В ночь на 8 ноября 1942 г. американо-английские войска под командованием Д. Эйзенхауэра высадились в Северной Африке, находившейся под контролем правительства Виши. Операция носила претенциозное название «Факел». Высадка прошла без больших боев. Представитель Рузвельта в Северной Африке Р. Мэрфи с удовлетворением вспоминал: «С военной точки зрения операция «Факел» частично была блефом. Союзные штабы считали, что для нее нужно, по крайней мере, полмиллиона человек»36. Высадилось 110 тыс., нехватку остальных компенсировали усилия УСС, сумевшего подготовить благоприятные условия для союзников. Французские войска через несколько дней прекратили сопротивление. Рассказывают, что, когда Стимсон позвонил Рузвельту доложить о результатах высадки, рука президента, державшая трубку, заметно дрожала. Он ответил: «Слава богу, слава богу. Поздравляю. Потери незначительны. Много ниже, чем вы предсказывали. Слава богу». Благодарить надо было УСС.
Рузвельт, которому прямо докладывал Мэрфи, санкционировал соглашение с адмиралом Дарланом, одним из активных деятелей режима Виши, оказавшимся тогда в Северной Африке.
Сделка вызвала очень бурную реакцию. Рузвельта обвиняли в том, что он способен делать дела с фашистскими режимами. Двое представителей де Голля явились к Рузвельту негодовать. Он раскричался: «Я имею дело с Дарланом, ибо он дал мне Алжир! Завтра я буду иметь дело с Лавалем, если он предложит мне Париж!» Да, политическое решение – сделка с Дарланом – позволило американским войскам избежать кампании в Алжире и Марокко. В то время, когда обвинения сыпались на ФДР со всех сторон, а Хэлл объявил их «идеологической», то есть «коммунистической», пропагандой, И.В. Сталин писал Черчиллю: «Мне кажется, что американцы умело использовали Дарлана для обеспечения дела оккупации Северной и Западной Африки. Военная дипломатия должна уметь использовать для военных целей не только Дарланов, но и черта с его бабушкой».
Дарлан понимал, что он нужен американцам только на время. Его опасения подтвердило публичное заявление ФДР: соглашение «является только временной целесообразностью, оправдываемой лишь военной необходимостью». Узнав о заявлении Рузвельта, Дарлан пишет американским командующим: «Я только лимон, который американцы выбросят, когда выжмут до конца». Таинственное убийство Дарлана в конце декабря избавило Вашингтон от дальнейших хлопот.
Гитлеровцы быстро оправились. Они перебросили в Тунис несколько дивизий, которые не только остановили, но и отбросили американские войска. Предсказание генерала Маршалла на совещании у президента в начале ноября о том, что Тунис будет занят «в две-три недели», не оправдалось. После поражения на Кассерингском перевале генерал Б. Смит из штаба Эйзенхауэра заметил: «Нужно было расквасить нам нос, чтобы выбить из нас некоторое зазнайство». Стремительного наступления в Тунисе не получилось, предстояла затяжная кампания в дождливую африканскую зиму.
В начале 1943 года, когда американские войска не могли справиться с полудюжиной вражеских дивизий, Красная Армия, окружив крупную группировку врага под Сталинградом, продолжала победоносное наступление на запад, сражаясь с сотнями вражеских дивизий. В ежегодном послании о положении страны, прочитанном конгрессу 7 января 1943 г., Рузвельт был вынужден указать, что «доблестная защита Сталинграда и… наступление русских армий… являлись самыми большими, самыми важными событиями во всей стратегической обстановке в мире в 1943 году». Что до американских успехов, то, если отбросить пропагандистские рассказы, президент реалистически указал: вторжение в Северную Африку заставило Германию «отвлечь часть своих людских и материальных ресурсов на другой театр»; в войне против Японии «в прошлом году мы остановили японцев. В нынешнем году мы намереваемся наступать».
