Сотрудник уголовного розыска

Яковлев Геннадий Павлович

Кривые тропы

 

 

Случай в подъезде

Дружинник Алексей Скворцов понуро бродил на набережной уже около двух часов. Цемесская бухта была сегодня неприветливой: январский ветер гнал по ней черные упругие волны. Они разбивались о гранитную набережную, и хлесткие, крупные брызги, как камни, выпущенные из пращи, летели по воздуху несколько метров. Вдали рваные облака почти касались волн. Моросил мелкий противный дождь. Походив еще немного, Скворцов поплелся домой. На душе было скверно. Дня четыре назад он шел по улице Советов и около гостиницы увидел Люсю. Она стояла с высоким парнем, как ему показалось, армянином, и от души над чем-то смеялась. Когда они прощались, армянин надолго задержал руку Люси. Злое чувство ревности охватило Алексея. Ему хотелось подойти и сказать девушке что-нибудь обидное, но он сдержался. И более того, ничего не сказал ей об этом при следующей встрече.

Сегодня вечер у Алексея оказался свободным и он пригласил Люсю в кино. Девушка отказалась, заявив, что у нее болит голова. Однако и сегодня Алексей заметил Люсю на улице. И опять рядом стоял тот же самый парень. Он выглядел эффектно в своем новеньком черном пальто, с ярко-красным шарфом на шее.

Люсю Меринову Алексей знал около месяца. Высокая, изящная, всегда с непокрытой русой головой, небрежно распущенными волосами, она сразу понравилась ему.

Алексей работал электриком в порту и состоял в народной дружине, которая ловила спекулянтов, — людишек, готовых ради заграничной тряпки на все.

Ему хотелось и Люсю привлечь в дружину, тем более, что она всегда с большим интересом слушала его «следовательские» рассказы. Алексей даже познакомил ее с оперативным уполномоченным ОБХСС старшим лейтенантом Виктором Сергеевичем Лютиковым, который шефствовал над их дружиной.

Неожиданно Алексей услышал возбужденные голоса, доносившиеся из подъезда многоэтажного дома:

— Ты скотина! Я тебя прикончу!..

Скворцов, не раздумывая, бросился туда. В подъезде было темно. Но он разглядел силуэты двух сцепившихся мужчин.

— Я народный дружинник, — проговорил Скворцов. — Прошу вас, граждане, прекратить скандал и пройти со мной в милицию.

Те отпустили друг друга и выжидательно замолчали.

— Идемте в милицию! — повторил Алексей.

— Оставь, парень. У нас свой разговор, — дохнул крепким перегаром один.

Вглядевшись в говорившего, Скворцов на какое-то мгновение растерялся: перед ним стоял тот самый армянин, которого он уже дважды видел с Люсей. Второй мужчина, приняв замешательство Скворцова за нерешительность, с угрозой проговорил:

— Шагай быстро отсюда! Не то морду набьем!

Алексей нащупал в кармане фонарь и включил свет. В тот же миг он скорее почувствовал, чем увидел, что его хотят ударить, и резко отклонился в сторону. Кулак армянина скользнул по его плечу. Скворцов успел ухватить руку нападающего, резко вывернуть ее. В этот момент дружинника ударили в затылок. Красные круги завертелись перед глазами, тело стало мягким, будто тряпочным. Алексей, тяжело обтирая известку со стенки подъезда, осел на пол…

Алексей Скворцов пришел в себя через несколько минут. Поднялся с пола. Ноги подрагивали, в висках стучала кровь. Почему-то было больно глазам. Выйдя из подъезда на улицу, он глубоко вдохнул холодный, сырой воздух и быстро зашагал к телефону-автомату. Алексей набрал номер домашнего телефона Лютикова. Старший лейтенант был дома. Скворцов коротко рассказал о случившемся.

— Как ты себя чувствуешь? — обеспокоенно спросил Виктор Сергеевич.

— Нормально, правда, в голове немного шумит.

— Жди, Алеша, на месте. Через пять-десять минут приеду.

Милицейская машина, а за ней «Скорая», вызванная Виктором Сергеевичем, почти одновременно остановились около Скворцова.

Старший лейтенант торопливо выскочил из машины:

— Живой?

— Живой, Виктор Сергеевич. Вот там они на меня набросились, — кивнул на темный подъезд Скворцов.

— Ясно. А сейчас, Алексей, поезжай в больницу, — скомандовал старший лейтенант.

— Виктор Сергеевич, да я же хорошо себя чувствую… вполне нормально.

