Холодной кризисной зимой 1930/31 года положение становилось отчаянным: безработных до десяти миллионов, а за каждым – семья. В эти времена прилагательное «безработный» обрело плоть и превратилось в существительное. Десятки миллионов обездоленных людей. Нет слов, чтобы описать их бедствия. Послушаем сверхреспектабельного в США историка А. Шлезингера, который едва ли заинтересован в сгущении красок: «И вот поиски работы – сначала энергичные и с надеждой, затем мрачные, потом отчаянные. Длинные очереди перед конторами по найму, глаза, напряженно ищущие слов надежды на меловых досках, бесконечный обход предприятий, ожидание целыми ночами, чтобы первому получить работу, если она будет утром. И неумолимые слова, короткие, безликие, скрывающие страх: «Рабочие не нужны…», «Нам не нужен никто…», «Проходи, Мак, проходи…»

Поиски продолжаются, одежда превращается в лохмотья, обувь расползается. Газета под рубашкой спасает от мороза, картон утепляет стельку, рогожа, намотанная на ступни, облегчает долгие часы стояния у фабричных ворот. А тем временем сбережения семьи тают. Отец растерял свою бодрость, он многие часы проводит дома, раздраженный, виноватый… Мясо исчезает со стола, лярд заменяет масло, отец выходит на улицу все реже, он ужасно тих… Тени сгущаются в темных, холодных комнатах, отец зол, беспомощен и полон стыда, исхудавшие дети все чаще болеют, а мать, бодрящаяся днем, тихо льет слезы в подушку по ночам»1.

На окраинах городов вырастали ужасающие поселки – «гувервилли». В жалких лачугах, построенных из ящиков и всякого хлама, в кузовах старых автомашин ютились безработные с семьями. Их согревали «одеяла Гувера» – кипы старых газет, они носили за плечами котомки – «сумки Гувера», вывернутые пустые карманы – «флаги Гувера». Изможденные люди рылись на свалках и в мусорных ящиках, с затаенным гневом или безучастно просили подаяние. Пойманные на краже продовольствия, цедили сквозь зубы: «Мы – свиньи Гувера». Иной раз бездомные толпились у ворот тюрем, умоляя о ночлеге. Дети падали в обморок на уроках от недоедания, отчаявшиеся кончали жизнь самоубийством. Для усопших по собственной воле тогда был изобретен термин «самоубийство из альтруизма», они не хотели быть бременем для общества.

И бок о бок с голодающей Америкой жило другое общество – по-прежнему по улицам проносились сверкающие машины, магазины ломились от товаров. Бизнес, конечно, не процветал, газеты были полны сообщениями о банкротствах, но имущие классы не несли сокрушительных тягот. Они не испытывали материальных лишений, хотя страх заползал и в дома правящей элиты. Страна погрузилась в мрачное ожидание. Правительство бездействовало, «великий инженер» Г. Гувер явно потерпел банкротство.

Губернатор Ф. Рузвельт в первый день вторичного вступления в должность начал действовать. Он отказался от обычной помпы, сопровождавшей избрание, – иллюминации, плакатов и т. д. Церемония обошлась в 3500 долл. вместо 21 тыс. долл. Сэкономленные деньги были переданы на общественные работы. Все органы штата получили строжайшее указание ФДР – экономить. Но то была только капля в море.

2 марта 1931 г. колонна безработных, участников «голодного похода», вступила в Олбани. Это были не законопослушные, абстрактные американцы, поклоняющиеся великим теням отцов-основателей республики. В столицу штата пришел народ. Оборванные, голодные люди не просили, а требовали. Они прорвались в здание легислатуры и заявили: немедленно работы и хлеба. Впервые под сводами старинного зала звучали голоса простого люда. Оторопевшие сначала власти штата быстро опомнились – полиция набросилась на демонстрантов, избивая людей направо и налево. Многие были задержаны, 18 раненых отправлены в больницу.

