«Я похож на кота, – говаривал Ф. Рузвельт, – молниеносный прыжок – и притаюсь». Борясь за голоса в 1936 году, он ни на минуту не забывал о Верховном суде, хотя публично не сказал о нем ни слова. 20 января 1937 г. Рузвельт под проливным дождем принимал присягу президента. Промокший и продрогший до костей председатель Верховного суда Юз читал присягу. Когда он дошел до слов «и обязуюсь поддерживать конституцию Соединенных Штатов», дрожавшему от холода Рузвельту, по собственному признанию, хотелось закричать во весь голос: «Да, но конституцию, как я понимаю, достаточно гибкую, чтобы разрешать новые и любые проблемы демократии, а не конституцию, которую ваш суд использует в качестве барьера для прогресса и демократии».
Он не крикнул, а внушительно прочитал послание в связи со вторым вступлением в должность. Ни один другой документ за время своей государственной деятельности ФДР не готовил столь тщательно. Президент нарисовал тяжелую картину повседневной жизни в Соединенных Штатах.
«Я вижу десятки миллионов людей, значительную часть всего населения, лишенную в наши дни того, что даже по самым низким современным требованиям, именуется первостепенными жизненными потребностями.
Я вижу миллионы семей, живущих на столь скудные доходы, что семейная катастрофа каждодневно висит над ними.
Я вижу миллионы, чья каждодневная жизнь в городе и на фермах была бы названа неприличной так называемым приличным обществом пятьдесят лет назад.
Я вижу миллионы лишенных образования, отдыха и возможности улучшить свою судьбу и участь своих детей.
Я вижу миллионы не имеющих средств, чтобы купить промышленные товары или продовольствие, и бедность которых не дает возможности заработать на жизнь еще многим миллионам.
Я вижу треть нации, живущую в плохих домах, плохо одетую и плохо питающуюся.
Принимая вновь присягу президента, я торжественно клянусь вести американский народ по избранной им дороге».
За драматическим посланием наступила пауза. Президент заперся в Белом доме. Он в тайне готовил новую программу. Чего ожидать? Полпред СССР в США А.А. Трояновский писал в Наркоминдел 1 декабря 1936 г.: «Рузвельт был поддержан всеми прогрессивными элементами, включая рабочие организации. Казалось бы, что эта победа Рузвельта смогла бы заставить его непременно пойти по прогрессивной линии в сторону социальных реформ. Но в настоящее время он чувствует себя довольно свободно и независимо, так как ни одна группа населения не поможет сказать, что только благодаря ее помощи он был переизбран. Его собственная психология либерала также не развивает левых тенденций в его политике. Так что скорее всего надо ожидать его колебаний между правыми и левыми элементами»15.
Доброжелатели ФДР в США не считали себя смелыми, сопоставляя размах грядущих предложений с мандатом, выданным на выборах. Даже для самых доверенных советников тайное стало явным лишь в самом конце января, всего за несколько дней до того, как новая программа стала достоянием страны. 30 января С. Розенмана пригласили в Белый дом на день рождения ФДР. Там его впервые ввели в «Клуб золотых запонок». Обычные развлечения, доминировал именинник с полным собранием своих древних анекдотов и смешных, на его взгляд, историй. Рузвельт с большим вкусом рассказывал их, нисколько не заботясь о том, что некоторые из присутствовавших слышали их по двадцать раз и более.
Еще в бытность ФДР губернатором штата Нью-Йорк в Бостоне случилось убийство. Заподозренных двух китайцев арестовали в Нью-Йорке. Губернатор штата Массачусетс потребовал их выдачи бостонской полиции. Единственный свидетель опознал в задержанных обоих убийц, которых он мельком видел на месте преступления. Тогда защитник попросил свидетеля удалиться и пригласил в комнату еще двадцать китайцев. Свидетелю предложили вновь указать на убийц в толпе, чего он не смог сделать. В свое время Розенман сам разбирал это дело и рассказал о нем Рузвельту. Теперь Розенман с удивлением узнал, что расследование проводил не он, а лично Рузвельт, причем президент приукрасил историю явно вымышленными деталями. Розенман перемигнулся с Мисси и Грейс. Он только диву давался фантазии ФДР. Впрочем, всем им предстояло выслушать эту историю еще много-много раз.
Любимое развлечение президента – игра в покер, затягивавшаяся в те годы до четырех часов утра. К его величайшему сожалению, врачи сократили сроки игры сначала до двух часов, а затем до двенадцати часов ночи. Он жаловался и просил еще «чуть-чуть» поиграть, но под тяжелым взглядом врача партнеры вставали и откланивались, оставляя вконец расстроенного президента наедине с картами. Так по-обычному прошел праздничный вечер, за исключением одного – президент открылся друзьям, что замышляет реформу Верховного суда. Пришло время расправиться с девятью упрямыми стариками, срывавшими «новый курс».