— Никаких разговоров. Мы проведем осмотр, и я к тебе заеду.

Служебная собака Загон два раза выводила от подъезда к улице Советов. Здесь след терялся. Моросящий дождь стер следы преступников.

Эксперт Мальцев, высокий медлительный мужчина в очках, вместе с Василием Сергеевичем начали осмотр подъезда. Сразу, как только включили свет, на полу ярко засветилась золотая монета. Рядом лежал красный обломок кирпича.

— Американский доллар, — проговорил Мальцев, осторожно придерживая за ребро монету. — Посмотрим в лаборатории, может быть, на нем остались следы пальцев преступника.

…В приемной больницы Виктора Сергеевича уже дожидался Алексей.

— У меня только шишка на голове, — сообщил он радостно, как о чем-то приятном. — Видимо, я просто со страха сознание потерял…

 

Преступники заметают следы

После избиения дружинника преступники, выбежав из подъезда, бросились к парку. Они пересекли пустынную улицу Советов, поднялись в гору и долго петляли среди деревьев.

Армянин — Пашка Шапальян и матерый спекулянт Зуренко, по кличке «Цулак», знали друг друга около двух лет.

Зуренко путем различных махинаций скопил крупную сумму денег. На них он с Шапальяном скупал в Новороссийске у прибывающих из-за границы моряков вещи, золотые монеты. Пашка, имевший в Грузии и Армении большие связи с преступным миром, увозил туда скупленное и сбывал по спекулятивным ценам.

Шапальян вполне устраивал Цулака, он был расторопен, быстро завязывал знакомства, умел договориться о скупке вещей с матросами любой национальности. Кроме того, Зуренко уже судился за спекуляцию и знал, что им интересуется милиция, Пашка же, лишь периодически навещавший Новороссийск, был вне подозрения.

Скандал, который привлек внимание Алексея Скворцова, произошел у них вот из-за чего. Шапальян, как обычно, скупил ковры, несколько золотых монет и принес вещи, чтобы Зуренко оценил их перед тем, как везти в Грузию. Но Пашка решил не возвращать Цулаку оставшиеся у него после скупки ценностей деньги: он хотел поразвлечься со своей новой знакомой Люсей.

Остановившись в парке у скамейки, Зуренко бросил на нее растрепавшийся узел.

— Ты дружинника не сильно пристукнул? — спросил Шапальян своего приятеля. — А то знаешь, за «мокрое дело»…

— Молчи, дурак, — зло перебил Зуренко. — Все из-за тебя получилось: сам устроил скандал.

Шапальян замолчал. Он думал, что Зуренко сейчас потребует все деньги, золотые монеты и просто прогонит его. А ведь он уже договорился с Люсей поехать в Тбилиси, Ереван. Показать ей «настоящую» жизнь: рестораны, театры…

— Давай деньги, — потребовал Зуренко.

Пашка покорно вытащил из кармана толстую пачку.

Завтра, утренним пароходом, Шапальян должен был отправиться с товаром. Скупили они в этот раз немало: десять ковров, тридцать две золотые монеты, несколько бумажных долларов.

Цулак не знал, что ему делать с Пашкой. Если прогнать, то значит надо искать нового человека. А где найти подходящего?

Поразмыслив, Зуренко все же решил простить своего компаньона, и ждал, когда тот начнет просить извинения.

Однако Шапальян, отдав деньги и постояв немного, пошел прочь.

— А ну, подожди! — приказал Зуренко.

Шапальян покорно остановился.

— Ты что, надумал дело ломать?

— Выпил я перед этим, Цулак. Даже и сам не знаю, как получилось…

— Выпил, — передразнил Зуренко со злобой Пашку. — Молоко пей… Монеты как упаковал?

— Я купил туфли Люсе, той самой, с которой ты меня видел… В подошве сделал тайники. Люся об этом не знает. Туфли уже у нее.

— Она о чем-либо догадывается? — испугался Цулак.

— Нет. Я ей ничего не говорил.

— А зачем тебе вообще эту крашеную дуру возить с собой? Чтобы был лишний свидетель?

— Наоборот. Она может помочь нам.

— Жениться надумал?

— Что ты! — искренне удивился Пашка. — Просто с ней веселее и в данном случае безопаснее.

— Эх, Пашка, Пашка, ни к чему ты все это затеял… Помни, обо мне с ней ни слова… А теперь жди меня здесь.

