Закон о восстановлении национальной промышленности стремительно претворялся в жизнь. Во многом это было следствием личных методов руководства генерала Джонсона. На военном самолете он летал из города в город, произносил речи, призывал, запугивал. ФДР очень скоро потерял надежду разобраться в хаосе лихорадочной деятельности генерала. Джонсон десятками и сотнями подготовлял кодексы «честной конкуренции». Однажды он ворвался в пальто в кабинет президента и бросил ему на стол три кодекса. Когда Рузвельт подписывал последний, Джонсон взглянул на часы, заявил, что у него осталось всего пять минут, чтобы поспеть на самолет, сунул кодексы в карман и исчез. «С тех пор его не видели», – говорил Рузвельт правительству. Но президент определенно был доволен оперативностью руководителя NIRA.
Джонсон был и автором эмблемы N’IRA – «синего орла». Изображение птицы могли ставить на своих товарах только предприниматели, принимавшие участие в осуществлении закона, а потребителям разъяснили: не покупать товаров, не облагороженных эмблемой. Их выпускают саботажники дела восстановления Америки. Рузвельт восторгался простой идеей Джонсона, хотя в ней был несомненный привкус саморекламы. «Во время войны, – говорил президент, – при ночных атаках солдаты носят белый значок на плече, чтобы не перестрелять друг друга. По этому принципу участвующие в программе NIRA должны узнавать своих с первого взгляда». «Синий орел» летел над страной, смотрел из витрин магазинов, с обложек журналов и с костюмов – вернее с того, что оставалось от них, – девиц в мюзик-холлах.
Реклама «синего орла», а точнее, NIRA была поставлена с размахом. Митинги, парады, радиопрограммы. В начале сентября 1933 года Нью-Йорк увидел парад в честь «синего орла» – самую большую демонстрацию в истории города. По Пятой авеню с утра до поздней ночи топали демонстранты, свыше 250 тыс. С тротуаров их приветствовало более полутора миллионов ньюйоркцев. На трибуне стояли X. Джонсон, губернатор и А. Гарриман, руководители NIRA в штате. Генерал махал рукой, безуспешно стараясь, чтобы его жесты не походили на фашистское приветствие Муссолини.
В первые месяцы существования NIRA крупный капитал с подчеркнутым энтузиазмом участвовал в программе. А. Гарриман благочестиво объяснял: «Предприниматель, который удерживается в конкурентной системе только эксплуатацией женщин и детей, установив им длинный день и выплачивая мизерную заработную плату, не имеет права на существование. NIRA дает ясный мандат – положить конец конкуренции за счет рабочих». Действительно, прекратилось соревнование между капиталистами, дабы выяснить, какой предельно нищенский уровень может выдержать рабочий. ФДР очень высоко ценил положения NIRA, отменявшие детский труд. «Это принесло мне лично больше удовлетворения из всего, что я сделал после прихода в Вашингтон», – говорил он.
Очень скоро выяснилось, что монополии отлично использовали кодексы «честной конкуренции» и отмену антитрестовского законодательства. Получился не крутой подъем производства, а раздел рынков между ними и высокие цены на промышленные товары. Между тем ФДР надеялся на то, что NIRA приведет к увеличению производства и, следовательно, занятости. Собственно, ради этого он пошел на сделку с крупным капиталом: отменил антитрестовское законодательство в обмен на ожидавшееся расширение производства и увеличение занятости.
ФДР несколько раз выступил с достаточно жесткими предостережениями в адрес предпринимателей. В ответ руководители крупного бизнеса взвалили вину на правительство. Даже У. Липпман резко заметил: «Чрезмерная централизация и диктаторский дух вызывают отвращение к бюрократическому контролю над американской экономикой». У. Херст предложил расшифровать NIRA как «не разрешено восстановление» (No Recovery Mowed). Многие представители монополий теперь предлагали вообще ликвидировать всю систему NIRA.
Юные «ньюдилеры» в это время, в 1934 году, оказали ФДР медвежью услугу: в их кружок затесался некто Вирт, забавный старик, инспектор школ из штата Индиана. Вирт посидел несколько вечеров у «ньюдилеров», которые среди своих распускали языки, что было особенно приятно с отменой «сухого закона». По-видимому, чтобы подразнить старика, они серьезно сообщили ему, что на Рузвельта возложена роль Керенского, еще продолжается переходный период, а настоящая революция – впереди.
