Ледяной воздух обжигал Эндрю легкие, вырывался у него изо рта облачками пара. Мальчику хотелось убежать, хотелось видеть... хотелось знать.
Эндрю едва мог думать: так жестоко его трясло.
Однако клинок у горла и произнесенная шепотом угроза заставляли его хранить неподвижность. Потом дышать стало трудно, навалилась дурнота...
— Не пугайся, — сказал все тот же еле слышный голос. Человек, державший Эндрю, немного изменил позу; теперь кинжал касался кожи, но уже не врезался в нее. — Делай, как я говорю, и ты останешься в живых.
Большая рука зажала Эндрю рот, совсем перекрыв воздух. На мгновение мальчику показалось, что он сейчас задохнется, но потом рука упала, и он снова смог видеть и дышать.
— Сюда.
У Эндрю не было выбора; он мог только идти туда, куда вел его незнакомец: вокруг разрушенной мельницы, в непроглядную тень. Тонкий лунный луч осветил двух коней.
Если бы ему удалось крикнуть... Дженн и Финлей совсем близко... да и Мика тоже. Он же где-то рядом. Вместе они могли бы побороть этого...
В кустах под чьей-то ногой треснула ветка, и человек, державший Эндрю, замер на месте. Эндрю чуть не вскрикнул от облегчения, когда к ним кинулся Мика, держа в руке обнаженный меч. Но тут замер на месте и Мика; его лицо, хорошо вид-нос в лунном свете, было очень бледным, в широко раскрытых глазах застыло недоверчивое изумление.
При виде того, как опустился меч Мики, как Мика отступил на шаг перед похитителем, страх стиснул сердце Эндрю острыми когтями. На какой-то ужасный момент ночь оказалась заполнена молчанием. Потом Мика встряхнулся, поднял голову и спросил:
— Надолго?
— Настолько времени, сколько потребуется.
Мика кивнул и взглянул на Эндрю с выражением, которого тот не смог разгадать. Почему Мика ничего не предпринимает?
Почему прячет меч в ножны? Почему не защищает... разве не эту обязанность он взял на себя? Защищать Эндрю от любой опасности?
— Отправляйтесь, — сказал Мика, отступая еще на шаг, — пока не стало слишком поздно.
Незнакомец потянул Эндрю к коням, потом помедлил.
— Благодарю тебя.
— Не стоит. — Голос Мики был вовсе не таким суровым, как ему полагалось бы быть. — Вы не оставили мне выбора.
— Выбор... всегда был за тобой.
Прежде чем Эндрю успел еще раз вздохнуть, рука в перчатке легла ему на глаза, и больше он ничего не видел.
Когда он пришел в себя, единственным ощущением было движение, ритмичное, непрекращающееся. Голова Эндрю болела, видеть он ничего не мог, но зато мог слышать. Вокруг был лес, ветер шумел в голых ветвях; один конь нес его, другой скакал рядом, позвякивая сбруей.
Эндрю открыл рот и обнаружил, что может говорить.
— Кто вы? — Голос прозвучал хрипло, Эндрю закашлялся и сглотнул. — Куда вы меня везете?
Ответа не последовало.
Эндрю попробовал пошевелить руками. Они оказались привязаны к седлу, так же как и поводья. Хотя Эндрю сохранил достаточно свободы, чтобы удерживаться на спине коня, тело его не слушалось, головы повернуть он не мог и видел лишь непроницаемую мглу; это могло означать только одно...
Кровь Серинлета! Он в руках малахи!
И Мика позволил его захватить!
После всех разговоров о верности и предательстве...
— Теперь уже недалеко.
Эти слова вернули его к реальности. Эндрю быстро заморгал, стараясь что-нибудь разглядеть сквозь странный туман перед глазами. Способность видеть медленно вернулась, и Эндрю обнаружил, что находится в незнакомом лесу на каменистом склоне, где было много снега, а деревья росли редко.