Скоро Зуренко вернулся с чемоданом и передал его Шапальяну. Потом вытащил из внутреннего кармана бумажку. Пашка знал, что это цены на вещи. Он даже представил себе, как Цулак дома ощупывал, обнюхивал каждую вещь и, мусоля химический карандаш, писал на бумажке цифры.

— Золотую монету где-то я обронил, — тихо проговорил Зуренко, — ты не видел?

— Нет, Цулак.

— Ну, ладно, ни пуха тебе, ни пера.

— К черту.

— Смотри там, не прогуляй все со своей девочкой.

 

Ложь

Пашка, с чемоданом в руках, добрался до небольшого частного домика, где жила с престарелой бабкой Люся Меринова. Однажды он уже ночевал здесь. Шапальян осторожно приблизился к окну и тихо постучал. Через минуту знакомое лицо с распущенными волосами прижалось к стеклу.

Люся горячими руками обняла за шею Пашку.

— Раздевайся, пойдем в мою комнату, — позвала она тихо. — Бабка до утра не проснется. Хоть из дома все уноси. Родной мой, я уже сказала ей, что еду в отпуск в Тбилиси.

Шапальян, не раздеваясь, крепко взял ее за плечи и провел в комнату.

— Люся, кое-что изменилось, — начал он, старательно обдумывая слава. — Мы должны уехать немедленно.

— А что случилось? На чем мы поедем сейчас? Мне страшно…

Пашка поцеловал ее холодными мокрыми губами в лоб.

— Не бойся… Мы должны уехать… Понимаешь… я подрался с твоим знакомым-дружинником.

— Скворцовым?! Ты подрался со Скворцовым?!

— Он нехороший человек, Люся. Сегодня ночью я возвращался в гостиницу от одного знакомого. Немного не дойдя до универмага, услышал крик девушки. Я сразу бросился на помощь. И что ты думаешь: увидел Скворцова… Он лез к незнакомой девушке. Я ударил его несколько раз. Девушка убежала, а этот Скворцов, ты представить себе не можешь, какой нахал, заявил мне, что он обязательно посадит меня в тюрьму за хулиганство… Еще он сказал неприличные слова о тебе.

— Мерзавец, — выдохнула Люся, сжимая кулачки. — Я его всегда принимала за порядочного человека. Но ведь ты прав, Павел. Я пойду завтра сама в милицию и расскажу обо всем!

— Только не это, Люся. Ты понимаешь… там не было свидетелей… а ту девушку, которую он обидел, найти трудно. Я даже не запомнил, как она одета. Скворцов будет тебе мстить и за меня: он же видел нас с тобой в городе. Прошу тебя, Люся, собирайся. Мы доедем на попутных машинах до Туапсе, а там сядем на пароход.

Люся больше не заставила себя уговаривать. Быстро одевшись и прихватив маленький чемоданчик, она направилась за своим другом.

 

Оперативный план

Виктор Сергеевич вместе с Алексеем прошел по гулкому коридору отдела милиции в свой маленький кабинет.

Он взял чистый лист бумаги, карандаш.

Часто говорят о людях — талантливый. Талантливый врач, талантливый спортсмен, талантливый писатель. Это, пожалуй, самая высокая оценка деятельности человека. О Викторе Сергеевиче вполне можно было сказать, что он талантливый оперативный работник.

Лютиков пришел в милицию сразу после демобилизации из армии. И буквально с первых же дней начал делать такие успехи, которым завидовали даже опытные милицейские работники.

Особенно поражало в старшем лейтенанте умение сразу же нащупать единственно правильный путь к раскрытию преступления. Он почти всегда отметал все лишние, казавшиеся на первый взгляд правильными версии.

— Давай, Алексей, будем рассуждать, что предпримут преступники, — предложил Лютиков.

— Давайте, Виктор Сергеевич, — быстро придвинулся к столу Скворцов.

Ему особенно нравилось, что старший лейтенант всегда относился к ребятам из дружины по-товарищески. Он никогда не подчеркивал свое служебное положение. С ним было легко и просто.

— Итак, — начал Виктор Сергеевич, прищурившись, — нам известно, что преступников двое. Что они занимаются скупкой золота и вещей у иностранцев. Один из них, по твоим словам, армянин. Ему примерно двадцать пять-двадцать семь лет, высокий, волосы черные, вьющиеся. Одет в черное пальто, ярко-красный шарф. Что он знает твою знакомую Люсю Меринову. Так, Алексей?

— Так, товарищ старший лейтенант.

