Он проснулся на закате. Больно ударила по глазам рыжая полоса заходящего солнца за окном, и он отвернулся к стене, но успел заметить колышущиеся на ветру свежие, распустившиеся намедни листочки.

Зелень молодой листвы — зелень глаз, обманчиво холодных. Рыжий закат — рыжие кудри, искорки света запутались в них… Опять этот образ! Наваждение!

Ульрик поднялся и закрыл створки окна. Окно, как и комната, как и весь дом Палача были старыми, архаичными. Никаких современных штучек, вроде электричества и телефона. Дом перешёл к молодому человеку в наследство от отца, убеждённого любителя старины, и Ульрик не стал ничего менять в нём. Ему нужна была крыша над головой… и печь в подвале.

Дамиан, единственный слуга, оставшийся с безумным господином, принёс воду для умывания и свежую одежду, и ретировался. Он сопровождал Ульрика с отрочества, когда бастарда — сына барона и экономки велено было отправить долой с глаз господина Корвуса. Потом скоропостижно умер единственный законный сын барона, и Ульрику было велено явиться пред очи отца. Это случилось незадолго до последнего Бала вампиров. Старший Корвус признал юношу наследником, а вскоре он умер. На Девятнадцатый Бал Карды юноша пришёл в титуле барона.

Страшный бал! Ульрик помнил его всё ещё слишком хорошо. Все его сны были затянуты золотисто-белым маревом света тысяч электрических свечей, освещавших бальную залу Дома Реддо. В этих снах не смолкала затейливая мелодия колокольчиков Хрустального вальса. Он просыпался всегда на одном и том же моменте, когда во сне переводил взгляд от алого пятна, расплывающегося на платье Избранной, на её убийцу. И холодные зелёные глаза Лиры Диос замораживали его сердце. Оно останавливалось. Он падал в пропасть смерти — и просыпался.

Солнце и сквозь створки тянуло к юноше тонкие лучи — пряди рыжих волос…

Одевшись, Ульрик вышел из комнаты, на ходу цепляя меч к поясу. Дамиан ждал его в холле дома.

— Когда готовить печь, господин? — деловито спросил он.

— Как обычно.

— Вышла статья о Палаче.

— Почитаешь мне за ужином.

— Господин! На вас готовят облаву, — в голосе старого слуги слышалась неподдельная тревога. Молодого хозяина он любил, как сына.

Ульрик остановил свой бег.

— Не в первый раз, — успокоил он. — Я уйду от них.

Над Кардой вставала луна: огромное безумное око. Луна следовала за Палачом, луна молила: "Не трогай детей Ночи, моих воспитанников!" Но Ульрик лишь усмехался, и пестунья вампиров трепетала от его усмешки.

Дом Корвусов венчал собой северо-восточный край Короны. Дома-соседи давно пустовали, все обходили мрачный край Короны, за которым расстилалась Пустошь, стороной, но юноше нравилась такая отрезанность от мира. В его мрачном деле она была даже полезна.

Лунный блик на дороге сада вызвал в памяти видение другой ночи. Всё той же ночи Бала Карды. Пятно лунного света было мертвенно-белым, таким же бледным и призрачным, как холодный мрамор склепа Реддо, куда Ульрик нёс рыжеволосую, мертвенно-белую девушку. Ведьминские зелёные глаза закрыты и не тревожат его сердце, только что-то больно колет внутри, когда он смотрит на её губы, застывшие в загадочной полуулыбке…

Ульрик тряхнул головой, избавляясь от видения. Он взял в конюшне лошадь и выехал на Пустошь. Здесь, на месте бывшего дворца Макты, была спрятана повозка Палача.

Это был небольшой фургончик с парусиновым верхом. Каждую ночь юноша выезжал с ним в город. А когда он возвращался обратно, в фургоне со стуком, напоминающим замёрзшие кочаны капусты, перекатывались головы carere morte.

