ПОЛКОВОДЕЦ-КОММУНИСТ. И. Х. Баграмян
Герой Советского Союза маршал Советского Союза И. Х. Баграмян
Мне посчастливилось знать Иону Эммануиловича Якира, служить под его начальством, встречаться и беседовать с ним.
Впервые я увидел его в 1925 году в Ленинграде, где учился на Курсах усовершенствования командного состава кавалерии. Иона Эммануилович, в то время начальник Управления военно-учебных заведений Красной Армии, выступил с короткой речью о наших задачах по окончании курсов. На трибуне появился совсем еще молодой человек в скромной гимнастерке, без орденов.
В то время я очень мало знал о славном боевом прошлом Якира, но речь его выслушал с огромным вниманием, так как говорил он настолько просто и увлекательно, что все мы сидели как завороженные. И мне, пожалуй, впервые стало жаль, что собрание так быстро закончилось и надо расходиться.
После этой встречи в течение почти десяти лет наши служебные пути, как говорится, не пересекались. Конечно, о Якире, командующем войсками крупного округа, я много слышал, но в моем сознании сохранилось от первой встречи лишь такого рода впечатление: молод, обаятелен, остроумен, энергичен, хороший оратор — и все. Однако это было далеко не полное представление о нем. В этом я убедился при более близком знакомстве с Якиром в 1934 году, после окончания Военной академии имени М. В. Фрунзе.
Собственно, более близкое знакомство началось еще до непосредственной встречи с ним, в поезде Москва — Киев. Это было в конце лета. Приближавшаяся осень напоминала о себе и частыми дождями, и холодными ветрами, и пожелтевшей листвой... Может быть, еще и поэтому хотелось поскорее уехать на Украину, где предстояло служить, применять на практике знания, полученные в академии.
В одном купе со мной ехали мои друзья по академии Л. М. Сандалов и В. С. Аскалепов. Четвертым пассажиром нашего купе, вскочившим в вагон уже в момент отправления поезда, оказался мой старый товарищ по Курсам усовершенствования командного состава кавалерии Владимир Иванович Чистяков.
Как всегда бывает в таких случаях, раздались возгласы взаимного удивления, посыпались вопросы. Оказалось, что мой старый друг командует бригадой в Украинском военном округе, в который направлялись и мы.
Завязался разговор об армейских делах, о предстоящей службе.
Мы попросили Владимира Ивановича рассказать, как живется и служится в округе, о командующем.
Чистяков был на Украине старожилом: воевал там еще в годы гражданской войны. Он восхищался ее безграничными просторами, столь благоприятными для применения конницы. Когда же мы еще раз спросили его о Якире, Чистяков на минуту задумался, а потом взволнованно заговорил:
— Эх, друзья мои!.. Для вас Якир — всего-навсего один из будущих старших начальников, а для меня... — Он сделал паузу, подыскивая нужные слова, и вдруг с воодушевлением закончил: — Для меня Иона Эммануилович — человек совершенно особенный. Не улыбайтесь, пожалуйста, что я, старый конник, так восторгаюсь им. Когда вы его узнаете поближе, перестанете удивляться.
Мы не ожидали от бывалого кавалерийского комбрига такой чуть ли не юношеской восторженности, а он со все большим увлечением рассказывал о Якире: как скромный студент вырос в крупнейшего военачальника Красной Армии, стал легендарным героем, перед чьим умом, храбростью и энергией преклонялись даже такие прославленные воины, как Григорий Иванович Котовский.
Поезд нес нас все дальше и дальше. Дробно стучали колеса, мелькали огни вокзалов и полустанков, а мы, слушая Чистякова, совсем забыли о сне.
Рассказывая об интересных фактах из жизни Якира, убедительно свидетельствовавших о его исключительном мужестве, бесстрашии и редком самообладании, бывший котовец подчеркивал:
— Понимаете, храбрость и самообладание Якира в бою отличаются от храбрости других героев. Возьмем, к примеру, Котовского. Даже во внешнем облике Григория Ивановича все как-то сразу подчеркивало: это — герой! А у Якира и во внешности, и во взаимоотношениях с товарищами, и в поступках сквозит необычайная скромность. Самые геройские дела он делает уж очень просто, незаметно, обыденно, как само собой разумеющееся. И не выносит, если кто-нибудь упоминает о его заслугах.
Чистяков, помню, особенно восхищался поразительным природным военным дарованием Якира, его редким личным обаянием и исключительной силой воли. Ведь Иона Эммануилович, не зная даже азов военной службы, сумел за очень короткий срок стать полководцем. Подчеркивая высокую военную одаренность Якира, рассказчик говорил:
— Заметьте, друзья, почти все наши крупные военачальники имели к началу гражданской войны какую-нибудь военную подготовку: Чапаев к тому времени долго командовал взводом на германском фронте, Лазо окончил школу прапорщиков, Тухачевский, Уборевич, Егоров имели довольно приличное военное образование и уже послужили на офицерских должностях. А Якир? Никакой военной подготовки, никакого боевого опыта! А воевал так, что можно только удивляться.
— Обратите внимание еще на одно обстоятельство,— продолжал Чистяков, довольный тем, что нашел в нас внимательных слушателей. — Частенько случалось, что войска попадали в критическое положение и отступали; среди бойцов вспыхивало недовольство и даже недоверие к командирам. Возьмите хотя бы поход знаменитой Таманской армии. А у Якира получалось наоборот. Во время похода Южной группы, когда войска то и дело оказывались в отчаянном положении, авторитет Якира, доверие к нему непрерывно возрастали. Было окружение, на каждом шагу грозила гибель, каждый километр пути приходилось отвоевывать с боем, люди все дальше уходили от родных мест. А Якиру верили, шли за ним и не сомневались, что придут к победе.
Свой рассказ Чистяков закончил поздно ночью, когда пассажиры соседних купе уже заснули. А мы еще долго сидели, взволнованные повестью о человеке, которого нам предстояло вскоре увидеть.
Позже мне приходилось не раз встречаться с участниками похода Южной группы. Их рассказы обогатили мое представление об этом действительно легендарном походе. В невероятно тяжелых условиях, отрезанные от своих войск, окруженные многочисленными врагами, бойцы и командиры 45, 58 и 47-й дивизий, ослабленных предыдущими боями, проявили необычайное мужество и вписали в историю гражданской войны одну из наиболее ярких страниц. Все, кто рассказывали об этом героическом походе, отдавали должное членам Реввоенсовета Южной группы Я. Б. Гамарнику, В. П. Затонскому, Л. И. Картвелишвили и в первую очередь, конечно, командующему Ионе Эммануиловичу Якиру.
