В тихий июльский вечер со своим дружком Ефимом Ивановичем (юные читатели тоже знакомы с ним) мы поставили сети в проливе между двумя островами и тихонько плыли на ночлег к западному скалистому берегу. Сидя на веслах, я любовался красотой ясной вечерней зари. Чуть потревоженное зеркало воды отражало все тона пылающей глубины неба, и казалось, что лодка плывет в беспредельном межпланетном пространстве, и только отраженная водой темная полоска леса на другом берегу нарушала волшебную прелесть этого миража.

Мы подъехали к устью безымянного ручья, и Ефим Иванович скомандовал:

– Стоп! Суши весла. Давай-ка, Петр Иванович, закинем здесь на ершей. Тут их раньше тьма-тьмущая водилась.

Опустив камень-якорь за борт, мы забросили все удочки, и не прошло получаса (даже стоявший над лесом золотой шар солнца не успел закатиться в то место, где он ночует), как мы натаскали полный солдатский котелок крупных, словно окуни, и колючих, как ежи, ершей.

С заходом солнца клев внезапно прекратился, рыба отошла.

Старый рыболов хитро прищурил левый глаз, а правый зорко нацелил на темнеющие заросли камыша в устье ручья, отыскивая подходящее место для ночлега.

– Ну, поехали, однако, уху варить. Ох, и уха будет – не уха, а объеденье,-приговаривал он, сматывая свои бесчисленные удочки.

В устье ручья мы обнаружили уже опередивших нас ночлежников. Это были два мальчика-Коля и Ваня, соседи Ефима Ивановича.

– Дедушка Ефим, Петр Иванович, посмотрите, каких окуней мы на луде наловили! – наперебой шумели ребята, показывая свой улов – две больших корешковых корзины окуней, килограммов по пятнадцать каждая.

Артелью мы вытащили обе лодки на берег и вынесли снасти к старому огнищу.

– Ну, вы варите тут ушицу, а я пойду кое-чего попро- мышляю,- хитровато подмигнув мне, буркнул старый охотник, и не успели мы осведомиться, куда и зачем собрался дедушка,- он уже скрылся в зарослях прибрежных кустов.

Мы развели жаркий костер и навесили чайники, потом мальчики почистили рыбу, и вскоре над костром потянуло тонким запахом кипящей ухи.

Я прилег у огня на своей телогрейке и слушал ребячий щебет о том, какой у кого сорвался окунь, у кого щука отхватила новую уду вместе с клюнувшим окунем. Рассказали также ребята презабавную историю о том, как приезжий приятель их, Ленька, прошлым летом ловил на луде окуней со своим дедушкой, которого все звали «дядя Федя», и как с тех пор ту луду прозвали «дяди-Фединой». Уха, меж тем, сварилась, и мы, покликав Ефима Ивановича, принялись за нее в три ложки, так и не дождавшись старого лесовика.

– Что-нибудь обязательно принесет, вот увидите. У него так, впустую, не бывает,- уверенно заключил Коля, знавший Ефима Ивановича, пожалуй, не хуже меня. И ребята стали гадать, что принесет так долго отсутствующий дедушка Ефим, но так ни на чем и не сошлись.

– Гроза будет,- заметил я, обнаружив на горизонте грозовые скопления облаков.- Что будете делать, рыболовы?

– А мы под лодку! Не впервые, Петр Иванович.

Да и с вами уж не первый раз… Помните, позапрошлым летом тоже в грозу попали…

– Во! Молния!-заметил Коля.

– А грома не слышно… Почему, Петр Иванович?

– Далеко. Не дошел звук, растворился.

И мы, действительно, никакого грома не услышали, а вместо этого из зарослей со стороны устья донесся вдруг необычный отрывистый лай, затем визг. Ребята оживились: что бы это могло быть? Уж не Шарик ли прибежал в такую даль и отыскал своего хозяина – Ефима Ивановича? Но вот из зарослей камыша на середину протоки выскочил целый выводок кряковых утят. Птенцы были явно чем-то напуганы; сопровождаемые встревоженно крякающей матерью, они улепетывали по воде, работая одновременно и лапками и еще не обросшими крыльями. В камышах же, откуда появился выводок, сначала послышался приглушенный визг, хлопанье крыльев, а потом и стон умирающего селезня…

– Кто это? – почти одновременно спросили ребята.

– Наверно, лиса. По лаю похоже,- предположил я.- В это время вода теплая, и лиса не боится смокнуть, потому она с удовольствием охотится за утятами. Плавает же она не хуже любой собаки. А утята – самое вкусное кушанье для молодых лисят.

В лесу, меж тем, все смолкло, зато ясно послышались отдаленные раскаты грома, и налетевший порывом ветер зашумел в верхушках деревьев, заиграл листвой в кронах стоявших рядом берез.

– Налетай на уху – гроза!-зашумели ребята и принялись за остывающую, позабытую на время уху.