Вот ведь как обстоят дела, с большим воодушевлением говорил Рузвельт. Упрямейший старец член Верховного суда Дж Макрейнольдс в свое время, в 1913 году, отлично понимал: засилье в судах людей в больших годах – зло. Тогда он сам был министром юстиции и подготовил законопроект: назначать нового судью на место судьи со стажем не менее десяти лет, достигшего семидесяти лет и отказывающегося уйти в отставку. Теперь Макрейнольдс смотрит на все по-иному, намертво вцепившись в свое кресло.
Президент прочитал уже подготовленный проект послания конгрессу: во всех федеральных судах сверху донизу вводился описанный принцип. Основной целью, конечно, был Верховный суд. Предусматривалось еще расширить его состав до пятнадцати членов.
Реформа обосновывалась тем, что суды завалены делами и из-за преклонного возраста судей не справляются с работой. Указав, что за минувший год Верховный суд отказался рассмотреть 717 дел из 867, представленных ему, ФДР заключил: «Современная сложная жизнь требует постоянного притока свежей крови в суды, равно как в правительственные ведомства и частные организации. Сниженные умственные или физические возможности заставляют людей избегать углубляться в сложные дела. Постепенно старые очки искажают новые факты, ибо очки подбирались для нужд другого поколения. Старики, считающие, что все обстоит по-прежнему, перестают изучать и ставить под сомнение настоящее и будущее». Аргументация могла убедить лишь поверхностные умы.
Советники президента испытывали серьезные опасения по поводу исхода его затеи и рекомендовали, если ФДР горит желанием «прижать» Верховный суд, избрать путь поправки к конституции. Он отмахнулся: «Дайте мне десять миллионов долларов, и я провалю любую поправку». Рузвельт, несомненно, отлично понимал соотношение власти денег и государственных институтов в США. 5 февраля конгресс получил послание президента. Обнародование предложений ФДР произвело впечатление взрыва бомбы. Противники ФДР тут же объяснили, что истинный мотив президента не забота о «свежей крови», а удовлетворение ненасытного голода власти. Диктаторские замашки президента не вызывают сомнений.
ФДР понял, что допустил ошибку. В ряде речей он попытался подправить аргументацию. Выступая в начале марта, ФДР сказал: «Если в плуг впряжены три лошади, то поле можно вспахать только при их дружной работе. Стоит одной из лошадей лечь или потянуть в другую сторону – и работа сорвана». Он добавил: «В ноябре прошлого года мы предупредили, что только начинаем сражаться. Некоторые люди считают, что мы в действительности не собирались делать этого. Но мы намерены сражаться». Самые злорадные газеты подхватили эти слова и с заметным удовлетворением припомнили: они были правы, в канун выборов 1936 года печатая предостережения: «Осталось только 25 дней (или 10, или 5) для спасения американского образа жизни».
Против Рузвельта выступило большинство сенаторов и конгрессменов от демократической партии. Даже горячие приверженцы ФДР – Г. Лимен, Ф. Франкфуртер и Дж Норрис – оказались в лагере оппозиции. В сенате борьбу возглавили два выдающихся «прогрессиста», еще недавно азартно поддерживавших «новый курс», – сенаторы Б. Уиллер и X. Джонсон. Сенатор-демократ К. Гласе заметил, что «конгресс может совершить самоубийство, если желает президент», однако никак не может пойти на реформу Верховного суда. Республиканцы получили редкую возможность оставаться зрителями яростного конфликта среди демократов.
Рузвельт был разъярен: непонимание даже среди ближайших соратников. Журналисты настигли его в Гайд-парке и саркастически спросили, что он думает о высказываниях Лимена. Он нахмурился и цыкнул: «Не цитировать!» И с нескрываемой злобой бросил: «Что можно еще ожидать от еврея!»16
Масла в огонь подлило опубликование доклада комиссии, назначенной президентом еще в марте 1936 года для изучения работы правительства и рекомендации улучшений методов управления. Ее предложения: расширить штат Белого дома, укрепить более 100 существовавших к тому времени управлений, созданных приказами президента главным образом в интересах проведения «нового курса», образовать два новых министерства – социального обеспечения и общественных работ, непосредственно подчинить многие управления президенту и т. д. Эти предложения не шли дальше давно выдвигавшихся пожеланий упростить громоздкую государственную машину.
Однако в сочетании с реформой Верховного суда они производили впечатление, будто Ф. Рузвельт исполнен решимости получить безраздельную власть. Действительно, ФДР, уставший от сопротивления Верховного суда, стремился устранить препятствия с пути дальнейших реформ. Если он собирался расширить «новый курс», тогда следовало бы обратиться прямо к народу. Он не сделал этого и застрял в тенетах системы балансов и противовесов американского государственного устройства, в свое время созданной творцами американской конституции.
