«ЧП»

Почти сто комсомольцев разошлись на патрулирование. В двух прокуренных комнатах домоуправления, которые занимал по вечерам оперативный комсомольский отряд, остались только члены штаба — высокий сероглазый командир отряда, внештатный секретарь райкома, адвокат Андрей Тихомиров; инженер, одетый, как правило, в щегольские офицерские бриджи Борька Чудный; пионервожатая Нина Хлебникова, которую все называли просто Нинусей; веселый, очкастый слесарь машзавода Женя Бертгольц.

Прошло более двух часов, а в штабе было тихо: ни телефонных звонков, ни задержанных.

— Андрей, — позвал Женя. — А что, наш отряд только и будет заниматься патрулированием по улицам города?

Командиром отряда Тихомирова назначили около полугода назад. Сейчас ему пришли на память слова секретаря райкома партии Калмыкова: «Всегда помни, что ты не только командир отряда, но и секретарь райкома комсомола. Твоему отряду мало ловить воришек, хулиганов. Главное — повести за собой ту часть молодежи, которую мы называем «неустойчивой». Суметь заинтересовать ее, отвлечь от дурного. В народе говорят: «Человек прожил жизнь недаром, если он посадил дерево, и, тем более, он проживет не зря, если поможет стать на ноги оступившемуся человеку…»

Андрей не успел ответить Жене. В комнату вошли патрульные во главе с боксером Колей Воронцовым. Они привели парня лет двадцати, чернявого, широкоскулого, немного сутуловатого.

— Вот, — сердито кивнул в его сторону, причесывая пятерней свои растрепавшиеся медные волосы, Коля Воронцов. — Карманный вор Хамза Бергизов… Мы за ним целый час следили. Как он орудовал в трамваях! Где толкучка — он туда. К одному в карман, к другому! Мы думали его с поличным взять, да не стали дожидаться. Задержали.

— Не лазил я по карманам, — обратился к Андрею задержанный. — Честное слово. Клепает этот рыжий на меня. Он сам воровал, проходимец, — ткнул Бергизов пальцем в сторону Коли. — Я лично видел: он у старушки вытащил трешку. Пальцы сложил лодочкой, и-и-и раз к ней в карман. Деньги вытянул…

У вспыльчивого Коли обиженно запрыгали губы, красные пятна появились на скулах. Он весь напрягся, рванулся вперед и вдруг ударил Бергизова в лицо. Тот покачнулся, однако устоял. Все замерли от неожиданности. У Нинуси глаза стали круглыми. Женька Бертгольц тоненько вскрикнул.

— Ну, попомните вы меня, — зло выдавил Бергизов.

А Коля Воронцов стоял теперь съежившись, низко опустив голову. Его сильные руки висели.

Борис Чудный подробно записал объяснение Хамзы, и ему разрешили уйти.

Бергизов от порога обвел всех сердитым взглядом и так хлопнул дверью, что со стола покатились ручки и карандаши. В штабе стало тихо-тихо. Было слышно, как нудно гудит комар, залетевший в комнату. Командир отряда повернулся к Николаю Воронцову:

— Мы создали оперативный комсомольский отряд, — заговорил Тихомиров чужим голосом, — объявили войну хулиганам, пьяницам, ворам. А ты занялся мордобитием. Позор! Сейчас же уходи. Больше ты не будешь участвовать в рейдах. Об остальном поговорим на заседании бюро.

Воронцов медленно повернулся и, опустив голову, вышел из комнаты.

В штабе долго держалась натянутая неловкая обстановка. Разрядил ее Борька Чудный:

— Хватит, ребята, молчать. Получилось, понятно скверно. Только мы не должны сейчас нагнетать атмосферу. Кстати, давайте узнаем о Бергизове. Что за человек, чем дышит?

Он подтянул широкий офицерский ремень на гимнастерке и взял телефонную трубку. У Бориса уже давно были приятельские отношения со многими сотрудниками милиции.

— Алло! Дежурный? Ты, Вася? Привет! Ну, как там у тебя?.. Ага, понятно… Вася, мы тут задержали карманника Хамзу Бергизова. Он известен вам?.. Так, так. Сидел, говоришь, за карман? И опять замечен. Ясно, ясно.

Борис повесил трубку.

— Кем бы он ни был, — не вытерпел горячий Женька Бертгольц, поправляя с достоинством очки, — а бить человека, правильно сказал Андрей, позор! Но я согласен и с тобой, Борька. Нечего нам киснуть… Кстати, ребята, у меня идейка. У штаба простаивает одна машина. Давайте на нее посадим группу комсомольцев — это будет наш передвижной патруль. Пусть ребята ездят по самым глухим уголкам. Быстрота! Натиск!

Предложение Женьки всем понравилось. Раздобыв где-то кусок обоев, на чистой стороне крупными буквами вывели: «Комсомольский патруль». Надпись ребята укрепили наискось на борту машины. Женя забрался с пятеркой комсомольцев в кузов, и «оперативка» ушла в рейс. Она заменила несколько пеших оперативных групп, и впоследствии без нее не проходил ни один рейд.

В этот вечер Женькина группа задержала несколько хулиганов и пьяниц.

— Мы берем самых отчаянных! — кричал Бертгольц. — А остальных домой отправляем. Сразу на улицах стало спокойнее и тише. Попрятались хулиганы. Перепугали мы их…

В коридоре штаба находились задержанные. Двое из них спорили с комсомольцами-часовыми, один беззаботно напевал, еще двое сладко похрапывали на скамье.

Каждого из задержанных надо было подробно опросить и принять меры.

Через два часа работы Чудный побледнел и охрип. Нинуся с теплой жалостью смотрела на его усталое лицо. Андрей выгнал Борьку на улицу: подышать чистым воздухом.

Перед комсомольцами предстал толстый розовый мужчина с одним ухом. Как только его ввели, он начал защищаться:

— Я задержан безвинно! Я человек интеллигентный, положительный, главбух! Главбух артели «Медник».

В рапорте комсомольской группы по поводу задержания главбуха сообщалось:

«Нетрезвый, пел непристойные песни у ресторана, оскорблял нецензурной бранью прохожих».

Читать мораль подвыпившему главбуху сейчас не имело смысла, и Андрей отпустил его домой. А в артель «Медник» было заготовлено письмо:

«20-го июля на улице Дзержинского у ресторана «Колос» был задержан работник артели Борноволоков Никодим Онуфриевич, который, будучи пьяным, пел непристойные песни и приставал к прохожим.

Мы, члены оперативного комсомольского отряда Ленинского райкома ВЛКСМ, считаем его поведение хулиганским и просим администрацию принципиально обсудить Борноволокова на общем собрании артели. О принятых мерах сообщите нам».

Домой члены штаба уходили с рассветом. Они тихонечко напевали сочиненную Женькой песню:

Никто из ребят не был моряком, но им нравилась эта песня. И не только потому, что ее сочинил Женька. Их привлекал боевой темп ее, настрой, ритм. Песню пропели трижды и остановились. Надо было расходиться. Нинуся как-то торопливо подошла к Чудному, стоявшему несколько в стороне. Женька, заметив это, круто повернулся и скрылся за углом. Одна Нинуся могла вернуть его…

Строители, строители, зачем возводить дома многоэтажные? Влюбленные вас не понимают. Мелкие камешки не долетали до четвертого этажа, а большим можно было выбить стекло. Тогда Андрей крикнул:

— Русалка!

Катя, студентка пединститута, не разрешала Андрею называть себя иначе. Она любила свое детское прозвище. Так ее называла мать за неистовую любовь к воде.

Андрей крикнул только пять раз. Больше он бы и не смог, если бы даже и захотел. В рот, в нос, в уши хлынула холоднющая вода — целое море. На балконе в ярко-красном халате стояла русалкина мама. В одной руке она держала пустое ведро. Андрей мгновенно снял разбухшую, как картофельная лепешка, кепку и поклонился в знак признательности. Рядом с мамой улыбалась Русалка.

— Бешеный, — сказала она, а у самой даже глаза смеялись.

Андрей бросил цветок Русалке. Цветок был давно приготовлен и даже прикреплен камешек к корешку…

Тихомиров с Русалкой, взявшись за руки, побрели к реке. На знакомом, отшлифованном водой валуне блестели капельки росы. Русалка спустилась к воде и стала плескать ее ладошками, любуясь радужными брызгами.

— Иди сюда, — позвал Андрей.

Девушка, откинув свои прямые каштановые волосы со лба, поднялась от воды и подошла к Тихомирову.

Когда он смотрел в ее синие глаза, ему было очень хорошо.

С улиц уже уходили дворники, торопились на базар женщины с кошелками. Прощаясь, Русалка сказала:

— И когда ты бросишь свой штаб? В кино даже не можем вместе сходить. Да и вообще не в свое дело ты, Андрей, ввязался. Ты адвокат, а не милиционер. Зачем тебе лезть в эту кашу?

 

В логове

Хамза Бергизов жил на квартире у часового мастера Леонида Красавчикова. С ним он познакомился в тюрьме, когда отбывал наказание за карманную кражу. Красавчик в то время сидел за ограбление магазина. В тюрьме Красавчика побаивались, зная его жестокость и силу.

Однажды два вертлявых, чем-то похожих друг на друга парня заставили Хамзу играть с ними в вырванные из газеты карты. Сначала играли на хлеб, и казалось, Хамзе везло. Но недолго. Через час он уже проиграл свой недельный паек и одежду.

— Снимай, пацан, тряпки, — кривя в недоброй усмешке рот, потребовал один из вертлявых.

Хамза под общий смех начал стягивать куртку.

— А ну, сдохните! — раздался вдруг сердитый голос. Мускулистый лысый Красавчик остановился около вертлявых и, обращаясь к ним, проговорил: — Заденете еще раз татарчонка — головы откручу.

— Да чего ты, Красавчик? Мы же так, пошутили… Зачем нам его барахло, — виновато заговорили парни, торопливо ретируясь.

Жалость ли сильного к слабому или еще какое-то чувство побуждало Красавчика, но он выделял Хамзу из остальных, явно ему покровительствовал. И Хамзу больше никто не смел тронуть.

Бергизов старался поближе держаться к своему шефу. Часто Хамза делился своими мыслями с Красавчиком. Тот его слушал, пусть даже снисходительно, но все равно это льстило Бергизову. Судьба у Хамзы была сложная. Родителей он не помнил. Воспитывался в детдоме. Из детдома Бергизов не раз убегал. Бродяжничал, научился лазить по карманам. Его несколько раз задерживали, предупреждали. К уголовной ответственности привлекли впервые.

Хамза, как ему казалось, многое узнал в тюрьме, и больше всего — от Красавчика. Опытный вор, часто поглаживая очень рано облысевшую голову и по привычке хмуря черные брови, поучал его:

— Времена сейчас пошли не те: воровать надо умело. И обязательно работать на производстве. Иначе всегда будешь на подозрении милиции. Заметут. Вот я. Я часовой мастер и не стыжусь своей профессии.

Красавчик рассказывал о карманниках такие истории, от которых у Хамзы дух захватывало. Он знал воров Долговязого и Зуба. По его словам, они могли в любую минуту, на глазах у толпы, только прикурив у прохожего, лишить его кошелька, где бы он ни был спрятан.

Хамзе очень хотелось быть похожим на этих ловких, удачливых воров.

Красавчик перед самым своим освобождением пригласил Хамзу после «кутузки» приехать к нему. В городе у Леонида была отдельная двухкомнатная секция, в которой жила его престарелая мать.

Спустя год Хамза использовал приглашение. К этому времени Красавчик жил один. Мать оставила ему квартиру, уехав подальше от сына, в Новосибирск к дочери.

Красавчик довольно легко прописал Хамзу и устроил в сапожную мастерскую: Бергизову пригодилась полученная в колонии специальность сапожного мастера.

Жили они дружно. Хамза отдавал Красавчику зарплату и то, что он иногда добывал из чужих карманов. У Бергизова была ценная хозяйственная струнка: он держал квартиру в образцовом порядке, стирал, гладил, быстро научился варить вкусные обеды. Это, понятно, нравилось его шефу.

А сейчас Хамза шел по улице с очень плохим настроением. Красавчик научил его многим воровским приемам и хитростям. Бергизову казалось, что теперь он не попадется, и вот… «Хорошо еще, что взяли меня впустую, — размышлял Хамза, — а если бы с деньгами, то сдали бы в милицию — и конец».

Хамза открыл своим ключом дверь, снял у порога обувь и прошел на кухню. У стола, на котором стояла опорожненная бутылка коньяка, сидел Красавчик.

— А, наконец-то! — приветствовал он Хамзу. — Где ты пропадал? Я тебя целый час жду.

Молодое лицо Красавчика было красно и потно. Но Хамза никогда не видел своего товарища пьяным.

