— Ты серьезно говоришь? — Дженн с трудом заставляла себя говорить тихо. — Откуда ты знаешь?
Марта твердо посмотрела ей в лицо.
— От тех, кто привез припасы на зиму. Они услышали слухи и решили...
— Слухи! — перебил ее Финлей. — Не можем же мы...
— Подожди, Финлей, — положила руку ему на плечо Дженн, предупреждая вспышку раздражения.
В мертвой тишине Марта продолжала:
— Я попросила Мику спуститься в долину и попытаться найти этому подтверждение. Мы ожидаем его обратно завтра, но я и гадать боюсь, с какими известиями он вернется.
Дженн медленно кивнула, хотя глубоко в животе у нее зашевелился холодный комок скверных предчувствий. Ей следовало бы приветствовать хорошую новость, но все ее инстинкты вопили об опасности.
— Объяви, что утром состоится заседание совета, а до тех пор постарайся, чтобы о слухах узнало как можно меньше народа... хотя я понимаю, что это задача не из легких. И все-таки я не хочу, чтобы люди впали в панику или преисполнились надежд, пока мы не получим надежных известий.
— Значит, ты не думаешь...
Дженн подняла руку, в упор глядя на Финлея.
— Сейчас я не могу составить мнение. Нам нужно отдохнуть. И еще нужно сохранить ясные головы. Мы будем точно знать, с чем столкнулись, только когда Мика вернется. А пока пойди поужинай и хоть немного поспи.
Несколько мгновений Финлей не двигался с места; остальные тоже ждали, словно ожидая от него какого-то знака. Потом он кивнул Дженн, повернулся, обнял Фиону за талию и поцеловал в щеку. Коротко попрощавшись, он исчез за дверью, однако оставив Дженн с ощущением, что ее только что безмолвно отчитали.
Ее сон был полон мрачных теней, эха печальных криков, не столько слышных, сколько ощущаемых, как дрожь или глубокая боль. Дженн была в плену древних времен, как заложница, над которой издеваются и насмехаются. Она пыталась вырваться из невидимых оков, но безуспешно.
Она ощущала позади себя, как обретшую материальность тень, надежное присутствие Ключа. Он был ее неотъемлемой частью, как и она — его, словно у них оказались общее сердце, общая кровь, поддерживающая жизнь их обоих; там, где ранили одного, болело у обоих.
Ключ давал ей опору, успокаивал, делал сны менее мучительными, но ничуть не умерял древнее несбыточное желание, и именно этот контраст разбудил Дженн. Она, ловя ртом воздух, попыталась сдержать слезы.
Ключ ее предостерегал. Он пытался сказать Дженн, что желание вредоносно, и был, похоже, опять прав... Дженн в своем неведении, в своем стремлении самой управлять собственной жизнью скова совершала ошибку, не доверяя Ключу, не веря в него.
Болезненно сглотнув, Дженн отбросила одеяла и спустила ноги на пол. Сердитым жестом стерев со щек влагу, она посидела немного, прислушиваясь к звукам просыпающегося Анклава.
В комнате Эндрю было тихо, и Дженн быстро оделась и заколола волосы, отбросив их с лица, не позволяя более падать мягкой волной. Ступая как можно тише, она выскользнула из спальни и двинулась по коридору, надеясь, что Эндрю не проснется и не станет ее ни о чем спрашивать.
Дженн не нужно было думать о том, как попасть в главную пещеру. Дорогу туда она могла найти во сне, с завязанными глазами, с заткнутыми ушами. Что-то в их взаимодействии с Ключом всегда заставляло его сообщать ей, где она находится, даже не говоря с ней напрямую. Так и теперь она делала необходимые повороты, не задумываясь; ранним утром никто не попадался ей навстречу. Дженн помедлила на пороге огромного помещения, глядя на возвышение, скрытое тенями. Масляные лампы, висящие высоко под потолком, не могли разогнать темноты.
Ключ. Вечно переменчивый и вечно неизменный. Он стоял в пустой пещере, одновременно невинный и всезнающий, — колокол, подвешенный к кованой треноге, украшенной изображениями листьев. Однако, когда Дженн разбудит его, произойдет первое из чудес: колокол превратится во влажно поблескивающий шар, и Дженн будет говорить с ним, выслушивая шепот или громогласные ответы, возникающие в ее голове, так что никто другой ничего не сможет услышать.
Роберт говорил ей, что Ключ — враг, предупреждал, что ей следует держаться от него подальше, рисковал очень многим, чтобы спасти ее от Ключа. Однако Дженн вернулась сюда по собственной воле, почему-то уверенная, что Роберт ошибается, что ее сила, такая отличная от всего известного и настолько превосходящая силу других — кроме Роберта — колдунов, даст ей власть управлять Ключом, что именно ей предназначено судьбой свершить древнее пророчество.
