Хоть и ждали по весне набегов со стороны Половецкого поля, но налетели орды Башкорда внезапно. Вырвались из зелёной плодородной Кодымской степи к Днестру тысячи бешеных всадников на свежих напитавшихся сочной травой низкорослых конях, вихрем пронеслись по Днестровскому левобережью. Горели сёла, огненные столбы пожаров далеко видны были с Подольских холмов. Пограбили и пожгли половцы окрестности Микулина, разметали галицкие пограничные отряды, под Ушицей повергли вспять рать воеводы Гаврила Бурчеевича. Сам храбрый воевода пал в сече, изрубленный саблями, исколотый копьями. Смертельно раненного, принесли его дружинники в Ушицу. Там он и опочил, страдая от боли и горечи неудачи.
Городки Червонной Руси, хорошо укреплённые, Башкордовы орды в осаду покуда не брали, долго нигде не задерживались. Быстрота, внезапность, огонь пожарищ, связанные арканами пленники, и снова скачка неистовая — вот была их стихия.
От Микулина Башкорд рванул на север, к границам Галицкой и Волынской земель. Оставив берега Днестра, вышел хан на Горынь. Здесь простирались земли Луцкого княжества, было много больших и малых городов. Целью своей выбрали половцы на сей раз Острог, расположенный у впадении в Горынь речки Вилии. Был яростный штурм городских стен, мощные обитые железом пороки проломили дощатую городню, и хлынула орда, как бешеный водный поток, внутрь города. Рубили, кололи, хватали, гнали полон. И ещё догорали постройки Острога, ещё тлели на месте домов и церквей обугленные головни, а орда уже была далеко, уже мчалась она на восход, в сторону Ярополча. Вот так, неожиданно меняя направление своего движения, мыслили Башкорд с Турундаем запутать возможную русскую погоню.
...В Галиче была быстро собрана и посажена на коней дружина. На сей раз Ярослав решил сам идти в поход. Чешуйчатая бронь была приготовлена и лежала в походном обозе, там же находился и позолоченный шелом с бармицей, и прилбица волчьего меха. Малиновое корзно, застёгнутое впереди у плеча фибулой, колыхалось на ветру. Узкие рукава кафтана перехватили обручи, на сапогах сверкали бодни, руки вцепились в поводья. За спиной на портупее — меч в обшитых зелёным сафьяном ножнах, с бронзовой рукоятью, изузоренной травами.
Наскоро простился Ярослав с семьёй и домочадцами. Впервые в жизни увидел Ольгу перепуганную, всю исполненную тревоги. Прижимала она к груди маленькую дочь, крепко держала за руку восьмилетнего сына, говорила перед расставаньем тихо:
— Обереги себя! Ради нас! Живой ты нам нужен!
Ратники прощались с жёнами и чадами. Впереди была яростная многочасовая скачка по пыльному шляху, мимо лесов и полей, по холмам и речным долинам. Был пот, катившийся градом, были иссушённые спёкшиеся уста, была белая пыль клубами, и были попадавшиеся на пути сожжённые дотла сёла. И были крестьяне с красными от слёз или застывшими от горя глазами, и слова, одни и те же, произносимые из раза в раз:
— Убили! Пожгли! Увели!
И были тела безжизненные, пронзённые стрелами, исколотые копьями. И возникала ненависть, ярость, сильнее хлестали ратные коней.
За Острогом соединились галичане с дружинами Ярослава Изяславича Луцкого и Владимира Андреевича Дорогобужского.
Гордо реяли на ветру стяги. Алый вершник на жёлтом поле — герб волынских князей, соседствовал с Ярославовым жёлтым львом и красным крестом на белом фоне — гербом города Галича.
Князья и воеводы собрались на скорый совет в шатре у Ярослава. Сидели на кошмах, пили холодную ключевую воду, говорили коротко, быстро, под стать положению.