— Чуть не засыпался, — проговорил Хамза, устало присаживаясь к столу.

— Как?! Где? — встревожился Красавчик.

— Работал я честь честью в трамвае. Милиционеров никого: я их всех уже в лицо знаю. У одного фраера хороший кошель нащупал и взял бы, да тут какой-то рыжий с дружками меня сцапал. Я думал, милиция — оказалось, нет… Привел рыжий меня в комсомольский штаб. Ты знаешь, оказывается, комсомольцы организовали отряд. Специально карманников ловят… А начальник у них знаешь, кто?

И, не дождавшись ответа на вопрос, Хамза пояснил:

— Адвокат. По фамилии Тихомиров. Высокий такой парень.

— О чем они тебя спрашивали? — нахмурил большой лоб Красавчик.

— Да ни о чем. Рыжий рассказывал Тихомирову, как они меня «пасли». Оказывается, точно проследили. А потом… — Хамза надолго замолчал, катая ладонью хлебный шарик на столе. Красавчик не выдержал паузу.

— Ну что?

— Потом один из них, тот, рыжий, что сцапал, как двинет мне в челюсть кулаком. Я и с ног долой… Теперь мое дело труба. Милиция уже задерживала, теперь эти. Затихнуть надо — заметут.

Красавчик достал из-под стола неначатую бутылку «Московской», налил в граненые стаканы. Выпили. С хрустом закусили соленым огурцом.

— Та-ак, — протянул задумчиво Красавчик. — Та-ак… Неси чистую бумагу и ручку.

Хамза, не спрашивая, поспешно поднялся.

Почерк у Красавчика был крупный, четкий. Хамза, не понимая, что хочет его друг, внимательно следил за буквами, выходящими из-под пера.

«Начальнику районного отдела милиции от гражданина Бергизова Хамзы».

— Постой, ты чего это, Леонид? — испугался Хамза, кося узкими черными глазами.

— Заявление. Комсомольцы тебя избили — пусть отвечают.

— А стоит ли? Ведь они меня за дело в штаб притащили.

— Пусть докажут. Они же взяли тебя не с поличным. По подозрению. А за этот удар поплатятся.

Красавчик не говорил Хамзе, что он уже несколько раз слышал об отряде. Сегодня действия отряда вызвали беспокойство: он боялся, что Хамза струсит, перестанет воровать. Тогда придется рисковать самому.

Красавчик написал заявление, дал подписать Бергизову и процедил сквозь зубы:

— А комсомольцев, отряд ихний, разгонят. Даю тебе башку на отсечение.

Хамза знал: Красавчик слов на ветер не бросает.

 

Молодожены

Андрей сидел у шефа комсомольского отряда, первого секретаря райкома комсомола Володи Мичурова. Володя служил раньше на флоте. Любовь к морю, ко всему флотскому сохранилась у него и после демобилизации. Краешек тельняшки даже в июльскую жару всегда виднелся у Мичурова. Широкий в кости, внешне медлительный, он обладал неистощимой энергией. При всей своей занятости Володя уделял немало внимания отрядным делам, помогал Тихомирову. Вот и опять он вызвал Андрея по делам отряда. Однако поговорить они не успели. За дверями послышался сердитый девичий голос. Дверь со стуком раскрылась, и через нее протиснулась рослая толстая девушка, а за ней невысокий кудрявый парень.

— Наша фамилия Крякуши. Мы по вопросу жилплощади, — деловито заговорила девушка. — Вот наше свидетельство о браке. Мы вчера зарегистрировались. Конечно, можно было подождать, но нельзя же упускать такой счастливый случай. Я имею в виду, что молодоженам вы предоставляете квартиры. Просим записать нас на получение жилплощади в вашем «Доме молодоженов». Причем в первую очередь. Мой муж сердечник. Посмотрите, какой он вялый и бледный. Крякуша, чего ты молчишь! — прикрикнула она на супруга.

И штатный, и внештатный секретари райкома уже устали от подобных разговоров с посетителями. А дело было вот в чем.

По инициативе оперативного отряда на деньги, заработанные во время уборки урожая комсомольцами района, началось строительство «Дома молодоженов», который в шутку назвали «Медовым домом». В краевой молодежной газете в первые же дни стройки появилась статья, в которой бойкий журналист писал:

«Красавец дом, самый прекрасный, из стекла и цветного кирпича, с магазином полуфабрикатов внизу. Квартиры будут обставлены мебелью! Дом с клубом! Молодые супруги будут жить в нем бесплатно до тех пор, пока не получат квартиру в порядке очереди».

После этой статьи в Ленинский райком комсомола повалила молодежь. Мичуров сначала пытался объяснить посетителям, что дом еще только начал строиться и что вселять в него будут особо отличившихся комсомольцев и остро нуждающихся, но поток желающих не убавился. Тогда Володя начал закрываться от молодоженов. В райкоме на дверях кабинетов появились таблички:

«По вопросам, касающимся «Дома молодоженов», принимает внештатный секретарь райкома комсомола А. Тихомиров».

Но эти таблички мало кого смущали. Вот и сейчас Крякуши терпеливо ждали.

— Может быть, мы как-нибудь перебьемся, Тася? — робко сказал муж.

— Толя! — Тася так посмотрела на него своими красивыми глазами, что муж сразу притих.

— Очень хорошо, — качнул головой Мичуров. — Замечательно, что вы, так сказать, пришли вовремя.

Тихомиров посмотрел на Мичурова удивленно: «Что он, спятил?»

— Вот взгляните, — Володя извлек голубую папку, сто раз просмотренную комсомольцами отряда и сто раз вызывавшую споры. — Крыша этого дома будет из пластических материалов. В каждой квартире кухня. Обязательно балкон. Коридор светлый, широкий. Вот здесь, — ткнул Мичуров в чертеж пальцем, — будет общий зал отдыха. В каждой квартире холодильник. Телефон.

Мичуров рассказывал воодушевленно, и Тася торжественно поглядывала на своего супруга. «Что я тебе говорила!» — прыгало в ее глазах. А Толя вдруг загорячился:

— Неважно, буду ли я жить в этом доме, но вообще молодые супруги — так? Надо, чтобы жилье было прекрасным. У меня — замечания. Вход в кухню надо сделать не из комнаты, как у вас, а из прихожей. Теперь балконы. Это же решетки! Тюремные решетки! Нужен рисунок.

Толя схватил листок бумаги. Карандаш он извлек из кармана Мичурова и набросал красивый рисунок балкона.

— Вот так будет хорошо.

На этом же листе несколькими точными движениями карандаша Крякуша нарисовал профиль Мичурова и волевое лицо Тихомирова. Потом глянул на лицо жены, улыбнулся краешком пухлых губ и увековечил ее физиономию.

— Здорово! — вырвалось у Андрея. — Вы художник?

— Нет, архитектор. Начинающий… Тася, ты пойди домой или в магазин, — повернулся он к жене. — Мы, мужчины, одни легче договоримся.

— Извините, ребята, — смущенно заговорил Толя, как только удалилась жена. — Прочитала она в газете о вашем доме и потащила меня сюда. Но вы не думайте, она хорошая. И, конечно, мы зарегистрировались совсем не потому, что прочитали о «Доме молодоженов»… Просто мы давно дружили. К тому времени, как вы дом построите, мы будем «староженами». Так что нам и давать квартиру не придется.

— А ты мне понравился, старик, — сказал Мичуров, обращаясь к Толе. — Ты комсомольский парень.

— Помогал бы нашему штабу, — поддержал Андрей, приглаживая густые русые волосы. — Нам художник позарез нужен.

— Читал я о вашем отряде. Дело стоящее, — кивнул Толя и деловито, без лишних слов, спросил: — Когда и куда мне приходить?

— Хоть сегодня. Чкалова, 38, — весело ответил Андрей.

Вечером Анатолий пришел в штаб. В руках у него были краски, бумага. Чудный, заложив пальцы за широкий командирский ремень, в тот момент отдавал какие-то указания группе комсомольцев. Он воинственно осмотрел мешковатую фигуру Крякуши. Толю не смутил такой прием. Он невозмутимо отодвинул Чудного в сторону и, усевшись к столу, начал работать.

На следующий день комсомольцы вывесили на предприятиях десятки карикатур на хулиганов и пьяниц.

 

Из дневника Жени Бертгольца

Мне очень хочется быть твердым. Я хочу быть похожим на Павку Корчагина. Ведь он тоже был человеком из плоти и крови. А сколько мужества было у него! Нет, я не ставлю себя рядом с ним. Я просто хочу самую капельку быть похожим на него. Но я слюнтяй и тряпка…

Если бы мне задали вопрос, кто самая лучшая девушка на всем земном шаре, я бы не задумывался ни минуты. Самая лучшая, самая добрая, самая красивая девушка — это Нинуся. Я никогда не встречал девушку, похожую на нее, и никогда не встречу. Когда она смотрит на меня, я становлюсь сам не свой. И почему-то по-дурацки улыбаюсь… Я знаю, что не могу дать ей радости, даже самой маленькой, хотя ради нее, не задумываясь, отдал бы все… Нинуся счастлива только тогда, когда рядом Борис. Он чудесный парень, его нельзя не любить.

Глупо и нечестно поступил я в ту ночь, когда побежал от ребят. Что они подумают обо мне?.. И смешно же я выглядел. Ой как смешно.

Все. Беру себя в руки крепко-крепко. Буду железным.

 

Невеселый день

Андрею позвонили утром, как только он появился на работе. Мужской голос показался знакомым. Но кто это, Андрей так и не мог вспомнить.

— Андрей Павлович Тихомиров?

— Да.

— Замечательно. Андрей Павлович, извините, я останусь инкогнито. Я вам хочу дать полезный совет. На мой взгляд, вы напрасно связались с отрядом. Для вас — лишь неприятности в перспективе. Что вы скажете, Андрей Павлович?

Андрей выругался и бросил трубку. Его коллега, старый холостяк Антон Самуилович, одетый в несвежую рубашку, возмутился:

— Андрей Павлович!.. Вы же адвокат. Разве допустимо подобным образом говорить с клиентом? Наше с вами оружие — вежливость.

Антон Самуилович был так возмущен, что даже не рассказал своего традиционного утреннего анекдота.

Не первый раз звонили Андрею и давали «советы». Но сегодняшний звонок вывел из себя. Делать ничего не хотелось. Тихомиров убрал со стола бумаги и вышел на улицу. День был серый. Низкие клочковатые облака разбивались о купол старой церкви. Лица прохожих казались скучными, неприветливыми.

У трамвайной остановки Андрей встретил участкового уполномоченного милиции младшего лейтенанта Прохорова, тоже члена оперативного комсомольского отряда. Прохоров тащил тяжелую сетку, в которой виднелись патроны, банки с порохом, мешочек с дробью, какая-то специальная замысловатая машинка. Андрей не удивился, он знал, что Сима Прохоров — страстный охотник.

Прохоров крепко пожал руку Андрею:

— Ты чего такой кислый, товарищ адвокатище? Не выспался?

Андрей не утерпел и рассказал ему о последнем телефонном звонке.

— Замечательно, — улыбнулся Сима. — Выходит, что наш отряд стал кому-то поперек горла. И ясно кому — прохвостам. Надо радоваться, а ты киснешь… Вот начнется охота, увезу я тебя на недельку. Приедешь свеженький и веселый.

Эти несколько слов ободрили Андрея. И, побродив еще немного по улицам, он вернулся на работу.

У Антона Самуиловича уже изменилось настроение.

— Погуляли, молодой человек? Не желаете ли новинку?

И, не дожидаясь согласия Андрея, он начал рассказывать анекдот.

К Андрею пришел посетитель — старичок с костылем — хоккейной клюшкой. Старику надо было выселить соседа-скандалиста. Тихомиров рассказал, какие необходимо собрать документы, написал ему заявление в суд. По правилам, он должен был выписать старичку квитанцию, чтобы тот за услуги внес деньги в кассу. Но Андрею стало неудобно, что за его двадцать слов на бумаге старый хоккеист будет платить деньги. И он, не выписав квитанции, проводил старика.

Антон Самуилович сдержался, хотя ему и было трудно сделать это.

 

Операция «Икс»

Все члены штаба хорошо помнят этот случай. Трое комсомольцев задержали известного хулигана по фамилии Нежный. Беседовать с ним начал Андрей. Неожиданно для всех Нежный вскочил и нож молнией сверкнул в его руке. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы к хулигану не метнулся Сима Прохоров. Резким движением он выбил нож. Хулигана связали…

Прохорова в отряде полюбили не только за смелость, но и за его веселый нрав, деловитость. Очень быстро он стал в штабе своим человеком. Без него не проводили ни одного серьезного мероприятия. Сима в необходимых случаях обыскивал хулиганов — это ему разрешалось законом, вызывал на заседание штаба нарушителей. Он же возглавил группу уголовного розыска. Попасть в нее было большой честью.

