Ночью Карда была величавой белокожей царицей. Белые дома Короны светились в темноте, ртутью блестела река под луной. Carere morte выходили из своих убежищ и охотились. Владыка оставил Карду, но дикари, неподчинённые ему, смелые и наглые, остались. Через три года их было уже два десятка. Да, двадцать свободных Высших вампиров — Винсент мог бы поручиться за эту цифру. Низшие же их собратья не поддавались учёту, и каждую ночь из-за гор десятками прилетали слуги Владыки Дэви. Он видел, знал их всех, не видя. Это было ощущение каких-то неведомых дыр в мироздании, как будто ведёшь рукой по куску шёлка — и вдруг прореха. Ночная Карда была ужасна… но, по крайней мере, она не лгала.

Дневная Карда была ужасней во сто крат. И в пасмурные дни, когда свет тускнел, не достигая земли, и в пылающую летнюю жару солнце казалось ненастоящим. И город был ненастоящим. Блестящие крыши, проглотившая жёлтый блин река, глянцевая листва деревьев — солнце не высвечивало пустоты за ними. Может, земного светила просто недостаточно, чтобы осветить этот мрачный мир? Свет не вызывал отклика в нём, как если бы солнце освещало труп. Днём Карда была блеклой декорацией захолустного театра. За декорацией же скрывалась тьма.

С тех пор, как Мира покинула дом Вако, прошло три года. Винсент закончил школу, и, хотя Линтеры звали его в столицу, отверг приглашение и остался в Карде. Он не любил этот город, но не стремился покинуть его. Где, в каких условиях и обстоятельствах его талант распознавать вампиров мог найти лучшее применение?

Вот и сейчас, на закате летнего дня, он сначала почувствовал приближение частицы тьмы, а уже потом увидел её воплощение. Темноволосая девушка шла навстречу ему по главной дорожке городского парка. Вблизи она оказалась большеглазой и миловидной, к тому же приветливо улыбнулась юноше, будто знакомому. Винсент постарался сохранить равнодушие. Он ясно видел, какое чудовище прячется за красивой маской. Низший вампир — подлейшее среди carere morte создание… Юноша продолжил свой путь, девушка остановилась. Ещё долго Винсент чувствовал её сумасшедший, робкий и пристальный взгляд.

Через час бесцельной прогулки он собрался было домой, но дочь госпожи Ларгус, круглолицая девчушка лет семи, догнала его у выхода из парка и, ничуть не робея, заступила дорогу.

— Я — Джезабел Ларгус. Мой брат Дженивьер говорил, что ты знаешь всех carere morte Карды, — выпалила она.

Винсент остановился. Ничего не сказав, он насмешливо поглядел на Джезабел сверху вниз. Та не отступила:

— Мне нужна твоя помощь. Ты ведь не carere morte?

— Нет.

— Мне кажется, какой-то вампир иногда гуляет у нашего дома, глядит в наши окна. Он высокий, тёмный, у него большой рот. Ты знаешь его?

— Я не знаком с вампирами Карды лично. Я только умею отличать их от смертных и замечать в ночной тьме. Ты подумай: вампир гулял под окнами, так близко! А ведь ты и твой брат способны прогнать его! Вам нужно заняться защитой дома… — он объяснял дальше, не замечая, что повторяет фразы и даже интонацию тётушки-вампирши.

Получив указания, девочка убежала на зов воспитательницы. "Смелая девчушка!" — подумал он, прислушиваясь к затихающему топоту маленьких ножек. В Карде о Винсенте ходили страшные слухи. Сведущие люди поминали, что вампирша Вако ежегодно убивала по сотне человек, и часть ненависти народа к ней досталась ему. Не верившие в carere morte считали его безумцем, встречавшиеся с вампирами — одним из бессмертных. Говорили, что в своих ночных рейдах он ищет пропавшую Миру-вампирку, говорили, что он водит вампиров Карды, подобно хозяину… Немногие знали о его таланте — узнавать вампира под любой маской.

