не устанет ждать тебя!

Странно. Страха не было. Мира боялась Её, пока не увидела. Но, увидев, могла только… ненавидеть.

— Я ошиблась, когда пожалела тебя, Диос, — чуть твёрже сказала она, ещё боясь поверить своему бесстрашию, но, чувствуя, что каким-то новым огнём сейчас загораются её глаза: этого света хватало, чтобы смело глядеться в бездну своего отражения. — Тебя нужно убить.

— Бессмысленно сопротивляться, Мира! — говорила это Диос, или голос Бездны звучал у вампирши в голове, шёпот, подобный неумолчному шуму дождя? — Посмевшие бороться с Бездной, неизбежно проигрывают. Чувствуешь, как Она поглощает всё?

— О, да! — Мира нервно засмеялась. — Тебя нужно убить!

Она поняла, что с ней творится… Личная защита охотников! Щит для людей, для неё — сверкающее копьё. Страх у людей, у неё ненависть. И она ликовала, узнав свою новую власть над вечным страхом вампиров: смотри же, Бездна, у меня есть сила, побеждающая Тебя! Здесь, сейчас Ты не властна надо мной! Здесь, сейчас я уничтожу Тебя!

— На моё место придёт другой, — Лира Диос лучезарно улыбнулась, отступая. — Бездна вечна, carere morte.

…Приятных снов, Мира!

Они разошлись. Пройдя два шага, Мира обернулась, но бывшая охотница уходила прочь. Она не обернулась ни разу, и скоро серая фигурка скрылась за дождём; словно сама расплылась, стала им, пролилась на землю шелестящими каплями…

Лёгкие, быстрые шаги… Кто-то бежал к ней. Вампирша стряхнула оцепенение.

Вот одна… две… пять крылатых теней рассекли морось над крышами домов. Силуэты людей показались за прозрачной пеленой влаги.

— Это ловушка Гелера! — крикнула Диана. — Уходи, скорее!

— А что же Избранный?! — вырвалось у Миры.

— Уходи!

Но она бросилась наперерез им, к дому Избранного. Тэрри Энна, едва прицелившись, послал стрелу из арбалета в снизившегося вампира и, потеряв крылья, тот рухнул на тротуар. Ангелика остановилась лишь на мгновение, чтобы отрубить ему голову. Мира преобразилась, в два взмаха сильных крыльев достигла барьера защиты дома и теперь прорвала его. Но ещё одна тень налетела сзади и, сильно дёрнув за плечи, стащила крылатое обличье вампирши, словно плащ. Мира упала неудачно, подвернув руку, но вскочила и кинулась к крыльцу. Там её встретил Гелер.

— Вако, всё не можешь оставить Избранного в покое? — процедил он.

К ним спешил Даниель, на ходу заряжая арбалет, за ним — вся группа охотников. Вампир-хозяин швырнул на них десяток кукол из низких туч, а сам бросился на Миру. Гелер прижал ее к стене дома, быстро отыскал кинжал на поясе вампирши и вонзил ей в сердце. Он опередил ее на долю секунды, но сам упал рядом с кинжалом в груди: у пояса Мира давно носила стальную обманку. Настоящее серебро пряталось у неё на бедре.

Стальной кинжал полетел на тротуар с печальным звоном. Мира вскочила, озираясь.

Рабы Гелера лежали на мостовой, неподвижные, как их хозяин. Даниель подскочил к Мире.

— Где твоя святая вода?! — прошипел он, мотнув головой на Гелера. — Он же сейчас очнётся!

Мира потрясла головой — вампирша ещё не вернулась в реальность. Тогда Гесси оттолкнул её.

— In nominae Patris… et Filii, — отрывисто бросал он, выплёскивая на лежащего вампира остатки воды из своего пузырька. А перед домом опустилась ещё одна крылатая тварь… Митто! Вампир выхватил из рук опешившей Дианы арбалет и направил его на группу у дверей. Серебряная молния ударила вампиршу в голову, бросила на ступени, и Мира провалилась в темноту. В пустоту…

 

Глава 23 Ледяная болезнь

Карл нашёл Тони в лаборатории. Вместе со своим ассистентом Эриком он перебирал какие-то старые записи. В жизни Тони многое изменилось за эти годы: он был уже не студент — молодой учёный, но в движениях и разговоре он остался прежним, порывистым и юным. Его ассистент, Эрик, из студентов Первой Королевской, казался — да и был — взрослее и серьёзней. Но Карл, соблюдая субординацию, обратился прежде к Тони:

— Как дела у Миры? — нетерпеливо спросил он. — Как она?

— Плохо. Мы как раз ищем старые отчёты…

— Всё-таки, что с ней? Вы её видели?

— Видели. Всё плохо, я сказал. Её уже, можно сказать, нет. Она… Мира не вернётся.

Карл затворил дверь лаборатории и присел к их столу.

— Рассказывай подробнее! В каком она состоянии?

— Как бы это описать… — Тони задумался. — Такого я ещё не видел у вампиров! Мира сейчас — спящая красавица в ледяном гробу. Она не мечется, не стонет. Она не агрессивна, но… нашу мышку мы потеряли навсегда. Стрелу Гелера Гесси удалил вовремя, но после им следовало как можно скорее напоить вампиршу свежей кровью, лучше человеческой! Даниель этого не сделал.

— И ещё: в ране Миры могло остаться серебро. Они достали из её виска очень истончившийся наконечник, — заметил Эрик. — Судя по всему, серебро проникло в её кровь.

Врачи обменялись печальными взглядами: "Пациент — не жилец".

— Вы думаете, она не очнётся? — глухо спросил охотник. — Я просил тебя, Тони, попробовать напоить её кровью! Живой, тёплой, человеческой…

— Даниель пытался. Они готовили смесь, но это не помогло, — Тони оставил отчёты. Он обернулся к Карлу, поглядел с жалостью. — Гесси виноват, но будем справедливы, за время, прошедшее с ранения Миры, он перепробовал всё, что можно. В пределах разумного, конечно… Ей не помогает ни животная, ни человеческая кровь. Они поили её, вводили кровь в сердце, промывали рану… — Бесполезно! Сейчас её состояние стабильно, я думаю, она проведёт в нём остаток вечности.

— Не согласен. — Карл упрямо наклонил голову. Он заговорил, нервно постукивая пальцем по столу:

— Сделано ещё не всё! Я уверен, Даниель поил её только холодной стабилизированной кровью. Это совсем не то!

— Когда Дара ударила Миру кинжалом на тренировке, вампиршу лечили именно так, — сказал Эрик.

— Но сейчас она ранена в голову! Кинжал был только посеребрённым, а наконечник стрелы из чистого серебра. Это очень опасное ранение!

— Да, — вздохнул Тони. — Но, что бы ты ни придумывал для её спасения, мы её уже потеряли, Карл. Даже если Мира каким-то чудом очнётся, это будет не та мышка, что веселилась с нами на тренировках. Серебро и два месяца ледяного плена безнадёжно повредили её мозг. В этом теле осталось только проклятие. Жажда крови.

— Как жаль! — заметил Эрик. Он всё листал дневник исследований вампирши. — Пока группа Гесси была в Меторе, они иногда наведывались в столицу, и как-то мы зазвали Миру к нам в лабораторию. Она так изменилась после посвящения! Почти человек, почти…

— Я давно её не видел, — тихо сказал Карл.

— Вот. Её фотография, — охотник принял у Эрика маленький снимок Миры. Ассистент увлёкся: — По последним исследованиям, состав её крови почти не отличался от человеческого. Сердечный ритм — сорок. Дыхания ещё не было, зато многие внутренние железы проснулись, начали работу. Она научилась жить со своим проклятием. Именно жить, как человек!

— Научилась… — пробормотал Тони. — Как бездарно мы её потеряли! И меня ужасает поведение Винсента. Я спрашивал Даниеля: Винсент не приходил к ним! А ведь он, связанный с проклятием Миры, должен был почувствовать неладное. Видимо, ему всё равно.

— Я говорил с ним, — помолчав, сказал Карл. Он всё рассматривал фотографию незнакомой молодой женщины в тёмном закрытом платье. Гладкая кожа, тонкая талия, высокая грудь — от carere morte в ней были только глаза старухи. Он думал, что годы сражений с Либитиной не изгладили из памяти милый образ Миры, но оказалось, охотник всё же отдалился от него. Отдалился достаточно, чтобы поймать призывный взгляд Дары… Сейчас воспоминание о недавнем легкомыслии терзало Карла, точно он нарушил неведомый обет безбрачия. Неведомая вина обручем сдавила голову: может быть, случившееся с Мирой дано ему в наказание за сомнения? — Это было уже после ранения Миры. Винсент говорил о тётушке так, будто не знал, что с ней приключилось. Он и сейчас не знает.

— Он должен был это почувствовать.

— Её вера в его исцеление не исчезла. Мира по-прежнему держится, цепляется за неё… за него. Я не смогу привести научных фактов, чтобы доказать вам это… но это так. Нить, связывающая их, цела. Будь иначе, Винсент примчался бы ещё в Метор. И это значит, что ты, Тони, не прав: Мира ещё может очнуться в полном рассудке. Прежней!

Карл оставил Тони и Эрика печалиться над "бездарно потерянным" удивительным объектом для исследований, сам же отправился наверх, в кабинет главы Ордена. Неделю назад Латэ объявил, что оставляет пост главы охотников, два дня назад Крас поддержал кандидатуру Хортора на этот пост. И в начале января, то есть через две недели, Латэ должен был передать Карлу свой пост, а также власть над Покровом.

Крас принял новое назначение, но Карл чувствовал, что герцог не доверяет ему. Охотник не мог распознать, ведётся ли за ним слежка, в любом случае, до передачи Покрова ему не следовало бы совершать действий, могущих навести Краса на мысль, что Карл с Мирой ведут двойную игру. И всё же сейчас он не мог придумать ничего лучше, чем…

— Я уеду на несколько дней, — сообщил он Латэ, едва войдя в знакомый кабинет. — Чтобы не терять времени, в дороге я хочу изучить личные дела наших людей. Возможно их взять у вас ненадолго?

— Да. И возьми отчёты по Западной Пенне, — машинально сказал Латэ. — Постой. Куда ты собрался? — он наклонился к охотнику, тяжело опёршись на стол, поглядел проницательно. — В Прэсто, к Мире?

— Да, — сказал Карл, зная, что лгать бесполезно.

— Уже узнал?

— Узнал. И не понимаю, почему вы стремились скрыть от меня правду о её болезни.

Латэ помолчал. Он вышел из-за стола, несколько минут размышлял о чём-то у окна.

— Хорошо, поезжай и разрушь дело, что я строил много лет! — вдруг набросился он на охотника. — Поезжай сейчас, когда я только-только убедил Краса, что ты лоялен ему, что, когда будет найден Избранный, ты поддержишь Арденсов, а не Миру! Поезжай… Ты и её не спасёшь, и Орден погубишь. Вот только есть ли тебе дело до Ордена, будущий глава?

— Вы прекрасно понимаете, Орден в его нынешнем виде просуществует ровно до того момента, как будет найден Дар. Дело не в моих личных мотивах, вампирша нужна нам, и Крас должен это понимать.

— Но ты также должен понимать, — Латэ обернулся к нему. — Нужна не Мира, нужна просто реакция carere morte на кровь Избранного!

— Да, поэтому я не могу не ехать: Гесси сохраняет неизлечимо больную вампиршу, чтобы проверять на ней всех своих предполагаемых Избранных. Глоток крови настоящего Избранного убьёт Миру!

— Пусть убьёт. Какая разница, ведь Избранный будет найден! Так что твоё нетерпение не может быть объяснено ничем, кроме личных мотивов. Не надо тебе ехать туда! — Латэ, устало шаркая, возвратился в кресло и со вздохом откинулся на спинку. — Когда я передам тебе Покров, когда Крас окончательно примет тебя и убедится в твоей лояльности… Тогда через несколько недель или лучше, месяцев, ты можешь поехать к Мире, если считаешь, что сумеешь ей чем-то помочь.

— Может быть, Гесси найдёт Избранного завтра. А может, он уже нашёл его! — Карл забарабанил пальцами по подлокотнику: тревожный, быстрый ритм марша. — Нельзя ждать недели и месяцы!

— Мира не очнётся. К сожалению, Гесси поздно сообщил о происшествии и крайне неохотно выполнял мои указания. Нужно смириться с тем, что дальше придётся продолжать наше дело без неё.

— Очнётся, Филипп! Если б её "я" было мертво, погибла бы и её последняя кукла. А я говорил с Винсентом уже после ранения Миры.

— Это — недостаточное доказательство… — Латэ хотел было пуститься в длинные объяснения, но передумал, махнул рукой. — Впрочем, поступай, как знаешь. Я сам виноват, что позволил вам сблизиться! Теперь излечить тебя от твоей мании я бессилен, а удерживать безумного — будет только хуже.

Карл приехал в Прэсто через три дня. Ему удалось внушить Красу, что встреча с группой Гесси необходима, и не из-за Миры, а из-за близящихся к завершению поисков Избранного. И Крас сам отправил охотника, согласившись, что его опыт и хитрость могли бы помочь в борьбе с Митто, мешающим группе Даниеля уже пять лет.

В Прэсто группа остановилась в доме Гесси. Это был огромный летний особняк, очень новый и очень белый, сияющий на всю тихую улицу. Карлу отворила Диана.

— Ой, как здорово! — не удержалась она. — Наконец-то ты приехал! Ты же понял, что означало последнее письмо от Миры?

— Незаконченное? Я понял, что что-то неладно, но приехать сразу не смог: мы тогда только-только подобрались к логову Нефандуса.

— Я нашла ее письмо к тебе, недописанное, и отправила прямо так. Прости, что не стала ничего приписывать. Вдруг Гесси узнал бы! Он и от Латэ правду о ране Миры долго скрывал.

Карл улыбнулся и приложил палец к губам.

— И нам, пожалуй, хватит это обсуждать так громко. Где группа?

— Все здесь, пока. Ночью очередной рейд. Я остаюсь дома, на дежурстве.

— Отлично!

Карл прошёл в гостиную, где собрались остальные. Даниель сдержанно поприветствовал его. Среди охотников ходил упорный слух, что главой Ордена станет тот из двоих, кто первым выполнит своё задание. Этот негласный спор Даниель проиграл и теперь выглядел несколько замкнутым, может быть, из-за своих людей. Все трое с выражением крайнего интереса глядели на вошедшего и главу своей группы, ожидая любопытного противостояния. Даже Тэрри, собиравшийся покинуть комнату, возвратился в кресло.

— Я слышал о вашем успехе в Термине, — Гесси улыбнулся со всей искренностью, на какую была способна его холодноватая натура. — Поздравляю, хорошая работа. Но почему вы не рассказываете, кого нашли в логове Нефандуса? Селеста молчит, а мой дядя выглядит потрясённым. Кто он, Кукловод?

Карл поморщился, потому что страшный образ истинной Либитины сейчас же встал перед его мысленым взором.

— Не он — она, Даниель. Это была женщина.

— Значит, всё-таки, Либитина.

— Да. Хотя в этом существе едва угадывался человек, настолько оно было изуродовано.

— Нефандус, правда, калека? От рождения? — полюбопытствовала Ангелика.

— Нет. Её уже вампиршей изуродовали серебро и вода из Источника. К ней применяли изощрённые пытки. Но не охотники, нет. Это подтверждение легенды: Дэви прогнал Либитину, перед этим "стерев" её личину… Действительно, теперь эту даму не опознать. Лица нет. Все кости вывихнуты и в суставы была введена вода из Источника, чтобы они срослись неправильно. Даже то, что это женщина, мы узнали только после анатомического исследования.

— Не думала, что Владыка carere morte такое чудовище! — передёрнувшись, заметила Диана. — По рассказам Миры он, скорее, просто равнодушный.

— Бездна иногда страшно меняет их… — Карл прервался: подвернулся удобный момент спросить про Миру. — Кстати, покажите мне Вако. Всё действительно так страшно, как говорит Тони? Могу ли я чем-то помочь?

— Вряд ли, — хмыкнул Даниель. — Но, что ж… Пойдём. Признаться, меня гложет совесть, когда я вижу её. В нынешнем состоянии Миры отчасти виновен я…

Карлу очень захотелось ударить его после этих слов, ударить на виду у всей группы… Руки непроизвольно сжались в кулаки, но он подавил порыв. Охотники вышли в холл за верхней одеждой.

— Она, что, на улице? — удивлённо спросил Карл, взяв пальто.

— Нет. Ты сейчас всё поймёшь, — загадочно сказал Даниель и указал на лестницу. — Она на втором этаже.

— Как ты мог поселить больную вампиршу на втором этаже?! — не удержался Карл, когда они поднимались. — Чем ближе к солнцу, тем ей хуже!

Он замолчал. Они стояли наверху, и из левого коридора тянуло жутким холодом — холодом склепа. Источником его была угловая комната с левой стороны коридора.

— Мира здесь, — сказал Даниель. Он долго, виновато гремел ключами, ища нужный, наконец отворил дверь. Карл первым вошёл в комнату.

Здесь было очень холодно — значительно холоднее, чем на улице. Незнакомая молодая женщина в закрытом тёмном платье лежала на кровати в дальнем, самом тёмном углу. Между кроватью и окном днём ставилась ширма, но сейчас, тёмным зимним вечером, она была отодвинута в сторону, а окно отворено. Вампирша была неподвижна — странная статуя не стоящего, а лежащего человека: надгробие. Сходство с надгробием усугубляла мраморная бледность её кожи. Кисти рук, спокойно лежащих вдоль тела, казались вырезанными из мела. Платье Миры было странно блёклым, словно затянутое паутиной… Когда Карл подошёл ближе, он понял, в чём дело: всё тело вампирши покрывала изморозь. Иней лежал на волосах, одевал её брови, ресницы. Тело Миры, а не открытое в зиму окно было средоточием холода. Спящая красавица в ледяном гробу…

Вампирша долго, тяжело вздохнула, и в комнате стало ещё холоднее. Диана и Ангелика жались к окну: там было немного теплее. Карл подошёл к Мире. Он хотел рассмотреть рану, которая ввергла carere morte в столь странное состояние, но, едва дотронувшись до кожи, отдёрнул руку. Подушечки его пальцев побелели и утратили чувствительность. Холодовой ожог.

Даниель, разгадав его намерение, сам повернул голову Миры набок, перед этим предусмотрительно надев тёплые зимние перчатки. Открылась рана на левом виске: треугольной формы, забитая льдом вперемешку с застывшей, чёрной в вечерней тьме кровью.

— Когда после ранения это случилось? — тихо спросил Карл.

— На седьмой день, — также тихо сказал Даниель. — Диана заметила, что кожа Миры странно тверда. Она… заледенела. Хотя тогда ещё была осень, шли дожди…

— Что сказал Тони? Он был здесь недавно.

— Её проклятие после ранения не получило пищи и взбунтовалось. Мира поставила ему заслон, но на это ушли все её силы. Поэтому теперь она не может очнуться.

— А этот… холод?

— Лихорадка наоборот, — заметил Тэрри. — Реакция на серебро в крови. Я прежде видел такое, правда, в меньших масштабах. Но тот carere morte был вполне в сознании и даже нашёл применение своей новой способности: жечь холодом.

— Чтобы очистить кровь от серебра, нужно дать её проклятию разрастись. Но если дать проклятию завладеть ей теперь, у Миры не хватит сил удержать его в узде. Она уже не будет прежней Мирой. Нам придётся убить чудовище, которое восстанет, — пробормотал Даниель. — Замкнутый круг!

— Почему ты решил, что восстанет — чудовище?

— Потому что полумеры, призванные воскресить нашу мышку, не действуют! Кровь животных ей не помогает. Человеческая стабилизированная также…

— А живая человеческая?

— Я предлагал Даниелю попробовать разбудить её поцелуем, — пошутил Тэрри. Даниель же с шокированным видом долго молчал, просто смотрел Карлу в глаза. Потом холодно спросил:

— Предлагаешь дать ей настоящую вампирскую еду?

— Да.

— Человеческую жизнь?!

— Я не думаю, что она убьёт.

— Она убьёт, Карл! И снова станет дикаркой, жадной до крови. Жаль, но она потеряна для Ордена.

Девушки совсем замёрзли, и Даниель сделал всем знак уйти. Карл отвернулся от Миры, быстрым шагом он покинул холодную комнату вместе со всеми.

— Что ты намерен делать с ней? — ледяным тоном поинтересовался охотник у Гесси. — Когда будет найден Избранный, я слышал, вы близки к тому, ты испытаешь на ней действие его крови?

— Да, — коротко сказал тот, не глядя на него.

— Это, конечно, очень грустно! — прошептала Ангелика.

