Рузвельт оказался на распутье. Он подвергался значительному давлению слева и справа. Выборы 1934 года в конгресс, когда демократы увеличили свое представительство, показывали, что народ ратифицировал его политику.

В послании новому конгрессу ФДР писал: «Наше население страдает от старых несправедливостей, которые лишь немного изменены прошлыми спорадическими мерами. Несмотря на все наши усилия и все наши разговоры, мы не выпололи пользующихся чрезмерными привилегиями и эффективно не помогли тем, у кого нет привилегий… Однако мы получили ясный мандат… Американцы должны навсегда покончить с той концепцией приобретения богатств, которая в результате чрезмерных прибылей устанавливает несоразмерно полную власть над собственными делами и, к нашему несчастью, над делами общества. Выполняя эту задачу, мы вовсе не стремимся уничтожить честолюбие или разделить наши богатства на равные доли. Мы продолжаем признавать способность одних зарабатывать больше, чем другие. Однако мы утверждаем, что желание индивидуума иметь должное обеспечение, достойный досуг, приличный уровень жизни следует поставить выше, чем страсть к большему богатству и большей власти»30.

Как отмечал один из лидеров Компартии США Г. Грин, «важно и несомненно то, что Рузвельт не только произносил боевые речи, но и действительно двигался влево. Эти шаги Рузвельта делают ему честь. Он стоял перед альтернативой: или уступить давлению «большого бизнеса» и возглавить антирабочее правительство крайней реакции, или пойти навстречу требованиям масс о более эффективных мерах для борьбы с депрессией. Он избрал второе»31. Впрочем, у ФДР не было большой свободы выбора: массы властно требовали коренных улучшений.

Американская экономика находилась в депрессии, многие миллионы людей по-прежнему оставались без работы. Гопкинс, руководитель FERA, видел, что принятые им меры помощи, очевидно, недостаточны. Кроме того, как он, так и ФДР считали, что выдача пособий подрывает моральный дух отчаявшихся людей. Им нужны не подачки, а работа.

Зимой 1933/34 года Гопкинс предложил Рузвельту создать Администрацию гражданских работ – CWA (Civil Work Administration). Это была чрезвычайная организация, занявшая свыше 4 млн. безработных. В отличие от программы FERA, деятельность CWA прямо контролировалась правительством.

За небольшой период своего существования – три с половиной месяца – CWA построила или улучшила 500 тыс. миль дорог второго класса, 50 тыс. школьных зданий, построила около 500 аэродромов и т. д. Расходы на нее достигли 1,5 млрд. долл. Гопкинс постоянно подчеркивал, что важна срочность. Когда ему указывали, что необходимо подумать над выбором того или иного объекта, он нетерпеливо прерывал: «Голод – не тема для обсуждений >х Цель CWA – дать работу изголодавшимся людям.

За счет фондов CWA оплачивались свыше 50 тыс. учителей и многие тысячи других работников умственного труда. Критикам Гопкинс отвечал: «Черт возьми! Они тоже должны есть, как и другие!» Нарекания на то, что кормят «бесполезных» интеллигентов, которые и рук-то не хотят запачкать физическим трудом, продолжались. На пресс-конференции Гопкинс высказался подробнее: «Я слышу, как кто-то с усмешкой говорит: «Отремонтируйте все улицы». Это все, о чем они думают: деньги на ремонт улиц. Мне кажется, что в жизни есть не только это. У нас есть проекты составления еврейского словаря. Есть раввины, которым не на что жить, и они значатся в списках получающих помощь. 150 программ касаются чистой науки. Ну и что? Это нужно в жизни. Это важно в жизни. Мы не отступимся ни от одной из этих программ. Пусть смеются, если хотят, над этими работниками умственного труда и специалистами. Я не собираюсь этого делать. Могут сказать: пусть они возьмут лом и лопату и займутся ремонтом улиц, если это нужно городу. Каждая из этих программ исследовательских работ – хорошая программа. Не нам извиняться».

