Кто она? Обрывки видений, мозаика памяти… За ними не было единого образа, словно она перестала быть целым. И ей не хотелось складывать мозаику — вспоминать прошлое. Она чувствовала: в нём слишком много тёмного, страшного. Спасение в забвении.

Ещё она чувствовала Боль. Боль нарастала глубоко за грудиной при каждом вдохе, и, замерев, девушка ждала её пика. На вершине боли — не гребне волны она должны была извиваться, корчиться от боли, но лежала неподвижно. Не было сил. Боль немного утихала на выдохе, и эти краткие мгновения были блаженством.

Она чувствовала также Жар. Она была маленьким тоненьким фитильком в зажжённой лампаде. Она была вся объята пламенем. Она горела, не сгорая…

Капли воды иногда падали на кожу — на лоб, на грудь, она поднимала слабую руку, трогала их, старалась донести до пересохших губ. Горячая кожа не была сухой, она была липкой от пота. Пот пах болезнью. Этим тяжёлым неприятным запахом было полно всё вокруг.

Частые приступы кашля вовсе вгоняли в безумие. Иногда после них она слабо пыталась звать: маму, отца, кого-нибудь… Ведь кто-то был рядом, кто-то ухаживал за ней! Иногда это была женщина — больная понимала это по тонкому аромату духов, по лёгким прикосновениям маленьких ручек, по тихому высокому голосу. Иногда мужчина — этот был молчалив. Он старался не показываться ей на глаза. Его сильные пальцы были ледяными. Холод от их кончиков жёг даже сквозь перчатки и слой её одежды, когда странный целитель прикасался к больной.

Иногда девушка успевала ухватить его взглядом, прежде чем он скроется — мощная мужская фигура в красном одеянии. Она облизывала губы, пыталась прошептать ему что-то. Он оборачивался и взгляд странных молочно-белых глаз швырял её… В пустоту.

Пустота. Это было не беспамятство, но это было отсечение всей реальности. Её выкидывали за пределы мира. Здесь не было звёзд и комет, не было механизмов, управляющих небесными сферами. Просто не было ничего! Кроме неё, её жара, её боли и… её памяти.

…Ослепительно яркая картинка, оглушительно громкие звуки — такими в пустоте ей являлись все воспоминания. В этот раз явилось лето. Идеально чёрная ночь, россыпь бриллиантов в небе и гигантское колье Млечного Пути. Звёзды танцевали вверху, девушка танцевала внизу. В простом белом платье, с длинными, ниже талии, тёмными прямыми волосами. Морской песок шуршал под босыми ногами, а больной казалось — это ей прямо в уши втирают сухие песчинки. Море грохотало, клокотало, бурлило. Кажется, она слышала скользкие, серебристые звуки, с которыми солёную воду рассекали рыбы в глубине.

Песня! О, зачем ещё и ты?! Пожалейте мои уши!

Пела девушка в воспоминании, и губы больной двигались, она повторяла слова. Она знала эту песню наизусть. Это её песня? Мозаика сложилась! Да, это она танцевала и пела там, на берегу моря под звёздами! Это она мечтала спасти весь мир, исцелив его от Бездны. И ей был дан великий Дар — он сиял как солнце. Это было солнце, странное солнце ночи. И carere morte не бежали от него. Оно не жгло, только грело их бледную бескровную кожу. Его тепло передавалось их сосудам, разогревало кровь и их сердца бились быстрее. А что творилось с их лицами! Они смотрели на владелицу странного Дара с таким искренним восхищением и детским робким удивлением, что у девушки в горле вставал комок слёз. Она была их солнцем. Она была Избранной.

Она была Избранной и пела под звёздами… Кому? — Там точно был слушатель! — Она вспомнила высокую, мрачную девушку. Замкнутая, закованная в ледяную броню равнодушия — и с такой милой, невинной улыбкой. Неприятно долго смотреть в её холодные зелёные глаза. Там на дне прячется что-то. Огромное. Жуткое…

Новое воспоминание. Та мрачная девушка идёт, взявшись за тонкую золотую нить. Идёт: из тьмы — на свет. Избранная исцелила её, carere morte. Лира Диос — вот, как звали исцелённую.

"А как же звучит моё имя: имя Избранной?" — Она не смогла вспомнить. Целитель-мучитель вновь возвратил её в реальность. Он тащил её из пустоты, невидимым крюком подцепив под рёбра. Она вскрикивала от боли и вновь заходилась кашлем.

Железный привкус крови во рту после очередного приступа… Мужчина склонился над ней, мягким платком вытер кровь с губ, а её пробрал озноб: кровь горлом?! Что же это… Она умирает?

"Страшно! Как страшно!" — она вцепилась в руку с платком, забормотала:

— Скажите, что со мной? Я больна… Я умираю?

Целитель не сказал ничего, отступил и исчез. Девушка беспомощно замотала головой, ища его.

— Я умираю?!