В последнее время в районе участились кражи мотоциклов с улиц. Сима предложил организовать засаду. У кого-то из знакомых предприимчивый Женька одолжил «ижака». И в один из вечеров группа, возглавляемая Симой, начала операцию.

Женька подъехал на мотоцикле к кинотеатру «Салют», лихо развернулся и заглушил мотор. Оставив мотоцикл, он присоединился к ребятам, спрятавшимся в темном подъезде дома напротив кинотеатра.

Скоро незнакомый парень и девушка остановились рядом с подъездом. Молодые люди клялись друг другу в любви, целовались.

— Надо бы спугнуть их, — предложил кто-то шепотом.

— Молчи, — шикнул Женька. — Может, это и есть воры.

Влюбленные стояли около часа и не намеревались уходить. Они будто испытывали нервы ребят.

— Уж если целоваться, так целовались бы где-нибудь в подходящем месте, — вздохнул Крякуша.

— Ты имеешь в виду, что целоваться им нужно дома в присутствии родителей? — вполне серьезно спросил Женька.

Сима не выдержал и засмеялся. Влюбленные испуганно отскочили друг от друга. Начали оглядываться и скоро ушли.

Толпа у кинотеатра становилась все более жидкой. Ребята уже собирались покинуть свое укромное место, как к мотоциклу подскочил парень, откинул подножку. На фаре загорелась лампочка зажигания — парень имел ключ. Женька было рванулся, но Сима удержал его:

— Пусть тронется. А то выкрутиться может: скажет, просто интересовался. Далеко все равно не уедет. Ты ведь слил из бака бензин.

— Да. Совсем немножко оставил.

Загремел мотор. Вор оседлал мотоцикл. На заднее сиденье плюхнулся неизвестно откуда вывернувшийся второй. Мотоцикл рванулся. Комсомольцы разом выскочили из засады.

— Уйдут! — горестно выдохнул Крякуша.

— Чудный, через проходной двор! — приказал Сима.

Ребята на ходу разделились на две группы.

Мотоцикл проскочил метров двести и заглох. Воры бросились в разные стороны. Андрей видел, что один из них попал в объятия Женьки. Второй большими лосиными скачками уходил. Преследуя его, ребята растянулись. Андрей опередил всех остальных. На середине улицы Горького вор поскользнулся и упал. Тихомиров бросился к нему. Вор больно пнул Андрея в живот. Тот вскрикнул и присел. Вор пружинисто вскочил и скрылся в темном дворе напротив. За ним бросились ребята. Андрей, остался посередине дороги. Вокруг него быстро собралась толпа.

— Молодой, а до какого состояния напился, — удивилась пожилая женщина. Неожиданно сильные руки подняли его. Это пришел на помощь проходивший мимо Красавчик.

— Ничего, бывает, — говорил он участливо. — Кто ее, товарищ адвокат, не пьет, сердешную.

Всмотревшись, Андрей узнал однажды обращавшегося к нему за консультацией Красавчика и хотел освободиться, но Красавчик не отпускал его целый квартал. Он проявлял всяческое внимание и заботу. Андрею, собственно, и не требовалась никакая помощь, более того, со стороны Красавчика она была ему неприятна, но он вынужден был постоять с ним, так как уйти сразу было неудобно. Красавчик предложил вызвать такси, Тихомирову с трудом удалось отказаться.

Андрей сначала хотел объяснить, почему он оказался в таком положении на улице, однако, подумав, решил не делать этого и простился.

Все участвовавшие в операции собрались в штабе. Задержанного вора Сима отвел в милицию.

— Как он прыгнет! — восторженно орал Женька. — Прямо ко мне в руки попал. Здоровый. Барахтаться начал. Я его одним приемчиком уложил.

— Почему мы отдали вора в милицию? — спросил Крякуша. — Мы поймали его, нам и разбираться.

— Милиция лучше распутает клубок, — улыбнулся Сима. — По моему мнению, мы задержали крупную птицу. Не уйдет и второй от нашего уголовного розыска.

— А ты разве не милиция? — не отступал Крякуша.

— Я? Я лишь неопытный участковый. Мне это дело тоже не под силу.

 

Неприятности

Антон Самуилович встретил Андрея пасмурно. Он долго рассматривал золотую цепочку своих часов, прохаживался около его стола. Тихомиров намеренно старался не замечать странного поведения коллеги.

— Пьете, миленький, — неожиданно выпалил Антон Самуилович, — на улицах валяетесь.

Антон Самуилович протянул Андрею голубой лист. В верхнем углу его размашистым почерком была написана резолюция заведующего юридической консультацией Антону Самуиловичу:

«Срочно разберитесь с Тихомировым. Возьмите объяснение. О его поведении сообщите в РК ВЛКСМ».

Андрей прочитал письмо неизвестного автора, в котором сообщалось, что он пьяный валялся на улице.

— Это же гнусная анонимка! — возмутился Андрей. — Чистейшая ложь.

Тихомиров пытался рассказать о засаде, о задержании воров, но старый адвокат только отмахивался:

— Нет дыма без огня. Дикость, дикость, дикость. Пьющих не понимаю и особенно юристов. Людей, отлично знающих последствия алкоголя.

Как ни оправдывался Андрей, Антон Самуилович так и не поверил.

— Кто написал эту гнусность? — размышлял Андрей. — Красавчик? Хотя зачем ему. Но, видно, все же кто-то из моих «знакомых».

В этот день Антон Самуилович еще раз «обрадовал» Тихомирова. Коллега сообщил, что Колю Воронцова, который ударил в штабе карманного воришку Бергизова, арестовали за хулиганство на десять суток.

Андрей помчался к судье. Тучный Иван Иванович только развел руками.

— Факт есть факт, — уточнил он оправдательные доводы Тихомирова. — Воронцов ударил гражданина, которого вы называете карманным вором. Ударил в общественном месте… — Судья помолчал немного и, видимо желая ободрить поникшего Андрея, добавил: — Да… там на тебя жалоба была… Я только что заходил к твоему начальству… Оказывается, чепуху на тебя написали. Так что недоразумение выяснено.

Но Тихомирова это сообщение не обрадовало.

Он бросился в райком комсомола, однако и Мичуров не поддержал его:

— Жаль парня, только посуди сам: мы же не можем допускать мордобития. Правильно его наказали. И тебе наука — не распускай людей. Да ты не кисни, старик, во всяком новом деле промахи неизбежны. Присядь-ка лучше, закуси. У меня два килограммовых бутерброда. — Андрей сердито отказался.

— Не хочешь, — добродушно проговорил Володя, — не надо. Тогда я дам тебе, как секретарю райкома, задание.

Мичуров извлек из своего громоздкого стола новенькие футбольные бутсы. Оба ботинка скалились гвоздями.

— Новые, а стоит только легонько нажать пальцем на подошву — и вот, полюбуйся. Выходит, наша футбольная команда играет плохо не только потому, что не владеет техникой. Видно, ей мешают и подобные «шедевры» обувной фабрики. Возьми капитана команды футболистов да махни на фабрику.

Андрей пригласил нескольких человек из команды «Урожай», но когда ребята узнали, в чем дело, то явились все.

— Ты представь себе, — дергал Тихомирова за руку худощавый пасмурный вратарь, — мяч еле ползет к моим воротам. Я вижу — наш Генка Жуков открылся. Я и хотел с ходу ногой отдать ему мяч. Имей в виду, так поступает и Лев Яшин. А вместо этого срезаю мяч в собственные ворота. И в чем, думаешь, причина? Смотрю, подошва бутс показывает клыки: отпала незаметно во время игры, и когда я делал удар по мячу, то вспахал поле. И кому проиграли?! «Звезде»! Да у них ни одного сильного нападающего нет. Бить некому. Наши после игры меня чуть не отлупили. Подвести всю команду — это не шуточка. А что я мог сделать? Ты мне скажи, что я мог сделать?

На фабрике делегация нашла секретаря комитета ВЛКСМ, вялого белобрысого парня. От него пахло пивом. Тихомиров сказал ему об этом.

— Свадьба комсомольская была, — отозвался тот равнодушно.

Футболисты потянули его с собой в склад готовой продукции. Остроносенькая девчонка в красной косынке допустила всех в свои апартаменты. Команда сразу же набросилась на ворох футбольных ботинок. Ребята полагали, что здесь ботинки хорошего качества, но они ошиблись. Рабочие быстро узнали о появлении футболистов. Около склада собралась толпа.

— Играть не умеют, а только бутсы браковать мастера, — хохотнул кто-то.

— Чего смеетесь, бракоделы? — набросился вратарь на шутников. — Порядочную пару ботинок сшить не можете!

— Ты сам попробуй сшей, — отозвался парень в коричневой куртке. — Стельки гнилые. А начальству подавай план! Говорят — ставьте! В стельках же и гвозди не держатся.

Футболисты, беззлобно поругавшись с рабочими, шумной ватагой повалили к директору. Их встретил розовощекий пожилой мужчина. Андрей объяснил ему сущность дела.

— Ваши претензии, товарищи, не совсем справедливы, — парировал директор. — Виноваты не мы, а поставщики кожматериалов, присылают всякую дрянь. А у нас план… Тем не менее мы постараемся сделать все зависящее от нас.

Андрей, футболисты еще долго спорили с директором, но так ни о чем и не договорились.

 

Грабеж

Молодежное кафе на общественных началах возглавил член оперативного комсомольского отряда артист драмтеатра Толя Солоницын. У Толи было очень мало времени, но он все-таки умудрялся находить свободные минуты. И в эти «окошечки» то бежал к директору торга, умоляя его выделить для кафе что-нибудь особенно нужное, то «ложился костьми» у директора столовой, где по вечерам функционировало молодежное кафе, выпрашивая два-три лишних часа работы. Помещение столовой отряду разрешили использовать по вечерам два раза в неделю. Однако директор столовой постоянно ставил палки в колеса.

— Вам танцульки, песенки, — кричал он, — а мне план нужен! С вашего кафе я в вечер получаю сотню-полторы выручки — это же ерунда! Мне нужно платить работникам зарплату, премиальные, а вы в самое горячее время стоите у входа и пропускаете только по своим пригласительным.

Директор столовой каждый раз снимал вывеску «Молодежное кафе «Ласточка» и прятал ее. Толя чуть не плакал от такого произвола. И если бы было время, заплакал, но мешали сотни различных забот: кто вымоет пол? Где напечатать пригласительные билеты? Где найти интересных людей? Кого поставить в гардероб?

В кафе, как правило, приглашали трудновоспитуемых ребят. Каждый раз Толя с сотрудниками милиции колдовал над списком.

Особенно запомнился членам штаба первый вечер в кафе «Ласточка». Все приглашенные чинно уселись в зале, опираясь на хрустящие скатерти локтями, и начали ждать. Что же будет дальше? А среди членов штаба имелась договоренность: ничего никому не навязывать. В зале играл оркестр, были шахматы, газеты, был «музей дряни». В музее красовались бутсы с обувной фабрики, а рядом — кривобокие подшипники, изготовленные на механическом заводе. Под каждым «шедевром» висела табличка: кем и когда изготовлено.

Неизвестно, сколько бы царила в кафе натянутость, если бы не шустрая зеленоглазая девчонка, недавно вернувшаяся из исправительной колонии.

— Хотите, я вам спою?! — выскочила она в центр зала и, не дожидаясь согласия присутствующих, запела. Оркестр уверенно поддержал ее частушки.

Девчонку вызвали на «бис».

Заработала моментальная фотография. Смешные рисунки заготовлены были заранее и фотограф, щелкая пустым аппаратом, вручал их направо и налево.

Шахматисты начали записывать первые ходы. Совсем седой, с обветренным лицом морской офицер собрал около себя мальчишек. Они слушали его с разинутыми ртами.

К Андрею подошел наутюженный, пахнущий духами парень. Он долго мямлил, пока Тихомиров понял, что в кафе парень привел свою любимую девушку. И ему крайне неудобно, так как в «музее дряни» выставлена продукция их фабрики.

— Понимаете, — говорил парнишка, — Лена оформляется на нашу фабрику, и очень неудобно, что в этот праздничный вечер она видит такие непривлекательные вещи.

— Это не праздничный вечер, — вмешался Женька, — мы хотим, чтобы молодежь проводила свой досуг всегда так интересно…

Через час в кафе было по-настоящему уютно и весело. Появился приглашенный писатель, художник Лебедев принес несколько своих картин.

— Безобразие, — подлетел к Тихомирову Женька, — в «тихом уголке» целуются!

