22 июня 1941 г. гитлеровская Германия напала на нас. Первая мысль Гопкинса: «Политика поддержки Великобритании президента окупила себя. Гитлер повернул налево». Так вот оно что! Вот и прояснился скрытый смысл заявлений Вашингтона, что Англия – первая линия обороны Соединенных Штатов!

Черчилль в тот же день выступил по радио с заявлением, что Англия поможет СССР, исходя из принципа, объясненного им накануне вечером доверенным: «Если бы Гитлер вторгся в ад, я по меньшей мере благожелательно отозвался бы о сатане в палате общин». Рузвельт также объяснил в письме бывшему послу в Москве Дж Дэвису: «Ни я, ни вы не приемлем коммунизм, но чтобы перейти мост, я протяну руку дьяволу»52.

В Вашингтоне 23 июня и. о. государственного секретаря С. Уэллес огласил правительственное заявление: «Для Соединенных Штатов принципы и доктрины коммунистической диктатуры столь же нетерпимы и чужды, как принципы и доктрины нацистской диктатуры…»

По мнению правительства США, «любая борьба против гитлеризма, любое сплочение сил, выступающих против гитлеризма, независимо от их происхождения, ускоряет конец нынешних германских руководителей и тем самым способствует нашей собственной обороне и безопасности». Рузвельт, утвердивший заявление, приписал заключительную фразу: «Гитлеровские армии – сегодня главная опасность для Американского континента».

В тот же день, сообщает биограф Гопкинса, правовед О. Кокс, привлекавшийся Гопкинсом для дачи рекомендаций по самым сложным юридическим вопросам, представил ему «пространный меморандум, подчеркивая, что помощь России по ленд-лизу соответствует закону, указывающему – помощь предоставляется «любой стране, оборону которой президент сочтет важной для обороны США». Помощь, следовательно, могла предоставляться России. Но оставался вопрос – будет ли это сделано»53. Пока не было сделано.

24 июня Франклин Д. Рузвельт на пресс-конференции сообщил, что Соединенные Штаты окажут помощь СССР, однако приоритет в получении ее останется за Англией. Он отказался ответить на вопросы, является ли оборона СССР «важной» для США и будет ли распространен на него ленд-лиз.

Вооруженная схватка Германии с Советским Союзом вызвала всеобщее облегчение в США, хотя разные группировки извлекли из нее различные выводы.

«Изоляционисты» громогласно требовали, чтобы США остались целиком и полностью в стороне от германо-советской войны. Сенатор Кларк сообщил: «Речь идет всего-навсего о грызне собак… нам нужно заниматься своими делами». У. Буллит предложил американцам рассматривать конфликт как битву «между Сатаной и Люцифером». «Бог мой! – восклицал сенатор X. Джонсон с трибуны сената, – неужели мы падем так низко, что будем выбирать между двумя разбойниками?» В основе этой позиции лежал антикоммунизм. Сенатор Тафт откровенно заявил: «Победа коммунизма в мире более опасна для США, чем победа нацизма». 25 июня вашингтонская «Таймс геральд» цинично писала, что в случае победы Советского Союза «рухнет вся структура контролируемой Гитлером Европы и не останется ничего, что может сдержать коммунизм в пределах России».

Однако ведущие органы печати не разделяли эту точку зрения. 25 июня «Нью-Йорк таймс» указывала: «Нет никаких сомнений в том, что быстрая и полная победа Германии в России явится громадной катастрофой для Англии и Америки… США окажутся под угрозой с двух океанов». «Нью-Йорк геральд трибюн» 10 июля: «Если США останутся в стороне от германо-советской войны, то это будет выгодно только Гитлеру, ибо, провозглашая, что он руководствуется только антикоммунизмом, фашистский диктатор стремится вызвать «паралич воли» в США».

В капитальной работе «Слава и мечта» У. Манчестер в наши дни обратился к исследованию именно этого аспекта, заметив: Гитлер «полагал, что новое вторжение не будет непопулярным в США». Оно не было. Журнал «Тайм», вероятно, выразил отсутствие привязанностей у среднего американца, указав: «Подобно двум гигантским доисторическим чудовищам, выползшим из болота, подслеповатые и хищные, две великие тоталитарные державы вцепились в глотку друг другу». Едва ли рядовой американец не испытывал «привязанностей», как на том настаивает У.Манчестер54. Опрос общественного мнения показал: 72 процента высказались за победу СССР, 4 процента – за победу Германии, 17 процентов не видели разницы, остальные промолчали. Мужественные защитники демократии – американские коммунисты 29 июня обратились к стране с заявлением: «Давайте защитим Америку оказанием всесторонней помощи Советскому Союзу, Великобритании и всем народам, сражающимся против Гитлера».