Её опять окунули в пустоту. Новое воспоминание: Бал. О, сколько света! Бал в золотом дворце, бал на солнце! Свет везде, и невозможно больно глазам. Водопад звуков на пределе восприятия. Кажется, голова сейчас разорвётся…

Слишком яркие, слишком сильные впечатления закружили её в водовороте, только несколько вспышек, заставивших вскрикнуть: пульсирующее солнце-сердце… серебристое сверкание острого кинжала… кровь: всюду алая-алая кровь… холод лезвия у неё в груди… холод каменного пола в склепе…

"Кто нанёс удар?!" — хотела крикнуть она, но образ уже пришёл: та красивая вампирша с ледяными зелёными глазами.

Воспоминание погасло, чернота, пришедшая ему на смену, ударила по несчастным глазам, как кнутом. Девушка опять висела в пустоте. Странный незнакомец не спешил за ней, придёт ли он ещё?

"Как страшно", — прошептала она, закрыв глаза, и свернулась калачиком, как ребёнок в материнской утробе. Девушка перебирала только что пришедшие образы: кинжал, кровь, холодный металл в груди, касающийся сердца, холодный мрамор склепа, принявшего её бездыханное тело…

"Меня пытались убить, — с горечью подумала она. — Меня пытались убить… меня убили!

Было больно и… обидно. Хотелось выть от этой боли и обиды. За что? Та красивая девушка с холодными глазами, что так мило улыбалась моим песням… — за что?! Скажи, за что ты убила меня?

Сами собой складывались новые строчки. Она шептала слова и чувствовала слёзы на щеках. Боль и жар отступали: море успокаивалось после бури, и волны уже не накрывали её с головой. Она могла мыслить почти ясно. И девушка понимала: то её последние мгновения. Она кашляет кровью, очень скоро она умрёт.

"Только не оставляйте меня здесь! — попросила она незнакомца. — Хочу умереть там, где свет!" — Странный целитель опять не внял.

"Умираю…" — подумала она. Страха не было, злости не было — даже к той, что нанесла удар кинжалом, до сих пор убивающий её. Да, даже к ней, лишившей мир её чудесного Дара…

"Сестра… — зазвенел тихий голос. Наполнил пустоту, и долго ещё его отголоски били её по ушам: — Сестра, сестра…".

"Целитель погибает от руки исцелённого. Это закон".

Лицо девушки-убийцы было перед её мысленным взором: неподвижное, неживое, как плохой портрет. Настоящая маска ярости… и боли.

"Прости, сестра! — мысленно попросила она убийцу. — Я помню: и тебе было больно. Убивать больнее, чем умирать. Ты разрушила свою душу, чтобы спасти мою. Благодарю тебя!

Перед глазами уже не была чернота: золотисто-зелёное марево, как там, на Балу. И этот туман трепетал, как крылья бабочки. Она хотела раствориться в нём, но не могла, что-то мешало.

Сухие бешеные глаза — нет, не той, убийцы, — другие. Любимые. Тонкие губы сжаты в едва различимую полоску: "Прости, я виноват! Не уберёг…"

"Ульрик! Подожди. Я хочу поговорить с тобой… Я должна рассказать тебе…" — но без предупреждения появился молчаливый спаситель, грубо выдернул её из пустоты грёз. Снова тяжёлый запах болезни, качающийся огонёк лампады, странная фигура в красном…

Целитель склонился к ней, и она почувствовала: от него пахнет склепом, смертью! Его ледяные пальцы заскользили по обнажённой коже груди, и девушка вяло трепыхнулась на постели, постаралась отодвинуться.

— Кто вы? — её оборвал новый, сильнейший приступ кашля, от которого внутри словно что-то оборвалось. — О, видите, как мне плохо…

— Кто я? — тихо спросил он, и новое видение-воспоминание явилось ей: вот, кто забрал её из того склепа — этот целитель! Она помнила сильные красивые мужские руки, её щека прижималась к мягкому бархату его костюма: красному-красному, как кровь…

Поняв это, она подчинилась, тяжело, трудно дыша. Ледяные пальцы целителя надавили посильней и… проникли под кожу — холод от них распространился до сердца. Больная вскрикнула, рванулась, и её вновь накрыла волна видений.

Чужие видения — они рвали голову на части. Чужие сильные эмоции заставляли сердце в исступлении колотиться о грудную клетку. Это были ненависть, ярость каких не знал мир. Разрушительные, как лавина, сметающие всё на своём пути, силой своей способные стереть границу между мирами…

Ледяные пальцы гладили её сердце, их прикосновения забирали остатки боли и жара. Кто он, незнакомец? Сама Смерть склоняется над ней! Холод расползался по телу, сковывая его, замораживая и мысли. Наверное, она уже умерла и коченеет…

Она проснулась почти здоровой и ужасно голодной. Голова была удивительно ясной. Девушка с любопытством разглядывала помещение, в котором находилась. Это была небольшая комнатка с крайне скудным и простым убранством. Постель, скамья, лампада на стене, маленькая жаркая печка в углу… Низкий потолок производил впечатление массивности. Может быть, это помещение было подземным.