Прибыв в Киев, мы разыскали штаб округа, представились начальнику отдела кадров. Тот уточнил некоторые детали прохождения нами службы. В конце беседы мы спросили, можем ли выезжать в свои соединения. Начальник отдела кадров задумался, а потом сказал:
— Вам придется на два-три дня задержаться в Киеве. Командующий выехал в авиационные части, и, пока не вернется, отпустить вас не могу. Товарищ Якир обязательно захочет побеседовать с вами. Так уж у него заведено.
Ждать пришлось недолго: на следующий день из отдела кадров предупредили, что в двенадцать дня нас примет командующий.
В приемную мы пришли задолго до назначенного часа. Нас встретил невысокий седеющий командир с одной шпалой — адъютант командующего Захарченко, бывший конник. Узнав, что мы его товарищи по роду войск, он проявил исключительную предупредительность.
Ровно в двенадцать адъютант широко распахнул двери и жестом пригласил нас в кабинет командующего.
Высокий моложавый командир поднялся из-за большого стола и сделал несколько шагов нам навстречу. Пристально разглядывая нас, он молодым звонким голосом произнес:
— Здравствуйте, товарищи! Поздравляю вас с успешным окончанием академии.
Затем придвинул стоявший поблизости стул, предложил нам сесть рядом, но тут же извинился: адъютант принес какую-то срочную бумагу на подпись. Пока Якир читал ее, я с любопытством и волнением внимательно рассматривал его. Якир выглядел моложе своих тридцати семи лет. Прекрасная вьющаяся шевелюра цвета воронова крыла в сочетании со смугловато-бледным лицом придавала всему его облику несколько суровый, мрачноватый вид. Но карие, почти золотистые, умные и ласковые глаза, лукаво щурившиеся, смягчали это впечатление. А когда начинал говорить, лицо его еще более оживлялось, приобретало добродушное выражение.
Отпустив адъютанта, Иона Эммануилович стал расспрашивать нас об академии, о прошлой службе, о здоровье, о семьях. Сначала все мы отвечали коротко, односложно, но Якир сумел вовлечь всех в оживленный разговор. Начав с личной жизни и учения, мы незаметно перешли к тактике и оперативному искусству, а затем и к делам международным. Видимо, к концу нашей беседы Якир сумел составить некоторое представление о нашем военном и политическом кругозоре.
Нельзя было не заметить изумительной способности Ионы Эммануиловича быть внимательным к собеседнику. Даже самые несущественные, на наш взгляд, ответы, например о делах семейных, он выслушивал очень терпеливо и своими репликами, окрашенными тонким юмором, создавал атмосферу непринужденности.
Когда в ходе разговора мы коснулись событий, происходивших в Германии, я заметил, что нам, видимо, в недалеком будущем придется столкнуться с германским фашизмом. Якир сразу посуровел лицом, задумался, затем ответил:
— Вы правы, товарищ Баграмян. Фашизм — безусловно наш злейший враг. И рано или поздно с ним придется столкнуться. Не видеть этого может только слепец. Но я знаю Германию не только по газетам, я там бывал, учился. В Германии сильная и авторитетная коммунистическая партия, и, пока она влияет на народные массы, на немецкий рабочий класс, пока немецкий народ не будет одурачен, Гитлер вряд ли сможет подняться против Советского Союза.
— А удастся ли ему одурачить весь народ?— спросил я.
Иона Эммануилович пристально взглянул на меня и пояснил:
— Не исключено, что на короткое время фашисты смогут обмануть народ, несмотря ни на его революционные традиции, ни на влияние компартии. Но, конечно, долго так продолжаться не может. Авраам Линкольн говорил: «Иногда удается дурачить народ, но только на некоторое время; дольше — часть народа; но нельзя все время дурачить весь народ». Хорошо сказано!..
Международные вопросы, как я понял, сильно занимали Якира. Он подробно, не жалея времени, делился с нами своими соображениями о возможности вооружения Германии с помощью англо-американских монополий, о реальной угрозе со стороны императорской Японии, которая вплотную подобралась к нашим дальневосточным границам и к дружественной нам Монгольской Народной Республике.
Коснувшись ближайших задач войск округа, Иона Эммануилович заинтересовался, насколько широко слушатели академии изучали тактику наступательного боя и глубокой операции с массовым применением танков и авиации. Из его замечаний мне стало ясно, что сам Якир — горячий сторонник этих наиболее прогрессивных форм боевых действий и целиком разделяет взгляды таких пионеров советской военной теории, как М. Н. Тухачевский, В. К. Триандафилов, А. И. Егоров, А. И. Седякин. Я сказал ему, что начальник академии Борис Михайлович Шапошников уделяет серьезное внимание этим важнейшим оперативно-тактическим проблемам.
Удовлетворенный моим рассказом, Иона Эммануилович воскликнул:
— Как хорошо, что наша армия молода не только годами, но и духом! Как хорошо, что у нас мало сторонников отживших оперативно-тактических догм! Естественно, что среди старых специалистов еще попадаются и такие, но не они, к счастью, делают погоду. Думаю, в оперативно-тактическом искусстве мы впереди армий самых крупных капиталистических стран.
Якир с большой теплотой отозвался о Триандафилове и Иссерсоне, которых хорошо знал и относил к наиболее талантливым молодым советским военным теоретикам, умеющим в разработке оперативного искусства сочетать глубокое знание форм вооруженной борьбы с марксистско-ленинской теорией.
С чувством искреннего сожаления Иона Эммануилович заметил:
— Как жаль, что нелепая смерть вырвала из рядов нашей армии Василия Кириаковича, одного из ее самых талантливых и глубоко мыслящих военачальников...
Конец нашей продолжительной беседы неожиданно огорошил меня, так как прозвучал своеобразной «панихидой» по коннице. А ведь я и Аскалепов были кавалеристами!
Обращаясь к нам обоим, Якир заявил:
— Вам предстоит служить в замечательном кавалерийском соединении. Второй кавкорпус — детище Григория Ивановича Котовского. Многие командиры и сам комкор Криворучко — воспитанники и прямые последователи Котовского. У них много самобытного, много странностей, им часто не хватает теоретической подготовки, но дело свое они знают и любят всей душой.
Якир на мгновение задумался, а затем продолжал:
— Я сам стал командиром во время гражданской войны, и, честно признаюсь, кавалерия мне по сердцу. Но... — Он вздохнул и развел руками. — Но, как ни горько сознавать, это — отживающий род войск. Постепенно, с ростом моторизации и механизации армии, конница будет сходить со сцены.