— Известно, что Люся работает на почте, адрес ее нам устанавливает дежурный по отделу милиции. Видимо, преступники, коль они теряют золото в подъездах, уже скупили какие-то ценности. Теперь, после нападения на тебя, они постараются удрать из города.

— Почему, Виктор Сергеевич?

— Понимают же, что после случившегося мы их будем искать. Да и продолжать скупать вещи они не решатся: все-таки Новороссийск небольшой город, и человеку, приметы которого мы знаем, здесь спрятаться нелегко… Каким путем они побегут от нас? — рассуждал далее оперативный сотрудник. — Пароходом? На морском вокзале находится проинструктированная оперативная группа. Наши сотрудники выехали уже и на железнодорожный вокзал, автовокзал, в аэропорт. Какой выход у преступников? Пожалуй, только проходящий попутный транспорт. Посты ГАИ тоже поставлены в известность, но преступники могут просочиться: слишком много идет транспорта.

— А в какую сторону они поедут, Виктор Сергеевич? Я имею в виду — к Краснодару или на Туапсе?

— На мой взгляд — в сторону Туапсе. А оттуда постараются поближе к Грузии. Ведь один из преступников армянин или грузин. Он постарается улизнуть поближе к дому. Там знакомые, друзья. Там легче сбыть скупленное, укрыться. Значит, нам с тобой, мой друг, нужно садиться в машину и марш-марш в сторону Туапсе.

— Виктор Сергеевич, а не может ли один из них пойти…

Алексей опустил глаза и смутился.

Старший лейтенант постарался не заметить его смущения и живо подхватил недосказанную мысль:

— Да, один из них может пойти к Люсе и даже скрываться у нее какое-то время. А ты чего голову повесил? Пожалуй, и к лучшему, что у тебя так случилось с этой девушкой. Видимо, ветреная она особа. Идем. Сейчас в первую очередь заедем к Люсе, а потом в Туапсе.

 

На трассе

Шапальяну и Люсе повезло. Только они вышли на трассу, как впереди ярко загорелись огни большого грузовика. Люся замахала рукой. Машина затормозила. Пашка сжал руку девушки и придвинулся к шоферу:

— Товарищ, подвезите нас: у моей жены, — он кивнул в сторону Люси, — умирает в Туапсе бабушка. Нам только что принесли телеграмму. Мы хорошо заплатим.

— Брось ты, парень, о плате толковать, — сердито махнул рукой шофер. — Какой может быть разговор? Да и все равно я еду в Сочи.

Шофер подхватил чемоданы своих пассажиров. Затолкал их в кузов под брезент и гостеприимно открыл дверку кабины. Мотор грузовика загудел. Мощная машина начала быстро набирать скорость.

Неожиданно Пашка даже подпрыгнул на сиденье.

— Ты что? — тихо спросила девушка.

— Люся, какие ты надела туфли?

— Осенние, которые ты мне подарил. Только знаешь, они очень тяжелые. Я никогда таких не носила.

— Зато они прочные и как раз по погоде… Да ты не беспокойся: приедем и сразу выберем самые нарядные туфли.

Ветер свистел за окном автомобиля. Стрелка спидометра все время прыгала около цифры восемьдесят.

— Вы уж извините, товарищи, быстрее не могу: машина груженая, тяжелая, — проговорил шофер, видя, что его пассажир не спускает глаз со спидометра.

 

По горячим следам

Виктору Сергеевичу и Алексею пришлось долго стучать, пока из-за двери послышался густой старческий голос:

— Кто там стучит? Ты, Люська?

Дверь распахнулась. На пороге стояла высокая старуха в длинном халате. Увидев мужчин, она не удивилась и не испугалась.

— А я думала, Люська свой ключ забыла да и долбит в дверь. Вам чего надо? Совесть, поди, надо иметь, людей беспокоите в такие часы.

— Мы из милиции, бабушка, — сказал Виктор Сергеевич. — Нам нужна Люся.

— Тогда проходите, — позвала старуха, — спит, видно, она. Сейчас побужу.

В комнатах ярко горел свет. У порога блестели небольшие лужицы воды. Грязные следы тянулись в комнату, куда скрылась старуха.

— Нету ее, — растерянно развела руками вышедшая бабка. — Постель разобрана. Вроде бы спала, а вот нету. Да вы идите сами посмотрите. Не натворила ли она чего?