— А как вы поступили с телом Кукловода? — вдруг спросил Тэрри. — Я слышал, Нефандус, как и Дэви, не боится ритуала…

Карл немного удивился вопросу, но, признаться, он был рад сменить тему беседы:

— Куклы продолжали нападать на нас и после того, как голова Либитины слетела с плеч. Тогда я заказал привезти из Доны две бочки воды.

— Тело растворили? — Даниель кивнул, а Карл похолодел. Он понял, зачем это спрашивал Теренс: охотники думают, как поступить с телом Миры после испытания с Избранным…

Скоро группа ушла в очередной рейд по спящему городу. Карл остался в доме. Сказавшись уставшим с дороги, он лёг спать, но едва группа скрылась в тени улицы, охотник вышел из комнаты и спустился к Диане, коротающей ночь за чтением книги и бокалом вина. Девушка с надеждой взглянула на него:

— Ну, что ты придумал? Что от меня требуется? Слуги спят, группа вернётся к рассвету — время у нас есть. Ты увезёшь Миру?

— Нет, — ошеломлённо сказал Карл. — Нет, зачем? Она останется здесь. А как ей помочь, я знаю. Что ты там пытаешься спрятать? Вино? Нет, нужно что-то покрепче.

— В погреб Гесси я не полезу: у этих педантов всё сосчитано. У Тэрри, кажется, было виски.

— Ага. Тогда укради у него бутылку. Встретимся у Миры.

Здесь немногое изменилось за время их отсутствия: только стало ещё холоднее, а волосы, брови, ресницы Миры совсем побелели от инея. Карл захватил с собой саквояж и теперь раскрыл его, занялся сборкой странного прибора, на вид медицинского. Диана, не замечая этого, качала головой:

— Я тоже виновата, — призналась она. — Митто выстрелил Мире в голову из моего арбалета. Я опять не удержала защиту, и он отобрал у меня оружие. Зачем ты доверился мне? Я не достойна включения в тот Отряд, о котором ты говорил. Я могу подвести в любой стычке с carere morte.

— Можно быть полезной не только в битве. Например, сейчас мне нужна помощь совсем другого рода, — Карл обернулся к ней, держа в руках странное приспособление: две полые иглы, соединённые сложной системой каучуковых трубок и резервуаров. — Нужно дать Мире человеческой крови, и не холодной, подкисленной стабилизатором, а настоящей.

— И как это сделать? — Диана равнодушно рассматривала толстые иглы, пока не понимая, для чего они предназначены. — Кого ты отдашь вампирше в жертву? О! — она изменилась в лице. — Себя?!

— Я говорю всего лишь о переливании артериальной крови.

— А это поможет?

— Я думаю, да. Гесси ведь не пробовал этого прежде?

— Нет. Ангелика как-то предлагала перелить Мире артериальную кровь напрямую от кого-нибудь из нас, но он резко осадил её. Он сказал, это опасно, — глаза девушки расширились, — опасно почти также, как вампирская трапеза с укусом. Сложно контролировать количество забираемой у донора крови, и для донора эта процедура чревата заражением и другими осложнениями. Ты уверен, что это нужно?

— А что ещё ты можешь предложить?

— А если она очнётся и набросится на тебя?

Карл отрицательно мотнул головой.

— Мира не набросится. Но, если волнуешься… Вот: возьми воду из Источника, — охотник достал пузырёк из саквояжа. — Свежая. Брызни на вампиршу, это отвлечёт её.

— Лучше я возьму арбалет…

— Хватит! — взорвался он. — Один раз вы её почти убили! Если арбалет, то только для сетей. Никаких стрел, кинжалов и мечей! Я хочу вернуть Миру, а не убить.

— Ладно, — Диана отступила. — Тогда я схожу за арбалетом и сетями.

— Он не понадобится, вот увидишь.

Охотница ушла, а Карл обернулся к Мире. Когда он был здесь с группой, он старался максимально отстраниться от того, что перед ним в жалком и беспомощном состоянии лежит его любимая "мышка". Хотя её странная болезнь глубоко, больно поразила его. Он был в ярости и хотел растерзать Гесси и в то же время бесконечно жалел Миру и не стыдился своей жалости. И эта carere morte хвалилась охотникам на тренировках, что будет учить их внуков и правнуков! Она вовсе не была сильна, эта бессмертная — он и раньше чувствовал это, а теперь увидел воочию. Да, она была значительно слабее любой смертной: carere morte и не пытаются цепляться за жизнь. Перед лицом смертельной угрозы они ищут спасения в Бездне, и Она пожирает их разум. Как страшно видеть её такой — безмолвной, неподвижной, как страшно слышать вновь и вновь от сведущих людей, что она "никогда не очнётся"! Её письма, расчетливое изящество равнодушных, ровных, округлых, как жемчуг на нитке, фраз, её мягкий и колкий юмор снежной королевы, и в то же время беззащитность и слабость одинокой женщины, читающаяся в многоточиях и грустно сползающих вниз окончаниях слов… Неужели он потерял это навсегда?! Как спасти Миру? Как вызволить её из ледяного плена? Как протянуть ей нить, заставить взять эту нить, выводящую к свету? Вампирша лежала неподвижно, как статуя. Красивое, бледное лицо было чужим, сомкнутые губы хранили тайну, вечную как мир. Охотник склонился над ней, попытался согреть побелевшие губы Миры своим дыханием.

— Что же ты, Крылатая! — шёпотом поругивал он её. — Не рассчитала силы! Как это глупо и благородно: подавлять голод, пока не провалишься в пустоту! Или ты думала, они протянут тебе руку? Бедная Мира!

"Сам виноват! — тут же напустился он на себя. — Нужно было оставить Нефандуса на Доминика с Селестой и мчаться сюда!"

На самом деле это не помогло бы: Диана отправила ему письмо Миры только через неделю после того, как с вампиршей приключилась загадочная "ледяная болезнь". Но Карл не останавливался. Ему нужно было выместить на ком-то свою злость.

"Самоуверенный и жадный до власти глупец! — обругал он себя. — Прав был Нефандус: увлёкся ничтожной войной, легчайшим из испытаний, и чуть не погубил конечную и такую желанную цель всех своих войн: её, Миру!

Исцелённую…"

От холода, распространяющегося из сердца вампирши, у него перехватывало дыхание, и Карл отступил от постели. Неслышно появилась Диана с большим арбалетом.

— Ну, ладно, — снова сказала она. — Что мне делать?

Карл объяснил ей, в чём заключается метод, предложенный Тони. Диана кивала и задавала правильные умные вопросы, показав себя понятливой и довольно сведущей в практической медицине. Успокоенный, охотник передал ей приспособление для переливания крови. Пока Диана готовила иглы и смачивала платок в виски, чтобы протереть место вкола иглы, Карл снял сюртук и расстегнул манжет правого рукава рубашки. Потом он медленно закатал его до локтя, всё поглядывая на Миру. Вампирша была по-прежнему неподвижна, ресницы-сосульки и не дрогнули. Где она сейчас? Стонет от боли внутри этой ледяной скорлупы? Или её души здесь уже нет, она поглощена разросшейся частицей Бездны?

Карл не питал иллюзий и соврал Диане: Мира могла посчитать охотника добычей и наброситься. Главное, распознать, Мира ли будет перед ним, или уже чужая carere morte, ведомая лишь проклятием. Он надеялся, что почувствует это, что его защита даст сигнал и отбросит безумную вампиршу. О том, что будет после, Карл старался не задумываться. Если прежней мышки действительно нет, если Миру поглотило проклятие… — нет, нет, оставить эти мысли!

"Пока моя защита цела и надежда Миры жива, её можно вернуть", — подбодрил он себя, и стало немного легче дышать в промороженной комнате.

Вопреки уверенным словам, Диана обращалась с прибором очень неловко. Охотница приготовила всё для процедуры и принялась расстёгивать Мире платье на груди.

— Диана, остановись. Ты не слушала меня? Я говорил: второе вампирское сердце! Так будет меньше вероятность, что я заражусь её кровью.

— Это то, что под позвоночником, на спине? Я не смогу… — протянула Диана. — Вот Ангелика умеет попадать туда иглой.

— Ангелика влюблена в Даниеля и нам не помощница.

Диана помялась, скоро вздохнула:

— Тогда помоги её повернуть.

В конце концов, всё получилось. Живая человеческая кровь из его артерии на предплечье начала поступать в ледяное сердце вампирши. Диана занималась прибором, перекачивающим кровь, а Карл прислонился к стене рядом с кроватью. Он глядел на лицо Миры, теперь повернутое к нему в профиль, и ждал, когда же иней слезами закапает с длинных ресниц вампирши.

— Это напоминает одну историю… — Диана хмурилась. — Ты слышал легенду об Охотнике и Майе?

— Нет.

— Майя была вампиршей. Она и Охотник, — кто-то говорит, он был из Гесси, другие — из Диосов, — полюбили друг друга. Её любовь дала ему сильную защиту от вампиров, прямо как у тебя. Их встречи "на перекрёстке дня и ночи" были краткими: слишком многое их разделяло. Но всё же они любили… Охотник оставил рейды и стал неплохим целителем новообращённых. Она перестала убивать и уничтожила всех детей своего проклятия, чтобы они не убивали также. Но кончилось всё плохо. Ты меня слушаешь?

— Да, — немного помедлив, ответил Карл. Он уже чувствовал слабость. Кожа побледнела, а крайне болезненное поначалу место инъекции замёрзло, стало нечувствительным. Он боялся, что вот-вот начнётся головокружение и ему придётся сесть, а то и лечь. А Мира не менялась: всё так же холодна и неподвижна. Его кровь не оказывала на неё никакого действия!

— Майя сильно пострадала в стычке с Орденом, и Охотник решил напоить её своей кровью. Но вампирша не смогла справиться с проклятием. Охотник же не сумел или не захотел поставить перед ней щит. Она убила его.

— Не надо меня стращать, — он обнаружил, что и голос ослабел. Перед глазами замелькали чёрные мухи. Но волна холода, шедшая от вампирши, задрожала и начала проседать, рассеиваться. Наконец-то переливание действует!

— Не буду. У этой легенды разнятся концовки. Есть и хорошая: выпив крови Охотника, Майя очнулась исцелённой. И он тоже остался жив. И они жили долго и счастливо…

— С этой концовки следовало начинать! — Карл улыбнулся, глядя на остренький профиль "мышки", на золотистые локоны, разметавшиеся по подушке… но страх сейчас же ледяными пальцами сжал виски: "Процесс пробуждения едва начался. Сколько же нужно будет крови, чтобы его завершить?!"

— Тебе плохо? — Диана оставила прибор для переливания, с тревогой поглядела на охотника. — Приляг на кровать. Знаешь, кажется, в комнате уже не так холодно.

— Да. Я же говорил: Мире нужна была просто живая кровь, — комната заплясала перед глазами, и Карл сдался, опустился на кровать рядом с Мирой.

— Только не замерзай! — Диана закрыла окно и, подбежав, снова быстро проверила пульс мужчины. — Знаешь что, Карл, пора это прекращать! Сердце уже не справляется.

— Я нормально себя чувствую.

— Давай я заменю тебя!

— Тони сказал, Мире может стать хуже. Твоя и моя кровь смешается и сгустится, слабое сердце раненой вампирши не сможет перекачивать её. Нужна всего одна… жертва, — тише закончил он.

— Тогда ещё минута, и я вынимаю иглу, — безапелляционно сказала Диана.

Мысли Карла были ясными и равнодушными. Он неожиданно быстро приблизился к смерти, так что не успел толком испугаться: миг страха ушёл, и стало всё равно. Если так надо, чтобы Мира жила — пусть. Что его цель, его жизнь — без неё?..

"Если бросится на меня — опущу щит, как тот Охотник…" — решил он.

Пришло ощущение тепла — обман чувств или реальность? Карл дотронулся до руки вампирши, и это прикосновение не обожгло холодом. Получается! Надо продолжать.

— Диана, ты помнишь, что я говорил про Отряд? В случае моей внезапной смерти вас возглавит…

— Давид Гесси. Помню. Так, знаешь что… Хватит! — Диана нелюбезно выдернула иглу из его запястья. — Зажми место пункции. Вот так. Отдыхай.

— Мы ещё не завершили… — слабо запротестовал охотник.

— Мира справится сама. Посмотри на неё: Снежная Королева растаяла! — быстро закончив всю процедуру, Диана убрала прибор подальше. — Я сейчас согрею тебе ужин. Ты сможешь перебраться в свою комнату или мне помочь?

— Беги, я справлюсь, — Карл приподнялся на локте, поглядел на Миру, лежавшую к нему спиной. Вампирша спала, поджав ноги к животу. Мокрые, слипшиеся ресницы подрагивали: Мира смотрела сон, судя по лёгкой улыбке на губах, хороший. И охотник залюбовался ею, хотя к его радости примешивалось стыдливое чувство, что он видит недозволенное, что-то, возможное только между близкими, родными людьми: он видит её спящей, и во сне — открытой миру и добру.

"Всё в порядке. Она спит. И не как carere morte — как человек", — эта мысль совсем его успокоила.

На следующий день всё рухнуло. Карл проснулся от непонятного шума — на границе слышимости и всё-таки отчётливого: крики, стуки, звуки ударов. Мгновенно поняв, что случилось, он вскочил, натянув брюки и накинув рубашку, бросился из комнаты.

Шум доносился из кельи вампирши. Дверь оказалась заперта, Карл забарабанил в неё кулаками. Но с той стороны раздался один, другой страшный удар в дверь, и та слетела с петель — охотник едва успел отскочить в сторону.

Вампирша вскочила с остатков двери, огрызнулась по-звериному и помчалась по коридору, на ходу накидывая крылатую тень. Карл бросился на неё, догнал, повалил на пол. Наполовину оглушённая его щитом, Мира извивалась и скалила зубы. Прищуренные глаза вампирши были злыми и испуганными.

Подоспели охотники. Умница-Диана опередила Гесси с мечом и выстрелила сетью. Серебристая паутина опутала охотника и вампиршу, и Карл уж постарался спеленать Миру покрепче. Мира вдруг закричала — громкий, полный боли крик, и охотник испугался, не ранена ли она. Но на теле не оказалось повреждений, а вампирша продолжала кричать, больше не делая попыток вырваться. Потом стала биться об пол головой.

— Вы ввели ей что-то? Почему ей больно?!

— Мира ничего не получала! — крикнула Ангелика. — Её не кормили! Приступ развился стремительно. Она не нападает, только всё рвётся куда-то!

— Она очнулась, но она не помнит себя, — Даниель подошёл. Он по-прежнему держал меч наготове. — Жаль. Когда я увидел её утром, я надеялся…

— Она не агрессивна, — Карл старался говорить спокойно, хотя это было сложно. — Посмотри сам: ей больно!

— Даже если так… Она ведёт себя как животное, — холодно сказал Даниель. Глаза охотника за стеклышками очков довольно блестели: его слова "Мира очнётся безумной" подтверждались, и он мог забыть свою вину в её болезни. — Она ведёт себя, как carere morte. Отойди, Карл. Твоя жалость к вампирке слепа, глупа и неуместна.

— Я всё понимаю, — Карл поднял на него глаза. — Я не стану тебе препятствовать. Но прежде дай, я попробую её напоить. Дайте стабилизированной крови.

Диана умчалась куда-то и скоро вернулась с фляжкой и большой колбой.

— Здесь свиная кровь, старая, — она поболтала фляжкой. — В колбе человеческая. Какую лучше?

— Фляжку. Не будем снова приучать Миру к человеческой.

Даниель, удовлетворённый ответами Карла, отступил. Охотник глубоко вздохнул и открыл фляжку. Потом он повернул голову слабо стонущей Миры к себе.

— Мышка, слушай: ты не брошена, ты не одна. Никто здесь не желает тебе зла. Источник боли внутри тебя. Выпей то, что я дам сейчас. Это поможет. Я помогу тебе. Если хочешь, я никуда не уйду… Выпей. — Ему показалось, вампирша посмотрела на него осмысленно и с робкой надеждой. Эта надежда была — тонкая нить.

— Пей, — он поднёс фляжку к её губам, сначала смочил губы, и Мира облизнулась. Тогда он начал её поить. Вампирша жадно, шумно глотала кровь. Она уже не стонала — немного поскуливала, захлёбываясь, потом замолчала. Фляжка опустела. Карл хотел было отправить Диану за второй, но Мира закрыла глаза и уснула, а, может, потеряла сознание. Карл и Тэрри перенесли её обратно в комнату.

Карл пробыл у Гесси неделю. За это время приступ повторился ещё раз, но был гораздо слабее. Они легко укротили вампиршу и снова напоили её. Ещё день Мира металась на постели и бредила, потом уснула беспробудным сном. Она охотно принимала животную кровь.

"Ей нужно время, чтобы восстановить силы. Но её жизнь и рассудок вне опасности", — прокомментировал это Тони телеграммой из Доны. Тогда Карл распрощался с Даниелем и его группой и отправился в столицу.

 

Глава 25 Лето в Прэсто

Лира продолжала сходить с ума.

После встречи с Нефандусом она возвратилась в замок Дэви. Хмурый Владыка, медлительный и какой-то замкнутый после долгого сна, поприветствовал её иронически, но ругать не стал. Хотя от Адама он уже узнал, где была девушка. Дэви торопился куда-то, но Лира остановила его.

— Господин, можно мне попросить? Включите меня в группу поиска Дара! — робко сказала она, почти не надеясь на успех.

— Ты остаёшься со мной, Лира Диос.

— Я была бы полезна…

— Ты даже не Высшая, — Дэви передумал уходить, подошёл к ней. Лира привычно вскинула голову, открывая лживые глаза его взору.

— Ты что-то задумала Лира Диос, — хмуро подытожил Дэви. — Скажи сама, или я прочитаю это в Бездне.

Лира улыбнулась, но промолчала.

— Огрызаешься? Что ж, — Владыка сделался ещё более мрачен, осознав свою беспомощность. — Отныне следуй за мной всюду, не отлучайся ни на шаг.

Лира снова улыбнулась:

— Хорошо, Господин!

Она опять стала его тенью. Она послушно следовала за Владыкой. Она насыщалась одним зрелищем чужой смерти, когда он ел, дремала на собраниях старейших, днём она лежала с ним в постели и их грёзы смешивались, клубились под пологом кровати… Владыка действовал умело: он пленил её тело и запер разум за стеной однообразных повторяющихся действий. Лира почти забыла себя и свою цель. Она ходила точно во сне, иногда подолгу замирала на одном месте. Если Владыка замечал это, он подходил, вглядывался в её глаза. Он думал, ею в эти моменты владеет Бездна… Лира же чувствовала только пустоту — ужасное ощущение проваливания в пропасть.

Carere morte из свиты Дэви обходили её стороной. Лира не стала своей для вампиров за прошедшее десятилетие. Но это её не угнетало. Она узнала Бездну — это было главное. Ничего не трогало её. Ничего. Митто принёс весть, что вампиршу Вако приняли в Орден, и Лира не почувствовала ожидаемой печали: вот, вампирша сумела стать своей для нового окружения, а Лира — нет.

Только однажды что-то дрогнуло в ней. Владыка беседовал с Мелиссой Лакус, и разрешил Лире побродить по замку. Точнее, он сам услал девушку, видя, как обижена присутствием Лиры Мелисса. Охотница долго бродила по коридорам, спускаясь всё ниже. Постепенно она перешла в подземные помещения и скоро вышла за пределы замка. Подземная речка осталась далеко позади, в этих коридорах было сухо и холодно. Лира наугад остановилась у двери какого-то хранилища. Дверь была приотворена. Любопытство чуть шевельнулось, придавленное горой равнодушия… Лира толкнула дверь, и та отворилась.

Это было хранилище какого-то кукловода. Лира долго рассматривала нагих людей, что лежали здесь в земляных ямах, присыпанные землёй. Черты лиц не разобрать, но по очертаниям фигур было понятно, мужчина это или женщина. Лира насчитала сорок могил и ни одна из них не была пустой. Две ямы находились в отдалении и были накрыты большой железной клеткой без дна — в подобных клетках в замке Дэви содержались смертные, предназначенные в пищу.

"Зачем их закрыли?" — Лира почувствовала тайну. Она подошла к решётке, взялась за прутья. Она разглядывала двоих, мужчину и женщину, лежавших там. Тела были засыпаны землёй, не видно ни лица, ни тела. Только лоб женщины был открыт немного — с него осыпалась сухая земля, и Лира заметила, что волосы покойницы медно-рыжие, совсем как у неё самой.

Лира наморщила нос. Она чувствовала здесь что-то. Знакомый запах… Знакомый с детства! Серебро?