Наш друг Сандалов торжествующе поглядел на меня и Аскалепова: ведь его-то, Сандалова, направляли в механизированные войска. А я, видимо, не мог скрыть своего огорчения. Якир заметил это и успокоил нас:
— Не печальтесь! Придет время — вы смените коней на бронированные машины и танки и, если понадобится, с не меньшей кавалерийской лихостью поведете их на врага... Что касается меня, — добавил он после короткого раздумья,— то я мечтаю увеличивать механизированные войска.
Время прошло незаметно, командующего ждали другие дела. Об этом напомнил вошедший в кабинет начальник штаба округа Д. А. Кучинский (впоследствии первый начальник Академии Генерального штаба). Якир познакомил нас с ним, затем пожелал успехов в службе и личной жизни и тепло попрощался.
Через два дня я представился в Житомире знаменитому кавалеристу Николаю Николаевичу Криворучко. Когда я доложил, что был на приеме у командующего, Криворучко заговорил тепло, душевно:
— Радуйся, хлопче. Ты говорил с человеком, о котором когда-нибудь будуть песни складывать. Григорий Иванович Котовский и я от начала до конца гражданской прошли под его началом. Ни душой, ни воинскими доблестями краше его пока не встречал командира.
Криворучко поднял глаза на портрет Котовского, вытянул вверх указательный палец и проговорил:
— Сам Григорий Иваныч добре уважал его. Мало сказать, уважал. Дуже крепко любил!.. Вот послухай, если понять хочешь, одну историю. Про Южный поход слыхал? Добре. Прискакал однажды при мне к Котовскому конник, весь исполосованный саблюками. С седла свалился прямо на руки наших ординарцев и чуть слышно прошептал: «В Глуховцах... Начдива окружили петлюровцы...» До того местечка километров пять. Туда, как мы узнали потом, прорвалась петлюровская банда. Услыхал эти слова Григорий Иваныч и аж побелел от ярости. Одним махом вскочил на коня и, не говоря ни слова, как бешеный помчался в сторону Глуховцев. Беда, думаю, там — Якир, а тут еще Котовский... Сколько петлюровцев — неизвестно, как бы не порубали обоих. Я — в седло, еле догнал Котовского, кричу: «Товарищ комбриг! Давайте вышлем разведку, а я тем временем соберу несколько эскадронов». Куда там! Даже не оглядываясь, Григорий Иваныч рычит: «Опоздаем... Вперед!..» На наше счастье, по пути встретился взвод из нашей бригады, возвращавшийся с разведки. Я дал сигнал — конники повернули вслед за комбригом. Мчались мы, аж ветер свистел в ушах. Подоспели вовремя. Якир с несколькими оставшимися в живых командирами и бойцами едва отбивался от наседавших со всех сторон бандюг...
Криворучко неожиданно замолк, снова посмотрел на портрет Котовского, словно хотел получше восстановить в памяти картину давнего прошлого, и продолжал:
— Понимаешь, друже, как обрадовался Григорий Иваныч, когда увидел, что начдив Якир жив! Гимнастерка на нем вся посечена осколками гранат, а сам стоит перед нами, будто ничего и не случилось — улыбается, да и только. «Спасибо вам, друзья, — говорит он своим, как всегда, спокойным тоном, — а теперь докладывайте обстановку на фронте бригады». Вот он какой был в бою, Якир, вот как мы берегли его! Понимаешь?
— Понимаю.
— Значит добре, служить будешь как надо.
Уже позже, когда втянулся в свои служебные дела, я убедился, что именно искренней привязанностью к Якиру объяснялся страх этого известного своей отвагой командира перед перспективой получить замечание от командующего округом или приглашение для беседы по душам, как выражался Николай Николаевич, «на чашку чая». Якир вообще не любил шумные «разносы» провинившихся командиров.
— Лучше получить десять письменных «строгачей», — говорил Криворучко, — чем хоть раз вот так «почаевать». За чаем Иона Эммануилович всю душу вывернет наизнанку.
В Киевском военном округе я прослужил почти три года. На длинном воинском пути это совсем небольшой отрезок времени. Но в моей жизни он занимает особое место.
Служба в войсках, которыми командовал Якир, была своеобразной академией воинского воспитания и оперативно-тактического мастерства. Не случайно важнейшие маневры и крупные опытные общевойсковые учения с отработкой самых важных оперативно-тактических вопросов проводились в то время в Киевском военном округе.
И. Э. Якир был больше практиком, чем теоретиком военного дела, но вряд ли кому-нибудь уступал в знании теории. Те новые наметки и мысли, которые еще, как говорится, витали в воздухе и терялись в потоках туманных предположений и вокруг которых разгорались теоретические дискуссии, Иона Эммануилович всегда успевал проверить на практике: в боевой подготовке частей, на учениях, в процессе командирской учебы. Ярый враг всякой рутины, он стремился подхватывать все новое в самом зародыше и, если оно было стоящим, ценным, добивался его практического применения.
Маленький пример.
Один из командиров штаба, Баркарь, предложил проект подрывной машины для разрушения железнодорожного пути. Применение новой машины сокращало потребность в обслуживающем персонале и втрое ускоряло процесс разрушения путей. Проект Баркаря долго не находил поддержки. Тогда изобретатель решился обратиться непосредственно к командующему округом. Якир пригласил к себе специалистов из инженерных войск. Выслушав изобретателя и специалистов, Иона Эммануилович предложил немедленно помочь автору изобретения осуществить его проект, самому Баркарю объявил благодарность и, зная, что он охотник, подарил ему охотничье ружье.
Припоминаю и другой случай.
В то время среди авиаторов округа господствовало мнение, что истребитель И-5 вывести из плоского штопора невозможно. Такое мнение тормозило совершенствование высшего пилотажа, и это серьезно беспокоило Якира. Иона Эммануилович часто вызывал к себе летчиков, беседовал с ними, пытаясь добраться до истины.
Командир эскадрильи П. С. Осадчий попросил у командования ВВС разрешения выполнить плоский штопор и тем самым опровергнуть это мнение на практике. Командование ВВС посчитало эксперимент рискованным и запретило его. Дело дошло до Ионы Эммануиловича. Он вызвал Осадчего, внимательно выслушал его и разрешил провести опыт.
Осадчий блестяще опроверг отсталый взгляд. Якир был очень доволен. Он приказал командующему ВВС округа Ингаунису командировать Осадчего во все авиационные соединения с тем, чтобы тот продемонстрировал летчикам-истребителям технику выполнения плоского штопора.
Вот так, по крупицам, собирал Якир все новое в военном деле и открывал ему «зеленую улицу».
