На исходе второй недели, вечером, Амундсен, стоя на вахте, заметил, что с севера, с открытого океана, надвигается буря. Тёмные облака низко неслись над самой водой. Ветер гнал ледяные горы к кромке вечных льдов.

Капитан поднялся на мостик.

— Нам предстоит выдержать хорошую бурю, капитан. Вероятно, будет снег и град, — сказал Амундсен.

— Так что же? Нам не впервые, — буркнул капитан и указал на огромный айсберг, похожий на остров. — Держите к этому айсбергу. За ним, как за стеной, можно идти, спасаясь от ветра и волн.

Все четыре часа своей вахты Амундсен вёл корабль вдоль ледяной горы. За горой ветер был тише, и волны едва покачивали судно.

Но вот на баке пробили склянки. Пришёл новый вахтенный — второй штурман. Амундсен повторил приказание капитана:

— Держите курс вдоль этой горы, чтобы спастись от ветра и волн.

Засыпая, Амундсен слышал, как наверху выл ветер, корабль сильно качало, волны глухо били в борта, но винт корабля работал ритмично.

А утром, проснувшись, Амундсен не услышал ни шума, ни грохота, ни свиста. Стояла мёртвая тишина. Корабль не двигался.

Амундсен быстро оделся и выбежал на палубу. Вокруг корабля высокими стенами поднимались ледяные горы; корабль был заключён между горами, как в тюрьме. Амундсен подошёл ко второму штурману.

— Что случилось?

Штурман смущённо ответил:

— Ночью был такой ветер, что я в темноте не заметил, как нас оторвало от айсберга и бросило вот сюда. Мы спаслись чудом.

Капитан, начальник экспедиции, научные работники, механик, матросы — все молча стояли на палубе. У всех на лицах была тревога. Однако нужно же найти выход из плена! Был дан приказ развести пары, и винт заработал снова. Капитан сам повёл корабль вдоль ледяных гор.

А за горами продолжала бушевать буря. Ледяные горы медленно покачивались, время от времени с них срывались огромные глыбы льда и с грохотом падали в воду. Какая-нибудь глыба могла свалиться на корабль и разбить его в щепки. Вот впереди открылась небольшая щель, и капитан направил в неё судно. Издали щель казалась очень узкой, но когда подошли ближе и примерились, то обнаружилось, что через неё можно пройти.

«Бельгика» благополучно проскользнула между ледяными горами и вышла в открытое море. Страшная опасность миновала. Но океан ещё продолжал бушевать. «Бельгика» шла вдоль кромки на запад. Огромные волны катились с севера и прижимали корабль ко льдам. Амундсен стоял у штурвала. Волны всё сильней и сильней били в борт. Ещё удар, и корабль столкнётся с льдиной. Амундсен повернул руль, чтобы уйти дальше от опасных льдин. Этого требовало простое чутьё моряка.

— Зачем меняете курс? — закричал капитан. — Держите вдоль кромки.

— Нас ударит о льдину.

— Будем искать во льдах заводь, зайдём в неё и переждем бурю. Поворачивайте на прежний курс.

Амундсен нахмурился. Он понимал, что капитан ошибается. Если ветер гонит корабль на льды, надо приложить все усилия, чтобы уйти как можно дальше, в открытое море, иначе бешеная волна может поднять корабль и разбить его о лёд. Сколько раз Амундсен читал о таких случаях! Может быть, сказать капитану? Но морская дисциплина велит: «Не спрашивают — не лезь с советами». Амундсен угрюмо стоял у штурвала.

И корабль, подкидываемый волнами, шёл по-прежнему вдоль самой кромки. В одном месте кромка разорвалась, и открылся проход шириной в четверть километра — он вёл прямо к югу, во льды.

— Держать курс в этот проход! — приказал капитан.

Удивлённый этим диким приказом, Амундсен вопросительно взглянул на де Герлаха, но тот кивнул головой в знак согласия с капитаном.

Амундсен повернул руль, и корабль, подгоняемый сильным ветром, понёсся по проходу к югу.