Вампирша пошла на запах и скоро отыскала источник. Это было оружие охотников, оно было сложено в изголовье у кукол.

"Непонятно. Неприятно".

Лира просунула руку сквозь прутья, достала один кинжал. Сощурилась, читая инициалы на рукояти. Она перечитывала снова и снова, а страшная догадка крутилась где-то на границе сознания, не пересекая черту.

"C. R. D". — Это… Да это же… Инициалы отца!

Лира тряхнула головой, ещё раз перечитала буквы. Всё те же C, R, D. Карл Рикард Диос.

Девушка помедлила, но всё же опустилась на колени, зашарила по земле, ища второй кинжал. Взяв его в руки, она долго не решалась посмотреть на рукоять. Если там инициалы мамы, значит, всё точно…

Родители Лиры — охотники, вот уже тринадцать лет считались пропавшими без вести. Однажды они не вернулись из очередного рейда. Их тела так и не были найдены, но в Ордене склонялись к тому, что Диосы убиты. И Лира в своём сердце давно уже мысленно похоронила их.

Лира взглянула на рукоять. "M.A.D". Да, это они. Мама и Папа…

Она выронила кинжал, поспешно отступила. Отвернулась совсем, но перед глазами упрямо стояла та же картина: две раскрытые могилы с телами и клетка над ними. Зачем клетка? Охотники остаются строптивыми и после смерти. Эти марионетки могли пойти против своего кукловода.

Лира помотала головой, но картинка не ушла. Может быть, будь здесь факелы, она подожгла бы клетку, и тогда вместе с куклами сгорела бы и картинка. Будь здесь вода из Источника, она щедро налила бы её в ямы, вытравила страшный образ из своей памяти, как кислотой. Если б не тонны земли над потолком камеры, она проделала бы путь солнечным лучам, чтобы они навек ослепили её, чтобы она забыла, что видела последним в своей вечности! Но здесь не было ни огня, ни воды, ни пути для солнца. Лира стояла перед клеткой, опустив голову, и не смотрела на кукол. Она непроизвольно сжимала кулаки.

Не так всё должно было быть. Не так! Она, охотница, во главе армии охотников должна была смести замок Дэви. А после битвы к ней бы подбежали: "Глава Ордена! Мы нашли подземное хранилище кукол, и там…" Или могло быть так: в последнем сражении за "Тень Стража" кукловоды Дэви вывели бы Диосов-марионеток в бой против дочери. И она, заливаясь слезами, снесла бы им головы, а потом разнесла убежище Владыки вампиров по камушку. Но вместо этого молодая вампирша стояла в хранилище неизвестного кукловода у осквернённых могил родителей и только сжимала кулаки. Больше она ничего не могла, предательница, первая carere morte по фамилии Диос. Её тело принадлежало Владыке вампиров, её душа принадлежала Бездне.

"Госпожа!" — мысленно позвала девушка.

Она почувствовала: этот мысленный вопль разбил какую-то стену за её спиной. Особенную, невидимую стену, удерживающую Бездну от проникновения в мир. И Лира вспомнила слова Владыки: "Ты одним присутствием в мире создаёшь коридор пустоты, Лира Диос".

Она пришла, заметив новую дверь, открытую для Неё. Ничего не изменилось. Не сверкнула молния, не грянул гром, солнце и звёзды остались на своих местах в небе, только от входа в хранилище к клетке поползла тень, холодная и быстрая. Она погладила Лиру по волосам, коснулась слезинки на щеке и превратила солёную влагу в кусочек льда. Лира глубоко вздохнула и закрыла глаза. Она не видела, как Бездна бушует в хранилище кукловода, как она бескровно, быстро пожирает тела марионеток. От кукол оставалась пригоршня пыли — как в ритуале уничтожения carere morte, только эта пыль была не горячей, а холодной, ведь рабы мертвы. Когда Бездна насытилась и зарыскала в поисках новой пищи, Лира механически развернулась на каблуках и пошла к выходу из зала. Она ни разу не оглянулась. Невидимая стена вновь была за её спиной. Присмиревший зверь — Бездна слепо тыкалась в неё, но перейти границу не могла.

Лира осталась почти равнодушной. Вопль, призвавший Бездну, был первым и последним. Девушка холодно, спокойно покинула хранилище и возвратилась в замок Дэви. О родителях она больше не вспоминала. Она не стала доискиваться, как их тела оказались в хранилище кукловода. Но на ближайшем собрании старейших не появилась Сесилия Калькар. Вампирша сказалась больной, и Лира усмехнулась: так вот, чьё это было хранилище!

Владыка скоро узнал о происшествии, хотя Лира никому не говорила о нём.

— Ты поступила правильно, последняя из рода Диос, — похвалил он. — На твоём месте я постарался бы добраться и до главного — кукловода.

— Жаль, не я убила Долуса — истинного убийцу моих родителей! — прошептала Лира.

Вампир усмехнулся, но мыслями он был далеко.

— Да. С теми, кто лишил тебя семьи и надежды следует расправляться скоро и жестоко, — жестко сказал он, и Лира поняла: он вспоминает своё прошлое…

Другой раз во время пиршества в "Тени Стража", когда Дэви увлёкся беседой с каким-то старейшим, Хиам тихонько отозвал Лиру в коридор. Девушка послушалась.

Они прошли к винтовой лестнице в разрушенную башню. Светильников здесь не было: колодец темноты в конце длинного коридора. Хиам заметно волновался: Лира слышала его учащённое сердцебиение. Сама же вампирша оставалась равнодушной, холодной, неживой, как всегда. Только от запаха крови, распространяющегося из зала трапезной по всему замку, немного кружилась голова…

— Что ты хотел, Хиам?

— Леди Лира, я давно мечтал увести вас ненадолго из-под взора Владыки, чтобы сообщить это…

— Что?

Хозяин зверей шумно вздохнул — точь-в-точь как его хвостатые куклы:

— Несколько лет назад я начал готовить убежище за границей. Сейчас путь к нему свободен: ищейки Орден оставили приграничье. Старшие из моего рода мне вполне доверяют… думаю, мне удастся уйти далеко, прежде чем они поднимут тревогу.

— А! — губы Лиры чуть шевельнулись: сотая толика прежней заинтересованности. — Ты снова собрался бежать от Калькаров?

— Да. И… леди Лира… Я хочу, чтобы вы сопровождали меня, — Хиам замолчал, будто испугавшись своих слов.

— Я?

— Вы, леди Лира! Поверьте, carere morte может неплохо существовать и за границей. Занятия Владыки и старших Калькаров давно мне претят, да и вы… лишняя здесь. За границей мы будем свободны от проклятия, насколько это возможно в нашем положении неисцелимых, — только знание того, что Дэви в любой момент может потребовать Лиру обратно, могло подвигнуть младшего Калькара на столь быстрое, резкое и чёткое заключение. — Что вы мне скажете, леди Лира?

Лира закрыла глаза, и чернота коридора сменилась чернотой дум, в которых не было места фантазиям и мечтам. Увы, девушка не чувствовали ни радости, что небезразлична молодому кукловоду, ни нетерпеливого желания действовать ради возможности освободиться. Она понимала: свободы нет. Нет ни для кого, и даже Бездне тесно в границах материального мира, через которые Она, увы, не может переступить.

— Я не лишняя здесь, Хиам. Моя вечность — служение Бездне.

— Вы сможете продолжить его за границей.

— Нет, — Лира вздохнула. — Дэви всё больше удаляется с пути Бездны. Скоро он пойдёт против Неё, и тогда мне придётся встать на защиту Госпожи, — она сказала это — и испугалась. Даже сердце болезненно ткнулось в грудную клетку маленьким раненым зверьком. Да, так будет, и очень скоро! Глашатаю Бездны придётся встать на пути Владыки вампиров!

Хиам здорово разволновался от этих её слов. Его голос задрожал:

— Тогда… Это всё меняет, леди Лира. Я останусь здесь, с вами. Вы можете рассчитывать на любую мою помощь…

Он говорил всё горячее, уверенней… А Лира осторожно коснулась платья на груди, там, где по-прежнему больно кололо сердце. Обзавестись помощником в нелёгком деле голоса Бездны? Это было бы великолепно! Сильный вампир, хозяин зверей, к тому же, беззаветно преданный ей одной. И младшего Калькара нельзя назвать навязчивым, он не тот, кто способен разбить хрустальный трон её одиночества…

"Соглашайся, Лира! Почему ты медлишь?"

Девушка глубоко вздохнула — вдохнула окружающую черноту, пустоту. Она была абсолютна уверена, что равнодушна к молодому Калькару. Это не любовь. Что же до сих пор так больно колет её неживое сердце?

"Он пойдёт за тобой, он убьёт за тебя и падёт потом — за тебя. Нет, нет! Глашатаю Бездны не нужны такие жертвы!"

— Благодарю, Хиам. Но помощь мне не нужна.

— Леди Лира…

Она запрещающее подняла ладонь. Вампир не увидел это, но почувствовал волну холода, шедшую из кончиков пальцев голоса Бездны.

— Правда, не надо, Хиам. Я знаю, чем это кончится: твоей смертью. Однажды я уже предчувствовала, что те, кто пойдут за мной — погибнут, но малодушно не предупредила их. И они мучают меня до сих пор! Хватит. Я должна быть одна.

Лицо вампира застыло — ледяная маска:

— Леди Лира! Вам не лишить меня свободы выбора, как поступать. Если я решил защищать вас, я…

— Я хочу быть одна, Хиам, — Лира сделала ударение на новом слове: "хочу". Такое маленькое смещение акцента — и серебряное копьё в сердце собеседника! Хиам ничего не сказал. Потерянно вздохнул и совсем скрылся во тьме. Лира не спеша возвратилась к Дэви.

Слышал этот разговор Владыка, или нет, но его отношение к бывшей охотнице вновь изменилось. Он больше не требовал постоянно быть при нём и скоро вовсе отправил её к группе Гелера — на поиски Избранного…

— Владыка за двести лет не сделался предсказуемым, — заметила Лира о своём назначении друзьям-вампирам. Гелер усмехнулся, а Адам Митто задумчиво сказал:

— Иначе он бы уже не был Владыкой. Не обольщайся, Диос. Ты здесь не потому, что по мнению Дэви способна нам помочь. Ты здесь потому, что у Владыки сейчас время важных встреч и важных разговоров и ты, хвостик, будешь ему мешать.

Лира проглотила обиду, спросила спокойно:

— Что за важные встречи?

— Тебе знакомо имя Крас?

— Да. Главный покровитель Ордена. У него какие-то дела с Владыкой вампиров? Он же вас ненавидит.

— "Нас", вампирша Диос. Всё изменилось. Грядёт новая война с Орденом, и по крайней мере в первой битве Крас будет на нашей стороне.

Лира пожала плечами, отвернулась к окну. За ним была холодная дождливая меторская осень. Сообщение Адама не взволновало её, хотя оказалось неожиданным. Война? За Дону? Хм-м. Лира хорошо помнила Орден. Владыке не победить их. Хотя, если Крас будет на стороне carere morte… — Лира зябко повела плечами и придвинулась к стеклу ближе, едва не касаясь его носом. Девушке было скучно. В грядущих сражениях — знала она — ей опять не будет места. Её вечная участь: наблюдать со стороны, наблюдать и ужасаться, ужасаться и гадать, какова доля её вины в происходящем.

В Меторе им не удалось найти Избранного. Слухи о вампире, обращённом кровью владельца Дара в мумию, оказались верны, но за давностью лет восстановить произошедшее не оказалось возможным. Кроме того, Гелеру здорово мешала группа охотников.

Лира развлекалась, как могла. Однажды она так запутала Гелера, что один отряд его марионеток напал на другой, думая, что перед ним охотники Даниеля Гесси. В другой раз на ночной улице Лира поймала вампиршу Вако и всласть попугала её Бездной. Потом Гелер оставил Метор. Они поблуждали в окрестностях Доны, смещаясь всё южнее, и к лету восемьдесят седьмого оказались в Прэсто.

Прэсто — городок у тёплого моря. Курортное местечко. Сюда приезжали лечить хронические болячки, и не напрасно: Лира с удивлением подметила — пустоты здесь было немного. Этот кусочек мира был живым, не то что блёклый север! Странно… Прежде вампирша жила здесь, но не замечала, как мало в Прэсто вампирского, тёмного — того, что печатью лежит на всех северных землях. Может, тогда её нюх на Бездну был не таким острым? Все взрослеют, все меняются, даже carere morte.

Митто все искал Избранного, точнее, Избранную — в Прэсто ходил упорный слух о таинственной целительнице carere morte. А Лира отдыхала. Она отыскала пустынное местечко на морском берегу и ходила туда любоваться закатами и восходами почти каждый день. Она сидела на горячем сухом песке, пересыпала песок из ладони в ладонь или просто держала на открытой ладони и ждала, когда песчинки унесёт ветер. Песок сыпался с лёгким шелестом, и Лире казалось, это она сама истончается и рассыпается, это её по крупицам тёплый ветер уносит в небо. Иногда она проходила дальше, до галечного пляжа, и перебирала гладкие камни, обведённые кругами соли, выкладывала из них узоры или просто грела в руках — занятие, достойное двухлетнего ребёнка. Порой Лира вспоминала, что эти камни, холодные и тяжёлые, бессчётное число эпох назад были живыми, странными существами, населявшими совсем ещё молодую планету, и эти мысли нравились вампирше. Они словно приближали её к жизни, заставляли почувствовать связь между всеми когда-либо жившими существами.

Таковы были её странные утренние и вечерние бдения. И в них с девушкой не было вечной спутницы — Бездны. Королева была слаба в Прэсто. Что такое пустота рядом с мощью огромного тёплого моря, огромного звёздного неба? Тьма таяла здесь, на краю земли. Таяла и скоро совсем исчезала… Горизонт в Прэсто был чист, как нигде, и, глядя на кромку воды и неба, Лира порой забывала, что она — carere morte. Она забывалась: Владыка, его свита, вся её странная жизнь казалась глупым сном. И девушка закрывала глаза, смешно надеясь, что таким образом очнётся для новой жизни там, у кромки неба и воды…

Она не запомнила, в какой из визитов на берег познакомилась с Литой. Лита… — совсем не подходящее имя для маленькой, ловкой, быстрой как горная речка девчушки. Лира ясно помнила одно — это Лита предложила знакомство. Она закружила вампиршу, как вихрь. Она вся была — танец и песня.

…- Я не видела тебя здесь прежде, Лита. Откуда ты?

— Я здешняя. Просто я много путешествую. А ты… Ты нездешняя! Я помню, я видела тебя далеко отсюда.

— Я из Доны.

— Ты нездешняя, — кивнула смешная девчушка, странно подчеркнув это слово. На вид ей было лет пятнадцать. Лира очень удивилась, когда, далеко не на первый день знакомства, узнала, что Лите уже двадцать и она замужем. Очень странная особа! И глаза, точнее, их взгляд — словно виденный прежде…

— Нездешняя — что ты хочешь сказать?

— Ты приехала сюда лечиться.

— Ну… да.

— Ты пришла за исцелением, — другой тон. — Так слушай…

Лита взяла флейту и заиграла. Вампирша узнала уже не одну её странную мелодию, но эта была страннее всех: какой-то дикий ритм и долгие трели, прерываемые ещё более долгими паузами.

— Что это?

— Волшебство! — серьёзно прошептала кареглазая девчушка.

Да, это было волшебство. Мелодия выправлялась. Не сразу, шажками, давая Лире время осмыслить все происходящие изменения. Мелодия вела за собой и меняла её, меняясь сама. Что это? — Слёзы на щеках. Лира торопливо осушила их платком, опустила голову, прячась от странной музыкантши за волосами.

"Чёрт, руки дрожат и сердце бьётся испуганно, сильно. Что эта музыка делает с ней?!"

— Хватит, прекрати! — почти крикнула она, но Лита продолжала. Дойдя до головокружительно высокой точки, мелодия окончательно обрела гармонию, и вампирша снова вскрикнула — теперь от восторга. Но музыка оборвалась.

— Ты провела какое-то время с детьми Пустоты, — печально сказала Лита, откладывая флейту. — Это очень заметно, как печать. Но сама ты мало взяла от них! — поспешно заверила она. — Это я ясно вижу… Я просто хотела тебе показать, как вас можно лечить.

Лира чуть улыбнулась, старательно скрывая клыки:

— Дети Пустоты — это carere morte? Ты их лечишь, и они действительно становятся смертными?

— Я не знаю, что это "carere morte", но я знаю, что есть Пустота. Я слишком знаю, что она! В Прэсто Ей закрыт путь. Я закрыла Ей путь сюда. Её дети здесь оказываются под моей властью. Мне пока не удалось вернуть кого-либо из них в жизнь насовсем, но подарить им час или день сказки мне по силам.

Лира подобрала гладкий холодный камень и запустила его скакать по волнам. Более всего ей хотелось вскочить и запрыгать, подобно щенку, подобно этой странной Лите. Вампирша едва сдерживалась, чтобы не закричать: вот же она, Избранная, перед ней!

— Ты умеешь видеть детей Бездны среди людей, так? — спросила она. — А тебе не случалось встречаться с одним из них близко? В Меторе…

— Случалось. Да, в Меторе. Он умер. Я пыталась спасти его, но…

— Просто им нельзя пить твою кровь.

— Это я поняла, — кивнула Лита и вдруг пронзительно и знакомо взглянула на Лиру. — Мне нужна помощь. Я знаю, здесь за мной охотятся. И те, и… другие. Я хотела пойти к другим, но сестра меня отговорила. Она сказала, другие, охотники, убивают детей Пустоты, а я хочу не убивать их, а…

— …лечить, — синхронно с ней прошептала Лира.

— Сейчас мы с сестрой проверяем охотников. Она говорит с ними от моего имени.

— Чем же мне помочь тебе?

— Мне довольно будет твоей дружбы, Лира. Однажды ты уже спасла меня… Ты, наверное, не помнишь: это было в Доне, почти пятнадцать лет назад, в одну декабрьскую ночь, когда Бездна взбесилась. Ты спасла меня тогда. Благодарю тебя…

Лира уходила с той их беседы на подкашивающихся ногах. Избранная! Благодарная ей! Предлагающая дружбу! Бедная не знала, что благодарить не за что: та ночь была ночью предательства Лиры. Несчастная не догадывалась, что, предлагая дружбу Лире Диос, она сама восходит на алтарь для жертвоприношения.

Лира стряхнула дурман грёз. Она вновь стала быстра и деятельна. Ей необходимо было сделать так много: скрыть Избранную от группы Митто, подготовить зелье для ритуала, наконец, заручиться необходимой поддержкой — ведь в ритуале должен участвовать потомок Арденса или охотник… Она подумывала, не сменить ли гнев на милость и не обратиться ли к Хиаму — задача казалась несложной и верной, — но, уже подходя к почтовому ящику, разорвала послание хозяину зверей. Если Бездна решит, что Её глашатаю нужен помощник в этом деле, Она сама подарит Лире его!

 

Глава 26 Новообращённая

Мира очнулась быстро, словно кто-то вытащил её из небытия. Открыла глаза, но обнаружила над головой не низкое, тяжёлое, сочащееся водой небо, а серый потолок. Открытое окно призывно сияло мистическим лунным светом. Вампирша поднялась, подскочила к нему.

Она увидела яркую звёздную ночь и облака молодой листвы, зацепившиеся за деревья. Тёплый незнакомый ветер растрепал ей волосы.

"Лето?! Сколько же времени прошло?"

Ночная сорочка была ей коротковата. В шкафу вампирша обнаружила несколько домашних платьев, но предпочла им чей-то красивый, отделанный кружевом халат, висевший на спинке стула. Комната, в которой Мира проснулась, была небольшой и обставленной достаточно скромно, но, вновь высунувшись из окна, разглядев весь дом, она присвистнула: вампирша была в жилище богачей.

"Где же я? У друзей или врагов?"

Задумавшись, кого в этом мире она может без иронии назвать друзьями, вампирша побродила по пустому дому, вышла на балкон. Здесь её внимание надолго привлекло таинственное белое пятнышко меж тёмной волнистой линии деревьев.

Дом… а, может быть, церковь? Или просто облако?

Она сразу узнала звуки на границе слышимости: шаги, тихие весёлые голоса. Группа вернулась. Но Мира не торопилась. Она неподвижно, как ещё одна статуя, стояла на балконе, пока подошедшая Диана не крикнула:

— Вот ты где! Спящая красавица проснулась! Что не спускаешься к нам?

— Что я пропустила?

— Много всего было, — уклончиво сообщила охотница.

— Какой сейчас год?

— Не пугайся. Восемьдесят седьмой.

Подошла Ангелика.

— Ты узнаёшь нас? Как ты себя чувствуешь? — спросила она, как-то очень осторожно и тревожно поглядев на Миру.

