В первое президентство Ф. Рузвельт «почти полностью доверил ведение внешних дел»5 К. Хэллу и профессиональному дипломатическому аппарату Соединенных Штатов. На то были основательные причины. Он не хотел растрачивать нажитый с таким трудом политический капитал в бесконечных спорах по вопросам внешней политики. Обращение к иностранным делам могло легко подорвать репутацию ФДР как политика, озабоченного прежде всего судьбами собственной страны. Помимо того, международная обстановка была очень сложной. В частном письме в 1934 году ФДР признался: «При нынешнем положении дел в Европе я чувствую себя человеком, пытающимся найти дверь в глухой стене. Обстановка может проясниться, и тогда мы сможем осуществить хоть какое-то руководство».

Единственной крупной инициативой правительства в области внешней политики явилось принятие закона о торговле. Хэлл считал, что в кризисе повинна в известной степени внешнеторговая политика США, отгородившихся от остального мира абсурдно высокими тарифами. Рузвельт разделял его мнение и 2 марта 1934 г. предложил конгрессу принять закон, предусматривавший при подписании торговых договоров взаимное снижение тарифов на 50 процентов по усмотрению президента «в интересах американской промышленности и сельского хозяйства». Его противники в конгрессе, несомненно, видели преимущества расширения экспорта США для целей «нового курса», однако они ожесточенно атаковали ФДР за то, что он стремился сузить возможности конгресса во внешних делах. «Это предложение, – заявил сенатор А. Ванденберг, – является фашистским по своей философии и фашистским по своим целям, в Америку пришла экономическая диктатура».

Однако подавляющее большинство законодателей уразумело цель президента – увеличить экспорт, открыть для США иностранные рынки – и вотировало закон, вступивший в силу 12 июня 1934 г. Закон был революционной мерой в самой протекционистской стране и дал через несколько лет ощутимые выгоды для США. К концу 1935 года соответствующие торговые соглашения были подписаны с 14 странами, а к 1945 году – с 29 странами. С 1934 по 1939 год ежегодный американский экспорт вырос почти на миллиард долларов, а импорт – только на 700 млн. долл. Превышение экспорта товаров над импортом, составлявшее 477 млн. долл. в 1934 году, достигло в среднем миллиарда долларов в год в 1938–1939 годах. Тенденция превращения США в международного кредитора, ясно обозначившаяся уже в 20-х годах, продолжала развиваться. В этом смысле закон имел противоположный результат, чем тот, о котором говорили его инициаторы, – выравнивание условий внешней торговли. В канун Второй мировой войны программа взаимного снижения тарифов приобрела политический оттенок и использовалась ФДР в экономической борьбе с блоком фашистских держав.

В 1934–1935 годах в Соединенных Штатах окреп «изоляционизм», набравший силы еще в кризисные годы. Сторонники его утверждали, что Соединенные Штаты претерпели неслыханные беды в 1929–1933 годах из-за бывших союзников по Первой мировой войне. «Эти европейцы» по собственному недомыслию затеяли войну, не смогли выпутаться из нее, заняли у американцев деньги, а потом пригласили США принять в ней участие. Простодушные янки миллионами повалили через океан. Они воевали, победили, но прожженные циники Старого Света не только забыли о благодеяниях Америки, но даже не платят долгов. «Поскольку козлы отпущения всегда полезны в нашем мире, – заключил историк Д. Перкинс, – было легко поверить, как тому верил президент Гувер, что Америка легче вышла бы из экономического кризиса 1931 года, если бы враждующие нации Старого Света не усугубили собственных экономических трудностей политическими распрями, если бы они не увеличили собственные несчастья глупостью и политикой силы. Все это венчало убеждение, существовавшее тогда и существующее поныне: политическая и экономическая структура Соединенных Штатов уникальна, и только вредоносное заражение может последовать от тесных связей с испорченным миром, лежащим за пределами американских границ»6.

Бессмысленная империалистическая бойня – Первая мировая война оставила глубокий след в памяти народной. Отвращение к войне вообще охватило самые широкие круги американского общества. Уже в 20-х годах прозвучали гневные слова мастеров культуры в адрес тех, кто бросил человечество в кровавую трясину войны. «Прощай, оружие!» Э. Хемингуэя, увидевшая свет в 1929 году, была лучшей, но отнюдь не единственной книгой, в которой клеймилась война. «Изоляционисты» умело использовали направление умов, возникшее в результате войны 1914–1918 годов. Исподволь стал разрабатываться тезис, что США совершили ошибку, вступив в Первую мировую войну, ибо конфликт в Европе якобы не затрагивал их интересов. Способные историки профессора С. Фей и Г. Барнс в красноречивых книгах показали, что не вся ответственность за войну лежит на кайзеровской Германии. Дальше – больше. К 1934 году «ревизионистское» направление в американской исторической науке с достаточной для обывателя степенью вероятности доказало, что целомудренные Соединенные Штаты были «втянуты» в войну.