Владимир Андреевич, давний знакомец Осмомысла, ещё по походам Долгорукого, худой, высокий, кустобородый, наполовину половец, с глубоким багровым шрамом от стрелы на шее, выбранный старшим из-за своего богатого боевого опыта, говорил так:
— Надо нам поспешить. Вборзе скакать. Имею вести, недалеко покуда ушёл Башкорд. Где-то меж Ярополчем и Мунаревом он. Ежели поторопимся, догоним их. Кони поводные есть, дружины у нас добрые. Отнимем полон, посечём.
Осмомысл глянул на своих воевод. Святополк Юрьевич, потрясая богатырским кулаком, поддержал Владимира:
— Верно баишь. Налетим, опрокинем сию сволочь поганую!
— Вперёд сторожу надо послать, — предложил князь луцкий.
— И то верно, — согласился Святополк. — Княже, — обратился он к Ярославу, — дозволь мне в сторожу пойти. Длани чешутся, сечь поганых хочу!
— В сторожу не для того ходят, чтоб рубиться, — строго пресёк его желание Осмомысл. — Тут, брате, не такие, как ты, надобны люди. Тебя с твоей статью за версту половцы углядят. А посечь их ты успеешь. Не за горами, думаю, битва злая.
— Кого же послать наперёд? — вопросил Владимир Андреевич.
— Дозвольте, князи, мне пойти.
Поднялся внезапно с кошм ещё бледный едва оправившийся от прошлогодней раны Избигнев Ивачич. Не хотел Ярослав брать его с собой в поход, но настоял молодой боярин, сказал, мол, моё то дело. Из-за меня Башкорд ворогом нам стал. Не смог Осмомысл ему отказать тогда, в Галиче, не отказал и теперь, видя, какой решимостью пылают чёрные глаза Избигнева.
Не выдержал, обнял галицкий князь любимца своего, расцеловал в обе щеки, промолвил:
— Что ж, с Богом, Ивачич.
Владимир Андреевич дал ему в подмогу искусных сакмагонов, Ярослав Луцкий тоже выделил добрых дружинников. Во главе отряда сторожи ускакал Избигнев в ночную тьму киевской дороги.
Ночь была безлунная, хоть глаз выколи. Горели на холмах разведённые костры, вокруг лагеря коротко перекликались сторожа. Полти мяса жарились на огне, ароматный запах их щекотал ноздри. После короткой трапезы у себя в шатре прилёг Ярослав на кошмы, попытался заснуть. Но сна не было, была тревога. Как там Избигнев? И как сложится дальше их поход? Принесёт ли удачу неистовая погоня?
Усталость растекалась по всему телу. Ноги гудели от долгой скачки. Но заснуть до утра Осмомысл так и не сумел.
Утром зычный звук, боевой трубы поднял воинов. Быстро собравшись, двинулись дружины в дальнейший путь. Резво скакали по влажной от росы утренней траве отдохнувшие кони.
Гонец от Избигнева примчал часа через два. Половцы жгли сёла у истоков Ирпеня, невдалеке от Ярополча. Они были совсем близко и, по всему видно, не ожидали столь скорой погони.
Воеводы тотчас распорядились облачиться всем воинам в боевые доспехи. Чешуйчатые, пластинчатые, кольчатые брони были извлечены из телег и одеты на тела, головы покрыли шеломы, миндалевидные щиты с умбонами были привешены на руки, стрельцы надевали на левые запястья деревянные дощечки — наручи, вооружились тулами со стрелами и налучьями с тугими луками. Чтобы натянуть такой лук, требовалась немалая сила. Иной два-три здоровых мужа — гридня натянуть не могли. Стрелу же пускали прицельно умелые воины чуть ли не на сто сажень.
В прилбице, шеломе и панцире было жарко. К тому же руки с непривычки покрылись волдырями и мозолями от поводьев, а путевых рукавиц Осмомысл не жаловал. На бёдрах между ногами от пота тоже появилось раздражение. Но не обращал на такое князь внимания — потом, после будет он разбираться со своими болячками. Впереди был жаркий бой. Почему-то вспомнился ему Семьюнко, коего оставил он насей раз в Галиче. Видно было, что не особо хотелось отроку идти в поход, совсем приворожила, видать, его красавица Оксана. Да и Галич без догляда оставлять было нельзя — бояре могли учинить в любой день новую смуту. А кто, как не Семьюнко, сумеет вовремя проведать о кознях тайных врагов. Уже не первый год приставляет он к видным галицким боярам тайных соглядатаев, которые только его и знают.