Поход на Олбани был одним из многих. Столицы штатов и сам Вашингтон становились ареной «голодных походов». Массы, очевидно, теряли терпение. Уильям Аллен Уайт несомненно был прав с классовой позиции буржуа, когда в 1931 году писал: «Эффективная помощь властей безработным – единственный способ избежать баррикад и применения силы будущей зимой, что озлобит рабочих Америки и сделает их революционными на целое поколение». ФДР, несомненно, разделял такую точку зрения. Он часто повторял известное изречение Маколея: «Если вы хотите уцелеть – проводите реформы». Движение безработных, приобретавшее постепенно организованный характер и выходившее за рамки буржуазной законности, подсказывало, где должны быть проведены реформы.

В конце марта 1931 года ФДР рекомендовал легислатуре создать комиссию по изучению вопроса о введении страхования по безработице. Вновь на Рузвельта посыпались обвинения в социализме.

28 августа 1931 г. легислатура собралась на чрезвычайную сессию. ФДР огласил на ней послание, тщательно подготовлявшееся несколько месяцев. В нем излагались основы его социальной философии, практически вся аргументация, которой пользовался президент Ф. Рузвельт, обосновывая необходимость реформ. «Что представляет собой государство? – говорил ФДР. – Это должным образом учрежденный орган, представляющий организованное общество человеческих существ, созданное ими для взаимной защиты и благосостояния. «Государство» или «правительство» – это только аппарат, посредством которого достигается такая взаимная помощь и защита. Пещерный человек боролся за существование в таких условиях, когда другие люди не только не помогали ему, но даже выступали против него. Однако теперь самый скромный гражданин нашего государства находится под защитой всей мощи и силы своего правительства… Долг государства по отношению к гражданам является долгом слуги по отношению к своему хозяину…

Одна из обязанностей государства заключается в заботе о гражданах, оказавшихся жертвами неблагоприятных обстоятельств, лишивших их возможности получить даже самое необходимое для существования без помощи других. Эта обязанность признается в каждой цивилизованной стране…

Помощь этим несчастным гражданам должна быть предоставлена правительством не в форме милостыни, а в порядке выполнения общественного долга»2.

Ф. Рузвельт предложил создать временную чрезвычайную администрацию помощи в штате Нью-Йорк, ассигновав на нее 20 млн. долл. Средства изыскивались повышением на 50 процентов подоходного налога в штате. Предложения ФДР были приняты, и возникла TERA (сокращенно от английского Temporary Emergency Relief Administration). Первым председателем TERA был назначен Дж Страус, а когда он вскоре ушел в отставку, организацию возглавил Г. Гопкинс, его заместитель. Гопкинс проявил громадную инициативу, TERA работала гладко, а главное – Гопкинс быстро разглядел основные черты руководства ФДР: подчиненный получал задачу, но при выполнении ее ему предоставлялась почти неограниченная самостоятельность.

Название TERA замелькало на страницах газет. Скоро почти 10 процентов населения штата Нью-Йорк получали от нее помощь. Конечно, она была мизерной – в среднем по 23 долл. на семью в месяц, но эти деньги спасали от голодной смерти. И все познается в сравнении – благотворительные организации в других штатах выделяли на семью 2–3 долл. в месяц. Ньюйоркцы могли почитать себя богачами среди нищих. В последующие шесть лет TERA оказала помощь 5 млн. жителей штата, истратив 1155 млн. долл.

Широкая, по кризисной мерке, помощь в штате Нью-Йорк, оглушительная реклама, которую постарался создать ей ФДР, властно действовали на умы Америки. Рядовой человек не мог не противопоставить распорядительность губернатора бездействию федеральных властей. Рузвельт тем временем повторял, что помощь нужна в масштабах всей страны. Он выступал на совещаниях губернаторов штатов, перед корреспондентами и просто беседовал с приезжавшими в Олбани. Если штат Нью-Йорк не стал Меккой социального законодательства, то по крайней мере приобрел репутацию исследовательской лаборатории.