Программы помощи, в основном CWA, зимой 1934 года поддерживали жизнь 20 млн. американцев (считая с семьями). Ф. Уоркер, старый друг ФДР, которого президент послал проверить справедливость обвинений в коррупции в CWA, убедился, что они обоснованны. Но, несмотря на это, он докладывал президенту: «У вас есть все основания гордиться CWA и ее руководителями. Я убежден в том, что она предотвратила один из самых серьезных кризисов в нашей истории. Неприятно говорить о революции, однако я думаю, что над нами по меньшей мере нависла угроза революции».

Против CWA единым фронтом выступили предприниматели, заявившие, что почасовой минимум заработной платы на ее работах – 30 центов – подрывает их дела, а конкуренция CWA становится невыносимой. Многое в этих утверждениях было надуманным, однако давление на Рузвельта оказалось очень сильным. Ближайшие сотрудники президента, в первую очередь Л. Дуглас, указывали, что CWA гарантирует работу. Как вернуть привыкших к «государственной службе» на частные предприятия с улучшением хозяйственной конъюнктуры?

С этими доводами ФДР согласился и в начале весны 1934 года приказал Гопкинсу немедленно ликвидировать CWA. В отличие от других администраторов «нового курса», которые в таких случаях возражали или даже уходили в отставку, Гопкинс безропотно согласился. Свертывание CWA вызвало массовые протесты: в одну неделю Белый дом получил 60 тыс. телеграмм и писем с требованиями продолжить программу. Состоялись многочисленные демонстрации и забастовки. Президент и Гопкинс были непреклонны.

Друзья Гопкинса положительно недоумевали: ведь он сам считал работу в области социального обеспечения чуть ли не делом жизни! Это так, но, по характеристике Дж Дэвиса, Гопкинс «обладал чистотой Франциска Ассизского и хитростью маклера на скачках». Он сделал верную ставку: президент превыше всего ставил послушание и дисциплину. Отныне Гопкинс стал стремительно расти в окружении президента.

ФДР, по-видимому, какое-то время полагал, что операции под руководством Икеса полностью компенсируют прекращение деятельности CWA. Но он очень скоро увидел, что ошибся. Миллионы безработных, перебившиеся в голодную зиму благодаря CWA, с мая вновь оказались без дела и средств к существованию. Нарастало недовольство. Отражением его явился 54-й ежегодный съезд АФТ, который высказался за восстановление общественных работ типа CWA. Это было значительным шагом вперед в развитии американского организованного рабочего движения: раньше оно неизменно было против такого рода государственных программ, чтобы не ухудшать общих условий занятости.

Популярнейший лозунг 1934–1935 годов – принятие федерального закона о социальном страховании. Другое важное требование, имевшее массовую поддержку, – признание «закрытого цеха» и запрещение компанейских союзов. Издевательски используя раздел 7 А NIRA, предприниматели насаждали компанейские союзы. К середине 30-х годов в них состояло до 2,5 млн. человек, что представляло серьезную угрозу профсоюзам. На рассмотрение конгресса поступил законопроект сенатора Вагнера, предусматривающий «закрытый цех». В апреле 1935 года состоялась чрезвычайная конференция, созванная АФТ, в поддержку билля Вагнера. Отмена NIRA Верховным судом сделала принятие его совершенно неотложным.

В напряженной атмосфере громко зазвучали голоса демагогов, рвавшихся к власти и веривших, что вернейший путь к ней – расточать обещания. Самым крупным и влиятельным среди них был X. Лонг. Не преувеличение: тогда Лонг – второй по популярности деятель в США после Рузвельта. Хотя он оказывал помощь ФДР в кампании 1932 года, президент ничем не отплатил ему, напротив, Лонг чувствовал неприязнь Белого дома. Лонг с 1934 года открыл бешеную кампанию против администрации. С трибуны сената он клеймил ФДР как «принца Франклина, рыцаря Нурмахала» (название яхты Асторов, на которой президент иногда отдыхал), презрительно говорил о «лорде Уоллесе-кукурузнике» или «чикагском лесном клопе» Икесе. Лонг выдвинул программу «разделения богатств». Его требования: минимальный доход 2 тыс. долл. на семью, дешевая еда, бесплатное обучение – звучали. Обездоленные жадно внимали. Еще бы! Лонг провозгласил, что каждый человек – «сам себе король».