Но Андрей не успел ничего ему ответить. В зал вбежал Борис, бледный, растерянный. Его офицерский ремень съехал набок. Он наклонился к Тихомирову и выпалил такое, отчего у Андрея холодные капельки пота выступили на лбу. Они бросились в штаб.

В штабе, кроме членов отряда, находилось несколько сотрудников милиции.

— Вот командир, — сказал кто-то при появлении Тихомирова.

Андрей невольно покраснел под сердитым взглядом полного капитана. Тихомиров подумал, что он старший. Но из-за спины капитана вышел маленький улыбающийся мужчина. Он дружески протянул руку Андрею и назвался:

— Жданов Алексей Степанович, начальник уголовного розыска.

Жданов зашел с Андреем в свободную комнату.

— Дело, Андрей, вот в чем, — глядя в лицо Тихомирову, заговорил Жданов. — Какой-то мерзавец час тому назад ограбил пенсионера по фамилии Бабенко. Пригрозил ему ножом и отобрал около семидесяти рублей. У грабителя такие приметы: лет тридцати, рыжий, волосы зачесаны назад, в очках… На рукаве у него была красная повязка, а на ней буквы: «ОКО». Если я не ошибаюсь, они означают «Оперативный комсомольский отряд»… Вот и вся история. Тебе приметы преступника ни о чем не говорят? Нет у тебя в отряде человека с такой внешностью?

— Нет, нет, товарищ Жданов, — выдавил Андрей.

— Ты чего волнуешься, командир? К тебе я приехал поговорить, а не арестовывать твоих орлов. Такую повязку мог надеть не только член отряда, но и любой мерзавец. — Жданов, видя растерянность Андрея, быстро перевел разговор на дела отряда: — Добро, добро, что вы отвлекаете молодежь от никчемных занятий. Надо учить людей проводить время. Это, между прочим, дело трудное. Каждый человек должен быть по горло занят любимым делом — или волейболом, или стихами, или охотой, или музыкой. Одним словом, приятным, полезным занятием, к которому бы тянуло.

Андрей заметил у Жданова наколки. На каждом пальце левой руки зеленела маленькая буковка:

«Л-е-ш-а».

Начальник уголовного розыска поймал взгляд Тихомирова и улыбнулся:

— Детство. Так вот и хожу, меченый.

Жданов был очень приятный человек, и Андрей скоро почувствовал себя с ним легко, просто.

— Трудно, Андрей, еще работать, — говорил он устало. — Постовых милиционеров у нас мало. Мы их для порядка в центр города направляем, а на окраину, на глухие улицы послать некого. Вот на некоторых ваших членов отряда надевать бы по вечерам форму, а? Как ты думаешь?

И видя, что Андрей замешкался, продолжал:

— Кроме ваших ребят, общественность плохо помогает милиции. Больше шумят, лозунги говорят. А тут надо рукава засучивать. Да и мы работаем, как рыбаки: ловим, садим. Жулики выходят, мы опять их ловим. Надо, чтобы общественные организации занимались воспитательной работой. Будет это — и дело пойдет. А мы вязнем по уши в текучке.

Вошел хмурый капитан. Андрей догадался, что ему надо доложить что-то Жданову, но он не решался сделать это в присутствии постороннего человека и пасмурно поглядывал то на Тихомирова, то на Жданова.

— Говорите, — кивнул Жданов, — от командира отряда у нас не может быть секретов. Он понимает, что к ним могут примазаться всякие прохвосты. В том числе и такие, которые сегодня совершили ограбление.

— Я, товарищ подполковник, думаю за тем гражданином послать, которого ограбили, — сказал капитан. — Он ведь узнает бандита. Выстроим всех комсомольцев, пусть посмотрит…

Глаза Жданова сузились, и синенькая жилка запульсировала на левом виске.

— Вы что же, всех честных ребят будете предъявлять для опознания? Может быть, им еще пальцы всем отпечатать, товарищ Петренко? Посмотреть здесь, в отряде, надо. Но не так.

 

Логика Русалки

Неприятности Андрея не взволновали Русалку. Она прослушала все молча и без перехода сказала:

— Пойдем слушать Онегина… А то скоро мои каникулы кончатся, а мы так и не побываем вместе в театре. Сегодня будет петь Эрик.

— Что, заболел основной солист? — ехидно спросил Андрей.

С Эриком, артистом оперы, он встречался несколько раз. Высокий, интересный, но удивительно слащавый, излишне любезный, он не вызывал симпатии у прямого, резковатого Тихомирова. Андрей знал, что Эрик учился в одной школе с Русалкой и еще в то время нравился ей.

— Может быть, лучше в кино? — спросил Андрей.

Руки у Русалки были теплые, а синие глаза ласковые. Она присела на ручку кресла к Андрею и тихонько потянула его к себе за уши. Ее губы были близко-близко.

Тихомиров покраснел и упрямо проговорил:

— Почему тебя радуют мои неудачи в штабе?

Она задумалась на минуту, потом, тряхнув волосами, заговорила:

— Ты должен понять, наконец, что все, чем вы занимаетесь, — детективная игра. А взрослые люди не играют. Они думают о своем будущем. Играют лишь в карты в поезде, когда скучно, а дорога длинная-длинная и совсем нечего делать. Если у тебя достаточно времени, поступай в аспирантуру. Учись, специализируйся в своей области. Зачем распылять силы, знания? Что дает твоя общественная деятельность?

— Ты хочешь сказать, что желаешь иметь дело с людьми, которые борются за свое солидное будущее, — вспыхнул Андрей, — забывая о своем долге? Только бы лезть — лезть по головам!

— Зачем так грубо, Андрей? Я это говорю тебе как близкому человеку, который мне далеко не безразличен. Я совсем не за то, чтобы ты лез по головам. Живи, как большинство людей. Честно, но не забывай о себе. Извини меня, однако, если ты на своей общественной работе протрешь брюки, тебе никто не даст новые.

— Черт возьми! Если все будут думать, где теплее и жирнее, то кто будет строить новые города на Севере, кто будет топать по Луне, кто будет превращать болота в плодородные поля? Кто, наконец, защитит женщину от хулигана?!

— Неисправимый, — и она прижалась щекой к плечу Андрея…

Русалка не отпускала руки Андрея, когда они вышли из театра.

Они остановились около густой колючей акации. Смотрели на небо, на ничем не примечательные клочковатые облака. Так они могли простоять всю ночь и, может быть, простояли, если бы недалеко от них не закричала женщина испуганно, тревожно.

Андрей бросился на голос. Рядом с женщиной размахивал руками мужчина. Женщина держалась рукой за щеку.

— Ты чего?! — придвинулся Андрей к мужчине. — Почему бьешь?

Женщина торопливо взяла под руку мужчину и закричала на Тихомирова сердито:

— Зачем, хулиган, к нам пристаешь? В милицию захотелось? Живо позову сотрудника! Дубина!

Андрей захохотал.

— Дурак какой-то, — констатировала женщина.

— Может, морду ему набить? — спросил мужчина.

— Не стоит.

Они удалились.

Русалки уже не было. Напрасно Андрей искал ее. Напрасно бросал ей в окно камешки. Балкон оставался пустым.

 

Атака на прораба

Строительный трест, который возводил здание «Медового дома», работал не по-комсомольски. А может быть, ребятам просто казалось, что здание возводится слишком медленно.

Однажды Бертгольц привел в райком прораба стройки, здорового усатого сибиряка с широкими бровями.

— Вы посмотрите на него, — бросил торжественно Женька, придумывая на ходу хитрый маневр. — Вот такие обыкновенные с виду мужчины и делают чудеса. Товарищ Зайцев предложил работать в две смены. Нам остается установить дополнительно два прожектора, и работа закипит. «Медовый дом» мы сдадим раньше на несколько месяцев.

Зайцев опешил. Он никогда не обещал Женьке и в райком пришел, полагая, что его действительно вызывает секретарь. Прораб понял, что Женька загоняет его в западню, и хотел уйти, однако Бертгольц удержал его и продолжал свою хитрую атаку. Он стремительно схватил телефонную трубку, набрал номер и заорал:

— Редакция! Редакция! Это говорят из райкома комсомола. Прошу вас срочно прибыть к нам. Сфотографировать героя трудовых будней товарища Зайцева. Он работает прорабом на стройке «Дома молодоженов». Он решил сдать дом на пять месяцев раньше срока. Он сделал так, что люди работают в две смены. Он сибиряк, имеет награды.

— Сколько? — спросил Женька Зайцева радостным голосом.

— Ну, семь медалей и три ордена, — буркнул прораб, понявший, что окончательно попался.

— За геройские подвиги он имеет кучу орденов и медалей. Прошу поместить его не только в местной газете, но и в центральной… Да, люди работают, несмотря ни на какие погодные условия.

— Спасибо, товарищ Зайцев, — поднялся из-за своего стола Володя Мичуров, радуясь, что этот человек, с которым он сто раз ругался из-за того, что дом строится медленно, неизвестно почему вдруг так круто изменился.

Тихомиров и Мичуров изо всей силы жали ему руки. А Женька от избытка чувств начал целовать прораба в небритые щеки.

— Только вы мне людей, комсомолии своей давайте, туго с народом, — грустно проговорил Зайцев и осторожно прикрыл за собой дверь.

— Как тебе удалось перевоспитать его? — удивленно спросил Андрей Женьку.

— И сам не знаю, — отвечал Женька. А лицо его было хитрым-хитрым.

 

Враг продолжает действовать

Тучи подкрались к городу незаметно, ночью. Они со всех сторон закрыли небо. Начало погромыхивать. Реденькие тяжелые капли изредка шлепались на нагревшийся за день асфальт. С минуты на минуту должна была разразиться гроза.

Длина переулка Проезжего — метров триста, не больше. Среди маленьких одноэтажных домов он извивается, как змея, образуя тупички. Здесь впору заблудиться.

Под навесом ворот одного из уснувших домов стоял Красавчик. Он выбрал это место потому, что отсюда и направо и налево переулок лучше всего просматривался. В старомодных очках-колесах с простыми стеклами, в рыжем парике. На рукаве повязка члена оперативного комсомольского отряда. Сейчас его бы не узнал, пожалуй, даже Хамза.

Вдалеке застучали каблуки. Красавчик сжал в кармане рукоятку финского ножа. Шаги приближались, быстрые, тяжелые. Вглядевшись, Красавчик увидел громадного мужчину. «Это не подходяще», — изменил он сразу решение, трусливо прижимаясь к нагревшимся за день доскам ворот. Затаил дыхание.

Мужчина прошел так близко, что чуть не задел плечом спрятавшегося грабителя. Шаги быстро затихли.

Откуда-то налетел ветер. Закачал старые акации. Около дома напротив сухие стволы заскрипели.

Красавчику лезли в голову мысли о Хамзе. Тот круто изменился в последнее время. Вечерами почти все время сидел дома и исчезал только тогда, когда к Красавчику в гости приходили девицы. Парень стал часто задумываться, много читать. Красавчик понимал: это плохой симптом. На кражу Бергизов ходил только один раз. Домой принес старый коричневый кошелек с красной кнопкой-застежкой. В нем было 32 рубля. Деньги он отдал полностью, а кошелек взял себе.

— Выброси кошелек или сожги — это же улика, — потребовал Красавчик, но Хамза, к его удивлению, заартачился.

За шумом деревьев Красавчик не услышал шагов проходившей девушки. Он увидел ее уже в спину. В два прыжка преступник догнал жертву и, резко схватив за руку, рванул в подворотню.

— А-а-а! — вырвался испуганный возглас из ее широко открытого рта.

— Тихо, голубка! — Красавчик поднес к лицу девушки нож. — Тихо!

Она с испуганным недоумением переводила глаза то на нож, то на повязку на рукаве Красавчика.

— Как же это?! — вырвалось у нее.

— Давай часы, кошелек, — потребовал грабитель. — И не дрожи, ты мне не нужна… Быстренько!

Девушка торопливо сняла с руки маленькие часы на браслете, вытащила из сумки деньги.

— Кошелька у меня нет, — выдохнула она.

— Это простительно, были бы деньги, — ухмыльнулся Красавчик. — Больше ты ничего не забыла? — он взял из ее дрожащих рук сумочку и, ничего не обнаружив, вернул.

— А сейчас беги, ягодка. Некогда мне с тобой заниматься.

Девушка хотела уйти, но он удержал ее.

— Надумаешь в милицию побежать… тогда заранее можешь проститься со своей мамой и бабушкой.

Он, конечно, знал, что девушка заявит об ограблении в милицию. И не ошибся. Она, пригласив соседей, в эту же ночь побывала в отделении, где рассказала, что ее ограбил молодой мужчина в очках, с красной повязкой на рукаве. Она указала место. К сожалению, пустить по следу собаку было нельзя: шел проливной дождь…

Красавчик вернулся домой веселый.