Но как же с практической политикой? В «Нью-Йорк таймс» 24 июня появилось заявление сенатора Г. Трумэна: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если будет выигрывать Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше, хотя я не хочу победы Гитлера ни при каких обстоятельствах». Отражало ли заявление эксцентричные взгляды сенатора или виды Вашингтона?

Ответ на этот вопрос дает анализ большой стратегии США. Только на этих путях можно понять мотивы политики Рузвельта в отношении Советского Союза с началом Великой Отечественной войны.

После 22 июня 1941 г. в войне оказались все великие державы мира, за исключением Соединенных Штатов и Японии. Официально сохранявшие нейтралитет США связывали свою судьбу с антигитлеровской коалицией, а Япония – с державами «оси». Сроки их вступления в войну прямо зависели от развития гигантского военного конфликта на востоке Европы. В Вашингтоне не питали ни малейших иллюзий относительно позиции Японии, руководители американского правительства знали и о том, что милитаристские группы в Токио торопили с открытием боевых действий, хотя так и не могли решить, какому направлению агрессии отдать предпочтение: против СССР или в сторону стран Южных морей. Конечное решение японских милитаристов зависело – и в этом ясно отдавал себе отчет Рузвельт – от результатов гитлеровского «блицкрига» против Советского Союза.

Американское правительство стремилось избегнуть вовлечения в боевые действия в Европе, чтобы иметь руки свободными. Ясное осознание этого в Токио должно было отбить охоту у японских милитаристов посягать на интересы США на Дальнем Востоке и Тихом океане. Агрессия Японии была бы направлена против других государств. В конечном счете все крупнейшие державы мира оказались бы ввергнутыми в войну, а Соединенные Штаты остались бы вне военного пожара, оказывая помощь противникам держав «оси», но формально – нейтральной страной. Такой исход дал бы возможность продиктовать впоследствии лежащему в развалинах миру свою волю. Оставалось претворить заманчивые планы в жизнь, а для этого – четко определить политику в отношении войны в Европе и оценить ее вероятные последствия для Японии. Летом и осенью 1941 года в Вашингтоне разгорелся яростный спор.

Командование американских вооруженных сил, ожидавшее скорого поражения СССР, считало, что Соединенные Штаты не должны упускать драгоценное время, пока силы вермахта отвлечены на Восток, и без промедления вступить в войну. Не прошло и двух суток после нападения Германии на СССР, как к президенту явился главнокомандующий ВМС США адмирал Старк и потребовал санкции на эскортирование американскими кораблями судов, следующих в английские порты. Это, предупредил Старк, «наверняка вовлечет нас в войну, но я считаю каждый день проволочки с вступлением в нее опасным». Старка поддержал морской министр Нокс, который писал 24 июня президенту: «Гитлер нарушил собственное решение не воевать одновременно на двух фронтах. Наиболее компетентные люди считают, что Гитлеру понадобится от шести недель до двух месяцев, чтобы расправиться с Россией. На мой взгляд, мы не можем упустить этих трех месяцев, не нанеся сильнейшего удара, и чем быстрее, тем лучше». Не менее энергично высказался военный министр Стимсон, настаивавший: «Нам нужно действовать быстро и преодолеть первоначальные трудности, прежде чем Германия высвободит ноги из русской трясины». Министр внутренних дел Икес предложил Рузвельту без промедления ввести эмбарго на вывоз нефти в Японию, что «даст возможность не только эффективно, но и легко вступить в эту войну… Если мы не сделаем этого сейчас, то, когда придет наш черед, мы не будем иметь в мире ни одного союзника». Все эти рекомендации были отвергнуты Белым домом.