— Нет-нет, бабушка, — отозвался Алексей. Виктор Сергеевич и Алексей прошли в Люсину комнату. Одеяло на постели было смято. На подушке четко отпечаталась вмятина от головы. На полу, как и в первой комнате, виднелись грязные мокрые следы мужской обуви. Виктор Сергеевич сфотографировал их. Бабка, прикрываясь ладошкой от яркого блеска вспышки, сказала:

— Может, она уехала. Отпуск же она взяла за свой счет.

— А куда, бабушка? — спросил Алексей.

— Да не то в Грузию, Армению, а не то еще дальше. Чего ей только там понадобилось, ума не приложу. И погода опять же такая…

Виктор Сергеевич и Алексей, больше не задерживаясь, простились со старухой.

Уже в машине старший лейтенант проговорил озабоченно:

— Опоздали мы немного, Алексей. Но ничего, никуда они не денутся.

«Волга», прижимаясь к дороге, мчалась на большой скорости. Почти сразу за Новороссийском Виктор Сергеевич и Алексей увидели сотрудника милиции на мотоцикле. Старший лейтенант попросил шофера остановиться.

— Давно вы здесь, товарищ сержант?

— Семнадцать минут, Виктор Сергеевич.

— Почему так поздно перекрыли дорогу?

— Понимаете, кое-как завел мотоцикл: остыл он, погода-то холодная.

— Сколько машин прошло за время вашего дежурства?

— Три легковых, товарищ старший лейтенант. Все машины я останавливал. По приметам не было в них такого человека, которого мы ищем.

— Давай, Гриша, нажми, — попросил своего шофера Виктор Сергеевич.

Близилось утро. Дождь прекратился. Алексей, уставший от всего пережитого, навалился на плечо старшего лейтенанта и сладко похрапывал. Гриша не отрывал напряженного взгляда от дороги. Проехали спрятавшийся в горах курортный поселок Джубгу. Скоро показались первые огоньки Новомихайловки. Догнали большую машину с кузовом, затянутым брезентом.

— Двадцать четыре тридцать семь, — вслух прочитал номер грузовика Виктор Сергеевич. В кабине этой машины сидел Шапальян с Люсей. Старший лейтенант хотел попросить шофера обогнать грузовик, но в это время Гриша притормозил.

— Бензин у нас на нуле, Виктор Сергеевич. Справа здесь автоколонна. Давайте заскочим, заправимся.

— Поехали, — кивнул старший лейтенант, провожая взглядом уходящий грузовик.

В гараже был один сторож, однорукий пожилой мужчина с берданкой. Виктор Сергеевич долго растолковывал инвалиду, что им нужно заправить машину. Старик заартачился:

— Без начальства мы не могем. Добро государственное — нельзя транжирить…

Потом, когда старика все же уговорили, оказалось, что у него нет от заправочной будки ключа. Пришлось Грише пешком идти за заправщиком. Эта задержка обошлась в целых сорок минут.

 

Беглецы в Туапсе

Шапальян и Люся вышли из машины, немного не доезжая центра города. Они пешком добрались до морского вокзала и купили билеты на пароход. Судно должно было прийти через час. Оставив чемоданы в камере хранения, они отправились в промтоварный магазин, потому что Люся, чуть не плача, заявила, что больше не может ходить в «этих тяжеленных бутсах».

Пашка хорошо знал город и по пути к магазину выбирал наиболее глухие улицы. Люся держала под руку Шапальяна и тихонько все время любовалась им. Ей правилось его лицо: крупный с горбинкой нос, большие карие глаза, густые черные брови вразлет. Около Пашки Люся чувствовала себя спокойно и уверенно. И будущее с ним ей казалось простым и прекрасным. По его словам, он работал в газете и сейчас находился в творческом отпуске: собирал материалы о земляках — участниках боев на Малой земле. Она никогда не видела дома Шапальяна, но, по его словам, это было очень уютное гнездышко в окрестностях Еревана, где он жил вместе с матерью. Ей думалось, что там обязательно есть беседка, увитая виноградом, а вокруг большие, неизвестные ей красные цветы. Пашка казался добрым и щедрым. В магазине он предлагал ей выбрать самые дорогие туфли. Она же умышленно взяла скромные черного цвета: «Жена всегда должна быть экономной».

Из магазина они вернулись на вокзал. Получили в камере хранения чемоданы. Белоснежное судно уже приближалось к порту. Пашка и Люся остановились среди немногочисленных пассажиров и тоже любовались все увеличивающимся в размерах пароходом.

Кто-то легонько тронул Люсю за рукав, она обернулась, и ей показалось, что сердце остановилось: перед ней стоял, с перевязанной свежим бинтом головой, Скворцов. Рядом с ним Виктор Сергеевич Лютиков.

