Старейший не возвратился в земли Кукловода из Доны. Куда он направился — этого Лире никто не мог бы сказать. Калери говорила, он может пропасть и на год, и на пять, и на столетие, но вампирша, оставленная господином, не грустила. Он сбиралась отправиться в Прэсто и основать там клуб, подобный клубу Лиры.

"Я возьму тебя с собой, — говорила она Лире. — Ты хорошо рассказываешь про Бездну…"

Служанка постепенно занимала место госпожи. Лира замечала это, но только усмехалась. Усмехалась и… подчинялась. Ей было не до споров, не до выяснения главенства. Она изучала манускрипты алхимика Атера.

Первая неделя у неё ушла на расшифровку рукописей, написанных выдуманными Атером символами. Лира попросила у Калери карандаш и подписывала буквенное значение значков над каждым. Она пользовалась алфавитом Либитины, видимо, тоже увлекавшейся расшифровкой трудов Атера.

То, что открылось Лире, ломало все представления о carere morte. Об их сути, об их истории. Макта — великий прародитель? Смешно… Создатель Первого вампира, Атер, звал его "клеткой". "Мне нужно тело, чтобы сделать его клеткой Бездны", — гласила одна запись.

"Бездна сильнее всего, что есть в мире, сильнее мира. Чтобы она не сломала клетку, нужно очертить ей границы", — другая.

Скоро Лира поняла, что за "границы" Атер имел в виду: серебро и солнце!

Алхимик боялся наделять смертного всей силой Бездны и, хотя в человеческом теле есть всё, чтобы направлять силу Бездны, колдун нарочно вложил в тело Макты уязвимость. В его крови он "посеял семена саморазрушения", просыпающиеся под действием солнца и серебра. И, когда Бездна связалась с кровью Макты, породив проклятие вампиризма, эта уязвимость перешла на проклятие. Хотя Первый вампир остался безразличен к действию и того, и другого, его дети погибали от серебра охотников и рассветного солнца. Тайна действия священных средств Ордена рассыпалась в прах, как эти несчастные carere morte: никакой мистики! Заложи Атер в свой ритуал медь и Луну, золото и Венеру — вампиры родились бы детьми Дня, а не Ночи, и страшились бы сейчас юного месяца, Вечерней Звезды, медных и золотых монет…

Знамя Арденса в ритуале Атер обозначил как "щит", им оно впоследствии и стало: дало начало Покрову Ордена. Лира то смеялась, то рыдала, читая это. Всё, что она слышала от родителей-охотников, всё, что как великое знание поведал ей Владыка вампиров, всё — не стоило и гроша.

Лира почти не покидала комнатку, где разбирала рукописи, и, уверившись в слабости противницы, Калери перешла к решительным действиям.

Однажды вечером, кода Лира прилежно переписывала очередное замечание Атера в свою тетрадь, пламя её свечи вздрогнуло и потухло от холодного вздоха вампирши. Лира не успела даже приподнять голову. Калери накинулась на неё со спины, подняла, швырнула на середину комнаты на грязный земляной пол. Она навалилась сверху, ухватила голову смертной за волосы, намотав их на руку. Шея Лиры открылась для её клыков, и Калери затрепетала — то ли от голода, то ли от вожделения…

"Прочь, нежить!" — Защита охотницы отбросила вампиршу. Лира поднялась, тяжело дыша. Несмотря на слабость после раны, она всё ещё была сильнее любой вампирши. Вечная благодарность родителям-охотникам!

— Убирайся, — тихо сказала Лира. — Поняла, кто я, Калери? Уходи и не показывайся мне на глаза!

Калери убралась, так и не проронив ни слова, а наутро Лира обнаружила себя прикованной к стене. Пока смертная спала, вампирша надела железный браслет ей на ногу, а цепь от него протянулась через коридор, до железного кольца в стене комнаты Калери.

Никакой еды вампирша её, разумеется, больше не носила, кружка грязной воды — и всё. Но и через трое суток Лира не волновалась. Калери она не сдастся ни в коем случае, а защиту охотницы вампирше не пройти. Калери заблуждалась, полагая, что щит Лиры истончится от трёх дней голодовки: её защита получена по крови, и мало что в мире способно её поколебать.