— Где ты так долго бродил? — удивился Хамза.

— С девчонкой одной задержался. Влюбилась, сиротинка, страшно. Что делать, не знаю.

— Женись.

— Ну, нет. Тебя тогда куда девать? Ради друга можно потерпеть.

— А у меня тут гости были, — начал рассказывать Хамза.

— Кто? Откуда?

— Из комсомольского отряда. Те, что меня задерживали. Девка одна и парень. Женькой зовут. Девка эта меня хочет под свое крылышко взять. Шефствовать надо мной будет. Ничего себе, симпатичненькая.

— Ты их прогнал?

— А как же, — зевнул Хамза. — В три шеи.

— Правильно сделал… Давай спать.. Устал я, да и поздно.

Но в эту ночь Красавчик долго ворочался с боку на бок. Визит Нинуси и Жени Бертгольца к Хамзе напугал его.

 

На стройке

На стройку пришло более ста человек. Зайцев осмотрел всех одобрительно и строго заговорил:

— Технику безопасности тут проходить с вами некогда. Сами торопите со своим «Медовым домом». Поэтому будьте осторожны, не суйте нос куда попало. Всех вас разбиваю на бригады. Будете подчиняться моим рабочим, и чтобы никакого своеволия. Начальства среди вас с этой минуты нету.

Зайцев критически, с ног до головы осмотрел чистенькую одежду Нинуси, ее тоненькую фигурку. Особенно долго задержал он взгляд на туфельках-шпильках.

— А ты че, милая, в театр собралась? Или, может быть, эстраду на кирпичах устроишь?

— Простите, товарищ Зайцев, вот ее спецовка, — вытащил Женька из своей видавшей виды спортивной сумки маленький комбинезон и резиновые сапожки.

— Ну что же, это годится. Такая одежонка вполне подходит для работы, — кивнул Зайцев.

Нинуся, принимая одежду от Женьки, смутилась, опустила голову. А лицо Женьки было счастливым. Борька стоял рядом с Андреем. Тихомиров заметил, как длинные пальцы Бориса нервно смяли широкий офицерский пояс.

Володя Мичуров первый сбросил рубашку и, оставшись в одной тельняшке, засучил рукава. Он, Андрей и еще десяток ребят получили задание выкопать траншею под канализацию. Володя легко и даже как-то небрежно держал в мускулистых руках лопату. Она уходила у него в глину, будто в масло.

Нинуся вместе с девушками со стройки копошилась около раствора. Ей мешали волосы, и она то и дело отбрасывала их. Невысокая женщина сняла свою ярко-красную косынку и повязала Нинусю. Косынка подходила к смуглому лицу девушки.

Подъемный кран не успевал поднимать кирпичи. Женька, уже успевший перепачкаться в известке и глине, с группой парней таскал кирпичи на носилках. Кто-то наверху, на втором этаже, запел песню. Ее подхватили дружно и весело. Голос запевалы показался Андрею знакомым, он присмотрелся и узнал Толю Солоницына.

Траншею копали цепочкой. Андрей не поворачивался, хотя все время слышал, что сзади кто-то пыхтит, выбрасывая наверх большие комья глины. Каково же было его удивление, когда он увидел соседа — это был Коля Воронцов. Они оба опустили лопаты.

Володя толкнул в спину Андрея:

— Поздоровайся, старик, с товарищем. Чего глаза таращишь? Коля как Коля. Живой, здоровый. В карточке у него строгий выговор… Снимать скоро пора, черти, — ухмыльнулся добродушно Володя, разламывая на три части громадный бутерброд с колбасой и угощая Андрея с Колей. Коля подождал, пока Андрей начнет есть, и тоже вгрызся в кусок крупными белыми зубами. Расправившись с бутербродами, они снова взялись за лопаты.

Через два-три часа на руках у Андрея вздулись белые волдыри, а лопата стала удивительно тяжелой. К нему в траншею, осыпая куски глины, спрыгнул Зайцев. Он молча протянул пару больших брезентовых рукавиц и буркнул сердито:

— Голова! Лопату надо держать легко, сжимать ее нечего. Не убежит. А ну, попробуй!

— Экскаватором, нельзя было выкопать траншею? — в сердцах проговорил Тихомиров.

— Можно, — кивнул Зайцев. — Только экскаватор будет через неделю. А вы одно: «Давай! Давай!» Вот я и даю…

Андрей, воспользовавшись советом прораба, перестал сжимать лопату, и дело пошло лучше.

— Ура-а-а! Ура-а-а! — неожиданно раздалось в траншее. Наверх выскочил Крякуша с поднятой над головой громадной костью. — Товарищи, братцы! — закричал он. — В грунте, на глубине метра, я нашел эту кость!

— Это кость очень редкого ископаемого животного. Товарищи! Копайте и присматривайтесь. Все находки прошу отдавать мне.

Крякуша куда-то убежал. Вернулся он минут через десять с ярким бумажным.: плакатом:

«Ребята, здесь мы не только выполняем свой комсомольский долг, но и помогаем археологии!».

Ниже красовался страшный зверь с мордой носорога и хвостом крокодила.

— Понял, какие находчивые ребята в нашем Ленинском районе? — с гордостью кивнул Володя, обращаясь к Тихомирову.

— Понял, — улыбнулся Андрей Тихомиров. Он не был силен в археологии и не знал, что за кость обнаружил Толя. Может быть, не ископаемого животного, а просто лошади или коровы. Он не знал, но начал копать землю быстрее и охотнее, присматриваясь к каждому куску глины. Ему тоже хотелось оказать услугу археологии.

 

Удар в сердце

Мичуров экстренно собрал в райком всех членов штаба. Ребята разместились вокруг длинного стола, покрытого потертым зеленым сукном, за которым обычно Володя проводил заседания бюро. Не было только одного Симы. Андрей, как будто предчувствуя недоброе, спросил:

— Что-нибудь случилось, Володя?

— Не знаю, старик, — секретарь опустил глаза. — Сюда приедет капитан милиции Петренко. Он все объяснит.

— А начальника уголовного розыска Жданова нет? — сразу ко всем обратился Женька, и, не дожидаясь ответа, заговорил уверенно: — Петренко какую-нибудь операцию нам предложит… Конечно, лучше бы это сделал сам Жданов. Толковый дядя и интеллигентный страшно. Борька расстегнул ворот гимнастерки и, улыбнувшись одной Нинусе, сказал:

— Ты не прав, Женя. Просто нас позовут на службу в милицию. Я бы с удовольствием пошел в уголовный розыск или экспертом.

Все замолчали. Толя Крякуша протянул Андрею вырванный из блокнота лист. Тот улыбнулся своей доброй улыбкой и передал рисунок Женьке. На нем был изображен лейтенант милиции, удивительно похожий на Чудного. Лейтенант с пистолетами в обеих руках мчался за убегающим человеком с узлом. Женька не успел прокомментировать рисунок, как в кабинет вошли грузный капитан Петренко и Сима. Глядя на строгое лицо капитана, все притихли. Петренко хмуро кивнул и сел у противоположного конца стола.

— Начнем, — поднялся со своего стула Володя. — Вам слово, товарищ капитан.

Петренко внимательно осмотрел присутствующих и глуховато заговорил:

— Товарищи члены штаба! Руководство милиции мне поручило довести до вашего сведения следующее: четырнадцатого июля в час тридцать ночи на Проезжем переулке ограблена гражданка Новикова…

— Что я вам говорил! — наклонившись к Крякуше, шепнул Женька. — Операция по задержанию бандита!

Володя строго постучал карандашом по графину.

— У гражданки Новиковой, — продолжал Петренко, — преступник отобрал золотые часы и сорок рублей. При ограблении он угрожал ей ножом. Преступник был в очках, рыжий, лет тридцати…

— Хорошо, что хоть я не рыжий! — опять, не выдержав, шепнул Нинусе Женька.

— Самое главное, — Петренко поднял вверх толстый указательный палец, — у нас имеются сведения, что этот преступник совершает второе ограбление и что он имеет прямое отношение к вашему оперативному комсомольскому отряду… Если в первом случае мы сомневались, то сейчас это ясно.

Женька выпустил из рук свои очки. «Дзинь», — звякнули стекла. Все были так ошеломлены, что никто даже не повернул головы на звук.

— Как? — выдохнула Нинуся, сжимая кулачки. — Возможно ли это…

— Какая-то непонятная история! — вспылил Андрей. — Где у вас факты? Так говорить…

— Полегче, товарищ Тихомиров, не забывайтесь, — взглянул на него Петренко.

— Спокойно, Андрей, — попросил Володя. — Спокойно, старик. В курсе всех вопросов товарищи из райкома партии. Продолжайте, товарищ капитан.

#img_7.jpeg

— Я хочу сказать, — вытирая лицо большим белоснежным платком, продолжил Петренко, — что работа вашего отряда в части охраны общественного порядка должна быть прекращена. Прекращена до того времени, пока мы не разберемся со всей этой историей. Пока грабитель не будет задержан.

— А если вы его вообще не поймаете? — крикнул Женька.

— Такого быть не может, — отрезал Петренко.

Больше никто не задавал вопросов капитану.

Как только за ним и не проронившим ни слова Симой захлопнулась дверь, поднялись и ребята. Володя не задерживал их. Ему было тяжело и хотелось остаться одному.

— Позор! Позор! — возмущался на улице Женька. — И ты, Андрей! Разве можно было все это слушать молча? Надо было драться!

На углу улиц Свердлова и Красной Женька простился с ребятами. Андрею показалось, что он дольше обычного задержал его руку.

Нинуся и Чудный брели сзади. Женька странно-странно посмотрел на них и махнул рукой. Он уходил, и горячие мысли бились в его голове. «Как же так, отряд, которому столько отдали, должен прекратить свою работу? А ведь все говорили: «Дело нужное». Сколько было планов, задумок… И все рухнуло…»

 

Из дневника Жени Бертгольца

Итак, я решил проникнуть в логово врага. Иначе я не могу назвать тех, кто грабит. Наш комсомольский отряд должен существовать, по-настоящему бороться с преступниками. Это дело я считаю своим комсомольским долгом, своей обязанностью. Пусть ребята потом назовут меня кустарем-одиночкой. Пусть! Я все равно сам найду грабителя. Я не верю, что бандит скрывается среди наших ребят. И я должен это доказать.

Мы были с Нинусей у Бергизова. Странный он парень. Странный и интересный. Смотришь на него — ломается, пижонится. Мне кажется, что по существу-то он не такой. Но что-то связывает Бергизова с его квартирным хозяином Красавчиком. Сима говорит, что Красавчика судили не раз уже. Может быть, через Бергизова и Красавчика я найду грабителя? Я понимаю, что это чертовски сложно. Надо быть смелым и осторожным. Я испытаю себя. И начну с них. Они будут первыми моими «друзьями» из преступной среды. Мне придется приложить все усилия, чтобы они мне поверили. Может, рассказать о моем плане хотя бы Андрею?.. Нет, не стоит. Я на них сердит: надо было драться за отряд, а они молчали, как рыбы, согласились с капитаном Петренко. Да и если скажу, они обязательно начнут отговаривать, а то, еще хуже, опекать меня. И весь мой план рухнет, провалится.

Нет, ребят посвящать в свою тайну я не буду. Пусть даже они начнут меня презирать. Это будет выглядеть естественно.

Зато потом, когда я выведу на чистую воду бандитов, представляю удивление ребят. Боря Чудный будет завидовать до слез. Эта история понравится и Нинусе.

Итак, с сегодняшнего дня я начинаю приводить план в действие. Сегодня я должен встретиться с Бергизовым и, если удастся, познакомиться и с Красавчиком.

 

В гостях

Когда Нинуся пришла к Бергизову, он лежал на диване, курил.

— Опять вы, — разочарованно проговорил он. — И зачем вы себе нервы портите? Непонятно. Хотя… шефство — сейчас это модно. И особенно модно перевоспитывать тунеядцев и воров. Девиц к этому делу приспосабливают. А бывает, что девицы влюбляются в жуликов, и воспитательный процесс накрывается.

Хамза хитро покосился в сторону Нинуси и, видя, что его рассуждения не нравятся девушке, продолжал:

— Девицы забирают получку у жуликов, вытаскивают их из ресторанов. Устраивают на работу. И воры уже не воры, а голубые незабудки.

Бергизов полагал, что Нинуся сейчас вскочит со стула, хлопнет дверью, но ошибся.

— В ваших словах есть доля правды, — мужественно отвечала Нинуся. — Но наша с вами дружба, я думаю, приведет к тому, что люди даже за глаза не будут называть вас сволочью.