В марте 1934 года журнал «Форчун» в сенсационной статье «Люди и оружие» рассказал о торговцах оружием, главным образом в Европе, а в книге «Фабриканты смерти» вопрос ставился ребром – только правительство может поставить их под контроль. Виновники были названы. «Изоляционисты» добились создания специального сенатского комитета для выяснения ответственности промышленников оружия за вступление США в войну.

Нетрудную задачу – подтвердить правильность подозрений – взял на себя суровый молодой карьерист сенатор Дж Най. Представление поставили в отделанном белоснежным мрамором зале Капитолия. Морально чистые члены комитета, преисполненные негодования, восседали за длинным столом, а перед ними дефилировала вереница нечистых – фабрикантов смерти. Руководители концернов вооружений, припертые к стене фактами, каялись в смертных грехах: подкуп политиков, уклонение от налогов, а главное – всемерное развитие военной экономики страны в интересах пошлой наживы. Вздохи и ропот негодования на скамье зрителей. Расследование велось публично.

Свирепые слова Дж Ная, членов комитета, столпов «изоляционизма» сенаторов А. Ванденберга, Б. Кларка, X. Бона усиливались рупором печати и радио и звучали на всю Америку, вызывая могучее эхо: «Это не должно повториться!» Возникали общества защиты мира, студенческая молодежь шла в необычные организации «ветеранов будущих войн». Юноши считали, что правительство должно выплатить им пособия немедленно, еще до того, как они падут героями на полях сражений. Поскольку, вне всяких сомнений, было доказано, что «торговцы смертью» заинтересованы в войне, поднялось сильное движение за запрет экспорта вооружения и военных материалов нечестивым, осмелившимся на войну.

Народ выступал за это, исходя из простых соображений: война – зло, а «изоляционисты» – по более сложным причинам: обеспечить Соединенным Штатам свободу рук на международной арене. В середине 30-х годов в мире сильно пахло порохом. Фашисты в Германии и Италии, милитаристы в Японии наглели. Они не скрывали своих намерений – пойти войной во имя установления «нового порядка», расправившись в первую очередь с Советским Союзом. Эту цель – вооруженное нашествие на первое в мире государство рабочих и крестьян – всецело одобряла международная реакция. Лондон и Париж лишь заботились о том, чтобы не возникло препятствий на пути «крестового похода» против коммунизма. Отсюда известная политика «невмешательства» западных держав Европы.

Курс американских «изоляционистов» объективно не расходился с политикой Англии и Франции и был на руку агрессорам. Единственное различие состояло в том, что «изоляционисты» стремились обеспечить полную самостоятельность американской внешней политики даже от своих английских и французских единомышленников.

Где был Рузвельт? Он не мог не считаться с подъемом «изоляционистских» настроений в Соединенных Штатах. Президент шел за «изоляционистами», не забывая в частных беседах отмежеваться от их образа действий. А на деле? Дж Пай никогда бы не смог сделать свои сенсационные разоблачения, если бы правительство любезно не открыло перед его комитетом двери самых секретных архивов. Известно, что ФДР с первых месяцев своего президентства стоял за укрепление вооруженных сил США, в основном флота. Но когда в 1934 году поступили предложения провести неделю национальной обороны в стране, ФДР отверг их без объяснений. В ежегодном послании конгрессу 4 января 1935 г. ФДР высказался без обиняков: «Среди наших целей я ставлю на первое место безопасность мужчин, женщин и детей нашей страны».

Летом 1935 года стало очевидным, что фашистская Италия готовится проглотить Эфиопию. По инициативе «изоляционистов» конгресс почти единодушно принял объединенную резолюцию, предусматривавшую, что в случае возникновения войны между двумя другими государствами президент, объявив об этом прокламацией, запрещает экспорт вооружения и боеприпасов из США в эти страны. Американским судам запрещается доставлять вооружение и военные материалы в их порты, а гражданам США – использовать суда воюющих сторон. Объединенная резолюция не делала различий между агрессором и его жертвой. Цель объединенной резолюции, заметил ФДР, – «уменьшить возможные поводы для конфликта с воюющими странами» и тем самым свести на нет риск вовлечения в войну США.