Ульрик съел захваченный из дома завтрак и переоделся в костюм "Палача". Сверху — серый плащ с большим оплечьем, на лицо — платок, на голову — длиннополую шляпу, наводящую ужас на всех вампиров Карды. На ремне через плечо висел арбалет, у пояса — футляр с короткими стрелами для него и стальной меч. Серебра Палач не признавал: игрушка для охотников, любящих красивые ритуалы. Сталь режет плоть carere morte также верно.

Вспомнив предостережение Дамиана, Ульрик взял револьвер, под чёрную рубаху Палача надел корсет, прошитый стальными пластинами. В десять часов вечера — время первой трапезы carere morte, фургон покинул Пустошь.

"Палач" — не кардинские газеты, Ульрик сам нарёк себя этим прозвищем ещё на Балу Карды. Охотником, после всех событий Бала, он не желал называться. Его пути с Орденом разошлись навсегда. Ульрик не хотел признавать за carere morte право на исцеление после того, как увидел смерть Избранной от руки исцелённой вампирши. Он возненавидел прежних боевых товарищей, за то, что те признали за Мирой Вако — вероломной carere morte! — право именоваться охотником. Когда он услышал о пожаре в Академии — обрадовался: осквернённые присутствием вампирши стены цитадели Ордена очистились огнём.

Ульрик полюбил называть себя также Чистильщиком: прозвище Палач быстро подхватила местная пресса и смешала с грязью. Он чистил улицы Карды от вампиров. Он мечтал очистить от Бездны весь север. И он был один — гнал добровольных помощников, не просил помощи у Ордена. Он не хотел делиться своим безумием ни с кем. После Лиры Диос, жестоко обманувшей его доверие, он не верил никому в мире. Один Дамиан поддерживал его, но Ульрик не замечал этой поддержки. Старый слуга, в детстве заменивший отца, давно был частью Ульрика.

Он остановил фургон у кардинского кладбища, так и не доехав до города. Кладбище было излюбленным местом свиданий carere morte и их смертных почитателей.

По кладбищу гуляли двое — Ульрик осторожно следил из-за склепа. Девушка и юноша, carere morte была девушка. Её спутник, вероятно, ещё не обращён. Пара вела тихий разговор, и Ульрик решил подождать. Вампирша захочет утолить голод, и Палач сможет подойти к ней незамеченным.

Вампирша была голодна — это можно было заметить по блеску холодных пустых глаз. Ульрик всё смотрел в них, и скоро ему почудилась там, на их дне, она — Лира Диос. Тогда он вышел из-за склепа и пустил стрелу в вампиршу. Стрела пробила ей горло. Расчёт был точным: теперь вампирша не сможет вдохнуть воздух, чтобы обратиться крылатым зверем. Девушка схватилась за шею, чуть отступила от спутника. Чёрные от расширенных зрачков глаза остановились на Ульрике, и она издала не то вскрик, не то всхлип. Юноша сначала бросился к ней, но, увидев Палача, оставил подругу и побежал прочь. Палач подскочил к вампирше, одним ударом снёс ей голову. Потом он выхватил револьвер и выстрелил вслед юноше. Тот упал, пораженный в спину, и Ульрик уже неторопливо пошёл к нему, гадая, приходил сюда этот парень за обращением или просто покормить возлюбленную. Впрочем, умирающего он не стал спрашивать. Отрубил ему голову и, подобрав её, возвратился к вампирше. Голова той подкатилась к могильной плите, залив чёрной кровью подножие. Ульрик прочитал имя на плите, и страшная ноша выпала из ослабевшей руки. Он упал на колени перед могилой.

"Лита Солвиния Фабер", — прочитал он. Имя Избранной.

Её светлый призрак, казалось ему, стоял над этой могилой. Лита была грустна. "Кто ты? Разве это ты?" — шептала она снова и снова.

"Я — Палач".

Он хотел сказать, что выбрал этот путь добровольно, что, после случившегося, другого пути для него нет, но снова прочитал имя и даты на плите, и слова остались несказанными. Здесь была похоронена не Лита. Женщина умерла за пять лет до последнего Бала Карды. И звали её Лика Силвания Фабер.

Да, разумеется. Не могли похоронить светлую Избранную в страшном затенённом краю carere morte! Конечно, Литу увезли в Прэсто, где совсем нет Бездны. Он ошибся.