Но и этих немногих, то и дело обращавшихся за помощью, Винсенту было достаточно. Его спрашивали, есть ли carere morte в их семействе. Его сопровождения просили вновь прибывшие в Карду. Он указывал, кого следует опасаться на балах и раутах. Почти каждую ночь он выходил в город. Он отслеживал вышедших на охоту carere morte и уводил их за собой от жертвы. При этом юноша не брал плату за свои услуги, хотя положение семьи по-прежнему было стеснённым. Он боялся, — глупое суеверие! — что, подобно дару ясновидения, его дар пропадёт, если он начнёт измерять его в денежном эквиваленте.

Дочь соседей Меренсов, София, окликнула Винсента, когда он подходил к дому. Это была невысокая темноволосая девушка с тонким и красивым, но излишне продолговатым лицом.

Они встретились, разделённые чугунной витой решёткой забора, ограждавшего дом Меренсов.

— Помоги мне, Винсент, — София очаровательно улыбнулась и, приблизившись так, что прядь её волос скользнула по его щеке, зашептала. — Через неделю мой день рождения, ты знаешь. Будет бал. Я отлично придумала: маскарад и вход нестрогий. Какой-нибудь carere morte непременно пожалует ко мне.

— Хочешь, чтобы я указал его тебе?

— Да.

Винсент осуждающе нахмурил брови.

— Я найду вампира и укажу. Только не тебе, а госпоже Беате, — очень тихо сказал он, зная, как далеко разносятся все звуки в прозрачном воздухе летнего вечера. — Софи, когда ты оставишь затею с обращением?

— Никогда! Бессмертие — тот подарок, который я действительно хочу получить на своё восемнадцатилетие.

— Восемнадцатилетие?

— Да. Я младше тебя на четыре месяца, ты забыл? Ты ничего не запоминаешь!

— Оставь эту мечту на два года. Владыка вампиров назначил возрастом инициации двадцать лет. — Винсент намеренно избрал холодный, вовсе не дружественный тон, но Софию это не смутило:

— Двадцать лет! К тому времени мама выдаст меня замуж. Я стану взрослой, серьёзной, несвободной. Я хочу сейчас! Мне всё равно, пусть вампир, обративший меня, будет дикарём. Так даже веселее. Скучная вечность надменных carere morte из свиты Владыки немногим лучше жизни, назначенной мне матушкой.

— Я уже говорил тебе: бессмертие carere morte может быть привлекательно только для слепых. Смертные не способны видеть его суть. Став вампиром, ты прозреешь — и ужаснёшься.

— А ты, стало быть, единственный зрячий в мире слепых? — девушка обиделась. — Я обратилась к тебе, потому что ты навсегда увлечён ими, также как я. Ты только притворяешься проповедником Ордена! Тебе известны все вампирские убежища, ты мог бы убить всех вампиров Карды! Или ты ненавидишь их, убиваешь их — или ты любишь их, восхищаешься ими. Третьего не должно быть.

Теперь Винсент рванулся к ней, так что девушка в испуге отступила.

— Позволь мне решать, как должно быть! Ты не видишь мир так, как вижу я. Вспомни о гостях дома! Ты думаешь, carere morte придёт на праздник затем, чтобы обратить юную хозяйку бала? Ему нужна пища, Софи. Что, если он захочет полакомиться, например, твоей сестрой? Если ты так жаждешь бессмертия, надень своё лучшее платье и прогуляйся по кладбищу за Пустошью в третьем часу ночи.

— Я уже думала об этом! Тогда я стану вампирским ужином! А мне нужна не смерть, а вечность. Винсент, помоги мне, прошу тебя! Я знаю, ты проследишь, чтобы он не убил никого из гостей.

Винсент вздохнул и отступил от решётки.

— Ты говоришь, убивать или любить, — сказал он после долгого молчания. — Нет, всё не так, Софи. Проклятие carere morte как болезнь. Разве мы убиваем больных? Разве мы восхищаемся тифом и чумой? Вампиров следует изолировать и лечить. Вот так, и никак иначе.

— Мама идёт, — испуганно прошептала девушка. — Прости. Она разъярится, если увидит меня с тобой.

София скрылась в саду, а Винсент, несколько разочарованный внезапным окончанием беседы, возвратился домой.