Бергизов смутился только на минуту, потом заговорил развязно:

— А вы умненькая. С вами интересно потрепаться. Только знаете, мне некогда. И уходите-ка вы отсюда. Я на квартире живу. Мой хозяин не любит, когда в дом приходят незваные гости. Да и чего вы ко мне вообще привязались?

Бергизов явно начал нервничать и последние слова уже не говорил, а выкрикивал:

— Я знаю, вы еще и на киноленту меня хотите взять… Видел я ваших, с кинокамерой охотились на меня. Снимайте, пожалуйста.

Киногруппа комсомольского отряда, возглавляемая Нинусей, действительно снимала документальную пленку о Бергизове.

Долго еще Нинуся разговаривала с Бергизовым, и он постепенно успокоился. Притих. Когда она уходила, Хамза даже проводил ее на улицу.

— До свидания, — сказал он на прощание. — А вы все-таки больше не приходите.

Нинуся прошла уже с полквартала, и что-то заставило ее повернуться. Она удивленно остановилась: к Хамзе с противоположной стороны улицы подходил Женя. Он протянул руку Бергизову, тот приятельски пожал ее.

Все это было странно. Даже более чем странно.

 

Дела комсомольские

Улица Пушкинская — всего два квартала. Она такая широкая, что скорее похожа на площадь. Обычно здесь гуляет очень много людей. На улице Пушкинской члены штаба и решили провести вечер отдыха или, как выразился Мичуров, «мероприятие с широким охватом».

В центре улицы ребята натянули белое полотно киноэкрана. По сторонам расставили стойки с сатирическими газетами, плакатами, выполненными Толей Крякушей. Поблизости установили две грузовые машины с открытыми бортами — сцену для артистов. Борька на борту укрепил плакат:

«Мы за то, чтобы в жизни было чисто».

На вечер пригласили заводской оркестр. Трубы у ребят были помятые, облупившиеся, но когда оркестр заиграл вальс, то его было слышно больше чем за километр. Комсомольцы никого не приглашали, однако людей собралось очень много.

Красные, зеленые, голубые, белые платья девушек. Парни, вездесущие стайки любопытных ребятишек, семейные парочки.

У «музея дряни» горячился толстяк в зеленой шляпе. Его возмущали футбольные бутсы, выпускаемые обувной фабрикой. Он тыкал пальцем в скалившиеся гвозди-зубы и угрожающе потрясал пухлыми кулачками.

Молодой человек с седым вихром в черной шевелюре печально рассматривал кривобокие поршни: изделие своего завода.

Начался концерт самодеятельных артистов. Скоро подкатила комсомольская агитмашина. Крякуша оказался настоящим диктором: «Внимание, внимание! Последние известия оперативного комсомольского отряда! Пятнадцать минут назад на улице Зеленой задержан Меликов Рудольф Константинович, 1939 года рождения, проживает по улице Ломоносова, 6. Уже два месяца Меликов нигде не работает. Пропивает пенсию матери. Стыд и позор лоботрясу Меликову!»

— Мы взяли интервью у директора обувной фабрики, — продолжал Толя. — Он сказал, что уже три дня ОТК фабрики не забраковал ни одной пары футбольных ботинок. Значит, можно надеяться, что наша футбольная команда войдет в первую группу класса «А».

Люди захлопали, засмеялись.

— Рабочий завода «Запчасть» Василий Логинов, — бодро говорил Толя, — внедрив собственное изобретение, выполнил сегодня семь дневных норм. Ура герою наших трудовых будней, комсомольцу Василию Логинову! Ура!

Андрей увидел Борьку Чудного. Он, как всегда, не мог оставаться спокойным и метался то к приглашенным массовикам, то к подросткам, впившимся глазами в экран, где пулями метались реактивные истребители. Андрей пробрался к нему.

— Вот это война, — весело сказал Борька. — Настоящая. Я побывал в питейных заведениях — пусто. Сегодня не выполнят план и рестораны. Эх, Андрюшка, и замечательно же!

Нинуся, следовавшая тенью за Борькой, улыбнулась Тихомирову.

Неожиданно Андрей увидел Русалку. Она была в строгом темно-сиреневом платье, прямые волосы туго завязаны темно-красной лентой. Русалка держала за руку певца Эрика. Но тут же Тихомиров потерял их в толпе. Его толкнул кулаком в бок Мичуров:

— «Музей дряни», командир, растащили.

— Ну и черт с ним, — отвечал Андрей, заметив опять Русалку с Эриком. Он протолкался ближе к ним, но подойти не решился. К Андрею снова подошел Борька. Он оттащил его в сторону:

— Женя Бертгольц пьяный. Болтается здесь с Бергизовым. Попробовал я с ним говорить, отмахивается. Острит. Что с ним случилось?

Андрея будто ударили по голове. Он несколько минут не мог выговорить ни слова. «Как же это? Женька! Кристальный Женька — и вдруг вместе с Бергизовым, пьяный?»

Женька стоял, привалившись плечом к дереву, и жевал дымящуюся сигарету. Он был одет в неприлично узкие брюки, туго обтягивающие его толстые ноги. На лице бродила пьяная улыбка. Рядом с ним крутился Бергизов.

— Женя! — позвал Андрей.

Женька на мгновение смутился, потом, взглянув на Бергизова, заулыбался неприятно и нагло:

— А-а-а! Товарищ начальник! Приветствую вас и поздравляю с очередным удачным мероприятием. Вы все это неплохо придумали, неплохо.

— Женька! Ты с ума сошел!

— Брось, товарищ Тихомиров, брось… Мне надоело уже разыгрывать с вами комедию.

— Уходи, Женька, или я сейчас скажу ребятам. Тебя задержат, — сильным шепотом сказал Андрей.

— А ты меня не пугай! Задержишь… Видели мы таких. До свидания, начальник Андрей.

— Пока, — послал Андрею воздушный поцелуй Бергизов. Женька и Бергизов удалились.

Если бы такой или подобный номер выкинул кто-либо из членов штаба, даже сам Борька Чудный, Андрей был бы озадачен меньше. Он долго ходил среди разговаривающих, смеющихся людей, пока не пришел в себя.

Кино уже закончилось. Музыканты устали. А люди не уходили. Тихомирова разыскал Крякуша.

— Андрей, разреши, пусть пожарники ругаются потом. Ну, что здесь страшного? Не будь консерватором, Андрюшка. Заметил, все ждут наш гвоздь.

— Давай, — согласился Тихомиров, не столько убежденный доводами Крякуши, сколько жалея уже затраченные силы комсомольцев.

У Крякуши все было приготовлено. Из-за угла подкатила «агитка». Машина остановилась в самом центре улицы. Четверо комсомольцев вытащили из кузова громадное чучело. Свет фар осветил узенькие красные брючки чуть пониже колен, рубашку из газет с рисунками прыгающих обезьянок. На пальцах одной руки — вторую ребята не успели сделать — громадные уродливые перстни из красной меди.

— Стиляга! Стиляга! — послышалось из толпы. В это время свет фар в машине выключили, и на груди, на боках чучела четко проступили фосфорные светящиеся буквы:

«Я стиляга, я стиляга, я стиляга!»

Андрею никогда не приходилось слышать такого единодушного смеха сотен людей.

На сцене, с микрофоном в руках, одетый в судейскую мантию, появился Крякуша. Он читал голосом, полным торжественности и значительности:

— За тунеядство, развращение молодежи, издевательство над культурой стиляга приговаривается к смертной казни через сожжение. Пепел его будет развеян за сто километров от города. Приговор обжалованию не подлежит и приводится в исполнение немедленно.

Торжественно проследовали два комсомольца с факелами в руках. Ярким пламенем вспыхнуло бумажное чучело. Снова все засмеялись. Потом грохнул гром аплодисментов. Затем стало тихо. И вдруг в этой тишине раздались возбужденные голоса. Два могучих парня вытащили из толпы к свету фар стилягу в узеньких брючках. Он был в рубашке такой же расцветки, как у только что сожженного чучела. Андрей узнал в нем великовозрастного бездельника Антипова, которого не раз задерживали члены отряда.

— Давайте судить, — крикнули парни-богатыри. — Еще одного надо сжечь. Давайте судью!

Антипов сначала лениво отбрыкивался, но когда вокруг засмеялись, он начал зло отбиваться от державших его парней. Богатыри пытались удержать его, и один из них неосторожно схватил Антипова за брюки. Материя с треском лопнула. Антипов прикрыл обнаженную ягодицу и замер. Кто-то со смехом бросил ему газету. Стиляга погрозил опешившим от удивления комсомольцам и скрылся, прямо-таки растворился в хохочущей толпе…

Володя Мичуров подошел к парням и начал им сердито выговаривать.

— Да мы же шутили с ним, — улыбнулись богатыри. — Да и кто знал, что он здесь без трусов болтается…

Улица начала пустеть. Ребята принялись за погрузку плакатов, стендов, снимали киноэкран. Володя, помогая ребятам, по-прежнему шумно возмущался их поведением.

— Вот вы поставьте себя на место этого парня. Как он покажется завтра на глаза товарищам? Позор. Засмеют. Я расцениваю это как хулиганство.

— А по-моему, зря ты, Володя, ворчишь, — вмешалась Нинуся. — У тебя совсем отсутствует чувство юмора. Ребята же не умышленно порвали его казацкие шаровары…

Все уехали на машинах. Володя с Андреем пошли пешком. Они говорили о Женьке. Их волновало его странное поведение. Они решили в ближайшие дни вытащить Бертгольца в райком и объясниться с ним начистоту.

Домой Андрей приехал последним трамваем. Мать, как всегда, еще только заслышав его шаги на лестнице, открыла дверь. Она собрала на стол и села напротив. Андрей смотрел на ее седые волосы, на частые мелкие морщинки на лице. Он представил вдруг, как она стоит целый день в своем аптечном киоске, и волна тепла нахлынула на него.

 

Бергизов плачет

Нинуся предложила посмотреть пленку о Бергизове. На просмотр Сима привел и героя фильма — Хамзу.

В просторном со скрипучими скамьями зале собралось человек сорок: работники райкома комсомола, члены отряда. Все сбились дружной кучкой в центре зала. Впереди во втором ряду застыла сутуловатая фигура Бергизова. Потух свет. На экране заметались серые тени.

— Абстрактное искусство, — сострил кто-то.

Засветились буквы текста:

«Эта история документальная. Она рассказывает о жизни парня по фамилии Бергизов. Он был уже судим, но это пока не послужило ему уроком».

На экране от страшного взрыва взметнулась земля. Дым заволакивал обгоревшие мертвые танки со свастикой. Слева, из-за гребня сопки, выползла еще целая свора танков. Появились пять советских моряков в порванных тельняшках, в бескозырках.

Володя одобрительно гмыкнул. Высокий молодой моряк, сделав несколько затяжек, передал самокрутку своему товарищу. Через минуту с последней гранатой в руке он встал навстречу танку. Краснофлотец погиб. Вспыхнуло и стальное чудовище… Следующий краснофлотец передал окурок товарищу и пошел навстречу смерти… Моряки погибли, но танки врага не прошли.

И опять засветился на экране текст:

«Во время войны гибли наши отцы и братья. Они умирали не только за то, чтобы сгорел в огне фашизм, но и во имя будущего счастья на земле. Во имя того, чтобы их дети были чистыми, смелыми…»

А дальше пошла пленка, отснятая комсомольцами:

«Трамвай № 2 с прицепным вагоном».

Потом все увидели Бергизова. Он, сутулясь, направлялся к трамвайной остановке. Вот Хамза суетливо завертелся в толпе. Воровато прищурены глаза. Пальцы тянутся к карману-женщины. Кошелек зажат в его кулаке.

Нинуся рассказывала, что для того, чтобы отснять этот эпизод, потребовался почти месяц.

Сидящий в зале Андрей узнает на экране улицу, дом, где живет Русалка. Ее балкон. Комсомольская стройка «Дома молодоженов»… Вот парни и девушки идут по улице. Лица счастливые, потому что молодо, потому что на душе светло и чисто.

Хамза смотрел на экран испуганно и в то же время с каким-то интересом. Он ждал чего-то страшного для себя.

Тянется длинный забор. Текст:

«А так было после одной из краж».

За забором знакомое лицо Бергизова. Рядом тип в сером поношенном костюме. На кирпичах две бутылки «Московской», консервная банка. Тип бросает уже пустую бутылку. Блестят осколки. Пьют, закуривают, о чем-то говорят… Вдруг лица у них стали злые, кулаки сжались. Тип несколько раз бьет в лицо Бергизова. Хамза падает. Потом встает. Кровь на лице. В руке кирпич…

Опять идет текст:

«Вот она, воровская романтика, ее прелести и радости».