Победа на Волге положила начало коренному перелому в ходе войны. Это поставило Ф. Рузвельта и У. Черчилля перед необходимостью как-то объясниться с великим союзником. ФДР задумал провести встречу с И.В. Сталиным. Вероятно, он рассчитывал вместе с Черчиллем утопить в потоке риторики очевидное – СССР по-прежнему один нес тяжкое бремя войны, а иного для нас в будущем Вашингтон и Лондон не планировали. Рузвельт наверняка понимал, что позиция западных союзников шаткая, он несколько загадочно писал Черчиллю: «Предпочитаю для встречи спокойный оазис, а не плот в Тильзите»37.
Занятость Сталина военными делами «избавила, – замечает Гарриман, – от затруднительных объяснений лицом к лицу»38. Итак, состоялась очередная встреча Рузвельта и Черчилля, теперь в Касабланке, в Северной Африке. ФДР отправлялся туда, по-видимому, просто потому, что ему захотелось посмотреть на театр военных действий.
Обычные меры предосторожности. Поезд президента 9 января с закрашенными надписями покинул Вашингтон в северном направлении, как будто направлялся в Гайд-парк. Но в Балтиморе он повернул на юг и прибыл на крошечную станцию в штате Флорида, где был расформирован и спрятан. ФДР вылетел на самолете в Африку из Майами. В охрану президента включили исключительно сильного пловца на случай вынужденной посадки в океане. На время перелета ФДР через Атлантику были запрещены все другие полеты. Рузвельт необычайно радовался перелету – он не летал с 1932 года, от Олбани до Чикаго. В Касабланке ФДР вызвал к себе подполковника Эллиота Рузвельта и лейтенанта флота Франклина Рузвельта. Американская печать, разумеется, злорадно отметила это. ФДР не обратил внимания и в дальнейшем при выезде из США на театры военных действий виделся со своими сыновьями.
Восьмидневная конференция была посвящена почти исключительно военным делам. Рузвельт согласился с доводами Черчилля о расширении операций в бассейне Средиземного моря. Было решено по завершении боев в Северной Африке овладеть островом Сицилия. Дальше президент заглядывать пока не захотел. Американские начальники штабов очень неохотно шли за президентом, следовавшим «черчиллиализму». Они указали, что сосредоточие усилий на Средиземном море сорвет вторжение в Европу в 1943 году. ФДР понимал, что второй фронт в Европе в этом году опять открыт не будет, Советскому Союзу снова придется вынести всю тяжесть борьбы с европейскими державами «оси».
Красная Армия возложила на алтарь победы Объединенных Наций десятки разбитых вражеских дивизий, президент США на пресс-конференции в предместье африканского городка Касабланки 24 января 1943 г. заявил: «Некоторые из вас, англичан, знают старую историю: у нас был генерал США Грант, его звали Юлиус Стимпсон (по-английски Ю. С. – США. – Н.Я.) Грант. В дни моей и премьер-министра молодости его прозвали «Безоговорочная капитуляция». Уничтожение военной мощи Германии, Италии и Японии означает их безоговорочную капитуляцию».
Рузвельт впоследствии говорил, что формула была найдена чисто случайно: «Вдруг эта пресс-конференция, – рассказывал он. – Уинстон и я не имели времени подготовиться к ней, и я вспомнил, что Гранта прозвали «Безоговорочной капитуляцией», и в следующий момент я сам произнес эту фразу». Президент был очень далек от искренности, в действительности формула была согласована в госдепартаменте еще в мае 1942 года и предложена вниманию президента. ФДР держал ее про запас, победы Красной Армии в зимней кампании побудили его сделать эффектный жест. Президент поддержал наступление Красной Армии декларацией о решимости США вести войну до победного конца39.
Что до истинной стратегии США, то заявление адмиралу Э. Кинга на штабном совещании в Касабланке отражало взгляды Рузвельта на том этапе: «На европейском театре Россия, учитывая ее географическое положение и людские ресурсы, наиболее благоприятно расположена для борьбы с Германией, на Тихом океане Китай занимает аналогичное положение в отношении Японии. Наша основная политика должна заключаться в том, чтобы обеспечить людские ресурсы России и Китая соответствующим снаряжением, чтобы дать им возможность сражаться». Тем, кто за столом конференции возражал против помощи СССР, Кинг бросил: речь идет не о том, чтобы «ублаготворять Сталина», а о том, чтобы «использовать русских в наших собственных интересах».