Он прилёг отдохнуть в комнате Миры. Выбор места для сна объяснялся не сентиментальностью и не тоской по пропавшей тётке. Винсент вполне оценил удобный тайный путь из дома, открывавшийся из комнаты Миры. Агата слегла бы с нервным расстройством, увидев его. Нужно было вылезти за окно, перебраться на соседствующую с ним летнюю террасу и оттуда по стволу близкого дерева спуститься на землю. Впервые Винсент нашёл его в ночь Большой Охоты, когда решился проникнуть в запертую комнату вампирши, и с тех пор пользовался им почти каждую ночь. Он переделал комнату по своему вкусу. В небытие отправился тяжёлый полог над кроватью и шкаф — хранилище нарядов вампирши, пропахший кровью изнутри. От Миры здесь остались только ставни на окнах, очень удобные, запирающиеся с двух сторон.

Было бы неверным сказать, что Винсент совсем не вспоминал о тётушке. Сейчас он был благодарен Мире: она, сама того не ведая, указала ему путь. До того, как он узнал, что Мира — carere morte, он считал их ужасными, недостойными сострадания тварями, но в этой жестокой вампирше нашлась частичка человечности. Он готов был поклясться: то было не притворство! Увидев это в одной проклятой, он присмотрелся к другим и скоро пришёл к выводу: бессмертные — лишь только больные люди. На следующий день после ухода Миры он пожалел, что дал волю обиде, и их расставание вышло таким злым. Но поздно было что-либо делать, и мама выглядела успокоенной и радостной. Сначала Мира писала им. Он вышла замуж, супруг ввёл её в высший круг Доны… Через два года письма прекратились. Мира исчезла точно так же, как в юности. Винсент не искал её. Время их встречи ещё не пришло. Всякую болезнь можно вылечить, просто не ко всем ещё найдены соответствующие лечебные снадобья. Он чувствовал, что станет тем, кто узнает, как исцелить вампиризм. И тогда он разыщет тётю…

Вот в небе заблестели звёзды — стражи на границе долгого летнего вечера и ночи, и Винсент проснулся, почувствовав, как мгновенно углубились двадцать воронок, ведущих в пустоту. Он забрал со столика заранее приготовленное оружие и отворил окно. Через десять минут он был у Верхнего моста.

Сегодня на охоту вышли все carere morte города. Долгий летний день высушил их до капли, остался лишь чёрный смерч — воронка голода. Ослепшие, безумные, вампиры бывали необыкновенно прожорливы в летнее время! Винсент остановился на мосту, решая, куда идти дальше. Корона была практически чиста. В районе Тридцати Домов дикари не рисковали охотиться, опасаясь мести старейших; только над особняком Ларгусов, видимым издалека благодаря своим башенкам, кружила одинокая тень. Значит, свидетельство маленькой Джезабел было верным! Этот вампир не охотился, лишь присматривался… Близ Пустоши охотились пятеро вампиров, двое носились над Патенсом, четверо плутали в лабиринте улиц нижнего района. Восемь — почти половина! — выбрали Сальтус, вернее, один очень ограниченный участок за Сальтусом. Только крупное происшествие могло привлечь стольких carere morte. Винсент повернул на запад, в Сальтус. Следовало разузнать, что произошло.

— Похоже, их цель — женский лицей, — предположил знакомый извозчик, которого Винсент отыскал на вокзальной площади.

— Лицей?! Прежде они не совались туда, там сильная защита.

— Была сильная. Сегодня утром умерла директриса лицея. Отравилась.

— Самоубийство… Это хуже всего. Значит, защиты больше нет.

— Может быть, воспитанницы уже разъехались?

— Нет. Я помню, экзамены у них позже, чем у нас.

— Отвезти вас туда?

Винсент не ответил. Он сосредоточился на восьмерых проклятых. Восемь смерчей затихали, рассеивались. Вампиры насыщались.

— Поздно. Они уже сыты! Я не выйду против сытого вампира.

Он снова замолчал, устыдившись. Едва установив местонахождение carere morte, ему нужно было спешить туда, но Винсент выбрал долгий путь через вокзальную площадь.

Возница ничего не сказал, усмехнулся. Но его взгляд показался Винсенту осуждающим. Юноша отметил на его карте города места вампирских засад и поторопился уйти.