Иона Эммануилович очень дорожил опытом гражданской войны, но относился к нему творчески. Любя кавалерию, он предвидел ее скорый закат и прилагал все силы к развитию мотомеханизированных войск. Совсем не случайно значительная часть первых крупных механизированных соединений Красной Армии была создана именно на Украине. И первым стрелковым соединением, переформированным в 1933 году в мехкорпус, явилась знаменитая 45-я Краснознаменная Волынская дивизия — любимое детище Якира.
Несмотря на огромную загруженность партийной и государственной деятельностью, Якир очень хорошо знал жизнь войск. В соединениях округа он был частым гостем. За первый год моей службы в должности начальника штаба 5-й кавалерийской дивизии Якир не менее трех раз наведывался к нам. Каждый его приезд был связан с проведением какого-нибудь важного мероприятия в боевой подготовке или партийно-политической жизни. Не было случая, чтобы Якир не выступил перед командным и политическим составом с докладом или не поговорил по душам с бойцами. И сами его доклады превращались в оживленную беседу. Вначале он кратко разъяснял внутреннее и международное положение Советского Союза, рассказывал о ближайших задачах войск, а затем отвечал на многочисленные вопросы, интересовавшие командиров и политработников. Если же возникали претензии к службам округа, он требовал ответа от присутствовавших здесь же начальников служб.
Приезжая в дивизию, Якир лично вникал во все стороны боевой и политической подготовки. Прежде всего его интересовало политическое воспитание красноармейцев и командиров. Он подчеркивал, что основное преимущество Красной Армии перед армиями капиталистических стран (при равном уровне боевой подготовки) состоит в высокой политической сознательности ее бойцов и командиров.
— Если мы не будем постоянно проявлять заботу о политическом воспитании Красной Армии, — часто говорил Якир, — то она лишится своего главного преимущества и превратится в обычную армию.
При всей своей сдержанности и деликатности Иона Эммануилович ополчался против тех командиров, которые считали, что сначала бойца нужно научить ходить, стрелять, переползать, перебегать и прочим премудростям тактики одиночного бойца и лишь потом думать о его политическом воспитании. Командиров, утверждавших, что с новобранцами надо начинать не с бесед на политические темы, а с метания гранаты, он называл аполитичными делягами.
— Приучить молодого красноармейца подчиняться требованиям строгой воинской дисциплины нельзя, если не направлять его волю в нужную сторону, — учил Якир.— Воспитательная работа не исключает и мер принуждения, но убеждение — главное.
Проявляя постоянную заботу об улучшении партийно-политической работы и укреплении сознательной воинской дисциплины, Якир ежедневно, ежечасно приковывал внимание командиров и к повышению технической оснащенности и боевой готовности войск. Ясно понимая тесную зависимость мощи армии от экономики, он активно выступал за линию партии на индустриализацию и коллективизацию страны.
В период коллективизации на Украине были допущены некоторые ошибки, в связи с чем возникали существенные трудности. На политических занятиях красноармейцы, пришедшие из деревни, задавали много острых вопросов. Некоторые политработники пытались уйти от теневых сторон практики коллективизации, сглаживали «острые углы» и говорили только об успехах в сельском хозяйстве. Обращаясь к ним, Якир говорил:
— Если пропагандист или агитатор пытается уйти от правды жизни, грош ему цена. Не уподобляйтесь страусу, прячущему голову под крыло, чтобы не видеть опасности. Не обходите трудности в нашем движении. Не бойтесь правды. Вырабатывайте в себе большевистскую прямоту.— И добавлял: — Если командир или политработник отделывается общими фразами, это говорит об одном: он слабо подготовлен в идейно-теоретическом отношении. Чего стоит такой командир или политработник, можете судить хотя бы по такому примеру. У политрука товарища Слюсаренко, из полка связи, я спросил: чем определяются сейчас политические настроения ваших курсантов? Он бодро ответил мне: «Теми директивами и решениями партии, которые мы сейчас имеем».
Все слушавшие Якира дружно захохотали. А он, пряча улыбку, заключил:
— Вы сами понимаете, такой «хромой» пропагандист, не умеющий ответить на поставленные жизнью вопросы, не способен рассеять нездоровые настроения.
Сам Иона Эммануилович был замечательным пропагандистом, не боявшимся говорить с массами на любые злободневные темы. В то время, помню, повысили цены на хлеб. Это произошло уже после окончания коллективизации. Некоторые командиры и политработники избегали беседовать с бойцами на эту щекотливую тему. А Якир лично выступал в частях, прямо разъяснял, чем вызвано повышение цен и почему оно необходимо.
Не только в войсках, но и среди населения Украины Якир пользовался исключительно большой популярностью и, я бы сказал, искренней любовью. И не только потому, что он был одним из героев гражданской войны. Не менее важная причина авторитета этого замечательного военачальника заключалась в том, что он был настоящим коммунистом-ленинцем. Он был исключительно человечен, доступен и отзывчив. Держался с людьми просто, по-товарищески.
Бойцы и командиры, особенно молодые, только начинавшие службу, всегда чувствовали его внимание и заботу. Бывая в войсках, он обязательно интересовался, как кормят бойцов, как устроен их быт, как живут командиры и их семьи. Крепко доставалось тем начальникам, которые не интересовались солдатским бытом.
В одном из своих приказов он сурово предостерег: «Предупреждаю, что за допущение безобразий в постановке питания бойцов и командиров виновные будут строжайше наказаны, вплоть до предания суду».
Якир старался принять каждого вновь прибывшего в округ командира и политработника, побеседовать с ним, ободрить его в начале служебного пути. Он готов был в трудную минуту прийти на помощь любому из них.
В августе 1936 года жена одного командира взвода позвонила Якиру на квартиру и, плача, пожаловалась на бессердечное отношение к ней. Ее тяжело заболевшего ребенка нужно было срочно отправить в больницу. Она попросила легковую машину у одного начальника, у другого, у третьего— все отказали, рекомендуя обратиться в скорую помощь. Она побежала к фельдшеру батальона. Тот заявил ей, что сменился с дежурства, устал и никуда не пойдет. Почему отчаявшаяся мать решила дозвониться командующему округом? Да потому, что знала: он в помощи не откажет.
Выслушав женщину, Якир обещал немедленно принять меры. Прошло очень короткое время, и за ребенком примчалась санитарная машина. Утром, придя в свой кабинет, Иона Эммануилович приказал адъютанту справиться о состоянии больного ребенка. Только услышав, что ему стало лучше, Якир успокоился и занялся служебными делами.