Хамза вспомнил этот случай. Тогда, после удачной кражи, он встретил Гришку Левкина — с ним вместе были в колонии. Ему стало жаль Гришку. И не только потому, что на нем был затасканный серый костюм. Он вызывал у него какую-то особенную жалость. Когда Бергизов угостил его водкой, Гришка не попросил, а потребовал денег. Хамза и Гришка подрались. После этого их задержали комсомольцы и доставили в милицию. Но просидели они лишь до вечера. Их выпустили за отсутствием состава преступления.

Хамза, не отрываясь, смотрел и вспоминал.

На пленке появились комсомольцы. Командирская фигура Борьки Чудного.

Текст на пленке:

«Побываем в квартире гражданки Роговой, у которой Хамза вытащил деньги на трамвайной остановке. Вы уже видели это».

Идут кадры: ничем не примечательный дом. Во дворе трое. Рогова — женщина средних лет, мальчик лет двенадцати, девочка, курносая, с челкой.

Текст на пленке:

«Мальчика зовут Колька. Он учится в пятом классе. Деньги, которые украл Хамза у Роговой, предназначались для покупки подводного ружья, маски и ласт… Но это не интересовало Бергизова. Он привык жить нечестно».

В зале загорелся свет. Комсомольцы были возбуждены. Всем хотелось посмотреть на Бергизова, высказать ему свое презрение.

Но никто ничего не сказал, когда увидели, что он, уткнувшись лбом в спинку сиденья, навзрыд плачет.

 

Последние сто шагов Женьки

Красавчик и верил, и не верил своему новому товарищу Женьке, с которым его познакомил Хамза. Однако Бертгольц ему нравился. Он хотел жить красиво, иметь деньги, тратить их, не считая. Таких мальчиков Красавчик встречал немало. Они легко шли на любое «дело».

Красавчик несколько раз заводил с Бертгольцем разговор о комсомольском отряде, и каждый раз Женька отзывался пренебрежительно, с усмешкой.

— Случайное увлечение. Романтическая игра, — улыбался он.

Красавчик несколько дней следил за Женькой и убедился, что он не поддерживает никакой связи с бывшими друзьями. Тогда Красавчик решил по-настоящему проверить его. Обстоятельства торопили часового мастера: неожиданно ушел Хамза. Ушел навсегда, прихватив свой маленький чемодан.

Красавчик пытался пригрозить ему, однако это не помогло.

— Все. Завязал я твердо, — ответил Хамза.

Вечером новые друзья сидели в ресторане почти до закрытия. Женька быстро опьянел и, как обычно, понес всякий вздор.

— Закруглимся, — предложил Красавчик. Он рассчитался, щедро прибросив официантке пятерку, и, поддерживая Женьку под руку, спустился в вестибюль. В ресторан уже не впускали. У дверей стоял швейцар, провожая оставшихся посетителей. Снаружи ломился пьяный толстый мужчина. Женька узнал его. Это был одноухий главбух из артели «Медник», которого однажды задержали члены оперативного комсомольского отряда.

— Зайдем в туалет, — позвал Красавчик Женьку. Там было пусто. — Придержи дверь, чтобы никто не влез. — Женька вцепился в ручку.

Через минуту Красавчик преобразился: он натянул перед зеркалом рыжий парик, надел большие очки, завязал на рукаве повязку. Такую, какую десятки раз носил Женька в дни патрулирования.

— Иди на улицу и жди меня! — приказал Красавчик.

«Ясно, ясно! — прыгало все внутри Женьки. — Вот он, грабитель!»

Женька вышел из ресторана. Пьяный главбух попытался проникнуть через открывшуюся на мгновение дверь, но швейцар оттолкнул его.

Женька услышал, как тот жаловался Красавчику:

— Вы понимаете, этот пьяница залил глаза и барабанит в дверь. Да еще оскорбляет. Я в милицию позвонил. Там говорят — машины нет. Заберите его, а то он все стекла побьет.

— Пройдемте, гражданин! — потребовал Красавчик. — Я член оперативного комсомольского отряда.

— Вот как? — озадаченно проговорил бухгалтер. И сразу добавил: — Отпустите меня, товарищ. Я домой пойду, честное слово. Тот раз вы мне письмишко написали на работу. Теперь я уже не главный бухгалтер. Я понижен в должности.

— Идем, идем, — твердо взял его под руку Красавчик. Он перевел бухгалтера через улицу в скверик, остановился на темной пустынной аллейке.

— Вытряхивайся, одноухий, — потребовал бандит.

— Чего, чего? — не понял бухгалтер.

— Деньги давай, часы!

— Да что вы, ребята? — сразу отрезвел бухгалтер. — Вы что, шутите?

— Быстрее! — Красавчик заиграл ножом. Бухгалтер хотел выбить нож, но это ему не удалось. В этот момент Женя стремительно бросился на Красавчика.

— А-а, гад! — взревел Красавчик. — Я так и знал, что ты, сука, меня выслеживаешь. Пьяным прикинулся.

Он ловко перекинул Женю через себя. Бертгольц успел встать на ноги. Нож по-прежнему поблескивал в руке грабителя. Женя попытался схватить эту опасную руку, но пальцы скользнули, и в ту же минуту он почувствовал острую боль в груди.

Красавчик ударил его еще несколько раз ножом и, когда комсомолец упал, бросился бежать. Он побежал в ту же сторону, куда несколько минут назад скрылся насмерть перепуганный одноухий пьяница.

Женя встал. Держась руками за грудь, побрел к телефонной будке. Эти сто шагов дались с большим трудом. Телефон «02» оказался занят. Женя набрал еще раз. Трубку снял дежурный.

— А Жданова там нет случайно? — спросил Женя.

— Всем вам Жданова, Жданова, — проворчал дежурный. — Отдохнуть человеку некогда. Соединяю вас с подполковником.

— Жданов, — услышал Женя знакомый спокойный голос. — Слушаю вас.

— Алексей Степанович, это говорит член оперативного комсомольского отряда Бертгольц. Вы меня помните?

— Да, конечно.

— Все грабежи, товарищ Жданов, совершили не наши ребята, а Красавчик. Он живет на улице Лермонтова, 27. Вы меня поняли?

— Да, да! Понял!

— Алексей Степанович, меня Красавчик ударил, я не могу прийти. Задерживайте его.

— Где же вы находитесь, товарищ Бертгольц?

— Я, я… — Женька больше ничего не мог сказать. «Пи-пи-пи», — слышалось в болтающейся трубке.

Через два часа Красавчик был задержан на железнодорожном вокзале.

 

Прощай друг!..

Стонал духовой оркестр. Молча шагали люди по плачущей от дождя мостовой. Впереди — твердая колонна членов комсомольского отряда и работников милиции. Медленно плывет гроб, обитый алым бархатом. Капельки дождя падают на выпуклый лоб Женьки.

В голове Андрея стучит одна упругая строчка: «Чтобы, умирая, воплотиться в пароходы, строчки и другие громкие дела». Непонятно почему, но именно эта строчка сдерживала Андрея. Иначе бы он закричал от горя и боли. Он бы не удержался от слез, глядя на окаменевшее лицо худенького мужчины — отца Женьки, на безумные, красные от слез глаза Нинуси, на впервые неряшливо одетого Борьку Чудного.

Люди молча смотрели с тротуаров на процессию и молча вставали в многотысячную колонну. Высокий старик с белой лохматой бородой снял шапку и, перекрестившись, поклонился гробу.

«Кто знал, что все произойдет так, — горько думал Андрей. — И какой же я был слепец. Поверил, что Женька, кристальной чистоты человек, предал нас… Женька, Женька, зачем ты сделал так — в одиночку? Не доверил нам своей тайны и погиб…»

Шествие повернуло направо. «Улица Е. Бертгольца» — свежей краской было выведено на табличках домов. Улицу переименовали всего два дня назад. Здесь, на этой улице, он был убит.

В мире светило солнце и хмурились тучи. В мире боролись и борются добро и зло. В мире происходят трагедии. Со временем их будет меньше и меньше. Исчезнут когда-нибудь преступления. А пока они есть, их столкновения с Человеком всегда будут рождать героизм.

 

Люди понимают…

Примерно через полмесяца после просмотра фильма о Бергизове Нинусе позвонил заведующий сапожной мастерской:

— Беда мне с вашим подопечным. Все просит: «Не увольняйте». А что с ним делать? Вчера взял аванс пятьдесят рублей. Уговаривал, просил. Сегодня на работу не вышел. Пьянствует где-нибудь или в милиции отдыхает. Надоело возиться с ним.

— Товарищ заведующий, я прошу вас самый последний раз не делать выводов до выяснения, — просила Нинуся. — Может быть, заболел человек. Я все узнаю и позвоню вам.

— Ладно, — вздохнул заведующий. — Если только последний раз. А может, сбежал он от следствия? Ведь вы мне говорили, что Бергизов сам был в милиции и рассказал о всех своих темных делишках.

— Нет, нет, что вы! Этого быть не может!

«А вдруг он и правда испугался ответственности за прошлое и скрылся? — вздохнула Нинуся, вешая трубку. — Тогда… Тогда ему уже никогда не подняться… Дура я, дура, что взялась за такое дело. Надо было давно отказаться».

У Нинуси вдруг появилась злость. Она тут же решила сходить в общежитие, где теперь жил Бергизов. Прохожие с интересом поглядывали на маленькую девушку с нахмуренным лицом и со сжатыми кулачками.

Нинуся твердо постучала в дверь. Открыл сам Хамза. У него было какое-то необычно вялое лицо, красные усталые глаза. Его вид сдержал сердитые слова девушки, и она спросила спокойно:

— Что с тобой, Хамза? Почему ты не был на работе? Зачем взял аванс?

И Бергизов обо всем рассказал Нинусе.

Хамза с трудом выпросил аванс. Он клянчил до тех пор, пока заведующий не подписал заявление.

Ласты, ружье и маску Бергизов видел в спортивном магазине около рынка. Ему так хотелось побыстрее попасть в магазин, что он не удержался и остановил проходившее такси.

Сравнительно быстро Хамза выбрал ружье, маску. А вот какого размера взять ласты? Он перебрал их множество. И все же не знал, на каких остановиться.

— Померяйте, — предложила продавец, видя его нерешительность…

— Это не мне. Брату в подарок. Ему лет десять — двенадцать.

— Как же это — брату, а не знаете, сколько лет?

Тогда Хамза решительно взял голубые ласты.

Адрес Роговой, у которой он в трамвае вытащил деньги, Хамза заранее выведал у Нинуси.

Добираться пришлось трамваем. На площадке стояло много людей. Хамза по привычке протолкался в самую гущу. И почти сразу же почувствовал локтем толстый кошелек в кармане пиджака мужчины, который, увлекшись журналом, не замечал ничего вокруг. Хамза отодвинулся и покосился вправо. Там просилась в его карман еще более легкая добыча: женщина держала на согнутой руке продуктовую сумку. Поверх зеленого пучка петрушки красовался толстенький кошелек.

«Разложат везде свои кошельки», — пробормотал недовольно Хамза и пошел подальше от соблазна.

До самого дома Роговых его не покидало хорошее настроение. Однако стоило только приблизиться к калитке, как у Хамзы вспотел лоб. Он отступил на противоположную сторону улицы и начал наблюдать за двором. Через решетчатый забор увидел женщину и узнал ее. К женщине из дома выбежал мальчишка. «Коля», — догадался Бергизов, вспоминая кинопленку. Коля помог матери натянуть веревку от стены дома до громадной яблони, согнувшей свои ветки под тяжестью ярко-красных плодов, и снова убежал в дом.

Бергизов еще с час ходил по улице, пока, наконец, решился войти.

— Здравствуйте, — удивленно осматривая пришельца и выглядывающие у него из-под мышки голубые ласты и ружье, ответила Рогова.

— Я вот к вам пришел, — хрипло выдавил Хамза.

— Проходите в комнату, — не спрашивая зачем, приветливо пригласила хозяйка.

Хамза поплелся за ней. В комнате было как-то особенно чисто. Эта чистота струилась не только от белых накрахмаленных занавесок, но и от стен, и от настольной облупленной лампы, и от простеньких стеклянных вазочек, стоящих на комоде.

Колька лишь скользнул взглядом по лицу гостя и жадно уставился на ласты и ружье. Его светлые, такие же, как у матери, глаза широко открылись, загорелись.

Хамзе хотелось без объяснений сунуть все это Кольке и уйти. Пусть разбираются и думают, что хотят. Но он поборол в себе слабость. Рогова вопросительно ждала.

— Дайте, пожалуйста, водички, — попросил Хамза.

Крупными глотками выпил воду и тогда бухнул свои покупки на белую скатерть:

— Я это Коле купил, но вы не беспокойтесь. Купил на ваши деньги. Это я украл у вас кошелек в трамвае… А потом узнал от комсомольцев, от тех, что к вам приходили… Они вам, конечно, ничего не сказали, что я украл. Я узнал от них, что вы хотели Коле купить это. И вот я купил… И кошелек ваш вот.