Мысль о том, что Роберт не испытал бы удовлетворения от доказательства собственной правоты, принесла Дженн некоторое утешение.
Моги сами понесли Дженн вперед. Ее сандалии из мягкой кожи шуршали по каменному полу, и этот звук почему-то напомнил Дженн о боли, которая осталась в далеком прошлом. В уме Дженн пыталась подобрать слова, отсеивая и отбрасывая ненужные, прилагая все силы, чтобы выстроить их должным образом, создавая точную комбинацию, которая позволит получить от Ключа необходимые сведения и докажет наконец, что Дженн не потерпела поражения, что она — действительно та, кому предназначено управлять Ключом, как это было предсказано.
«Я пришла, чтобы задать вопрос».
«Тогда спрашивай», — прозвучавший в сознании Дженн голос Ключа был так же тих, как ее собственный.
«Где находится Калике? — И как всегда, ответом ей было лишь молчание. Ничуть этим не удивленная, Дженн продолжала: — Тебе известно, где он находится? Можешь ли ты сообщить мне хоть что-то о Кал иксе? Как он выглядит? Что мы должны с ним сделать? Может ли Калике в самом деле показать нам, как жить вне Анклава без страха и не подвергаясь опасности?»
Ключ помедлил, словно обдумывая вопросы, которые Дженн задавала ему так много раз.
«Безопасность — это Анклав. Мы защищаем вас здесь».
Проглотив разочарование, Дженн сделала шаг вперед, однако подниматься на возвышение не стала, не желая в полной мере будить Ключ и оповещать весь Анклав о своей новой неудаче.
«Ты хоть знаешь, что такое Калике?»
Последовала новая долгая пауза. Дженн тоже молчала, стараясь не думать о раскинувшейся у нее за спиной пещере, где совсем скоро соберется совет, на котором ей придется признаться в том, что она опять не справилась с обязанностями джабира, что Ключ, выбрав ее в предводительницы, не проявил мудрости.
Все летописи, сохранившиеся в Анклаве, говорили одно и то же: Калике освободит колдунов от необходимости скрываться, а Ключ, как только его станет направлять тот, кому следует, скажет, где найти Калике. Все жители Анклава — все без исключения — верили, что Дженн и есть тот самый человек. И все-таки теперь, через восемь лет после избрания, она задавала осе те же вопросы и получала на них все те же ответы, которые ответами не были.
Где-то, когда-то она, должно быть, допустила ошибку. В конце концов ведь не существовало указаний, как надлежит управлять Ключом. Каждый из джабиров прилагал все силы к тому, чтобы узнать это, но Дженн ожидала от себя гораздо большего, и лишь Роберту хватило мудрости усомниться в этом...
Молчание.
Будь проклят Ключ!
Пройдет совсем немного времени, и Дженн придется предстать перед советом, отвечать на вопросы, принимать решения, возглавить Анклав в ситуации, контролировать которую ей не удавалось.
«Ты делаешь это нарочно, да?»
«Мы отвечаем на твои вопросы».
«Но при этом ты уклоняешься от ответа. Ты никогда ничего не говоришь мне о Каликсе. Почему?»
«О нем ты спрашиваешь? Мы ответили на все вопросы, которые ты задала».
«Неправда! Я испробовала сотни разных вариантов одного и того же вопроса, но ты отказываешься сообщить мне единственную вещь, которую я по-настоящему хочу знать! Почему?»
Ключ снова долго безмолвствовал. Ответ, когда он все-таки был дан, прозвучал тихо и почти озадаченно:
«Мы не можем найти вопроса, на который бы не ответили. Мы не всегда понимаем, о чем ты спрашиваешь».
Сделав глубокий вдох и стиснув руки, чтобы окончательно не потерять терпение, Дженн кивнула.
«Прекрасно. Тебе известно слово „Калике“?»
«Да».
«Ты знаешь, что оно означает?»
«Калике — это сосуд, емкость, вместилище».
«Так, значит, мы ищем именно это? Вместилище? Отвечай!»
«Ты не задала вопроса».
«Ты оберегаешь Калике? Так? Роберт говорил, что ты никогда и не собирался сделать так, чтобы мы получили Калике. Именно этого ты добиваешься? Прячешь от нас Калике? Потому что... потому что мы причиним ему вред?»
Дженн умолкла, крепко зажмурив глаза: она знала, какой ответ сейчас услышит.
«Безопасность — это Анклав. Мы защищаем вас здесь. Вам не следует бояться».