Так он прошёл в течение четырёх часов во льды почти на сто километров и остановился. Волнения здесь уже не было. Справа и слева от корабля простирались необозримые ледяные поля. Все радовались избавлению от опасности. Не разделял этой радости только один Амундсен. Вскользь он сказал капитану:

— Нас захлопнет, как в ловушке. Льды могут сомкнуться.

— Ничего, — равнодушно ответил капитан. — Постоим несколько дней, переждём бурю и снова пойдём в океан.

Всю ночь Амундсен провёл на палубе. Он слышал, как потрескивали и двигались льды. Но проход не закрывался. Стиснув зубы, Амундсен нервно ходил по палубе. Будь он капитаном и начальником экспедиции, он немедленно вывел бы отсюда корабль. Пока же... Пока приходилось молчать и ждать. Перед рассветом он ушёл в свою каюту и не успел прилечь, как услышал наверху топот и крики. Он снова поднялся наверх. Да, всё вышло так, как и предполагал Амундсен: льды сжали корабль. От прохода не осталось и следа. «Бельгика» плотно засела во льдах.

Это случилось 3 марта 1898 года. Зима только начиналась — страшная полярная зима с многомесячной тёмной ночью.

В течение первых двух недель Амундсен каждый день спускался на лёд и ходил на лыжах вдоль закрывшейся трещины, надеясь отыскать проход для корабля. Трудно было примириться с тем, что придётся зимовать среди плавучих льдов. Он понимал, в какое опасное положение попали люди и корабль. Только у четырёх человек была тёплая одежда. Ведь первоначально предполагалось, что на зимовку останутся только четверо: Раковица, Артковский, Добровольский и Амундсен. Давняя мечта Амундсена осуществилась. Но он не предполагал, что всему экипажу придётся зимовать без мехового платья, без достаточного запаса пищи и даже без ламп для освещения кают.

Амундсен исходил много километров, отыскивая открытую воду, но всё кругом было заковано льдом. С юга дул холодный ветер, каждый день гуляли метели, — ясно было, что зимовка неизбежна.

В последний раз он прошёл по льдам больше десяти километров и со стеснённым сердцем вернулся на корабль.

— Прохода нет! — глухо сказал он, глядя на унылые лица матросов и растерянное лицо капитана.

Вечером весь экипаж собрался в кают-компании. Все молчали, хотя каждый в душе обвинял капитана в оплошности, — ведь это по его вине «Бельгика» была затерта льдами. Долго длилось молчание. Наконец доктор Кук заговорил:

— Итак, друзья мои, нам придётся зимовать. Это теперь ясно. Приготовимся к зиме, долгой и трудной.

Он остановился, будто не зная, что можно сказать ещё.

— Первый раз в истории человечества люди остались на зимовку в Антарктике, — сказал вдруг Раковица.

И, словно в ответ на эти слова, из полутёмного угла раздались рыдания. Все повернулись туда. Там, прислонив голову к стене, плакал матрос Вильямс. Он уже давно, до того как корабль застрял во льдах, беспокойно посматривал на море и вслух раскаивался в том, что пошёл в эту ужасную экспедицию. Доктор Кук быстро подошёл к нему:

— Нельзя плакать, Вильямс, слезами горю не поможешь. Мужайся!

— Мы все погибнем, все погибнем! — сквозь слёзы повторял Вильямс.

Кто-то простонал, кто-то выругался сквозь зубы, — в кают-компании стало душно, как в могиле. Начальник экспедиции пробормотал:

— Ну, сейчас не время совещаться. Поговорим после.

Он поспешно вышел из кают-компании и заперся у себя. За ним тут же ушёл капитан. Вильямс не сдержался и погрозил ему вслед кулаком:

— Вот кто виноват! Вот через кого погибаем! — крикнул он.

Амундсен крепко сжал Вильямсу руку:

— Перестань! Разве ты не знал, на что мы идём? Будем верить, что найдём выход.