Смерть от голода не страшила её. Иногда в темноте своей кельи Лира мечтала о "детях любви Бездны", но это были сказки, оторванные от реальности. Нет, не способна убийца, предатель стать родоначальницей светлых созданий! В реальности Лира готовилась к медленной, тихой смерти.

На четвёртое голодную утро она ворочалась на доске, которую Калери выдала ей в качестве постели, кутаясь в тонкое шерстяное одеяло, и никак не могла согреться. На земле давно наступила весна, там ярко светило солнце, там распускалась первая листва, а подземелья Нефандуса были всё такими же мрачными, сырыми, холодными.

"Снова заболею и умру от воспаления лёгких", — равнодушно подумала Лира.

Стояла абсолютная тишина. Темнота — не разглядеть и своей руки, но Лира почувствовала: в комнате она не одна. Какая-то тварь не из мира людей стояла у входа в комнату.

— Калери, — громко и уверенно сказала Лира. — Только подойди…

Тварь низко, негромко зарычала: абсолютно звериный рык. Это была не вампирша, но кто тогда? Холодное, сухое, шершавое уткнулось в руку Лиры, потом в щёку. Морда твари была покрыта короткой густой шерстью. Лира приподнялась, коснулась её. Длинная морда, настороженные острые уши… Собака!

— Хиам! — прошептала Лира. — Это ты меня нашёл?

Собака кивнула и настойчиво потянула девушку за собой. Лира повиновалась. Она поднялась, принялась искать одежду, опять забыв, что Калери унесла её. Собака вилась в ногах, выгнув спину, и иногда ухватывала Лиру за край ночной сорочки, тянула… Хозяин зверя торопился.

— Хорошо-хорошо, я иду.

Её пошатывало от слабости. Лира забрала свою тетрадь с записями со стола, побрела вперёд в кромешной тьме, собака направляла её путь. Они вышли в коридор. Браслет позвякивал на ноге девушки, иногда ударяясь о длинную цепь.

— Хиам, она меня приковала…

Собака опять подтолкнула Лиру. Вытянув руку, девушка нащупала вход в комнату Калери.

— Хиам, вампирша меня приковала!

Зверь исчез, через долгую минуту, в которую Лира считала удары своего перепуганного сердца, он снова ткнулся носом в голую щиколотку девушки. Он требовал, чтобы Лира наклонилась к нему.

"Что, что?" — Она ощупала клыки зверя. Из пасти что-то торчало. Ключ от браслета!

Два раза она уронила ключ на пол и искала, шёпотом ругаясь: мешала тетрадь, которую девушка не выпускала из рук. На второй раз собака носом подтолкнула ключ к её шарящей по полу руке и заскулила: "Торопись!". Лира нащупала напряжённый бок зверя. Собака неотрывно глядела куда-то во тьму.

— Лира? Собралась сбежать от меня? — насмешливо проговорила тьма голосом Калери. — Кто это тут… — она не договорила. Зверь взвился, ринулся на вампиршу. Лира ощупью отомкнула браслет и кинулась бежать. Рычащий и визжащий клубок — дерущиеся вампирша и зверь, скоро остался позади. Лира остановилась, тяжело дыша.

"Хиам справится! Звериные челюсти сильнее человеческих. А куда же мне бежать?"

Она пошла прямо, наугад, ведя рукой по земляной стене. Скоро позади послышался шорох. Кто-то бежал. Кто-то догонял её.

— Хиам?! — зазвенел её голос и оборвался. Верный зверь уже уткнулся носом в её протянутую ладонь. Лира опустилась на колени, зарылась лицом в мягкую, пахнущую мехом со старой шубы шерсть.

— Хиам, спасибо. Ты мой спаситель. Как же я рада! Я так соскучилась…

"По кому-то из той, прошлой жизни…" — Хиам был одним из немногих вампиров Дэви, которых Лира была рада видеть.

— Ты выведешь меня отсюда, да? — кивок. Лира задумалась.

— В "Тень Стража"? — кивок.

— А Дэви там? — кивок. Лира поднялась.

"Вернуться к Владыке вампиров? Ох…"

— После Бала Карды… Дэви меня убьёт, Хиам, — собака решительно помотала головой: "Ты ему нужна".