Незнакомец придержал коней, а потом и остановил у укрытом от ветра месте под огромной скалой. За ней в небо уходила смутная тень, возможно, еще более высокий утес. Эндрю услышал, как его спутник спешился, обошел коней и приблизился к нему слева.
— Я сейчас освобожу тебя, но, пожалуй, на некоторое время руки у тебя останутся связаны. — Человек подошел совсем близко, развязал веревку, прикрепленную к седлу, и тут Эндрю наконец увидел его лицо.
Милосердная Минея!
Квадратный подбородок, ровные брови, черные волосы, падающие ниже плеч...
Он нисколько не изменился, он был точно таким, каким Эндрю его помнил...
Роберт поднял глаза, и Эндрю почувствовал, что зачарован этим взглядом.
— Ты меня помнишь. Это хорошо. Теперь ты можешь спешиться, но будь осторожен: ноги у тебя, наверное, затекли.
Эндрю хотел пошевелиться, но не мог. Только когда рука Роберта легла ему на плечо, тело Эндрю пробудилось. Он медленно перекинул ногу через седло и соскользнул на землю; руки его все еще оставались связанными. Эндрю посмотрел на веревку, потом снова поднял глаза на Роберта.
— Нет. Я не настолько доверяю тебе, чтобы думать, будто ты тут же не побежишь к своей матери, поэтому по крайней мере на некоторое время ты останешься моим пленником. Вот, выпей-ка.
Эндрю отшатнулся от поднесенной к его губам фляги.
— Ты в самом деле думаешь, что я тебя отравлю? — Сухой смешок утонул в лесной тишине. — С тех пор, как мы в последний раз виделись, я тысячу раз мог убить тебя... хотя это и не означает, что ты можешь мне доверять. Однако у нас впереди долгая дорога. Решай сам, не хочешь ли ты напиться. — С этими словами Роберт сунул флягу в руки Эндрю и отошел.
Мальчик и правда ужасно хотел пить. Он понюхал содержимое фляги... там, похоже, была обычная вода. Эндрю сделал маленький глоток, потом жадно напился. Роберт отобрал у него флягу и потянул за веревку, которой были связаны руки Эндрю. Мальчику пришлось идти за своим похитителем вместе с лошадьми; Роберт по каким-то ему одному известным приметам находил дорогу вверх по крутому темному склону.
Эндрю пытался не отставать, но он почти ничего не видел перед собой, поэтому не всегда мог сохранить равновесие. Он постоянно спотыкался, однако на ходу по крайней мере согрелся, да и веревка не врезалась ему в руки, если, конечно, он ее не натягивал.
Тропа извивалась по почти отвесному склону утеса, но Роберт ни разу не замедлил шага, не обращая внимания на то, как часто падает Эндрю. Мокрый снег скоро промочил его сапоги, и ноги Эндрю заледенели. Каждый шаг отдавался болью в голове, почти лишавшей мальчика возможности замечать окрестности. Когда удавалось, он поглядывал вверх, надеясь, что вершина уже близко, но она всегда оказывалась невозможно далекой, словно отступала вдаль и оставалась недостижимой, сколько бы часов или дней он к ней ни шел...
И вдруг, когда он уже перестал надеяться на конец своих мучений, подъем кончился, и Роберт позволил Эндрю немного отдохнуть, отдышаться и сделать еще глоток из фляги. Потом они двинулись дальше: вниз, потом опять вверх, пока не оказались на вересковой пустоши, открытой всем ветрам и дождю. Снега здесь почти не было, но почва оказалась сырой, и ноги Эндрю увязали в грязи, так что ходьба отнимала у него все силы. Было достаточно светло, чтобы видеть, как пустошь тянется во все стороны, может быть, до края света Эндрю шел всю ночь, как в забытьи; каждая косточка его болела, мысли разбегались, любопытство уснуло, и значение имело только одно: не потерять равновесие, не упасть. Он почти не заметил, как дорога снова пошла вниз, ветер стих и его окружили высокие стены ущелья. Когда веревка неожиданно перестала тянуть его вперед, Эндрю упал там, где оказался: наполовину на голом камне, наполовину на мокрой траве.
