В Крыловское отделение милиции пришло анонимное письмо:

«В среду будут брать универмаг».

В среду сделали засаду. Ночь выдалась лунная, прохладная. Милиционер Рябцев Сергей чему-то улыбался в темноте. Начальник угрозыска Хлебнов изредка поворачивал в его сторону голову: «Молодость, молодость. Мурашки, поди, от страха ползут между лопаток, а он, знай, ухмыляется. Давно ли такой был и я».

Хлебнову вдруг захотелось сказать что-нибудь приятное этому хорошему парню, но он сдержался. Стеснялся партийный секретарь своего, как он выражался, «бабьего сердца».

В положенное время прокричали петухи. И опять тихо, тихо. Разве в такие ночи совершаются преступления?

…Три тени приблизились к магазину. Звякнул замок.

— Руки вверх! — рявкнул простуженным басом Хлебнов.

Длинная Серегина тень метнулась к преступникам и на миг загородила их от Хлебнова. Прогремел единственный выстрел.

К этому месту бросилось несколько работников милиции. Крики, шум.

Через несколько минут трое были связаны, их вели к машине.

Хлебнов наклонился к упавшему милиционеру:

— Серега! Сережка!

Историю ранения милиционера знал весь больничный городок. Вокруг Сереги всегда толпились больные. Некоторые из них вообще не отходили от него: им нравилось широкое приветливое лицо парня, его тощая фигура.

Серега быстро устал от славы и теперь часто уходил в самый дальний, обычно пустующий угол сквера. Там однажды он почувствовал себя скверно и, невольно ойкнув, присел.

— Вам плохо? — спросил испуганный девичий голос. Девушка уставилась на Серегу своими беспокойными синющими глазами.

— Может, врача позвать?

Серега отрицательно покачал головой.

— Возьмите, вот яблоко. Съешьте.

Он взял тяжелое желтое яблоко и, глядя восторженно в бледное смущенное лицо девушки, улыбнулся:

— Если бы не вы — прощай, жизнь.

— Для кого она дорога, а кто и не рад ей, — обронила печально девушка и испугалась своей неожиданной откровенности с незнакомым человеком.

Серега сразу разгорячился, заспорил, но девушка поднялась. Она уходила, торопливо ступая по блеклой траве маленькими белыми ногами.

На следующий день, с раннего утра, Серега уже был в сквере и еле дождался появления девушки. Он приблизился к ней. Девушка глянула сердито и молча ушла.

— Подумаешь, — обиделся Серега, избалованный вниманием. — Видали мы и не таких! Сама, пожалуй, захочешь познакомиться.

Ночью Серега комкал подушку, а утром отказался от бараньих, с хрустящей корочкой, котлет. Неслыханная история!

Врач смерила температуру — тридцать восемь.

— Режим постельный…

Напрасно Серега умолял, чтобы ему разрешили выходить. Злой, валялся он на кровати и все вытягивал тонкую шею, и все высматривал через окошко.

В больнице даже самые флегматичные становятся наблюдательными и хитренькими. Многие заметили, что лицо парня менялось, когда в скверике появлялась синеглазая.

Однако погода стояла дрянная. Как рваные куски материи, болтались по небу облака. Моросил дождь. Больничный скверик пустовал.

«Ну, хорошо», — бормотал Серега. А что «хорошо», он и сам не знал.

Пришлось побороть стыд и справляться о синеглазой у усатой тети Сары — старшей медсестры больницы. Для тети Сары не существовало тайн и загадок, своей осведомленностью она походила на начальника угрозыска.

— Мужик ее беременную бросил, — отвечала тетя Сара удивленному Сереге. — Видела я его, как приводил он Катю: кепка модная желтая, а душа… прости господи. От побоев она родила семимесячного. Ничего, горластый парнишка. На ее походит. А это уж верная примета: будет счастливым в жизни, хоть и без отца остался. Выписывать их пора, да вот куда — не знаем: Катя-то приезжая…

И странная жалость теперь прочно вселилась в Серегу. Опять он вертелся в постели, и опять прыгала температура.

«Как же она? Больная, слабая, и ребенок. Во всем городе одна, а может, во всем свете… Что, если с Хлебновым потолковать?»

Вечером Серега сбежал из больницы.

Народ больничный заинтригованно ждал: чем же все это кончится?

Беглец появился через день вместе с известным всему поселку Хлебновым. У начальника угрозыска в руках был большой букет цветов.

Работники милиции прошли в кабинет главного врача. Потом больные увидели синеглазую женщину с неловко закутанным ребенком. Ребенок заплакал. Молодая мать не знала, что с ним делать. В это время тетя Сара впустила ее к главному врачу и приложила ухо к замочной скважине.

Прошло много времени, тетя Сара устала стоять согнувшись. Наконец дверь открылась. Серега бережно держал ребенка и аккуратно вышагивал своими длинными ногами, за ним Катя. Шествие замыкал Хлебнов. Все они сели в милицейскую машину.

Тетя Сара многозначительно молчала, и больные мучились от любопытства.

А в это время машина катила, пылила и остановилась почти на окраине поселка у маленького деревянного домика. Серега взял на руки синеглазую и понес. Она прижимала к груди сына.

Покачал головой Хлебнов.

В комнате стояли две койки: маленькая, у свежевыбеленной печки, была убрана оранжевым поношенным одеялом. На большой кровати ватный матрац прикрывала милицейская шинель.

— Вот здесь и располагайтесь, — смущенно объяснял Серега. — Масло и картошка под кроватью. Дров я наколол. Вода в сенях, в бачке. Молоко там же в бидоне. Если почитать захочется, то вон книги — в ящике. Сам я в дежурке пока буду. Да и… общежитие найти нетрудно.

Серега приходил два раза в сутки. Вечером он задерживался, садясь напротив Кати, вздыхал и лишь изредка взглядывал в ее синющие глаза. Они темнели вместе с дневным светом. Тогда Серега смотрел на ее белеющие во тьме руки. Однажды он не удержался и дотронулся до пальцев Кати. Она вздрогнула: «Не надо».

— Ты что, расписана с Желтой кепкой?

— Бандит он, — шепотом выдохнула Катя и, ударившись лбом о спинку кровати, заплакала.

Серега посмотрел на мальчика. Он спал, безмятежно почмокивая розовыми губками.

— Парень, — как-то торжественно проговорил Серега и положил ладонь на гладко причесанную голову Кати.

Облезлый будильник тикал на боку. Большая стрелка совершила два круга. Перестали вздрагивать плечи Кати.

Серега пытался думать, но ни черта не думалось. Просто ему было хорошо и спокойно-спокойно.

Первый раз за два года службы Серега опоздал на работу. Дежурный по милиции, никогда не улыбающийся Ченчик послал его к Хлебнову.

Тот усадил в потертое кресло милиционера и долго смотрел на него. Серега смутился. Хлебнов, как всегда, когда ему что-либо особенно нравилось, потер ладонями седеющие виски, взял со стола конверт и протянул:

— Это от всего коллектива. Одеяло не забудь купить. Два дня отдыха, товарищ милиционер.

Серега глупейшим образом растянул рот, сунул деньги в карман и откозырял.

В универмаге он выбрал платье — самое большое и самое яркое, белое цинковое корыто, коня с пушистым хвостом, а в продмаге — две бутылки «Шампанского». Одеяло купить забыл.