Рузвельт поднимал боевой дух американцев искусственными средствами. Однако все его усилия пропали бы даром, если бы Красная Армия не только не остановила врага под Москвой, но и погнала его. Вести о победах советского народа были единственным светлым пятном на фоне бесконечных поражений США и Англии в войне с Японией.

В речи 2 3 февраля ФДР говорил о тяжких испытаниях на Тихом океане. И в этот же день с этого театра военных действий пришла в Москву телеграмма генерала Д. Макартура по случаю Дня Красной Армии. Генерал, загнанный японцами на крошечный островок Коррехидор в Манильском заливе, писал: «Мир возлагает свои надежды на доблестные знамена русской армии. За мою жизнь я принимал участие в ряде войн, был свидетелем других и подробно изучал кампании великих полководцев прошлого. Ни в одной из них я не видел такого прекрасного сопротивления тяжким ударам доселе непобедимого противника, за которым последовало сокрушительное контрнаступление, отбрасывающее врага к его собственной стране. Размах и величие этих усилий являются высочайшим военным достижением во всей истории».

Генерал Д. Макартур, испытавший горечь унизительных поражений, истово уверовал в то, что Красной Армии, сокрушившей вермахт у ворот Москвы, под силу вызволить его и американский гарнизон на Коррехидоре! Как пишет его биограф У. Манчестер, «именно в это время Макартур решил, что он должен умереть. Казалось, не было иного выхода. На один безумный миг он решил, что Сталин может спасти его. Он написал это цветистое послание (в Москву. – Н. Я.) … и ждал. Он ждал, но транспорты с войсками Красной Армии так и не появились у берегов Лусона». И не могли появиться, Советский Союз сражался один на один с Германией и ее европейскими сателлитами.

В Вашингтоне уже в конце 1941 года списали войска Макартура и его самого со счетов. «Знаете, – сказал Стимсон Черчиллю тогда, – бывают времена, когда нужно умереть». Рузвельт, конечно, не сообщал Макартуру об уготованной ему участи, а, напротив, слал послание за посланием с уверениями в скорой выручке. Тем и поддерживал боевой дух Макартура и его войска. Вероятно, он уже подсчитывал пропагандистские дивиденды, которые США извлекут из борьбы до последнего солдата на Филиппинах.

Прекрасный план осуществить не удалось. В США республиканская партия, «Нью-Йорк таймс», многие влиятельные лица требовали вывезти полководца с Филиппин. В конгресс внесли билль о назначении Макартура командующим всеми американскими вооруженными силами. Правительство Австралии считало, что без Макартура не сумеет отбить врага. ФДР смирился, в начале марта 1942 года Макартур покинул войска и выехал с великими трудностями в Австралию. Он запомнил. Он скажет по поводу смерти ФДР: «Итак, Рузвельт мертв, человек, никогда не говоривший правды, если ложь могла служить его целям»17.

В зиму 1941/42 года добрые вести приходили в США только с востока, где под Москвой загорались первые лучи солнца победы. Американцы заново изучали географию по названиям до тех пор им не известных населенных пунктов, освобождавшихся советскими войсками в мучительно трудном продвижении на запад. Солдат Красной Армии вырастал в исполинскую фигуру освободителя мира от нацистской чумы.

Уважение к подвигам советских людей быстро дополнялось чувствами симпатии. ФДР чутко следил за барометром общественного мнения. В большой речи 27 апреля он воздал должное «сокрушительному контрнаступлению великих русских армий против могучей германской армии. Русские войска уничтожили и уничтожают больше вооруженных сил наших врагов – солдат, самолетов, танков и орудий, чем все остальные Объединенные Нации, вместе взятые»18.

Победы Советского Союза уже ранней весной 1942 года остро поставили вопрос о том, какую помощь и когда смогут оказать западные союзники советскому народу. Страна в целом, хотя и нехотя, согласилась с президентом в том, что основной враг – Германия, а Тихий океан – второстепенный театр военных действий. Следовательно, не туда отправится основная масса войск, обучавшихся в бесчисленных лагерях. Настоятельным требованием стало – янки не должны бездействовать, пока доблестный союзник схватился в единоборстве с силами, которые представляют – и это неоднократно подчеркивал сам ФДР – смертельную угрозу Америке.

Бездействие правительства побудило популярнейшего публициста Д. Пирсона выступить с едкой речью по радио, а его слушали по воскресным дням 15 млн. человек. Он не стал бросать упреков президенту, но заявил, что Хэлл стремится, чтобы СССР «истек кровью». Публичное обвинение Пирсона больно уязвило президента – публицист нанес удар по его официальной, семье. ФДР сурово предупредил, что такие высказывания легко истолковать как оскорбление союзника. Но Пирсона, квакера по убеждению и правдоискателя по собственному мнению, нельзя было остановить.