— Пожалуй, выспавшейся.

— Что последнее ты помнишь? Ты представляешь, сколько времени прошло?

— Помню, что бросилась к дому… Там, в Меторе, когда мы нашли Избранного. Потом кто-то… оглушил меня? Это всё.

— Это было восемь месяцев назад. Митто ранил тебя в голову серебряной стрелой.

— Прости, это был мой арбалет, — созналась Диана. — Вампир вырвал его у меня из рук.

— Мы отогнали вампиров. Избранный удрал, пользуясь нашим замешательством, и мы последовали за ним в Прэсто, — продолжала Ангелика. — Ты была очень плоха осенью. Почему ты не говорила, как трудно восстанавливаешь силы? В декабре приезжал Карл, после его визита дело пошло на поправку. Последние два месяца, Даниель уверен, ты просто ленилась. Переоденься и давай спустимся, обрадуем его.

Мира подчинилась.

— Приезжал Карл? — переспросила она. Она силилась вспомнить визит старого друга, но, увы, в памяти была сплошная чернота. — Как он? Они с Дарой отыскали Либитину?

— Да. Теперь он — глава Ордена.

— О! Это его должность, я за него рада. А Избранный? Команда в сборе, значит, поиски ещё не кончены?

— Избранный, точнее, Избранная где-то здесь, в Прэсто. Здесь давно ходят слухи, что какая-то добрая девушка может различать carere morte среди людей и даже пытается их лечить, — усмехнулась охотница.

— Так это девушка? Интересно! — Мира улыбнулась. — А зачем приезжал Карл?

— Из-за твоей болезни, — резковато сказала Ангелика. — Хотя всю неделю он старательно изображал, что приехал только затем, чтобы помочь нам расправиться с Митто. Ты ничего этого не помнишь?

— Нет! — совсем загрустила Мира.

Она немного соврала. Иногда в эти месяцы ей удавалось коснуться границы странного сна без сновидений. Но тогда Миру охватывал кошмар: все смерти, что были на её пути, все шаткие, ускользающие надежды, все зеркала, что разбивались, когда за ними вставал неохватный, чудовищный образ Бездны… — и она опускала руки, вновь погружаясь в спасительное небытие. — Я бредила?

— Уже давно нет. Всю весну ты просто спала, — огорошила Ангелика.

— А где мы сейчас?

— Я же сказала! Местечко Прэсто, это на юге. У семьи Гесси здесь летний дом.

— Ясно, — вампирша остановилась у зеркала на лестнице вниз. — Надеюсь, они на меня не обидятся…

Зеркало треснуло, едва она коснулась его взглядом, но и за мозаикой осколков она разглядела свой новый облик: более ничто не напоминало о прежней пышноволосой девушке с бесстыдной хищной улыбкой — бледное лицо с резко обозначившимися чертами, острые скулы голодной кошки, скромный пучок волос на затылке. В тёмном закрытом платье она была похожа на строгую классную даму.

— Отвратительно, — вынесла вердикт она. — Я выгляжу лет на пятьдесят!

— А сколько тебе? — не удержалась Диана.

Вампирша прищурилась, подсчитывая:

— Пятьдесят четыре.

Даниель поприветствовал её несколько смущённо и… уважительно. Мира гадала, что послужило причиной того, но Гесси хранил молчание. На вопрос об Избранной он ответил лишь, что поиски по-прежнему продолжаются. И — вовсе удивительно! — велел Мире отдохнуть "ещё недельки две, чтобы восстановиться полностью".

Чёрная-чёрная гладь моря, чёрное-чёрное небо усыпано звёздами. Граница меж ними не была заметна, словно они одно целое. Вдали на берегу белело незнакомое здание — ещё одно поместье — в окружении невидимых в ночной тьме деревьев, об их присутствии можно было догадаться только по тихому лепетанию листьев.

Две девушки возвращались с деревенских танцев. Белые свободные блузы, широкие юбки: их наряды не отличались от платьев местных красавиц. Обе шли босиком, Диана несла туфли в руке, а Мира выкинула свои — на правой лопнул ремешок, — по дороге. Диана щеголяла красивыми бусами, цветы в волосах Миры совсем завяли.

— "Берег неба". Здесь чудесно! — прошептала Диана.

— Зачем ты меня сюда привела?

Диана таинственно улыбнулась:

— Тихо! Слышишь?

— Кто-то… поёт?

Негромкая мелодичная песня приближалась. Пел слабый, но приятный девичий голосок. Мелодия без слов, странная, совсем чужая, незнакомая на слух, но завораживающая.

Скоро показалась и певунья. Берегом моря шла девушка в простом белом платье. Она ступала легко и казалась призраком. Прямые, длинные до талии волосы были распущены, как у лесной нимфы.

— Кто это?

— Юная супруга барона Фабера. Это их дом там, на берегу. Они недавно возвратились из очередного путешествия. Она почти каждое утро так встречает.

Вот она допела песню, последняя высокая нота унеслась к звёздам, стала одним из огоньков. А девушка обернулась к бледнеющему над восточным горизонтом небу: ветер гнал оттуда редкие облака, расчищая путь солнцу, и вновь запела и закружилась в танце, сначала медленно, потом всё быстрее, быстрее, протягивая руки к разгорающемуся свету, разливающемуся теплу. Приветствуя новый день.

— Столько времени уже потрачено впустую! — прошептала Мира, — Только подумать: шесть лет, а мы так ничего и не достигли!

— А мне было весело эти шесть лет. Я и не надеялась, что Даниель возьмёт меня в группу, — призналась Диана. — Как я мечтаю вернуться поскорее в Дону! Я скучаю по Алексу… Он обещал, что мы поженимся, когда придёт время нашего Отряда.

Вампирша неопределённо пожала плечами.

— Мне всё равно, где выполнять задание. И я не могу позволить себе скучать по кому-либо. Я, carere morte, переживу все свои привязанности… Светает. Нам пора возвращаться.

— Ну уж нет! — проворчала охотница. — Ты можешь идти, а я дождусь рассвета. Как мне надоела эта ночная жизнь! Как можно жить без солнца? Я скоро совсем стану тенью.

Вдохновлённая видение танцующей девы, спокойная и радостная Мира возвратилась в дом Гесси. Вампиршу дожидался один Тэрри:

— Гесси велел тебе идти к нему, — сообщил он Мире. — Спустись по улице, номер семнадцать.

— Вы опять кого-то поймали? — заметила Мира, глядя, как он ставит очередную зарубку на рукоятке кинжала.

— Отдыхаешь? Вот и отдыхай…

Мира не дослушала, вышла на улицу, как указал Энна. Босиком…

Привычная картина. Ветер раздувал парусом шторы, закрывающие распахнутое окно. Разбитая ваза, должно быть, стоявшая на подоконнике. Рассыпанные по полу розы. Порванная цепочка с медным крестиком у кровати. На кровати незнакомая девушка без чувств. Жакетик и блузка в полнейшем беспорядке.

— Новообращённая… — она даже не посмотрела на её шею.

— Да, — откликнулся Гесси, у кровати карауливший пробуждение юной вампирши. Ангелика, холодно глядя на себя в зеркало, поправляла шляпку.

— Как вы нашли этого вампира?

— В рейде. Я нарочно познакомилась с ним на улице, — усмехнулась охотница, теперь пытаясь подколоть булавкой глубокий вырез вульгарного платья. — Он привёл меня сюда в качестве первого совместного с… этой завтрака.

— Она просыпается. Вако, подойдите ближе, — неожиданно предложил Даниель. — Молитву вы знаете?

— Я?!

— Да, вы, — он протянул ей воду в пузырьке и большое распятие. — Увидев, как вы разделались с Гелером, я почти поверил: эта вампирка небезнадёжна.

— Довольно жестокое испытание! — Мира внимательно глядела ему в лицо. Нет, непохоже, что шутит: лицо — вечная спокойная маска, глаза — такие же прозрачно- презрительные, как и стеклышки очков.

— Разве не признания тебя, как охотника, ты ждала от меня все эти годы?…Мира?

Мира приняла необходимые для исцеления атрибуты, оскорблённо поджав губы.

Девушка очнулась, приподнялась рывком и пошатнулась, упала обратно на кровать, только слабо вскрикнула. Вампирша присела на край кровати, и новообращённая отодвинулась от неё подальше, бесцельно теребя простынь. Глаза ещё мутные, бессмысленные, сонные. — Кто вы? Что вам нужно? Где Натан?

Ни о чём пока не думая, Мира резко выбросила вперёд руку с распятием. Увидев крест, вампирша сжалась, завизжала, жмуря глаза, скаля зубы.

— Нет, не отворачивайся! — Мира грубовато повернула её голову за подбородок к себе. — Смотри!

Но та не слушалась, начала вырываться… Мира обхватила её за плечи, должно быть, больно. Девушка тихо застонала, закрывшись длинными волосами. Её сердце слабо, испуганно трепыхалось, со всё большим трудом разгоняя замерзающую кровь по жилам. Бледную кожу не расцвечивал румянец, синие холодные вены проступали на запястьях, висках под тонкой кожей. Carere morte, carere vitae! Бездна здесь.

"Бездна здесь! — знакомый шепоток, тихий, как осенний дождь. — Чувствуешь, как Она поглощает её? Чувствуешь, как Она поглощает… всё?"

Вампирша в ярости встряхнула новообращённую:

— Смотри на меня!

Она… ненавидела. Не эту несчастную. Бездну в ней.

"У меня с Тобой счёты, подруга!"

Девушка так и замерла в её руках, с ужасом уставившись в злые глаза вампирши, видя в них своё новое чудовищное отражение. Испуганное сердце вдруг забилось сильно, оно боролось, она боролась за свою ускользающую жизнь. Снова закричала: жалобно, протестующе.

Но Мира всё также держала её взглядом, не отпуская, не давая забыть свой новый страшный облик.

— Per signum crucis, — с некоторым опозданием вспомнила она о молитве, — de inimicus nostris…

— …Libera nos, Deus noster, — отозвалась девушка: на известном всем древнем бессмертном языке.

Мира впервые видела это так и это было… Чудо. Жизнь побеждала вечное Ничто, Пустоту, Бездну. И побеждала легко, играючи, как если бы здоровый вздумал соревноваться с немощным в силе. Новообращённая задышала, тепло разгоралось в её груди. Знакомое всем вампирам тепло жизни.

Мира отпустила её. Девушка легла на подушку почти покорно. Наверное, ей было очень больно. Она дышала, но задыхалась, сердце билось, и тело содрогалось от этих ударов. Гесси подался вперёд, видимо желая что-то посоветовать, но передумал, остался на месте. Вампирша торопливо открыла пузырёк со святой водой. Обжёгшись, отбросила стеклянную притёртую пробку прочь. Она совсем забыла о перчатках.

— In nominae Patris, — она двумя резкими взмахами рассыпала над новообращённой искрящиеся капли этой странной живительной воды и не договорила молитву: девушка вновь лишилась чувств.

…Но она была жива.

Мира обернулась к охотникам. Руки дрожали, и она сильно сжала их на коленях. Тогда застучали зубы. Её всю трясло!

— Всё получилось, — успокоила её Ангелика.

— Я же ничего не сделала, — удивлённо выдохнула вампирша, клацая зубами.

— Она её… напугала? — предположила Ангелика.

— Да, — Гесси был задумчив, но доволен. — Первый раз такое вижу.

— Я же… ничего… не сделала!

— Да, так и есть. Роль охотника в исцелении минимальна. Нельзя вернуть к жизни против желания. Мы только помогаем бороться с проклятием, сопровождаем. Иногда этот путь бывает долгим, исцеление занимает часы и дни. И ни у кого из смертных не получится напугать новообращённого, так, чтобы он сам, воя, вцепился в свою жизнь. У нас нет таких глаз, как у вас, — тон не презрителен и… теплел, и "вас" Даниель не бросил — тактично приглушил. — Завтра пойдете с нами в рейд, коллега.

Мира отметила новое обращение.

 

Глава 27 Совет в "Тени Стража"

Лира оставалась в Прэсто. Она всё также гуляла берегом моря. Они много говорили с Литой. Хитрая Лира смогла втереться в доверие к Избранной. Скоро Избранная звала её сестрой.

   "…Видя этот холодный взгляд,    Я знала: это не льды горят,    А спрятано где-то, под камнем сна,    Иное сиянье, иная струна".

Так пела Лита, и тогда вампирша отводила глаза. Она знала, чего хочет Избранная: Лира должна была стать первой, исцелённой ею. Вампирша и сама чувствовала связь, возникшую меж ними с первых минут знакомства. Однажды Избранная попытается, и тогда Лира… Ударит её? Рассмеётся? Подчинится? Лира пока сама не знала, что она сделает. Так или иначе, они с Бездной неразделимы — жаль, что Избранной не дано этого понять.

Ещё Избранная любила рассказывать о своих путешествиях. Лира узнала много удивительных вещей. Оказывается, предания о странных существах, ведомых таинственной силой, существовали не только в Земле Страха. Северные народы рассказывали о чудных прозрачных тварях, растущих как кристаллы, питающихся солнечными лучами, южные — пугали историями о чудовищах, пострашнее carere morte, пьющих не кровь — высасывающих всю влагу из организма.

Через полтора года всё было готово. Зелье для ритуала Лире удалось уже со второй попытки — Бездна помогала, подсказывала ей. Иногда она пробовала представить ритуал, то, как Лита выпьет зелье из чаши и упадёт мёртвой… Эта картинка являлась ей бессчётное количество раз, сначала вызывая ужас — от того, что Избранная примет смерть из её рук. Потом Лира успокоилась.

"Этим я освобожу её душу. Избранный — вечный заложник Дара, наконец-то примет свободу — из моих рук. Больше не будет Дара — лишней жизни, цепями сковывающей своего несчастного владельца. Душа Литы будет свободна — это не значит: "смерть".

Митто был хмур и непривычно немногословен, но поиски Дара продолжал, безуспешно, как и охотники. Лира же готовилась к своей авантюре. Она понимала: Владыка при первой же встрече непременно поймёт, прочитает в её глазах всю ложь о Даре, но… что будет дальше — охотницу не волновало. Дэви будет в ярости! — Пусть. Лира верила, Бездна защитит её.

Впрочем, Владыка был занят совсем иными делами. Помрачневший и притихший Митто иногда проговаривался: Дэви готовит нападение на Орден. Владыка хотел забрать и Дону под свою власть.

— Зачем ему это? — иногда спрашивала девушка. — Двести лет он тихо сидел в Карде.

— Настали интересные времена, Лира Диос, — вздыхал Адам.

Наконец, в начале декабря восемьдесят восьмого года все carere morte из Прэсто спешно отбыли в Карду. Дэви созывал всех. Настало время битв.

Карда встретила Лиру обильным снегопадом. Девушка с удовольствием ловила снежинки в холодную ладонь. Дома щурили редкие маленькие жёлтые глазки-окна. Они таились в засаде, ожидая добычу. Карда ждала, когда же и младшая сестра Дона станет домом для carere morte… Замок Дэви празднично сиял, словно бессмертные уже праздновали победу. Внутренний двор перегородили экипажи. По коридорам "Тени Стража" носились безликие серые слуги Владыки. Гостей было много. Кукловоды явились во главе армий своих созданий, и все подземные залы замка были забиты страшными куклами в человеческий рост.

Калькары, Магнус и Сесилия, везде выступали первыми. Их глаза радостно светились — два столетия вампиры грезили возвращением Доны. И брат, и сестра привели с собой по сотне кукол-людей. Младшего, Хиама, Лира искала везде и не нашла. Оказалось, его куклы-звери давно патрулируют улицы столицы, распространяя новый страх смертных о призрачных волках-убийцах. Хиам и ещё несколько кукловодов готовили Дону к прибытию армии Владыки вампиров.

Здесь был Витус, вампир по рождению. Лира только читала о нём, но до сих пор не видела воочию. Его мать была обращена в carere morte на пятом месяце беременности. Обычно, в таких случаях беременность прерывается, но Витусу повезло. Или нет? Говорят, его мать была из красавиц рода Лакусов, но сын пошёл не в неё. Это был колченогий карлик с уродливым плоским лицом и рыхлым телом. Его внешности была итогом борьбы проклятия с жизнью. Процессы созидания новых клеток и тканей сильны у детей, но проклятие carere morte быстро замедляет и вовсе прекращает их. Вампир по рождению не успевает повзрослеть телом, при этом его ум — чаще всего, ум взрослого человека. Витус был лучшим целителем вампирских ран, полученных в боях с охотниками.

Прибыла Мелисса Лакус. Всегда первая красавица среди бессмертных, сейчас она сияла и вовсе неземной красотой. От её лица, вернее, лика, как у божества, невозможно было оторвать взгляда. Даже старейшие бессмертные попадали под власть усилившихся чар вампирши. Она привела несколько учениц — чаровниц послабее. В Доне у них была особая задача.

— Без помощи смертных Дэви не справиться с охотниками, которые непременно встанут на пути Владыки. В ночь первой битвы вампирши Мелиссы поведут своими чарами в бой целые толпы смертных, — объяснила Лире Хелена.

Были и другие смертные. Профессиональные убийцы, для которых не была преградой защита охотников. На второй день после приезда Лиры из Доны прибыл главарь банды смертных — Севелл. Дэви лично встречал его, а Лира только смотрела издалека. Этот человек был молод, хорош собой, разговаривая с Дэви, он улыбался, подшучивал. Владыка привечал его. А Лира думала: может быть, такие же, как этот, убили когда-то её родителей…

Дэви был радостен. Вампир словно ожил. Его глаза сияли. Всегда скупой на движения, равнодушно бросающий фразы, он был говорлив и эмоционален. Он уверенно говорил о грядущих победах и заражал своей манией окружающих. Одной Лире мерещилась фальшь — почти неприметное глазу дрожание его зрачков, когда он говорил о штурме Академии, редкие подёргивания уголка рта, когда он хвалил сторонников и перечислял их прошлые регалии, слабость его рук, которые он то и дело прятал в широких рукавах или сцепляя пальцы в замок. Владыка фальшивил. Не нужна ему была война за Дону. Но вот что ему было нужно, Лира не могла понять.

— Крас купил Владыку вампиров. Вот и всё, — скучно объяснил Адам, когда у него выдалась свободная минутка. — Не ищи сложных объяснений, всё очень просто: Крас перестал доверять своим стражам-охотникам и ищет новых телохранителей. Он пообещал Дэви Дону и полную свободу от Покрова бессмертным слугам Владыки. Взамен carere morte Дэви будут охранять Красов от Макты.

— Как это: свободу от Покрова?

— Покров будет снят для Дэви и его свиты. Только для нас, не для дикарей, иначе в Доне воцарится хаос.

— А Орден?

— Будет уничтожен. Просто распустить его Крас боится. "Они уже не подчиняются и могут пойти против. Новый глава доказал это своим визитом к вампирше Вако", — говорит он. Дэви поможет Красу и с уничтожением охотников. В середине декабря планируется визит Владыки бессмертных в Академию.

Сердце Лиры больно трепыхнулось.

— Но ведь это невозможно, — скрывая волнение, очень спокойно сказала она. — Там Покров.

— Единственное, что сдерживало нас прежде от нападения на Орден — это Покров, — увлечённо сказал Дэви. — Но в ночь штурма Покров над всей Доной снимет наш друг-герцог.

Шло большое собрание. На входе в зал Лиру обыскал серый слуга Владыки. Вампир забрал Лирин кинжальчик и шутливо погрозил ей пальцем. Девушка презрительно хмыкнула и гордо прошествовала в зал. Она оттеснила двух бессмертных и протиснулась к краю большого стола, на котором лежали карты Доны и окрестностей. В глаза бросались ровные круги тушью, отмечающие здания, защищённые Покровом Ордена. Красной тушью был отмечен центр — перекрёсток Восточного проспекта и Рябиновой улицы. Академия.

— Крас напрасно хвалится. По его же словам, доля потомка Арденса в создании Покрова хоть и велика, всё же не один Крас создаёт его. Есть часть главы Ордена и части пяти глав районов, — заметил Адам.

Прежде Лира никогда не заговаривала с carere morte о тайнах Ордена. Она бережно хранила эти частицы, будто для неё был возможен возврат к прежней жизни. Вот и сейчас она молчала. В горле очень неприятно скребло. Крас всё-таки предал Орден. Арденс, не она — предал Орден, отдал Орден вампирам!

— Красы всегда боялись carere morte, — сказала она, может быть, чтобы отвлечь вампиров от обсуждения Покрова. — Что могло так напугать герцога, чтобы он обратился к carere morte? — Но Дэви не услышал её.