"Восемь вампиров! — бормотал он про себя, направившись теперь в Патенс. — Всё это я проходил. Деревянный кол и серебро обездвиживают их ненадолго, а после ранения они пробуждаются куда более голодными. Если до ранения они были довольны каплям крови, то после отнимают всю жизнь, если они планировали одно убийство — совершают два и более. Моё вмешательство только вредит".

В детстве, читая сказку о Даре, Винсент возмущался поведению первого Избранного: "Убоявшись тьмы, отдалился от дел и не пользовался чудесным Даром". Теперь же он понимал того человека.

"Не "убоялся тьмы"! Он, обладавший той же способностью, также ощущал бессилие, невозможность исправить что-либо. Убийство carere morte он считал неверным путём, а остановить убийства смертных иными способами не мог. Молчаливое наблюдение за бесчинствующими вампирами делало его их пособником — и он ушёл от людей. Что же ждёт меня? Отшельничество?"

Винсент остановился в центре лабиринта улиц Патенса — на площади с фонтаном. Пришло время эксперимента, к которому он готовился три дня. Вампир — он чувствовал это — озирал сейчас площадь из своей засады. Глянув на окружающие дома, Винсент быстро нашёл её: вампир прятался в собственном дневном убежище на втором этаже жилого дома.

Подняться к нему? Он сбежит, испугается, что за ним пришёл охотник. Винсент решил выманить вампира на улицу.

Недолго помаячив у фонтана, он нарочно повернулся к дому вампира спиной и направился в переулок, уводящий с площади. Голодный воющий смерч немедленно двинулся за ним, и Винсент ускорил шаг. Погоня раззадоривала вампира, а, увлекшись, он становился неосторожен.

Винсент свернул на узкую улочку, где вампир вынужден был сбросить крылья. Юноша уже достал серебряный нож, спрятанный в рукаве, но вампир вдруг резко ушёл в сторону. Он заметил дыру в защите ближнего дома и предпочёл улей, набитый жизнями, одной, спешащей в ночи. Винсент чертыхнулся, остановился. Минуту он следил, как воронка смерча, подобно сосуду, наполняется чьей-то жизнью… Потом ушёл.

Он попробовал увлечь за собой другого вампира, но добыча вновь сорвалась с крючка. Только под утро Винсенту удалось приблизиться к третьему carere morte на расстояние удара.

Вампир догнал его в проулке, образованном слепыми стенами домов. Его крылатая тень разрослась, потянулась к добыче — carere morte готовился напасть. Тогда Винсент развернулся к нему и ударил ножом в сердце.

Удар был точным: вампир упал, съежившись и будто уменьшившись в размерах. По небольшим размерам тени Винсент предполагал, что это будет девушка, но carere morte оказался мальчик-подросток. На мгновение Винсент испугался, отступил: очень страшной была эта картина — ребёнок с ножом в груди.

Чары carere morte, делающие любого вампира привлекательным в глазах смертных, рассеялись. Лишённый колдовской миловидности, вампир оказался болезненно худым, мутноглазым, тускловолосым. Под тонкой голубоватой кожей рельефно проступали синие шнуры вен. Вампир был страшен, но не как мертвец — как измученный болезнью человек.

Винсент закрыл глаза — в грядущем эксперименте зрение будет только помехой.

Картина, явившаяся ему с закрытыми глазами, казалась сном. Чёрное-чёрное, чернее ночной тьмы пятно, которым виделся вампир во время погони, вблизи оказалось сборищем хаотично прыгающих точек, за которыми светилось что-то. Светящаяся фигура человека была облеплена шевелящимся чёрным, будто на несчастного напал рой пчёл. — "Что же заставляет её светиться? Может, так ему дано видеть жизнь carere morte? Ведь не всю жизнь отнимают при инициации…"

— Не бойся, я не охотник, — чётко проговорил Винсент. — Я не собираюсь убивать тебя, я попробую тебя вылечить. Только не бойся!

Чёрная масса мелко тряслась. Вампир боялся. Или слишком сильна была боль от серебра…

— Ты не должен бояться! Так ты мешаешь мне. Успокойся!

Винсент сделал глубокий вдох и задержал дыхание. Это давало ему ощутить собственную жизнь, собственную живую кровь, словно источающую свет.