Он дополнительно сообщил, что русские знают «о последовательных антирусских убеждениях Хэлла», и разъяснил: «Поэтому мне нет необходимости говорить им об этом. Однако, если президенту нужен козел отпущения, я охотно им стану, и пусть сказанное мною поможет правительству доказать словами то, что не доказывают его дела». Пирсон заказал множество плакатов, где он был изображен в профиль, с надписью: «Человек, которого президент назвал лжецом». В конечном счете Пирсон добивался популярности, но если даже он, гангстер пера, счел подходящим для этого поводом упреки правительству в бездействии, тогда нетрудно измерить силу широких требований протянуть руку помощи СССР.

3 апреля 1942 г. Рузвельт предостерегает Черчилля: «Ваш и мой народы требуют создания второго фронта, чтобы снять бремя с русских. Наши народы не могут не видеть, что русские убивают больше немцев и уничтожают больше вражеского снаряжения, чем США и Великобритания, вместе взятые»19. Это одна сторона дела, другая – руководители США все еще опасались конечного поражения СССР в войне с Германией. Они считали, что успехи Красной Армии в значительной степени были подготовлены «генералом Зима», и испытывали опасения по поводу исхода неизбежного летнего наступления гитлеровцев на советско-германском фронте.

Весной 1942 года американские штабы подготовили план вторжения на Европейский континент с запада, через Францию. 25 марта Рузвельт рассмотрел его. Он предложил было передать план Объединенному комитету начальников штабов. Но, по словам Стимсона, «Гопкинс принял мяч и убедительно доказал, что предмет этот (план вторжения. – Н. Я.) не должен попасть в руки этой организации, там его просто-напросто раздерут в клочья и кастрируют»20. ФДР согласился.

1 апреля план рассматривался на новом заседании в Белом доме. На 1 апреля 1943 г. предусматривалась высадка во Франции 48 дивизий при поддержке 5800 самолетов. На случай, если советско-германский фронт окажется на грани «развала» или резко ухудшится положение Германии, на сентябрь – октябрь 1942 года была запланирована чрезвычайная высадка на континент силами пяти дивизий. Рузвельт одобрил план и даже перенес срок чрезвычайной высадки на август. В какой мере он был искренним – решить невозможно, но американские командующие поверили в серьезность намерений президента. Поскольку эти операции должны были проводиться совместно с Англией, а базой войск вторжения были Британские острова, в Лондон отправились для переговоров Гопкинс, генерал Маршалл и адмирал Кинг.

8– 14 апреля они объяснили английскому правительству план. Черчилль и его окружение впервые увидели Гопкинса в деле. Вероятно, именно тогда они окрестили его «лорд – корень вопроса». Как бы то ни было, английское правительство согласилось с планом. Однако то было неискреннее согласие, а Вашингтон, в свою очередь, превратил второй фронт в объект недостойной дипломатической игры в отношениях с СССР.

Еще в конце 1941 года Советское правительство поставило вопрос перед западными союзниками о признании ими границ СССР 1940 года. В Лондоне остро понимали необходимость укрепления союзнических отношений с СССР и решили пойти навстречу. Вашингтон резко выступил против.

Но как объяснить это Советскому правительству? Рузвельт решил, что обещание второго фронта даст возможность избежать признания советских границ. Рузвельт пригласил в Вашингтон советскую делегацию.

11 апреля ФДР пишет в Москву: «Я имею в виду весьма важное военное предложение, связанное с таким использованием наших вооруженных сил, которое облегчит критическое положение на вашем Западном фронте. Я придаю этому громадное значение». Официальный американский историк Г. Файс комментирует: «Здесь ключ к поспешному, преждевременному приглашению» советской делегации в Вашингтон. «Нужно было отвлечь Советское правительство от одного блага к более заманчивому и привлекательностью скорой военной помощи отвлечь его внимание от границ»21.

В результате американского нажима на Лондон в советско-английском союзном договоре, подписанном 26 мая 1942 г., вопрос о западных границах СССР был опущен. Рузвельт добился своего. Оставалось сманеврировать так, чтобы отказаться от открытия второго фронта. Как? К. Люс как-то заметила о ФДР военных лет: «Каждый крупный руководитель имеет свой типичный жест – Гитлер выкидывает руку, Черчилль показывает пальцами V (победа), Рузвельт?» Она смочила указательный палец слюной и подняла его.