С началом войны Германии против Советского Союза Рузвельт реализовал иные уже подготовленные планы. Калека, прикованный к креслу, гордился превосходством интеллекта над грубой силой. Глубокая вера в бога ФДР ставила суетную гордость на прочное библейское основание: вечен чистый разум и преходяща плоть. Пусть дерутся многомиллионные армии и реками течет кровь, врученная ему всевышним страна «бога и моя» не может и не должна пасть до их уровня. Американская стратегия в представлении ФДР состоит в том, чтобы формировать развитие событий в мире, а не следовать за ними, толкая противников и поощряя союзников на действия в высших интересах Вашингтона. Речь шла куда о большем, чем о выигрыше войны чужими руками. То был первый этап, конечная цель заключалась в том, чтобы этими руками добыть для США первое и исключительное место в мире.

Гласность убила бы описанный образ действий. Тут проявилась вторая сторона натуры ФДР, удачно схваченная в заголовке книги Дж Барнса: «Рузвельт: лев и лисица». Коротко говоря, сразу после нападения Германии на СССР ФДР оформил уже накопленный значительный потенциал для тайных операций, учредив 11 июля 1941 г. Управление координатора информации. Так возникла исполинская сверхтайная организация. Переименованная вскоре в Управление стратегических служб (УСС), она насчитывала в годы войны до 30 тыс. сотрудников. Он помнил о «мозговом тресте», интеллектуальном двигателе «нового курса». Тогда ученые внесли неоценимый вклад в политику. УСС и строилось как гигантская, если угодно, академия тайной войны. Лучшие умы в академическом мире США были привлечены в него. В результате «мозг» УСС занимал половину ее «туловища»: из 30 тыс. сотрудников 15 тыс. – ученые. Ни госдепартамент, ни Пентагон никогда не имели такого интеллектуального потенциала.

По приказу Рузвельта УСС, формально подчиненное комитету начальников штабов, должно было «собирать и анализировать стратегическую информацию, планировать и проводить тайные операции». Последние определялись так: «Любые меры… предпринимаемые для того, чтобы навязать врагу нашу волю иными, не военными средствами». УСС было личным инструментом Ф. Рузвельта для достижения его целей методами, ведомыми только ему55. Как именно это делалось, по большей части неизвестно, вплоть до сегодняшнего дня, есть только случайные факты.

Война Германии против Советского Союза развязала руки американским спецслужбам в отношении нацистской агентуры. Период ограничения их деятельности пришел к концу. Длительное наблюдение дало доказательства, что американский нефтяной магнат У. Дэвис создал разветвленную сеть в Западном полушарии с целью снабжения немецких подводных лодок и даже подготовки баз для них и люфтваффе. Он получил из Германии значительные суммы на пропаганду, чтобы удержать США вне войны. Итог: «В расцвете сил, в возрасте 52 лет Уильям Роде Дэвис неожиданно скончался. Причина смерти – «внезапный сердечный приступ». ФБР пресекло расследование причин смерти»56. С рядовыми нацистскими агентами поступали проще – их уничтожали без следствия и суда. Стандартное объяснение – «отбыл в Канаду». Рузвельт был хорошо осведомлен об этой практике.

9 июля 1941 г. Рузвельт отдал директиву изучить «немедленно общие производственные потребности, которые необходимы для нанесения поражения нашим потенциальным врагам». С июля по сентябрь высшие военные и гражданские ведомства в Вашингтоне занимались разработкой «Программы победы». Генералы доказывали, что Соединенным Штатам необходимо скорее поднять оружие против европейских держав «оси». В тщательно разработанных документах американские штабы указали, что силы Германии будут убывать в войне с СССР примерно до середины 1942 года, а затем СССР «станет практически бессильным». Тогда Германия, консолидировав свои захваты, усилится и к середине 1943 года будет непобедимой, возникнет смертельная угроза для Западного полушария. Американский генералитет считал, что без участия США в войне европейские противники Германии не смогут нанести ей поражение.

Формулируя окончательные выводы, генерал Маршалл и адмирал Старк 11 сентября доложили президенту: «Мы должны быть готовы воевать с Германией, вступив в боевое соприкосновение с ее силами, и решительным образом сломить ее волю к борьбе… Авиация и флот внесут свой важный вклад, однако для того, чтобы сблизиться с врагом и уничтожить его в собственной цитадели, нужны эффективные и достаточные вооруженные силы». Штабы предложили создать для этой цели восьмимиллионную армию, 215 дивизий, включая 61 танковую.