Корень всех бед в работе с людьми Якир видел в недостатке внимания к партийно-политической работе, к воспитанию личного состава. Сам же занимался этим повседневно. Не случайно в 1934 году Якир потребовал для обслуживания сборов «приписников» привлечь радио, кино, лекторов-пропагандистов из партийных и общественных организаций, пригласить видных писателей Украины, артистов. Один только окружной театр в период сборов дал свыше ста спектаклей и концертов. При этом командующий округом сам проявлял большое внимание к репертуару театров и программам концертов.
Первостепенное значение придавал он бдительности.
На горизонте тогда появились уже зловещие тучи фашизма. В одном из своих выступлений Иона Эммануилович говорил о том, что к воспитанию бдительности нельзя подходить формально. В некоторых частях и соединениях читается много отвлеченных, декларативных лекций и докладов, а на практике проявляется элементарная слепота.
Он рассказал, как штаб артполка 14-й кавдивизии принял в полк неизвестного человека, назвавшего себя Ивановым. Последний объяснил, что в полк его направил хабаровский военкомат, а документы он якобы потерял в дороге. Штаб полка без какой-либо проверки, даже не пропустив через карантин, немедленно зачислил «Иванова» в одну из батарей. А через десять дней неизвестный скрылся. Чего же стоят лекции и доклады, если на деле о бдительности забывают!
Призывая к бдительности, Иона Эммануилович предостерегал от излишней подозрительности и необоснованных обвинений:
— Не всякому слуху верь. Уважай человека, доверяй и проверяй. Хороших у нас больше, чем плохих. К врагу будь беспощаден, к другу внимателен. Умей отличать друга от врага.
Высоко ценил Якир дружбу бойцов с трудящимися. Шефской деятельности он придавал большое политическое значение и был непримирим к тем, кто видел в шефских связях лишь материальную выгоду. На весь округ опозорил Якир командира одного полка, который однажды направил двенадцать командиров в окружающие села, совхозы и МТС с задачей достать, в порядке помощи, что можно и что удастся. На совещании командно-политического состава округа командующий резко осудил такую уродливую форму дружбы с трудящимися.
Он сурово порицал командиров, славившихся в частях своей так называемой «хозяйственной жилкой», о которых обычно чуть ли не с гордостью говорили: дескать, всё могут достать, даже «птичье молоко». Якир буквально преследовал «доставал», считая, что хозяйственное благополучие части, подразделения, основанное на принципе «достать любой ценой», разлагающе действует на личный состав, толкает командиров на нечестные махинации.
В беседе с командирами и политработниками 5-й кавдивизии Иона Эммануилович однажды заявил:
— Принцип «достать любой ценой» губителен. Люди — от красноармейца до командира — разлагаются, начинают хватать все, что плохо лежит, и опускаются даже до воровства.
И он тут же привел свежие факты из жизни дивизии: командир эскадрона 26-го кавполка Шаповалов, желая «достать любой ценой», вывез со стройучастка два ящика стекла; а начальник боепитания того же полка Колесников приказал снять с государственной линии электропередачи два километра высоковольтного провода.
— И что печальнее всего, — добавил Якир, — эти командиры считают себя чуть ли не героями: как же, ведь они старались для своей части. Такая практика хозяйствования преступна.
Якир рассказал также, как один командир полка, чтобы добиться хороших результатов в стрельбе, «по знакомству» с директором патронного завода стал «доставать» боеприпасы в неограниченном количестве.
— И посмотрели бы вы, — с грустью сказал командующий,— как удивился этот командир, когда вместо благодарности я объявил ему выговор и запретил впредь всякие незаконные сделки за счет государства. Народную копейку надо беречь, хозяйничать инициативно, но честно.
Будучи безусловным сторонником воспитания Красной Армии на основе наступательной стратегии, Якир считал, что агрессор на первых порах может оказаться сильнее и поэтому войска приграничных округов должны опираться на заранее подготовленные мощные оборонительные рубежи. Этому наиболее соответствовали бы, по его мнению, укрепленные районы, построенные не только вдоль границы, но и в глубине. И он с энтузиазмом взялся за строительство сети укрепленных районов на Украине. По его инициативе форсировано строились и оборудовались Киевский, Коростеньский, Летичевский, Могилевский, Ямпольский, Рыбницкий, Тираспольский, Новоград-Волынский и другие укрепленные районы. В начале Великой Отечественной войны эти районы могли бы сыграть большую роль: гитлеровские орды, натолкнувшись на мощный заслон, не смогли бы так быстро продвинуться вглубь нашей страны, если бы укрепления не разоружили и не демонтировали.
Каждый приезд Якира в войска ознаменовывался своего рода соревнованием между подразделениями. Бойцы и командиры старались отличиться перед своим командующим. Результаты обычно подводились здесь же, в поле, на стрельбище. Командующий лично поздравлял отличившихся и вручал им памятные подарки. Долго потом в частях шли разговоры об этом событии. Те, кого Якир поздравил и кому пожал руку, чувствовали себя настоящими героями.
Иона Эммануилович возмущался, когда узнавал, что командиры в частях не имеют времени на самообразование, и сурово отчитывал за это старших начальников.
— Вы не умеете руководить, — говорил он им, — не смотрите вперед. Если будете жить только сегодняшним днем, то не заметите, как очутитесь в хвосте, а потом и вовсе отстанете. А отсталых жестоко бьют на войне.
Он неустанно требовал, чтобы командиры учились, и всячески поощрял тех, кто настойчиво совершенствовал свои знания; разъяснял, что самообразование — основная, всеобъемлющая форма учебы.
— Если мы будем сидеть сложа руки и ждать, пока все пройдут через военные академии, то наши командиры превратятся в неучей.
В округе все время функционировали различные курсы подготовки и переподготовки командного состава. Курсы создавались даже в соединениях.
Иногда командиры, сами не учившиеся в военных академиях, проявляли к высшим военным учебным заведениям и их выпускникам некоторое пренебрежение, ценя лишь опыт. Они не понимали, что их природные способности, оплодотворенные прочными теоретическими знаниями, дали бы лучшие результаты на практике, помогли бы успешнее руководить войсками. Выступая против недооценки высшего военного образования, Якир однажды заявил, что командир, окончивший академию, подобен человеку, пробирающемуся через таежные дебри с компасом и картой. Он, конечно, может и ошибиться, но все же, если хорошо читает карту и умело пользуется компасом, обязательно найдет верное направление. А вот командир, не имеющий должного военно-теоретического багажа, полагающийся только на свой опыт, подобен таежному охотнику: пробирается тем же путем, однако руководствуется только своей памятью и интуицией. У каждого из них есть свои преимущества, но у первого — более надежная основа для уверенного движения вперед, чем у второго.
Сам Якир никогда не прекращал учиться. Можно без преувеличения сказать, что вся его недолгая жизнь — это своеобразная академия. Каждую свободную минуту он использовал для повышения своих знаний.