Ульрик поднялся с колен. Скоро он отправился к своему фургону, неся головы вампирши и её спутника за волосы. Закинул страшную ношу внутрь и опустил парусиновый полог.

Новая, неотступная мысль терзала его: "Где-то на этом кладбище должна быть могила Лиры Диос!"

Он хотел возвратиться и поискать, но передумал. Повозка тронулась, Палач спешил в город. Он вернётся найти имя Лиры на белой могильной плите днём. Днём яркое солнце избавляло несчастного от тягостных видений.

Охоты в городе не получилось. В начале Патенса за фургоном увязались три куклы. Марионетки были частыми спутниками Палача — кукловоды Дэви присылали их из "Тени Стража".

Ульрик свернул в тесный переулок, где carere morte не могли полностью расправить крылья, и остановил фургон. Он спустился на тротуар и, насмешливо улыбаясь под платком, стал ждать, когда противники спустятся.

Вампиры покружились над крышами, потом кукловод всё же решил спустить их. Сложив крылья, они ринулись на человека внизу с трёх сторон. Одной Ульрик отрубил голову ещё на подлёте, двух других отбросила его защита — последний оставшийся атрибут из прошлого охотника. Он наступил на крылатую тень, не давая вырваться, и обезглавил вторую куклу. Третья успела удрать.

Их хозяин в далёком убежище выл от боли… Ульрик закинул головы в фургон, затащил туда и тело меньшей куклы. Он шёл к козлам, когда две тени выступили из темноты улицы. Это были смертные, не куклы.

— Полиция Карды. Что в фургоне? — спросил один.

Ульрик действовал молниеносно. Два выстрела — и тени легли на землю. Один успел выстрелить, пуля угодила Ульрику в середину груди, но её задержали пластины корсета. Палач постоял над безжизненными телами, размышляя, как поступить: прежде он не убивал служителей закона. Всё же он обезглавил и этих и снова откинул полог фургона…

После инцидента с полицией Ульрик направил экипаж домой. Кураж был потерян. Он чувствовал себя грязным, больным. Возможно, заражённым какой-то страшной болезнью. Последние две смерти были несправедливы. Но они проистекали из прежних дел Палача… И Ульрик грустно думал: в дальнейшем количество подобных смертей будет только увеличиваться. И он опять будет чувствовать себя больным. Безумным.

"Кто ты? Разве это ты?"

Золотисто-белые видения Бала вновь заполняли голову.

Дамиан не успел подготовить большую печь в подвале. Пламя в ней только разгоралось. Ульрик швырнул сегодняшние головы в угол подвала, в кучу других. Он снял запачканную в чужой крови рубаху, корсет, и сел у печи смотреть на пламя.

Всполохи огня плясали в глубокой чёрной пасти. Они были красно-жёлтыми, золотистыми… рыжими… Рыжими! — И он опять вспоминал те волосы цвета огня, цвета меди. Вот полено в печи треснуло, из него вырвалось зелёное яркое пламя и потухло. Зелёное! Как те обманчиво-правдивые глаза…

— Господин? — Дамиан стоял в дверях. — Господин, сегодня для вас передали письмо.

— От кого?

— На письме печать Ордена. Желаете прочесть?

— Да, неси его сюда.

Скоро Ульрик рассматривал конверт. Да, действительно, герб Ордена: кинжал и солнце. Юноша надорвал конверт и достал один тонкий, вдвое сложенный лист.

Незнакомый почерк: мелкий, тонкий. Немного похожий на почерк Латэ, но небрежные завитушки, неуверенные строчки наводили на мысль, что писала женщина. Кто-то, похожий на Миру Вако.

Ульрик быстро пробежал глазами первые строчки. Точно: писала вампирша Вако.

"Сожалею, что не смогла предупредить вас на Балу о нашем внезапном отъезде".

— Господин?

Ульрик поднял глаза от письма.

— Да, Дамиан? — с досадой спросил он. Слуга втаскивал в помещение подвала тело куклы, захваченное Палачом.

— Это для меня, я полагаю?