— Пройдемте, Меринова, и вы, гражданин, в машину, — кивнул Шапальяну Лютиков.

В Туапсинском городском отделе милиции задержанных завели в дежурную комнату. Если до этого Меринова была в каком-то полушоковом состоянии, то сейчас будто проснулась. В ней заклокотала злоба. Ей хотелось расцарапать бледное лицо Скворцова, сорвать с его головы повязку. Сделать ему больно-больно.

— Негодяй! — выкрикнула она, глядя прямо на Алексея. — Ты подговорил милицию, чтобы схватили Павла. Нет, я молчать не буду. Ты же приставал на улице к девушке, хулиган! Ты еще сядешь в тюрьму! Я буду писать, жаловаться!

— Прекратите кричать, — потребовал дежурный по отделу, седой высокий капитан.

— Я не люблю тебя, — продолжала визжать Люся, покраснев от натуги. — Я люблю Павла, и тебе не удастся помешать нашему счастью. Не удастся, слышишь? Я все знаю: мне Павел рассказал!

— Успокойтесь, — попросил Виктор Сергеевич.

Алексей не понимал, почему он вызвал такой гнев у Люси, и растерянно молчал.

Меринова, наконец, замолчала и сидела, поджав злые губы. На ее глазах у Шапальяна взяли документы, открыли чемодан. Из чемодана достали один за другим несколько ковров. Теперь настал черед Люсе удивляться: «Неужели он не журналист, а просто спекулянт?».

Ковры были разного формата и расцветки, от них рябило в глазах. Виктор Сергеевич и дежурный капитан внимательно рассматривали их, показывая двум сидевшим здесь же свидетелям, и все записывали в протокол. Отложен в сторону последний ковер.

— Все? — спросил старший лейтенант у Шапальяна. — Больше нет контрабандных ценностей?

— Все, — кивнул Шапальян. — Больше ничего нет.

— А что за сверток у вас в руках? — обратился Виктор Сергеевич к Мериновой.

— Туфли… мои туфли.

Виктор краешком глаза наблюдал за Шапальяном. Он заметил, как кровь мгновенно прилила к его лицу, потом оно побледнело. На лбу у задержанного проступили легкие капли пота.

Лютиков развернул бумагу, извлек туфли.

— Ого! — произнес он удивленно. — Они что у вас, из железа изготовлены?

Дежурный отдела тоже подержал их на руке и пожал плечами.

— Чьи это туфли, Люся? — спросил Виктор Сергеевич, подходя к девушке.

Не отвечая, она взглянула на Шапальяна и прочитала в его глазах такой животный страх, что даже удивилась. Ей стало страшно, хотя она и не знала, почему это жуткое чувство навалилось на нее и сковало с ног до головы.

— Я вас спрашиваю, чьи это туфли? — повторил Виктор Сергеевич.

— Мои! Разве вы не видите, что туфли женские? — выкрикнула Меринова. — Я их в Новороссийске купила. А здесь мы вместе вот эти купили, — она вытянула свою красивую стройную ногу.

— Хорошо, так и запишем в протоколе, что туфли ваши и вы их купили в Новороссийске.

Виктор Сергеевич вытащил из кармана перочинный нож, внимательно осмотрев туфли, осторожно приподнял стельку. И удивленно присвистнул. Все подошли поближе. В толстой подошве был вырезан почти на всю длину туфли тайник, прикрывающийся стелькой. В тайнике лежали золотые монеты.

— Целый клад! — доставая одну за другой монеты, проговорил Лютиков.

Под золотыми монетами лежало несколько бумажных долларов.

— Ты смотри-ка! — удивился один из свидетелей, пожилой мужчина в рабочей одежде. — Как у шпионки. Сколько живу, а такое только в кино видел.

В тот же день задержанных Шапальяна и Меринову доставили в Новороссийск.

 

Очная ставка

Люсина строптивость быстро исчезла. Она рассказала все, что знала. А вот Шапальян всеми путями пытался запутать следствие, уйти от ответственности. Виктор Сергеевич решил провести между ними очную ставку. Конвоир первой привел в кабинет Меринову. Люся изменилась неузнаваемо: измятая одежда, скатавшиеся в сосульки волосы, синие ненакрашенные губы, глаза, красные от слез. Она пала духом и теперь надеялась только на Шапальяна, полагая, что он подтвердит ее полную невиновность.