Предложения военных шли вразрез с планами Рузвельта, он не разделял пессимистических оценок относительно способности СССР выстоять перед лицом фашистского нашествия. «Ультра» вводили его в курс дела с позиций Берлина. Чтобы бросить на войну взгляд из Москвы, Рузвельт в конце июля 1941 года направил в СССР Гопкинса, который 30–31 июля вел переговоры с Советским правительством. Посланец Рузвельта убедился в громадных силах СССР. Во время переговоров решили провести в Москве трехстороннюю конференцию для уточнения вопросов взаимной помощи.

Гопкинс подтвердил то, во что уже верил президент, – Советский Союз удержит фронт. Поэтому ФДР вдвойне не видел необходимости бросаться в войну. Он, разумеется, не мог не разделять мнения Маршалла и Старка, изложенного 11 сентября: «Половинчатый мир между Германией и ее нынешними активными противниками, очевидно, дал бы Германии возможность реорганизовать континентальную Европу и пополнить свои силы.

Даже в том случае, если Британское содружество наций и Россия потерпели бы полное поражение, у Соединенных Штатов имелись бы серьезные основания продолжать войну против Германии, несмотря на значительно возрастающую трудность достижения полной победы». Однако конечные цели войны, предложенные, генералитетом, не подходили. Маршалл и Старк считали, что США должны вести войну в интересах «создания в конечном счете в Европе и Азии баланса сил, который вернее всего обеспечит; политическую стабильность в этих районах и будущую безопасность США».

С точки зрения Рузвельта, военные не могли выйти за жесткие рамки профессионального мышления. Они рассуждали в пределах привычных категорий. Рузвельт смотрел дальше и никак не мог согласиться с тем, что после войны мир, в сущности, останется прежним. Он мечтал о полном и неоспоримом торжестве Соединенных Штатов. Поэтому ни цели, ни методы, предложенные штабами, не устраивали президента. ФДР по очень понятным причинам не формулировал точно, к чему он стремился, однако избранный им образ действий – политика «арсенал демократии» – достаточно ясно указывает, куда были устремлены его помыслы в критический 1941 год.

Президент считал, что основная задача Соединенных Штатов – помощь вооружением и снаряжением противникам держав «оси», а не участие в войне. Поскольку на Советском Союзе лежало основное бремя военных усилий в коалиционной войне, постольку советско-германскому фронту следовало оказать поддержку. 30 августа Рузвельт отдал директиву военному министру. «Я считаю делом первостепенной важности для безопасности Америки, чтобы вся возможная в разумных размерах помощь была оказана России». И далее: «Ресурсы военной экономики США и их союзников в достаточной степени превосходят имеющиеся у держав оси, что само по себе обеспечивает поражение последних».

Директива Рузвельта вызвала значительное замешательство среди американских военных: исходя из «Программы победы», они уже рассчитали, что 80 процентов военного производства США пойдет на собственные нужды, а 20 процентов – на помощь другим государствам. Стало ясно, что американская армия не может быть развернута в предложенных размерах. Начальник оперативного управления штаба армии генерал Джероу не мог не излить своего раздражения. Он заметил по поводу директивы ФДР: «Было бы глупо предполагать, что мы можем побить Германию простым превышением продукции». Но не Джероу, а Рузвельт был главнокомандующим. 22 сентября на заседании в Белом доме было решено начиная с марта 1942 года передавать большую часть вооружения, производимого в США, противникам гитлеровской Германии. Политика Рузвельта «арсенал демократии» восторжествовала. Он выполнил первую часть своего замысла – собирался воевать чужими руками.

Недовольный Стимсон поставил под сомнение тезис президента, что роль США в войне должна ограничиться «предоставлением вооружения, транспортных средств и помощи флотом». 23 сентября в меморандуме президенту он сослался на мнение командующих и вновь подчеркнул: «Если США не примут участия в войне, Англия и ее союзники не смогут нанести поражение Германии, а сопротивление Англии не будет бесконечным, какие бы усилия в области промышленного производства мы ни приложили»57. Новое обращение военного министра осталось без внимания.

Рузвельт, уже наметивший, как ему казалось, верный путь остаться в стороне от войны в Европе, полагал, что это решит и другую задачу – предотвратит вооруженное столкновение США с Японией.