— Да, занимайся своим анатомированием, — в последний месяц старый слуга увлёкся изучением анатомических особенностей вампиров и проштудировал все конспекты Ульрика из времён тайного обучения в Академии.

— Это Высший вампир?

— Кукла, — кратко сказал юноша. Он вновь читал письмо.

"Избранная находится у охотников и теперь её берегут. Лита Фабер научила нас…"

Больно было читать это имя, написанное рукой вампирши. Она не имеет право его писать! Никто из тех, кто был на Балу и не сумел защитить Литу, не смеет упоминать этого святого имени! Никто! А эта Вако смеет…

Снова, как в ночь Бала, земля дрожала под ногами, грозя провалиться и увлечь его за собой. Эта Мира Вако! Carere morte, посмевшая ступить на священную землю охотников! И — Высшая, способная обращаться зверем, значит, убившая многих. "Чем её кормили в Академии?!" — охотника охватило омерзение, но он продолжил читать.

"Под моим началом сейчас отряд — двадцать человек. В Доне у нас много сторонников, но я хочу, чтобы было ещё больше…" — Вот оно что… Она зовёт его вернуться! Вернуться и присоединиться к охотникам! Она, вампирша, посмевшая на письме поставить печать Ордена, будто была его главой! Глава Ордена — carere morte! Да, конец их мира близок.

Ульрик поспешил поделиться этим с Дамианом:

— Похоже, эта Мира Вако возглавила Орден. Точнее, остатки Ордена.

Дамиан переложил тело на стол для анатомирования и заносил над ним скальпель. Старик пожал плечами в ответ на слова Ульрика. Его рука опустилась, он плавно повёл первый разрез по телу куклы:

— Что ж, теперь понятно, как охотники в Доне ухитряются скрываться от вампиров Дэви, — заметил он. — Ими управляет хозяйка.

— Хозяйка?!

— Да, кукловодша. Несомненно, она пользуется способностями хозяйки кукол.

— Что?!

Юноша с отвращением бросил письмо в огонь, не дочитав. Только подумать — кукловод во главе охотников! А те, должно быть, подчиняются ей, как рабы. Счастье, что его с Орденом пути навек разошлись.

Как охотники могли допустить такое? Ульрик перебирал в памяти то, что успел узнать об Ордене за недолгий год. Почему ему показывали и рассказывали не всё? У него не было ответа.

Он помнил: однажды старый декан философского факультета просто пригласил его к себе в кабинет. Спокойным тоном, точно речь шла о самых обыденных вещах, он рассказал юноше о тайном страхе Земли Страха: о carere morte. Он рассказал об Ордене, созданном для борьбы с вампирами. И ещё до того, как Латэ закончил, Ульрик готов был воскликнуть: "Вы примете меня?!" Он с жадностью постигал все премудрости охоты на вампиров. День посвящения стал главным днём в его жизни.

Впрочем, он помнил, многие охотники посмеивались над ним, юным и восторженным. Их смешки давали понять: его видение Ордена весьма далеко от реальности…

Письмо сгорело быстро — он и не успел пожалеть, что выбросил его. Дамиан тем временем добрался до грудной клетки куклы. С тошнотворным звуком он резал сочленение рёбер с грудиной.

— Вако, должно быть, приглашает вас в столицу, — проницательно заметил слуга.

— Да.

— Вы дадите ей ответ?

— Нет, нет. Она — carere morte!

— По вашим же словам, Избранная исцеляла вампиров. Значит, вампиризм — болезнь. Вы ненавидите больных? — заметил Дамиан, вынимая грудину. Грудная клетка куклы раскрылась жутковатым красно-белым цветком. В середине чернело сердце.

— Болезнь? — Ульрик усмехнулся. В завихрениях пламени ему вновь чудились рыжие кудри той, что убила Избранную. — Ненависть к жизни, всепоглощающая звериная ярость остаётся с ними и после исцеления. Как и их безумие! Избранную убила не вампирша, её убила исцелённая. Бездна владеет carere morte всегда: и до, и после исцеления, поэтому они должны быть истреблены!