— Крас мне всё объяснил. Покров по сути создаёт только "первая" частица знамени — по легенде, та, куда ударила струя крови Макты. Остальные тридцать частей лишь перенимают заклятие, что наложено на "первую". "Первая" сейчас находится в Академии, последний раз заклятие на Покров было наложено Красом и нынешним главой Ордена два года назад. Теперь о самом ритуале: части главы Ордена и потомка Арденса в создании Покрова равны. Если один из двоих каким-либо образом меняет проницаемость Покрова, вернуть защиту стен обратно может только он сам. Крас сказал, так прежде поступал глава, когда пытался пленить Макту: Покров для Первого вампира снял сам Латэ, и он же вернул его обратно. Но если б Латэ погиб тогда, Крас не смог бы вернуть Покров на место. Если снявший защиту стен погибает или противится возвращению прежних условий, другим придётся по-новому накладывать Покров, а для этого нужно семь участников: глава, потомок Арденса и пять охотников. И, разумеется, они должны иметь в руках ларец с "первой" частицей знамени Арденса, создающей Покров. Но мы не допустим подобного: и глава Ордена, и главы районов — "пять охотников", должны быть уничтожены до того, как Крас снимет Покров. Если же кто-то из них будет прятаться под защитным куполом, они должны быть убиты в первые минуты после снятия защиты стен, — говоря это, Дэви пальцем постукивал по какому-то списку на столе. Лира скосила глаза. На листе бумаги было шесть фамилий. Глава Ордена и пять глав районов. Знакомых бывшей охотнице фамилий здесь было только две — Бовенс и Хортор. Латэ в списке не было, значит, он уже оставил пост главы.

— После всего… Покров должен остаться у меня, — задумчиво закончил Дэви. — Я чувствую: герцог не захочет открывать столицу даже для лучших бессмертных. Вероятно, он попытается забрать Покров себе и восстановить прежнюю защиту. Этого нельзя допустить. Когда мы войдём в Академию, поиск Краса и ларца с частицей Покрова будет нашей первоочередной задачей.

Лира разомкнула губы.

— Если вы планируете убийство почти всех, кто держит Покров, Господин, кто будет поддерживать его в дальнейшем? — негромко спросила она. — Крас стар, он скоро умрёт, и что тогда? Да и… одному смертному не справиться с громадой Защиты.

— Да, конечно, — Дэви обернулся к охотнице. Чёрные глаза весело блестели, точно Владыка задумал какой-то розыгрыш. — Покров создают двое: потомок Арденса и сильный охотник на вампиров, пятеро смертных нужны лишь для подстраховки. Мне хватит двоих, чтобы провести ритуал наложения Покрова заново. За спиной Краса я заручился поддержкой Его Величества — он из Арденсов, а сильный охотник находится сейчас среди нас.

— Кто, Господин? — её голос дрогнул. — "Ещё один предатель".

— Кто? — Вампир засмеялся, довольно, и вдруг резко оборвал смех, в упор посмотрел на неё. — Да ты же, Лира Диос!

Взгляды всех собравшихся обратились на Лиру. Бывшая охотница молчала. Она нервно сглотнула несколько раз, но так и не собралась ничего ответить Владыке. Довольный произведённым эффектом, Дэви обратился к плану кампании:

— Крас объявил: в последнюю стражу тринадцатого декабря у Ордена будет большое общее собрание. Это предлог, чтобы собрать возможно большее число охотников в Академии. Севелл и его люди, — он обернулся к смертному, — …с вечера займутся уничтожением шестерых из списка. В полночь в Западной Пенне и Ориенсе выступят кукловоды: страх смертных должен нарастать, как и потери охотников. Мелисса будет готовить толпу зачарованных к четырём утра — к этому времени в Академии соберутся люди, пришедшие из третьей стражи. Они не разойдутся: в пять объявлено собрание Краса, — и станут жертвами обезумевшей толпы. Кто-то погибнет, другие лишатся своей защиты в миг, когда поднимут оружие на смертных. Крас явится в Академию в половине пятого утра. Мои люди обеспечат ему безопасный проход на территорию. Он поднимется на крышу и снимет для нас Покров с Академии и всех зданий в Доне. Тогда в Академию придём мы. Чары разобьются, толпа разбежится, здание будет безраздельно нашим. Наша первоочередная задача — Покров. Вторая цель — архив. Третья — уцелевшие охотники. Лишённые защиты после встречи с зачарованной толпой, они не должны быть особенно опасны. К шести часам утра с Академией должно быть кончено, и мы переместимся к церкви Рафаэля. Также к рассвету должно быть кончено с Закатной улицей и Второй Городской больницей — двумя самыми крупными после Академии местами сбора охотников…

Он говорил ещё, но Лира не слушала. Когда Дэви сообщил, что ему потребуется помощь Лиры как охотницы, девушка впала в странное оцепенение. Слова вампира разбудили давно, как ей казалось, похороненные воспоминания и чувства.

Она охотница? Да, это так. Как бы далеко она ни ушла по дорожке carere morte, часть охотницы навсегда останется с ней. Это не вытравить, как не вытравить образ Академии из каждого детского воспоминания. На словах Дэви: "С Академией должно быть кончено", Лира с трудом подавила сумасшедшее желание вцепиться Владыке в глотку… Но постепенно волнение улеглось. Скоро она вновь была холодно-спокойна. Неприятное ощущение, что она находится с чужими, следует глупым планам чужих ушло. Пусть Владыка творит, что угодно! Мыслями Лира обратилась к Избранной и тайному ритуалу.

Она продолжала витать мыслями далеко, и когда carere morte разошлись. В зале остались Дэви, Севелл, Адам с Хеленой и пара кукол Сесилии в качестве охраны. Правда, рабы бросали такие полные ужаса взгляды на рыжеволосую охотницу, что Лира только усмехалась: старейшая Калькар — не противница голосу Бездны.

— Лира Диос, ты молчишь. Что ты думаешь о моём предложении? — спросил Дэви. Владыка устроился в кресле в глубине зала, только его глаза сверкали из темноты. Севелл стоял за спинкой его кресла и своей похвальной неподвижностью мог бы поспорить с куклами Сесилии.

— Вы хотите, чтобы я взяла на себя роль главы Ордена?

— Ордена не будет. Уже четырнадцатого декабря Ордена не будет, — повторил вампир, смакуя фразу. — Бессмертные будут новыми владельцами Покрова. Они, а не охотники будут властвовать над миром дикарей Доны. Увы, чтобы установить рамки Защиты, нужен человек, когда-то принесший клятву на знамени Арденса. И человек сильный, не боящийся и старейших из carere morte. Им можешь быть только ты, Лира Диос. В тебе кровь пятнадцати поколений охотников. Или тебе не по нраву моё предложение?

— Я с радостью подчинюсь вам, Господин.

— Хорошо, — глаза Дэви блеснули и потухли — вампир откинул голову на спинку кресла, совсем скрывшись во тьме.

— Можно спросить, Владыка бессмертных… Почему вы так торопитесь?

Дэви вздрогнул от этого вопроса, несомненно, заданного самой Бездной.

— Моим подданным позволено видеть лишь то, что лежит на поверхности, сейчас они увлечены борьбой за Дону, но ты, Лира, достойна истинного знания. Вот оно: Макта всё ещё охотится, — ровно сказал он. — Когда-то ты легко подарила мне важное и страшное знание: потомки Арденса живы. Значит, связь между ними и Мактой — не мифическая, как я прежде полагал. И она, наряду с Избранным, — главная угроза для мира carere morte. Недавно Макта уничтожил всех Вальде, Керте, Солоров. Ему осталось убить не так много потомков Арденса. Когда он доберётся до последнего, его месть будет избыта… и путь для Бездны в наш мир будет закрыт. Пора бессмертным встать на защиту своих создателей и на защиту матери всех вампиров. Если б Крас не обратился ко мне первым, я бы сам скоро пришёл к нему.

— А Орден? Зачем трогать его?

— Ты плохо слушала меня, Лира, — вступил Адам. Было заметно, что сказанное только что Дэви прозвучало для него громом среди ясного неба. Впервые он не бросал иронические взгляды в сторону Владыки. Митто был в ужасе и теперь глядел на Дэви заискивающе, как бы прося прощения за прежние шуточки. — Орден вышел из-под власти Краса! Крас упустил охотников пятнадцать лет назад и теперь не знает, что делать с ними. Он боится, что, даже распусти он Орден и объяви охотников вне закона, найдутся те, кто пойдут против Арденсов. У этих отступников своя цель: Избранный-целитель. Не мне говорить тебе, как это опасно и для Арденсов, и для… нашего существования, — нашёлся он, жалко посмотрев на Дэви. — Крас не доверяет новому главе, хотя он сам выбирал его на этот пост. Как я понял, недавно герцогу открылись какие-то детали визита Карла Хортора к Мире, когда она валялась без сознания после ранения…

— Да, Адам, — Дэви поднялся из кресла и направился к Лире. Сердце девушки больно трепыхалось на каждый его шаг. Лира чувствовала угрозу в высокой фигуре Владыки. Пока неизвестную угрозу для себя.

— Также мне нужен Дар Избранного. Избранной… — Дэви ухмыльнулся, и у Лиры мороз прошёл по коже от этой усмешки. — Я знаю, ты, Лира, отыскала её для меня.

— Я? Господин, этим занимался Митто, до него — Гелер.

Лира вздёрнула голову, сама посмотрела ему в глаза. Сейчас она не хотела, чтобы Дэви касался её. От Владыки шло ощущение силы. Лира почти чувствовала, как тяжело эта сила давит ей на грудь, так, что выталкивать слова мучительно больно.

— Не лги Владыке, Низшая! Я давно прекрасно осведомлён о твоём плане, Лира Диос: ты намерена уничтожить Дар. Я отправил тебя к Митто лишь потому, что мысль твоя быстрее, чем его, ты скорее, чем он, нашла бы Избранного. Так и случилось.

Дэви подошёл вплотную, ласково коснулся её щеки. Его пальцы дрожали — сдерживаемая ярость.

— Где она, Диос? — ласково спросил он. — Кто она? Отвечай! Лишь с помощью Дара можно попробовать управлять Мактой. Избранная нужна мне.

Повисла тишина. Адам и Хелена, непривычно серьёзные, следили за Владыкой и охотницей. Они остались на своих местах, а вот куклы Сесилии, узнавшей гнев Лиры Диос — гнев Бездны, наоборот, тушевались у стен, готовые сбежать.

— Избранная моя! — завизжала Лира, отступая. — Моя! — её голос изменился: сейчас она была глашатаем Бездны. — Дар — враг Бездны и должен быть уничтожен! Пророчество — глупость! Как убийство жалких Арденсов способно повлиять на Бездну?! Нужно уничтожить Дар!

Дэви коротко, сильно ударил её по лицу. Лира пошатнулась, отступила на шаг. Она всхлипнула, зажала разбитые губы руками.

— Вы губите этим себя, Господин, не меня. Кто я? — лишь Голос. Придёт другой мне на смену и скажет то же… — прошептала она.

Дэви шагнул к ней и Лира отступила ещё, спиной уперлась в стену. Владыка вампиров будто вырос, его тень заняла добрую половину зала, глаза зло блестели.

— Не пугай меня карой Бездны, Лира Диос! Мне ли, Владыке, не знать нашу Госпожу? Тебя ведёт месть. Тобою говорит месть. Ритуал уничтожения Дара — месть мне, чтобы я не получил своё сокровище. Ты мстишь за совершённую тобою же ошибку, за свою слабость в ту ночь, когда умер Избранный, преданный тобой.

— Это не так!

Дэви ещё ступил вперёд, и Лира вжала голову в плечи.

"Госпожа!" — позвала она, как прежде, в хранилище кукол. Рабы Сесилии поняли её намерение и молниеносно выскользнули из зала. Адам с перекошенным лицом отступил к стене, пряча за собой Хелену.

Бездна явилась. Лира задрожала, когда ледяные пальцы коснулись её волос. Собравшись с духом, она разрушила остатки стены, запирающей Бездну, и Она вылилась в мир. Дэви отступил. Он крикнул что-то невнятное, а тьма уже гладила его лицо, оставляя глубокие ровные порезы там, где касалась.

— Вы забыли, кому служите, Владыка?

Кто-то сильный вдруг вздёрнул её за волосы. Лира ударила наугад, а некто уже прижал её к стене, не давая вздохнуть. Его сердце сильно билось — вампирша кожей чувствовала эти удары, тепло его тела обнимало мягким одеялом. Смертный… Севелл!

Лира отшвырнула его, выпрямилась, но было поздно. Слепая Бездна, потеряв ориентиры, что ей указывала Лира, закрутилась на месте и Дэви смог освободиться. Владыка взмахнул руками — и стена, запирающая Бездну, встала на место. Оставленная Севеллом, Лира мешком свалилась на пол.

— Решила, что достаточно сильна, глашатай? — презрительно сказал Дэви. Почти все порезы на его лице уже затянулись. — Жаль! Я надеялся, за годы Бездна заместит тебя собою. Но этого так и не произошло.

Вампир скользнул к ней, и Лира отвернулась, чтобы не видеть его глаз.

— Ты дашь мне Избранную. Ты следила за Избранной, а Митто за тобой. Я знаю: Избранная — маленькая супруга молодого Фабера, Лита. Я забрал бы её сам, но Адам сказал, это хрупкий цветок, её надо беречь. Что ж, пусть Лита продолжает звать тебя сестрой. Она придёт ко мне вместе с тобой, по доброй воле. Фаберы приглашены на Бал Карды и уже в пути. Завтра Лита прибудет в Карду, после Бала ты приведёшь её в "Тень Стража" — простейшее задание, думаю, даже ты способна с ним справиться. Мой Оскар встретит вас должным образом… Ты поняла меня?

— Я… Господин…

— Ты поняла меня?! — звук его голоса ударил вампиршу невыносимой холодно-жгучей болью.

— Да, Господин, — выдавила Лира, но Дэви не ушёл. Он склонился близко-близко, повернул её голову к себе.

— Мне нужен залог твоего послушания, — бесстрастно сказал он. — Обменяемся же кровью, Лира.

Он поцеловал её в губы. Не холодно, отстранённо как всегда — он кусал её, он хотел её всю… Лира не отвечала на поцелуй, но и не сопротивлялась, подавленная неожиданной страстью вампира. Оба не закрывали глаз и Владыка тонул в зелёных безднах. Опять не видя Лиру, он искал в них свою Госпожу. Порез рассекал его губы, и её — были разбиты. Их кровь смешалась, и скоро Лира почувствовала, как частица чужого проклятия холодно уколола её возле сердца. Теперь Дэви были открыты все её мысли, все её чувства.

 

Глава 28 Крушение

"Близится буря", — Мира остро почувствовала это, когда они подъезжали к Доне. Пусть спали тёмные поля, запорошенные ранним снегом, пусть уютно дремали дома, щурясь жёлтыми глазами… Этой зимой вместе с долгой ночью в цитадель Ордена незаметно прошла сама Бездна. Её дети хозяйничали здесь. Ночные рейды охотников стали во сто крат опаснее, и многим, многим горожанам мерещились быстрые чёрные тени в небе, гасящие звёзды. Академия замерла в напряжённом, осторожном ожидании. Но здесь ли придётся первый удар?

Тот же вопрос терзал и Даниеля. Они, двое, возвращались из Прэсто последними.

— Грядущий Бал Карды будет грандиозным, — заметил охотник в купе, когда поезд замедлил ход в окрестностях Доны. Мира согласно кивнула. Должно быть, Гесси, также как она, прочитал это между строчек своего приглашения.

— Я не поеду.

— Я также. Сейчас мы слишком нужны Доне.

Мира улыбнулась:

— Я не еду только потому, что уже не успеваю: Бал завтра ночью. Думаешь, зачем нас сюда вызвали?

Даниель оставил этот вопрос без ответа. Охотник задумчиво глядел в небо.

— Вот сейчас… Смотри! Мелькнул очередной, видишь?

— Carere morte?

— Да, — Даниель помрачнел. — Дона теперь напоминает Карду.

— Ты преувеличиваешь. По сообщениям Ангелики всё как обычно. Орден справляется.

— А ты знаешь, что за последний месяц Хортор трижды устраивал облавы в одном только Центре? Также он полюбил прибегать к уловке со снятием Покрова — не могу похвалить его за это, хотя, возможно, он и прав: настают тёмные времена и любые средства хороши. Теперь carere morte убивают изощрённо, напоказ, так что волнуются простые горожане. Вряд ли это шуточки дикарей, здесь чувствуется рука Владыки.

— Ещё несколько лет назад Орден преуспевал и даже занялся возвращением Термины!

— Да, Орден сделал первый ход. Дэви тогда отступил и скрылся. А сейчас ход его, неизбежный, и мы сдаём позиции в Доне, и борьба идёт за каждый шаг. Мы теряем силы. Новых адептов немного, а опытные… стареют. Сейчас на всю Дону приходится едва ли пятьдесят групп. Академия управляет и Сатуром, и Ориенсом. Мы не можем отступить, не можем скрыться, бросить Дону, как Владыка оставил Термину. Охотники связаны клятвой, а вампиры…

— Могут летать, — закончила Мира.

— И у Дэви есть армии рабов. Мы теряем Дону, — повторил Гесси.

Вампирша засмеялась:

— Дэви — всего лишь carere morte!

Но охотник шутку не поддержал:

— Столицу лихорадит. После бестолковой статьи в "Вестнике" о тайном демонологическом обществе Доны заговорили о "дьяволопоклонниках", слетевшихся сюда на шабаш, терроризирующих город…

— Последнее десятилетие сильно палило солнце. Время Низших.

— А сейчас?

— Сейчас меньше, и пришло время Высших, — пожала плечами Мира, — как всегда…

— В столице хозяйничают и те, и другие. Они стоят за всем, что происходит в Доне, а над ними — власть и воля одного. И, я считаю, Владыка вампиров ещё только готовится к своему ходу!

Вампирша поёжилась, хоть и не испытывала холода. Она тоже чувствовала: близко время битв. Серьёзно и мрачно посмотрела она на Даниеля, намереваясь сказать что-нибудь значительное, но охотник сдерживал улыбку: уголки его губ кривились.

— Я слишком поддался плохому настроению, — вздохнул Гесси. — Верно, всё не так плохо, как представляется мне.

— Да, верно! — с облегчением согласилась она. — Подожди, скоро выяснится, что наша помощь не так уж нужна Карлу, и мы возвратимся в Прэсто.

— Ты ещё не устала от поисков Избранной, Мира?

Теперь вздохнула вампирша:

— Поиски Избранных — вся моя жизнь. Ты заметил, что только что сказал Избранная, а не Проклятая?

Охотник усмехнулся, развёл руками. Мира отвернулась к окну. Вдали показался залитый огнями центр Доны. Где-то за ним — Ориенс, Призрачный парк… Мира вытянула шею, надеясь разглядеть узорчатую линию старого парка, но вместо этого ей в глаза бросился шпиль Академии.

Всегда в декабре на неё наваливались воспоминания. Всё равно, где она находилась: в Меторе, в Карде, в Прэсто. Она едва тащила этот груз до нового года, чтобы сбросить вновь. Но сейчас ей было… странно легко. Словно что-то вело её.

Тёмная ночь, провозвестница новой "Королевы всех ночей" — ночи Бала вампиров, загадочно молчала. Хитро перемигивались, шепча друг другу древние простые истины, звёзды, вновь насмешливо улыбался тонкий месяц. Почти тот же, что и тогда, пятнадцать лет назад, в ночь последней потери Дара… И Мира вновь вглядывалась в светлые реки улиц, проносящихся за окном, искала меж незнакомыми прохожими одного. Знакомого и чужого, с бледным лицом carere morte. "Мне необходима встреча, — молила она, — Винсент, возвращайся, пожалуйста, в Карду, в Дону… ко мне! Найди меня сам: я боюсь искать тебя…"

— Мира, — очень серьёзно сказал Даниель, и она опустила глаза, будто охотник уличил её в чём-то непозволительном. — Поговорим о Даре, я знаю, ты хочешь этого давно. Один мой далёкий предок создал Первого вампира, другой позволил проклятью вампиризма распространиться. Ты думаешь, это не угнетает, ничуть не трогает меня? Я, не раздумывая, отдал бы жизнь, если б это уничтожило проклятие carere morte. Но, однажды предав Дар, мы погубили его навсегда. Его нет более! Есть лишь тёмная сила, порабощённая проклятием, служащая ему! Большее зло из всех возможных!

— Проклятие Дара уничтожено. Почему ты не веришь мне? Дар чист. Он исцеляет.

