Идя к своему второму президентству, Ф. Рузвельт в речи 29 сентября 1936 г. настаивал, что между обеими партиями нет различий в отношении к коммунистической системе, однако между ними громадная разница в политических методах перед лицом коммунизма. «Республиканцы, пустив «дела на самотек», в 20-х годах допустили такое ухудшение экономических условий, когда радикализм стал угрозой. В начале кампании 1932 года я сказал: «Встречать реакцией опасность радикализма означает собственными руками подготовить катастрофу Реакция не служит препятствием для радикала, она вызов, провокация. Эту опасность нужно встречать реальной программой реконструкции… Мы встретили чрезвычайное положение чрезвычайными мерами. Значительно более важным было то, что мы добрались до корней проблемы и занялись причинами кризиса. Мы против революции. Поэтому мы объявили войну тем условиям, из которых вырастают революции».

Во время сражения с Верховным судом дискутировались административно-юридические концепции, но, предостерег раздраженный сопротивлением Рузвельт в речи 4 марта 1937 г., речь шла совершенно о другом: «Если у нас не хватит мужества вести американский народ по дороге, по которой он хочет идти, его поведут другие». Хотя Верховный суд, напуганный президентом, склонил голову, а у Рузвельта остались глубокие политические шрамы от ран, полученных в схватке, борьба в верхах в общем оказалась вне основного потока американской жизни во второй половине 30-х годов.

Свирепое единоборство Рузвельта с девятью стариками не разрешало насущных проблем. Действия исполнительной власти в отношении юридической объективно были бездействием в разрешении социальных проблем. Рузвельт, обещавший в 1936 году «встречу с судьбой», уклонился от выполнения своих посулов. И народ, недавно вернувший ФДР громадным большинством в Белый дом, стал добиваться улучшения своей жизни помимо администрации. В результате главным образом этого, а не поражения ФДР в борьбе с Верховным судом случился обвал его престижа с середины 1937 года.

Натиск народных масс – но не политика Рузвельта – обеспечил дальнейшие успехи американских трудящихся. Поражение ФДР имело те последствия для демократических сил, что они получили большую самостоятельность в своих действиях. Исторический парадокс. Реакция, связавшая свободу маневра чрезвычайно подвижного ФДР, развязала энергию народных масс!

1937 год. Новые победы организованного рабочего движения. Комитет по организации производственных профсоюзов, закончив подготовку, вторгся в высокомонополизированные отрасли промышленности – автомобильную, сталелитейную, химическую и др., где тогда практически не существовало профсоюзов. Впервые в истории страны в ответ на террор предпринимателей рабочие широко прибегли к «итальянским забастовкам», водружая на воротах предприятий плакаты «Они не пройдут!» Стачечная борьба была упорной и изобиловала острыми схватками. 30 мая в Чикаго полиция расстреляла мирную демонстрацию, убив 10 рабочих и ранив 160. Удалось снять документальные кадры расправы – избиение забастовщиков, расползающиеся люди, выплевывающие кровь, а по их спинам молотят полицейские дубинки. Демонстрировать эти кадры запретили, дабы-де не подстрекать к бесчинствам. Как будто мало проливается крови на экранах США в гангстерских лентах!

Монополии были вынуждены признать возникавшие мощные производственные профсоюзы с сильным левым крылом, возглавлявшимся коммунистами. Без них громадные успехи рабочего движения были бы невозможными. Комитет по организации производственных профсоюзов, переименованный в 1938 году в Конгресс производственных профсоюзов, объединял в своих рядах до 4 млн. членов профсоюзов. Примерно такой же численности к этому времени достигла и АФТ. К началу Второй мировой войны американские профсоюзы почти утроили свою численность по сравнению с 1933 годом и насчитывали около 9 млн. членов.

В то время, когда рабочие, ослепляемые слезоточивым газом, под пулями полиции и охранников компаний бились за осуществление элементарного права – права на союз и коллективный договор, ФДР занял нейтральную позицию. Монополии требовали, чтобы против забастовщиков были брошены федеральные войска. ФДР отказал. Председатель КПП Дж Льюис страстно изобличал Рузвельта как предателя интересов рабочих, бессовестного растратчика собранных по грошам и врученных президенту в 1936 году профсоюзных средств. КПП выдвинул серьезное обвинение: Рузвельт и Гопкинс срывают попытки вовлечь в профсоюзы рабочих, занятых WPA и PWA. Президент наконец отреагировал на обращения справа и слева броской фразой: «Чума на оба ваших дома!» Льюис образно ответил: «Мало приличествует тому, кто ел у стола рабочих, кому давали приют в рабочем доме, проклинать с равной горячностью и прекрасной беспристрастностью рабочих и их противников, сошедшихся в смертельной схватке». ФДР внес поправку – он имел в виду экстремистов с обеих сторон. Как не любил он брать свои слова обратно, тут пришлось! Объективно Рузвельт выступал против того, чтобы рабочее движение заняло подобающее ему по силе место в демократической коалиции, на которую опирался и чья поддержка обеспечила его переизбрание в 1936 году Именно этим, а не тем, что Джона Льюиса считали за неукротимый нрав «Хью Лонгом рабочего движения», объяснялись нараставшие трения между президентом и КПП. Ни один представитель трудящихся не занял поста ни в кабинете, ни в ведомствах «нового курса».