«Проклятие, я не боюсь! Нисколько не боюсь за себя!» — Дженн втянула воздух и медленно выдохнула, заставляя себя избавиться от отчаяния, прогнать гнев.
Ничего не получится... Нет смысла пытаться и дальше. Что бы ни скрывал Ключ, не в ее силах открыть это.
«Не тревожься, малышка, Союзница. Мы здесь».
Непрошеное утешение заставило Дженн насмешливо улыбнуться. Она повернулась, собираясь отправиться завтракать, и обнаружила, что в дверях, прислонившись к каменной притолоке и сложив руки на груди, стоит Финлей.
— Доброе утро. Дженн вздохнула.
— Прошу тебя, Финлей, не начинай все сначала. Финлей поднял брови, не осуждая и не насмехаясь.
— Понятно. Не обсудить ли нам все за чашкой чая?
Было еще так рано, что в столовой лишь начинали готовиться к новому дню. Свежий хлеб только что испекли, и Финлей принес несколько ломтей, а также мед и две кружки чая с мятой. Поставив на стол поднос, он расставил все перед Дженн. Однако разговора он не начинал до тех пор, пока не умял добрый кусок хлеба с медом и не смыл ночную паутину с рассудка горячим питьем.
Откуда, во имя всех богов, научился он наконец такому терпению?
— Как я понимаю, — проговорил Финлей между глотками, внимательно глядя на Дженн, — Ключ не оказался более разговорчивым насчет Каликса, чем раньше?
Дженн откинула с лица пряди выбившихся волос и отломила корочку теплого хлеба. Опустив глаза, она медленно жевала, вспоминая состоявшийся разговор с Ключом.
— Не знаю... Мне все время кажется, что если бы я смогла найти правильные слова... Только все это так...
— По-детски?
— Да. И ничего никогда не меняется. Можно было бы думать, что теперь, после восьми лет такой тесной связи... Ведь я-то изменилась, так почему не меняется ответ Ключа? Я просто... не понимаю, чего он от меня хочет, а иногда, похоже, он не понимает, чего от него хочу я. Кажется, существует набор вещей, о которых он был создан говорить, а что касается всего остального... он просто не понимает слов или что-то в этом роде.
Голос Дженн был полон разочарования и горечи. Финлей оглянулся, но кроме них в столовой не было почти ни души.
— Ну, мы мало что знаем о том, кто и почему создал Ключ, так что все возможно. И поскольку Ключ был создан с помощью колдовства, вероятно, что и управлять им можно только определенной последовательностью действий, как поступаем мы, чтобы воспользоваться колдовской силой. — Дженн подняла глаза на Финлея, но выражение ее лица было скептическим. — Послушай, я просто хочу сказать, что тут все возможно, а потому ты не должна винить себя в том, что не можешь найти Калике. Может быть, просто еще время не пришло нам его найти.
— Если не считать того, что сейчас, похоже, самое время. — Дженн выпрямилась, рассеянно прихлебывая чай.
Финлей сделал глубокий вдох и словно нырнул в ледяную воду.
— Значит, если Мика, вернувшись, подтвердит, что Гильдия и впрямь изменила законы, мы так и не будем знать, имеет ли это какое-то отношение к Каликсу...
Дженн взглянула на него, сурово сведя темные брови.
— Нам не удастся сохранить новость в секрете.
— А ты думаешь, что следовало бы?
— Не говори мне, будто не опасаешься, что тут какая-то...
— Ловушка? — Финлей чуть не рассмеялся. — Конечно, ловушка. И чем скорее все это поймут, тем скорее Анклав успокоится и...
— И что?
Финлей помолчал, ощущая что-то вроде безмолвного предостережения. На лицо Дженн вернулось настороженное и решительное выражение, как будто она гадала, посмеет ли он сказать что-то о...
Финлей закрыл рот. Нет, этой темы касаться сегодня он не станет. По крайней мере до того, как вернется Мика и закончится собрание совета. Насчет Эндрю можно поговорить и потом.
Дженн, словно ожидая, что стычка все-таки произойдет, смотрела на него, потом напряжение медленно оставило ее. Неожиданно она показалась Финлею гораздо более усталой, чем прежде.
— Не похоже, чтобы тебе удалось поспать больше, чем мне. — Дженн в ответ покачала головой и выдавила что-то похожее на улыбку. — Ты слишком много работаешь.
— Что? Уж не тебе бы... — Дженн хотела возражать и дальше, но Финлей поднял руку.
— Я и вполовину так не вкалываю, как ты. Просто не могу — приходится присматривать за тремя шустрыми дочками.