Итак, куда ветер дует…

В конце мая – начале июня 1942 года Рузвельт вел переговоры с советской делегацией. Он категорически заверил, что второй фронт будет открыт в 1942 году. Чтобы подчеркнуть деловой подход США к проблеме, ФДР указал, что США не смогут обеспечить обещанный объем поставок по ленд-лизу в СССР – суда нужны для переброски войск и грузов на Британские острова для последующего вторжения на континент. Если за год, начиная с 1 июля 1942 г., первоначально намечалось отправить в СССР 8 млн. т грузов, то подготовка второго фронта заставила сократить это количество до 2,5 млн. т. Советское правительство согласилось.

11 июня в Вашингтоне было подписано американо-советское соглашение «о принципах, применимых к взаимной помощи в ведении войны против агрессии», регулировавшее расчеты по ленд-лизу. Соглашение это было аналогичным всем другим соглашениям, заключавшимся США со странами – получателями ленд-лиза. 12 июня из коммюнике, опубликованном в Москве и Вашингтоне, мир узнал: между США и СССР «достигнута полная договоренность в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 году».

А на южном крыле советско-германского фронта шли тяжелые бои, враг рвался к Волге и Кавказу. Рузвельт, внимательно следивший за ходом вооруженной борьбы, пришел к выводу, что «спасать» СССР, по всей вероятности, не придется. Тут высказался Черчилль, заявивший, что, пока вермахт не будет деморализован в войне с СССР, западные союзники не должны открывать крупных военных операций в Европе. Последовали сложные американо-английские переговоры. 24 июля ФДР согласился с Черчиллем. Они договорились осенью 1942 года провести высадку в Северной Африке.

Операцию задумали в недрах УСС. Донован еще до вступления США в войну в октябре 1941 года, докладывая ФДР первые наметки ее плана, подчеркивал: «То будет конкретная иллюстрация наших возможностей»22. УСС до отказа использовало сохранение дипломатических отношений США с режимом Виши. Французские владения в Северной Африке были наводнены агентурой УСС. Возглавлявший ее личный представитель Р. Мэрфи указывал: «Политика правительства США в отношении французской Северной Африки была личной политикой президента»23.

Американское командование негодовало, не выходя за рамки военной дисциплины. Штаб армии докладывал президенту: «Если немцы схватят за горло русскую армию, то никакие булавочные уколы не отвлекут их от поставленной цели. И чем дальше от нацистской цитадели будут проводиться такого рода операции, тем меньшие результаты они дадут». Штаб подчеркивал, что успех вторжения будет зависеть от «готовности пойти на риск и жертвы, связанные с захватом плацдарма». Если эта аргументация была способна убедить ФДР, то только в том, что со вторым фронтом торопиться не нужно. Он делал ставку на то, чтобы США сохранили свои силы, а генералы, по его мнению, рвались расточать их. Едва ли они осмелились бы досаждать главнокомандующему своими меморандумами, если бы знали не только об усилиях УСС, но хотя бы о популярной лекции по стратегии, которую президент прочитал своему сыну Эллиоту в начале 1942 года. «Ты представь себе, – говорил ФДР сыну, – что это футбольный матч. А мы, скажем, резервные игроки, сидящие на скамье. В данный момент основные игроки – это русские, китайцы и в меньшей степени англичане. Нам предназначена роль игроков, которые вступят в игру в решающий момент. Еще до того, как наши форварды выдохнутся, мы вступим в игру, чтобы забить решающий гол. Мы придем со свежими силами. Если мы правильно выберем момент… Я думаю, что момент будет выбран правильно»24.

То была не семейная беседа отца с сыном. Строя американскую систему разведки, ФДР полагался только на абсолютно надежных людей. США наладили авиафоторазведку с больших высот вражеской или оккупированной территории. «Эллиот Рузвельт был назначен начальником ее в Европе. Сомнительно, чтобы остался хоть угол в Западной Европе и Северной Африке, который не был бы снят с воздуха. Со временем эти операции были распространены на Тихий океан и Юго-Восточную Азию»25.

Что касается тогдашних военных действий, то ФДР с добродушной улыбкой объяснил своим командующим: обещания открыть второй фронт «имели целью лишь обнадежить Советское правительство». Стимсон и Маршалл не могли поверить своим ушам. Терзаемые мрачными предчувствиями по поводу исхода немецкого наступления в СССР, они уже видели победоносную Германию, перебрасывающую силы на запад. Они нашли подход ФДР ко второму фронту в Европе в 1942 году «безответственным», а его объяснения – «фривольными, он вел себя как ребенок». Генералы терялись в догадках, ибо с военной точки зрения переключение усилий США в Северную Африку представлялось абсурдом.

По всей вероятности, после некоторого замешательства они сообразили, что в дело замешана высокая политика. Они попытались получить подтверждение у ФДР, хотя бы уяснить положение для себя. Начальники штабов обратились к Рузвельту с докладной, высказав предположение: «Итак, советские победы, а не неминуемое поражение Советов, становятся решающей предпосылкой вторжения в 1943 году». ФДР никак не реагировал.