Закрыв глаза, он позволил сну избавить его от страданий.
Финлей не мог бы сказать, что заставило его поднять глаза, а потом и встать. Он, как обычно, осматривал окрестности колдовским взглядом — он делал это всегда, бывая с Дженн вне Анклава; нельзя было быть уверенным, что вдруг не возникнет какая-то опасность. Как правило, он всегда мог определить, что его встревожило, — но на этот раз это ему не удалось.
Его тревога насторожила и Дженн. Она была неважной искательницей, но постоянно тренировала колдовское зрение и теперь тоже почувствовала, что в воздухе появилось нечто странное, чего раньше не было.
После того как оба напряженно прислушались, они повернулись друг к другу.
— Что-нибудь?..
— Ничего, за что можно было бы ухватиться. Но ты же меня знаешь — не уверена, что заметила бы чье-то присутствие, если только... — Улыбка сбежала с ее лица, и Дженн повернулась, чуть ли не принюхиваясь.
Мика уже час как отсутствовал, Эндрю ушел минут десять назад. Финлей вдруг ощутил уверенность: окликать ни одного из них не стоит. Он поспешно вытащил аярн и с его помощью еще пристальнее вгляделся в лес... но Дженн уже двинулась в темноту.
— Пошли!
Добравшись до тропы, идущей по берегу, Финлей начал высматривать следы, приметы того, что им может угрожать опасность. Может быть, они встревожились напрасно, но Эндрю был слишком большой драгоценностью, чтобы рисковать им. Финлей всячески ругал себя за то, что позволил племяннику отправиться к мельнице в одиночку.
На тропе ничего не было, ничто не указывало...
— Слушай! — Дженн схватила его за руку, и ее отчаянный шепот заставил Финлея задрожать.
Стук копыт двух мчащихся галопом коней, с каждым мгновением удаляющийся...
Финлей кинулся бежать, перепрыгивая через препятствия, пока не оказался около разрушенной мельницы. Рука его легла на рукоять меча, однако он понимал, что скорее всего уже опоздал.
Рядом с мельницей никого не было, но с другой ее стороны...
— Мика! — Дженн рванулась к нему, но Мика ее словно и не заметил. Он стоял, пристально вглядываясь в лес, и на лице его было такое странное выражение, какого Финлей никогда еще не видел.
Ранен Мика, судя по всему, не был, и Финлей пробежал мимо. На снегу он увидел следы двух человек; дальше обнаружились отпечатки копыт: кони ускакали в том же направлении, откуда явились, и именно в ту сторону смотрел Мика.
Финлей повернулся, подошел к Мике и резко спросил:
— Где Эндрю?
Мика моргнул и словно проснулся. В глазах его Финлей прочем уныние.
— Уехал.
— Уехал? — Дженн изо всех сил старалась сдержать страх и гнев. — Что ты имеешь в виду? Куда уехал? С кем?
— Я не знаю куда. Он не сказал.
Финлей схватил Мику за плечи и встряхнул, чувствуя, как ледяные струйки паники растекаются по его телу.
— Проклятие, что с тобой такое? Это был... Нэш? Он захватил Эндрю? Он что-то с тобой сделал?
— Нэш? — Мика криво улыбнулся. — Клянусь богами, нет. Вы не понимаете. Я тоже не понимал... Но теперь...
— Мика, — угрожающе начала Дженн, — если ты мне не скажешь, где мой сын...
— Он в безопасности, — поспешно заверил ее Мика и добавил: — Его забрал Роберт.
На мгновение Финлею показалось, что он ослышался или по крайней мере не так понял: что за бессмыслица, не станет же Роберт похищать...
«Скоро... весной... ты будешь знать, что делать...»
Руки Финлея упали, и он попятился, захлестнутый такой мощной волной ужаса и возбуждения, что он оказался не в состоянии думать, не то что говорить.
Роберт собирается использовать Эндрю.
О боги!
Финлей даже не сразу заметил какое-то движение: Дженн тянула Мику в лагерь, туда, где были их кони. Наконец очнувшись, Финлей вскинул руки.