Дженн моргнула и поспешно отвела глаза. Финлей готов был откусить себе язык за неуместное напоминание.
— Послушай, Дженн, прости меня. Я не то хотел сказать. Я ведь знаю, как много Эндрю...
— На самом деле знаешь, Финлей? — В синих глазах Дженн появилось едва ли не умоляющее выражение. — Ты можешь понять, как много он для меня значит?
Что так тяжело давило ей на плечи, заставляло ее выглядеть загнанным животным? Только ли ответственность за Анклав или что-то другое, таившееся в самых глубинах ее души, — что-то, касающееся Роберта?
Финлей печально покачал головой. По крайней мере он мог честно ответить на ее вопрос.
— Нет, но я догадываюсь. А теперь поешь как следует, ладно? Тебе потребуется много сил, чтобы мы смогли остаться в живых после заседания совета.
Плоскогорье на вершине Голета за одну ночь покрылось слоем снега в дюйм толщиной, но к тому времени, когда Эндрю вышел за дверь, белый покров был весь испещрен следами, так что любоваться оказалось особенно нечем. Хмурое небо нависало низко, обещая новый снегопад. Что скажет матушка, если из-за заносов на тропе придется отложить возвращение в долину? Сейчас, правда, она едва ли обратит на это внимание — скоро начнется совет, да и вообще...
Она, конечно, ничего Эндрю не рассказала, но и без слов было ясно, что назревают какие-то важные события. Она вообще добровольно мало что ему рассказывала: все свои знания Эндрю почерпнул из книг или после долгих приставаний, заставлявших мать наконец уступить.
Не приходилось, впрочем, сомневаться, что для молчаливости у нее были веские основания — может быть, и непонятные Эндрю, но явно имевшие отношение к его собственному благополучию, или благополучию Анклава, или благополучию Люсары... В конце концов, разве все не верили в Дженн? Даже Ключ?
Поэтому-то она никогда ничего ему и не рассказывала.
До Эндрю донеслись сердитые голоса. Повернувшись, он увидел на другом конце поля своих друзей, собравшихся у уходившей в высоту скальной стены. Молодежь расставила мишени для стрельбы из лука, но только Гай и Сэйр действительно упражнялись с оружием. Лиам, Нейл и Зеа о чем-то спорили, размахивая руками, а рядом на камне сидела Дамарис, положив на колени свой альбом для рисунков.
Эндрю всегда относился к Дамарис с симпатией. Выражение ее лица иногда напоминало ему Мику: тот тоже всегда как будто решал, в какой очередности о чем-то волноваться или печалиться. В большинстве же случаев все вопросы можно было решить с одинаковой ровной целеустремленностью.
Вздохнув, Эндрю пошел через поле, с трудом вытаскивая сапоги из снежной каши и растирая лицо, которое покусывал утренний морозец.
— Я ее не трогал!
— Нет, трогал!
— Ничего подобного! С чего бы это мне подталкивать твою дурацкую стрелу!
— С того, что тебя бесит, что я стреляю лучше тебя!
— А вот и не лучше!
— Откуда ты знаешь? Ты же не дал мне это доказать!
Эндрю остановился, наблюдая за тем, как Нейл и Зеа наскакивают друг на друга, а Лиам пытается встать между спорщиками.
— Прекратите, хватит!
— Ах так, — обрушилась теперь уже на Лиама Зеа. — Кто ты такой, чтобы тут распоряжаться? Ты будешь говорить мне, что делать и чего не делать, только потому, что на год старше? Я стреляю лучше и тебя тоже!
— Сдаюсь! — Лиам поднял руки вверх и попятился. Взяв свой лук, он положил на тетиву стрелу. Его явное равнодушие к спору оказало на Нейла и Зеа странное действие. Они еще раз метнули друг в друга испепеляющие взгляды и потянулись за собственными луками.
Эндрю, радуясь тому, что остался незамеченным, двинулся в сторону, туда, где снова поднимал лук Гай. Три стрелы уже торчали в мишени, но Гай, прищурившись, все еще примеривался, как бы ему попасть в центральный круг.
— Не напрягай так плечо, — негромко посоветовал Эндрю, не хотевший, чтобы его услышали остальные. Гай не посмотрел в его сторону, но плечо немного опустил. — Лицо тоже не напрягай.
В ответ на слова Эндрю Гай только улыбнулся.
— Не понимаю, о чем ты говоришь. — Он выпустил стрелу, та со свистом рассекла воздух и с резким стуком воткнулась в мишень совсем рядом с центром круга. Гай тихо рассмеялся и повернулся к Эндрю. — Видишь? Я тебя послушался.