— Да как же это! — выдохнула Рогова. — Украл и сам признался, принес?

— Не надо нам, — неожиданно звонко выкрикнул Колька. — Не надо!

И тут Бергизова будто прорвало. Он начал сбивчиво, торопливо говорить, говорить… Он обращался то к Роговой, то к Кольке, уговаривая их принять покупку. Хамза говорил до тех пор, пока не устал.

— Без отца, что ли, ты воспитывался? — спросила Рогова.

— Без отца и без матери. В детдоме.

— Вот и мой без отца. Только у нас умер отец, — добавила со вздохом она и, понимая, что Бергизов сделал очень трудное для себя, почти невозможное, добавила беззлобно:

— А ты иди, парень, иди с богом. Оставь все, что купил. Ясно, не на ворованные взял…

Бергизов кончил рассказывать Нинусе и закурил двадцатую, наверное, папиросу.

— Молодец ты, Хамза, — сказала Нинуся, внимательно слушавшая его рассказ. — Смелый. — Она протянула Бергизову руку. — Счастливо тебе, Хамза… На работе все сам расскажи. Люди поймут.

 

Последний визит к Русалке

С Русалкой Андрей не виделся около месяца и зайти его обязывал хотя бы долг вежливости. Он надеялся пробыть недолго. Менее чем через час начинался пленум райкома комсомола.

Андрею очень хотелось, чтобы Русалка была дома одна. Прыгая через две ступеньки, он поднялся на четвертый этаж, нажал легонько черную кнопку звонка. Русалка приоткрыла дверь лишь на расстояние цепочки.

— Ах, это ты, — улыбнулась она, отбрасывая волосы со лба. — Заходи… Давненько не заглядывал.

В прихожей у них обычно стояли большие клетчатые домашние туфли «для гостей». Сегодня их не было. Андрей прошел за Русалкой в комнату. У раскрытого пианино сидел Эрик. Он вежливо ответил на кивок Андрея и, попросив разрешения у Русалки, продолжал музицировать. Сейчас он сидел к Тихомирову в профиль. На его щеке Андрей увидел губную помаду.

Русалка поймала вспыхнувший взгляд Андрея и опустила голову. У него сжалось сердце. Эрик, почувствовав растерянность Русалки, закрыл инструмент и начал занимать разговором Андрея. Тому было не до беседы. Он отвечал невпопад и вскоре поднялся. Его никто не удерживал. Перед тем, как закрыть дверь, Тихомиров посмотрел прямо в синие глаза Русалки и спросил:

— Ты ничего не хочешь мне сказать?

— Нет… — она немного помедлила и добавила: — Разные мы люди, и живем по-разному…

— Тогда все, — перебил он ее, боясь, что она скажет что-нибудь еще.

На пленум Андрей опоздал и хотел потихоньку прошмыгнуть на одно из задних сидений. Ему это не удалось: кто-то уронил на пол книги и многие, повернувшись на стук, увидели Тихомирова.

— Садись, адвокатище в отставке, рядом со мной, — громко позвал Сима, поправляя сбившийся погон. В рядах засмеялись. Володя Мичуров по привычке постучал карандашом по графину.

На пленуме комсомольцы избрали Тихомирова вторым секретарем райкома.

Уже после того, как кончилась официальная часть, Сима в нарушение регламента взял слово:

— Ребята! У меня есть предложение в отношении Тихомирова. Мы избрали Андрея своим секретарем, но пусть он не думает, что его освободили от обязанностей командира отряда. Правильно я говорю?

— Правильно! Правильно! — хором ответил зал.

Андрей первым выскочил из помещения. Кто-то кричал ему вслед, но он не оглянулся.

Тихомирову не терпелось поделиться с кем-нибудь своей радостью. Он бы побежал домой, но мать отдыхала в Геленджике.

Около кафе «Журавль» Андрей нос к носу столкнулся с Антоном Самуиловичем. Он был, как всегда, чинный и важный. Тихомиров будто из пулемета выпалил ему новость. Антон Самуилович потеребил золотую цепочку часов и изрек:

— Что же, поздравляю. — Помолчал многозначительно и добавил: — Хотите откровенно?

— Да, конечно.

— Адвоката из вас все равно бы не получилось… А в комсомоле не знаю. Попробуйте. Только будьте вежливее с клиентами.

— Постараюсь, — ответил Андрей уже на ходу, боясь, что бывший коллега начнет рассказывать свой новый анекдот.

 

Схватка

Андрея Тихомирова, Борьку Чудного и Крякушу зачислили в милицию внештатными сотрудниками. Им выдали новенькую милицейскую форму. Они могли носить ее во время дежурства.

Весь комсомольский строй не сводил глаз со счастливчиков. Тихомиров, Крякуша и Чудный назначались старшими подвижных патрулей. В подчинение, им давали по одному комсомольцу. Андрею с Колей Воронцовым было поручено охранять общественный порядок в городском детском сквере. Остальных направили на другие участки.

На горизонте догорал большой красный диск солнца. Крупные резные листья каштана казались под багровыми лучами отлитыми из меди. Андрей ждал от своего первого дежурства чего-то необыкновенного, но граждане обращались с мелкими вопросами: «Как проехать до гостиницы? Далеко ли троллейбусная остановка? С какого возраста разрешается детям по улицам кататься на велосипеде?» Необычным было только обращение «Товарищ милиционер…»

Около бочки с квасом патруль остановила высокая, полная женщина с цветным зонтом.

— Где же вы ходите, товарищ милиционер? — напустилась она. — Время проводите не там, где надо. — И не давая Тихомирову опомниться, продолжала: — Идем, голубчик, ко мне в квартиру. Успокой моего ирода. Пьяница, всю посуду в доме переколотил. Припугни ты его тюрьмой, товарищ милиционер.

Женщина привела стражей общественного порядка к многоэтажному дому. Они поднялись на третий этаж. Из-за дверей шестнадцатой квартиры неслись воинственные крики, звон, треск.

— Полюбуйтесь, — распахнула дверь женщина и заголосила трубно: — И-и-и, мамыньки-и-и, тарелки все побил, и-ирод… ничегошеньки не оставил!

«Ирод» оказался маленьким, прямо игрушечным мужчиной с козлиной бородкой. Увидев работника милиции, он замер с приподнятой над головой тарелкой. Потом спрятал ее за спину и пропищал:

— Здравия желаю!.. Только я в вытрезвитель не хочу! Не надо. Я сейчас спать лягу. Повздорил немного с жинкой… Так вы бы же знали, какая она стерва! И я должен был, наконец, хоть один раз проявить себя, как мужчина. Но больше не буду. При вас ложусь спать.

Он прошел к кровати и лег. Жена, воспользовавшись моментом, нанесла мужу чувствительный удар зонтом.

— Видели? — повернул к ребятам голову мужчина. — Всегда тихой сапой работает.

Андрей предупредил мужчину и неловко откозырял.

— Понятно! — кинул Коля, когда они вышли на улицу. — Увидел тебя и сразу присмирел. Вот что значит форма!

Коля поправил свою повязку на рукаве, извлек из пачки последнюю помятую сигарету и, затянувшись, спросил:

— Андрей, а если бы тебя в этой форме твоя девушка увидела? Ты бы не попытался спрятаться от нее?

Андрей подумал о Русалке и твердо сказал:

— Нет!

Ребята патрулировали по скверику без всяких происшествий. Стемнело. Опустел парк. Тихомиров несколько раз звонил в штаб отряда. Там тоже все было спокойно.

Коля, беспокоясь, что закроются магазины, побежал за сигаретами. Через несколько минут после его ухода Андрей услышал вдалеке тревожные милицейские свистки. Затем — выстрел, второй. «Что делать? Бежать туда, где милиция, или остаться здесь?» Андрей не знал, как бы он поступил, если бы справа не затрещал кустарник: кто-то пробирался напролом. Тихомиров бросился на треск и лицом к лицу столкнулся с хрипло дышащим мужчиной. Тот молча ткнул его кулаком. Тихомиров мгновенно завернул мужчине руки за спину.

— Пусти, — попросил тот довольно спокойно. — Очумел ты, что ли? Я из уголовного розыска. Преступника ловлю, а ты хватаешь.

— Не надо драться.

— Драться, драться, — передразнил мужчина. — Разберешь тут в такой горячке да темноте.

Тихомиров нерешительно отпустил руку незнакомца и попросил:

— Документы все-таки предъявите.

Мужчина сунул руку во внутренний карман и протянул Андрею что-то большое. Тихомиров машинально взял и сразу догадался: «Деньги! Преступник дает взятку!» Он с омерзением швырнул пачку в лицо незнакомцу и что есть силы вцепился в него. Преступник больно пнул Тихомирова. Андрей, не отпуская его, упал в колючий куст роз.

— Дурак, — шипел мужчина зло, не прекращая борьбы, — это же твой пятилетний оклад. Ты меня просто не видел. Понимаешь, просто не видел. Отпусти. Я дам тебе еще.

Андрей держал преступника. Милицейские свистки раздавались совсем рядом, но он не мог позвать на помощь. Преступник сдавил Тихомирову горло.

— Андрей! Андрей! — слышался взволнованный голос Коли Воронцова.

Тихомиров увидел в свободной руке преступника, лежащего на нем, что-то темное, и догадался: «Кирпич!» Он попытался оттолкнуть мужчину, но тот ударил его в лицо, потом в голову. Тихомиров потерял сознание.

 

Новости

Восьмой день Андрей находился в больнице. Ему все еще не разрешали вставать и не пускали никого в его палату. Боль уже прошла, однако стоило только поднять голову, как перед глазами начинали бешеный круговорот правильные рыжеватые круги.

Сегодня Андрея особенно раздражали все больничные запахи. Бесило одиночество: по ходатайству Володи его поместили в палату одного. Но новости все же доходили к нему. Он знал, что заселили «Медовый дом», что Чудного приняли на работу в уголовный розыск и что они с Нинусей подали заявление в ЗАГС, а свадьбу отложили до его выхода из больницы. Докатились сведения и из суда: Красавчик был приговорен к расстрелу. Бергизов за свои последние художества осужден на два года условно. Андрей понимал, почему суд мягко наказал его: было принято во внимание чистосердечное раскаяние Хамзы.

Преступника, который ударил кирпичом Андрея, задержал в скверике Коля Воронцов. Оказалось, бандит у продуктового магазина выхватил сумку с деньгами у инкассатора. Вся эта информация приходила к Тихомирову от медицинской сестры, сердитой на вид, но по существу очень доброй тети Клавы.

Андрей полежал немного и уже начал дремать, когда в дверь осторожно постучали. Он не поверил своим глазам: в палату один за другим входили Нинуся, Чудный, Крякуша, Мичуров. Нинуся чмокнула Тихомирова в щеку. Володя заговорил шепотом:

— Старик, ты должен молчать. И мы будем молчать: дали честное слово главврачу.

— Нам дали пять минут, — тоже шепотом сказала Нинуся, кутаясь в белый халат. — Но ты все поймешь. Мы дадим тебе газету.

— Все поймешь, старик, — подтвердил Володя, засовывая в тумбочку Андрея многочисленные пакеты.

— Я могу молчать, — обиделся Тихомиров.

Борька из нагрудного кармана гимнастерки извлек «Комсомолку». Андрей вцепился в нее. Весь разворот газеты был посвящен оперативному отряду. Тут были и фотографии «Медового дома». Радостные лица новоселов. Была статья, в которой рассказывалось о том, что самым достойным в отряде разрешено носить милицейскую форму. Незнакомый журналист расписал схватку Андрея с преступником, который пытался воспользоваться всей выручкой большого магазина, была подборка стихов, посвященных отряду.

— А ты первую страницу посмотри, — посоветовал Володя. — С этого надо начинать секретарю райкома.

— Дай-ка я прочту, а то у тебя, пожалуй, в глазах рябит, — отобрал газету Борька.

— Указ Президиума Верховного Совета СССР, — читал Борис торжественно. — За самоотверженную помощь органам милиции в охране общественного порядка и проявленную при этом отвагу наградить медалью «За отвагу» членов оперативного комсомольского отряда Евгения Моисеевича Бертгольца (посмертно), Андрея Павловича Тихомирова, Бориса Антоновича Чудного…

В это время в комнату вошла мать Андрея. Он увидел только ее глаза, большие, тревожные.

Мать бережно дотронулась до белого тюрбана бинтов на голове сына. Слезы ручейками текли по ее щекам.

Андрей хотел сказать, что он с ребятами делает очень нужное дело, что коммунизм строить страшно трудно. Но ничего не сказал, да и не смог бы: сухой комок горечи втиснулся в горло, а глаза стали горячими-горячими.