Союзником Лонга выступил отец Кофлин, который также сожалел о том, что в прошлом поддерживал Рузвельта. В проповедях по радио Кофлин призывал к национализации банков, естественных ресурсов, обеспечению всем приличного жизненного уровня. Что касается Рузвельта, то Кофлин терпеливо разъяснял миллионам своих слушателей: президент в одном ряду с «безбожными капиталистами, евреями, коммунистами, международными банкирами и плутократами». Влияние Кофлина нельзя было недооценивать – в неделю он получал до 80 тыс. писем. Радиослушатели слали и деньги – сыше 500 тыс. долл. в год.

В Калифорнии не покладал рук благожелательный идеалист Ф. Таунсенд. Врач по профессии, он начал с того, что как-то утром выглянул в окно. Три старухи рылись на помойке в поисках еды. Врач стал непристойно ругаться, жена попыталась пристыдить его – соседи услышат. «Пусть! – заорал Таунсенд. – Пусть Всемогущий услышит меня! Я буду кричать, пока не услышит вся страна!» Таунсенд основал движение, которое в считанные недели собрало сотни тысяч сторонников32. Он выдвинул поразительный по простоте проект: каждый гражданин США по достижении 60 лет имеет право на пенсию в 200 долл., но должен истратить ее в течение тридцати дней. Люди получат обеспеченную старость, а страна – платежеспособный спрос. В самом деле, почему нет? К началу 1935 года в США существовало более 2 тыс. «клубов Таунсенда».

Еще в 1932 году Гувер санкционировал расследование комиссией конгресса методов ведения дел на бирже. Он полагал, что отсутствие деловой этики в сделках – одна из причин кризиса. Расследование продолжалось при Рузвельте. Вскрылись потрясающие по цинизму и наглости проделки финансовых королей страны. Выяснилось, например, что в 20-х годах банк Моргана покупал оптом и в розницу лиц, занимавших видное положение. Были названы фамилии К. Кулиджа, Дж Дэвиса, Б. Баруха, У. Мак-Аду, Дж Раскоба, национальных героев генерала Першинга и летчика Ч. Линдберга и, наконец, министра финансов в кабинете Рузвельта У. Вудина. ФДР отнесся философски к разоблачениям, заметив: «Многие из нас до 1929 года совершали поступки, о которых ныне мы не можем и помыслить, наши этические нормы изменились».

Деловой мир по-иному взглянул на расследование. Как отозвался один крупный банкир о Рузвельте, «он коммунист наихудшего сорта… Кто, за исключением коммунистов, может осмелиться подвергнуть расследованию дела г-д Моргана и Меллона?» Слепые реакционеры не видели, что расследования при Рузвельте имели в виду в первую очередь укрепить биржу и американский денежный рынок вообще. Крайне правые заговорили о необходимости остановить Рузвельта. Лидеры республиканцев, деморализованные выборами 1932 и 1934 годов, не могли противопоставить «новому курсу» какие-либо идеи. Бессилие национального комитета партии показывали его пропагандистские публикации. Один из шедевров носил название «Тори, жулики, дохлые коты, шарлатаны, разрушители банков, предатели». Таким оружием не поразить «новый курс».

Оппозиция Рузвельту свила гнездо в руководстве самой демократической партии. В 1934 году была основана Лига американской свободы. Под этим претенциозным названием сплотились старые ненавистники ФДР и новые враги президента. В нее вошли А. Смит, Дж Дэвис, Дж Раскоб, Б. Колби, семья Дюпонов, А. Слоан, У. Надсен (руководитель «Дженерал моторз») и многие другие представители крупнейших монополий. Лига свободы разъясняла, что Рузвельт предал джефферсоновскую демократию, суть которой, в интерпретации лиги, сводилась к защите прав штатов и пресечении чрезмерного расширения прерогатив федерального правительства. Объявленная цель лиги заключалась в том, чтобы научить уважать индивидуальную свободу, собственность, а правительство заставить уважать право частного предпринимательства.