Начальник штаба округа Дмитрий Александрович Кучинский как-то рассказывал, что Якиру в конце двадцатых годов довелось учиться в одной из самых старых военных академий Европы — в германской академии генерального штаба. Он блеснул там такими способностями, столь выдающимся воинским талантом, что удивил даже президента Германии, старого фельдмаршала Гинденбурга. В знак уважения к «красному генералу» Гинденбург подарил Якиру на память основной труд Шлиффена «Канны», на котором сделал примерно такую надпись: «На память господину Якиру — одному из талантливых военачальников современности». Тогда же руководство рейхсвера попросило Якира прочитать германскому генералитету курс лекций о гражданской войне в России. Эти лекции вызвали у столь необычных слушателей огромный интерес.
Якир был всесторонне образованным военачальником. Он знал несколько иностранных языков. На маневрах 1935 года я видел, как он оживленно, без переводчика, обсуждал что-то с главами иностранных военных делегаций.
Командующий горячо поддерживал тех командиров, которые стремились получить высшее военное образование.
В 1936 году у нас была создана Академия Генерального штаба и округам предстояло выделить кандидатов в первый набор. Как это часто случается, некоторые начальники старались задержать на службе лучших командиров. Но Якир без колебаний дописал в список кандидатов фамилии тех, кого считал достойными быть в академии.
Хочется рассказать еще об одной весьма примечательной особенности И. Э. Якира как военачальника. Он был большим мастером организации и проведения войсковых учений и крупных маневров. Якир умел вносить в учения накал и динамичность подлинных боевых действий. Этому способствовало его стремление применять на маневрах новейшие достижения советского военного искусства, а также дух творчества и инициативы, который он настойчиво прививал войскам.
Мне довелось принять участие в двух крупных маневрах, проводившихся в Киевском военном округе в 1934 и 1935 годах. Каждое из этих учений по-своему оригинально и интересно. Особенно запечатлелись в моей памяти маневры 1935 года. Может быть, потому, что в предыдущих маневрах я принял участие, что называется, с ходу, прямо с академической скамьи, а в 1935 году уже освоился со службой и накопил кое-какой опыт.
На маневрах 1935 года отрабатывались действия конных и механизированных соединений при поддержке авиации. За «красных» выступала 3-я армия, в составе которой реально действовали стрелковый и механизированный корпуса, кавалерийская дивизия и отдельные танковые и авиационные части. На стороне «синих» действовала 5-я армия, которую реально представляли стрелковый и кавалерийский корпуса, отдельные танковые и авиационные части и воздушный десант — парашютный полк и подготовленные к высадке два стрелковых полка.
Замысел маневров Якир определил примерно так.
«Синие» наносят удар с целью разгромить войска «красных», обороняющихся на киевском направлении, и захватить город Киев. Им удается прорвать оборону и ввести в прорыв свою подвижную группу — кавалерийский корпус и механизированные части — в направлении Киева. Для нанесения удара по киевской группировке с тыла выбрасывается воздушный десант (дивизия). «Красные», обороняясь на своем правом фланге, одновременно сосредоточивают на левом крупные механизированные и кавалерийские силы, чтобы нанести удар во фланг и тыл прорвавшейся группировке «синих».
Командование войсками «синей» стороны было поручено И. Н. Дубовому, который только что был назначен командующим Харьковским военным округом. Его заместитель С. А. Туровский руководил действиями «красных».
Готовясь к маневрам, главный руководитель Якир развил такую кипучую деятельность, будто предстояли настоящие бои. Основное внимание он уделил действиям механизированных войск и высадке воздушного десанта.
Якир не терпел ненужной парадности и условностей на учениях. Перед началом маневров командир 7-го стрелкового корпуса Рогалев доложил ему, что 90-й стрелковый полк не готов к участию в воздушном десанте. Командующий не раз бывал в этом полку и хорошо знал его с лучшей стороны. Поэтому доклад командира корпуса удивил Якира.
— В чем дело? — спросил он.
— Все еще плохо со строевой подготовкой, — ответил Рогалев. — Неудовлетворителен торжественный шаг!..
Якир с улыбкой посмотрел на комкора:
— Да, это, конечно, серьезный недостаток. Но ведь, дорогой товарищ Рогалев, наши десантники будут наступать на противника вовсе не торжественным шагом.
Знакомясь с разработкой предстоящего боя истребительного противодесантного отряда с воздушным десантом, Якир обнаружил, что противодесантный отряд успевал заблаговременно выйти в район высадки парашютного полка и мог уничтожить его в момент выброски. Командир, отвечавший за проигрыш этого этапа, заявил, что соответствующими вводными он постарается задержать противодесантный отряд на 2—3 часа, пока не высадится парашютный полк. Якир категорически запретил это делать, указав, что на маневрах должно быть как можно меньше условностей. Если, например, «синие» своевременно обнаружат выдвижение противодесантного отряда и нанесут по нему удар, то это, безусловно, сможет задержать его выход в район высадки. А искусственная задержка его через посредников — недопустимая условность. Пришлось штабу руководства пересмотреть и лучше продумать разработку.
Огромная, скрупулезная работа, проделанная Якиром и его штабом по подготовке киевских маневров 1935 года, сказалась с самого начала. Действия сторон были разыграны весьма динамично, с полным учетом боевых свойств механизированных соединений и воздушно-десантных частей. Все расчеты оказались настолько реальными, что войска «воевали» в максимально приближенной к боевым действиям обстановке, без ненужных условностей и искусственного «натаскивания».
13 сентября 5-я армия «синих» прорвала оборону «красных» и, развивая успех, в сумерки передовыми отрядами прорвалась к реке Ирпень, протекающей западнее Киева. Передовым отрядам «синих» форсировать Ирпень не удалось, так как «красные» успели занять оборону на противоположном берегу.
Якир внимательно следил за развертывавшимися событиями и как опытный дирижер направлял войсковой «оркестр». В середине дня случился казус, который мог нарушить весь план: как только в прорыв начал входить 2-й кавалерийский корпус «синих», на его левом фланге сосредоточилась 9-я кавалерийская дивизия «красных» в готовности контратаковать.
Разведчики доложили командиру корпуса, что на левом фланге обнаружены крупные силы конницы. Н. Н. Криворучко, лихой комкор, вдруг начал проявлять излишнюю осторожность: он остановил свои соединения и стал ждать контратаки. А командир 9-й кавалерийской дивизии «красных» К. П. Ушаков в свою очередь тоже не решался атаковать, ожидая, что корпус Криворучко втянется и тогда кавдивизия ударит ему во фланг и тыл. Бездействие затягивалось. Никто не решался начать первым.