— Подожди! Дженн, что ты делаешь?
— Что я делаю? — бросила Дженн; глаза ее сверкали. — Я собираюсь вернуть своего сына!
— Сына Роберта!
— Моего сына, Финлей! Роберт не может его забрать. Я собираюсь вернуть его! Я собираюсь помешать...
— Помешать чему? Помешать Роберту сделать то, что ты боишься сделать сама? — Финлей сделал шаг к ней, но поостерегся пытаться удержать на месте: Дженн буквально излучала страх и ярость. Стараясь говорить как можно более рассудительно, он продолжал: — Я ведь тебя предупреждал, еще когда Эндрю только родился.
— Прекрасно! Можешь мне не помогать. Я отправлюсь одна.
— Дженн! — На этот раз Финлей схватил ее за руку и развернул лицом к себе. — Ты же знаешь, что никогда не сумеешь их найти. Если Роберт не желает быть обнаруженным, это никому не удастся. Кровь Серинлета, прислушайся к голосу рассудка!
Дженн неподвижно стояла перед ним, судорожно хватая ртом воздух. Ее глаза говорили о ее чувствах более красноречиво, чем могли бы выразить слова. Потом наконец по щекам Дженн потекли слезы.
— Будь ты проклят! Проклят за то, что веришь ему! — Повернувшись к Мике, она бросила: — И будь ты проклят за то, что позволил захватить моего сына! Да ты, верно, еще и все разболтал? Ты всегда этого хотел!
— Нет. — Голос Мики выдал сжигающий его стыд. — Теперь Роберт не может об этом узнать.
Финлей недоуменно нахмурил брови.
— Не может узнать? Почему?
Мика еще какое-то время не поднимал глаз, потом расправил плечи.
— Невозможно, чтобы Роберт когда-нибудь согласился возвести собственного сына на трон Люсары. Ты наконец получила то, чего всегда добивалась, Дженн. Клянусь, что никогда не открою истины им обоим.
— Ты знал? — полный ужаса шепот Дженн прорезал ночную тьму. — Ты знал, что задумал Роберт? Так вот почему... О, милосердная Минея, только не говори мне, что именно поэтому... все эти годы ты оставался с Эндрю, присматривал за ним, охранял... потому что знал, что сделает Роберт.
Мика мужественно выдержал ее взгляд, но ничего не ответил. Повернувшись, он медленно двинулся в сторону лагеря, потом остановился и, не оборачиваясь, сказал:
— Мой отец умер, считая меня предателем. Хотя бы одному Роберт меня научил: я точно знаю, куда ведет меня путь чести. Что бы вы ни думали, я никогда от него не отступал, даже если и шел иногда непротоптанной дорогой.
С этими словами Мика растворился в ночных тенях, словно стал одной из них.
Эндрю неохотно открыл глаза, в которые бил яркий утренний свет. Моргая, он посмотрел на голубое небо, по которому тянулись легкие перистые облака. Несколько мгновений мальчик лежал неподвижно, но потом страх вернулся, и Эндрю окончательно проснулся.
Повернув голову налево, он не увидел ничего, кроме слабо дымящихся углей костра между камнями. Чудь дальше к молодой сосенке были привязаны две расседланные лошади, лениво жующие охапки зимней увядшей травы. Больше ни единого живого существа видно не было — Эндрю оказался в одиночестве.
Что он здесь делает? И почему его увезли, ничего не сообщив матери... или хотя бы Финлею?
И почему Мика...
Попытавшись сесть, Эндрю громко застонал. Руки его все еще оставались связаны, хотя веревка позволяла шевелить пальцами. Однако от любого движения все его тело начинало болеть. Опустив глаза, Эндрю обнаружил, что спал, накрытый двумя толстыми одеялами. Нахмурившись, он вылез из-под них, перекатился на бок, а потом и встал.
Голова его закружилась, и мальчику пришлось зажмуриться и прислониться к тонкому древесному стволу, чтобы не упасть. Когда дурнота прошла, Эндрю открыл глаза и стал рассматривать следы на бурой земле. Они тянулись во всех направлениях.