Эндрю довольно улыбнулся.
— Ах, но ты все-таки щурился, да и в яблочко не попал.
— Ну, ты всегда ворчишь, маленький герцог.
Эндрю плечом отодвинул друга и забрал у него лук. С подобным оружием он раньше дела не имел, но это его не остановило. Гай сунул ему в руку стрелу, но не отодвинулся, чтобы освободить место. Напротив, он даже оперся на Эндрю, когда тот стал целиться.
— Ну-ка, не напрягай плечо, — начал он. — И лицо не напрягай, да и ноги тоже. Пожалуй, и спина слишком напряжена. — Эндрю начал смеяться, хотя и пытался сдержаться. — А теперь ты зачем-то согнул пальцы вокруг тетивы. Так ты никогда не попадешь в цель. Нужно пальцы расслабить.
Эндрю кусал губы, чтобы не расхохотаться, но не отводил взгляда от мишени; старательно выполнив все указания Гая, он спустил тетиву; стрела вонзилась точно в середину круга.
— Ух, до чего же я тебя ненавижу!
— Стоит ли ненавидеть его, Гай, — сказала, подходя к ним, Зеа. — Он просто мошенничает, как и все мы.
— Ох, — простонал Гай, — да отвяжись ты! Никто тут не мошенничает, да у Эндрю и нет для этого колдовской силы. Мы все должны научиться как следует стрелять, не подправляя полет стрелы, — ты же знаешь.
— Мы все должны научиться как следует стрелять, — передразнила его Зеа. — Милосердный Серинлет, вы только его послушайте!
— Попробуй послушать сама, — проворчал Лиам. — Тебе, случайно, не нужно заняться чем-нибудь в другом месте?
— Ах вот как, теперь во всем виновата я? — Щеки Зеа залил румянец. — Мой братец жульничает у всех на глазах, а виновата я? Дамарис! Скажи, ты же видела!
Дамарис подняла глаза от своего рисования, подняла брови и пожала плечами.
— Я видела, что стрела не попала в цель, но не знаю, кто виноват.
— Виноват Нейл, — с триумфом бросила Зеа. Однако Дамарис не позволила себя перебить.
— И не понимаю, какая тут разница.
— Не понимаешь? — накинулась на нее Зеа. — Это несправедливо, вот какая разница.
Нейл начал смеяться, а Лиам, которому надоел спор, отвернулся. Это окончательно вывело Зеа из себя.
— Клянусь богами! Если бы Нейл проделал такое с кем-то из вас, вы бы его поколотили! А если он пакостит мне, это не имеет значения! Несправедливость ничего не значит, потому что я его сестра? Или потому, что я девчонка?
— Нет, — не раздумывая, ответил Эндрю. — Он делает так, потому что боится: ты и в самом деле стреляешь лучше, чем он; а если ты разозлишься и уйдешь, доказательств этому не будет.
— Что! — Нейл круто развернулся и навис над Эндрю. — Проклятие, ты-то чего лезешь! Уж не называешь ли ты меня трусом?
— Нет, нет, нет. — Эндрю поднял руки и попятился. Сердце его испуганно забилось, и он выдавил примирительную улыбку. — Просто я... Я вот подумал, что... — Он ухватился за спасительную идею, в последний момент пришедшую ему в голову. — Я подумал, что из той стрелы получился неплохой плуг. Она здорово вскопала снег, верно, Гай?
— Э-э... пожалуй.
— Видишь? — быстро сказал Эндрю, понимая, что попал из огня да в полымя. — Совершенно же ясно, что Зеа сразу так и хотела и просто подыграла тебе, чтобы удостовериться в своей правоте. Не так ли, Зеа?
Краем глаза он заметил, как девушка мрачно скрестила руки на груди и кивнула.
— Нейл, — вмешался Гай, — он же тебе ничего не сделал. Оставь его в покое.
— С чего бы это? — Нейл сделал еще один шаг к Эндрю. — Или сыночек джабира сам не может постоять за себя? Сразу помчится к матушке за помощью?
— Он никогда так не делал, и это тебе прекрасно известно! — бросила Зеа.
— Нейл, прекрати! — Гай выхватил лук из рук старшего парня. — Ну и осел же ты! — Он собрался отойти, но Нейл выбросил вперед руку и схватил его за плечо. Лицо Нейла пылало от гнева.
— Что ты сказал? — Он занес уже кулак, чтобы ударить Гая, но между ними кинулся Эндрю, подняв руки.
— Эй, он не хотел тебя обидеть! И ты же знаешь, правила запрещают нам драться.