Они двинулись в путь. Зверь уверенно вёл, девушка доверчиво шла с ним, положив ладонь на лобастую голову. Коридор запетлял, потом они свернули в другой подземный ход, шедший под уклон, и шли так долго. Земляной тоннель сменился пещерами. Лира узнавала их шестым чувством: пещеры под "Тенью Стража". Что-то заблестело впереди… Лира оторвалась от спутника, пошла сама. Эта подземная камера располагалась ближе к поверхности, и через разлом на потолке в пещеру пробивался тонкий столбик света. Лира, как заворожённая, опустилась на колени, протянула к нему руки, купаясь в настоящих солнечных лучах. Потом подставила лицо свету.

Воздух перед ней затрепетал. Столбик света разделился на несколько: это бабочка, неизвестно как попавшая в затхлое вампирское подземелье, заплясала в солнечных лучах. Лира протянула к ней руку, и бабочка села на палец, смешно защекотала его усиками. Бабочка была необычной — Лира никогда не видела таких прежде: крылья все в зелёных и жёлто-золотистых пятнах.

Собака снова заскулила, и Лира легонько повела кистью. Бабочка взлетела и, трепеща крылышками, снова закружилась в столбе света.

— Я иду, иду Хиам, — Лира обернулась на собаку, тушующуюся в темноте. Она, наконец, могла хоть немного увидеть своего спасителя и горестно ахнула: большой чёрно-белый пёс был весь изранен. Из бока вырван клок шерсти вместе с кожей, первая передняя лапа прокушена.

— Бедняга! Прости меня. Доберёмся до "Тени Стража", я тебя полечу, хорошо?

Пёс кивнул. Несмотря на раны, его глаза весело блестели. Хозяин зверя радовался скорой встрече с Лирой.

— Да, да я вижу: идти уже недолго.

Скоро они услышали тихие переливы подземной речки — Стигия. Ещё поворот коридора, и впереди заблестела гладь воды. Они шли под замком. У лестницы в кладовые Дэви собака остановилась, завиляла хвостом.

— Мне идти туда? — кивок. — А ты?

Собака мотнула головой, указав в ту сторону, откуда они пришли.

— Ты снова пойдёшь к Калери? Зачем?

Зверь подтолкнул её к лестнице. Лира, поразмыслив, подчинилась, начала подниматься. В конце концов, она скоро встретится с хозяином твари и тот ей всё объяснит…

Хиам встретил её на нижнем ярусе башни. Накинул мягкий, согретый у очага плед, проводил в комнату, где Лиру ждали две вампирши — помочь вымыться и одеться. У порога Лира обернулась к хозяину зверей.

— Хиам, я так тебе благодарна…

— Я буду вас ждать в зале столовой, леди Диос. Вам наверняка хочется узнать новости.

Лира улыбнулась. Хиам не изменился, всё такой же: куклы-звери выражают эмоции куда лучше их хозяина.

Через некоторое время она грелась у огня в заброшенной со смертью последнего герцога Дэви столовой. Хиам устроился в кресле напротив: бледный, светловолосый, молодой, как большинство вампиров. Некрасивое лицо было задумчиво, взгляд отстранённый: хозяин следил за ощущениями от многочисленных кукол.

— Как ты нашёл меня, Хиам?

— Ещё в начале весны мои звери почуяли слабый знакомый след в землях Кукловода. И я начал обследование разрушенных тоннелей Либитины…

— Меня спас Старейший.

— Я скоро понял, кто поселился в землях Кукловода, — ухмыльнулся Хиам. — Поэтому, простите меня, леди Лира, что не забрал вас в начале марта. Я ждал, когда Макта покинет Термину, чтобы без помех выкрасть его пленницу. Приди я раньше, его гнев был бы страшен.

— Я не пленница Макты. Я была его ученицей, — заметила немного покоробленная Лира.

— Простите, оговорился, — в глазах хозяина кукол бегали искорки. — Дэви сейчас загружает меня работой…

— Ох…

— Не бойтесь. Бал Карды вам простили. Вы защищали Бездну, Госпожу вампиров. Владыка сам признал, что ошибся, желая заполучить Дар себе. Следовало его уничтожить, как предлагали вы.

— Расскажи же, Хиам, что здесь было без меня?

Вампир немного помедлил перед ответом.