ФДР оказался далеким от нейтралитета, когда конфликт труда и капитала стал решаться на путях «итальянских забастовок». В разгар борьбы рабочих автомобильной промышленности в 1937 году он с нескрываемым высокомерием бросил: уровень их сознания «детский», а «итальянские забастовки, вне всякого сомнения, являются незаконными». Президент взял на себя смелость говорить от имени всей страны: «Итальянские забастовки чертовски непопулярны, и в конечном счете лидеры рабочего движения поймут, что рабочие не смогут достигнуть многого, если они сейчас станут непопулярными в глазах громадного большинства населения страны. Для этого, возможно, потребуется года два». В 1939 году Верховный суд запретил «итальянские забастовки» как противоречащие американской конституции.

Ожесточенные сражения на фронте труда и капитала совпали с новым экономическим кризисом осенью 1937 года. К лету 1938 года производство сократилось на треть, количество безработных увеличилось с 4,9 млн. в 1937 году до 9,6 млн. к лету 1938 года. Упал доход фермеров, подскочило число заявок о предоставлении пособий. Кризис опрокинул надежды «нью-дилеров», что они на верном пути. Еще в 1935 году, выступая в Чарлстоне, Рузвельт заверял: «Да, мы стоим на правильной дороге, не случайно избранной, мои друзья, не в результате поворота цикла, а мы сознательно избрали это направление. И пусть никто не говорит вам иного». Теперь республиканцы издевались над пророчествами ФДР. Внешне он был невозмутим. Когда на очередной пресс-конференции осторожно напомнили эти слова, президент спокойно ответил: «Меры, принятые нами тогда и сводившиеся главным образом к фискальной политике и заправке насоса (росту государственных расходов. – НЯ.), совершенно очевидно принесли ожидавшиеся результаты».

В узком правительственном кругу ФДР не смог скрыть крайнюю растерянность. Почва уходила из-под ног. Вице-президент Гарнер бестактно напомнил Рузвельту, что в кампании 1936 года он обещал сбалансировать бюджет в ближайшие годы. «Я пятьдесят раз говорил, – почти истерически закричал ФДР, – что в 1938 финансовом году бюджет будет сбалансирован. Если вы хотите, чтобы я повторил это, я могу сказать то же самое еще раз или пятьдесят раз!» Конгресс был настроен враждебно. Все главное, что предложил Рузвельт в 1937 году, было отвергнуто: помощь сельскому хозяйству, введение максимальной рабочей недели и минимальной заработной платы в промышленности. Пустили под откос грандиозный план ФДР – создать семь новых региональных управлений для развития и использования естественных ресурсов по типу TVA.

Нанеся поражение президенту, довольные сенаторы и конгрессмены летом 1937 года разъехались на каникулы. Взбешенный ФДР в речи 17 сентября указал: правительство руководствуется идеалом, который «делает понятными требования рабочих о сокращении рабочего дня и повышении заработной платы, требования фермеров получать стабильные доходы, требования громадного большинства бизнесменов избавить их от разрушительной конкуренции, требования всех покончить с таким порядком, часто ошибочно именуемым «свободой», который дает возможность горстке населения извлекать более чем терпимую долю у остального населения». Ранней осенью он совершил поездку по стране, обращаясь непосредственно к избирателям.

Рузвельт сообщил, что на 12 ноября он созывает чрезвычайную сессию конгресса, чтобы преодолеть тупик.

Он верил, что народ сумеет за оставшееся время оказать воздействие на конгресс. «Я, как Антей, собираюсь с силами, встречаясь с народом», – изрекал ФДР. В частном письме он писал в это время: «Как вы знаете, газеты жирных котов (так в США зовут монополистов. – НЯ.), то есть 85 процентов всей печати, ожесточенно выступали против всех мер администрации. Обстановку уместнее всего характеризовать так: кампания весны, лета и осени 1936 года активно продолжается весь 1937 год. Однако избиратели и сегодня с нами, как были прошлой осенью». 12 октября, ровно за месяц до начала чрезвычайной сессии конгресса, Рузвельт выступил с очередной «беседой у камелька» – речью по радио. Он указал, что собирается просить конгресс принять отвергнутое им законодательство. Речь ФДР тепло встретили радиослушатели, но она не произвела ни малейшего впечатления на законодателей.

Чрезвычайная сессия конгресса отклонила без исключения все предложенное Ф. Рузвельтом.