— А может быть, меня уже тошнит от правил твоей матушки, — выплюнул Нейл, но все-таки попятился. Выхватив у Гая свой лук, он переломил его через колено. — И от этих детских игр меня тоже тошнит! Вы, детишки, можете продолжать. — Он ухватил Лиама за рукав и потащил за собой, предоставив остальным убирать мишени.
Гай поднял сломанный лук и застонал.
— Батюшка меня за это убьет! Он несколько дней делал его для Нейла.
— Тут твоей вины нет, — пробормотал Эндрю, глядя вслед удаляющимся фигурам. Когда он снова повернулся к Гаю, оказалось, что к нему приближается Зеа, темные глаза которой насмешливо блестели.
— Зачем ты встрял?
— Я? Ну... потому что...
Зеа приблизила лицо к лицу Эндрю и прошипела, выплеснув на него всю накопившуюся ярость:
— Запомни: мне не нужна помощь, чтобы победить в стычке. Поэтому в следующий раз держись подальше.
Эндрю не посмел перевести дух до того, как Зеа удалилась, закинув за плечо свой лук, высоко подняв голову и гордо расправив плечи.
— Ты мог бы и сообразить, что между этими двумя лучше не вставать, — пробормотал Гай. — Они ведут постоянную войну.
— Им скучно, — вздохнул Эндрю. — Жаль, что тебе пришлось...
— Да брось, — махнул рукой Гай.
— Спасибо. — Эндрю вложил в руки Гая свой лук и развернул друга лицом к мишени. — Если они ведут постоянную войну, тебе стоит научиться обороняться не только словами.
Едва ли не больше всего в Анклаве Финлею не хватало окон. Не то чтобы он, живя в замке, имел привычку часами глазеть наружу; до тех пор, пока обстоятельства не вынудили его поселиться в горном убежище, он и внимания на окна особого не обращал. Однако в Анклаве их не было совсем: были лишь пещеры внизу и поле наверху, и между ними ничего, кроме сплошной скалы.
В том помещении, где заседал совет, имелось нечто, хоть сколько-то напоминавшее Финлею окна. На стенах зала была изображена пятисотлетняя история Анклава и его жителей — салти пазар. За проведенные здесь годы Финлей имел возможность в деталях рассмотреть картины, надеясь найти в них ответы на мучившие его вопросы. Впрочем, какова бы ни была их историческая ценность, фрески были еще и прекрасны, и разглядывать их было наслаждением: они отражали историю выживания и победу воли.
На одной из картин имелось изображение основания Анклава. После битвы Империи с колдунами одна небольшая группа скрылась, создала Ключ и бежала на северный континент. Там беглецы перессорились из-за Ключа и разделились. С этого дня и вспыхнула ненависть между салти пазар и малахи. Финлей не знал, где поселились малахи, а салти пазар, пользуясь защитой Ключа, нашли себе пристанище в горах. Пещеры надежно скрыли Анклав и защитили его жителей от мира, который в течение половины тысячелетия проклинал и преследовал колдовство. Неужели ужас жителей Люсары перед сверхъестественными силами мог когда-то исчезнуть?
Ужас был наследием предков, и никто, даже те, кто посвятил всю жизнь поискам ответа, не мог назвать его причины.
Звук шагов за дверью зала заставил Финлея вскочить на ноги. Он распахнул створки и посторонился, когда Симус и Марта ввели дряхлого Генри. Когда они усадили старика, стали появляться другие члены совета. Все они были полны странного ожидания, смешанного со страхом.
В зал вошла Фиона с подносом, на котором стояли чашки и огромный чайник. Ее спокойная улыбка немного согрела Финлея. Следом за ней явилась, улыбаясь всем, его мать. Хотя она не входила в совет, она пользовалась удивительным влиянием, хотя и отрицала это. В Анклаве, где единственным титулом, на который обращали внимание, был титул джабира, тем не менее почтительно именовали ее госпожой Маргарет.
Все мало-помалу заняли свои места: Аселин, библиотекарь, Марта и Арли, Симус и Деста, Фиона, Генри, чей возраст и слабое здоровье не позволяли ему теперь принимать активное участие в делах Анклава, ограничиваясь советами.
И еще в зале была Дженн. У нее нашлось несколько слов для каждого; она поинтересовалась здоровьем детей и всякими мелкими событиями, которые произошли, пока она отсутствовала. Хотя ей не было присуще такое же природное обаяние, как Роберту, Дженн всегда оставалась искренней и простой, а такие качества редко бывали свойственны джабиру.
Не успела Дженн опуститься в свое кресло, как что-то заставило ее поднять голову и взглянуть на дверь.
— Он идет.