Военные решения в Касабланке отражали политику США и Англии истощать СССР и Германию, а самим постепенно занимать исходные позиции для удара, когда гитлеровская военная машина будет разбита Красной Армией. Черчилль считал, что операции в Средиземном море должны иметь конечной целью выход в Восточную и Юго-Восточную Европу, с тем чтобы воспретить продвижение Красной Армии на запад и не допустить освобождения ею европейских народов. ФДР не вынес окончательного решения относительно того, как войска западных союзников придут в Европу – с юга или через Францию. Будущее покажет.
Политика США и Англии вела к кризису в отношениях с СССР. ФДР и Черчилль взялись перебросить мост через возникшую брешь перепиской с И.В. Сталиным. После Касабланки переписка приобрела характер, неслыханный в отношениях между союзниками. Ф. Рузвельт и У. Черчилль очень внимательно готовили свои послания, пытаясь в потоке слов утопить основное – новое вероломное нарушение своих обязательств. По завершении совещания в Касабланке Рузвельт и Черчилль направили в Москву совместное послание, в котором яркими красками описали размах военных усилий их стран и выразили уверенность, что Объединенные Нации «могут наверное заставить Германию встать на колени в 1943 году».
30 января 1943 г. И.В. Сталин отвечает обоим: «Понимая принятые вами решения в отношении Германии как задачу ее разгрома путем открытия второго фронта в 1943 году, я был бы вам признателен за сообщение о конкретно намеченных операциях». 5 февраля Ф. Рузвельт поздравил СССР с «блестящей победой» у Сталинграда, отметив, что эта победа, которую «празднуют все американцы», явится «одной из самых прекрасных глав в этой войне народов, объединившихся против фашизма и его подражателей». Черчилль 9 февраля ответил, что форсирование Ла-Манша намечено на август или сентябрь 1943 года. 14 февраля в послании в Москву он признается: «Цепь необыкновенных побед (Красной Армии. – Н. Я.) лишает меня возможности слова, чтобы выразить Вам восхищение и признательность, которую мы чувствуем по отношению к русскому оружию. Моим наиболее искренним желанием является сделать как можно больше, чтобы помочь вам».
В ответ Советское правительство 16 февраля указало, что ввиду приостановки операций США и Англии в Тунисе на советско-германский фронт переброшено 27 вражеских дивизий. 22 февраля Ф. Рузвельт объяснил, что сильные дожди в Тунисе сделали «поля и горы непроходимыми», и пожелал «героической Красной Армии дальнейших успехов, которые вдохновляют всех нас». На следующий день, 23 февраля, ФДР в очень красноречивом послании от имени американского народа выразил «глубокое восхищение ее (Красной Армии. – Н.Я.) великолепными, непревзойденными в истории победами… Красная Армия и русский народ наверняка заставили вооруженные силы Гитлера идти по пути окончательного поражения и завоевали на долгие времена восхищение народа Соединенных Штатов». А 25 февраля У. Черчилль присовокупил: «То, что вы делаете, просто не поддается описанию».
Фарисейски восторженные послания в Москву, а в Вашингтоне непрерывные заседания. В марте 1943 года ФДР две недели совещался с министром иностранных дел Англии А. Иденом, приехавшим в Вашингтон. Он по-прежнему не соглашался с советскими границами 1940 года, однако, заметил президент, «к моменту падения Германии в прибалтийских государствах будут находиться русские армии, и никто из нас не сможет заставить их уйти оттуда… Нам придется согласиться на это, но если мы и согласимся, то мы должны использовать наше согласие как козырь, чтобы вынудить Россию на другие уступки».