— Мы недавно возвратились из Доны, леди Лира.

— А Академия? Была взята?

Хиам чуть удивился:

— Вы не помните даже этого, леди Лира? Разумеется. Здание подожгли. Его остов до сих пор стоит на перекрёстке. В той битве погибли мои дядя и тётя.

— И Магнус, и Сесилия?

— Да. Странно! Я — старший Калькар-вампир, — Хиам усмехнулся. — И первое, что я сделал: отменил жестокую традицию нашего рода — отдавать двоих из каждого поколения для обращения в carere morte.

— А Митто?

— С ним всё в порядке.

— Дэви же был ранен?

— Владыка лишился левого глаза. Небольшая плата за смерть главы Ордена.

Лира протянула руки к пламени очага, рисующему странные картины в темноте. Ей было хорошо. Тепло. Вот только голод. Не такой томительный, как вампирский, и всё же…

— Вам скоро принесут поесть, — сказал вампир, будто прочитав её мысли. Лира кивнула и вернулась к их беседе:

— Значит, Орден уничтожен?

— Есть отряд охотников, преданных вампирше Вако. С ними и Избранная.

— Избранная? Я же убила…

— Вы убили леди Литу Фабер, но Дар это не уничтожило. С того бала Мира вернулась в столицу с новой Избранной… или Избранным. Имя этого человека нам до сих пор неизвестно. Но именно его зоркость, да ещё упрямство кукловодши Вако — главные причины провала кампании Дэви в столице.

— Так значит, Владыка вампиров уступил Дону? Уступил всего лишь отряду охотников?

— Да. Зря я вас привёл сюда, леди Лира, — лицо вампира посерело.

— Что такое?

— Охотники идут сюда за нами, идут на цитадель вампиров. Вы больше не видите, но я вижу — звёздочки Дара стягиваются к Карде. "Тень Стража" сейчас — не самое безопасное место.

— Я смертная теперь, — девушка опустила глаза, — смертных охотники не убивают.

— Румянец идёт вам, леди Лира, — утешил Хиам.

Девушка грустно улыбнулась. Хиам не спрашивал подробностей Бала Карды. Впрочем, и хорошо. Так тепло… а слово "убийца" опять бы наполнило её холодом!

Пламя плясало, как та странная бабочка в подземелье…

— Конечно, Карда восстала за нас, своих хозяев. Сейчас это зачарованный город: все жители под властью carere morte. И всё же охотники Вако — серьёзные противники. Надежда для нас есть, но… — говорил Хиам…

"Почему ты так не уверен, друг?.."

— Я хотела бы увидеть Дэви, — сказала Лира.

У двери в спальню Владыки она остановилась. "Дэви не выходит оттуда со дня прибытия в Карду", — вспомнила она слова Хиама. Лира коснулась гладкого дерева двери и, будто чего-то испугавшись, отступила.

"Дэви держит туман чар над всем городом. Лучше не отвлекай его по пустякам".

Лира вздохнула, но дверь пока не отворила. Откуда-то издалека доносилось пение. Тонкий женский голос всё повторял и повторял одну сложную музыкальную фразу. Лире послышалось, там были слова: "Мы не любим чужих…" Пела Виола Нэко. Её голос улетал за стены замка и просачивался в город. Он затихал, но не затухал до конца. Жители Карды не слышали его, но призыв вампирши застревал в их головах. Виола, как и большая группа Низших, помогали Дэви поддерживать поле чар над Кардой и окрестностями.

Лира всё стояла перед дверью… Дэви, Владыка вампиров! Последняя их встреча закончилась скандалом, после которого Дэви пригрозил контролировать её мысли — и выполнил угрозу. Лира помнила, как зла она была на него тогда… А сейчас злости не было. Она злилась на Владыку — бездушного и странного бога вампиров, но, открыв Дэви свои мысли, она смогла прочитать и его, и то, что ей открылось, потушило ненависть. Под маской Владыки вампиров она увидела человека: жестокого, холодного, избавленного от привязанностей, но — человека. Она узнала его прошлые тревоги, страхи, разочарования и потери. Дэви по-прежнему не возбуждал в ней приязни, но не было и ненависти. После разговоров с Мактой охотнице открылись и его ошибки. Двести лет Владыка вёл carere morte ошибочным путём, уверенный в своей правоте! Сейчас Лира жалела Дэви.