Меринова скромненько примостилась на кончике стула и застыла, сцепив пальцы на коленях. Лютикову по-человечески стало жаль ее.

Скоро доставили и Шапальяна. Он, нагловато усмехаясь, без приглашения развалился напротив Люси.

— Вы чему улыбаетесь, Шапальян? — спросил Виктор Сергеевич.

— Да вот на Люсю смотрю: за эти дни она изменилась не в лучшую сторону.

Люся посмотрела на него удивленно. Румянец пробежал по ее щекам.

— Это к делу не относится, Шапальян. Разговор у нас должен вестись лишь по существу, — проговорил Лютиков. — Сейчас меня интересует один вопрос: гражданка Меринова на допросе показала, что туфли, которые были изъяты у нее в Туапсинском отделе милиции, фактически, Шапальян, ваши. Правильно?

Пашка нагловато усмехнулся:

— Вы что же, товарищ старший лейтенант, думаете, я могу взять на себя преступление, совершенное этой девкой?

— Прекратите, Шапальян, оскорблять гражданку Меринову. Я вас предупреждаю. Отвечайте по существу.

— Пожалуйста, могу и по существу. Туфли, о которых идет речь, я Мериновой не покупал. О золотых монетах и бумажных долларах, обнаруженных в туфлях, мне ничего не известно. Я Мериновой купил одни туфли в Туапсе. Они сейчас на ней.

Люся сняла черненькие туфли и осторожно отодвинула их в сторону.

— Наденьте, — попросил Виктор Сергеевич. — Когда вам принесут из дома какую-то обувь, тогда и отдадите их Шапальяну. Босиком у нас ходить нельзя.

Она покорно выполнила приказ и, не мигая, в упор смотрела на Шапальяна. Крупные слезы катились по ее щекам.

— Значит, гражданин Шапальян, вы продолжаете утверждать, что туфли и золото, хранившееся в них, не ваши.

— Еще бы. Я ведь знаю, что за это дело и двадцать пять лет могут дать. Я никогда не занимался валютными операциями. Тряпки, ковры — мое дело, признаюсь. А о золоте спрашивайте у нее, у Мериновой.

— Ясно. А что за материал и для какой книги вы собирали в Новороссийске?

— Я это придумал для гражданки Мериновой. Я нигде не работаю уже три года.

— Еще вопрос: с какой целью вы придумали компрометирующую Скворцова историю?

— Это в отношении того, что Скворцов приставал к девушке? — уточнил Шапальян.

— Именно это я имел в виду.

— Да вот, чтобы она — Меринова, — кивнул Пашка в сторону Люси, — поехала со мной. А ударил, товарищ начальник, Скворцова не я — один морячок. Не то грек, не то румын. Скворцов ведь как раз нас пытался задержать, когда я покупал ковры у моряка. Привязался, пойдемте в милицию. Вот морячок его и стукнул: жалко стало ковров.

— Кто потерял золотую монету в подъезде, где вас пытался задержать Скворцов? — продолжал допрос Лютиков. — Вы лично или иностранный моряк, о котором вы сейчас сказали?

— Я уже ответил: с золотом дела не имел, видимо, монету потерял иностранный моряк. — «Нет, ни за что я не признаюсь в этих золотых операциях, — думал Шапальян. — Дадут большой срок, да и Цулака придется к делу пришить. Уж лучше одному за ковры отсидеть. Тогда и с Цулака, когда выйду из тюрьмы, можно деньгу сдернуть. А эта дурочка пусть сама выпутывается. Хорошо я придумал с туфлями. Выручили они меня».

Шапальян, конечно, не знал, что Лютиков перед тем, как вызвать его на очную ставку, много поработал, что был уже установлен Цулак, выяснена его тесная связь с Пашкой. Виктор Сергеевич проверил и все, что касалось Люси. Он убедился в ее невиновности.

— Меринова, — обратился старший лейтенант к Люсе. — Вы свободны. Идите.

— Куда? Туда же? — торопливо поднялась Люся.

— Домой идите. Совсем. Только из города пока никуда не уезжайте, вы еще понадобитесь мне.

— Виктор Сергеевич… Вы поверили мне?

— Поверил, Меринова, идите.

Люся сорвалась со стула и выбежала за дверь.

Шапальян был явно удивлен таким исходом дела.

 

Шапальян придумал выход

Бытует мнение, что особенно трудно изобличить опытных, прожженных преступников. Но это не всегда так. Чаще всего опытные попадаются на психологических мелочах, выдают себя и своих соучастников. Нервы у них не выдерживают…

На следующий день Шапальян сам попросился на допрос.