— Дело ваше, — Дамиан выложил на стол сердце куклы и запустил обе руки во внутренности. — Какая каша! Этого carere morte рубили не раз. Но сегодня я всё-таки хочу добраться до второго вампирского сердца.

— У куклы его нет.

— Да? — слуга огорчился.

— Я же говорил тебе, что это кукла, а не Высший, — Ульрик встал и потянулся. — У кукол анатомия полностью соответствует человеческой. Да, Дамиан…

— Слушаю, господин.

— Отыщи на кладбище, где похоронена Лира Диос. Она была убита на последнем Балу Карды.

— Хорошо, Господин. Я думаю, вы напрасно сожгли письмо, — сменил тему Дамиан и вновь обратился к вскрытому телу куклы. — Ваши цели с Вако не могут различаться настолько кардинально, чтобы не подавать друг другу руку помощи.

Ульрик ничего не ответил на это. Пламя хорошо разгорелось, и пора было начинать. Он извлёк из кучи отрубленных голов две и, подцепив за нижнюю губу, понёс в печь. Дамиан провожал его взглядом.

— У той, что в вашей правой руке, нет клыков, — заметил он. — Тоже кукла?

Это была голова спутника вампирши, убитого сегодня. Ульрик швырнул её в печь и необдуманно сказал:

— Нет, это был смертный.

— Вы снова убиваете людей? Вы же обещали, господин! — запричитал Дамиан. Однажды он уже опознал в убитом смертного и потребовал у Ульрика объяснений. Ульрик отговорился тем, что тот смертный защищал хозяина-вампира и видел лицо Палача. Впредь он обещал оставлять людям жизнь.

— Те смертные, что идут за вампирами, — ещё большие враги! — сейчас сказал он.

Дамиан печально покачал головой.

— Это плохая дорога, господин! — он хотел добавить ещё что-то, но вдруг вскрикнул и резко вытащил руку из тела куклы.

— Что такое? — встревожился Ульрик.

— Порезал кисть! Странно, — старик осторожно ощупывал тело куклы — А, вот оно что… Осколок кости! — он выудил белый блестящий обломок в полпальца длиной и показал юноше.

— Ты порезал руку?

— У вас осталась вода из Источника?

— Ты порезал руку?! — закричал Ульрик.

— Это же кукла, — дрожащим голосом сказал Дамиан. — Заражение маловероятно.

— Ульрик взял его руку в свои, долго рассматривал маленький тонкий порез у большого пальца.

— Да, конечно, — через минуту согласился он. — Воды нет, жаль. Но, думаю, заражения не будет и так.

Он отступил. Зашвырнул ещё пару голов в печь. На Дамиана он больше не смотрел. В крови разгорался странный жар — Ульрик чувствовал, как он набирает силы последние несколько месяцев. Юноша полагал, эта лихорадка — жажда мести, реванша за фиаско на Балу Карды. Вот только главный объект мести — Лира Диос, мертва, а значит, другим вновь придётся платить за её вероломство! И завтра вновь головы carere morte полетят с плеч.

Остывающая печь дарила тепло дому. Ульрик спал. Сон его был ярким и очень реальным. Снова Бал Карды! И он мучился, стонал, метался на постели. Ведь он знал, чем кончится праздник для Избранной! Знал, и ничего не мог поделать. Как кукла, управляемая злобным хозяином-вампиром, он ходил, повторял глупые слова, не могущие никого предостеречь. Только его душа, опутанная нитями кошмара, металась и исходила немым криком.

— …Зачем вы позвали меня, леди Фабер?

— Только что я услышала легенду о Даре. Вы знаете её? — голосок Литы дрожит… Не бойся, Лита! Я — не враг тебе. Мы, потерянные, ненужные здесь, похожи, как брат и сестра. Вместе мы сможем коснуться света, раствориться в свете, стать Светом, который, порой, посещает этот тёмный мир…

— Вы слышали историю Великого вампира, леди Фабер? Есть Дар, служащий вампирам, им владеет Проклятый.

— Проклятый?