– Съели, небось, и мне ничего не оставили,- раздался вдруг над костром нарочито сердитый голос Ефима Ивановича.- Ну, тогда и от меня вам ничего не будет…

Уха снова была забыта. Ребята обступили старого охотника, искали добычу и не находили. Наконец Ефим Иванович извлек из-за пазухи совсем крошечного, как котенок, рыжего зверька. Он еще не умел кусаться и чуть повизгивал от страха. Уставив на людей темные стеклышки глаз, он, казалось, просил о помощи, содрогаясь маленьким тельцем, покрытым редкой пушистой шерстью. Длинный, как у крысы, еще не обросший шерстью хвостик, едва поворачиваясь, дрожал, как от сильного озноба.

– Дедушка Ефим, а мы ухи тебе оставили – целый котелок,- заискивающе доложил Коля.- Самая вкусная.

– И ложку дадим самую большую,- в тон ему добавил Ваня.

– Ну, коли так, тогда забирайте себе это существо.

Только смотрите, чтоб не сгиб он у нас. Молоко-то с собой есть?

Мальчики вытащили бутылку, и все принялись кормить лисенка. Сначала он никак не хотел открывать рта, но вскоре разобрался, в чем дело, и с аппетитом стал лизать молоко, налитое в крышку котелка.

– Дедушка Ефим, расскажи, как ты его поймал? – допытывались мальчики. шо – Вы-то уж поели ухи, а я еще голодный. А, говорят, на голодные кишочки не захочешь и стишочки… Ты, Коля, дома незаметно подсунь лисенка к щенятам. Жучка не разберется сначала и покормит его, а потом уже будет считать своим.

А как подрастет – отсадите от щенков, а то драться будут.

Да и собака загрызет его,- поучал мальчиков старый охотник.- Хлеб или овощи он есть не будет, не то, что собака, придется кормить мясом и рыбой – тут уж вам заботы хватит.

– А нам юннаты помогут. Правда, Петр Иванович?

Я тоже дал ребятам несколько советов, как вскормить и приручить лисенка, Ефим Иванович согласился помочь в дрессировке.

Внезапно небо над нами точно раскололось, и ударил такой гром, что задрожали камни, на которых мы сидели.

Ослепительная молния не просто блеснула, а, треснув где-то поблизости, казалось, пронзила нас насквозь. Не успели мы вытащить на сушу и перевернуть лодку Ефима Ивановича, как хлынул крупный и частый дождь…

– Так вот, значит, отошел я, этак, шагов триста по ручью и сел на стреже: самое милое дело – форелек в этот час половить,- начал свой рассказ дедушка Ефим, когда все мы надежно укрылись под лодкой, и старая самодельная трубка лесовика была раздута, как кузнечный горн.- Форельки стали бойко клевать, и я уж восемь штук вытащил. Слышу – лает. Ага, думаю, сама кума-лиса пришла – утятинки захотела. Снял я все с себя, оставил только ружье и пополз в ту сторону. Смотрю: она уже из камыша выскакивает и большущего селезня в зубах тащит. Ну, думаю, куда ж ты теперь, голубушка? Лежу, смотрю. А она меж кустов – тихонько- , да к старой иве. Принялась между камней селезня разделывать да тихонько взлаивать. И тут откуда-то снизу визг послышался. Эге, думаю, да тут у тебя целый дом! Встал я во весь рост и пошел прямо на нее, даже ружье направил на кумушку, хотя стрелять и не собирался. А она, как увидела меня, и утку бросила. По-за кустам, да по-за камешкам, то прижмется, то подпрыгнет, и пошла, пошла… А мне на нее наплевать. Нашел я дырку под корнями этой старой ивы и давай шуровать в ней палкой. Тут и вылезло это существо.- Дедушка Ефим потряс корзинку, где сидел лисенок.- Жив ли он хотя? Поди, перепугался грозы-то до смерти… Накинул я на него пиджак и понес к своей корзинке. Вот и весь сказ…

Снова ударил неимоверной силы гром, и сильней прежнего зашумел дождь по днищу лодки, загудел лес, заплескались волны о берег,- а мы сидели сухие в своем укрытии, и только Ваня вздрагивал,при каждом новом ударе грома. Ефим Иванович реагировал на это по-своему:

– Был бы ты моим внуком – отказался бы от такого труса. Ты вот бери пример с Гришутки…

И тут начались рассказы о смелости и храбрости известного нам Гришутки, который «хоть самого черта за рога схватит».

Один раз, по словам дедушки Ефима, угнало у Гришутки ветром лодку. А сидел он на острове, с которого до ближайшего берега было не меньше километра. И что же вы думаете: крик поднял? Ни-ни. Взял да и поплыл в одежде, сапоги только скинул на острове, а дело-то в сентябре было, вода, знаете, какая… Сам, говорит, виноват, что лодку упустил, сам и лишения терпеть должен… Вот он какой – внук дедушки Ефима.

– А прошлый год Гришутка сам заманил лису в капкан,- продолжал Ефим Иванович.- Сестре на воротник подарил. Да вы ведь знаете. А сколько я их на своем веку капканом да ружьем истребил – и счет потерял. Но рыжая наша лиса нынче мало ценится. Спрос на нее упал. Городские фасонницы теперь все больше на чернобурку зарятся. Да не водятся у нас черно-бурые лисицы в диком виде. Говорят, в Повенце есть звероферма в одном совхозе. Так ли, Петр Иванович?