Д. Лоуренс, издатель журнала «Юнайтед Стейтс ньюс», заявил, что основание лиги – «призыв к оружию». А. Смит объявил: «Я стою за возвращение к условиям, которые сделают возможным деловое руководство… Кто такой Икес? Кто такой Уоллес? Кто такой Гопкинс и, во имя всех святых, кто такой Тагвелл и откуда он вылез? Разве Ла Гардиа демократ? Если это так, тогда я – наголо остриженный китаец». Архиреакционеры в демократической партии протянули руку себе подобным в республиканской. Они солидаризировались с заявлением лидера республиканцев в палате представителей Б. Снелла, который открыл: «Цель администрации Рузвельта – не исцеление наших экономических ран, а уничтожение нашей экономической системы… в интересах введения русифицированной формы правления».

Ф. Рузвельт сохранял внешнюю пассивность и спокойствие. Он верил, что преодолеет трудности, включая бунт в собственной партии. «Нет никакого сомнения, что обстановка серьезна, – писал ФДР полковнику Хаузу, – но, когда дойдет до драки, эти парни не смогут спать вместе и, вне всякого сомнения, передерутся между собой». Но пока еще дело дойдет до этого, а Кофлин и Лонг уже вступили в союз. Они определенно договаривались о совместных действиях. В речи 4 марта 1935 г. генерал X. Джонсон просветил национальную аудиторию – «великий демагог из Луизианы и политиканствующий падре» ведут дело к тому, чтобы «американский Гитлер въехал в Вашингтон во главе войск». Он воззвал сплотиться вокруг Рузвельта, ибо «в нем наша единственная надежда».

ФДР, конечно, не дремал: за Лонгом и Кофлином было установлено негласное наблюдение.

Что касается Лиги американской свободы, то далеко не все сильные делового мира разделяли ее ненависть к Рузвельту. «Одна из моих главных задач, – писал Рузвельт в ноябре 1934 года, – не допустить, чтобы банкиры и бизнесмены пошли на самоубийство»33. Здесь было достаточно терпеливой разъяснительной работы. Она дала плоды. Как понял это М. Перкинс, предприниматель из штата Техас, поспешивший сообщить в журнале «Нэйшн», «капиталистическую систему можно более эффективно уничтожить, поручив ее защиту богачам, чем импортом миллиона «красных» из Москвы для штурма ее… Вся система частной собственности терпит крах как система, неспособная удовлетворить насущные нужды нашего народа».

Рузвельт не уставал просвещать не только словом, но и делом. Некоторые мультимиллионеры имели решающее влияние в ведомствах, проводивших «новый курс». Дж Кеннеди, например, в 1933–1934 годах возглавлял комиссию по ценным бумагам и бирже. Он поставил дело и ушел в отставку. ФДР, однако, не оставил его в покое, предложив возглавить комиссию по делам торгового флота. Кеннеди запротестовал: «Г-н президент! Я только что разделался с председательством в комиссии по ценным бумагам и бирже, делом, обходившимся мне лично в 100 тыс. долл. в год, ибо, будучи в этой должности, я не мог совершать сделки на бирже. Если вам все равно, пусть лямку потянет другой патриот, я же сыт по горло. Ради смены впечатлений мне бы хотелось побыть в обществе жены и девяти детей. Кроме того, на бирже можно заработать кучу денег, я хочу снять свою долю прибыли». Не помогло. ФДР разъяснил биржевику благо службы государству даже ценой личного финансового ущерба. Кеннеди принял новый пост34.

О левых критиках ФДР хладнокровно говорил единомышленникам: «Мы должны приручить этих парней и сделать их полезными для нас»35. Помянутую левизну определяли только и исключительно по ватерпасу Белого дома.