...Подъехал на статном жеребце Владимир Андреевич. С ним рядом восседали князь луцкий и Святополк. Первый нервно кусал длинные пшеничные усы и нетерпеливо сжимал поводья, второй казался каменным истуканом, былинным Святогором в дощатом панцире и шишаке с красным яловцем. Руки в кольчужных рукавицах сжимали огромный, длиной в чуть ли не в полтора аршина, меч.
— Как увидим поганых, ты, брат, обходи их справа, — предложил Ярославу князь Владимир. — Мои дорогобужцы с левой стороны пойдут, а лучане в чело ударят. Так на них с трёх сторон и наскочим. Не уйдут. Никуда не денутся.
...С холмов за Ирненем хорошо был виден городок Ярополч и сёла на другом, правом берегу реки. Столбы яркого пламени вырывались над деревянными строениями. Горели дома, гумна, овины.
— Там они! — укатывал подскакавший к Осмомыслу разгорячённый Избигнев. — Поутру мы их увидали. В сечу не ввязывались, как вы и наказали, хоть и немалых трудов стоило ратников удержать. Рвутся все вперёд.
— То добре! — промолвил в ответ Владимир Андреевич. — Ну, братия! Топерича, как наказывал! И да поможет нам Бог и Божья Матерь!
Он вырвал из ножен меч и прямой рукой дат знак к битве.
Тотчас облачённая в железо, сверкающая на солнце доспехами людская масса пришла в движение. С яростным боевым кличем понеслись дружины с холмов в долину. Ярослав, как было условлено, стал заходить справа, велел Святополку и Избигневу идти в челе рати, а сам отъехал чуть в сторону и скакал во втором или третьем ряду. Ничем старался он не отличаться сейчас от простого воина. Эх, если б глаза ещё зрели получше!
Вот впереди половцы, враги, вот стрелы засвистели. Крепкий обитый бычьей кожей щит принял на себя удар. Запела оперенная, задрожала от ярости, так и не пробив крепкую кожу, застряв в щите остриём. А конь летел и летел, и нёс Ярослава навстречу вражьим всадникам. Те потрясали копьями, что-то выкрикивали бешено, кривя рты. Вот впереди Святополк, размахнувшись, метнул короткую сулицу. Рослый толстый половец с визгом упал с седла. Сулица пробила ему кольчужный юшман и вошла в грудь. А Святополк уже орудует своим страшным мечом, разит им направо-налево, только и сыпятся вокруг окровавленные тела. А он рубит от души, так что головы половецкие с отвалом — правой рукой, падают под копыта. За ним следом устремляются остальные галичане, враг бьётся яро, но отступает, боятся поганые страшного вершника — богатыря, рассыпаются перед ним розно.
Ярослава угостили по шелому саблей, аж в ушах зазвенело. Князь ответил: приподнявшись на стременах, что было силы треснул мечом половца по голове. Аварский шелом, лубяной, скреплённый стальными полосами, треснул, разломился, а Осмомысл, не останавливаясь, не давая супротивнику очухаться, тотчас ударил его вновь. Обмяк враг, запрокинулся набок, стал вываливаться из седла. Но некогда было Ярославу следить за ним — уже следующий половец скрестил с ним оружие. Сзади верный гридень копьём ударил вражьего коня, на котором ещё один половчин норовил напасть на князя сбоку. Другой гридень мечом отрубил длань с арканом, пытавшуюся бросить тугую петлю на бьющегося в переднем ряду Избигнева.
Ярослав со «своим» половцем довольно долго кружили по полю, то набрасывались друг на друга, то отскакивали в стороны. Вдруг прервал их схватку чей-то зычный голос. Противник Ярославов метнулся куда-то назад, скрылся за спинами других воинов. На мгновение застыло всё на поле брани. Из рядов половцев выехал вперёд могучий батыр в золочёной броне, в шлеме с личиной. Рукой в боевой рукавице указал он на Святополка.