Целитель куда-то пропал. На скамье дремала девушка: круглое лицо — смутно знакомое, мелкие чёрные кудряшки волос. Больная решила её не окликать: знакомое лицо почему-то разбудило в ней тревогу — в девушке была какая-то опасность! Она приподнялась на постели, посидела несколько минут, покачиваясь от слабости. В широком вырезе ночной сорочки был виден шрам: ровная, красная, набухшая полоса возле сердца. Должно быть, сюда вошёл кинжал убийцы.

Убийцы… Но она всё же была жива!

Девушка почувствовала прилив сил и смело спустила ноги с кровати. Она подождала несколько минут, унимая ещё надсадное дыхание, ожидая, когда комнатка перестанет вертеться. Потом осторожно попыталась подняться.

Шатаясь, она поднялась, уцепилась за спинку кровати и от неё перебралась к стене. Стена была очень холодной, но ощущение от прикосновения к ней взбодрило девушку. Она тихонько двинулась вдоль стены к выходу и вышла в коридор.

Да, помещение, определённо, было под землёй. Коридор был выложен досками только в самом начале, дальше это был просто широкий земляной ход, будто вырытый гигантским червём или кротом. Земля под ногами была страшно холодной, но девушка не отступала и не возвращалась в тёплую камеру. Поворот коридора, второй — вот, далеко впереди показался белёсый утренний свет.

"Солнце!" — девушка радостно выдохнула и рискнула оторваться от стены. Она пошла, потом побежала, ещё шаркая, охая от боли в совсем заледеневших ногах. Она выскочила на свет и зажмурилась. Здесь была зима. Солнце ослепительно сияло, отражаясь от ледяной корки на поверхности бескрайнего снежного поля. Девушка не знала, та ли это была зима, что в последних видениях о склепе, или уже другая.

"Сколько времени прошло? Месяц… Или год с того удара кинжалом?"

Она снова коснулась шрама. Свежий, ещё немного воспалённый. Прошло немного времени. Но её рука всё теребила ворот сорочки. Было что-то странное… Что?

Рука! — девушка вытянула перед собой руки. Это же не её руки! Она маленькая волшебница, у неё были худые, тонкие кисти, хватка пальцев не сильнее, чем у десятилетнего ребенка. А эти руки, несмотря на болезненную худобу, производили впечатление силы. Да, они были сильными, красивыми прежде. Девушка обхватила себя за плечи… — Разве это её плечи? — где её тонкие цыплячьи косточки? Она очнулась другой: сильной, высокой, красивой — как такое может быть?

Прядка волос, упавшая на глаза, была рыжего цвета и чуть вилась. Конечно, подобного оттенка можно достичь, используя хну, и всё же…

"С ней всё не так сейчас! Может быть, она изменилась… в пустоте?"

Девушка снова поглядела на свои руки. Сильные, красивые. В таких руках острый длинный кинжал не будет смотреться смешно. Такие руки с лёгкостью направят его в сердце подруги, сестры… Руки убийцы!

Но… рана? Почему на груди? Та, убийца, получила удар сзади. Изловчившись, девушка ощупала спину под рубашкой и нашла ещё один шрам — больше и толще первого. Кинжал пронзил её насквозь, и удар был нанесён в спину. Ей не дали встретить смерть лицом к лицу, убили, как предателя!

— Нет! — выдохнула она и опустилась в снег, не чувствуя его холода. А впереди прямо из прозрачного воздуха соткалась фигура — огромная крылатая тень carere morte, но странная, едва видимая, вся пронизанная солнечным светом. Она сверкнула в лучах солнца и пропала. На её месте стояла знакомая фигура: человек в красной мантии.

— Кто вы?! — крикнула она и замолчала, потерявшись в молочно-белом тумане его глаз. Чужие воспоминания и чувства снова заполонили голову несчастной, но сейчас они были чётче… намного чётче:

Алая кровь льётся на белую шёлковую ткань и… пропадает. Жизнь уходит вместе с ней, но не рассеивается в мире. Её светлый поток течёт в руки высокого человека с горделивой осанкой. "Он забирает мою жизнь! Дотянуться, достать!" — рука бессильно падает… Человек уходит, чужая жизнь сияет в его крови, и ненависть, чёрная, как дыры на Млечном Пути, поднимается в умирающем… — нет, уже умершем — повисшем в странном недосуществовании между жизнью и вечностью. Безвольное тело, оплетаемое нитями Бездны, что сквозь провал на месте его сердца стремится занять новый мир…

— Глашатай, как ты себя чувствуешь? — обыденно спросил мужчина. В подземном коридоре показалась кудрявая девушка. Она не рисковала приблизиться к выходу.

— Господин! Простите, я упустила её! Пойдём домой, Лира Диос! — крикнула она.

Девушка молчала, не поднималась с колен. Знание обрушилось на неё тяжеленным камнем. Сдавило грудь — не продохнуть. "Лира Диос!" — бил в голове молот. Вот оно, её истинное имя! Глашатай Бездны, Лира Диос, убийца, а не убитая! А перед ней Макта, первый вампир…