— Да. И поиск Проклятого — одна из основных задач Ордена. И, если Проклятый будет найден, он должен быть уничтожен. Таков приказ нашего покровителя, и мы, охотники, должны подчиниться, хоть и… против чести убивать невинного! Пятнадцать лет назад Проклятого нашли, но не успели уничтожить. Дар был потерян.

— Нельзя называть нас Проклятыми, — серьёзно возражает Лита, обидевшись за всех обладателей Дара разом. — Вы же знаете старую сказку о Даре! Избранный всего один, и его Дар — Единственный…

— Чего вы ждёте от меня, леди?

— Мне нужна защита, охотник. Я — новая Избранная.

…Величайшая сила с ними — кто им страшен?

Это Дар ведёт их, казалось им.

А на самом деле — только безумная сказка кружила головы…

Вот охотник видит первое чудо исцеления. Лита подходит к молодому вампиру, легонько касается его плеча, заглядывает в глаза… Они замирают так на мгновение, а потом юноша падает, бесчувственный, но — живой.

— Она исцелила его! Будто он — новообращённый, — потрясённо шепчет Мира Вако. Она прижимает руку к губам: задумалась, словно забылась.

— Нет! — восклицает Лита, всплеснув руками. — Моей силы мало! Мало! Я не могу исцелить всех! Это — не то чудо…

— О ком она? — недоумевает Солен. — Об Арденсах?

Вампирша недоумённо разводит руками. Скупой, скованный жест. Что-то она знает, но боится говорить…

А Избранная понимает, чувствует: недолго ей гореть! И рвётся — жарко, отчаянно к своей, неведомой другим, светлой цели. Она распахивает руки, словно надеется так прогнать всю тень из этого дома, из этого мира. Разом…

Вдруг, заметив в его глазах тревогу о ней, она подлетает к охотнику, касается легко, одним дыханием:

— Ты сильный. Ты нёс бы мой факел долго, я вижу. Но, пока, должна я.

— Я только защищаю Вас, — шепчет Ульрик…

Он не хотел видеть, что будет дальше, но сон продолжался. Снова кинжал и кровь. Снова холодные зелёные глаза убийцы!

— Ульрик! — кричала эта безумная. И он не мог отвести взгляд: ему мерещилась на дне этих страшных глаз мольба о помощи. — Ульрик, пожалуйста! Мне нужно поговорить с тобой. Я должна сказать тебе…

"Ульрик, я люблю…" — Этот голос звенел в голове, когда он проснулся. Наступал новый вечер. Время новой охоты.

Дамиан опять принёс воду для умывания. Рука была тщательно забинтована, но Ульрик заметил чёрный шнур подкожной вены на запястье старика.

— Я был на кладбище, господин, — молвил Дамиан. — Смотрел новые захоронения, прошёл по склепу Диосов. Лиры там нет.

— Нет?

— Вашей Лиры — нет. В склепе Диосов я нашёл имя "Лира". Но это был ребёнок, умерший в младенчестве и… двести лет назад.

— Понятно, Дамиан. Благодарю. Надеюсь, эта прогулка не была утомительной.

— Спасибо, господин. Я думаю, тело Лиры Диос мог забрать с Бала кукловод Дэви.

— Да, точно, — Ульрик опять остановил взгляд на руке слуги, и тот поспешил убрать её за спину.

— Когда готовить печь, господин?

— Сегодня пропустим день.

— Хорошо, господин, — лицо Дамиана было бледно, пот покрывал лоб.

— Ты болен, Дамиан?

— Похоже, да, господин. Я чувствую жар, но это не заражение. Заражение сопровождается другими симптомами — это написано в ваших тетрадях.

— Конечно. Не бойся меня, Дамиан. Даже, если ты заражён, ты — исключение из правил Палача.

— Я рад… Ульрик.

— Ты мне как отец, — зачем-то добавил тот. Успокоенный слуга повернулся к дверям. Тогда Ульрик выхватил меч, с утра припасённый у кровати. Взмах — светлая вспышка полосой… Голова старого слуги покатилась в угол. Тело сделало ещё шаг и упало, заливая дверь комнаты кровью.

"Вот, теперь я один".

— Как жаль, — спокойно сказал Палач, стирая кровь с меча. — Но для меня нет исключений.