— Точно такой же чистый Дар породил когда-то Великого вампира. Дар — опасная сила и в любой момент она может уйти к carere morte. Равновесие сейчас всё больше склоняется в сторону вампиров, поэтому…

— Поэтому нам нужно заполучить Избранную в Орден! — запальчиво прервала его Мира. — Даниель, неужели ты не понимаешь?!

— Ты меньше всего думаешь об Ордене, когда говоришь это, — Даниель отвернулся, побарабанил пальцами по столику, и всё же решился: — Я знаю, зачем тебе Избранная. Я не знаю только, зачем Латэ столько лет поддерживал тебя во вредной иллюзии, будто Винсента можно исцелить.

— Что… Почему? — пролепетала она.

— Когда мы бились с куклами Гелера, я всё ждал, что ты поймёшь, — Даниель опять замолчал, поиграл желваками.

— Договаривай же! Что за манера?!

Охотник резко поднялся. Мира заметила: его ладони оставили влажные следы на поверхности стола. Гесси не на шутку разволновался, хотя и скрывал это за привычной маской спокойствия.

— Ты хозяйка Мира, хозяйка единственной куклы.

— Лжёшь!

Это прозвучало, как пощёчина, а Мира заговорила дальше. Торопливо, словно пытаясь убедить саму себя:

— Чушь! У меня была одна кукла, Дэви заставил сделать… Это совсем другое! Я не могу управлять Винсентом. Я не чувствую его, не знаю, где он! Я виделась с ним, говорила, как с обычным человеком! Он свободный carere morte!

— Подумай сама. Винсента не мучает голод. Прошло уже пятнадцать лет, а у него так и не выросли длинные вампирские клыки. Он не свободный Высший, он — твоя кукла.

— Клыки не выросли, да… Ведь я обратила его после остановки сердца! Вероятно, он не типичный Высший, но…

— Послушай себя! "Остановки сердца"! — Даниель холодно, мерзко усмехнулся. — Ты обратила его после смерти, Мира! И клыки у него не выросли, потому что он не живой. Ни на крохотную, ни на малейшую долю процента.

— Бред! Даниель, ты пытаешься лишить меня надежды, чтобы я сдалась и притащила тебе Избранную?! Не бывать этому!

— Почитай историю Эрвина и Лелии, — вагон сильно тряхнуло, Даниель был вынужден уцепиться за дверь купе. Тем не менее он сохранял свой вечный надменный вид. — Бывают нетипичные куклы. Я не лишаю тебя надежды, Мира. Я врач, вскрывающий гнойник.

Мира яростно помотала головой, обхватила голову руками и застыла так. Охотник молчал и в молчании прошло несколько минут. Потом Гесси разомкнул губы:

— Поезд прибыл на вокзал. Я могу отвезти тебя в Академию, Мира?

— Убирайся!

— Как угодно.

— И всё же ты не прав, — прошептала Мира, ему в спину, по-прежнему скрывая глаза за ладонями. — Я не знаю где, в чём, но ты — не — прав!

— Эрвин и Лелия. Ты ещё скажешь мне "спасибо".

Даниель быстро вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь.

Буря, которой ждала Мира, оказалась её личной, собственной бурей. Также тиха была ночная столица, также молчаливы и быстры редкие прохожие. Вампирша скользила меж ними, всё ускоряя шаг. Она ещё надеялась сбежать… от себя.

— Возвращайся, — шептала она незнакомым тёмным фигурам, незнакомым странным бродягам. — Возвращайся, Винсент, — веря, что это слово станет чудом. — Пусть впереди вечность, возвращайся сейчас. Ты мне нужен, мой Избранный, моё Проклятие… Вернись и скажи, что Даниель нагло лжёт!

Мира зашла в Академию центральным входом. Собиравшиеся здесь в преддверие полуночи поприветствовали её. Много было новых лиц: вампирша не бывала в Доне пять лет! Она улыбнулась заметно постаревшему Алексу, вежливо поклонилась Адоре и Даре Меренс, ведущей беседу с герцогиней. Дара кивнула равнодушно, наверное, не узнав вампиршу.

— Мира, напрасно ты вернулась, — ласково заметила Рете. — До весны тебе лучше было оставаться в Прэсто.

— Я здесь ненадолго, — Мира сумела улыбнуться застывшими губами.

— Глава должен прийти к десяти часам, — любезно сообщила ей Меренс, прищурившись — узнав.

— Дара… Ты вернулась к рейдам?

— Доне сейчас нужны все мы, — вздохнула Адора. — И ты, Мира, раз уж ты здесь. Дождись Карла, он найдёт тебе работу. Куда ты?

— Прямо, — рассеянно сказала Мира, вглядываясь в тёмный коридор.

Огромный зал-читальня был пуст. Столы чисты, стулья небрежно задвинуты. В воздухе витал смешанный запах чернил и перелистываемых старых книг. Мира отыскала потайную дверь в архив, отпирающуюся на ночь, и скользнула за неё, вниз.

Технический прогресс пробрался и в тайный архив Академии. И здесь сиял яркий, оставляющий мёртвые тени вещей на полу, электрический свет. Архивариуса Сотто на месте не было. Мира в задумчивости разглядывала книги в стеллажах за стёклами. Она искала "Сказки Карды", и какое-то красное, точно кровь, пятно всё бросалось ей в глаза. Наконец Мира задержалась на нём взглядом: "Книга. Большая книга в тёмно-красной обложке". Мира открыла шкаф, схватила её. Странный, ленивый, медлительный вор… Ткань обложки была бархатистой, приятной на ощупь. Вампирша осторожно опустилась в кресло, бесцельно вертя фолиант. На столике рядом зажгла свечку, больше по привычке. В её живом дрожащем свете чуть блеснули остатки стёршихся букв, составлявших название — уже много поколений загадочные письмена на неведомом языке. Она открыла наугад:

"Вампиры зовут их хозяевами, мы — кукловодами, что вернее… и они — самое страшное порождение тьмы…"

Не стоило смотреть титульный лист. Этого автора можно было узнать по одной фразе: косноязычие и мораль в каждой строчке. Нарро, самый странный из комментаторов Деворо. Книга его комментариев Деворовских "Исторических очерков" была в пять раз толще самих "Очерков". Здесь Мире не найти историю Эрвина и Лелии, зачем же она так пристально, болезненно всматривается в равнодушные строчки?

"Вампиры проклятием своим обречены на одиночество. Жизнь покидает их тела, и дать жизнь они не способны. Но за время своей вечности некоторые из них научаются отражаться, создавая свои подобия. Этим carere morte ведомо чернейшее колдовство: они поднимают умерших своей волей и начиняют их собой. Ибо мёртвое тело есть лишь пустая оболочка. Эти сильнейшие являются подлинными богами среди бессмертных. Вампиры зовут их хозяевами, мы — кукловодами, что вернее, и они — самое страшное порождение тьмы, ведь они познали глубины своей тёмной сущности и, не испугавшись, сумели подчинить её себе…

Рабы — марионетки, отражения своего господина, удерживаемые от тления только силой его воли. Не обманывайтесь, глядя на них, это не те люди, которых вы знали. Говоря с рабом, вы говорите с его господином. Раб — лишь оболочка, носящая чужое проклятие. В этом легко можно убедиться, уничтожив кукловода: проклятие господина сожжёт всех его рабов…

Редко, рабы юных, неопытных, торопливых или несильных кукловодов сохраняют обрывки своей души: клочки памяти, клочки воли. Ужасен вид их и несчастна участь…"

Хозяева — вдруг словно холодом потянуло из открытой в архив двери. Мира поднялась, захлопнула дверь, повалилась обратно в кресло.

А ведь Даниель прав. Уже и книга подсказывает ей. Почему она никогда не думала об этом? Ни разу за все прошедшие годы Мира не допускала этой мысли. Страшной, верной мысли…

Инициировать можно только живого. Это закон. Природный закон. Поэтому во время инициации нужно чутко слушать затихающую жизнь жертвы, важно не пропустить момент, не пустить за черту, из-за которой не возвращаются. Из умершего можно изготовить только куклу, и способны на это немногие, сильнейшие из вампиров: кукловоды, хозяева. Почему она решила, что тогда, в Призрачном парке, поймала ускользающую жизнь Винсента? Да кто способен на это?!

…Огонёк жизни дрожит, обрывается, затухает. Мертвое лицо. Мёртвые глаза. Узнаешь смерть, carere morte?

Она боялась думать об этом. Она начала боятся мёртвых. Она больше не могла: убить. Убить значило — вспомнить. А она боялась вспоминать это…

Мира дунула на свечку. Тонкое острое пламя затрепетало, отрываясь от фитилька, и исчезло, быстро сдавшись неживому холодному ветру. Мгновение горячий фитилёк ещё мерцал красноватым тревожно, но потух и он. Она же снова углубилась в книгу, и каждое слово так же тревожно полыхало, будило страшные, верные догадки:

"Алитер поднимал мертвецов, веками лежавших в земле…

Исцелить обращённых рабов святой водой невозможно: в мёртвом теле нет ни капли жизни. И место улетевшей души занято хозяином-вампиром. Куклу можно уничтожить, убив кукловода…

Кукловодом способен стать каждый вампир, перешагнувший тридцатилетний рубеж, а в редких случаях эта способность проявляется и ранее. Но немногие carere morte пользуются ей. Даже проклятые страшатся кощунственной силы, дарованной им Бездной, и лишь полностью отрекшиеся от жизни нарекают себя хозяевами…"

"Довольно!" — она резко вскинула голову, точно сбрасывая груз с шеи, захлопнула книгу.

Однако глаза-предатели успели выхватить ещё фразу, и она, вопя, развязно покачиваясь, плясала перед её мысленным взором и когда Мира убирала фолиант в шкаф, и когда она бежала из архива — в библиотеку Академии… и дальше, коридором, на улицу:

"Удивительно, что история чёрных господ — кукловодов и их отвратительных марионеток — рабов начинается, по легенде, с Эрвина и Лелии — с трагической истории любви…"

Хлопнула, огрызнувшись по-своему, дверь. Мира бежала вниз, не видя ступеней, натолкнулась на кого-то, не извинилась, не остановилась… Она тяжело мотала головой: "Эрвин и Лелия" — нет, не может быть!"

— …Не может быть, Мира?! — окликнул её господин, с которым она только что неудачно разминулась.

Услышав знакомый голос, она остановилась, обернулась.

— Не узнаёшь? Короткая же у тебя память, бессмертная!

"Бессмертная", — только один из здешних знакомых мог бы обратиться к ней так. Мира улыбнулась, обрадованная неожиданной встречей:

— Карл? Прости, но ты так… изменился.

Они остановились в шаге, изучая друг друга. "Наш новый глава", — подумала Мира. Она едва узнала Карла и тщетно пыталась сосчитать теперь, сколько же ему должно быть лет. Откуда в его чёрных волосах седина? Резче стали черты лица, еще строже костюм… Никогда им не догнать друг друга! Сначала он был моложе её, и вот — уже старший.

— Да? — охотник, казалось, огорчился. — Зато ты — совсем как прежде.

— Диана рассказала мне о твоём визите. Не ожидала от тебя столь безумного поступка! Я ждала, что ты ещё навестишь меня… нас.

— Прости. Главе Ордена не так-то просто вырваться хотя бы за пределы Академии. Но я готовился к твоему приезду…

— Какие здесь новости? Я слышала, carere morte здорово расплодились.

— Да. Очень тяжёлая зима, — Карл вздохнул. — Потери у нас небольшие, но Орден понемногу вытесняют из Ориенса. Я уже три раза устраивал там ловушки со снятием Покрова. И попадались в них не дикари, а куклы старейших.

— Даниель меня пугал, что Дэви готовится к войне за столицу.

— Да, это так. И мы готовимся. Будь осторожна здесь. Когда ты вернулась? Вчера… сегодня?

— Сегодня вечером.

— Что ж, — Карл хитро улыбнулся. — Беги домой, собирайся в новую дорогу. Я пошлю тебя на Бал Карды.

— Он завтра!

— Да, именно. Потому я и вызвал вас с Даниелем из Прэсто в такой спешке. Собери сумку и возвращайся. Я объясню тебе новое задание.

Мира нахмурилась, недовольная его начальственным тоном:

— Верно говорят: те, кто поднимаются на высокие должности из низов, сильно меняются! Что за задание? Важное?

Карл оглядел тёмный и кажущийся пустым парк.

— Я не могу говорить здесь, — мягче сказал он. — Твоё задание касается Избранной. Недавно я понял, кто он, наш неуловимый обладатель Дара. Собери всё, что нужно на Бал, и приходи в кабинет Латэ.

Услышав об Избранной, Мира отступила и опустилась на ступени. Сердце забилось часто-часто, почти как у человека. Сейчас разорвётся… и это, пожалуй, лучшее, что теперь может с ней случиться. Избранный, Дар — какие пустые слова! В них больше нет надежды. Бессмыслица. Чернота.

Пустота…

— Что с тобой? — спросил Карл. Он с тревогой следил за ней. — Ты до сих пор нездорова? Этот инквизитор опять морил тебя голодом?

— Нет, Даниель ни при чём, — почти беззвучно прошептала она. — Просто ночь сегодня какая-то… очень уж тёмная. Какой же тогда будет следующая?

— Если бы ты сказала, что случилось… — охотник опустился на ступени рядом с ней.

"О, ты обязательно помог бы!" — про себя усмехнулась Мира. — Нет. Нет. Нет… Ничего, — вновь обронила она.

Её снова затрясло.

"Я ведь умер. Я должен был, чтобы остаться собой…"

"Но ты… Что ты сделала со мной? Это… чудовищно".

— Ты здесь… замерзаешь. Пойдём в Академию.

Она усмехнулась, ничего не сказала, осталась на ступенях. Но неосознанно, робко Мира потянулась к нему: к чужому теплу, к свету чужой жизни. Он встревожил её. Он пообещал краткое спасение от тьмы и пустоты, от призраков и страхов. Он разбудил другой голод — голод её одиночества.

— Я очень рад, что ты вернулась, — тихо сказал Карл. — В Прэсто ты заставила меня поволноваться.

Она обернулась на тон этого голоса, взяла охотника за руку:

— Пойдём сейчас ко мне…

— Я давно должен был тебе сказать… — он осёкся, нахмурился, глядя, как холодные пальцы вампирши ласково, завлекающее щёкочут его ладонь. — Мира, ты что делаешь?

— Мне страшно одной, — призналась она, потерянно улыбаясь. — Я… боюсь темноты…

Но его рука была напряжена и тверда как камень.

— Идём, — прошептала Мира, закрыв глаза. Говорить громче было больно.

— Тебе же всё равно, кто тебя пожалеет, вампирка? — Карл поджал губы, резко поднялся. — Прости, у меня много других дел.

Она склонила голову к коленям, вцепилась пальцами в волосы и не глядела, как он уходит.

 

Глава 29 Новая клятва

Мира легко отыскала этот дом в Центре, хотя прежде была здесь всего один раз. Двухэтажный, из красного кирпича, с красивыми лепными балкончиками — крохотными и совершенно бесполезными. Она быстро нашла нужное окно на втором этаже и, накинув крылатую тень, поднялась туда.

Это было окно кабинета. Старый человек сидел в кресле. В свете единственной свечи он просматривал какую-то книгу поверх новеньких очков. Мира постучала по раме, и он вскинул голову.

— Откройте, — глухо потребовала вампирша.

Латэ засуетился. Он отворил окно, зажёг больше свечей. Бывший глава сильно постарел за эти годы. Он похудел и словно ссохся, голова стала совсем серебряной.

— Нежданная гостья! Что-то случилось, Мира?

Она долго молчала, просто смотрела на него, а в памяти проносились все годы в Ордене и вся его ложь, ложь, ложь…

— Зачем вы не сказали мне сразу, что Винсента не исцелить? — наконец спросила она.

Латэ сел в кресло. Он выглядел радостным, будто давно готовился к этому разговору. Он откинул голову на спинку и пронзительно посмотрел на вампиршу.

— Когда ты поняла?

— Только что. Даниель сказал мне. Сказал прямо! И всё равно я не могу поверить…

— Ты уже достаточно сильна, чтобы принять это.

— Винсент — не моя кукла, — еле слышно запротестовала Мира. — Я не могу видеть его глазами, слышать его ушами. Он пропал семь лет назад, и я не знаю, где он!

— А ты пробовала хоть раз почувствовать его?

— Нет.

— Попробуй. Это самый простой способ поверить, Мира.

— Не хочу вам верить!

— Я уже слышал это, знаешь, от кого?

— Вы… вы говорили с Винсентом об этом?! Боже… — Мира без сил опустилась на пол, закрыла лицо руками.

— Винсент спросил это в первый же день своей вечности, — Латэ досадливо поморщился. — Впрочем, не стоит вовсе упоминать его имя. Винсент погиб пятнадцать лет назад. Тот, о ком мы говорим, только твоя кукла.

— Вы чудовище! — выпалив это, Мира немного успокоилась. Она поднялась, устроилась на диване напротив старика.

— Хорошо, — она мяла пальцами виски в попытке собрать мысли, но всё, за что пыталась цепляться памятью, пылью улетало в пустоту. — Хорошо, пусть кукла! Но разве кукла обладает самостоятельностью? Обычно ненужные хозяевам марионетки хранятся в специальных земляных ямах. А Винсент… он действовал, существовал и без меня. Он рисовал картины в Карде, Карл писал мне, что он навещал их в Термине… Не я приказывала ему делать это!

— У Лелии также была некоторая степень свободы. Тебе знакома эта сказка?

— Да!..Но при чём здесь она?!

Латэ, не вставая с кресла, достал из шкафа книгу, и Мира почувствовала быстрый болезненный укол старого воспоминания: эту самую книгу читал Винсент в первый день после обращения, когда в этот самый кабинет зашла Мира…

— "Эрвин был вампиром, Лелия, его возлюбленная, смертной", — скороговоркой начал Латэ. — Впрочем, это нам неважно. Вот!

— В тёмной зале горели свечи, она лежала на каменном ложе, усыпанном яркими цветами. Лицо её было закрыто вуалью — она сильно разбила его при падении, но Эрвин откинул вуаль, не испугавшись, не отвратившись, поцеловал её истерзанные разбитые губы, а потом закричал, отрицая её смерть, споря со Смертью: "Она жива! Она будет моей!" Должно быть, он плохо видел от слёз: ведь Лелия была мертва, безнадёжно мертва…

— Прекратите! Пожалуйста! — но старик был безжалостен:

— Долго так продолжалось: годы, десятилетия, века… Но, говорят, однажды крышка гроба Лелии истончилась настолько, что начала пропускать лучи Солнца. Заметив ожоги на её чудесной бледной коже, Эрвин уложил её спать в свой гроб, а сам лёг в её постель. Тогда он заметил ужасные зарубки. "Отпусти меня", — прочитал он в неровных, тёмных от пропитавшей их крови полосках… Тогда он постиг ужас своего деяния: его Лелия мертва, давно мертва! Перед ним лишь кукла, сплетённая из нитей его воспоминаний, призрак, который он сотворил своим проклятием! Нет, меньше, чем призрак: тень настоящей Лелии! Нет… меньше, чем тень: сон-обманщик…

Следующей ночью он призвал свою рабыню и спросил:

— Здесь ли ты? С кем я говорю?

— Её нет здесь. Одно твоё проклятие, — ответствовал призрак Лелии.

Но Эрвин подошёл к ней, обнял, покрыл поцелуями её лицо и руки… Она была холодна и безжизненна, как все carere morte, но радостно отвечала на его ласки, как все, кто любит и любим. И он увидел на её лице отражение собственной улыбки…

— Я всё ещё люблю память о тебе, — тогда сказал Эрвин. — Но я помню! — крикнул он, указывая на её гроб, — вспоминаю во сне, когда заботы отступают, как ты любила Солнце! Иди. Я отпускаю тебя.

Тогда Лелия улыбнулась. Другой, не его улыбкой. То была знакомая всем carere morte усмешка Бездны:

— Только прикажите, куда идти, Господин…

— Выйди и встреть гостя, высочайшего из всех, кто когда-либо посетит этот дом: Солнце, — еле выговорил Эрвин. — Латэ тоже еле выговорил это и остановился, строго посмотрел на Миру поверх очков. Вампирша сидела съёжившись, уронив руки на колени, опустив голову. Сдавленным голосом старик закончил:

— Лелия послушалась. Она выполнила его приказ с похвальной точностью, и её пыль кружилась в воздухе, поблёскивала искорками, встречаясь с лучами Солнца, до самого вечера…

Мира разомкнула губы.

— Вы считаете, я сделала себе куклу, как Эрвин, в память о Винсенте? Наделила её всеми чувствами и мыслями, которые успела узнать в… оригинале? Чушь! — последние слова сказки отдавались эхом в голове, и чтоб не слышать их, она почти кричала.