В центре внимания во время этих переговоров оказался вопрос, как предотвратить революционный подъем в Европе. Гопкинс записывал о заседании 17 марта: «Я сказал, что, если только мы не будем действовать быстро и наверняка, может произойти одно из двух: либо Германия станет коммунистической, либо там наступит полная анархия, что фактически то же самое может произойти в любом европейском государстве, а также в Италии. Я сказал, что, по моему мнению, требуется какое-то официальное соглашение, что государственный департамент должен разработать с англичанами план и что этот план, согласованный между нами, должен затем быть обсужден с русскими. Президент согласился, что надо действовать таким образом. Дело, конечно, будет обстоять гораздо проще, если в момент краха Германии серьезные силы английских и американских войск будут находиться во Франции или в Германии, но мы должны разработать план на тот случай, если Германия падет до того, как мы окажемся во Франции»40.
Они обратились к послевоенным отношениям с СССР. Оба соглашались, что это будет «частично зависеть» от того, как Москва оценит «намерения и возможности» США и Англии. ФДР выдвигал различные проекты, не давая конечных ответов. «Просто волшебник, искусно жонглирующий кубиками динамита» – таким запомнил Иден ФДР в эти дни. Во всяком случае, подчеркивать союзническое единство.
После Идена ФДР пригласил на неделю в Белый дом журналиста Ф. Дэвиса, который вскоре напечатал статью «Великий Замысел Старика». ФДР одобрил ее. Дэвис подчеркивал, что Рузвельта заботят «не чаяния на лучший мир… а какие средства – точные, реалистические – употребить для достижения этого… Речь идет о силе среди победителей…Россия будет единственной первоклассной военной державой на континенте (Европы)». Выводы? Делайте сами41.
А тем временем весной 1943 года США и Англия снова прекратили отправку конвоев в СССР северным путем. В мае 1943 года Ф. Рузвельт предложил И.В. Сталину провести «встречу умов» где-нибудь в районе Берингова пролива. Ввиду подготовки к отражению летнего наступления немцев на советско-германском фронте встреча не состоялась. Вместо нее новое совещание Рузвельта и Черчилля в Вашингтоне. Теперь они договорились, что нужно провести вторжение во Францию, скорее всего, в мае 1944 года. Но как сообщить об этом в Москву? Оба знали, что предстоит сильнейшее наступление гитлеровцев на советско-германском фронте.
Вот что написал биограф ФДР Дж Барнс, который, конечно, не заинтересован в подрыве реноме своего героя: «Мрачно они засели за составление письма своему товарищу по оружию. Многие часы они писали и переписывали, отдавая испещренные поправками страницы на машинку, снова правили, пока черновики нельзя было прочитать. Двое самых одаренных логиков в мире превратились в занимающихся школьников, которым нужно признаться. В два ночи Черчилль к облегчению Рузвельта предложил взять с собой последний вариант, «почистить его» и вернуть. Черчилль и Маршалл выехали на совещание с Эйзенхауэром в Алжир, Рузвельт согласился, чтобы начальник штаба летел с премьер-министром и поработал над посланием.
На следующий день над Атлантикой Маршалл взял исчерканные страницы и за два часа написал послание, – вызвавшее восхищение Черчилля. Он и Рузвельт одобрили его без изменений. Президент придержал его еще неделю и отправил. То было подробное изложение глобальной англо-американской стратегии, в предпоследнем абзаце таилась роковая фраза – «второго фронта в 1943 году не будет»42.
Послание Рузвельта получили в Москве 4 июня; 11 июня – ответ И.В. Сталина, он перечислил обещания западных союзников об открытии второго фронта и заключил: «Это Ваше решение создает исключительные трудности для Советского Союза, уже два года ведущего войну с главными силами Германии и ее сателлитов с крайним напряжением всех своих сил, и предоставляет Красную Армию, сражающуюся не только за свою страну, но и за своих союзников, своим силам почти в единоборстве с еще очень сильным и опасным врагом». И.В. Сталин указал, что отказ от второго фронта произведет «тяжелое и отрицательное впечатление» в СССР. Советское правительство «не находит возможным присоединиться к такому решению».
5 июля 1943 г. началось немецкое наступление под Курском. В тяжелых боях советские войска отбили удар 50 отборных гитлеровских дивизий и перешли в наступление, неудержимо продвигаясь на запад. Победы Красной Армии выглядели особенно внушительно на фоне более чем скромных действий американо-английских войск, которые, высадившись на Сицилии, никак не могли сломить сопротивление двух немецких дивизий.