"Как много сияющей жизни в этой крови! Больше, чем нужно одному смертному. Странный дар, чудесный Дар…"

Сон продолжался. Винсент коснулся тёмной фигуры вампир рукой, и от пальцев к светлому двойнику вампира протянулись тоненькие нити.

— Выбирайся, — прошептал он. — За мной! Да выбирайся же!

Он вспоминал стишок, что Мира рассказала ему в детстве.

"Как там было? Умойся звёздным дождём…"

Но строчки путались, а мельтешащая чернота разрасталась. Винсент чуть отвлёкся, ослабил волю — и вот чёрная пыль пляшет перед глазами… Может, она уже окутывает душным коконом и его?!

Винсент отдёрнул руку, поспешно вскочил и наваждение ушло. Он тяжело дышал, будто только что пробудился от кошмара. Вампир лежал неподвижно.

Он побежал прочь. Вспомнив, возвратился, выдернул нож из раны вампира. Бессмертный вздрогнул, его глаза, до того парализованные, забегали по сторонам, остановились на юноше — и почернели от ужаса. Винсент припустил прочь: вампир был слишком слаб, чтобы пуститься в погоню немедленно, но поторопиться стоило.

Очередной эксперимент не удался. Серебряный нож, пятый из старого столового набора, найденного на чердаке среди хлама, почернел почти до самой рукояти. А сколько было попыток прежде! Сначала Винсент ловил carere morte днём, когда они тихо спали в своих убежищах. Но при солнце они бывали слишком слабы, их жизнь едва просвечивала под чернотой. Потом он ловил насыщавшихся вампиров: во время сладкого ужина они совсем утрачивали бдительность. Но сытый вампир был слишком полон чужой жизнью, и сияние его собственной тускнело, как если бы свет проходил через мутное стекло. Постепенно Винсент пришёл к выводу: ему нужен голодный вампир, вышедший в ночь за добычей. Сегодняшний эксперимент стал последним и самым опасным его экспериментом.

"Неудача. Последняя неудача! Нужно искать другой путь", — холодно рассудил он.

Но Винсент вспомнил о жертвах этой ночи: о воспитанницах лицея, о том неизвестном, которого предпочёл вампир с площади Патенса, и, сильно сжал в кулаке лезвие ножа, физической болью прогоняя душевную.

"Жестокий дар, беспомощный дар! Или ты не дар, а проклятие?"

Он решил на время оставить эксперименты с carere morte. Следующие несколько дней Винсент провёл за городом, в верховье Несса. В залитой солнцем роще, ведущей к истоку реки, он писал этюды. Ещё преподаватели лицея замечали, что юноше следует серьёзно заняться живописью, и сейчас он решил им уступить. Странные картины выходили из-под его кисти: молодая летняя рощица казался рисунком на крыльях бабочки, а все тени были глубоки и черны, как пропасть.

Винсент не любил одиночество, ставшее его вынужденным спутником с достопамятной ночи Большой Охоты. Но в эти дни оно почти не тяготило его. Решение загадки исцеления carere morte было близко, совсем близко. Ещё один день тишины и солнца — и новый путь, ясный и простой, откроется ему… Поэтому он не был рад незваной гостье, появившейся в тихой роще. Частица черноты пряталась под милым обличьем девушки, в светлом лёгком платье. В ее руках была вместительная, но кажущаяся невесомой сумка из той же, что и платье, ткани. Девушка закрывалась от солнца кружевным зонтиком. То была Низшая, встреченная несколько дней назад в городском парке, и, проходя мимо, она вновь приветливо улыбнулась. Винсент поклонился в ответ с несколько озадаченным выражением лица. Девушка казалась знакомой, но вспомнить хотя бы её имя он не мог.