Перепуганный насмерть Вирт обратился к американскому народу с торжественным предупреждением: в Вашингтоне заговорщики во главе с президентом осуществляют дьявольские замыслы. Его пригласили для дачи показаний в комитет конгресса, где вызванные «ньюдилеры» высмеяли Вирта, объявив, что они рассказывали ему о Рузвельте-Керенском, чтобы посмеяться. Подавляющее большинство газет, однако, не пожелало увидеть смешную сторону во всем эпизоде, а очень серьезно писало о кознях «красных».
Крупный капитал был недоволен и применением раздела 7 A NIRA. Профсоюзы, ссылаясь на него, начали массовую кампанию вовлечения неорганизованных рабочих в свои ряды. Кампания обычно проходила под лозунгом: «Президент хочет, чтобы ты вступил в союз. Отказ вступить непатриотичен. Вот наш союз! Вступай!» Но претворение в жизнь туманных пожеланий раздела 7А NIRA наталкивалось на отчаянное сопротивление предпринимателей. В результате вспыхивали забастовки, даже всеобщие, а их не видели в США с 1919 года. В 1934–1935 годах состоялись четыре всеобщие забастовки: в Сан-Франциско и на Тихоокеанском побережье, в текстильной промышленности, в Терри-Хот и в угольной промышленности. Монополии люто расправлялись с забастовщиками. В 1933–1934 годах были убиты 88 бастовавших. В 1934 году губернаторы 19 штатов вызывали национальную гвардию для разгона стачечников. Рузвельт, писал Перкинс, неустанно пытался разъяснить предпринимателям: профсоюзы «вовсе не хотят руководить бизнесом. Вы, по-видимому, лучше наладите производство и будете значительно более спокойны, если у вас будут хорошие профсоюзы и хорошие коллективные договоры». «Хорошими» профсоюзами ФДР, разумеется, считал шедших под испытанным руководством профбюрократии. Между лидерами АФТ и президентом наметилось глубокое взаимопонимание. Когда, например, владельцы шахт в штате Алабама отказались подписать кодекс, руководитель объединенного профсоюза горняков Дж Льюис заявил: «Если так, тогда наш профсоюз готов в течение пятнадцати дней предоставить в распоряжение президента двадцать армейских, дивизий, чтобы заставить их выполнить закон» Сотрудничество президента и верхушки профбюрократии было направлено на то, чтобы «дисциплинировать» рабочих.
На протяжении всей своей политической деятельности ФДР гордился тем, что никогда не отдавал приказов об использовании национальной гвардии в трудовых конфликтах. Так было во время его губернаторства в штате Нью-Йорк, равно как во время пребывания на посту президента. Это верно, но вооруженную силу применяли другие во исполнение его политики.
К концу 1934 года хозяйственная конъюнктура в Соединенных Штатах несколько улучшилась, и предприниматели стали определенно тяготиться чрезмерным вмешательством NIRA и ААА в свои дела. В суды поступали бесконечные жалобы на бюрократов в этих организациях. В сентябре 1934 года ФДР был вынужден уволить Джонсона, ставшего центром обвинений. Генерал ушел и постепенно превратился в ожесточенного критика «нового курса». 20 февраля 1935 г. Рузвельт обратился к конгрессу – продлить NIRA еще на два года. Президент предупредил, что регулирование промышленности будет направлено на то, чтобы не допустить под флагом ликвидации несправедливой конкуренции «установления монополистических цен в различных отраслях промышленности». Крупный капитал понял, что его предали. Ему обещали «партнерство», а теперь Вашингтон собирался диктовать.
В мае 1935 года Верховный суд признал неконституционность NIRA. Суд указал, что установление минимальной заработной платы и максимальной рабочей недели противоречит конституции, ибо связывается один из элементов стоимости производства, следующий шаг – введение полного правительственного контроля. В январе 1936 года Верховный суд ликвидировал и ААА, ссылаясь на то, что налог на фирмы, перерабатывающие сельскохозяйственные продукты, противоречит конституции.
Американский капитализм признал нетерпимым прямое вмешательство государства в дела экономики. Первый этап «нового курса» пришел к концу.