Доложили командующему. Он немедленно прибыл к Криворучко, выслушал его доклад об обстановке, спросил:
— Чего же вы ждете, Николай Николаевич? Я бы никогда не подумал, что вы, старый и опытный боевой командир, можете допустить такую нерешительность в действиях. До свиданья!
Якир сел в машину и поехал к Ушакову. Не успел он отъехать, как конница и мехчасти по сигналу Криворучко устремились вперед. Дальше все пошло точно по плану.
К вечеру для «синих» сложилась критическая обстановка. С одной стороны, «красные» ослаблены, а Киев — цель наступавших — буквально перед носом у «синих». В дальнейшем сопротивление «красных», несомненно, будет возрастать. Значит, надо немедленно продолжать решительное наступление на Киев. С другой стороны, впереди — занятая войсками «красных» река Ирпень, которую с ходу преодолеть не удалось. Соседи отстали. На подходе свежий стрелковый корпус, но 14 сентября войти в сражение он не успеет.
Командовавший «синими» И. Н. Дубовой, правильно оценив обстановку, решил использовать 14 сентября на подготовку к форсированию реки и перегруппировку, а с утра 15 возобновить удар на Киев. В порядке подготовки этого удара он наметил с утра 14 сентября выбросить в районе Бровары невиданный по тому времени воздушный десант — целую дивизию. Этот десант должен был захватить переправы через Днепр у Киева, а с утра 15 сентября содействовать наступлению главных сил ударом с тыла.
Выполняя приказ Дубового, командующий авиадесантной группой должен был силами парашютного десанта захватить аэродром и железнодорожную станцию в Броварах, обеспечить район высадки и затем высадить туда 43-й и 90-й стрелковые полки. Затем парашютный полк и десантируемые стрелковые полки должны были наступать, захватить мосты через Днепр в районе Киева и нанести удар по киевской группировке «красных» с тыла.
Командование «красных» своевременно разгадало замысел «синих» и в ответ решило предпринять активный контрманевр. Обороняясь по реке Ирпень на правом фланге, «красные» сосредоточили на своем левом фланге крупные механизированные силы (мехкорпус), чтобы нанести контрудар во фланг и выйти в тыл ударной группировке «синих». Предполагая высадку воздушного десанта, «красные» разработали три возможных варианта уничтожения «противника» силами мощного истребительного противодесантного отряда. Во всем: в продуманности принятых решений, в четкости действий войск — чувствовалась опытная и уверенная рука Якира.
Наступал кульминационный момент маневров.
В назначенный час крупные механизированные силы «красных», переправившись под прикрытием авиации через реку Ирпень, начали обходить кавкорпус «противника». Переправа была проведена блестяще и столь скрытно, что «синие» не сразу обнаружили ее.
В 11 часов 30 минут 15 сентября, когда туман, закрывавший тонкой пеленой долину реки, начал рассеиваться, «синие» неожиданно обнаружили переправившиеся танки «красных». Вышедшая в тыл «синих» механизированная группа сама оказалась вначале в весьма опасном положении. Определилась явная угроза удара ей во фланг и тыл со стороны нависшего над ее правым флангом 2-го кавалерийского корпуса «синих», усиленного значительным количеством танков. Однако и корпус Н. Н. Криворучко попал не в лучшее положение: на его открытый левый фланг нажимала кавалерия «красных» (9-я кавалерийская дивизия).
В этой сложной обстановке механизированная группа «красных» прикрылась от пехоты «синих» частью своих сил, а главными силами стала окружать и громить кавалерийский корпус. Сотни танков, ведя огонь на ходу, неудержимо ринулись в атаку, за ними двинулась мотопехота. «Синие» стали бросать в контратаку свои механизированные части, поддерживаемые авиацией и артиллерией. Но мехчасти «красных» оказались сильнее. Танки «красных» смяли мехчасти «синих».
В этот критический момент командир корпуса «синих» Н. Н. Криворучко быстро перегруппировал свои части и ударил во фланг мотопехоте мехкорпуса «красных». Однако командир этого корпуса своевременно выдвинул танковый резерв и умелым маневром главных сил охватил конницу железным кольцом танков. В это время на кавкорпус «синих» вдобавок обрушилась вся авиация «красных». Это было грозное и великолепное зрелище!
Лихих конников 2-го кавалерийского корпуса охватил подлинный боевой азарт, и они готовы были с одними клинками бросаться на танки, чтобы проложить себе путь. Учение достигло столь высокого накала, что находившийся на наблюдательном пункте нарком Ворошилов, смеясь, сказал Якиру:
— Давай отбой, а то они перебьют друг друга.
Так закончились маневры на этом участке. Мы все поспешили к месту высадки воздушного десанта. В 8 часов 15 минут бомбардировочная авиация «синих» ударила по Киеву и отвлекла истребительную авиацию «красных» на себя, а через 35 минут бомбардировщики и штурмовики нацелили удар по району высадки, в том числе и по аэродрому. Вслед за этим началась выброска парашютного десанта. Через час он уже занял Бровары. Но с захватом аэродрома запоздали, и поэтому первые воздушные корабли приземлялись в разгар боя за аэродром.
В 10 часов 12 минут, через 1 час 22 минуты после начала десантирования, приступил к посадке последний полк десантной дивизии.
В связи с тем, что истребители «красных» были отвлечены к Киеву, посадка 90-го стрелкового полка прошла спокойно. Когда же пошел 43-й стрелковый полк, то к месту его высадки подоспели истребители «красных». Однако авиация «синих» успела окружить свои десантные корабли надежным защитным кольцом.
Всего на парашютах было выброшено не менее 1200 человек. Выброска прошла исключительно организованно и кучно. Кроме десантников самолеты доставили шесть зенитных орудий, 76-миллиметровые орудия и автомашины. Авиация произвела высадку для того времени очень быстро: эскадрилья из 12 самолетов совершила посадку, высадку пехоты и взлет всего за 8—10 минут. Все десантирование заняло 1 час 50 минут.
Попутно замечу, что именно здесь впервые возникла мысль о необходимости привлекать местное население к борьбе с воздушными десантами.
17 сентября в Киевском государственном театре оперы и балета на разбор маневров собрался старший и высший командный состав, присутствовали также руководители Коммунистической партии и правительства Украины, военные делегации Чехословакии, Франции и Италии.
Разбор делал И. Э. Якир. Говорил он ярко, уверенно. В докладе дал блестящий анализ закончившихся манёвров и показал ясные перспективы дальнейшего развития современных войск.