Не постучав, она толкнула дверь и вошла. В спальне Владыки горели две свечи. Полог над кроватью был задёрнут — постель вампира превратилась в этакий железный сундук. Дэви сидел в кресле у закрытого окна. Голова низко опущёна, прямые чёрные длинные волосы свесились на грудь. Казалось, он не заметил появления Лиры. Фигура в кресле не пошевелилась, даже когда девушка сделала робкий шаг в комнату.

— Господин, это я. Я, Лира Диос. Я вернулась.

Дэви не отозвался, даже не поднял головы. Из-за приотворённой двери по-прежнему доносился тонкий голосок, тянущий одну и ту же короткую мелодию. Тогда, странно легко, Лира пошла к Владыке сама. Она опустилась на колени у кресла, попыталась заглянуть в лицо, закрытое волосами. И, наконец, поймала его равнодушный взгляд.

Да, Дэви изменился, — вот первое, что отметила бывшая вампирша. Владыка не постарел, не подурнел, но впечатление силы, всегда шедшее от него, исчезло. Дэви был сейчас слаб, слабее любого смертного. Пустые глаза — один чёрный, другой — затянутый белым туманом, как у Макты…

— Владыка, я смертная, но я по-прежнему готова служить вам, — зачем она сказала это? Она, от прикосновения бабочки там, в подземелье, впервые в жизни безумно пожелавшая свободы? Это желание, самое яркое, самое важное, крохотное создание на крыльях понесло к солнцу. Зачем же она вновь клянётся в верности Владыке, разве о службе ему она думает, говоря это? — Нет, нет, простая, жалкая жалость. Желание поддержать всеми покинутого, грустного, обречённого…

Дэви словно прочитал её мысли. В зрячем глазе наконец затеплился какой-то огонёк. Холодная рука вампира накрыла руку Лиры на подлокотнике.

— Что вам угодно услышать от меня, Господин? Я несколько месяцев провела у Макты. Я могу много рассказать о Первом. Или…Что вы хотите, Господин?

Дэви молчал. Только огонёк в его глазу пульсировал, разгораясь и затухая. Быстрый ритм — ритм человеческого сердца. Её сердца…

— Вы голодны, Господин? — ответа не последовало, но Лира уже расстёгивала манжеты своего красивого нового платья. Руки двигались машинально, быстро, но она чётко сознавала, что делает, не было никаких чар. Расстегнув рукава, Лира проворно подскочила к кровати с пологом из железных листов, и порезала запястья об острый металлический край. Потом она возвратилась к Дэви.

— Господин! — она протянула к нему руки ладонями вверх. Зачем? — он не просил… Что это: любовь? Жалость? Всё смешалось. Вампир коснулся губами её пораненных запястий, и девушка затрепетала от холода этого прикосновения, а его губы дрогнули, будто он обжёгся горячей кровью. Но голод брал своё. Вампир сильно сдавив предплечья, вздёрнул девушку к себе. Он жадно тянул из ран живую кровь. Лира ждала боли укуса, но вампир ни разу не коснулся её кожи клыками — не хотел оставлять свою метку?

Боли Лира не чувствовала. Было наслаждение — давать кровь, давать свою силу. И был терпкое ощущение собственной власти, словно в её руках жизнь страдальца. Она могла отнять от его губ кувшин, полный животворной воды, и он не проклинал бы её. Может быть, тогда он просто тихо умер бы у её ног… Это ощущение кружило голову и, с видом великой милости, она вновь и вновь протягивала к вампиру руки.

Потом всё кончилось. Голод вампира был утолён. Теперь он целовал её запястья… но Лира встала. Не проронив ни слова не оглянувшись, вышла из спальни.

"Дома… Вот я и дома".

Лира долго стояла в коридоре, прислонившись к стене. Взгляд бегал по высокому потолку, тяжёлому, как своды пещер, по которым девушка недавно сюда ползла. И ей опять мерещилось: где-то там вверху трепещет одинокая заблудившаяся бабочка-душа. Она мечется в поисках выхода и, ударяясь о холодный камень, оставляет на нем крупицы сияющей пыли с крыльев.

Виола всё пела и пела…