Пока политики спорили, старики судьи зашевелились. С 1933 года по 1936 год Верховный суд 12 раз аннулировал принятые законы (за всю предшествовавшую историю США было 60 таких решений). С марта 1937 года в течение нескольких месяцев важнейшие законы вторых «ста дней» были признаны конституционными: закон о минимальной заработной плате в штате Вашингтон, закон Вагнера, закон о социальном обеспечении. Изменение позиции суда выбило почву из-под ног споривших сторон. Судьи, по-видимому, поняли, что «новый курс» – отнюдь не посягательство на основы основ капиталистической системы. Они отметили и различный подход ФДР во время первых и вторых «ста дней».
В своем решении о поддержке закона о минимальной заработной плате в штате Вашингтон Верховный суд записал: «Эксплуатация рабочих, находящихся в неравном положении при договоре об условиях труда и, следовательно, относительно беззащитных, когда их лишают прожиточного минимума… возлагает прямое бремя на общество содержать их. Налогоплательщик вынужден доплачивать недополученную ими заработную плату». Цель закона, указал суд, сократить расходы на помощь, которая «продолжает возрастать в устрашающих размерах».
С этим не могли не согласиться и заклятые враги «нового курса».
Так у значительной части буржуазии – а Верховный суд был зеркалом ее интересов – наметилось понимание смысла политики Рузвельта. Было отброшено то, что не подходило, – NIRA и ААА с прямым вмешательством государства в дела экономики, но одобрены методы вторых «стадией». Однако стремление Рузвельта подчинить юридическую власть исполнительной, исходившее из той же философии управления, которая выражалась в NIRA и ААА, было пресечено. 22 июня 1937 г. конгресс принял закон, вводивший незначительные изменения в судебную систему Соединенных Штатов. О реформе Верховного суда в нем не было ни слова, предусматривалось только, что любой судья, прослуживший свыше десяти лет по достижении 70-летнего возраста, «может сохранить свой пост, но уходит от активных дел» с сохранением оклада17.
Рузвельт потерпел крупнейшее поражение в своей государственной деятельности. Тем не менее ФДР любил говорить в последующие годы, что он, проиграв сражение, выиграл войну.
До 1945 года Верховный суд лишь в одном случае, и то по второстепенному делу, бросил вызов правительству. К 1945 году из девяти судей семеро были назначены ФДР, средний возраст членов суда снизился с 72 лет в 1937 году до 57 лет в 1945 году. Об отныне послушных судьях ФДР с плохо скрытой насмешкой выразился: «довольно наивно» отрицать связь между его предложениями об увеличении состава суда и одобрением им законодательства «нового курса».
Публицист У. Манчестер заметил с позиций 70-х годов: «Долговременные последствия провала реформы суда трудно оценить. Президент достиг своих непосредственных целей. Интерпретация понятия межштатной торговли была резко расширена, а коль скоро девять стариков были действительно стары, смерть и отставка вскоре позволили Рузвельту выбирать Верховного судью и восемь членов по своему усмотрению. Цена же оказалась непомерной, и на это правильно указал молодой конгрессмен Линдон Джонсон, избранный в том году. Промах ФДР, рассудил Джонсон, привел к образованию коалиции демократов-южан и республиканцев – крест, который впоследствии несли все президенты-демократы, включая Джонсона»18.
Да, во время битвы с Верховным судом ФДР растерял многих друзей и приобрел только Джонсона. В 1937 году на место умершего конгрессмена от штата Техас среди десяти кандидатов баллотировался 29-летний демократ Линдон Джонсон. К этому времени Л. Джонсон был неплохо известен в штате как активный организатор администрации молодежи, созданной в рамках «нового курса» и давшей работу 33 тыс. юношей. Элеонора Рузвельт, посетив штат Техас, с большой похвалой отозвалась об энергичном работнике. В кампании 1936 года его заметил ФДР: Л. Джонсон выстроил у Далласа юношей, работавших в организации администрации молодежи. Они приветствовали кандидата в президенты по-военному, держа лопаты на караул. ФДР рассмеялся.
Выдвинув свою кандидатуру в 1937 году, Л. Джонсон безоговорочно поддерживал «новый курс», включая реформу Верховного суда. Более опытные деятели сочли бы этот шаг политическим самоубийством. Взгляды Джонсона находились в резком противоречии со взглядами другого техасца – вице-президента Гарнера, нападавшего на предложения ФДР. Хотя бы по этой причине Рузвельт с симпатией следил за молодым политиком.
После успеха Л. Джонсона на выборах Рузвельт пригласил его к себе на яхту. Конгрессмен произвел самое благоприятное впечатление на президента и, несмотря на большую разницу в летах между ними, стал другом ФДР. Рузвельт привез его в Вашингтон в президентском поезде. К удивлению Джонсона, ФДР дал ему личный телефон могущественного Т. Коркорана, а по прибытии в столицу молодой конгрессмен обнаружил, что он уже включен в комитет по морским делам палаты представителей. Джонсон в меру своих возможностей внес лепту в «новый курс».