Пропагандистская машина, созданная ФДР, пока работала без сбоев. В результате американцы в массе превратно представляли вклад каждого из союзников в войну. Опрос общественного мнения летом 1943 года в США дал понятные результаты. На вопрос, кто больше делает для победы, 55 процентов ответили – США, 32 – Россия, 9 – Англия и 4 процента – Китай. (Соответственные данные опроса в Англии: 50 процентов – Россия, 42 – Англия, 5 – Китай и 3 процента – США.)43 Это, конечно, обеспечивало значительную свободу рук администрации Рузвельта, но так бесконечно продолжаться не могло.
Американские штабы в конце июля – начале августа 1943 года доложили президенту, что тянуть с открытием второго фронта больше нельзя. Попытки развить операции на Балканах приведут лишь к тому, что войска западных союзников завязнут там, а Красная Армия тем временем, пройдя Европу, освободит не только Германию, но и Францию. 10 августа 1943 г. Стимсон обратил внимание ФДР на последствия тогдашней политики США: «В свете послевоенных проблем, перед которыми мы встанем, наша позиция… представляется крайне опасной. Мы, как и Великобритания, дали ясное обязательство открыть второй фронт. Не следует думать, что хоть одна из наших операций, являющихся булавочными уколами, может обмануть Сталина и заставить его поверить, что мы верны своим обязательствам». Рузвельт ответил Стимсону, что он «выразил выводы», к которым пришел сам президент44.
В августе 1943 года в Квебеке срочно встретились Рузвельт и Черчилль. УСС сунулось было с прожектом, «как обратить против Советского Союза мощь еще сильной Германии». По всей вероятности имелась в виду Германия без Гитлера, о заговоре против которого знали в УСС. Реакция ФДР неизвестна, скорее всего, он не ловил журавля в небе, а ходил по земле. На совещании 23 августа ФДР подчеркнул: «Войска Объединенных Наций… должны быть готовы вступить в Берлин не позднее русских». Следовательно, подтверждалось решение о вторжении во Францию к лету 1944 года.
В это время Италия шла к капитуляции. Оба лидера подробно обсудили последствия ее выхода из войны. Рузвельт, хотя и не соглашался с «балканским вариантом» Черчилля во всем объеме, заметил: «Операции на Балканах зависят от обстоятельств… воспользоваться ими мы должны быть готовы». Вот если немцы «отступят к Дунаю», размечтался ФДР, «я очень хотел бы, чтобы созданные нами дивизии, особенно греческие и югославские, действовали в своих странах». До этого, как известно, дело не дошло.
Собеседники снова и снова возвращались к отношениям с Советским Союзом. В Квебеке Рузвельт и Черчилль серьезно обсуждали перспективы, которые откроет перед США и Англией создание атомного оружия. Черчилль, в свое время приказавший передать США результаты английских исследований в области атомной энергии, теперь пытался договориться о равных правах США и Англии в разработке атомного оружия. «Россия сможет победить в атомной гонке, – шантажировал он ФДР, – если мы не будем работать вместе». Тщетно! Рузвельт не желал нарушить американскую монополию. По-видимому, ради утешения английского премьера ФДР подписал с ним 19 августа секретное соглашение: США и Англия не будут применять атомное оружие друг против друга, а против третьих стран – без взаимного согласия. «Хотя Рузвельт заключил это соглашение частично для сохранения военного единства с Англией, он также имел в виду, что это сможет сдержать мощь России после войны»45. Итак, еще эвентуальная атомная бомба – уже средство политики!
Это в будущем, а пока американская делегация огласила на конференции документ, исходивший от «весьма высокопоставленного военного стратега США», озаглавленный «Позиция России». Документ гласил: «По окончании войны Россия будет занимать господствующее положение в Европе. После разгрома Германии в Европе не останется ни одной державы, которая могла бы противостоять огромным военным силам России. Правда, Великобритания укрепляет свои позиции на Средиземном море против России, что может оказаться полезным для создания равновесия сил в Европе. Однако и здесь она не будет в состоянии противостоять России, если не получит соответствующей поддержки.