12 августа в Москву приехал Черчилль. Он сообщил, что второй, фронт не будет открыт в 1942 году. Прибывший с ним представитель Рузвельта А. Гарриман подтвердил – так и будет. Это поставило Советский Союз, сражавшийся один на один с Германией и ее европейскими сателлитами, в тяжелое положение – советское командование, планируя осеннюю и зимнюю кампании в 1942 году, рассчитывало, что на западе развернутся активные операции.

В Вашингтоне понимали, в какое неловкое положение поставили себя США и Англия, вероломно нарушив торжественные обязательства. 19 августа Ф. Рузвельт пишет И.В. Сталину: «Я весьма сожалею, что не смог принять участия с Вами и г-ном Черчиллем в совещаниях, которые недавно происходили в Москве… Соединенные Штаты хорошо понимают тот факт, что Советский Союз несет основную тяжесть борьбы и самые большие потери на протяжении 1942 года, и я могу сообщить, что мы весьма восхищены великолепным сопротивлением, которое продемонстрировала Ваша страна. Мы придем Вам на помощь по возможности скорее и по возможности большими силами, как только сможем это сделать, и я надеюсь, что Вы верите мне, когда я сообщаю Вам об этом». Советское правительство приняло это послание к сведению.

Осенью 1942 года, когда на советско-германском фронте шли особенно тяжелые и кровопролитные сражения, ФДР поддержал советский народ теплыми посланиями на имя И.В. Сталина.

5 октября: «Я посылаю Вам мои самые сердечные поздравления с великолепными победами советских армий и мои наилучшие пожелания Вам дальнейшего благополучия. Верьте мне, искренне Ваш Франклин Д. Рузвельт».

9 октября: «Доблестная оборона Сталинграда глубоко взволновала в Америке всех, и мы уверены в ее успехе».

19 ноября: «Мне не приходится говорить Вам о том, чтобы Вы продолжали хорошую работу. Вы делаете это, и я искренне считаю, что дела везде выглядят в более благоприятном свете. С горячим приветом Рузвельт».

Советские люди нуждались прежде всего в военной помощи. ФДР заверял, что делается все, чтобы ускорить отправку вооружения и снаряжения. На деле, замечают американские военные историки Р. Лейтон и Р. Коакли, «когда решалась судьба великого сражения под Сталинградом, поставки из Соединенных Штатов далеко не достигли обещанного по второму протоколу. К концу ноября 1942 года было отправлено 840 тыс. т грузов против 1 608 тыс. т, намеченных по плану». Осенью 1942 года, ссылаясь на трудности, Англия и США прекратили проводку конвоев и северные порты Советского Союза. Все это, естественно, наложило отпечаток на американо-советские отношения.

ФДР тем не менее стал в позу. 28 октября он пишет Черчиллю: «Меня не особенно тревожат полученные нами ответы или отсутствие ответов из Москвы. Я решил, что они не пользуются даром речи для тех же целей, как мы… (он не заметил убийственной иронии в собственный адрес в этих словах. – Н. Я.). Я вполне убежден, что русские продержатся эту зиму и что нам следует решительно осуществлять наши планы как в смысле снабжения их, так и отправки военно-воздушных сил для участия в боевых действиях на их фронтах. Я хочу, чтобы мы имели возможность сказать г-ну Сталину, что мы выполнили наши обязательства на 100 процентов».

Логика президента имела мало общего с действительностью. Как можно совместить это заявление с тем, что действительно делали США летом и осенью 1942 года! Впрочем, стоит ли морализировать, послушаем компетентных людей. Д. Эйзенхауэр назвал день, когда было принято решение об отказе от вторжения в Европу, «самым мрачным в истории». Гопкинс никак не разделял предостережения Черчилля о том, что Ла-Манш станет «рекой крови».

Когда кончилась война, генерал Маршалл высказался прямо: «Нынешнее поколение американцев надолго запомнит мрачные дни 1942 года, когда японцы захватили Малайю, оккупировали Бирму, создали угрозу Индии, в то время как германские войска подошли к Волге и Суэцу. В то время Германия и Япония оказались настолько близки к завоеванию господства над миром, что мы до сих пор по-настоящему не осознали, насколько тонкой была нить, на которой держалась судьба Объединенных Наций. Ради справедливости следует сказать, что наша роль в предотвращении катастрофы в те дни не делает нам чести»26.

Катастрофу отвратили русские солдаты, выдержавшие натиск врага в Сталинграде и предгорьях Кавказа с безграничным мужеством и тяжкими потерями.