— Решил рассказать правду, — начал он с порога.

— Давно пора, — согласился Лютиков.

— Вы знаете, что я репатриант из Греции? — начал Пашка.

— Да, это мне известно.

— В Советский Союз я приехал мальчишкой вместе с матерью в 1951 году. Отец остался в Греции, у него был большой собственный магазин, и он не захотел с ним расстаться. Обещал, что приедет на родину через год-два. Когда мы уезжали из Греции, он дал нам бумажные доллары и золотые монеты. Мы полагали — доллары здесь в ходу. А золото берегли на черный день. Когда мы убедились, что ни доллары, ни золото в Союзе не ходят в обращении, я решил их сбыть иностранным морякам, но не смог. Вот и решил сделать тайник в туфлях, которые подарил Люсе, и таким образом доставить золото обратно домой. Я прибег к этой хитрости потому, что боялся: вдруг что-нибудь случится. Я все сказал от чистого сердца и прошу это учесть.

— Можно бы записать ваши показания, Шапальян, — сказал Лютиков, — но делать этого мне не хочется.

— Почему?

— Потому что вы опять сказали неправду. А суд учитывает поведение обвиняемого во время следствия. Кстати, уже допрошена ваша мать. Она показала, что никакого золота вы с собой не привозили, не имели и бумажных долларов. Просчитались вы и еще в одном. Вы приехали в СССР в 1951 году. Ваш отец умер в Греции в 1953 году. Правильно?

— Правильно, — согласился Шапальян, еще не зная, куда клонит старший лейтенант.

— А вот посмотрите изъятый у вас бумажный доллар. Он выпущен в 1957 году. Уловили, где вы просчитались?

Шапальян понял, что он посадил себя на крепкую мель, и заскрежетал зубами.

Лютиков бросил на весы еще один свой козырь:

— Кличка «Цулак» вам ничего не говорит, Шапальян?

— Так что, вы и его задержали?

Вместо ответа Василий Сергеевич нажал на кнопку в столе. В кабинет ввели Зуренко.

— Предал, сопляк! — не выдержав, бросил зло от порога Зуренко.

— Дурак ты, Цулак! — вскрикнул Шапальян.

— Выведите Зуренко! — приказал старший лейтенант. — Пусть успокоится. Потом разговаривать будем.

Цулака увели.

— Ну ладно, Шапальян, больше уговаривать тебя не буду. Не понимаешь, что надо рассказывать правду, — не надо. Когда надумаешь говорить начистоту — скажешь часовому. Тебя приведут ко мне.

— Давайте бумагу, — протянул руку Шапальян. — Крутить мне больше нечего. Цулак и сам влип и меня поставил в безвыходное положение. Тоже мне… а еще в тюрьме сидел. Говорил, что все ходы и выходы знает.

— Что ж, пиши, — Виктор Сергеевич протянул Шапальяну ручку и бумагу.

Алексею все же не удалось избежать больницы. Врачи на неделю уложили его в постель.

Он пришел к Виктору Сергеевичу, как только его выписали.

— Извини, — сокрушенно вздохнул Лютиков. — Не мог тебя навестить: ты в больницу, а я в командировку в Армению. Все по делу Зуренко и Шапальяна.

— Теперь уж все ясно, Виктор Сергеевич, с ними, с этими валютчиками?

— Все, Алексей.

— Виктор Сергеевич, я еще хочу у вас спросить… — Дальше Алексей никак не мог выговорить, и, как всегда, Лютиков пришел ему на помощь:

— Хочешь спросить о Люсе?

— Да, — выдохнул Скворцов.

— Она ни в чем не виновата… Кстати, Люся должна сейчас быть здесь. Она не расписалась в протоколе допроса, и я ее вызвал.

В это время в дверь осторожно постучали. Вошла Люся. Увидев бледного, осунувшегося Алексея, она замерла у порога.

— Здравствуй, Люся, — улыбнулся старший лейтенант. — Проходи. Прочитай, что ты написала, да распишись. Сразу-то забыла, вот и пришлось еще раз беспокоить. А ты, Алексей, погуляй немного…

Люся расписалась в протоколе и вышла следом за Скворцовым.

Старший лейтенант видел в окно, как она спустилась с высокого крыльца отдела милиции и робким шагом приблизилась к Алексею. Они постояли немного, потом медленно пошли по улице.

На улице ярко светило солнце, его радостные блики прыгали по лужицам.