Кто-то потребовал тишины, резко заскрипели по камню ножки кресел, все разговоры сами собой прекратились. Финлею не нужно было прислушиваться: он и так услышал шаги Мики задолго до того, как дверь распахнулась. Мика Маклин был примерно одного роста с Финлеем; голову его венчала шапка рыжих кудрей. Выражение обычно веселого лица с голубыми глазами сейчас было мрачным и целеустремленным. Щеки Мики горели от мороза, а двигался он как человек, слишком много часов не вылезавший из седла.
— Ну? — не выдержала Джеки, поднимаясь на ноги. — Удалось тебе что-нибудь узнать?
Мика вошел в зал и закрыл за собой дверь. Эти простые движения заставили Финлея почувствовать, как в животе у него зашевелилась холодная змея. В зале царила полная тишина, когда Мика ответил Дженн:
— Не знаю, хорошая это новость или плохая, но как ее ни назови, ясно одно: слухи правдивы.
* * *
Слова Мики словно разрубили узел напряжения, все туже затягивавшийся в груди Дженн. Не позволяя своим чувствам отразиться на лице, она предложила Мике кресло и кивнула Фионе: та налила ему чашку чая. Мика продолжал:
— Вся страна так и бурлит. Каких только сплетен и слухов я не наслушался! — Мика отхлебнул питье и удовлетворенно вздохнул. — Однако объявление на стене резиденции Гильдии в Лохбеаре я видел своими собственными глазами. Теперь не преследуется ни обладание колдовскими силами, ни их применение на практике. Гильдийцы лишены права хватать колдунов, и колдунам больше не грозит смертная казнь. — Мика обвел всех взглядом и тихо закончил: — Боюсь, мне трудно поверить, что Осберт мог подобным образом разделаться со священным долгом Гильдии, не встретив противодействия.
Собравшиеся в зале дружно вздохнули.
— Ну, что тут скажешь... — пробормотал Аселин, первым нарушив тишину.
— На самом деле? — Генри наклонился вперед и протянул к Мике руку. Дыхание тяжело вырывалось из его груди. — Скажи мне, мальчик, а слышно что-нибудь о позиции церкви?
Мика покачал головой.
— Нет. Я спрашивал отца Брадена. Пока ничего, но я не могу себе представить, чтобы церковь долго молчала. В конце концов, какой смысл менять одни законы, не изменив заодно и другие?
— Это будет зависеть от того, чего Осберт желает добиться, — хрипло выдохнул Генри.
— Что заставляет тебя думать, будто это затея Осберта? — вступил в разговор Финлей. Голос его прозвучал напряженно. — Я знаю, что Осберт не такой идиот от природы, каким был Вогн, но никакой любви к колдунам он никогда не питал. Не сомневаюсь, что к подобной жертве его принудил Кенрик. Все это не иначе как ловушка. Другого объяснения нет.
Деста нахмурилась.
— Ради чего устраивать ловушку?
Финлей мгновение смотрел на нее, как будто не мог поверить, что ей мог прийти в голову подобный вопрос.
— Чтобы поймать некоторых из нас, и тогда Нэш сможет воспользоваться нашей кровью... и вернуть себе здоровье. Поэтому-то о нем и не было ничего слышно целых восемь лет: он до сих пор не оправился от ран, которые ему нанес Роберт. Ради этого все и затеяно. Нэшу нужна кровь салти. Он пытается выманить нас обещанием нормальной жизни в Люсаре. Да, я согласен с Микой: готов спорить, что Бром готовит подобные же изменения в церковных законах, и тут мы ничего не можем поделать.
Дженн подняла руку, чтобы прекратить спор, и снова повернулась к Мике.
— Ты смог почувствовать, как народ отнесся к переменам?
— По большей части люди считают, что их предали. Правда, Лохбеар — город, где сильна Гильдия. Что думают люди в других местах, я понятия не имею. Знает кто-нибудь, когда должен вернуться Мердок?
— Скоро, как мне кажется, только нет никаких гарантий, что он будет знать больше, чем знаем мы. Прожив все лето в деревне, он, конечно, сможет лучше судить о чувствах простого народа...
— Проклятие, Дженн! — Финлей ударил кулаком по столу. — Какое имеет значение, переменились ли взгляды жителей Люсары! Нам нужно решить, что нам делать!
Дженн попыталась взглядом передать ему все, чего не могла сказать в присутствии остальных. Мгновение он молча стоял, потом подчеркнуто спокойно уселся и сцепил руки перед собой, хотя и не проявил раскаяния. Тревога Финлея была ясно ощутима, но в зале он оставался единственным, кто на себе испытал весь ужас, уготованный Нэшем для салти пазар.