— Не совсем так… — Латэ долго подбирал, как закончить фразу, но не смог, только устало вздохнул.

— Кстати о картинах. У меня нет никакого таланта к рисованию! — Мира поглядела с торжеством. — А последняя картина Винсента, с рассветом? Такое мог нарисовать только Избранный!

— Избранный? — с грустью спросил Латэ и повторил ещё, чуть тише, с неподдельной горечью: — Избранный! — старик поднялся, подошёл к бюро и долго искал что-то в его ящиках. Мира ждала, нервно сцепляя и расцепляя пальцы.

— Только Избранный? — повторил Латэ. Он повернулся к ней, держа в руках большой кусок стекла. На нём тушью был набросан город и рассветное солнце. — Узнаёшь?

— Это… Это рисовал Алан, очень давно. Откуда это у вас?

— Марк принёс из рейда. Похоже на последнюю картину Винсента, не правда ли?

— Винсент и Алан. Они, вообще, похожи, — не подумав, заметила Мира. — Стойте! Вы хотите сказать, Винсент… — она задохнулась. — Он — это кукла Алана? Я сделала себе куклу в память об Алане?!

— Это тяжело принять. Мой совет: ещё раз перечитай историю Эрвина и Лелии. Перечитай… и сделай, как Эрвин.

Вампира жутко улыбнулась — улыбкой мертвеца:

— И на рассвете… стать пылью… в лучах солнца?

— Нет. Я бы этого не хотел. Никто в Ордене этого бы не хотел. Ты сейчас в шаге от исцеления. Найди Избранную и избавься от своего проклятия… и от проклятой связи с куклой.

Мира поднялась. За время разговора она словно постарела и уменьшилась — маленькая старушка, руки висели плетьми. Она силилась найти какой-то довод против истины Латэ. Но в голове была чернота. Пустота.

Безнадёжность.

— Я сделал всё, чтобы приблизить конец мира. — Латэ нервно улыбнулся тонкими сморщенными губами. — А ты… ты моя стрела. Ты летишь в выбранную мной цель. Ты непременно поразишь её! Только не ослабей, только не сомневайся. Лети! Ты приведёшь в Орден Избранную и начнётся совсем другая сказка. Новая сказка! Вы сами напишете её.

Мира отпрянула. Старая чёрная злость, сбросив оковы, подняла голову: "Старый паук! Старый интриган! О чём он? Избранная? — какое пустое слово теперь! Прочь все, ей больше нет дела до Ордена!" — Да будьте вы прокляты! — таким же звенящим шёпотом, ничуть не боясь: всё страшное уже случилось. — Чем вы лучше Дэви?! Единственный шанс, когда Дар мог стать нашим, был упущен! Вы всё медлили, медлили… потому что не верили в Избранного! И вы закрыли перед древней надеждой двери, усомнившись! Вы сами прогнали это чудо с порога, а теперь тщитесь заманить обратно?! — Ха-ха! Как вы лжёте… Если кто и проклял несчастный Дар, так это вы и подобные вам! Да я… живее вас! Кого вы видите, когда смотрите в зеркало? — Чудовище!

Его глаза смеялись, но губы были плотно, скорбно сжаты.

— Винсент давно мёртв, Дар не спасёт его — и это вы виновны в его смерти! — завизжала Мира. — Не увиливайте! Вы всё понимаете… И я служила вам! Пятнадцать лет! Ненавижу! — она осеклась. — Я ничего больше не сделаю для вас! Вам нужен, но мне больше не нужен Дар!

Латэ отвернулся от её злых глаз, печально, но непобеждённо усмехаясь.

— Тогда уходите, Вако, — ровно сказал он.

Мира затихла от этого нового тона, поняв, что сейчас ей доведётся увидеть старого главу Ордена в ярости. Но старик помолчал минуту, глядя прямо перед собой, часто моргая. И только коротко сказал, пожевав губами:

— Удачи тебе, Крылатая.

Ночь замерла, в затихшем, чего-то ждущем мире лишь она, тень, продолжала свой полёт — в пустоту. Она бежала. Прочь от страшного знания, прочь от безжалостной памяти, прочь от безысходной боли — прочь…

"Ненужная тревога, напрасная тревога! — она ещё пыталась убедить себя. — Успокойся, наконец! Латэ стар, он выжил из ума, бредит… А Даниель просто хочет лишить тебя надежды, чтобы ты подчинялась ему! Успокойся. Между тобой и Винсентом связь не крепче той, что соединяет любого обращённого с создателем".

Но вампирша тут же вспомнила момент у зеркала Регины Вако, когда она отслеживала все нити своего проклятия. Нить, ведущая к Винсенту, ещё тогда показалась ей странной. Слишком прямая, слишком чёткая, слишком крепкая!

"А ошейник? Почему охотники не наградили Винсента таким же ошейником, как у тебя? Глупо надеяться, что новообращённый справиться со своим проклятием! А ведь всё просто: рабу не нужна кровь для питания, нет у него и чувства вампирского голода, раб питается крохами со стола хозяина. А, чёрт возьми, его последняя картина?! Нельзя так нарисовать восход солнца по памяти! Значит, он выходил на открытое солнце — немыслимо для Высшего, но возможно для раба! Значит…"

Мира сдавалась.

Она бежала… или летела? Где-то между землёй и небом. Исчезли все краски, стихли все звуки, пропал мир вокруг.

Как же она обманывалась так страшно столько лет?! Как она забыла, что у carere morte нет силы, возвращающей мёртвых в мир живых, а есть проклятие, насмешка Бездны?! Просто ей не нужна была бессловесная кукла! Ей, как несчастному Эрвину, нужен был живой человек, любимый! Любовь набросила ей повязку на глаза: вот почему она не замечала никаких признаков своего страшного деяния!

"Неужели все эти годы я жила только мыслями о кукле Алана"?! — подумала она и остановилась. Этот вопрос требовал немедленного ответа. Иначе она просто сойдёт с ума.

"Тот набросок, который показал Латэ. Чертовщина какая-то… но ведь он действительно копирует картину! Или это картина Винсента копирует старый набросок Алана?"

…Библиотека старого дома Вако в Карде. Винсент обнимает её. Она слышит его шёпот: "Люблю…".

"Нам нельзя, запомни это. Никогда".

— Чушь! — Мира сказала это вслух. Она продолжила бег.

"Не Алан. Не кукла Алана. Нет-нет. Это закрытая дорога. Но… кто же он тогда? Как ей называть своё последнее и самое странное создание? "Винсент", — неужели пора забыть, похоронить это имя?"

Кто тот, мечтой об исцелении которого она жила пятнадцать лет? Отпечаток на тонком серебряном листе по ту сторону зеркала! Образ, склеенный из осколков стекла! Разбитое отражение её надежды! — Её совесть? Её жизнь? Её страх?! — Отражение её души…

— Прости. Я любила память о тебе… — смогла выдавить Мира, и остановилась. Она почти не удивилась, увидев впереди огромный парк безуспешно пытающийся спрятаться за длинным зданием брошенной больницы. Что теперь?

"Иди. Я отпускаю тебя".

"А смогу ли я… отпустить?" — спросила она ночь. Сначала это показалось лёгким — будто выбросить сломанную игрушку или старое запылившееся зеркало. Но скоро Мира поняла, как это будет трудно: она давно забыла лицо и голос Винсента, но, чтобы отпустить, сначала придётся их вспомнить. Она привыкла постоянно думать о задаче — найти Дар и давно не озвучивала истинную свою цель, но, чтобы отказаться от неё навсегда, её сначала придётся воскресить. Как не поддаться тогда очарованию старой любви, забытой мечты? Убить, быстро и без раздумий, закрыв глаза, не видя его глаз — пусть они лишь отражение её собственных…

Мира печально улыбнулась усмехающемуся в небе месяцу.

"Бессильный сжечь свою память и свою вину, Эрвин встретил следующий рассвет там же, где и его любимая…"

…Иногда в юности они с Аланом забывали о времени, играя на ночных улицах. Потом они убегали от солнца, хохоча и подталкивая друг друга. Вампирша до сих пор помнила тот трепет от прикосновений сияющей смерти… Отпустить и, как Эрвин, дождаться рассвета?

Все годы в Ордене её держала на земле лишь мечта об исцелении для Винсента. Но эта мечта рассыпалась в пыль. Уйти ли ей следом?

Мира лишь отметила возможность, не задумавшись об этом всерьёз. Её разум восставал против бессмысленности такого самоубийства. Но что-то надо было делать. Вампирша чувствовала: ещё миг молчания, ещё одна бессмысленно прожитая секунда — и она сойдёт с ума.

"Это месть Бездны", — думала ты тогда в Призрачном парке, держа его голову на своих коленях. — Вот она, месть Бездны, кара Бездны! Но месть Госпожи оказалась изощрённей и страшней…"

Мира спустилась к ещё не замёрзшему пруду в центре парка. Чёрная вода равнодушно глотала мелкую снежную пыль, поднимаемую ветром с земли. Вампирша долго, невидяще смотрела на своё тёмное отражение в ней. Что-то она совсем забыла…

"Ах, да! Карда, Бал вампиров. Вновь задание, касающееся Избранной. Что ж…"

Она подумала о новом задании… На Балу Карды должна появиться Избранная. Значит, там, в Карде, цитадели вампиров, разгорится новая битва за Дар. Что ж, вампирша готова. Когда-то она посчитала свою маленькую беду вселенской и сполна заплатила за гордыню. Безумная идея вела её сквозь годы и бури, она одна не давала бессмертной сгинуть в Бездне. Но сегодня мечта разбилась и та, что жила ей, стала лёгким сухим прахом. Миры Вако уже нет — остался один дух, одно сильное чувство — ненависть. Ненависть к Бездне, погубившей её.

"Чувствуешь, как Бездна поглощает всё?" — шептала ночь голосом безумной Диос. Бесконечная ночь!

Она началась здесь, в столице, а закончится где-нибудь… на краю света, куда её приведёт однажды погоня за Даром. Отныне для неё есть только ночь: рассвета не будет, пока не закончится старая история. "Бездна поглощает всё и всех", — говорила Диос, "Посмевший с Ней бороться неизбежно проиграет", — предостерегал Дэви…

Судьба отнимает у неё мечту, смеясь, и голос Бездны слышен в этом смехе. Но есть иные благородные цели. Алан — почти забытое имя. Винсент… — Она тщетно пыталась отобрать их у пустоты всё это время, спасти для жизни, великую силу и ценность которой осознала, лишь став вампиром, служителем Бездны. Она! Сама несущая Бездну, этот древний ужас в себе… Может, поэтому вампирша неизменно проигрывала? О, пусть только она найдёт Дар! — Выжечь эти семена пустоты, уничтожить вампиров, стереть притягательный для глупцов, не умеющих распорядиться своей жизнью, образ Бессмертного, Вечно Юного из легенд!

Мира достала из потайного кармана фляжку и села прямо в снег у чёрной воды: ноги не держали её. Глоток… Ещё глоток. Отвратительная мерзость растекалась по телу, заполняла пустые сосуды, но насыщение не наступало.

— Так значит, я хозяйка, — сказала Мира зеркалу воды. — Да, я для этого достаточно сильна. Я давно с Тобой на "ты", Бездна, Пустота, Великая Тьма… Я не уничтожу Тебя, Ты обратишь против меня мою же вечность, подаренную Тобой; Ты обратишь против меня мою же силу, подаренную Тобой… Но я знаю, кто может. Однажды Дар придёт в Орден, и порождения Твои рассыплются прахом. Избранный навсегда закроет для Тебя дверь в этот мир.

Быстрым шагом, решительная, она покинула парк и едва вышла на Восточный проспект, вдали показался шпиль Академии.

"Да, теперь туда".

Вот и мост Макты остался позади. Вампирша воспользовалась боковым входом в парк и сразу же свернула на одну из бесчисленных, известных немногим тропок, ведущих к главному зданию. Серебристо блестел крест над часовней — тонкий, кажущийся невесомым: две заплетшиеся нити паутины. Знакомая часть парка. Её владения во время тренировок. Спали деревья. Неслышно, как медлительная Серма, текла их жизнь.

Нет, не одна ненависть осталась. Чем ближе Мира подходила к Академии, тем лучше она понимала это. Было ещё что-то, толкавшее сюда, в здание, ставшее для неё домом в последние странные пятнадцать лет. Неуверенная, что вернётся назад из Карды, она пришла попрощаться со своим Охотником, излечившим её от страха перед Бездной.

"Ты не брошена, ты не одна. Если хочешь, я никуда не уйду", — теперь Мира была уверена, что ей это не приснилось.

Конец её пути был близок. Все нити связаны в один узел. Все линии сходились в одной точке, все, — и эта была среди них. Судьба выбрала их в ночь последней потери Дара, но семь лет назад, пойдя против решения Ордена, они сами не оставили себе иных путей.

Справа от Миры по боковой аллее Тони Гланс вёл куда-то целых два отряда. Даниелю Гесси, шедшему в Академию, пришлось отступить в снег с дороги, пропуская их. А дверь часовни отворилась, и, одна за другой, оттуда выскользнули узкие фигуры. Девушка впереди. Она резво выскочила на тропку. Мужчина слабо удержал её, касаясь руки:

— Богиня! Одно слово…

Диана рассмеялась и бросилась прочь, подобрав юбку, Алекс за ней… Мира улыбнулась и потянула на себя тяжёлую дверь Старого входа.

 

Глава 30 Разбитое зеркало

Вечер был ужасным, и ночь, пришедшая ему на смену, не желала уступать ни в чём. Тень, взявшая в кольцо столицу этой чёрной зимой, набрала силу и готовилась к наступлению. Но тень — это только вампиры Дэви, и Академия была готова к битве с ними. А вот другие, очень тревожные сигналы, пока не укладывались в общую картину.

Ярость солнца возросла, и наступило неспокойное время. Время, когда голодные, больные от света Низшие переставали соблюдать меру, беря чужие жизненные силы. Конечно, они не убивали людей, но злость и тревога смертных возрастали. На такие годы — годы Низших в прежние времена часто приходились народные волнения. В этот раз Карл надеялся обратить их против Короля — одного из Арденсов и главного противника Избранного, но этим планам не суждено было сбыться. Владыка вампиров опередил главу Ордена: на его стороне были чары. Ярость народа обратилась не против Короля, а — что-то совсем странное — против неких таинственных "дьяволопоклонников", якобы избравших местом для своего шабаша Дону.

Орден принимал меры в пресечении вредных слухов, но это мало помогало. Против охотников действовали участившиеся случаи нападения carere morte. Изощрённые убийства невинных немедленно связывались в сознании людей с жертвоприношениями служителей культа Падшего. Потому и Крас помогал Ордену в пресечении слухов неохотно: боялся замараться сам.

Обстановка накалялась и, наконец, вечером двенадцатого декабря достигла своего пика. В своём доме был убит глава Западной Пенны. И глава Центра пропустил вечернюю стражу, его квартира оказалась пуста, а, между тем, этот пунктуальный охотник всегда оповещал о своём отъезде за одну-две недели. Карл отправил оставшимся оповещение об опасности, но перебрались в безопасное место из своих квартир пока только двое — Бовенс, глава Северной Пенны, и Эбри, глава Ориенса. Где глава Сатура, никто также не мог сказать.

А как странно вёл себя Крас в последнее время! Карл читал недоверие в глазах герцога при каждой их встрече. Крас вёл какую-то свою игру и в этой игре для Ордена не находилось места…

— Я не удивлюсь, если завтра Крас заберёт Покров и укажет Дэви на цитадель Ордена, оставшуюся без защиты, — поделился Карл с Бовенсом, когда они встретились в парке у Академии.

Родерик, не на шутку встревоженный, в очередной раз нервно оглянулся, ища в тёмном парке силуэт своего убийцы.

— Охрана парка удвоена, — успокоил его Карл.

— Видел. Но я бы посоветовал тебе поставить охрану там, — Родерик кивнул на крышу Академии, где в башенке со шпилем была запрятана тряпица, создающая купола Покрова по всей столице.

— Уже. Краса давно не пускают туда без моего сопровождения… Если б узнать его планы! Смерть главы Западной Пенны, пропажа ещё двоих связаны. Кто-то пытается разрушить наш Покров.

— Дэви?

— Начинать нужно с поиска предателя в нашем стане.

— Я всё жду, когда же Крас снимет маску…

— Мне довольно и того, что он прячет лицо под ней! Архив уже перенесён. Отряд подготовлен и ждёт только приказа.

— Ты… — Бовенс опять оглянулся. Но парк позади был сонным, загадочным и абсолютно безопасным. Только Даниель Гесси в задумчивости бродил близ ограды. — Ты всё-таки намерен распустить Орден?

— Да.

— Как скоро?

— Скоро. Обладатель Дара уже известен.

Оба замолчали надолго после этого сообщения. Родерик тихо, кивком указал на Даниеля: "Это он постарался?"

— Нет. Гесси не знает имени Избранного, хотя все указания на владельца Дара я нашёл именно в его сообщениях. Видимо, Даниель не трудился перечитывать их перед отправкой. Или Митто не дал ему на это времени.

— Я не доверяю Гесси…

— Да. Агенты Арденсов всегда были в рядах охотников. И, вероятно, не один Даниель работает сейчас на Краса… и против меня.

— Однако, что он там разглядывает? — пробормотал Бовенс, с тревогой глядя на Даниеля. Карл задумался, глядя на Гесси, и скоро воскликнул:

— Что он вообще тут делает? Я отправлял на стражу Диану! Подойдём.

Даниель глядел через решётку ограды на другую сторону Рябиновой улицы. Там на тротуаре сновала стая дворовых собак. Все тощие, грязные, хоть и были больших размеров, производили жалкое впечатление.

— Даниель, где Диана? — строго спросил глава. Гесси обернулся и быстро приложил палец к губам.

— Я отпустил её на свидание к Алексу, — сознался он.

— Непохоже на тебя.

— Да. Но меня заинтересовали эти твари, — кивком он указал на стаю по ту сторону ограды. — Вы не замечаете ничего необычного?

— Кроме самого факта появления трущобных собак в центре города?

Но Карл замолчал, присмотревшись. Пожалуй, перемещения зверей не были хаотичными. В них прослеживалась странная чёткость — знакомая чёткость! Подчинённость одной цели: псы были куклами хозяина-вампира.

— Они похожи на кукол, управляемых кукловодом, — заметил и Бовенс.

— Хозяев зверей среди carere morte в наши дни всего двое: Нефандус и Хиам Калькар. Полагаю, это не Либитина, — холодно сказал Даниель.

— Давно они здесь?

Одна тощая чёрная тварь повернула голову, принюхиваясь. Карл невольно отступил, когда уголья глаз пса задержались на нём. Странно дёрнувшись, ощерившись, собака двинулась к портику, но остановилась в двух шагах от него.

— Натолкнулась на Покров, — заметил Даниель. — Да, кукла, определённо!

— Марк говорил об этих тварях ещё вчера, а я не обратил внимания, — сокрушённо пробормотал Родерик. — Стоит направить сюда отряд.

— Вероятно, Хиам на это и надеется: выманить нас за Покров, — Карл отступил от решётки ограждения. Остальные потянулись за ним.

— Беспорядки на Набережной. В Арвуме. В Пенне. Но всё как-то бесцельно, странно, — сказал он в парке. — Мозаика не складывается в картинку. Лишь одно ясно: Дэви стоит за всем, что происходит в Доне. Владыка скрывается где-то за Сатуром. Битва за столицу начнётся очень скоро.

— Зима — время долгих ночей, — Даниель тонко улыбнулся.

— Дэви не станет нарушать равновесие, — попробовал возразить Родерик.

— Равновесие? Чаши давно качаются: на них больше нечего взвешивать!..А вчера в Ориенсе обнаружили большое дневное убежище carere morte, — помолчав, невпопад сообщил Карл, задумавшись. — Мы его уничтожили. Дом не был пристанищем обычных уличных дикарей, это был склад кукол…А сегодня в ресторане неподалёку гуляет некий Верго. День рожденья его дочери, Прюденс…

— Прюденс Марии… убитой неделю назад… согласно "Вестнику", в ритуале дьяволопоклонников… — эхом отозвался Даниель.

Карл хотел ещё что-то добавить, но, не решившись, с досадой сжал губы.

Битва, — чувствовал он, — начнётся совсем скоро. Но он не мог до конца постичь план Дэви, и это очень тревожило его. Прежде двухсотлетний Владыка бессмертных был предсказуемым, даже его безумие не стало бы неожиданностью для охотника. Но здесь было не безумие. Сговор прежних врагов. Предательство. Оставалось ждать, когда предатель проявит себя…

— А кукловоды? — встрепенулся Родерик. — Разбросали паутины по всему Северу! — пожаловался он. — Больше всего вокруг старого здания суда. Пенна осталась без меня, а охота на хозяев едва начата…

— Я поеду туда сейчас. Даниель, нужен твой экипаж.