— Киевские маневры, — сказал Иона Эммануилович,— убедительно показали, насколько сложен современный бой и насколько успешно овладели им наши командиры.
Якир оценил отличное взаимодействие авиации с танками, конницей и пехотой. Именно в этом он видел основу успеха боевых действий. Маневры, отметил он, продемонстрировали не только огромный скачок в техническом оснащении Красной Армии и боевой выучке ее частей, но и укрепление морального духа бойцов и командиров. На многочисленных примерах Якир показал, как бойцы и командиры ни при каких обстоятельствах не хотели покидать «поле боя». Об исключительно высокой выучке личного состава говорили факты: в маневрах участвовало свыше тысячи танков, много самолетов, но не произошло ни одной аварии и только несколько машин имели поломки, да и то на ремонт и возвращение их в строй не потребовалось более двух часов.
С гордостью отозвался Якир об авиаторах округа, показавших на маневрах блестящее летное мастерство.
Киевские маневры 1935 года вызвали восторженные отклики и у зарубежных военных деятелей. Руководитель военной делегации Чехословакии генерал Крейчи заявил:
— Мы поражены количеством проблем, исследованных на маневрах, на которых мы присутствовали с большим удовольствием и вниманием. На маневрах нашли массовое применение новые средства, новейший технический материал. Войска действовали в самых разнообразных условиях современной подвижной войны, в тесном взаимодействии всех родов.
Чехословацкую военную делегацию особенно поразило массовое применение парашютистов, высокий класс действий воздушного десанта, а также невиданные доселе масштаб и искусство боевого применения крупных механизированных войск.
В заключение генерал Крейчи сказал:
— Красная Армия пролагает пути будущей тактике, и в этом отношении она среди первых армий мира.
Не менее восторженно высказался и глава французской военной делегации генерал Луазо:
— Видел отличную, серьезную армию, весьма высокого качества и в техническом, и в моральном отношении. Ее моральный уровень и физическое состояние достойны восхищения.
В своей речи он высказал интересную мысль о техническом оснащении наших войск:
— Техника Красной Армии стоит на необычайно высоком уровне. Ваша техника самая современная, ибо она создана за последние три-четыре года, а европейским армиям долго придется «донашивать» технику и аппаратуру старых образцов. Ваш танковый парк поистине чудесен. Скажу откровенно, мы не прочь были бы обладать таким. Авиацией я восхищен. Парашютный десант, виденный мною под Киевом, я считаю фактом, не имеющим прецедента в мире. Парашютисты — это удивительный новый род войск.
Луазо был поражен любовью населения к своей Красной Армии. Он видел, как встречали киевляне возвращавшиеся с маневров войска.
Руководитель итальянской делегации генерал Монти присоединился к мнению своих коллег:
— Я буквально в восторге от воздушного десанта. На меня произвели большое впечатление ловкость и искусство, с которыми парашютисты выполнили такую ответственную и трудную задачу.
В маневрах следующего года мне уже не пришлось участвовать. В конце лета 1936 года меня вызвали в Киев. Выезжая в штаб округа, я даже не догадывался о причине вызова. Правда, Н. Н. Криворучко как-то говорил, что рекомендовал меня на должность начальника штаба корпуса. И я подумал: уж не по этому ли поводу со мной будут беседовать?
В назначенное время я был в приемной командующего и через несколько минут уже стоял перед Якиром.
Расспросив о моих личных делах, он неожиданно переменил тему:
— Мы прочим вас в начальники штаба корпуса, но сейчас появилась другая возможность — поучиться в Академии Генштаба. Выбирайте: останетесь — через два-три месяца будете начальником штаба корпуса, уедете — станете им позднее на два года.
Я попросил направить меня учиться. Якир, довольно улыбнувшись, сказал:
— Правильно решили. Начальником штаба корпуса вы обязательно будете, а вот дадут ли нам враги время на учебу, трудно сказать. Я бы и сам с удовольствием поучился в Академии Генерального штаба... если бы имел возможность.
Он встал и, крепко пожимая мою руку, посоветовал:
— Зря не теряйте времени. Учитесь упорно. А окончите — возвращайтесь.
Я вышел, предполагая, что теперь не скоро увижу этого умного, сердечного и обаятельного человека. Однако ошибся: снова встретился с ним осенью того же года.
Иона Эммануилович Якир и Иероним Петрович Уборевич, командовавший Белорусским военным округом, приехали в Академию Генерального штаба проводить со слушателями оперативно-тактические занятия. Оба они разработали задачи, в которые вложили новейшие идеи в области оперативного искусства и тактики. Занятия прошли очень интересно и закрепили за Якиром и Уборевичем репутацию превосходных знатоков оперативного искусства и блестящих методистов.
В академии больше всего было слушателей, прибывших из Киевского и Белорусского военных округов. Но и слушатели других округов прониклись любовью к И. Э. Якиру. В этом сыграла роль не только его естественная простота в обращении с людьми, но и высокая общая культура, знания, умение убедительно и ненавязчиво доказать любое положение военной теории.
Перед отъездом Якира из академии мы, слушатели, прибывшие из Киевского округа, явились к нему. Он встретил нас своей обычной милой улыбкой, расспрашивал об учебе, о настроениях и надеждах. В оживленной беседе час пролетел как один миг. Пожелав успехов и скорейшего возвращения в родной округ, Якир тепло простился с нами. Никому из нас не могло прийти в голову, что в эти минуты мы прощаемся со своим командующим навсегда.
Прошло всего несколько месяцев, наполненных тревогой, недоумением и горестными размышлениями... Безжалостная рука сразила почти весь цвет высшего командного состава Красной Армии. Мы потеряли много талантливых военачальников, в том числе и Иону Эммануиловича Якира. Эта страшная трагедия не укладывалась в сознании. Официальные сообщения вызывали лишь боль, но ничего объяснить не могли...
Никита Сергеевич Хрущев, хорошо знавший И. Э. Якира, в речи на встрече руководителей партии и правительства с деятелями литературы и искусства 8 марта 1963 года говорил о нем: «Это был крупный военачальник и кристальной чистоты большевик, трагически, безвинно погибший в те годы... На допросах товарищ Якир заявлял следователям, что арест и обвинение против него провокация, что партия и Сталин введены в заблуждение, они разберутся во всем этом, разберутся в том, что такие люди, как он, гибнут в результате провокаций».
XX и XXII съезды нашей партии сорвали покров тайны с этой чудовищной трагедии. Мы теперь знаем, что Иона Эммануилович Якир, стоя перед лицом смерти, до последнего вздоха сохранил глубокую веру в Коммунистическую партию, в торжество коммунизма. Он всегда будет жить в нашей памяти как верный товарищ, друг и наставник.