Бормоча проклятия, Вильямс ушёл из кают-компании. Скоро все разошлись по своим местам. На корабле стало тихо. Только часто слышались вздохи да сердитые бормотанья.

Амундсен долго ходил по верхней палубе. Надвинулась ночь. Далеко к югу, на горизонте, засветилось белое пятнышко, — вот оно выросло, и вдруг огненные столбы поднялись высоко над головой и заиграли, задвигались. Это было полярное сияние. Амундсен не раз видел его далеко за Северным полярным кругом и теперь видит здесь. И сколько ещё раз он увидит это южное сияние в длинную и страшную ночь?

Что ждет их? Спасенье? Гибель?

И память подсказала ему все те случаи страшных смертей и лишений, о которых читал он в книгах о полярных зимовках.

Кто погибал? Прежде других — малодушные. У них опускались руки, и люди теряли силы.

Холод вдруг пробежал у него по спине. Неужели он боится? Нет. «Я знал, на что шёл, — подумал он вслух. — Мне не страшны никакие лишения». Но кто будет ему верным товарищем в трудные недели и месяцы? Жить одному среди отчаявшихся, малодушных людей трудно. Нужен товарищ. Он перебрал в памяти всех матросов, научных работников, подумал о капитане. Нет, это не то. Он видел, как они ведут себя сейчас. А ведь самое страшное впереди. Доктор Кук? Да, этот не дрогнет. Это, пожалуй, самый крепкий из всего экипажа человек.

Амундсен спустился с палубы и подошёл к каюте доктора.

Доктор Кук, сидя за столом, что-то писал. Он вопросительно посмотрел на Амундсена.

— Я пришёл посоветоваться, доктор. Нам надо будет держать дисциплину, беречь всех, успокаивать. Вы представляете себе, что у нас будет через месяц?

— Да, представляю... Будем делать всё, что в наших силах, — сказал твёрдо доктор. — Иначе и они погибнут, а с ними и мы.

Они выразительно посмотрели друг другу в глаза, пожали друг другу руки и молча разошлись.

Прошло ещё две недели. Метели нанесли вокруг бортов корабля горы снега. Толстым слоем лежал он на палубе, забивал люки, и утром трудно было открыть двери кают.

Амундсен и доктор Кук с помощью матросов соорудили перед каждым люком защитную стенку из парусов. С карандашом в руках они высчитали, какое количество топлива имеется на корабле, распределили его по месяцам, чтобы хватило на всю зиму. Ламп на корабле было очень мало, поэтому решили освещать только кают-компанию.

Начальник экспедиции де Герлах и капитан Лекуант молча соглашались с предложениями Кука и Амундсена. Эти двое лучше знают условия полярной зимовки. Глядя на Амундсена и Кука, научные сотрудники экспедиции в первые недели тоже держались бодро и работали энергично. Неподалёку от корабля была сделана прорубь, и ежедневно в неё опускали сетку для ловли планктона — мельчайших морских животных, ежедневно измеряли лотом глубину, брали пробы воды с разных глубин, следили за изменениями температуры воды и воздуха.

Несколько поодаль от корабля была построена будка, которую пышно называли «обсерваторией». В будке установили различные инструменты для научных работ и в строго определённые часы производили метеорологические наблюдения. Вскоре было установлено, что лёд не стоит на месте, а беспрерывно движется по воле ветра и течения. Определили путь передвижения «Бельгики» и нанесли его на карту: он был похож на ломаную линию — корабль шёл то вперёд, то вправо, то влево, то возвращался назад.

Пока ещё было светло, Амундсен и Кук с двумя матросами ежедневно ходили на охоту и убили больше пятидесяти тюленей и много пингвинов, притащили их к кораблю и зарыли туши в снег, чтобы мясо не испортилось. Запас продовольствия заметно увеличился, и голодная смерть уже не могла угрожать экипажу.

Но тут случилась нежданная беда. Как-то за обедом, когда все сидели в кают-компании, де Герлах вдруг нагнулся над своей тарелкой и долго нюхал кусок жареного мяса.