— Проголодался?
От неожиданности Эндрю вздрогнул. Оглянувшись, он увидел выходящего из лесу человека, несущего под мышкой толстую ветку.
— Нельзя ли... — Эндрю умолк, когда до него дошло, насколько невероятна ситуация, в которой он оказался. Только теперь он полностью проснулся.
Он находился в обществе живой легенды.
— Ты, должно быть, хочешь избавиться от веревки?
Зеленые глаза спокойно глядели на Эндрю, словно в ожидании какого-то хитрого ответа.
— Да, — выдавил из себя Эндрю и поморщился, когда нож рассек веревку. Он поспешно освободил руки и принялся растирать запястья. Роберт тут же протянул ему кружку с чем-то горячим.
— Пей. Ешь. Нам предстоит долгий путь.
— Долгий путь? — В животе у Эндрю забурчало, но любопытство пересилило голод. — Куда?
— Подожди, и увидишь. — Роберт снова бросил взгляд на своего пленника, потом повернулся и двинулся к лесу, как будто Эндрю не представлял для него никакого интереса.
Роберт уселся на камень и стал смотреть на площадку вокруг костра. Эндрю метался по ней, как попавшая в западню крыса, жевал ломоть хлеба, одновременно высматривая путь к бегству.
Конечно, как и любая крыса, Эндрю полагает, что такой путь существует, что нужно только найти правильные слова, вовремя собрать силы, и проблема будет решена.
Теперь мальчишка подошел к лошадям и принялся гладить вздрагивающих животных. Практический ли это интерес? Или ему просто скучно?
Много ли ему предстоит потрудиться? Пока что паренек вел себя не так, как Роберт ожидал, но, может быть, это и не так плохо. Какие еще неожиданности его ожидают?
Роберт со вздохом встал и потянулся. Есть только один способ выяснить это.
— Дженн, пора прекратить бесполезные старания, — мягко сказал Финлей, кладя руку ей на плечо. Он наклонился над сидящей на камне Дженн и заглянул в бледное лицо. Ее глаза медленно открылись и невидящим взглядом уставились в землю.
— Я не могу прекратить. Я должна знать, где они. Что они делают. Что делает... Роберт. — Дженн с усилием сглотнула, и Финлей протянул ей кружку с горячим питьем.
Он оглядел лагерь: костер почти погас, лошади были оседланы и готовы в дорогу. Место, которое должен был бы занимать Мика, пустовало. Финлей понятия не имел, куда тот ушел, но далеко уйти Мика не мог — только лишь бы не попадаться на глаза Дженн и не слышать ее упреков.
Дженн считала, что ее предали, и хуже всего было то, что Финлей не мог упрекнуть ее за это. Мика был ее старым и надежным другом, хотя она всегда и знала, что в первую очередь он предан Роберту. Однако в последние восемь лет он был ближе ей и Эндрю...
Финлей вздохнул и посмотрел на Дженн. Она снова была занята поиском, как делала это всю ночь, напрягая все свои скромные силы искательницы, чтобы заглянуть как можно дальше в надежде, что наткнется на нечто, защищенное лучше, чем ее собственная душа. Теперь, утром, она не прекращала попытки, хотя уже чуть не падала от изнеможения. Финлей коснулся ее руки.
— Прошу тебя, Дженн, хватит. Мика сказал, что, по его мнению, Роберт привезет Эндрю обратно.
— Но Роберт этого не говорил, верно? — Дженн широко открытыми глазами взглянула на Финлея, на что-то надеясь, хотя и ни на что не рассчитывая. — Я не хочу короны для Эндрю и никогда не хотела. Ты, Роберт, даже Мика... Все вы так готовы к тому, что это может означать. Но я...
Ее голос затих. Дженн сделала глоток из своей кружки. Она была бледна, синие глаза с отчаянием смотрели на мир, за место в котором ей всегда приходилось бороться. В ее жизни почти не бывало моментов, когда она была бы вольна в своем выборе, и все же она продолжала сражаться с прежней решимостью.