— А моя помощь? — надменно спросил Гесси и, получив утвердительный ответ, кивнул: — Тогда и я еду.

Вместо легкомысленной Дианы на страже у ограды встала Ангелика. Родерик отправился в Академию, в кабинет главы, принимать известия, поступающие из всех районов Доны. Перед отъездом на север столицы Карл переговорил с временными ведущими Западной Пенны и Сатура, и услышанное немного успокоило его. Вампиры Дэви никак не проявляли себя, в ночи охотились только разрозненные группы дикарей. Подоспели и агенты, отправленные в ресторан к Верго. Они доложили, что среди гостей фабриканта были Низшие. Carere morte пытались управлять гневом людской толпы, направить его на неведомую цель, но вовремя были убиты охотниками.

— Люди разойдутся к утру, — заверил Тони Гланс, бывший там. — Они ещё злы, но к утру злость рассеется. Также было два дня назад, на Арвуме.

Карл кивнул, вспомнив тот случай.

— Чему посвящено собрание сегодня в пять? — полюбопытствовал Тони. — Я предпочёл бы отдохнуть: завтрашняя ночь наверняка будет такой же…

— Если не хуже. Собрание по инициативе Краса. Думаю, он объявит о разрыве с Орденом. При этом событии лучше присутствовать.

— Ясно.

— Присутствовать… И во всеоружии, Тони!

— Я понял, — немного испуганно сказал молодой охотник. Он нервно оглянулся, и Карл подумал, что страх предательства, ножа в спину, терзает не одного главу — весь Орден. — Ордена… больше не будет? Только наш Отряд?

— Да. Уже скоро. Но Крас не отпустит нас просто так.

— Я готов, — погрустнев, сказал Гланс. Он печалился о большой лаборатории Академии, которую придётся оставить.

— В руках твоей учёной группы будет Дар. Это больше, чем комната со склянками!

Тони ушёл дремать в архив в ожидании собрания, а Карл отправился к Даниелю, ждавшему на стоянке экипажей у Первой Королевской.

Они отправились в путь. Быстрые кони, принадлежавшие Гесси, летели по пустым улицам, опережая даже carere morte, путающихся в тяжёлых тучах наверху. Граница Покрова Академии осталась далеко позади, но глава продолжал чувствовать его. Большую область, светлую и чистую, без вездесущих теней Бездны, ограждала невидимая занавесь из шёлковой ткани. Тонкая, но прочная — совсем как знамя Арденса. Она трепетала иногда, но не от порывов ветра: малейшая разобщённость охотников или сомнение их главы колыхали её, грозя сорвать с места.

…Карл получил знание о Покрове в момент его нового наложения, и в этот же миг почувствовал: отныне у него связаны руки. Покров, нерушимая стена Ордена, зависел теперь от его воли. В его силах было назначать, кому проходить на территорию охотников, но он своим сомнением или бездействием в опасный момент мог разрушить эту стену. Отныне он всегда будет узнавать сразу, как его слова и поступки отражаются на подопечных, а любая, даже не высказанная злоба кого-либо из охотников будет видеться ему червём, грызущим их общий защитный купол. Смерти адептов также больно били по Покрову, порой оставляя в Защите зияющие дыры, а как ударит по нему роспуск Ордена, Карл не мог и вообразить! Он посмотрел тогда на Латэ… Старик, сложивший с себя невидимое тяжкое бремя, улыбался счастливо, как ребёнок.

Первым куклу вампира заметил Даниель. Он указал на серого, худого человека, прячущегося в тени дома. На следующем перекрёстке марионетку заметил уже Карл.

— Они расставлены через равные промежутки, — тихо сказал Гесси. — Это молодой хозяин.

Карл согласился. Куклы Нефандуса, конечно, были другими. Нефандус великолепно знал свои владения и лучше любого другого старейшего управлял рабами в них. Он легко множил себя на десятки и даже сотни отражений единовременно, этот же хозяин был совсем неопытен. Удесятерение собственной фигуры тяготило его. Чтобы не запутаться безнадёжно в картинках и ощущениях, являющихся ему от всех отражений, он расставлял кукол в правильном шахматном порядке, повёрнутыми направо или налево, по расходящейся спирали от логова. "Паук в паутине" — называли таких хозяев в Ордене. Опытный охотник легко победит молодого кукловода: нужно просто подобраться как можно ближе к логову паука, не зацепив ни одной нити его паутины.

Но прежде нужно было установить, в каком направлении искать центр паутины. Даниель стоял за Срединную улицу, но Карл вспомнил слова Родерика: хозяева стремятся расположиться ближе к старому Суду.

— Центр надо искать в Слепом переулке, Даниель.

— То есть куклы повёрнуты влево от хозяина и спираль закручивается против солнца?

— Может, их хозяин — левша? Проверим.

Даниель, сидевший за возницу, послушался. Он хлестнул лошадей сильней и новенький экипаж Гесси загрохотал по древнему булыжнику Слепого переулка. Куклы равнодушно провожали охотников взглядами, пока не догадываясь, что в повозке враги: карета охотников не несла никакого герба.

Куклы стали попадаться чаще: охотники выбрали верное направление. Даниель озирался по сторонам, ища логово паука. А Карл следил за охотником.

Карл подозревал: Крас узнал о его любви к Мире. Недоверие герцога, его странные ухмылки, когда они говорили о вампирше, не могли быть объяснены ничем иным. Но кто поведал Красу об истинном отношении охотника к вампирше? Из его группы о письмах Миры знала только Дара, но Карл не хотел, да и не умел её подозревать. Кто-то из группы Гесси? В Диане Карл был уверен, но нельзя недооценивать главу группы — Даниеля. Мог ли он понять, что произошло в его доме в Прэсто, пока он с группой был в рейде? Восстановить события не сложно: потерю крови легко прочитать про бледному виду человека, а куда девалась эта кровь может подсказать след от укола толстой иглой на пояснице вампирши. Этот след долго не зарастал — жаловалась Диана…

— Я знаю, ты думаешь, что убийство главы Западной Пенны — дело рук Краса, — вдруг резковато сказал Даниель. — Но я думаю, это сделали люди Дэви.

Карл зачем-то глянул на его руки, крепко держащие вожжи. "Гесси любит прятать кинжал в перчатке", — почему-то вспомнил он. В следующий миг он подумал, что этот кинжал Даниель сейчас направит главе в сердце, повинуясь приказу Краса, не сомневаясь в правоте Арденсов… "Глупо, — тут же оборвал он себя. — Гесси, убивающий смертного, не carere morte, — немыслимо!"

— Я думаю, Даниель, герцог намерен отказать Ордену в поддержке. А Покров забрать себе в полное владение. Мы, шестеро, могли бы встать у него на пути…

— Теперь уже трое. Покров — каков он сейчас?

— Часть Краса очень истончена. Изъедена его злостью… Почему ты думаешь, что убийства — дело рук Дэви?

Гесси неопределённо пожал плечами. Он словно уменьшился и перестал казаться опасным.

— Это похоже на него… — неуверенно сказал он и тут же поправился. — Нет, не то, но… Противостоянию Гесси и Дэви несколько сотен лет. Мы чувствуем врага с рождения. Поверь мне, Хортор, это сделал Дэви!

Карл поднял руку в перчатке: разговор закончен. Логово кукловода было впереди — дом на правой стороне дороги. Крылатые тени застыли на крыше готическими украшениями.

Гесси резко осадил лошадей у самого подъезда и куклы заметались, поняв, кто наведался к хозяину в гости. Неловкие, медлительные, почти слепые — марионетки с перепутавшимися нитями. Охотники вошли в дом. Куклы отступали на цокольный этаж, отданный под ателье — в самое логово хозяина.

За чёрной дымкой крыльев тварей, Карл скоро разглядел хозяина, но Даниель его опередил. Он метнул кинжал, и вампир грохнулся навзничь, поражённый в сердце. Куклы также свалились на пол с глухим стуком. Они лишились крылатых теней и теперь выглядели не лучшим образом: этот хозяин мало заботился о сохранности тел своих рабов.

— Заканчивай ритуал, — глухо сказал Карл, прикрывая нос и рот платком.

Даниель торопливо прочитал молитву и сбрызнул тело вампира-хозяина водой из Источника. Проклятие восстало и пожрало кукловода. И его куклы рассыпались в пыль. В помещении остался только тяжёлый сладковатый запах разлагающейся плоти.

Охотники продолжили объезд Северной Пенны и уничтожили ещё двух кукловодов. Они были похожи на первого: пауки в паутине.

— Эти carere morte были совсем молоды. Десятилетний кукловод — это смешно! — заметил Даниель, когда они возвращались в Академию. — Как тороплив Владыка вампиров!

— Старшее поколение кукловодов в последние годы понесло крупные потери. Серьёзные противники нам, пожалуй, только Калькары…

Самым коротким путём они возвратились к Академии. Карл глянул на карманные часы: половина второго. Они пересекли мост Макты, и глава сразу же почувствовал границу Покрова. Она трепетала, раздуваемая неведомым ветром — отражение мыслей, эмоций главы и Краса. Оба они с недоверием и опаской изучали сейчас противника. Гадали, кто осмелиться выступить первым, и в то же время боялись опоздать с решительным шагом…

— Двое глав районов так и не появились. Значит, трое из круга семи, скорее всего, мертвы. Ты не опасаешься за свою жизнь? — резко спросил Даниель.

— Здесь, сейчас — нет.

— И меня не боишься? — резкая усмешка.

— Глава Западной Пенны был убит пулей. А ты не возьмёшь револьвер в руки, Даниель. И никогда не направишь его на смертного.

Гесси успокоился. Его взгляд потеплел.

— Я буду на собрании в пять, — как всегда серьёзно сказал он. — И я… не поддержу Краса, что бы ты обо мне ни думал.

— Так не ты сообщил Красу о моём визите к Мире?

Даниель печально покачал головой.

— Никто из моей группы этого бы не сделал. Ищи предателя среди своих…

Последние слова, сказанные едва различимым шёпотом, унёс ветер, смешал со снегом и разбил о тротуар у высокого здания Первой Королевской. Даниель вежливо кивнул главе, прощаясь. Он первым поднялся к главным дверям Академии и бесшумно скрылся за ними. Карл остался на ступенях. Он поднял голову, будто надеясь разглядеть, где колышется верхняя граница Покрова.

Это была не просто защита стен. Это было отражение общего чаяния всех охотников — мечты о победе над Бездной. Покров создавался в момент наложения главой и потомком Арденса, но в нём были заключены также все мысли, все эмоции, все мечты охотников. Он был их общей надеждой.

"Покров должен остаться у моего отряда, — подумал Карл. — Когда рухнет Орден, он должен остаться целым… и он обязательно должен остаться у отряда".

Он прошёлся ещё вдоль границы Покрова, прослеживая состояние Защиты и собирая новости от стражи. Новостей было немного: стая Хиама ушла, одни улицы были совсем пусты, чисты — ни одного нападения, на других куражились дикари, но как-то наигранно, словно только ждали сигнала к настоящему наступлению.

"Недобрый знак! Владыка припугнул одних дикарей и подчинил других, послабее, — как в давнюю ночь охоты за Избранным!"

Глава возвратился в свой кабинет. Родерик сообщил, что Ориенс должен был выйти на связь десять минут назад, но молчит. В местном штабе никого. В Центре несколько групп увязло в паутине кукловода. Родерик отправил туда Тони с двумя отрядами…

Карл отправил на разведку в Ориенс Бовенса, который был только рад этому. Он предпочёл неизвестные опасности узких улиц восточного района скорой встрече с герцогом Красом. Глава остался в одиночестве в своём кабинете.

Латэ, прежний здешний хозяин, не любил свет и не любил шум. Единственное окно кабинета, маленькое и узкое, всегда было задёрнуто плотной, тяжёлой шторой. Карл не убрал её из соображений конспирации: ночью светлое окно кабинета привлекало бы излишнее внимание к Академии. Но глухая, вязкая тишина кабинета угнетала его. Неожиданно резкими, громкими казались звонки новенького телефона — единственного на здание.

Охотник всё-таки подошёл к окну, немного отодвинул занавесь. Улица была пуста, только справа, вдали, у ресторана, где гулял Верго, всё теснились экипажи. Надрывный смех гостей разносился по улице. Веселье там начинало приобретать несколько истерический характер… Близился третий час ночи — самый тёмный, час нежити. На чёрное небо ночь высыпала весь запас звёзд. Но страшная многокрылая тень, обосновавшаяся в столице, всё также крепко цеплялась за горизонт и не желала уходить, мечтая поспорить с солнцем.

Карл размышлял о Красе и его роли в создании этой тени. Дэви никогда не перешёл бы к военным приготовлениям в столице без помощи кого-либо из Ордена. Что готовит Крас на сегодняшнем собрании?…И будет ли оно? Герцог хотел явиться в Академию в сопровождении главы. Карл должен был встретить его за час до собрания и проводить к охотникам. Но, пойдя на встречу к герцогу, не получит ли и он пулю в сердце?

Внутренне он был спокоен и готов к любой битве. Feci, quod potui… Когда Мира явится с Избранной, подготовленный отряд будет ждать их, а Орден прекратит своё существование. Кто-то из бывших его адептов пойдёт на новую службу к Красу, другие охотники выберут спокойную жизнь простых смертных. Только б не опоздать! Если Дэви и Крас сделают шаг первыми: до Бала Карды или в ночь Бала, главе не избежать новых потерь в Ордене…

Он поглядывал то на часы, то в ночное небо, ища в нём знакомую, неловкую, маленькую тень. Где же Мира? От её действий на Балу будет зависеть так много! Наконец он задёрнул штору обратно и, накинув пальто, вышел в коридор, оставив дверь приотворённой.

Неприятное, тревожное чувство тут же ушло. На подоконнике среднего из трёх окон, выходящих на перекрёсток улиц, Карл увидел маленькую фигурку. Мира сидела там, поджав колени к животу, и задумчиво разглядывала ночную Дону. Вампирша была без шубки, её шляпу где-то на улице перехватил ветер. Длинный, мокрый от растаявшего снега шлейф юбки свешивался до самого пола.

— Почему ты не заходишь в кабинет? Забыла о нашей встрече, Мира?

Услышав его, она соскочила с подоконника, как школьница, застигнутая на месте преступления, обернулась:

— Всё ещё сердит на меня? Я была немного не в себе три часа назад… Но о встрече я не забыла. Просто я захотела встретиться здесь. Помнишь, что это за место?

Карл оглянулся, но нашёл только старое зеркало в глубокой нише у лестницы. Потом он посмотрел на окно и улыбнулся, вспомнив:

— А! Это окно я открыл тебе в ночь твоего второго визита сюда.

— Да! — прошептала вампирша. — Теперь к делу: Избранный будет на Балу Карды, так?

Охотник помедлил с ответом. Милая улыбка Миры не обманула его. Глаза вампирши блестели странно, лихорадочно: она была в ещё худшем возбужденно-тревожном состоянии, чем три часа назад. Мира вся была поглощена какой-то идеей.

— Это подождёт. У тебя странные глаза… Ты голодна, как тогда?

— Не бойся, я не кусаюсь, — обронила она, милой маски уже как ни бывало. — Скажи, когда семь лет назад ты советовал мне бежать, не дожидаясь встречи с Латэ, ты оберегал меня от сообщения, что… исцеление для Винсента невозможно? — Мира выговорила это с трудом и подняла ладонь, запрещая ему отвечать. — Ты говорил тогда, глава будет пытаться меня сломать… Ты боялся, что меня сломает это? — её голос сорвался, задребезжал как треснувший бокал, она отступила на шаг, предупреждая его движение к ней. — Вот он, способ удержать меня на цепи! Одно слово, разбивающее мой обет, мою мечту, и покорная вампирша послушно бросит Дар вам под ноги и сама сгинет! Но потом ты успокоился, ведь Латэ не сказал мне тогда ни-че-го…

Карл отвернулся, скрывая мгновенно ставший жестоким взгляд. Скулы окаменели, губы сжались в тонкую полоску. Мира всё-таки затронула тему своей куклы, теперь, когда он почти заставил себя забыть единственный разговор с Винсентом. Хотя, действительно, довольно молчать об этом. Довольно делать вид, будто этого странного Линтера вовсе не существует!

— Адора ведь поняла всё сразу, — отрешённо продолжила Мира. — Она изумилась, когда я заговорила об исцелении для Винсента! Вы, все, знали давно. Почему вы не сказали мне? Почему не сорвали мне повязку с глаз? Почему потворствовали моему безумию годы?! Это же мерзко! Мне сказал Даниель, ненавидящий carere morte и меня. Даниель — не ты и не друзья с тренировок! Почему?!

"А как следовало сообщить тебе об этом? Послушай, Мира, тебе не кажется, что Винсент, хм… недостаточно живой для того, чтобы быть исцелённым? Не кажется ли тебе, что он просто кукла… кукла твоего погибшего первого любовника?.."

— Винсент сам просил не говорить тебе, — вслух сказал Карл. — Он радовался, что ты не понимаешь.

Она быстро кивнула несколько раз, словно не хотела лишний раз слышать это имя из чужих уст.

— Мы молчали долго, потому что это знание могло тебя убить, как того несчастного первого хозяина из сказки, — поторопился объяснить охотник. Только б она поняла его сразу! Расспросы, бесконечные повторения имени "Винсент" заставляют его сердце биться чаще и яростней, а голос — дрожать! — Латэ часто говорил мне: лучше, если ты поймёшь это сама. И он стремился поскорей ввести тебя в Орден, чтобы ты смогла это принять, когда поймешь.

— И он как всегда прав, — выдохнула Мира.

— Когда ты поняла?

— Сегодня! — простонала вампирша, — Я долго была слишком слаба, чтобы в это поверить! Я бежала от этих мыслей. Когда я видела его, вампира, я могла думать лишь о Даре, его спасении. Потом Винсент исчез, но меня увлекла интрига с Латэ… Годы войн с настоящим хозяином, Гелером, совсем успокоили меня, а сегодня… Даниель! Я не поверила ему, но случайно в архиве нашла книгу Нарро с главой о хозяевах.

За окном то тут, то там гасли звёзды: может, терялись в серых ночных облаках, а может, их поглощала страшная многокрылая тень, всё расползающаяся по горизонту.

— Алан погиб, давно. И Винсент тоже. Пора отпустить их.

Вампирша вздрогнула, точно эти имена, Алан и Винсент, встав рядом в его неосторожной фразе, причинили ей боль. Вдруг задышала со всхлипами: предвестник всегда обескураживавшей его женской истерики — о, ты больно её ударил, Хортор!

— И ты тоже думаешь, что из несчастного Винсента я сделала себе копию Алана? Что я до сих пор держусь за ту погибшую любовь? Господи!

— А что же? — буркнул он, ещё не выйдя из роли обвинителя.

— Я любила Алана, — взгляд Миры затуманился. — Любила до того момента, как увидела Бездну в отражении его и своих глаз. После он стал моим кошмаром. А Винсент… Он был моим Избранным, моей надеждой. Моей сказкой об исцелении, о прощении для проклятых… Был. Теперь уже нет. Я надеялась, что смогу защитить его от Бездны, но и он погас, мое солнышко. Всё тонет в Ней, всё… Что мне теперь делать?! — она сорвалась на крик. — Что же это, Карл? Я верила, действительно верила, что у меня достало сил спасти Винсента!

Вся злость схлынула, как волна, оставив неприятное дрожание в горле:

— Мышка, прости! Я не понимал…

Он не договорил. Мира сама бросилась к нему на грудь, или это он привлёк её к себе, обнял? Карл не помнил. Но маленькая вампирша рыдала в его объятиях.

— Что мне теперь делать? — заикаясь, повторяла она между мучительными спазмами рыданий, сотрясающих тело. — От-отпустить его, как он просил? Я не знаю! Я… я не смогу! Неужели ничего нельзя сделать! Так не может быть! Я столько лет верила, что отняла его у смерти!

Карл осмелился прикоснуться к её волосам, погладил, и они подались под рукой упругой волной тусклого золота.

— Что ты знаешь о смерти, carere morte? Только не говори снова: "Пустота", "Бездна", "Великая Тьма"! Для тебя это игра, и ты, увы, плохо знаешь правила. Мёртвые не воскресают в нашу эпоху. Пока ты не смиришься с этим, будешь проигрывать, бессмертная…

Внизу хлопнула входная дверь, и вампирша отступила от охотника, будто испугавшись. Утёрла слезы — по-детски, ладошкой… И вдруг улыбнулась.

— Дар придёт сюда — я п