"Возможно, она встречалась мне ночью, в рейде…"

Девушка, чуть помедлив в раздумьях, извлекла из сумки тёмно-синий плед и книгу и устроилась на импровизированный пикник на полянке неподалёку. Винсент попытался отвлечься, заняться этюдом, но сочное пятно расстеленного пледа, похожее на водную гладь истока Несса, притягивало его взгляд. Низшая читала книгу и делала вид, будто ей вовсе не интересен нечаянный зритель. Раздосадованный, Винсент решил не глядеть в её сторону и нарочно занялся кружевным зонтиком, который первым же порывом ветра был отнесён далеко в сторону от владелицы. Эта картина одинокой брошенной вещицы неожиданно так понравилась юноше, что он без жалости удалил прежний этюд с раскладного мольберта и немедленно взялся за новый. На его рисунке простенький дамский зонтик приобрёл хрупкость и ажурность паутинки, а светлые, купающиеся в лучах солнца деревья, окружающие полянку, почернели и заострились частоколом готических зубцов.

Вскоре Низшая почувствовала необходимость укрыться от солнца. Она встала, направилась к зонтику и на полпути остановилась.

— Вы рисуете меня? — она зарделась. — Я сейчас вернусь на место.

— Я рисовал ваш зонтик, — Винсент сам испугался своей резкости. — Но вижу, как он сейчас нужен вам… — не удержался он от замечания.

К его удивлению, Низшая засмеялась:

— Я знаю, как вы меня видите! Я могу подождать.

Так и не забрав зонтик, она вернулась на плед. А Винсент больше не мог оторвать от неё глаз.

Тогда, на закате дня в городском парке она была приглушённо миловидной, а печать проклятия едва заметна: вечер — время Низших. Сейчас полуденное солнце, безжалостно высвечивающее все недостатки внешности обычных людей, облекло её в сияющие одежды богини, проклятие же чернело возле сердца огромным пауком.

— Мне нравится ваша картина, — заметила Низшая, разглядывая брошённый этюд, прислоненный к дереву. — Вы видите мир так же, как его видят carere morte.

— Неужели?

— Да. Только многие бессмертные боятся поверить своим глазам.

Больше она ничего не сказала. Несколько минут прошли в смешном, каком-то обиженном молчании, и Винсент решился перейти в наступление.

— Простите меня за нападки. Мой дар позволяет видеть carere morte, но часто я бываю слишком чувствителен к тёмной стороне их сути и напрасно забываю о другой, светлой. Я даже не представился вам…

— Винсент Марк Линтер, — улыбнулась девушка. — Я помню тебя, маленький Винсент. А ты помнишь Линду Флагро?

Линда! Старшая дочь барона Флагро. Последние годы она жила где-то в столице, но прежде они встречались: на детских праздниках и балах Короны. Правда, Линда, старшая на три года, не обращали внимания на Винсента. Они говорили всего один раз, то ли в шутку, то ли серьёзно…

— Я рассказывал тебе, как укрепить защиту дома, а ты обзывала меня фантазёром, — сказал Винсент. — Я помню! А помнишь, я нарисовал тебе карту Короны? Налево от Несса дома, где carere morte есть в каждом поколении, направо дома, где в каждом поколении охотники, а два ближайших к реке дома, оба на "ф" — Фаберы и Флагро, придерживаются нейтралитета. Что же ты наделала, Линда? Теперь моя карта бесполезна…

— Я уже не Флагро, — глаза Низшей смеялись.

Он окончательно оставил этюд. Они беседовали целый долгий час. Винсент подобрал зонтик и укрыл им Линду, по-прежнему храбро делавшую вид, что ей нравится быть на солнце. Потом девушка ушла, запретив себя провожать. Юноша всё же последовал за ней в отдалении. И увидел лишь, как Линда садится в экипаж с гербом баронов Меллисов, ожидающий её у дороги.

"Должно быть, она — супруга младшего из баронов", — подумал он и вопреки всем законам и правилам почувствовал не разочарование и принятие. Это было нетерпеливое ожидание новой встречи.

"Меллисы — друзья Меренсам. Линда будет на дне рождения Софии, — он вздохнул. — Придётся и мне пойти…"

В конце концов, кто как не он укажет гостям Бала, кого следует опасаться? А мечта Софии о бессмертии останется мечтой. Всегда можно припугнуть дикаря карой Владыки за обращение несовершеннолетней! Бал-маскарад предполагает легкомысленное, вольное общение. Он получит возможность ещё раз встретиться с Линдой.

"Почему раньше я не пробовал исцелять Низших? Это должно быть проще: их проклятие не так сильно. Эксперимент продолжается", — запоздало оправдался он перед собой.