— Что это такое? Тюлень? — резко закричал он. — Чтобы этого больше не было! Мы не собаки, чтобы есть падаль. Это мясо вредно, оно отравляет нас.

Все удивлённо переглянулись. Некоторым тюленье мясо очень нравилось. Доктор Кук сказал:

— Позвольте! Я как медик смею уверить вас, что это мясо отлично поддержит наши силы. Что же мы будем есть, если откажемся от тюленины?

— У нас есть сушёные овощи, есть консервы.

— От консервов может появиться цинга, а спасенье от цинги — это тюленье мясо.

— Я запрещаю готовить обед из тюленьего мяса и никому не позволю есть такую падаль! — сердито сказал начальник и вышел из кают-компании.

— Я тоже не могу есть: противно, — сказал капитан Лекуант и отодвинул от себя тарелку.

— Да, тюленина не наша пища, — поддержали капитана Арктовский, Данко и Раковица.

Они впервые были в полярном плавании и поэтому относились к тюленьему мясу с брезгливостью и косо смотрели на норвежцев и Кука, которые с аппетитом заканчивали обед.

Доктор Кук наклонился к Амундсену и проговорил:

— Если так пойдёт дело, то, конечно, экипаж погибнет.

Амундсен молча кивнул головой.

После обеда они вышли на палубу: ночь кругом лежала непроглядная. Солнце показывалось в последние недели не более как на час в сутки.

— Что же мы теперь будем делать? — тихо спросил Кук. — Ведь такой приказ — это катастрофа.

— Пусть будет так, как хотят начальник и капитан. Мы не имеем права нарушать дисциплину. А там посмотрим.

— Надо всё-таки заставить экипаж работать. Иначе от безделья все заболеют.

— Это правильно, — согласился Амундсен.

Они прошли до кормы. Позади, в темноте, кто-то позвал:

— Доктор! Доктор, это вы?

Доктор Кук откликнулся. К нему торопливо подошёл один из матросов.

— Идите скорей, доктор, с Вильямсом что-то неблагополучно.

— А что такое? Отравился?

— Нет, собрался уходить. Буянит. Вон, смотрите, он уже вышел на палубу.

Доктор Кук и Амундсен пошли к дверям кают-компании. Там столпились матросы. Они держали за руки Вильямса, за плечами у него висела сумка, а в руках он сжимал крепкую палку.

— В чём дело? Почему вы его держите? — спросил доктор.

— Он хочет уходить.

— Как уходить? Ты куда собрался, Вильямс?

— В Бельгию. Я не буду здесь зимовать.

— Как? Пешком через льды и океаны?

— Да, пешком. А где надо, я поплыву. Я очень хорошо плаваю.

— Да, пожалуй, переплыть можно, — спокойно сказал доктор. — Но пока я тебе, друг, не советую уходить. Подожди немного: вот взойдёт солнце, и я сам составлю тебе компанию. Пойдём вместе.

Доктор взял матроса за руку и, ласково разговаривая с ним, увёл его к себе в каюту.

Амундсен и матросы остались на палубе.

— Не корабль у нас, а коробка! — сказал матрос Эмиль. — А тут ещё сумасшедший. Беда!

Амундсен в душе согласился с ним, но вслух ответил:

— Ничего, брат, держись! Главное — не теряй бодрости. Бодрость потерять — всё потерять.

— Где её набраться, бодрости? — сердито буркнул Эмиль.

Амундсен не сказал ничего. Да и что можно сказать людям, которые при первой беде становятся малодушными? Он вздохнул и спустился вниз.

Проходя мимо каюты доктора, он увидел в полуоткрытую дверь, что доктор и матрос Вильямс сидели друг перед другом, и услышал:

— Ну, вот мы и пойдём скоро...

Это сказал доктор. Матрос весело засмеялся. Должно быть, он поверил ему. Амундсен прошёл в свою каюту, в темноте разделся и лёг. Он устал от волнений этого дня. Что же будет дальше?