— В одном Мика был прав, — пробормотала Дженн через несколько минут.
— В чем же?
— Я никогда не смогу сказать Роберту... Теперь, когда он сделал такое...
Настроение Дженн пугало Финлея: казалось, она приняла какие-то решения, зная, что ему они не понравятся. Преодолев себя, он спросил:
— Ты ведь и не намеревалась открывать ему правду?
— Однажды, — ответила она, — когда все кончилось бы... Ты будешь считать меня глупой, но... Я надеялась, что сохраню для него Эндрю, как сам Роберт никогда не смог бы.
Финлей ощутил озноб страха.
— Что ты имеешь в виду?
Взгляд Дженн метнулся в сторону, как будто ей было страшно признаться, но, начав, остановиться она не могла:
— Я не могу допустить, чтобы он узнал, не могу допустить, чтобы он привязался к Эндрю... не могу позволить, чтобы он полюбил собственного сына. Хотела бы я, чтобы все было иначе, но...
— Но что? — Финлей затаил дыхание в ожидании ответа.
— Ключ открыл мне, чем кончается пророчество, Финлей. Судьба Роберта, которой он не может избегнуть, — уничтожить то, что он любит больше всего.
Финлей тихо присвистнул. Шок на мгновение лишил его сил. Да, теперь все понятно... Все, что делал Роберт, его яростная решимость защитить Дженн, его стремление противостоять пророчеству... Понятно, почему он запретил себе любить ее, как любил бы обычный человек...
И вот теперь... Может быть, он больше Дженн не любит? Верит ли она в это? А если Роберт узнает, что Эндрю — его сын, если полюбит его, тогда именно Эндрю окажется тем, кого...
— Мне очень жаль. — Это было первым, что, к его удивлению, смог проговорить Финлей. Улыбка подняла уголок губ Дженн, но не отразилась в ее глазах.
— Ирония вот в чем: дело все равно кончится тем, что Роберт полюбит Эндрю, раз уж так случилось.
— Да, — согласился Финлей, — даже Кенрик не сумел возненавидеть твоего мальчика. У Роберта нет шанса избегнуть привязанности. Так вот почему?..
— Сама не знаю, чего я ожидала. Все эти явные указания на то, что Эндрю как-то связан с пророчеством, — хотя прямого упоминания о нем нет, а Ключ ни разу даже не назвал его имени... И все равно никуда не деться от того, кем были предки Эндрю, и от того, что он — последний представитель по мужской линии древнего королевского рода. Это не имело бы значения, если бы народ так много не вытерпел от завоевателей. Только Эндрю... — Дженн запнулась, — не уверена, что он способен стать королем. В нем нет достаточной жесткости, он не настолько...
— Безжалостен?
— Да. Он... он сын своего отца.
Финлей поднялся на ноги и протянул руку Дженн. Она встала тоже и выплеснула остатки своего питья на землю.
— И что же?
Дженн рассмеялась бы, не будь она так полна печали.
— Роберт обнаружит, что есть в Эндрю — и чего в нем нет, — и примется переделывать его в соответствии со своими целями.
— В соответствии с нуждами Люсары, — поправил ее Финлей.
— Ах, Финлей, — махнула рукой Дженн, — ты же знаешь не хуже меня, что это всегда было одно и то же.
Финлей мог только согласно кивнуть.
— Что ж, мы не можем сидеть туг до бесконечности, ожидая, не вернутся ли они. Я предлагаю отправиться в Элайту: внутри замка мы найдем укрытие.
Дженн закидала снегом остатки костра и двинулась к лошадям.
— А что, если нас увидят?
— Насколько я знаю, местные жители держатся подальше от развалин. Они боятся призраков.
— Правильно делают. Нам тоже следовало бы их опасаться. — Дженн вскочила в седло и натянула повод. Наклонив голову и прислушавшись, она показала в сторону реки. — Мика где-то там. Ты бы лучше его нашел. Встретимся в главной башне.