— Вызываю тебя на поединок! — сказал он по-русски чисто, без акцента.
— Хан Башкорд! — прокатился по рядам сражающихся ропот.
— На мечах биться будем? — спросил Святополк.
— На мечах! — подтвердил Башкорд.
— Погоди! — выехал вперёд Ярослав. — Каковы условия поединка? Я, князь галицкий, вопрошаю тебя, хан Башкорд.
Он расстегнул завязки на шее и снял шелом и прилбицу, чтобы все признали в нём князя. Башкорд же и не подумал снять личины. Ответил громким басом, чётко и непререкаемо:
— Я побеждаю — мы уходим и уводим полон. Ты побеждаешь, — указал он на Святополка, — возвращаешь своих крестьян и меня берёшь в полон.
— Идёт! — крикнул с азартом Святополк.
Они сошлись конные посреди широкой освобождённой для поединка ровной площадки. Лязгнула сталь о стали. Посыпались искры. Только и ходили в руках бойцов мечи, удары сыпались молниеносные, едва успевали оба уворачиваться и прикрываться щитами. Ярославу сперва казалось, что половец бьёт сильнее и что победа останется за ним. Да, Башкорд был единоборец знатный. И так и не понял Ярослав, как удался Свягополку неожиданный скользящий удар сбоку. Вроде и не таил он в себе ничего опасного, но вдруг Башкорд как-то судорожно взмахнул руками и сильно завалился влево. Повторный удар меча, уже в грудь, прямой и сильный, заставил его упасть с коня навзничь.
Святополк прыгнул на него сверху, выхватил засапожник, перерезал завязки, сдёрнул личину.
— Жив! — коротко промолвил он. — Берите его! В обоз!
Гридни подхватили бессильно поникшего головой Башкорда за плечи, оттащили в тыл, к запряжённым грудастыми тяжеловозами телегам.
Потеряв вождя, половцы почти не оказывали сопротивления и сдавались в полон. Где-то на другом крыле, однако, кипел ещё бой. Но и там вскоре всё было кончено. Владимир Андреевич, в покорёженном шишаке, с окровавленным клинком в деснице подскакал к Ярославу.
— Наша перемога! — хрипло выкрикнул он на ходу. — Лучане, правда, чуть всё не испортили. Князь-то луцкий в бег ринул! Но ничё, вернули мы его, остановили у самого Ярополча! А твои Галицкие ратники — молодцы! Крепко бьются! Да и ты сам, брат!
Он в порыве чувств одобрительно хлопнул Осмомысла по плечу.
...Бросив весь полон, с остатками рати Турундай ушёл в сторону Мунарева, но там попал в устроенную союзными Киеву берендеями засаду и, потеряв почти всех своих людей, растворился в степях к югу от Роси.
Разгром, учинённый побужским половцам на Ирпени, меж Мунаревом и Ярополчем, надолго отбил охоту у степных хищников совершать набеги на владения сильного галицкого князя. Тем более что и сам глава их племенного союза, неустрашимый батыр Башкорд, оказался в русском плену.
В Галич, в Луцк, во Владимир, в Киев помчались скорые гонцы с вестью о славной победе. Возвращались к своим домам полоняники, слёзы радости катились из их глаз. Везде по пути дружины встречены были хлебом-солью, отовсюду неслись весёлые песни. Звенели яровчатые гусли, и слышал удивлённый Ярослав рассказы о том, как он, оказывается, рассёк поганого половчина от плеча до седла. Нет, не водилось за ним таких подвигов, и вообще воин он был весьма посредственный. Просто сложилось всё удачно для него в этот раз.
Он смотрел в улыбающиеся исполненные благодарности лица, и тоже улыбался в ответ людям, простым пахарям и ремественникам, понимая, что в празднике, который гремел сейчас на просторах Червонной Руси, была и его заслуга.
Впереди был Галич, были пиры на сенях, и были новые большие дела.