Я подтвердил и рассказал, что черно-бурых лис и песцов разводят в нашей стране многие совхозы и колхозы севера и от этого получают большие доходы. А рыжая лиса тоже считается доходным промысловым зверем; по всей стране охотники добывают около полмиллиона шкурок в год. Лисица полезна человеку еще и тем, что уничтожает множество мышей и других вредных грызунов.

– А это верно,- согласился старый охотник.- Я видел, как они мышей ловят. Один раз пошел я за свежими ветками для уключины. Только подошел к старому омету, смотрю – лиса роется в соломе. Спрятался я за камень, гляжу, что будет. А она рылась, рылась и вдруг нырнула – один хвост торчать остался, а потом выскочила, и вижу – жует мышку.

Ну, думаю, ты не хуже нашего кота Васьки мышей ловишь.

Не стал я ее пугать, обошел сторонкой подальше.

– Дедушка, а вот в сказках и баснях лису всегда очень хитрой и умной изображают, будто она и волка, и медведя, и других зверей одурачивает… Так это правда, что она такая умная? – заинтересовался Ваня.

– Это выдумка. Лиса, конечно, умный зверь, но все же волк или охотничья собака куда умнее и хитрее ее. Ведь стоит только собаке или волку напасть на след лисы и погнаться за ней, как она теряет всякий рассудок и попадает им прямо в зубы. Волки немало поедают лисиц. Но что лиса очень осторожна, это я сам видел. Раз подошел я на лыжах к своему капкану. Смотрю: издали к нему крадется лиса. Я притаился.

Подползла, схватила один кусок приманки и отскочила.

Потом схватила другой и тоже съела. А на третий, что в капкане был, долго смотрела, не решалась. Но, видать, уж очень голодная была. Голод поборол у нее рассудок. Походила кругом, потрогала лапой, обратно отскочила – чует железо.

Опять подошла, да как бросится… А капкан – щелк, и попалась рыжая плутовка.

Ефим Иванович вытряс трубку о камень и сунул ее в карман.

– А не пора ли спать, охотники до сказок? – неожиданно закончил он свои воспоминания и, устроившись поудобнее, замолк, всем своим видом показывая, что рассказов от него мы больше не дождемся.

Под стихающие раскаты грома мы уснули так крепко, что будить нас пришлось тому же Ефиму Ивановичу. На утренней зорьке клев был очень хороший (очевидно, после грозы). Мы пришли к общему мнению, что такой удачной рыбалки давно не бывало. Немало попалось рыбы и в наши сети, что ставили мы с Ефимом Ивановичем, хотя опытные рыбаки и утверждают, что в грозу рыба прячется на дно.

Прошло месяца два. Уехав в отпуск, я совсем забыл о лисенке. А за это время зверек вырос и стал величиной с маленькую кошку на коротких лапках и с пушистым хвостом.

– Он совсем ручной. Меня и сестру Олю очень любит, наверно, потому, что чаще других его кормим, а иногда и играем. Но играть он не умеет,- рассказал мне Коля при встрече.- Выпустишь его, а он подерется с котом, или однажды напал на курицу, еле отбили. Пришлось курицу зарезать – переломил ей лапу. Дедушка Ефим выпорол его вичкой, но он, наверно, не понял – за что, и с тех пор прячется от него, как только завидит. Так что дрессировка не получилась. А ребята часто приходят полюбоваться, носят ему рыбу, мышей и лягушек. Он все ест, даже ягоды. Как приедем с рыбалки, он уже чует свежую рыбу, сядет, как кошка, на задние лапки и ждет: заглядывает в глаза и повизгивает.

Спит, как Жучка, калачиком и морду хвостом закроет.

Забавный… Заходите, Петр Иванович, посмотрите…

А еще через месяц произошел такой случай. Пошла Оля в школу и заглянула к лисе – проведать, а дверь загородки второпях закрыть забыла. Лисичка выскочила и побежала за Олей, догнала ее по дороге, визжит, радуется. Что делать: домой Оле возвращаться поздно, взяла ее с собой. Оставила на дворе у школы, а сама – на урок. После урока отпросилась у учительницы сбегать домой, отвести свою питомицу, а ее и след простыл. Нет ни на дворе школы, ни в соседнем дворе. Побежала Оля по деревне. А тут и ребята за ней увязались – все ищут. Нашли на дворе у тетки Матрены, мертвую.

– Слышу я – чего-то куры в сарае раскричались, вышла…

Смотрю – лиса за ними гоняется. Фу, пропасть, думаю, сумасшедшая какая-то: летом-то, да среди бела дня!

Схватила вилы навозные, да на нее. Приколола, а потом и подумала: «А чего же это она от меня не бежала?» Как я замахнулась на нее, так она к земле прижалась и будто ждет, когда ее ударят. Опомнилась я, да уж поздно было, проткнула ей бок насквозь. Вот ведь печаль-то какая,- рассказывала тетка Матрена.- Да вы не убивайтесь больно-то. Этого добра в нашем лесу хватит. Дедушка Ефим вам и медведя притащит, только попросите.