— Мне кажется очень важным знать, — с прежней осторожностью сказала Дженн, — каково отношение к нам народа на случай, если когда-нибудь в будущем мы окажемся вынуждены покинуть это наше убежище. Может быть, не в нашей власти остановить начавшиеся перемены, но...
— Прости, Дженн, — перебила ее Деста, обводя взглядом остальных, — но я не вижу, почему мы должны стремиться остановить перемены. Ведь это же то, чего мы все ждали, какие бы причины ни породили новые законы.
— Есть и еще кое-что, — добавил Мика в наступившей тишине. Он по-прежнему не поднимал глаз, обхватив руками чашку с горячим питьем, словно пытаясь найти в ней утешение. — Снова пошли разговоры об отшельнике из Шан Мосса. Ему снова явилось воплощение Минеи. По-моему, за этот год ему было уже три или четыре видения. Люди верят, что откровения отшельника говорят о скором явлении богини, и их очень легко убедить в том, что это как-то связано с изменением законов. Пока настоящие волнения не начались, но все может быстро перемениться, если церковь тоже снимет проклятие с колдунов.
— Прости меня, — заговорил Симус, не дав Мике договорить. — Мы пока не рассматривали возможность того, что пророчество отшельника может быть истинным.
— Что? — вытаращил на него глаза Финлей.
Симус наклонился вперед и оглядел всех собравшихся.
— Если Осберт затеял перемены по собственной воле, наверняка он пользуется поддержкой Кенрика. Кенрик открыто признается в своей колдовской силе. Ясно же, что любой король пожелает изменить законы, согласно которым можно казнить его самого. Что же касается Нэша... Ну кто из нас слышал о нем хоть слово со времени битвы при Шан Моссе, а? Роберт ужасно его изранил. Откуда нам знать, не мертв ли Нэш? Или так ослаблен, что никогда больше ни во что не вмешается?
— И вот еще что, — поддержала его Деста. — Всем известно, Дженн, как ты старалась заставить Ключ открыть тебе, где находится Калике. Что, если мы именно так должны выйти на свободу из Анклава? Почему не предположить, что за действиями Осберта скрывается именно Калике?
Финлей тут же вскочил на ноги, но ярость Генри превзошла даже его собственную.
— Вы обезумели! Нэш — Ангел Тьмы из пророчества, и пока я собственными глазами не увижу, как его пожирает пламя, я буду верить, что он жив! Что бы ни исходило из Марсэя — и не важно, что именно, — все замарано злом, порожденным Нэшем! Как можете вы сидеть тут и предполагать, будто вот-вот наступит мир! Ни к чему нам преподносить своему народу всю эту ложь. Мы должны спросить себя: почему перемены начались именно сейчас? — Генри помолчал, тяжело переводя дыхание; его опухшие глаза слезились, лицо побагровело от напряжения.
— Генри, прошу тебя, — сказала Дженн, коснувшись руки старика. Ее взгляд целительницы предупреждал ее о возможности тяжких последствий, но Генри стряхнул ее руку.
— Проклятие, ответьте мне! Кровь Серинлета, вы что, не принимаете всерьез своей ответственности членов совета?
Дженн вскочила, Арли тоже. Они ясно видели, как плохо приходится Генри из-за его вспышки, из-за ужаса и гнева.
— Генри, пожалуйста, успокойся...
— Нет, Дженн, я хочу ответить. — Симус поднялся из-за стола и повернулся к Генри. — Ты должен помнить о том, что многое переменилось. Мы стали гораздо сильнее с тех пор, как Дженн была избрана джабиром. Обучение воинскому делу, которым занялся Финлей, сделало нас готовыми к схватке, если потребуется. Но неужели ты не видишь, как устали мы от такой жизни? От заточения, от того, что даже хоронят нас в Анклаве? Нам не это было написано на роду. Большинство из нас родились на свободе, и мы хотим на свободу вернуться. У нас за плечами достойное прошлое. Мы происходим от людей, которым хватало могущества править, — так почему мы должны прятаться здесь? Кенрик колдун — и король. Никогда еще не было более подходящего случая! Именно так, может быть, и проявляет себя Калике — перемены могут быть как раз тем, чего мы ждали все эти годы. Нам только требуется смелость, чтобы взять себе свободу! Таков может оказаться наш единственный шанс!
— Ты... — выдохнул Генри, побагровев, — ты готов принести нам всем гибель. Ты...
— Генри! — вскрикнула Дженн, протягивая к нему руки и пытаясь поддержать, но опоздала. Дыхание Генри вырвалось коротким всхлипом, глаза закатились, и старик рухнул на стол.