31 августа 1935 г. Рузвельт подписал объединенную резолюцию сроком на полгода. Поговаривали, что ФДР сделал это довольно неохотно. Послу США в Италии Б. Лонгу он пишет 19 сентября 1935 г. в связи с планами Муссолини напасть на Эфиопию: «Какой свет все это бросает на то, что мы считаем нашей современной и прекрасной цивилизацией? Вы и Додд (посол США в Германии. – Н.Я.) были значительно более правы в своих пессимистических оценках, чем все мои другие друзья в Европе. В любом случае я думаю, что наша американская позиция неуязвима, и поэтому считаю возможным, даже если начнутся военные действия, отправиться в плавание» (на «Хьюстоне»). Додд, принявший было горестные причитания Рузвельта за искренние чувства, сообщил ему, что объединенная резолюция – «явное зло». Президент ответил, что он не согласен и стоит за расширение законодательства о «нейтралитете», включив в эмбарго и военные материалы.

Рузвельт подтвердил в речи в Сан-Диего 2 октября 1935 г.: «Американский народ имеет лишь одну заботу, выражает лишь одно чувство: что бы ни случилось на континентах за морем, Соединенные Штаты Америки будут и должны, как о том давным-давно молились отцы-основатели страны, оставаться не связанными ни с кем и сохранять свободу рук… Мы не только искренне стремимся к миру, нами движет твердая решимость избежать тех опасностей, которые могут поставить под угрозу наши мирные отношения с остальными странами». Остальное известно. 3 октября 1935 г. итальянские войска вторглись в Эфиопию. 5 октября была опубликована прокламация президента США о «нейтралитете». Ни Англия, ни Франция не приняли никаких мер по оказанию помощи жертве агрессии, а американский «нейтралитет» оказался выгодным Италии. Она не нуждалась в вооружении и боеприпасах, но объем ее закупок в США стратегических материалов, в первую очередь нефти, резко возрос. Правительство США не ограничило ее импорт.

Франклин Д. Рузвельт полагал, что эта политика наилучшим образом отвечала национальным интересам и его собственным политическим видам: «изоляционистские» настроения-де особенно сильны на Западе и Среднем Западе США, а с этими штатами нужно считаться в предстоявшей избирательной кампании. Личная крупная цель удобно рационализировала неизбежный результат взятого курса – воцарение на международной арене нравов джунглей, наглого разбоя агрессоров.

Между тем был другой путь, встать на который Советский Союз неустанно звал мир. В Соединенных Штатах ответом на осложнение международной обстановки был взрыв «изоляционистских» настроений, в Советском Союзе ЦК ВКП(б) еще 12 декабря 1933 г. принял решение о развертывании борьбы за коллективную безопасность. Правительство Рузвельта видело выход в том, чтобы вывести из-под огня только собственную страну, объективно разжигая аппетиты агрессоров. Советское правительство сформулировало доктрину – «мир неделим», предлагая остановить сползание к войне коллективными действиями против агрессоров. Как говорил М. М. Литвинов в 1934 году, все пограничные столбы на всех границах «являются опорами мира и удаление хотя бы одного такого столба повлечет за собой падение всего здания мира». Соединенные Штаты отнюдь не стремились вступить на путь, на котором настаивал Советский Союз. Больше того. Как подчеркивал советский полпред в США А.А. Трояновский, «Я, разумеется, следую строго данным мне указаниям и указываю только в разговорах и речах, что американская политика нейтралитета и изоляционизма в настоящее время возможна только благодаря мощи Красной Армии, которая противостоит агрессивным намерениям фашистских государств»7. ФДР не мог не понимать этого и наверняка прикидывал, как пустить в ход механизм «баланса сил», но гласно не желал ничем связывать себя.

В ежегодном послании конгрессу 3 января 1936 г. президент указал: «Остальной мир, увы! Вот где зарыта собака. Если бы мне пришлось сегодня обращаться к американскому народу с посланием по случаю вступления на пост президента, я не мог бы ограничиться одним абзацем, посвященным международным делам. С большим сожалением я был бы вынужден посвятить большую часть послания международным отношениям. Начиная с лета 1933 года события развернулись так, что создалось положение, когда народы Америки должны принять во внимание рост недобрых чувств, явную тенденцию к агрессии, увеличение вооружений, нетерпимость. В этой обстановке уже присутствуют многие элементы, которые ведут к трагедии всеобщей войны». Выводы? Никаких.